Аннотация: Сказка о ящике с рукоятками чёрного дерева
Ящик с рукоятками чёрного дерева
А однажды Радан собрал всех своих многочисленных внуков и правнуков, и все приготовились слушать, а он вынес во двор своего большого дома старый и весьма красивый ящик с рукоятками черного дерева, обитый позеленевшей бронзой, уселся на него и не говорил ни слова. Прошло некоторое время, стало темнеть, в окрестных кустах зшумели цикады и многие из собравшихся молодых людей стали почёсываться от свежих комариных укусов, но никто не смел нарушить молчание. Наконец Аламат, старший сын четвёртого сына Радана, встал с травы, сделал шаг вперёд и спросил: "Дедушка, а что сокрыто в твоём сундуке?"
Старик закряхтел, поворачиваясь к широкоплечему внуку, и ответил: "Ну наконец-то хоть кто-то решился! А я уж думал, что унесу чёртов ящик назад в свой подвал, и никогда больше не вытащу наружу, и так и умру, не узнав, что в нём находится. Да, внуки, я и сам не знаю, что там внутри, но надеюсь, что с вашей помощью удастся открыть сундук и вытащить на свет его содержимое, которое томится там уже сотни лет". Тогда Аламат задал ещё один вопрос: "Но зачем же было тогда сидеть тут в молчании до самой темноты?" И Радан сказал: "Чтобы вы почувствовали, насколько великая и важная тайна кроется за этим старым хламом. А теперь займи своё место среди братьев и выслушай в высшей степени поучительную историю о том, как этот сундук попал в число моего имущества". После таких слов все дети и юноши вновь заняли свои места на траве и обратили всё внимание к деду, истории которого очень любили. И вот какой последовал рассказ:
История старого Радана, день первый
Родители мои были очень бедны, и когда мне исполнилась ровно дюжина лет, они отдали меня юнгой на купеческий корабль, чтобы я мог увидеть мир и вместе с тем заработать себе на кусок хлеба. Работа была очень тяжёлой, а капитан не жалел своих подчинённых, тело моё было покрыто синяками и ссадинами, и часто я проклинал свою горькую участь, прежде чем уснуть, далеко за полночь добравшись до стопки пустых мешков, служившей мне кроватью. Но все невзгоды напрочь вылетали из моей головы, когда наше судно приставало в новом порту, и я видел на берегу людей в удивительных одеждах, их диковинные дома и разнообразные незнакомые растения. В Ашкорке мне повстречались крысолюды с их длинными усами и тонкими хвостами, жители Сареры поразили раздвоенными, будто у змеи, языками, а однажды пришлось провести целую зиму в небольшой гавани на Мизарских островах, потому что залив прочно сковал лёд. Тот самый лёд, который у нас в жаркую пору разносят торговцы, но там никто и не думал им лакомиться, вместо этого рыбаки сверлили в нём дыры, из которых вытаскивали рыбу, а дети бегали и скользили вокруг, и веселились, и радовались. И я увидел, что мир огромен и разнообразен, и в нём совершаются удивительные дела.
Так прошло четыре года, к тому времени я уже был матросом, и усердным трудом заработал расположение капитана. Он видел мою страсть к изучению обычаев чужеземных стран, и потому позволял мне в награду за прилежание во время некоторых стоянок в портах отлучаться дольше, чем остальным. И таким-то образом однажды, когда купцы с нашего корабля торговали на рынке города Розента, я оказался в таверне у самых городских ворот.
И вдруг небо потемнело, но это были не тучи, а пыль, поднятая ногами несметного воинства, окружившего город. Я выбежал на улицу, и среди испуганной толпы меня увидел стражник, собиравший ополченцев на защиту, и дал мне тугой лук из железного дерева и колчан зазубренных стрел. Осмотрев оружие, я понял, что искусство мастера, изготовившего его, было весьма велико, и во мне пробудилось желание как можно скорее натянуть тетиву и выстрелить в противника. Солдат повёл меня и остальных к городской стене, и мы взобрались на башню, откуда были видны войска, занявшие свои позиции, и с каждым мгновением дорожная пыль оседала и доспехи всё больше блистали на солнце. Затем взревели трубы, и бронзоводоспешные воины бросились в нашу сторону, размахивая на бегу длинными копьями и сгибаясь под весом раскладных лестниц. Тогда лучники на башне выпустили в нападавших стрелы, и я тоже натянул тетиву и выстрелил, и многие из наших противников упали на землю, пронзённые, и так мы делали залп за залпом, пока наконец запасы зубчатых стрел не стали приближаться к концу. Увидев это, наш командир подал вниз знак, и ворота крепости отворились, и на весьма сокращённые меткой стрельбой ряды врагов высыпались витязи в сияющих стальных шлемах, глаза которых светились храбростью. Их острые мечи били без промаха, и земля под стенами умылась кровью и покрылась отрубленными руками и головами. При виде этого отвага оставила нападавших, строй их смешался, и через мгновение они в ужасе бежали к близлежащему лесу, но многим не удалось достичь его, сраженным меткими выстрелами и бросками копий.
Тогда розентцы стали праздновать победу, а ополченцам из других земель, вставшим на защиту города, выплачивали щедрую награду из добычи, полученной от поверженного под стенами войска. Пошёл за деньгами и я, но когда меня попросили вернуть лук из железного дерева, мне вдруг померещилось, будто какой-то голос в моей голове говорит: "Радан, не отдавай этот чёрный лук, он принесёт тебе удачу". Я попытался объяснить(на розентском мне были известны только несколько фраз), что хочу вместо золота оставить себе это оружие, потому что сроднился с ним. Стражник с радостью согласился - по всей видимости, полагавшаяся мне горсть монет в этом случае попадала к нему в карман. Вот так я и получил чёрный лук, которым весьма гордился и показывал его всем своим товарищам на корабле.
Когда же мы отчалили из Розента, в одну из ночей я спал в гамаке в трюме, а лук висел рядом, и вдруг сон оставил меня, и в голове появилась мысль: "Хорошо бы было подстрелить какую-нибудь из птиц морских, чтобы товарищи увидели, что я не только владею прекрасным оружием, но и пользуюсь им с высочайшим искусством". И казалось, будто чужой, а не мой голос произносит эти слова. С наступлением рассвета я вскарабкался на мачту и высмотрел летевшую к берегу стаю гусей, после чего натянул тетиву, прицелился и выпустил стрелу, и поразил одну из них, и она упала на палубу. Остальные птицы перепугались и с криками стали разлетаться в стороны, но ещё четыре были подстрелены мной прежде, чем удалились от корабля, и ни одна не попала в воду. Матросы подобрали все пять птичьих тел, и радовались тому, какие они жирные, и восхищались моей меткостью. Капитан же, увидев это, возмутился и пришёл в ярость и закричал: "Глупцы, разве вам неведомо, что нельзя мореплавателю обидеть птаху ни малую, ни великую, что бросит тень на его судно, иначе постигнет его ужасное несчастье!" Но все были столь рады получить пять гусей к обеду, что никто его не слушал, и даже сам он вскоре примирился.
Так вот продолжилось наше плавание, а через несколько дней матросам надоело есть сухие лепёшки, и они пришли ко мне со словами: "Радан, а не мог бы ты и сегодня добыть нам жирную птицу к обеду?" И я ответил: "Если будет на то воля Громогласного Отца", и залез на мачту, и вскорости подстрелил шесть уток. Все съели их с удовольствием, а по прошествии ещё некоторого срока вновь обратились ко мне с просьбой, и я добыл четырёх лебедей. И уважение ко мне возросло ещё больше. Тогда гордый голос снова зазвучал в моих мыслях, и сказал: "Что эти жалкие жирные существа? Их толстые туши - слишком лёгкая мишень. То ли дело высоко парящий альбатрос!" И действительно, высоко в облаках парила эта гордая птица. В тот же миг я пустил в небо стрелу, и она взлетела столь высоко, что нельзя было разглядеть её в лучах солнца, и тут раздался крик, и вслед за ним мёртвый альбатрос упал вниз. Все тотчас же принялись поздравлять меня и славить, как самого искусного и меткого стрелка среди живущих.
И так все радовались и возвышали тем самым мою гордость, а в это время чёрный лук засветился аметистовым светом, и его объял дым. Люди в страхе отпрянули от меня, а из облака мглы зазвучало такое рычание, от какого храбрость оставляет даже наиболее отважных из мужей. И вслед за этим перед моими глазами предстал ужасный обликом фатм. Ростом он был в десять локтей, с бледно-лиловой кожей, длинные волосы спускались по пышущему силой телу до самых бёдер, а лицо было прекрасно, как у мраморной статуи или юной девушки, но вместе с тем вселяло нечеловеческий страх, испытавший который уже никогда не в силах будет о таком позабыть. А когда сердца у всех замерли от испуга, демон сиреневым вихрем пронёсся по палубе, и руки его превратились в острые клинки, рубившие головы и пронзавшие тела так легко, будто они были из мягкого воска. Не успел я сделать и двух вдохов, как корабельные доски под моими ногами покрылись кровью и извергаемыми из вспоротых животов кишками. Закончив расправу, фатм приблизился ко мне, и я встал перед ним на колени, умоляя о пощаде, а он ответил мне гулким голосом: "Не бойся за свою жизнь, Радан, ты освободил меня от тысячелетнего заточения, и я отплачу тебе за это великой честью - ты станешь моим рабом". А сказав такие слова, демон схватил меня в одну руку, а другой ударил по палубе с такой силой, что корабль разломился надвое, мы же взмыли в небо и полетели высоко над облаками быстрее всякой птицы.
По прошествии некоторого времени фатм опустился на крыше прекрасного дворца и поставил меня на ноги. Тотчас ко мне подбежали двое младших демонов, замкнули на моей шее тяжёлый золотой ошейник и повели по богато украшенным коридорам в помещения, где содержались рабы. Там один из них указал на чан с кипящей водой и гору требухи и овощей, над которой вилось множество мух. Я подошёл к смердящей куче и не знал, что с ней делать, тогда слуга фатма ударил меня по спине так, что я упал на пол, а когда поднялся, он снова указывал на гнилую пищу, и мне показалось, что он хочет, чтобы из этих отбросов была сварена похлёбка, но стоило только взять в руки скользкий кусок тухлой печени, как меня стошнило прямо в чан. Демон пришёл в ярость и стал осыпать меня ударами, от каждого из которых темнело в глазах.
Вот так я и стал рабом фатма, и последующие восемь лет убирал в его дворце нечистоты, варил похлёбку из отбросов для других таких же несчастных и исполнял прочие столь же неприятные и унизительные обязанности. Каждый из демонов, а их во дворце было бессчётное количество, избивал меня за малейшую провинность, а временами и просто так. Что же касается хозяина, то по мановению его руки золотой ошейник начинал сжиматься, удушая меня, и мои мучения доставляли этому злодею большое удовольствие, и он доводил эту пытку до того момента, когда я уже готов был найти свою гибель, и только тогда прекращал свои чары. И лишения мои были столь велики, что я жалел, что фатм не даёт мне умереть, но заставляет дальше жить этой позорной жизнью.
По прошествии же восьми лет случилось так, что в страну, где я находился в рабстве, прибыл купеческий корабль, и какой-то из товаров на нём заинтересовал фатма, и он принял путешественников у себя во дворце. А чтобы ужасный облик демонов не испугал гостей, сам он принял человеческую личину, а прислуживать поставил рабов из числа людей, и среди них меня. И, обнося купцов яствами и напитками, я вдруг узнал в одном из них Телида, своего доброго друга, который жил со мной на одной улице, и детьми мы часто играли вместе. По прошествии некоторого времени он встал из-за стола и направился в нужник, и я последовал за ним, и, убедившись, что за нами не наблюдает никто из демонов, негромко окликнул его по имени. Но Телид не узнал меня, ведь годы мореплавания и рабства изменили моё лицо, и сказал: "Что тебе нужно от меня, жалкий раб?" Однако услышав моё имя и имена моих отца с матерью, он узнал меня, и воскликнул: "Во имя Громогласного Отца! Что же привело тебя к столь плачевному состоянию? Как попал ты в рабство к этому чужеземному царю? Быть может, в моих сила избавить тебя от этого". И я рассказал ему, что со мной было, и Телид поразился этой истории, однако же, узнав, что хозяин мой из фатмов, он против ожиданий обрадовался, и произнёс следующие слова: "Что ж, это облегчает задачу. Дело в том, что мой покойный отец оказал архонту Тарназииту, царю царей среди демонов, одну весьма важную услугу, и в благодарность тот приказал всем фатмам беспрекословно подчиняться ему и исполнить три желания, какими бы они ни были. Однако нравы этих существ таковы, что наивысшей доблестью у них считается обманом погубить доверившегося человека, и первое сказанное после этого моим благородным родителем слово отправило его на тот свет. Договор же, однако, сохранил свою силу, и ещё дважды я могу им воспользоваться. Но не следует просто приказывать твоему хозяину отпустить тебя. В таком случае он отправит демона под твоей личиной, который убьёт меня во сне, или же умертвит тебя и выдаст мне бездыханное тело, или измыслит ещё какую-либо подлость. Нет, нам потребуется более хитроумный способ". И вот что я ответил: "Что ж, если так, то попроси у фатма один сундук из его сокровищницы. Когда он проведёт тебя в подземелье, отврати свои взоры от груд золота и драгоценных камней, ибо вместо них ты получишь только наваждения, которые превратятся в грязь при свете дня. Вместо этого выбери обитый бронзой ящик с рукоятками чёрного дерева. Он весьма велик, но на него наложены особые чары, и одному человеку по силам унести его. Я же спрячусь внутри, и с собой возьму наиболее ценные из его сокровищ, и так мы обманем демона и получим от него свободу и богатство, если будет на то воля Громогласного Отца".
План этот пришёлся Телиду весьма по душе, и мы условились, что ночью я проберусь в сокровищницу и спрячусь в ларь с рукоятками чёрного дерева, а с первым лучом солнца он отправится к фатму и предъявит ему своё требование. Демоны, служившие во дворце стражей, в тот вечер допили всю оставшуюся от пиршества брагу и беспробудно спали, ничего не стоило прокрасться мимо них, выкрасть у одного ключи и отпереть ими двери подземелья. Найдя же тот самый сундук(а известно о нём и его волшебных свойствах мне было уже долгое время, в нём рабы с кухни носили столовое серебро, и даже на огромных пиршествах, когда блюд и приборов было до двух сотен, его без труда мог поднять один человек), я попытался открыть его, но не сумел. На нём не было хитроумных запоров, а замок выглядел незапертым, просто неведомая сила удерживала крышку. Тогда я попробовал просунуть в щель один из ключей, чтобы с его помощью всё же распахнуть ящик. Но и это не помогло, и металл скользнул по металлу, издав громкий скрип, и на этот звук прибежал проснувшийся демон и схватил меня.
Когда на следующий день Телид с позволения фатма спустился в сокровищницу, то увидел сотню сундуков, некоторые из них были приоткрыты, и золото с драгоценными каменьями поблёскивало в полумраке. Жадность шептала ему на ухо: брось всё, возьми себе эти богатства! Но добрый друг не отступился от данного мне обещания и выбрал крепко запертый ящик с чернодеревными ручками, и слуга отнёс добычу на корабль. Я же в это время находился в темнице, и слуги фатма избивали меня и мучили, и вот так в тот раз мне не удалось спастись из рабства.
Ещё шесть круговратных лет нёс я тяжёлую службу, и начал уже верить, что не увижу свободы до конца дней своих. Однако Громогласный Отец распорядился иначе, и в один из дней пятнадцатой весны моего рабства среди надсмотрщиков оказался демон, бывший слугой демарха, враждебного к фатму, которого мне довелось освободить. И он говорил с рабами наедине, и допытывался у каждого, знает ли он, почему хозяин отсутствовал долгие годы и что заставило его вернуться в эти земли четырнадцать лет тому назад. Когда подошёл мой черёд, я намекнул, что мне известно об этом многое, но слова эти не могут быть произнесены, покуда на шее у меня заколдованный золотой ошейник, а стою я не на населённой свободными людьми земеле. И мне повезло встретиться с демоном, который не имел ненависти к человеческому роду, и выполнил мои пожелания, а в ответ я рассказал ему, что фатм этот был на много веков заточён в чёрном охотничьем луке, и сумел освободиться только напившись крови невинных созданий, и слова эти понравились моему освободителю, и он немедля отправился передать их своему хозяину. Вот так и вернулась ко мне свобода, и ещё несколько месяцев трудного пути отделяли меня от родных Каилеев.
