Открыв глаза, я обнаружил себя во тьме. То и дело надо мной вспыхивали и гасли узкие лучи беловато-зелёного света, выхватывая из тьмы глянцевые контуры роботизированных манипуляторов. Они перемещались вокруг меня в завораживающем танце, наполняя тишину монотонным механическим звуком. Новый и успокаивающий метроном моего бытия.
"Жив" - такой была первая мысль, промелькнувшая в моём опустевшем разуме. Я пробудился после криостазиса в который сам же себя и отправил, находясь на пороге смерти. Редкая аутоиммунная болезнь - синдром Гудпасчера в форме злокачественной пневмонии не оставил мне иного выбора.
Я немного перевёл дыхание и принялся в привычной для себя манере анализировать ситуацию. Вспышки зелёно-белого света, испускаемые подвижными роботизированными излучателями, вновь привлекли моё внимание. Что они делают. Вне всякого сомнения, это медицинское оборудование, терапевтического назначения. Должно быть я пришёл в себя посреди декрионики или попросту говоря разморозки. Но также, вполне вероятно, что сейчас я наблюдаю за процессом излечения моего недуга. Глубоко вздохнув, я с волнительным облегчением ощутил, что боль в лёгких, которая преследовала меня прежде, исчезла. Что ж. Это говорило, как минимум о двух вещах. Первое - мой замысел удался и мне, всё же, удалось обмануть смерть. И второе - я явно проснулся не через месяц или даже год после стазиса. Технология, которая могла бы излечить синдром Гудпасчера явно опережала моё время на десятилетия. Но если так, то какой сейчас год? Спросить об этом было не у кого. Концепция тёмной комнаты, нашпигованной робототехникой не подразумевала присутствия людей. Всё контролировалось заданными программными алгоритмами извне.
Проанализировав ситуацию насколько это было возможно в комнате без света, я принялся за процедуру самоанализа. Это было что-то наподобие инициализации всех систем при запуске компьютера. Только вместо процессора был мой собственный мозг, а вместо железа моё тело. Достаточно актуальное занятие для того, кто только что вернулся из многолетнего анабиоза, проведённого при условиях, близких к абсолютному нулю.
Согласно, разработанной мною технологии, мгновенное охлаждение до сверхнизких температур приводило к образованию аморфного люда, который не должен был разрушить мембраны клеток моего тела. Но на разработку процедуры разморозки у меня не было времени. Поэтому я оставил её на совести потомков. И судя по всему, эти самые потомки успешно освоили возврат из криосна без рекристаллизации. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что я чувствовал своё тело и мог думать. Кстати, о теле. Я ощущал сильное покалывание во всех конечностях, как бывает, когда включаются нервные рецепторы после того, как отсидишь ногу. Это был добрый знак. Спинной мозг не пострадал. Но что с высшими когнитивными функциями головного мозга? Здесь, во тьме я мог как следует испытать лишь одну из её составляющих. Память.
У меня был заготовлен подходящий список вопросов.
Итак, меня зовут Айзек Брайс. Мне тридцать шесть лет. Я родился в Москве в семье американских эмигрантов в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, когда полыхнул четвёртый энергоблок на Чернобыльской АЭС. В двадцать шесть я эмигрировал обратно в США. Там я женился на девушке по имени София и у меня родилась замечательная дочь по имени Вивьен. Похоже, с этим пока неплохо. Нужно кое-что посложнее - "Высота Эвереста восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров. Расстояние от поверхности Земли до Луны триста восемьдесят четыре километра. От Земли до Солнца сто пятьдесят миллионов километров. Мяч из фильма "Изгой", с которым разговаривал герой Тома Хэнкса звали Уилсон. А что у нас с долгосрочной памятью? Самое раннее воспоминание, которое приходит в голову от тех времён, когда я ещё не умел разговаривать. Многие такого даже не помнят, но я помню отчётливо, как моя бабуля несколько часов старательно и педантично лепила пельмени, а когда отошла переодеться я слепил их в один большой ком. Мой первый композит. Из фарша и теста.
