Аннотация: Лицам до 18 лет не рекомендуется. Рассказ, не вошедший в книгу.
Стойкость-1
Самым невероятным было то, что в это, в общем-то благополучное время нечего было есть. Мать сидела за столом, и это ужасное положение, когда неизвестно, чего ждать то завтрашнего дня, ее сильно озлобляло, и она едва сдерживалась. Настроение все это время оставалось совершенно мрачным. Все были тверды в своем намерении, переносить это все так же стойко, как и раньше. Отец семейства, человек коренастый, сбитый, даже немного полный, как можно представить, страдал больше всех, но пронять его ничем было нельзя. Все это время, пока продолжались проблемы с продовольствием, все-таки иногда была еда. Считается, что самой мучительной может быть мука голода, это даже смертельно только после очень сильной муки. До этого пока не доходило. Несмотря ни на что, казалось, что жить можно.
Дом ближе к окраине села стал как хорошо устроенная крепость. Это был дом, лишь стойкостью жильцов похожий на фортецию. Давно уже эта семья жила здесь, и трудно сказать, за что они так мучаются, ничем, казалось, не заслужены такие лишения. На самом деле, если посмотреть, как часто происходит в жизни, то получается, что больше всего мучений люди переносят совершенно незаслуженно. Не было ничего такого, чем бы этот скромный гражданин своей страны мог бы так плохо жить в этой стране. Это было в стране, которую он любил, и которой служил, чем мог. Юрий работал на тракторе по-прежнему, как и всю жизнь, в свои пятьдесят лет он делал это ничуть не хуже, чем раньше. Мать, Елена Николаевна жила вместе с ним. Она и его жена всегда мужественно охраняли его хозяйства. Он знал, что с ними он непобедим, и нечего пытаться сломать его. Да, теперь невозможно, казалось, его не сломать, но вот какая была трудность. Когда человек голоден, говорят, что ему надо заморить червячка, а теперь это уже был не червячок, а страшный, огромный червь. Он вынуждал этого, в общем-то, умного человека не подниматься мыслью выше заданного уровня, и постоянно думать о еде. Вследствие этого приходилось думать постоянно лишь о том, что бы поесть, хотя он в это время и так ел. Казалось, что это ни с чем не могло сравниться это желание. Будто уже никогда не будет ничего другого. Словно даже в самые благополучные времена все сознание будет определяться отныне только едой. Зачем же этому червю точить мозг, думал он, - ну точил бы желудок, и будет с него. Почему всякая болезнь, подтачивающая человека уносящая силы, подтачивает, прежде всего, мозг? Болезнь уничтожает совершенно, умственные способности. И еще эти сны. Во время болезни сны не такие как в здоровом состоянии. Они словно нарисованы детской рукой карандашом на бумаге. Такая простая реальность. Достаточно иметь сознание ребенка, чтобы понять в этом решительно все.
-Юра, поешь еще? - уговаривала его мать, еще довольно крепкая женщина семидесяти шести лет.
-Так и вам тоже надо поесть чего-то, я-то ладно.
-Ты все-таки работаешь для нас, зарабатываешь.
Они уговаривали его как маленького. Так было много лет, даже несколько десятилетий назад, когда мать его уговаривала, поесть чего-нибудь, потому, что в детстве Юра ел плохо. Она помнила это. Теперь понятно, что такого не будет больше никогда, он всегда теперь будет есть столько сколько сможет. Наверное, теперь так и будет.
Приятого цвета пелена облаков, словно теплыми живыми вполне руками обняла эту землю, сознание этих людей. Такая привычная пелена. Погода при ней бывает самая благоприятная. Была и другая пелена, которая словно незаметно объяла умы, психику этих людей. Это незаметно, но болезнь вообще всегда приходит без предупреждения. Так случилось и теперь. За столом сидели сын и дочь. Дочь была старшая. Она, казалось, уже долго засиделась в девках. Вроде бы всего восемнадцать лет. А такое впечатление, что и это слишком серьезный возраст. Только ее младший брат был как-то странно бодр. Он не скулил, не ныл, как в песне, хоть и хмур был и зол, но шел. Сестра училась в школе отлично, и сейчас находилась большую часть времени, конечно же, в городе.
Отец позвал жену.
-Послушай, родная, что я тебе скажу.
-Что ты собрался делать.
-Ей было странно оттого, что он так ее назвал. Разбрасываться нежными словами, это само по себе уже странно, а тем более, что он может быть второй раз в жизни к ней так -
-Ничего я не хочу предпринимать, сейчас надо выйти на работу, пока погода хорошая, надо делать что-то.
-Да, ладно уж, сиди.
Он хотел увидеть, то, что можно было разглядеть из окна его жилища. Какой жуткий мрак стоял за окном! Но это не мрак, как отсутствие света. Было вполне светло, но от этого реально не было легче. Опять как во сне. Он не мог никуда сдвинуться.
-Что делать, все этот проклятый иной разум.
-Юра, ты о чем говоришь, спросила его мать. Это от голода все, Юра, ляг на постель, полежи и все получится.
-Это все эти проклятые пришельцы.
-Да то же это.
-Я знаю, это они. Они вчера прилетали. Они напускают на нас слишком большой поток мыслей. Из объем знаний и умственные способности просто не сравнимы с нашими способностями. Это не смешно, это страшно. Они могут читать наши мысли и настраивают нас на свою волну, это не смешно, это страшно. - И он заплакал. Это ему уе не казалось чем-то стыдным.
