Бухарская Мария : другие произведения.

Реминисценции и образы-символы в творчестве А.Башлачева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Моя дипломная работа, написанная в 1999 году, посвященная творчеству А.Башлачева.

ВВЕДЕНИЕ

* * *

   Одиннадцать лет прошло с тех пор, как погиб Александр Башлачев. По-настоящему его оценили только после смерти: стали выпускать пластинки, кассеты, печатать стихи, писать о нем и о его творчестве. Нам в наследие остались его песни - сильные, кричащие, глубокие и до почти физически ощутимой тяжести наполненные смыслом и болью. Биография известна только в общих чертах: родился, жил, окончил университет, работал в газете, писал стихи для рок-группы "Рок-сентябрь", потом стал писать для себя и исполнять свои песни под гитару, пытаясь докричаться до человеческих душ, чтобы "разбить латы из синего льда" ("Спроси, Звезда"), покончил жизнь самоубийством. Подробности же его биографии так и остаются в тумане неизвестности. Даже те четыре года, когда он жил то в Ленинграде, то в Москве, казалось бы, у всех на виду, оставляют много неясностей.
   В последнее время Башлачеву уделяется все большее внимание. В 1997 году вышла книга, представляющая собой полное собрание песен-стихов. В это издание не вошли только некоторые стихотворения, которые Саша писал для группы "Рок-сентябрь", и относящиеся к студенческим годам поэта. В отличие от всем известного сборника "Посошок" (1990 год), в который вошли 39 текстов и предисловие А.Житинского, в данной книге 65 стихотворений и комментарии к каждому. Насколько нам известно, творчеству Башлачева присуща вариативность некоторых строчек и строф. В комментариях как раз и приводятся эти варианты вместе с годом написания того или иного варианта и основным годом создания песни, в чем и заключается ценность этой книги. Также туда вошли два интервью с Сашей, которыми, вероятно, не исчерпывается проявление внимания к музыканту со стороны журналистов, но и эти интервью не были одобрены средствами массовой информации при жизни Башлачева: одно из них было напечатано в андеграундном журнале "Контр культ'ура" за 1991 год (уже после смерти Башлачева), а другое было сделано для передачи на ТВ, но так и не было нигде опубликовано, отснятый материал был смыт, а интервью печатается в этой книге впервые, по сохранившемуся подстрочнику. Все тексты разделены не в хронологическом порядке, а на шесть циклов (в соответствии с пометками самого автора). К сожалению, книга вышла очень маленьким тиражом (всего 1000 нумерованных экземпляров), поэтому и стоило говорить о ней столь подробно.
   Еще одна книга, которая привлекает наше внимание, называется "Современные русские поэты". Вышла она в 1998 году. Туда входят стихи Башлачева наряду с произведениями других известных поэтов ХХ века. В этом антологии-справочнике представлены сведения о 61 поэте, чье творчество составляет основу литературного процесса 60-90-х годов. Здесь помещены самые яркие произведения поэтов и краткие биографические справки о них, дополненные характеристикой их художественного мира. Также дан список сборников или журналов, в которых печатался поэт, и список некоторых статей о писателе. Башлачева же составители сборника (В.Агеносов и К.Анкудинов) определили как родоначальника русской рок-поэзии и представителя синкретического искусства, соединяющего слово и музыку, но, несмотря на это, его произведения признаются в качестве подлинной поэзии, которая воспринимается вне сценического исполнения, как явление литературное.
   Любой человек, принадлежащий к процессу творческого созидания, в той или иной степени будет обращаться к уже накопленному предыдущими поколениями опыту. (В дальнейшем речь пойдет о том, как влияло на Башлачева литературное наследие предшественников). У каждого поэта и писателя, таким образом, можно найти литературные реминисценции, скрытые или явные, но всегда дополненные индивидуальными оттенками смысла и, следовательно, по-новому воспринимаемые. Это новое восприятие строится как бы на смешении своего и чужого видения мира в составе одного контекста. В результате же получается цельное и неразделимое художественное произведение с определенным стилем, характерным только для данного художника. Автор переосмысливает чужие мысли, смешивает их со своими и создает нечто свое, ни с чем не сравнимое. В сущности любое литературное произведение это мысли о мыслях, говоря словами М.М.Бахтина "Мысли о мыслях, переживания переживаний, слова о словах, тексты о текстах" - так он определяет понятие текста как действительности мысли и переживаний. Таким образом, текст - это и есть мысль, а "гуманитарная мысль рождается как мысль о чужих мыслях, волеизъявлениях, манифестациях, выражениях, знаках, за которыми стоят проявляющие себя боги (откровение) или люди (законы властителей, заповеди предков, безыменные изречения и загадки и т.п.)" (С.297). Объектом нашего рассмотрения и будет являться такая мысль о других мыслях. Это, своего рода, еще одна мысль о мыслях, которые о других мыслях.
   Тексты А.Башлачева наполнены реминисценциями. В его творчестве можно найти следы таких поэтов, как М.Исаковский, В.Маяковский, Заболоцкий, Ф.Сологуб, А.Блок, из классиков - М.Лермонтов, А.Пушкин, Н.Гоголь и А.Грибоедов, можно почувствовать у Саши и есенинский размах, и бытовую понятность В.Высоцкого, и мелодичную гладкость словосочетаний, как у Б.Гребенщикова. И еще в его произведениях есть чисто башлачевская звукопись и глубокая связь с корнями русских традиций, с языческой символикой, смешанной в русском сознании с библейскими мотивами. Об этих параллелях, реминисценциях, переосмыслениях и т.д. пойдет речь более подробно в основной части этого исследования.
   Если уж мы прикасаемся к творчеству, сочетающему музыку и поэзию, то было бы не лишним попробовать определить, к какому именно стилю или направлению принадлежат творения А.Башлачева. Однако четко вогнать его произведения в рамки какого-то определенного жанра невозможно, да и нечеткое наименование будет весьма относительным. Но сначала, заглянем в словарь и затем (для более живого определения) в журнал. Словарь С.И.Ожегова за 1987 год дает нам такие определения: "Рок (высок. устар.) - то же, что судьба (обычно несчастливая). Бард - певец-поэт у древних кельтов". Из этих определений видно, что рассматриваемые понятия существовали с древних времен. И несмотря на то, что современная эпоха несколько корректировала эти понятия, по сути они мало изменились. Бардами сейчас называют тех же певцов-поэтов, но исполняющих свои произведения (чаще всего лирического содержания) под гитару. Со словом "рок" сложнее. Очень по-разному можно определять рок-музыку как отвлеченное понятие и по отношению к конкретным проявлениям ее у разных групп и музыкантов этого направления. Будут различаться эти понятия и в отношении зарубежного и русского рока. Но остановимся на русском роке и соответствующей характеристике. "Очевидно, искомое определение должно соединять в себе музыковедческую, техническую, историческую, общеэстетическую точки зрения на рок. Например, так: рок - новый самостоятельный жанр искусства, появившийся в середине ХХ века в результате творческого и научно-технического прогресса (так же, как в начале века появилось кино). Для него характерно заимствование выразительных средств традиционных жанров: музыкального, поэтического (текст) и театрального (шоу), которые образуют единое и не делимое на составные элементы целое - рок-композицию. Кроме того, "электрическое" звучание, коллективное творчество и особая форма музыкального хэппенинга - концерта с участием зрителей, - т.е. "сэйшен" (от англ. session). По своему происхождению рок - явление фольклорное, хотя и не сводимое к одному только фольклору" (С.3). Таким образом, можно представить бардовскую песню как исполнение поэта под гитару своих песен, достаточно спокойных по содержанию; рок же - это нечто неспокойное, близкое к стихии, в техническом плане - объединяющее в себе электрическую музыку и своеобразное шоу. Башлачев тоже исполнял свои песни под гитару, как бард, но его песни были неспокойны, как в роке, однако предполагаемого роком шоу с участием группы, использующей разнообразные инструменты, не было. Такая группа была лишь в его мечтах.
   Воспринимается Башлачев как яркий представитель рок-движения. В сознании русских людей рок ассоциируется, прежде всего, с судьбой. Рок жил в душе Башлачева и проявился в судьбе - вот почему и сам он ощущал свою принадлежность именно к рок-музыке. Понятия "рок" и "судьба" для него слились в одно. Свое призвание Саша оправдал сполна, заплатив смертью. Еще в XIX веке Батюшковым К.Н., известным поэтом, были произнесены слова: "Поэзия, осмелюсь сказать, - требует всего человека. Я желаю - пускай назовут странным мое желание! - желаю, чтобы Поэту предписали особенный образ жизни, пиитическую диэтику: одним словом, чтобы сделали науку из жизни Стихотворца... Первое правило которой должно быть: живи, как пишешь, и пиши, как живешь..." (С.98). Под этими словами Башлачев мог бы подписаться.
   В голове проносится вихрь дефиниций - рок, бард, поэт в миру, бродячий музыкант... или кто? Правильнее всего, наверное, было бы присвоить ему несколько парадоксальное, но довольно точное, звание - ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РУССКОГО НАРОДНОГО РОКА. Так окрестил Башлачева один журналист, некий А.Кнышев, в интервью для телевидения (того самого, которое было смыто и ни в какой эфир никогда не выпускалось). Вот его фрагмент:
   К.: Дело критиков - подбирать термины, но вы могли бы согласиться, если бы вас назвали представителем русского народного рока?
   Б.: Конечно, ради Бога, ради Бога.
   К.: Этот термин Вы не считаете ругательным?
   Б.: Замечательный термин. Русский народный... А что, рок всегда народный. Рок - это Дух, а Дух - это что такое без народа? Что такое народ без Духа? Это мы уже видели.
   К.: Рок не может быть у нас русским народным, так сказать...
   Б.: Я же говорю, что мы путались в рукавах чужой формы очень долго. Мы приняли ее, как свою, а ведь это очень близко все, очень близко, потому, что это плач, а плачут во все времена, во всех странах, и с самого раннего детства.
   Из этого отрывка видно, что и Саше такое определение сразу понравилось, несмотря на противоречивость понятий, входящих в состав этого сочетания слов. Но все-таки есть слово "рок", только рок этот - в стиле жизни и характере творчества, по жанру исполнения Башлачева скорее можно причислить к авторской песне. В сборнике "Современные русские поэты" его назвали рок-поэтом, ориентированным на традиции русской фольклорной и авторской песни.
   А что касается непосредственно текстов песен, то тут можно сказать следующее: эти тексты могут рассматриваться как литературные произведения в отрыве от их исполнения или же без отрыва - по магнитофонным записям. "А вы не думаете, что магнитофонные записи - это род литературы теперешней?" (С.5) - задался таким интересным вопросом в одном из интервью Владимир Высоцкий. Этот вопрос предполагает ответ, что ведь действительно, так оно и получается: записи магнитофона вполне могут восприниматься и как сегодняшняя литературная форма, вследствие достижений техники и, соответственно, специфики мышления и восприятия сегодняшнего человека, который скорее будет воспринимать поэтические тексты под музыкальный аккомпанемент, нежели засядет за том книги. Подтверждая мысль Высоцкого, Башлачев сказал в одном интервью: "Я подхожу к музыке безусловно с точки зрения литературной, с точки зрения идеи, цели, прежде всего" (С.39).

* * *

   На сегодняшний день систематических работ, основанных на научном подходе к анализу творчества А.Башлачева, не так много. Филологическим осмыслением отличаются только три статьи о нем и его поэзии: Г.Фролова, "В поэтическом мире А.Башлачева", 1992; А.Николаев, "Особенности поэтической системы А.Башлачева", 1993; В.Лосев, "О "русскости" в творчестве А.Башлачева", 1995. Другие три работы можно выделить как достаточно глубокое проникновение в суть тех процессов, которые направляли и пересекали жизненный и творческий пути поэта: А.Троицкий, "Один из нас", 1989; отрывки из книги А.Дидурова "Солдаты русского рока", 1994; отрывки из книги И.Смирнова "Время колокольчиков", 1994. Также следует упомянуть о предисловиях, которые были написаны к стихам А.Башлачева: сюда относятся короткое, но справедливое высказывание Б.Окуджавы и справка о Башлачеве в журнале "Огонек", 1988 (это было первой публикацией его стихов в открытой печати; журнал выбрал одну-единственную песню балладного характера под названием "Грибоедовский вальс" (1983)); вступительная статья А.Житинского "Семь кругов беспокойного лада" к знаменитому сборнику стихотворений "Посошок", 1990; предисловие Т.Чернышковой к десяти стихотворениям, напечатанным в журнале "Перспективы", 1991. Хотелось бы отметить факт существования еще одного журнала, в котором помещена статья его жены Насти Рахлиной, хотя сама статья носит характер общих размышлений. Это журнал "Стас", N 1, 1996.
   Этим коротким перечнем и ограничивается список литературы, который можно охарактеризовать двумя понятными словами: "о нем". В перечень не вошли только те возможные статьи и отзывы о его творчестве, которые могли печататься в андеграундных изданиях, а также в различных газетах и журналах, угадать которые практически невозможно, если не отслеживать их в текущий период выхода. Теперь приступим к анализу вышеназванных работ и проследим различные аспекты понимания поэзии А.Башлачева современными исследователями, а также - очертим круг проблем, которые нашли отражение в научной и исследовательской мысли современной эпохи. Это поможет нам лучше представить себе наиболее цельную картину творческой судьбы и личности истинного поэта, каковым его считают многие, потому что "энергия содержится в самих строчках, лишенных музыкальной поддержки. В них есть боль, - единственная непреложная традиция отечественной поэзии" (С.24). - Такую характеристику дал журнал "Огонек" (1988).
  
