Буланов Константин Николаевич : другие произведения.

Перкалевый ангел 2. Война этажерок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.69*26  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Война, к которой столь усердно готовились трое посвятивших свою жизнь небу друзей, началась. Отныне остается только надеяться, что результаты их трудов смогут сдвинуть чашу весов в пользу России. Надеяться и бить врага, чтобы дать возможность выжить тем, кого без счета кидали в мясорубку грандиозных сражений.

Перкалевый ангел 2.

Война этажерок.

Пролог

  
   Старт пятых по счету гонок на кубок Гордона Беннетта ознаменовался еще одним никак не меньшим событием в мировой аэронавтике. Так 1-го сентября 1913 года одновременно в нескольких городах Российской империи было официально открыто грузопассажирское авиационное сообщение предоставляемое аэропланами частной компании "Аэрофлот". Не смотря на все охи и вздохи, что вызывал "Белый лебедь", как у обычной публики, так и у военных, казна не спешила выделять средства на закупку новейшего самолета. Даже тот факт, что в феврале 1913 года первый У-3 поднялся в воздух уже с помощью трех двухрядных десятицилиндровых двигателей созданных Алессандро Анзани на основе З-5 и позволивших в полной мере реализовать грузоподъемность планера, завод "Пегас" не получил ни одного заказа. Лишь 75 тысяч рублей, выделение которых в качестве признания заслуг нижегородских авиаторов в деле постройки многомоторного аэроплана утвердила Государственная дума, стали единственными деньгами, что принес авиаторам У-3. Потому уже весной и было принято решение продемонстрировать свой главный товар во всей своей красе путем открытия постоянного авиационного сообщения.
   Долгих споров по наименованию новой компании не возникло. Планер тоже уже был отработан и готов к постоянной эксплуатации. Да и с поставкой 250-тисильных двигателей французский компаньон, владеющий уже тремя двигателестроительными заводами во Франции, Англии и Италии, справлялся без особого напряжения сил. Причем, с будущего года на самолет уже планировалось ставить моторы отечественного производства, вся конструкторская документация на который была доставлена в КБ завода "Пегас". А как было не передать ее, если финансирование работ в этом направлении шло от русских партнеров, за что им следовало выразить отдельную благодарность, ведь полученный опыт Алессандро с успехом параллельно применил на моторах собственной конструкции, выпустив на рынок аж четырехрядный 20-тицилиндровый мотор в 200 лошадиных сил. И хотя его личное творение проигрывало двигателю совместного с русскими разработки, что по выдаваемой мощности, что по надежности, что по цене, он мог спокойно класть большую часть средств с его продаж исключительно в свой карман. По этой же причине Анзани активно продвигал в европейских странах свыше десятка двигателей своей оригинальной конструкции, а не З-5, цена на который оказалась специально завышена. Тем не менее, последний тоже находил своего покупателя, расходясь едва ли не по десятку в месяц, так что производственная база для то и дело поступающих из России заказов на те или иные части данного мотора, у него имелась.
   К сожалению, расчет на огромную заинтересованность европейцев в столь революционной машине оказался разбит о подводные скалы действительности российской бюрократии. То, что У-3 сильно заинтересовал военных, превратило самолет в "невыездной". Вполне естественно, что первой европейской страной, в которой мог появиться этот самолет, должна была стать Франция. Но все предварительные договоренности и планы пришлось выбрасывать в урну, стоило только дойти информации о намерениях нижегородцев до военного министра. Тот не поленился издать приказ о запрете передачи информации по новому аэроплану кому бы то ни было. И на сей раз командующий ИВВФ был отнюдь не на стороне своих основных поставщиков. Да, сейчас он не располагал средствами для закупки столь дорогих машин, но и позволить иметь их кому-либо вперед отечественного воздушного флота, позволить никак не мог. Вот и пришлось выдумывать способ сохранения только-только налаженного производства столь уникального аэроплана. Так, из семи построенных к дате официального открытия "Аэрофлота" многомоторных самолетов, один продолжал оставаться опытной машиной завода "Пегас", еще один, в предельно короткие сроки переделанный в поплавковый, проходил интенсивные испытания на Балтийском флоте, пять же оставшихся готовились встать на обслуживание трассы из Санкт-Петербурга в Москву, а оттуда в Нижний Новгород, где уже были устроены взлетно-посадочные полосы из бетонных плит, а также налажено постоянное метеорологическое наблюдение.
   Хотя, по-хорошему, следовало открыть сообщение еще как минимум, по этакому пентагону, с вершинами в Санкт-Петербурге, Риге, Варшаве, Киеве и Москве. Единственное, что могло радовать в сложившемся положении - все пилоты аэрофлотовских У-3 состояли на действительной военной службе, так что в какой-то мере сторонам удалось прихлопнуть одним выстрелом двух зайцев: заводу - запустить мелкосерийное производство тяжелого аэроплана и сэкономить на оплате пилотам, а военным - получать столь необходимый летчикам опыт полетов на дальние расстояния, не тратя бешеные средства на закупку самих машин и топлива. И пусть "подстреленные зайцы" оказались не сильно по вкусу ни одной из сторон, ничего лучшего придумать не удалось. Разве что ныне находящиеся в постройке У-3 оказались зарезервированы морякам. Пусть первый трехмоторный гидроплан еще не завершил все этапы испытаний, продемонстрированные им характеристики уже успели превзойти все возлагаемые на подобную машину ожидания. Вот они заранее и подсуетились вперед остальных, благо денежки на счетах водились. Командующий ИВВФ, слегка поскрипев зубами, все же выдал свое благословление на подобное и с еще большим усердием принялся выбивать средства на закупку тяжелых бомбардировщиков. Но пока воз оставался и ныне там. Потому, повздыхав, владельцы "Пегаса" в очередной раз были вынуждены замораживать огромные средства в виде готовой техники.
   Впрочем, "Аэрофлот" немного добрал средств путем получения заказов от многочисленных областных и губернских обществ воздухоплавания на проведение аэрофотосъемки, благо опыт у нижегородцев имелся уже немалый. Не осталась забыта и такая сфера деятельности, как курьерская служба доставки. Почтовое ведомство Российской империи с радостью перекладывало свою тяжкую ношу на плечи частных подрядчиков, и тут наличие возможности пустить в дело немалое количество современной техники собственного производства сыграло значительную роль в принятии подобного решения. Лишь немногим уступая по времени телеграфным сообщениям, услуга экспресс доставки писем и небольших посылок по всей, пока не сильно большой, "паутине" авиационных трасс и аэропортов, оказалась даже выгодным мероприятием. Впрочем, первенцами в этом деле русских авиаторов назвать было нельзя. В той же Германии уже существовали и вовсю трудились крохотные частные авиакомпании, предоставлявшие те же услуги, разве что в значительно меньших объемах. Но до масштабов очередного детища русских авиаторов им было, как до Луны.
   Кто бы что ни думал, а обмануть физические законы людям все еще было не по силам. Не являлось исключением и авиационное двигателестроение. Помимо русского З-5 и созданных с привлечением технологий его производства двигателей Анзани и Калепа, моторы прочих производителей до сих пор страдали большим количеством детских болезней, приводивших к одному и тому же результату - что радиальные воздушного охлаждения, что рядные водяного охлаждения, не были способны проработать без передыха более 3 - 4 часов. Они попросту останавливались в полете, заставляя летчиков идти на вынужденные посадки. И если для прежних нужд делавшей первые шаги авиации подобного времени работы было вполне достаточно, то с приходом эры дальних перелетов, все без исключения обнаружили, что их машины попросту не способны на подобный подвиг. Все, кроме единственного, производящегося только в России, У-3.
   Но это было чуть позже, а пока собравшиеся в Гатчине авиаторы праздновали преодоление их братом-летчиком очередной ступеньки ведущей в небо лестницы, да готовились побороться за очередные десятки тысяч призовых, что фунтов стерлингов, что рублей.
  

Глава 1. Хочешь мира, готовься к войне.

  
   Третий Всероссийский Воздухоплавательный съезд, стартовавший в Санкт-Петербурге 8 апреля 1914 года, оказался той самой отправной точкой, давшей официальное начало формированию первых в Российской империи добровольческих авиационных отрядов. Так-то, что наемники, что добровольцы, из числа пилотов уже не единожды успели доказать миру свое право на существование. Да и Императорский Всероссийский Аэро-Клуб создавался не только с целью популяризации авиации во всех ее проявлениях, но и в качестве базы формирования резерва летного и технического состава на случай войны. Но еще никогда прежде никто не поднимал тему проведения самых настоящих военных сборов гражданских летчиков с не просто осуществлением полетов, а с обучением их военным навыкам.
   Благодаря заслугам лучших отечественных авиаторов и поступлению на вооружение машин типа У-2, прежние, кратковременные, полеты, состоявшие большей частью из взлета, посадки и пары кругов, выполняемых с минимальными кренами аэропланов, более не могли считаться тем минимумом, который был необходим военному летчику. А ведь львиная доля не только гражданских, но и армейских авиаторов до сих пор были подготовлены исключительно к подобной манере проведения полетов. С учетом же отсчета последних мирных месяцев перед грандиозной общемировой мясорубкой, в которой обещали сгореть многие миллионы жизней, из тех сотен пилотов-любителей и механиков, что уже получили свои "корочки", срочно требовалось отобрать хотя бы два - три десятка человек способных стать костяком авиационных подразделений должных наглядно продемонстрировать, как надо воевать.
   И тут в первую очередь все внимание трех друзей оказалось сосредоточено на вернувшихся еще в 1913 году добровольцах, что, подобно Михаилу, приняли решение испытать себя в настоящем деле. Пусть не пионеры, но одни из первых действительно боевых летчиков мира по возвращению на родину оказались никому не нужны. Нет, с голоду никто из них не умер, тем более что некоторые являлись весьма состоятельными людьми. Но единственный из попавших в турецкий плен русских добровольцев - Костин Николай Дмитриевич, так и не смог оправиться от последствий "гостеприимства" осман. Он сгорел буквально за полгода от рака желудка и лишь благодаря пожертвованиям нижегородских авиаторов провел это время не в каком-нибудь темном и холодном углу бедняцкой конурки, а в солидном санатории. Кто-то, осознав, что такое война, приняли решение в будущем держаться от подобного как можно дальше. Однако и тех, кого заинтересовало предложение поучаствовать в создании резервов армейских летчиков, оказалось в достатке, тем более что вместе с данным предложением они смогли получить место испытателей и инструкторов на заводе "Пегас". Пусть далеко от блистательной столицы, но зато с ежемесячным окладом в 250 рублей и возможностью чуть ли не ежедневно подниматься в воздух, они получили великолепные условия для развития в качестве военных летчиков. Да, таких набралось немного - всего полдюжины, не считая самого Михаила. Но каждого из них можно было смело ставить ведущим в паре, а то и назначать командиром звена, на что их в принципе и натаскивали многие месяцы, наряду с обучением искусству бомбометания, разведки, передачи информации и действия в составе крупного отряда. Но все эти навыки могли прийтись к месту и времени лишь в случае получения положительного ответа от главного человека во всей авиации Российской империи. Благо, никакого экспромта от Александра Михайловича не требовалось, поскольку данная тема считанные месяцы назад уже была поднята на встрече великого князя с одним из известнейших нижегородских авиаторов.
   - Вот и наступил год, к которому мы готовились столько лет, друзья-товарищи, - стоило часам отбить двенадцатый удар, тихо произнес Алексей. - Пусть далеко не все, что нам хотелось бы, удалось сделать, но уже сейчас мы можем гордиться собой. И хоть будущей войны не избежать, пионеры отечественной авиации получили в руки достойные боевые машины, которые, дай Бог, позволят не только сохранить жизни нашим пилотам, но и внести немалый вклад в дело скорейшего завершения войны.
   - Ну а мы, в меру сил, еще подсобим, - поднял свой бокал Михаил.
   - За нас с вами и хрен с ними! - подытожил Егор, и не успел затихнуть звон трех соприкоснувшихся бокалов, как они опустели, а три товарища - единственные обладавшие точной информацией о том, что готовит миру наступивший год, потянулись к тарелкам с холодной закуской.
   Последний предвоенный, 1913-й, год оказался наиболее удачным и денежным для производственных предприятий полностью или частично сосредоточенных в руках провалившихся из будущего пилотов. Что нельзя было сказать о сторонних заработках, в виде призовых денег, на которые они вновь рассчитывали. Утешением могло служить лишь одно - и кубок Беннетта, и чек на десять тысяч фунтов стерлингов, все же остались в России, доставшись их партнерам-конкурентам, которых сами авиаторы и развивали по мере сил. Так, учтя опыт прошлых лет, Сикорский с Калепом создали рекордный самолет. Пожертвовав прочностью, они, насколько это было возможно, облегчили планер прошлогоднего С-6 и установили на него форсированного аж до 140 лошадиных сил родственника З-5. Родственника, поскольку от прежнего мотора Калеп взял лишь общую компоновку и цилиндропоршневую группу, создав почти с нуля всю коробку приводов. Во всяком случае, взаимозаменяемых частей в них насчитывалось совсем немного. Получивший обозначение С-7 аэроплан смог показать среднюю скорость полета свыше 210 километров в час, оставив за хвостом абсолютно всех конкурентов. Наверное, именно по этой причине уже вскоре на завод "Мотор" был доставлен пакет с предварительными набросками самолета, коему предстояло стать властителем небес Первой Мировой Войны.
   Владельцам же "Пегаса" достались лишь 40000 рублей за взятые первое и второе места на конкурсе военных аэропланов. Так главный приз по единогласному признанию жюри достался У-3. Оснащенный новыми двигателями, он продемонстрировал столь поразительные результаты, что оспаривать их кто-либо посчитал невозможным. Второе же место осталось за У-2 подтвердившим свои великолепные характеристики. А третье, с призовым фондом в 5000 рублей, досталось Сикорскому, представившему биплан созданный на основе все того же У-1. В результате добавления нижнего крыла самолет стал менее скоростным, но при этом его грузоподъемность даже с дефорсированным 85-тисильным двигателем Анзани-Калепа возросла на сотню килограмм. По сути комиссии был продемонстрирован бюджетный вариант нижегородского У-2, ничуть не уступающий по основным характеристикам аэропланам, принятым на вооружение европейских государств.
   Именно по итогам этих состязаний и в выполнение утвержденной императором военной программы все без исключения российские заводы получили заказы прежде невиданных размеров. ПРТВ и "Дукс" были обязаны в течение года поставить по полсотни машин каждый, половина из которых приходилась бы на У-1бис, что требовало от их владельцев раскошелиться, выкупая права на планер у "Пегаса". Калеп также получил заказ на 50 аэропланов типа У-1, но выполненных уже по схеме биплана. Но самый значительный золотой дождь пролился на представителей нижегородского завода. Полторы сотни У-2 стали тем главным призом, что оказался завоеван приложением невероятного количества сил на протяжении пяти лет. А чтобы лучше осознать масштаб данного заказа, следовало знать, что до сего дня за все годы производства отечественными производителями было сдано в казну чуть менее 300 крылатых машин, половина которых уже была списана в утиль.
   - После первой и второй - перерывчик небольшой! - вновь наполнил бокалы превосходным шустовским коньяком Михаил. Проведя католическое Рождество со своей супругой, он смог вырваться на празднование Нового года к старым друзьям, на одну ночь оставив Элен в одиночестве, за что впоследствии пришлось примерять на себя наряд Деда Мороза, не забыв при этом про мешок полный подарков.
   Покончив с очередной порцией горячительного напитка и отдав должное разнообразным мясным нарезкам и салатам, от обилия которых ломился праздничный стол, друзья перебрались поближе к потрескивающему березовыми поленьями камину и, время от времени пригубливая все тот же превосходный коньяк, вновь вернулись к прерванному трапезой разговору о будущем, как своей страны, так и всего мира.
   - Значит, предупреждать никого о скорой войне мы не будем? - этот вопрос поднимался в их дружной компании уже не первую сотню раз, но прийти к единому мнению все никак не получалось.
   - А смысл? - тяжело вздохнул Алексей. - Те, кто стремится к развязыванию этой бойни, и так в курсе событий. Сами прекрасно знаете, что властители ведущих мировых держав уже не первый год готовятся к ней и не нам, "темному мужичью", давать советы власть имущим. Или вы полагаете, что тот же Николай II не в курсе неотвратимости мировой войны? Не смешите мои тапочки. Все всё знают, и всех это устраивает, - махнул он рукой и, добив одним глотком остатки коньяка в своем бокале, слегка поморщился. - Не даром же так резко принялись тратить деньги на военную реформу и закупку вооружения. Единственное, во что я готов поверить - наши ожидают начала войны не в этом году, а в следующем. Иначе у того же флота не было бы столь много заказов на корабли у немецких верфей со сдачей в этом году.
   - И все же я бы предпочел озвучить известные нам факты хоть тому же Александру Михайловичу. Нет, естественно, не стоит ему говорить, откуда мы появились здесь, - тут же замахал руками Егор, увидев хмурые взгляды своих друзей. - Мне тоже не сильно хочется пропасть без вести. Но и бездействовать в подобной ситуации - натуральное преступление перед народом. Миллионы ведь погибнут в грядущей войне! А сколько миллионов умрут после - во время Гражданской и последующего голода? Вы готовы принять на свою совесть такой груз? Лично я нет!
   - А ты полагаешь, что мы сможем спасти все эти миллионы людей? - повертев в руках опустошенный фужер, поинтересовался Михаил.
   - Нет, - потупил взор Егор. - Но даже если наши действия позволят спасти хоть сотню человек - то я буду знать, что мы не зря появились здесь.
   - Так чего же ты о гибели "Титаника" никого не предупредил? Мог бы спасти сотни людей.
   - Не передергивай, Миша, - тут же окрысился Егор. - Сами знаете, сколько в итоге весили наши 30 сребреников! И что мы на них отстроили! К тому же, что мы могли поделать, если исключить попытку спасения самого лайнера? Снарядить и отправить следом пароход? Так напомню, что у нас тогда не было необходимых средств для подобных действий. К тому же, угнаться за "Титаником" мало кто мог. Да и слишком темная история с этим "Титаником". Не сомневаюсь, что, так или иначе, добраться до Нью-Йорка, ему было не суждено. Я в наше время немного интересовался этой темой для расширения кругозора, и слишком часто встречалось мнение, что вместо "Титаника" затонул его старший собрат, ремонт которого мог влететь владельцу в копеечку, а вот страховая премия за потерю новейшего лайнера оказалась бы ой как кстати. Не даром же самые денежные мешки едва ли не в последний момент сдали свои билеты. И вообще, как бы мы потом смогли объяснить, и наем парохода, и перевозку материальных ценностей на борту лайнера? Да нас бы с вами страховая компания на изнанку вывернула бы за такие-то деньги! А так рисковать, ни вы, ни я, не имели никакого права. Сейчас же мы не просто имеем право рисковать, а обязаны предпринять все возможные шаги для снижения потерь нашей страны. - Примерился ли их товарищ с потерей своей семьи окончательно, Алексей с Михаилом не знали, но оба внутренне изрядно обрадовались настрою Егора. Если первые годы он держался, чтобы не свершить непоправимое, исключительно на морально-волевых качествах, попросту не решаясь оставить товарищей в сложившейся ситуации, то в последнее время в их узком кругу уже начал заводить разговоры о будущем российского народа и попытках облегчения его доли имеющимися силами. Что, откровенно говоря, не могло не радовать.
   - И что потом? Революция и Гражданская война все равно сведут к нулю все наши труды.
   - Значит, надо будет сделать так, чтобы не довести ситуацию до гражданской войны. А это более чем реально, если война закончится до начала революции, - вслед за своим другом снизил тон Егор, переходя к теме построения послевоенной жизни.
   - Значит, саму революцию ты не исключаешь? - выделил главное внимательно слушавший товарищей Алексей.
   - Нет. Уж слишком действующее руководство заржавело. И если не подсуетятся всякие там народовольцы, эссеры, меньшевики, большевики, и прочие "радетели народного блага", переворот устроят военные или же непосредственно сами жандармы - без прикрытия за всякими партиями.
   - В принципе, если война закончится раньше, да еще сильно в нашу пользу, у тех же вояк будет немало сторонников, - кивнул Алексей, выражая полное согласие с мнением собеседника. - И тогда нам точно надо быть у них на хорошем счету. Но вы сами знаете, что угодить всем и каждому - невозможно. Так что уже сейчас необходимо решить, кого мы будем поддерживать. Кандидатов-то море. Только из наиболее известных нам можно припомнить Деникина, Колчака, Каппеля, Врангеля, Юденича, Семенова. Но, ни один из них нам не подходит. Колчак - моряк и как-либо поддержать его с началом войны мы не сможем. Юденич будет бить турок, а к тому времени, как Османская Империя вступит в войну, мы уже вовсю будем резаться с немцами. Семенов - из казаков и этим все сказано. Не казаки для него какими-либо авторитетами точно не станут. Каппель и Врангель пока никто и звать их никак. Про генерала Деникина я тоже что-то не слышал. В результате никого и не осталось. - развел он руками.
   - В таком случае предлагаю назвать какого-либо генерала, который первый приходит на ум, - усмехнувшись, предложил Михаил. - Давайте, на счет три. Один. Два. Три!
   - Брусилов! - хором произнесли собравшиеся у праздничного стола друзья и дружно рассмеялись - все же сказывалось полученное десятилетия назад или те же десятилетия вперед советское образование, где в истории ПМВ сразу всплывал в памяти "Брусиловский прорыв", как событие имевшее все шансы изменить ход войны, но приведшее к очередной катастрофе русских войск из-за внутренних дрязг высокопоставленных военных.
   - Единогласно! - подвел черту непростого разговора Михаил. - К тому же это едва ли не единственный генерал, что с превеликим удовольствием взялся за работы по внедрению оружейных новинок в армии, тогда как остальные до сих пор отмахиваются, как от броневиков, так и от аэропланов. Но давайте последуем совету одной очаровательной дамы и подумаем об этом завтра, а сейчас вернемся к праздничному столу. Новый Год как-никак!
   Вслед за праздниками, потянулись очередные трудовые будни, наполненные немалым набором всевозможных хлопот и забот. Мало было получить действительно крупные военные заказы. Их еще требовалось выполнить в срок! Причем не ради будущих поставок, которые с началом войны обещали завалить все их предприятия, что называется, с головой. Куда более важным виделось насытить армию максимально возможным количеством добротной техники. И сделать это как можно раньше, дабы предоставить людям возможность освоить ее хотя бы поверхностно.
   Прежнее отсутствие действительно крупных заказов не позволяло заранее начать расширение производств и осуществить набор новых сотрудников, о чем ныне приходилось жалеть. Тот же Калеп в конечном итоге оказался вынужден заказать у Анзани большую часть двигателей для собираемых на "Моторе" аэропланов. И помочь своему рижскому партнеру они ничем не могли - собственное двигателестроительное производство уже как полгода работало по 12 часов в сутки, да и то по причине отсутствия достаточного количества мастеров для формирования второй смены. Но даже так, с учетом разворачивания производства новых 10-тицилиндровых двухрядных двигателей, они не успевали оснащать моторами все изготавливаемые в соседних цехах планеры. Причем вскоре данный вопрос обещал стать еще более острым, когда на смену биплану Поликарпова должен был прийти новый аэроплан. Тут вся надежда была на изготовление полного комплекта кокилей для отливки частей двигателей и насосов, что позволило бы раз в десять увеличить выход заготовок, да еще вдобавок заметно лучшего качества, а, стало быть, требующих меньшего времени последующей обработки. Но эти литьевые формы оказались столь чудовищно дорогими и сложными в плане изготовления, что пока из Швейцарии удалось получить комплекты лишь для отливки частей карбюраторов. Прочие же детали, как и двадцать веков назад, продолжали отливать в землю. Не в чернозем, конечно, а в особую смесь. Но на скорости и качестве работ это заметно сказывалось. Тут хотя бы можно было судить по темпам изготовления авиационных и мотоциклетных двигателей на заводе "Мотор". Для последних как раз изначально был изготовлен полный комплект кокилей, что и позволило наладить конвейерное производство. Им же требовалось вложить в изготовление литьевых форм еще не менее полусотни тысяч рублей - уж больно кропотливой, можно сказать, ювелирной, являлась эта работа, взяться за которую готовы были считанные единицы, с учетом предъявляемых заказчиком требований к точности и качеству их изготовления. Тем не менее, чтобы выделываемые куда быстрее планеры не простаивали на складе готовой продукции, вопрос этот требовалось решать в ближайшее время.
   Ожидая прихода своих друзей, Алексей отодвинул тяжелую бархатную занавеску и посмотрел на летное поле. Из их общего директорского кабинета, находившегося на третьем этаже заводоуправления, открывался великолепный вид, как на ангары, где хранились облетываемые перед отгрузкой заказчикам машины, так и на летное поле.
   В отличие от армейских авиаторов, большей частью забившихся с приходом снегов и холодов по зимним квартирам, жизнь на заводском аэродроме била ключом. Помимо пары проходящих испытания торпедоносцев У-3Т, временно поставленных на лыжи, и четверки У-2Б, которые вскоре должны были отправиться в формируемые авиационные отряды ИВВФ, там хватало техники принадлежащей непосредственно заводу и расположенной на его территории летной школе. Пять У-2 разных модификаций. "Белый лебедь", который перестроили в артиллерийский корректировщик. И, наконец, то, что вскоре должно было стать основой штурмовой авиации Российской империи.
   Два предсерийных штурмовика "Пегас" были выкачены из своих укрытий и вокруг каждого из них копошились по три - пять человек, подготавливая машины к полету. К великому счастью, в книгах, что попали с ними в прошлое вместе с прочим содержимым мастерской, нашлась информация по этой машине, и даже основные технические характеристики, включая массогабаритные. Лишь благодаря этому им всего за полтора года удалось довести двухмоторный самолет до ума, не смотря на громадные трудности сопровождавшие этот проект в течение всего его жизненного пути. Чего только стоила эпопея с изготовлением бронекапсулы! Мало того, что листы для ее сборки стоили просто огромных денег - аж пять тысяч рублей за один комплект, так разработанный подполковником Чемерзиным сплав еще и проявлял дурной характер при попытке его сварки способом, применяемым для обычной судостроительной стали. Кстати, именно по этой причине они полностью свернули работы над легкими броневиками на легковых шасси, ведь для создания для них сварных кузовов, как оказалось, не имелось, ни опыта, ни материалов, ни оборудования.
   В результате целого года сотрудничества с ведущими мировыми специалистами в этой области, а также с целой армией химиков и материаловедов, удалось создать аппарат электрической сварки и подобрать характеристики расходных материалов, которые хотя бы с пятого на десятое позволяли выдавать положительный результат. Но такой процент брака, когда в утиль приходилось отправлять до девяти заготовок из десяти, оказался слишком разорительным, и потому в конечном итоге было принято решение собирать бронекабину на каркасе из стальных труб путем клепки, что не преминуло сказаться на весе зарождающейся машины. Да и применение большого количества стали с дюралем в конструкции данного аэроплана оставили в конечном итоге лишь внешне схожий с детищем Томашевича аппарат. По сути, они предвосхитили работу Энтони Фоккера, создавшего свой Фоккер М5К путем повторения конструкции французского Моран Солнье, но уже не в дереве, а в металле. Пусть далеко не все деревянные силовые элементы каркаса оказались заменены стальными трубами, его моноплан оказался на порядок прочнее и живучее своего французского собрата, за что и был принят армией Германской империи на вооружение. Но по сравнению с боевой машиной, рожденной в Нижнем Новгороде, даже этот неплохой аэроплан превращался в беспомощную жертву. Дело оставалось за налаживанием крупносерийного производства этой грозной машины и последующим пропихиванием ее на вооружение ИВВФ.
   К сожалению, имеющихся производственных мощностей, устроенных с нуля в новеньком кирпичном цехе, едва хватало, чтобы одновременно собирать не более десятка подобных аэропланов. Потому, по завершении казенного заказа они планировали передать линию производства У-2 на "Мотор", чтобы пустить освободившиеся мощности и рабочие руки на изготовление штурмовика, дабы давать фронту хотя бы по 30 машин в месяц. На большее, с учетом имеющихся заводских ресурсов, они даже не смели замахиваться. Ведь параллельно на их плечи должно было лечь обязательство снабжать ИВВФ и РИФ тяжелыми самолетами. Да и тему истребителей никто не отменял.
   0x01 graphic
   - Нет, ты только посмотри на этого мыслителя! - ввалившийся в кабинет Егор пихнул локтем шедшего следом Михаила. - Пока мы в поте лица решаем проблемы и налаживаем производство, он тут маниловщиной занимается. Бросает мечтательные взгляды в окно, да чай с лимоном попивает! А ведь как прибыль распределять, так себе всегда треть требует! Тебе не кажется, что в этом мире есть какая-то несправедливость?
   - Кажется, Егор. Пусть мы все тут равны, но кто-то, по всей видимости, все же полагает себя равнее прочих.
   - Закончили, балаболки? - усмехнулся в ответ Алексей, и показательно бросив мечтательный взгляд в окно, отхлебнул из стакана чай. - У нас дел невпроворот, а времени, считай, что нет. Так что, давайте сразу к делу.
   - Ну, к делу так к делу, - пожал плечами Егор и, пройдя в кабинет, развалился в директорском кресле.
   Нисколько не смутившись данному факту, ибо каждый из них имел полное право сидеть в нем, Алексей поставил стакан на стол и, взяв с него три папки, протянул по одной своим товарищам.
   - Я тут подготовил примерный список всего необходимого, расчеты по доставке запасов и техники в Киев и Варшаву, а также списки пилотов, что мы сможем взять под свою руку. Как ознакомитесь, с удовольствием выслушаю рационализаторские предложения и умные мысли. - Так и не придя к единому мнению по поводу чьего-либо информирования о скором начале войны, друзья, тем не менее, единодушно высказались за необходимость предварительной подготовки хотя бы их будущих добровольческих отрядов.
   - А предприятие-то влетит в копеечку, - отложив спустя четверть часа свою папку, протянул Михаил. - Мы вообще потянем? Свободных-то средств - кот наплакал. Мало того, что все кредиты уже растратили, так и те полмиллиона, что были получены от военного ведомства за отгруженные машины, уже практически разошлись по поставщикам сырья и материалов. Учитывая деньги, что мы получим за оставшиеся заказы и имеющиеся наполеоновские планы, средств хватит разве что на зарплату мастеровым. Да и то лишь до лета, если мы не откажемся от сверхурочной работы.
   - Начало военной компании потянем, а дальше придется, либо сворачивать лавочку, либо уходить к кому-нибудь под крыло. Все же наша основная цель - показать, как надо правильно применять авиацию, а не вести войну за всю страну. К тому же, с началом войны мы непременно получим новые заказы и вдобавок сможем сбыть имеющуюся на балансе технику, так что не обанкротимся - постарался развеять сомнения друзей Алексей.
   - Ты поэтому основную часть наших будущих добровольцев хочешь направить на фронт с Австро-Венгрией? - кивнул в сторону своей папки Егор.
   - Да. Насколько я помню историю, наши и так австрийцев гоняли в хвост и в гриву. Так почему бы заранее не пристать к армиям именно этого будущего фронта? Покажем себя во всей красе, заодно птенцов своих на более легком противнике потренируем. Опыта ведь надо им на ком-то набираться! А австрийцы как раз авиацию ни во что не ставят, и соответственно никаких способов борьбы с ней не изыскивали. Так что натаскаем молодняк, и можно будет спускать их на германца. К тому же наглядно продемонстрируем, что без поддержки авиации в современной войне не обойтись - немцы то нашим неслабо вломят уже в самом начале.
   - Так, может, попытаемся предотвратить этот самый влом? - поинтересовался Егор, поднимая тему, что была затронута почти два месяца назад во время празднования Нового года.
   - Попытаться можно, - не стал отказываться Алексей. - А вот мозги генералам мы вряд ли сумеем вправить. И как бы сухо, тяжело и грязно это ни звучало - пока наша армия кровью не умоется, никто из высокого начальства даже не почешется. Тех мужиков и пацанов, что полягут в боях или попадут в плен, конечно, жалко. И мы со своей стороны приложим все усилия, чтобы помочь им. Но не забывайте, что мы в ответе за всю страну и даже больше - за будущее этой страны и народа! И если куда большие дивиденды принесет показательная порка австрийской армии, нежели спасение наших войск на германском фронте, то я буду настаивать на сосредоточении основных сил именно на границе с Австро-Венгрией. Да и, положа руку на сердце, что такого смогут сделать три десятка аэропланов, чтобы спасти от разгрома целые армии?
   - Но попытаться-то все равно стоит.
   - И вы будете пытаться. И сделаете все возможное и невозможное, чтобы снизить потери русской армии, - соглашаясь, кивнул Алексей. - А я постараюсь организовать вам бесперебойное снабжение всем необходимым, ну и продолжу заниматься проектом яковлевского УТ-1. Все же, через год - полтора полноценный истребитель нам ой как понадобится. Причем в немалых количествах.
   - С железнодорожниками уже договорился о формировании эшелонов? - Михаил вновь вернул своих друзей к обсуждению материальной составляющей подготовки.
   - Да. Первые два состава с людьми и техникой отправляем послезавтра. Я связался с нашими контрабандистами, они обещали решить проблему с жильем к прибытию БАО, а также заранее разведать места пригодные для полевых аэродромов. Все же, на тех полях, что мы себе присматривали в прошлом году, уже могли посеять озимые. Вот, чтобы для нас никаких сюрпризов не возникло летом, они там все разнюхают.
   - Как полагаешь, успеем к началу войны? - вновь пробежавшись взглядом по списку потенциальных пилотов их будущих отрядов, поинтересовался Егор.
   - К началу войны - не знаю. К началу боевых действий - вполне. Сам посуди, если уж нам сейчас так непросто переправить весьма скромные по численности силы, то какого придется армии с ее сотнями тысяч солдат и десятками тысяч тонн всевозможных припасов? Кстати, именно поэтому я и составил столь плотный график движения. Не сомневаюсь, что сразу после убийства австрийского эрцгерцога гражданские перевозки серьезно сократят в результате передачи составов и вагонов для нужд армии.
   - А для припасов-то нам поездов хватит, когда все закрутится?
   - Было бы на что хватать, - скривился, будто прожевал лимон, Алексей. - У нас тех припасов... Да кому я рассказываю! Будто вы сами не в курсе дела!
   - Я так понимаю, основная беда с бомбами?
   - С ними. Корпусов-то мы уже запасли в избытке. У Калепа этими чугунными болванками все свободное место завалено. Там тонн триста чистого веса наберется. Стабилизаторы он тоже быстро сможет отштамповать из жести. Но и мы сейчас под тысячу комплектов отгружаем. Соберем их уже на месте, благо - не бином Ньютона. А вот с начинкой и взрывателями - беда! Последние мы, худо-бедно, уже начали потихоньку накапливать на складе своей оружейной фабрики, но белый фосфор стало тяжело доставать уже сейчас. Со взрывчаткой же вопрос вообще завис. Тот тротил, что отпускают для наполнения переделываемых 63- и 37-мм старых снарядов, поступает в совершенно недостаточных количествах. И без указа сверху ситуация в этом деле не поменяется. Хорошо еще, что великий князь организовал нам поставку черного пороха со складов Балтийского флота. Им и забиваем бомбы. Но не мне вам рассказывать, насколько сильно это скажется на боевой эффективности. К тому же и таких бомб получается не сказать, что очень много - от силы дюжина трехпудовых в день. А ведь скоро нам этих бомб понадобится не одна тысяча! Определенный запас, конечно, создадим. Но при активной работе мы его за пару недель истратим и не поморщимся. И увеличить производство, никак не получится. Все же не с нашим относительно небольшим оружейным производством заниматься полноценным снабжением армии. Не забывайте, с каким скрежетом нам удалось запустить собственное ствольное производство и добавить к пистолетам с пулеметом сборку карабинов. Даже не полноценное производство, а всего лишь сборку! - Здесь им в очередной раз пришлось пожалеть о своем глубочайшем невежестве в плане знания отечественной оружейной истории. Да, благодаря своим дальнейшим разработкам на слуху были Федоров, Токарев и Дегтярев. Но ведь и помимо этих выдающихся людей в России жили и творили не менее талантливые оружейники. В том числе на том же Сестрорецком оружейном заводе. В общем, когда, наконец, зашла речь о налаживании собственного производства самозарядного карабина, помимо уже существующих зарубежных образцов, они смогли ознакомиться со всеми отечественными разработками. И после этого едва ли не принялись биться головой о стену. Кто бы что ни говорил, а отечественные генералы далеко не все жили вчерашним днем. Были среди них и те, кто готовился к грядущим войнам. Именно такие и поощряли всячески работы направленные на создание отечественной автоматической винтовки. В результате многие десятки образцов оказывались на испытаниях в офицерской стрелковой школе и некоторые из них демонстрировали свою жизнеспособность. Но если те же Федоров и Токарев пошли по весьма распространенному ныне пути затвора с коротким ходом ствола, что усложняло и удорожало конструкцию оружия, то Яков Устинович Рощепей реализовал принцип полусвободного затвора, сходного по механике работы с примененным в пистолетах Люгера. Одна беда - прошедшая все испытания винтовка, так же, как и все прочие, с трудом переваривала отечественный патрон с закраиной. А что-либо слышать о необходимости внедрении нового патрона военные попросту не желали. И в складывающейся ситуации были правы на все сто процентов! Зато владельцы "Рижской оружейной фабрики" не имели подобных "патронных" ограничений. Так бывший рядовой Зергжского крепостного полка, а ныне гражданский конструктор-самоучка, активно задвигаемый куда подальше оружейниками с офицерскими званиями, в одночасье оказался сманен в Ригу, где сумел довести до ума самозарядный карабин, выполненный на базе винтовки Мосина. Последнее позволяло ныне получать свыше половины потребных комплектующих со стороны, но и грозило полной остановкой поставок с началом войны. Вот только иного выходы пока не было. - Однако людей уже сейчас едва хватает, чтобы отрабатывать заказы мирного времени. И так за последние месяцы подтянули в профессиональных навыках всех, кого только можно. Но ведь фронт потребует совершенно иных масштабов производства. Трех десятков пулеметов и по три сотни пистолетов с карабинами в месяц будет явно недостаточно, особенно когда в серию пойдут штурмовики. Там ведь на каждую машину по два-три пулемета понадобится! Причем ПВ-1, а не наш ручной ФД-12! Хотя, если прижмет, можно и наши ставить, но это будет не лучшим выходом. Все же ручные пулеметы лучше отправлять в пехотные части или ставить на броневики. При этом, к концу года, когда накопится достаточное количество трофейного вооружения, нам еще перестволку Манлихера под отечественный патрон налаживать! А заготовки для стволов даже сейчас через одну в брак приходится отправлять! Изделие-то уникальное! Тут, и литье, и ковка, и закалка, и все это чередуется фрезерными работами. И вообще надо Калепу в ноги кланяться, что он исключительно за свой счет согласился устроить полноценный литейный цех с закалочными ванными и кузней, позволив обитаться в ней и нашим оружейникам. Бедняга сейчас по уши в кредитах поболе нашего. Хорошо еще, что удалось уговорить его пойти по нашему пути. Полгода продержится, а там полегче станет.
   - А самостоятельно выпуски ПВ-1 мы не осилим? - поскольку на первом месте для них стояла все же авиация, задал один из наиболее животрепещущих вопросов Михаил.
   - Со временем осилим, - пожал плечами Алексей. - Но оно того опять же не будет стоить. Вновь потратим слишком много времени и ресурсов с мизерным итоговым выхлопом.
   - А если сократим производство пистолетов?
   - Этот вариант я тоже уже рассматривал. Некоторую часть станков мы сможем использовать для производства деталей к пулеметам, но мы ведь планировали выделять эти мощности под изготовление самозарядного карабина, а кидаться от одного проекта к другому - не самый лучший выход. Только людей задергаем, да в итоге потеряем время и возможность дать армии нормальный ствол для штурмовых подразделений, раз уж проект полноценных пистолетов-пулеметов мы забраковали, как слишком дорогостоящий. Все же производимый нынче АПС, даже с вполовину удлиненным стволом и убранный в полноценное деревянное ложе, никак нельзя считать стандартным солдатским оружием. Хорошо если таким окажутся вооружены хотя бы офицеры и унтер-офицеры штурмовых отрядов. Да и длительная стрельба очередями ему все же противопоказана.
   - Значит, по-твоему, выходит, что, куда ни кинь, всюду клин?
   - При самостоятельной работе имеющимися силами - да. А вот если часть работы будет выполняться на других заводах, то вполне возможно некоторое увеличение производства. Впрочем, не мне вам рассказывать, что обращаться в России, по сути, не к кому. Три казенных завода, лишь один из которых делает стволы и вообще всю оружейную сталь, вот и все, что у нас имеется на сегодняшний день. Кустари, переделывающие старые винтовки в дробовые ружья, да собирающие дешевые револьверы, что уже на 10 метрах не гарантируют попадания в цель, нам в этом деле точно не помогут. Денег и людей для взрывного увеличения собственного производства у нас тоже нет. Вот и выходит, что осетра надо урезать. И вообще, с началом войны пистолеты армии тоже понадобятся, так что, полагаю, нам даже придется изыскивать возможности по увеличению их выделки. Потому, чтобы потом не было мучительно больно, предлагаю уже сейчас отказаться от изготовления чего-то нового. Оставим на военное время только одну модель пистолета, да пулемет. И баста! Денег на развитие, нам если и предложат, то не ранее конца 1914-го года. И это в лучшем случае! А до того не стоит даже пытаться рыпаться. Коли какие-нибудь средства наскребем, лучше уж вложиться на пару с Калепом в устройство электропечи. Это ведь сейчас мы имеем возможность покупать заготовки на стороне, а когда все вокруг окажутся завалены казенными заказами, шиш мы что от кого получим. Особенно специальные стали! Тогда и полностью самостоятельное изготовление стволов сможем попытаться наладить. Пусть не для пулеметов, то хотя бы для пистолетов. Что же касается оружия для штурмовых частей, предлагаю все же остановиться на двух вариантах - приобретении в САСШ самозарядных винчестеров и использовании трофейных австрийских карабинов. Первые надо будет советовать применять на немецком фронте, а вторые сам Бог велел оставлять на австрийском. Главное вовремя вложить правильные мысли на их счет в нужные головы.
   - И почему мне кажется, что вариант с запуском в производство чего-то своего, в конечном итоге окажется более простым? - лишь хмыкнул в ответ на последнее предложение товарища Егор.
   - Это потому что ты потерял веру в людей, друг мой, - усмехнулся тому Михаил. - Особенно в тех, кто сидит высоко. Но лично я не сомневаюсь, что когда их начнет клевать в одно место жареный петух, наши идеи смогут пройти на ура. Потому от нас здесь потребуется обеспечить возможность получения подобного оружия в более менее весомых количествах на первых порах. А дальше пусть сами разбираются. При этом, насколько я вижу, с нашей стороны потребуется прикупить от пяти сотен до тысячи Винчестеров образца 1907-го года, но с более емкими магазинами, после чего обеспечить возможность демонстрации их возможностей в реальном деле.
   - Согласен. Так что озабочусь и этим тоже, - кивнул Алексей. - Но с бомбами надо что-то делать. И срочно! Причем, не только с фугасными, но и бронебойными. Не забывайте, на дворе все еще начало XX века и крепости играют значительную роль в военном деле. Или, как минимум, в головах старых генералов. А в крепостях, да будет вам известно, хватает укреплений, что выдержат не только наши легкие фугаски, но и от подарка в четверть тонны не сильно почешутся. А с производством бронебойных боеприпасов у нас как-то никак.
   - Может, опять попробуем при посредничестве великого князя запустить лапки во флотские закрома? У этих хомяков столько всего в заначке хранится, что оторопь берет. Сами же видели, когда мы у них пушки получали, - тут же внес свое рацпредложение Егор.
   - Предлагаешь пойти по стопам японцев, которые делали бронебойные бомбы из снарядов корабельной артиллерии? - повернулся к нему Михаил.
   - Именно! Пусть снаряды к орудиям, что все еще применяются на флоте, не продадут, но я более чем уверен, что нам с лихвой хватит снарядов к устаревшим системам. Естественно, боевая эффективность подобных бомб будет куда ниже созданных по науке, но тут выбирать не приходится. Ни времени, ни ресурсов, на большее не хватит. Так бы успеть!
   - Что же, принимается. Будем пробовать, - тут же черкнул себе очередную заметку в блокнот Алексей. - Еще умные мысли имеются?
   - В принципе, коли у нас такая беда с взрывчаткой, можно запустить в производство флешетты. Авиационные дротики, - пояснил, блеснувший своими познаниями оружейного дела Егор, в ответ на недоуменные взгляды друзей. - В нашей истории их массово применяли все стороны. Делать их можно, считай, на коленке, хоть штамповкой, хоть отливкой, хоть фрезеровкой. Дешевле всего, конечно, будет горячая штамповка, но тут потребуется заказывать отдельную производственную линию под это дело.
   - Сможешь набросать чертеж? - тут же вновь уткнулся в свой блокнот Алексей.
   - Легко.
   - Стало быть, осталось уговорить великого князя поспособствовать в осуществлении наших идей.
   - Кто поедет?
   - Я полагаю, что должен ехать Егор. У меня здесь дел невпроворот. Тебя, Миша, он до сих пор за твои выкрутасы на Балканах до конца не простил. Так что остается всего один кандидат.
   Уже спустя две недели после состоявшегося разговора на аэродром близ Киева прибыли первые ящики с материалами и техникой. В связи с нехваткой двигателей, производство планеров У-2 вырвалось вперед и на заводском аэродроме успело скопиться два десятка безмоторных машин. Вот их и отправили на направление одного из будущих фронтов. Благо, в связи с планируемым скорым открытием Киевского аэропорта компанией "Аэрофлот", мест для размещения всего этого богатства имелось в избытке. Так, помимо бетонной взлетной полосы, что позволяла обеспечивать прием всех типов аэропланов в любое время года, здесь уже были воздвигнуты ангары и склады. Причем, не малыши, в которых мог бы разместиться разве что небольшой Блерио, а солидных размеров сооружения способные укрыть У-3, для которых по легенде они и возводились. Здесь же в устроенных топливных танках потихоньку накапливались запасы авиационного бензина, что удавалось закупать у производителей, а возведенные на скорую руку временные земляные склады наполнялись бочками с лучшим минеральным маслом, что прежде применялось только в моторах гоночных автомобилей. Замена им касторового позволило прибавить к оборотам того же З-5 целую сотню, что не преминуло сказаться на характеристиках снабженных им машин, вдобавок увеличив ресурс работы подшипников двигателя с 50 часов почти до 200. Тогда же в столицу империи прибыл весьма известный, как в России, так и во всем мире, Озеров Егор Владимирович.
   - Благодарю, что нашли время принять меня, Александр Михайлович, - склонил голову Егор, стоило за его спиной закрыться двери кабинета великого князя.
   - Вы же знаете, Егор Владимирович, для вас и ваших друзей я всегда найду время. Тем более, что еще ни разу вы не беспокоили меня по пустяшным вопросам. Что же случилось на сей раз? Вы изобрели новый аэроплан, что затмит даже ваш неподражаемый У-3? - было видно, что рождественские праздники и последующий семейный отдых пошел командующему Императорского Военно-Воздушного Флота на пользу, и испортить великому князю настроение еще никто не успел.
   - Благодарю за признание наших скромных заслуг, Александр Михайлович. И мне и моим друзьям, несомненно, лестно от того, что вы имеете столь высокое мнение о наших скромных персонах. Но, к сожалению, сегодня я прибыл не с самыми радужными мыслями... Да, именно мыслями, - уперев взгляд в столешницу, покивал головой Егор. - Я не мастер разводить политесы, поэтому, если мои слова покажутся вам излишне прямолинейными, прошу не гневаться. Но, по-другому, я не смогу сказать то, что должен.
   - Я вас внимательно слушаю, - в один миг от улыбчивого гостеприимного хозяина кабинета не осталось ни следа, явив взору гостя того, кем великий князь являлся в соответствии со всеми своими регалиями и званиями.
   - Пусть мы и не заканчивали именитых университетов, ваше высокопревосходительство, - тут же уловил момент и перешел на совершенно верный стиль общения Егор. - Но видеть, думать и соображать научились. Как-никак, уже все за пятьдесят лет перевалили. И тот факт, что мы не дураки, надеюсь, не следует вам доказывать?
   - Не следует, - кивнул великий князь.
   - Что же... - помявшись пару секунд для сохранения видимости нерешительности, что была присуща всем простым жителям России при общении с представителями императорской семьи, Егор поднял взгляд на человека, от которого, несомненно, зависело будущее всего их предприятия. - Собрав все возможные факты и слухи, что появились в последнее время, мы пришли к выводу, о неминуемом начале большой войны в Европе. Когда именно это произойдет - одному Богу известно, но в ее неизбежности не приходится сомневаться. А учитывая наши союзнические обязательства перед Францией... - продолжать он не стал и лишь развел руками, показывая, что тут пояснять уже ничего не надо.
   - Вы столь сильно в этом уверены? - на лице великого князя не дрогнул ни один мускул, и лишь глаза едва заметно сощурились. Запах скорой войны действительно витал в воздухе, но лишь считанные единицы позволяли себе говорить об этом вслух. И уж тем более данной темы прежде не затрагивали обыватели.
   - Мы бы не посмели тратить ваше драгоценное время, рассказывая о глупых опасениях. И я, и Алексей Михайлович с Михаилом Леонидовичем, прекрасно понимаем, от кого именно зависит будущее наших предприятий. И вводить в заблуждение вас - это последнее, что могло бы прийти нам на ум, даже достигни мы возраста, когда старческий маразм имеет право вступить в свои права. Мы слишком сильно вас уважаем и прекрасно видим, сколь немалые силы вам приходится прикладывать для созданий Императорского Военно-Воздушного Флота. Детища, кое и мы считаем родным тоже. Но ведь факты, ваше высокопревосходительство! Видящий да увидит! А летчикам отменное зрение крайне необходимо.
   - И что же вы ожидаете от меня, Егор Владимирович? Что я сейчас пойду к его императорскому величеству и поведаю о ваших опасениях? - откинувшись на спинку кресла, холодно поинтересовался Романов. Пройдя через множество дрязг близ престола, одно из которых стоило ему места в Комитете министров, великий князь хорошо научился ранжировать темы, что можно было обсуждать со своим царственным родственником, а кои не следовало даже озвучивать, пока император сам не начинал беседу на их счет.
   - На подобное мы даже не смели рассчитывать, ваше высокопревосходительство, - сделал вид, что с трудом сдержался, чтобы не замахать руками отыгрывающий роль пусть умного и успешного, но все же простого мужика из рабочего класса, Егор. - Мы нисколько не сомневаемся, что у его императорского величества имеется вся необходимая информация и выводы десятков, если не сотен, лиц сведущих в деле внешней политики куда больше простых рабочих, которыми мы, по сути, и остались.
   - Значит, вы ждете чего-то непосредственно от меня, - тут же сделал совершенно верный вывод Александр Михайлович. - Что именно? - кинул он острый взгляд на своего гостя, поднявшего слишком опасную тему.
   - Проверки, ваше высокопревосходительство. Проверки максимально приближенной к боевой. Но не только для нас - тех, кто уже сейчас худо-бедно готов к ней. А больше для тех господ авиаторов, что успешно завершили обучение во всех отделениях ИВАК. Ведь, посудите сами. По бумагам у нашего доблестного военно-воздушного флота имеется весьма серьезный резерв в лице нас, гражданских авиаторов. По факту же, из трех сотен пилотов, хорошо, если десятая часть сможет сдать нормы обязательные для военного летчика. А ведь когда придет грозное время, их переобучение встанет империи ой как дорого. И в данном случае я не имею в виду деньги. Время, инструкторы, аэропланы, вооружение и горюче-смазочные материалы - все то, что будет столь необходимо на фронте, окажется оторвано на весьма длительный срок для переподготовки пилотов, кои ныне только и могут, что взлететь с аэродрома, да после вернуть свою машину на землю, не сильно побив ее при этом.
   - Что же, в очередной раз не могу не согласиться с озвучиваемыми вами фактами, - стоило гостю замолчать, переводя дух, кивнул головой великий князь. - К сожалению, все обстоит именно так. Да, сейчас в России наличествует почти шесть сотен пилотов, треть из которых состоят на государевой службе. Но воевать, подобно Михаилу Леонидовичу, не приходилось никому из них. Даже тем, кто побывал в Сербии и Болгарии во время войны с османами. Потому я с глубочайшим вниманием готов ознакомиться с вашим, несомненно, интересным предложением. Так что, не тушуйтесь, говорите так, как оно есть. А после мы вместе обсудим ваши идеи.
   - С вашего дозволения, ваше высокопревосходительство, мы бы желали испросить возможность организовать военные сборы для гражданских авиаторов силами ИВВФ. Естественно, не для всех разом, ибо никакой аэродром не сможет принять одновременно столько людей и аэропланов. А, для первого раза, так сказать, на пробу, только тех, кто сам выкажет желание поучаствовать в сем мероприятии. Одновременно, можно было бы опробовать процесс сбора наличествующих в отделениях аэроклуба аэропланов на одном летном поле. Все же не только люди, но и техника данной организации является тем самым незаменимым ресурсом, что можно будет кинуть на чашу весов противостояния в самый ответственный момент.
   - Хм, и в какой роли вы видите свое участие в подобных сборах? Помимо подлежащих призыву на них пилотов, - с хорошо читаемым интересом во взгляде, слегка подался вперед хозяин кабинета, которому действительно пришлась по душе озвученная затея. Тем более что теоретическая проработка подобного сбора уже проводилась членами Особой Комиссии Императорского Всероссийского Аэро-Клуба, так что поднятие данной темы нынешним посетителем, послужило очередным подтверждением верности его ставки, сделанной на этих трех авиаторов.
   - Со своей стороны мы будем готовы предоставить инфраструктуру аэродромов принадлежащих "Аэрофлоту", наземную технику и часть технического персонала. А также до полудюжины аэропланов принадлежащих непосредственно заводу "Пегас" и существующей при нем авиационной школе. Не говоря уже о нас самих. Разве что хотелось бы надеяться оказаться в числе инструкторов, а не обучающихся. А еще лучшей идеей нам видится временное присвоение воинского звания "охотника" всем привлеченным гражданским лицам на все время проведения сборов, за исключением тех, кто уже успел отслужить в армии или флоте. Таковым будет лучше сохранять свое звание, но при этом оно никак не должно влиять на занимаемую должность. Начни мы поступать иначе, и об учебе придется забыть, поскольку обер-офицер непременно посчитает своим долгом командовать нижними чинами, при этом вряд ли имея необходимый военному летчику опыт. И раз уж я затронул тему званий, то по итогам подобных сборов было бы неплохо предоставлять всем желающим возможность сдать экзамен на получение введенного совсем недавно звания "летчик" или "военный летчик" для господ отставных офицеров. Естественно, с правом последующего ношения полагающегося нагрудного знака. Полагаю, один только этот факт позволит привлечь к сборам немалое количество авиаторов. Ведь человек, это такое существо, которому не чужда наглядная демонстрация его достижений. Тем более, что гордиться тут действительно есть чем. Ну и, конечно, на подобных сборах никак нельзя будет обойтись без участия действующих военнослужащих. К ним непременно следует привлечь инструкторов из Офицерской школы, пилотов ближайших к месту проведения сборов авиационных отрядов и не менее роты охраны. Более того, было бы весьма интересно сравнить действия армейского авиационного отряда и такого, набранного из числа гражданских лиц, в выполнении одинаковых упражнений. Это позволит уже опытным путем определить степень пригодности летчиков-охотников к военной науке. Заодно, ежели наберется достаточное число участников, мы сможем на практике проверить формирование нового строя, что, по нашему мнению, должно прийти на смену ныне существующим авиационным ротам.
   - Нового строя? А чем вас не устраивает структура существующих в настоящее время авиационных отрядов и рот? - временно оставив в стороне обсуждение самой возможности проведения подобных сборов, Александр Михайлович немало удивился последнему прозвучавшему предложению. Все же действующий состав авиационных формирований являлся результатом работы многих лет, в том числе и его нынешнего гостя. И вот на тебе! Оказывается, лучших авиаторов империи, то, к чему они рука об руку шли столько времени, более не устраивает.
   - К сожалению, большинство господ генералов, не располагая возможностью получить должный опыт, еще не смогли в полной мере оценить ту выгоду, что могут принести аэропланы на современном театре военных действий. Потому состав авиационных отрядов, и даже рот, которые многим кажутся более чем достаточными, для нас видятся уже неприемлемо малыми. Так, опыт, полученный во время войны на Балканском полуострове, наглядно продемонстрировал, сколь быстро отряд из 6 - 8 аэропланов полностью теряет свою боеспособность в результате выбытия материальной части. Естественно, мы прекрасно понимаем, что подобная структура во многом обусловлена количеством имеющихся в армии аэропланов и числом летчиков, но искренне верим, что останавливаться на достигнутом никак нельзя. Из года в год количество, и тех, и других, несомненно, будет только расти и вскоре перевалит за число потребное для укомплектования отрядов созданных для службы в имеющихся войсковых формированиях и крепостях. К тому же, в наших недавно выпущенных наставлениях, обязанности авиационных соединений включают в себя не только ведение разведки, но и нанесение прицельных бомбовых ударов по наземным частям противника, которые, непременно станут отстреливаться в ответ. Что, в свою очередь, приведет к еще более скорому сокращению количества действующих аэропланов без нанесения противнику действительно значительного урона. Это мы и желаем исправить, предлагая опробовать на военных сборах новый штат. Ведь если в масштабе всего военно-воздушного флота проводить эксперимент по переформированию только-только созданных авиационных рот в настоящий момент не имеет смысла, дабы не вносить еще большей путаницы, то на основе сил привлеченных к военным сборам это может быть продемонстрировано весьма наглядно и, что самое главное, не сильно затратно для казны.
   - Вы готовы взять большую часть расходов на себя? - немало удивился великий князь.
   - Увы, подобными средствами мы не располагаем, - тяжело вздохнул Егор. - Сколь бы солидной ни была сумма выплачиваемая казной за сданные аэропланы, большая ее часть уже давно разошлась по карманам наших поставщиков. Потому полноценно обеспечивать даже кратковременное существование столь солидного формирования, мы себе позволить никак не можем. Максимум, помимо озвученного ранее, мы можем выделить еще некоторое количество техники, включая новейшие бронеавтомобили для организации охраны, и добавить пару десятков мастеровых. Вполне естественно, что, с учетом всего нами предлагаемого, подобного количества технических специалистов окажется совершенно недостаточно для заполнения штатов, что приняты в ИВВФ. Но сейчас на всех отечественных предприятиях, в которых мы имеем долю, заняты от силы тысяча человек, так что отрывать от дел даже на столь короткий срок, как пара месяцев, большее количество сотрудников, мы никак не можем. Тут наши основные надежды направлены на возможности аэроклуба предоставить не только пилотов и технику, но и механиков. Охранные же подразделения, как я уже говорил ранее, желательно получить из состава ИВВФ. Как ни крути, а потребное подобному учебному формированию вооружение и боеприпасы никак не могут находиться в руках частных лиц. Ни ружья-пулеметы, ни, тем более, авиационные бомбы, не должны оставаться без ежесекундного внимания профессиональных военных. А, и то, и другое, мы желали бы дать возможность испытать тем из гражданских пилотов, кто попадет в пятерку или десятку лучших - тут все будет зависеть от числа участников. Кстати, само вооружение, за исключением патронов и взрывчатых веществ для снаряжения бомб, мы будем готовы предоставить со складов своего оружейного завода. Благо определенные запасы, на случай проведения показательных испытаний, имеются.
   - Весьма интересно, - нарушил затянувшееся на пару минут молчание хозяин кабинета. - Я не сомневаюсь, что у вас уже подготовлен для меня доклад по поводу состава этого вашего формирования. Но, если вас не затруднит, не могли бы вы озвучить краткую выжимку?
   - Конечно, ваше высокопревосходительство. Честно говоря, мы вообще предложили бы уйти от понятия авиационной роты, поскольку она не вписывается в новую структуру, да и применяется в настоящее время исключительно для облегчения материально-технического снабжения входящих в ее состав авиационных отрядов. Но при этом никак не способствует координации совместных действий последних. Мы же постарались смоделировать максимальную боевую эффективность авиационных частей и пришли к выводу, что с существующей структурой можно рассчитывать на применение аэропланов лишь в качестве средств разведки и для осуществления связи. Прочие же задачи, о которых мы с вами имели немало бесед, столь малым силам окажутся просто не по плечу. Поэтому, вместо авиационных отрядов, мы предложили бы ввести понятие эскадрильи - по аналогии с морской эскадрой. Эскадрилья должна состоять из трех звеньев по четыре аэроплана в каждом. Три эскадрильи должны составлять авиационный полк. А три полка составлять авиационную дивизию. Естественно, имейся такая возможность, мы бы предпочли увеличить силы, как полка, так и дивизии, хотя бы на четверть. Но мы прекрасно осознаем, что никто не будет вкладывать в авиацию достаточно ресурсов, пока она не докажет свою эффективность и необходимость.
   - И вы желаете сформировать на военных сборах таковой авиационный полк, чтобы наглядно доказать свои измышления. Я правильно понимаю?
   - Совершенно верно, ваше высокопревосходительство. А чтобы сравнение было корректным, потребны отдельные корпусные авиационные отряды, как армейский, так и добровольческий, численностью по шесть машин каждый, как это утверждено действующими штатами. Чтобы результат сравнения оказался подтвержден не теорией, но практическим опытом.
   - Хм. Как я уже ранее отметил, высказанная вами идея весьма интересна. Я непременно ознакомлюсь с документами, что вы привезли, - великий князь кивнул на кожаный портфель, с которым Егор не расставался все время нахождения в кабинете. - Но даже у командующего ИВВФ без получения высочайшего дозволения нет прав осуществить абсолютно все высказанное вами сейчас. И уж тем более у меня нет права отрывать людей от их дел и заставлять прибыть на сборы.
   - Вы совершенно правы, ваше высокопревосходительство. Не следует никого отрывать! Потому на первые сборы мы и предложили позвать только желающих. Если начнем тянуть туда народ силком, то, скорее всего, получим обратный эффект - абсолютно все постараются уклониться от получения подобного опыта. Однако все потребные согласования могут занять столь длительное время, что мы можем оказаться абсолютно неподготовленными к проведению подобного мероприятия, буде получено высочайшее одобрение. И тогда мы опять же предстанем не в лучшем свете. Как же! Всех взбудоражили, а в итоге получился пшик! Согласитесь, может получиться очень некрасиво.
   - Ваши предложения? - мгновенно оценив возможные последствия для себя и своего нового дела в случае полного провала первых же сборов, командующий ИВВФ подался вперед, жадно вцепившись взглядом в своего посетителя, будто от этого оный мог выдать ответы на абсолютно все вопросы.
   - Какое бы решение ни приняли в будущем его императорское величество, нам следует заранее подготовиться к наилучшему варианту, ибо именно он окажется для нас наиболее тяжелым в плане предварительной подготовки. Потребуется заранее обустроить инфраструктуру, создать запасы ГСМ и боеприпасов на ближайших к аэродромам складах. Доставку техники и охраны для всего этого богатства тоже следовало бы осуществить заранее. Наконец, инструкторам также заранее потребуется ознакомиться с "театром будущих боевых действий" - выделил Егор интонацией и улыбкой последние слова.
   - А вы уже в курсе, где мы будем "воевать"? - вздернул правую бровь Романов, легкой улыбкой показывая, что принял тонкую шутку собеседника.
   - Пока на ум приходят всего два места уже обладающих необходимой инфраструктурой и прочими ресурсами - Варшава и Киев, где как раз заканчивается устройство новых аэродромов "Аэрофлота". Тем более, помимо военных авиаторов, там также присутствуют отделения ИВАК, что при необходимости позволит использовать их ресурсы в полной мере.
   - Что же, на подобное я смогу дать согласие и поспособствовать, как с размещением, так и с нижними чинами для охраны того имущества, что удастся вам собрать. Но ведь это далеко не все?
   - Естественно, ваше высокопревосходительство. Поскольку пилоты этой возможной сборной солянки по большей части будут соответствовать нижним чинам, хотелось бы получить какую-либо индульгенцию, дабы не случилось недопонимания в случае непредвиденной встречи на улицах этих городов или вообще на аэродроме с господами офицерами и унтер-офицерами иных воинских формирований. Да и с собственной охраной тоже не хотелось бы постоянно лаяться. А ведь подобное непременно случится! Не сможет не случиться!
   - Не переживайте, Егор Владимирович, - слегка усмехнулся великий князь, - никакой залетный подпоручик не сможет отдавать вам приказы. Особенно в плане проведения занятий! Вы ведь этого более всего опасаетесь? - Получив в ответ утвердительный кивок Александр Михайлович продолжил, - все же в России людей, имеющих реальный боевой опыт применения авиации, можно пересчитать по пальцам рук. И наиболее отличившиеся из них трудятся как раз на вашем заводе. Так что я вполне осознаю ваше желание сохранять определенную независимость, тем более что она необходима для подтверждения ваших теоретических выкладок об изменении штатных структур. Если с этим вопросом разобрались, предлагаю перейти к следующему.
   - Несомненно! Вооружение!
   - Да-а-а. С этим у нас все очень непросто, - тяжело вздохнул великий князь и вновь откинулся на спинку своего кресла. Вспоминая, какие жаркие баталии ему пришлось выдержать, доказывая необходимость ввода ружей-пулеметов и авиационных бомб в список вооружения ИВВФ, он нахмурился и едва заметно покачал головой. Расходы на армию и так съедали львиную долю государственного бюджета, и этих средств постоянно не хватало, так что хоть в конечном итоге высочайшее дозволение на вооружение аэропланов и дирижаблей было получено, дополнительных средств на эти цели в казне не нашлось. Хорошо еще, что удалось наложить лапу на полторы сотни ружей-пулеметов Мадсена, уже успевших весьма удачно пройти испытания на возможность применения с бортов летательных аппаратов. Благо, более никто на них не претендовал, и эти машинки смерти пылились на крепостных складах. Также удалось изрядно схитрить, определив пистолет системы РТ-1911, как непременную принадлежность к каждому аэроплану ИВВФ. Наган был признан всеми летчиками абсолютно негодным в деле воздушного боя по причине невозможности его перезарядки в полете, а из скромной линейки "Рижской оружейной фабрики" именно модель 1911 года оказалась лучшей по дальности стрельбы и наличествующему в обойме боезапасу. А вот РТ-1913, являвшийся в девичестве АПС, приглянулся далеко не всем. Слишком громоздким оказался этот автоматический пистолет-карабин. Тем не менее, русским офицерам позволили приобретать последний для повседневного ношения, но из-за солидной цены и, опять же, массогабаритных размеров особой любви он не сыскал. Причем этот факт полностью закрыл данному пистолету-карабину путь на рынок гражданского оружия Российской империи, ведь после событий революции 1905-1907 годов населению было запрещено владеть армейскими образцами вооружения. По этой же причине РТ-1911, изначально создаваемый с прицелом на армейские заказы, никогда не продавался на внутреннем рынке, находя своих клиентов исключительно за границей. Что нельзя было сказать о РТ-1912, ставшим весьма популярным в народе и расходившимся сотнями штук ежемесячно.
   - Мы, конечно, понимаем, - посчитав затянувшуюся паузу предложением высказаться, Егор вытащил из своего портфеля ничем не примечательную папку и аккуратно положил ее перед собой, - всю тяжесть затрат на вооружение армии и потому хотели бы предложить ряд мер по их максимально возможному снижению.
   - Я весь во внимании, - тут же отозвался великий князь, прекрасно знавший, что эти люди всегда могли предложить какую-либо неплохую идею.
   - На складах, как армии, так и флота, в настоящее время хранятся десятки тысяч снарядов к устаревшим системам артиллерийского вооружения, которые применяться уже вряд ли когда-либо будут. Мы позволили себе наглость воспользоваться своей определенной известностью и разузнали о том, что мы могли бы позаимствовать для нужд ИВВФ. Вот, прошу обратить внимание - это эскиз и описание переделки фугасного снаряда к бронзовой девятифунтовой пушке образца 1867 года в авиационную бомбу. Данные орудия большей частью уже утилизированы, а оставшиеся вряд ли будут когда-либо использованы. При этом снарядов, хранящихся на складах - многие тысячи. Те, что находятся в арсеналах категорий "В", действительно уже легче отправить в переплавку, нежели тратить время на их снаряжение взрывчатым веществом и последующую сборку. Куда лучшим видится употребить это время на подготовку снарядов к более современным системам вооружения. А вот снаряды с арсеналов категорий "Б" и "А" отправлять в утиль, видится более чем неверным, если имеется возможность путем некоторой переделки превратить их в эффективный авиационный боеприпас. То же касается и снарядов к прочим артиллерийским системам. Особенно к крупнокалиберным. Мы бы с удовольствием и сами их выкупили по цене металлолома. Но кто нам их продаст? А вот если ИВВФ выразит готовность поспособствовать армии и флоту избавиться от превратившегося в гири на ногах устаревшего имущества, вам еще и спасибо скажут. Ведь тот же черный порох, благодаря вашему содействию, мы уже получаем с их складов для снаряжения первых авиационных боеприпасов.
   - А если войны не случится? - взвешивая все за и против действительно интересного предложения, неожиданно даже для самого себя поинтересовался великий князь.
   - В таком случае мы первыми пойдем в ближайшую церковь и поставим столько свечей, сколько сможем. А потом сядем думать над тем, каким образом отдавать кредиты немецким и австрийским банкирам.
   - Вы взяли кредиты? - искренне удивился Романов, зная о патологической неприязни подобного источника пополнения оборотных средств конкретно у этих людей. Видя, как ведет дела РБВЗ, в прошлом году окончательно перешедший под контроль Русско-Азиатского банка, нижегородские авиаторы и их рижский партнер абсолютно не желали повторить судьбу этого завода. Да, он продолжал работать, продолжал приносить немалую прибыль. Но петербургские владельцы банка, имевшие и собственные предприятия, откровенно задавливали всякую инициативу рижских производственников, дабы самостоятельно снять сливки с самых вкусных казенных заказов. И потребность страны в том или ином виде техники таковых людей волновала в последнюю очередь.
   - Да. Ведь, начнись война, и отдавать точно ничего не придется, - развел руками Егор. - Так зачем отказываться от денег, которые сами идут в руки?
   - И дозволено ли мне будет узнать, сколь много вы одолжили? - отсмеявшись, поинтересовался Александр Михайлович.
   - В общей сложности - чуть более полутора миллионов рублей, если переводить из немецких марок. К сожалению, большую сумму нам предоставить отказались. Да и то, в соответствии с договоренностями, немалую часть пришлось оставить в карманах немецких производителей. Станки, инструменты, материалы, комплектующие и запчасти - многое пришлось заказать, чтобы не испытывать потребностей, случись война. Меньшая часть пошла на выкуп земли и возведение новых цехов. Для них сейчас как раз подготавливают весь необходимый строительный материал. Вдобавок удалось открыть небольшое училище при заводе, в которое мы уже набрали полторы сотни учеников. А если вы переживаете за растрату денежных средств на подобное обучение с использованием настоящего вооружения, то нашим пилотам все равно рано или поздно придется проводить учебные бомбометания. И чугунными болванками тут уже не обойтись, если мы желаем научить своих авиаторов настоящей боевой работе. Старые же снаряды, с начинкой из черного пороха и закупленные по цене металлолома, окажутся куда дешевле выделываемых в настоящее время нашим предприятием авиационных бомб. Даже с учетом переделки.
   - Вы не планируете заменять порох на более мощное взрывчатое вещество? - удивился великий князь, зная о стремлении этих заводчиков если не к совершенству, то к наилучшим показателям.
   - К сожалению, это приведет к излишнему удорожанию. Да и времени займет слишком много. К тому же, мы бы предпочли начинять современной взрывчаткой полноценные авиационные боеприпасы, что были одобрены к постановке на вооружение в прошлом году. Но, боюсь, ее не окажется достаточно даже для снаряжения тех корпусов бомб, что уже отлиты. Кстати, это тоже будет одной из просьб. Нам бы очень пригодились специалисты способные снарядить бомбы взрывчатыми веществами уже непосредственно на аэродроме или вблизи от него, дабы не возить лишний раз столь взрывоопасный груз. К сожалению, сил специалистов присланных морским ведомством для работ со снарядами к выкупленным у них орудиям, оказалось совершенно недостаточно. Да и на заводе им работы более чем хватает.
   - Что же. Здесь вы, несомненно, правы. Хорошо, я посмотрю, что реально предпринять для решения данного вопроса. Имеется что-либо еще?
   - Да. Все же хотелось бы закончить нашу встречу на действительно позитивной ноте. Прошу! - достав из портфеля фотографию штурмовика, Егор передал ее собеседнику. - Мы завершили испытания бронированного аэроплана, о котором я вам рассказывал в прошлом году.
   - Красавец! - не смог не восхититься открывшемуся зрелищу великий князь. - Действительно, внушает страх и уважение даже одним своим видом! - задержав взгляд на острых зубах акульей пасти, что была изображена на носу машины, Александр Михайлович предвкушающе улыбнулся, представив, какой эффект сможет произвести подобный аэроплан на любого противника. - И сколько подобных небесных хищников вы сможете производить?
   - К началу лета будут готовы четыре машины. А дальше постепенно сможем увеличивать объемы производства с тем, чтобы выйти на десять штук в месяц к октябрю-ноябрю. Естественно, если этот аэроплан заинтересует наш военно-воздушный флот.
   - И во сколько вы оцените сей шедевр?
   - Одноместный, без учета пулеметного вооружения, обойдется казне в двадцать семь тысяч рублей за штуку. - В этот раз друзья приняли решение не наживаться на казенных заказах и потому озвученная цена ШБ-1 лишь на тысячу с небольшим рублей превосходила его себестоимость при озвученных масштабах производства. Все же данный самолет обязан был стать воздушным солдатом ИВВФ и потому главной задачей они себе ставили максимальное насыщение авиации этой машиной. А, выставляя заоблачные цены, о подобном приходилось только мечтать. - Мы, как могли, старались минимизировать затраты на его изготовление, но тут одна броня обходится нам едва ли не в пятую часть итоговой цены. Плюс применение двух двигателей и солидного количества высококачественной стали с дюралем в конструкции, как части крыла, так и хвостовой оконечности. В результате аэроплан стал куда более стойким к боевым повреждениям, но и дорогим. Тут уж ничего не попишешь, - развел руками Егор. - Двухместный, с добавлением хвостового стрелка на место внутреннего бомбового отсека, обойдется на триста рублей дороже. Основное удорожание произойдет за счет изготовления и монтажа хвостовой турели для установки пулемета и системы для переговоров летчика со стрелком. Естественно, после монтажа вооружения цена еще возрастет, но по эффективности применения он превзойдет У-2 минимум вдвое. Во всяком случае, проведенные нами испытания выдают именно такую цифру.
   - Будет вам заказ! - сказал, как отрезал, великий князь. - Не пустить такой аэроплан в небо - преступление против всей авиации!
   И вот теперь всем собравшимся в одной из аудиторий здания Санкт-Петербургского Института инженеров путей сообщения Императора Александра I предстояло узнать к чему, в конечном итоге, привела имевшая место быть чуть более месяца назад беседа двух людей занимавших в отечественной авиации лидирующие позиции. Каждый в своей области естественно. Так, основная задача съезда в точности до запятой совпала с той, что была озвучена товарищем председателя в иной истории. Отличие же заключалось в том, что ныне эту самую задачу заслушивали не три десятка человек, а три сотни делегатов от 32 воздухоплавательных организаций и обществ, раскиданных по всей России.
   "Объединение деятельности аэроклубов, воздухоплавательных кружков и обществ при участии Особого Комитета, который в настоящее время решил изменить свою дальнейшую деятельность и приступить к организации воздушных добровольных дружин, к дальнейшей подготовке летчиков-добровольцев, к оборудованию авиационных станций и маяков и к постройке и снабжению всем необходимым самолетов." - именно данной всеобъемлющей и одновременно витиеватой фразой было открыто главное заседание съезда.
   Стоило отметить, что слушали доклад на данную тему в полнейшей тишине. А как могло быть иначе, если читал его лично главнокомандующий ИВВФ Российской империи, являвшийся по совместительству великим князем и шефом Императорского Всероссийского Аэро-Клуба? Да и воды в доводимых до аудитории тезисах практически не наблюдалось. Одним словом, было видно, что, как минимум, главный докладчик прибыл сюда не ради обозначения своего присутствия, а с реальной целью.
   Нельзя было сказать, что мысль об обязательных военных сборах для всех получивших бреве, оказалась поддержана единогласно. Кто-то в принципе не думал связывать свою жизнь с армией хоть в какой-либо мере, кто-то являлся слишком занятым человеком, дабы позволить себе отрываться от дел на столь длительный срок, кто-то не мог оставить работу, чтобы не лишиться источника обеспечения своей семьи. Но и тех, кто пожелал получить столь удивительный опыт, набралось не менее сорока человек. И даже три дамы сумели затесаться в этот коллектив.
   Едва ли не сразу после свадьбы Михаил оказался под натуральной осадой со стороны своей второй половинки в плане обсуждения вопроса возможности участия женщин пилотов в военных конфликтах. Слишком уж напористой оказалась его Элен, чтобы спустить все на тормозах и в конечном итоге в докладе, что был передан Егором великому князю, отдельная глава отводилась формированию Медицинского авиационного отряда, должности пилотов в котором виделось вполне возможным доверить женщинам, коли они изъявят желание послужить отечеству. Более того, ряд технологий для медицинской крылатой машины уже были отработаны и подготовлены к производству. Так имевшиеся в составе "Аэрофлота" трехместные У-2 после установки нового гаргота и двух крыльевых контейнеров, многократно проверенных в деле контрабандистами, позволяли не только доставить едва ли не на поле боя доктора с ассистентом, но и привезти с собой все потребные материалы и инструменты для развертывания полевого операционного пункта, а также впоследствии вывезти в тыл троих лежачих раненых за одну ходку. К тому же на роль пилотов санитарных У-2 можно было смело брать тех, кто не выказывал желания рисковать своей жизнью на передовой, но при этом был бы готов послужить отечеству. И стоило отметить, что данная тема вызвала одну из наиболее жарких дискуссий за все время проведения съезда, затмив собой даже обсуждение развития военно-морского воздухоплавания.
   Конечный же результат можно было смело назвать натуральным триумфом трех друзей. Мало того что оказались приняты и одобрены все тезисы их доклада, так еще для усиления эффективности, и, наверное, в надежде на привитие господам гражданским авиаторам хотя бы минимальных норм воинского устава, в состав формируемых отрядов на все время проведения сборов включались двенадцать армейских летчиков из числа нижних чинов. То есть треть летчиков ИВВФ и РИФ, вышедших из числа солдат. Но, ни Михаила, назначенного на должность командира "Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба", ни Егора, получившего под свое начало "Первый добровольческий корпусной авиационный отряд", ни Элен Дубову-Дютрие ставшую в силу имеющихся навыков и медицинского образования командиром "Первого добровольческого летучего санитарного авиационного отряда", факт отсутствия среди своих пилотов действующих офицеров ничуть не смутил. Скорее наоборот - позволил вздохнуть с облегчением, поскольку, чего уж греха таить, многие офицеры любили задирать носы при общении с нижними чинами, к числу которых вскоре должны были присоединиться пилоты-охотники. А вчерашние гражданские вряд ли могли спокойно выдержать подобное обращения, что неминуемо приводило бы к множеству конфликтных ситуаций. Потому решение великого князя было принято весьма благосклонно и уже спустя пару дней в Киев и Варшаву потекли очередные караваны забитых под завязку железнодорожных вагонов. Но даже сотни внезапно проявившихся проблем не смогли испортить настроение трем нижегородским авиаторам, ибо они получили ту самую возможность, о которой вели длительные беседы - встретить войну во всеоружии, в нужное время, в нужном месте и на законных основаниях.
  