Путь был тяжёл, но все его тяготы ничего не стоили в сравнении с рабством у фатма. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я последний раз ступал на родную землю, и никто в городе не мог узнать в мужчине с густой бородой и сединой в волосах того юношу, с которым когда-то были дружны. Первым же делом ноги понесли меня к дому родителей, и на крыльце жалкой лачуги, в которой жили мои отец и мать, я увидел Телида. Он узнал меня, но не бросился ко мне с обьятьями, а вместо этого упал на колени и стал посыпать голову пылью, рыдая: "О, друг Радан! Прости меня, что не смог спасти тебя от мучительной смерти. Прошу тебя, покойся с миром, а страдания, причиняемые мне совестью, и без того безмерны, и не следует твоему призраку бродить здесь". Я засмеялся, и сказал ему: "Встань, Телид, и обними меня, и ты увидишь, что я никакой не призрак, но человек из плоти и крови, и ты ни в чём не повинен передо мной. И скажи мне, живы ли мои родители". Лицо друга тотчас же переменилось, он схватил меня за руку, и убедился, что перед ним не привидение, и тогда радость посетила его, и он заключил меня в крепкие объятья и ответил: "Да, твои отец и мать живы, и какова же будет их радость, когда они увидят сына, которого считали погибшим!"
Мы вошли в родительский дом, и, увидев меня, мать лишилась чувств от счастья, отец же крепко держался за стену. Телид помог накрыть стол, и вчетвером мы уселись за него, а поев немного, я рассказал, как освободился из рабства, и затем спросил: "Но поведайте мне, почему вы считали меня мёртвым?" И мой друг рассказал следующее: "Шесть лет тому назад во дворце у фатма я сделал ровно так, как мы и условились, и потребовал у него один из сундуков, и демон вынужден был мне подчиниться. Мне удалось усмирить свою алчность и не соблазниться блистающими сокровищами, но приказать слугам вынести тот самый ящик с рукоятками из чёрного дерева. В тот же день мы отплыли, и едва корабль отчалил, как я бросился в трюм, чтобы освободить тебя, но не смог открыть сундук. И все мы на корабле вместе не сумели этого сделать. А через некоторое время изнутри стали доноситься стуки и страшные крики, и мы утроили наши усилия, но все они были тщетны. По прошествии ещё двух дней звуки в ящике прекратились, и вследствие этого я решил, что ты погиб там внутри, и почувствовал великую печаль, потому что фатмы и во второй раз перехитрили мой род, лишив меня друга, и оставил попытки. Когда же наш корабль прибыл в Каилеи, то и здесь никто не смог отпереть фатмовский ларь, и я поведал печальную историю твоему отцу, и мы закопали его, будто это был твой гроб, на кладбище". Тогда я сказал: "Мы должны непременно выкопать сундук и открыть его, наверняка чары уже развеялись за прошедшие годы, а внутри находятся большие богатства". И слова мои пришлись по душе другу.
Тогда ночью мы с Телидом отправились на кладбище, и, изрядно поработав лопатами, извлекли из глубокой могилы ящик. Увидев его, мой благородный родитель(а отец следовал за нами, не одобряя этого плана) сказал: "Любимый сын, зачем ты вытащил из подобающего ему места этот гроб? Когда твой друг вернулся из путешествия и принёс нам его, мы с твоей матерью не находили себе места от горя, зная, что наш единственный отпрыск находится там внутри, и мы даже не можем взглянуть на него в последний раз". Но я отвечал отцу: "Посмотри на скорбное житие своё, твоё жилище жалкое и недостойное человека, солнечный свет не попадает туда даже в самый безоблачный день лета, и вместо него в окна влетает смрад отбросов. Даже в рабстве у могущественного царя демонов невольники не испытывали таких лишений. А в этом сундуке - золото и самоцветы, которые сделают нас богаче многих купцов и вельмож этой страны, и мы будем жить в роскоши и довольстве". Но мудрый старик возразил: "Сын мой, неразумное дело ты замыслил. Сказания учат, что приобретённый по волшебству достаток не приносит счастья, но только лишь погибель и разочарование". Я же не послушал отца, и продолжал пытаться открыть ящик, но все мои усилия были тщетными. И когда взошло солнце, мы с Телидом закопали сундук назад, и, утомлённые, отправились в свои дома, а с наступлением ночи вновь извлекли его и пытались взломать, но он всё же не поддавался, и так повторилось ещё дважды, а затем мой друг сказал мне: "Радан, мне не хуже тебя известно, что в этом ящике несметные богатства, но нам явно не суждено открыть его, и следует вернуться к повседневной работе, так ни мне, ни тебе не приличествует жить за счёт твоего отца, ведь он и без того чрезвычайно беден". Я выслушал его, и понял, что слова эти разумны, но не хотел оставлять надежду заполучить сокровище, и в ту ночь мы заплатили кладбищенскому стражнику полдюжины мех, чтобы он смотрел в другую сторону, когда мы будем выносить сундук, и так злосчастный ящик оказался в моём подвале.
Когда дед закончил свою речь, Аламат спросил: "С тех пор прошло уже больше пятидесяти лет, неужели за все эти годы никто так и не сумел его открыть? И даже не пытался?" И Радан отвечал внуку: "Пытались, и ещё как, но смотри - на небе уже хорошо виден Кошачий Глаз, а многие из твоих братьев и племянников засыпают, и это значит, что самое время перед отходом ко сну вознести хвалу Громогласному отцу, и если он позволит мне проснуться живым завтра утром, то я продолжу свой рассказ".
И так они отправились спать, а на следующий день, когда все освободились от дел, Радан снова вынес из дому свой старый ящик, сел на него, и стал ждать, когда соберутся слушатели, и вскоре их оказалось вдвое больше, чем в предыдущий раз, потому как многие успели узнать, что старик рассказывает интересную историю. Подождав ещё совсем немного, он продолжил.
История старого Радана, день второй
Случилось так, что Телид очень выгодно продал некоторые товары, привезённые им из путешествий, и когда он подсчитал свою выручку, то у него оказалось двадцать тысяч мех, и он пришел с ними ко мне и сказал: "Радан, я хотел открыть лавку на заработанные деньги и торговать в ней различными товарами, а теперь моих денег хватит, чтобы открыть две, и я хочу, чтобы одна из них принадлежала тебе, так как ты мой друг с детства, и если бы ты не предупредил меня во время об истинной природе того фатма, то я бы наверняка погиб и точно не получил бы эту прибыль". Я согласился, и стал каждое утро открывать свой магазин и продавать и покупать, и дела мои шли хорошо. За меня вышла замуж Аннира, самая прекрасная из девушек, которая многим из вас приходится бабушкой, а родители доживали остаток своей старости в достойных условиях. Так прошло несколько лет, и всё реже мне на ум приходил обитый бронзой ящик с рукоятками черного дерева, и затем родился первый сын, вслед за ним два других, умер отец, и я почти совсем забыл о сокровище фатма, стоявшем в подвале.
В то время исполнялось две тысячи лет с тех пор, как Громогласный Отец в последний раз появился перед своими детьми, и, поскольку это было у нас на Фаинском холме, множество паломников прибыло в Каилеи из самых отдалённых стран, и улицы наполнились чужеземцами. В один из дней такой странник зашел в мою лавку, положил на стол серебряный перстень с изумрудом, украшенный сложным узором, и сказал: "Лавочник, я хочу продать тебе это кольцо, если ты предложишь мне справедливую цену". Внимательно осмотрев камень, я увидел, что он не только велик, но и не обладает ни единым изъяном, а работа мастера по серебру отличается непревзойденным искусством. И тогда я сказал посетителю: "Даю тебе за него тысячу мех". Но тот в ответ посмотрел на меня и воскликнул: "Воистину, тот, кто сказал, что ты знаешь толк в вещах фатмов, был гнусным лжецом! Тысяча - малая цена даже за подобную работу простого человека". Я возразил: "Моя цена справедлива, но если это кольцо и правда изделие фатмов, то поведай мне его историю и расскажи, на что оно способно, и, быть может, ты получишь за него намного больше". Тогда чужеземец сказал следующее:
Родом я из Бахия Негра. Родители мои занимали видное положение при дворе у тарантского императора, и он назначил отца ипатом в этом великом порту. А тогда как раз настали времена наибольшего процветания меховой торговли, и всё, что добывали охотники на Мизарских островах и в снежных землях, привозилось к нам, и таким образом родитель мой нажил огромное богатство, и стал весьма горд собой. И тогда он приказал выстроить себе новый дворец из лучшего мрамора, с золотыми колоннами и окнами из самоцветов. Прослышав об этом, император прислал гонца с такими словами: "Виданное ли это дело, чтобы слуга, пусть даже градоначальник, столь превосходил господина своего роскошью? Отмени постройку своего чертога, ибо того требую я, волею Громогласного Отца царь Таранта и повелитель всех земель от Грании до Шпура, а также Афлекии". Но гордыня обуяла отца моего, и он отвечал: "Не слуга я тебе более, а если алчешь богатств моих - приди и возьми". И разъярился император, и собрал огромное войско со всех подвластных ему земель, и осадил Бахия Негра, а в море на помощь к нему пришёл флот мизарцев, и вскоре город пал, а отец был казнён и голова его была надета на кол и выставлена на всеобщее обозрение на центральной площади. Мне же пришлось бежать, взяв с собой немного золота и драгоценностей, и в том числе это кольцо. И я надел его на палец и носил там. А со мной было несколько спутников из числа слуг, и в один из вечеров мы шли по пустынной местности и решили остановиться на ночлег под большим деревом. Но когда я подошёл к нему, то перстень стал холоден, словно лёд, и мне не захотелось спать там. Но попутчики мои подняли меня на смех, и говорили: "Увы, будто недостаточно было того горя, что отец твой погиб при столь постыдных обстоятельствах, теперь и сам ты стал бесноватым!" И они разбили стан под ветвями, а я один расположился в некотором отдалении. И приснилось мне, что когда опустилась темнота, дерево преобразилось, и оказалось, что это ворота подземного дворца, и из них вырвалась дюжина демонов под предводительством фатма могучего и устрашающего вида, и это воинство изрубило моих попутчиков на куски, а руки, головы и другие части развесили вокруг дверей. Сон этот напугал меня, но, проснувшись, я увидел, что на ветвях дерева и правда прибиты части человеческих тел, которые клюют вороны, и всё вокруг залито кровью. Великий ужас охватил меня тогда, и я бежал оттуда, а когда же разум вернулся ко мне, то понял, какую добрую службу сослужило мне это кольцо. Оно всегда холодеет, если поблизости находятся фатмы или что-либо зачарованное ими. И я бы никогда не продал его, если бы не нуждался столь сильно в деньгах.
Когда чужеземец закончил свою историю, я сказал ему: "Твой рассказ поистине удивителен, и если он правдив, то я дам тебе за это кольцо две с половиной тысячи мех, но прежде хотелось бы проверить, действительно ли всё так, как ты говоришь. У меня в подвале стоит ящик, зачарованный фатмами, и мы можем всё выяснить". Посетитель согласился, и мы спустились вниз, а когда я подошёл к сундуку, то кольцо на моём пальце стало холодным, как лёд. И тогда всякие сомнения в истинности этой невероятной истории покинули меня, и чужеземец получил свои деньги, а перстень с того дня долгое время не покидал моей руки. Так-то и оказалось у меня это волшебное кольцо, которое в дальнейшем сослужило мне хорошую службу.
Прошло ещё несколько месяцев, и по городу разнеслась весть, что к нам прибыл путешественник из далёких стран, который обещал большие деньги тому, кто расскажет ему наиболее удивительную историю, с одним только условием - вся она должна быть правдива полностью и до конца, и не содержать ни единого слова вымысла. И тогда Телид пришёл ко мне и сказал следующее: "Радан, готов биться об заклад, что ни с кем из горожан не было более невероятных приключений, чем с тобой, когда ты провёл четырнадцать лет в рабстве у фатма, а затем освободился. А если же эту историю он не сочтёт достаточно удивительной, то мы расскажем ему про сундук, который никак нельзя открыть, и уж такого-то точно не найдётся ни на одном из берегов Океана, и награда будет нашей". Я согласился, и мы отправились на постоялый двор, где остановился этот путешественник. Кроме нас, там было уже немало посетителей, поэтому мы сели за стол и заказали себе пива с сосисками, а через некоторое время слуга сказал, что его хозяин распорядился принять нас, и мы с Телидом отправились в покои. Я почувствовал, как кольцо на моей левой руке леденеет, но постеснялся сказать об этом своему другу. Затем мы вошли в комнату, где искатель правдивых рассказов встречал тех, кто желал получить награду, и это было самое лучшее из помещений, какое можно нанять за деньги в Каилеях, просторное и богато украшенное, а холод перстня стал совсем обжигающим, и я уже без сомнения знал, что предо мной фатм. Однако выглядел он вполне обычным человеком, и на нём были купеческие одежды, расшитые золотом и украшенные самоцветами, какие носят люди исключительного достатка.
Телид взглянул на меня, но я сделал ему знак, что не хочу говорить сам, и тогда он начал рассказ о том, как мы избежали гибели от фатма на отдалённом острове, а путешественник удивлялся нашим приключениям, но по окончании истории сказал: "Поведанное вами весьма примечательно, но откуда мне знать, что всё это происходило на самом деле, а не приснилось одному из вас?" В это мгновение холод от кольца стал ещё сильнее, и в надежде хоть как-то спастись от него я спрятал руку в карман своей одежды и снял перстень с пальца. А надо сказать, что сосиски, которые нам подали к пиву, были так хороши, что я не смог оставить одну из них недоеденной и унёс её с собой. И вот на эту-то сосиску волею Громогласного отца и наделось волшебное кольцо. Тем временем Телид рассказывал про наши с ним тщетные попытки открыть ящик с рукоятками чёрного дерева, но чужестранец не проявлял к нему должного внимания и всё время смотрел на мой карман. Когда же рассказ подошёл к концу, то собиратель историй удивлённо заметил: "Как, вам так и не удалось получить сокровища из этого сундука? А я думал, что перстень Радана из их числа, ведь мне доводилось видеть много изделий фатмов и я с первого же взгляда узнаю одно из них". С такими словами он сделал шаг в мою сторону, и, быстрее, чем мы могли бы даже моргнуть, сказал "Могу ли я взглянуть на него?" - и тут же сквозь ткань одежды схватился за кольцо, надетое на сосиску, и рванул его к себе. Волосы его при этом удлиннились и засветились пурпуром, так что не осталось никакого сомнения, что это фатм. По всей видимости, он решил, что оторвал у меня вместе с перстнем палец, так как начал такую речь: "Слабые люди, вы столь же хрупки, как и лживы! Вы думали, что вам удастся обмануть меня? Это кольцо изготовил я сам, и вы взяли его из похищенных сокровищ, а говорите, что не сумели открыть сундук!" Пока он говорил эти слова, мы с Телидом успели отойти достаточно далеко, чтобы нас не поразили подобные молниям лезвия рук чудовища, и тогда мой спутник достал из кармана кусок кожи, на котором был написан договор его отца с повелителем всех фатмов(как же я был рад, что он захватил его с собой!), и прокричал: "Остановись, раб Тарназиита! Я требую, чтобы ты немедленно покинул эту землю и больше не появлялся в ней, покуда железо не поплывёт по воде". Когда взгляд фатма упал на печать архонта, он издал кошмарный вопль, а затем залился смехом: "Не могу ослушаться тебя, человек, но помни, что это последний раз, когда дела отца твоего дают тебе власть надо мной, и при следующей нашей встрече не жди от меня пощады". А произнеся такие слова, чудовище обратилось в лиловую молнию и стрелой унеслось к небу, пронзая крышу. Сосиска же с надетым на неё волшебным кольцом упала на пол, и я поспешно возвратил перстень к себе на палец.
В это время в дверях показалось множество людей, привлечённых шумом и криками, и впереди всех был хозяин постоялого двора. Звали его Фрасо, и происходил он из древнего рода, знаменитого проявленной во многих сражениях доблестью, но сам не сумел добиться славы, подобной той, какую стяжали для себя его предки, так как в детстве подвергся нападению горного льва, и хоть и выжил, но лишился одного глаза и остался хромым. Однако почёт и известность не обошли Фрасо стороной, ведь несмотря на то, что он не имел возможности проявить себя на ратном поле, но в делах своих вёл себя с величайшими честностью, благородством и рассудительностью, благодаря чему не только в Каилеях, но и во многих отдалённых странах пошла молва о нём как о, бесспорно, наиболее достойном и справедливом муже из ныне живущих. Обратясь же к нам с Телидом в тот день, хозяин постоялого двора спросил: "Скажите мне, почтенные горожане, что произошло здесь, и куда исчез мой высокородный постоялец? Мне хорошо известны вы, ваши семьи и ваши дела, поэтому не хотелось бы возводить напраслину, но блеск золота, увы, заставляет многих людей поступиться своей честью". Я же ответил ему: "О благородный Фрасо! Зачем же ты говоришь, что не хочешь вызвать ложных подозрений, и тут же сам их вызываешь? Совесть моя чиста, а вот твой гость замышлял злое, так как был не человеком, но фатмом, принявшим человеческую личину - уж конечно, не с добрыми намерениями. А если эти слова кажутся тебе столь же невероятными, как и другие истории, рассказанные здесь искавшему их путешественнику, то обрати свой взгляд на потолок, и увидишь там угольный след, оставленный молнией, в которую превратился гостивший у тебя демон, когда мы с Телидом принудили его покинуть город". Тогда все вошедшие разом посмотрели вверх и убедились в истинности моих слов, а вслед за этим из-за спины у Фрасо вышел один из рассказчиков, ожидавших своей очереди на приём, и сказал: "Пусть он был фатм, но как же теперь следует поступить с объявленной им задачей? Я слышал, что в награду за наиболее удивительную историю он приготовил три мешка золота, и это слишком большие деньги, чтобы можно было просто так забыть про них и уйти". Фрасо тут же отозвался: "О, для этого вопроса у нас есть решение, которое, думаю, устроит многих, а кто же останется им недоволен, вынужден будет подчиниться воле большинства. Действительно, мой постоялец привёз с собой три мешка золота и поместил их в безопасном хранилище на моём постоялом дворе. Несмотря на то, что он вынужден был покинуть нас и вообще оказался злоумышленником, нет причин отказываться от данных им обещаний. Однако же у меня нет способа выяснить, какие из историй быль, а какие - выдумка, кроме того, нет желания сравнивать, какая из них наиболее удивительна, поэтому я предлагаю разделить эти деньги поровну между всеми, чьи имена есть в составленном моим слугой списке рассказчиков, а они в благодарность за это поведают свои истории публике".