   Переходя к анализу статей, начнем со статьи Г.Фроловой "В поэтическом мире Александра Башлачева".
   Эта статья представляет собой попытку найти "ключ" к символике песен Башлачева, чтобы расшифровать тексты, в которых, по мнению автора, заключен "целый пласт древней, полузабытой культуры". Объединяющая тема статьи - проблема языческих корней в песнях Башлачева. Восстанавливается первооснова стихотворений, раскрывается их связь с язычеством. При этом под язычеством понимается "особый психологический настрой на ирреальное, основанный на мифах, предсказаниях, приметах..." (С.255), ведь стихи-песни Башлачева "полны смысловых, звуковых ассоциаций, которые и создают тайну подтекста" (С.255).
   Рассказывается также об идентичности некоторых слов в Сашиных песнях со старинными языческими обрядами, мировоззрением и временем древних вообще. Мир поэзии Башлачева назван "зимним" вследствие того символа, которым является зима: она для Башлачева становится как бы символом смерти, что отражено во многих стихотворениях. Не обошлось и без предсказания: Я знаю - зима в роли моей вдовы ("Осень", сент.1984.) - пишет Саша и действительно - умирает зимой. На связь с язычеством, как отмечено в статье, указывают такие образы-символы, как звезда, огонь, вода, река. Именно с помощью них воссоздано в стихотворениях Башлачева ощущение зыбкости бытия, непрочности жизненной нити, тревожности.
   Однако в статье слишком много места уделяется мировоззрению древних, упускается из виду при этом непосредственное ощущение движения и жизненной силы песен Башлачева, индивидуальное восприятие поэтом именно современного ему мира, из которого он и воспринял эти корни древних традиций. Такие параллели полезны, но не тогда, когда они заходят за пределы познания и научного осмысления жизни поэтом, ведь стихи выливаются чаще неосознанным потоком имеющихся в подсознании знаний. Не говоря уж об интуитивном восприятии читателей, которое иногда очень чутко помогает чувствовать наличие глубоких корней и разгадывать неразгаданное.
   Следует отметить, что в статье очень точно подмечено важное парадоксальное свойство художественных творений Саши: "неся неизменное ощущение гибельности, каждая из них (песен) отмечена печатью высокой умиротворенности. Они словно освещены изнутри - надеждой на возрождение" (С.258).
   Немалый интерес представляет собой статья А.Николаева "Особенности поэтической системы А.Башлачева". Отличие этой статьи в том, что она была опубликована в 1993 году, получена редколлегией 20.11.91, а написана еще раньше, т.е. еще до выхода в печати первого сборника стихотворений Башлачева "Посошок". В связи с этим автор статьи цитировал тексты поэта по магнитофонным записям. Таким образом, эта работа может считаться первой объективно осознанной попыткой научного исследования закономерностей его поэзии. Речь идет о феномене Башлачева.
   С уверенностью звучит мысль по поводу Саши: "перед нами самобытный, оригинальный художник, поэт "от бога"" (С.119-120). Поскольку его творчество приходится на 80-е годы, то им и отражается вся изломанность, парадоксальность, боль и надежда тех лет. И это ненормальное время родило и погубило "хорошего русского поэта, чье творчество должно и - уверен - будет изучаться" (С.120), - пишет автор статьи.
   Основная часть статьи посвящена сопоставлению творчества А.Башлачева с Высоцким и с явлением рок-поэзии, но тут же идет оговорка: "В какой-то мере такое соседство оправдано, но все-таки Башлачев никак не вписывается в хор продолжателей (или подражателей) Высоцкого и не принимает полностью основных законов рок-поэзии" (С.120).
   Что касается сходства и различия Башлачева с Высоцким, то автор статьи рассматривает как родственную для поэтов, прежде всего, концепцию жизнетворчества. Далее говорится о том, что Башлачев более откровенен, чем Высоцкий, потому что для Высоцкого "характерны особая театральность, ролевой характер лирики", а Балшачев "почти всегда говорит о себе и от себя. Судьба питает стихи, а стихи точно прогнозируют судьбу" (С.120). Лирический герой Высоцкого, по словам автора, умеет быть разным - от добродушного до беспощадного, в то время как герой Башлачева всегда трагичен, исповедален и в какой-то мере замкнут в ограниченном эмоциональном пространстве. Башлачев пишет злее Высоцкого, у Башлачева - "трудноопределимый жанр, очевидно, романсового происхождения" (С.121). Подобные высказывания автор подтверждает текстами песен. К сожалению, определены только общие черты сходства и различия Башлачева с Высоцким и уделено этому слишком мало места. Многое остается за рамками исследования. И если искать у Башлачева реминисценции из Высоцкого, то, по прочтению этой статьи, выясняется, что они будут проявляться, скорее всего, на уровне эмоционально-слухового восприятия.
   Сравнивая поэзию Башлачева с принципами рок-культуры, автор сразу замечает, что "его творчество есть не принятие, а преодоление важнейших законов рок-поэзии", т.к. Башлачев постоянно вырывается за ее пределы. В связи с введением термина "рок-культура" автор пытается точнее определить место рок-культуры в системе эстетических законов. С этой целью приводится сравнение рок-культуры и искусства. "Стихия рок-культуры и стихия искусства - совершенно разные понятия" (С.122) - утверждает автор. Искусство определяется как особая "вторая реальность", которая "использует жизненные реалии как знак, как особый материал для построения своей системы. В ее рамках знак приобретает другой смысл, отличный от жизненного" (С.122). Рок культура является своеобразной "третьей реальностью", где "знак искусства используется в качестве рабочего материала для построения неэстетической системы. И тогда он тоже меняет свой смысл" (С.122). В этом смысле поэзия Башлачева вырывается за рамки искусства, как, впрочем, и за рамки рок-поэзии тоже.
   Заканчивая статью, автор говорит о своеобразии поэтического таланта Башлачева, которое заключено в изощренных, не подлежащих никакой логической расшифровке ассоциативных образных связях, вследствие чего у Башлачева возрастает "плотность" стиха. "Лучшие стихи Башлачева ассоциативны, неожиданны, "невозможны"" (С.125). Далее автор пытается наиболее точным словом охарактеризовать феномен поэзии Башлачева, говоря, что его творчество всегда - прорыв.
   Теперь проанализируем статью В.Лосева "О "русскости" в творчестве Александра Башлачева".
   Статья поделена на три части. В первой приводится общая характеристика зарождения и развития русского рока в целом. В частности, отмечается, что на сегодняшний день актуальны не споры о принадлежности такого феномена, как рок-поэзия, к искусству, а объективное и взвешенное изучение этого явления, в том числе и литературоведческими методами. Рассказывается также о том, что "слово в русском роке с течением времени становится все более Русским" (С.103). На протяжении от 60-х, когда воспроизводился или копировался англоязычный рок, до последних десятилетий, синтезировавших "с собственной поэтикой самые различные влияния - от русской классики до авторской песни и городского фольклора ХХ века" (С.103). Творчество А.Башлачева отмечено как наиболее универсальное в своей "русскости".
   Во второй части рассматривается наиболее яркое явление в поэзии А.Башлачева - идеоматические выражения - "наиболее концентрированно-национальное в речи" (С.104) - по словам автора, а также - фразеологизация. Приводятся примеры некоторых идиом и новой фразеологизации. Башлачев сопоставляется с такими писателями, как Цветаева и Грибоедов, на основе применения первой - идиом, включающих в себя обновленный смысл, вторым - "создания новых лаконических "формул" русского бытия и сознания" (С.106) - фразеологизмов. Башлачев же применял и то и другое. Сложнейшими трансформациями идиом Башлачев "создает уникальный эффект вскрытия русской исторической судьбы" (С.104). Идиомы у Башлачева выполняют функцию продуцирования новых значений. Поэт как бы проверяет "на прочность и универсальность отстоявшуюся в языке народную мудрость, заставляя ее воз-рождаться в новой социокультурной ситуации" (С.105) - читаем в статье, и далее - ""Расщепляя" идиому, он оживляет тем самым стертую семантику <...> и добивается особой эмоциональной напряженности и содержательной насыщенности стиха" (С.105). Упоминание о перефразировках или идиомах здесь понадобилось для того, чтобы еще раз доказать широту поэзии Башлачева. Само слово "широта" снова напоминает нам о "русскости", о широкой русской душе, которая не знает покоя. Такой душой и обладал Саша. Фразеологизация же здесь рассматривается как создание новых идиом, что является "неким пиком, эстетическим идеалом, на который ориентируется речевой строй башлачевских песен" (С.106).
   Третья часть статьи и представляет собой анализ двух стихотворений: "Петербургская свадьба" (нояб.1985) и "Случай в Сибири" (янв.1986). Тексты этих песен связаны между собой.
  
   Среди других работ, касающихся жизни и творчества А.Башлачева, особенно отличается статья А.Троицкого - музыковеда, которая называется "Один из нас". Здесь Артемий Троицкий делится своими воспоминаниями и эмоциями, связанными с появлением Башлачева в его жизни. Познакомился Троицкий с Башлачевым в Череповце, куда его затащил Леонид Парфенов - в то время сотрудник вологодского областного ТВ. Он рассказывает и о тех первых впечатлениях, которые пробудил в нем Башлачев своим внешним видом, произведя впечатление простого любителя рока, своим рассказом о себе, своими песнями, спетыми в тот же вечер, которые сразу поразили Артемия прекрасным языком и точными наблюдениями. Башлачев с каждой минутой нравился все больше. Особенно впечатлила Троицкого песня "Время колокольчиков", впервые спетая им в этот вечер "на людях" и ставшая впоследствии символом русского рока. "Для Саши Башлачева это был прорыв, изумивший его самого. Прорыв из интеллигентного мира "городского фольклора" в буйный, языческий простор русской образности" (С.20) - так написал Троицкий об этой песне.
   Далее рассказ идет о жизни Башлачева после его переезда в 1984 году в Москву, а также дается эмоциональная оценка некоторых проявлений его характера и объективное осмысление некоторых произведений, основанное на репликах Башлачева о той или иной своей песне.
   Троицкий замечает в эволюции творчества Башлачева одну немаловажную деталь: "медленно, но верно из его песен "выдавливались" два качества: ирония и бытовая конкретность..." (с.21)
   Ценность статьи заключена еще и в том, что писал ее человек, общавшийся с Башлачевым. Статья его содержит некоторые биографические факты жизни Башлачева в период с 1984 по 1988 год (когда Саша погиб). К примеру, мы узнаём, что самое первое московское выступление Саши состоялось на старой арбатской квартире Сергея Рыженко, бывшего скрипача "Последнего шанса" и "Машины времени". Также нам становится известным тот факт, что Башлачев выслушивал десятки, сотни восторженных комплиментов, и не только от полуподпольных богемианцев, но и из уст знаменитых литературных критиков, секретарей творческих союзов. "Пусть никто не топчет Ваше небо", - надписал Саше свою книгу "Прорабы духа" Андрей Вознесенский, перефразировав строчку из "Лиха" (окт.1984) - "Вытоптали поле, засевая небо"...
   Помимо рассмотренной работы А.Троицкого обращает на себя внимание предисловие А.Житинского "Семь кругов беспокойного лада" к сборнику "Посошок". Здесь дается краткая биографическая справка о жизни Башлачева, а также - психологически оценивается его судьба. Названием статьи является строчка из стихотворения Башлачева "На жизнь поэтов" (янв.1986). Под семью кругами понимается короткая жизнь поэта, а восьмой круг - это круг вечности, круг смерти.
   "Башлачев для меня ближе всего к явлению природы или, если угодно, к явлению русского духа, ибо любая прописка по жанру и ведомству выглядит подозрительно. Поэт? Музыкант? Бард? Рокер? - все это применимо к Башлачеву и все более или менее неточно. Ближе всего, конечно, слово "поэт", но в его изначальном природном значении, смыкающимся с игрой стихий (в отличии от игры в стихи)" (С.4) - пишет А.Житинский, задаваясь неразрешимым и впоследствии вопросом классификации по жанру.
   В своем предисловии Житинский дает характеристику каждому из семи кругов жизни Башлачева, пытаясь расшифровать их суть. За первый круг принимается "внешний круг земной судьбы", вмещающий неполных двадцать восемь лет жизни, которые наполнены известными и малоизвестными фактами его жизни. Второй круг - круг судьбы, который так мало отражен в его стихах и события которого так и остаются неизвестными (хотя если говорить о судьбе его души, то она, конечно, отражена). Третий круг - исторический, проступающий в стихах Башлачева явственнее и ощутимее. Сюда включены песни "Ржавая вода" (янв.1985), "Время колокольчиков" (сент.1984), "Петербургская свадьба" (нояб.1985), "Абсолютный вахтер" (май.1985). Историческое в них "воплощено в неожиданных и точных поэтических деталях, в смещениях смысла давным-давно знакомых оборотов и выражений" (С.5). В этом же кругу находится надысторический фольклорный круг мифа, былины. В этом кругу поэт чувствует себя свободнее, ведь "фольклорными образами и мотивами пронизаны практически все стихи и песни Башлачева" (С.5). Песни этого круга - "Ванюша" (окт.1985), "Имя Имен" (март.1986), "Вишня" (май.1986), "Спроси, звезда" (март,1985) и др. Соединяя современную историю с мифом, с тысячелетними корнями русского эпоса, Башлачев как бы объединяет все исторические эпохи русского народа в исконное противоречие русского характера между полюсами нашей редкой силы сердешной и дури нашей злой заповедной. ("Некому березу заломати", окт.1984). Четвертый круг - круг русского слова является его стихией, средой обитания образов. Говоря о башлачевском слове, Житинский отмечает: "У Башлачева оно само стало смыслом. Стремление поэта в глубину заставляло его искать корневые сближения слов, их созвучия, высекающие иной раз искру невиданного смысла..." (С.6). Пятый круг - музыкально-мелодический. Его наличие объясняется тем, что слову стало тесно в лексическом и семантическом круге. Шестой и седьмой - это сущностные круги, основанные на предыдущих кругах - круг Любви и круг Смерти. "Настоящего поэта легко распознать по бесстрашию, с каким он говорит о любви и смерти, и бесстрашие это всегда оплачивается судьбой" (С.7) - читаем мы у Житинского.
   В статье также звучит мысль о неизбежности Сашиной смерти, потому что официальное признание не привело бы к тому пониманию, к которому он стремился, ведь эта задача "недоступная для поэта, идущего по целине" (С.8). Его судьба, предсказанная в стихах, состоялась, и только теперь приходит истинное понимание.
  
   Приведем еще несколько высказываний и мыслей по поводу поэзии А.Башлачева:
   "Незнакомый молодой поэт должен приходить в литературу не с гладким чемоданчиком аккуратно подогнанных стихов, а с мешком, набитым острыми гвоздями, которые выпирают в разные стороны и задевают меня и ранят, и его боль становится моей болью.
   Он говорит об окружающем меня знакомом мире знакомыми словами, но расположенными в необычных сочетаниях, отчего конструкция этого мира предстает передо мной объемной. Он открывает мне многослойный смысл явлений и также глубины, под которыми не пустота, а новый смысл. Тогда, пораженный его зоркостью, я кричу, плачу вместе с ним и вместе с ним ликую, потому что его мир становится как бы моим.
   Так я воспринял стихи А.Башлачева, поэта незнакомого, но истинного, сказавшего свое слово с подлинным вдохновением и неугасающей болью".
   "Мы уже никогда не узнаем ответа на вопрос: почему он решился на этот шаг? Шаг в открытое окно, шаг в никуда, в темноту и бесчувствие. <...> Он ушел из этой жизни, когда у всех нас появилась надежда, когда все захлебывались разрешенной свободой, многообразием возможностей и планов. <...> Но он предпочел молчание...
   А может быть, уже тогда, в феврале 87-го, он предчувствовал появление хаоса, родившего неуверенность и поглотившего надежды на нормальную человеческую жизнь, на гармонию в душе и доме?.. Впрочем, он был далек от политики, но остро чувствовал печаль и одиночество жизни, переменчивую хрупкость прекрасного и "веселенький" юмор зла..."
   "Крупнейший русский поэт А.Башлачев решительно причислил себя к рок-культуре - по духу, а не по форме, и именно творчество Башлачева стало для этой культуры вершиной. Созданное им не умещается ни в какие жанровые и исторические рамки, в том числе и в роковые".
   "...И дар русской речи сберечь!" ("Тесто", янв.1986)- эти слова одной из его песен заключали в себе смысл его творчества. Если в двух словах попытаться определить, что удалось сделать Башлачеву, то можно сказать, что ему удалось разбудить в русском фольклоре спящую красавицу и расколдовать ее. Прочитайте на слух. Как свежо звучит в устах Башлачева неожиданный, яркий набор архаизмов и давно забытых идиом, выражений и слов. Он заставил засверкать потускневшие от времени и неупотребления драгоценные слова и смыслы, заставил их сиять новыми гранями. Поэтому его ранний, в 27 лет, уход из жизни стал невосполнимой потерей для нашего рока и его поэзии..."
   "Было ясно, как он кончит. Другого конца у него не могло быть по всему - по жизни его. По тому, как он ко всему относился... никто не мог его остановить", - вспоминают его друзья.
  
   Из всех приведенных статей и высказываний становится ясно: Александра Башлачева после смерти однозначно признали как гениального поэта (при жизни если некоторые и видели в нем гения, то вывести его на широкую арену или не сумели или не захотели). Как представителя синкретического жанра его так и не могут вписать в существующие названия подобных жанров, т.к. он не вписывается ни в какие рамки. И последнее - напрашивается вывод о том, что если бы жизнь Башлачева не было именно такой, какой была, он бы не написал своих стихов - этой исповеди наполненной болью и страданием за всех русских людей. А смерть его была логическим завершением жизни и оправданием творческой деятельности. Грустно это все, но, как бы то ни было, Башлачев сам сказал, что святых на Руси - только знай выноси! В этом высшая мера. Скоси-схорони. ("Посошок", сент.1985, С.111).