Воспоминание за воспоминанием я принялся пролистывать в памяти всю историю своей жизни, благодаря которой я оказался сегодня здесь. Детство в подмосковной деревне, тяжёлые школьные годы, где я не преуспевал ни в социуме не в успеваемости. Сверстники не желали со мной дружить, учителя снисходительно ставили мне тройки. В то время я не блистал интеллектом или какими-нибудь выдающимися успехами в творчестве. Я просто плыл по течению, не задумываясь о будущем. Пока не настал тот самый день. День, который изменил всё. Как-то раз, когда родителей не было дома я смотрел телевизор, откинувшись к подлокотнику кровати. Подлокотник был угловатый и жёсткий, но я приноровился. Сам того не замечая, я уснул на этом неудобном изголовье. Не знаю сколько времени я тогда проспал. Да это и не важно. Важно то каким я проснулся. Когда родители меня разбудили я почти ничего не видел одним глазом. Левая сторона лица и головы точно онемела. Я не мог говорить. Губы и язык меня не слушались, и я издавал только нечленораздельные звуки. Но больше всего мне запомнилось то жуткое чувство бессилия, как будто ты заперт в собственном теле и не можешь контролировать его полноценно.
Все, конечно же сильно испугались, включая меня самого. Но, к счастью, через несколько часов все мозговые функции восстановились до прежнего состояния. Много позже я сформулировал теорию, которая кое-как объясняла случившееся. Согласно ей, угловатый подлокотник, на котором я уснул, вонзился между шейных позвонков и пережал часть кровеносных сосудов, снабжавших затылочную часть мозга. Сонная артерия и ярёмная вена продолжали осуществлять кровообращение по большому кругу, но, по всей видимости, для каких-то секторов этого оказалось недостаточно. Находясь на голодном пайке, нейроны снизили свою активность настолько, что возник целый ряд клинических проявлений инсульта. Сходный эффект наблюдается в "отсиженных" ногах. И, как и в случае с онемевшими конечностями, при восстановлении кровоснабжения нейроны включились вновь. Именно так я обосновал нарушение и последующее восстановление своих мозговых функций.
Забыв о том дне, как о страшном сне, я возвратился в свою серую жизнь. И поначалу всё шло своим чередом. Но разительные перемены, которые вскоре произошли в моей жизни, заставали меня обратить внимание к былому.
Тот случай с временной потерей мозговой активности произошёл прямо перед школьным выпускным и потому, какое-то время я не мог оценить приобретённых мною способностей, не имея возможности испытать их в моём комнатном мире. Но как-то раз, в середине лета, ко мне пришла повестка из военкомата и вместе с ней пришло время действовать. Вполне логичным решением было поступать в университет. В этом не было ничего оригинального. Ведь к той же мысли пришли многие из моих сверстников. Словно океанский лосось мы сбились в стайки и принялись форсировать пороги вступительных экзаменов, попутно уворачиваясь от когтистых лап военкомов. И во время подготовки к экзаменам я обнаружил нечто новое. Нечто поразительное. Внезапно для себя я начал невероятно быстро усваивать и обрабатывать информацию. Память усилилась многократно и во всех своих проявлениях. Я запоминал абсолютно всё. А то, что было мною единожды запомнено, я мог моментально выудить и применить на практике. Это было особо актуально, когда начинаешь готовиться к экзамену за два дня. Но память не была основным триггером перемен. Многократно усилившиеся когнитивные способности дали мне возможность абстрактного моделирования. Я начал производить мысленные эксперименты, производя выводы и вычисления, на которые при обычных обстоятельствах потребовались бы немалы материальные и временные ресурсы. Я без труда набрал максимальное количество баллов, чтобы поступить на сложнейший факультет в области биологии. Вскоре новые свойства моего мозга дали о себе знать и в тех областях, о которых я и не мечтал. Музыка, скульптура, литература, живопись и даже спорт. Я начал осваивать эти виды деятельности одно за другим, обнаруживая и создавая подходы и решения, которым остальные люди учились десятилетиями. К примеру, я мог вылепить скульптуру невероятной реалистичности и симметрии. Мог на слух определить сколько клавиш было нажато на пианино в одном аккорде. Мог нарисовать картину не хуже Яна Вермеера. Придумать стих на пятьсот строк за время полуторачасового полёта на самолёте и закинуть трёхочковый мяч в баскетбольное кольцо, стоя к нему спиной. Всё это стало мне доступно в одночасье. И чем больше я поражался своим новым способностям, тем чаще вспоминал о том самом случае, когда я потерял часть мозговой активности. Не думаю, что в тот день я приобрёл что-то новое. Но, вполне возможно, что в ходе, так называемой, нейронной перезагрузки я нечаянно смог активировать прежде незадействованные участки своего мозга. Механизмов этого события могло быть много. Но результат был очевиден. Мой мозг стал проявлять беспрецедентную активность.