Таким-то образом и разделили между всеми, чьи имена были в списке (а их оказалось двести пятьдесят человек), все эти три мешка, и каждому досталось по триста мех. Некоторые из рассказчиков были недовольны, так как считали, что их истории были удивительнее всех других, однако Фрасо напомнил им о второй части своего решения, и на протяжении последующих десяти вечеров каждый предстал перед публикой со своим повествованием. Услышав, сколь невероятны истории остальных, почти все недовольные поняли, что получили справедливую награду, ведь триста золотых мех - это немалая сумма денег. Я же вложил большую часть денег в свою торговлю, а на часть из них купил подарки жене и сыновьям, и они ходили со мной на постоялый двор Фрасо слушать сказки наших земляков и чужеземцев.
Когда же все участники состязания выступили перед публикой, была ночь новолуния, самая тёмная из ночей месяца и потому излюбленная ворами и грабителями для их нечестивых дел. По этой причине на следующее утро я спустился в лавку раньше обычного, чтобы пересчитать все ценности и убедиться, что ночью ничего не было похищено. За этим делом меня и застали двое стражников, которые ввели в двери Рамона, моего приказчика, вид которого был весьма жалок. Он работал у меня уже несколько лет и всегда проявлял себя наилучшим образом, если только дело не касалось пива. В нём же Рамон не знал никакой меры и, бывало, напивался до полнейшего безумства. Помня об этом, я спросил: "Уважаемые стражи! Мой слуга - честный и порядочный человек, и если от неумеренной страсти к некоторым напиткам иногда ведёт себя неподобающе, то это не значит ещё, что следует заключать его в темницу". В ответ на это старший из сопровождавших приказчика снял каску и ответил: "Боюсь, достопочтенный лавочник, что сегодня этот презренный пьяница не заслуживает твоего сочувствия. Дело не ограничилось тем, что он буянил в таверне, а именно кинул скамьёй в другого посетителя и разбил несколько кружек. Будь это так, хозяин заведения не стал бы звать стражу, а просто запер бы его в чулане, пока не проспится. Но случилось так, что вечером при нём был мешочек с тридцатью мехами, полученными от тебя для уплаты поставщику тканей. А наутро, проснувшись в кладовой у Балгора, Рамон обнаружил, что пропил или потерял всё это золото. И, чтобы избежать справедливого возмездия, завернул в тряпку горсть картофельных очистков, которые и попытался отдать купцу вместо денег. Тот, конечно, сразу заметил, что кошелёк слишком легкий, и решил пересчитать его содержимое немедленно. Твой слуга ещё не успел далеко уйти, когда вызвали нас".
Я огорчился такому рассказу, но не нашёл его удивительным, и сказал приказчику следующее: "Помнишь, Рамон, сколько раз и я, и все остальные говорили тебе, что необходимо совладать с этой пагубной страстью? Теперь же слишком поздно, и этот порок подвигнул тебя на преступление, и ничто тебя уже не убережёт от тюремного заключения". А он отвечал, глядя на меня умоляющим взглядом: "Знаю, хозяин, что моё влечение к пиву чрезмерно, но прошу, поверь мне, я не виноват в том, о чём говорят эти люди. Да, я действительно выпил в таверне у Балгора, но, прежде чем предаться пьянству, отдал твои деньги этому бесчестному человеку на хранение, и если с утра в кошельке были шкурки от картошки вместо золотых монет, то это только его вина". Мне же было известно, что слову Рамона можно доверять, и потому я предложил стражникам отправиться вместе с ним и мной в таверну, чтобы выяснить, как всё было на самом деле.
Путь пролегал через самые оживлённые места каилейского базара, и вокруг, несмотря на раннее время, стоял шум и смрад. А когда мы вышли на площадь, где собирались менялы, зазывая купцов и путешественников в свои заведения, потому что, дескать, у всех остальных подпиленные гири и заговоренные весы, то увидели большую толпу людей, от которой доносились брань и крики. Подойдя ближе, можно было разобрать следующее: один из ростовщиков жаловался, что часть его золота вдруг обернулась этой ночью в очистки картофеля, и обвинял в этом кого-то из своих конкурентов, наславших на него злые чары. Тут-то я и начал понимать, в чём была причина происшествия с Рамоном. Оказывается, деньги фатма были только обманом и видимостью! И действительно, среди монет в моём кошельке тоже оказалась пара шкурок. Объяснив это стражникам, я уговорил их отпустить моего приказчика на этот раз, отправил его в лавку, а сам пошёл к Телиду.
Мой друг был очень взволнован, он уже знал о том, что случилось, и говорил: "Радан! Видишь, какую злую шутку сыграл с нами фатм. И всё это при том, что он связан договором, который мой отец заключил с архонтом Тарназиитом, а какие подлости он мог бы совершить, не прикажи я ему убраться? Нам необходимо обезопасить себя от этих зловредных демонов, ведь они не остановятся и перед тем, чтобы причинить вред любому, кого мы любим. А смерть - и гораздо худшие страдания - будут угрожать нам, покуда мы владеем этим злосчастным сундуком, который не можем открыть". Я согласился с Телидом, и мы решили поступить следующим образом. С наступлением лета многие купцы отправлялись путешествовать в заморские государства и земли, чтобы продать свои товары, купить диковинные вещи для торговли дома и посмотреть чужестранные обычаи. Потому никто не заподозрил бы и нас, если бы нам вздумалось поступить подобным образом. А обитый бронзой ящик с рукоятками черного дерева можно было взять с собой тайно и оставить в каком-либо отдалённом месте, после чего вернуться в Каилеи, где фатмам теперь не было дозволено появляться, и зажить спокойной жизнью.
Жена отговаривала меня от этого предприятия и именем Громогласного Отца умоляла подумать о ней и детях, но я объяснил, что необходимость оставить родной дом на время вызвана как раз заботой об их благополучии. Конечно, это не заставило её одобрить идею путешествия, но пришлось смириться с неизбежной разлукой. Выждав пару дней, чтобы на улицах улеглась паника, вызванная превращением золотых монет в мусор, мы с Телидом отправились в порт, где встретились с судовладельцем, с которым мой друг был хорошо знаком по прошлым своим плаваниями в дальние страны. На этот раз нам понадобился особенно большой и прочный корабль, чтобы никакие невзгоды не помешали нашему успеху, а полные заморских товаров трюмы развеяли все подозрения о том, что целью экспедиции была вовсе не торговля, и за найм пришлось уплатить немалую сумму. А получив в своё распоряжение роскошное судно, мы пошли по купцам и ремесленникам, и некоторые продавали нам товары, а другие решали сами отправиться в путь в нашей компании. И уже через несколько дней на корабль были погружены огромные количества тканей, благовоний, лат и оружия из фаинского железа, золота и самоцветов. И когда каждый из присоединившихся к путешествию, а их было сорок человек купцов, сообщил, что все его товары уже в трюме, я надел скромный балахон и с богатыми дарами отправился в святилище к эгиспу, чтобы спросить у Громогласного Отца, ждёт ли наше плавание успех.
Прорицатель принял подношение и стал, закрыв глаза, у окна. И вдруг между туч прорвался луч солнца и озарил его лицо. Тогда эгисп произнёс такие слова: "Знай, о путешественник, что предстоящий путь будет долгим, но безопасным, и завершится он, когда ты ступишь на землю, покрытую рыбьей чешуёй. Там тебе следует навсегда оставить самое драгоценное из тех сокровищ, которые будут с тобой, и тогда по возвращении домой всё сложится наилучшим образом и богатства твои умножатся". Я счёл это предсказание благоприятным, ведь проклятый сундук стоил дороже любого из товаров в моём владении, и вернулся домой, чтобы проститься с детьми и любимой женой, а наутро наш корабль отчалил от берегов Каилеев.
Этими словами Радан закончил свою историю во второй день, и молча отправился спать. На следующий вечер никому не пришлось специально напоминать, и когда старик снова занял своё место и продолжил рассказ, слушателей вокруг него было опять-таки вдвое больше против вчерашнего.
История старого Радана, день третий
Плавание наше продолжалось несколько месяцев, мы бросали якорь в портах разных стран, продавали наши товары и покупали местные. Наконец, началась осень, и один из купцов высказал мысль, что нам следует возвратиться в Каилеи, пока не наступили холода. Многие поддержали его. Однако Телид настаивал, что мы должны продолжить плавание, зазимовать в том порту, где нас застанут неблагоприятные условия, и только следующей весной вернуться на родину. Я разделял его точку зрения, и вот почему: все места, где нам довелось побывать, были населены разными людьми, среди которых, конечно, встречалось достаточно негодяев, но ни в одной из стран жители не были столь ужасны, чтобы мы могли позволить себе навлечь на них ярость фатмов, оставив в их городе проклятый ящик. А так как корабль был нанят на наши с Телидом средства, то остальным пришлось смириться с нашим решением, хотя трое из числа купцов и сошли на берег, чтобы добираться домой самостоятельно, затаив на нас обиду за несправедливое, по их мнению, решение.
Что же касается тех, кто остался на борту, то мы продолжили плавание, и через неделю пристали к земле алтиян в городе Исопе. Город этот был богатый, полный красивых домов и дворцов, и каждая из его улиц была вымощена блестящим булыжником так, что не было видно ни единого клочка земли. Издалека это выглядело, будто чешуя. И я подозвал к себе Телида и сказал ему: "Не иначе как именно про это место говорило пророчество. Значит, нам суждено избавиться от сундука фатмов именно тут". Друг согласился с моим толкованием слов оракула, и мы спустились на пристань, чтобы увидеть, что за люди живут в городе, который нам предстоит обречь на многие невзгоды.
Обычаи алтиян во многом разнятся с тем, что принято у жителей Каилеев и ближайших земель. Они никогда не бреют бороды, волосы же, напротив, сбривают начисто(а многие лысые от рождения) и наносят на голову различные рисунки в соответствии с профессией и положением. Царей и правителей у них нет, и городом управляет собрание знатных горожан. Одежду граждане Исопа изготавливают исключительно из овечьей шерсти, и по этой причине высоко чтят овец и никогда не употребляют в пищу баранины. Громогласного Отца же не почитают вовсе, и не верят, что он вообще был на свете. По этой причине счёт лет алтияне ведут не от последнего озарения Фаинского холма, а от изгнания царей из Алтии, что, по их словам, случилось почти 700 лет назад, и когда мы с Телидом прибыли в ту землю, по их летоисчислению шёл 663 год. Храмы, однако, в Исопе есть в не меньшем, а даже и большем числе, нежели в нашей земле. Поклоняются в них не одному, а многим богам, именно же таким: Земле, матери всего сущего, Солнцу, небесному отцу, и великому Океану.
Случилось так, что товариществу виднейших купцов и ремесленников Исопа стало известно, что мы - пришельцы из дальних стран, и они вызвали нас к себе, чтобы услышать об истории и обычаях тех мест, откуда мы родом. Телид и ещё несколько наших попутчиков отправились со мной, и все как один были поражены роскошью зала для собраний. Высотой он был самое меньшее в две дюжины локтей, и это только по краям, где массивный купол опирался на мраморные колонны, покрытые рельефами из серебра и золота, а в самой середине свода было изображено Солнце, и весь остальной потолок был покрыт весьма искусными изображениями сотен поклоняющихся и приносящих ему жертвы людей. И глядя на всё это богатейшее убранство, мы поняли, что это и есть те самые люди, которым принадлежит власть над алтиянами. Число им было двадцать восемь, и в каждый из дней месяца одному из членов товарищества даровалось предводительство над остальными, в знак чего он украшал голову высокой войлочной шапкой, украшенной рубиновой звездой. Увидев нас, мужчина в этом почетном убранстве сделал шаг вперёд и произнёс такие слова: "Приветствую вас в Исопе, чужестранцы. Меня зовут Риаауш Хьямун Сидд, мой древний род владеет многими садами и виноградниками, снабжающими всю страну вином и плодами, и сегодня мне выпала честь быть первым среди моих товарищей, разделяющих власть над Исопом и остальной Алтией. А теперь поведайте нашему собранию, кто вы, откуда, каковы события в вашей стране и куда вы держите путь". Телид рассказал нашу историю, описал нравы и обычаи Каилеев и окрестных земель, а когда говорил об особом искусстве фаинских кузнецов, то достал меч в разукрашенных ножнах и предложил Риааушу Хьямуну Сидду самому убедиться, что ни один из смертных нигде на земле не достиг ещё подобного искусства. Тот был в восторге, и мой друг предложил это оружие в качестве дара. Тогда предводитель товарищества сказал: "Благодарю вас за столь прекрасный подарок. Думаю, настало время трапезы. Для дорогих гостей мы приказали заколоть двух самых тучных быков из нашего стада и приготовить много других праздничных кушаний. А после обеда я хотел бы лично задать ещё некоторые вопросы путешественникам".
После этих слов слуги отворили двери в трапезную, и нашим взглядам предстали наполненные самыми изысканными яствами столы, и на скамью с одной стороны сели члены товарищества, а с другой мои друзья и попутчики, и все приступили к еде, а прекрасные юноши ходили за нашими спинами, переменяли блюда и наполняли кубки, как только они успевали опустеть. Когда же мы насытились мясом, фруктами и вином, то вместе с Телидом вышли на улицу, чтобы вдохнуть холодного воздуха. Тогда один из прислужников приблизился к нам и говорил: "Прошу, не губите меня, благородные чужестранцы, но выслушайте и поймите мои слова(а надо сказать, что язык алтийцев во многом весьма похож на наш, и только звучит незнакомым, но если проявить должное внимание, то вполне понятен жителям Каилеев)! Знайте же, что товарищ Риаауш - злой и очень жестокий человек, и его желание - стать царём и тираном в Исопе и окрестных землях. Он увидел, что оружие из ваших земель превосходит наше, и после трапезы хочет выяснить, сколько подобных мечей вы сможете продать ему. С таким вооружением его людям не составит труда заставить остальных товарищей избрать Риаауша Хьямун Сидда предводителем не на один день в месяц наравне со всеми, но постоянно. Люди же Алтии не могут жить под гнетом тиранов, и все нажитые нами богатства - лишь малая часть плодов свободы". Мы выслушали юношу и поверили его словам. А затем Телид спросил: "Но как же нам поступить, чтобы не навлечь на себя гнев этого могущественного мужа и вернуться в свою страну живыми?" Слуга отвечал: "Лучше всего будет, если вы скажете ему, что при вас больше нет таких мечей и наконечников копий, и якобы отправитесь на родину за ними, а сами больше не вернётесь, пока не дойдут до ваших земель известия, что Алтии не грозит более тирания. Тогда же смело отправляйтесь в плавание к нашим берегам, и свободные жители Исопа отблагодарят вас сторицей". Я возразил: "Увы, портовые чиновники уже переписали весь наш груз, Риаауш Хьямун Сидда наверняка поймёт нашу ложь и жестоко расправится с нами. Но не отчаивайся, у нас есть ещё лучший способ помочь твоему делу, о котором ты узнаешь в надлежащее время". Телид же понял, о чём я говорю, и поддержал мою идею.
Действительно, оказалось, что именно с такой целью, о какой нас предупредили, товарищ Риаауш и призвал нас с Телидом к себе по окончании пиршества, и мы согласились продать ему всё бывшее у нас оружие фаинских кузнецов за хорошую цену. На следующий же день я приказал вынести с корабля сундук с мечами, сундук с копьями, а третьим добавил к ним окованный бронзой ящик с рукоятками чёрного дерева. Когда же всё это было погружено на запряженную двумя волами повозку, мы с Телидом и двумя слугами отправились на загородное поместье рода Риааушей. А тогда как раз начиналась неделя чествования Океана, когда молодых послушниц, проводящих всё прочее время взаперти в храмах, выпускают на улицы, где они предаются разврату и совокупляются со всеми, с кем пожелают, а кто откажется от соития со жрицей, навлечёт на себя гнев божества. По окончании праздника эти женщины возвращаются к своему заточению, и если выясняется, что какая-то из них не понесла, то её бьют плетьми и весь оставшийся год поручают самую грязную работу. Одна из таких блудниц подошла ко мне, и была весьма хороша собой, если бы только не выкрашенная в синий цвет голая кожа головы. Я сказал ей, что не принадлежу к их вере, а дома меня ждёт любимая жена. И юная жрица уже собралась наслать на меня проклятие, но Телид остановил её словами: "О прекрасная и грозная девушка, зачем тебе мой глупый друг, если ты можешь возлечь со мной?" И она послушалась его, и взобралась на нашу телегу. И таким-то образом мы прибыли к Риааушу Хьямун Сидду впятером.