Глава 2. Ударим автопробегом по...

  
   Как самый мощный флот не был способен в одиночку принести полную и безоговорочную победу своей стране, так и самые лучшие самолеты не обладали возможностью захватывать территорию противника. И те, и другие, всегда и во все времена, выступали лишь в качестве сил поддержки сухопутных войск писавших историю мира в многочисленных сражениях. Именно миллионы солдат и офицеров приносили победу и славу отечеству на своих штыках, непременно расплачиваясь, как за успехи, так и за поражения, собственными жизнями. Но если вытянуть на своих плечах подготовку и снабжение сотен тысяч пехотинцев, кавалеристов, саперов и артиллеристов, пришедшим из далекого будущего друзьям не представлялось возможным, то дать первый реальный толчок к зарождению нового рода войск удалось, пусть и напряжением всех имеющихся сил.
   Не смотря на то, что первый бронеавтомобиль был испытан русской армией еще в 1906 году, данный новый вид вооружения не получил должного внимания и последующего развития. К сожалению, в данной ситуации воедино сложилось разом множество факторов позволивших задвинуть проект под сукно. Тут, и общее несовершенство автомобилей, и слабая броневая защита, и неудовлетворительная проходимость, и закостенелость генералитета, и немалая цена броневика в 30000 рублей, и трагическая гибель штаб-ротмистра князя Михаила Александровича Накашидзе при подрыве эсерами-максималистами дома председателя совета министров. В тот роковой день князь записался на прием к Столыпину с целью продвижения в полицейское управление отвергаемого военными бронеавтомобиля. Как-никак именно Петр Аркадьевич прежде занимал должность Министра внутренних дел и потому обладал колоссальными связями в своем бывшем ведомстве. Но если сам Столыпин во время взрыва не получил ни царапины, то двум дюжинам находившихся на первом этаже здания людей уже ничто не могло помочь. Слишком сильным оказался взрыв, уничтоживший едва ли не половину здания.
   Продвигаемый князем бронеавтомобиль ненадолго пережил своего куратора. Будучи все же выкупленным армией, он, сперва, получил новую броню взамен слишком хрупкой французской, но уже осенью 1908 года, по окончании очередных не сильно удачных испытаний подтвердивших посредственные характеристики машины, был полностью разукомплектован, а шасси передано для переделки в легковой автомобиль. Потому к моменту создания первого броневика на мощностях завода "Мотор" в России, не считая инкассаторские машины, бронированный транспорт был представлен всего одной единицей производства "Бенц и Ко", что применялась на стройке восточной части Амурской железной дороги для доставки инженеров и особо ценных грузов. Даже окончание войны с Японией еще в 1905 году, не смогло сильно облегчить ситуацию с нападением хунхузов на строительные партии, вот руководство и озаботилось хоть какой-то защитой. Да и то, полноценным автомобилем детище немецких инженеров пробыло всего несколько месяцев, будучи переделанным на железнодорожный ход уже весной 1913 года, став, по сути, первой бронированной мотодрезиной.
   Как можно было догадаться, и тот, и другой, экземпляры оказались недоступны для изучения группой инженеров выделенных для претворения в жизнь нового проекта, потому приходилось действовать методом проб и ошибок. Хорошо еще, что заказчик в лице владельцев завода с самого начала дал исчерпывающее описание того, что он в конечном итоге желал бы получить. Дело оставалось за малым - произвести все теоретические расчеты и впоследствии молиться, чтобы конечный результат не сильно расходился с теорией.
   Казалось бы, "Мотор" - один из лидеров отечественного мото-, авиа- и автостроения, обязан был обладать достаточным количеством всех потребных ресурсов для претворения в жизнь проекта бронированного автомобиля. В недрах этого инновационного для Российской империи предприятия как раз весьма активно шли работы по созданию вездеходов и грузовых автомобилей, когда от троицы нижегородских авиаторов поступило предложение попытать счастья в изготовлении первого действительно российского броневика. Но в погоне за упрощением конструкции и удешевлением своих детищ не были учтены будущие потребности армии в бронированной технике. Да, конечный результат работы конструкторского отдела завода и нанятых со стороны специалистов вышел на славу. Получившиеся в конечном итоге автомобили, не смотря на все свои недостатки, оказались востребованы армией, что не могло не радовать. Десятки, если не сотни, автомобилестроительных заводов со всего мира мечтали бы оказаться на месте "Мотора". Вот только даже самый крепкий и мощный из представленных комиссии автомобилей собственного производства не обладал достаточной для примерки брони грузоподъемностью. Нет, остановись создатели исключительно на легком пулеметном вооружении и 4,5мм броне, способной сдержать винтовочную пулю с четырехсот шагов, шасси их вездехода можно было попытаться одеть в "латы". Однако задача изначально ставилась более чем серьезная - создать артиллерийский блиндированный автомобиль повышенной проходимости. Потому взоры конструкторов и оказались направлены на продукцию одного из их главных смежников, являвшегося по совместительству основным конкурентом, первое близкое знакомство с продукцией которого состоялось в 1911 году.
   Стоило отметить, что это самое знакомство с Руссо-Балтом С24/30 преподнесло немало удивительных открытий. Вроде бы, с первого взгляда, ничего не предвещало беды. Да, у машины руль располагался справа, как и у многих ныне существующих моделей, что было связано, как с конструктивными особенностями двигателей, так и безопасностью движения и обслуживания автомобиля. Количеству "самобеглых повозок" колесящих по дорогам мира было еще далеко до того момента, когда обгоны станут неприемлемым атрибутом движения, потому возможности водителю видеть встречную полосу отводилось мало внимания. Ныне считалось, что куда важнее для него было не пропустить момент, когда под колеса движущегося экипажа кинется с тротуара безответственный пешеход, намеревающийся перейти улицу там, где ему удобно, или не въехать в извозчичью коляску, "оператор кобылы" которой резко брал старт, коли пассажиру требовалось прокатиться с ветерком. В общем, сидеть справа было хоть и непривычно, но никак не смертельно. А вот с педалями и рычагами конструкторы намудрили.
   С первого взгляда, все выглядело благопристойно и вполне привычно. Три педали, два рычага - переключения скоростей и стояночного тормоза, разве что располагались последние снаружи, вне корпуса, и дополняли картину пара рычажков на рулевой колонке. Как говорится, ничто не предвещало беды. Вот только на дворе стояло время, когда конструкторы создавали механизмы - кто во что горазд. Чего только стоил самый многочисленный автомобиль мира - Форд Т, для управления которым в тех же САСШ требовалось получать специальные водительские права. Не стал исключением, в силу своих конструктивных особенностей, и приглянувшийся авиаторам флагман отечественного автопрома.
   Первое, что вызвало удивление - ни одна из трех педалей не регулировала подачу топлива в цилиндры. Более того, такого понятия, как "педаль газа", вообще не существовало в природе. Только "акселератор"! И никак иначе! Но представитель завода все же понял потенциальных покупателей и указал рукой на один из рычажков, что примыкал к рулевой колонке. Именно его положение влияло на скорость хода автомобиля. Причем данный рычажок вовсе не требовалось удерживать постоянно. Нет, его устанавливали на конкретный угол и, зачастую, более не трогали до конца поездки, чему немало способствовало то, как следовало переключать передачи. Лишь действительно опытные водители, что научились очень тонко чувствовать машину, могли в широком диапазоне играться скоростью в пути. Неспроста же заработная плата наемного шофера находилась в районе 50 рублей, что вдвое превосходило месячные доходы среднестатистического рабочего в городах центральной России, за исключением разве что столицы и Москвы. Но там и шофера менее чем за сто рублей в месяц нанять не представлялось возможным. Вторым же фактором, влияющим на управление скоростью движения, являлись коробка переключения передач и сцепление. Так, если в конструкции коробки наиболее дорогих моделей мировых производителей уже начали появляться синхронизаторы, то тут водителю приходилось буквально ловить следующую передачу, отчего у неопытных шоферов машина завсегда дергалась, сопровождая свой прыжок скрежетом шестеренок. Не способствовало мягкому переключению скоростей и сцепление. Точнее, конструкция такового. Не смотря на общемировое признание и повсеместное использование, конусное сцепление обладало целым списком врожденных недостатков, главным из которых, наверное, являлся излишне большой вес не только всей конструкции, но и непосредственно самого конуса, где крепилась полоса специально обработанной кожи, выполняющая роль фрикционного материала при соприкосновении конуса с маховиком двигателя. Будучи отведенным от маховика, конус, из-за своей большой массы, продолжал вращаться со слишком большой скоростью, которая соответственно продолжала передаваться на вал коробки. Одним словом, прежде чем начать чувствовать себя за рулем этого автомобиля спокойно и непринужденно, следовало много тренироваться.
   Что же касалось педалей, то две из них являлись вполне привычными - одна сцепления, а вторая тормоза. Третья же одновременно действовала на обе системы и применялась при необходимости полностью остановить автомобиль. С учетом всего этого каламбура, новость о потребности постоянной регулировки угла опережения зажигания еще одним рычажком и необходимости обязательной подкачки топлива ручным насосом перед заводом автомобиля, уже не вызывали той оторопи, что непременно должна была появиться на лицах людей XXI века, зачастую привыкших лишь проворачивать ключ в замке зажигания, да ненадолго выдвигать на себя ручку подсоса на машинах с карбюраторными двигателями сохранившихся со времен СССР.
   Вполне естественно, что первое время, и руки, и ноги, всех троих, привыкших к несколько иному управлению, дергались едва ли не в судорогах, когда приходилось сдерживать наработанные многими годами навыки. Тем не менее, автомобиль был освоен весьма скоро, после чего началась его активная эксплуатация на заводе "Мотор" с одновременным изучением технических достоинств и недостатков столь недешевого приобретения. А к последним можно было отнести, как применяемые материалы, так и конструкцию узлов и агрегатов. Хорошо еще, что "Проводник" все таки запустил в продажу покрышки, выполненные по лицензии проданной ему владельцами завода "Пегас". Лишь немного прибавив в цене, которая в столице достигала 80 рублей за колесо, а в Риге не превышала 75-ти, покрышка оказалась в пять раз более устойчивой к истиранию, что в одночасье вывело продукцию российского завода в лидеры во всем мире. Кстати, именно потому розничная цена на средних размеров покрышку в России и сохранила столь немалую цену, что еще более весомая доля продукции шинного производства, нежели прежде, начала находить своего клиента в странах Европы. Вот тогда-то, подсчитывая недополученную сверхприбыль от поставок своих новых покрышек на завод "Мотор", владельцы "Проводника" и осознали, насколько их переиграли при продаже лицензии, выторговывая обязательство поставлять до 5000 колес в год практически по себестоимости. Ведь себестоимость той же мотоциклетной покрышки не превышала 18 рублей, а в рознице могла уйти за все 40. В годовом же отчете потери составили свыше ста тысяч рублей! И еще не менее тринадцати лет им предстояло ежегодно терять по столько же, если не больше.
   Но если проблема массовой гибели покрышек активно эксплуатируемого автомобиля оказалась несколько отодвинута на задний план, то расходы на бензин заставляли активно чесать затылок. При весьма скромной мощности, двигатель Руссо-Балта обладал рабочим объемом, которому мог бы позавидовать иной грузовик будущего. Не магистральный тягач, конечно. И не карьерный самосвал. А машина грузоподъемностью в 3 - 5 тонн. Соответственный объему оказался и аппетит. Так груженный двумя мотоциклами пикап требовал 30 литров автомобильного бензина на каждые сто километров пути. А буксируя прицеп с еще парой упакованных мотоциклов, его аппетит возрастал уже до 35 литров на сотню. Хорошо еще, что автомобильное топливо было раз в шесть дешевле авиационного, не то можно было смело отправлять машину в гараж на вечное хранение.
   Вполне естественно, что производитель Руссо-Балтов так же видел недостатки своих изделий и, что уже вызывало уважение, вкладывал средства в модернизацию узлов и механизмов, дабы следующая построенная серия машин, оказалась лучше предыдущей. Пусть подобный шаг не способствовал унификации запасных частей, да и производственную оснастку приходилось менять или дорабатывать, но это было лучше, чем застой. Однако, даже демонстрируемое автомобильным отделом РБВЗ движение вперед, никак не желало вырваться из рамок конструкторских решений применяемых на заводах европейских конкурентов. Для того же, кто хоть раз в жизни копался в двигателе той же Лады, оторопь вызывали все те мучения, через которые проходили нынешние автопроизводители при отливке блока цилиндров. Одной деталью! Весь блок цилиндров! И все из чугуна! Вполне естественно, что при подобном методе в брак отправлялась львиная доля заготовок, что в конечном итоге накладывалось на цену получившихся изделий. Так и хотелось сказать - "Ну не мучайся, ты! Отлей отдельно головку блока цилиндров и крышку ГБЦ! А еще лучше и гильзы цилиндров, чтобы многократно упростить процесс капитального ремонта двигателя! Ведь так и фрезерную обработку делать легче и литьевые формы выходят на порядок проще!". Вот только подобные слова вряд ли могли оказать заметное влияние, поскольку даже более чем успешный опыт самого крупного автомобильного производителя в мире не находил должного отклика в умах европейских и русских конструкторов. Все они, подобно той мухе, продолжали биться головой в стекло, вместо того, чтобы отлететь чуточку в сторонку и выпорхнуть на простор в раскрытое окно. Но, если чужих мух было не жалко, то своих нижегородские авиаторы постарались максимально возможно наставить на путь истинный.
   Так, едва были завершены работы над созданием первого автомобиля завода "Мотор" и предсерийные образцы убыли на Балканский фронт, как Калеп со товарищи оказались озабочены новым интересным проектом. В качестве наглядного пособия перед лучшими двигателистами, с которыми авиаторам удалось свести знакомство, оказались выложены узлы и агрегаты нескольких машин, совсем недавно списанных из столичных таксопарков из-за прихода в полную негодность, а потому и выкупленных по дешевке. Клеман-Байар, Панар-Левассор и Форд Т, отработав по паре лет на дорогах Российской столицы, пали их жертвами окончательно и бесповоротно. Но в качестве "анатомических экспонатов" оказались вполне пригодны, хотя и для будущего музея техники тоже были приобретены несколько разукомплектованных экземпляров.
   Наряду с собственным двухцилиндровым двигателем воздушного охлаждения, силовые агрегаты этих машин оказались отличным наглядным пособием. Особенно радовал глаз Алексея разобранный на составные части двигатель Форда. А также его дисковое сцепление и планетарная коробка передач. Нет, повторять пламенное сердце "Жестянки Лиззи" никто не собирался. Этот агрегат был неплохим, но далеко не шедевром. Однако, в отличие от пары двухцилиндровых моторов с выполненными раздельными цилиндрами и четырехцилиндрового двигателя вылитого одним блоком, он являлся разборным. Разборным на те составляющие, что были знакомы любому мужику когда-либо владевшим своим собственным гаражом. На что Алексей и указал ученым мужам собравшимся к конструкторском бюро завода. А после, ни к кому конкретно не обращаясь, просто предположил в пространство, что раздельная отливка подобных блоков, да еще не из тяжело обрабатываемого чугуна, а из новомодного алюминия с сохранением некоего аналога чугунной гильзы цилиндра, дабы поршень не стирал за считанные часы куда более пластичный материал, могла стать новым эволюционным шагом в двигателестроении. Не даром ведь именно подобная технология применялась при изготовлении цилиндров и охлаждающих рубашек двигателей З-5.
   Более года ушло на то, чтобы разобраться со всеми всплывающими по мере изучения данного вопроса проблемами. Тут и разная температура расширения материалов, с которой справились, остановившись на варианте с мокрыми гильзами, то есть большей частью своей поверхности соприкасающихся с водой системы охлаждения, а не алюминиевыми стенками ГБЦ, и много меньшая жесткость конструкции, что попросту разламывалась в местах крепления из-за вибраций, с чем, помимо применения амортизирующих резинометаллических подушек двигателя, помогли справиться стальные вкладыши и ребра жесткости заливаемые алюминием в процессе изготовления блоков, и материал прокладки, и необходимость жестко контролировать, как очередность, так и момент затяга болтов и гаек. И еще 1000 и 1 проблема.
   Тем не менее, к тому моменту, как РБВЗ довел своей двигатель до мощности в 40 лошадиных сил, первый, уже не опытный, а предсерийный, агрегат, собранный на тракторном заводе в Нижнем Новгороде, смог достичь 50-ти при почти в треть меньшем весе и 2200 оборотах в минуту. Справедливости ради стоило сказать, что, по сути, это был совершенно новый мотор, сохранивший лишь ряд деталей своего прародителя.
   Привод коленчатого вала, генератора и вентилятора охлаждения посредством цепи, а не шестерней, масляный и воздушный фильтры, наличие противовесов для уравновешивания моментов сил инерции первого порядка, что позволило снизить вес и размер маховика, топливный насос, хранение масла в картере, состав применяемого масла - все это и многое другое выводило получившийся силовой агрегат в разряд моторов, опередивших свое время лет на десять. То же самое можно было сказать про разработанное для него трехдисковое сцепление с применением в качестве абразивного материала феродо, уже лет десять выпускаемого в Англии, а не до сих пор привычной многим кожи. Разве что с коробкой переключения передач не стали сильно мудрить, заказав Луцкому доработку той, лицензию на которую он в свое время продал заводу "Пегас".
   Но к тому моменту, как работы были закончены, в конструкторском отделе автомобилестроительного направления РБВЗ правил балом уже совсем другой человек, нежели прежде. И у этого человека имелся свой взгляд на будущее машины для России. Потому конструктивного разговора с ним не вышло, а время уже поджимало. Вот и доработали разрабатываемое параллельно шасси под уже знакомые и освоенные РБВЗ в производстве компоненты, дабы не остаться перед войной со спущенными штанами. Тракторный-то завод хоть и мог самостоятельно наладить производство автомобильной техники, все же создавался для иных целей, и лишь практически полное отсутствие заказов на МТ-1, не говоря уже о гусеничных машинах, позволили ему высвободить свои невеликие мощности для отработки тестовых образцов, тем более что за эту работу платили. И платили хорошо.
   Естественно, куда выгоднее было бы спроектировать бронемашину на хребтовой раме, автомобили на базе которой уже успели освоить в производстве на заводе "Мотор". Но работы по устройству весового макета бронекорпуса, как на шасси собственного изготовления, так и С24/30 производства РБВЗ, для чего пришлось пожертвовать вернувшимся с Балкан заводским пикапом, наглядно продемонстрировали куда лучшие результаты демонстрируемые лонжеронной рамой автомобилей марки Руссо-Балт.
   Впоследствии именно на этом шасси была построена Бронированная Разведывательно-Дозорная Машина, что столь неудачно для себя намертво засела в грязи полигона. Но это был, так сказать, сторонний проект, имевший своей целью проверить возможность применения наиболее распространенных отечественных шасси для переделки в боевую технику. К тому же еще в конце 1912 года соседи разработали и запустили в производство модель собственного легкого грузовика, применив при его проектировании многие узлы и агрегаты со своей основной легковой машины. Но даже их новый Д24/35 оказался слабоват для роли будущего колесного танка. Ни рама, ни мосты, не смогли выдержать свыше двух тонн дополнительного веса брони. Дело дошло до того, что на РБВЗ впоследствии пришлось заказывать новую раму взамен прогнувшейся на одном из автомобилей из числа купленных для проведения опытов. Зато вес корпуса БРДМ-а он выдержал без проблем, но в силу малого числа произведенного количества, они вряд ли могли сыграть значительную роль в деле быстрого наращивания парка отечественных броневиков.
   Куда лучшие результаты в плане общей прочности продемонстрировало шасси двухтонного грузовика М24/35. Вот только тут же бросаться клепать на его базе броневики тоже никто не подумал. Не смотря на полное соответствие веяниям мировой конструкторской мысли, перетяжеленный, тихоходный, с цепным приводом и грузолентами на массивных дубовых колесах, этот представитель грузового семейства РБВЗ вызвал у приехавших полюбоваться на получившиеся результаты пилотов лишь тяжелые вздохи. Опытный образец броневика выполненного на этом двухтонном шасси показал заметно лучшие результаты в плане общей надежности конструкции. Но вот динамические характеристики оказались ниже некуда. Он и пустой-то с трудом развивал максимальную скорость в 20 км/ч, а увеличение веса более чем вдвое и вовсе превратили машину в близкого родственника черепахи. Даже по добротной сухой грунтовой дороге этот броневик не мог выдать более двенадцати километров в час, что совершенно не устраивало заказчиков. Впрочем, учитывая разницу в весе всего в 20 килограмм с наиболее массивным из легковых Руссо-Балтов, проблема тихоходности машины заключалась отнюдь не в силовой установке. Потому, изучение недостатков всех опытных образцов позволило прийти к пониманию того, что требовалось получить в конечном итоге.
   Совместив воедино лучшие технические решения со всех машин, и постаравшись максимально избавиться от их недостатков, конструкторы, в конечном итоге, спроектировали экземпляр действительно годный к несению службы. Естественно, они были далеко не первыми, кто конструировал автомобиль исключительно для армейских нужд. Но, так или иначе, все прежние модели, за исключением полноприводных вездеходов, создавались с учетом максимального удешевления конструкции, дабы выглядеть в глазах потенциальных заказчиков куда более предпочтительными, нежели более дорогие конкуренты. С одной стороны, данный шаг, несомненно, являлся правильным. Тот же "Мотор" развивался по данному пути. Разница состояла лишь в том, что рижский автопроизводитель не стремился всеми правдами и неправдами всучить Военному ведомству самую дешевую из своих моделей. Команда Теодора Калепа, наоборот, предложила армии самое лучшее и самое дорогое, из того, что было создано их стараниями. И тот факт, что вездеход с открытым кузовом на 6 мест обходился казне даже дешевле Руссо-Балта модели К12/20, являлся результатом тяжелейших трудов по налаживанию действительно правильного производства грамотно разработанной машины. Да и наценку владельцы "Мотора" делали в разы меньшую, нежели конкуренты. В то время, когда тот же Пузырев лично в письме военному министру сознавался в накрутке 100% прибыли к себестоимости своих автомобилей, чистая прибыль компании от продажи каждого "Штаб-Мотора" не превышала 10% его конечной цены, что в немалой степени и обеспечивало значительно больший по количеству заказ, чем когда-либо получаемый Руссо-Балтом.
   И если тот же армейский ФИАТ-15Тер, в другой истории ставший прообразом советского АМО-Ф-15, являлся лишь незначительно переработанной моделью гражданского грузовика, что позволило удержать цену на него в рамках приличия, то специализированное шасси для артиллерийских бронеавтомобилей и военных грузовиков получилось лишь путем глубочайшей переделки имеющихся у РБВЗ моделей.
   Серьезно усилив несколько удлиненную раму модели Д24/35, и применив коробку переключения передач с системой охлаждения двигателя и передним мостом от модели М, инженеры выкинули из конструкции тяжелый подрамник, к которому, в целях уменьшения количества передаваемых на корпус вибраций, прежде крепились двигатель с коробкой передач, а также разработали новые задние мосты.
   Естественно, столь значительные изменения потребовали усиления, как рессор, так и карданных валов, наряду со сцеплением. Но конечный результат того стоил. Будучи поставленным на пневматические шины и обзаведясь нормальными ступичными подшипниками, двухтонный грузовик смог показать скорость в 41 км/ч, что, в свою очередь, позволило увеличить скорость бронеавтомобиля в два с половиной раза по сравнению с таковым, построенным на базе М24/35. Жалко, что только на прямой дороге с твердым покрытием.
   Естественно, по сравнению с боевыми машинами будущего, получившийся аппарат не радовал своими характеристиками. Но для 1913 года подобный броневик являлся едва ли не верхом технической мысли. Ему бы, конечно, не помешал более современный и совершенный двигатель хотя бы для того, чтобы не расходовать по сорок пять литров бензина на каждые 100 километров пути, вот только армии вскоре потребовался бы действительно массовый автомобиль, а самым распространенным двигателем достаточной мощности являлся агрегат, производимый на РБВЗ. Потому еще на стадии проектирования в жертву приходилось приносить экономичность и, соответственно, дальность действия боевой машины.
   К сожалению, применять для производства нового БА-3 дорогущий сплав подполковника Чемерзина оказалось невозможно из экономических соображений. Да, он позволял делать бронекорпус значительно легче, за счет уменьшения толщины бронелистов при сохранении той же пулестойкости, но цена выходила запредельной. Свыше 35000 рублей за один комплект брони! При том, что хромоникелевая броня Ижорского или Обуховского заводов обходилась втрое дешевле. По сути, при расчете по чистому весу брони, ее цена вообще не должна была превышать 1000 рублей на один автомобиль. И не будь все броневые заводы империи завалены заказами на годы вперед в связи с выполнением кораблестроительной программы, итоговая цена броневика для казны могла быть чуть ли не вдвое ниже. Но, имели то, что имели. А обращаться к французам или немцам было нельзя. Первые уже не единожды дискредитировали себя в плане изготовления брони - что их бронепанцири, полученные еще во времена войны с Японией, что броня машины привезенной князем Накашидзе, оказались отвратного качества, не выполняя возложенные на них функции. Вторым же раньше времени не следовало знать, что именно готовится для горячей встречи их войск в грядущем противостоянии. Кстати, по этой же причине первый башенный броневик не попал на показ техники, организованный уже после завершения IV Международной автомобильной выставки.
   Конечно, еще оставались англичане с итальянцами, не говоря уже об американцах с их поистине бешенным темпом роста промышленного производства. Вот только в данном случае вновь приходилось поступаться экономической целесообразностью в угоду повышения обороноспособности страны. Ведь куда легче было наладить выпуск броневых листов всех требуемых толщин и размеров до начала войны, чем потом носиться, сломя голову, с данным заказом по всем заводам страны в надежде разместить его хоть где-нибудь. Потому и приближалась себестоимость каждого броневика к 22000 рублей, не считая вооружения.
   Миллион рублей! И даже больше! Именно столько было вложено партнерами в дело разработки и производства первой партии действительно годных к боевой работе броневиков, что не преминуло сказаться на финансовом положении, как завода "Пегас", так и завода "Мотор". Нижегородским авиаторам даже пришлось подчистую выгрести свои счета во французских банках - тот золотой парашют, что они готовили себе для грядущих закупок двигателей у Анзани после начала войны. Именно на эти счета поступали их проценты от участия в европейских заводах Блерио и Анзани, что в рублевом выражении, к сожалению, изрядно превосходили то, что удавалось заработать на родине. И лишь два действительно больших заказа от казны смогли ненадолго исправить столь печальную статистику. Но уже спустя несколько месяцев, когда средства оказались пущены в оборот, все вернулось на круги своя. Более того, им даже пришлось попросить своих зарубежных партнеров выдать займы, что должны были погашаться с будущих прибылей.
   Тем не менее, к маю 1914 года, что Калеп, что нижегородцы, были вынуждены остановить свои метания, дабы не оказаться на грани финансовой пропасти. Слишком много столь потребных оборотных средств оказались намертво заморожены в готовой технике и запасах материалов, что уже вскоре могло привести к невозможности выплатить сотрудникам заработную плату. А с учетом не самой простой обстановки в грезящей революционными настроениями рабочей среде, это могло закончиться очень и очень плохо. Но только три человека не сомневались в скором денежном дожде, что непременно должен был обрушиться на их предприятия. Все же война стояла уже на пороге. И надо было такому случиться, что реальность предвосхитила все их чаяния. Именно в мае пяти крупнейшим авиационным заводам империи был неожиданно выдан заказ в общей сложности на 292 аэроплана. Но если для всех прочих, уже не единожды успевших сорвать сроки поставки самолетов, оплата полагалась лишь по факту приемки техники военными представителями, то отличающемуся завидной пунктуальностью "Пегасу" было дозволено выделить ассигнованием до половины средств от цены машин. С учетом же чистой прибыли в 3000 рублей с каждого проданного У-2, на руках авиаторов появились деньги достаточные для заказа еще двух десятков грузовиков, но теперь уже своим соседям с тракторного завода, чьи производственные мощности не были загружены даже на треть. К сожалению, в своем рвении дать стране уже в самом начале противостояния как можно больше бронемашин, они совершенно позабыли о потребности, как добровольческих авиационных отрядов, так и пока еще не существующих отрядов бронетехники, в службах снабжения. А без своевременного подвоза горючего и боеприпасов, ни те, ни другие, не имели ни малейшего шанса продемонстрировать все свои возможности. Потому из числа той полусотни шасси, что уже были сданы или достраивались, лишь трем десяткам предстояло примерить на себя броню. Остальным же отводилась роль чистых грузовиков. Лишние же комплекты брони уже полученные с Ижорского завода могли и полежать месяц другой в ожидании новых колесных баз. И даже выстрел, прозвучавший в Сараево, что стал спусковым крючком в давно планируемом общемировом противостоянии, уже не мог испортить запущенный конвейер подготовки к войне, как минимум, трех заводов производящих не только современную, но и смертоносную для противника технику. Однако пока балом правила мирная жизнь, и у людей оставалось еще несколько недель для завершения наиболее важных дел в преддверии образования дефицита всего и вся. Не стало исключением и организация утвержденных военных сборов авиаторов.
   Начиная с 1912 года, когда вступил в свои права новый Устав о воинской повинности, в числе прочего изменились и сроки принятия на воинскую службу вольноопределяющихся. Отныне все желающие, за исключением имеющих медицинское образование, принимались в промежутке с 15 по 30 июня, чтобы начать исчисление срока службы с 1 июля. И пусть даже все изъявившие желание поучаствовать в первых военных сборах ИВВФ авиаторы и механики были отнесены к охотникам, срок их приема решили совместить, дабы не множить сущности. И надо было такому случиться, чтобы первые же сборы оказались на грани отмены, когда на обоих отобранных аэродромах уже успели собраться все подавшие заявки на участие.
   Наследник Австро-Венгерского престола - эрцгерцог Франц Фердинанд был застрелен в Сараево сербским гимназистом Гаврилой Принцем в тот же день, 28 июня 1914 года, что и в истории известной всего троим. Для всех понимающих людей стало понятно, что фитиль оказался подожжен, и вскоре непременно должен был раздаться взрыв общемирового противостояния. "Играться же в солдатики" в подобный момент виделось невозможным, и лишь разница в летоисчислении России с Европой позволила авиаторам удержать свою идею от развала. Так расхождение в 13 дней между Юлианским и Григорианским календарями позволила провести официальное открытие сборов за десять дней до убийства эрцгерцога и распускать уже начатое мероприятие, ни у кого не поднялась рука. Более того, все прикомандированные к охотникам кадровые военные остались на местах, не спеша срываться к своим основным местам службы. А таковых имелось куда больше, нежели охотников. В Варшаве, где был сформирован "Первый добровольческий корпусной авиационный отряд" находящийся под негласным главенством Егора, помимо корпусных авиационных отрядов, компанию летчикам составляли рота охраны из состава ИВВФ и 5-я автомобильная рота, пусть и не в полном автомобильном составе по причине отсутствия потребного количества водителей. В Киев же, где собирались "Добровольческий авиационный полк Императорского Всероссийского Аэро-Клуба" и "Первый добровольческий летучий санитарный авиационный отряд", помимо двух рот охраны, едва ли не в полном офицерском составе прибыла Военно-автомобильная рота, поскольку было принято решение заодно отработать взаимодействие самых передовых с технической точки зрения частей российской армии. К тому же, присутствовавший на прошлогодних показательных испытаниях автомобилей полковник Секретев, Петр Иванович, руководящий ротой с момента ее основания, с трудом продержался столь длительное время от рукоприкладства по отношению к троице нижегородских летчиков-заводчиков, еще тогда пообещавших ему вскорости продемонстрировать непревзойденный пушечный бронеавтомобиль, но до сих пор скрывавших свое очередное детище от глаз всех любопытствующих. Правда, в целях экономии средств, прибыли представители автомобильных войск налегке, то есть без техники бывшей учебной роты, ограничившись предоставлением машин одной из ближайших рот, активное формирование которых началось пару лет назад при железнодорожных батальонах. Причем, в отличие от прежних лет, когда на пробу брали каждой твари по паре, начиная с 1912 года, закупки автомобилей обрели хоть какую-то систематичность. Потому ныне изрядное пространство близ летного поля оказалось забито ровными рядами одинаковых автомобилей, среди которых, словно белые лебеди на фоне уток, выделялись машины, доставленные по железной дороге из Риги, где они до поры до времени скрывались от любопытствующих глаз на территории завода "Мотор". И одного взгляда на ровные ряды десятков абсолютно одинаковых грузовиков и башенных бронеавтомобилей хватило Петру Ивановичу, чтобы испытать натуральный экстаз. То, к чему он шел долгие годы, наконец, дало первые действительно радующие глаз ростки. Ведь перед ним стояли отечественные машины, что, как он уже хорошо знал, на голову превосходили все зарубежные аналоги. Одно огорчало господина полковника - представляемая техника исчислялась считанными десятками, тогда как армии требовались многие сотни и тысячи автомобилей. Но на это, как всегда, в казне не было средств. Потому оставалось только смотреть, да тяжко вздыхать про себя, глубоко в душе надеясь, что хотя бы эти образцы окажутся выкуплены и попадут в его руки.
   Кто бы что ни предполагал по поводу программы сборов, но первые четыре дня были отданы непосредственному знакомству с технической частью формируемых отрядов посредством сбора аэропланов. Для тех, кто когда-то прошел обучение в школе "Пегаса", ничего нового в подобном подходе не обнаружилось. Нижегородцы изначально уделяли повышенное внимание знанию своими учениками устройства аэроплана и двигателя, дабы те могли перед вылетом, осматривая машину, приметить возможные недоработки, а то и ошибки механиков. К тому же случаи вынужденных посадок все еще не были редким делом, и возможность пилота устранить мелкие неисправности на месте виделась обязательным умением. Естественно, именно ученики нижегородцев оказались в этом деле на высоте, тогда как выпускники прочих частных школ зачастую лишь чесали затылки, глядя на разложенные перед ними схемы и инструменты.
   Не меньшее внимание оказалось уделено обучению управлению имеющейся на вооружении авиационных отрядов наземной техники. Если армия основной упор делала на автомобили германских заводов, то в ИВВФ сосредоточились машины французского, швейцарского и отечественного производства. Хотя старенькие и маломощные Де Дион-Бутон или же Делагэ, приобретаемые еще для воздухоплавательных парков, уже нельзя было считать полноценными грузовыми автомобилями, они, тем не менее, продолжали оставаться вполне годными для применения в службе аэродромного обслуживания. Для перевозок же имущества от одного полевого аэродрома к другому куда лучше подходили поступившие в ИВВФ в немалом количестве трехтонные Зауреры. Их единственным недостатком являлось количество, выделяемое на каждый авиационный отряд. Каким таким волшебным образом один единственный грузовик мог обслуживать аж полдюжины аэропланов, не взялся бы пояснить ни один офицер военно-воздушного флота, включая командующего, однако дело обстояло именно так. Один грузовик, один мотоцикл и, если везло, один легковой автомобиль - было всей моторной техникой выделяемой на каждый отряд. Потому основная тяжесть снабжения ложилась на трудовые копыта многих десятков лошадок, что, соответственно, приводило к увеличению количества нижних чинов потребных для обихода животин и управления упряжками. Из числа же легковых автомобилей оказались представлены Руссо-Балты модели К и Штаб-Моторы. И всей этой техникой участникам предлагалось научиться управлять хотя бы к окончанию сборов. В этот список не были включены лишь машины 7-й автомобильной роты, которая в полном составе была испрошена для показательного сравнения скорости передвижения и снабжения ныне существующих отрядов и полностью моторизированных. Хотя привлечение для обслуживания формируемого добровольческого авиационного полка автомобильного отряда призванного обеспечивать снабжение целой армии даже великому князю показалось откровенно нескромным, техника, тем не менее, была предоставлена. И, как показали последовавшие маневры, ее впритык хватало для покрытия хотя бы минимума нужд авиаторов и приданных им сил, к числу которых, естественно, относилась рота бронемашин.
   Вообще, вспоминая всю эпопею зарождения предтеч танков, Михаил, как и его друзья, внутренне содрогался, столь много их крови было выпито в процессе постройки данной техники. Пока создавались массогабаритные макеты, все еще было относительно нормально - обычные производственные проблемы не принимались в расчет, ибо являлись привычным делом. Но вот когда речь зашла о заказе брони и модернизации вооружения, все уперлось в ворота бюрократии. Что Ижорский, что Обуховский заводы, мало того, что оказались завалены заказами от флота, так еще не горели желанием тратить время на каких-то там летунов, подкидывающих непростые задачи. Лишь своевременное личное вмешательство великого князя, пребывающего в звании вице-адмирала РИФ, позволило делу сдвинуться с мертвой точки. Повезло еще, что на Ижорском заводе в 1912 году запустили новейший цех, оборудование и знания сотрудников которого позволили подобрать такие состав и толщину брони, чтобы удовлетворить требованиям навязанного сверху заказчика. Но даже так на все про все ушло 3 месяца, отчего первые комплекты изготовленных по чертежам 7-мм, 3-мм и 4,5-мм листов ушли на завод "Мотор", где ожидали своего времени готовые шасси, лишь в феврале 1914 года. И вдвойне повезло, что списавший все десантные пушки Барановского флот все же озаботился сохранением десятков тысяч находящихся на складах снарядов к этим орудиям. Возможно, именно эти орудия и снаряды поначалу пытались приспособить для противовоздушной обороны кораблей, но слабый пороховой заряд патрона и родной пружинный накатник свели эти опыты к нулю. Орудие после выстрела на большом угле возвышения попросту не могло накатиться обратно. Впрочем, работы на этом не были свернуты, и по заказу морского ведомства Обуховский завод еще в 1911 году создал прототип 2,5-дюймового корабельного зенитного орудия с длиной ствола в 38 калибров и снабженным автоматикой затвором, что значительно упростило работы над танковым орудием. Правда, от многих пожеланий пришлось отказаться в пользу скорейшего завершения работ. Так у пушки сохранился родной поршневой затвор и поворотный с подъемным механизмы. А вот гидравлический тормоз отката и пружинный накатник пришлось разрабатывать заново, чтобы казенная часть орудия при выстреле не била в заднюю стенку башни, но при этом и не перекашивала силой отдачи погон этой самой башни. Тогда же для орудия был изготовлен новый оптический прицел взамен давно устаревшего предшественника системы Каминского образца аж 1872 года. Благо наличие в Риге аж двух оптических заводиков - Цейса и Герца, исполняющих исключительно частные заказы, позволило получить всю потребную оптику без лишних бюрократических препонов. Знай только деньги плати. Однако первые орудийные экземпляры броневиков вынуждены были довольствоваться короткоствольной 37-мм пушкой Гочкиса. А все по той простой причине, что их переделка сводилась лишь к укорачиванию плечевого упора. Еще в начале 1913 года, когда они впервые обратились с этой темой на Обуховский сталелитейный завод, им подсказали наиболее бюджетный вариант, благо как раз этот завод некогда и занимался производством станков системы Алексеева для этих небольших пушечек, что, в отличие от обычного безоткатного вертлюжного, имел, как гидравлический компрессор, так и пружинный накатник. Вот только подобных станков было произведено куда меньше, чем пушек, да к тому же немалая их часть погибла или попала в руки японцев во время войны 1904 - 1905 годов. Но при большом желании их все еще было возможно отыскать на складах, как Балтийского, так и Черноморского, флотов. И поскольку имелось не только желание, но и целый вице-адмирал в качестве заинтересованного лица, уже через месяц двадцать три орудия на станках Алексеева поступили на "Рижскую оружейную фабрику" вместе с десятью тысячами снарядов к ним и откомандированными моряками во главе с артиллерийскими и минными офицерами. В задачу последних входил не только пригляд за вооружением, но и переснаряжение абсолютно ущербных с точки зрения боевой эффективности 37-мм стальных и чугунных гранат с черного пороха на тротил, с одновременной заменой заряда на бездымный порох в патронах совсем уж старых годов выпуска. А к таковым смело можно было отнести не менее половины поступивших боеприпасов. Кстати, двое из четырех откомандированных офицеров как раз прибыли в Киев во главе десятка нижних чинов вместе с составом доставившим бронетехнику, дабы оценить ее возможности, поскольку флот также выказывал свою заинтересованность в блиндированных автомобилях для применения их в охране военно-морских баз. Заодно на них же возлагалась обязанность по снаряжению на месте авиационных боеприпасов все тем же тротилом или же черным порохом - тут все зависело от заявки авиаторов.
   К сожалению, из трех десятков собранных БА-3, каковое обозначение получили бронемашины созданные на базе Руссо-Балта А24/40, лишь семь штук успели вооружить 63,5-мм орудиями, остальным же пришлось довольствоваться спаркой из 37-мм пушки Гочкиса и соединенного с ней в едином блоке курсового пулемета, наведение которых было завязано на один оптический прицел, как это было сделано на танках времен Второй Мировой Войны. Но даже эти, наиболее многочисленные, бронемашины не являлись самыми слабо вооруженными в прибывшей роте. Все же, не решившись полностью отказываться от легких пулеметных машин, что могли быть построены на более дешевом шасси, на "Моторе" собрали новый корпус из 4,5 мм брони для Руссо-Балта Д24/35 и установили в опять же более легкую башню, но с тем же диаметром погона, всего один пулемет Максима. Такой бронекорпус и дополнительное подкрепление рамы довели вес машины до 3-х тонн, но, в отличие от первой БРДМ, эта продемонстрировала куда лучшие результаты в плане скорости передвижения и проходимости. А вдвое меньшая цена по сравнению с БА-3, делала БРДМ-2 и более доступной для армии. К тому же два десятка инкассаторских грузовичков Д24/35 уже бегали по дорогам России, предоставляя возможность относительно быстро нарастить количество бронированной техники, естественно, при активной работе Ижорского завода. Впрочем, это уже являлось будущей головной болью армейцев, а их работу, пожалуй, можно было признать завершенной. Разве что с началом боевых действий следовало наглядно продемонстрировать прикомандированным офицерам Военно-автомобильной роты, как именно следует применять столь грозное по нынешним временам вооружение, и можно было с чистым сердцем отходить в сторону. Все равно, не смотря на все знакомства, у них не имелось в армии такой же махровой лапы, как у владельцев РБВЗ. Не просто ведь так появился указ о приемки на вооружение отечественной техники, моторы которой были оборудованы только нижними клапанами и расположенными только с левой стороны, которые как раз и производил Русско-Балтийский Вагоностроительный Завод. Лишь с началом боевых действий можно было выходить с собственными предложениями, благо само шасси Руссо-Балта модели А, то есть "армейского", в отличие от двигателя и коробки переключения передач, являлось совместной интеллектуальной собственностью "Мотора" и РБВЗ. Заодно с появлением острой потребности в технике ничто не могло запретить заводчикам попытать счастья в выбивании из казны ассигнований на устройство нового автомобилестроительного завода. Так что при большом желании Нижегородский Автомобильный Завод мог появиться на свет полутора десятками годков ранее. Пока же оставалось довольствоваться тем, что производил их рижский конкурент.
   Еще до начала самих полетов, не только для авиаторов, но и всех собравшихся на сборах военных были продемонстрированы ряд вполне возможных ситуаций применения инновационной для любой армии техники. Старая для всего одного участника истина, что свои танки на вражеской летной полосе являются лучшим оружием противовоздушной обороны, помогла создать сценарий одной из демонстраций. Показавшийся на дороге отряд броневиков в полдесятка машин, имея весьма солидную скорость, довольно споро подкатил к выстроенному ложному летному полю и принялся расстреливать в открытую выставленные макеты аэропланов с дистанции в две сотни метров. Всего за полминуты, без какого-либо сопротивления, оказался уничтожен целый авиационный отряд, а броневики, прочесав из пулеметов палатки и ничем не прикрытые бочки с топливом, покатили дальше.
   Надо было видеть лица военных летчиков, мгновенно осознавших, что им только что было продемонстрировано. И под это дело, пока командующий ИВВФ также витал в не самых радужных думах, находившийся подле него Михаил тихо напомнил великому князю об их общих мыслях, о потребности организации противовоздушной обороны мест расположения собственной авиации, в том числе артиллерийскими орудиями ПВО, а не только пулеметами. Ведь даже 37- и 47-мм орудия были бы способны нанести серьезные повреждения бронемашинам. А вот против кавалерии противника, что имела обыкновение шалить в тылах, куда лучше было применять пулеметы. Или же пулеметные бронемашины, что могли бы входить в состав роты охраны аэродромов. Не забыл он озвучить и мысли о необходимости полной маскировки аэродромов от обнаружения, как с земли, так и с воздуха. Ну и специальной роты охраны в данном случае не имелось в наличии. А ведь подобные подразделения, как оказалось, также было необходимо содержать в составе ИВВФ. Не в упрек было сказано тем солдатам, что ныне обеспечивали покой и порядок авиаторов, но они, набранные из числа нестроевых для охраны складов авиационных рот, все же не могли похвастать выучкой даже обычного пехотинца.
   После подобной демонстрации силы бронированной техники, как по маслу, прошли учения по отражению нападения вражеской пехоты и кавалерии на аэродром. Благо у Варшавской крепости имелось в достатке полигонов, где можно было устроить все по высшему разряду. Что авиаторы, что солдаты охранной роты, весьма споро в полном составе оказались переброшены на грузовиках к месту проведения стрельб, где состоялось знакомство всех участников с новым для них вооружением. Если винтовки и карабины Мосина, а также Наганы были хорошо известны многим, то с пулеметами прежде имели дело считанные единицы. Самозарядные же карабины и пистолеты-пулеметы никто из участников прежде в руках не держал. Да, да! Сборы было решено использовать не только с целью формирования авиационного полка, но и в качестве трамплина для продвижения оружейных новинок. И если тот же РТ-1911 уже был по достоинству оценен ИВВФ, то Винчестер модели 1907-го года, что уже не первый год предлагался на рынке охотничьего оружия России, оказался темной лошадкой, как и ружья-пулеметы. А ведь, учитывая его, скажем прямо, смешную для самозарядного длинноствольного оружия цену, самозарядный карабин буквально просился в руки тех, кому не требовалось вести бои на дальних дистанциях, но жизненно важным фактором являлась скорострельность и достаточная точность на малых и средних. То есть то, к чему все армии мира пришли по итогам Второй Мировой Войны.
   К сожалению, возможности собственного оружейного производства оказались все же весьма ограниченными, и самозарядные карабины, что конструкции Рощепея, что разработанные Томасом Джонсоном для компании Винчестер, было принято решение заказывать в САСШ. Ни великолепный станочный парк, ни отработанные модели вооружения, ни первоклассные специалисты, не смогли бы выдать большее количество продукции, чем изготавливалось ныне. Сказывалось отсутствие необходимой масштабности предприятия. Да и имелись весьма обоснованные опасения, что ГАУ забракует карабины, требующие для себя отличного от состоящих ныне на вооружении патронов.
   Впервые с проблемой острейшего нежелания армии принимать на вооружение еще один тип боеприпаса, они столкнулись, когда начали выпуск своих пистолетов. В настоящее время для армии существовал только один винтовочный и один револьверный патрон. И ничего более! Да, это изрядно облегчало снабжение, но связывало по рукам и ногам всех отечественных оружейников работающих над самозарядным оружием. Патрон к револьверу Нагана оказался слишком слабым, и даже производство револьверных карабинов под него сошло на нет, едва начавшись. Малый заряд пороха и сама конструкция патрона с полностью углубленной в гильзу и обжатой пулей не позволяли последней набирать скорость свыше трех сотен метров в секунду даже при стрельбе из длинноствольного оружия. Винтовочный же патрон оказался избыточно мощным для ручного автоматического оружия. Играться же с навеской пороха в гильзе никто не желал, дабы не вносить изрядной путаницы в систему снабжения.
   Разрабатывать совершенно новый патрон с нуля, каковым путем в конечном итоге пошел полковник Федоров, виделось в принципе невозможным и потому взоры друзей оказались сосредоточены на том, что уже существовало здесь и сейчас. В результате двух лет поисков через их руки прошли три модели Винчестера, произведенный в Бельгии карабин Клемент-Ньюман, весьма редкий Штаер 1911 года и еще более редкий карабин Манлихера 1903 года, две модели карабина Маузер К96, созданные на базе пистолета С96 и отличающиеся длиной ствола, а также с десяток моделей автоматических винтовок отечественных и зарубежных конструкторов. И если по удобству применения и весу выбранный в конечном итоге Винчестер Модель 1907 оказался в середине списка, то по боевой живучести и цене он вырвался далеко вперед, оставив за спиной всех конкурентов. И что также было немаловажно - с началом войны его спокойно можно было заказать в тех же САСШ, как и патроны. Единственным же отличием карабина русского заказа являлся увеличенный вдвое магазин, поскольку для боевого самозарядного оружие пяти патронов было явно недостаточно.
   Естественно, он не мог соперничать с карабином и, тем более, винтовкой Мосина по точности боя на дистанции в многие сотни метров. Тут, и патрон оказался слабее, и пуля обладала худшими аэродинамическими свойствами. Тем не менее, имея честную прицельную дальность огня в 300 метров, он превращался в идеальное оружие для обделенных пулеметами авиаторов и вспомогательных войск, что в случае русской армии позволяло высвободить до ста тысяч винтовок и карабинов Мосина для вооружения пехотных и артиллерийских полков. С одной стороны - капля в море, учитывая те потребности в вооружении, что должны были возникнуть с началом боевых действий. С другой стороны, вместо покупки во Франции завалявшегося у них в арсеналах всевозможного старья, виделось возможным обеспечить армию современной системой, которая по истечению войны спокойно могла бы найти своего покупателя на рынке гражданского оружия.
   Вполне естественно, что ознакомившиеся с американским карабином знакомые оружейники тут же поспешили уйти с головой в дело создания собственных автоматических винтовок под патрон 0,351SL. И Федоров даже успел представить рабочий образец еще до начала военных сборов. Стоило отметить, что его автомат, как тут же окрестили новое оружие авиаторы, которым конструктор предоставил право ознакомиться с ним одними из первых, оказался несравненно более дорогим. Даже при постановке в крупносерийное производство его цена обещала быть в пределах 450 - 500 рублей, что соответствовало закупке дюжины карабинов с учетом их доставки из САСШ. Но в плане обеспечения могущества отдельно взятого бойца он, конечно, превосходил творение Томаса Кроссли Джонсона и даже лучшие пистолеты-пулеметы времен Второй Мировой Войны. Однако здесь и сейчас всем собравшимся на полигоне предлагалось опробовать именно самозарядный карабин Винчестера, восемь сотен экземпляров которого было доставлено в Россию к июню 1914 года. И точно такие же действа, разве что в меньших масштабах, параллельно происходили в столице Царства Польского. А вот карабины Рощепея под немецкий винтовочный патрон оказались представлены в считанном количестве экземпляров и пока никак не могли претендовать на солидную роль в грядущем противостоянии. К тому же по результатам длительных испытаний у него выявилось некоторое количество проблем с ресурсом ряда элементов затвора и боязнь загрязнения. Тем не менее, полностью отказываться от него никто не стал, предоставив всем желающим возможность опробовать сей самозарядный карабин, кстати, снабженный дульным тормозом, в деле.
  

Глава 3. Песчинка для отлаженного механизма.

