Аннотация: Маленькая повесть-воспоминание о юности
Глава 1. Знакомство
Я не помню его отчества. Потому что все называли его просто Славкой, иногда Славиком-Художником. А я? Наверное все-таки по имени-отчеству. А может, Славой. Да, кажется, именно так. Хотя было мне тогда семнадцать, а ему - тридцать пять, какой он мне Слава?
И все-таки для меня он навсегда остался именно Шефом.
***
Моя первая попытка поступить в институт провалилась всего из-за одного недобранного балла. А я, в отличие от мамы, не очень-то и расстроилась.
Чтобы ребенок год не болтался без дела, меня устроили на работу в какое-то строительно-монтажное управление маляром 3-го разряда. Как мне объяснили - буду подкрашивать номера и освежать трафаретные эмблемы на автомобилях перед техосмотрами. Ну, там стенды какие-нибудь, стенгазеты - я неплохо рисую.
На работу надо было выходить в четверг, и накануне завгар (отличный, между прочим, мужик) привел меня в художественную мастерскую и представил худому и длинному, как жердь, не очень молодому, несколько потрепанному человеку в почти шпионском плаще. Это и был Славик.
На меня он посмотрел крайне недружелюбно. Позже я узнала, что Славик - инвалид, плащ не снимает круглый год, чтобы прикрыть какие-то последствия неудачных операций и больную руку. В своем хромом напарнике (моем предшественнике) Славик нашел родственную душу, работали они вдвоем дружно - часто закладывали за воротник прямо в мастерской. Их не сильно за это гоняли - что взять с инвалидов? Потом напарник ушел на вольные хлеба, а на его место привели пигалицу-отличницу, и как-то придется с этим мириться.
Весь день совершенно трезвый Славик наводил порядок, выносил из помещения заныканную стеклотару и другие дикие для глаз воспитанных девочек предметы. Хотя я с перепугу и так бы ничего этого не заметила, все равно чуть дышала от страха.
Четверг прошел ужасно и для меня, и для моего нового "товарища". Он присматривался ко мне, я прислушивалась к радио - скорее бы "Маяк" пропиликал окончание рабочего дня. К обоюдной радости мне предложили на следующий день поехать в совхоз, в порядке шефской помощи собирать виноград. Хоть на виноград, хоть на картошку - лишь бы сбежать!
Боже мой, как я буду здесь работать целый год?
Глава 2. Первые неприятности
Следующие рабочие дни давались по-прежнему нелегко. Я еще никого не знала, даже просто поболтать не с кем. Целыми днями маялась от безделья, техосмотров осенью немного, пару раз подновила автомобильные номера - и вся работа. Со Славиком мы, конечно, иногда перебрасывались парой слов, но о чем нам разговаривать? О работе, а работы почти нет. А больше не о чем.
Напарник мрачнел все больше, а к концу недели совсем заскучал.
В пятницу в мастерскую зашел славиков приятель. Час сидит, второй, разговоры ни о чем. Я, правда, в это время все-таки убивала человеко-часы каким-то мелким заданием, но уже не могла дождаться обеденного перерыва - обстановка в мастерской постепенно накалялась. Да в чем дело-то?!
И вдруг: - Ольга, иди погуляй.
- Что? - я удивленно подняла голову.
- Я сказал: "Иди погуляй"! - и Славик, глядя мне в глаза, достал из настенного аптечного ящика бутылку с какой-то бурдой.
Кровь прилила к щекам. Стыд какой, да меня выгоняют! И вообще, что ж я за бестолочь? Могла бы и догадаться, что "коллега" уже неделю мается от алкогольного голода. Хоть у меня и не было опыта особо близкого общения с пьяницами, но не в тундре же живу, вокруг полно таких экземпляров.
Я, стараясь не паниковать, выскочила в коридор. И куда идти? Можно, конечно, посидеть в скверике перед цеховым корпусом. Но тогда меня увидит начальство - и что я буду им объяснять?
Пошла по цеху. Вон у окна закуток со скамейками, наверное, курилка. Села.
А дальше что делать? Время совсем не двигалось. Слезы подступали к горлу, было жалко себя и обидно до соплей, как любила говорить одна моя знакомая.