Дом его был весьма велик, но не блистал показным богатством. Когда же мы внесли три сундука в торжественный зал, то увидели там самого товарища в окружении трёх жриц Океана, а у ног его сидел юноша, у которого только начинала пробиваться борода. И Риаауш Хьямун Сидд сказал: "Здравствуйте, чужеземцы. Вижу, вы люди честные и уважаете договорённости. Смотрите же, это мой сын, Риаауш Дхарат Жигай, и ему суждено быть великим человеком. А теперь покажите мне ваши товары". Я открыл сундук с копьями, Телид - с мечами,а слуги отнесли их к покупателю, чтобы тот мог посмотреть на оружие ближе, и убедившись, что все эти клинки не хуже того, что вчера был преподнесён в подарок, он спросил: "А что же в третьем ящике"? И я ответил: "В нём большие сокровища, но, увы, никто в нашей стране не знает, как открыть замок, потому мы решили преподнести его в дар тебе, ведь ты, как мудрейший из мужей Алтии, наверняка легко справишься с этой задачей". Товарищ Риаауш удивился таким словам и склонился над сундуком фатмов, пытаясь отпереть его; затем он схватил один из фаинских мечей и краем лезвия стал поддевать крышку, однако это не принесло результата. В то же самое мгновение я почувствовал, как волшебный перстень похолодел, и прежде чем успел сказать об этом Телиду, воздух в комнате затрещал, пронзённый лиловыми молниями, и между нами и хозяином дома в воздухе повис источающий ужас фатм. Он издал пронзительный крик, от которого все замерли на месте, не в силах пошевелиться, а затем, обратив взгляд на ящик с рукоятками чёрного дерева, медленно произнёс: "Смертные, ваша глупость поразительна. Похитить моё сокровище, не будучи даже в силах его открыть? Знайте же, что все ваши жалкие попытки обогатиться за мой счёт глупым бессмысленным богатством тотчас же становятся известны мне, и кара будет быстрой. Слуги, убейте их". После этих слов глаза у жриц Океана загорелись синим светом, и каждая из трёх, находившихся подле Риаауша Хьямун Сидда, схватила клинок из сундука и вонзила его товарищу в грудь быстрым, словно ветер, движением. Та же, что стояла рядом с Телидом, выхватила кинжал у него из ножен и полоснула моего лучшего друга по горлу. Тот захрипел, падая на землю, а в это время Дхарат Жигай поднялся с пола, взял один из мечей и бросился на фатма с воплем "Чудовище! Ты убил моего отца!" Я в это время защищался от девушки, поразившей моего спутника, и быстро выбил оружие из её слабой руки, после чего двое слуг схватили послушницу и связали. В это время обезумевший юноша, лишившися отца, пытался поразить парящего в воздухе демона, но тот уклонялся от его ударов, смеясь. Удовлетворившись таким развлечением через пару мгновений, и фатм прошептал что-то себе в кулак - и в руке у него появился тонкий, словно травинка, сияющий клинок длиной в четыре локтя, и единожды взмахнув им, лиловый ужас отсёк Риааушу Дхарату Жигаю правую руку, которая глухо упала на пол вместе с мечом. Тогда демон остановился, уверенный, что одержал победу, и стал наблюдать, как подвластные ему жрицы с голубыми головами убивают мечущихся в панике слуг. Но юноша с искривлённым от боли лицом разжал омертвевшие пальцы, схватил оружие в левую руку и изо всех оставшихся сил ткнул фатма в бедро. Из раны повалил дым, а на землю пролился едкий ихор, а воздух огласил рёв "Вы все ещё испытаете множество мучений от меня, прежде чем погибнуть ужасной гибелью!", и с громким хлопком демон исчез из комнаты, оставив её полной окровавленными телами.
Я же бросился к Телиду и увидел, что состояние его плачевно. Слуги помогли мне положить друга на повозку и мы поспешили в город, чтобы найти лекаря, но увы - мой верный соратник испустил дух в пути. Тогда великое горе переполнило меня, и я спрыгнул с повозки на мостовую и начал кричать и рвать на себе волосы. Только таким вот печальным образом мне стал понятен смысл пророчества, полученного перед отправлением в путешествие. Воистину, на покрытой рыбьей чешуёй земле мне суждено было лишиться самого драгоценного из моих сокровищ - лучшего друга! Печалясь о нём великой печалью, я отвёз тело Телида к одному из храмов Солнца, служители которых были весьма искусны в бальзамировании, и предложил тысячу золотых мех за то, чтобы обеспечить сохранность трупа от тлена и разложения, пока не появится возможность похоронить его на родной земле. Жрецы не хотели иметь дел с чужестранцем и иноверцем, но большая награда соблазнила их, и они согласились. А я вернулся на постоялый двор в порту и предупредил всех попутчиков, что зимовки не будет, и как только это станет возможно, мы отправимся в обратный путь в Каилеи. И после этого сидел в своей комнате, и ни к кому не выходил.
Следующим же утром, когда новости о смерти Риаауша Хьямун Сидда разнеслись по Исопу, ко мне пришли его противники с благодарностяим и дарами, и начали прославлять меня и возносить мне хвалу за то, что не дал тирану поработить алтиян. Я же прогнал их, и не принял подношений, и кричал: "Что мне ваша свобода? Что ваши богатства? Можно ли этим вернуть погибшего друга?" Люди эти сочли меня выжившим из ума от приключившихся горя и ужаса, и не стали держать зла за мои слова. А совсем немного позднее к постоялому двору подъехала телега, и двое слуг сняли с неё тот самый ящик с рукоятками чёрного дерева, и поднесли ко мне, а затем сказали: "Наш хозяин, Риаауш Дхарат Жигай, весьма сожалеет, что лишен возможности возвратить твой дар лично, но смеет заверить тебя, что обязательно отплатит сторицей за благодеяние, оказанное ему и его отцу".
Так и возвратился ко мне этот проклятый сундук. А через три дня служители закончили бальзамирование Телида, и мы погрузили его на корабль и возвратились в родную страну. Плавание было весьма тяжёлым из-за осенних штормов, но всего через две дюжины дней мы ступили на берега Каилеи, и люди рассказывают, что никто до нас не проделывал этот путь столь же быстро. Я отправился к жене и детям, и радовался встрече с ними, но затем должен был рассказать о гибели друга. И семейство моё опечалилось, ведь все они любили Телида. Затем мы отдали необходимые распоряжения и похоронили его со всеми подобающими почестями на склоне Фаинского холма. Что же касается второй части пророчества, то оно сбылось - привезённые из путешествия товары принесли немалую выгоду, кроме того, у Телида не было наследников, и всё его имущество перешло ко мне. Но во всём этом богатстве не было никакой радости.
Этими печальными словами закончил старый Радан свою историю на третий вечер, и Аламат спросил его: "И что же, с тех самых пор сундук фатмов хранился в погребе и никто его не видел?" Но старик отвечал: "Увы, нет! Но продолжу свой рассказ я только следующим вечером" - и отправился спать. А когда настал новый день, число слушателей опять возросло, и те, кто были во дворе дома Радана с первого дня, пересказывали его слова вновь пришедшим.
История старого Радана, день четвёртый
В годы, последовавшие за возвращением из Алтии, я вёл спокойную и умиротворённую жизнь, дети мои росли, дела в лавке шли хорошо и богатство увеличивалось. Горе, вызванное гибелью друга, оставило меня, хотя без Телида многим вещам было трудно радоваться. Хвала Громогласному Отцу, он наделил меня сильным и здоровым потомством, и в это время появились на свет двое младших сыновей и дочь, моя прекрасная Эльза. Когда ей исполнилось всего три года, мать отвела её на летний праздник Колодезей. Соседи удивлялись, зачем мы отправляем её туда в столь юном возрасте, ведь этот обычай предназначен для девушек, вступающих в детородный возраст, дабы злые духи не толкали их к блуду и не делали бесплодными, а мы не рассказывали им, потому что держали в секрете тяготеющее над нами проклятие сундука фатмов. Ведь если бы об этом узнали, то нас непременно выгнали бы из города. И Эльза вместе со старшими девушками напилась ледяной воды, а затем ей повязали на запястьях бечевки, и пока цела та, что на правой руке, никому не дозволено принуждать её силой, а та, что на левой, не даст ни одному демону проникнуть в сердце.
Когда праздник Колодезей закончился, я вместе с двумя младшими сыновьями отправился встречать её к Железным воротам. На площади у этого въезда в город собралось множество людей, втрое большее против обыкновения. Пробившись сквозь толпу, мы увидели, что в середине этого скопления народа стоят столы, и сидящие за ними едят жареное мясо, сыри фрукты, пьют вино и беседуют, а когда кто-либо насытится, то встаёт и его место тут же занимает другой. Я был в недоумении, что же это за пиршество, и задавал людям за столом вопросы, но рты у всех у них были набиты пищей, и мне не удалось добиться ответа. Тут Кир и Зинт отыскали Эльзу, и мы поспешили покинуть шумное место, но по пути домой на каждой из площадей наблюдали то же самое, и любопытство и удивление мои возрастали. Наконец, на входе в торговый квартал нам навстречу вышел Рамон, и был он мертвецки пьян, несмотря на ранний час. И я спросил своего приказчика: "Что же за торжество такое происходит в Каилеях?" Он ответил: "Разве вы не слышали, хозяин? Сегодня на рассвете испустил последний вздох царь Хрит Рассудительный, да прокатится эхо его сквозь столетия, и его благословенный сын Харман уже успел сыскать себе имя "Щедрый", потому как приказал устроить для всех горожан небывалый пир". Известие это поразило меня и озадачило, и я вместе с детьми поспешил в свою лавку.
Самые худшие мои опасения оправдались, и возле прилавка уже сидел, ожидая меня, сборщик податей. Он сказал: "Приветствую тебя, Радан. Позволь сообщить тебе, что повелением царя Хармана Щедрого каждый лавочник обязан уплатить в казну некоторую мзду, согласно его богатству. И судя по состоянию твоих дел, с тебя следует взять пятьдесят тысяч мех". Ум мой едва не покинул меня от таких слов, ведь это два мешка золота, и у меня не было таких средств. И я стал умолять сборщика, чтобы он снизил сумму, но тот был непреклонен, и говорил: "Повеление таково: со всех лавок, торгующих изделиями ремесленников из серебра и золота, тканями, самоцветами и оружием, дела в которых идут хорошо - пятьдесят тысяч, и ни единой мехой меньше. Если же нет у торговца такого количества денег, то не возбраняется собрать мзду товарами и имуществом его". И, сказав это, мытарь направил бывших с ним стражников в мой подвал, чтобы они осмотрели находящееся там добро, а я тем временем рвал на себе волосы от досады и огорчения, и вопрошал Громогласного Отца, за какую вину он послал мне столь позорное разорение.
Случилось же так, что злосчастный сундук фатма попался на глаза стражникам, и вид его лёг им на душу, и решили они, что стоимость его весьма велика, и вынесли к своему начальнику. Тот же, увидев обитый зелёной бронзой ящик, восхитился, и молвил мне: "Что же ты, Радан, говорил, что беден и не имеешь средств к выплате налога, когда хранишь в подполе своём сундук, несомненно полный золота и драгоценных камений? Открой же его нам, дабы мы могли взять от твоих богатств и доставить щедрому царю". А я отвечал: "Хоть там и правда должны быть сокровища, число и стоимость их мне неизвестны, и открыть сей ящик не под силу никому из живущих, он зачарован, и пытающегося сделать это непременно поразит проклятье". Но сборщик податей на это сказал: "Не следует тебе бояться проклятий, ведь тех, кто исправно выплачивает налоги, царь защитит от любых невзгод рукою крепкою и мышцею высокой. Но я не верю тому, что на сундук наложены чары, должно быть, ты просто боишься показать нам истинные размеры твоего богатства, чтобы мзда, взымаемая с тебя, не возросла. Таким образом, скрытность не избавит тебя от подаяния,и теперь мы заберём ящик со всем содержимым, и если случится так, что его будет недостаточно, то возвратимся ещё раз, излишков же, которые найдутся, возвращать не станем". С такими словами он указал стражникам выносить добычу, и все они покинули мою лавку. И я испугался, что фатм снова появится, когда мытарь попытается отпереть ящик с рукоятками из чёрного дерева, и отправился к эгиспу за советом.
Когда же я вошёл в святилище Громогласного отца, то меня встретил тот же прорицатель, что и десятью годами ранее. Он стал весьма стар и борода его приняла цвет молока. И мой вопрос к нему был таков: "Скажи, о премудрый эгисп, неужели Громогласный Отец ненавидит меня и весь мой род, и нам суждена печальная погибель от рук демонов и фатмов?" И старец отвечал "Не теряй своей веры, Радан. Помни, что для обуздания этих алчных и вероломных существ создатель законов наших обязал их свято чтить данное слово, и ни один фатм не осмелится нарушить договора, ибо боится быть тотчас же пораженным божественным гневом. А если рассказы о произошедшем на постоялом дворе Фрасо правдивы, то демонам запрещено посещать Каилеи, покуда железо не поплывёт по воде, а разве слыханное ли дело, чтобы у плотника, строящего причал в порту и уронившего в море свой инструмент, топор или молот не утонул, но остался на поверхности?" Слова прорицателя успокоили меня, и я оставил ему богатые дары и отправился домой.
И вот, на пути к моему жилищу встретил меня Рамон, и я удивился, что хмель вовсе покинул его, и он кричал мне: "Увы, хозяин, великая беда приключилась в твоём доме! Ужасный видом чужестранец с деревянной правой рукой вошёл туда, и вместе с ним полдюжины солдат с дубинами и топорами. И окружили они Анниру, жену твою, и детей малых, что были с ней, и стали кричать и требовать, чтобы вышел к ним Радан, так как к нему у них есть дело. А узнав, что тебя нет дома, схватили меня и отправили с поручением разыскать хозяина и сказать явиться без промедления". Исполнился я страха от слов Рамона, и поспешил к дому своему, весьма переживая за детей и супругу. А сразу порогом меня ожидал этот иноземец, и облик его действительно внушал ужас: лысая голова была раскрашена в ярко-голубой цвет, а рыжая борода заплеталась в тугую косу. Но всё это не было бы столь удивительно, если бы не правая рука, которая была не человеческой, но изготовленной искусным мастером из красного дерева, и пальцы сгибались в местах сочленений, а в локте был сделан шарнир. Таков был вид пришельца, вошедшего с оружием в руках в дом мой и захватившего жену мою и детей, и я смотрел на него и не мог понять, чем же навлёк на себя все эти неприятности, как будто мало было одного проклятия фатмов, но вдруг черты лица его показались мне знакомыми, и действительно, это был Риаауш Дхарат Жигай, сын погибшего десять лет назад алтийского сановника. Ничто не вызывало сомнений, что он прибыл в Каилеи, дабы отомстить за смерть отца. И я сказал ему: "Если ты пришёл сюда, чтобы совершить возмездие, то совершай, но отпусти Анниру с детьми, они ни в чём не повинны". А чужестранец стал смеяться над моими словами, и говорил: "Нет, Радан, вовсе не ради твоей крови проделал я столь длинный путь. Пусть и есть твоя вина в гибели моего почтенного родителя, но ты был жестоко наказан за это смертью лучшего друга, а истинный убийца - проклятый фатм. И ты один можешь помочь мне добиться с ним встречи, дабы отец мой, равно как и твой названный брат, не оставались неотмщенными". И затем из задней комнаты вышла Аннира, и с ней были Кир, Зинт и Эльза, и я увидел, что они невредимы, и вознёс за это хвалу Громогласному Отцу, а затем спросил: "Но зачем же тебе тогда держать жену и детей под стражей, и какую в моих силах оказать тебе помощь?" Риаауш Дхарат Жигай ответил: "Обычаи вашей страны мне неизвестны, но не может быть сомнения, что родные дороги тебе, и ты не станешь предавать меня. Что же касается фатма, то в твоём владении находится запертый сундук, который не под силу открыть простому человеку. А когда кто-то безрассудно пытается сделать это, демоны ощущают осквернение своей реликвии и в тот же миг появляются рядом, сколь бы далеко они ни были. Мы не смогли отыскать этот ящик в твоём доме, но это вовсе не удивительно, ведь ценность и опасность его весьма велика, и наверняка ты его хорошо спрятал. Скажи же нам скорее, где он". Из груди моей вырвалось великое стенание, и я сказал: "Увы, удача отвернулась от тебя, чужестранец, ничуть не в меньшей мере, нежели от меня. Только сегодня утром сборщик податей унёс проклятый сундук с рукоятками из черного дерева, и мне неизвестно, что с ним стало далее". Но ответ на мои слова был таков: "Помни, что младшие дети твои и жена у меня, и я не проявлю к ним ни жалости, ни сострадания, если ты не принесёшь мне ящик фатма, и пеняй только на себя, если не сможешь его вернуть от мытаря".