* * *

   Основной упор в этой работе будет сделан на явление реминисценции в поэзии Башлачева, т.к. оно представлено в его творчестве очень широко и разнообразно. Начиная с традиционно-русского восприятия действительности, включающего весь широкий размах души, мифологизм сознания, опору на народный фольклор, а также - использование традиционных образных понятий, показанных с неожиданной стороны, и заканчивая интертекстуальными связями.
   Понятие реминисценции заставит нас обратиться и к другим терминам: аллегориям, аллюзиям, идиомам, метафорам, лирическому герою, художественному образу, образу автора, образу, символу, интертексту, эпитетам. Здесь перечислены только самые известные и основные дефиниции. Ими мы и будем оперировать. В случае нехватки будут задействованы другие в процессе работы. Для более точного подхода к теме дадим определения перечисленным дефинициям, опираясь на различные словари и научные труды:
   Реминисценция (от лат.):
   1.Смутное воспоминание, явление наводящее на сопоставление с чем-либо.
   2.Отзвук иного произведения в поэзии, музыке, и пр.
   Таким образом мы видим, что реминисценция - довольно широкое понятие, которое может содержать в себе сопоставление с любым произведением искусства (как народным так и художественным). Здесь будет уместно вспомнить явление интертекста, которое довольно близко стоит к реминисценции, т.к. это тот же отзвук, но уже в рамках художественных текстов других писателей.
   Интертекст по А.Жолковскому:
   Перекличка текстов разных писателей из разных эпох или из одной и той же эпохи. Писатели как бы воздействуют друг на друга, воспринимают идеи накопившегося литературного наследия и идеи своих современников. Эти идеи трансформируются в их сознании и воплощаются в литературное произведение, в котором соединено подражание с индивидуальными чертами того или иного автора. Другими словами, интертекст - это исследование одного текста с другим в руках и выявление тех изменений, которые учинены в первом тексте над вторым.
   Лирический герой:
   Это образ поэта в лирике. Поскольку лирик, в отличие от эпического и драматического писателя, является не только субъектом, но и объектом своего творчества, при анализе лирического произведения иногда специально подчеркивается то обстоятельство, что мы имеем дело не с эмпирическими фактами (например, фактами биографии поэта), а с их эстетическим отражением, с художественным инобытием авторского "я".
   Лирический герой определяется еще как образ того героя в лирическом произведении, переживания, мысли и чувства которого отражены в нем. Он отнюдь не идентичен образу автора, хотя и отражает его личные переживания, связанные с теми или иными событиями его жизни, с его отношением к природе, общественной жизни, людям. Своеобразие мироощущения, миропонимания поэта, его интересы, особенности характера находят соответственное выражение в форме, в стиле его произведения.
   Из определений становится ясно, что лирический герой и образ автора могут и совпадать, но совсем не обязательно. У Башлачева же чаще всего лирический герой вливается в образ автора. У А.Я.Беселия есть исследование по этому вопросу, где он излагает разные точки зрения на проблему взаимоотношений лирического героя с автором произведения, а также излагает свою позицию. В его книге отмечается, что лирический герой бывает субъективный, когда поэт как бы сливается в одно лицо с созданным образом; и объективный, когда поэт скрыт и созданный им образ действует как бы самостоятельно. "Содержание и только содержание поэтического образа служит критерием для определения лирического героя" (С.55) - читаем мы у Беселия.
   Обратимся теперь к вспомогательным для нашего исследования терминам:
   Идиома (от греч. - своеобразное выражение):
   Свойственное только данному языку неразложимое словосочетание, значение которого не совпадает со значением составляющих его слов, взятых в отдельности.
   Аллегория (от греч. - иносказание):
   В искусстве - развернутое уподобление, подробности которого складываются в систему намеков, причем прямой смысл изображения не теряется, но допускается возможностью его переносного истолкования.
   Аллюзия (от франц. - намек; от лат. - подшучивать, намекать):
   Стилистическая фигура, заключающаяся в соотнесении описываемого или происходящего в действительности с устойчивым понятием или словосочетанием литературного, исторического, мифологического порядка.
   Метафора (от греч. - перенос):
   Вид тропа: оборот речи, заключающий скрытое уподобление, образное сближение слов на базе их переносных значений. (троп - это слово или оборот речи в переносном, иносказательном значении).
   Символ (от греч. - знак, примета):
   Один из видов тропов, слов, которые получают в художественном тексте кроме своих основных (словарных, предметных) значений еще и новые (переносные). Символ, подобно аллегории и метафоре, образует свои переносные значения на основе того, что мы ощущаем родство, связь между тем предметом или явлением, которое обозначается каким-то словом в языке, и другим предметом или явлением, на которое мы переносим это же словесное обозначение. Однако символ коренным образом отличается от аллегории, и от метафоры. Прежде всего тем, что он наделен огромным множеством значений и все они потенциально присутствуют в каждом символическом образе, как бы "просвечивают" друг сквозь друга. В отличие от аллегории символ глубоко эмоционален. Формальное отличие символа и метафоры в том, что метафора создается как бы "на наших глазах": мы видим, какие именно слова сопоставлены в тексте, и потому догадываемся, какие их значения сближаются, чтобы породить третье, новое. Символ может входить и в метафорическое построение, но оно для него не обязательно.
   Художественный образ:
   Образ - одно из основных понятий литературы, определяющее природу, форму и функцию художественно-литературного творчества. В центре художественного образа стоит изображение человеческой жизни, показываемой в индивидуализированной форме, но в то же время несущей в себе обобщенное начало, за которым угадываются те закономерности жизненного процесса, которые формируют людей именно такого типа. Так, часто любое красочное выражение, каждый троп называют образом. Иногда говорят об образе, имея ввиду какую-либо конкретную деталь повествования. Наконец, образ иногда слишком расширяют, говорят об образе народа, образе родины. В этих случаях вернее говорить об идее, теме, проблеме, скажем, народа, поскольку как индивидуальное явление он не может быть обрисован в произведении, хотя его художественная значимость и чрезвычайно высока.
  
   Итак, мы видим, что слова "аллегория", "аллюзия", "метафора" и "символ" довольно близки по значению. (Если каждое из понятий попытаться выразить белее коротко, то получится примерно следующее: аллегория - иносказание, выражение мысли, идеи в конкретном образе; аллюзия - соотнесение действительности с устойчивым понятием, словосочетанием; метафора - слова и выражения в переносном смысле на основе аналогии, сходства; символ - художественный образ, воплощающий какую-либо идею; условный знак какого-либо понятия, явления, идеи). Так же "лирический герой" и "образ автора" могут сливаться и расходиться.

* * *

ТОТ, КТО ИСПОВЕДУЕТ,

ДА САМ ТОГО НЕ ВЕДАЕТ

(из песни "Сядем рядом", дек.1985, А.Башлачев)

* * *

   Переходя к главной части работы, хотелось бы определить, что имеется в виду под понятием "традиционные символы". Как мы уже определили, символ - это условный художественный образ. Традиции же - это то, что унаследовано от предшествующих поколений. Следовательно, традиционные символы - это те условно принятые художественные образы, которые были определены предшествующими поколениями, начиная с древнейших времен (когда царствовало мифологическое сознание) и до более поздних (когда существующие образы подвергались трансформации и увеличению числа значений). Эти традиционные символы могут вызывать у современного человека тот же ряд ассоциаций, что и у наших предков с той лишь разницей, что в современном обществе символы приобрели более широкую образность и могут использоваться в самом разнообразном контексте: переходя от прямого смысла к переносному и наоборот в одном и том же контексте, создавая ряд дополнительных ассоциаций с помощью каламбуров, оксюморонов и т.д.
   У А.Башлачева эти образы очень емки, и поэтому их удобнее будет называть образы-символы. Вот несколько таких образов-символов, которые встречаются у Башлачева довольно часто: звезда, вода (в разных состояниях), образ Лиха, огонь и т.д. (о них речь пойдет позже) Есть у него еще образ, сам ставший символом русского рока, - это образ колокольчиков. "Временем колокольчиков" окрестили эпоху расцвета русского рока. Это 70-е, 80-е годы нашего века. Колокольчики - это то множество людей, принадлежащих к рок-культуре, которые пытались найти истину, затерявшуюся в эпохе колоколов, - гигантов русской мысли, которые остались в прошлых веках и скрыты от современников стенами новой религии под названием "коммунизм". Когда же эти стены стали рушиться, то возникла новая беда - растерянность от хлынувшей информации, нестабильность, коммерциализация всех сфер жизни. Возможно, чувствуя именно эту наступающую сомнительность и нестойкость жизни, Башлачев пишет в августе 1987 года (это самое последнее его стихотворение, которое сохранилось):
   И труд нелеп, и бестолкова праздность,
   И с плеч долой все та же голова,
   Когда приходит бешеная ясность,
   Насилуя притихшие слова.

("И труд нелеп...", авг.1987, С.119)

   Можно также говорить о традиционности тем, которые затрагивает Башлачев, потому что это темы о родине, о любви и смерти, об общечеловеческих ценностях, о восприятии истории. Если говорить о теме, условно названной "восприятие истории", то сюда входит и традиционная для русского рока остросоциальная тематика "на злобу дня" и традиционная историческая тема русского народа в более широком ее понимании. Для Башлачева же характерно именно более широкое и глубокое понимание истории и проникновение в различные ее пласты с помощью использования идиом в неожиданном новом контексте или с новым смыслом с помощью перестановки слов или изменения форм слов. Есть у него песни и "на злобу дня", но их мало ("Черные дыры" (сент.1984), "Абсолютный вахтер" (май.1985), "Петербургская свадьба" (нояб.1985), "Слет-симпозиум" (сент.1984), "Подвиг разведчика" (сент.1984), "Палата N 6" (1983)), однако и в некоторых из них таится неуловимый смысл, восходящий к корням, к истокам русского сознания. Например:
   Президиум украшен был солидными райцентрами -
   Сморкась, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер,
   Эх, сумма показателей с высокими процентами!
   Уверенные лидеры. Опора и пример.

("Слет-симпозиум", сент.1984, С. 50)

   В этом отрывке поэтом используется старая традиция давать названия по ассоциациям, которая проявлялась и в литературе, и в народе (придумывание кличек и прозвищ). Названия райцентров, таким образом, несут эмоционально-смысловую окраску.
   Говоря о традиционных проявлениях в творчестве А.Башлачева, нельзя обойти вниманием то множество реминисценций, скрытых и более явных, которые можно встретить почти в каждом стихотворении Башлачева. В реминисценциях проявляется и интертекстуальность, и аллюзии, и аллегорические смыслы. И, конечно же, мы столкнемся с множеством метафор и эпитетов.

* * *

Глава 1. РЕМИНИСЦЕНЦИИ

   Прежде, чем перейти к конкретным реминисценциям, попробуем их классифицировать.
   1.Реминисценции из фольклора. Это всем известные пословицы, поговорки, идиомы, зазвучавшие у Башлачева по-новому. Это связь с корнями, выраженная в смысловых и звуковых ассоциациях, в предложно-падежных формах (частое использование предлога "да", песни "Некому березу заломати", "Мельница", "Пляши в огне" и др.), в образных зарисовках широкой русской души.
   2.Реминисценции из художественной литературы. Здесь, скорее всего, следует говорить о явлении интертекстуальности. В этих реминисценциях проявится и родная для русской культуры тема подчиненного обстоятельствам интеллигента, способного на широкий размах душевных сил, этот образ чаще всего реализуется в лирическом герое.
   3.Реминисценции из языческих и христианских источников и из мифологии. Здесь уделяется много места метафорическим, аллегорическим и символическим выражениям, в их восприятии возможны аллюзии. Но именно эти реминисценции вплетены в обычные словосочетания. И чтобы с легкостью их угадать, надо быть специалистом в области религии и язычества. Эти реминисценции могут включаться автором интуитивно - тогда тем более важно знание религиозных источников (чтоб обнаружить их звучание).

* * *

   Данное исследование не предполагает строгой классификации реминисценций в отрыве от текстов песен. "Всякий истинно творческий текст всегда есть в какой-то мере свободное и не предопределенное эмпирической необходимостью откровение личности" (С.301), - пишет М.М.Бахтин в своей работе "Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках". Чтобы не нарушать стройности этих откровений, несколько текстов, в которых реминисценции выражены наиболее явно, мы рассмотрим целиком.
   Начнем с песни, которая больше всех других наполнена реминисценциями. Она будет приведена параллельно с одноименным стихотворением Заболоцкого. Все реминисценции в песне Башлачева в той или иной мере ориентированы на комический эффект, несут ироническую нагрузку.

А.Башлачев

Не позволяй душе лениться (1984, С. 136)

Заболоцкий

Не позволяй душе лениться (С.195)

   Не позволяй душе лениться,
   Лупи чертовку сгоряча.
   Душа обязана трудиться
   На производстве кирпича.
   Ликует люд в трамвае тесном.
   Танцует трудовой народ.
   Мороз и солнце - день чудесный
   Для фрезеровочных работ.
   В огне тревог и в дни ненастья
   Гори, гори, моя звезда!
   Звезда пленительного счастья -
   Звезда Героя соцтруда!
   Решил партком единогласно
   Воспламениться и гореть.
   В саду горит костер рябины красной,
   Но никого не может он согреть.
   Не мореплаватель, не плотник,
   Не академик, не герой, -
   Иван Кузьмич - ответственный работник, -
   Он заслужил почетный геморрой.
   Его пример - другим наука:
   Век при дворе, и сам немного царь.
   Так, черт возьми, всегда к твоим услугам
   Аптека, улица, фонарь.
   Как славно выйти в чисто поле
   И крикнуть там: - Е...на мать!
   Мы кузнецы. Чего же боле?
   Что можем мы еще сказать?
   Когда душа мокра от пота,
   Ей некогда ни думать, ни страдать.
   Но у народа нет плохой работы,
   И каждая работа - благодать.
   Он был глашатай поколений.
   Куда бы он ни убегал,
   За ним повсюду бедный Ленин
   С тяжелой кепкою шагал.
   Не позволяй душе лениться
   В республике свободного труда.
   Твоя душа всегда обязана трудиться,
   А паразиты - никогда!
   Не позволяй душе лениться!
   Чтоб в ступе воду не толочь,
   Душа обязана трудиться
   И день и ночь, и день и ночь!
   Гони ее от дома к дому,
   Тащи с этапа на этап,
   По пустырю, по бурелому,
   Через сугроб, через ухаб!
   Не разрешай ей спать в пастели
   При свете утренней звезды,
   Держи лентяйку в черном теле
   И не снимай с нее узды!
   Коль дать ей вздумаешь поблажку,
   Освобождая от работ,
   Она последнюю рубашку
   С себя без жалости сорвет.
   А ты хватай ее за плечи,
   Учи и мучай до темна,
   Чтоб жить с тобой по-человечьи
   Училась заново она.
   Она рабыня и царица,
   Она работница и дочь,
   Она обязана трудиться
   И день и ночь, и день и ночь!
   В этой песне помимо реминисценций из Заболоцкого (подчеркнутых) есть реминисценции других авторов:
   Мороз и солнце - день чудесный (С.136) - первая строчка стихотворения Пушкина "Зимнее утро" (стр.453, том 1) обыгрывается с неожиданным ироническим переключением: для работы на станке прекрасная или ненастная погода - неважно, наоборот, как жаль этого чудесного дня, проходящего мимо.
   Чего же боле? Что можем мы еще сказать? (С.136). Тоже из Пушкина, немного трансформированная строчка из письма Татьяны Онегину (стр.236, том 2). В данном случае она создает впечатление беспомощности, безгласности трудового люда.
   Его пример - другим наука (С.136) - строчка из "Евгения Онегина", где рассказывается про дядю Евгения (стр.187, том 2). Оттенок столь же насмешливого равнодушия придает эта реминисценция.
   Звезда пленительного счастья (С.136). И снова Пушкин. Строчка из стихотворения "К Чаадаеву" (стр.195, том 1). Возвышенное, романтическое у Пушкина в контексте Башлачева заполняется жесткой иронией над новыми "мечтателями", для которых высокое сосредоточилось в области регалий и почетных званий.
   Гори, гори, моя звезда! (С.136) - Строки из знаменитого одноименного романса В.П.Чуевского (стр.94, кн. "Русский романс", 1995).
   Век при дворе... (С.136) - это Грибоедов "Горе от ума", из монолога Фамусова (стр.56).
   У народа нет плохой работы (С.137) - реминисценция из фольклора, перефразировка пословицы у природы нет плохой погоды.
   В саду горит костер рябины красной, но никого не может он согреть. (С.136). Это строчки из стихотворения Есенина "Отговорила роща золотая" (стр.194, том 1).
   Аптека, улица, фонарь (С.136) - строчка из стихотворения Блока "Пляски смерти", (ч.2, стр.184). Эта строчка подразумевает и у Башлачева именно тот смысл, который вкладывается в нее Блоком. Это тема бессмысленного существования и скучной повторяемости жизненных явлений. Приведем здесь это стихотворение, т.к. оно не займет много места:
   Ночь, улица, фонарь, аптека,
   Бессмысленный и тусклый свет.
   Живи еще хоть четверть века -
   Все будет так. Исхода нет.
   Умрешь - начнешь опять сначала,
   И повторится все, как встарь:
   Ночь, ледяная рябь канала,
   Аптека, улица, фонарь.
   В огне тревог и в дни ненастья (С.136) - реминисценция из того же Блока, намекающая на стихотворение "В огне и холоде тревог" (стр.210).
   А паразиты - никогда! (С.137). А это строчка из Интернационала.
   В целом стихотворение это уникально по своему составу, в чем мы уже смогли убедиться, рассматривая реминисценции. Надо было быть очень эрудированным и начитанным человеком, чтобы создать такое стихотворение. Не приходится сомневаться в том, что Башлачев знал все эти тексты наизусть, и помнил их очень хорошо, иначе бы он не смог построить из них это произведение. Собраны здесь "все подряд": классики XIX и серебряного века, Заболоцкий, коммунистический гимн, а песня шуточная. Строки с первоначально возвышенным смыслом здесь низводятся до обыденных характеристик серой советской действительности, создавая комический эффект и шутливый тон. Каждая строка как бы колеблется на грани прямого и переносного смыслов. Все перечисленные особенности стихотворения заставляют думать, что у Балшачева просто было желание подшутить над признанными метрами русской поэзии, а заодно и над теми, кто будет слушать его исполнение и ломать голову: "Откуда взяты те или иные строки?.." Но это не злая шутка, напротив, стихотворение заставляет людей смеяться. Есть и еще одна причина создания подобного текста - Башлачев хотел показать свою одаренность, гениальность, что он может так запросто обращаться с чужими текстами, и это не будет плагиатом, это будет именно его стихотворение.
   Из Заболоцкого Башлачев берет, как мы видим, только две строчки, первую и третью из первого четверостишия. Этими строчками он начинает и заканчивает свое стихотворение, повторяя их (в последнем четверостишии - с добавлением своих слов во фразу Заболоцкого: Твоя душа всегда обязана трудиться (С.137)). В результате слова Заболоцкого становятся ключевыми словами башлачевского текста. Они как бы замыкают этот текст, создавая комический эффект по отношению к стихотворению Заболоцкого в целом. Башлачев создал своего рода пародию на неестественно приподнятый стиль в стихотворении о душе писателя советских времен Заболоцкого.
   Перейдем к следующей песне. Песня Башлачева "Хозяйка" (1983, С.48-49) перекликается со стихотворением Исаковского "Враги сожгли родную хату...". Приведем здесь эти стихотворения целиком и сравним их.