Окончив обучение в университете с отличием, я поступил в очную аспиратору. Было глупо пустить весь свой потенциал на что-то банальное и потому я выбрал сложнейшее направление в области инновационной генетики и биотехнологии. Уже к моменту защиты диссертации у меня было несколько успешных стартапов в области нейросвязей, биокомпозитов и геномного редактирования. Среди венчурных инвесторов моё участие считалось гарантом успеха. Кроме того, я участвовал в крупных международных проектах по геномике растений и людей. Такие когнитивные способности опьяняют. Я мог легко придумать алгоритм установки для неоперабельного лечения раковой опухоли головного мозга пока чистил зубы, стоя у себя в ванной. Вскоре мне стало интересно, где проходит та незримая грань возможностей, которые посильны моему разуму. В поисках достойного вызова я брался за всевозможные проекты и гранты из самых разнообразных сфер науки. И каждая моя идея оказывалась успешной. Каждый выполненный проект открывал мне дорогу к куда более сложным и ресурсоёмким работам. Вскоре я понял, что предела моим когнитивным возможностям нет. Новая система доставки лекарства через трансбуккальный транспорт. Без проблем. Преодоление кулоновского барьера для инициации термоядерной реакции на основе изотопов гелия, пожалуйста. Благодаря моим исследованиям США даже разморозило ранее свёрнутую миссию на Луну из-за того, что её поверхность содержит в сотни раз больше изотопа гелия, чем атмосфера Земли. Это был абсолютный апофеоз когнитивного потенциала человека. Я даже вёл струнцу в Instagram с хештегом - где твой предел. Где выкладывал свои скульптуры и картины с престижных выставок. Фотографии с вручения Оскара, за лучший сценарий, когда сюжет моей книги выкупила и экранизировала компания 20th Century Fox. Я не забывал освещать меню своих когнитивных способностей в которое входили мощнейший праксис и проприоцепция, благодаря которым я значительно преуспевал в различных видах спорта. Я был на высоте. Молодой и эпатажный учёный с буйным характером, который всегда мог сформулировать шутку дня. И с каждым новым днём моей невероятной и интересной жизни я всё больше понимал, что этому миру нечего мне предложить в качестве вызова. Но я жестоко ошибался.
На тридцать пятом году я получил свой главный вызов. Синдром Гудпасчера. Как это часто бывает, всё начиналось с симптомов обычной болезни. Я думал, что это простой бронхит. Но кровь, которая появилась при кашле сулила куда более серьёзную проблему. В голове возникли сотни сценариев всевозможных болезней. Я сбрасывал их одну за другой, как карты, где карта болезни была бита картой прогрессивного метода лечения. Даже рак лёгких можно было вылечить путём перепрограммирования лимфоцитов по средством модифицированного вириона вируса ВИЧ. Но вскоре я открыл для себя чёрную лошадку мира неизлечимых болезней - синдром Гудпасчера. Врач объяснил мне, что мои собственные антитела пожирают клетки лёгких и почек. Ещё он упомянул, что даже при современном лечении мне осталось жить не больше полутора лет. Это была катастрофа. Впервые за много лет я почувствовал то забытое ощущение бессилия, когда ты заперт в темнице своего собственного тела и не можешь на что-то влиять. Я оставил ежедневные поездки по всему миру и заперся в своей лаборатории. Находясь в окружении работающих автоматизированных станций, я принялся делать то, что у меня получалось лучше всего. Осмыслять и анализировать происходящее.
Сложнее всего было свыкнуться с мыслью о том, что я не увижу выпускной своей дочери Вивьен. Эта мысль была деструктивной, и я быстро абстрагировался от неё. Болезни забирали знаменитых и успешных людей и раньше. Но что их всех объединяло? Верно. Они не были мной. А что бы сказал по этому поводу здоровый и полный идей Айзек Брайс? Мне на ум пришла одна из моих собственных фраз, которую я произнёс на конференции по решению проблем глобального потепления в Дубае. "Бессилие - это всегда наш неосознанный выбор" - подытожил тогда я, чем тут же заработал авиации зала и несколько миллионов просмотров на YouTube. Но теперь эта фраза обрела для меня иное значение. Значение путеводной звезды. Вот он. Вызов, о котором я так долго мечтал. Моё время пришло. Время демонстрации безоговорочного превосходства абсолютного интеллекта над самой смертью.