Печаль охватила меня, и я отправился к крепости, где хранили собранные в качестве податей богатства, издавая при этом стоны и разрывая на себе одежды. Стражники у ворот убоялись такого скорбного зрелища, и не пытались преградить мне дорогу. И вот так-то я и оказался в зале собраний верховного сборщика податей, и увидел, что тот мытарь, который с утра забрал у меня заколдованный сундук, именно в это время готовился доложить о собранном за день, и подошёл к столу, за которым сидел его начальник, и говорил: "Волею царя Каилеев, властвующего над великим городом, святыней Фаинского холма и всеми окрестными землями, Хармана Щедрого, да пребудет с ним благоволение Громогласного Отца, мною сегодня были собраны подати с двадцати зажиточных лавочников, и составили они без малого миллион мех. Многие, однако, отказались либо не имели возможности расплатиться со мной золотом, потому в счёт налогов я изъял из их складов ценные товары, среди них дорогие одежды и искусные изделия из золота. От некоего же Радана, торгующего тканями и самоцветами, мной был получен ящик, по виду весьма дорогой и несомненно наполненный сокровищами. Ключа, однако, этот купец мне не дал, а взламывать сундук я не решился, чтобы не повредить вещь столь тонкой работы". А верховный сборщик ответил: "Неужто ты, Влизо, хочешь, чтобы я передал нашему досточтимому царю деньги без счёта? Приказываю тебе немедленно доставить сюда эту вещь, мы отопрём её и увидим, сколь ценно её содержимое". И мытарь говорил: "Слушаю и повинуюсь". А затем слуги внесли в зал собраний тот самый ящик, и поставили перед столом начальника, и он стал осматривать подношение и удивляться искусной работе, а потом сказал: "Удивительно, что столь драгоценный предмет был во владении лавчоника, и воистину мудрым было твоё, Влизо, решение не повреждать его, однако скажи мне, неужели никак невозможно отпереть сундук?" А мытарь ответил: "Лучшие кузнецы и слесари, каких мне удалось найти, осматривали замок, но ничего не могли с ним сделать, и говорили, что тут наверняка сокрыто колдовство; и я приказал привести одного преступника из числа воров, которого держали в колодце, так как никакие запоры на дверях не могли его удержать, и обещал ему свободу, если он отопрёт ящик, не сломав, но и он не смог сделать этого". Удивился начальник, и молвил: "Что же, тем удивительнее этот сундук и, должно быть, ценнее сокровище, сокрытое в нём, и следует обязательно преподнести его в дар Харману Щедрому, но что же, если он прикажет взломать замок, а внутри окажется яд или ещё какое колдовское зелье, которое убьёт кого-либо из слуг нашего царя или даже его самого? Необходимо прежде выяснить у этого лавочника, что там, а лучше и вовсе заставить его открыть запоры. Приведите этого Радана сюда немедленно".
Услышав такие слова, я выступил вперёд из толпы, что была у дверей зала собраний, и сказал: "Я Радан". Верховный мытарь удивился моему неприглядному виду, и спросил у Влизо, действительно ли столь совершенный и прекрасный сундук принадлежит человеку в разорванных одеждах, однако тот подтвердил мои слова, и тогда начальник произнёс: "Немедленно сообщи нам, что находится в этом сундуке и как его отпереть, иначе поразим тебя суровой карой". А я тотчас подумал, что, может статься, царь сумеет помочь мне в моём положении, и сказал: "Это можно поведать только самому Харману Щедрому, и никому другому, а ваши наказания не страшат меня. Но клянусь Громогласным Отцом и именем его, что нет там никаких зелий и ядов, которые могут нанести вред". Верховный сборщик податей возмутился моему ответу, и закричал: "Ты расскажешь нам об этом здесь и сейчас же, а если не боишься пыток сам, то мы подвергнем истязаниям жену и детей твоих". Я же возразил: "Старшие сыновья мои в далёких странах, что же касается жены и младших детей, то они в руках у жестокого чужеземца, который и без того может в каждый миг предать их смерти". И верховный мытарь смирился с тем, что придётся отправить меня к царю, и приказал Влизо выдать мне подобающие одежды, а затем отобрал две дюжины стражников и приказал им охранять меня и сундук на пути ко дворцу, сам же отправился следом.
А дело было уже на закате, и царь предавался отдыху в дворцовом саду. Дорожки там были покрыты травой мягче любого ковра, с деревьев свисали сочные плоды померанцев, груш и яблок, а на кустах росли прекрасные цветы, и столь красивых роз никогда мне не доводилось видеть до этого, от аромата же их разум покидал всякого. А в середине сада был устроен пруд с золотыми фонтанами, извергавшими сияющие струи, и в водах этого пруда купалась дюжина самых прекрасных девушек из числа царских рабынь и наложниц, и на запястьях и щиколотках у каждой из них были серебряные браслеты с крупными изумрудами, а другой одежды не было. И чуть поодаль на резном диване возлежал сам Харман Щедрый в величественном и богатом наряде, и сонным взглядом наблюдал за своими невольницами. В этом-то месте я и предстал перед царём, и верховный сборщик податей со мной, а стражники принесли сундук, поставили его на траву и заняли места в отдалении. И мытарь преклонил перед правителем колено и сказал: "Разреши говорить, о повелитель". Царь подал знак рукой, что позволяет, и тот продолжил: "О благороднейший и щедрейший из мужей Каилеев и всего мира! Сего дня при сборе податей у лавочника Радана не оказалось определённой ему суммы в пятьдесят тысяч мех, и в уплату налога у него был взят обитый бронзой ящик с затейливыми рукоятками черного дерева, несомненно содержащий весьма ценные вещи. Ключа же у лавочника не нашлось(должно быть, он его сокрыл), а никто из мытарей не дерзнул повредить столь искусную работу взломом. А этот самый Радан, ко всему прочему, ещё и отказался перечислить содержимое своего сундука, и сказал, что поведает о нём только царю лично, и вот он здесь, рядом со мной". Выслушав эти слова, Харман Щедрый внимательно осмотрел сундук, а затем поднялся с дивана и подошёл поближе, чтобы прикоснуться к узорам на металле. И холод бронзы был приятен его пальцам, но вдруг он произнёс: "Если этот ящик столь прекрасен снаружи, то нет сомнения, что внутри находятся редкостные драгоценности, и от нас много не убудет, если мы повредим замок". Шёпот пронёсся между царскими прислужниками, и один из них побежал к дворцу, чтобы привести придворного кузнеца, мастера по замкам и прочим хитроумным механизмам.
Одна из девушек поднялась из воды, чтобы поднести мне и верховному сборщику податей серебряное блюдо с различными плодами, а затем поспешила обратно, и я вкусил от её подношения, и смотрел на прекрасных невольниц под струями фонтанов и испытывал блажнество и наслаждение, забыв об угрожающей жене и детям опасности. Тут царь вспомнил обо мне и сказал: "Расскажи же нам, лавочник, что сокрыто в твоём сундуке, откуда он у тебя и почему ты не осмелился открыть этот секрет мытарям?" И я спокойно ответил: "О величайший из правителей, там находятся ценнейшие из сокровищ одного грозного фатма, повелителя множества демонов". Харман Щедрый удовлетворился моим объяснением, и я вновь погрузился в сладостную дрёму, пока не пришёл кузнец и звон его молота не пробудил меня. Кольцо на пальце слегка похолодело, когда мастер стал примеряться своими инструментами к запорам ящика, но ничто не беспокоило меня, ведь ни один из демонов действительно не мог нарушить соглашения, как и сказал эгисп, а никто не видел до сих пор, чтобы железо плавало по воде. Но вдруг, быстрее, чем я успел моргнуть, в середине пруда вынырнул фатм, и вид его был ещё более устрашающим, чем в предыдущие мои с ним встречи, так как из каждого плеча выходила не одна рука, но сразу целых шесть, и каждая из них сжимала острый клинок. И вот, быстрыми, словно молния, движениями эти мечи изрубили на куски купавшихся наложниц, каждому лезвию досталась одна девушка; и вопль ужаса наполнил воздух, а вода окрасилась в цвет крови. Все замерли в испуге, а тем временем из-за кустов и деревьев посыпались демоны с топорами и копьями, и поражали этим оружием царских стражей, пока не истребили их всех до одного. Фатм же смыл с лица и плеч брызги крови струёй одного из фонтанов, и вместе с ними исчезли лишние руки, тогда вид его стал более сходен с человеческим, хотя по-прежнему был весьма страшен. А затем он вышел из кровавого пруда и возвысился перед сундуком, и душа моя от страха ушла в пятки, а кузнец, лишь только на него упала тень от длинных лиловых волос, потерял всякий рассудок и кинулся прочь с текущей изо рта пеной, но через полдюжины шагов его настигло копьё одного из демонов. А фатм обратился к Харману Щедрому с такими словами: "Ты ли царь этой земли и повелитель всех людей в ней?" И тот ответил, что это правда. Тогда чудовище продолжило: "В таком случае, сегодня же я предам тебя смерти, дабы все живущие поняли, что ни царь, ни вельможа, ни лавочник не смеют посягать на имущество фатма". С такими словами он сделал шаг вперёд, схватил царя за плечи и немедленно разорвал пополам, но тот не умер сразу же, и стал вопить от боли, и тогда демон набрал вывалившихся кишок в руку и стал запихивать их Харману в рот, пока жизнь не оставила изуродованное тело.
При виде происходящих вокруг меня ужасов всякая надежда выжить и вновь увидеть семью покинула меня. Фатм схватил верховного мытаря и забавлялся, ломая его кости одну за другой, а кругом стояли его вооружённые рабы. О побеге нельзя было и помыслить, вокруг стояло превеликое множество злобных демонов, ожидавших приказов своего хозяина, и я приготовился принять смерть с достоинством. Но вдруг шум и крики донеслись с противоположной стороны пруда, и обратив свой взор в ту сторону, я увидел Риаауша Дхарат Жигая с его людьми. Оказалось, что они тайно последовали за мной, и теперь убивали демонов одного за другим, и те ничего не могли поделать, так как тупые копья и зазубренные топоры не в силах были даже поцарапать доспехи алтийских воинов. И обернулся к ним фатм, и издал оглушительный крик, и бросился на помощь к рабам своим, но многие были уже перебиты, а кто из них уцелел, тот убегал прочь от кровавого пруда. И Дхарат Жигай со своей дружиной приготовился встретить страшное чудовище, а душа моя возликовала, уповая на освобождение. И я поднялся с того места, на которое в страхе упал, и побежал изо всех ног от этого гиблого места, а за спиной у меня шумели звуки сражения. Но только лишь ряд цветочных кустов отделил меня от сцены побоища, как волшебное кольцо обожгло палец холодом, ибо фатм уже покончил с алтийцами и приблизился, чтобы расправиться со мной. Я обернулся, чтобы не навлечь на себя позор гибели от удара в спину, и увидел совсем рядом его стройный торс, и лиловые волосы, и прикрывающую срам повязку, и нос мой уловил благоухание полупрозрачной аметистовой кожи. И смерть от рук этого создания уже вовсе не казалась ужасной. Но тут за спиной чудовища раздался крик, и это был Риаауш Дхарат Жигай, из бедра которого торчал кинжал, а в левой руке у него было копьё, которое он метнул изо всех сил и пронзил фатма насквозь, так, что наконечник вышел из правой стороны груди. Из раны брызнул шипящий ихор, и демон огласил весь сад великим воплем, и обратился к алтийскому воину с такими словами: "Не тебя ли я, о дерзкий человек, лишил руки десять лет тому назад? Что же, меня весьма позабавит сейчас отнять у тебя другую". Сказав это, он размахнулся и отсёк своему противнику левую руку, а тот даже и не пытался уклониться, но когда чудовище склонилось перед ним, чтобы лучше разглядеть причинённые увечья, деревянной правой рукой выхватил из раны на собственной ноге кинжал, и вонзил его прямо в глаз фатму. А затем оба упали замертво.
Я подошёл ближе, взял тяжёлый камень и опустил его на голову чудовища, и наносил удар за ударом, пока от неё не осталась только лужа лиловой жидкости. Затем подошёл к Риааушу Дхарат Жигаю, и увидел, что он ещё дышит, и стал кричать и звать на помощь. И пришли люди и увидели, что с нами было, и алтийский знахарь обработал раны своего господина. И собралось большое количество народа, и говорили: "Нет у нас более царя, и кто же теперь защитит нас от гнева демонов и фатмов, который обязательно воспоследует?" Я же спустился в город, и поспешил к жене и детям, и обнял их, и спал до следующего утра.
А наутро злость и досада привели меня в святилище Громогласного Отца, и я сказал эгиспу: "Чего же стоят твои прорицания, старик? Неужто железо уже не тонет в воде?" Но тот отвечал: "Умерь свой пыл, Радан, и не произноси таких дерзостей в храме. Да, на мне вина перед тобой за ложную надежду, однако был ли ты сегодня в порту? Там находится корабль из далёкой страны, сделанный из железа". Весьма удивили меня такие слова, и я поспешил на пристань. И многие на улицах направлялись туда же, а в самом порту уже была большая толпа. А когда мне удалсь пробиться сквозь неё, то глазам моим предстал большой корабль, борта которого сияли на солнце, ибо и в самом деле были изготовлены из железа. И охватило меня сильное удивление, и захотелось мне увидеть загадочное судно ближе, и вдруг на причал спустился алтийский матрос, подошёл ко мне и сказал: "Следуй за мной, Радан, хозяин желает увидеть тебя". И я возрадовался и пошёл за ним. На корабле находился Риаауш Дхарат Жигай, который поприветствовал меня, подняв правую, деревянную руку, а на левом плече и правом бедре у него были повязки. И я ответил на приветствие, и спросил: "О благородный алтиец, откуда у тебя все эти чудеса - железный корабль, деревянная рука, не уступающая живой, крепкая броня, которую не берут топоры и копья демонов?" А он отвечал: "На многое способен человек, который желает отомстить столь могущественному существу, каким был этот фатм. И не на меньшее пойдёт тот, кто считал своё искусство безупречным, но был посрамлён чужеземцем. Увидев десять лет назад фаинские мечи и топоры, лучшие кузнецы Исопа почувствовали к ним великую зависть и ревность, и не покладали рук, пока не создали сталь, во всём его превосходящую. И столь хороша оказалась она, что новые корабли в Алтии изготавливают из неё, а не из дерева. Что же касается руки, то её для меня создал один искусный мастер, и сейчас он работает над второй. Но не хвастовства ради позвал я тебя сюда. Скажи, зачем собрались передо мной все эти люди? Движет ли ими гнев? Считают ли они меня повинным в гибели своего правителя?" Я ответил: "Хотя многие и успели в первый же день полюбить нового царя за устроенное им пиршество, думаю, что таких глупцов немного, ведь трудно было бы сохранить в тайне установленные им невероятно высокие налоги. Так что даже если собравшийся народ считает тебя виновником произошедшего, вряд ли кто-то хочет твоей крови. Но давай же выйдем к людям и узнать всё наверняка". Мы вышли на причал, и от толпы отделилось трое придворных вельмож, которые подошли к Риааушу Дхарат Жигаю и произнесли следующую речь: "О знатный и благородный алтиец! Знай же, что у погибшего вчера царя Хармана Щедрого не осталось прямых наследников. И во избежание смуты, равно как и во исполнение воли народа, желающего защиты от гнева фатмов, мы просим тебя, Риаауш Дхарат Жигай принять сей жезл, являющийся знаком царя Каилеев, властвующего над великим городом, святыней Фаинского холма и всеми окрестными землями". И израненый герой взял жезл деревянной рукой, и поднял его над собой, и народ возликовал.
Таким-то образом Риаауш Дхарат Жигай и получил царство. Что же касается меня, то он даровал мне немало почестей и привилегий, чтобы возместить все те несправедливости, какие пришлось мне причинить, а также вернул в мой подвал злосчастный сундук, сказав такие слова: "До сих пор все страшные несчастья происходили с нами, когда этот ящик покидал твой дом. Пусть же он останется там навек, и не навлечёт больше на нас беды".