Башлачев

Хозяйка (1983, С.48)

Исаковский

Враги сожгли родную хату... (С.200)

   Сегодня ночью - дьявольский мороз.
   Открой, хозяйка, бывшему солдату.
   Пусти погреться, я совсем замерз,
   Враги сожгли мою родную хату.
   Перекрестившись истинным крестом,
   Ты молча мне подвинешь табуретку,
   И самовар ты выставишь на стол
   На чистую крахмальную салфетку.
   И калачи достанешь из печи,
   С ухватом длинным управляясь ловко,
   Пойдешь в чулан, забрякают ключи.
   Вернешься со своей заветной поллитровкой.
   Я поиграю на твоей гармони.
   Рвану твою трехрядку от души.
   - Чего сидишь, как будто на иконе?
   А ну, давай, пляши, пляши, пляши...
   Когда закружит мои мысли хмель,
   И "День Победы" я не доиграю,
   Тогда уложишь ты меня в постель,
   Потом сама тихонько ляжешь с краю.
   ...А через час я отвернусь к стене.
   Пробормочу с ухмылкой виноватой:
  -- Я не солдат... зачем ты веришь мне?
   Я все наврал. Цела родная хата.
   И в ней есть все - часы и пылесос.
   И в ней вполне достаточно уюта.
   Я обманул тебя. Я вовсе не замерз.
   Да тут ходьбы всего на три минуты.
   Известна цель визита моего -
   Чтоб переспать с соседкою-вдовою,
   А ты ответишь: - Это ничего...
   И тихо покачаешь головою.
   И вот тогда я кой-чего пойму,
   И кой-о-чем серьезно пожалею.
   И я тебя покрепче обниму
   И буду греть тебя, пока не отогрею.
   Да, я тебя покрепче обниму
   И стану сыном, мужем, сватом, братом.
   Ведь человеку трудно одному,
   Когда враги сожгли родную хату.
   Враги сожгли родную хату,
   Сгубили всю его семью.
   Куда ж теперь идти солдату,
   Кому нести печаль свою?
   Пошел солдат в глубоком горе
   На перекресток двух дорог,
   Нашел солдат в широком поле
   Травой заросший бугорок.
   Стоит солдат - и словно комья
   Застряли в горле у него.
   Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
   Героя - мужа своего.
   Готовь для гостя угощенье,
   Накрой в избе широкий стол, -
   Свой день, свой праздник возвращенья
   К тебе я праздновать пришел..."
   Никто солдату не ответил,
   Никто его не повстречал,
   И только теплый летний ветер
   Траву могильную качал.
   Вздохнул солдат, ремень поправил,
   Раскрыл мешок походный свой,
   Бутылку горькую поставил
   На серый камень гробовой:
   "Не осуждай меня, Прасковья,
   Что я пришел к тебе такой:
   Хотел я выпить за здоровье,
   А должен пить за упокой.
   Сойдутся вновь друзья, подружки,
   Но не сойтись вовеки нам..."
   И пил солдат из медной кружки
   Вино с печалью пополам.
   Он пил - солдат, слуга народа,
   И с болью в сердце говорил:
   "Я шел к тебе четыре года,
   Я три державы покорил..."
   Хмелел солдат, слеза катилась,
   Слеза несбывшихся надежд,
   И на груди его светилась
   Медаль за город Будапешт.
   Стихотворение Башлачева начинается и заканчивается реминисценцией. В данном случае мы можем говорить об интертексте, перекличке текстов разных авторов. Башлачев воспринял текст Исаковского и трансформировал его в свой собственный. Помимо переклички ключевых фраз эти тексты содержат родство и по внутреннему содержанию; но если у Исаковского все можно воспринимать в прямом смысле, то у Башлачева этот смысл к концу стихотворения становится переносным. Этот переносный смысл особенно четко просматривается в последних двух строчках стихотворения и претендует на констатацию вечной проблемы. Проблема действительно вечна, ведь речь идет об одиночестве человеческой души, о ее беспомощности. На подобные выводы наталкивает ключевая реминисценция "враги сожгла родную хату", трансформированная уже в аллегорическое выражение, т.е. помещение абстрактной мысли в конкретный образ. Но такое превращение происходит именно под самый конец стихотворения. Возвращаясь же к предыдущим строчкам, можно уловить более земную мысль о том, что человеку трудно жить без родных людей, которые способны прийти на помощь - этот смысл больше приближен к стихотворению Исаковского.
   Наряду со сходствами в этих стихотворениях есть и существенное различие; отличают башлачевский текст представления о моральных ценностях, порожденных тем беспокойным временем, в котором жил он сам. Лирический герой Башлачева в этом стихотворении ничем не отличается от обычного молодого человека, которого лишь зов плоти толкает на посещение одинокой вдовы. Но этот молодой человек не лишен человечности, и поэтому многое ему становится ясно, когда вместо вспышки гнева со стороны вдовы после его признания он слышит утешающие слова. Но песня названа не "Вдова", а "Хозяйка". Почему же именно так? В данном случае хозяйка - это женщина, которая владеет своим хозяйством и распоряжается им, а поскольку кроме нее распоряжаться некому, т.к. нет родни, то она является полновластной хозяйкой своего имущества. Есть и другое восприятие этого слова: оно как уважительное обращение к человеку, живущему в одиночестве. Но здесь - она еще и хозяйка положения, потому что понимает и прощает того, кто более одинок.
   Подводя итог всему сказанному об этом стихотворении, остается отметить еще одну деталь: в стихотворении Исаковского все понимается в прямом смысле и солдат является жертвой войны, которая отняла у него и родню. У Башлачева же жертва - она, женщина, но не войны, а человеческого равнодушия и непонимания; однако больше всего здесь волнует сила женской слабости и доброта, на которые откликается сердце мужчины.
   Еще одно стихотворение, в котором есть явная реминисценция, можно было бы не приводить здесь целиком, а привести только четверостишие, заключающее эту реминисценцию. На решение ввести текст полностью наталкивает мысль о том, что его можно проанализировать немного по-другому, используя несколько формальный подход, но в данном случае он будет уместен, потому что стихотворение достаточно схематично. Основная особенность - каждое четверостишие начинается словами "как ветра осенние".

Башлачев

Как ветра осенние... (дек.1985, С. 100)

Маяковский

Прощание (стр.274, том 1)

   Как ветра осенние подметали плаху
   Солнце шло сторонкою да время - стороной
   И хотел я жить, и умирал - да сослепу, со страху
   Потому, что я не знал, что ты со мной
   Как ветра осенние заметали небо
   Плакали, тревожили облака
   Я не знал, как жить - ведь я еще не выпек хлеба
   А на губах не сохла капля молока
   Как ветра осенние да подули ближе
   Закружили голову, и ну давай кружить
   Ой-ей-ей, да я сумел бы выжить
   Если бы не было такой простой работы - жить
   Как ветра осенние жали - не жалели рожь
   Ведь тебя посеяли, чтобы ты пригодился
   Ведь совсем неважно, от чего помрешь,
   Ведь куда важнее, для чего родился.
   Как ветра осенние черной птицей голосили:
   "А ты откуда взялся, богатырь-снегирь?"
   Я хотел бы жить, жить и умереть в России,
   Если б не было такой земли - Сибирь.
   Как ветра осенние уносят мое семя
   Листья воскресения, да с весточки - весны
   Я хочу дожить, хочу увидеть время,
   Когда эти песни станут не нужны.
   В авто,
   последний франк разменяв,
  -- В котором часу на Марсель? -
   Париж
   бежит,
   провожая меня,
   во всей
   невозможной красе.
   Подступай
   к глазам,
   разлуки жижа,
   сердце
   мне
   сентиментальностью расквась!
   Я хотел бы
   жить
   и умереть в Париже,
   Если б не было
   такой земли -
   Москва.
   Ключевые слова этого текста исходят из названия и повторяются в начале каждого четверостишия. Они создают образ осенних ветров. Этот образ в тексте метафоричен: сначала ветра "подметали плаху", затем - "заметали небо", "жали - не жалели рожь", "черной птицей голосили", т.е. они постоянно выполняли какие-то действия, свойственные человеку. Образ ветров создает ощущение движения по горизонтали. Этот образ как бы костяк песни, на который нанизываются все остальные образы. Каждая вторая строка, соединенная внутренней связью с первой, является переходным компонентом к последним строкам четверостиший, где автор уже говорит про себя, пытаясь понять постоянное движение жизни и донести до окружающих смысл этого движения: "ведь совсем неважно, от чего помрешь, ведь куда важнее для чего родился". Лирический герой здесь сливается с образом автора, который переложил в стихотворную форму свою внутреннюю речь, отражающую мировоззрение и то наболевшее, что было на душе у поэта. Но, несмотря на всю тяжесть, автор щадит того, кто будет воспринимать его поэзию, и поэтому с помощью повторяющихся звуков "з/с" он смягчает это ощущение, создавая даже легкость и эфемерность восприятия. Союз "как" намекает на связи с фольклором, с древними сказаниями, начинающимися именно с этого слова, так же как и союз "да", характерный для башлачевского творчества вообще. Ключевое слово "ветра", если заглянуть в словарь символов Х.Э.Керлота за 1994 год, расшифровывается так: "Ветер. Представляет собой воздух в его активном, подвижном аспекте и считается первичной стихией в силу своей связи с творящим дыханием или дуновением. Юнг напоминает, что в арабском языке (существует такая же параллель в еврейском) слово ruh означает одновременно "дыхание" и "дух". На вершине своей активности ветер дает начало урагану (синтезу и "соединению" четырех стихий), наделенному способностью к оплодотворению и возрождающему действию. Ветра были пронумерованы и приведены в соответствие со сторонами света и знаками Зодиака с тем, чтобы выявить их космическую значимость". Таким образом, мы можем видеть внутренний сюжет песни, связывающий в единой целое философию движения жизни с первичной материей, рождающей дыхание, из которого и вытекает эта жизнь в духовном пространстве, связанная с духом и душой человека. В этой же песне звучит мотив привязанности к родине, именно духовной привязанности: я хотел бы жить, жить и умереть в России, если б не было такой земли - Сибирь (С.100) в противовес Маяковскому, который мечтает о Париже. Но и у Башлачева есть эта двойственность привязанности: он как бы противопоставляет Россию тому маленькому уголку, в котором он сам родился, - Сибири.
   Стихотворение написано двустопным размером, хореем с использованием перекрестной рифмы (нечетные строки - женская, четные - мужская рифма; искл.- четвертый куплет, где все наоборот). В стихотворении 158 частей речи, из них примерно 37% составляют имена, 23% - глаголы и их формы, 40% - остальные части речи.
   У Башлачева есть еще одно стихотворение, которое своим составом напоминает предыдущее, - каждое трехстишье в нем заканчивается одними и теми же словами, которые являются ключевыми. Стихотворение это небольшое. Называется оно "Подымите мне веки" (1984, С.145). А эти слова являются реминисценцией из знаменитого сказки Гоголя "Вий". У Башлачева же эта реминисценция перетекает в аллюзию и своеобразно осмысливается: описываемое состояние соотносится с устойчивым сочетанием слов известного литературного текста. Другими словами, автор, оставляя известное значение, прибавляет и свое, понимаемое в переносном смысле (в отличие от сказки Гоголя, где эти слова звучат в прямом смысле). У Башлачева возникает смысл потерянности и неустойчивости жизни, беспомощности человека и его неспособности разобраться в существующем миропорядке и определить свое место в нем. Каждая строка стихотворения представляет собой аллегорию. С помощью этих аллегорических сочетаний слов автор пытается описать свое внутреннее состояние и своего рода отношение к земной жизни, яснее всего звучащее в самых первых строчках стихотворения.
   Я не знаю имен. Кто друзья, кто враги,
   Я здесь свой или гость, или, может быть, я здесь в плену...
   Подымите мне веки.
   Подошли с двух сторон. Навалились плечом.
   Горячо. По спине течет пот. Но вот кто-то, тихо смеясь, объявляет мой ход.
   Подымите мне веки.
   Я не вижу мастей. Ни червей, ни крестей.
   Я никак не могу сосчитать наугад, сколько карт у меня на руках.
   Подымите мне веки.
   Это кровь и вино, это мясо и хлеб.
   Почему так темно? Я, наверно, ослеп.
   Подымите мне веки.

("Подымите мне веки", 1984, С.145)

   Интересно было бы отметить то, что первые две строки стихотворения перекликаются со строками из песни В.Цоя "Звезда по имени Солнце", хотя последняя была написана позже. И мы знаем, что так было всегда: что судьбою больше любим, кто живет по законам другим и кому умирать молодым. Он не помнит слова "да"" и слова "нет". Он не помнит ни чинов, ни имен. И способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон. И упасть опаленным звездой по имени Солнце. Не про таких ли, как Башлачев, написал Цой эти строки? Цой говорит о людях, для которых не важна внешняя оболочка или земное название, они умеют видеть нечто большее. Башлачев не присваивает себе звание необычного человека, он как бы просит: "Помогите разобраться, кто я. Ведь я предчувствую для себя нечто большое и важное, потому что "кто-то, тихо смеясь, объявляет мой ход"". Башлачев хотел бы увидеть реальное положение вещей и понять все-таки, кто он, свой или гость, или он в плену на планете Земля (в человеческом теле). Предчувствия придают стихотворению тревожное звучание. Эта тревога - вечная спутница поэта.
   "Первоначальный стих - заклинание. В заговоре ни одного слова ни опустить нельзя, ни переставить, ни подменить другим словам: силу потеряет заговор. Но еще древнее заговора-нашепта чародейный напев. Из напевной ворожбы вышел стих, как устойчивый звуковой состав размерной речи". (С.218) - Читаем у Вячеслава Иванова в статье "Мысли о поэзии". Он проследил историю происхождения стиха и раскрыл его первоначальный смысл. Именно этот первоначальный смысл, характерный для заклинания, которое не всегда понятно людям, белее всего соответствует поэзии Башлачева. Эта игра стихий, эта звукопись во многих стихотворениях достигается Башлачевым при помощи уже существующих в языке идиом, пословиц и поговорок, которые составляют целый пласт русской культуры.
   Устоявшиеся выражения речи приобретают у Башлачева новый оттенок смысла и, таким образом, стертая семантика вновь обретает новизну.
   Последние волки бегут от меня в Тамбов - (С.14) из песни "Черные дыры" (сент.1984, С.13-14)). Это своеобразная реминис-ценция или отголосок пословицы Тамбовский волк тебе товарищ. У Башлачева эта пословица приобретает уже иной смысл.
   Другая реминисценция из народной песни "Некому березу заломати". В одноименной песне Башлачева (окт.1984, С.17-18) смысл этих слов несколько иной: Спи, мое дитя, люли-люли! Некому березу заломати. (С.18) - в составе песни эти слова приобретают смысл неприступности России, т.к. она не по зубам окажется никому, поэтому и некому ее заломати, т.е. сломить, победить. Образ березы в данном случае олицетворяет Россию, ведь именно береза считается самым русским, самым национальным деревом.
   В песне "Зимняя сказка" (окт.1984, С.19-20) слова А не гуляй без ножа (С.19), возможно являются реминисценцией из блоковского "Двенадцать", где находятся слова Гуляй, ребята, без вина! (С.374). В этом же стихотворении - реминисценции из сказки про волка и лисицу соседствует с реминисценцией из песни "Широка страна моя родная". Эти два четверостишия находятся рядом.
   Я люблю посмотреть, как купается луна в молоке.
   А вокруг столько звезд! Забирай хоть все - никто не берет.
   Значит, крепче стал лед. Мерзни, мерзни, волчий хвост на реке!
   Нынче - славный мороз. Минус тридцать, если Боб нам не врет.
   Я устал кочевать от Москвы до самых дальних окраин.
   Брел по горло в снегу. Оглянулся - не осталось следа.
   Потеснись - твою мать! - дядя Миша, косолапый хозяин"
   Я всю ночь на бегу. Я не прочь и подремать.