Рядом затормозил молодой рабочий: - Привет. Ты ведь Оля? Что, Славка выгнал? Ладно, не отвечай. Вообще-то, он мужик неплохой, - "Ага, добрый доктор Айболит и дедушка Ленин в одном флаконе, то есть в бутылке, нет, в пузыре!" - Пойдем к нам чай пить, у Петровича сегодня заварка какая-то особенная.
Кто такой Петрович? Все равно, куда деваться? И на том спасибо, хоть не в курилке сидеть. Я поплелась к Петровичу. И правильно сделала - меня напоили чаем, с расспросами не приставали, зато рассказали много интересного о здешних порядках и жизни, да и о Славке тоже. Петрович оказался добродушным дедом, а мой первый здешний знакомый абориген Борис развлекал меня, как мог.
Мы болтали, я с интересом наблюдала за работой слесарей. Так и день пролетел. Сумок у меня в те времена не водилось, все имущество - ключи и рубль мелочью - вполне помещалось в карманах. Необходимости возвращаться на рабочее место не было, и я с облегчением побежала домой, не заходя в мастерскую.
Вот только теперь меня мучила мысль - чего ждать в понедельник? Все и дальше будет продолжаться так ужасно? Ну я и попала!
А в понедельник Славик встретил меня дружелюбно, даже, я бы сказала, радостно. С чего бы это? Я сидела в уголке, сосредоточенно точила карандаши. Славка маялся, наконец остановился напротив, выдохнул: - Ну, извини, совсем башку от жажды снесло. Не обижайся, ладно?
Вот это да! Совсем не ожидала. И что я должна ответить? Гордо отрезать: "Никогда!"? Или наоборот: "Ну что Вы, с кем не бывает"? Вообще-то, я была девушкой воспитанной, взрослый дядя просит прощения - не унижать же его, как-то ...неудобно.
- Ну что, мир?
Я осторожно кивнула, и обстановка сразу разрядилась. Позже, находясь очередной раз подшофе, Славик признался - он был уверен, что я побегу жаловаться начальству, но ничего с собой поделать не мог. А я не побежала, и этот факт как-то очень ему на душу лег.
Как ни странно, после этого происшествия стена отчуждения между нами быстро развалилась, а моя рабочая жизнь, наоборот, стала налаживаться. А еще у меня появились, наконец, приятели среди местных, они познакомили с другими рабочими. В общем, как-то все устаканивалось. Ну вот, я уже нахваталась местных словечек.
Славка, конечно, и дальше иногда подогревался в дневное время, но больше не позволял себе делать этого при мне, находил другие места для поправки здоровья.
Я терпеть не могу пьяных, и каждое такое явление тепленького дяденьки меня напрягало, но вел он себя корректно, так что пришлось примириться с этой его особенностью. Зато теперь я, наконец, почувствовала себя почти как дома.
И все-таки странный он человек. Вроде бы вполне адекватный, и не дурак явно, а гробит себя с каким-то мазохистским удовольствием. И что-то демоническое в нем есть. Меня разъедало любопытство. Но не будешь же расспрашивать, захочет - сам расскажет. Хотя вряд ли, с какого перепугу ему перед девчонкой откровенничать? А еще удивляло, что его не трогали, не гнали с работы, даже на общих собраниях, обычных в то время, не пропесочивали.
Ну и ладно, рано или поздно все прояснится. Наверное.
Глава 3. Мастер-класс
Славику принесли листок с текстом объявления. Ничего особенного - "Такого-то во столько-то состоится то-то и то-то".
- Если хочешь, ты напиши, - предложил Славик, и я, конечно, согласилась. Не люблю сидеть совсем без дела, скука смертная.
В художественной школе, которую я так и не закончила, мы изучали шрифты и работу с плакатными перьями, но совсем недолго. А еще у нас дома в шкафу стояла шикарная десятитомная энциклопедия "Школа изобразительного искусства". Сейчас таких почему-то не издают. "Школу" я знала почти наизусть. Был среди книг и том об искусстве плаката, и я с интересом пробовала писать самыми разными, в том числе и забытыми готическими шрифтами.