Когда Радан сказал эти слова, Аламат весьма удивился, и спросил деда: "Но что же случилось? Почему алтийцы более на правят в Каилеях, и никто даже не говорит о том, что такое было? И почему ты вытащил этот ящик сейчас?" И старик ответил ему: "Действительно, правление Риаауша Дхарата Жигая было недолгим. Спустя всего четыре месяца наступил праздник Грозовых туч, а царь не появился на гуляниях, так как поклонялся другим богам и не соблюдал заветов Громогласного Отца. Негодование народа было велико, и внук дяди Хрита Рассудительного, Жилай Амран, воспользовался этим, чтобы собрать множество последователей. Царь же не хотел проливать кровь своих подданных, и отдал сопернику жезл, а сам покинул страну. Мало кто говорит о тех временах сейчас. Что же касается ящика с рукоятками черного дерева, то в один из дней я почувствовал, что время моё на этой земле подходит к концу, и вдруг будто голос с неба сказал мне: "Радан, ты не будешь знать покоя ни по эту сторону смерти, ни по ту, покуда не узнаешь, что внутри сундука фатма". И вот, я надеюсь, что кто-либо из вас сумеет отпереть его. В нём не должно более быть опасности, ведь фатм был убит". Тогда Аламат и другие юноши прокричали: "Клянёмся, что исполним твоё желание, о славнейший отец отцов наших!"
Как был открыт ящик с рукоятками чёрного дерева и что в нём оказалось
Так вот и закончил свою историю Радан, и слушатели его разошлись в ту ночь по своим домам, размышляя над тем, что же может быть внутри ящика с рукоятками чёрного дерева и как можно его отпереть. А на следующий день Аламат пришёл к своему деду и сказал: "Сегодня ночью мне снился сон, будто с неба спустился крылатый воин, вошёл в мой дом и говорил мне: "Встань, Аламат, сын Кира, и если взаправду желаешь проявить уважение к отцу отца твоего, то отправляйся в путь от Железных ворот по большой дороге. Навстречу тебе будут попадаться путники, и если какой-либо из них попросит у тебя помощи, то не откажи ему, но окажи услугу и разреши его неприятности, а в оплату попроси медную монету. И когда таких монет у тебя наберётся три, то сложи их на вершине скалы, а сам укройся от непогоды. И ударит в медь молния и выплавит из неё ключ, которым ты сможешь отпереть замок на ящике с рукоятками черного дерева". Вот какие речи произнёс передо мной крылатый воин, после чего улетел прочь, а я проснулся и был весьма озадачен увиденным и услышаным". Старик выслушал внука и ответил: "Удивительное дело произошло с тобой, и сон этот явно вещий. Так что если и вправду желаешь оказать такую честь своему деду и найти путь открыть сундук, то следуй указаниям крылатого воина, ведь несомненно его устами говорил с тобой сам Громогласный Отец". И воодушевился Аламат, взял крепкие ботинки, положил в сумку хлеба и сыра на два дня и большую луковицу, а затем вышел на дорогу из Железных ворот, как и повелел ему вестник из сновидения.
Вышел юноша из Каилей ранним утром, и шёл по дороге до полудня, и встречались ему купцы, везущие товары в город и разные путники, но никто не просил у него помощи. А когда Аламат утомился и захотел есть, то остановился под деревом лиственницы, достал из сумки хлеб и отломил кусок, положил на него сыра и отрезал кольцо лука. Тогда подошёл к нему путник и сказал такие слова: "Удачи тебе во всех начинаниях, господин, и позволь обратиться к тебе с просьбой. Я вижу, что ты утоляешь свой голод, а у меня же во рту не было и маковой росинки. Могу ли я надеяться, что ты поделишься со мной своей пищей? Благодарность моя к тебе будет безмерна". Внук Радана ответил: "Оставь свои высокопарные речи и присоединяйся к моей скромной трапезе". И они поели под лиственницей и насытились, и путник сказал: "Добрый человек, прими у меня этот рокч, больше у меня нет ничего, чем можно было бы отплатить за твоё благодеяние". Но Аламат отказался: "Хороша же будет моя помощь, если за неё я отберу последнее! Оставь себе свой медяк и следуй своей дорогой".
Затем Аламат отправился дальше своим путём, и солнце было высоко в небе, а лучи его были горячи. Вода в фляге у юноши закончилась, и тут он увидел в отдалении старый колодец и решил подойти к нему, чтобы напиться. И возле колодца встретилась ему пожилая женщина, которая опустила вниз ведро, а вытащить его обратно сил уже не было, и она сидела рядом и причитала. Увидев же Аламата, обратилась к нему: "Добрый человек, помоги достать воду и наполнить мой кувшин, и я заплачу тебе рокч". Но тот возмутился: "Почтенная мать! Убери свои деньги, или же ты желаешь обидеть меня? Уважение к годам твоим не позволяет мне принимать от тебя плату". С такими словами поднял ведро из колодца, наполнил кувшин женщины, напился и наполнил свою флягу, а после этого возвратился на дорогу и продолжил путь.
Так шёл Аламат до самого вечера, и вот солнце стало клониться к горизонту. Тогда он осмотрелся вокруг и среди деревьев заметил пустующий дом, зашёл в него и зажег огонь в очаге. Вскоре тепло и свет наполнили комнату, и юноша достал свои припасы, чтобы поужинать. Тут в дверь постучался какой-то странник, и говорил: "Хозяин! Позволь переночевать под твоим кровом! Припасы у меня свои, а за ночлег могу уплатить тебе один медяк". Внук Радана отворил ему и сказал: "Входи, путник, и располагайся, как тебе угодно, это не мой дом и я здесь не более хозяин, нежели ты, так что не могу взымать с тебя плату". Гость расположился у очага, достал свою снедь и утолил голод, а затем устроился спать. Аламат же был удивлён молчаливостью странника и вскоре последовал его примеру.
И вновь во сне к нему явился крылатый воин, и гулким голосом произнёс: "Зачем ты ослушался меня, Аламат? Ведь ты встретил троих, кто просил тебя о помощи, почему же ты не взял ни у кого из них медяка? Милосердие твоё удивительно, но оно не избавит тебя от наказания за неповиновение". И в тот же миг юноша проснулся от шума, и оказалось, что в доме были разбойники, так как это место с давних пор служило им для тайных встреч, и один из них вытирал свой нож от крови молчаливого путешественника, а другой приближался к Аламату с острым лезвием в руках. Но тот быстро пришел в себя, поднялся с постели и выскочил в пустой оконный проём. Воры кинулись за ним и бросали в него камни, и один из них попал юноше в плечо, но даже после этого они не были в силах догнать быстроногого внука Радана. А тот бежал изо всех ног, пока не наткнулся на лагерь, разбитый богатым купеческим караваном. И увидев дремлющих охранников в сияющих доспехах, он завопил: "Просыпайтесь и приготовьтесь к бою, ибо разбойники орудуют в этих краях". Тогда стражи немедленно отбросили пелену сна со своих глаз, подняли топоры и обнажили мечи, и едва лишь грабители приблизились, как были перебиты все до одного. И предводитель охранников подвёл Аламата к богатейшему из купцов, путешествовавших с караваном, и сказал: "Этот юноша предупредил нас о нападении разбойников, и если бы не он, то эти презренные люди наверняка напали бы на нас тайно в темноте и всех бы убили, а деньги и товары похитили". А торговец ответил: "Это хорошее дело и заслуживает награды. Скажи, что бы ты желал получить от нас?" "Ничего, кроме трёх рокчей, мне от вас не требуется," - был ответ. И удивился купец, и сказал: "Что ж, если такова твоя воля, то так тому и быть". После чего он сделал знак приказчику, и тот выдал Аламату три медяка.
Получив же необходимую медь, сын Кира отдохнул до утра и вернулся на дорогу, откуда немедленно увидел скалу из белого камня высотой в дюжину локтей. Стоило только взобраться на неё и оставить монеты на самом верху, как небо заволокли тучи, и Аламат едва успел спуститься и укрыться в овраге, как полил дождь, а затем раздались раскаты грома, один за другим, всё ближе и ближе. Наконец, пламенная молния ударила в вершину скалы, осыпав все окрестности искрами. А после этого гроза быстро прекратилась. Как только солнце вышло из-за туч, Аламат вновь поднялся на место, где оставил медяки, и обнаружил, что слова из его сновидения сбылись, и молния сплавила деньги в ключ весьма причудливой формы. Радость наполнила его, и он поспешил обратно в Каилеи, чтобы принести добрую весть своему старому деду и узнать наконец, что находится в сундуке фатмов.
На заходе солнца Аламат вбежал в дом Радана и протянул деду ключ. Старик взял его и пристально рассмотрел с огромным благоговением, а затем без промедления отправился в подвал, и внук последовал за ним. И оказалось, что замок будто и не был заперт более полусотни лет, а постоянно открывался и со старанием смазывался маслом: стоило только вставить ключ, как он будто бы сам собой провернулся и крышка распахнулась. А внутри лежало два топора, медный кубок и много разной простой и незатейливой одежды. И Радан закричал: "Да будьте вы прокляты во сто крат против прежнего, фатмы и демоны, неужели совсем ничего не стоят для вас жизни человеческие, что вы позволяете себе такие шутки? После всего, что было со мной и этим ящиком, я ожидал найти внутри несметные сокровища, однако же здесь не наберётся и на треть стоимости его самого". И сказал Аламату: "Забери его себе, если есть у тебя такое желание. А я больше не хочу видеть этот сундук". И внук согласился и унёс ящик к себе домой.
Таким-то образом сундук фатма и оказался у Аламата, и тот не знал, какое найти ему применение, и складывал в него разные вещи. И однажды случилось так, что он уронил глиняную кружку, которую очень любил, и та разбилась. Юноша весьма огорчился, и, собирая осколки, подумал: "Завтра же утром пойду к горшечнику и попрошу его сделать мне такую же, а чтобы он лучше понял, что мне от него нужно, покажу ему эти черепки". И с такими словами сложил то, что осталось от кружки, в доставшийся от деда ящик. Когда же настало утро, Аламат, помня о данном самому себе обещании, встал рано, чтобы успеть к открытию рынка, пока гончар ещё не был занят заказами до конца дня, и открыл сундук. Тогда и предстало перед его глазами удивительное зрелище: вместо черепков там лежала целая кружка. Он схватил её и вышел к Эре, своей матери, с такими словами: "Мама, старый ящик Радана всё же оказался волшебным! За ночь он восстановил разбитый на части сосуд!" Но родительница не поверила сыну и укоряла его: "Аламат, ты ещё слишком молод чтобы пить вечерами вино и брагу, они забирают у людей ум и делают их подобными бесноватым. Зачем ты расказываешь мне такие глупости? Смотри, неужели кто-либо мог склеить твою кружку так, что на ней не осталось и следа? Ты не разбивал её, но тебе привиделось, и виной этим видениям - пьянство". Юноша рассердился на мать и закричал: "Ты всегда обвиняешь меня в беспутстве - даже когда на то нет причины. Но пойдём же, я покажу тебе, что говорю правду". Произнеся это, он бросил кружку оземь, и она раскололась на пять частей. Мать запричитала: "Воистину, мой сын обезумел. Что с тобой, зачем ты бьёшь хорошую посуду?" Аламат не ответил ей, но собрал черепки и понёс к сундуку. Положив их в пустой ящик и закрыв крышку, он обратился к матушке: "Узри же, что я был прав, а слова мои - истинны". Женщина подошла к ларю и отворила его - и внутри была разбитая кружка. Тогда её сын сел на пол и печальным голосом произнёс: "Ты справедлива ко мне, матушка. Не иначе как наваждение овладело мной".
Эра увидела, что сын её расстроен, но продолжала сердиться, и оставила его. И так Аламат сидел, покуда не пришла его сестра Клема - а случилось это уже около полудня. Увидев его, она сказала: "Брат, что случилось с тобой?" Когда же он рассказал ей обо всём, что произошло, девушка весьма удивилась его истории. Но стоило ей отворить сундук, как удивление сменилось гневом, и Клема возмущалась такими словами: "Неужто вся твоя жизнь только для того и нужна тебе, чтобы потешаться над младшей сестрой и обманывать её? И даже мать нашу ты вовлекаешь в эти свои глупые шалости. Вот же твоя кружка, лежит в ящике целая и невредимая, зачем же вам морочить мне голову своими небылицами". Брат посмотрел на неё с удивлением и подошёл поближе, чтобы убедиться в истинности её слов. Увидев же, что она говорит чистую правду, Аламат воскликнул: "О любимая и драгоценнейшая сестра моя! Да поразит меня на этом же месте Громогласный Отец, если я помышлял разыгрывать тебя. Уверяю, что бросил эту кружку на пол, и она разбилась на пять осколков. И наша почтенная матушка может быть тому свидетелем. А то, что ты видишь сейчас - не иначе как то самое колдовство фатмов, про которое я и говорил утром, пока не решил, что это наваждение". С такими словами он отправился за Эрой, чтобы показать ей, что случилось.
Когда мать присоединилась к своим детям и увидела, что Аламату не привиделось и сундук действительно чудесным образом дважды починил разбитую кружку, она сказала: "Берегись, сын мой. И ты будь весьма осторожна, дочь моя. Должно быть, вы не забыли ещё, какие несчастья причинял этот ящик вашему деду Радану и всем другим, кто пытался им завладеть". Но Клема возразила: "Не волнуйся, любимая моя матушка. Фатм, хозяин сундука, давно побежден, и проклятье больше не угрожает нам. А эта волшебная особенность может принести нам много пользы. Никакой кузнец, никакой портной и никакой гончар не смогут починить испорченную вещь столь искусно. Помнишь ли ты платье, вышитое золотыми и серебряными нитками, которое ты хотела этой весной надеть, чтобы отправиться в гости к Эльзе, но уголь, случайно вылетевший из очага, прожег его? Быть может, колдовство фатмов сможет заштопать его столь искусно, что оно будет лучше нового". Тогда глаза Эры загорелись, и она достала из своего ларца тот дорогой наряд, о котором говорила дочь, и передала его ей. А Клема понесла платье к сундуку, но бахрома зацепилась за одну из рукояток из черного дерева, отчего девушка не удержалась на ногах и, вскрикнув, упала прямо в ящик, а крышка захлопнулась за ней. Прошло несколько мгновений, и Аламат сказал: "Эй, сестрица, вылезай! Ты что там, уснула?" - но ответа не было. Испугавшись, что Клема могла удариться и лишиться чувств, Эра и её сын бросились открывать сундук, но запоры защёлкнулись и не поддались сразу, а когда всё-таки удалось откинуть крышку, то оказалось, что внутри только платье, а сестра Аламата исчезла без следа. И юноша с матерью издали великий стон, и прокляли коварство фатмов, а также то мгновение, когда им пришло в голову использовать их, надеясь получить для себя благо. А затем Аламат встал и отправился к своему деду, чтобы тот помог ему вернуть сестру.
Внук пришёл к Радану и старик принял его с такими словами: "Я рад видеть тебя, Аламат, ты подарил мне ответ на вопрос, который мучил меня долгие годы. Но почему лицо твоё столь печально? Поведай, не случилось ли чего?" И юноша рассказал деду всё, что с ним было. Выслушав его, Радан обхватил руками свою голову и произнёс: "В этом моя вина. Разве можно было забывать, сколько невзгод уже успел причинить этот сундук? Что же, пойдём в твой дом, обсудим с Киром и Эрой произошедшее, быть может, Громогласный отец дарует нам решение".
К тому времени в жилище Кира, сына Радана, и его семьи находилось уже немалое количество людей, и некоторые из них не верили в исчезновение Клемы и принимали это за розыгрыш; остальные же видели, сколь удручены её родители и хорошо ещё помнили историю ящика, которую рассказывали на протяжении четырёх вечеров, и таких было большинство. Когда же Аламат и его дед вошли в помещение, то все разговоры утихли, а взгляды обратились к ним. И Радан сказал всем собравшимся: "Вот, даже я, старый и немощный, уже здесь, почему же до сих пор нет эгиспа? Неужели за ним не послали?" В тот же самый миг в дверях показался Кир, а с ним был весьма тучный эгисп и три служки, которые несли вино, благовония и разнообразную утварь. Прорицатель бросил взгляд на злосчастный ящик, а затем приказал своим помощникам перелить вино в чашу и зажечь курительницы. Сам же он возлежал на подушках и пил вино, не торопясь, а осушив посудину до дна, закрыл глаза, будто уснул, и издал зычный храп, но никто не осмелился приблизиться. По истечении же довольно продолжительного времени очи эгиспа отворились и он огласил следующее: "Мне было видение, ниспосланное Громогласным отцом. Клема, дочь Кира и Эры, находится в руках у одного из его рабов, демарха фатмов. Милостью нашего покровителя её возможно возвратить в отчий дом. Но заслужить такое высочайшее благоволение будет непросто. Для этого родителям пропавшей придётся совершить паломничество по всем святым местам, где Громогласный отец нисходил на землю, и отправиться в него не в пышных нарядах, но в грубых одеяниях из мешковины, а все свои поместья и богатства пожертвовать храму". В ответ на это Радан в ярости закричал: "Мне уже идёт девятый десяток, и всю жизнь вера моя в Громогласного отца была непоколебимой, но что же вижу сейчас? Эгиспы и прочие храмовые служители превратились в тучных чревоугодников и пьяниц, а всё, что они говорят людям, те знают и без них. Мне следовало бы предать тебя смерти на месте за то, что ты причиняешь столь великий позор нашему покровителю, не оставлявшему своей заботы о людях много тысяч лет. Уходи отсюда и впредь не смей показывать в этом доме своё свиное рыло!"
