Палящие солнце исчезало, погружаясь в пучины далекого и темного горизонта. Бревна сгоревшего дома потрескивали, создавая аккомпанемент пляшущим по траве языкам пламени. Избушка, родная и незыблемая как родители, Полина прожила в ней восемь зим. До того, как она вспыхнула подобно костру и истлела до захода солнца. Девочка стояла у пепелища. Босые ножки покрылись сажей, а в пятки впивалась галька. Ручейки из глаз обжигали кожу также, как и недавний пожар. Пожар, что охватил родной дом - похожий на родителей чувством безопасности и атмосферой близости. Но дома больше нет. Как нет и родителей...
Девочка плясала и водила хороводы. Трещавший в печи огонь походил на музыкальную шкатулку, а вылетавшие из-под заслонки угольные искры - партнерами по танцу. Полина кружилась с ними и смеялась. Танец с огнем. Танец с солнцем. Оборот за оборотом, с ноги на ногу. Полина не переставала кружиться. Пока матушка не отдернула ее. Мать наказала не играться и закрыть горнило. Девочка не слушала маму. Она не понимала, почему должна перестать танцевать. Почему матушка не слышит как поют и кружатся ее подруги-искры. Полина засмеялась еще громче. Матушка снова сказала что-то, но девочка была слишком увлечена танцем, что разобрать. Она все танцевала и танцевала, пока тяжелая отцовская рука не упала ей прямо на макушку. Полина тут же осела на пол. Кисло-приторный запах кваса, что так любил ее батюшка, не дал потерять сознание. Глаза тут же взметнулись вверх. Она видела, как батюшка, бурча и фырча как конь, плелся к печи, чтобы прикрыть огонь заслонкой.
Тревожное чувство сжало само сердце Полины. Её танец не закончен, она слышала как искры и угольки кричат. Их тоненькие голоски раздирало болью и агонией. Полина была уверена, что если закрыть печь - они умрут. Впервые за восемь зим она воспротивилась батюшке. Впервые за восемь зим девочка познала злобу, страх и ненависть. Эти чувства - слышимые ею в мольбах пламени, но неизвестные ей до сих пор поглотили девочку. Она не понимала, почему родители не слышали песнь огня. Позже ненависть станет неотъемлемой частью её жизни. Сейчас это случилось первый раз. Она возненавидела и матушку и батюшку, которые собирались лишить её огня. Злоба сгустила её воспоминания, она не помнила: как вскинула руку, как закричала на отца, и как вырвался огонь из печи перебрасываясь с пола на потолок, а оттуда на матушку и батюшку. Она помнила лишь прекрасную песню. К треску пламени - звучавшему как скрипка гения - впился пронзительно высокий женский вопль. Чудесная мелодия, под которую девочка понеслась в пляс...
Вечерний ветер дул с юга так, что весь пепел оседал на лице девочке. Еще горевшее пламя тянулось к ней, по-матерински касаясь подола ее красного платья. Полина стояла посреди серо-черных бревен, которые раньше были ее домом. Слезы уже стекали по подбородку и затекали под платье, смешиваясь с потом от пепелища. Девочка не могла понять, почему ее родителей постигла такая судьба, и почему огонь, уничтоживший дом, лишь целовал кожу, не оставляя ожогов. Что-то стукнуло ее по макушке. Она подняла голову и увидела стаю черных как смола ворон. Они не каркали, лишь кружили над ней. Полине знала, что ворон - птица темных волхвов, призывающих черный огонь и птиц. Ей показалось, что вороны зовут её за собой в лес - куда всегда уходил батюшка за дровами. Темный еловый лес, поглотивший сейчас своей тенью опушку - границу мира с избушкой. Мира в котором Полина прожила всю свою жизнь. Но идти ей больше не куда. Потому она последовала за воронами. На север. В лес. В темный и неизвестный ей лес.