В общем, уверенная в себе, я взялась за объявление. Тщательно расчертила лист. Помня, что разные буквы требуют различных интервалов, так как визуально некоторые кажутся уже или шире, разметила с помощью линейки строки под будущие буквы. Пару раз сбивалась, переделывала. Надо соблюдать симметрию. Теперь подобрать нужные плакатные перья и цвет туши или гуаши - и вперед!
Славик не вмешивался, покуривал у окна. Я так увлеклась, что на него не обращала внимания.
Итак, наливаешь гуашь в пробочку, чуть-чуть воды. Берешь ручку с широким пером, аккуратно обмакиваешь в краску. Чтобы написать букву "О", ведешь линию вертикально, но не до конца, а останавливаешься от нижней линии на расстоянии ширины этого самого пера. Зафиксировав внутренний уголок пера, поворачиваешь его - получается четвертинка круга. Теперь можно провести нижнюю горизонтальную линию. Опять сектор круга, и так далее. Постепенно проявляется вполне аккуратный текст. Меняй только перья и краски.
Прошел, наверное, час. Ну, может, чуть меньше. Я, довольная собой, полюбовалась результатом.
Славик одобрительно кивнул - практически похвалил. А потом взял чистый лист.
- Смотри, - быстренько расчертил горизонтальные линии, обводя линейки разной ширины - для заголовка пошире, для текста потоньше. Взял одно-единственное перо, и...
Я не верила своим глазам. Через пару минут объявление было готово. И ничуть не хуже моего. А, возможно, и лучше. Живее как-то, что ли.
- Здесь ничего сложного, ты научишься. Просто держишь перо под определенным углом и пишешь, как обычно. Хочешь - печатными буквами, а для разнообразия - прописными или с наклоном. Попробуй.
Все это хорошо, но зачем? Попахивает шарлатанством. И для чего тогда людей учат писать красиво и по правилам?
- А тебе не жалко времени на такую ерунду - какое-то объявление? Сейчас не жалко - потом ценить начнешь.
У меня вид, наверное, был несколько надутый, потому что Слава порвал свой экземпляр и отложил сушиться мой.
- Между прочим, меня тоже когда-то учили так же правильно писать. Иногда очень выручает.
Оказывается, однажды Славика попытались то ли уволить, то ли понизить ему разряд. Местный парторг (о нем я еще расскажу) собрал целую комиссию для составления "фотографии рабочего дня".
Принесли задание - написать, опять-таки, объявление. Славик начал солидно готовить бумагу, карандаши, перья. Аккуратно вырисовывал каждую букву, по всем канонам изобразительного искусства.
Комиссия через час заскучала, а через два окончательно сдулась.
- При желании можно было еще потянуть. Так что не расстраивайся. Все, чему когда-то научилась, обязательно в жизни пригодится.
Я посмеялась, представив несчастного посрамленного парторга и обиженную комиссию.
Работая в мастерской, я получала и другой бесценный опыт. Крупные надписи - на больших щитах и транспарантах, типа "Партия - наш рулевой!" - Славик писал сам, потому что физически это было потяжелее. Но я же за всем этим с интересом наблюдала, и в будущем наблюдения меня частенько выручали - и в институте, и в стройотряде, и даже в детском саду, когда родителей привлекали к общественным нагрузкам.
Но чаще всего из того первого мастер-класса мне вспоминается фраза о времени, которое жалко тратить на ерунду.
Наверное, с того дня я и стала Славу называть Шефом. Про себя, конечно.
Глава 4. Черное, белое
Только мне показалось, что отношения с моим напарником окончательно наладились, как опять...
Утром Шеф появился на работе без опоздания, но был каким-то дерганым. Я уже догадалась, что намечается очередная спиртотерапия. Да еще оказалось, что мне в этом процессе тоже отведена не последняя роль.
- Оля, мне надо отлучиться на часик, - ("Ой, не уложится он в часик!") - Прикроешь? - Как? - Если кто будет спрашивать, скажи, что я где-то здесь. - Где?