("Зимняя сказка", окт.1984, С.19-20)

   Подчеркнутые фразы - это те самые реминисценции. А Боб - это Борис Гребенщиков, которого Башлачев любил и уважал, хоть и были они разными в своем творчестве.
   В песне "Спроси, Звезда" (март.1985, С.25) есть очень интересное переосмысление пословицы не выноси сор из избы: я мету сор новых песен из старой избы. (С.25). Такая фраза могла бы стать пословицей для современных поэтов, потому что она вполне соответствует требованиям века: неожиданность высказывания, использование в составе одной фразы антонимичных слов, придающих фразе особенный шарм и, наконец, метафорическое значение слов "сор", и "изба", которые могут трактоваться очень по-разному. А многозначность трактовок и есть главное отличие современного стихосложения, возродившего традиции символизма.
   Особенный интерес представляет (в плане реминисценций из пословиц и устоявшихся речевых оборотов) песня "Имя Имен" (март.1986, С.29-30).
   Имя Имен... так чего ж мы, смешав языки, мутим воду в речах? (С.29). Здесь намек на идиому мутить воду. Смысл идиомы и фразы у Башлачева одинаковы: запутывать, смешивать, загрязнять, но Башлачев прибавляет к имеющемуся смыслу дополнительный. Речь идет о человеческом непонимании. Подстрочником может быть идиома говорить на разных языках, где смысл близок к тому, что имел в виду Башлачев. Эта идиома может восприниматься скрытой реминисценцией.
   Врем испокон - вродь за мелким ершом отродясь не ловилось ни брюха, ни духа! (С.29). Трансформируется идиома ни слуха, ни духа. Смысл идентичен, но не одинаков. Башлачев говорит о тех людях, которые и врут потому, что им нечего терять: о сытости и говорить нечего (здесь брюхо - аллегория сытости), а дух скрыт от постороннего глаза. Однако слово "вродь" намекает нам на эфемерность описанных качеств.
   Век да не вечер (С.29) - напоминает песню ой да не вечер, да не вечер, мне малым-мало спалось... - Это казацкая народная песня.
   Битый век на мечах (С.29) - своеобразная реминисценция идиомы битый час.
   Вроде ни зги (С.29) - перефразировка идиомы не видно ни зги. Смысл сохраняется тот же.
   Да только с легкой дуги в небе синем опять, и опять, и опять запевает звезда. (С.29). Здесь содержится реминисценция идиомы с легкой руки.
   Велика ты, Россия, да наступать некуда (С.29) - созвучна знаменитым словам одного из защитников Москвы от немецко-фашистских захватчиков в начале Великой Отечественной Войны, политрука Клочкова велика Россия, а отступать некуда - позади Москва. Еще в 1812 году то же самое сказал Кутузов. Очень своеобразное преломление смысла наблюдаем мы в этой фразе. Правильнее всего было бы здесь тоже предположить многозначность интерпретаций, но самая явная ассоциация наталкивает вот на какие параллели: в хорошо обжитых населенных пунктах живет очень много людей так, что ступить негде, все теплые места давно заняты, головы людей переполнены информацией, и людям трудно воспринимать новое; а плохо обжитые районы России хоть и занимают большие пространства, но там абсолютно нет перспектив для жизни и тем более для творчества.
   Устоявшееся вкривь да вкось у Башлачева переделано на вкривь да врозь и встречается это сочетание в двух песнях: "Имя Имен", "Ржавая вода" (янв.1985, С.83). Вкривь да врозь обретается верная стежка-дорожка (С.29) - и другое - Но годы вывернут карманы - дни, как семечки, валятся вкривь да врозь. (С.83).
   А на печи разгулялся пожар-самовар да заварена каша. (С.29). Идиома заварить кашу обычно используется в переносном смысле. У Башлачева же этот смысл неустойчив в составе одной и той же фразы.
   Имя Имен... Да не отмоешься, если вся кровь да как с гуся беда (С.30) - соответствует поговорке беда как с гуся вода. Здесь Башлачев перестановкой слов добивается нового и неожиданного эффекта и трансформирует первоначальную идиому под собственное восприятие.
   Потекло по усам... Шире рот! Да вдруг не хватит на бедный мой век! (С.30). Эта фраза содержит традиционную реминисценцию из народных сказок и из сказки Ершова "Конек-Горбунок".
   Заглянем теперь в другие песни А.Башлачева.
   Как писали вилами на Роду (С.32) - из песни "Вечный пост" (март,1986). Соответствует идиоме вилами по воде писано. Это аллегорическое выражение обозначает нечто зыбкое или вообще пустое, не имеющее твердой основы и потому исчезающее. У Башлачева к имеющемуся смыслу добавляется новый: неизвестность, потерянность Родовых нитей и связей.
   С ходу пропаду, если нет ни души во мне. Мне бы сотворить ворота у трех дорог. (С.35). Это строки из песни "Пляши в огне" (апр.1986, С.35-36). Первое подчеркнутое словосочетание - идиома, наполняющаяся у Башлачева новыми значениями. Употребляя эту идиому в привычном смысле, обычно имеют в виду, что нет ни души где-то, в каком-либо помещении. Башлачев же говорит про одушевленное существо, про себя. Он как бы разбивает рамки традиционного сознания, прорываясь вовне. Второе подчеркнутое словосочетание намекает на всем известный камень с надписями, от которого ведут три дороги.
   У меня есть все, что душе угодно, но это только то, что угодно душе. (С.35) - другие строчки из той же песни. Снова обыгрывается устойчивое словосочетание. Оно расширяет свою семантику за счет уточнения, которое, в свою очередь, сжимает семантику изначальной идиомы. Башлачев намекает на неустроенность жизни в материальном плане, на то, что он вынужден питаться святым духом.
   Каждый поэт в своей жизни пишет хоть одно стихотворение, посвященное тому разряду людей, к которому принадлежит он сам. Башлачев не нарушил этой традиции и написал стихотворение "На жизнь поэтов" (янв.1986, С.89), перефразировав лермонтовское "Смерть поэта". В другой песне Башлачеве "Мы льем свое больное семя..." также заключена реминисценция из стихотворения Лермонтова "Смерть поэта": Сегодня всем раздали крести - и умному, и дураку. Погиб поэт - невольник чести, сварился в собственном соку. (С.89). Создавая аллюзию, рассчитанную на современную действительность, Башлачев как бы заземляет первоисточник. Стихотворение "На жизнь поэтов" содержит целый ряд реминисценций и идиом:
   Затем, что у всех на уме - у них на языке. (С.89). Параллельно пословице: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Перефразировав известную пословицу, Башлачев наполняет ее новым содержанием. Проводится ассоциативная параллель между пьяным и поэтом, между трезвым и всеми. По-другому это можно сказать так: человек в пьяном состоянии бывает способен на безумства, необдуманные поступки и высказывание того, что долго скрывал; поэт же способен на все это и в трезвом состоянии, т.к. для него это нормально.
   Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта. И за семерых отмеряет. И режет - эх, раз, еще раз! (С.89). В этих строчках заключена реминисценция из пословицы: семь раз отмерь, один - отрежь. Своеобразно переосмысленная пословица преобразуется у поэта в метафору-олицетворение, где олицетворяется абстрактное понятие - жизнь. С помощью антонимической пары - жизнь/смерть - автор обыгрывает устоявшееся сочетание - любить до смерти, создавая трагический образ судьбы поэта. Известная цыганская песня с ее страстным эх, раз, еще раз! Усиливает трагизм.
   Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан... (С.89). Существует такая же идиома - дышать на ладан - о человеке, который еле живой и слабый. Снова создается трагический образ поэта-певца, вольного, дышащего полной грудью, но в то же время незащищенного от пагубного внешнего воздействия.
   Святая вода на пустом киселе неживом. (С.89). Пословица седьмая вода на киселе говорит о дальних родственниках. Башлачев же применил эту пословицу, обновленную семантически, к образу поэта, причисляя его к дальним родственникам, но святым родственникам, если понимать под киселем обычного человека, а под святой водой - поэта.
   Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие. (С.89). Здесь использовано устойчивое выражение в том же смысле, в котором оно существует в речи, но в применении к поэтам. Башлачев назвал их ангелами, т.е. святыми, но чернорабочими, т.е. теми людьми, которые нужны для выполнения черной, тяжелой, но необходимой для жизни работы.
   Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам. (С89). Это аллюзия пословицы: что написано пером, то не вырубишь топором.
   В быту тяжелы. Но однако легки на поминках. (С.89). Напоминает фразеологизм - тяжел в быту, когда речь идет о каком-то человеке, с которым трудно общаться в бытовых, обыденных условиях жизни. В строке Башлачева заключена горькая правда о том, что в жизни поэты часто бывают странными людьми, и поэтому их часто не понимают, но когда они умирают, то становится сразу легко говорить об их заслугах и достижениях в области поэзии. Значит, чтобы стало с поэтом легко общаться, он должен умереть. Тогда уже никому не будут доставлять хлопот его странности, останутся только стройные мысли, воплощенные в стихотворную речь и воспринимающиеся от этого еще легче.
   Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле. Ты принял обет сделать выбор, ломая печать. (С.89). Созвучна поговорке еле-еле душа в теле. Эта фраза аналогична той, где Башлачев говорит о трагизме судьбы поэта, о нестойкости его жизни. Ломая печать - может означать не только прорыв к тому, что за семью печатями, но, подобно шукшинскому Ивану-дураку, желание получить "ключи от тайн".
   Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой. (С.89). Существует пословица: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Пословица говорит о превратностях и капризах судьбы, о том, что, благодаря всего лишь случайности, человеку может улыбнуться большая удача, но с таким же успехом может свалиться на него и несчастье. Это метафорическое звучание. Прямое же призывает не зарекаться от больших денег так же, как от заключения в тюрьму. Учитывая оба случая, Башлачев говорит о неподкупности поэта, о том, что ни то, ни другое не заставит его отречься от своего назначения - нести истину людям, заставлять их задумываться над своей жизнью.
   В сущности вся эта песня о нем самом. Аллегорическим языком, наполненным метафорами, с помощью реминисценций и аллюзий Башлачев как бы воссоздает по-своему идеальный образ поэта. А образ семи кругов беспокойного ряда навязчиво ассоциируется с семью кругами ада из "Божественной комедии" Данте. Отметим здесь внутреннюю рифму: ряда/ада.
   Другая песня Башлачева "Когда мы вместе" (март,1986; С.101-102) имела вариант названия: она называлась "Исповедь". Как уже отмечалось, все творчество Башлачева - это исповедь. В песне "Когда мы вместе" присутствует и исповедь, и предсказание: Рядил в потемки белый свет. Блудил в долгу да красил мятежом. (С.101). Это исповедь, ассоциирующаяся в свою очередь с есенинской "Забавой": Розу белую с черной жабой я хотел на земле повенчать. <...> И похабничал я, и скандалил для того, чтобы ярче гореть. (С.174, том 1). Это скорее похоже на явление скрытой реминисценции. А дальше - предсказание: Да наши песни там ли выбирать? Сбылось насквозь. Да как не ворожить? Когда мы вместе - нам не страшно умирать. Когда мы врозь - мне страшно жить. (С.101). Причем под местоимением "мы" скорее подразумеваются другие поэты, которых знает Башлачев. Это могут быть как его современники, так и те, кого уже нет, но кто незримо присутствует в строках Башлачева. Все они - настоящие поэты, со своим собственным и честным лирическим "я". Итак, лирический герой Башлачева приступает к исповеди, потому что не смог ударить в грязь ножом (С.101) - преломление идиомы ударить в грязь лицом. О своеобразной замкнутости внутреннего мира поэта-лирика хорошо сказал другой поэт - Блок в своей статье "О лирике", приоткрывая смысл этой замкнутости. "Лирика есть "я", макрокосм, и весь мир поэта лирического лежит в его способе восприятия. Это - заколдованный круг, магический. Лирик - заживо погребенный в богатой могиле, где все необходимое - пища, питье и оружие - с ним. О стены этой могилы, о зеленую землю и голубой свод небесный он бьется, как о чуждую ему стихию. Макрокосм для него чужероден. Но богато и пышно его восприятие макрокосма. В замкнутости - рабство. В пышности - свобода" (С.133-134). После этих слов Блока становятся ясны истоки предсказаний в поэзии и тяготения ее к исповедальности у многих поэтов, среди которых Башлачев не исключение, поскольку истоки эти таятся в индивидуальном восприятии поэтом окружающей его действительности. Из высказывания Блока можно сделать вывод еще о том, что поэт является одновременно и рабом и свободным. Он сочетает в себе оба эти, казалось бы, взаимоисключающие качества.
   В песне "Сядем рядом" (дек.1985, С.107-108) тоже можно заметить исповедальность, и снова создается лирический образ трагического поэта: Тот, кто рубит сам дорогу - не кузнец, не плотник ты, да все одно - поэт. Тот, кто любит, да не к сроку - тот, кто исповедует, да сам того не ведает. (С.107). В этой же песне обыгрывается идиома в пух и прах, превращаясь в нечто более глубокое по своей новоприобретенной многозначности: Нить, как волос. Жить, как колос. Размолотит колос в дух и прах один цепной удар. Да я все знаю. Дай мне голос - и я любой удар приму, как твой великий дар. (С.107). Здесь продолжается тема башлачевского лирического героя, двойника самого автора, который пишет стихами свою судьбу, следуя завету Батюшкова К.Н. Злом да лаской, да грехами растяни меня ты, растяни, как буйные меха! Пропадаю с потрохами, а куда мне, к лешему, потроха... (С.107). Снова для создания своего "я", своего лирического героя Башлачев использует языковую идиому, придавая ее стертой семантике блеск и новизну восприятия за счет включения в определенный контекст.
   Песня "Когда мы вдвоем" (апр.1986; С.109-110) звучит как логическое завершение поэтической исповеди и в то же время - предсказание (в последних строках):
   Не держись, моя жизнь,
   смертью после измеришь.
   И я пропаду ни за грош
   потому, что и мне ближе к телу сума.
   Так проще знать честь.
   И мне пора,
   мне пора уходить следом песни, которой ты веришь.
   Увидимся утром. Тогда ты поймешь все сама.

("Когда мы вдвоем", апр.1986, С,110)

   Есть у Башлачева песня под названием "Рождественская" (окт.1984, С.103-104). Она о христианском празднике Рождества. По стилю эта песня напоминает колыбельную, на что указывает обращение, адресованное к детям. По своему содержанию песня была бы светлая и спокойная, если бы не тревога, звучащая в последней строфе: То-то будет хорошо! Смеху будет много. Спите, дети. Я пошел. Скатертью тревога... (С.104). Это реминисценция идиомы скатертью дорога. Первоначально это сочетание понималось как пожелание успеха, счастливой дороги. В современном понимании оно приобрело уже негативный оттенок. У Башлачева как бы сочетается первоначальный смысл первого слова со зловещей семантикой второго. Троеточие в конце песни - знак, характерный для творчества А.Башлачева в целом - усугубляет таинственность и многозначность словосочетания.
   Есть у Башлачева песня, посвященная Тимуру Кибирову - это "Петербургская свадьба" (нояб.1985; С.21-22). Речь в ней идет о революции, о насильственной свадьбе большевизма и России. И свадьба эта произошла именно в Петербурге. В стихотворении есть реминисценция из интернационала: Спеша стать сразу всем, насилуя невесту, стреляли наугад и лезли напролом. (С.21). Не зря эту песню посвящает Башлачев именно Тимуру Кибирову, поэту, который всегда писал на злобу дня, которого волнуют проблемы насущные. Говоря об этих проблемах, Кибиров сочетает игру слов, разговорно-просторечный стиль с книжным стилем, поэтических словосочетаний с обыденно-жизненными репликами. Но Кибиров откровенен в этой игре словами. Поэтому-то и симпатичен он Башлачеву, который считает, что "каждый человек - удивительная личность сам по себе - если он пытается понять свое место и поставить себя на это место" (С.39). Видимо Кибирова он относил к тем, кто пытается понять свое место, ведь и обращается он к Тимуру очень по-доброму: "мой бедный друг".
   Сравнивая Башлачева и Высоцкого, прежде всего, нужно остановиться на песне, которая посвящена памяти Высоцкого. Это триптих "Слыша В.С.Высоцкого" (янв.1986, С.45-47). Первая часть этой песни ассоциируется с известной песней Высоцкого "Песенка о переселении душ". Однако у Высоцкого это шуточная песня, для Башлачева же тема возвращения после смерти звучит довольно уверенно и серьезно в нескольких стихотворениях. В первой части триптиха есть такие слова:
   Возвращаются все. И друзья, и враги
   Через самых любимых, да преданных женщин.
   Возвращаются все. И идут на круги.
   И опять же не верят судьбе - кто-то больше, кто - меньше.

("Слыша Высоцкого", янв.1986, С.45)

   Также в этой песне присутствует намек на фильм, в котором снимался Высоцкий: На Молочном пути вход с восхода открыт. И опять молоко... и нельзя изменить место встречи. (С.45). Есть в этой песне и реминисценция из Ильфа и Петрова "12 стульев": Если дырку во лбу вы видали в гробу, приказав долго жить, вечным сном, дуба дав, или как там еще в обиходе. (С.45). Есть и намек на те песни-сказки, которые писал Высоцкий, в частности цикл сказок об Алисе у Башлачева отражается в следующих словах: Колея по воде... Но в страну всех чудес не проехать по ней, да еще налегке, да с пустым разговором. (С.47).
   Башлачева с Высоцким можно сравнить не только текстуально, но и по характеру исполнения песен. Здесь, пожалуй, будет самое оправданное сходство. Слыша Башлачева в записи, мы думаем о сходстве голосов - и тот и другой обладали хриплыми голосами, но у Башлачева такой голос рвался из самых недр его души, это был скорее не хрип, а надрыв в то время, как Высоцкий обладал несколько иной хриплостью. Сходна и простота в подходе к музыкальному оформлению песен: аккорды предельно просты, и внимание поэтому акцентируется на содержательной стороне песен. Гитара для них лишь посредник между ними и другими людьми, воспринимающими их тексты.
   Возможно, большее влияние, чем Высоцкий, оказал на Башлачева Гребенщиков, песни которого он любил. Но влияние это проявилось не в манере написания текстов, а в отношении к слову, в умении обращаться со словом, в стройности текстов. Сам образ Гребенщикова воплощен у Башлачева в трех текстах: "Палата N 6" (1983), "Зимняя сказка" (окт.1984) "Случай в Сибири" (янв.1986). Мне нравится БГ, а не наоборот (С.73). Нынче славный мороз. Минус тридцать, если Боб нам не врет (С19). Пока я все это терпел и не спускал ни слова, он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова. Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса (С.41).
   Вот что пишет А.Дидуров на тему сопоставления Гребенщикова и Башлачева: "Казалось бы, творческие векторы Башлачева и Гребенщикова во внешнем, видимом, жанровом пространстве расходятся: первый - воплощенная Исповедь, второй - непревзойденная Проповедь, лирически пронзительная политизация средств и цели у первого и "телезрение", отстраненность и остраненность у второго. Но это именно "казалось бы". Ибо их векторы сходятся в итоге в одну точку - болевую, просто лежит она на плоскости, гораздо выше расположенной, чем искусствоведческая: в области совести. Да и расходясь по методам, они, Башлачев и Гребенщиков, подчеркивают и усиливают друг друга по простейшему, по вернейшему принципу контраста. Иногда, при всей сознаваемой уязвимости аналогий, хочется этих двух рок-роэтов объяснить себе их некоторой похожестью на фигуры, известные в искусстве, поверить их гармонию алгеброй знакомых величин: корни Башлачева различить в Галиче, истоки Гребенщикова увидеть в Окуджаве. Для этих аналогий резонов немало" (С.23-24).
   Ранние песни Башлачева своей мелодикой стиха напоминают песни А.Вертинского, творчество которого также любил Б.Гребенщиков и уважал В.Цой. Среди них можно отметить такие песни, как: "Пора собираться на бал" (1982), "Сегодняшний день ничего не меняет..." (1983), "Ничего не случилось" (1981) и др. Одно стихотворение приведем в качестве примера, т.к. его можно встретить только в одном сборнике стихов Башлачева (см.стр.1). Здесь нет реминисценций, но песни связаны внутренней связью, хотя каждый поэт пишет согласно запросам своего времени.

