Будучи учителем средней школы на протяжении восемнадцати лет, а помимо этого преподавателем в классах для одаренных, консультантом государственного комитета по художественной речи, лектором в колледже и (периодически) составителем программ для желающих обучаться писательскому ремеслу - я могу сказать свое решительное "да". В частности, если вопрос ставить так: "Может ли человек вне зависимости от возраста совершить качественный скачок и улучшить свои писательские способности?".
Я знаю, это возможно. Занимаясь преподаванием, я видел, как ученики усваивают материал и выполняют задания. В моей группе работали шестиклассники, в своем большинстве одиннадцатилетние. Ребята достигали профессионализма, сравнимого с уровнем не посещавших таких семинаров старшеклассников, - а зачастую и превышавшего его. Одаренные ученики того же возраста учились писать художественную прозу, которая в итоге затыкала за пояс образцы работ из колледжа, говорю как свидетель. А когда я инструктировал взрослых, в мои обязанности входило помогать будущим писателям совершить тот (по большей части ощутимый) скачок, который позволял бы начать издаваться.
Есть, однако, и второй вопрос - Можно ли на самом деле научить человека писать так, чтобы он смог регулярно публиковаться? И на него у меня ответа нет.
Быть писателем означает обладать целым рядом умений: способностью пристально и объективно наблюдать за происходящим, острым ухом, восприимчивым к нюансам языка, пониманием структуры и правил художественной прозы, способностью к аналитическому чтению, способностью вычленять художественные элементы из всеобщего хаоса реальности, острым умом и начитанностью, готовностью честно говорить на те темы, о которых большинство предпочитает умалчивать, наконец, для большинства писателей, наличием широкого кругозора и образования. Особенно важно, чтобы последнее предшествовало самообразованию, выработке собственного писательского стиля. На самом деле мало кто настолько одарен и обладает всем вышеперечисленным, чтобы творить вещи, которые будут потом читать тысячи и миллионы людей.
Знаю, звучит пренебрежительно, даже высокомерно. Но вот простой факт: согласно самым разным исследованиям, в Штатах, где население почти достигает 300 миллионов (немалая часть из которых на удивление искренне считает, что располагает соответствующими талантами), только 400 - 500 совершеннолетних людей могут позволить себе жить за счет писательского труда.
Вдвое больше пишут от случая к случаю, имея полноценную работу в университетах и на курсах. (Конечно, еще есть сотни сценаристов, кормящих ненасытное чрево телевидения и Голливуда. Но и здесь процент тех, кто живет только за счет этой работы, ничтожно мал по сравнению с теми двумястами восьмьюдесятью миллионами, которые отваживаются вкусить плодов их труда).
Как-то счастливый случай свел меня с Рэем Брэдбери, Робертом Блохом (автором "Психо") и знаменитым сатириком и радиоведущим Стэном Фребергом(1). Когда мы сидели вместе, я спросил у Фреберга, правда ли, что во всей Америке только пятьдесят четыре человека способны написать сценарий к комедии. Тот надолго задумался и потом признался: "Думаю, их вполовину меньше".
Вот ошарашивающий пример соотношения тех, кто хочет, к тем, кто может. (Черт побери, в высшей бейсбольной лиге играет больше людей!) Отчасти проблема в том, что современные издательства серьезно снизили требования, отчасти - как ни печально - в том, что лишь около 6% американцев вообще читает книги (и только 2% хоть сколько-то читает художественную литературу). Но все же основная причина состоит в том, что профессионально писать трудно.
Чертовски трудно.
Адски трудно.
Мы забываем об этом, потому что большинство из нас умеет читать, потому что мы регулярно пишем письма, заметки, сообщения в почте, ведем дневники и так далее. Написанное нами оседает в кругу наших друзей и семей. Неужели расстояние до профессиональных работ настолько велико?
Именно.