Такой лозунг казался перспективным. За моей спиной шумела механическая жизнь. Фармацевтические роботы тестировали функции и свойства недавно открытого мною белка, который я выделил из гемолимфы глубоководной улитки, которую нашли во время одной из экспедиций к серным гейзерам на дне океана. Это должно было быть лекарство от деменции Альцгеймера. Но сегодня более актуальной болезнью для меня был никому не известный синдром Гудпасчера. Как всегда, я начал моделировать решение проблемы с входных данных. К утру я прочитал всё, что человечество знало об этом недуге. Я знал теории, метаболические пути, генетическую подоплёку. Всё. Включая сценарии мучительной смерти, которая неизбежно будет ждать меня в конце концов если я ничего не придумаю. Ещё два дня я провёл в мысленных экспериментах, время от времени общаясь c ведущими врачами-иммунологами по видеосвязи. Абстрактное моделирование с привязкой к метаболическим и физическим эффектам не принесло желаемого результата. Даже в случае победы над синдромом Бэдпасчера, как я его прозвал, я всё равно должен был погибнуть от оппортунистических инфекций из-за полного падения иммунитета. Учитывая, что в моих истерзанных лёгких уже посилилась патогенная микрофлора это было смертным приговором на иной манер. Через две недели я наконец-то понял, что ограниченность современных технологий не позволит мне отыскать действенных методов лечения. Единственная надежда была на геномное редактирование, но эта технология была несовершенна и, словно выстрел из дробовика, могла зацепить не только дефектные гены, но и больше десятка жизненно-важных. Конечно, я бы мог усовершенствовать эту технологию, но, по моим расчётам на это потребовалось бы три года и работа в трёх секторах сложнейших научных отраслей. Куда большая вероятность успеха виделась мне в стазисе метаболизма. Остановить болезнь, заперев в своём теле, до тех пор, пока кто-то более умный не найдёт способ её излечить. От этой мысли веяло смутной надеждой. У меня были деньги и связи чтобы начать новый проект. И я принялся за дело, не теряя ни минуты. Дайджест нового массива входных данных наметил отправные точки для будущей работы. Решением всех моих проблем была крио заморозка. Но, прежде, следовало преодолеть главный ограничивающий фактор данной технологии - кристаллизацию воды в клеточном цитозоле. Всё дело было в том, что вода увеличивается в размерах при заморозке на десять процентов и это фундаментальное свойство нужно было преодолеть. Первым делом я отбросил грёзы о тихоходках и их маленьких секретах, благодаря которым они способны переживать любые отрицательные температуры. Нужно было нечто куда более радикальное. Приемлемое для макротел. И я нашёл решение. Вскоре родился проект "Эскимо". На эту концепцию меня вдохновили классические эксперименты Кристиана Нельсона, который придумал, как решить проблему таяния мороженого во время заливки горячей шоколадной глазури. Он использовал куда более низкие температуры для мгновенного охлаждения шоколада. Я экстраполировал мораль его работ на свою технологию криостазиса. Но человеческое тело слегка отличалось размерами от эскимо и поэтому механизм охлаждения должен был быть эффективнее. Куда эффективнее. К примеру, такой, как был использован при охлаждении магнитов Большого адронного коллайдера. Теперь, когда у меня появилась коровая технология я мог заняться дальнейшим усовершенствованием проекта. Считается, что абсолютный ноль это что-то вроде скорости света. Что не делай, пробиться за этот физический рубеж не удастся. Что ж ладно. А что, если ускорить процесс при помощи дополнительных катализаторов. Как эффект Шарнхорста, который теоретически может ускорить фотон света сверх его канонической скорости за счёт взаимодействия с виртуальными частицами вакуума. Работая в этом направлении мне предстояло создать первый в мире способ практически мгновенного охлаждения. В температурных условиях, находящихся за пределами стандартных, вода способна демонстрировать весьма занимательные свойства. К примеру, при нагреве до ста двадцати градусов она становится тягучей и вязкой как мёд. Или же при сверхбыстром охлаждении до двухсот градусов за две секунды, вода превращается в аморфный лёд, который примечателен тем, что не увеличивается в объёме. Весьма перспективное свойство с учётом поставленной цели войти в криостазис не разорвав в клочья мембраны всех клеток. Особенно мотивирует тот факт, что эти клетки являются клетками твоего собственного тела. Концепция была приемлема. И теперь, для воплощения моей скромной идеи