Башлачев

Ничего не случилось. (1981, С.141)

Вертинский

Я сегодня смеюсь над собой. (С.37)

   Я сегодня устал. Стал сегодня послушным.
   Но не нужно похвал равнодушных и скучных
   И не стоит труда ваша праздная милость.
   Что со мной? Ерунда... Ничего не случилось...
   Цепи долгого сна неразрывны и прочны.
   И в квадрате окна ночь сменяется ночью.
   В этом медленном сне мне единой наградой
   Всех лежачих камней пересохшая правда.
   Мелко тлеет костер... Наконец я спокоен.
   Пыть надежд моих стер я холодной рукою.
   И заснул до утра. А наутро приснилось,
   Все, что было вчера, да со мной не случилось.
   Я сегодня смеюсь над собой...
   Мне так хочется счастья и ласки,
   Мне так хочется глупенькой сказки,
   Детской сказки наивной, смешной.
   Я устал от белил и румян
   И от вечной трагической маски,
   Я хочу хоть немножечко ласки,
   Чтоб забыть этот дикий обман.
   Я сегодня смеюсь над собой:
   Мне так хочется счастья и ласки,
   Мне так хочется глупенькой сказки
   Детской сказки про сон золотой...
   В заключении разговора о реминисценциях из фольклорных и литературных источников хотелось бы отметить еще одну особенность башлачевской манеры письма, его звукописи. Благодаря ювелирной работе над словом, во многих его песнях встречается присущая русскому языку игра созвучий и родственных корней. Это явление можно назвать традиционным для русского языка.
   Искры самых искренних песен
   Полетят как пепел на плесень.
   Вы все между ложкой и ложью,
   А мы все между волком и вошью.

("Сядем рядом", дек.1985, С.107-108)

   Через час - бардак. Через два - бедлам.
   На рассвете храм разлетится в хлам.

("Дым коромыслом", янв.1985, С.67)

   На фронтах мировой поэзии
   Люди честные - все святы.
   Я не знал, где искать Россию,
   А Россия есть росс и ты.
   0x08 graphic
0x08 graphic
("В чистом поле дожди", янв.1986, С.39)
   Пока пою, пока дышу, дышу и душу не душу...

0x08 graphic
0x08 graphic
("Случай в Сибири", янв.1986, С.42)

   Муку через муку поэты рифмуют.
   ("Верка, Надька и Любка", янв.1986, С.43)
   Подхватит любовь и успеет во благо,
   Во благо облечь облака.

("Тесто", янв.1986, С.34)

   Весной 1986 года Башлачев пишет четыре известные нам песни. "Имя Имен" (март), "Вечный пост" (март), "Пляши в огне" (апрель), "Когда мы вместе" (март), "Когда мы вдвоем" (апрель). "В это время Башлачев увлекся магией русских слов: он искал их корни, созвучия и через них - истинный, потаенный смысл речи. Все его последние песни - удивительная игра слов, но не формальная, а совершенно одухотворенная" - пишет А.Троицкий в своей статье "Один из нас" (С.21).
   Завяжи мой влас песней на ветру!
   Положи ей властью на имена
   Я пойду смотреть, как твою сестру
   Кроют сваты втемную в три бревна.

("Вечный пост", март.1986, С.31)

   Имя Имен
   Вырвет с корнем все то, что до срока зарыто.
   В сито времен
   Бросит боль да былинку, чтоб Истиной к сроку взошла.

("Имя Имен", март.1986, С.30)

   Если я с собой не в ладу - чтоб ей оборваться, струне,
   Но раз уж объявился в аду - так и пляши в огне!
   Раз уже в аду, так пляши в огне.
   С ходу пропаду, если нет ни души во мне.
   Мне бы сотворить ворота у трех дорог.
   Да небо своротить охота до судорог.

("Пляши в огне", апр.1986, С.35)

   Наряду со столь яркими созвучиями практически в каждой песне Башлачева можно встретить игру на фонетическом уровне. На связь с корнями русских традиций напоминает и частоупотребляемый союз "да" (песни "Некому березу заломати", "Мельница", "Пляши в огне", "Тесто", "Егоркина былина", "Ванюша" и др.

* * *

   Реминисценции из языческих и христианских источников было бы целесообразно выделить в отдельную часть, т.к. они стоят между собственно реминисценцией и образами-символами, о которых речь пойдет в следующей главе.
   Можно говорить о том, что в конце ХХ века человеческое сознание (и русское в частности), переполняясь информацией, тяготеет к смешиванию различных истин, которые в результате спокойно сосуществуют рядом. Так смешаны истины мифологического и религиозно-христианского восприятия жизни. "В любом нормальном человеке всегда сочетаются подсознание (миф) со сверхсознанием (Божественное начало). Отрицание Бога и ставка на человека и его разум (гуманизм) приводит к утрате связи со сверхсознанием, место которого тут же занимает мифологическое подсознание, полностью овладевая человеком, организуя его жизнь и направляя поступки" (С140). В подтверждение данному высказыванию появляется мысль о том, что при утрате христианских традиций в человеке с большей силой начинают проявляться мифологические традиции, еще более древние, которые заполняют вакуум, образованный в результате отсутствия фундаментальной религиозной основы. В современном обществе как раз и произошла подобная подмена, которая не могла не отразиться в поэтическом творчестве, не исключая и поэзию Башлачева, преобразуясь в мифомышление, мифопоэзию. Г.Фролова (статья "В поэтическом мире Александра Башлачева", Нева,1992,N2) пытается вскрыть именно стихию язычества в творчестве Башлачева. Языческие корни действительно очень сильны в творчестве Башлачева, но наряду с ними существует прорыв к Единому Божественному Началу, сверхсознанию, что подтверждается его же текстами:
   Имя имен
   В первом вопле признаешь ли ты, повитуха?
   Имя Имен...
   Так чего ж мы, смешав языки, мутим воду в речах?
   <...>
   Имя имен...
   Сам Господь верит только в него.
   <...>
   Небо в поклон
   До земли обратим тебе, юная девица Маша!
   Перекрести
   Нас из проруби да в кипяток.
   <...>
   Имя Имен
   Взято ветром и предано колоколам.
   И куполам
   Не накинуть на Имя Имен золотую горящую шапку.
   <...>
   Вместо икон
   Станут Страшным судом - по себе - нас судить зеркала.
   <...>

("Имя Имен", март.1986, С.29-30)

   Вместе с подобными проявлениеми аллюзий из христианских источников очень часто у Башлачева происходит смешивание высоких и низких понятий, их взаимопроникновение, что является результатом мифопоэтического подхода к изображаемому:
   Спит и во сне напевает дьячок:
   - Крутится, крутится старый волчок!
   Плотник позорит коллегу-Христа,
   Спит на заблеванных досках креста.

("Похороны шута", сент.1984, С.88)

   Также наблюдается тенденция осмысливания божественных истин при помощи мифологических образов:
   Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
   Хранила б нас беда, как мы ее храним.
   Но память рвется в бой. И крутится, как счетчик,
   Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.

("Петербургская свадьба", нояб.1985, С.21)

   Здесь реализуется завет Христа подставлять другую щеку, если бьют по первой, но Башлачев предлагает подставить ее дождю. Дождь, в свою очередь, стихия воды, которая связана с мифологическим сознанием.
   Башлачевское мифомышление в некотором роде продолжает традиции мифомышления начала ХХ века, о котором сказано у Осиповой: "С одной стороны, мифомышление тяготеет к некой абстракции, вневременности, безличности, с другой - к утверждению личностно-субъективного начала, творческой субъективации мира, интимно-личностному отражению вечных основ бытия" (С.4). Именно через призму личностного восприятия мира, которое являлось для Башлачева доминирующим, происходит отражение мировой истины в его поэзии, индивидуальная интерпретация голоса мировой души. Но эта интерпретация оправдывается откровенностью, а само понятие истины осознается Башлачевым как нечто отличающееся от неизменности христианского мировосприятия. Истина для него подвижна, как жизнь: "Истина рождается как еретик, а умирает как предрассудок. И этот предрассудок иногда нужно разрушать. Я убежден, что человек, имеет ли он право на разрушение или даже не имеет, он наверняка разрушает предрассудок. Ни один нормальный человек не станет разрушать ту или иную истину, не станет топтать росток. Сухие деревья он будет действительно обрубать, чтобы дать дорогу новым" (С.42), - говорит Башлачев в одном интервью. По сути он разрушает не сами истины, а их устаревшую оболочку, придавая реминисценциям обновленный облик:
   В черных пятнах родимой злости
   Грех обиженным дуракам.
   А деньги - что ж, это те же гвозди,
   И так же тянутся к нашим рукам.
   ("В чистом поле - дожди", янв.1986, С.40)
   Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
   Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
   Короткую жизнь - Семь кругов беспокойного лада -
   Поэты идут. И уходят от нас на восьмой.

("На жизнь поэтов", янв.1986, С.90)

   А время дождем пластануло по доскам стропил.
   Время течет. Растолкав себя в ступе.
   Вот кто-то ступил по воде.
   Вот кто-то ступил по воде.
   Вот кто-то пошел по воде...
   Значит, тоже пойдем.
   Вот покурим, споем и притупим.
   Тоже пойдем.
   Перекурим. Споем. И приступим.

("Перекур", дек.1985, С.98)

   Помимо подобных переосмыслений известных библейских сюжетов встречается у Башлачева и звуковая ассоциация на библейскую тематику:
   Гадами ползут времена, где всяк себе голова.
   Нынче - Страшный Зуд. На, бери меня, голого!
   Нынче - Скудный день. Горе - горном, да смех в меха!
   С пеньем на плетень - горлом - красного петуха.

("Пляши в огне", апр.1986, С.35)

   Преобладание мифологических и христианских реминисценций в творчестве Башлачева не оставляет сомнений, потому что очень часто в его творчестве возникают образы огня, воды, звезды, характерные как для мифологического, так и для христианского миросозерцания. Даже названия некоторых песен содержат у него эти образы: "Спроси, Звезда", "Пляши в огне", "Ржавая вода".
   Звезда по старинным преданиям является хранительницей человеческой жизни. При рождении человека появляется на небе звезда и угасает с его смертью. Нить связывает человеческую жизнь и звезду. Образ этой нити тоже присутствует в творчестве Башлачева:
   Без трех минут - бал восковых фигур.
   Без четверти - смерть.
   С семи драных шкур - шерсти клок.
   Как хочется жить. Не меньше, чем петь.
   Свяжи мою нить в узелок.

("Все от винта", апр.1985, С.23)

   С образом огня связана деревянная Русь, которая постоянно была под его угрозой. Перед силой огня преклонялись древние народы. Огнем горели ритуальные костры в купальскую ночь (обычай прыгать через огонь в эту ночь является остаточным явлением от языческих обрядов). Огонь воспринимается как символ жизни, ведь именно его открытие в древности позволило человечеству развиваться. Наконец, огонь связан в сознании современных людей с образом Прометея, открывшего людям божественную тайну огня и вызвав этим гнев богов по легенде. В то же время, в огне сжигали мятежников. "Не отсюда ли неизбывно тревожное состояние русской души? Та страсть, выходящая за границы возможного, которая живет в каждой песне Башлачева" (С.259), - пишет по этому поводу Г.фролова.
   Вода пробуждает ассоциации, связанные с жизнью, с потоком времени. "Мотив воды является одним из центральных звеньев мифопоэтической образности. В своей символической наполненности он противопоставлен прочности (неподвижности)" (С.56).
   Час прилива пробил.
   Разбежались и нырнули.
   Кто сумел - тот уплыл.
   Остальные утонули.
   А мы с тобой отползли
   И легли на мели.
   Мы в почетном карауле.
   ("Час прилива", 1984, С.79)
   Образ воды здесь заключен в подтексте, так же как образ берега. Эти строчки несут у Башлачева метафорический смысл. Здесь звучит отголосок обрядовой и ритуальной символики, связанной с берегом реки. "Берег реки в архаической традиции всегда был сакрально отмеченным местом, которое оставило след в фольклорных обрядах и ритуалах, связанных с рекой (изливание тоски сердечной на берегу, смотрение в воду, выход на берег реки перед разлукой, различные формы похоронной обрядности и т.д.). Во всех случаях названные понятия соотносились с мотивами разлуки, утраты, холода" (С.26).
   Таковы общие тенденции проявления мифологических и религиозных реминисценций в творчестве А.Башлачева. Затронутая в этом разделе тема образно-символических понятий (здесь она потребовалась для краткого освещения и выявления мифологических традиций у Башлачева) будет развернута далее.

* * *

Глава 2. ОБРАЗЫ-СИМВОЛЫ

   Символика Башлачева так же необъятна, необъяснима и глубока, как душа русская, как его собственная душа. Система символических образов уходит своими корнями и в язычество, и в христианство, и обретает неповторимое звучание, смешиваясь с индивидуальным острым восприятием действительности. Башлачев символичен не только на языческохристианских просторах русской души, своеобразными символическими зарисовками становятся его стихотворения обыденно-бытового плана, такие как "Верка, Надька и Любка" (янв.1986), "Влажный блеск наших глаз..." (сент.1984), "Случай в Сибири" (янв.1976), "Трагикомический роман" (1983).
   "Ежели искусство вообще есть одно из могущественнейших средств человеческого соединения, то о символическом искусстве можно сказать, что принцип его действенности - соединение по преимуществу, соединение в прямом и глубочайшем значении этого слова. Поистине, оно не только соединяет, но и сочетает. Сочетаются двое третьим и высшим. Символ, это третье, уподобляется радуге, вспыхнувшей между словом-лучом и влагою души, отразившей луч..." (С.192) - пишет В.Иванов в своей статье "Мысли о символизме". Исходя из описанного принципа, Башлачева можно было бы назвать поэтом-символистом, потому что его поэзия - это и есть бесконечное сочетание рок-н-ролла с русской частушкой, язычества с христианством, идеализма с прозой жизни, и наконец - образа с символом. Но Башлачев вырывается за рамки символизма так же, как и за рамки рока, и за любые другие рамки. Он вообще не вписывается в рамки, в ограничения. Если символизм призван будить "неуловимым намеком или влиянием в сердце слушателя" ощущение непередаваемое, похожее "порой на изначальное воспоминание, порой на далекое, смутное предчувствие, порой на трепет чьего-то знакомого и желанного приближения, - причем и это воспоминание, и это предчувствие или присутствие переживаются нами как непонятное расширение нашего личного состава и эмпирически-ограниченного самосознания" (С.193), то башлачевские намеки вполне уловимы и, несмотря на всю свою символичность, Башлачев вполне конкретен. У него нет туманных намеков на нечто необъяснимое. Его принцип: "Чтоб кому-то, кому-то полегчало, да разреши, пожалуй, я сумел бы все на пальцах объяснить" (С.108, "Сядем рядом").
   Образы-символы Башлачева, наиболее для него характерные и встречающиеся чаще остальных, условно можно разделить на следующие типы:
   1.Образы, восходящие к языческим корням и христианским традициям: образ звезды, образ воды (в различных состояниях), образ огня, образ нити жизни.
   2.Аллегорические образы: образ Лиха, образы зерна, хлеба, черного дыма и черного цвета.
   3.Образ любви.
   4.Образ России.
   Раскрывая в графических изображениях русских букв целую образную систему, Есенин так говорит об этих знаках, буквах в своей статье "Ключи Марии" (том 3): "Если, таким образом, мы могли бы разобрать всю творческо-мыслительную значность, то мы увидели бы почти все сплошь составные части в строительстве избы нашего мышления. Мы увидели бы, как лежит бревно на бревне образа, увидели бы, как сочетаются звуки, постигли бы тайну гласных и согласных, в спайке которых скрыта печаль земли по браке с небом. Нам открылась бы тайна, самая многозначная и тончайшая тайна той хижины, в которой крестьянин так нежно и любовно вычерчивает примитивными линиями явления пространства" (С.151). У Башлачева как раз и переплетаются в словах эти тайны орнамента, ведь "самою первою и главною отраслью нашего искусства с тех пор, как мы начинаем себя помнить, был и есть орнамент" (С.142). Речь идет не только об орнаменте русского слова, но и о любом другом орнаменте, которым наполнена русская культура, начиная с деревянных коней на крыше избы и заканчивая вышивкой на полотенце. Велико и глубинно значение орнамента для русского человека, потому что "никто так прекрасно не слился с ним, вкладывая в него всю жизнь, все сердце и весь разум, как наша древняя Русь..." (С.141). Материально выраженный орнамент такой же символичный, как и идеальный, словесный.
   Вообще, Есенин и Башлачев очень схожи именно в этом обращении к орнаменту русского слова. Оба придают большое значение корням русской культуры, чувствуя в них раскрытие тайн загадочной психологии русской души. Оба всматриваются в древнюю Русь, находя там ту же многострадальную, но родную сердцу Россию, ту же бесконечную любовь, которую они чувствуют в самих себе.