  
   Как заранее было намечено условиями сборов, в отличие от отряда, формируемого в Киеве, в Варшаву прибыло всего пять аэропланов, поскольку еще один уже находился на Мокотовском поле, где, помимо достраиваемого аэропорта "Аэрофлота", располагался филиал Гатчинской авиашколы. Естественно, в самой Варшаве аэропланов имелось куда больше, но только один был зачислен в состав добровольческого авиационного отряда. Если бы кто знал, насколько насыщенной была жизнь данной машины и ее пилота - изрядно удивился бы. Но об использовании именно этой машины для контрабанды с территории Германии сравнительно легких, но дорогих подакцизных товаров, мало кто ведал. И даже те немногие, кто имел об этом представление, не могли чего-либо доказать. Ибо, не пойман, не вор! Все же организация почти партизанских аэродромов с ночными полетами изрядно способствовала сохранению инкогнито. И, не смотря на использование столь дорогого средства доставки, прибыли в карманы организаторов данного "шелкового пути" текли практически безостановочно и в весьма немалых размерах. Так за ночь, приноровившийся со временем Аким, мог делать до трех вылетов, перебрасывая через границу до двадцати пудов грузов, как в одну, так и в другую сторону, за каждую ходку. Зачастую это были дорогие сорта табака и алкоголя с территории Германии и меха с черной икрой из России, но порой провозили и что-нибудь уникальное под конкретный заказ. Для владельцев же завода "Пегас", являвшихся одной из сторон организовавших данный бизнес, основным товаром являлись уникальные инструменты и комплектующие для техники, кои до недавнего времени не производились в России вообще или выходили чересчур дорогими.
   Покинув люльку подкатившего к аэроплану мотоцикла, Егор с удовольствием потянулся и пожал руку подошедшего пилота, что ожидал прибытия своего будущего командира и сослуживцев уже третий час.
   - Здравствуй Аким. Как жизнь молодая? - этого паренька они еще в 1910 году подобрали из числа рыночной шпаны, и передали через него предложение нижегородскому воровскому обществу организовать столь новаторский способ провоза контрабанды. Связей у держащих в своих руках торговую столицу империи воров оказалось в достатке, и уже спустя полгода Аким совершил первую ходку, после чего начал осуществлять полеты на регулярной основе, негласно став, так сказать, первой частной авиакомпанией.
   - Неплохо, Егор Владимирович, - кивнул пилот. - Вот только работу оставлять обидно. Ведь самый сезон сейчас!
   - Это да, - тяжело вздохнул Егор. - Но былой работы теперь уже долго не предвидится. Нынче придется заниматься совершенно иной. Хотя тоже связанной с доставкой грузов. Правда, на сей раз взрывоопасных и только в одну сторону.
   - Значит, война все же будет? - по тому, как скривился молодой человек, особого восторга по этому поводу он не испытывал, в отличие от юнца, что оказался повешен Егору на шею великим князем с наказом беречь того, как зеницу ока. И к моменту прибытия в столицу Царства Польского он желал, как минимум, оттаскать за уши, а то и отходить ремнем переданного на попечение представителя золотой молодежи, дабы выбить дурь и спесивость из его головы. Вот уж действительно подгадил князюшка, так подгадил. Мало того, что зажал действительно хороших летчиков, так еще навязал любимчика царской семьи. Единственный радостный момент от подобного приобретения состоял в связях и деньгах Ивана Александровича Орлова девятнадцати лет от роду. Точнее в связях и деньгах его бабки - вдовы-генеральши Елизаветы Карловны Орловой, взявшей опеку над Иваном и его братом после кончины родителей. Тем не менее, определенными средствами распоряжались и сами братья. И для многих в стране подобные деньги являлись недостижимыми. Вот на них и нацелился Егор. По сути, еще до отбытия из столицы, он заставил раскошелиться "юношу со взором горячим" более чем на двадцать тысяч рублей для покупки всего необходимого в "военном походе". Так его личный У-1С, один из пяти, что были собраны по частным заказам с двигателем З-5, неожиданно для владельца оказался признан абсолютно негодным для ведения учебных боевых действий и с него только демонтировали двигатель, заставив новичка выкупить новый планер с уже установленной броней кабины. Да, пусть она располагалась только под ногами и в спинке сиденья пилота, даже такая защита была куда лучшим вариантом, чем вообще ничего. Впрочем, ею уже в заводских условиях оснащались все аэропланы типа У-2Б, предназначенные для нанесения бомбовых ударов. За его же счет авиационный отряд получил один из грузовиков. Точнее, этот грузовик и так вошел бы в состав отряда, но тогда завод "Мотор" недополучил бы двенадцати тысяч рублей. А раз ситуация позволяла, и на елку залезть, и ничего себе не ободрать, то не воспользоваться ею было бы грешно. Вот Егор и воспользовался в качестве мелкой мести, заставив юношу сменить его роскошный легковой автомобиль на трехосное детище РБВЗ. Он бы с еще большей радостью опустошил кошелек своего нового подопечного на гораздо большую сумму, сбагрив тому оба построенных на заводе Мамина и Тринклера гусеничных тягача, что, в отличие от трактора, не были выкуплены казной. Но тут разошедшемуся заводчику сверху погрозили пальцем и порекомендовали не злоупотреблять оказанным высоким доверием. Потому основную тягловую силу отряда пришлось приобретать за счет завода "Пегас". Хотя летчиком сын ныне покойного флигель-адъютанта Свиты Его Величества генерал-майора Орлова, Александра Афиногеновича, оказался действительно хорошим. Лучше многих действующих офицеров ИВВФ. Он даже освоил ряд фигур высшего пилотажа, включая мертвую петлю, что заставляло взять его на карандаш в качестве возможного будущего пилота истребителя. Однако общая избалованность портила все впечатление. Тот же восемнадцатилетний Алексей Черепов, что не имел за душой ни гроша и даже едва не залез в петлю, оказавшись не способным оплатить долг за обучение искусству полетов, но вовремя подобранный разыскивающим летчиков заводом "Пегас", по пилотажным навыкам не уступал "звездному мальчику". В общем, с одной стороны приобретение оказалось ценным, но с другой стороны расплачиваться за него предстояло собственными нервами.
   0x01 graphic
   - Будет, Аким. Да она уже идет, просто пока не на полях сражений, а в цехах фабрик и заводов. Или ты полагаешь, что наши военные игры, заметь, отнюдь не бесплатные для казны, дозволили провести, не имейся у страны кровной заинтересованности в обучении гражданских авиаторов военному делу? Так что война будет и будет она совсем немалой.
   - Как с японцами? - вяло поинтересовался контрабандист, которого мало интересовали политические дрязги.
   - Думаю, что поболе того. Сильно поболе, - не оправдал его надежд будущий командир.
   - Н-да, - протянул пилот. - А ведь только дело окончательно наладили.
   - Остальным с того тоже не сильно весело. А сколько народу поляжет - даже подумать страшно. Сотни тысяч - как минимум.
   - И кому она нужна? - сплюнул на землю Аким, краем глаза наблюдая, как с подтянувшихся следом автопоездов уже начали аккуратно сгружать деревянные ящики, в которых перевозили разобранные аэропланы.
   - К сожалению, слишком многим из тех, кто облечен властью. А нам с тобой, как и простому пехотинцу Ване, отдуваться, - проследив взгляд собеседника, тяжело вздохнул Егор. Поскольку основное снабжение шло в киевский отряд, он смог получить пополнение техникой и припасами лишь в последний момент, выгребая все, что попадалось под руку. Потому обслуживающий авиаторов отряд щеголял изрядным разнообразием. Так, компанию паре гусеничных тягачей, что применялись в качестве основной тягловой силы, составляли четыре Руссо-Балта серии М24/35, прежде трудившихся в автопарке завода "Мотор" и шестерка новейших А24/40. Не забыл отметиться и рижский завод. Не смотря на сильную загруженность казенными заказами, никто не подумал обделять своих, раз у них появилась потребность в соответствующей технике. В результате, помимо пары мотоциклов с колясками и такого же количества "Унтер-Моторов", в кратчайшие сроки были предоставлены четыре единицы спецтехники на базе "Мотор 3/4", включая передвижную мастерскую, буксируемую полевую кухню, передвижную радиостанцию и санитарный автомобиль на четырех лежачих раненых, который, в соответствии с действующими требованиями армии, отличался от прочих соплеменников наличием амортизаторов у задних колес. Поспособствовала автомобилизации отряда и армия, выделившая из состава 5-ой автомобильной роты полноценную транспортную колонну из 25 машин. Сказать, что о подобном богатстве все кадровые корпусные авиационные отряды могли только мечтать, значило не сказать ничего. Но вот на фоне своих германских оппонентов, выделялись они уже не сильно. Немцы, несколько разочаровавшиеся в авиации по результатам учений 1911 и 1912 годов, тем не менее, первыми осознали потребность аэропланов в бесперебойном снабжении топливом и запчастями, отчего полностью моторизировали создаваемые авиационные батальоны, превзойдя по этому показателю будущих русских оппонентов аж в 10 раз. Однако с самими крылатыми машинами ситуация обстояла у них заметно хуже, чем в России. Что по количеству, что по качеству, авиационный парк Воздушных Войск Германской Империи солидно уступал таковому ИВВФ Российской империи. Даже появление на европейском рынке таких машин, как У-1 и У-1бис, не сильно повлияло на конструкторскую мысль основных поставщиков аэропланов в германскую армию. Да, тот же У-1, как и ряд французских машин, были незаконно скопированы несколькими немецкими заводами, прикрытыми от негодующих правообладателей весьма хитрым законом о лицензировании принятым в Германии, но дальше постройки пары десятков машин дело не пошло. Флагманы немецкой авиационной промышленности делали ставку на машины собственной разработки, к числу которых относили и австрийский "Таубе", впрочем, не упуская возможностей применить на них удачные решения своих зарубежных коллег. Вот только сравниться с У-2 ни одному из них, нечего было и мечтать. А ведь как раз с этими аэропланами им уже скоро предстояло сойтись в битве за небо. Правда, в русских авиационных отрядах большая часть новейших машин до сих пор находились в разобранном состоянии, дожидаясь своего часа на складах авиационных рот. И та же ситуация сложилась в отряде Егора - до начала активной части учений им еще предстояло собирать машины из заводских комплектов. Радовало в этой ситуации только одно - самолеты, как и двигатели, были новыми.
   - А силенок-то хватит? Сколько нас, а сколько тех самых пехотинцев в армии! - не меняя недовольного выражения лица, продолжал бухтеть пилот, чьи ближайшие планы на устройство собственного безбедного существования оказали разбиты в пух и прах.
   - Не дрейф, Аким. Прорвемся! - похлопал его по плечу Егор. - А чтобы ты меньше переживал, мы сейчас подойдем во-о-он к той передвижной мастерской и набросаем план доводки твоего аэроплана до ума. Лишнее снимем, необходимое добавим и будем долбать супостата до конца.
   - До чьего конца? - невесело хмыкнул тот, бросив взгляд на свою крылатую рабочую лошадку.
   - А уж это, как Бог даст. Но, на Бога надейся, а сам не плошай! - подмигнул ему бывший учитель, ныне переквалифицировавшийся в командира. - Так что идем. Нас ждут великие дела! И ты это... Держи язык за зубами, - уже направляясь к стихийно возникшей в полусотне метров от них стоянке автомобилей, тихо произнес Егор. - Сам понимаешь, что в ближайшее время общаться придется не с привычным окружением, а с кадровыми военными. Так что для всех ты чистый перед законом, словно слеза младенца, пилот "Аэрофлота", а не ходивший под пулями бывалый контрабандист. - Вполне естественно, что столь солидная сила, как бы кто того ни желал, никак не могла находиться под командованием гражданского человека. Что авиационным отрядом, что взводом бронеавтомобилей, должен был командовать обер-офицер в чине не ниже штабс-капитана. А, учитывая, характеристики испытываемой техники и важность конечного результата для всего ИВВФ, и не только, на командную должность вообще следовало назначить штаб-офицеров. Но если с формируемым в Киеве полком все решилось весьма быстро и полюбовно - туда убыл начальник школы ИВАК, а по совместительству старший лейтенант РИФ, Яцук, Николай Александрович, то в Варшаву решили никого специально не отсылать, а временно придать добровольческий отряд 2-й авиационной роте, расквартированной там же. В качестве же соперников на учениях им назначили 15-й корпусной авиационный отряд, как наиболее комплектный и неплохо подготовленный в плане навыков пилотов. Правда, вооружены армейцы были У-1бис, и потому корректного сравнения добиться было невозможно. Но тут на помощь пришла неразбериха со снабжением во всю царившая в делающем первые шаги ИВВФ. Расквартированный тут же 23-й корпусной авиационный отряд, в котором на пять У-2 пока имелось всего 3 летчика, также оказался привлечен к учениям, на время приняв от соседей еще пару унтер-офицеров, к тем двум, что уже состояли в отряде, тем самым став отличным образцом для написания очередного отчета на имя великого князя. Уже на сегодняшний день пятую часть армейских авиаторов составляли нижние чины, которые с началом боевых действий, несомненно, получали немало возможностей перейти в разряд офицеров. Не все. А лишь те, кто выживет. Что тут скажешь? Арифметика войны и естественный отбор обещали внести немалую лепту в дело формирования летного состава ИВВФ. Вполне естественно, что на замену павшим придут другие - переучившиеся на военных летчиков офицеры из пехоты, артиллерии и кавалерии. Но куда большим мобилизационным потенциалом обладала вся Россия, нежели только офицерский корпус ее армии, потому Егор собирался предложить командующему авиацией создать школу исключительно для рядового и унтер-офицерского состава, что могла бы выпускать летчиков средней подготовки, которые были столь необходимы для взрывного наращивания количественного состава сил военно-воздушного флота. В отличии от той же Германии, где на один армейский аэроплан приходилось не менее двух военных пилотов, в ИВВФ дефицит летного состава остро ощущался уже сейчас, и даже призыв на службу гражданских авиаторов вряд ли мог исправить ситуацию, учитывая неизбежные на войне потери. А ведь уже через год количество состоящих на службе аэропланов обещало возрасти в разы! Для того они и создавали У-2, для того и развивали, как собственное производство, так и основных конкурентов, чтобы в час нужды дать стране самолет-солдат в потребном количестве, прекрасно осознавая, что потери этих машин только от воздействия огня противника будут идти на десятки, если не сотни, в месяц. И, как бы кощунственно это ни звучало, куда менее болезненной для воюющего государства потерей являлся бы обученный на скорую руку нижний чин, нежели подготавливаемый годами офицер. Не даром же по данному пути в свое время оказался вынужден пойти Советский Союз. Просто суровые времена завсегда требовали принятия суровых решений.
   Вспоминая произошедший чуть более месяца назад разговор, Аким лишь покачал головой и, удостоверившись, что ведомый все так же висит на хвосте, повернул к следующему ориентиру. Еще 1-го августа Германия объявила войну России, но едва начавшаяся мобилизация и лихорадочная переброска войск не позволила сторонам в одночасье насытить армии солдатами и потому основные силы все еще сосредотачивались в приграничных крепостных районах, когда по направлению к границе Восточной Пруссии выдвинулся эшелон с техникой "Первого добровольческого корпусного авиационного отряда". Каких сил и средств потребовало у его командира выбивание целого эшелона в то время, когда почти вся железнодорожная техника оказалась реквизирована для перевозки сотен тысяч солдат, молодой контрабандист даже не хотел себе представлять. Хотя, возможно, свою роль сыграл тот факт, что пилоты-охотники на момент начала войны также все еще состояли на действительной службе, а их отряд вообще числился в составе 2-й авиационной роты. Впрочем, задаваться этим вопросом он не собирался. Главное, они весьма быстро, проскочив Новогеоргиевск и Цеханов, добрались до местечка Млава, что находилось всего в 7 километрах от границы.
   К сожалению, Польша не могла похвастаться столь же развитой сетью железных дорог, как Прибалтика или центральная часть России. Так из Варшавы в Восточную Пруссию можно было добраться всего по трем путям и во время предварительной подготовки авиаторы выбрали кратчайший из них, к тому же проходивший через крепость Новогеоргиевск, куда можно было отступить в случае неблагоприятного развития ситуации. Естественно, обладая столь солидным автопарком, они вполне могли обойтись при переезде собственными силами, но тратить ресурс отнюдь не совершенной техники в преддверии большой войны, никакого желания не было. Разве что аэропланы своим ходом всего за 1 час добрались до нового полевого аэродрома, но только после того, как для их встречи уже все было подготовлено.
   Сама Млава, являясь весьма крупным городом с населением под двадцать тысяч человек, никак не могла быть прикрыта силами одного авиационного отряда. Слишком велика была территория и потому, дабы не попасть в окружение внутри городских стен, случись внезапное наступление германских войск, авиаторы расположились в пригороде, на заранее присмотренном поле примыкавшем к весьма крупной роще. Как сообщил командир прибывшей ранее роты охраны, они еще успели застать здесь конные разъезды 6-го гусарского Клястицкого полка, что с 1913 года был расквартирован в Млаве. Находясь в составе 6-й кавалерийской дивизии, полк обеспечивал прикрытие развертывания 8-й армии на данном участке, но в полном составе ушел устраивать диверсии на территории противника за пару дней до прибытия летчиков. Пограничные пикеты и вовсе отступили вглубь территории для формирования более крупных отрядов, как того предписывали планы мобилизации. Потому единственной реальной силой в ближайших окрестностях на неопределенный срок становился именно "Первый добровольческий корпусной авиационный отряд".
   Конечно, до начала полетов каждый из пилотов получил карту будущего участка боевых действий и, прежде чем сесть за штурвал аэроплана, сдал экзамен по ориентированию. Нынче же отряд приступил к учебным вылетам по заранее намеченным ориентирам для лучшей привязки теоретических знаний к реальным объектам. Вполне естественно, что инструктором, в том числе и для командира отряда, на сей раз выступал Аким, как человек за предыдущие года облетавший эти места вдоль и поперек. Вот и сейчас в двух аэропланах помимо него находились еще трое летчиков, включая Егора, управлявшего ведомым У-2Б.
   Сперва они не пересекали государственную границу, нарабатывая навыки над своей территорией, поскольку из шести пилотов, только троих можно было назвать профессионалами, остальные же являлись любителями, время от времени поднимавшимися в воздух ради развлечения. Большая часть из них, до того как попали в добровольческий авиационный отряд, никогда не выполняли продолжительных полетов, ограничиваясь нарезанием кругов над летным полем. Практика же полученная на военных сборах являлась явно недостаточной, и потому теперь в темпе вальса приходилось вбивать людям в голову хотя бы минимум необходимых знаний и навыков. Естественно, еще будучи в Варшаве, они провели не один час в воздухе, отрабатывая взаимодействие. Но там всегда можно было рассчитывать на помощь даже в случае аварийной посадки - все же родная земля. Теперь же, вдобавок, требовалось преодолеть психологический барьер, сковывавший гражданских людей, стоило им осознать тот простой факт, что вскоре им предстоит оказаться один на один со всей вражеской армией и в случае чего полагаться исключительно на свои силы. Не способствовала поднятию духа и вернувшаяся в Млаву из своего рейда конница. Что ни говори, а время лихих кавалерийских ударов уже практически ушло в прошлое и потому грамотно окопавшейся пехотной роте виделось вполне по силам отбить атаку пары эскадронов, особенно при поддержке огня станкового пулемета. В обороне кавалеристы тоже заметно уступали тому же пехотинцу и лишь в чистом поле могли наглядно продемонстрировать, почему их род войск все еще составлял немалую массу в структуре армий мира. Что, в принципе, и было доказано немецкой пехотой выдавившей русскую кавалерию со своей территории. А раз у них хватило сил для подобного, уже скоро можно было ожидать подхода незваных гостей с той стороны границы. Но первым увиденным противником оказался, не пехотинец, не артиллерист и не кавалерист, а коллега по ремеслу.
   В полдень 9-го августа примерно на километровой высоте над Млавой прошел аэроплан, который тут же был опознан как одна из многочисленных разновидностей моноплана "Таубе". В силу весьма специфической формы крыльев, повторявших птичьи, спутать его с любым другим аппаратом не представлялось возможным. По всей видимости, немцы не собирались сидеть, сложа руки, в ожидании неминуемого нападения и сами искали противника, которому можно было бы намылить шею.
   Расчеты двух зенитных пулеметов, составленные из выделенных ИВВФ нижних чинов, прощелкали появление противника, за что вскоре и получили по своим клювам не только от командира отряда, но и от своих унтеров. Причем последние не ограничились одними лишь словами, слегка помяв физиономии проштрафившихся солдат, после того как оторвавшийся на подчиненных командир скрылся в землянке. Сильно зверствовать, конечно, не стали, но затрещин отсыпали вдосталь.
   Естественно, гнаться за вражеской машиной было уже поздно, да и не оказалось в наличии ни одного готового к немедленному вылету аэроплана, поэтому уже через двадцать минут был подготовлен приказ по отряду о поддержании в постоянной готовности к вылету одного из штурмовиков. Хорошо еще, что вернувшуюся из недавнего вылета пару У-2 успели закатить в замаскированные брезентовые ангары и немецкий летчик вряд ли смог обнаружить их аэродром - все же маскировке места своего обитания Егор уделил немало внимания. Даже сам несколько раз осматривал территорию с воздуха, заходя с разных сторон, чтобы убедиться в достойном качестве выполненных работ.
   Второй раз немецкий аэроплан появился над Млавой на следующий день в районе семи утра. Успевший к тому времени остыть Егор отказался от первой эмоциональной идеи - сбить противника, и потому вслед за немцем с поля поднялась пара У-2, которую как раз готовили к очередному тренировочному полету. Естественно, подними он в воздух ШБ-1 и немецкому пилоту можно было заказывать деревянный макинтош - на устаревшем Таубе уйти или отбиться от новейшего русского штурмовика, нечего было и мечтать. Но куда больше лавров первого пилота сбившего в воздушном бою противника, его заботило уничтожение немецкого авиационного отряда, что мог оказать немалую поддержку своим войскам, совершая разведывательные вылеты. Потому вслед за немцем и отправилась пара разведчиков, ведущим в которой шел Аким. Остальные же накинулись на четыре оставшиеся машины, готовя их к первому боевому вылету - если разведчикам улыбнется удача, Егор планировал незамедлительно осуществить налет на вражеский аэродром.
   Разведчики вернулись лишь через два часа. К этому моменту Егор уже настолько изнервничался и задергал всех, кто только попадался на глаза, что его начали сторониться и буквально исчезали с пути, стоило ему покинуть штабную землянку. Потому весь состав отряда был искренне рад возвращению пилотов живыми и невредимыми, наверное, больше, чем сам Егор.
   После продолжительных бурных приветствий и качания вернувшихся с первого настоящего боевого вылета пилотов, "виновников торжества" быстро утащили в землянку, куда тут же пригласили и всех остальных пилотов и наблюдателей.
   - Ну, рассказывайте, орлы, где были, чего видели! - устроившись за сбитым на скорую руку столом, приступил к расспросам Егор.
   - Вот здесь их аэродром! - склонившись над картой, Аким, как пилот ведущего самолета, повел пальцем от Млавы на запад, показывая пройденный ими вслед за немецким разведчиком путь, а после повернул на северо-восток, остановившись напротив города Дейч-Эйлау, что находился приблизительно в 75 километрах от Млавы. - Я насчитал там полдюжины аэропланов. А рядом, похоже, штаб какой-то крупной воинской части или интенданты. Уж больно много автомобилей сновало туда-сюда по всему городу. Про повозки я вообще молчу. Их там сотни.
   - Однако! - аж присвистнул от открывающихся перспектив Егор. - Этакий куш мы никак не можем обойти вниманием, господа. - По очереди вглядевшись в лица своих пилотов и не обнаружив на них ноток неверия в собственные силы, он вновь вернулся к Акиму. - Сможешь набросать примерную схему расположения летного поля, аэропланов на нем и прочих достойных целей по отношению к городу?
   - Кхм, пусть академий мы и не заканчивали, но понимание имеем. Сделаю, в лучшем виде, Егор Владимирович. Не извольте беспокоиться! - аж распрямил плечи молодой пилот, гордясь оказанным доверием.
   Порушив все традиции существующей армии, Егор мгновенно принял решение об осуществлении налета, и пока разведчики наносили на бумагу все, что сумели разглядеть, технический персонал вновь облепил крылатые машины. Аэропланам предстояло идти весьма глубоко в тыл противника и потому на них следовало проверить и перепроверить абсолютно все, что могло привести к остановке двигателя или аварии. Не смотря на прилагаемые из года в год усилия, имеющиеся технологии не позволяли полностью исключать возможность появления брака или дефекта, потому перестраховка в этом деле была не лишней.
   Параллельно с механиками забегали и оружейники. Пока составлявшие компанию авиаторам полдюжины моряков вкручивали в уже снаряженные и полностью подготовленные к применению авиационные бомбы взрыватели, работники "Рижской оружейной фабрики" ринулись по новой осматривать стрелковое вооружение штурмовиков.
   В целях проверки того или иного типа вооружения, на все предсерийные "Пегасы" было смонтировано по четыре курсовых пулемета - два аналога советского ПВ-1, являвшегося слегка облегченным пулеметом Максима с воздушным охлаждением ствола и два ФД-12. Причем последние, в силу недостаточного запаса патронов в одном диске, монтировались таким образом, чтобы обеспечить пилоту возможность производить их перезарядку в полете, хоть подобное действие по уровню сложности можно было смело относить к разряду представлений цирковых гимнастов. Но, здраво рассудив, что в принципе иметь такую возможность куда лучше, чем не иметь ее вовсе, нижегородские авиаторы вынужденно проигнорировали все связанные с этим трудности.
   Не прошло и часа с окончания совещания, как шесть аэропланов поднялись в воздух и, забравшись от греха подальше на тысячу метров, устремились к намеченной цели. Если уж проблемы обстрела сухопутными частями собственных самолетов стояла даже во времена Второй Мировой Войны, то сейчас каждый второй считал своим долгом пустить пулю в сторону жужжащей в небесах этажерки. Так, за последние три дня аэропланы отряда уже пять раз были обстреляны кавалеристами 6-й дивизии, обзаведясь в общей сложности десятком пробоин еще до первого настоящего боевого вылета. И поделать со сложившейся ситуацией в краткосрочном периоде, мало что оказалось возможным. Разве что было получено обещание более не вести огонь по машинам несущим красные звезды на фюзеляже и крыльях, но тут уже многое зависело от зрения стрелка. Ведь разглядеть какой-то там рисунок на аэроплане, надо было еще умудриться, а вот выстрелить в столь заманчивую цель было легче простого.
   Дабы не выдавать места своей дислокации раньше времени, Егор, как и при осуществлении тренировочных полетов, сперва увел ведомых на юг, а после, заложив изрядный крюк, вывел отряд на намеченную цель с севера, чтобы в первые мгновения сойти для немцев за своих. На все ушло чуть более полутора часов, прошедших, что удивительно, без каких-либо происшествий. Если кто и вел по ним огонь с земли, успехов они не добились, и все шесть машин благополучно вышли прямиком к немецкому аэродрому. Только в этот момент он окончательно поверил в то, что удалось сорвать Джек Пот. Ни зенитного огня, ни маскировки, не было и в помине. Разве что количество аэропланов снизилось на одну штуку, да изменилось количество автомобилей. Впрочем, оно и было понятно - авиационная часть противника жила своей жизнью. Тот же отсутствующий самолет вполне мог в данный момент нарезать круги над Млавой, высматривая русские части. Но все это были частности.
   Покачав ведомому крыльями, Егор удостоверился, что тот занял свое место сзади справа и, прибавив скорость, повел штурмовики в атаку. В качестве первоочередной цели он выбрал пару машин, у которых находились люди, чтобы не дать тем возможность порскнуть в какое-либо укрытие после первого же взрыва. Впереди у России и всего мира была страшная кровопролитная война и потому миндальничать с противником и играть в рыцарей, с которыми впоследствии ассоциировали себя военные пилоты, он не собирался.
   Указав ведомому на цель и дождавшись подтверждающего кивка, он убавил газ, чтобы не запороть двигатели от превышения максимально допустимого числа оборотов, и кинул машину вниз. Поскольку для уничтожения деревянной этажерки не требовалось тяжелых боеприпасов, под фюзеляжами штурмовиков висели лишь по две трехпудовых бомбы, а остальные держатели оказались заняты небольшими бомбочками, изготовленными из старых 107 мм снарядов.
   По всей видимости, уловка с направлением полета удалась на все сто процентов и пара не виданных ранее двухмоторных аэропланов была принята немецкими летчиками и механиками за своих. Оторвавшись от работ, они даже не предприняли попытки скрыться или хотя бы залечь на землю, а, стоя во весь рост, рассматривали снижающиеся машины. Один из них даже помахал рукой в знак приветствия.
   Дюжина небольших бомб, положенных Егором с высоты в четыре десятка метров точно в цель, полностью накрыли своими разрывами, как немецкий аэроплан, так и стоящих рядом людей, разметав последних в стороны поломанными куклами - все же подобная атака была сравнима с залпом двух полевых артиллерийских батарей. Шедший ведомым Тимофей Ефимов тоже отбомбился на пятерку, оставив за хвостом лишь смерть и разрушения.
   Встав в круг над летным полем, штурмовики дождались подхода своих более тихоходных коллег, что даже без хвостового стрелка едва выдавали скорость в 100 километров в час, после чего, в соответствии с ранее оговоренным порядком действий, принялись наводить их на оставшиеся вражеские машины. Принимая в хвост один У-2Б, штурмовик принимался лидировать его с тем, чтобы вывести точно вдоль строя немецких аэропланов в целях повышения шанса удачного попадания. В отличие от ШБ-1, бомбардировщики несли только по двенадцать легких бомб и потому после первого же захода оказывались без боеприпасов. Но большего от них и не требовалось. В сложившихся условиях любой перелет по одной машине имел немало шансов превратиться в прямое попадание по другой. Что и подтвердилось, когда после захода последнего, четвертого, У-2Б, относительно целым выглядел всего один немецкий аэроплан. Да и тому жить оставалось недолго, ведь штурмовики еще не израсходовали все имевшиеся на борту боеприпасы.
   Обе сброшенные Егором трехпудовые бомбы разорвались прямо под пережившим налет Таубе, подняв его в воздух в последний раз. Разлетевшиеся во все стороны обломки впоследствии находили в сотне метрах от двух образовавшихся воронок. Тимофей отбомбился уже по стоянке автомобилей и не столь удачно. Упавшие несколько в стороне бомбы лишь посекли осколками пару грузовиков, что прикрыли своими корпусами находившиеся тут же бензовозы, да и только. Более Егор предпочел не рисковать и, не дожидаясь открытия ответного огня с земли, принял себе в хвост дожидавшиеся в стороне бипланы, после чего повел их, опять же окольными путями, домой, оставляя немцев разбираться с устроенным ими беспорядком.
   0x01 graphic
   Повторный налет на немецкий аэродром они осуществили лишь на следующее утро. Во-первых, имелся шанс накрыть отсутствовавший вчера аэроплан, во-вторых, и помимо крылатых машин там имелось немалое количество весьма притягательных целей.
   Первым делом отбомбившись по стоявшему столь же открыто Таубе, пятерка русских аэропланов высыпала весь свой смертоносный груз на палатки и автопарк, организовав там знатный пожар. Какой бы военный гений ни причисляли немцам, ошибок они совершали не меньше их русских или французских оппонентов. Точно так же, как в парках русских автомобильных рот грузовые автомобили выстраивались едва ли не борт к борту в целях упрощения организации их охраны часовыми, что превращало подобные объекты в мечту пилота бомбардировщика, расположившийся на аэродроме 17-й полевой авиационный отряд германской армии, собрал большую часть своих грузовиков и бензовозов на одном пяточке. Потому и рвануло знатно! Оба бензовоза оказались поражены с первого же захода, а всю дальнейшую работу выполнили вырвавшиеся на волю языки безудержного пламени. И все это буйство красок с высоты в шесть сотен метров снимал на фотокамеру У-2 назначенный в данном вылете на роль разведчика. Помощь помощью, но и о своих потребностях забывать не следовало, потому к ежедневно заполняемому Егором журналу ведения боевых действий требовалось приложить действительно наглядные доказательства их несомненного успеха. Так имелся хоть какой-то шанс поспособствовать получению авиаторами заслуженных наград или званий для тех, кто пожелал бы продолжить воинскую службу по истечении ранее назначенного срока военных сборов, что официально так и не были отменены даже с началом войны. Знал бы он в этот момент, сколь огромное количество этих самых доказательств противник сам преподнесет ему в самое ближайшее время!
   Пока авиаторы уничтожали своих прямых соперников, по всей линии приграничных городов Торн - Сольдау - Нейденбург отстоявших от границы на десять - пятнадцать километров, скапливались части XVII и XX немецких армейских корпусов, что должны были нанести ответный визит вежливости на русскую территорию. Естественно, корпуса в полном составе никак не могли пересечь границу, поскольку на них также ложились обязанности устройства оборонительных линий. Да и противостоять всей 2-й русской армии у них не было достаточных сил, что не помешало двинуть колонны нескольких батальонов в направлении Млавы и Цеханова уже утром 12-го августа.
   К счастью, выдвижение противника оказалось обнаружено задолго до того, как он пересек границу, что позволило подготовиться к радушной встрече не только всему личному составу авиационного отряда, но 6-й кавалерийской дивизии. Генерал-лейтенант Рооп, получивший сверху свою долю недовольства командующего 8-й армии результатами недавних действий сводного кавалерийского корпуса, оказался не прочь выправить ситуацию. Вполне естественно, что изначально веры в донесения авиаторов у него не было, но после того, как данные подтвердили офицеры его штаба, что согласились подняться в воздух в качестве наблюдателей, маховик военной машины отдельно взятой дивизии раскрутился на полную катушку.
   По той причине, что бодаться в открытом бою с пехотными полками им было слишком невыгодно, основная ставка была сделана на пулеметно-артиллерийскую засаду, что предполагалось устроить всего в паре верст от Млавы. Можно было бы встретить противника и на границе, но вся артиллерия еще оставалась в Цеханове, и лишь скорая переброска орудий с частью боекомплекта на предоставленных авиаторами грузовиках позволила вообще принимать в расчет основную огневую мощь дивизии. Правда, к назначенному сроку удалось доставить всего одну батарею в 6 орудий, тогда как вторая на родной конной тяге ушла встречать колонну, что должна была обойти Млаву в полудесятке километров западнее, явно имея своей целью занятие Цеханова. Туда же весьма скоро убыла вся первая бригада с несколькими эскадронами 15-й дивизии, кои удалось отыскать в ближайших окрестностях, и половина конно-пулеметной команды. Но для авиаторов основной целью стали войска, что шли прямиком к их полевому аэродрому. Упускать такую возможность пощипать приближающегося противника на марше, а заодно на деле проверить своих подчиненных, Егор не стал, и приказал готовить все машины к нанесению бомбового удара.
   Всего через полчаса он уже подводил отряд с тыла к растянувшейся по дороге на добрых полкилометра гусенице пехотной колонны. Максимально убавив обороты, дабы не спугнуть врага раньше времени, он убедился, что остальные машины выстроились в линию вслед за ним и пошел вниз. Промелькнув тенью над большей частью немецкого батальона, Егор на пару секунд зажал спусковой крючок смонтированный на штурвале, отправляя в голову колонны короткую пулеметную очередь, после чего дернул за рычаги сброса и, прибавив обороты, начал отводить машину вправо с одновременным набором высоты, чтобы не попасть под осколки своих же бомб. По-хорошему, следовало, наоборот, прижиматься как можно ближе к земле, дабы максимально быстро уйти из зоны возможного поражения ответным огнем, но здесь он рассчитывал, как на фактор неожиданности, так и отсутствие у кого-либо навыков борьбы с авиацией.
   Следом за ним отбомбились и ведомые пилоты, накрыв непрерывным ковром разрывов почти весь батальон. Восемь десятков небольших фугасных бомб сброшенных с высоты чуть более полусотни метров легли очень удачно для русских пилотов и совсем не удачно для немцев. После того, как улеглась поднятая разрывами пыль, а легкий ветерок отогнал в сторону удушающий пороховой дым, всем уцелевшим предстала весьма неаппетитная картина - сотни окровавленных людей лежали по обеим сторонам дороги, отброшенные с нее взрывными волнами, и над всей этой грудой тел стоял жуткий вой тех, кто не погиб сразу. С оторванными руками и ногами, с развороченными осколками животами они хрипели, валяясь на земле, всем своим видом показывая, что война вовсе не является забавным приключением.
   Еще через сорок минут удалось совершить новый вылет, благо лететь было недалеко. На сей раз под раздачу попал кавалерийский эскадрон. Причем, если в первом случае все машины сразу после бомбардировки ушли на аэродром, сейчас оба штурмовика задержались над целью, отстреливая из курсовых пулеметов уцелевших солдат противника. Затем под бомбежку угодили снабженцы - не менее десятка всевозможных телег оказались разбиты или подожжены, а уцелевшие остались без тягловой силы, поскольку вновь задержавшиеся штурмовики расстреляли всех лошадей и если Егор отнесся к этому равнодушно, то для Тимофея такая охота на ни в чем неповинных животин оказалась тяжким испытанием. После этого вылета он уже не рвался в бой, как было доселе и, бурча что-то себе под нос, удалился в сторону полевой кухни.
   - Что Иванушка не весел? Что головушку повесил? - приземлился рядом с ним за столом Егор и, не дождавшись немедленного ответа, набросился на гречу с тушенкой.
   - Зачем мы так, командир? По лошадям да из пулеметов, - тихо проговорил Тимофей, уперев взгляд в свою тарелку.
   - Это война, Тимофей, - пожал плечами Егор. - Или мы их, или они нас.
   - Но лошади-то тут причем?
   - Не причем. Просто они оказались немецкими. Они везли продовольствие и боеприпасы тем, кто вскоре будет пытаться убить нас, поэтому и превратились в приоритетные цели. Смирись с этим, друг мой, и жить станет легче. А коли начнешь переживать за каждую невинно убиенную скотинку, с ума сойдешь. У нас впереди война и сегодня только ее первый настоящий день. Поэтому, если не хочешь сгореть, как свеча, начинай ограждаться от излишних суждений. Когда ты там, наверху, ты не видишь солдат или лошадей. Ты видишь живую силу противника. Обезличенную серую массу, которая сделает все для твоего уничтожения. И для того, чтобы уцелел ты сам, и уцелели твои однополчане, надо эту самую серую массу уничтожать. Поверь мне, так будет легче. Естественно, к гражданскому населению такие суждения не относятся, - поспешно добавил Егор, увидев округлившиеся глаза своего ведомого. - А теперь, раз доел, иди ка ты полежи. Нам сегодня еще минимум пару-тройку вылетов делать. Уж больно много немцев прет от границы. Не дай Бог, обогнут город и наткнутся на наш аэродром.
   До конца дня удалось уничтожить одну артиллерийскую батарею, настигнутую опять же на марше, и за два налета серьезно проредить еще один пехотный батальон. По всей видимости, столь серьезные потери, понесенные всего лишь в пути, и потребность отправить в тыл сотни раненных, серьезно сбили наступательный порыв немцев, отчего к месту устроенной засады они подошли лишь на следующее утро, тем самым даровав кавалеристам время получше подготовить свои позиции.
   Ух, сколько нервов пришлось потратить Егору, чтобы убедить гордых конников в необходимости рытья хотя бы небольших окопов. Как же! Они - элита! В земле им ковыряться не с руки! Впрочем, шанцевого инструмента у тех все равно не имелось, потому на первое время основная роль в сооружении укрытий была отдана роте охраны авиаторов и артиллеристам. А вопрос с инструментом решился уже через несколько часов - все же под боком находился город с многотысячным населением. Плохо было то, что на все это Егору пришлось убить несколько драгоценных часов, которые можно было провести, громя противника. Тем не менее, достигнутый к вечеру результат был признан удовлетворительным и, выпив по стакану водки, словно это была колодезная вода, пилоты разбрелись по своим землянкам, где мгновенно вырубились, стоило им принять горизонтальное положение. А вот работа механиков, можно сказать, только начиналась - немцы, как это ни странно, не желали быть безропотной жертвой и потому каждый аэроплан успел обзавестись десятками пробоин в крыльях и фюзеляже. Одну машину даже пришлось поставить на прикол уже после третьего налета из-за перебитых тяг руля направления, благо пилот смог привести ее в родное расположение.
   Утро 13-го августа началось со звука работы артиллерийской батареи. Утерев кровавую юшку, немцы продолжили наступление уже в 7 часов утра и, пройдя всего пару километров, колонна головного батальона угодила под раздачу организованную общими усилиями артиллеристов и пулеметчиков. Сколь неэффективным являлся обстрел шрапнельными снарядами зарывшейся в землю пехоты, столь же действенным был он при работе по групповым целям, расположенным на открытом пространстве. Первые же шесть снарядов, разорвавшиеся над колонной, подчистую выкосили полнокровную роту, а ударившие с правого фланга четыре станковых пулемета за считанные секунды ополовинили еще одну. А ведь избиение противника на этом только началось! Столь громкая побудка продолжалась с четверть часа, после чего "будильники" замолкли, и пришла очередь авиаторам сказать свое веское слово.
   Подсчитав скорость убыли авиационных боеприпасов всего за один день активной работы, Егор был вынужден отдать приказ на время перейти на менее опасные для противника средства поражения. По этой причине под самолеты начали подвешивать контейнеры начиненные флешеттами. Подобно шрапнели, эти стальные стрелки показывали околонулевую эффективность при атаке противника находящегося в укрытии, но по колоннам находящимся на марше били весьма неплохо. Впрочем, первыми, кто ощутил на собственной шкуре опасность очередной придумки русских авиаторов, оказались артиллеристы 72-го полевого артиллерийского полка.
   Получившие приказ подавить русские пушки, что уже успели полностью обескровить головной пехотный батальон и остановить продвижение другого, три батареи 77-мм орудий полка расположились в четырех километрах от оборонительной линии противника и принялись методично бить по району, откуда прежде работали их русские коллеги по ремеслу. С небольшим опозданием в атаку пошли и пехотные цепи сумевшего развернуться из маршевой колонны третьего батальона 128-го пехотного полка.
   Сказать, что выкатившиеся на чистое поле артиллеристы представляли собой идеальную мишень для авиации, значило не сказать ничего. Точно так же, как двумя днями ранее на вражеском аэродроме, авиационный отряд отработал по намеченной цели, не встречая какого-либо сопротивления. Было начавшуюся артиллерийскую канонаду, прервал свист многих тысяч сброшенных с высоты в полторы сотни метров дротиков, а после над полем разнесся протяжный вой и жалобное ржание тех божьих тварей, кому выпало судьбой не погибнуть под железным дождем сразу. Вот только шести аэропланов оказалось совершенно недостаточно, чтобы разом накрыть расчеты 18 орудий. Понадобилось осуществить еще три налета, чтобы полностью зачистить поле от солдат противника. И только оставшиеся на своих местах орудия с зарядными ящиками, да валявшиеся вокруг них трупы людей и лошадей, утыканные стальными стрелами, словно ежи иглами, представали немым свидетельством эффективности работы русских авиаторов.