нахватало ещё одной крохотной детали. Нужно было собрать всё воедино, тем самым придумав сложнейший механизм, способный разом охладить всё тело взрослого человека до абсолютного ноля. Выбросив в мусорное ведро очередной окровавленный платок, я принялся продолжать работу. Смерть от полной абстракции лёгких и острой почечной недостаточности висела надо мной Дамокловым мечом. Начались приступы панических атак. И времени оставалось всё меньше. Но тернии психосоматических факторов не смогли затормозить мой разум. Через месяц упорного труда и сотни мысленных экспериментов я нашёл решение. При помощи определённых химических добавок и технологических решений я смог преобразовать энтальпию макротела до абсолютного ноля. Это было феерично. Первый прототип криостазисной установки оказался весьма перспективным. И после нескольких экспериментальных запусков я впервые за долгое время испытал приятное волнение успеха. Но времени заключать контракты с производителями холодильников у меня уже не было. Очередной приступ болезненного кашля быстро вернул меня на Землю в моё бренное тело. Врачи сказали, что пока я работал над крио консервацией время работало против меня. Почечная недостаточность и острая анемия служили мрачными вестниками того, что отпущенный мне срок уже почти подходил к концу. Нужно было действовать и действовать без промедлений. Отбросив сомнения и целый десяток дополнительных экспериментов, я в лучших традициях жанра, принял решение испытать метод глубокого криостазиса на себе. Я отчётливо помню тот день. Сотни репортёров у главного здания моей компании - "PrimeGenetriX". Тысячи вспышек фотоаппаратов, неотступно следующих за моим кортежем. Но я не замечал всего этого. Глядя на окружающий мир из-за тонированного стекла моего автомобиля, я держал за руку свою дочь, обещая, что папа вернётся к ней. И я был твёрдо намерен сдержать слово. Как всегда.
Вскоре я вошёл в капсулу криостазиса. Саркофаг из полиакрила стоимостью в сотни миллионов долларов. Предварительно мне в кровь ввели специальный коктейль из графеновых наночастиц, призванных превратить моё тело в подобие сверхпроводящего электролита. Затем я кивнул своему ассистенту и пути назад уже не было. Следуя протоколу, я выдохнул, чтобы устранить пустоты в лёгких, и он нажал кнопку. Микроволновые излучатели и мощные магниты из сплава кобальта и самария, создали физическую синергию, которая единовременно опустила температуру всех атомов в моём теле до абсолютного нуля. Это было последнее, что я помнил.
И вот я снова могу мыслить. Наблюдая за танцем механических манипуляторов, хлопотавших над моей физической оболочкой, я вспомнил про дочь. Интересно что стало с малышкой Вивьен. Она, наверное, уже совсем взрослая. Может быть даже стала матерью, а может быть бабушкой. В криостазисе десятилетия проходят за секунды. Скорее бы уже встать с этой койки и добраться до какого-нибудь гаджета, чтобы позвонить ей. Постойте. А может быть она уже ждёт меня снаружи. В приёмном отделении, переживая за то, как пройдёт операция по моему пробуждению. Сладостные грёзы о воссоединении семьи объяли мой меня согревающей надеждой. Между тем моё тело уже полностью оправилось от последствий криостазиса. Я чувствовал конечности, но всё ещё не мог пошевелить ими. Должно быть мне ввели какой-то миорелаксант, чтобы я не шевелился во время операции. Спустя ещё полчаса сложный и кропотливый процесс по моей декрионизации был завершён. Все манипуляторы разом отпрянули от меня и застыли на месте, точно солдаты, которым отдали приказ отступить. Вместе с тем я ощутил одновременный укол во все части тела, на миг почувствовав себя йогом, оказавшемся на доске с гвоздями. От неожиданности я вскрикнул и приподнялся на локтях. Моё тело точно включилось. Похоже это была инъекция какого-то миостимулятора, снявшего блокаду с адренорецепторов. Вполне себе достойное окончание для подобной операции. Прожестикулировав кистями рук я переключил своё внимание к ногам. Пальцы на ступнях тоже работали исправно. Внезапно, над головой зажегся свет. Прищурившись и потирая шею, я осмотрелся вокруг. Я сидел на кровати, обшитой мягким силиконом с памятью формы. Вокруг меня, высились членистые штанги роботизированных манипуляторов. Они выглядели весьма футуристично. Белый корпус из карбо-титана, обтекаемые формы, оптоволоконные кабели. Стены комнаты, в которой я находился были сделаны из зеркального стекла. По всей видимости зеркала Гезелла, на подобие тех, что устанавливались в комнатах допроса спецслужб. Значит кто-то наблюдал за мной с той стороны.