Не хочу лишний раз втолковывать, но писать и издаваться трудно. Адски трудно. Первое, что будущий профессионал должен усвоить, это то, насколько подавляюще-бесконечно-колоссально-ошеломляюще-огромна пропасть между добротной любительской писаниной и профессиональным литературным трудом. Опять-таки, не преувеличивая: это разница между хорошим бейсболистом из дворовой лиги и игроком "Янки". Вроде как игра одна и та же, хотя на самом деле нет.
В школах нам на протяжении почти века втолковывают, что, чтобы начать писать, нужно всего-то взять и раскрыть заложенный внутри "творческий потенциал". С первого класса школы и до аспирантских семинаров по литературе основной упор делается на пестовании пресловутого "творческого потенциала". "Дай волю писателю внутри тебя" - вот принцип, а остальное пойдет как по маслу. Выбирайте, мол, стезю и навостряйте лыжи.
Тут стоит привести один из ключевых советов Хэмингуэя начинающим писателям: "Каждому писателю просто-таки необходим встроенный, катаклизмоустойчивый детектор говна". Вот как раз тут он вам пригодится.
Ваши учителя и преподаватели лгали вам, друзья мои. Пускай врожденный талант и запасы творческой активности - весомые факторы в деле становления писателя, они сами по себе ни на что не годны. Они не стоят и вошедшего в поговорку ломанного гроша.
Ни для кого не секрет, что есть вундеркинды в математике. В самом деле, к тридцати годам все истинные математики уже покорили свои высоты. Если к тому моменту они не заработали себе репутацию серьезного ученого, скорее всего, им уже не суждено добиться большего.
В музыке тоже есть маленькие гении. (Говорят, двухлетний Моцарт на карачках спускался в комнату с клавесином и играл неустойчивый аккорд, зная, что отцу придется встать с постели и доиграть устойчивый).
В изящных искусствах тоже есть свои вундеркинды, например, Пикассо. Эндрю Уайет в семь лет настолько овладел искусством рисунка сажей, что его отец и учитель Ньюэл Уайет на год запретил ему брать в руки уголь, чтобы тот не отстал в работе с другими изобразительными средствами.
В литературе вундеркиндов нет. Вообще. Ни одного. Ноль целых, ноль десятых.
Конечно, у некоторых молодых людей есть чувство языка и врожденная способность к устному рассказу, чем у 99% населения планеты. Но писательское ремесло помимо этого требует многих лет жизненного опыта. Разве у кого-то есть желание читать восемнадцатилетнего сосунка, пускай самого одаренного? А ведь помимо этого нужно посвятить года и десятилетия служению Слову.
Вспомним первые строчки "Птичьего парламента" Чосера: "Столь мало жить, столь многому учиться..." (3)
Тренировки. Внимательное чтение, позволяющее перенять писательский опыт. Обучение. Усилия над собой. Пот. Обретение опыта. Взросление. Еще больше тренировок. Еще больше обучения. Еще опыт. Еще взросление. Опять тренировки. Теперь можно приступать.
Тренировка заключается еще и в том, чтобы читать других писателей как можно больше и внимательнее, чтобы понять, как они работают. Хороший преподаватель может ускорить процесс вашего обучения на несколько лет. Он научит видеть тонкости стиля других, более опытных писателей, следить за построением зачастую невидимого, но от этого никуда не исчезающего каркаса произведения. Он поможет постичь трудности правильного выбора слов и даст вкусить плодов победы. Он натаскает вас в искусстве плетения сюжетных перипетий и т.д. и т.п. до бесконечности и пока не затошнит.
Тренировки можно начать с того, чтобы прислушаться к великим: что они сами говорят о своем ремесле.
Вроде как это предполагает, что существуют какие-то "правила письма", и я уже слышу многоголосый хор, кричащий, что в творчестве НИКАКИХ ПРАВИЛ НЕТ. На самом деле все не так. Как освоение карандашного рисунка обязательно для будущего художника, а гамм - для музыканта, в литературе тоже есть множество правил, которые требуется постичь и впитать в себя. Только после овладения основами художнику, музыканту и писателю позволено "ломать правила". Хотя если честно, эксперименты со стилем и расширение инструментария никогда не задевают самых основ - вне зависимости от того, что это за проза - современная или постмодернизм. Это так же верно, как и то, что переход к абстракционизму в живописи не отменяет рисунка карандашом, изучения перспективы и теории цветов.