   Удивлению поручика Воеводского, чьему взгляду открылось разыгравшееся внизу сражение, не было предела. Выполняя приказ генерала Артамонова, получившего сообщение от командиров прибывших в Новогеоргиевск полков 15-й и 6-й кавалерийских дивизий, что противник, сбив их заслоны, занял Цеханов и вел наступление на Млаву, где встала в оборону 2-я бригада шестой дивизии, командир 1-го корпусного авиационного отряда выслал на разведку приграничной полосы четыре аэроплана. Воеводского направили к Млаве и Сольдау, но добрался он только до первого города, где стал свидетелем разгорающегося боя. Не менее двух пехотных батальонов атаковали оборонительные позиции русских войск примерно в паре верст от местечка. Немцы двигались весьма плотными цепями, но тут и там в них виднелись изрядные прорехи, по всей видимости, выбитые бойцами засевшей в обороне части. И, судя по тому, как на его глазах попадали на землю сразу с десяток немецких солдат из первой цепи, сражались соотечественники более чем умело, а уж подавшие откуда-то с правого фланга голос артиллерийские орудия, осыпавшие немцев градом шрапнели, еще больше склонили чашу весов в пользу обороняющейся стороны. Но куда больший эффект произвели появившиеся в небе шесть аэропланов. Четыре машины он опознал сразу - это были точно такие же У-2, на котором летел он сам. А вот две оставшиеся поручик видел впервые. Пытаясь рассмотреть получше заинтересовавшие его аэропланы, он снизился до одного километра и потому сумел разглядеть, как с появившихся над полем боя самолетов отделились небольшие черные точки, и вскоре по рядам немецкой пехоты прошлась волна взрывов. И этих взрывов было много. Складывалось такое впечатление, что тут поработал полнокровный артиллерийский дивизион. Последовавший же за бомбежкой обстрел из пулеметов, которыми оказались вооружены обе неизвестные машины, стал той соломинкой, что сломала хребет храбрости немецкого солдата - они побежали назад, полностью ломая строй, а над их головами продолжали кружить оба аэроплана, совершая один заход за другим.
   Примерно через пять минут, они прекратили свои нападки на немецкую пехоту и потянулись в его сторону, показывая заметное превосходство, как в скорости полета, так и в скороподъемности. Сразу стало понятно, что от общения с неизвестными, но, несомненно, русскими летчиками, не отвертеться. Да и, положа руку на сердце, отказываться он и не собирался - уж больно сильно хотелось посмотреть на новые аэропланы вблизи. Он даже сам пошел вниз на сближение, дабы не заставлять коллег тратить свое время. Поравнявшись примерно на шестистах метрах, поручик смог полностью осмотреть подошедший едва ли не вплотную аэроплан и понял, что влюбился. Эта машина буквально всем своим видом кричала о том, что она была создана для одной единственной цели - уничтожать врагов.
   Попросив жестами следовать за ним, пилот ведущего аэроплана отвернул в сторону, а ведомый занял место за хвостом его У-2, как бы ненавязчиво предлагая, не игнорировать предложение своего командира. Вскоре они уже заходили на посадку на ничем не примечательное поле и, лишь приземлившись, поручик смог разглядеть в близлежащих зарослях замаскированные брезентовые ангары для аэропланов, а также несколько землянок. Тут же подскочившие к остановившимся машинам бойцы аэродромной обслуги, растащили те по укрытиям, а его У-2, для которого просто-напросто не имелось места, очень быстро накрыли маскировочной сетью и забросали сверху нарубленными ветками. Все это он наблюдал, стоя напротив пилота одного из тех двухмоторных аэропланов, который сам подошел к нему после посадки.
   - Добрый день! - поздоровался мгновенно узнанный Воеводским один из лучших пилотов не только России, но и всего мира. - Пилот-охотник и по совместительству командир Первого добровольческого корпусного авиационного отряда, Озеров, Егор Владимирович.
   - Здравствуйте, Егор Владимирович! - тут же затряс протянутую руку пилот. - Поручик Воеводский. Военный летчик 1-го корпусного авиационного отряда. Для вас, Егор Владимирович, просто Николай.
   - Что же, Николай, рад знакомству. Какими судьбами в наших краях?
   - Выполнял задание по разведке мест сосредоточения немецких войск.
   - О! Этого добра тут хоть отбавляй! - усмехнулся Егор и потянул молодого офицера за собой. - Идемте, Николай, посидим за кружечкой чая, заодно и поговорим. У нас с утра уже пятый вылет, так что очень хочется чего-нибудь забросить в организм, а до обеда еще несколько часов. - Усадив гостя за стол в штабной землянке, он распорядился насчет небольшого перекуса и вновь вернулся к прерванному разговору - Чтобы не терять время, можете сообщить своему командованию, что на подступах к Млаве находится не менее полка немецкой пехоты, до полка кавалерии и четыре батареи полевой артиллерии. Хотя, последние можете уже не упоминать, мы их уничтожили первым делом. Да и пехоту с кавалерией успели немало покусать.
   - Да, вашу атаку я видел собственными глазами! Это было что-то невероятное! Раз! И враг побежал! - не удержавшись от выплескивающихся эмоций, поручик даже хлопнул рукой по столу и тут же смутился от своей несдержанности. - А ваши двухмоторные аэропланы - это нечто невероятное! Мы совсем недавно получили новенькие У-2 вместо старых Фарманов, и я искренне полагал, что в мире еще ничего не придумано лучше этого аэроплана. Но как я смог убедиться, это совсем не так.
   - Вы правы, Николай, - едва заметно усмехнувшись, Егор кивнул, подтверждая слова пилота, - пусть У-2 и великолепная машина, но мы проектировали его больше, как учебный, нежели боевой. А вот то, что вы видели, как раз было первой исключительно боевой машиной. Вы могли не заметить, но на ней даже полностью бронированная кабина, которую ни одной винтовочной пулей не возьмешь.
   - Невероятно! А посмотреть на нее можно?
   - И даже в кабине посидеть! - вновь усмехнулся Егор, но теперь уже открыто, не скрываясь. - Только в воздух на ней я вас не пущу. Уж не обессудьте.
   К тому моменту как налазившийся по штурмовику поручик и Егор вернулись обратно в землянку, на столе уже остывал разлитый по стаканам душистый чай, вприкуску к которому на небольшом блюде покоились бутерброды из белого хлеба с сыром. Ненадолго прервав не прекращавшуюся все это время беседу, пилоты отдали должное еде и, подчистив блюдо, а также опустошив стоявший тут же чайничек, перешли на тему начавшейся войны.
   - Егор Владимирович, а что за пехотная часть стоит у вас под боком?
   - Какая пехотная часть? - откровенно не понял Егор.
   - Ну та, бойцов которой вы поддерживали с воздуха.
   - А! Это. Никакой пехоты там нет, Николай. Там держат оборону спешенные казаки 6-го Донского Казачьего полка. Мы им на усиление выделили всех хвостовых стрелков с пулеметами и один взвод нашей охранной роты, вот немцы и решили, что тут чуть ли не пехотная бригада со средствами усиления стоит. А 6-й гусарский полк обеспечивает их фланги, гоняя немецких гусар.
   - А как же орудия? - выдавил из себя пришибленный неожиданной новостью поручик. - Я же видел как по немцам артиллерия била.
   - Так это орудия конноартиллерийской батареи.
   - Вот как? А я полагал, что они все у нас, в Новогеоргиевске, - на сей раз уже поручик немало удивил собеседника.
   - В Новогеоргиевске? - тут же переспросил Егор, свято уверенный в том, что вторая батарея 6-го Гвардейского конноартиллерийского дивизиона должна была в числе прочих войск обеспечивать их левый фланг. - Что же им делать столь далеко от места дислокации?
   - Не имею возможности знать, но они прибыли еще вчера затемно вместе с несколькими эскадронами улан. Я потому сегодня и был выслан в разведку, что было получено сообщение о прорыве германцами нашей обороны.
   - Ох, нехорошие вести вы принесли, - покачал головой пилот, мгновенно осознав, что они уже оказались отрезаны от всех основных путей снабжения. Повезло еще, что трудившиеся весь день грузовики успели перевезти из Цеханова в Млаву все запасы снарядов, нынче расходуемые артиллеристами с ужасающей скоростью. Об окружении речь, конечно, не шла, если только противник не организовал точно такое же наступление на их правом фланге, но ситуацию все равно никак нельзя было назвать приятной. Хотя, столь смелые действия немцев могли сыграть весьма злую шутку с ними самими. Ведь в игру - "Окружи своего врага", можно было играть вдвоем.
   - Командир! - в землянку влетел Тимофей и, дождавшись кивка от Егора, продолжил, - Машины к вылету готовы.
   - Отлично. Гони всех по коням. Я сейчас тоже подтянусь. Вот так, Николай, - тяжело вздохнул Егор, повернувшись к гостю. - Ни минуты покоя.
   - Вы опять отправитесь бомбить немцев?
   - Именно.
   - А можно мне с вами?
   - Почему нет? - пожал плечами Егор. - Только заберитесь повыше. Километра на полтора, чтобы с земли не подстрелили. На наших-то У-2Б бронеплиты установлены, а вот вашу разведывательную фанерку продырявят в миг. Глазом моргнуть не успеете.
   Вообще, разработка секторального бронирования для У-2Б вылилась в свое время в настоящую эпопею, но в конечном итоге идея оказалась претворена в жизнь, но при подвеске полного боезапаса приходилось отказываться от хвостового стрелка, да и бак заливать далеко не под горлышко. Но для проведения атак на небольших дистанциях это решение оказалось вполне приемлемым, чем сейчас отряд активно и пользовался.
   Очередной жертвой русской авиации стал бивак изрядно потрепанного к этому времени 128-го полка. Шел всего второй день боев, а он уже лишился почти половины личного состава, не добившись ровным счетом ничего. Вот и недавняя попытка произвести атаку с марша провалилась с треском. Сперва засада, а после грамотно устроенная оборонительная позиция заставили полковника фон Трескова, оставив немногочисленных наблюдателей, увести большую часть уцелевших солдат к месту ночевки, дабы позаботиться о новых сотнях раненых и перегруппировать изрядно потрепанные роты. Об одном он не додумался, все еще мысля реалиями прошедших войн, - современная техника давала их обладателям невероятные возможности для нанесения все новых болезненных ударов.
   Засыпав палаточный городок очередными тысячами флешетт, У-2 отвернули к своему аэродрому, для пополнения боезапаса, а поручик Воеводский, помахав на прощание крыльями, пошел дальше по намеченному маршруту. Его задание никто не отменял, и потому требовалось выяснить, какие силы немцы разместили в Сольдау. Штурмовики же наведались к облюбованной еще в прошлый день дороге, где расстреляли очередной обоз в два десятка телег. Заодно удалось проведать выведенные ранее из игры орудия. Все восемнадцать так и продолжали оставаться на своих местах к вящей радости Егора, уже видевшего их в своих загребущих лапках. Кто бы что ни говорил, а даже их добровольческие отряды остро нуждались в куче дополнительных сил и средств, включая собственные силы противовоздушной обороны. Прекрасно понимая, что с началом войны ждать подачек от армии не стоит, было принято решение приложить все усилия для получения трофейных пушек, найдись таковые, с целью их дальнейшей установки на шасси грузовиков. Все же стрелять зенитной артиллерии предполагалось куда реже, нежели полевой, потому и трофейных снарядов вполне могло хватить хотя бы на первое время. В любом случае, это было лучше, чем вообще ничего, потому и приглядывал он за вполне возможными скорыми трофеями. Но, с учетом активной бомбардировочной работы, отряд был вынужден вовсе прекратить разведывательные вылеты, что едва не стоило им всего.
   Втык, полученный зенитчиками в первый же день войны с Германией и впоследствии распространенный на всех невиновных и непричастных, привел к тому, что командовавший приписанным к авиаторам бронеотрядом отставной унтер-офицер Мохов, числившийся также начальником отдела испытателей завода "Мотор", настолько простимулировал своих непосредственных подчиненных, что нежданно-негаданно появившиеся со стороны Млавы кавалеристы в непривычной форме, подъехавшие к организованному наспех КПП и попытавшиеся проткнуть своими пиками вышедшего к шлагбауму солдата из состава роты охраны, оказались буквально сметены с седел пулеметным огнем из замаскированного неподалеку БРДМ-2. В силу полной негодности для применения в прямом столкновении хотя бы с пехотой противника и отсутствию потребности в охране транспортных колонн, за неимением последних, вооруженный одним станковым пулеметом броневик оказался выделен для усиления пикета, расположившегося на единственной ведущей к летному полю дороге.
   0x01 graphic
   Не прошло и пары минут, как к КПП подлетел обвешанный ветками командирский броневик, тут же взявший дорогу под прицел. Лишь удостоверившись, что все уже закончено, и скошенные пулеметным огнем всадники не поднимутся, Мохов выбрался из машины и поспешил к своим подчиненным за разъяснениями.
   - Что тут произошло, Семен? - формально командирами бронированных автомобилей числились унтер-офицеры из состава роты охраны авиационного отряда. Но в реальной жизни они лишь перенимали опыт, осуществляя одновременно функции установщиков и снарядных. Два же основных человека из экипажей каждого броневика числились временно приписанными гражданскими специалистами заводов-изготовителей техники. В силу каким-то великим чудом пропихнутого через великого князя указа о недопустимости мобилизации в военное время рабочих занятых в производстве вооружений для ИВВФ, к числу которых относились в том числе все сотрудники завода "Мотор", официально они осуществляли приемо-сдаточные испытания и не более того. А по факту главными в экипажах являлись именно они.
   - Да вот, Матвей Николаевич, приехали и попытались солдатика на пику насадить, когда он у них поинтересовался кто такие и куда путь держат, - высунувший голову из люка башни пулеметчик, кивнул в сторону шлагбаума. - Я, как вы и приказывали, их на прицел взял сразу, как на дороге появились. А уж как увидел, что нашего пытаются бить, сразу и открыл огонь.
   - Понятно. Продолжай бдеть. - Кивнув подчиненному, он поспешил непосредственно к КПП, где за небольшой замаскированной кустарниками стеной, сложенной из набитых песком мешков, прятались трое солдат. Они уже успели отловить четырех уцелевших лошадей и теперь дожидались прибытия начальства.
   Всего в короткой перестрелке погибли десять немецких гусар, чьи тела тут же принялись осматривать как раз подъехавшие на грузовике во главе с командиром роты бойцы тревожной группы, но появившаяся со стороны города очередная группа кавалеристов заставила их на время отложить это увлекательное занятие и обеспокоиться поиском укрытий. То, что это противник, уже не подлежало сомнению - форму черных гусар нельзя было спутать ни с чем. Особенно характерными являлись их шапки с кокардой из перекрещенного костями черепа.
   Все еще лежавшие на дороге павшие оказались весьма показательным знаком для немецкого подкрепления и те мгновенно убрались с дороги в близлежащие заросли, где и спешились. Изображать из себя мишень, браво гарцуя посреди дороги, дураков не было. Все дураки, как и храбрецы, остались лежать на русской земле после встречи с русскими аэропланами и собратьями-гусарами. И лишь те, кто проявлял осторожность, смогли просочиться в тыл вражеских войск.
   Вот только попытка приблизиться к небольшому укреплению оказалась прервана самым радикальным способом - не менее полутора десятков самозарядных карабинов, которыми авиаторы вооружили свою охрану, гаркнули со стороны русских и оба посланные в разведку гусара уткнулись лицами в землю, не проползя и полусотни метров. В ответ же на залп оставшихся кавалеристов к ним тут же прилетел 37-мм фугасный снаряд, а потом еще один и еще один. Да и злой лай заработавшего пулемета с частым треском выстрелов винчестеров, дали понять, что тут им не рады. И вообще, наткнулись они отнюдь не на обозников, как на то втайне надеялись. Если судить по плотности огня, по ним вообще вела огонь едва ли не полнокровная пехотная рота.
   Решив, что они встретились с авангардом 8-й русской армии, командир сократившегося уже на четыре человека отряда приказал срочно отступать. По какой причине русских войск не оказалось непосредственно в местечке, куда они успели ненадолго заглянуть, преодолев редкую завесу вражеских разъездов, если уже через полтора километра они встретили столь солидное сопротивление, вахмистр не понимал, но для выдвижения умных мыслей у него имелся командир эскадрона, которому и следовало доложить о сложившейся ситуации.
   Возвращающиеся на аэродром пилоты оказались немало удивлены открывшейся им картиной ведшегося на подступах к аэродрому боя. А точнее, избиения. Два броневика гнали по дороге в сторону города полдесятка всадников, а вслед за броней продвигалась редкая цепь бойцов их роты охраны.
   Удостоверившись, что топлива еще достаточно, Егор на руках приказал Тимофею уводить штурмовик на аэродром, а сам отвернул в сторону, чтобы выйти отступающему противнику во фланг. Заодно удалось на личном опыте оценить, насколько же неудобно оказалось осуществлять перезарядку ФД-12. Сперва, потянув за рычаг, он высвободил пулемет из крепления, после чего потянул его на себя, выдвинув внутрь кабины. Хорошо еще, что упитанным назвать его было нельзя, да и плечевого упора пулемет был лишен, иначе перезарядка могла окончиться, так и не начавшись. В любом случае, в момент отсоединения опустевшего диска выдохнуть ему все же пришлось, так как тот уперся краем в панель приборов и застрял. Справившись и с этим, Егор достал из специального чехла на борту кабины заправленный диск и запихал на его место опустевший. Лишь после этого он вновь выдохнул, но на сей раз в целях осуществления зарядки. В общем, к тому моменту, как он закончил перезарядку и второго пулемета, внизу уже все было кончено. Пулеметный огонь с остановившихся броневиков не оставил немецким кавалеристам ни единого шанса на выживание. Слишком уж небольшой дистанцией для такого оружия являлись три сотни метров.
   Но куда большую роль в разгроме немецкого полка должен был сыграть сводный отряд броневиков и эрзац мотострелков, что еще с утра был отправлен в обход с целью выхода противнику в тыл. По причине наличия не столько дорог, сколько направлений, двигаться машинам приходилось с надетыми на задние пары колес резиновыми гусеницами, что снизило их скорость вдвое. Но даже так уже к пяти часам вечера отряд оседлал дорогу Млава-Сольдау, по которой немцы осуществляли снабжение.
   Обозники даже не пытались оказать какого-либо сопротивления при встрече с бронированными монстрами и, поднимая лапки, соглашались на все условия, даже не понимая русский язык. Но интернациональные жесты, а также волшебные пендели легко позволяли наладить взаимопонимание. Лишь изредка в выскакивающий на дорогу из засады броневик производились выстрелы, но с такими особо не церемонились и огнем остальных машин тут же сминали всякое сопротивление.
   Точку же в оборонительных боях при Млаве поставила атака бронетехники. Стоило Егору убедиться, что дорога надежно перекрыта, как был отдан приказ двум охранявшим летное поле броневикам выдвигаться к городу для атаки вновь ринувшихся в бой немцев. Не смотря на понесенные потери и некоторую растерянность, ставшую результатом столкновения с прежде неизвестным оружием, командир 128-го пехотного полка сохранил возможность думать здраво и принял, наверное, самое верное в сложившейся ситуации решение. Чтобы уберечь остатки полка от постоянных нападок с неба, требовалось укрыться там, где противник не мог бы тебя достать. И столь безопасным местом виделось Млава. Требовалось только пробиться на улицы города. Потому в эту атаку были брошены все, кто только мог держаться на ногах.
   Преодолев линию укреплений казаков, обе бронемашины, полностью игнорируя ружейный обстрел со стороны залегших в полях цепей немецкой пехоты, устремились вперед, изредка останавливаясь, чтобы отстреляться по очередной заманчивой цели. Дабы не рисковать, БРДМ-2 держался метрах в трехстах от головного БА-3, потому основная доля вражеских пуль доставалась пушечному броневику. Но и по корпусу разведывательно-дозорной машины время от времени постукивали пули, давая понять экипажу, что нервы у германского солдата достаточно крепкие, дабы не удариться в панику при встрече с не виданным ранее и неуязвимым противником.
   Но вечно продолжаться подобное противостояние не могло. Стоило с тыла появиться паре артиллерийских броневиков, что огнем своих 2,5-дюймовых орудий принялись наносить куда более тяжкий урон, а с неба посыпаться очередной порции бомб, избиваемый уже не первый день полк дрогнул. Именно этого момента дожидался генерал-майор Штемпель. Стоило ему махнуть рукой, как со стороны Млавы пошла постепенно расширяющаяся волна всадников. Выслушавший очередной план авиаторов, командир 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии признал его достаточно годным, чтобы попробовать. И вот теперь две трети состава 6-го гусарского полка нагоняли показавшего таки спину противника.
   Нельзя было сказать, что немцы принялись драпать, бросая все, что только мешало бежать. Нет, поначалу они откатывались весьма грамотно, то и дело ведя огонь по жиденькой волне русской кавалерии. Но сперва, после того как рядом разорвался снаряд, убивший разом трех сослуживцев, побежал один, за ним устремился второй, что едва избежал пулеметной очереди, прошедшей в каком-то сантиметре от его ног, они потянули за собой третьего, четвертого... И прежде казавшиеся чем-то монолитным пехотные цепи рассыпалась на кучки спасающихся людей. Так был опрокинут левый фланг 128-го пехотного полка, после чего началось преследование и избиение.
   В результате из всего состава полка за последующие пять дней к Сольдау вышло всего двести тридцать семь человек, включая трех офицеров. Остальные же, либо погибли, либо попали в плен. Но праздновать победу было рано, ведь Цеханов все еще оставался в руках противника и, судя по данным воздушной разведки, там разместился еще один полк усиленный артиллерией. Стоило ли говорить, что именно они стали приоритетной целью авиаторов на ближайшие дни?
   Впрочем, нового изрядного напряжения всех сил не понадобилось. Немцы сами прекратили всякие попытки продвинуться куда-либо, начав обустраиваться на достигнутом рубеже. Именно это дало защитникам Млавы столько необходимую им передышку. Ведь только пленение свыше тысячи солдат противника, не менее половины которых были ранены, едва не парализовало всю бригаду. К тому же нельзя было сказать, что игра шла в одни ворота. И гусары, и казаки, понесли изрядные потери, так еще теперь приходилось выделять солидные силы для охраны пленных. А ведь к исходу сражения их самих оставалось в строю немногим более количества захваченных немцев. Плюс собственные раненые. Плюс отсутствие возможности их эвакуации в Варшаву. Плюс изрядно растраченный боезапас. Одним словом, проблем хватало. Хорошо еще, что в местечке имелись аптеки и доктора, позволившие организовать во временно реквизированных зданиях хоть какое-то подобие госпиталей.
   Готовить в сложившейся ситуации удар по превосходящим силам противника, можно было даже не мечтать. Не только попавшие в плен немцы оказались изрядно изнурены недавним боем. Что люди, что кони, что техника, требовали хотя бы небольшого перерыва. Но это вовсе не значило, что противнику следовало спускать с рук пребывание на своей территории. Так Цеханов превратился в приоритетную цель для авиаторов. А вот броневики, не смотря на все протесты командира 5-й автомобильной роты, что с превеликим удовольствием принял командование над "маневренной группой", оказались на неопределенное время привязаны к полевому аэродрому, ведь теперь между летным полем и немецкой пехотой не было столь удобной преграды, как обороняемый сотнями солдат город. Лишь высланные по округе разъезды, собственная охранная рота, половина которой к тому же оказалась отряжена для сбора трофеев, да броневики, могли воспрепятствовать неожиданному сваливанию на голову сонным летчикам озлобленных немецких пехотинцев. Потому в течение двух дней они только и делали, что совершали налеты на биваки 5-го гренадерского полка. Причем, не только дневные. Когда-то надо было начинать нарабатывать опыт ночных налетов, и столь простая мишень, как раскинувшийся на многие сотни квадратных метров лагерь, выделяющийся на фоне земли белизной палаток, оказался великолепным полигоном. Особенно учитывая факт действия над своей территорией.
   Не менее пятидесяти тысяч флешетт были вывалены на эти самые палатки и коновязи не знающих покоя и отдыха пилотами. В силу неподвижности, размеров и опасности новой мишени, со стороны которой с каждым налетов все чаще и чаще раздавалась залповая стрельба, атаки по лагерям батальонов производили с высоты не менее полукилометра. Пусть увеличение высоты сильно сказалось на точности ударов, но тут Егор решил взять свое не качеством, а количеством, имея целью не столько нанести противнику максимальный урон, сколько сберечь своих пилотов и технику. Война, можно сказать, толком еще не началась, а отряд уже лишился одной машины, что попала в заботливые руки механиков с двумя поврежденными пулями цилиндрами. Да и прочие щеголяли десятками белых пятен наложенных на скорую руку заплат.
   Тем не менее, первый налет был все же осуществлен с применением куда более ценных трехпудовых авиационных бомб. Немецкие артиллеристы, чье уничтожение было назначено нижегородскими авиаторами в качестве приоритетной задачи еще годы назад, на стадии зарождения отечественного военно-воздушного флота, всегда могли рассчитывать на самое горячее приветствие. Все еще непуганые они расположились, как у себя дома. Ни о какой маскировке не было и речи, и шесть орудий выставленных в открытом поле в одну линию вскоре оказались перемешаны с землей и особо непонятливыми артиллеристами не поспешившими унести от своих пушек ноги, когда в воздухе появились русские аэропланы. Три орудия разбило вдребезги, еще два перевернуло близкими разрывами, но внешне они смотрелись вполне целыми, а одно просто испарилось - на месте его нахождения осталась лишь глубокая воронка. Столь же незавидная судьба постигла и вторую батарею, приданную 5-му гренадерскому полку. И лишь после авиаторы взялись за сокращение поголовья пехоты, продолжавшееся в течение последующих 48 часов.
   А 17-го августа немцы сами выдвинулись по направлению к Млаве, теперь уже с двух сторон. По всей видимости, изрядно взбешенный понесенными потерями командующий XVII-м армейским корпусом не только получил достаточные разведывательные данные, но и донес свои мысли в виде конкретного приказа до выдвинувшихся на русскую территорию войск. Благо блуждать в неведомых далях гренадерам не требовалось - достаточно было следовать вдоль железнодорожных путей, что вели прямиком к Млаве. Расстояние же в 36 километров вполне можно было преодолеть всего за один дневной переход, после чего навалиться на зажатые с двух сторон русские войска одновременно со 175-ым пехотным полком, выдвинувшимся со стороны Сольдау вместе с уцелевшими батареями 72-го артиллерийского полевого полка, что своим огнем должны были сравнять с землей все полевые укрепления противника и разобраться с теми блиндированными автомобилями, которыми пугали всех окружающих уцелевшие солдаты 128-го пехотного полка.
   Вполне естественно, что разорваться надвое авиационный отряд хоть и мог, но тогда боевая эффективность снизилась бы в разы. Ведь основная сила их воздействия на противника, включая психологический эффект, заключалась именно в массовости применения, если так можно было выразиться об отряде в полдюжины машин. Но на фоне полетов одиночных разведчиков, что практиковали все остальные, налет шести бомбардировщиков действительно смотрелся грозно. Хорошо еще, что выдвижение противника удалось вовремя засечь и согласовать дальнейшие действия с генерал-майором Штемпелем.
   В результате, уже с полудня начались налеты на колонны 5-го гренадерского полка. Здраво рассудив, что лучше отступить, но сохранить силы и какие-никакие, а достижения, нежели полечь всем при попытке защиты не имеющего никакого стратегического значения города, было принято решение приложить все силы, если не к уничтожению, то к рассеиванию тех сил, что перекрывали путь к Новогеоргиевску и Варшаве. Естественно, об идущем от границы противнике тоже никто не забыл, и на его сдерживание было выделено два БА-3 с эскадроном казаков в прикрытии. Но с учетом разницы сил, речь там могла идти именно что о сдерживании. Основные же силы оказались брошены на южное направление.
   Как и в предыдущий раз, основной упор решили сделать на тактике засад, для чего навстречу противнику весьма споро выдвинулся похудевший до трех БА-3 броневзвод и рота мотострелков - поровну бойцов охранной роты и казаков, которых удалось разместить в кузовах временно приписанных к авиационному отряду грузовиков, как своих, так и из состава 5-й автомобильной роты. Хотелось бы отправить больше, но штабс-капитан Бажанов, командир этой самой роты, согласился привезти с собой из Варшавы в Млаву только шесть трехтонных Бенц-Гаггенау, поскольку больше свободных платформ у железнодорожного состава не нашлось, а отправлять технику своим ходом он наотрез отказался. Впрочем, теперь, наверное, он сам более прочих горевал о том своем решении. Поставленный в качестве командира этой сборной солянки он был вынужден ломать голову над тем, как с наибольшей пользой применить наличествующие откровенно невеликие силы. Хорошо еще, что опыт уже имелся, пусть большей частью он и состоял в перехвате обозников, да бегущих с поля боя солдат, которых по пятам преследовала кавалерия. Нынче же предстояло сойтись с достойным и куда более многочисленным противником лоб в лоб. Сойтись и надеяться, что этот вызывающий вагон и маленькую тележку вопросов пилот-охотник Озеров, не приврал, и действительно сравнял с землей всю вражескую артиллерию силами своего авиационного отряда. Иначе вся их надежда на плотный пулеметный огонь и непробиваемые пулями бронемашины могла сгореть в горниле разрывов артиллерийских снарядов. Хотя для столь малого отряда огневая мощь у них была поразительная. Помимо выделенных авиаторами шести ручных пулеметов и, естественно, броневиков, а также самозарядных карабинов половины солдат, удалось наложить руки на три немецких MG-08, что в числе прочих трофеев оказались притащены на полевой аэродром. Поскольку конструктивно они были схожи с Максимом, оружейники весьма споро привели их в порядок, а уж о запасах немецких патронов и вовсе можно было не беспокоиться - этого добра у них нынче имелось куда больше, чем отечественных. Да и у изрядно разошедшихся авиаторов, чьи боевые возможности штабс-капитана начали откровенно пугать, нашлось в закромах еще немало подарков для незваных гостей, кои они не замедлили вывалить на головы намеченной цели.
   Ефрейтор Блюм нервно передернул плечами и вновь попытался оттереть руки от запекшейся крови. Их 1-й батальон 5-го гренадерского полка, сократившийся с начала боевых действий до размеров роты, вновь угодил в самое пекло. Сперва русская артиллерия буквально истерзала первую роту батальона, закидав ее шрапнелью во время марша к Цеханову, когда солдаты вынуждены были идти по узкой дороге плечом к плечу. Затем не менее пулеметной роты обрушила из засады свой смертоносный огонь на вторую роту, а остатки выдвинутой вперед в качестве разведки первой роты тем временем оказались до последнего человека вырезаны налетевшей кавалерией. Третья и четвертая роты батальона изрядно истекли кровью при выбивании противника из городка Цеханов, где им, наконец, предоставили возможность передохнуть. Вот только родное командование забыло уведомить об этом факте проклятых русских, что об отдыхе, похоже, даже не помышляли. День и ночь, налет за налетом, эти летающие демоны появлялись над головами для того, чтобы прибрать на тот свет десяток другой отличных парней. И что именно было страшнее - рвущиеся со всех сторон бомбы или проливающийся с неба железный дождь, накрывающий разом едва ли не весь лагерь, лично он сказать бы не смог. На второй день он начал пугаться уже просто тарахтящего звука, что издавали двигатели этих крылатых бестий.
   Вот и сейчас те самые аэропланы не давали им вздохнуть спокойно, неожиданно появляясь прямо над их колонной и разбрасывая вокруг эти жуткие стальные стрелы, пробивавшие человека насквозь, причем вместе с каской. Начиная с утра, они пережили уже три налета, и теперь в батальоне насчитывалось чуть более двух сотен человек, а из офицеров остались лишь лейтенант Зибер и капитан Андерсон. Командир батальона погиб два налета назад, пробитый насквозь вместе со своим конем этими чудовищными стрелами. Тогда же погиб и его лучший друг, обдав напоследок Блюма своей кровью и мозгами из развороченной стрелой головы. Сам ефрейтор шел всего в каком-то полуметре от него и остался жив, а бедняга Курт отправился на тот свет вместе с еще шестью десятками неудачников. А кроме как удачей то, что сам он еще жив, ефрейтор считать не мог. Все, кто с утра шел рядом с ним, погибли, а на самом Блюме не было ни царапинки - лишь пятна запекшейся крови на форме напоминали о бывших товарищах.
   Вот это был весельчак Макс, теперь ему не суждено стать артистом цирка, поскребя ногтем по бурому пятну на правом рукаве, подумал Блюм; а с Густавом они недавно поцапались из-за какой-то ерунды и не разговаривали последние три дня, он потер пальцем кровавый подтек на штанине; Эрих больше не будет поигрывать на своей губной гармошке, да и никто не будет на ней поигрывать - инструмент не пережил своего владельца; Клаус не вернет взятые в долг две марки.
   - И мы больше не выпьем ни одной кружки пива. Да, Курт? - обратился он к своим окровавленным рукам. - А как мы сидели в "Веселом Индюке", помни... - договорить он не успел. Над головой вспух разрыв шрапнельного снаряда и сразу пять свинцовых шариков оборвали жизнь очередного бойца этого несчастливого батальона. А пара менее мощных разрывов, накрывших, как середину, так и хвост колонны, выбили из строя еще с полдюжины солдат. Впрочем, вскоре к ним подтянулись и остальные - вслед за орудиями со стороны небольшой рощи заговорили пулеметы, принявшиеся собирать свою кровавую дань. Лишь треть сводной роты смогла пережить очередную засаду, но до подхода основных сил полка уцелевшие солдаты не рискнули сдвинуться с места.
   Проследив за тем, как десятый выстрел раскидал небольшую группу солдат убегавших по полю, отставной унтер-офицер довольно хмыкнул и толкнул водителя ногой в спину. По причине отсутствия ТПУ в машине, этот способ, показанный в свое время одним из его работодателей, оказался весьма эффективным. Как тогда выразился Егор Владимирович - "Зато дешево, надежно и практично!". И ведь действительно! Все так и оказалось! Единственное, что потребовалось для организации подобного способа общения - ввести как обязательный атрибут формы механика-водителя кожаную жилетку, защищавшую от грязи с командирских сапог его комбинезон в районе спины и плеч. Введенный в практику танкистами воевавшими на Т-34, этот способ оказался весьма действенным и для экипажей бронемашин, имевших схожее расположение экипажа в боевом отделении, разве что башня являлась одноместной.
   Получив легкий толчок, механик-водитель включил первую передачу и потихоньку вывел броневик на дорогу, к которой подтягивались и прочие машины их отряда. Дождавшись, когда последняя вольется в куцый строй, Мохов повел отряд к следующему намеченному для организации засады месту - впереди был еще целый день, а боекомплекта израсходовали едва восьмую часть.
   Отойдя на пару километров и загнав машины в находящийся недалеко от дороги лесок, экипажи принялись маскировать их на скорую руку, закидывая сверху ветками и молодыми деревцами, добываемыми чуть глубже в роще. Естественно, на самих машинах всевозможной маскировки и так наличествовало в должной мере, но Матвей полагал, что больше не меньше и надежно вбил это правило в головы своих подчиненных.
   Колонна вражеских войск появилась лишь спустя три четверти часа, и на сей раз улов обещал быть куда большим. Прямиком в прицел втягивался не передовой дозор, а основная колонна немецкого батальона. Подпустив их на сто метров, Мохов, как и в прошлый раз, первым произвел выстрел, давая остальным экипажам знать, что можно открывать огонь.
   Подрыв фугасного 37-мм снаряд опрокинул с пяток человек из числа возглавлявших колонну, а следом за взрывом раздалось тявканье пулеметов, которые солидными, патронов на пятнадцать, очередями прошлись по замешкавшимся солдатам противника. Еще один броневик также обрабатывал головную часть колонны, а артиллерийский бил в центр, засыпая дорогу шрапнелью. Лишь когда в прицелах перестали мелькать фигурки немецких солдат, огонь стих и выбравшиеся на дорогу бронеавтомобили смогли неспешно удалиться, дав напоследок пару выстрелов по слишком заметно шевелящимся придорожным кустам. Не смотря на неуязвимость для стрелкового вооружения, действовать без пехотного прикрытия Матвей не решился и вновь отвел свой отряд на следующее подходящее для засады место. До Млавы, к которому и продвигались немцы, оставалось еще пятнадцать километров и весьма удачных для организации засад рощиц дальше по дороге имелось в изрядном количестве. Хватило бы снарядов.
   В результате не прекращающихся авиационных налетов и постоянных артиллерийских засад к четырем часам дня потрепанный в предыдущих сражениях полк сточился до двух батальонов - мало того, что по обочинам этой дороги смерти навсегда остались лежать не менее пяти сотен великолепных солдат и офицеров, так еще не менее полутора сотен пришлось выделить для ухода за раненными, которых набралось больше чем убитых. Потому, когда в очередной раз по колонне ударил град свинца, полковник фон Эйхендорф даже вздохнул с облегчением, ведь ныне стрельбу вели не опостылевшие неуязвимые для ответного огня блиндированные автомобили и не возникающие неожиданно над самой головой аэропланы, а люди. То есть те, с кем можно было сражаться на равных! С этой мыслью он и ушел в страну вечной охоты, сраженный пулеметной очередью. Залегшие за железнодорожной насыпью бойцы сводного отряда, открывшие огонь с каких-то ста метров, в полной мере смогли реализовать лучшие качества своего оружия. Мало того, что их карабины могли почти безостановочно отстрелять все 10 помещающихся в магазине патронов, так еще менялся этот самый магазин за какие-то три секунды, позволяя обрушить на противника очередной десяток свинцовых пчел. И таких снаряженных магазинов у каждого из бойцов насчитывалось с десяток. А стаккато пулеметных очередей, выбивавших из колыхнувшейся людской массы разом по три - четыре человека, отлично дополняло непрерывный треск карабинов.
   Впрочем, даже выкосив всего за несколько секунд свыше роты, отряд не смог обеспечить себе превосходства. С той стороны оставалось не менее полутора тысяч готовых к бою вымуштрованных солдат, кои одной только штыковой атакой могли разобраться с любителями засад и тем самым выйти победителями в продолжавшемся весь день противостоянии. Так бы оно и могло случиться, если бы в этот момент на дорогу не выскочили два броневика, что, непрерывно стреляя из пулеметов, попросту врезались на максимальной скорости в людскую массу, принявшись раскидывать в стороны или подминать под колеса десятки людей. Конечно, находись на их месте Т-34 и эффект оказался бы куда более жутким. Но и так вышло достаточно красочно. Прежде монолитные отряды, не имея возможности нанести такому противнику какого-либо урона штыком или пулей, начали разваливаться на разбегающиеся во все стороны кучки людей, толкающих и давящих друг друга. И только те, кто уже не смог справиться с психологическим напряжением последних дней, наоборот, рванули прямиком на рычащие двигателями бронемашины, дабы размозжить свои винтовки об их борта в богатырском ударе. Эти немногочисленные безумцы даже смогли утянуть за собой не растерявших рассудок сослуживцев, которые просто поддались стадному чувству. Потому даже таранный удар не смог справиться со всей той силой, что еще сохранялась в потрепанном полку. Оба БА-3, один за другим, попросту завязли в тех кучах тел, что нагребли перед собой и впоследствии лишь вели огонь по всему, что двигалось, до тех пор, пока не закончились запасы патронов и снарядов. А сами они превратились в приоритетную мишень не только для противника, но и для своих. Машины оказались столь плотно облеплены пытающимися вскрыть эти "консервные банки" гренадерами, что просто ведя огонь в их сторону можно было не сомневаться в поражении очередного солдата противника.
   И все же немцы дрогнули. Остатки полка, попросту рассыпались на отдельные группы, что порскнули в разные стороны, пытаясь вырваться из той мышеловки, в кою завели их ныне покойные командиры. Хотя были и такие, кто вполне организованно отступил назад по дороге, чтобы впоследствии попытаться прорваться на свою территорию по тому пути, которым они шли прежде. О том, чтобы в исполнение приказа продолжать прорыв к Млаве, не могло быть и речи. Даже если встретившие их силы являлись последним резервом защитников города. У полка просто-напросто не осталось сил даже для последнего рывка. Хотя и самого полка более не существовало, ведь его знамя стало трофеем сводного отряда, что выполнил поставленную задачу на все сто процентов, открыв остававшимся в Млаве войскам путь к отступлению. Но к последнему прибегать, к счастью, не пришлось. Одновременно с очередным наступлением немцев на Млаву, пересекли границу Германской империи войска 1-й русской армии, в то время как части 2-ой армии все еще стягивались в места сосредоточения. Последние два факта и подвигли командующего 8-й немецкой армии, имевшей задачу оборонять Восточную Пруссию, отдать приказ о срочной переброске всего XVII-го армейского корпуса с южного направления на восточное, с целью преградить путь левому флангу армии Ренненкампфа. Потому очередной обороны Млавы не случилось к величайшему облегчению его защитников, у которых уже практически вышли все запасы бомб, снарядов и патронов.
   Конечно, что немецких винтовок, что патронов к ним, в качестве трофеев удалось взять огромное количество. И того, и другого, вполне хватило бы для вооружения пехотного полка. Но вот авиация, артиллерия и бронетехника, за предыдущие дни боев успели растратить практически всё. Естественно, в Варшаве у авиационного отряда еще оставалось в разы больше сделанных до начала войны запасов. Но подвезти их и привести в боеготовое состояние, не было, ни сил, ни времени. Потому основной силой в очередном бою, которого так и не случилось, должны были выступать в очередной раз спешенные казаки, что уже успели сменить свои винтовки на немецкие. Тем не менее, предполагая возможность отступления, авиаторы предпочли подстраховаться и, набив все найденные в городе телеги и брички своими ранеными, а также наиболее ценными трофеями, отправили колонну под охраной половины броневиков и выделенного генерал-майором Штемпелем от щедрот своих эскадрона гусар, прямиком в Варшаву.
   Следом за ними город, под конвоем еще двух эскадронов гусар 6-го Клястинского полка, покинула колонна пленных, из числа тех, кто был способен к самостоятельному передвижению. Держать у себя в ближайшем тылу в преддверии тяжелого боя свыше тысячи солдат противника, пусть и безоружных, виделось слишком рискованным. Куда меньшим злом командир 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии посчитал уменьшение собственных сил на те эскадроны, что пришлось бы выделить в охранение. Аэропланы же находились в состоянии постоянной готовности и могли покинуть полевой аэродром в течение пары минут после получения соответствующего приказа. Благо путь от Варшавы до Млавы однажды уже был пройден без каких-либо проблем и потому обратная дорога не вызывала каких-либо волнений. Прикрытие же отхода прочих сил отряда должны были обеспечивать оставшиеся броневики. Но, как уже было сказано, покидать обжитое место не потребовалось. Немцы остановились километрах в пяти от местечка, после чего развернулись и отправились назад, сопровождаемые мыслями полными недоумения и висящими высоко в небесах разведчиками. Их даже никто не стал преследовать, ограничившись сопровождением на безопасном расстоянии немногочисленными разъездами.
   К этому времени из первоначальных двух сотен человек роты охраны в строю оставались лишь сто пятьдесят семь. Еще пятеро с легкими ранениями находились в отрядном госпитале, двадцать три человека эвакуировали из организованного в Млаве госпиталя в Варшаву, а полтора десятка обрели покой на местном кладбище - кто погиб мгновенно, кого не успели донести до штатного хирурга отряда, кто не пережил операцию. Изрядно пострадала и техника. Что броневики, что аэропланы щеголяли многочисленными отметинами, оставленными на их корпусах пулями противника. Впрочем, возможности вести бой они не утратили, что откровенно радовало, но в самое ближайшее время требовалось устроить многодневный перерыв, дабы привести боевые машины в полный порядок для новых свершений.
   Так подошли к концу приграничные сражения и начались бои, результат и жертвы которых, многократно затмили собой то, что имело место быть под Млавой в период с 13 по 17 августа 1914 года.
  