Убедившись, что мои срамные места надёжно прикрыты больничной робой я аккуратно спустил ноги на пол. Холодно. Хорошо. Чувствительность ног не пострадала, а значит спинной мозг был не затронут последствиями криостазиса. Я встал и немного прошёлся. Моторика в норме. А что с внешностью. Я подошёл к одной из зеркальных стен и провёл ладонью по щеке. Удивительно. Но человек, который смотрел на меня в отражении выглядел совсем неплохо для размороженного стейка. Возможно, я даже стал ещё моложе. И мускулатура выглядела куда рельефнее. Судя по всему, тут не обошлось без определённых технологий, о существовании и принципе работы которых я и понятия не имел. Оставалось надеяться, что такой соцпакет дополнительных услуг покрывался моей медицинской страховкой.
Обойдя комнату по кругу, я не обнаружил ни камер видеонаблюдения, ни дверей. Ничего, что могло бы указывать на связь с внешним миром. Чувствовать себя золотой рыбкой, запертой в зеркальном аквариуме, давило психологически. И, как всегда, в подомной ситуации я инстинктивно решил отпустить какую-нибудь шутку, чтобы немного разрядить ситуацию.
- Если это реалити шоу, то я не силён в монологе, - выкрикнул я, ни к кому не обращаясь, - может кто-нибудь будет так любезен и зайдёт выслушать мои благодарности. Ау.
- Айзек Брайс, - раздался бесстрастный женский голос, явно не принадлежавший одушевлённому существу.
- Как скажешь Siri, - ответил я, усевшись на силиконовую койку и скрестив предплечья на груди, - а пока я жду здесь, можно заказать пару чизбургеров и картошку? Ужасно хочется есть. Видишь ли, криостазис это предприятие, которое проводится только натощак.
Но в ответ на мою просьбу раздался звук, напоминающий разгерметизацию шлюза. Мои волосы подёрнулись от лёгкого дуновения ветра, и я обернулся. Позади в зеркальном монолите раскрылся проход. А в проходе виднелась фигура человека. Несколько шагов по направлению ко мне, и я увидел, что это девушка, немногим старше меня. Строгий лабораторный халат, приталенный к невероятно стройной фигуре. Под халатом виднелось обтягивающее подобие гидрокостюма. Едва ли это обмундирование можно было счесть штатным для пригородной больницы. Любопытно. Но куда любопытнее было её лицо. Миловидное, но, вместе с тем весьма необычное. Она была похожа на героиню, только что сошедшую со страниц японской манги. Большая голова с большими глазами, осиная талия, тонкие руки и ноги. От этих неестественных черт мне стало немного не по себе.
- Айзек Брайс, - строго произнесла девушка, критически смерив меня большими карими глазами, - меня зовут доктор Стеллиди. Я проведу оценку когнитивных функций вашего мозга.
- Я полностью к вашим услугам, док, - покорно ответил я, - куда крепить электроды?
- Этого не потребуется. Все показатели вашего тела транслируются на мой интерокулус, - и она несколько раз стукнула кончиком пальца чуть выше своей правой брови.
Я громко сглотнул, ещё раз осмотревшись вокруг. Всё нормально. Должно быть интерокулус это просто врачебный сленг. Без проблем.
- Так это вы здесь всем заправляете? - спросил я, когда она подошла ближе.
- Отнюдь. Я заведую отделением биоэфирных технологий. Эти штуки у вас за спиной, - показала она на роботизированный манипуляторы, - это биоэфирные лазеры последнего поколения. Вас удалось вызволить из стазиса во многом благодаря им.