В деле овладения писательским мастерством не бывает гиперпространственных прыжков и сверзвуковых скоростей.
Проговорив все это, первые выпуски "Учимся писать" я буду посвящать правилам, которые были выработаны другими писателями. Чем выдумывать самому, я позаимствую их у тех авторов, чьи способности намного превосходят мои. НАМНОГО. Нас разделяют световые годы и парсеки... в общем, вы сами все поймете.
Эрнест Хемингуэй однажды сказал: "Американская литература началась с Гекльберри Финна". Можно с этим не соглашаться - и споры ведутся десятилетиями - но мнение Хемингуэя нельзя игнорировать. Он хотел сказать, что Америка обрела собственный голос в литературе, этот голос говорил о тайнах и маниях целой страны. Марк Твен достиг невиданной естественности в диалогах и описаниях, это было нечто невиданное для мировой литературы того времени, поистине новый уровень реализма, в значительной степени определивший все, что писалось после "Гекльберри Финна" в Америке. Так что мы начнем с правил Марка Твена.
Сперва должен предупредить: Твен фактически набросал эти правила на коленке, в качестве оружия против другого писателя. Я выбрал их из текста и большую часть перефразировал, а оригиналом послужило саркастичное эссе Твена"Литературные грехи Джеймса Фенимора Купера". Твен на дух не переносил его книг, в то время весьма популярных. Твен полагал, что проза Купера слишком цветиста, витиевата, перенасыщена, напыщенна и попросту глупа. Что его персонажи могут начать говорить как "негритянский бард", чтобы через минуту неожиданно сменить образ речи на "анликанского викария". Что сюжеты Купера фальшивы и нереалистичны, а действие наполнено глупыми чудесами. (Вспомним, например, эпизод, когда "Зверобой" Натти Бампо идет по следам коварного индейца. Последний пытается замести следы, пройдя через лесной ручей. Натти просто перекрывает поток и обнаруживает следы в песке. "Сам попробуй!", - ревет Твен. - "Самому слабо?!")
Нетрудно представить себе, как Том Сойер и Гек Финн играют в лесу и пытаются повторить подвиг своего литературного героя. Том, конечно же, пробежит через ручей, потом завалит его камнями и, обнаружив, что способ не сработал, будет поносить все на свете последними словами. Грязь и есть грязь.
Еще вспомним эпизод из Купера, когда вооруженный отряд, преследуемый охочими до скальпов индейцами, теряется в тумане неподалеку от форта. Они слышат, как в форте палят из пушек, чтобы дать им сигнал. Кожаный Чулок, прибегнув к своему умению ориентироваться в лесу, следует по траектории полета ядра и в конце концов приводит отряд в безопасный форт. "У тебя самого-то получится?!!", - слышим мы вопль Твена.
Я довольно часто начинал свой курс занятий с шестиклассниками с правил Твена и даже читал им все эссе. Мне больших усилий стоило не обмочить штаны от смеха, когда я доходил до того места, где куперовским тупым индейцам не удается спрыгнуть на плот, который в течение шести минут гребет под кроной дерева, скрывающей дикарей. Притом, что согласно неряшливым описаниям самого Купера, плот настолько широк, что между его краями и берегами извилистого устья остается не более нескольких дюймов. В итоге, некоторые дети, негодники эдакие, первым делом бежали в библиотеку за книгами Купера.
В любом случае, вот суть и сердцевина первого выпуска "Учимся писать".
Правила Марка Твена
(Свободное переложение отрывков из эссе "Литературные грехи Джеймса Фенимора Купера").
1. Книга должна о чем-то рассказывать и чем-то завершаться.
2. В книге не должно быть ненужных эпизодов. Те, которые есть, должны поддерживать развитие сюжета.
3. Персонажи должны быть живыми, за исключением трупов. И читатель должен легко отличать первых от вторых.