Все испугались резких слов, сказанных Раданом, но эгисп не утратил самообладания благодаря хмелю и отвечал: "Старик! Не иначе как ты выжил из ума. Не навлекай гнев Громогласного отца на себя и свою семью - а ты непременно будешь покаран, если не прекратишь оскорблять его полномочных посланников среди людей". Но тот отразил его нападки: "Ты годишься мне в сыновья или даже во внуки, твой язык заплетается от выпитого вина, и при этом смеешь ещё называть меня выжившим из ума? Прочь из этого дома, несчастный пьяница, или же тебя выдворят силой!" Кир подошёл к отцу и стал успокаивать его, ведь избиение эгиспа навлекло бы на семью тяжёлые невзгоды, а прорицатель тем временем двинулся к двери, грузно переваливаясь с ноги на ногу и осыпая проклятьями оскорбившего его старика и всё его семейство. Служки впопыхах собирали курительницы. Когда же двери затворились за ними, Радан сказал своим сыну и внуку: "Что ж, я не питал надежды на помощь от эгиспа, и раньше обращения к ним были бесплодны, и только истинная вера глубоко в сердце никогда не предаёт. Но и столь дерзкого лихоимства никак не ожидал. Теперь нам остался только долгий путь, и нельзя быть уверенным, что он вернёт нам Клему. В земле Алтии живёт Риаауш Дхарат Жигай - если, конечно, смерть ещё не забрала его. Вы, должно быть, помните мой рассказ о том, как он одержал верх над могучим фатмом. Знаниями об этих чудовищах он превосходит всех остальных смертных. Я бы отправился к нему сам, но годы не позволят мне перенести тягот пути, потому кто-либо из вас должен посетить его и попросить о помощи. Гнев Риаауша Дхарат Жигая на фатмов велик, и он не сможет отказать". Едва Кир начал отвечать отцу, что немедленно наймёт корабль и выдвинется на нём хоть на самый край света, лишь бы вернуть свою дочь, как Аламат остановил его: "Нет, папа, не следует тебе оставлять мать одну. Заботься о ней и о доме, чтобы Клеме не пришлось возвращаться на пепелище. Ведь это я открыл сундук фатмов и тем самым навлёк на сестру несчастье, значит, мне надлежит и спасти её". Радан счёл слова внука справедливыми и поддержал его, и Кир вынужден был позволить сыну отправиться в далёкий путь.
Путешествие Аламата
Вышло так, что уже на следующий день из порта Каилей отчаливало купеческое судно, направлявшееся к северному побережью покрытого лесами Римейского царства. Потому сборы Аламата не затянулись, а всего через десять дней корабль с ним и сундуком фатмов на борту прибыл в порт Тежин, и по воле Громогласного отца произошло так, что на причале юноша увидел алтийских купцов, которых легко было узнать среди множества людей прочих чужеземных народностей по их гладким безволосым головам и густым бородам. Внук Радана подошёл к ним и заговорил с ними, но алтийцы не поняли каилейского наречия. Однако удача не оставила юношу, и в тот самый миг рядом проходил римейский толмач, который помог Аламату выторговать у купцов место на их корабле, который через две ночи отправлялся в Исоп.
По прошествии совсем недолгого времени сын Кира высадился на алтийский берег и принялся за поиски старинного знакомого своего деда. Надо сказать, что за прошедшие годы Исоп весьма изменился и трудно было узнать в нём то место, о котором рассказывал старый Радан. Улицы всё так же были вымощены булыжником, но камни не блестели более, но были покрыты грязью и копотью, а в тёмных углах ютились люди, одетые в выцветшие лохмотья. Другие же жители Аламату не попадались. Вдруг один из оборванцев упал на колени и завопил: "О, благодетель наш! На кого ты нас покинул! Риаауш Дхарат Жигай, защитник обездоленных, воин из красного дерева, вернись и спаси нас ото всей этой несправедливости!" Услышав такие слова, Аламат подбежал к коленопреклонённому нищему и спросил: "Кто этот человек, о котором ты голосишь, и как мне найти его?" Человек поднялся с земли и отвечал: "Чужеземец, волосы на твоей голове и странный говор и без того говорят всем, что ты прибыл издалека, вовсе незачем пояснять это столь глупыми вопросами". Аламат возмутился: "У меня есть дело к нему, и если ты поможешь мне найти его, я щедро отплачу за эту услугу". Оборванец рассмеялся в ответ: "О, если бы я знал, как найти Риаауша Дхарат Жигая, то не нуждался бы в твоей награде! Увы, Товарищество изгнало этого наследника одного из благороднейших родов из Исопа. Возможно, ты слышал, что он лишился обеих рук в битве с ужасным чудовищем, и искусный мастер сделал ему руки из красного дерева, которые заменили утраченные плотские. И замена это оказалась столь хороша! Деревянная рука никогда не оскудевала и щедрость её была безгранична. Бесчисленное число ремесленников по всей Алтии пользовалось покровительством Риаауша и любовь народа к нему была весьма велика. Товарищество же испугалось, что таким образом он сможет воплотить стремление своего отца к тирании, и внесло в свой устав дополнение, лишавшее всякого калеку звания товарища. Воин из красного дерева воспротивился этому и многие люди поддержали его, однако выступить против решения, принятого Двадцатью Восемью - страшное преступление, карающееся пожизненным изгнанием. Так Риаауш Дхарат Жигай покинул наш город, и его быстроходные корабли больше не заходят в порт, а хорошо охраняемые караваны не доставляют товары со всей Алтии. И хоть все знали, что многие блага приносит он Исопу, мало кто понимал, каково их истинное количество. С тех пор прошло уже более трёх лет, а торговля всё так же в упадке, и множество ремесленников вроде меня - а я был скорняком - так и не может найти себе работы. О, Земля, мать всего сущего, лучше бы ты разверзлась под моими ногами и поглотила меня, чем ввергать в такое положение". Выслушав эту речь, Аламат возразил: "Но не может быть, чтобы никто не знал, куда отправился столь важный и известный муж!" Но нищий настаивал, что никому это не может быть известно. Тогда юноша из Каилей задумался на мгновение, а затем задал такой вопрос: "А где можно найти того искусного краснодеревщика, что выточил Риааушу Дхарат Жигаю руки взамен утраченных?" Оборванец ответил: "О, это просто. Он живёт в большом каменном доме на Железной улице, напротив дома судьи, который можно узнать по тяжёлым обитым медью воротам. Но не надейся, что он способен поведать тебе что-нибудь". "Я и не надеюсь," - ответил Аламат, отблагодарил человека тремя данами и отправился в указанное им место.
Дом краснодеревщика на Железной улице был именно таким, каким его описал нищий, и Аламат без труда отыскал его. Он постучал в двери, и к нему вышел огромный мужчина. Ростом он был в пять локтей, плечи имел почти такой же ширины, а густая борода была намотана на нём вместо пояса. Великан зычным голосом изрёк: "Чего тебе, чужеземец?" Юноша не стал уходить от ответа и сказал: "Здесь ли живёт искусный мастер, который сделал чудесные руки для Риаауша Дхарата Жигая?" Здоровяк откликнулся: "Да, Пель Чарот, известный этим делом рук своих, перед тобой". "Возможно ли такое, - удивился Аламат, - чтобы столь большие и грубые руки были способны на нечто столь тонкое?" "Чужеземец, ты сомневаешься в том, что я превосхожу всех в своём ремесле? Что ж, я прощу тебе это только потому, что ты издалека," - ответил Пель Чарот, а затем взял в левую руку небольшое поленце, в правую - острый нож, и начал работать столь быстро, что за движениями нельзя было уследить. Минуло всего мгновение, и брусок стал ложкой, украшенной затейливой резьбой. Увидев это, Аламат отбросил все сомнения, и без промедления спросил: "Где я могу найти Риаауша Дхарата Жигая? Как встретиться с ним?" Услышав это, столяр сказал только "Убирайся прочь!" и захлопнул свою дверь. Внук Радана не сдался так просто и попытался её открыть, но краснодеревщик уже заперся на засов. Тогда юноша бросился к окну и влез в него. Мастер обернулся на шум и закричал: "Проваливай, иначе я переломаю все твои кости!", но в ответ услышал лишь "Мне совершенно необходимо увидеть его!" Пель Чарот пришёл в ярость и издал горестный вопль: "Проклятый чужеземец! Неужто ты не слышал, сколько людей не менее твоего нуждаются во встрече с моим господином?" С такими словами великан схватил Аламата и выкинул его через окно на каменную мостовую. Тот едва не испустил дух от удара, но из последних сил произнёс: "Я внук Радана из Каилей. Мой дед сражался с фатмом вместе с Риааушем Дхаратом Жигаем!" Но краснодеревщик был непреклонен и отвечал: "Многие люди погибли ужасной смертью в нищете и голоде, лишившись его поддержки. Неужели ты ожидаешь, что какая-то старая дружба, о которой мне ничего неизвестно, будет важнее? Если бы я знал, где он, то обязательно помог бы нуждающимся. А теперь уходи, и если мне доведётся услышать, что ты продолжил поиски, то твои чужеземные боги тебя не спасут от гибели".
Однако Аламат не поверил Пель Чароту. Он поселился на постоялом дворе на Железной улице, сбрил волосы, чтобы более походить на алтийца, и проводил всё своё время неподалёку от дома искусного столяра, в надежде, что тот обязательно отправится к Риааушу Дхарату Жигаю, ведь столь сложное и тонкое приспособление, как чудесные деревянные руки, обязательно требовало ухода. Так прошло четыре ночи, и незадолго до рассвета четвёртого дня - а это было двадцать восьмое число месяца Акн по алтийскому календарю - когда луна умерла, а звёзды скрылись за облаками, юноша заметил, что в темноте движется кто-то огромный, и будто пытается спрятать под одеждой фонарь. Аламат немедленно последовал за этой фигурой, прислонившись к стене, поскольку так он был менее заметен и, помимо этого, подвергал себя меньшей опасности споткнуться и потерять свою цель. Столяр же, по всей видимости, считая, будто никто не видит его, двинулся к мосту через реку, пересёк его, а затем спустился на берег. Там он нашёл громадный валун, отодвинул его, и в песке под камнем было медное кольцо. Великан потянул за него, и открылась лестница, ведущая в тёмное подземелье. Мастер спустился по ней и захлопнул за собой дверь. Выждав несколько мгновений, Аламат спрыгнул на песок, потянул за медную рукоятку и отправился за ним вслед.
Стены подземелья были мокрыми и поросшими мхом, а двигаться в кромешной темноте можно было только наощупь. Проделав несколько шагов, внук Радана понял, что без фонаря ему никогда не найти ничего в этой пещере. Отчаяние и сожаление охватили его, и он решил вернуться назад, чтобы впоследствии пробраться в это место, взяв с собой свечу или лампу. Но когда он попытался взобраться по лестнице, вдруг оказалось, что дверь не поднимается, потому что её вновь привалили валуном. Юноша сел на одну из ступеней и стал размышлять о том, что, быть может, этими потайными дверями ходят редко, возможно, не каждый год. И тогда судьба его будет незавидной, если он не наберётся решимости и не отыщет другой выход в тёмных ходах, которые непременно наполнены опасностями. И лучше бы кто-нибудь прошёл этим путём скорее, хоть тогда и не удастся продолжить преследование, но гибель в тёмном подземелье не будет неминуемой. Тут вдалеке перед сыном Кира забрезжил свет, и страх быть пойманым вновь охватил его. Человек с лампой осветил Аламата, сам при этом оставаясь в тени, и спросил: "Кто ты, незнакомец, и что делаешь в моём убежище?" Из темноты донёсся голос Пеля Чарота: "Это он! Тот самый чужеземец, что назвался внуком Радана! И впрямь последовал за мной. Сбрил волосы, чтобы сойти за алтийца. Нет сомнения в том, что он убийца, подосланный Товариществом!" В ответ на такие слова тот, кто держал светильник, сделал шаг вперёд, и Аламат увидел, что это мужчина почтенного возраста с седой бородой, а руки его сделаны из красного дерева. Тогда юноша радостно воскликнул: "Вечная слава Громогласному отцу! Воистину, он следит за мной и способствует тому, чтобы я достиг желаемого. Не ты ли и есть Риаауш Дхарат Жигай, ради встречи с которым мне пришлось проделать далёкий путь из Каилей?" И старик отвечал ему: "Да, это я. Но действительно ли ты тот, за кого себя выдаёшь? Товарищи желают моей смерти, и, может быть, ты на самом деле разбойник, нанятый ими, чтобы сразить меня ударом кинжала в спину, лишь только я преисполнюсь к тебе доверия". Но Аламат заверил его, что опасения напрасны, рассказав некоторые сведения о своём деде, которые не могли быть известны постороннему. После этого даже Пель Чарот уверовал в чистоту его помыслов. Что же касается Дхарата Жигая, то он, убедившись, что перед ним потомок его давнишнего соратника, ободрился духом и повёл гостя по подземному ходу, а по пути расспрашивал его о событиях, случившихся в последние годы в Каилеях, которыми ему некоторое время доводилось править. Внук Радана уважительно отвечал на вопросы, когда же все трое достигли достаточно просторной комнаты и остановились, сказал: "У меня была весомая причина, чтобы искать встречи с вами, благородный воин. Дело в том, что мою сестру поразили чары фатмов, и никто другой не может помочь мне отыскать её". Стоило лишь старику с деревянными руками услышать о фатмах, как лицо его исказила ярость, и он испустил крик: "О, эти проклятые создания! Какие ещё невзгоды они навлекут на человечество. Поведай же мне, юный друг, что приключилось у тебя с ними". И Аламат рассказал, как был открыт сундук и что за этим последовало. Риаауш Дхарат Жигай удивился такому рассказу и воскликнул: "Воистину, есть ли ещё на свете предмет, принесший столько несчастий, как этот сундук? Но скажи мне, привёз ли ты его с собой в Исоп?" "Да, он хранится на постоялом дворе на Железной улице," - был ответ. "Что ж, тогда принеси его сюда следующей ночью, и мы узнаем, что сумеем сделать," - изрёк пожилой алтиец.
После этого разговора Пель Чарот помог Аламату выбраться из подземелья, и юноша отправился на постоялый двор. Когда же солнце вновь зашло, он дождался, чтобы шум на улицах утих и люди разошлись по домам, а затем вытащил ящик с рукоятками чёрного дерева и вместе с ним пробрался к мосту, где находился потайной ход. Краснодеревщик отодвинул для него валун и вместе они спустились к ожидавшему их Риааушу Дхарату Жигаю. Тот без лишнего промедления взял сундук, водрузил его на каменном возвышении и открыл крышку. Затем он взял свиток пергамента, опустил кисть в тушь и написал: "Призываю тебя к ответу, кто бы ты ни был!" Знаки, которые выводила деревянная рука, были столь чёткими и аккуратными, что многие из писцов переполнились бы завистью. Закончив же эту фразу, Дхарат Жигай положил свиток в ящик и запер там, после чего сделал знак Пелю Чароту и тот погасил фонарь. Аламат был напуган немедленно наступившей темнотой, но скрыл своё беспокойство, чтобы не выглядеть трусом перед отважным воином, одолевшим фатма. Так в тишине прошло некоторое время, и вдруг из щелей сундука полился мягкий свет. Юноша и старик одновременно бросились отпирать его, но неведомая сила крепко удерживала ящик закрытым. А через несколько мгновений сияние пропало. Тогда не составило труда откинуть крышку. Столяр зажег лампу, и в её свете все трое тотчас же увидели, что на пергаменте появилась надпись, сделанная углем: "Это я, Клема. Я здесь в плену. Помогите мне!" Аламат воскликнул: "Она жива! Скорее же, дайте мне меч - и я залезу в сундук, чтобы попасть туда, где заточена моя сестра и освободить её!" Но Риаауш Дхарат Жигай взял его за руку и сказал: "Оставь эти безрассудные мысли, юноша! Твой дед отправил тебя ко мне не просто так. Ты мог залезть в сундук и у себя дома в Каилеях. Но как бы ты потом возвратился, освободив сестру - если, конечно, по ту сторону тебя не ожидала бы армия демонов, которые тотчас же изрубили бы в куски любого, кто приблизился бы к ним? Вот в чём тебе потребуется моя помощь". Но внук Радана не слушал разумных речей. Вместо этого он схватил со стола кинжал и вместе с ним вскочил в сундук, захлопнув крышку быстрее, чем Пель Чарот и пожилой воин сумели удержать его.