* * *

   Продолжая тему о символике образов звезды, воды, нити, затронутую в первой главе, перейдем к дальнейшему рассмотрению этих и других образов на конкретных примерах из песен Башлачева.
   Образ звезды встречается в песнях "Сядем рядом" (дек.1985), "Спроси, Звезда" (март.1985), "Имя Имен" (март.1986). "Тесто" (янв.1986). Звезда приобретает значение символа уже потому, что для поэта она - нечто живое, к которому можно обратиться, и даже способное петь:
   Ой-ей-ей, спроси меня, ясная звезда,
   Не скучно ли долбить толоконные лбы?

<...>

   Ой-ей-ей, спроси меня, ясная звезда.
   Не скучно ли все время вычесывать блох?

<...>

   Звезда! Я люблю колокольный звон...

<...>

   Ой-ей-ей, спроси, звезда, да скоро ли сам усну,
   Отлив себе шлем из синего льда?

<...>

   Звезда! Зачем мы вошли сюда?

<...>

   Ой-ей-ей, спроси меня, ясная звезда.
   Ой-ей-ей, спаси меня, ясная звезда.

("Спроси, Звезда", март.1985, С.25)

   Обращение к Звезде в этой песне повторяется семь раз.
   Да только с легкой дуги в небе синем
   Опять, и опять, и опять запевает звезда.

("Имя Имен", март.1986, С.29)

   В мифологии звезда воспринимается как хранительница человеческой жизни, следовательно, она - символ жизни, что и подтверждается строчками из песни Башлачева:
   Слезы с луком. Ведь подать рукою
   И погладишь в небе свою заново рожденную звезду.

("Сядем рядом", дек.1985, С.108)

   Звезда - как свет, сияющий во тьме, - является символом духа. Звезда очень редко имеет единственное значение - она всегда склонна к многозначности. Во всяком случае она поддерживает силы духа, выступающие против сил тьмы. Отождествление со "звездой" возможно лишь для немногих избранных. Символизм звезд ассоциируется с ночью. Они также связаны с идеей множественности (или разъединенности), ибо имеют свой порядок и удел в созвездиях в зависимости от расположения и местонахождения.
   Обращаясь к христианским традициям, мы можем заметить, что и там отражается ассоциация образа Звезды, а именно в Евангелие от Иоанна есть слова, сказанные о Христе: "Свет во тьме светить и тьма не объяла его" (глава 1, 5-ый стих).
   Образ воды и льдов реализуется в таких стихотворениях как "Черные дыры" (сент.1984), "Некому березу заломати" (окт.1984), "Ржавая вода" (янв.1985), "Зимняя сказка" (окт.1984), "Все от винта" (апр.1985), "Спроси, Звезда" (март.1985), "В чистом поле - дожди" (янв.1986), "Час прилива" (1984).
   Каждый символ обладает двусмысленностью, т.е. имеет и прямой и переносный смыслы. Но вместе с этим "двусмысленность (или многосмысленность) символа никогда не влечет за собой двуакцентности его. Напротив, поэтическая двусмысленность довлеет одному голосу и одной акцентной системе" (С.141). другими словами, в символе всегда преобладает один единственный смысл, хотя слово, представляющее этот символ, может иметь много смыслов.
   Хочется пить, но в колодцах замерзла вода.
   Черные-черные дыры... из них не напиться.
   Мы вязли в песке, потом скользнули по лезвию льда.
   Потом потеряли сознание и рукавицы.

("Черные дыры, сент.1984, С.13)

   В данном четверостишии смысл, связанный с водой и со льдом, можно понять как прямой, так и в переносный. В контексте всей песни - это все-таки больше переносный смысл.
   Но, когда я спокойно усну, тихо тронется весь лед в этом мире.
   И прыщавый студент - месяц Март - трахнет бедную старуху Зиму.
   Все ручьи зазвенят, как высокие куранты Сибири.
   Вся Нева будет петь. И по-прежнему впадать в Колыму.

("Зимняя сказка", окт.1984, С.20)

   Здесь заключено предсказание Башлачевым своей судьбы.
   В другой песне особенно сильно и болезненно звучит тема синих льдов. Образ льдов в контексте стихотворения является символом непонимания людей друг друга, их глухоты, замороженности.

<...>

   Отбивая поклоны, мне хочется встать на дыбы.
   Но так - только небо в кольсчуге из синего льда.

<...>

   Ой-ей ей, спроси, звезда, да скоро ли сам усну,
   Отлив себе шлем из спинего льда?

<...>

   Мы пришли, чтоб разбить эти латы из синего льда.
   Мы пришли, чтоб раскрыть эти ножны из синего льда.
   Мы сгорим на экранах из синего льда
   Мы украсим их шлемы из синего льда.
   И мы станем их скипетром из синего льда.

<...>

("Спроси, Звезда", март.1985, С.25)

   Вода - это, прежде всего, источник жизни, т.к. без нее ничего не живет. И поэтому образ воды ассоциируется с жизнью и движением. У Башлачева вода находится или в замороженном состоянии, или является сопроводителем опасности. Таким образом, традиционный смысл перерождается у него в несколько иной, помогающий ему выразить ощущение тревожности, но и не утрачивающий своей глубокой связи с традициями, ведь вода может еще ассоциироваться с безбрежным морем слез и горя.
   Связующая нить жизни присутствует в песнях "Сядем рядом" (дек.1985), "Все от винта" (апр.1985), "Когда мы вместе" (март, 1986).
   Как хочется жить. Не меньше, чем петь.
   Свяжи мою нить в узелок.

("Все от винта", апр.1985, С.23)

<...>

   Нить, как волос. Жить, как колос.
   Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.

<...>

   Но завтра - утро. Все сначала...
   Заплетать на тонких пяльцах недотрогу-нить.

<...>

("Сядем рядом", дек.1985, С.107-108)

   Нить - не жила, не кишка,
   Да не рвется, хоть тонка.
   ("Когда мы вместе", март.1986, С.101)
   Нить - один из древнейших символов (наряду с волосами), означающий сущностную связь между любыми из различных планов - духовным, биологическим, социальным и т.д.
   Рассмотрим теперь аллегорические образы. Все они у Башлачева так или иначе связаны со страданием, с болью, с осознанием трагедии человеческой жизни и ощущением трагичности собственной судьбы. Но, вместе с этим, Башлачев не дает утонуть в пессимистическом состоянии духа, он всегда оставляет надежду на лучший исход.
   Наиболее характерными для Башлачева являются образ Лиха, и образ зерна и теста. Лихо символизирует нелегкость жизни, но Башлачев принимает эту нелегкость и, в свою очередь, предлагает другим не бояться этой нелегкости и...
   Сорвать с неба звезды пречистой рукою,
   Смолоть их мукою
   И тесто для всех замесить.
   А дальше - известно. Меси свое тесто
   Да неси свое тесто на злобное место -
   Пускай подрастет на вожжах.
   Сухими дровами - своими словами,
   Своими словами держи в печке пламя,
   Да дракой, да поркой - чтоб мякиш стал коркой,
   Краюхой на острых ножах.

("Тесто", янв.1986, С.33-34)

   Явным взглядом - ближе, ближе...
   Глянь в окно - да вот оно рассыпано, твое зерно.

("Сядем рядом", дек.1985, С.108)

   Таким образом, тема выпеченного теста перекликается с образом Лиха, ведь это трудно - месить для всех тесто и всех накормить. А также вспоминается Евангелие и притча Христа о Царствии Небесном (глава 13, стих 33). Слова неси свое тесто на злобное место содержат звуковую ассоциацию с лобным местом, т.е. местом казни, что снова напоминает нам о страданиях. И тогда возникает образ Лиха.
   <...>
   Целовало меня Лихо,
   Да только надвое разрезало язык.
   <...>
   А приглядись: да за Лихом - Лик
   За Лихом - Лик.
   И все святые пущены с молотка.
   <...>
   ("Когда мы вместе", март.1986, С.101)
   Век да не вечер,
   Хотя Лихом в омут глаядит битый век на мечах.
   Битый век на мечах.

("Имя Имен", март.1986, С.29)

   Если б не терпели - по сей день бы пели.
   А сидели тихо - разбудили Лихо.

("Лихо", окт.1984, С.9)

   Возможно предположение, что этот образ - реминисценция образа Лиха Сологуба, т.к. у него тоже есть несколько стихотворений, которые заключают этот образ. Вообще, Башлачева и Сологуба роднит эта тема - тема всеобщей скорби, тема боли, безнадежности и одиночества. Образ Лиха у Башлачева, также как у Сологуба, возведен в разряд имен собственных.
   Недотыкомка серая
   Все вокруг меня вьется да вертится, -
   То не Лихо ль со мною очертится
   Во единый погибельный круг?
   (Сологуб "Недотыкомка серая", С.234)
   В этом стихотворении слово Лихо написано один раз. В другом - три раза (в каждом четверостишии): На улицах пусто и тихо, И окна, и двери закрыты. Со мною - безумное Лихо, И нет от него мне защиты. (С.212). и еще в одном стихотворении "Лихо" повторяется девять раз:
   Кто это возле меня засмеялся так тихо?
   Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!
   Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,
   Лихо стояло и возле крестильной купели,
   Лихо за мною идет неотступною тенью.
   Лихо уложит меня и в могилу.
   Лихо ужасное, враг и любви и забвенью,
   Кто тебе дал эту силу?
   Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:
   "Я - бесталанное, всеми гонимое Лихо!
   В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я,
   Всяк меня гонит. Не зная минуты покоя.
   Только тебе побороться со мной недосужно, --
   Странно мечтая, стремишься ты к мукам.
   Вот почему я с твоею душою так дружно,
   Как отголосок со звуком".

(Сологуб "Лихо", С.112)

   От образа Лиха логично будет перейти к такому явлению в творчестве Башлачева, как обилие черного цвета и черного дыма, т.к. это снова напоминает нам о том тревожное состояние, которое характерно для песен Башлачева. Символом черного цвета у него обозначено состояние души и восприятие окружающего мира.
   Время на другой параллели,
   Сквозняками рвется сквозь щели.
   Ледяные черные дыры - окна параллельного мира.

("Некому березу заломати", окт.1984, С.17)

   Я вижу черные дыры.
   Холодный свет.
   Черные дыры...
   Смотри, от нас остались черные дыры.
   Нас больше нет.
   Есть только черные дыры.

("Черные дыры", сент.1984, С.13)

   Черный дым по крыше стелется.
   Свистит под окнами.
   -В пятницу, да ближе к полночи
   Не проворонь, вези зерно на мельницу!
   Черных туч котры чугунные кипят
   да в белыхо трещинах шипят
   гадюки-молнии.

("Мельница", март.1985, С.11-12)

   Дым. Дым коромыслом!
   Дым. Дым коромыслом!
   Дай Бог нам понять
   Все, что споет петух.
   ("Дым коромыслом", янв.1985, С.67)
   Интересно заметить то, что слова Звезда и Лихо возведены Башлачевым в разряд имен собственных, что указывает на проявления принципа мифологизации. Обожествляя силы природы и необъяснимые явления, люди в древности были склонны одушевлять эти явления, а у одушевленности всегда есть имя собственное. В стихотворениях же эти имена становятся ключевыми понятиями для всего текста.
   Конечно же, в творчестве Башлачева с глубоким пониманием представлен образ России. Лучше всего он представлен в песне "Некому березу заломати" (окт.1984), где и название очень русское и сама песня написана с большим пониманием русского характера и русской души.
   Уберите медные трубы!
   Натяните струны стальные!
   А не то сломаете зубы
   Об широты наши смурные.
   Искры самых искренних песен
   Полетят как пепел на плесень.
   Вы все между ложкой и ложью,
   А мы все между волком и вошью.
   <...>
   Если забредет кто нездешний,
   Поразится живности бедной,
   Нашей редкой силе сердешной
   Да дури нашей злой-заповедной.
   <...>
   ("Некому березу заломати", окт.1984, С.17)
   В ней раскрываются самые недра и даже темные стороны этой души, такой таинственной, такой неисповедимой, но все-таки родной, как и родина. Реализуется тема родины и во многих других песнях, таких как "В чистом поле - дожди" (янв.1986), "Как ветра осенние" (дек.1985), "Вечный пост" (март.1986), "Случай в Сибири" (янв.1986). Да и вообще, все творчество Башлачева - это раскрытие широкой и чувствительной русской души, какой и обладал сам поэт. Продолжая эту мысль, необходимо остановить внимание на песне "Ванюша", длинной, тяжело воспринимающейся, больше похожей на былину. Ключевой образ этой песни - сам Ванюша - как раз и является символом нашей необъятной России. Это вечный Иван-дурак из русских сказок, вокруг которого концентрируются вечные символы русского быта - окрошка, гармошка и др.
   В образе России Башлачев объединил и древнюю православную Русь, и противоречия современного суматошного времени. И в этом объединении нет для него противоречия, ведь человек остался таким же, каким и был много лет назад, таким же беспомощным и великим одновременно. Важное место занимает в раскрытии образа Росси сам язык, т.к. именно с помощью него автор может показать всю многозначность этого образа. Само по себе русское слово тоже связано с образом России. Оно может быть таким же многозначным и неуловимым в оттенках смысла, ясным и точным в передаче чувств и ощущений русского человека. "Язык в поэтическом произведении осуществляет себя как несомненный, непререкаемый и всеобъемлющий. Все, что видит, понимает и мыслит поэт, он видит, понимает и мыслит глазами данного языка, в его внутренних формах, и нет ничего, что вызывало бы для своего выражения потребность в помощи другого, чужого языка" (С.99) - пишет Бахтин. Для Башлачева действительно свой язык был непререкаемым источником выражения мысли и вдохновения. И он умел обращаться с этим языком. Несмотря на то, что рок-культура началась с калькирования зарубежных песен, Башлачев понял, что Россия должна искать свой собственный путь выражения, свой собственный рок. И он сам нашел этот путь, на котором равными ему могли быть единицы.
   Какая бы ни была Россия, но Башлачев ее любит. Любит он не только Россию, но и людей, живущих в ней. Однако любовь и боль для него одно и то же: объясни - я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю ("Посошок", сент.1985, С.111) - Башлачев не различает эти ощущения. Перед нами возникает образ любви, символичность которой заключена в ее всеохватности и многоликости. Многоликость проявляется наиболее полно в песне "Поезд" (1984), где само слово "любовь" употребляется 13 раз, причем концентрируется во второй половине стихотворения. Множество определений и ликов дает автор любви.
   <...>
   Любовь - это слово похоже на ложь.
   <...>
   Любовь - режиссер с удивленным лицом,
   Снимающий фильмы с печальным концом.
   <...>
   Любовь - это мой заколдованный дом.
   <...>
   Любовь - это то, в чем я прав и неправ.
   <...>
   Любовь - как куранты отставших часов,
   И стойкая боязнь чужих адресов.
   Любовь - это солнце, которое видит закат.
   Любовь - это я, твой неизвестный солдат.
   Любовь - это снег и глухая стена.
   Любовь - это несколько капель вина.
   Любовь - это поезд сюда и назад.
   <...>

("Поезд", 1984, С.85-86)

   У Башлачева было особое отношение к любви, проявляющейся в искусстве. Вот что он говорит по этому поводу в одном интервью: "Искусство связано с любовью. Ты должен делать то, что ты любишь Любить то, что ты любишь в этой жизни и об этом петь. Ты не можешь врать в любви. Любовь и ложь несовместимые вещи. Если я люблю, я стараюсь находить те слова, которыми мне не стыдно говорить о своей любви" (С.41). И добавляет: "все, что сделано без любви, не нужно жизни" (С.41).
   В песне "Тесто" (янв.1986) заключена формула о любви, выведенная Башлачевым: нет тех, кто не стоит любви. (С.33).
   В этом же стихотворении Башлачев говорит о приравнивании исповеди к любви, как о высшем достижении одинокой души и исстрадавшегося сердца. Он говорит о себе, но присутствие неопределенной формы глагола заставляет обобщать написанные строки, т.е. применять их и к себе тоже, и ко всем другим.
   Но все впереди, а пока еще рано,
   И сердце в груди не нашло свою рану,
   Чтоб в исповеди быть с любовью на равных
   И дар русской речи сберечь.