Славик с сомнением посмотрел на меня (как на дуру набитую, ей-богу), подумал и неопределенно очертил пространство здоровой рукой: - Ну... здесь. В цехе, в туалете, на территории. Только вышел, полчаса назад забегал. Что непонятного? Придумаешь что-нибудь.
Я не знала, что и ответить. Ясно, что придется врать. Не хочется. И что же мне делать? Сказать, что не прикрою?
- Я максимум до обеда. Ну что, я пошел?
И пошел. Куда мне было деваться?
Как назло, визиты начались уже часов в 9 утра. И визитером оказался старинный шефов "друг" - наш парторг.
- Где Славка? - Где-то здесь.
Парторг ушел. Вернулся через час. - Опять нет? Заходил? - Да...
И после обеда в интерьере мастерской ничего не изменилось - я одиноко сидела за столом, иногда картину разбавлял своим появлением парторг. Я начала паниковать. Шефа явно подлавливали.
- Где? - В цех, кажется, пошел.
Через полчаса: - Славка появлялся? - Я выходила. Наверное, забегал, не знаю.
Врать было тяжело и гадко. Мне, конечно, не верили. Я бы тоже не поверила. А если Славик засыпался? Или его кто-нибудь сдал? Или парторг видел, как он через пролом в заборе уходил? А я тут рассказываю сказки. А теперь отступать уж точно поздно. Какой ужас, как я потом буду в глаза людям смотреть? Ну, Славка, гад! Надо было сразу твердо отказать - пусть бы нашел другое прикрытие. Или потерпел до вечера, ничего бы с ним не случилось. Я его тут покрываю, а он за меня даже не переживает.
А вдруг он попал под машину?!
Еле дождалась 16.00 - у меня, как у несовершеннолетней, был укороченный рабочий день. Запирать мастерскую или нет? Придется быть последовательной - раз напарник "где-то здесь", значит дверь должна быть открыта. Все равно, кроме красок, брать нечего.
Алкаш чертов, вот что я вам скажу.
На следующий день Славик появился на работе, как ни в чем не бывало. А я еще надеялась, что он хоть извинится. Ага, сейчас - даже не поинтересовался, как день прошел.
Я надулась. Ну и пожалуйста, попросишь о чем-нибудь следующий раз.
Следующего раза не понадобилось.
- Оля, одолжи пятнадцать рублей, - и как вам это нравится? Наглость какая! Я даже про вчерашнюю подставу забыла, тут почище неприятности намечались. - У меня нет, - это правда, всю зарплату я отдавала маме.
Славик послонялся туда-сюда. - Не может быть. - Тем не менее, - ("Даже бы были - не одолжила бы. Не заслужил. Опять пить пойдешь, а мне еще один день партизанку изображать?"). - Возьми у матери, - я недоуменно посмотрела на наглеца. - Я знаю, она недалеко работает.
В конце концов, весь этот цирк закончился не в мою пользу. Когда я, заикаясь, объяснила маме свое внезапное появление, она молча достала кошелек. А ведь про Славика наслышана - мамины знакомые в нашем управлении работают. Как-то обреченно отсчитала пятнадцать рублей - в то время на эти деньги при желании можно было неделю прожить.
- Мам, ну не смогла я ничего поделать. Он обещал вернуть через неделю...
Мама махнула рукой - кто ж пьянице в таком вопросе поверит?
Каково же было мое удивление, когда Шеф в этот день не пошел опохмеляться, а куда-то на минутку убежал с деньгами. А ровно через неделю, отметив что-то в синем блокнотике, вернул долг. Не ожидала, честно.
Потом я узнала, что Шеф частенько занимал разные суммы - от рубля до полтинника. И никто ему не отказывал! Совершенно непонятно, кто же алкоголику с легкой душой деньги в долг дает? В чем здесь фокус?
Фокус был в синем блокноте. Нет, все-таки в самом Славике. Все свои долги Шеф тщательно записывал, потом постоянно заглядывал в записи. Если приближалась дата расчета, он либо возвращал свои деньги, либо, если был на мели, перезанимал. И ни разу никого не подвел. Однажды Славик долго не мог найти свой заветный блокнот - никогда больше я не видела его в такой панике.