Её невозмутимый голос в купе с безучастным выражением лица, казался мне верхом врачебного цинизма. Должно быть с таким же цинизмом испанские конкистадоры могли рассказывать ацтекам о свойствах пороха. Ведь, чёрт побери, я никогда прежде не слышал о интерокулусе, биоэфирных лазерах и вообще, технологии, которая могла бы возвратить меня из стазиса была недоступна в моё время. А значит на дворе стояли явно не старые добрые двадцатые.
- Я регистрирую возмущение в вашей лимбической системе мистер Айзек. Резкий выброс адреналина и норадреналина, - уточнила доктор Стеллиди, одарив меня отсутствующим взглядом, - такая реакция говорит о том, что вы чем-то крайне взволнованы.
- Вы правы доктор, - со всей искренностью признался я, - видите ли, как бы это сказать, всё это. Эти биоэфирные игрушки за моей спиной и вы с вашим, не знаю, диковинным внешним видом. Что-то подсказывает мне, что всё это слегка не из моего времени.
- Вы наблюдательны мистер Айзек, - произнесла она, - смею предположить, что, как человек весьма образованный и умный, ложась в капсулу криостазиса, вы допускали возможность того, что ваш сон может занять какое-то время.
- Угу, - кивнул я, посмотрев на неё почти умоляющим и неотрывным взглядом.
- Сейчас май две тысячи четыреста пятидесятого года от рождества Христова, - не мудрствуя лукаво, объявила она, - и мир, которой вы знали, больше не существует, мистер Айзек.
- Стоп, стоп, - возмутился я, сложив руки знаком таймаута, - кто вас только учил вести диалог? Нельзя же так сразу говорить детишкам, что Санта Клауса больше не существует. Боже мой. Дайте стакан воды что ли.
- Извините за излишнюю прямоту мистер Айзек, - сказала она, подойдя к стене рядом со мной, - но, в данном случае она была необходима. Новость такого значения активирует каскад нейронных реакций, который затрагивают все центры головного мозга. Говоря другими словами это идеальные условия для объективной оценки когнитивной деятельности, - она провела рукой перед зеркальной гладью и в ней раскрылся потайной отсек. Зажурчала вода и доктор Стеллиди подала мне стакан, - могу вас успокоить, мистер Айзек. Аномалий мозговой деятельности не обнаружено.
- Не сочтите меня неблагодарным док, но меня сейчас больше заботит вероятность инфаркта, - взяв дрожащими руками стакан воды, ответил я.
Мою грудь переполняли чувства на грани панической атаки. Услышанное ошеломило меня. Погружаясь в бутылку, которой было суждено отправиться в путешествие сквозь океан времени, я понимал, что это авантюрное предприятие может занять не одно десятилетие. Но три с четвертью века это уж слишком. Это было равносильно тому, что я оказался на другой планете. Сердце бешено колотилось, гоняя по венам коктейль из волнения, страха и радости. Одна моя часть, часть учёного, была в восторге от услышанного. Увидеть собственными глазами столь отдалённое будущее. Что может быть заманчивее. Но вторая часть, часть отца и мужа, была омрачена ясным пониманием того, что связь с домом навсегда и безвозвратно утеряна. Согласно расчётам Стивена Хокинга, в прошлое вернуться невозможно, а значит обещанию, данному малышке Вивьен и моей жене Софии уже не суждено сбыться никогда.
Мои хаотичные мысли прервало ощущение лёгкого укола в шею. Я метнул взгляд на доктора, а затем обернулся и увидел, как один из манипуляторов возвратился в исходное положение и замер.
- Что это? Что вы мне вкололи? - спросил я, почувствовав, как наступает расслабляющее умиротворение.
- Нейротрансмиттерный блокатор, - ответила доктор Стеллиди, - похоже мои слова возымели куда более сильный эффект чем я предполагала. Судя по всему, ваша психологическая устойчивость отличается от современных людей.
- Здорово, - я устало опустился на силиконовое ложе, удобно вытянув ноги. В моей голове мягко растекалось ощущение эйфории. И неодолимо тянуло на философские беседы, как после выкуренного каннабиса. Хотя, судя по всему, доктор Стеллиди была никудышным собеседником. И почему она такая холодная. За всё время нашего разговора, я не разу не заметил на её лице ни малейшего проявления эмоций. Даже как-то жутковато.
- Вы ещё здесь, док? - спросил я.