4. Должна быть причина, извиняющая присутствие в книге того или иного персонажа, вне зависимости от того, труп он или нет.
5. Разговоры в книге (т.е. диалоги) должны звучать как нормальная человеческая речь, то есть так, как разговаривали бы заданные персонажи в заданных обстоятельствах. Эти разговоры должны быть интересны читателю, они должны двигать вперед сюжетную линию и прерываться, когда участникам диалога нечего больше сказать друг другу. 6. Если автор описывает персонажа, поведение и реплики последнего должны соответствовать описанию.
7. Автор и его герои должны ограничивать себя реальными возможностями и не надеяться на чудеса. И если уж приходится прибегать к чудесам, автор должен сделать так, чтобы они выглядели гипотетически возможными и естественными.
8. Автор должен сделать так, чтобы читатель увлекся персонажами. Последние должны быть достаточно объемными, чтобы читатель полюбил хороших, возненавидел плохих и переживал за них всех.
9. Персонажи должны быть настолько четко прорисованы, чтобы читатель смог сам спрогнозировать, как каждый из них поведет себя в экстремальных условиях.
Кроме этих подробных правил есть еще несколько покороче.
Автор должен:
10. Говорить именно то, что хотел сказать, а не что-то близкое по смыслу.
11. Применять верные слова, а не их далеких родственников.
12. Избегать многословности.
13. Стремглав бежать цветовычурностей.
14. Не терять важных деталей.
15. Избегать вальяжности в стиле.
16. Следовать правилам грамматики.
17. Стараться писать как можно яснее и прямолинейнее.
Комментарии Дэна Симмонса:
Не правда ли, объяснений не требуется?
Всё очевидно, даже чересчур. Если вы собираетесь профессионально писать книги, то, скорее всего, все это уже знаете.
Вот на самом ли деле знаете? Знаю ли я? А другие профессиональные писатели, уж не говоря о любителях?
Если бы любительская проза и правда отвечала этим требованиям, их автор уже был бы ближе к публикации на 85%. Таково мое мнение.
Наверное, прозвучит невежливо, но когда профессиональный писатель принимает участик в семинарах с любителями, желающими публиковаться и думающими, что им осталось совсем немного, это больше всего походит на то, как взрослый приходит на игровую площадку, где шестилетние мальчишки, не имея ни малейшего представления о правилах, играют в "бейсбол". Они беспорядочно бегают от базы к базе, не знают, сколько должно быть страйков и болов, прежде чем бьющий должен сесть на скамью или бежать на первую, не могут с уверенностью сказать, где должен стоять бьющий и как нужно держать биту. У них нет никакого представления об иннингах, о том, какой рукой лучше подавать и на какую надевать перчатку. Они не умеют ни бросать, ни отбивать, ни стоять на своих позициях, даже толком не осознают, когда заканчивается иннинг.
Короче, творится полнейший хаос. Возможно, на это забавно посмотреть, и в этом, безусловно, есть творческий подход, но это не бейсбол.
Позволю себе маленькое отступление. Я горячий поклонник комиксов Билла Уоттерсона "Кальвин и Гоббс". Мне кажется, что версия бейсбола, выдуманная маленьким Кальвином, полностью отвечает его - по сути анархистской - натуре. Вспомним, как малыш играл в эту игру со своим игрушечным тигром (и воображаемым другом) Хоббсом: они возились, бегали в догонялки, лезли на деревья, что-то выкрикивали и, вроде как, прятались в лесу. Мы никогда не узнаем, что случится с повзрослевшим Кальвином, но в одном можно быть уверенным - он точно не станет членом бейсбольной, да и любой другой спортивной команды.