Вот тебе и алкаш! А ведь вам наверняка попадались вполне приличные люди, попросившие в долг. И вы их жалели, входили в положение, а потом долго трепали нервы, пытаясь вернуть свои деньги.
А мой Шеф оказался, как раньше бы сказали, человеком чести. С чувством собственного достоинства. Не смотря ни на что. Вот.
А ту историю с моим прикрытием я все-таки стараюсь не вспоминать - до сих пор неприятно. Вот попробуй, пойми человека - то он черный, то белый и пушистый. Зебра, одним словом.
Глава 5. О дураках, портретах и женщинах
Стряхивая дождевые капли с пальто, я с любопытством рассматривала живописную мизансцену. Посреди мастерской, с трудом удерживая большой портрет и выглядывая из-за массивной рамы, стоял наш коротышка парторг, над ним журавлем возвышался Шеф в своем неизменном плаще.
- Слава, я не понимаю твоего несерьезного отношения. Должна приехать важная комиссия, а у нас непорядок.
Шеф глубокомысленно рассматривал изображение Леонида Ильича Брежнева.
Я пристроилась в своем любимом уголке рядом с радио и с интересом ждала продолжения. Славик, наконец, пожалел пыхтящего парторга, отобрал у него портрет, положил на стол. Невинным голосом уточнил:
- То есть ты хочешь, чтобы я пририсовал еще одну звезду?
- Ну да, ты же видишь - здесь не все, портрет старый.
- Но я ведь уже один раз пририсовывал, не мог тогда сразу сказать?
- Тогда ... хватало, а сейчас уже нет, - я еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Мстительно вспомнила свои мучения над сочинением по "Малой земле".
Славик предостерегающе повел бровью в мою сторону, достал лупу и стал внимательно изучать звезды генсека.
- Да-а... Задача сложная. Я, конечно, постараюсь, но сразу предупреждаю - за результат не отвечаю. И как это она на нем поместилась? Не завидую тому, кто эту очередную цацку на китель пристраивал. Места-то нет совсем. Помер бы скорее, что ли?
Я замерла. На парторга было страшно смотреть - лицо стало малиновым, даже остатки былой шевелюры взмокли. Как бы его удар не хватил.
- Слава... Как ты... Ты что?!
- Нет, ну а что, неправда? Смотри, тут уже рама. А следующий раз принесешь - куда я еще одну буду лепить? - голос у Славика был серьезным. - Отпустили бы уж человека клубнику выращивать, может, еще успеет получить урожай.
Мне даже стало жалко коротышку. Он заметался - должность обязывала отреагировать, а как? Бежать с заявлением в КГБ? Или сделать вид, что не слышал крамолы? Так ничего и не придумав и бормоча, что зайдет попозже, выкатился колобком из мастерской.
Славик, наконец, рассмеялся. Потом посмотрел на портрет:
- Не люблю дураков,особенно при должностях, - и было непонятно, кого имеет в виду - парторга или Леонида Ильича, а, может, обоих. - А тебе не советую так развлекаться.
Я и сама давно заметила, что Шеф не любил дураков. И дур, между прочим, тоже. В дурах у Славика числилась, например, наша Кадра. Инспектор службы кадров, то есть. Женщина одинокая и очень даже знойная, хотя и довольно вредная.
Произошло это в апреле, когда приближался очередной день рождения Ленина. Кадра поручила мне подготовить стенгазету на городской конкурс.
Мне было совершенно не до агитки - начались весенние техосмотры, работы море. А тут какая-то стенгазета, да еще непонятно, что рисовать.
Вдохновения от такой темы мизер, поэтому я не стала заморачиваться. Изобразила что-то типа ленинского профиля на фоне взлетающей ракеты и заводских труб, оставила место для текста, в углу гвоздички - в общем, обычный для того времени ширпотреб.
Шеф в этот день уже успел подогреться. Находясь в благостном настроении, одобрил мои художества ("Пойдет!"), и я потащила газету в контору.