- Да мистер Айзек, - отозвался приятный голос доктора Стеллиди.
- Прошу извинить меня за мою излишнюю эмоциональность. Но вы не представляете кого это. Проснуться в ином мире, где не осталось никого из тех, кого ты знал. Понимаете, о чём я?
- Судя по выбросу кортизола вы тоскуете по своим родным, - ответила доктор, - мне очень жаль мистер Айзек, но у всего есть своя цена. И у вашего спасения тоже.
- Аминь, - тяжело вздохнув, согласился я.
Что ту скажешь. Мисс безразличие была права. Цену за своё спасение я уплатил с лихвой. Точка невозврата была пройдена и мне оставалось два варианта на выбор. Жить дальше, храня светлую память о своих близких или же впасть в глубочайшую депрессию. И выбрал жить дальше. Вполне себе хороший план. Незатейливый. Легко запомнить.
- Так как вам это удалось? - после недолгого молчания спросил я, - вернуть меня с того света. Должно быть это задачка не из лёгких. Даже для столь продвинутых технологий, как ваши.
- Технически вы были в состоянии глубокого анабиоза, так что я бы не стала считать это состояние квинтэссенцией физической смерти. Но если коротко - мы разморозили вас когерентным магнитно-волновым резонансом. Большая часть вашего тела сильно пострадало от первичной перекристаллизации. По всей видимости вы вошли в криостазис не очень успешно. Графеновые нанотрубки были вполне логичным решением для увеличения теплопроводности, но едва ли его можно считать изящным.
Я тактично промолчал. Сейчас, возможно, основы глубокого криостазиса входят в стандартную программу обучения начальной школы. Но в далёком две тысячи двадцатом я ходил с той карты, которую имел.
- Тем не мене вам крупно повезло, - продолжала доктор Стеллиди, - головной мозг был заморожен почти мгновенно и нейроны не пострадали, сохранив первичную структуру синапсов. Другими словами, ваша память осталась неизменной. После разморозки нам потребовалось некоторое время, чтобы восстановить белковую целостность повреждённых клеток и запустить нервную деятельность. После того, как метаболизм стабилизировался мы перешли ко второй фазе. Генной терапии. Отредактировав несколько дефектных мутаций в вашем геноме, мы устранили первопричину синдрома Гудпасчера.
- Продолжайте, - слушая взахлёб и не веря своим ушам попросил я. Слушать рассказ доктора Стеллиди было высшей степенью эстетического научного наслаждения. Ведь за каждой её фразой стояли сенсационные научные прорывы и открытия, о которых в моё время могли лишь мечтать.
- И в заключительной фазе мы использовали биоэфирные лазеры, чтобы обратить остаточные повреждения. В этом нам как раз помогла биоэфирная длань. Пять мощнейших биоэфирных лазеров, способны восстанавливать структуру белковых молекул в исходную конформацию, используя вашу последовательность ДНК, как исходный чертёж. Мы называем этот процесс обратной энтропией.
- Невероятно, - заключил я. Даже седатик двадцать пятого века не мог сдержать моё ошеломление, - вижу род человеческий не терял времени пока я сидел на скамейке запасных.
- Я не в полнее вас понимаю мистер Айзек.
- Не важно, док - ответил я, - архаизм из прошлого. А теперь, позвольте задать вопрос на миллион долларов, - я приподнялся на локтях над своим ложем и посмотрел доктору Стеллиди прямо в глаза, - почему вы вернули меня именно сейчас?
- На то были свои причины, - не колеблясь ни мгновения, ответила она, - и они мне не известны.
- Вот как, - удивился я, нахмурив брови. Я-то думал, что проект по моему пробуждению был как минимум публичным. Вроде разморозки неандертальца, найденного где-нибудь в глетчерных снегах. Но, судя по реакции доктора, здесь было нечто иное.
- Мне недоступна информация столь высокого уровня, - ответила она, - мне известно лишь то, что ваше пробуждение напрямую было санкционировано Скапероном.
- Кем?
- Это квантовый разум, который осуществляет управление нашей страной.
- Шутите, - отмахнулся я, состроив изумлённую мину, - вы хотите сказать, что сто пятисотый президент США - искусственный интеллект?
- Именно.
- Охренеть можно, - произнёс я, припомнив целую кинематографическую плеяду в стиле Терминатора и Матрицы.