Глава 4. Для чего нужны австрийцы?

   - Началось, господа! - в палатку, где временно расположились пилоты Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба, вошел штабс-капитан Нестеров, размахивающий увенчанной подписью и печатью бумагой. - Завтра в 7:00 нам приказано произвести авиаразведку с целью обнаружения ближайших скоплений сил противника.
   - Значит, действительно началось, - даже с каким-то облегчением вздохнул Михаил, просидевший на полевом аэродроме вместе с остальными летчиками его полка уже три дня. - Я, так понимаю, первое время вы справитесь собственными силами?
   - А вот и не угадали! - усмехнулся Петр. - Приказано отправить на разведку все наличествующие силы, включая вас. - Как они ни старались попасть под командование Брусилова, судьба в лице великого князя Александра Михайловича, благосклонно отнесшегося к желанию пребывавших на военных сборах пилотов послужить отечеству в тяжелую пору, направила продемонстрировавший во время учений поразительные результаты авиационный полк в распоряжение 3-й армии. Там Михаил и встретил своего старого друга и ученика - Петра Николаевича Нестерова, под чьим командованием находился 11-й корпусной авиационный отряд.
   - Ну, насчет всех - это они явно погорячились. У вас в корпусных отрядах, и так по шесть машин наличествует, коего числа для разведки вполне достаточно. Так что со своей стороны добавим еще шестерку с самыми опытными пилотами и хватит, пожалуй. С началом войны ресурс аэропланов начнет утекать, как вода сквозь пальцы, так что будем избегать ненужных трат. А вот как обнаружим лакомую цель - навалимся всем нашим пестрым табором. Посему, если ваши пилоты обнаружат артиллерийские или пулеметные позиции, прошу сразу делиться этой информацией с нами. Сравняем их всех с землей, пока под эти стволы наши доблестные офицеры не принялись гнать солдат во весь рост.
   - Это само собой разумеется, Михаил Леонидович, - не стал проявлять солидарность с теми, кто ходит по земле, штабс-капитан. Еще со времен обучения в школе завода "Пегас", он прекрасно знал, что его нынешний собеседник не переносит две вещи - пустую трату ресурсов и откровенных дураков. А в российской армии, к сожалению, и того, и другого имелось в избытке. Потому небольшое пикирование брата-летчика в сторону пехотных офицеров было пропущено мимо ушей.
   - Вот и договорились, - радостно потер руки Михаил. - Доставайте карту, господин штабс-капитан, будем разбивать ее на квадраты ответственности по экипажам.
   - Чего нет, того нет, - только и смог, что развести руками Нестеров. - С картами у нас даже хуже чем с аэропланами.
   - Эх, вы, аника-воины. - тяжело вздохнул Михаил и, покопавшись под своей раскладушкой, извлек на свет добротный деревянный ящик. - Как знали, что пригодятся, - добавил он, и под всеобщими любопытствующими взглядами достал оттуда один за другим три пакета. Стоило же развернуть первый из них, как все буквально ахнули - сделанная с применением аэрофотосъемки точнейшая карта, идущая от границ империи вплоть до Львова, оказалась настоящим сокровищем. Такой, скорее всего, не было даже в штабе армии, а вот у командира добровольческого авиационного полка имелась. И, судя по снисходительным взглядам, градом посыпавшихся на штабс-капитана со всех сторон и говоривших "знай, мол, вояка, какой у нас командир", летчики этого самого полка уже сейчас начали ставить себя выше армейских коллег. - Вот, возьмите, Петр Николаевич. По одной карте вам и в отряд ваших соседей. Только не советую светить ими перед большим начальством - отберут-с, - передал он бывшему ученику два оставшихся пакета.
   - Это уж как водится, - хмыкнул Нестеров и, воровато оглянувшись, запихал бумаги за пазуху, не доверившись офицерскому планшету, висевшему на боку. После чего, достав небольшой карандаш с блокнотом, приготовился внимать нависшему над уже расстеленной картой Михаилу. Кого другого в подобной ситуации он, как и большая часть набившихся в палатку летчиков, вряд ли стал бы беспрекословно слушать. Достаточно умными и вполне разумными людьми считали себя абсолютно все присутствующие. Вот только назначенный на должность заместителя командира полка пилот-охотник Дубов, Михаил Леонидович обладал столь колоссальным авторитетом, что даже стоявший от него по правую руку старший лейтенант Яцук не посчитал возможным хоть в какой-либо мере оскорбиться. Полтора месяца сборов наглядно продемонстрировали, кто чего стоит, позволив оставить все дрязги в прошлом, и дать место в настоящем исключительно деловому подходу.
   - Какой общий участок ответственности наших отрядов? - убедившись, что штабс-капитан приготовился к общению, поинтересовался Михаил.
   - От города Радзехув на севере, до позиций нашей восьмой армии на юге, - быстро очертил границы Нестеров.
   - Это, стало быть, почти 75 верст по фронту. А на глубину?
   - Пока, не далее 15 верст. Требуется определить наличие защитных сооружений в приграничных областях, а также имеющиеся здесь у противника силы. Особое внимание приказали уделить городам Тернополь, Броды и Радзехув, в которых могут быть расквартированы части противника.
   - Ну, это нормально. Для первого вылета - самое то. Экипажи, навострите уши и слушайте внимательно! Вряд ли противник будет прятаться по лесам. Все же воздушная разведка - явление относительно новое. Да и австрияки явно не сильно уважают нашего брата, учитывая их скромный воздушный флот. Так что сразу советую всем ходить только над дорогами и населенными пунктами. Сперва сделайте пробный заход на территорию противника на глубину не более версты и пройдитесь вдоль линии границы выделенного именно вам участка. Если вас никто не обстреляет, и вы ничего не обнаружите, углубляйтесь на три версты и так же пройдитесь вдоль линии границы. Только после этого вам дозволяется уйти глубже. Поскольку идем на разведку, из вооружения возьмете с собой только личное оружие. Встреча с вражеским аэропланом в воздухе будет маловероятна. Но, ежели подобное случится, гоняться за ним запрещаю! И не унывать мне тут! - неожиданно громко рявкнул на слегка взгрустнувших пилотов Михаил. - Пуст вы, большей частью, и пилоты-охотники, но ваши охотничьи угодья простираются исключительно на земле! Так что геройствовать запрещаю! Если по дурости угробите машину, в небо больше не пущу! Всем все ясно? - Прекрасно зная, что двое неуемных лихачей уже получили черную метку от их главного инструктора и вынуждены были покинуть полк еще при проведении сборов, летчики тут же принялись уверять Михаила в своей белизне и пушистости, а также отсутствии дурных мыслей в голове.
   - Строго тут у вас, - покачал головой Нестеров, разглядывая честные-пречестные лица пилотов.
   - А в авиации по-другому никак нельзя, - пожал плечами Михаил. - Тут ведь как у минеров - одна ошибка, и ты труп. Ладно, Петр Николаевич, давайте раскидаем наших орлов по квадратам и начнем готовиться. Поскольку девятый отряд и так расположился севернее нас, пусть и отрабатывает северный фланг. Вы со своими летчиками возьмите под контроль центр. А уж мы, сирые да убогие, приглядим за югом. Заодно и восьмой армии поможем немного.
   - Скромный вы человек, Михаил Леонидович. Прибедняетесь все. Прознай противник, что именно вы для него приготовили, быть вам заранее объявленным врагом их империи.
   - Ну, не сегодня, так завтра все в том списке будем, - лишь усмехнулся Михаил в ответ.
   - В этом я нисколько не сомневаюсь!
   Дальнейшее согласование плана разведывательной работы на следующий день занял еще целый час, после чего штабс-капитан распрощался с новыми знакомым и, запрыгнув в предоставленный ему в личное пользование "Унтер-Мотор", укатил на свой аэродром. А отобранные в полет летчики добровольческого авиационного полка вместе с механиками забегали вокруг своих машин.
   В течение первого дня Михаилу удалось прогнать через это задание каждого из своих пилотов, поскольку первые вернувшиеся, вообще не обнаружили противника за исключением совсем небольших отрядов пограничной стражи, улепетывающих от границы вглубь территории. Связавшись с Нестеровым, он узнал, что у армейцев тоже все было тихо, и потому армия потихоньку начала переход к границам, выдвигая вперед кавалерийские дивизии.
   Получив эти известия, Михаил тут же распорядился подготовить свою машину и еще две в прикрытие. Он прекрасно осознавал, что сами военные к ним на поклон ни за что не пойдут, - сборище гражданских, находящихся под командованием флотского офицера, еще во время сборов вызывало изжогу у представителей армии. Что уж было говорить про нынешнее положение! Уж кому-кому, а моряку и штафиркам вообще не полагалось знать, как следует вести боевые действия в составе сухопутных армий. Потому налаживание добрых отношений следовало начинать самим. У них даже вышел небольшой спор с командиром добровольческого полка по поводу того, кому следовало лететь на переговоры с командованием авангардных частей для организации взаимодействия. В тот раз верх остался за Михаилом, но с минимальным преимуществом в количестве приведенных аргументов. И это в очередной раз пугало. Ведь каким бы великолепным летчиком, командиром и инструктором Николай Александрович Яцук ни являлся, это не давало старшему лейтенанту РИФ знаний и опыта подполковника ВВС. А ведь в самый ответственный момент навязанный сверху командир вполне мог взбрыкнуть, что имело бы катастрофические последствия для полка. Работа многих лет имела все шансы пойти коту под хвост! И это пугало почище вражеских пуль!
   Тем не менее, пока Яцук придерживался рамок, чему немало способствовало их давнее знакомство. Но вечно так продолжаться не могло. В отличие от многих офицеров, Николай Александрович полагал себя одним их виднейших знатоков своего дела вполне заслуженно. Ведь на фоне остальных летчиков мира он таковым действительно являлся. Вот только само развитие авиации еще только делало первые шаги в становлении грозной военной силой. И помочь ей в этом могли лишь двое находящихся в армии, мало того, что на временных, так еще и на птичьих, правах добровольцев. Но пока судьба была на его стороне, Михаил предпочитал пользоваться данным фактом вовсю. Во-первых, именно ради этого они и прибыли на войну, а, во-вторых, требовалось показывать товар лицом и всеми другими привлекательными частями и сторонами. Не даром же полк состоял исключительно из аэропланов марки У-2, за исключением пары куда более грозных машин.
   Да, они еще не сдали ИВВФ последние три десятка самолетов из заказа 1913 года. Да, они уже успели получить действительно крупный заказ в этом году. Да, с началом войны к ним, несомненно, придут за новыми аэропланами. Но вот беда, производство того У-2, что приносил им львиную часть доходов, дабы принести наибольшую пользу своей стране, требовалось скинуть на плечи всех прочих заводов, чтобы самим сосредоточиться на более сложных машинах. Вот только желания заниматься альтруизмом при этом не имелось вовсе. Не для того они вкладывали в данный проект столько сил, средств и времени, чтобы в итоге преподнести все чужим дядям на тарелочке с голубой каемочкой.
   А чтобы армия заставила остальных поставлять ей аэропланы, как минимум, не хуже У-2, что по факту означало - те самые У-2, и требовалась столь наглядная, что дальше уже некуда, реклама. Желание же единственного крупного заказчика не могло не поспособствовать залезанию в карманы остальных авиапроизводителей. Ведь тому же Блерио, а до того Фарману, что "Дукс", что ПРТВ, без каких-либо пререканий выплачивали лицензионные отчисления за каждую собранную машину их авторства. Чем же "Пегас" был хуже? Вот только лицензия и полная техническая документация с набором лекал, являлись двумя большими разницами. Особенно в плане цены. А деньги нижегородцам были очень нужны. И как можно скорее, дабы успеть обогнать инфляцию, что уже в будущем году обещала изрядно пошатнуть позиции рубля на мировом финансовом рынке, что в свою очередь тут же отразилось бы на его покупательной способности. Но куда важнее было внести ранее оговоренную оплату за те товары, заказ которых уже был сделан еще в июне с началом поставок в сентябре месяце. И никакие форс-мажоры, вроде начала Мировой войны, по условиям заключенных договоров не могли привести к срыву поставок или повышению цен. Печалила только серьезная ограниченность тех заготовок и материалов, что могли быть получены по таким контрактам. Хотя даже их можно было лишиться, не окажись в карманах нужных сумм. Но ныне головная боль об их общих финансах лежала на Алексее, что позволило Михаилу полностью сосредоточиться на военном деле.
   Командир 10-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант граф Федор Артурович Келлер, задрав голову вверх, с любопытством рассматривал тройку кружащих над его войсками аэропланов. Сделав несколько кругов, один из них устремился вниз и, выбрав наиболее подходящий для посадки участок дороги, вскоре принялся катиться навстречу передовому дозорному отряду, трясясь на многочисленных кочках. Заинтересованный данным фактом граф сам вскоре подъехал к окруженному казаками аэроплану и с удивлением опознал в дожидавшемся его пилоте Дубова, Михаила Леонидовича собственной персоны, о котором в России не слышал разве что глухой.
   - Ваше превосходительство! - Михаил встал по стойке смирно и отдал честь. - Пилот-охотник Дубов! Имею честь предложить вам услуги нашего "Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба" в деле разведывания войск противника по пути продвижения вашей дивизии.
   - Господин Дубов! - отсалютовал в ответ Келлер и, спешившись, вопреки всем воинским правилам пожал руку приравненного к рядовым пилота. - С превеликим удовольствием приму ваше предложение. Вам с небесных высей явно виднее, что там впереди.
   - В таком случае, прошу выделить из вашего штаба офицера связи, которому я поведаю об условных знаках, что мы можем подавать при помощи сигнальных ракетниц. А также для демонстрации ему контейнера, который мы сможем сбрасывать с аэроплана вместе с вложенными в него сообщениями.
   - Замечательно! Господин штабс-капитан Сливинский, составьте нам компанию! - гаркнул генерал-лейтенант и к нему тут же подлетел средних лет офицер. - Вот, Александр Владимирович, господин Дубов изъявил желание помогать нам путем ведения разведки на своих аэропланах. Так что теперь вы отвечаете за связь с нашей авиационной разведкой, поздравляю! - генерал хлопнул вытянувшегося офицера по плечу. - И жду только самых положительных результатов!
   - Будет исполнено, ваше превосходительство! - гаркнул в ответ штабс-капитан.
   - Что же, оставляю вас наедине, господа. Господин штабс-капитан, потом доложите мне все, о чем вы договоритесь.
   - Будет исполнено!
   - Вот и хорошо. Кстати, Михаил Леонидович, нас где-нибудь поблизости не поджидает коварный враг?
   - Вплоть до границы - точно нет, ваше превосходительство. И на 15 верст вглубь территории противника никого сильнее малочисленных отрядов пограничной стражи обнаружить не удалось. В городка Заложце, напротив моста у реки Сереет, были замечены возводимые на скорую руку укрепления, но, опять же, серьезных сил там не обнаружилось. Скорее всего, там только пограничники и местное ополчение. По флангам у вас продвигаются полки наших 9-й и 12-й кавалерийских дивизий. Но об этом вы и так прекрасно осведомлены. - Выдвижение 3-й армии к границам империи началось только 19 августа и отнюдь не из ближайших к территории Австро-Венгрии городов и сел. Как того и требовала военная наука, сосредоточение войск производилось не менее чем в одном дневном переходе от пограничных рубежей, потому выдвинувшимся вперед кавалерийским дивизиям еще не менее суток требовалось продвигаться по своей территории. Однако вопрос о наличии противника был задан генерал-лейтенантом не из праздного любопытства - в зоне ответственности других армейских корпусов австрийская конница уже не первые сутки хозяйничала на просторах Российской империи. Потому ухо следовало держать востро!
   Удовлетворенно кивнув, Келлер забрался на поданного коня и, собрав вокруг себя штаб вместе с охранным взводом казаков, двинулся дальше по дороге. Дабы не затягивать, Михаил быстро расстелил на коленке имеющуюся карту и принялся оговаривать со штабс-капитаном условия будущего сотрудничества. Сперва тот немного опешил от одного вида столь великолепной карты, чуть ли не залив ту активно выделяющейся слюной. Потом с удивлением узнал, что помогать им будут не три аэроплана, а более трех десятков. Не меньшее удивление вызвала информация о возможности организации массированного бомбового удара. И под конец совсем выпал в осадок, когда пилот передал ему сумку с сигнальными ракетами и ракетницей для наведения авиации на цель с земли.
   - А вы что думали, Александр Владимирович, что мы можем только витать в облаках, да смотреть на землю? - усмехнулся Михаил в ответ на высказанное Сливинским удивление.
   - Если честно, то пока вы мне не раскрыли все имеющиеся у вас возможности, думал именно так. - Хоть его собеседник и представился званием охотника, штабс-капитан предпочел держаться со столь именитым авиатором, как с вольноопределяющимся, дабы не обидеть того неучтивостью обращения к нижним чинам.
   - Ну, с чего вы взяли, что я раскрыл вам все? Вы сейчас обладаете достаточной информацией для организации содействия авиации кавалерийским частям. Но ведь разведка и бомбардировка - это не все, на что мы способны. Вот увидите, будущее покажет, что аэроплан - это сила, с которой придется считаться так же, как и с артиллерией. Ведь, по сути, мы сейчас и являемся летающей артиллерией. Да, у нас не слишком большой боезапас. Да, нам заранее надо сообщать цель для удара. Но зато мы можем прибыть достаточно быстро и нанести прицельный точечный удар даже по закрытым от наблюдения с земли позициям.
   - А ведь вы правы, - задумчиво произнес кавалерист.
   - Конечно, я прав! - вновь усмехнулся Михаил. - Но, раскидываться словами я все же не буду. Пусть наши дела покажут, чего мы на самом деле стоим. Что же, прошу прощения, но мне пора обратно в небо. Топливо у нас, к сожалению, не безгранично и мои коллеги тактично напоминают, что пора возвращаться назад на аэродром - Михаил кивнул в сторону покачивающего крыльями самолета. - Так что, до скорой встречи. - Отдав честь, он вскочил в самолет и, дождавшись своего наблюдателя, дергавшего винт, довольно легко взмыл в небо, где, приняв в хвост ведомых, ушел на восток.
   Как и докладывал летчик, больших сил противника на следующий день повстречать кавалеристам не пришлось. Переправившись вброд через реку южнее Заложце, 10-я кавалерийская дивизия уже к вечеру 20-го августа появилась в тылу оборонявших город от атак 9-й кавалерийской дивизии сил, отчего последние поспешили уйти на запад, бросив оборонительные позиции.
   Еще трижды за день генерал-лейтенант, впрочем, как и все остальные, наблюдал пролетающие над головой аэропланы, которые лишь качали крыльями, приветствуя своих. А вот четвертый, возвращающийся с запада уже под вечер, сделал два круга над расположением штаба, что оказался развернут у деревни Биалогловы, и с него вниз полетел пенал, хорошо видимый благодаря длинному хвосту из ткани расшитой в красно-белый квадрат. Метнувшийся за ним казак управился меньше чем за минуту и уже вскоре Келлер, с трудом разбирая выведенные карандашом каракули, узнал, что ему навстречу движется кавалерийская дивизия противника, а также впереди в нескольких селах стоит пехотная часть численностью не менее батальона. Разведчики смогли засечь срочно выдвинувшуюся из района Брод 4-ю кавалерийскую дивизию, но, по неопытности, вместо того, чтобы продолжить полет по назначенному маршруту, поспешили вернуться со столь значимыми новостями. Будь иначе, и помимо этой дивизии они смогли бы обнаружить приближение с запада и юго-запада еще двух австрийских дивизий - одной кавалерийской и одной пехотной, которые должны были войти друг с другом в контакт уже во второй половине дня 21-го августа и общими силами вернуть контроль над приграничным Заложце, одновременно стискивая русские дивизии с трех сторон.
   - Вот вам и первая ласточка! - хмыкнул генерал-лейтенант, передавая донесение начальнику штаба дивизии. - Полюбопытствуйте, Владимир Петрович, что для нас разглядели впереди эти зоркие соколы.
   - Любопытно, любопытно! - так же с трудом справившись с прочтением записки, полковник Агапеев аккуратно свернул ее и вернул генералу. - Полагаю, что завтра утром мы с ними встретимся в районе тех сел, что удерживает вражеская пехотная часть.
   - Вот и я так думаю. Велите собрать командиров бригад и полков. Будем решать, как именно атаковать противника. И обязательно пригласите штабс-капитана Сливинского. Послушаем, чем наши доблестные авиаторы смогут помочь нам в будущем сражении.
   К своему величайшему стыду, штабс-капитан не смог ответить в полной мере на вопросы офицеров, по причине отсутствия всех требуемых знаний. Но когда он уже был готов провалиться сквозь землю, в небе послышался уже такой знакомый стрекочущий звук и минут через десять один из казаков охраны штаба, поинтересовался можно ли допустить в шатер господина летчика.
   Офицеры встретили Михаила если не как родного, то, как очень хорошего знакомого. Вежливо поздоровались, не забыв при этом представиться, поинтересовались здоровьем гостя и только после этого навалились на него с кучей вопросов.
   - По очереди, по очереди, господа! - рассмеялся пилот. - Обещаю, что не улечу, пока не отвечу на все ваши вопросы. Все-таки сегодня исторический момент - первое обсуждение совместных боевых действий авиационных и сухопутных частей. Итак, с чего начнем?...
   Улетал он уже чуть ли не в сумерках, но поскольку до аэродрома по прямой было чуть больше тридцати километров, успел приземлиться и даже передать самолет в заботливые руки механиков задолго до того, как на землю опустилась тьма.
   - Господа, летчики! - все пилоты собрались в штабной палатке уже через пять минут после его возвращения, - Завтра идем в первый и решительный бой! Поскольку бой первый, идем все вместе и как на параде. То есть, чтобы никаких выкрутасов! Идем колонной звеньев. Мое звено - ведущим. Идем тремя эскадрильями по четыре звена в каждой. Дистанция между эскадрильями - пятьсот метров. Дистанция между звеньями в эскадрилье - сто метров. Дистанция между машинами звена - тридцать метров. Высота - триста метров. - Достав небольшую доску, он принялся чертить на ней схему, указывая, кто и где на ней находится. - На бомбардировку будем заходить разом всей эскадрильей, предварительно сократив расстояние между машинами до десяти метров. Как вы сами уже должны понять, работать будем по площадям и с первого захода. Ведомая мною эскадрилья атакует первой. Остальные две по моему сигналу отходят в сторону и очень осторожно перестраиваются в две колонны, после чего ложатся в круги. Приоритетная цель - артиллерия противника. Если я решу, что атаку надо повторить - махну крылом три раза. В этом случае вторая эскадрилья выходит колонной в атаку и, отбомбившись, отходит в сторону, где вновь встает в круг. В случае надобности еще одной атаки, я опять качну трижды крылом, и тогда в бой пойдет третья эскадрилья. Если атаковать более нечего, я поведу всех оставшихся за собой, а первую эскадрилью примет в хвост спасательный борт номер два и отведет к аэродрому на перезарядку и подготовку к новому вылету. Остальные вспомогательные и охранные борта идут следом за мной. - Сделав паузу и хлебнув чая из кружки, он продолжил, - поскольку идем сравнительно недалеко, пятьдесят километров туда и пятьдесят обратно, в баки заливаем только семьдесят литров. И пулеметы снимаем тоже. Соответственно, не берем и стрелков. Уж лучше по паре лишних бомб каждому подвесим. И возражения не принимаются! - тут же подавил он начавшееся шушуканье. - Все еще успеют навоеваться! Все вернувшиеся после первого вылета машины, тут же должны быть подготовлены для нового вылета. Поскольку во второй раз мы пойдем на поддержку войск непосредственно над полем боя, монтируем обратно пулемет и, соответственно, сажаем стрелка. Естественно, уменьшая бомбовую нагрузку до 6 пудов. Баки заливаем под завязку. И ждем меня. Пойдем так же тремя эскадрильями. Встанем над полем боя тремя кругами, и по моей команде будем атаковать цели, указываемые с помощью сигнальных ракет. Указание будет производиться, как с моего борта, так и с земли. Атаковать только парами, после чего тут же возвращаться в круг. Как только все звено отбомбится, командиры уводят их из круга для штурмовки вражеских позиций. Каждому борту разрешаю расстрелять по три диска. Не больше! Если кто-нибудь получает повреждение - все его звено тут же уходит на аэродром! Если кто ослушается приказа... - Михаил многозначительно посмотрел на притихших пилотов, - Ну, вы меня знаете. Накажу. - Разглядев понимание на лице всех и каждого, он вновь продолжил, - вылет завтра в семь ноль-ноль, идем в квадрат пять, по улитке восемь. Боеприпасы - трехпудовые осколочно-фугасные бомбы. Второй вылет предположительно пойдет в квадрат пять по улитке пять. Боеприпасы - переделанные 107-мм снаряды. А теперь всем спать. Завтра вы должны быть как огурчики - то есть свежие! А не зеленые и в пупырышку, как кто-либо мог подумать, - под дружный смех закончил Михаил. - Все бомбардировщики свободны. Штурмовикам, медикам и спасателям остаться.
   - Летят, ваше превосходительство, летят! - заглянув в палатку Келлера, выпалил со смесью страха и благоговения казак из охраны штаба.
   - Летят, говоришь?- усмехнулся генерал-лейтенант. - Ну, пойдем, посмотрим, как они летят. - Надев папаху, граф разгладил затесавшуюся на кителе складку и вышел вслед за казаком, поставленным наблюдать за небом.
   А зрелище действительно впечатляло. Три отряда аэропланов растянувшиеся по фронту на четверть версты, а в длину на все полторы, довольно ровным строем прошли над расположением штаба, позволяя разглядеть подвешенные под брюхом и крыльями бомбы, отчетливо выделяющиеся черными каплями на небесного цвета поверхности фюзеляжа. Вслед за ними прошла еще одна тройка машин, а где-то на километровой высоте угадывались очертания еще двух.
   - Что же, поглядим, чего вы стоите, господа авиаторы. Бог вам в помощь, - тихо произнес Келлер и, дождавшись, когда над ним пройдет последний аэроплан, вернулся в свою палатку. Пора было готовиться к выходу и неизбежному бою.
   Атака с воздуха стала настоящим бичом советской армии в начале Великой Отечественно Войны. Сколько бойцов и техники было уничтожено еще на подходе к фронту или непосредственно на поле боя, не успев сделать по противнику ни одного выстрела? Десятки, сотни тысяч? Михаил не знал точных данных. Но знал он одно. Сегодня, 21-го августа 1914 года, нечто подобное, но в более скромных масштабах, его отряду предстояло устроить кавалерийской дивизии противника. То, что они не станут пионерами в бомбардировке вражеских сил, его ничуть не волновало. Судя по телеграммам, присланным Егором из Варшавы, его отряд уже успел изрядно отметиться на данном поприще. Впрочем, ни он, ни Михаил, не были первыми в этом деле. Но они, несомненно, станут первыми, кто подобными действиями нанесет противнику существенный урон. А иного, по его мнению, быть не могло. Более сотни бомб общим весом чуть менее двух тонн должны были через несколько минут обрушиться на ничего не подозревающего врага. Вторая и третья эскадрильи уже перестроившиеся в колонны одна за другой отвернули в сторону, оставив его дюжину машин в одиночестве, и наблюдая со стороны, как отбомбятся их друзья и товарищи.
   Австрийская дивизия только начала сниматься с места ночевки и сотни кавалеристов выстраивались в отряды, представляя собой идеальную мишень. Естественно, появление такого количества аэропланов не осталось незамеченным, и бойцы противника с интересом принялись наблюдать за десятками приближающихся крылатых машин. Для многих из них это были вообще первые увиденные в жизни аэропланы.
   Прекрасно рассмотрев стоящие особняком орудия с зарядными ящиками, Михаил изменил свое первоначальное решение и вывел первую эскадрилью в атаку на едва выступивший из лагеря авангард. Прибрав газ почти до нуля - набегающий поток воздуха и так раскручивал двигатель практически до максимальных оборотов, и, немного опустив нос самолета вниз, он, изредка поглядывая на приборы, сосредоточил все внимание на расположенном под ногами бомбовом прицеле, и как только в перекрестье начали мелькать всадники, нажал на спуск. Мгновенно полегчавший аэроплан тут же подбросило вверх и, вновь заревев двигателем, он начал забираться на высоту. К тому моменту как последний из его эскадрильи аэроплан сбросил свой смертоносный груз, внизу уже творилась настоящая неразбериха. В разные стороны от лагеря разбегались, как обезумившие кони, так и не менее обезумевшие люди, оставляя за спиной десятки погибших, раненых или просто оглушенных товарищей.
   Убедившись, что столь же лакомых целей не осталось - уж больно шустро кавалеристы растеклись по окрестностям, вторую эскадрилью он направил на скученные артиллерийские орудия, брошенные вместе со всем остальным имуществом на произвол судьбы. К сожалению, выучка пилотов в плане бомбардировки все еще оставляла желать лучшего, даже не смотря на тот факт, что конкретно эти люди являлись на сегодняшний день наиболее опытными в данном деле. Потому вслед за второй эскадрильей громить австрийскую артиллерию была направлена и третья.
   Любуясь, как на месте их стоянки разрастается пожар от занявшихся снарядов и, убедившись, что здесь им больше делать нечего, Михаил вновь покачал крыльями и повел весь свой отряд обратно на аэродром. Вновь пролетая над расположением 10-й дивизии Келлера, один из бортов замыкающей тройки спустился вниз и с него сбросили очередной контейнер с данными о противнике и результатах бомбардировки.
   Приняв из рук казака контейнер и проводив взглядом удаляющийся аэроплан, генерал вскрыл его и принялся вчитываться в слабо разборчивый текст. - Здорово же их там болтает, - покачал головой граф, пытаясь разобрать в корявых закорючках буквы и цифры.
   - Позвольте полюбопытствовать, Федор Артурович, чем же нас облагодетельствовали наши новые друзья на сей раз? - к командиру дивизии подошел начальник штаба и принял в руки донесение.
   - Извольте, Владимир Петрович. Судя по этим цифрам, нам придется противостоять полнокровной кавалерийской дивизии и двум батальонам пехоты, если они подтянутся из соседних сел. А ведь их кавалерийская дивизия имеет все двадцать четыре эскадрона против оставшихся у нас восемнадцати. - До прибытия на фронт второочередных казачьих полков от каждой из дивизий было отторгнуто по несколько эскадронов и сотен, для применения в качестве корпусной конницы, отчего 10-я дивизия лишилась четверти своих сил еще до начала войны.
   - Зато, как минимум двух третей артиллерии они лишились, если господа авиаторы не приписали себе лишних побед. Да и за полторы сотни убитых и раненых они ручаются. А это хоть в какой-то мере уравнивает наши шансы. - Пусть летчики добровольческого полка и разбомбили все обнаруженные орудия, австрийская дивизия не лишилась артиллерии полностью, поскольку 2-я батарея вместе с тремя эскадронами драгун и пехотным батальонам были оставлены в Бродах для защиты города. Но кто об этом мог знать, кроме австрийцев?
   - Что же, даже если их достижения не столь велики, как написано на сей бумаге, все равно пользу они принесли немалую. Теперь мы точно знаем, каковы силы противника, а они о нас не знают пока ничего.
   Не смотря на варварскую атаку огромного количества русских аэропланов, нанесших очень серьезный урон остававшимся при дивизии эскадронам 9-го драгунского полка и полностью уничтоживших взятую с собой артиллерию, генерал-майор Эдмунд Заремба не собирался отказываться от прежних планов. Ему было поручено нанести поражение авангардным частям русской армии и, судя по информации об овладении русской кавалерией Заложце, а также основываясь на собственных предположениях о дальнейшем продвижении противника, командир 4-й кавалерийской дивизии предполагал очень скорую встречу с авангардом русских войск. Пусть даже его силы сократились еще на два эскадрона, хвала всевышнему, не все солдаты были убиты, и потому та сотня получивших ранения и контузии бойцов после выздоровления вновь могли вступить в строй как раз к моменту, когда они будут бить врага уже на его территории. А в подобном исходе Эдмунд Риттер фон Заремба нисколько не сомневался. Вот только у его визави имелись диаметрально противоположные мысли.
   Поскольку авиационный полк действовал в зоне продвижения аж трех кавалерийских дивизий, не только штаб 10-й оказался осведомлен о продвижении противника. Но если для 12-й дивизии путь до австрийцев оказывался слишком большой, то 9-я дивизия должна была встретиться с ним еще ранее войск Келлера. Впрочем, так оно и произошло. Высланные вперед разъезды 9-й дивизии вступили в перестрелку с противником, когда основные силы находились на удалении от них еще в 6 - 7 километров. Примерно на таком же расстоянии находился авангард 10-й дивизии, в составе которого находился и генерал-лейтенант, предпочитавший всегда быть в первых рядах для лучшего управления войсками. Вот только если в иной истории он смог вывести свои войска прямиком на противника заслышав артиллерийскую канонаду, когда австрийцы принялись лупить по разведчикам из пушек, то ныне его направляла рука авиационных наблюдателей.
   Аж целое звено было выделено Михаилом для координации действий двух дивизий и проведения дальнейшей разведки, так что, в отличие от противника, в штабах 9-й и 10-й дивизий имели представление кто, где и когда. Что удивительно, в конечном итоге войска противоборствующих сторон сошлись в том же месте - северо-западнее деревни Ярославце. Разве что артиллерию ныне начали применять русские.
   Первыми под град шрапнели угодили пехотинцы 35-го ландверного полка. Продвигаясь с запада от деревни Волчковце к Ярославце, они оказались посреди убранных полей, когда заговорили обе батареи 3-го Донского артиллерийского дивизиона. Дюжина скорострельных трехдюймовок обрушили на противника столь сильный огонь, что австрийцы тут же начали откатываться назад к Волчковце, в надежде скрыться за домами от посыпавшегося с неба стального града. Удалось это совсем немногим - стоило смолкнуть раскатам артиллерийского огня, как на поле показалась лава Оренбургского казачьего полка.
   Каким бы атавизмом провалившиеся в прошлое авиаторы ни считали кавалерию, в данном конкретном месте она наглядно продемонстрировала, что полностью списывать ее со счетов не стоит. Отступавший по уже убранному полю пехотный батальон оказался настигнут за считанные минуты, после чего в ход пошли пики и шашки. Если еще несколько дней назад здесь целыми пучками срезались серпами пшеничные колосья, то ныне на землю принялись опадать тела людей, срезанных пронесшимися мимо на полном скаку казаками. Естественно, австрийцы не бежали, сломя голову, куда глаза глядят. Прикрываемые со стороны Волчковца пулеметным огнем, они и сами то и дело поворачивались лицом к противнику, дабы выпустить в надвигающуюся смерть очередную пулю. Иные же зарывались в разброшенные по всему полю копны и уже из них вели огонь, надеясь остаться незамеченными хоть какое-то время. Кому-то это даже удавалось. Но, так или иначе, большая часть батальона осталась лежать на поле, вместе с несколькими десятками казаков, которых все же настигли австрийские пули.
   Тем временем основные силы 4-й австрийской и 10-й русской кавалерийских дивизий из-за особенностей местности столкнулись едва ли не нос к носу. Многочисленные холмы с пологими скатами и лощины позволяли производить скрытое маневрирование даже большими силами. Но они же полностью лишали обе стороны возможности заранее обнаружить друг друга. И если бы не кружащие над головой аэропланы, с которых то и дело пускали сигнальные ракеты в сторону, где находился противник, полки 10-й дивизии вполне могли начать вступать в бой, пребывая в не организованном виде. Однако аэропланы наличествовали и помогали, чем могли.
   Еще раз кинув взгляд на щеголявших парадной формой кавалеристов, выстроившихся на вершине холма, командир 4-й кавалерийской дивизии испытал чувство гордости от той силы, что была дана ему в руки. Да, их успели потрепать. Да, их лишили поддержки артиллерии в грядущем бою. И, тем не менее, под его рукой оставались три полнокровных полка, разбить которые не было по силам никому. Во всяком случае, сам он в это истово верил.
   - Господин генерал-майор, взгляните! Русские! - адъютант указал рукой на вершину противоположного холма, где появилась небольшая группа всадников.
   - Значит, сейчас все начнется, господа, - спокойно произнес генерал-майор. Вся тактика действий была доведена до подчиненных заранее. А поскольку непосредственно во время встречного кавалерийского боя менять что-либо не представлялось возможным, оставалось лишь полагаться на исполнительность офицеров, да крепкую руку солдат.
   Русские действительно не заставили себя долго ждать. Минуты три ушло у них на построение, что уже заставило отдать толику уважения столь умелому противнику, и вскоре он вместе со всем штабом стал свидетелем того, как не менее двух русских полков начали неторопливый разгон. С одной стороны, расстояние в полкилометра являлось достаточным, чтобы вовремя и грамотно отреагировать на действия противника, с другой стороны, мчащийся галопом всадник мог преодолеть его менее чем за минуту. Да и предоставлять противнику возможность набрать большую скорость для более сильного первого удара, не имелось никакого желания. Но сперва свое слово должны были сказать пулеметы, половина которых оказалась установлена на левом фланге австрийского построения. Их огонь мгновенно принялся собирать кровавую жатву, кося русских драгун одного за другим, но тут, перекрывая рык пулеметов, ржание лошадей и звон вынимаемых из ножен сабель, в воздухе послышался до боли знакомый рокот и над русской кавалерией пронеслись четыре аэроплана. Шли они на небольшой высоте, и потому казалось, будто все четверо выскочили из-за холма, как черти из табакерки. Не успел генерал-майор поморщиться, вспоминая, что натворили эти этажерки сегодня утром, как от машин отделились черные капельки бомб, и первые ряды австрийских эскадронов буквально снесло смесью стали, земли и огня. Вдобавок с проскочивших над головами его войска аэропланов неожиданно застучали пулеметы и в стройных, но тесных рядах кавалеристов начали валиться на землю новые убитые и раненые.
   0x01 graphic
   Провожая взглядом первую четверку машин, он не увидел, как на сцену вышла вторая, и только взрывы накрывшие расположение пулеметчиков заставили его вернуться к созерцанию поля боя. И увиденное вызвало у него изжогу, сопровождаемую жгучей яростью - сразу три четверки аэропланов пронеслись над головами победно орущей русской конницы и через несколько секунд новые взрывы накрыли и так потерявшие какой-либо строй войска первой линии.
   - В атаку! В атаку! - во все горло закричал командир теряющей на его глазах боевую эффективность дивизии, указывая на приблизившихся уже на двести шагов русских. - Смешайтесь с ними и аэропланы не будут нас атаковать!
   Было растерявшиеся войска, как будто услышав долгожданный приказ, мгновенно преобразились из гомонящей толпы в доблестное воинство и, засверкав сталью сабель, устремились навстречу противнику.
   Первые, и так сильно потрепанные бомбардировкой ряды были буквально сметены русскими, у которых в руках вместо сабель оказались пики. Более всех пострадавшие от авианалетов 13-й уланский и 9-й драгунский полки, были практически полностью уничтожены в течение первых пяти минут разыгравшегося сражения. Но пробившиеся сквозь их ряды уланы 10-го Одесского полка наткнулись на введенные в бой свежие силы и вынуждены были перейти к обороне, растеряв всю скорость и мощь первого удара. И хоть на направлении главного удара положение стабилизировалось, генерал-майор с грустью смотрел в сторону пулеметных позиций, на которых уже вовсю мелькали шашки русских драгун, дорезавших уцелевших после воздушного налета бойцов.
   Наблюдавший за ходом боя с вершины холма генерал-лейтенант Келлер не смог сдержать эмоций, когда практически все брошенные в бой войска завязли в схватке с вражеским подкреплением и дернул щекой. Если для первого удара и последующего прорыва вражеской линии сил, храбрости и задора у людей еще хватило, то ныне, что русскими, что австрийцами, овладела натуральная животная паника. Лишь оказавшись в центре живой мясорубки, они смогли осознать, насколько война на самом деле является жутким делом. И потому не было ничего удивительного в том, что от образовавшейся свалки то и дело отделялись кавалеристы или даже группы всадников, что без оглядки неслись подальше от этого ужаса. Один из них даже вылетел на штабную группу и лишь когда его ошалелый взгляд встретился со спокойными глазами Келлера, улан смог взять себя в руки и с трудом выдавливая из себя слова, практически простучал зубами - Ваше Сиятельство! Рублю, рублю этих с ... с ... по голове, но никак не могу разрубить ихней шапки. - Стальные парадные каски австрийских улан попросту отклоняли в стороны удары сабель и шашек.
   - Бей их в морду и по шее! - поспешил дать дельный совет Келлер, после чего проводил все тем же спокойным взглядом улана унесшегося обратно к образовавшейся куче-мала претворять умную мысль командира в жизнь.
   - Ведь сомнут. Ей богу, сомнут! - покачал головой полковник Агапеев, указывая на очередное вражеское подкрепление, появляющееся из-за холма.
   Как это бывало еще во времена рыцарей, удар свежей конницы не пожалел, ни своих, ни чужих. Врезавшиеся в колышущуюся массу свежие эскадроны оказали столь жуткий эффект на рубящихся в общей свалке бойцов, что побежали все. Побежали, не разбирая направления. Побежали сообща и врознь. Даже мимо штабного отряда Келлера куда-то в тыл унеслись с пару десятков всадников, не менее трети которых, судя по форме, состояли на австрийской службе.
   - Штаб и конвой - в атаку! За мной! - оценив обстановку и поняв, что действительно сомнут, прикрикнул Келлер пришпоривая своего коня. Эх, если бы только сейчас показавшиеся на правом фланге эскадроны 9-й дивизии прибыли сюда минутами десятью ранее, не пришлось бы вспоминать старые времена и лично идти в очередную рубку. Но образовавшийся в центре прорыв следовало ликвидировать, дабы не допустить полного развала все еще каким-то чудом сохраняющегося на флангах строя. Да и пускать не менее двух эскадронов к себе в тыл, где остались прикрытые от силы полусотней казаков артиллеристы, было никак нельзя.
   Встречный ветер бил в лицо, стремена буквально впились в подошвы сапог, а рука ощущала приятную тяжесть клинка. В этот момент генерал был счастлив. Вспомнилась молодость. Точно так же он, будучи еще рядовым бойцом, сходился в бою с турками в войне отгремевшей более тридцати шести лет назад. Быстро кинув взгляд по сторонам, граф с удовлетворением отметил наличие всех до единого штабных офицеров, выстроившихся в одну линию с командиром и вырывающихся вперед казаков из взвода охраны, готовившихся принять первый удар на себя, дабы защитить командира дивизии. Внезапно над головой раздалось жужжание и над ним пронеслись два необычных аэроплана.
   Генерал-майор фон Заремба проводил взглядом последние два эскадроны резерва, которые должны были стать той соломинкой, что переломят и так трещащий хребет русского медведя. Если бы не утренние потери, их было бы в два раза больше, но даже этой четверти тысяч всадников, на первый взгляд, было вполне достаточно, поскольку русские и так уже сильно прогнулись в центре и даже принялись отступать. Ему хорошо было видно, как во фланг его последнего резерва выходит полусотня всадников, среди которых глазастый адъютант с удивлением опознал штабных офицеров русской армии.
   Командир 4-й кавалерийской дивизии уже даже собирался сказать пару слов в честь храбрости русских офицеров, но вынырнувшие из ниоткуда и пронесшиеся буквально над головами всадников два русских аэроплана заставили его закашляться. Такого ему еще видеть не приходилось. Да, у русских были прекрасные аэропланы. Это было общеизвестно. Но, тем не менее, они не сильно отличались от бипланов, имеющихся на вооружении Австро-Венгрии. Во всяком случае, именно такая информация имелась у него на начало боевых действий. Хотя после устроенного русскими авиаторами побоища, он начал сомневаться в правдивости подобных суждений. Однако, таких аэропланов, что сейчас показались над полем боя, видеть ему доселе не доводилось. И тем единственным словом, которым он мог их описать, являлось слово "Хищник", чему активно способствовали оскалившиеся акульи пасти, нарисованные на носах обоих машин.
   Внезапно, эти самые носы обоих аэропланов окрасились столь знакомыми всполохами, и по ровным рядам эскадронов прошлась коса смерти. Фланговый огонь восьми пулеметов, словно паровой каток проделал кровавую просеку в рядах драгун, в мгновение ока расстроив порядок строя, а упавшие следом бомбы скрыли в буйстве пламени и дыма весь центр построения. Те, кто были впереди, тут же пришпорили коней, чтобы побыстрее уйти от огня этих небесных хищников. Те же, кто оказался позади, налетели на своих менее удачливых сослуживцев, попавших под град пуль и осколков, образовав тем самым неуправляемую массу из шевелящихся человеческих и лошадиных тел, во фланг которой с криком "Ура" и влетела русская полусотня, разя запутавшихся или свалившихся с коней всадников налево и направо.
   А потом он осознал, что все кончено. На поле боя показался еще один русский полк, заходивший сражающимся с русскими отрядам в тыл и фланг. Дабы не потерять все войска, тут же был отдан приказ на отступление, но те, кто находился на левом фланге так и не успели его получить, русские оказались быстрее гонцов. А потом стало не до спасения остатков дивизии, так как следом за смявшим левый фланг полком показался еще один, явно нацелившийся уже на его штабной отряд.
   Чтобы не попасть в окружение, пришлось бросать все и срочно уходить верхом на запад, уводя за собой уцелевших счастливчиков, к фольварку Безодны, где имелась единственная на многие километры переправа через реку Стрыпа. Но и здесь им пришлось натерпеться, раз за разом испытывая на себе атаки русских аэропланов. И если огонь хвостовых стрелков их бипланов не был слишком точным и сильным, то оба летающих хищника в полной мере продемонстрировали, каким может быть истинный ужас, воплощенный в дереве и металле. К тому же по пятам шли русские, то и дело мелькавшие в паре сотен метрах позади. И каково же оказалось разочарование, когда вместо пехоты 35-го ландверного полка их ружейной стрельбой повстречали занявшие фольварк казаки.
   Как только переправившийся через реку Оренбургский казачий полк при активной помощи артиллеристов, продолжавших вести огонь со своего берега, захватил Волчковце, первая сотня отправилась на север вдоль реки, туда, где слышались стрельба и взрывы и куда, то и дело устремлялись точки заполонивших небо аэропланов. Не ожидавшие удара с тыла немногочисленные защитники фольварка оказались перебиты или пленены в краткотечной схватке, после чего уже русские войска взяли под охрану мост. Какого же было удивление есаула Полозова, когда прямиком ему в руки сами заявились штабные офицеры вражеской дивизии. Правда столь ценный трофей пришлось поделить с нагнавшими их через минуту гусарами 10-го Ингермарландского полка, но для попавших в плен начавшийся торг двух русских офицеров уже ничего не значил - для них война закончилась здесь, у моста близ небольшого фольварка. А где-то на северо-востоке, за холмами, погибали остатки 4-й кавалерийской дивизии. Из более чем трех тысяч человек, что еще утром выдвинулись навстречу русским, до заболоченных берегов Стрыпы, путь к которым еще не отрезал враг, смогли добраться не более двух сотен изможденных всадников, которых то и дело клевали налетавшие русские аэропланы. Но дальше проход оказался закрыт. Мало того, что пришлось бросить застрявших в болотистых почвах коней, так еще принявшиеся кружить над водной поверхностью крылатые машины, словно ангелы смерти, прочерчивали пулеметными очередями те границы, которые спасающимся кавалеристам не следовало пересекать.
   - Полная победа! Поздравляю вас, Федор Артурович! Это было просто незабываемо! Разгромить во встречном бою превосходящие силы противника, да еще и с такими небольшими потерями! - отдал честь командиру начальник штаба дивизии последний час занимавшийся подсчетом потерь, пленных и трофеев.
   - Благодарю, вас, Владимир Петрович. Но это такая же моя победа, как и ваша. Впрочем, как и всех бойцов и офицеров нашей славной дивизии, вплоть до самого молодого солдатика. Да и не стоит забывать ту неоценимую помощь, что оказали нам господа авиаторы. Как вспомню их атаку на последний австрийский резерв, так самого дрожь до самых пят пробирает. Жуткие аэропланы построил господин Дубов со товарищами. И нам с вами стоит радоваться, что подобные машины есть только в нашей армии. Кстати, что там с нашими потерями?
   - Убито 151 нижних чинов, 7 унтер-офицеров и 9 офицеров. Раненых - 328, из них 13 офицеров.
   - А что у противника?
