Ее тело лежало на правом боку
Афалиной, прибитой к песчаной косе,
Что вчера забрела к краевому буйку,
Где хватает воды лишь бычкам и хамсе.

Ее бледные губы хранили табу,
Украшая лица желтоватый овал,
Паутинкой морщинки прилипли ко лбу,
Что вчера грандиозные планы слагал.
А теперь эти планы сложились в труху
Из обрывков неточных и точных наук.
Ее тонкие руки не знали соху,
Ее кожа не знала невымытых рук,

Ее черные волосы склеила соль,
Ее жилистый стан от муссонов промозг,
Ее бархатных ног не касалась мозоль,
Ее мягкое место не ведало розг,
Ну, быть может, в отрочестве пару шлепков,
Грубой силы не знал ее нежный бутон,
Ее ступни, свободные от каблуков,
Шлифовал добродушно прибрежный планктон. 

Ее тело лежало на правом боку
Афалиной, прибитой к песчаной косе.
Оно стало сродни краевому буйку,
Стоп сигналом тому, что, возможно, мы все
Завтра можем не быть. Наши дни сочтены.
Мы достигли своих предпоследних седин.
Ее время прошло. Из побитой спины
Кровоточил порез - "Фукусима 1".