("Тесто", янв.1986, С.34)

   Тема любви преобразуется у Башлачева в душераздирающий пассаж: Сиди и смотри, как горлом идет любовь. Лови ее ртом. Стаканы тесны. ("Все от винта", апр.1985, С.23).
   Образ всетерпящей и всепонимающей любви, любви, граничащей с самоотречением, традиционен для русского менталитета (и русской литературы). Этот образ может быть между строками, но он все равно присутствует.
   Итак, мы рассмотрели систему основных образов-символов у Башлачева. Исходя из чего можно сделать вывод, что они традиционны, но при этом в них проявляется яркая индивидуальность поэта - благодаря его умению обращаться с русским словом и на традиционном материале строить новые оттенки значений и ощущений. Символичность проявляется во множестве аллегорий и метафорических выражений. Все его песни, скорее всего, следует понимать именно как аллегорические зарисовки, в которых присутствует и междустрочный смысл, позволяющий любому человеку додумать его и найти нечто свое в этом подстрочнике.
   В заключении нашего исследования хотелось бы сказать несколько слов об основном образе любого творчества. Речь пойдет об образе лирического героя. Лирический герой А.Башлачева формировался на основе авторской философии и восприятия мира. Это был душевный процесс самого поэта, его переживания, чувства, ощущения, эмоции, прозрения. Все эти многообразные проявления авторского "я" становились исповедью, которая, в свою очередь, породила единого для всей поэзии Башлачева литературного героя, или литературного персонажа. "Литературный персонаж - это, в сущности, серия последовательных появлений одного лица в пределах данного текста" (С.89) - такое определение дает Л.Гинзбург. Поэзию Башлачева объединяют последовательные проявления одного лирического героя в пределах всей его поэзии. Этот лирический герой - необъятная, широкая личность, жаждущая найти истину, вечно неудовлетворенная своими достижениями, не желающая мириться с несправедливостью, ждущая от окружающих понимания и готовая на любую жертву ради любви к людям.
   "Сюжет литературного произведения - это единство, движущееся во времени. А движение - это всегда противоречие, конфликт. На любых стадиях развития литературы герой, разрешая свои задачи, вступал в противоречие с предметным миром, общественной средой, с другим человеком, с потусторонними силами, с самим собой" (С.103-104). Таким образом, если возвести песни-стихи Башлачева в ранг литературных произведений, чего они и заслуживают, или понимать под литературным произведением совокупность поэтических текстов песенного жанра, что тоже возможно, то лирический герой Башлачева постоянно находится в конфликте с окружающим миром, но, вместе с тем, принимает этот мир таким, какой он есть:
   Ты только поверь -
   Если нам тяжело, не могло быть иначе.
   Тогда почему, почему кто-то плачет?
   Оставь воду цветам. Возьми мои глаза.

("Когда мы вдвоем", апр.1986, С.109)

   Все обозначенные Л.Гинзбург противоречия также присутствуют в поэзии Башлачева, кроме, наверное, конфликта с потусторонними силами, т.к. они воплощены у Башлачева в мифологических образах-символах, с которыми поэт сливается своей душой.
   Заканчивая именно образом лирического героя, мы еще раз подчеркиваем значимость самовыражения для А.Башлачева в авторском "я", которое хотя и обобщалось во многих случаях, но автор от этого не утрачивал своих способностей к индивидуализированному восприятию действительности. С помощью проявлений такого "индивидуализма" автор сумел найти собственные формы стиха, созвучия и музыкальное сопровождение. Открыв тайну в своей душе, он проник в сокровищницу русских корней и традиций.

* * *

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Принято, обычно, в конце научного исследования делать выводы из всей работы, снова повторяя основные формулировки. В данном случае хотелось бы остановиться на таком нетрадиционном для научного исследования выводе: эта работа - только первая ступень на пути к научному и филологическому осмыслению феномена Башлачева. Она может служить толчком к дальнейшему изучению башлачевского творчества, к более конкретному раскрытию тех же реминисценций путем сопоставления поэзии Башлачева и Высоцкого, например, или Башлачева и Гребенщикова. Остается также и множество других интересных тем.
   Вот еще информация к размышлению: в творчестве А.Башлачева очень много выражений, которые могли бы стать крылатыми фразами. Это своеобразное создание новых идиом. Они легко запоминаются, имеют гладкое и безупречное построение, обладают философским смыслом, способным создавать емкость и полноту высказывания. Другими словами, эти выражения обладают всеми качествами коротких фраз, претендующих на "крылатость":
  
   Вытоптали поле, засевая небо. ("Лихо", окт.1984, С.9)
   Ставили на чудо, выпала беда. ("Лихо", окт.1984, С.9)
   Пососали лапу - поскрипим лаптями. ("Лихо", окт.1984, С.9)
   К свету - по этапу, к счастью - под плетями. ("Лихо", окт.1984, С.9)
   Мертвякам припарки - как живым медали. ("Лихо", окт.1984, С.10)
   Нет тех, кто не стоит любви. ("Тесто", янв.1986, С.33)
   На Руси любовь испокон сродни всякой ереси. ("Вечный пост", март.1986, С.31)
   Коротки причастия на Руси. ("Вечный пост", март.1986, С.31)
   Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
   Если хочешь - стихами грехи замолю. ("Посошок", сент.1985, С.111)
   И наша правда проста, но ей не хватит креста
   Из соломенной веры в "спаси-сохрани". ("Посошок", сент.1985 С.111)
   Святых на Руси - только знай выноси!
   В этом высшая мера. Скоси-схорони. ("Посошок", сент.1985, С.111)
   А крестины там иль поминки -
   Все одно там пьянка-гулянка. ("Некому березу заломати", окт.1984, С.18)
   Если забредет кто нездешний -
   Поразится живности бедной,
   Нашей редкой силе сердешной
   Да дури нашей злой-заповедной. ("Некому березу заломати", окт.1984, С.18)
   Поэт умывает слова, возводя их в приметы. ("На жизнь поэтов", янв.1986, С.89)
   Я знаю зачем иду по земле, мне будет легко улетать. ("Все от винта", апр.1985, С.23)
   Холодный апрель. Горячие сны.
   И вирусы новых нот в крови. ("Все от винта", апр.1985, С.23)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

БИБЛИОГРАФИЯ

  

I

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ

      -- Башлачев А. Время колокольчиков. Грибоедовский вальс. Абсолютный вахтер. Лихо. Спроси, Звезда. Палата N 6. Не позволяй душе лениться. Черные дыры. Петербургская свадьба. На жизнь поэта. / Предисл. Т.Чернышковой. // Перспективы. - 1991. - N 3. - С.71-79.
  
      -- Башлачев А. Время колокольчиков. Лихо. Абсолютный вахтер. Когда мы вдвоем. Сядем рядом. На жизнь поэтов. Все от винта! / Составители В.Агеносов, К.Анкудинов. // Современные русские поэты: справочник-антология. - М.: Мегатрон, 1998. - С.28-35.
  
      -- Башлачев А. Время колокольчиков. На жизнь поэтов. Абсолютный Вахтер. Все от винта!. Палата N 6. Ванюша. Посошок. Лихо. Петербургская свадьба. Когда мы всвоем. В чистом поле - дожди. Слыша В.С.Высоцкого (триптих). / Составитель П.Бехтина, вступит статья И.Смирнова. // Альтернатива. Опыт антологии рок-поэзии. - М.: Объединение "Всесоюзный молодежный книжный центр", 1991. - С.31-48.
  
      -- Башлачев А. Грибоедовский вальс. / Предисл. Б.Окуджавы. // Огонек. - 1988. - N 25. - С.24.
  
      -- Башлачев А. Ежик. Ржавая вода. Дым коромыслом. Осень. Посошок. Спроси, Звезда. Зимняя сказка. Все от винта. / Составитель А.Дидуров, предисл. А.Кузнецова. // Золотое десятилетие рок-поэзии. - М.: Молодая гвардия, 1992. - С.12-20.
  
      -- Башлачев А. Посошок: Стихотворения. / Вступ.статья и составление А.Житинского. - Л.: Лира, 1990.
  
      -- Башлачев А. Стихи. / Составление, подготовка текстов А.Каменцевой, А.Рахлиной, примечания А.Каменцевой, А.Рахлиной, А.Валединского, Е.Гапеева. - М-СПб, 1997.
  
      -- Блок А. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания современников. - М.: Правда, 1989.
  
      -- Вертинский А. Избранное. Годы эмиграции. - М.: Новатор, 1990.
  
      -- Высоцкий В.С. Нерв: Стихи. - Изд. 6-е. - М.: Фонд Высоцкого, 1998.
  
      -- Высоцкий В.С. Стихи и проза. / Составитель А.Поляковский. - Ашхабад: Туркменистан, 1988.
  
      -- Грибоедов А.С. Сочинения. - М.: Художественная литература, 1988.
  
      -- Есенин С. Собрание сочинений в трех томах. - М.: Правда, 1983.
  
      -- Заболоцкий Н. Стихотворения. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959.
  
      -- Исаковский М.В. Стихи и песни. - М.: Художественная литература, 1966.
  
      -- Кибиров Т.Ю. Календарь: стихи. - Владикавказ: Ир, 1991.
  
      -- Лермонтов М.Ю. Сочинения в двух томах. - М.: Правда, 1988.
  
      -- Маяковский В.В. Сочинения в двух томах. - М.: правда, 1987.
  
      -- Пушкин А.С. Сочинения в трех томах. - М.: Художественная литература, 1985.
  
      -- Русский романс. - М.: Художественная литература, 1995.
  
      -- Терц Абрам. Прогулки с Пушкиным. - СПб.: Всемирное слово, 1993.
  

II

СТАТЬИ О БАШЛАЧЕВЕ

      -- Дидуров А. Солдаты русского рока. - М, 1994.
  
      -- Контр культ'ура: рок-самиздат. - 1991. - N 3. - С.39-44.
  
      -- Лосев В.В. О "русскости" в творчестве Александра Башлачева. // Русская литература ХХ века: образ, язык, мысль. Межвузовский сборник научных трудов. - М, 1995. - С.103-110.
  
      -- Николаев А. Особенности поэтической системы А.Башлачева. // Творчество писателя и литературный процесс. Слово в художественной литературе. Межвузовский сборник научных трудов. - Иваново, 1993. - С.119-126.
  
      -- Рахлина Н. Александр Башлачев. // Стас. - 1996. - N 1. - С.36-39.
  
      -- Рокада: сборник статей о роке. - 1990. - выпуск 1.
  
      -- Смирнов И. Время колокольчиков. - М, 1994.
  
      -- Троицкий А. Один из нас. // Огонек. - 1989. - N 20. - С.19-21.
  
      -- Фролова Г. В поэтическом мире Александра Башлачева. // Нева. - 1992. - N 2. - С.255-261.
  

III

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ РАБОТЫ. СЛОВАРИ

  
      -- Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М.: Художественная литература, 1975.
  
      -- Бахтин М. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г.Бочаров. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986.
  
      -- Беселия А.Я. Кто ты, лирический герой? - Сухуми.: Алашара, 1979.
  
      -- Блок А. Собрание сочинений в восьми томах: том 5. - М.;Л.: Гослитиздат, 1962.
  
      -- Гинзбург Л. О литературном герое. - Л.: Советский писатель, 1979.
  
      -- Жолковский А. Блуждающие сны. - М,1994.
  
      -- Иванов В.И. Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994.
  
      -- Краткая литературная энциклопедия: том 4. - М, 1967.
  
      -- Кэрлот Хуан Эдуардо. Словарь символов. - М.: "REFL-book", 1994.
  
      -- Ожегов С.И. Словарь русского языка/Под ред. Н.Ю. Шведовой. - 18-е изд., стереотип. - М.: Русский язык, 1987.
  
      -- Осипова Н.О. Поэмы Марины Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. - Киров, 1997.
  
      -- Словарь иностранных слов. - 16-е изд., испр. - М.: Русский язык, 1988.
  
      -- Энциклопедический словарь юного литератора / составитель В.И.Новиков. - М.: Педагогика, 1987.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
   Введение
   1.Обоснование выбранной темы ................................................................... 1
   2.Перечень и анализ работ об А.Башлачеве ................................................... 6
   3.Круг терминологических понятий, используемых в работе ......................... 16
  
   ТОТ, КТО ИСПОВЕДУЕТ, ДА САМ ТОГО НЕ ВЕДАЕТ .............................. 21
   Глава 1: Реминисценции ............................................................................. 23
   Реминисценции из языческих и христианских источников ................. 45
   Глава 2: Образы-символы ........................................................................... 51
  
   Заключение ............................................................................................... 64
   Библиография ........................................................................................... 66
  
  
  
  
  
  
  
    Башлачев А. Стихи./Составление, подготовка текстов А.Каменцевой, А.Рахлиной, А.Валединского, Е.Гапеева. - М-СПб, 1997. (В дальнейшем нумерация страниц к стихам А.Башлачева и их датировка будет производиться по данной книге).
    Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества/Сост. С.Г.Бочаров. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986.
   Рокада: сборник статей о роке. - 1990. - Выпуск 1.
    Терц Абрам. Прогулки с Пушкиным. - СПб.: Всемирное слово, 1993.(Синявский приводит цитату, взятую из книги Батюшкова К. "Нечто о поэте и поэзии", 1815 года).
    Высоцкий В. Стихи и проза/составитель А.Поляковский. - Ашхабад: Туркменистан, 1988.
   Контр культ'ура: рок-самиздат. - 1991. - N 3.
   Нева. - 1992. - N2. - С.255-261.
  
    Творчество писателя и литературный процесс. Слово в художественной литературе. Межвузовский сборник научных трудов. - Иваново, 1993. - С.119-126.
  
    Русская литература ХХ века: образ, язык, мысль. Межвузовский сборник научных трудов. - М.: МПУ, 1995. - С.103-110
  
   Троицкий А. Один из нас//Огонек. - 1989. - N 20. - С.19-21.
    Башлачев А. Посошок: Стихотворения/вступит. статья и составление А.Житинского. - Л.: Лира, 1990. - С.3 -10.
   Окуджава Б.//Огонек. - 1988. - N 25. - С.24.
    Чернышкова Т.//Перспективы. - 1991. - N 3. - С.71.
    Смирнов И. Вторая голова рок-дракона (предисловие)//Альтернатива. Опыт антологии рок-поэзии. - М, 1991. - С.6.
    Кузнецов А. На второй мировой поэзии...(предисловие)//Золотое десятилетие рок-поэзии. - М,1992. - С.10.
   Нева. - 1992. - N 2. - С.260.
   Словарь иностранных слов. - 16-е изд.,испр. - М.: Русский язык, 1988.
   Жолковский А. Блуждающие сны. - М., 1994.
   Краткая литературная энциклопедия. - М., 1967.
    Энциклопедический словарь юного литератора/составитель В.И.Новиков. - М.: Педагогика, 1987.
   Беселия А.Я. Кто ты, лирический герой? - Сухуми: Алашара, 1979.
   Словарь иностранных слов. - 16-е изд.,испр. - М.: Русский язык, 1988.
   Словарь иностранных слов. - 16-е изд.,испр. - М.: Русский язык, 1988.
   Словарь иностранных слов. - 16-е изд.,испр. - М.: Русский язык, 1988.
   Словарь иностранных слов. - 16-е изд.,испр. - М.: Русский язык, 1988.
   Энциклопедический словарь юного литератора/составитель В.И.Новиков. - М.: Педагогика, 1987.
   Энциклопедический словарь юного литератора/составитель В.И.Новиков. - М.: Педагогика, 1987.
  
    Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества/Сост. С.Г.Бочаров. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986.
   Иванов Вячеслав. Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994
    Блок А. Собрание сочинений в восьми томах: том пятый. - М.;Л.: Гослитиздат, 1962.
    Контр культ'ура: рок-самиздат. - 1991. - N 3.
  
    Дидуров А. Солдаты русского рока. - М.: МП "Русь-90"; Госресп. центр рус. фольклора, 1994.
   Огонек. - 1989. - N 20.
    Телегин С.М. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. - М.: "Община", 1994.
    Осипова Н.О. Поэмы М.Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. - Киров, 1997.
    Контр культ'ура: рок-самиздат. - 1991. - N 3.
   Нева. - 1992. - N 2.
    Осипова Н.О. Поэмы М.Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. - Киров, 1997.
   Осипова Н.О. Поэмы М.Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. - Киров, 1997.
  
    Иванов В.И. Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994.
   Иванов В.И. Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994.
   Кэрлот Хуан Эдуардо. Словарь символов. - М.: "REFL-book", 1994.
   Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М.: Художественная литература, 1975.
  
   Кэрлот Хуан Эдуардо. Словарь символов. - М.: "REFL-book", 1994.
    Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М.: Художественная литература, 1975.
   Контр культ'ура: рок-самиздат. - 1991. - N 3.
    Гинзбург Л. О литературном герое. - Л.: Советский писатель, 1979.
    Гинзбург Л. О литературном герое. - Л.: Советский писатель, 1979.
  
   1
  
  
   70
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"