   - Подсчет еще ведется. Но, по предварительной информации убитых более тысячи двухсот человек. Раненых - примерно столько же. Сдалось в плен, не будучи ранеными, более восьми сотен. Из них половина - это пехотинцы из состава 35-го ландверного полка, которых принудили к сдаче казаки. В качестве трофеев взято 8 пулеметов. Из них три имеют повреждения и нуждаются в ремонте. Винтовок и карабинов - более трех тысяч штук. Лошадей - свыше двух тысяч и казаки до сих пор отлавливают оставшихся по окрестным полям. Но самое главное - удалось взять абсолютно всю документацию дивизии и знамена полков! Штаб дивизии оказался захвачен столь быстро, что они даже не успели ничего сжечь!
   - Что же, неплохо. Очень неплохо! Наших раненых после перевязки немедля отправлять в Заложце. Раненых австрийцев собрать пока на этом поле. И позвольте пленным позаботиться о своих сослуживцах. Также необходимо отправить конные разъезды верст на десять в каждую сторону. Мы здесь в любом случае застрянем до конца дня, разбираясь с пленными и трофеями. И не хотелось бы внезапно оказаться атакованными свежими силами противника.
   - Ваше превосходительство! - к офицерам подскочил казак и вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал. - На подходе вторая бригада 9-ой кавалерийской дивизии. Один из разъездов встретился с ее арьергардом.
   - Благодарю, казак! Добрую весть принес! - генерал хлопнул того по плечу. - Видите, Владимир Петрович, вот и подкрепление подошло. А вдвоем оно куда спокойнее будет.
   - И не только они подошли, Федор Артурович, - начальник штаба указал рукой вверх, где уже были хорошо различимы силуэты десятков аэропланов. - Никак наши небесные воины еще не навоевались! Надо бы подать им какой-нибудь сигнал. А то не дай Бог начнут сейчас по пленным бить. Им ведь сверху не видно, что это пленные.
   - И то верно. Господин штабс-капитан Сливинский, у вас имеются какие-либо инструкции от господина Дубова на подобный случай?
   - Так точно! Нужно подать сигнал зеленой ракетой. Это будет означать, что противника поблизости нет!
   - В таком случае извольте исполнять.
   - Слушаюсь, ваше превосходительство, - козырнул Сливинский и, придерживая бьющую по ноге саблю, понесся к своему коню, на котором осталась висеть ракетница и сигнальные заряды.
   Разглядев впереди взлетевшую зеленую ракету, Михаил выпустил желтую, приказывая остальным пилотам встать в круг и ожидать его, а сам пошел вниз. На сей раз на борту не было, ни вооружения, ни второго члена экипажа, зато на крыльях каждого из двадцати приведенных с собой аэропланов находилось по два закрытых фанерных контейнера, какие применялись во времена Великой Отечественной Войны в санитарной авиации.
   Для посадки он в конечном итоге присмотрел неплохое выкошенное поле и после полутора сотен метров тряски, У-2 замер на месте. Тут же достав из кабины ракетницу, Михаил пустил в небо зеленую ракету, указывая, что и остальным можно идти на посадку. А пока следующий аэроплан заканчивал посадочный круг, привлек подлетевших к нему кавалеристов к передвижению своей машины в сторону от импровизированного летного поля.
   Вскоре на то, как садятся аэропланы, сбежались посмотреть все не занятые каким-либо делом офицеры и рядовые, так что в конечном итоге генералу пришлось рявкнуть, что он лично сможет подобрать интересное занятие всем и каждому, после чего количество любопытствующих сократилось в разы. Но самые любопытные или же смелые так и не покинули своих зрительских мест. Махнув на таких "героев" рукой, граф Келлер вновь вернулся к разговору с Михаилом.
   - Значит, говорите, сможете забрать часть раненых?
   - Так точно, Федор Артурович. По два человека в каждый аэроплан, - он указал на закрепленные над крыльями цилиндры. - Эти пеналы специально проектировались, чтобы перевозить раненых. Хотя в них можно доставлять и всевозможные грузы, оказавшимся в окружении частям. Те же продукты или боеприпасы, к примеру.
   0x01 graphic
   - Интересное решение! Очень интересное! А почему вы не сможете взять троих? Ведь насколько я вижу, у вас в задней кабине никого нет.
   - К сожалению, троих пассажиров аэроплан не потянет. Мы не успели снять бронеплиты, да и установленные контейнеры сильно повысили сопротивляемость встречному потоку воздуха и потому мощности двигателя не хватит. Разве что это будут совсем доходяги, в которых веса, как в девушках. Но у вас-то все богатыри! Так что только двоих.
   - Это верно! Доходяг у меня в дивизии нет, - усмехнулся Келлер. - Да и у вас, я смотрю, сплошные орлы! - находившийся в прекрасном расположении духа граф кивнул головой в сторону собравшихся вокруг очередного замершего на месте аэроплана летчиков, что споро принялись извлекать что-то из таких же контейнеров.
   - Орлы! - не стал оспаривать слова собеседника Михаил, хотя до сих пор полагал некоторых из своих пилотов пусть и боевитыми, но воробьями. - Правда, и орлицы тоже имеются. - Стоило летчику разгружаемого ныне аэроплана приблизиться к их компании, как командир добровольческого полка расцвел в улыбке. - Позвольте представить вам. Моя прекрасная супруга - Элен Дубова-Дютрие. Так же как и я - пилот-охотник и командир добровольческого санитарного авиационного отряда. А сей достойный воин - генерал-лейтенант граф Келлер, Федор Артурович, командир 10-й кавалерийской дивизии - в свою очередь отрекомендовал он собеседника своей второй половинке.
   - Мадам! - припав губами к протянутой ручке, аж прищелкнул каблуками старый кавалерист - Ослеплен вашей красотой и поражен вашим мужеством! Знай я заранее, что спасать мою жизнь явится столь прекрасное создание, ей Богу, подставился бы под удар австрийского улана. Граф Келлер, к вашим услугам!
   - Приятно познакомиться, господин граф, - с хорошо заметным акцентом ответила распушившему перья генералу летчица. - Но за подобные действа я бы лично вас штопала без всякого наркоза. Дабы вновь неповадно было совершать глупости! - шутливо погрозила она генерал-лейтенанту пальчиком. - Однако вы целы, и это меня безмерно радует. Ведь мне и моим коллегам нынче забот будем меньше. Как я смогла заметить, у вас и так немало раненых. Потому, чем быстрее мы приступим к делу, чем больше ваших солдат выживут. Не подскажете, где нам следует разворачивать полевой госпиталь?
   - Право, мадам! О каком госпитале вы говорите? - даже несколько опешил от подобного напора граф. - Нам следует сворачиваться как можно скорее и отходить, пока не подошли вражеские подкрепления, что столь удачно для нас обнаружили летчики уважаемого Михаила Леонидовича.
   - Вам решать, господин генерал-лейтенант. Но пока мы будем с вами дискутировать, что должно, а что нет, самые тяжелораненые могут так и не дождаться квалифицированной помощи. Помощи, что уже прибыла!
   - Ваше превосходительство, - тут же поспешил на помощь супруге Михаил, - авангард австрийской пехотной дивизии, пока мы с вами говорим, уже атакуется дюжиной аэропланов. И поверьте мне на слово, им придется сильно притормозить свое продвижение, ведь повторять атаки летчики моего полка будут, пока не зайдет солнце. А что такое атака целой группы аэропланов, вы и сами могли недавно оценить. К тому же мы не собираемся развертывать здесь госпиталь дивизионного или армейского масштаба. Увы, но подобными ресурсами мы похвастать никак не можем. На аэропланах прибыло всего пять хирургов. Это все, кто у нас есть. Потому здесь и сейчас помощь они будут оказывать только тем из солдат и офицеров, для сохранения жизни которых дорога каждая секунда. Всех же прочих следует скорейшим образом перевязать и подготовить к транспортировке в Кременец, где развернуты тыловые госпиталя. В любом случае я буду первым, кто затолкает Элен в аэроплан и отправит подальше отсюда, стоит только возникнуть опасной ситуации. Пока же противник нам подобное позволяет, давайте постараемся спасти как можно больше людей. Ведь опытные рубаки нам еще ой как пригодятся. А за одного битого, как известно, двух не битых дают.
   - Коли таково ваше решение, не смею мешать. И благодарю за заботу о моих бойцах, - склонил голову в коротком кивке граф, прекрасно знающий, насколько тяжело обстояло дело с санитарным обеспечением не только его дивизии, но и всей армии в целом. Госпиталь же предполагаю наилучшим обустроить в Ярославце. Это вон та деревушка в полукилометре отсюда, - указал он рукой в сторону виднеющихся домов. - Там, и вода, и какие-никакие удобства, имеются. Я прикажу свозить всех раненых туда.
   - Только наших раненых, - тут же весьма твердым голосом уточнил Михаил. - На своих бы времени, сил и медикаментов хватило, - пояснил он на вопросительный взгляд генерал-лейтенанта. - Не мы начали эту войну, но мы должны стать теми, кто ее закончит. А для этого надо беречь своего солдата и уничтожать противника всеми доступными способами.
   - Что же, не могу, не согласится, - покивал головой граф. - Но наиболее прочих нуждающихся в медицинской помощи австрийских офицеров я к вам все же пришлю, - не смог не проявить сословную солидарность Келлер.
   - Присылайте, господин генерал-лейтенант, - чтобы супруг не успел ляпнуть еще чего-нибудь, поспешила вмешаться в разговор Элен. - Дайте десять минут и мы будем готовы принять всех нуждающихся. - Быстро попрощавшись, она скорой походкой вернулась к своему аэроплану, после чего повела нагруженную многочисленными вьюками группу летчиков к указанной деревне.
   - Ваше превосходительство, - проводив взглядом жену, вновь вернулся к своему собеседнику Михаил, - я не имею никакого права требовать и могу лишь просить... Распорядитесь представить к нашему госпиталю охрану. Хотя бы взвод. А то мало ли что может случиться на войне.
   - Не извольте беспокоиться, Михаил Леонидович. Выделю. И не взвод, а эскадрон. Коли мы не будем заботиться о наших женщинах, что врачуют наши раны, то кем мы станем?
   - Благодарю. Но теперь и мне пора браться за работу. Прикажите свозить сюда тех раненых, что уже были перевязаны, но к дальнейшей службе без должного лечения не пригодны. - Они еще с четверть часа поговорили о результатах боя и возможных дальнейших планах, пока к полю доставляли раненых и грузили их в аэропланы. Причем, не обошлось без эксцессов. Несколько бойцов готовы были поклясться чем угодно, что они вовсе не раненные, лишь бы их не пихали в эти летающие машины. Чтобы не терять времени, таких сразу оттаскивали в сторону и на их место подносили следующих. Так, до конца дня, сделав более семидесяти самолетовылетов, авиаотряд Михаила перевез в Кременец полторы сотни солдат и офицеров, включая тех, кто уже успел пройти через руки врачей авиационных отрядов. Остальных же, как и способных к самостоятельному передвижению пленных, отправили в Заложце, куда ближе к вечеру отошли и прочие силы дивизии в виду выхода к Волчковце полков 11-й пехотной дивизии противника. Сколь бы удачно ни был проведен первый крупный бой, даже двум кавалерийским дивизиям виделось невместным атаковать те силы, что могла выставить пехотная дивизия. Разведка, охранение флангов и тыла, работа на коммуникациях противника - вот в чем состояла основная задача кавалерии. Но никак не в лобовом столкновении с пехотой. Тем более, что отягощенные ранеными, пленными и трофеями 9-я и 10-я дивизии к концу дня больше представляли собой какой-то табор, а не боевые подразделения.
   Утром же 22-го числа Михаил вновь встретился с вчерашними знакомыми, прибыв в место их дневки, но уже на совершенно другой технике. Колонна из полусотни грузовых машин пришла в сопровождении всех броневиков, испытать которые в действии на столь неудачно для себя оторвавшемся от основных сил противнике, сам Бог велел.
   В то время как летный состав Первого добровольческого летучего санитарного авиационного отряда и половина добровольческого авиаполка наглядно демонстрировали жизнеспособность идеи воздушных медицинских колонн, прочие аэропланы, не принимавшие участия в избиении австрийской пехоты, занимались той самой разведкой, которой столь сильно не хватало всем армиям принимавшим участие в данной войне в несколько иной истории. Лишь благодаря ей удалось определить, что на расстоянии двух дневных переходов русским войскам могли противостоять только одна пехотная и одна кавалерийская дивизии. Во всяком случае, в зоне действия 10-го корпуса 3-й армии. С учетом же возможности полного уничтожения авиационными ударами вражеской дивизионной артиллерии, представлялась уникальная возможность проверить в действии состоятельность бронетанковых войск, не сильно рискуя при этом техникой. Пусть самих танков на поле боя увидеть и не представлялось. Но для первого раза должно было хватить наличествующих бронемашин.
   Оставленные вчера на поле боя тяжелораненые бойцы более уже не существующей 4-й кавалерийской дивизии Австро-Венгрии, как то и задумывал Михаил, когда высказывал свой план генерал-лейтенанту Келлеру, повязали подошедшую пехоту по рукам и ногам. Солдаты 11-й пехотной дивизии, сильно обогнавшие свой обоз, оказались попросту неспособны набрать потребное количество транспорта для скорейшей отправки в тыл свыше семи сотен раненых. Более того, задержанные в пути постоянными налетами русских аэропланов, после которых людей приходилось собирать обратно в колонны по полчаса, они были вынуждены стать лагерем на недавнем поле боя, вместо того, чтобы двигаться дальше на восток с целью перекрытия путей наступающим русским, сил которых еще даже никто не знал.
   Лишь с первыми лучами солнца нового дня дивизии удалось сняться с места, оставив у Ярославце для оказания помощи и в ожидании обоза 32-й егерский батальон. О том, чтобы приступить к эвакуации раненых имеющимися силами, нечего было и думать. Артиллерийских лошадей для этого дела запретил отряжать командир дивизии, а в случае организации эвакуации раненых в тыл на импровизированных носилках, потребовалось бы выделять целый полк. Естественно, последнее виделось невозможным, учитывая имеющийся приказ о прикрытии границы на весьма протяженном участке. Мало того что дивизия, состоящая большей частью из русинов и поляков, считалась не сильно стойкой в плане противостояния русским, так еще ее кадровая часть составляла всего треть сил, остальные же только-только были призваны из запаса. А тут вдобавок пришлось распылять войска, отправляя 21-ю бригаду с парой батарей полевой артиллерии в Тернопль, а всех прочих уводя за собой в Зборов.
   Сам того не подозревая, генерал Покоряй, гнал свою дивизию в самую натуральную мышеловку, к тому же теряя по пути тяжелое вооружение и припасы из-за действий авиации противника. Если весь прежний день русские аэропланы только и делали, что бомбили авангард дивизии, то теперь они совершали налеты на все отряды вытянувшейся на добрых шесть километров колонны, при этом уделяя особое внимание лошадям. Особенно доставалось четвероногим помощникам от пары двухмоторных аэропланов, планомерно расстреливавших из своих многочисленных пулеметов любую животину. Как результат, все двенадцать гаубиц и восемнадцать орудий вместе с сотнями зарядных ящиков оставленных при 22-й бригаде пришлось бросить в пути. Изможденные многими днями форсированного марша люди попросту не смогли тащить их за собой.
   Словно хлебные крошки, сдвинутые на обочины орудия и зарядные ящики указывали пройденный войсками путь от Ярославце к Зборову. И по этим самым крошкам, продвигаясь от одного орудия к другому, ближе к концу дня преодолели тот же путь получившие отмашку мотострелки - то есть усаженные в грузовые автомобили бойцы рот охраны аэродрома.
   В то время как кавалеристы Келлера обеспечивали фланговое и тыловое охранение, моторизованная колонна, с легкостью сминая сопротивление оставляемых при ценном имуществе расчетов орудий и пехотных отделений, принялась продвигаться к Зборову, параллельно собирая столь богатые трофеи. Более того, все машины, до которых только смог дотянуться Михаил, были взяты с собой исключительно для вывоза австрийских орудий, отчего самолеты полка и не бомбили их в этот день.
   Весть об их наглом поведении достигла командования дивизии лишь глубокой ночью, когда ничего поделать было уже невозможно. А утром и вовсе стало не до потерянного столь глупо вооружения. Сначала раскаты артиллерийской канонады раздались на юго-востоке в районе небольшого сельца, где встал на ночевку 1-й батальон 58-го галицийского пехотного полка. Не успели оттуда поступить вести, как над головой прошмыгнули десятки принесших столь много бед русских аэропланов и на западе, в районе села Присовцы, где разбили свой бивак два батальона 95-го галицийско-буковинского пехотного полка, зачастили разрывы десятков бомб. Не было спокойно и на севере. Там еще один батальон 58-го полка активно отстреливался от пока еще неизвестного противника. Впрочем, неизвестным он оставался недолго. Под аккомпанемент пулеметной стрельбы и криков ужаса от разбегающихся во все стороны солдат в город по шоссе тянувшемся от Заложце ворвались полдесятка бронированных автомобилей. Игнорируя ружейный и пулеметный огонь, они за считанные минуты прошли небольшой городок насквозь и вскоре вышли в тыл батальонов державших оборону в Присовцах.
   Учитывая ту какофонию звуков войны, что заполонила все пространство вокруг Зборова и факт выхода противника в тыл, было немудрено, что сопротивление в этом селе сошло на нет весьма скоро, чему немало поспособствовали и действия пары штурмовиков, раз за разом клевавших не способную найти какого-либо укрытия пехоту. В результате, уже спустя час после начала стрельбы был выброшен белый флаг и полторы тысячи уцелевших приступили к сдаче оружия.
   Примерно такая же картина наблюдалась в селе Тустоголовы. Правда из него к Зборову успело отойти не менее роты, прежде чем дорога оказалась перекрыта неуязвимыми русскими бронемашинами, открывавшими огонь по каждому, кто не задирал руки вверх. Но и судьба войск собравшихся в городе оказалась незавидна. Будучи окруженными рукавами реки Стрипы и многочисленными водоемами с севера и юго-запада, а также учитывая появления русских войск, сбивших все заслоны, с востока и запада, прорыв из блокируемого города оказалось возможным осуществить только в северо-западном направлении. Но из четырех тысяч солдат и офицеров ринувшихся прочь из захлопываемой мышеловки уйти смогли не более четверти. Остальные, либо полегли на полях и холмах простреливаемого русскими с обеих сторон узкого коридора, либо поспешили сдаться.
   Куда больше хлопот доставили пара рот, вернувшихся обратно в город и забаррикадировавшихся в добротных кирпичных зданиях. Этих деятелей выкуривали почти до самого вечера, не жалея снарядов и ручных гранат. Зато удалось проверить в настоящем деле тактику штурмовых групп вооруженных самозарядными карабинами и гранатами. Естественно, со стороны, как по мнению Михаила, действия бойцов охранных рот ИВВФ и спешенных казаков выглядели на двойку с минусом из-за лишней суеты и непонимания необходимых действий в той или иной ситуации. Но большим плюсом стало наблюдение за штурмом городка генерал-лейтенантом Келлером, одним из немногих командиров дивизионного уровня, кто всегда и везде выступал за постоянное развитие армии, в том числе в техническом плане. Потому, что бронемашины, что новое вооружение, что применяемая тактика, произвели на старого воина самое лучшее впечатление, ведь он, имея куда больше людей, несколькими днями ранее вынужден был уходить от вражеской пехоты, не принимая боя.
   Что же можно было сказать в конечном итоге? Зборов и его ближайшие окрестности все же стали местом разгрома войск Австро-Венгрии. Только теперь это произошло не в 1917, а в 1914 году. Но итог все равно вышел тем же - уступавшие в количестве, но превосходившие в качестве тактической подготовки атакующие силы быстро смяли всякое сопротивление и принудили к сдаче тысячи солдат противника. Так внезапное нападение, неудержимый натиск, невиданное прежде оружие, применяемое со знанием дела, неуязвимость противника и вызванный этими факторами совместно шок позволил одержать еще большую победу, нежели у Ярославце, при заметно меньших потерях в убитых и раненых со своей стороны. Более того, путь в глубину вражеской территории оказался открыт. Бери, не хочу! Однако именно такой результат весьма скоротечного боя не позволил реализовать планы по дальнейшему продвижению. А все дело было в количестве пленных - свыше трех с половиной тысяч солдат и офицеров противника сложили свое оружие. Почти вчетверо больше, чем смогли общими усилиями наскрести для этой операции Михаил и Келлер! И теперь все эти тысячи предстояло каким-то образом отконвоировать на свою территорию, не растеряв никого по дороге. А ведь еще не менее полутора тысяч уже находились близ Заложце под совместной охраной бойцов 9-й и 10-й дивизий! Невероятные результаты! Невероятные результаты, которые поставили крест на возможности кавалерийских дивизий выполнять поставленную командованием задачу, ведь из разведчиков они все были вынуждены переквалифицироваться в охранников вплоть до подхода частей 31-й пехотной дивизии, благо ждать пришлось менее суток.
   А 24-го числа, не смотря на начавший накрапывать дождик, авиационный полк в полном составе передислоцировался на новое место в районе городка Олеюв, что раскинулся примерно на полпути от Заложце к Ярославице, куда всем табором переезжал и штаб перешедшего государственную границу основными силами 10-го армейского корпуса. И то, с какой завистью военные косились на автомобильную колонну перевозившую имущество авиационного полка, вызывало у Михаила гордость за хорошо проделанную работу. Причем в этой самой колонне ныне наличествовали лишь машины, принадлежавшие непосредственно авиационному полку, тогда как временно прикомандированная техника автомобильной роты и десятки повозок оказались заняты вывозом в тыл многочисленных трофеев, что перепали непосредственно авиаторам. Воспоминания о том торге, что устроили пилот-охотник, то есть всего лишь рядовой, и целый генерал-лейтенант, каждый раз вызывали у Михаила ироничную усмешку - два великовозрастных мужика, подобно базарным бабам, торговались едва ли не за каждую винтовку. А как было не торговаться, если захваченное вооружение выражалось не столько в деньгах, сколько в высоких наградах и званиях? И ведь дураков отказываться, что от первого, что от второго, что от третьего, не было ни с одной стороны. Причем оба напирали на тот факт, что у оппонента попросту не хватит сил и средств, чтобы сохранить при своем отряде и впоследствии переварить трофейное имущество, не лишившись его указом сверху. И оба были правы, ведь штаты воинских формирований были строго определены и никаких лишних пулеметов или тем более орудий быть в них не могло. А ведь хотелось! Очень хотелось! Особенно учитывая количество того и другого взятого в качестве воинской добычи.
   В результате продолжительной дискуссии от тяжелого вооружения и запасов снарядов к нему было принято решение отказаться ради тех самых наград и званий. В тот же список попали винтовки Манлихера, а также все поврежденные карабины, составлявшие от силы сотую часть того, что было собрано на полях сражений. И ведь ничего странного в этом не было, поскольку специализированных трофейных команд в русской армии не существовало. Если войска подбирали то, что валялось по обочинам дорог и отправляли это попутным транспортом в тыл, уже считалось, что командир проявил заслуживающую похвалы инициативу. Потому очень многое оставалось лежать на земле и впоследствии растаскивалось местным населением или присваивалось похоронными командами - в зависимости от того, кто заявлялся первым. В данном же случае роль трофейной команды сыграли бойцы все тех же охранных рот, получавшие по полтине за каждый принесенный карабин и по пятаку за снаряженную патронами обойму, не считая оружия сданного противником лично при разоружении. Впоследствии, утаенные Михаилом карабины и боеприпасы появились на складе киевского аэропорта, где им следовало пролежать до момента начала формирования штурмовых подразделений, случить таковое в принципе. Что же касалось пулеметов, то восемь штук запрятал в своем обозе Келлер. Это стало платой за его молчание по поводу карабинов. А остальные отправили вместе с орудиями в тыл, опять же за будущие звания и награды. Все же прочее имущество, включая уцелевших лошадей и повозки, очень быстро рассосалось по обозам отрядов, как будто его никогда и не существовало, большей частью впоследствии оказавшись в частных руках. Если уж война предоставляла возможность не только погибнуть за свое отечество, но и заработать, то почему бы этим шансом было не воспользоваться? Но все товарно-денежные отношения имели место после, а пока колонна БАО, преодолев более сотни километров, уже вечеру добралась до Олеюва, и летчики с первыми лучами солнца вновь включились в становящуюся привычной работу.
   Все так же продолжая действовать в интересах 10-го армейского корпуса, авиаотряд уделял особое внимание левому флангу 3-й армии. Не смотря на принадлежность к Австро-Венгрии, земли Западной Украины ничем не отличались от ее восточной части. Те же небольшие села с домами-мазанками, те же поля и леса, те же немногочисленные и непроходимые в распутицу дороги, окруженные если не полями, то лесами и болотами. Именно по этим узким грунтовым дорогам двигалась на запад русская армия. И по ним же отступали остатки 11-й пехотной дивизии Австо-Венгрии, так что стоило летчикам найти дорогу и пролететь вдоль нее на запад, как они непременно натыкались на очередное воинское формирование противника. Часть из них уже обустраивалась на выбранных позициях, часть все еще двигалась маршевыми колоннами, но, и те, и другие, представляли собой превосходную мишень для авиации.
   За четверть часа поднятый в полном составе авиационный полк достиг села Поморяны, в котором собрались прорвавшиеся из окруженного Зборова отряды 22-й пехотной бригады, соединившиеся там со своим 32-ым егерским батальоном и частью обоза. Не обнаружив в нем противника, Михаил повел полк дальше на запад, весьма скоро нагнав отступающую австрийскую колонну, находящуюся на подходе к Дунаюву. Специально подсчитывать количество войск, не было времени, но по первоначальным прикидкам к селу отходило не менее полка, так что можно было даже выбирать, на чью голову высыпать свои "подарки". И что еще порадовало Михаила, они застали колонну на открытой местности. Со всех сторон на несколько километров простирались только-только убранные поля. Успей же эта колонна достичь Дунаюва и укрыться в городе, достать их было бы проблематично.
   Покачав крыльями, он повел свой отряд в атаку, благо полк и так выходил в тыл вражеской колонне. К сожалению, выучки летчиков было еще совершенно недостаточно, дабы произвести одновременную атаку столь вкусной цели разом всеми тридцатью шестью машинами полка. Вновь приходилось действовать отдельными эскадрильями, тем самым снижая эффект удара каждой последующей. Но с этим приходилось мириться, ведь иным результатом могло стать столкновение в воздухе, чего допускать он точно не собирался.
   Оставив хвост и центральную часть колонны второй и третьей эскадрильям, и проигнорировав обоз, он заставил познать ужас очередного авиационного налета подразделения, затесавшиеся в авангард. К моменту выхода на рубеж атаки все двенадцать У-2Б первой эскадрильи уже шли строго над дорогой строем колонны, сократив дистанцию между машинами до минимальных тридцати метров, и как только с ведущего самолета вниз устремились первые бомбы, следующий за ним тут же освободился от своего груза.
   Волна взрывов, прокатившаяся по дороге, сразу накрыла не менее батальона не успевшей разбежаться по полям пехоты. До сих пор не принявшие участия ни в одном из сражений егеря шедшего в арьергарде 32-го батальона, вместо того, чтобы поднять тревогу, лишь задирали головы вверх, стоило над ними промелькнуть крылатой машине, да в изумлении тыкали в те пальцами, начисто позабыв рассказы раненых кавалеристов о жутких русских аэропланах с красными звездами на крыльях. В результате первая же атака дюжины бомбардировщиков оказалась настолько результативной и ошеломительной, что в сводном батальоне 22-й бригады, после окончания налета не досчитались более трехсот человек. А ведь следом за первой эскадрильей в атаку выходила уже вторая, а на подходе маячила и третья.
   Следующий вылет удалось сделать уже через час после первой атаки. Вновь поведя полк на ту же колонну, Михаил обнаружил ее части уже в Дунаеве и, сделав круг над поселением, повел своих людей на юг к Жукову, близ которого также наблюдалось большое скопление войск противника. Все же выучка его пилотов являвшихся, по сути, гражданскими лицами, все еще хромала на обе ноги, не позволяя гарантировать безопасность жилых строений и мирных жителей при бомбежке войск находящихся в населенных пунктах.
   Пролетев вдоль железнодорожных путей чуть более 20 километров, они застали у Жукова лишь арьергард отступавшей на запад, по шоссе к Нараюву, длиннющей колонны. Судя по всему, это была 21-я бригада все той же 11-й пехотной дивизии. Замыкающий колонну батальон как раз осуществлял переправу через реку, отчего по обе стороны Золотой Липы скопились сотни людей. Именно на них и пролился дождь из бомб и флешетт. Далеко не все звенья, на которые Михаил на сей раз разделил отряд, добились попаданий, но даже на первый взгляд потери у противника были страшными - не менее двух сотен человек.
   Следующий, третий по счету, вылет всего отряда состоялся ближе к двум часам дня, после того как вернулись разведчики. Все это время вокруг машин суетились техники, приводя их в порядок. К сожалению, качество бензина, масел, да и самих двигателей оставляло желать лучшего. Как они ни старались, даже лучшие экземпляры З-5 требовали весьма дорогого капитального ремонта уже через 180 - 200 часов работы. Но что было неприятнее всего, все У-2Б добровольческого полка до сих пор находились на балансе завода "Пегас". Тут их командующий ИВВФ обставил по всем статьям, привязав приемку последней партии аэропланов из заказа 1913 года к окончанию военных сборов. Да, при этом военно-воздушный флот получал уже побывавшие в эксплуатации машины, но в случае потерь этих самых машин в авариях, все затраты ложились на плечи производителя. А уж лишиться той или иной машины с началом войны и вовсе стало легче легкого. Зато это позволило Михаилу перетянуть на себя одеяло в деле ежедневного бодания по поводу своих полномочий со старшим лейтенантом Яцуком, являвшимся официальным командиром полка. Потому Николай Александрович скрипел зубами, но вынужденно подчинялся гражданской штафирке, являвшемуся, по сути, владельцем всего вооружения полка. Хотя не мог не отметить высокую эффективность полка действующего по разрабатываемым тем планам. Но обида все равно оставалась и даже потихоньку накапливалась.
   Впрочем, убедившись, что боевая отдача каждой отдельной машины при одновременной атаке всем полком ниже ожидаемой, Михаил согласился начать работать звеньями. С одной стороны это позволяло нарабатывать командирам звеньев столь необходимый опыт управления вверенным подразделением, с другой стороны - экономить начавшие подходить к концу дорогостоящие авиационные бомбы. Учеба учебой, но слишком много этих авиационных боеприпасов оказалось потрачено впустую за дни предыдущих боев, потому ныне они подвешивались только под машины наиболее подготовленных летчиков, которым в качестве мишеней назначали артиллерийские батареи противника. Прочих же натравливали на живую силу, выдавая им в качестве боеприпасов контейнеры с флешеттами. Но, и то, и другое, исчезало из арсенала полка с поражающей воображение скоростью. Даже последний, неприкосновенный, запас трехпудовок пришлось пустить в ход, чтобы не потерять столь удачную возможность атаки войск находящихся на марше. В результате, к тому времени, как солнце скрылось за горизонтом, пилоты израсходовали почти все, что снабженцы успели доставить в Олеюв, записав на свой счет еще дюжину артиллерийских орудий, зачастую с расчетами, пренебрегших какой-либо маскировкой, а то и выставлявших орудия на господствующих высотах. Но оставшиеся в наличии три десятка таких бомб наглядно демонстрировали, что подобное избиение повторить удастся не скоро.
   Естественно, столь высоких результатов удалось достичь не столько безупречной работой всех пилотов полка, сколько неготовностью противника к встрече с подобным типом вооружения. Хотя, не следовало принижать теоретические знания и опыт нанесения воздушных ударов, что Михаил изо дня в день передавал своим подчиненным. Но царем и богом пилот-охотник был лишь в своем формировании. Потому пилоты корпусных авиационных отрядов все так же продолжали вылетать исключительно на разведку. Один лишь Нестеров отличился, забросав какую-то пехотную часть небольшими самодельными бомбами. Да и только. Об этом командир 11-го корпусного авиационного отряда поведал, прилетев во второй половине дня для повышения своей квалификации у настоящих мастеров бомбардировочного дела, как он выразился сам, тряся руку Михаилу и поздравляя того с ошеломляющими результатами. Келлер по результатам совместных действий с авиационным полком составил столь хвалебную реляцию, подтвержденную тысячами пленных и многочисленными трофеями, что информация весьма быстро распространилась по всей 3-й армии и даже успела уйти вверх по инстанции.
   - Что же, Петр Николаевич, принимаю ваши поздравления. И с превеликим удовольствием составлю вам компанию в вылетах. Судя по тем данным, что нам удалось сегодня собрать, уже завтра начнутся серьезные наземные бои, так что работы нам хватит надолго. Будем сегодня летать, пока не стемнеет, или пока не закончатся боеприпасы.
   - Да, насчет тех боеприпасов, что вы сбрасывали со своих аэропланов. А с моего У-2Р их применение возможно?
   - После небольшой доработки, вполне, - кивнул Михаил. - Вам необходимо установить держатели для бомб, бомбовый прицел и протянуть тросы системы сброса. Все У-2 изначально производились с необходимыми технологическими отверстиями для их быстрого превращения в бомбардировщик. Так что дайте нашим техникам часа полтора и ваша ласточка превратится в настоящего ястреба.
   Пока штабс-капитан общался с находящимися на импровизированном аэродроме летчиками в ожидании готовности своего аэроплана, Михаил успел сделать еще один вылет вместе со своей эскадрильей и обнаружить две батареи полевых орудий. Первую они разбомбили сразу же, а на атаку следующей он повел лишь свое звено, взяв в качестве ведомого второй пары штабс-капитана Нестерова.
   Вторая батарея за прошедший час так и не сменила своей позиции, но зато от орудий мгновенно во все стороны порскнули артиллеристы, видевшие печальную участь своих сослуживцев. Поскольку спешить Михаилу было некуда, он поставил ведомых в круг и по одному начал выводить их на мишени. Первый слегка поторопился, и разрывы встали метрах в двадцати перед орудием. Второй отбомбился на отлично, так что на месте очередного орудия осталась исковерканная куча железа. А вот Нестеров, не смотря на то, что сбрасывал бомбы вместе с Михаилом, положил свои сильно в стороне от батареи, дав небольшой крен перед самым сбросом. Михаил же не промазал, в очередной раз, уложив бомбы точно в цель.
   Надо было видеть, с каким лицом выбрался из своего самолета Нестеров после возвращения с первой бомбардировки. Не смотря на прошедшие с момента атаки полчаса, его глаза все еще были раза в три больше, чем обычно. Второй вылет с таким же грузом и по той же цели он перенес менее эмоционально, но по возвращению чуть ли не прыгал вокруг Михаила, выпрашивая разрешения на еще один рейд, дабы закрепить достигнутый успех. На сей раз он в точности следовал всем советам и наставлениям своего первого инструктора, и одна из бомб легла в стоявший по соседству с орудием зарядный ящик, вызвав его детонацию. Так одну за другой они разбили все обнаруженные пушки, лишив 11-ю дивизию абсолютно всех тяжелых аргументов, что должны были помочь ей при общении с русской пехотой.
   - И рад бы, Петр Николаевич, но бомб осталось совсем мало. А не сегодня-завтра наши войска пойдут в атаку, так что необходимо приберечь их для прорыва обороны противника. Мало ли когда снабженцы подвезут новые боеприпасы.
   - А меня возьмете с собой? - словно маленький ребенок на родителя, уставился двадцатисемилетний офицер, командир авиационного отряда, на Михаила.
   - Если командование не отошлет вас на другой участок фронта, непременно возьму. И даже... - договорить он не успел, так как увидел происходящее в небе безобразие и, нахмурившись, погрозил кому-то кулаком.
   Обернувшись, Нестеров увидел как в небе новейший двухмоторный аэроплан, с которым его впервые познакомили всего три месяца назад, выделывает в небе фигуру, названную его инструктором "Бочкой". Крутанув три бочки, аэроплан покачал крыльями и пошел на посадочный круг, а вокруг ничего не понимающего штабс-капитана поднялся возбужденно-радостный гвалт.
   - Что это, Михаил Леонидович?
   - Похоже, скоро мы с вами будем лицезреть первого в истории пилота одержавшего воздушную победу. Иного обстоятельства, заставившего одного из моих пилотов красоваться таким вот образом, я не вижу. Идемте, Петр Николаевич, узнаем, был ли я прав. - Подошли к остановившейся на поле машине они отнюдь не первыми и, судя по тому, что пилота под громовое "Ура" активно качали на руках, Михаил оказался прав в своих суждениях. - Равняйсь! Смирна! - рявкнул он, и доселе окружавшая самолет толпа довольно споро превратилась в подобие строя. - Господин Янковский, потрудитесь объяснить ваше неподобающее поведение.
   - Господин Дубов, Михаил Леонидович,.. Я СБИЛ! Вы понимаете! СБИЛ! - едва сдерживающийся от переполняемых его эмоций летчик трясся всем телом, желая показать, как именно он сбил.
   - Кого вы сбили, голубчик? - подражая интонациям старого доброго доктора, поинтересовался Михаил, не забыв нацепить на свое лицо располагающую улыбку.
   - Австрийский разведывательный аэроплан! - все же не выдержал летчик и, перестав тянуться, начал размахивать руками, показывая, как именно происходил бой. - Он как раз кружился над расположением какой-то пехотной части, когда я его заметил. Как Алексей Михайлович и учил нас когда-то, я набрал высоту, зашел ему в хвост, а потом поднырнул под него и открыл огонь. - Пусть оборонительного вооружения на вражеских аэропланах еще не имелось, пилотам изначально пытались прививать навыки выхода в атаку из позиции, являвшейся мертвой зоной для хвостового стрелка атакуемого самолета. Потому если сейчас подобный маневр с подныриванием под противника выглядел лишним, в будущем он обещал сохранить немало жизней.
   - Австрийский аэроплан был вооружен? - тем временем продолжил задавать уточняющие вопросы негласный комполка.
   - Честно говоря, я не успел рассмотреть, - прервав театр одного актера, вынужден был пожат плечами летчик.
   - Ладно, потом выясним этот факт, - потер подбородок Михаил. - Помнишь, где упал противник? Сможешь показать на карте?
   - Конечно!
   - В таком случае, временно объявляю тебе благодарность от лица командования в моем лице, - усмехнулся он получившейся тавтологии. - Но ежели окажется, что австриец не был вооружен и ты вместо того, чтобы принудить его к сдаче, решил исполнить свою давнюю мечту и сбить вражеский аэроплан, быть тебе битым! - в мгновение ока растерял все добродушие Михаил, не забыв повертеть у носа подчиненного кулаком. - Лично всыплю! Или вычту из зарплаты стоимость упущенной выгоды!
   - А он и не разбился вовсе, - сильно напрягшись, тут же нашел чем прикрыться пилот. - Я ему двигатель повредил, он и пошел на вынужденную посадку. У него даже шасси не подломились! И там еще наши пехотинцы были. Они в сторону аэроплана по полю неслись, словно кони. Так что снова взлететь ему явно не позволят.
   - Во-о-от! - протянул Михаил. - Это уже другое дело! Сейчас все проверим. И как факт подтвердится, выпишем тебе премию за сбитого. Ладно, хватит тянуться. Пойдем, покажешь, где твой трофей искать.
   Пропетляв почти час по разбитым сельским дорогам, колонна из двух грузовиков и легкого броневика, наконец, добралась до села Кабаровце, на одном из полей близ которого вовсю шла фотосессия на фоне замершего среди копен аэроплана. Бравые пехотные и кавалерийские офицеры то и дело менялись, подпирая собой со всех сторон двух замученных летчиков. И, судя по количеству людей в форме толпящихся вокруг единственного фотографа, работы последнему было еще не менее чем на несколько часов.
   Михаил не горел желанием ссориться со всем этим количеством бравых вояк, но и оставлять им свои законные трофеи и естественно, славу, тоже не собирался, потому приказал всей колонне направляться прямо по полю к замершему на нем биплану. Естественно, появление новых действующих лиц не осталось незамеченным, тем более что столь редкого в войсках зверя, как броневик, многие доселе еще и не видели вживую. Подкатив вплотную к аэроплану, до того как новая группа желающих запечатлеть свой образ на фоне трофейной машины займет свои места, колонна замерла и из кабины грузовика выбрался разодетый в щегольскую летную форму без знаков различия Михаил.
   - Ты этого сбил? - не крича, но достаточно громко, чтобы слышали все окружающие, поинтересовался он у выглядывающего из кузова Георгия.
   - Так точно, Михаил Леонидович! - играя на публику, вытянулся по стойке смирно пилот.
   - Молодец! Орел! - солидно кивнул ему Михаил, принявшись уже хозяйским взглядом осматривать аэроплан и австрийских летчиков, в свою очередь с интересом изучающих вновь прибывших.
   - А с чего вы решили, господа, что данный аэроплан был сбит вами? - Естественно, тут же нашлись недовольные тем, что появились новые лица, претендующие на факт захвата вражеского аэроплана, и способные отнять уже было примеряемые к груди ордена. К прохаживающимся вокруг подбитого Альбатроса пилотам протолкался лихого вида офицер. - Штабс-капитан Зверев, Александр Николаевич. 121-й Пензенский пехотный полк - пижонски козырнул он.
   - Заместитель командира Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба, пилот-охотник ДубовЈ Михаил Леонидович, - представился в свою очередь Михаил, даже не пытаясь показать намерения вытянуться по стойке смирно, а лишь лениво козырнув в ответ. - А это один из моих летчиков. Пилот-охотник Янковский. Именно он автор сей замечательной победы одержанной в воздухе. И чтобы не разводить никому не нужные споры, предлагаю сразу проверить, какие повреждения были нанесены данному аэроплану. Судя по тому, что я могу лицезреть несколько десятков пробоин в радиаторе системы охлаждения двигателя и в масляном баке, данный аэроплан был сбит, либо из пулеметов, либо залповой стрельбой полнокровной роты, все бойцы в которой, как один, великолепные стрелки. Ведь больше в аэроплане не наблюдается ни одной пробоины. Ни в крыльях. Ни в фюзеляже. У вас, господин штабс-капитан, в полку имеются пулеметы оснащенные станком для стрельбы по аэропланам?
   - Никак нет, - даже слегка растерялся от такого напора Зверев.
   - В таком случае, я полагаю, мы должны искренне поздравить вас с обладанием столь отменными стрелками. Это надо же! Сколько там попаданий вы насчитали, Петр Николаевич?
   - Ровно сорок три! - тут же отозвался изучавший подбитую машину Нестеров.
   - Сорок три попадания в движущуюся со скоростью 100 верст в час мишень, находящуюся к тому же на высоте в полверсты! Причем попадания все, как одно, в наиболее уязвимые места аэроплана! Здесь есть чем гордиться! Не так ли? Не покажете ли мне тех молодцов, что умеют столь точно стрелять? Я бы с превеликим удовольствием взял их к себе хвостовыми стрелками!
   Штабс-капитан сначала покраснел, потом побледнел, потом пошел пятнами и, наконец, рявкнул, чтобы к нему доставили отличившихся стрелков. Уже через полминуты перед ним стояли навытяжку трое увальней успевших присвоить всю славу себе.
   - Вот это я понимаю! Настоящие богатыри! Истинные воины земли русской! - покивал головой Михаил. - Это надо же, наделать во вражеском аэроплане за какие-то полминуты сорок три пробоины! Из винтовки Мосина! Орлы! Нет! Беркуты! Ну, так как, дорогие мои, будем сознаваться?
   - В чем вашбродь? - вступил в разговор, по-видимому, самый смелый. Или самый наглый.
   - Как в чем? - показательно опешил Михаил. - Откуда у вас, голуби сизокрылые, такие таланты в стрельбе! Я бы сказал - это настоящая ювелирная работа! - он махнул рукой в сторону поврежденного аэроплана. - Даже более того! Натуральное волшебство! Как же у вас получилось, имея боевую скорострельность в 10 выстрелов в минуту, произвести, как минимум, сорок три на троих и все буквально в одну точку?
   - Быстро стреляли, вашбродь! - вытянулся еще больше все тот же солдат. - Целились и стреляли!
   - Мне бы так! - покачал в восхищении головой Михаил. - Может, покажите? Во-о-он там дерево, как раз в полуверсте стоит. Видите, береза раздвоенная? Продемонстрируйте нам свои восхитительные способности. Уважьте старика.
   Вполне ожидаемо, вся бравада с лиц стрелков мгновенно сползла, оставив лишь легкое недоумение и обиду. Мгновенно поняв по лицам подчиненных, что те наврали с три короба, штабс-капитан так зыркнул на них, что солдаты мгновенно побледнели. Дабы не продолжать этот спектакль, он под конец поинтересовался совсем вялым голосом.
   - Вы хоть раз в аэроплан стреляли?
   - Стреляли, вашбродь. Разок, - промямлил все тот же солдат, уперев взгляд в землю.
   - Ну-ну, - очень многообещающим тоном закончил разговор штабс-капитан. - Свободны!
   От командирского рыка бойцов, как ветром сдуло. Сам же Зверев принес извинения за своих солдат, польстившихся на присвоение себе чужих заслуг, и первым из собравшихся пожал руку истинному победителю. Вслед за ним к зардевшемуся от посыпавшихся поздравлений Янковскому выстроилась целая очередь, которая вскоре вновь вернулась к аэроплану и, прервавшаяся было фотосессия, возобновилась с новой силой. А в качестве фона к подбитому аэроплану добавился броневик, что лишь придало еще больше мужественности и брутальности будущим фотографиям.
   В результате, трофей удалось забрать лишь через полтора часа, и то по той простой причине, что у фотографа закончились все материалы, а за новыми надо было ехать чуть ли не за две сотни километров. Австрийских летчиков, слегка пришибленных, но безмерно радостных, что удалось выжить, Михаил с барского плеча презентовал пехотинцам, предварительно вызнав у них все, что было возможно по тонкостям управления и обслуживания их аэроплана, а также о месте дислокации их 11-й авиационной роты. Как итог, все расстались довольные друг другом, обещая на прощание дружить полками.
   Первоначально, притащенный на аэродром трофей вызвал настоящий ажиотаж. Все пилоты и механики один за другим облазили немецкий Альбатрос DD, являвшийся лучшей машиной Императорских и Королевских Воздушных войск Австро-Венгрии, но неизменно уходили от него с презрительной ухмылкой на лице, столь отсталой им казалась конструкция, как планера, так и двигателя, по сравнению с их боевыми машинами. Михаил и так знал это, но вот покопаться в двигателе их конструкторскому отделу никак не помешало бы, да и пофорсить перед публикой первым сбитым аэропланом, было очень даже полезно.
   0x01 graphic
   Вернувшийся в районе семи часов на свой аэродром Михаил с удовольствием отметил, что все машины были в наличии, но вот чрезмерное копошение техников вокруг четырех из них, ему крайне не понравилось, и, приказав замаскировать трофей на краю поля, он пошел разбираться с причиной подобного сборища. Все оказалось до банального просто - звено У-2Б, в очередной раз вылетевшее для обработки переднего края австрийских позиций стальными стрелами, встретили с земли таким частым и плотным ружейным огнем, что в каждом из бортов механики насчитали по два-три десятка пробоин. И только наличие броневых плит спасло одного из пилотов от верной гибели. Одну машину механики обещали вернуть в строй в течение пары часов - там надо было лишь поставить заплатки на крылья, да подождать пока подсохнет клей. А вот с тремя остальными предстояло повозиться подольше - в каждом из них требовалось заменить по несколько расщепленных пулями деревянных деталей конструкции, благо машины ПАРМа в наличии имелись, как и потребные материалы.
   До наступления темноты оставалось пару часов и потому их отряд успел сделать еще один массовый вылет в составе двух эскадрилий, доведя количество высыпанных за этот день на головы вражеской пехоты стальных стрел до семидесяти тысяч, так что даже этих сравнительно простых и дешевых в изготовлении боеприпасов осталось не более половины от имевшегося к началу боевых действий. И это вгоняло в оторопь, ведь запасы бомб и флешетт они начали создавать еще полгода назад, а значительная часть оказалась растрачена менее чем за неделю не самых интенсивных боев.
   Как и предсказывал Михаил, с самого утра 26-го августа по всему фронту наступления 10-го армейского корпуса, протянувшегося на немалые 50 километров, начались серьезные бои. Двигавшиеся навстречу друг другу австро-венгерские и русские пехотные полки порой вступали в бой прямо с марша без какой-либо артиллерийской подготовки и потому потери с обеих сторон начали расти с ужасающей скоростью. Особенно большую убыль солдат и офицеров понесли полки, встретившиеся с противником на равнинах или господствующих высотах, где не было никакой возможности найти хоть какое-либо укрытие. В результате, уже к двум часам дня с обеих сторон насчитывались тысячи погибших, раненых и пропавших без вести.
   Дабы помочь своим войскам, летчики отряда с раннего утра принялись обрабатывать подтягивающиеся к линии соприкосновения колонны противника сохранившимися в наличии флешеттами. Свободнопадающие стрелы, разбрасываемые с высот до ста метров, порой накрывали целые роты, выводя из строя по несколько десятков человек за раз. Наиболее же опытные пилоты, получая в качестве боеприпасов немногочисленные оставшиеся бомбы, направлялись на борьбу с вражескими артиллерийскими батареями, подтягивающимися вместе с дивизиями к фронту.
