Впервые я его встретил в начале марта девяносто шестого года. Этот день едва ли запомнился бы мне какими-нибудь особыми обстоятельствами. В то время Тюмень изменялась радикальным образом, всюду разворачивалось строительство невиданными темпами. Старые деревянные избушки сменялись элитными большими домами, чаще всего на нескольких хозяев. Застраивался берег Туры. На задах Сельскохозяйственного института росла в то время красивая березовая рощица. Я жил совсем рядом с этим местом, иногда любил бывать там. Это место было неким островком стабильности. Проходя небольшую площадку возле здания Калининского военкомата, я выходил на узкую тропинку. Здесь в то время стояли развалины сгоревшего бревенчатого дома. Приходил я сюда после занятий в школе. Мне открывалась прекрасная перспектива заречной части города. В этот день рядом со мной оказался полноватый мужчина в черной кожаной куртке и в очках. Был он лет шестидесяти, несмотря на некоторую полноту, выглядел весьма бодро. Носил также он серые брюки в полоску, кожаную кепку, подбитую мехом. В руках у него была деревянная палочка, он действительно сильно хромал на правую ногу. Вид его был бравым, и в то же время во взгляде виден интеллект. Мне показалось, что он был одним из тех умных людей, которые лет за двадцать до того старались бороться с советским строем, теперь же настала свобода, потому он воспрял духом.
Мы стояли с ним вместе на обрыве. Рядом ходил парень, лет тридцати, как мне показалось, сын того господина или, во всяком случае, какой-то родственник. Он пришел с коляской, в коляске была девочка. Она уже начала ходить. Молодой человек с ребенком отошел в рощу. Мы остались с этим мужчиной наедине.
-Что тут делаешь, - спросил он меня, улыбнувшись слегка.
-Отрываюсь, занятия кончились, вышел на природу.
-Природа просыпается, оживает.
-Да, уже весна во всю идет.
-Хорошо бы сейчас за щечку дать?
-Не знаю.
-А ты попробуй, знаешь как классно.
Помню, что был оглушен его вопросом. Вскоре я отправился домой. За этим человеком пришел его спутник. По-видимому, они тоже ушли. С тех пор со мной произошло много разных событий. Этот случай как-то остался без моего внимания. В следующий раз я встретил его десять лет спустя, на том же месте. Исчезли развалины сгоревшего дома. Рощу благоустраивали. В это время еще свободно можно было попасть в заросли, находящиеся за деревянным забором Сельхоз института. Как ворота выгнуты прямоугольником две параллельные толстые трубы теплотрассы. Там начиналась земля, которая неизменно меня привлекала. Там почти никто не ходил. Лишь в конце девяностых годов можно было увидеть множество одноразовых шприцев в траве. Когда здесь люди колются, я не видел потому, что приходил всегда днем. Это был маленький островок настоящего леса среди города. В те дни я часто заходил на эту территорию, где все не так, как в остальном городе. В тот день я выпивший ходил по университетской роще, когда снова встретил этого человека. Он мне снова говорил, что погода хорошая. Мне не хотелось останавливаться и обсуждать что-то с ним. За десять лет он совершенно не изменился. В этот раз он ходил один. В этот раз он стал интересоваться моей любимой женщиной, и она в то время у меня была. Сказал он мне какую-то мерзость.
-Ты этим занимаешься с ней? Ты расскажи.
-Как я тогда в глаза посмотрю тому, кто станет моим сыном?
Вот так мы с ним говорили, это была глупость, но ничего другого нельзя было ему ответить. Сейчас просто хотелось от него поскорее отвязаться.
Он еще через год мне встретился в следующий раз на том же самом месте. Я освободился от только что выпитой чекушки, оставив ее под деревом. От водки я стал добрее намного, чем обычно. Выпившего человека всюду подстерегают опасности. Приходится следить за собой внимательнее, чем трезвому. Я начинал внимательнее следить за собой, что я и куда положил. Стараешься из всех сил выглядеть трезвым, придаешь значение разным мелочам. В обычной жизни они часто даже не заметны. Выпивший человек сразу становится жертвой. Этот человек увидел, что я пьян, поэтому он сразу начал говорить со мной.
-Видишь, - говорит он, - девушки красивые ходят.
-Так они всегда красивые.
-Писон-то встает?
-Не без этого, ладно, мне пора.
Он говорил со мной, видя, что я настроен с добротой. Я стал добрым вследствие выпитого, но не имел желания продолжать этот разговор. Больше того, хотелось побить его.
Когда я вспомнил эту историю дома, отец мне говорит, что этот человек - сосед его приятеля. С этим приятелем моего отца и я хорошо знаком. Приятель моего отца рассказывал, что этого человека в их доме называют Володя-пидорас. Он ко многим посторонним людям пристает с подобными разговорами. Однажды возле Областной библиотеки, в середине девяностых годов, возле киоска он к одному таджику, который работал на грейдере, приставал с такими вопросами. Так тот его ударил грейдером, резко придавив его к киоску. В больнице ему с трудом собрали эту ногу, с тех пор он хромает, ходит с костылем. Всем он знаком в своем дворе. С ним ходит его родственник, чтобы он не вступал в разговоры с посторонними, это тщетно. Он все равно уходит из дому и разговаривает с праздно шатающимися парнями. Он говорит на такие темы, которые приличные люди не обсуждают. Мне не известно, действительно ли у него нетрадиционная сексуальная ориентация. Мне думается, что так может вести себя человек, переживший тяжелую личную трагедию. Притом, сколько я его видел, он был в веселом расположении духа.