Вдруг аметистовое сияние разлилось вокруг Аламата, опора стала уходить из-под его ног. Он смог встать и распрямить спину, но стены тотчас стали сжиматься возле его головы. Юноше вновь пришлось опуститься на колени, а затем и вовсе лечь на пол. Ужасный грохот раздавался вокруг, и сын Кира закрыл глаза и вознёс молитву, приготовившись быть раздавленным. Но вскоре шум прекратился, и голос сестры привёл Аламата в чувство: "Ты ли это, мой возлюбленный брат? О, хвала Громогласному отцу, что ты нашёл путь, чтобы прийти ко мне на помощь. Существование моё здесь весьма тягостно. Но вставай же скорее и вылезай из сундука, пока стража не обнаружила нас, позволь мне обнять тебя, а затем укрыть в безопасном месте". И юноша встал и увидел, что Клема одета в грязные лохмотья, лицо и руки её покрыты синяками и ссадинами, и ярость на причинившего ей всё это охватила его. Он заключил сестру в объятья, а когда ослабил их, девушка увлекла его за собой в тёмный чулан, пропахший сырой мукой и сказала: "Спрячься здесь, пока не пройдут мимо демоны, четырежды в день проверяющие, насколько прилежно трудятся рабы, и когда они оставят нас, мы сможем поговорить, не боясь быть обнаруженными". Аламат поступил согласно её словам и затаился в кладовой. Что же касается Клемы, то она возвратилась к своей работе. Брат через щель в двери наблюдал за тем, как она штопает бельё, и тут в помещение вошли два демона, мерзкие обличьем, зеленоватая кожа которых издавала отвратительный смрад. Один из них подошёл к девушке, осмотрел проделанную ей работу, бросил гневный взгляд на кучу одежд, к починке которых она ещё не приступала, и пропищал своим гнусным нечеловеческим голосом: "Женщина, не иначе, ты любишь получать побои! Как ещё можно объяснить такое отсутствие старания? Воистину, нам придётся возвратить на это место чародея из числа подданных демарха, а тебя бросить на съедение псам". С такими словами он занёс десницу, чтобы нанести удар по провинившейся рабыне, но Аламат не мог более выносить такого обращения со своей сестрой, распахнул двери чулана, быстрее ветра метнулся к демону и воткнул свой кинжал ему в основание шеи. Тот захрипел и повалился на каменный пол, соратник же его сперва схватился за свой топор, но в следующее мгновение решил, что дорожит своей жизнью и пустился наутёк. Аламат вытащил из тела поверженного чудовища клинок и метнул его вслед убегавшему стражнику, но промахнулся. А Клема бросилась к брату и принялась причитать: "Что же ты натворил! Теперь они обязательно схватят нас и погубят жестокой смертью. В этой крепости негде скрыться, крылатый фатм, властвующий над ней, видит, что делается в любом из углов". Аламат же отвечал ей: "Не беспокойся, сестрица, и положись на благоволение Громогласного отца. Быть может, он будет к нам милостив и позволит спастись из этого печального положения. Поведай мне скорее, каким образом я попал в это место из сундука, и нельзя ли точно так же выбраться отсюда?"
И Клема рассказала брату следующее: "Вот что стало мне известно от других рабов. Этот ящик зачарован чернокнижниками демарха Тарназиита, ныне являющегося властителем всех фатмов и меньших демонов. В далёкие времена, когда Громогласный отец ещё ходил среди людей, этот могучий дух был сильнее многих прочих. И была великая битва людей и фатмов, и архонт Шевантал пал, сраженный молнией, и человечество охватило ликование. Тогда Тарназиит сказал: мне быть новым архонтом. И сорок других демархов поддержали его. Но двенадцать оставшихся выступили против и воспрепятствовали своими армиями его воцарению, а силы их были весьма значительны, и не было средства одержать победу в бою с ними. Тогда мечтавший о власти демон обратился к колдовству. Во дворце каждого из царей находился сундук, в который он складывал подати, и те по волшебству тотчас же оказывались в сокровищнице архонта. Тарназиит же приказал сделать вот что: на ящик, находившийся в казне, наложили ещё одни чары, и благодаря им к каждому из двенадцати мятежных демархов проник убийца. А чтобы наёмника нельзя было перекупить и отправить против хозяина тем же путём, путешествие это было возможно только в одну сторону. После того, как все противники нового архонта были умерщвлены таким образом, раскол прекратился, но больше никто не желал держать эти сундуки в своих чертогах. С тех пор их используют для мелких дел, подобных починке платья и утвари: складывают всё нуждающееся в ремонте и отправляют к мастеру. Однако же..." Аламат внимательно выслушал сестру и сказал ей: "Удивительны истории твои, Клема. Но не стоит углубляться в подробности, ведь в любой миг нас могут обнаружить и схватить, скажи, может, есть места, где нам возможно скрыться?" "Нет, - отвечала девушка, - увы, око фатма видит всех, кто находится в этих стенах". "И даже внутри зачарованного сундука?" - изумился её брат. "Нет, но нам ни за что не уместиться там вдвоём," - сказала она. "Тогда укройся там ты, а я справлюсь каким-либо иным образом," - произнёс сын Кира, и с этими словами повёл Клему к ящику с рукоятками чёрного дерева, в точности такому с виду, как тот, что в своё время достался Радану.
Однако сундук не открылся, и Аламат в сердцах выкрикнул проклятье. Издалека уже слышны были топот и крики демонов, которых пробудил ото сна уцелевший стражник, и отчаянье начало овладевать детьми Кира, поскольку бежать больше было некуда. Но тут крышка откинулась и из ящика поднялся Риаауш Дхарат Жигай, волосы и борода которого сверкали чистым серебром в тусклом свете масляных ламп, равно как и острые клинки в каждой из его деревянных рук. Клема отпрянула от воина в испуге, но брат успокоил её следующими словами: "Не бойся, сестра. Этот человек однажды уже победил в схватке с фатмом, и теперь он пришёл к нам на выручку". Алтиец кивнул и уже открыл было рот, чтобы произнести что-то, но тут в комнату ворвались пятеро ревущих демонов с тяжёлыми топорами, и, прежде чем говорить, он вышел к ним навстречу, и в одно мгновение ока изрубил нападавших на куски. Мечи Дхарата Жигая двигались столь быстро, что слились для глаза в сияющие круги, а куски демонической плоти, истекающие гнусным смердящим ихором, разлетались по всем сторонам, и Аламату пришлось даже заслонить от них сестру. Когда же стражники были истреблены, воин повернулся к юноше с девушкой и сказал, увидев их изумлённые взгляды: "Да, Пель Чарот воистину непревзойдённый мастер и великий кудесник. С его творением я куда сильнее в сражении, чем тогда, когда не был калекой. Что же касается моего прихода в этот мрачный чертог, он вовсе не для похвальбы, но потому что мне стало известно, каким способом можно его покинуть. А посему, Аламат, возьми палицу, которую я оставил в сундуке, и не подпускай ни одного из этих чудовищ к моей спине. А когда мы расправимся с некоторым их количеством, непременно явится и их хозяин, владетельный фатм. Он-то и поможет нам выбраться, поскольку в одном из свитков в моём подземелье оказались написаны Истинные Имена крылатого демарха". "Но откуда тебе известно, в чьём мы дворце, и что это именно его имя?" - удивился юноша. Старик же ответил: "О, в этом не может быть сомнений. Помнишь ли ты крылатого воина, являвшегося тебе во сне? Именно он правитель сих мест". "Но как такое возможно? Ведь это же был посланник Громогласного Отца," - возмутился Аламат, но не дождался ответа, потому как в помещение вновь вбежали стражники, и Риаауш Дхарат Жигай принялся за истребление их. Внук Радана ударами тяжёлой палицы отгонял тех, кто пытался зайти за спину яростному алтийцу, а мечи в деревянных руках рубили демонов одного за другим. Всего через две дюжины вздохов последние нападавшие по эту сторону дверей упали на пол, рассечённые на множество частей, а те, кто ещё не успел приблизиться, объятые ужасом запирали засовы с другой стороны.
Так прошло некоторое недолгое время, на протяжении которого никто не пытался больше напасть на троих людей, запертых в плохо освещённой комнате. И вдруг шум и брань демонов затихли, ослепительное лиловое сияние полыхнуло перед дверью, и в следующий миг перед ними стоял могучий фатм. Ростом он был в десять локтей, тело сокрыто под медными пластинами панциря, а руки были в то же время и огромными крыльями, которые едва умещались под потолком. Он окинул взглядом Аламата с сестрой, затем Риаауша Дхарат Жигая, насладился молчанием, вызванным своим устрашающим обликом, а после этого медленно произнёс: "Узнаю ваши лица, отродья Радана-убийцы. Ты же - тот самый презренный калека, который помог нанести смертельные удары. О, известно ли вам, кем был погибший в Каилеях фатм Агл-Изар? Не было равных ему по могуществу, и как только мы расправились бы с Тарназиитом, он стал бы новым архонтом. Увы, его погубило чересчур сильное желание отомстить захватившему престол узурпатору тем же оружием, каким он погубил наших отцов. Теперь при помощи этого сундука мне удалось заполучить вас в свои руки, и вы ответите за все дела ваши. Но мне не присуща та жестокость, какой обладал старший брат. Так что позволяю вам выбрать, каким образом каждый из вас хотел бы расстаться с жизнью". Алтиец внимательно выслушал чудовище и ответил: "Позволь отложить этот выбор на время и попросить тебя об одном одолжении". "Что ж, пускай будет так, но потом я всё равно расправлюсь с вами," - откликнулся фатм. "Быть может," - сказал Риаауш Дхарат Жигай, и продолжил: "Не соблаговолишь ли ты усадить нас свою широкую спину, подняться выше облаков и отнести всех троих в Каилеи?" Демон расхохотался в ответ: "Ты верно шутишь, человек? У тебя нет ничего, ради чего я стал бы выполнять эту просьбу"."Почему же, - отозвался старик. - Мне известно твоё имя". Фатм вновь зашёлся смехом: "О чудо, могущество демарха Егл-Изара столь велико, что слава о нём распространилась далеко за пределами его владений, и нынче даже люди знают это имя!" "О нет, не просто имя, - ответил воин. - Истинное имя, дающее власть над тобой". Страшная гримаса исказила лицо демона, и он взмахнул крылом, произнося: "Что ж, с таким знанием ты лишишься данного мной выбора и погибнешь здесь и сейчас". Десятки серебристых перьев полетели к Риааушу Дхарату Жигаю, и края их были, словно острейшие лезвия, готовые пронзить любую броню, будто сухой осенний лист. Но отвага не оставила алтийца, он приготовил свои клинки, и вот два блистающих меча встретили посланный противником рой, и лишь одно перо смогло достичь воина, оставив глубокий порез на его щеке. Тогда испуг охватил фатма, а Дхарат жигай произнёс его истинное имя во всеуслышание, и приказал: "А теперь, чудовище, ты отнесёшь нас в Каилеи".
Возвращение
Демон не посмел ослушаться и склонился перед своим повелителем. Трое людей разместились у него на спине, стража разбежалась, напуганная унижением хозяина, и тогда Егл-Изар пронёсся по коридору, выбрался из подземелья и взмыл в небо. Восторг охватил Аламата, когда он увидел, что земля удаляется от его ног и деревья становятся размерами не более пшеничного зерна. Что же до Клемы, то она была весьма напугана и крепко держалась за спину фатма. Тем временем крылья чудовища несли их над морями и горами, а затем пелена облаков растянулась до самого горизонта, и такой полёт продолжался до самого захода солнца. А когда первые звёзды зажглись на небосклоне, демон начал снижаться, и вскоре приземлился во дворе дома Радана, где ещё совсем недавно тот рассказывал историю своих злоключений. Когда же путешественники вновь стали на твёрдую землю, Риаауш Дхарат Жигай назвал истинное имя фатма и повелел ему: "Отправляйся в Исоп и доставь сюда краснодеревщика Пеля Чарота и находящийся при нём окованный бронзой сундук". Тем временем Аламат и Клема вбежали в дом своего деда и нашли его в постели, так как была ночь. Но старик услышал шаги посетителей сквозь сон и пробудился, и великая радость охватила его при виде внука и внучки, которых он уже и не чаял встретить живыми. Когда же они рассказали, что во дворе стоит алтиец с деревянными руками, восторг Радана возрос до поистине необычайной высоты, он собрал всех троих и до самого утра слушал их повествование о произошедших событиях.
А с первыми лучами солнца Егл-Изар опустил на траву перед домом старый ящик с рукоятками чёрного дерева, послуживший причиной невзгод для многих поколений, а также мастера-великана. Дхарат Жигай тотчас же приказал фатму уменьшиться до размеров яблока, после чего накрыл его глиняным горшком, на котором мелом написал истинное имя чудовища, а после этого сказал Радану: "Что же, мой старый соратник, вот и возвратился твой сундук к тебе вновь. Быть может, сейчас настало время уничтожить его, чтобы избавить, наконец, детей твоих, и внуков, и детей внуков от проклятия? Демон, находящийся в моей власти, способен сделать это" Старик согласился, но сказал: "Позволь, прежде чем мы разрушим его, я в последний раз откину крышку. Вдруг там всё-таки оказались те несметные сокровища, какие за ней все предполагали?" И с такими словами он подошёл к ящику и открыл его, и огласил двор своего дома воплем изумления: "Ты ли это, мой друг Телид? Столько лет я считал тебя мёртвым! Воистину, это больше, чем самые несметные богатства". Но поднявшийся из сундука человек отвечал: "Увы, я не твой приятель. Я его отец, известный как архонт Тарназиит, царь царей среди фатмов".
Изумлённый крик пронёсся по всему двору, а горшок, скрывавший мятежного демарха, затрясся. Тарназиит же остановил все вопросы властным жестом и говорил: "Да, Радан, это действительно так. Вспомни договор, бывший у Телида якобы от его отца. Неужели ты думаешь, что какой-либо хитростью действительно можно было заставить меня заключить такой? История же о вероломстве фатмов, погубившем его родителя - вымысел, изобретённый его матерью, чтобы уберечь мальчика от встреч с мятежниками, мечтающими о моём престоле, которые бы его непременно убили. Не все мы столь жестоки, как Агл-Изар. Но подумай об овцах: ты можешь испытывать к ним некоторые тёплые чувства, алтийцы почитают их более любых других животных, рассказывают даже о тех, кто живёт с овцой вместо жены, однако большинство из вас не остановится перед тем, чтобы перерезать горло барану и насытиться его плотью. Некоторые же и вовсе находят радость в убийстве беззащитнвх животных. Таковы же и вы, люди, для нас, демонов. А сейчас позвольте мне покарать мятежника Егл-Изара за все его преступления".
И пока собравшиеся во дворе дома Радана размышляли над смыслом речей архонта, тот откинул горшок. Скрывавшийся под ним демарх немедленно начал расти и вскоре сделался выше самого высокого дерева, и тогда издал клич: "Твои власть и слава сделали тебя беспечным, Тарназиит, и я давно превосхожу тебя в могуществе!" С такими словами он взмахнул крыльями, и десятки острых перьев, которые теперь были размером со взрослого мужчину, ринулись вниз. Риаауш Дхарат Жигай начал произносить имя чудовища, чтобы приказать ему прекратить, но царь царей фатмов остановил его. Лицо могущественного демона было совершенно спокойно, а наружность всё ещё была вполне человеческой. Вдруг он открыл рот и издал вопль, от которого задрожала каждая травинка, а сердца людей похолодели. Небо потемнело над головой Егл-Изара, всыпшки молний замерцали вокруг его тела, и в следующее мгновение все серебряные перья повернулись назад к своему хозяину и рассекли его плоть на тысячи частей. Водопад аметистового ихора обрушился на землю и тут же исчез без следа, а сияние солнца возобновилось.
Покончив с этим, архонт Тарназиит влез обратно в сундук и сказал безмолвным от великого удивления людям: "Прощайте, и для вашего же блага надеюсь никогда не свидеться ни с кем из вас вновь. Что же до ящика, то когда его крышка закроется за мной, все его колдовские свойства полностью иссякнут, и ничем более он не будет вам угрожать". И с такими словами фатм исчез быстрее, чем кто-либо успел ему ответить. Очнувшись от оцепенения, Радан сказал: "Ну что ж, теперь история моих злоключений получила подобающее завершение. Аламат, прошу тебя, когда наступит день моей смерти - а я уже весьма стар, и до него осталось недолго, - похорони меня в этом сундуке. Он уже однажды служил моим гробом, и это будет вполне уместно".
Так и произошло по прошествии нескольких лет. Что же до самого Аламата, то рассказ о его удивительном путешествии стал хорошо известен в народе, и, дабы не славиться одними историями, юноша отправился в ещё одно странствие, и вот уже пять лет с тех пор в Каилеях никто больше его не видел, хотя разное рассказывают в трактирах и на постоялых дворах. Риаауш Дхарат Жигай и Пель Чарот поселились у Фаинского холма, и никто так и не узнал в них бывшего царя и его придворного знахаря. Когда же Клема сменила рабское облачение на нарядные платья, а следы от полученных побоев зажили, самые знатные женихи города приходили свататься к ней, и все были восхищены её красотой. Она выбрала того, кто пришёлся ей наиболее по душе, и жизнь их протекает счастливо, а двух сыновей своих они нарекли Раданом и Телидом.