-Папа, - подошла к нему дочь, - надо просто научиться мыслить на их уровне.
-Да брось ты, как ты научишься?
-Как-нибудь. Нужно создать мыслительную волну.
Тут сын встал из-за стола.
-А что за пришельцы, это энелошники что ли? Так ведь никто их не видел. Говорили что-то, так ведь они пролетали не у нас, а то, что здесь происходит, это потому, что организм недоеданием ослаблен, и гуманоиды здесь совершенно не причем.
-Да, причем тут это. Они же не обязательно на тарелке к нам будут спускаться.
-Да, я согласен, это примитивное представление, но все равно.
-Да это даже не вмешательство инопланетного разума, это другое что-то, наверно.
-Так почему же мы сидим на месте и ничего сделать не можем?
-Откуда я знаю, -ответила ему жена, - никто ничего понять не может.
-Если мы начали про это думать, значит, ответ где-то близко.
-Да, как нам победить их, если мы, может быть, и думать так, как надо еще не начали.
Дочь встала с места. Она преспокойно пошла в свою комнату, и никого, даже самых близких не удивляло уже то, что было дальше.
Она закрылась в комнате достала из-под кровати металлический эмалированный сосуд. Потом она подняла юбку, спустила шерстяные колготки вместе с трусами. Проходившему мимо окна человеку была бы видна средних размеров довольно округлая попа, к которой не прикасались еще руки других мужчин, кроме рук ее отца. И это было давно, когда он ее маленькую купал в ванне. Она села на этот сосуд, слила немного воды, а потом наложила довольно большую кучку. Посидев еже немного, она встала, как нужно, прикрыла обычно скрываемые части тела и закрыла ночную вазу крышкой. Она вышла из комнаты сразу на кухню, куда только и можно было попасть, выйдя из двери комнаты. Вся семья еще сидела за столом. Уже начинали обедать, решив, что она скоро подойдет. Мать подошла к дочери, и та, улыбаясь, приоткрыла крышку.
Мать чуть не расплакалась, и поцеловала лоб дочери, она была рада так же примерно, как когда дочь с отличием окончила экономический колледж. Она еще несколько раз поцеловала дочь.
-Молодец, хорошо, значит получилось.
-Мама, - говорила дочь, скрывая уже улыбку, - наверное, не то делаю.
-Петя, обратилась она к сыну, смотри, сестрёнка как хорошо покакала.
-Мама, Наташа, перестаньте вести себя как идиоты.
-Неужели ты не рад. Что тебе сестра плохого сделала, что ты за нее не радуешься!
Мать начинала выходить из себя. Мать и дочь были словно чумные, почему-то улыбались, и Петр не мог понять причины этого веселья.
-Вы уже побеждены ими, если вы себя так ведете, здесь едят люди!
-Да ты посмотри. Мы победили, ведь она уже по большому начала ходить.
-Прекратите, пожалуйста.
-Значит, мы не будем больше голодать. Желудки победят.
-Да, я рад, но это не значит, что можно все вот так выставлять напоказ.
Погода за окном казалось по-особому пасмурной. Настоящий дневной свет дарило хорошо скрываемое облаками солнце. Можно было читать и писать совершенно спокойно при таком освещении. Казалось, что вещи, происходящие в человеческом сознании, неизбежно должны были сказываться на окружающей природе, но это не так. Так же стояли угрюмые дома вокруг, неподвижно и стройно. Ничто не выдавало ужасного настроения, которому были здесь подвержены многие люди. Та же пелена неба казалась совершенно безграничной в видимых пределах окружающего мира. В мозгах людей происходит одно, а в окружающем мире совсем другое. Хотя, что есть этот окружающий мир.
Что стоит за этой безупречной неизменностью, если все воспринимаемое находится в сознании. Выходит, что и все видимое вокруг должно быть уже совсем другим. Здесь, в этой квартире, уже понятно, что не все в порядке. Если даже нельзя решить элементарного математического уравнения, не зная алгоритма, то что уж говорить про уровень мышления неких неземных существ, который, может быть и не так высок, но для человеческого сознания представляется непостижимым. Должен быть хотя бы какой-то выход. Хотя, если этот тринадцатилетний мальчик понимает идиотизм происходящего, значит он нашел ту волну мышления, которая позволит не поддаться наведенному состоянию.
-Что это было спросил отец семейства, - прекратить это. Вскоре страшный сосуд был убран, соблазн ввести в полный insane у врагов не прошел. Значит мозг человека может бороться с любыми соблазнами, стоит лишь найти правильную волну. Сестра стала плакать.
-Не надо, Наташа, бывает, переживем, - утешал ее Петр Юрьевич. Жениха тебе надо, учиться тебе надо, тогда эти хуеплетов на тарелках нам не почем. Ее слезы катились во время звучания композиции "The Bottom Line", Depeche Mode. Слезы еще катились. Петр вышел во довр. Он вполне уже осознавал, что ему предстоит миссия. Это дело должно было сделать его выдающейся личностью. Казалось, что ему рано еще становиться кем-то значительным, но когда же будет этот самый так называемый звездный час. Он вернулся к сестре.
-Не надо, Петя, - говорила она брату почему-то, плача уже непонятно от чего? - не надо волноваться, я в порядке.