Бейсбол еще потому подходящая аналогия для изнуряющего писательского ремесла, что в этом виде спорта игры проводятся не только по пятницам и воскресеньям, перемежаясь с днями и неделями отдыха. Они тянутся день и ночь, в жару и холод, от первых дней весны без снега до длинных осенних вечеров. Удача не играет особой роли в бейсболе. Время, усталость, травмы и ежедневные матчи снижают ее влияние до минимума. Как казино, которое никогда не остается в накладе, время и частота нагрузок в бейсболе нивелирует удельный вес случая и везения. В итоге остается только умение и выносливость игроков, или же не остается ничего. У футбольной команды может выдаться удачный сезон, но даже лучшие команды в бейсболе проигрывают по 65 игр за год. Как сказал Эрл Уивер из "Балтимор Ореолс" - сказал за всех профессиональных писателей: "Это вам не футбол. Мы этим каждый день занимаемся".
Писательское ремесло - это отнюдь не командный спорт, скорее "постыдное занятие, которому вы предаетесь за закрытыми дверьми". Но как в любой спортивной игре (а также в изящных искусствах, музыке, математике и любом другом ремесле) здесь есть сложный свод правил, который необходимо освоить. Вы сможете позволить себе игнорировать те или иные максимы, только после того как в полной мере постигнете их.
Первое правило Твена, которое гласит, что книга должна о чем-то рассказывать и чем-нибудь заканчиваться, кажется почти оскорбительным в своей очевидности. Тем не менее, куча любительской прозы написана ни о чём. Как-то раз Марк Твен сказал, что чтение книги или романа подобно поездке на поезде. Вы заплатили за билет, и у вас возникает подспудное чувство неудовольствия, если вы вынуждены сидеть в неподвижном поезде и смотреть на происходящее за окном - а под конец вас просят сойти там же, где вошли.
Вы не поверите, сколь немногие образцы любительской прозы трогаются со станции.
"В книге не должно быть ненужных эпизодов...". Опять практически оскорбление нас как будущих писателей. Оно таковым и останется, пока нам не доведется, пристально смотря в собственный текст, безжалостно вымарывать любимые предложения и главы по одной причине. Они не развивают сюжет больше, чем в одну сторону. Я придерживаюсь принципа, по которому сцена остается в романе, только если она выполняет по крайней мере три функции, развивая сюжет или повествование (например, прорисовка персонажа). Тот же метод мной применяется по отношению к странице в повести и предложению в рассказе.
Создание реалистичных, интересных и отвечающих задачам повествования диалогов - одна из труднейших задач писателя. И призыв Твена заткнуться, если персонажам (и их автору) нечего сказать, конечно же, более умный, чем кажется на первый взгляд. Чувство меры - не только в диалоге, но в ходе повествования, при завершении сцены, главы и даже романа - приобрести очень трудно. Фальшивые, неестественные дебюты и неоконченность - безусловно, признаки непрофессионального письма.
Даже короткие правила Твена можно месяцами изучать и до конца не освоить.
"Применяйте верные слова, а не их далеких родственников", - вроде как звучит ясно. Но если все так просто, почему столь немногие публикующиеся писатели, я уж не говорю о легионах любителей, ныне следуют этому правилу? Твен однажды сказал: "Разница между правильным словом и почти правильным - это разница между светом и светлячком".
У художников есть масло, акрил, темпера, акварель, пастель, цветные карандаши, войлочные узлы, графит, перо и чернила, аэрографы, граттаж, цифровая обработка, резьба по дереву, литография и еще тьма приспособлений, из которых можно выбирать.
У писателей есть слова. И только они.
От Эсхилла и Шекспира до Диккенса и Томаса Пинчона - это все, что есть и когда-либо будет у писателей.
Слова.
Разница между правильным словом и почти правильным - это разница между светом и светлячком.
В следующий раз мы попросим Эрнеста Хэмингуэя дать несколько советов, что нам с этими словами делать.
(Примечание: Между выпусками "Чистописания" посетители моей странички могут продолжать дискуссию в соответствующей теме на форуме. Сам я периодически буду заглядывать и отвечать на вопросы, и все же хочется думать, что именно выпуски "Чистописания" хотя бы отчасти будут играть роль рамок дискуссии. Так чтобы нас не уносило к обычным глобальным вопросам, типа: "Как мне написать шедевр и где его опубликовать?").
http://fantlab.ru/blogarticle17898