   Первые несколько вылетов выполняли звеньями, чтобы не мучиться перестроениями перед нанесением удара. Но ближе к полудню пришлось перейти на пары, поскольку механики не успевали обслуживать машины, да и целей оказалось намного больше, чем мог переварить полк. Часам же к трем накал страстей боев авангардных частей поутих и обе стороны смогли отвести в ближайшие тылы особо сильно прореженные подразделения. После этого терроризировать противника продолжила только пара штурмовиков, а все У-2 и грузовики отряда оказались брошены на доставку раненых в уже знакомый авиаторам Кременец, где располагались полевые госпиталя всего 10-го корпуса. Именно там им впервые удалось увидеть санитарные автомобили. Все две штуки, что имелись в русской армии на начало войны. Стоило ли говорить, каким удручающим зрелищем они являлись на фоне необходимости перевезти на многие десятки километров тысячи нуждающихся в немедленной помощи людей? Да весь транспортный состав дивизионных перевязочных пунктов и полевых госпиталей 10-го армейского корпуса мог одновременно поднять не более 544 человек! И это по бумагам! На деле же дела с наличием пароконных повозок и лазаретных линеек обстояли весьма печально. Лишь выделение авиаторами почти двух десятков машин позволило хоть в какой-то мере организовать эвакуацию в тех объемах, в которых люди с остервенением калечили друг друга. А вот все машины автомобильной роты, уже были направлены на формирование транспортных колонн и потому более не были доступны, что самым пагубным образом отразилось на снабжении авиационного полка топливом и боеприпасами. Потому и пришлось вновь задействовать бомбардировщики для санитарных перевозок.
   Так до наступления темноты только с помощью авиации удалось вывезти в тыл не менее трехсот человек, а уж грузовики трудились и в течение всей ночи, отчего вскоре весь Кременец превратился в один большой госпиталь. С учетом поступивших в предыдущие дни, более пяти тысяч человек оказались распиханы по палаткам, городским зданиям или просто окрестностям. Доходило до того, что легкораненых после беглого осмотра выставляли на улицу, максимум, выдав пучок сена, чтобы те не сидели на голой земле. О том же, как проводилось лечение, и вовсе не хотелось говорить. Ведь вся действующая доктрина армейской медицины строилась вокруг ошибочного мнения, что пулевое ранение изначально стерильно и потому раненому достаточно сделать перевязку, чтобы он дотянул до ближайшего лечебного учреждения тылового эвакуационного пункта, дислоцировавшегося в каком-нибудь крупном городе.
   Учитывая время, потребное для доставки раненого в подобное заведение с передовой, зачастую превышавшее неделю, тяжелораненые не добирались до них вовсе, умирая по пути или на полковых и дивизионных перевязочных пунктах. А те, кто получал ранения средней тяжести, приезжали, уже имея гноеродные и анаэробные инфекционные поражения ран, что тоже не способствовало не только положительно динамике выздоровления, но и вообще выживанию человека.
   10-му армейскому корпусу в этом деле еще повезло. Две трети входивших в него дивизий являлись кадровыми, и потому санитарное дело в них оказалось поставлено на порядок лучше, чем во многих других. В Кременце оказались развернуты аж пять полноценных полевых госпиталей, способных общими усилиями принять две тысячи легкораненых и шестьсот тридцать человек требующих скорейшего хирургического вмешательства. Но в одночасье на них свалилось вдвое больше пострадавших, основная часть которых оказалась вынуждена ожидать своей очереди на стол хирургов, не справлявшихся с таким наплывом пациентов, ведь многие из них, особенно тяжелораненные, ранее зачастую не дожидались врачебной помощи и умирали от полученных ран, а сейчас именно их в первую очередь доставляли самолетами и автомобилями. А ведь над каждым из таких солдат, унтеров и офицеров хирургам приходилось работать чуть ли не по несколько часов. Не сильно помогала даже посильная помощь всего медицинского персонала авиационных отрядов, по уши втянувшихся в дело спасения раненых. И если первые пациенты были встречены медицинским персоналом с выражением искреннего восхищения летчикам, то вскоре их кроме как "Ангелами смерти" никто и не называл, ведь доставляли они исключительно тех, кто не мог бы выжить в других обстоятельствах. Зато, пока авиация большей частью перенацелилась на выполнение гуманитарной миссии, приданные авиаполку броневики продолжали свой непростой ратный труд, направленный на перемалывание вражеских сил.
   Поскольку в соответствии с данными доставленными разведчиками накал встречных боев обещал быть одинаковым на всем протяжении фронта, отряд бронемашин разделили на три взвода, отправив каждый из них к своим подопечным из 31-й, 60-й и 9-й пехотных дивизий. В данный момент, ни о каком прорыве в тыл противника или обходном маневре нечего было и думать. На первый план выходила потребность остановить наступление десятков тысяч солдат противника. А в силу отсутствия у продолжавших наступление русских войск возможности возвести какие-либо укрепления, роль мобильных ДОТ-ов предстояло играть броневикам.
   Так двигавшиеся вместе с авангардом 31-й дивизии восемь бронемашин первыми достигшие высоты Орне, находящейся точно посередине между реками Золотая Липа (западная) и Золотая Липа (восточная) оказались приоритетной целью для вражеской артиллерии. Не менее трех батарей обрушили на них сначала шквал шрапнельного огня, а после перешли на гранаты, когда корректировщики доложили о полнейшей неэффективности шрапнели. К сожалению, артиллерия противника расположилась вне зоны видимости экипажей бронемашин, потому они были вынуждены ограничиться редким обстрелом мелькавшей на противоположном холме, находящемся в паре километрах западнее Орне, пехоты, да выполнением функции лакомой цели, позволяя врагу впустую тратить отнюдь не бесконечный боезапас. А чтобы не позволить австрийцам пристреляться, время от времени меняли свои позиции, сдвигаясь на пару сотен метров вперед или назад. Чуть более часа им пришлось играть в подобные поддавки, пока налетевшая авиация не принудила вражескую артиллерию к молчанию, а там уже и главные силы дивизии, наконец, подтянулись.
   Все так же продолжая оставаться при авангарде, броневзвод сопроводил пехотные цепи 123-го полка до низины, образовавшейся меж двух возвышенностей, но оказался вынужден остановить дальнейшее продвижение, уткнувшись в водную преграду. Неглубокая и неширокая речушка Гнилая Липа, не представляла бы никакой проблемы для бронетехники не только конца, но и середины XX века, но для БА-3 она оказалась непреодолимой, о чем свидетельствовал застрявший еще на восточном берегу броневик первым попытавший счастья пройти там, где форсировала реку ближайшая пехотная рота. Впрочем, пехота и сама недолго оставалась на западном берегу Гнилой Липы. Сперва вновь заговорила артиллерия противника, а после на вершине холма показалась цепь вражеской пехоты, принявшаяся спускаться к реке. Следом за первой вышла вторая, третья, четвертая. Да и по фронту они растянулись на добрых два километра, свидетельствуя о том, что в атаку здесь перешла, как минимум, бригада.
   Всякий, кто видел эту атаку, впоследствии высмеивал того, кто называл солдат Австро-Венгрии трусами. Наступая под непрекращающимся пулеметным и артиллерийским огнем, в том числе ведшимся батареями 31-й пехотной дивизии, они продолжали идти вперед, не обращая внимания на потери. Поначалу десятки, потом сотни, а после и тысячи солдат усеяли своими телами склон, но и русский 123-й полк оказался на грани уничтожения. Потеряв не менее четверти личного состава, он, под не прекращающимся огнем противника, смог форсировать Гнилую Липу в обратную сторону, где и принялся окапываться. И все это время остававшиеся на своих местах броневики, не прекращали вести огонь по накатывающим цепям вражеской пехоты вплоть до полного израсходования всех боеприпасов.
   Несколько иначе провели этот день машины и экипажи 1-го взвода, что убыл поддерживать считавшуюся самой слабой в корпусе 60-ю пехотную дивизию. Более чем на девять десятых состоящая из запасных старших возрастов, она не могла похвастать, ни стойкостью, ни выучкой, своих солдат и командиров. Тем не менее, именно она была определена командованием корпуса в центр, что предопределяло ее столкновение с превосходящими силами противника. Во всяком случае, так должно было быть, если бы у командования 12-го армейского корпуса Австро-Венгрии имелись хоть какие-то разведывательные данные о силах противостоящей стороны. Но, из двух кавалерийских дивизий, что должны были осуществлять разведку, одна уже была истреблена русскими в приграничных сражениях, а вылетевший вчера из Львова разведывательный аэроплан пропал без вести.
   Можно сказать, что не только командованию 60-й дивизии, но и двигающему прямо за ней штабу всего 10-го армейского корпуса несказанно повезло. Им предстояло столкнуться с 35-й пехотной дивизией Австро-Венгрии, которая изначально имела на четверть меньше сил, так как все ее полки имели трехбатальонный состав против четырехбатальонного русских. К тому же часть артиллерии и один полк из ее состава пришлось отправить на защиту важнейшего транспортного узла в Нараюве, где засели в обороне остатки 11-й пехотной дивизии потерявшей всю артиллерию и большую часть обоза. В результате, к моменту столкновения количественное превосходство русских войск на этом участке фронта составляло два к одному. Правда, в иной истории это не помогло. Совершенно не желавшие воевать солдаты, что еще месяц назад были крестьянами, рабочими, приказчиками, извозчиками, цирюльниками и много кем еще, бросались бежать в тыл, стоило впереди раздаться выстрелам. И лишь с прибытием столь мощной силы, каковую представлял собой взвод броневиков, ход событий пошел по совершенно иному сценарию. Ведь точно так же, как в русской дивизии, в выдвигавшейся ей навстречу по шоссе Дунаюв - Поможаны 70-й пехотной бригаде 35-ой дивизии начался такой всеобщий драп, стоило впереди начаться ружейной стрельбе, что в мгновение ока брошенные орудия и обоз полностью перекрыли всякую возможность проехать по шоссе. А собирали их впоследствии вплоть до глубокой ночи.
   Вообще, при взгляде сверху получалась картина достойная мультика - вот два бряцающих оружием отряда сходятся, звучат выстрелы, и оба войска тут же начинают разбегаться в противоположные стороны. Если бы еще это не было горькой правдой, действительно можно было посмеяться. Но, как уже было сказано, пишущаяся по новой история пошла по несколько иному пути. Так успевший занять оборону на расположенном двумя километрами восточнее Дунаюва западном берегу крутого оврага, через который проходила дорога, авангард 70-й бригады оказался за считанные минуты сбит с позиций и рассеян по окружающему шоссе лесу. Учитывая же, что первая батарея подходившей к оврагу австрийской артиллерии оказалась в каких-то двухстах метрах от выскочившего на гребень головного броневика, имевший в иной истории драп начался еще раньше и на сей раз сопровождался огнем орудий и пулеметов восьми БА-3, один за другим принявшихся спускаться с гребня возвышенности.
   Казалось бы - вот он успех! Ведь на плечах отступающей к Дунаюву бесформенной массой солдат австрийской дивизии можно было влететь в город, где в этот момент как раз принялся располагаться штаб 12-го армейского корпуса Австро-Венгри. И будь за плечами броневзвода 31-я или 9-я дивизия, так бы и произошло. Но им выпала честь поддерживать 60-ю, нежелание солдат которой воевать и погибать за чуждые им интересы, не смог побороть даже ор ее командира находящегося в первых рядах авангарда. Единственное, что на сей раз ему удалось, так это загнать 1-й батальон 237-го пехотного полка в лес по обе стороны шоссе, чтобы вытеснить оттуда солдат австрийского авангардного отряда, ведь прошедшие их оборону, как раскаленный нож сквозь масло, бронемашины уничтожили при прорыве менее роты, а все остальные поспешили скрыться в зарослях, после чего принялись постреливать оттуда в подходящую пехоту.
   Опять же, отсутствие командира дивизии близ основной массы войск привело к отступлению ряда отрядов и почти всего обоза после того, как выстрелами со стороны домов небольшой деревни Нестюки, через которую также проходило шоссе, было убито несколько солдат разворачивающегося около нее в боевые порядки 238-го Ветлужского пехотного полка. Причем дивизионный обоз драпал с такой скоростью, что впоследствии устроил знатный затор в районе Поможан, столкнувшись там нос к носу с корпусным обозом. Дошло до того, что пройти через эту деревню оказалось попросту невозможно из-за сотен сцепившихся колесами, разбившихся или перевернувшихся повозок.
   Тем не менее, бой продолжался. Выдвинутые южнее шоссе прямиком через лес 238-й и 239-й полки встретились там с передовыми дозорами 50-го венгерского пехотного полка 35-й дивизии и устроили такую стрельбу, будто в небольшом лесу сошлись в жесточайшем бою полнокровные дивизии. Причем зачастую стрельба велась по всему, что шевелилось, в результате чего потери от дружественного огня превысили те, что нанес противник. Прекратилась эта вакханалия лишь спустя час, когда основные силы полков смогли таки пройти лес насквозь и уперлись в оборону австрийцев на высотах вокруг села Поточаны. И здесь уже пришлось полегче, поскольку с северо-востока к данному селу подошли две батареи полевых орудий, а также полдюжины бронированных машин, что тут же устремились в атаку.
   По той простой причине, что пробраться по буквально заваленному всевозможным добром шоссе до Дунаюва оказалось попросту невозможно, принявший под свое командование 1-й броневзвод полковник Секретев, по договоренности с командующим 60-й дивизией генерал-майором Барановым, оставил две машины охранять начавших растаскивать затор пехотинцев, а остальными силами взвода с парой приданных батарей предпринял обходной маневр, чтобы выйти к Дунаюву с юго-восточного направления. Именно там он и наткнулся на очередные оборонительные позиции австрийцев, во время штурма которых потерял аж два БА-3.
   0x01 graphic
   Не имея достаточного опыта применения бронетехники и какого-либо пехотного прикрытия - засевшие на границе леса бойцы 238-го и 239-го полков даже не подумали о том, чтобы двинуться вслед за бронетехникой, Секретев вывел колонну прямиком под огонь двух батарей австрийской полевой артиллерии. Пусть у вражеских артиллеристов и не было опыта борьбы с бронемашинами, они попросту взяли количеством, завалив колонну фугасными снарядами, один из которых прямым попаданием оторвал переднюю ось головного броневика. Вторая же машина оказалась выведена из строя уже в селе, получив снаряд в боевое отделение от выдвинутой на прямую наводку пушки. Но это был последний успех австрийской артиллерии у данного села, так как единственное уцелевшее под шрапнельным обстрелом устроенным русскими визави орудие уже через пять секунд оказалось выведено из строя прямым попаданием 63,5-мм снаряда. Как результат, Поточаны были взяты 239-ым полком, активно подгоняемым примчавшимся на этот участок фронта командиром 60-й дивизии, в связи с чем открылся путь к правому флангу засевших в обороне Дунаюва сил противника. Однако, по причине наступления сумерек, что от преследования отступающего противника, что от немедленного флангового удара на Дунаюв, пришлось отказаться. Победа победой, но как докладывали командиры всех трех участвовавших в боях полков, свыше половины личного состава их подразделений до сих пор плутали по окружающим лесам, а уж о тыловом обеспечении и вовсе можно было забыть. Одним словом, бедлам был полный. Оставленный же с самого утра в резерве 240-й полк по приказу командира 10-го армейского корпуса еще днем убыл на укрепление левого фланга 31-й дивизии с трудом сдерживавшей атаки противника.
   Третий же броневзвод, прибывший в 9-ю дивизию, противника в этот день так и не встретил. Спокойно пройдя Урмань, Поручин и Буще, они вышли на западный берег Золотой Липы, после чего в районе Вержбуе, находящегося всего лишь в пяти километрах восточнее Нараюва, встретили авангард 3-й Кавказской казачьей дивизии. И на этот раз отбить город австрийцы не решились - имевшихся в Нараюве сил едва хватало для организации обороны на месте.
   Однако как бы ни были болезненны ошибки допущенные батальонными, полковыми и даже дивизионными штабами, они не шли ни в какое сравнение с ошибками в планировании действий целых армий. Так, совершенно не имея сведений о ходе боевых столкновений 12-го и 3-го армейских корпусов, командующий 3-й армии Австро-Венгрии поставил им на 27 августа все те же задачи - наступать в восточном направлении, выдавливая силы противника с территории империи. Лишь ближе к часу ночи до командующего 3-й армией генерала Брудермана дошли сведения о тяжелейших потерях понесенных 3-им корпусом, вынудившие последний отступить на 10-15 километров, и о застревании дивизий 12-го корпуса на западном берегу Золотой Липы. Тут же штаб армии принялся издавать новые указы, но поспеть к началу сражений нового дня они уже не смогли.
   Не лучше дела обстояли в русской армии. Лишь благодаря активной работе имеющейся авиации штаб 10-го армейского корпуса имел представление о нахождении не только своих дивизий, но и соседних корпусов. По причине растраты практически всех боеприпасов, десятки аэропланов оказались выделены для вверения разведки и обеспечения связи. Потому факт возможности нанесения флангового удара на Дунаюв оказался известен не только командиру 60-й пехотной дивизии, но и командующему корпусом.
   Прекрасно осознавая, что подобный маневр может привести, как к большому успеху - окружение немалых сил противника в городе, так и к большой беде - если в тыл осуществляющим обходной маневр полкам ударят австрийские части из Нараюва, генерал Сиверс отдал приказ 9-й дивизии силами 1-й бригады навалиться на защитников Нараюва, с целью удержания тех на месте, а силами 2-й бригады нанести удар в северном направлении вдоль западного берега Золотой Липы, имея в своем тылу в качестве охранения до половины сил 3-й Кавказской казачьей дивизии. Одновременно с этим 237-му, 238-му и 239-му полкам 60-й дивизии предписывалось начать наступление по всему фронту, а действующей севернее их 31-ой дивизии ставилась задача скорейшего выбивания противника за Золотую Липу (западную) и организация удара по Дунаюву с северного и северо-западного направлений силами левофлангового 121-го полка, которому должен был помогать 240-й полк 60-й дивизии.
   Как это зачастую бывало и ранее, гладко все оказалось лишь на бумаге. А в реальности войска столкнулись с множеством оврагов. Еще до того как авангард 1-ой бригады 9-й дивизии покинул Вержбуе, из Нараюва по направлению к деревне Поточаны выдвинулся 51-й полк 35-й дивизии вместе с приданной артиллерией, что должен был совместным ударом с ранее оставившим деревню 50-ым полком опрокинуть противника и вести дальнейшее наступление к деревне Нестюки, то есть прямо в тыл 60-й пехотной дивизии русских. В результате своей задачи не выполнил никто - шедшие в авангарде австрийского полка и русской 2-й бригады 9-й дивизии отряды столкнулись друг с другом в районе села Рекшин, и вскоре на фронте протяженностью в пять километров разыгралось встречное сражение, управлять которым в должной мере не смогло командование ни одной из сторон. Хорошо еще, что 1-я бригада 9-й дивизии в назначенный срок начала свое наступление, тем самым спасая левый фланг своей второй бригады, где выдвинувшиеся из Нараюва на подмогу своим пехотинцы 15-го полка 11-й пехотной дивизии Австро-Венгрии уже успели смять заслоны казаков и почти обратили в бегство солдат 4-го батальона 36-го Орловского пехотного полка. Но сами попали под фланговый удар 33-го Елецкого пехотного полка. Боявшаяся поразить своих артиллерия была вынуждена молчать в течение всего сражения, а вот штыки пускали в ход не единожды. И победу русскому оружию в данном бою принесло не столько грамотное тактическое управление или выучка бойцов, а банальное численное превосходство, ведь, что 50-й полк 35-й дивизии, что остававшиеся в Нараюве остатки 11-й пехотной дивизии, оказались скованы атаками русских сил и не имели возможности помочь товарищам по оружию хоть чем-нибудь. Так на укрепления Нараюва обрушился огонь 10-го мортирного артиллерийского дивизиона, который 9-я дивизия таскала вслед за собой с начала боевых действий, а также полусотни полевых орудий - к батареям 9-й артиллерийской бригады ближе к середине дня подошли конно-артиллерийские батареи казачьей дивизии. А 50-й полк вновь стал объектом атаки русских бронемашин.
   В то время как на западном берегу Золотой Липы близ Рекшин еще только прозвучали первые выстрелы, на восточном берегу сражение было уже в самом разгаре. Оседлавшие переправу и часть прилежащего к ней лесного массива батальоны 50-го полка вновь смогли навязать противнику лесной бой, в котором солдаты русского полка в очередной раз принялись палить во все стороны, полностью растеряв всякий строй и управление. Даже учитывая потерю противником в бою предыдущего дня всех орудий и пулеметов, открытый ружейный огонь заставил ротные цепи тут же залечь, а то и отползать назад. И помочь в данном случае своя артиллерия никак не могла - лес надежно скрывал позиции австрийцев, а выезжать на прямую наводку никто не пожелал. Потому основная тяжесть завязки боя вновь легла на плечи экипажей бронемашин. Но нечто подобное и было вчера согласовано с генерал-майором Барановым.
   Тогда, уже поздним вечером, Петр Михайлович, после расположения на ночевку своих полков, навестил экипажи бронемашин, что обустроились в хатах на восточной оконечности Поточан, куда с немалым трудом притащили подбитые бронеавтомобили. Находись за плечами положенный им взвод обеспечения, все было бы куда проще. Но грузовики отобрали, направив на вывоз раненных. А вместе с грузовиками убыли и механики со снабженцами. Потому, полковнику Секретеву даже пришлось услать в тыл один из броневиков с наказом не возвращаться без топлива и боеприпасов. В нем же вывозили трех, получивших ранения, членов экипажа подбитого уже непосредственно в деревне БА-3. Им еще крупно повезло, что попавший в борт фугасный снаряд сдетонировал снаружи. Однако сила удара и последующего взрыва оказалось таковой, что экипаж мгновенно контузило, а также посекло тучей осколков от не выдержавшей испытания боем брони. К сожалению, броневая сталь ижорского завода не оказалась достаточно вязкой и на месте попадания снаряда образовалась солидных размеров дыра - кусок брони просто раскололся. Убить никого не убило, благо попадание пришлось аккурат между задних осей и большую часть осколков приняли на себя стеллажи с боеприпасами, но находившиеся ближе остальных к пораженному борту пулеметчик и заряжающий все же получили по несколько осколков, не говоря уже о множественных ссадинах и ушибах от сорвавшихся со стеллажей снарядов, благо последние не сдетонировали. Достаточно сильно пострадали и ноги командира машины. А вот водитель-механик оказался прикрыт телами сослуживцев со всех сторон и потому был оставлен в отряде. Контузило того, конечно, знатно, но полковник надеялся, что, отлежавшись за ночь, он сможет прийти в себя в достаточной мере, чтобы помочь экипажу второй подбитой машины с демонтажем покореженной передней оси, которая сильно мешала буксировке броневика даже на жалкие полверсты. Что уже было говорить об эвакуации его в тыл для последующего восстановительного ремонта.
   Обсуждая итоги сражения минувшего дня, полковник и генерал-майор смогли прийти к общему пониманию задач, что были способны выполнить бронемашины, а на что не следовало даже замахиваться. По сути, помимо поддержки пехотных частей в атаке и обороне, БА-3 могли выступить в качестве, подвижного резерва, но только в местах изобилующих дорогами, или как основа отряда прорыва вражеской обороны в каком-то узком месте с целью последующего выхода в тыл противника и разгрома его обоза. Вот только в данном случае пехота никак не могла поспеть за техникой, и потому сопровождение броневиков виделось возможным осуществлять исключительно кавалерией. Плохо было то, что вся немногочисленная кавалерия, приданная корпусом 60-й дивизии, разбежалась еще утром, едва завидев австрийцев. И ее местонахождение оставалось для генерал-майора тайной за семью печатями даже к концу дня. Точно так же, как все солдаты его полков, казаки второочередного призыва не отличались храбростью и желанием идти в бой. Как впоследствии выяснилось, находившиеся в авангарде дивизии разъезды ускакали аж до самого Заложце, попутно вызвав панику, как во всех встречных обозах, так и в самом штабе 10-го армейского корпуса. Но все это было вчера. А новый день готовил им, как и миллионам других солдат и офицеров по всему растянувшемуся на многие сотни километров фронту, новые проблемы.
   Прекрасно понимая, что сподвигнуть солдат своих полков на фронтальный удар по Дунаюву у него не выйдет при всем желании, Баранов ограничился выдвижением батальонов 237-го полка к западной оконечности лесного массива, в котором они вчера весь день играли в прятки с австрийцами. Судя по тому, что в течение дня и ночи взять в качестве трофеев из числа брошенного австрийцами на дороге имущества удалось аж 11 полевых орудий и пять пулеметов, не считая прочего военного снаряжения и боеприпасов, возможности защитников города по огневому воздействию на передовые позиции выдвинутого вперед полка должны были оказаться минимальными. Тем не менее, половина дивизионной артиллерии оказалась развернута западнее деревни Нестюки, имея целью вести обстрел шрапнелью восточной оконечности Дунаюва. Если бы при этом артиллеристы, вынужденные работать из-за леса, могли видеть, куда именно они бьют, было бы вообще великолепно. Но поскольку телефон в дивизии был всего один, да и тот установили для связи со штабом корпуса, о корректировке огня не могло быть и речи.
   Основной же удар он полагал осуществить силами шести батальонов от Поточан на запад с тем, чтобы, форсировав Золотую Липу, осуществить обходной маневр и уже ко второй половине дня выйти в тыл засевшим в Дунаюве австрийцам. Вот только очень уж не хотелось лишаться в подобном деле показавших себя с самой лучшей стороны бронемашин. Потому направление удара было несколько скорректировано. Если пехота еще как-то могла перебраться через реку вброд, то ее крутые берега начисто лишали подобной возможности броневзвод. Им требовался добротный мост, способный выдержать вес техники. А в ближайшей местности такой имелся лишь недалеко от Рекшина, в направлении которого вчера и отступили австрийцы из Поточан.
   Понимая, что основные события будут развиваться именно здесь, и, желая собственными глазами посмотреть на атаку бронированных машин, Баранов встретил утро на западной оконечности Поточан, в одном из домов которой был устроен наблюдательный пост. За что едва не поплатился жизнью. Стоило первой цепи пехоты отойти от деревни на полторы сотни шагов, как со стороны находящегося всего лишь в полукилометре леса застучали частые ружейные выстрелы, поддерживаемые стрекотом пулемета. И все перелеты вполне ожидаемо обрушились на стены крайних домов.
   Одновременно с этим сильная стрельба началась в тылу. Лес, протянувшийся с юго-запада на северо-восток на добрые 5 километров, позволил небольшим отрядам австро-венгерских войск, оставаясь незамеченными, пробраться не только вдоль всей деревни, но и на пару километров за нее, где подвергнуть обстрелу развернутые в чистом поле артиллерийские батареи. В результате, вместо организации атаки, свыше двух часов пришлось потратить на приведение в порядок вновь дрогнувшие батальоны, в которых уже начали звучать панические крики о попадании в окружение, и направлении двух из них в лес для выдавливания оттуда противника. Хорошо еще, что артиллеристы не поддались панике и, укрывшись за щитами орудий, буквально засыпали границу леса снарядами, изрядно сократив число нападающих, которых и так было не более роты.
   Не остались в стороне и бронемашины. Еще в районе семи утра, пополнив запасы снарядов и бензина с прибывших за новой партией раненых грузовиков, они, пребывая под постоянным обстрелом, смогли подъехать к лесу и с расстояния в сотню метров принялись выбивать огневые точки противника, ведя огонь не столько по замеченным солдатам, сколько по вспышкам выстрелов. Потратив час времени и весь боекомплект, полудюжине БА-3 удалось значительно сократить силы противника, но своя пехота с места так и не сдвинулась.
   Естественное, после этого экипажам броневиков потребовалось время не только на очередное пополнение огнеприпасов, но и отдых - та духота и температура, что образовывалась в боевом отделении после столь частой и продолжительно стрельбы, едва не отправляла людей в обморок. Лишь открытие верхнего люка, что являлось строжайшим нарушением написанных для экипажей инструкций, позволяло продолжать вести бой до последнего снаряда. И то после такого члены экипажей более походили на чертей - прорывавшиеся в боевое отделение пороховые газы и дым мгновенно оседали на открытых участках тела, покрывавшихся потом уже минут через пять с начала боя. Потому к очередному раунду они оказались готовы лишь ближе к полудню, когда со стороны позиций 237-го полка началась такая заполошная стрельба, что генерал-майор Баранов, оставив командование на начальника штаба, тут же унесся на предоставленном броневике к деревне Нестюки, опасаясь, что солдаты вновь не выдержат и начнут панически отступать, тем самым оголяя сперва правый фланг, а после и тыл 238-го и 239-го полков. Он даже был вынужден отправить единственный резерв - 4-й батальон 239-го полка на соединение с левофланговым отрядом 237-го полка, оставляя артиллерию без всякого пехотного прикрытия.
   Не успела еще улечься пыль за унесшимся на своих максимальных 27 километрах в час броневиком, как из юго-западной части леса появилась цепь вражеских солдат. Стреляя на ходу, они вскоре перешли с шага на бег, а вслед за ними из леса выходила следующая цепь. Теперь уже русским войскам предстояло играть роль обороняющихся.
   Вполне ожидаемо, первыми огонь открыла рота, что должна была поддерживать первую атаку бронемашин, но в итоге пролежала на пузе перед западной оконечностью деревни с самого утра. Не забывали им вторить и пара пулеметов, расположенных в крайних хатах как раз на случай атаки противника. Совместными действиями им даже удалось остановить наступление австрийцев, но вот заставить их отступить не вышло.
   - Сможете нам поспособствовать, господин полковник? - обернувшись к находящемуся на наблюдательном пункте командиру броневзвода, поинтересовался у него оставленный за главного командир 238-го полка, которому теперь в гордом одиночестве предстояло вести наступление в западном направлении.
   - Сможем, - быстро окинув взглядом хорошо просматриваемое поле и чуть не получив пулю в голову, кивнул вовремя пригнувшийся Секретев. - Я проведу машины по дороге до самого края леса, а там поверну в поле и отрежу противнику путь к отступлению. Тогда совместным огнем мы сможем принудить их к сдаче. Вы только передайте своим бойцам, чтобы стреляли прицельно. Пусть броня наших машин не пробивается винтовочной пулей, каждое попадание отдается очень неприятными ощущениями. Потому получать вдобавок еще и от своих, было бы в крайней степени неприятно. Нам австрийцев за глаза хватает.
   - Постараемся, - только и смог пообещать в ответ комполка, всем своим видом показывая, что большего от него требовать не стоит - не тот контингент находился под его началом, чтобы надеяться на отсутствие подобных происшествий, учитывая тот факт, что днем ранее батальоны его полка вообще принялись палить друг в друга.
   Не прошло и трех минут, как мимо хаты проскочили три ревущих двигателями БА-3, а заскрипевшая тормозами пара артиллерийских бронемашин, замерли на границе деревни, тут же рявкнув своими орудиями. Может пушка Барановского и не имела достаточной дальности стрельбы уже даже во времена Русско-Японской войны, для танкового орудия ее возможность послать снаряд аж на 1800 метров виделась очень даже пригодной. Что тут же прочувствовали на собственной шкуре солдаты 50-го пехотного полка Австро-Венгрии.
   Тем временем, пока более тяжеловооруженные коллеги активно сокращали поголовье попавших под обстрел вражеских солдат, тройка покинувших Поточаны броневиков преодолели чуть более полукилометра по не самой лучшей, но все еще проходимой проселочной дороге, после чего два из них свернули влево, выкатившись в поле. Продвинувшись под непрерывным обстрелом аж с трех сторон еще метров на двести, они замерли на месте и тут же принялись выбивать кинжальным пулеметным огнем, не успевших сориентироваться и скрыться в лесу австрийских солдат. А оставшийся на дороге собрат и оба артиллерийских БА-3 перенесли огонь на огрызающийся ружейной стрельбой лес.
   Устроенное кровавое представление продолжалось не более четверти часа, в течение которого на малейшее движение в поле следовала, либо пулеметная очередь на десяток патронов, либо фугасная 37-мм граната, выпускаемая из орудия Гочкиса. Количество живых в ближайшей к боевым машинам кромке леса тоже сошло на нет, если судить по вовсе прекратившейся стрельбе с той стороны. Но лишь положенные в изрядно потрепанные пехотные цепи еще с полдюжины фугасных 63,5-мм снарядов сподвигли австрийцев к правильным действам - тут и там с земли начали подниматься люди с задранными в небо руками. Тут же от деревни, крича что-то воодушевленно-матерное, ринулась уже своя пехота. Ее было попытались встретить редким ружейным огнем со стороны леса, но десяток снарядов и несколько сотен пуль, положенных в особо отметившиеся очаги сопротивления, вконец охладили желание австрийцев героически умирать.
   Еще час под неусыпной охраной застрявших таки на поле двух броневиков бойцы одной из рот 238-го полка, выносили с поля и из леса раненых, а также все найденное вооружение, стаскивая все и всех в деревню, где под охраной первого взвода этой же роты уже находились более двух сотен сдавшихся в плен румын. Как выяснилось, большая часть личного состава, как 50-го полка, так и всей 35-й пехотной дивизии, составляли именно этнические румыны, лишь немного разбавленные венграми и немцами.
   Одновременно с этим остальные силы 238-го полка, действуя без какой-либо связи, но, как впоследствии оказалось, совместно с парой батальонов 239-го полка, полностью вытеснили противника из лесного массива. Но упершись в оборонительные позиции, устроенные по восточному берегу Золотой Липы, вновь остановили наступление, по всей видимости, ожидая, как минимум, предварительной артиллерийской подготовки, потому как пытаться преодолеть аж целую версту простреливаемого пространства, желающих не нашлось.
   И в очередной раз первыми в бой оказались вынуждены пойти бронемашины. Буквально сверкая от разбивающихся о броню сотен пуль, они неторопливо продвигались вперед, то и дело делая остановки, чтобы произвести выстрел из орудия. Поскольку командир дивизии убыл, не оставив каких-либо распоряжений развернутым близ Поточан артиллерийским батареям, те все так же продолжали торчать на утренних позициях, отчего роль большой дубины пришлось выполнять двум имеющимся во взводе артиллерийским БА-3. Раз за разом они накрывали шрапнелью или фугасной гранатой окопы противника, в то время как шедший в голове колонны командирский броневик, не останавливаясь, продвигался к мосту.
   Что именно стало той соломинкой, переломившей хребет верблюда стойкости бойцов 50-го полка - приближающийся неуязвимый противник, размеренно убивающий их сослуживцев, или раскаты серьезного сражения, что начали раздаваться в тылу еще полтора часа назад, а нынче приблизились к западному берегу Золотой Липы менее чем на километр, так и осталось загадкой. Командир полка, отдавший приказ об оставлении восточного берега погиб вместе со всем штабом, когда особо удачный снаряд угодил в мост, по которому они как раз начали переправляться через реку. Скорее всего, немногие из них погибли сразу, но, будучи ранеными или контужеными, не смогли выплыть. А помогать им было уже некому. Отступление под огнем противника никогда не заканчивалось ничем хорошим. Попытка же уйти по единственному мосту и вовсе превратилась в мышеловку для тех, кто последовал данному приказу. В считанные секунды вся та толпа, что образовалась на подходе к переправе, оказалась посечена огнем пулеметов бронемашин и стрельбой ведшейся со стороны леса. Не были обделены вниманием и те, кто уже успел ступить на настил моста. Разделавшись с наиболее лакомой целью, экипажи БА-3 перенесли огонь на тех, кто уже считал себя счастливчиками. В результате на западный берег успели перебраться едва три десятка человек, тела же остальных впоследствии еще долгое время находили прибитыми к берегам ниже по течению.
   Еще не менее тысячи человек смогли перебраться через реку вплавь, и кто-то из них даже умудрился сохранить оружие. Но лишившись командования и видя надвигающиеся цепи русской пехоты - батальоны 238-го полка все же стронулись с места и начали приближаться к переправе, приняли единственное верное для выживания решение и припустили на запад со всей возможной скоростью. Остальные же, постреляв еще с четверть часа и потеряв от ответного огня не менее двухсот человек, в конечном итоге выкинули белый флаг.
   С трудом удержавшись от того, чтобы с грацией слона в посудной лавке, вломиться в ведшееся на юго-западе сражение, где, как он смог заметить, противоборствующие стороны уже успели сойтись в штыковой атаке, Секретев повел свой вновь увеличившийся до 5 машин взвод на северо-запад, как того и предписывал план окружения вражеских сил в Дунаюве. Правда на многое нынче рассчитывать не приходилось - не прекращающееся с самого утра сражение заставило растратить практически весь запас снарядов и патронов. И если патронами, худо-бедно, удалось разжиться у пехоты, то с боезапасом к пушкам дела обстояли скверно. То, что было доставлено утром, уже успели расстрелять на две трети, а когда можно было ожидать очередной грузовик снабженцев, оставалось тайной за семью печатями. Потому, поровну распределив между машинами 37-мм гранаты из укладок БА-3, что с помощью пленных удалось таки вытолкать с поля обратно на дорогу, полковник, понадеявшись на великий русский авось, отдал приказ к выдвижению.
   Надо было видеть глаза обозников 88-й стрелковой бригады Австро-Венгрии, первые батальоны которой лишь минувшей ночью прибыли в Дунаюв в качестве подкреплений, когда на них выскочила колонна закопченных и покрытых многочисленными сколами пулевых отметин бронированных машин. Наверное, многим они почудились колесницами вырвавшихся из самого Ада грешников. Но лишь на мгновенье, поскольку спустя считанные секунды, головная машина протаранила ближайший к ней фургон, играючи столкнув тот с дороги и перевернув набок, а после с ее башни, развернувшейся точно на дорогу, оказался открыт огонь из самого обычного пулемета. Так что дело им предстояло иметь с такими же простыми смертными, каковыми являлись они сами. Разница состояла лишь в имеющихся под рукой аргументах. И у русских таковые оказались заметно более весомые.
   Вот только "пограбить обоз" у экипажей броневзвода не вышло. Во-первых, выдвинулись они без всякого пехотного прикрытия, отчего было их просто-напросто мало, во-вторых, у них не имелось достаточных сил и средств, чтобы тащить вслед за собой десятки телег, в-третьих, следовало срочно продвигаться к мосту через Золотую Липу близ Дунаюва, чтобы намертво закупорить едва ли не единственный путь к отступлению для находившихся в нем сил противника. Потому, потратив минут десять на то, чтобы спихнуть машинами под многоголосое лошадиное ржание на обочину и опрокинуть брошенные возницами повозки, полковник повел свой отряд дальше, благо ехать оставалось всего ничего - не более трех километров, если, конечно, не врала выданная авиаторами карта.
   А пока на левом фланге 60-й дивизии происходили все выше описанные события, в центре весьма вовремя примчавшийся генерал-майор Баранов с превеликим трудом сумел пресечь очередное повальное отступление батальонов 237-го Грайворонского пехотного полка. Не смотря на то, что в обороне на сей раз находились именно они, давление австрийцев оказалось достаточным, чтобы зародить в головах солдат панические мысли. Не способствовал борьбе со слабоволием даже огонь своей артиллерии, разрывы шрапнельных снарядов которой то и дело вспухали над городом.
   Мало того, что часть артиллерии солдатам 70-ой бригады 35-й пехотной дивизии все же удалось эвакуировать с дороги с наступлением ночи, так еще подошедшее подкрепление прибыло с парой своих батарей. Именно эти орудия и открыли огонь прямой наводкой по окраине леса, откуда раздалась стрельба, стоило пехоте приблизиться к нему на расстояние в полкилометра. И к моменту прибытия командира русской дивизии на передовую, 237-ой полк потерял разбитыми уже все свои пулеметы и не менее двухсот солдат только погибшими. Естественно, видя такое дело, остальные предпочитали отползать поглубже в лес, где деревья позволяли укрыться, как от пуль, так и от осколков, не говоря уже о шрапнели. В какой-то мере это помогло избежать новых потерь от огня австрийской артиллерии, но одновременно позволило ее пехоте достичь кромки леса, не понеся серьезных потерь, после чего опять началась никем не контролируемая перестрелка всех со всеми. Лишь в районе дороги противника удалось откинуть назад, когда высадивший своего пассажира броневик буквально врубился в наступающую по ней роту австрийской пехоты, в считанные секунды положив огнем своих двух пулеметов не менее полусотни человек, а остальных заставив бежать без оглядки.
   Преследование отступающего противника длилось недолго - большинство юркнуло в ближайшие заросли, а тех, кто успел преодолеть расстояние в считанные сотни метров и вылететь за пределы лесного массива, прикрыла артиллерия. Стоило БА-3 выскочить с лесной дороги, как он тут же оказался под обстрелом не менее полудюжины пулеметов и вдвое большего количества орудий. Попытавшийся было огрызнуться броневик успел выстрелить всего пару раз из своей короткоствольной 37-мм пушечки, когда вокруг него начали вставать столь частые фонтаны разрывов фугасных гранат, что механик-водитель, не дожидаясь команды, врубил заднюю передачу и на максимально возможной скорости скрылся от губительного огня за деревьями. Все же броня у него была противопульная, и, как показали события вчерашнего дня, попадание в корпус даже 80-мм гранаты могло натворить много дел, а до ремонтных мастерских была не одна сотня километров.
   Отойдя на безопасное расстояние, броневик остановился уже в тылу вновь выдвинувшейся вперед своей пехоты и из него выпрыгнул чумазый командир машины. Прихватив бинокль и блокнот, он довольно быстро метнулся к переднему краю и, схоронившись за толстым стволом поваленного попаданием снаряда дерева, принялся высматривать позицию столь мешающих им артиллерийских батарей. Пусть установленное на данном броневике вооружение и не позволяло бороться с таким противником на больших дистанциях, это вовсе не значило, что следовало сидеть сложа руки в ожидании какого-либо чуда. Все же немалой составляющей частью успеха в той или иной операции, являлась предварительная подготовка, что изо дня в день втолковывали им во время военных сборов. А в его ситуации знать, куда следует стрелять в первую очередь, вообще виделось жизненно необходимым. Впрочем, попусту рисковать техникой и жизнями экипажа, бросаясь "грудью на амбразуру", он совершенно точно не собирался, ведь борьба с вражеской артиллерией являлась прерогативой авиации.
   Не прошло и четверти часа, как над полем боя появилось материальное воплощение его ожиданий. Дюжина подошедших к Дунаюву аэропланов тут же набросились на орудия австрийской артиллерии и в небеса полетели комья земли, каменная крошка и то, что еще недавно являлось смертельно опасным оружием. Так на его глазах прямое попадание авиационной бомбы подбросило очередную пушку в воздух, где она, бешено кувыркаясь, развалилась на части. А рядом с ней поломанными куклами разлетались в стороны тела неудачливых артиллеристов.
   Очередная попытка высунуться из-за прикрытия деревьев ознаменовалась открытием огня из уцелевших после налета орудий, потому пришлось провести в ожидании еще не менее часа, пока над Дунаювом вновь не появятся крылатые хищники. Причем, за это время их вновь успели изрядно потеснить, и даже броневик вынужденно отползал назад, чтобы не оказаться в полном окружении. Лишь с появлением в небе аэропланов машина вновь пошла в бой, играючи сбив тот небольшой заслон, что австрийцы выставили на дороге. Но данный героический порыв оказался уже лишним - в городе уже поднялась паника из-за удара пришедшегося в спину.
   К удивлению Секретева столь важный стратегический объект, как едва ли не единственный путь снабжения и отступления охранялся всего одним отделением пехоты. Причем, увидев подходящие из тыла необычные автомобили, те лишь разинули рты и не предпринимали никаких действий, чтобы дать отпор или хотя бы убежать. В отличие от своих сослуживцев, им еще не приходилось сталкиваться с подобной техникой и потому опознать в ней врага, у бойцов не было ни малейшей возможности. Вплоть до тех самых пор, как подошедший на полторы сотни метров к мосту головной бронеавтомобиль открыл огонь на поражение.
   Оставив один броневик удерживать мост, полковник повел оставшуюся четверку прямиком в город, из которого тут же принялись отступать солдаты тыловых частей. Поскольку с востока, а теперь еще и запада находились русские, отступление велось всего в двух направлениях. Те, кто ничего не знал о положении на фронте, устремились вдоль Золотой Липы на юг и вскоре попали под огонь бойцов 4-го батальона 239-го полка, что прикрывал правый фланг и тыл 238-го полка. Штабные же офицеры и охрана, бросив все, кинулись на север, где с переменным успехом все еще сражалась 16-я пехотная дивизия. Их даже не остановила необходимость переплыть Гнилую Липу, что впадала в свою более благозвучную товарку. И если бы не запруженность абсолютно всех дорог и площади города брошенным имуществом, у отряда полковника Секретева имелся неплохой шанс пленить штаб не только 35-й дивизии, но и всего 12-го армейского корпуса. Но довольствоваться пришлось лишь взятым городом и сотнями раненых, что впоследствии обнаружились в брошенных персоналом госпиталях. Вот только если вся командная цепь оказалась выведена из игры, то не подозревающие об этом солдаты 70-й пехотной и 88-й стрелковой бригад, вплоть до самого вечера вели упорные бои в лесах восточнее павшего Дунаюва, местами умудрившись даже прорваться в тыл 60-й дивизии и занять деревню Нестюки, откуда впереди собственного визга унесся едва приведенный в относительный порядок обор 237-го пехотного полка. Австрийцам даже удалось захватить одну, не успевшую сняться с позиции артиллерийскую батарею. Однако уже ночью, когда до передовых частей дошла информация о занятии русскими города, деревня была оставлена, и тысячи солдат принялись прорываться через этот трижды проклятый лес в противоположном направлении.
   Сказать, что к утру 28-го августа 60-я пехотная дивизия представляла собой жалкое зрелище, значило не сказать ничего. Генерал-майор Баранов, сосредоточивший вокруг себя полтысячи солдат и офицеров из разных батальонов 237-го полка, не мог сказать ровным счетом ничего о месте нахождения прочих сил вверенного ему подразделения. Лишь ко второй половине дня стало известно, что 238-й полк уже перешел на западный берег Золотой Липы в районе Рекшин, в котором и провел всю ночь, приводя себя в порядок. Батальоны же 239-го полка оказались разбросаны по фронту в 10 километров - кто-то отступил с наступлением сумерек к Поточанам, кто-то переждал ночь в лесных массивах, в которых до последнего перестреливался с противником или с тем, кого таковым считал, а один из батальонов, перехвативший драпающих австрийских тыловиков, и вовсе умудрился без единого выстрела занять Дунаюв, соединившись там с отрядом бронеавтомобилей. О судьбе же переданного соседям 240-го полка вестей не было вовсе. И все это усугублялось постоянными стычками с заплутавшими в лесах отрядами австрийской пехоты. Впрочем, те, кто полностью расстрелял носимый с собой запас патронов, предпочитал сдаваться, не пытаясь играть в героев. Так что к проблеме сбора в единую силу своих подразделений, прибавилась еще потребность выделять силы на охрану и конвоирование вылавливаемых тут и там солдат противника. В результате, дальнейшее продвижение на запад, во исполнение приказа командования, удалось начать лишь в третьем часу дня. Примерно в это же время смогла перейти в наступление действовавшая на правом фланге 31-я пехотная дивизия. А вот 9-я дивизия, сумевшая выбить противника из Нараюва еще в середине прошлого дня, продолжила наступление уже в 8 утра, отчего изрядно вырвалась вперед. Но отныне всем им предстояло действовать без ставшей столь полезной поддержки авиации и бронетехники. Первая и вовсе исчезла с небосвода, за исключением редких машин корпусных авиационных отрядов, а вторая убыла в тыл зализывать раны и подводить итоги боевого применения новой техники.
  