Кадра разочарованно изучила стенгазету и вернула на доработку:
- Как-то бледненько все это. Ну что это такое? Некрасиво. Придумай что-нибудь, мы должны победить. Вспомни, какой шикарный стенд для объявлений ты прошлый раз сделала.
Стенд как стенд, ну, может, цвет фона неизбитый, да россыпь ромашек в уголке "Наши именинники" миленькая. И при чем здесь газета?
Когда я вернулась с забракованным ватманом, Славик сразу напрягся:
- Что она выдумывает? Все на месте, как положено. Петухов не хватает? Сейчас мы ей петухов добавим, - достал кисточки, гуашь и приступил к усовершенствованию моей "картины".
Аккуратно добавил яркости гвоздикам. Потом - голубых брызг в хвост ракеты. Пока ничего, живенько так.
В этот момент на пороге возникла Кадра. Учуяв в помещении характерные водочные пары, остановилась.
Славик, сделав вид, что не заметил гостью, продолжал работу над моими ошибками.
- Петухов вам мало? Добавим, чего ж не добавить, раз просите.
Мы с ужасом наблюдали за процессом. Теперь Славик, проводя пальцем по жесткой кисти, наносил на бумагу разноцветные брызги. Силуэты заводов взорвались фейерверками, ракету было почти не видно в пылевых облаках, а профиль вождя уже весь искрился в новогодних конфетти. Ночной кошмар нашего парторга!
А, впрочем, результат мне понравился - очень радостный день рождения у Владимира Ильича намечался.
- Ну что, Вера Петровна, нравится? Петухов достаточно, или еще поработать? - Шефа, похоже, совсем развезло, в голосе явно слышался вызов. И даже угроза.
Кадра осторожно приблизилась к столу, молча взяла газету и быстренько удалилась.
- Вот так-то лучше, - Славик удовлетворенно упал на стул. - Не дай бог ей было что-нибудь сумничать.
Зря все-таки Шеф Веру Петровну дурой считает. Хватило же у нее ума промолчать, а то могло бы все закончиться намного хуже, даже дракой, не на шутку Славика разозлили.
Нет, ничего ты в женщинах не понимаешь! Мне вот показалось, что Кадре просто очень захотелось к тебе лишний раз зайти. А результат... Вот такие петухи в результате. И их дальнейшую судьбу я не знаю. Возможно, Вера Петровна сохранила шедевр сюрреализма на память. Ну не на городской же конкурс его отправлять!
Глава 6. Игра воображения
К весне я уже совсем свыклась со своей новой работой, хотя и знала, что когда-нибудь отсюда уеду. Мечталось о Мухинке в Ленинграде. Ну, в крайнем случае, об обычном художественном училище. Славик даже подарил мне на день рождения дефицитные колонковые кисточки. Такую редкость добыл его друг Володя, работавший на соседней автобазе. Лет пятнадцать назад они учились вместе в Симферополе. Володя к нам заглянул всего раз, зато Славик иногда посылал меня к нему за какими-нибудь мелочами.
Володя оказался полной противоположностью моему Шефу. Явно непьющий, какой-то весь легкий, добрый и домашний. Если особой работы не было, он не слонялся по автобазе, как Славик, а с удовольствием предавался хобби - мастерил необычные фигурки и игрушки из разного хлама. Очень симпатичные.
Я никак не могла понять, что связывало таких разных людей. И почему Славкин друг не спился, как принято думать про всех художников.
А однажды Владимир неожиданно для меня выдал:
- Ты на Славу не обижайся, если что, - а я и не обижалась. - Он неплохой человек, это жизнь с ним жестко обошлась. А так Славик у нас на курсе был самым талантливым. И самым умным. Иногда даже чересчур, к сожалению, - вот эту фразу я тогда совсем не поняла.
Ну, то, что мой Шеф умный (интеллект имелся, во всяком случае), я и сама знала. А насчет таланта... Не могу судить, пока ничего такого не замечала.
Вспомнились Володины слова, когда однажды в поисках каких-то материалов я уронила с полки старую папку. На пол посыпались рисунки, я бросилась их собирать и замерла. Вот это да! Пейзажи, портреты, наброски к декорациям, батальные сцены. Рисунки завораживали, заставляли смотреть еще и еще раз, рождали какие-то смутные ассоциации. Неужели это Славкины работы?
- Что ты делаешь?!
Я вздрогнула, будто меня застали за подглядыванием в замочную скважину. Попыталась все сложить, опять рассыпала. Славик, отодвинув меня, стал собирать работы сам. Я топталась рядом, не зная, что сказать.
Славик бережно укладывал каждый лист в папку, что-то поправлял, разравнивал. Я посмотрела на его лицо ... и не узнала. Глаза, обычно усталые и потухшие, ожили, в них светились эмоции, страсти, жизнь. Лицо смягчилось, посветлело. Да он почти красив! Как я раньше не замечала?
Удивленная такими метаморфозами, я тихонько выскользнула из мастерской, боялась своим присутствием спугнуть что-то... Не знаю, что, но он сейчас точно был где-то далеко.
Я села в углу цеховой курилки, видеть никого не хотелось. Что же могло произойти с человеком, что он так изменился? И про какую жестокость жизни говорил Володя?
За окном орали воробьи, трепетали молоденькими листьями деревья, по дорожкам скакали солнечные зайчики. Я вышла во дворик. Какое пронзительное синее небо!
Надо сказать, что в те дни в моей жизни случилось совершенно неожиданное событие - бурно развивался роман с одним ...придурком. Ну, то, что он полный придурок, я поняла значительно позже (слава богу, поняла), а в тот момент я ни о чем плохом думать не собиралась и купалась в необычных ощущениях, предчувствиях чего-то неизведанного, волшебного, красивого. И весна только добавляла красок в это новое.
И сейчас, на волне романтических чувств, мое воображение уже рисовало какие-то невероятные истории про роковую любовь Славика и таинственной цыганки - мне про нее проболталась наша токарь Надежда. Тогда я не придала особого значения сплетням - какая еще цыганская любовь в наше советское время? Но теперь... Я быстренько нафантазировала бог знает что - молодого красавца художника, влюбившегося в дочь цыганского барона. Папаша будущего зятя не признал, послал разобраться с наглецом сыновей. А те подло напали на парня, изрезали ножами. Но художник выжил, хоть и потерял одно легкое, врачам еле руку удалось спасти. Очень трагично. А девушку жестокий отец силой выдал замуж, и теперь она много лет тайно сбегает из табора, чтобы увидеть любимого. А тот с горя пьет, бросил живопись, потому что рисунки напоминают счастливые дни, когда его Кармен была рядом.
В общем, насочиняла я достаточно. А что вы хотите от девчонки, выросшей на приключенческих романах? Да еще весна эта... Скорее всего (и даже наверняка), ничего подобного в жизни Славки не было. И он просто устал от каких-то жизненных ударов и примитивно спивается. Но мне не хотелось так думать.
Много лет спустя я узнала, что ту таинственную женщину звали Людой (а как хотелось, чтобы имя было необычным, Шанита, например, или хотя бы Лола). Никакого табора с папой-бароном не существовало в природе - цыганка была из оседлых. И наверняка намучилась с таким спутником жизни.
И еще мне рассказали, что наш злосчастный парторг все-таки добился своего - Шефа уволили, и он запил теперь уже совсем люто. Мне всегда казалось, что гробит он себя, дурак, вполне осознанно. А почему - для меня так и осталось тайной, своего Шефа я больше никогда не видела.
А потом он умер.
*** Но в тот апрельский день я, конечно, ничего этого не знала. Не знала, что буквально через месяц в моей жизни все резко изменится. Я оборву на полуслове свой странный нехороший роман, уеду в Ленинград. И буду с удивлением смотреть на глупых наивных однокурсников - тех, кто поступил в институт сразу после школы, потому что за этот год я, оказывается, повзрослела.
Не знала, что никогда не стану художницей. Зато встречу мужчину своей жизни. И жизнь нас помотает по стране, подарит и хорошее, и тяжелое. За эту жизнь я буду цепляться и бороться, насколько хватает сил.
Не знала? Нет, наверное все-таки о чем-то догадывалась. О том, что все будет хорошо. Потому что невозможно весной не мечтать о хорошем.