Глава 5. Момент истины

  
   Столь вовремя начавшееся наступление в Восточной Пруссии 1-й русской армии не только позволило защитникам Млавы остаться на своих позициях, но и провести пару последующих дней в приведении себя в порядок. Так авиаторы загнали большую часть аэропланов в ремонт, оставив всего одну машину для разведывательных полетов. А сражавшиеся с ними бок о бок кавалеристы получили возможность в должной мере обиходить изрядно потрудившихся лошадей и перегруппировать прореженные эскадроны и сотни. Параллельно с этим шли работы по сбору, как брошенных немцами сотен раненых, так и многочисленного имущества, коим оказались засыпаны поля сражений и обочины дорог на пути отступления немецких полков. Ведь если уцелевшие орудия и пулеметы, за которые полагались немалые награды, а также лошади с провиантом мгновенно находили желающих наложить на них свою лапу, то все прочее имущество, включая оружие и боеприпасы, казалось, не интересовали вообще никого. Сотни повозок и зарядных ящиков, тысячи винтовок и снарядов, сотни тысяч патронов, не говоря уже об элементах формы и снаряжения солдат, завладение которыми не считалось бы мародерством, свозились отовсюду к летному полю, где, после учета, складировалось для дальнейшего вывоза в тыл. Сюда же на грузовиках доставили из Цеханово разбитые немецкие орудия в надежде, что с них можно было впоследствии снять элементы, которые пригодились бы для восстановления пушек разбомбленных на дороге к Млаве еще в первый день боев. И если ряд офицеров 6-й кавалерийской дивизии или хотя бы тот же пилот-охотник Орлов с неодобрением смотрели на действия солдат охранной роты, выполнявших приказ Егора, то казаки едва ли не дрались за право убыть с очередной партией трофейщиков в качестве охраны с целью набить и собственный карман чем-нибудь ценным.
   В принципе, в Цеханове и произошла первая встреча с авангардом левого фланга 2-й русской армии, наконец, перешедшей в наступление и ныне подходящей к государственной границе, а кое-где уже и перешедшей ее. Хорошо еще, что здесь в первом эшелоне двигались эскадроны 1-й бригады 6-й кавалерийской дивизии, так что опознать друг друга удалось весьма скоро и потому обошлось без стрельбы. Узнав же о положении дел в ближайших окрестностях, они уже к вечеру 19-го августа вошли в Млаву, более не тратя время на дальнейшую рассылку многочисленных разъездов. А со следующего утра туда же начали подтягиваться растянувшиеся на многие километры колонны пехотных полков. Но куда большее внимание авиаторов оказалось уделено вновь появившейся в небе авиации противника.
   В то время как полностью лишившийся авиационной поддержки XVII армейский корпус немцев убыл в зону наступления 1-й русской армии, его позиции заняли XX армейский корпус при поддержке двух пехотных бригад, чего было явно недостаточно для противостояния пяти наступающим на этом отрезке фронта дивизиям русских. Но откуда немцам было знать о возможностях противника, если на данный момент вся разведка находилась исключительно в руках авиаторов. Тех самых авиаторов, чьи машины оказались уничтожены противником на их собственном аэродроме еще неделю назад. Потому принявшему главенство над данным участком фронта генералу от артиллерии фон Шольцу пришлось перебрасывать собственный авиационный отряд из Алленштейна в Дойч-Эйлау - на то же самое поле, где до сих пор продолжали оставаться остовы сгоревших машин, да лежать сваленные в кучу обломки полудюжины аэропланов.
   Весьма споро переброшенные по железной дороге авиаторы 15-го полевого авиационного отряда уже утром 20-го августа смогли выслать на разведку первый аэроплан, в точности повторяя путь своих предшественников, ведь предупредить их о том, что произошло с 17-ым отрядом было некому - лишившийся большей части техники отряд был отправлен в Кенигсберг еще до того, как снялся с места весь XVII корпус, а обнаруженные остатки техники оставили куда больше вопросов, нежели дали ответов. Потому появление над Млавой очередного немецкого Таубе было воспринято летчиками добровольческого отряда даже с легкими улыбками. Все же каждый из них втайне мечтал пополнить список своих достижений победой над равным противником в воздухе. Но лезть со своими предложениями к командиру никто не решался, уже прекрасно понимая, что куда важнее для Егора Владимировича было нанесение противнику максимально возможного урона, нежели выдвижение в герои своих подчиненных при каждом удобном случае. Впрочем, и сам командир авиационного отряда не был бы настоящим боевым летчиком, если бы не мечтал о настоящей воздушной победе. Но, отнюдь не в ущерб общему делу, что выгодно отличало его от молодых и горячих подчиненных. И возможность одержать эту самую победу немцы предоставили русским пилотам собственными действиями - уж слишком надолго они задержались в районе Млавы, высматривая и подсчитывая подходящие к местечку русские войска.
   Так, за те полчаса, что Таубе кружил над городом, ненадолго удаляясь, то в одну, то в другую сторону, на аэродроме успели подготовить к вылету оба штурмовика, каждый из которых мог играючи расправиться с любым из ныне существующих аэропланов. А стоило противнику в очередной раз отдалиться от замаскированного летного поля, как Егор с Тимофеем тут же подняли в воздух свои машины.
   Взяв курс на север, чтобы параллельно с набором высоты отрезать противнику путь к отступлению, оба пилота отвернули обратно к Млаве лишь поднявшись на 2 километра, что произошло почти над границей. Впоследствии это даже позволило сблизиться с противником на минимальную дистанцию, так как, даже будучи замеченными, они оказались приняты за своих. Более того, немец сам пошел навстречу идущим от границы аэропланам, видимо, желая получше рассмотреть невиданные ранее крылатые машины. Все же на русские У-1 и У-2 они не походили совершенно, потому и не вызывали такой опаски, какую должны были, знай экипаж разведчика о тактико-технических характеристиках русского штурмовика.
   Как и прежде уничтоженные аэропланы, этот Таубе являлся двухместным разведчиком, отчего и не мог показать скорость своего одноместного собрата. Вот у последнего еще имелись бы шансы удрать, если не жалеть двигатель. Но, как уже было сказано, немецкий аэроплан являлся двухместным и кабина наблюдателя отнюдь не пустовала. Именно последний и открыл огонь из своего Люгера по нежданным попутчикам, стоило ему сообразить, что это русские.
   Произведший всего три выстрела, гауптман Донат только и успел, что сжаться в своей кабине, когда менее чем в метре от него правое крыло аэроплана оказалось посечено десятками пуль. Державшийся за хвостом немца Тимофей открыл огонь сразу, как только его командир завалил свою машину вправо, чтобы прикрыться бортовой броней от начавшегося обстрела. А пока Егор заканчивал вираж, его ведомый успел попортить еще и левое крыло Таубе, после чего дал очередь чуть повыше голов экипажа. По всей видимости, столь показательная демонстрация превосходства заставила работать мозги немецких летчиков в правильном направлении и потому, когда подоспевший Егор изобразил жестами нечто подразумевающее не дурить и следовать куда укажут, играть в героев более никто не решился.
   Ганс Донат был удивлен. Ганс Донат был поражен. Ганс Донат был раздавлен тем превосходством русской военной авиации, что он смог лицезреть на аэродроме, куда его весьма настойчиво пригласили прибыть, не принимая отказов. Еще в воздухе он едва не сломал себе шею в попытке получше рассмотреть два невиданных ранее аэроплана. Как всегда долго запрягающие, но быстро едущие русские сумели ворваться в мировую авиацию, подобно урагану после штиля. Сначала их великолепный У-1, первым покоривший Ла-Манш. Потом У-2, продемонстрировавший и вовсе невероятные результаты, позволившие ему по результатам военного конкурса прописаться, начиная с 1913 года, в вооруженных силах Италии, а с весны 1914 года еще в войсках Бельгии, тогда как лучший из немецких аэропланов смог занять лишь почетное третье место. И, под конец, появление в небе трехмоторного гиганта У-3, при том, что считанные единицы европейских конструкторов лишь приступили к созданию многомоторных аэропланов. И вот теперь он видел это - двухмоторный воздушный хищник, грозно скалящий острые акульи зубы, к которым прилагались несколько пулеметов. До войны, он, человек весьма известный среди немецких летчиков и серьезно интересующийся авиацией, даже не слышал о подобной машине, несомненно, создававшейся именно для ведения боевых действий. И это откровенно пугало! Ведь ему не имелось ни одного достойного противника во всех Императорских военно-воздушных силах Германии! Даже новейшие бипланы производства Альбатроса, Авиатика и ЛВГ, что составляли большую часть имперской авиации, кто бы что ни воображал себе, не дотягивали до русского У-2, не говоря уже о старичках Таубе состоявших на вооружении его отряда. Но если они имели хоть какие-то шансы в противостоянии с русскими бипланами, то появление в небе сей грозной машины ставило крест на них всех, что аэропланах, что летчиках. Не самый приятный опыт личного пребывания под обстрелом, тем не менее, поспособствовал оценке в должной мере того, с какой легкостью русские машины сшибут с небес любого противника. Однако не меньшее удивление и восхищение вызвал тот полевой аэродром, на который их отвели, подобно отбившейся от отары овце. Поначалу он даже не сразу понял, что заставили их приземлиться не просто в чистом поле - столь великолепно оказалась поставлена маскировка этого объекта.
   Появление в небе немецкого аэроплана эскортируемого парой штурмовиков ненадолго приостановило все работы на аэродроме, а отвечающие за зенитное прикрытие пулеметчики, мгновенно навели свои машинки смерти на неожиданного гостя - одной головомойки от командиров им хватило сполна. Но бить тревогу никто не спешил - ситуация и так была понятна всем. Впрочем, любопытство пересилило боязнь перед командирским гневом и потому стоило плавно коснувшемуся земли и закончившему пробежку Таубе замереть на месте, как он весьма скоро оказался окружен вооруженной дикой толпой. Во всяком случае, немецкие летчики именно так смогли про себя охарактеризовать тех, кто начал появляться из скрытых под навесами и деревьями ангаров. Заросшие щетиной, с красными от недосыпа глазами и вооруженные очень тяжелыми на вид ключами и фомками, окружившие аэроплан механики ни на грамм не выглядели пылающими дружбой и пониманием людьми, которым можно было бы сдать личное оружие, выказывая свою капитуляцию. Лишь протолкавшийся к аэроплану в сопровождении полудюжины солдат офицер придал гауптману достаточно смелости, чтобы покинуть кабину Таубе вслед за пилотом. Хорошо еще, что к тому моменту, как потребовалось сдать оружие, подловившие его в воздухе русские пилоты уже тоже успели приземлиться и подошли к образовавшейся толпе, так что объявить о своей капитуляции удалось действительно достойному противнику.
   - А вы чего рты раззявили? - с умным видом выслушав речь немца и приняв протянутый тем пистолет, рявкнул на столпившихся вокруг Егор. - Немца живого никогда не видели? А ну живо вернуться к работе! Вылет через полчаса! И уберите этот хлам со взлетной полосы! - указал он на побитый Таубе. - А этих двоих в штаб. И пригласите туда Орлова. Он у нас по-немецки шпрехает, будет переводить. - Требовалось узнать, откуда они такие красивые взялись и не имеется ли там еще кто-нибудь из немецкой летной братии. Уж очень ему пришлась по душе штурмовка немецкого аэродрома, и повторить ее он был бы не против.
   К величайшей радости авиаторов, упираться немцы не стали и выложили все как на духу. Такое рвение к сотрудничеству оказалось оценено по достоинству и потому вскоре накаченных разбавленным водой спиртом пленных передали в заботливые руки кавалеристов с целью отправки в тыл с ближайшим обозом. А сами авиаторы, в предвкушении уничтожения еще одного вражеского авиационного отряда, принялись активно потирать руки, да мешаться под ногами оружейников.
   Очередной налет на Дейч-Эйлау практически ничем не отличался от самого первого. Прилетели, обнаружили, разбомбили, прошлись из пулеметов по тому, что уцелело после бомбардировки и спокойно вернулись домой. За все последние дни у них не было более спокойного боевого вылета, когда по ним не открывали огонь все кому не лень - вот что значило столкнуться с непуганым противником. Положа руку на сердце, Егор был совсем не против в дальнейшем действовать столь же не геройски, а, можно сказать, в рабочем порядке. Но, к сожалению, о подобном оставалось только мечтать. Если уже сейчас немецкая пехота начинала вести по ним весьма плотный огонь в случае задержки над целью после налета, то в скором будущем вполне можно было ожидать появления специализированных отрядов противовоздушной обороны. И, как бы подтверждая опасения командира добровольческого отряда, помимо четырех аэропланов 5-го Крепостного авиаотряда, командование 8-й армии уже спустя всего пару дней выслало на помощь XX армейскому корпусу, из штаба которого то и дело поступали жалобы о бесчинствах русской авиации, имевшиеся в Кенигсберге автомобили ПВО.
   Всего лишь дюжину частично бронированных и оснащенных 77-мм орудиями полноприводных грузовиков успели до начала войны дать армии на двоих компании "Даймлер" и "Эрхардт". Но лишь две таких машины оказались на восточном фронте в составе 18-го Восточно-прусского полевого артиллерийского полка, что было вдвое больше изначально планируемого - все же основную ставку немцы делали на скорейшее выбивание из войны Франции, потому лучшее вооружение и направлялось на западный фронт. Правда проигнорировать активное развитие русской авиации все же не смогли, отчего и выделили аж пару самоходных зениток. Именно на их плечи и предполагалось взвалить основную тяжесть борьбы с вражескими аэропланами. А основную выявившуюся уязвимость собственных разведывательных аэропланов, каковой являлось слишком близкое базирование к линии фронта, было принято решение компенсировать направлением в разведывательный рейс дирижабля Z-IV, что ожидал своего часа в эллинге близ крепости Кенигсберг. Ему в помощь могли бы направить и еще один дирижабль - из крепости Позен. Но возвратившемуся несколькими днями ранее из первого разведывательного вылета Z-V получил столь много повреждений от огня русских войск, что до сих пор находился в ремонте, обещавшем продлиться еще не менее недели. Наверное, это обстоятельство и спасло экипаж Z-V от плена, как это было в иной истории. Разве что ныне должно было не посчастливиться направленному в район Новогеоргиевска и Млавы Z-IV.
   Как бы Егор ни желал дать своим людям и технике заслуженный отдых, перешедшие государственную границу и продвинувшиеся вглубь территории противника на 20 - 30 километров части 2-й армии требовалось нагонять. Расстояния до мест сосредоточения немцев заметно возросли и потому действовать из района Млавы отныне виделось слишком расточительным, что в плане расхода горючего, что в целях сохранения ресурса авиационных двигателей, дефицит которых ощущался даже до начала войны, отчего ни одного запасного в отряде не имелось вовсе. И тут в результате произведенной разведки выяснилось, что в оставленном немцами Нейденбурге, вслед за прочими частями 15-го армейского корпуса, начали обустраиваться старые знакомые по военным сборам - летчики 15-го корпусного авиационного отряда. Вот именно к ним под бок и решили перебазироваться пилоты-охотники, ведь воевать вместе, да еще на глазах большого начальства, заодно передавая свой опыт армейским летчикам, виделось крайне полезным во всех смыслах этого слова. Однако именно в день перелета, пришедшегося на 22 августа, судьбе было угодно преподнести русским авиаторам необычную встречу.
   Механики как раз успели закончить подготовку самолетов добровольческого отряда к перелету на новый аэродром, когда в небе на подходе к Млаве показался немецкий воздушный корабль. Вполне естественно, что позволить себе упустить такого зверя Егор никак не мог. Не смотря на многочисленные довоенные запасы стратегического сырья, сделанные заводами, в которых имелся интерес у дружной троицы лучших летчиков Российской империи, большей части этих ресурсов могло хватить от силы на ближайшие полгода, учитывая прогнозируемый взрывной рост заказов от армии и флота. По этой-то причине глаза Егора, коим предстал вид цепеллина, и зажглись от радости, ведь дирижабль являлся не только сосредоточением десятков тысяч кубических метров взрывоопасного водорода, но и выступал вместилищем многих тонн алюминиевого сплава, из которого изготавливали его фермы. И у проснувшегося в душе Егора заводчика проснулось просто непреодолимое желание наложить свою лапу на этот самый алюминий. Но прежде цепеллин по-своему поприветствовали старые знакомцы авиаторов из 12-й конно-артиллерийской батареи, что входила в состав 6-й кавалерийской дивизии. А поскольку здоровая, размером с эскадренный броненосец, хрупкая и неповоротливая туша цепеллина являла собой отличную мишень, результат артиллерийской стрельбы не заставил себя долго ждать. Один из множества выпущенных по воздушному кораблю шрапнельных снарядов угодил точно в корму дирижабля, где и разорвался. Это еще его экипажу сильно повезло, что водород не вспыхнул в тот же миг, обещая за считанные секунды поглотить всю машину в жарком пламени. Но даже подобных повреждений оказалось вполне достаточно для вычеркивания Z-IV из списка Императорских военно-воздушных сил Германии. С изрядно поврежденным рулем и утекающим через пробоины водородом, он сильно сел кормой, встав едва ли не вертикально, после чего принялся быстро терять высоту. Но поднявшимся на перехват Егору и Тимофею этого показалось мало, а потому стоило шрапнелям перестать рваться вокруг падающего сигарообразного гиганта, как заговорили пулеметы русских штурмовиков.
   Пусть на вооружении русской армии не имелось зажигательных пуль, те сотни обычных, что, в конечном итоге, оказались всажены в покатые бока дирижабля, сделали свое грязное дело, не оставив внутри ни одного целого баллона с газом. Так Германия потеряла свой первый, но отнюдь не последний цепеллин на восточном фронте, а у нескольких русских заводов образовалось изрядное количество материала для отливки картеров двигателей и блоков цилиндров. Правда, в конечном итоге за него пришлось заплатить Военному ведомству, в пользу которого отошел добытый общими усилиями трофей. Но даже так это оказалось намного выгоднее, нежели везти эти самые десятки тонн столь потребного материала из САСШ, учитывая подскочившие с началом войны на все цены. Но что было куда ценней - командование немецких войск так и не дождалось столь необходимых разведданных и продолжало теряться в догадках, какие именно силы противопоставили им русские на данном участке фронта.
   К этому времени вступившие на территорию Восточной Пруссии пятью днями ранее войска 1-й армии нанесли ряд поражений дивизиям 8-й немецкой армии, вынуждая последнюю откатываться вглубь своей территории, а завершившееся значительными потерями Гумбиннен-Гольдапское сражение стало той последней каплей, что заставила командующего 8-й армии рассматривать возможность отступления вплоть до Вислы. Естественно, не способствовали его спокойствию и, наконец, перешедшие в атаку войска 2-й русской армии, грозившие отрезать все пути к отступлению, что могло привести к окружению всей армии и последующей блокаде крепостей, включая Кенигсберг.
   Вот только данное наступление 2-й русской армии оказалось грозной силой лишь на картах, да в донесениях. Готовившаяся в страшной спешке 2-я армия, как никакая другая, страдала от недоукомплектования, что нижними чинами, что офицерами. Тот же назначенный ее командующим всего за несколько дней до начала войны генерал-лейтенант Самсонов, хоть и получил опыт ведения боевых действий во времена Русско-Турецкой и Русско-Японской войн, являлся больше штабным и административным офицером, как и большая часть командующих ее корпусами. В свои 55 лет Александр Васильевич Самсонов мог бы показать себя с лучшей стороны, находясь, к примеру, на должности командира кавалерийской дивизии. Но за отсутствием иных кандидатур оказался выдвинут в командующие армией. При этом командующий Северо-Западным фронтом, полностью перетянув к себе весь штаб Варшавского округа, лишь вбил в крышку гроба армии еще один гвоздь. Как итог вместо перекладки на плечи сработавшихся штабных офицеров решение сотен и сотен вопросов, связанных с формированием армии, тезке великого полководца прошлого пришлось создавать свой собственный штаб фактически с нуля параллельно с приемкой под командование выделенных ему корпусов. Посему не было ничего удивительного в том, что организация всех без исключения служб к началу боевых действий хромала на обе ноги, а командующий не имел представления, чего можно ожидать от своих подчиненных. И на все это сверху накладывалась жуткая чехарда со снабжением перебрасываемых к границе и пополняемых личным составом полков. Одним словом, можно было смело утверждать, что надежного тыла у перешедшей в наступление армии практически не имелось, и полки могли рассчитывать лишь на те припасы, что были взяты с собой. А ждать до приведения армии в действительно боеготовое состояние не позволяли обстоятельства сложившиеся на западном фронте. Немцы столь рьяно рвались к столице Франции, что из Парижа ежедневно принялись поступать требования о скорейшем наступлении русских войск, которое заставило бы противника перебросить хотя бы часть сил на восточный фронт.
   К сожалению, в связи с переносом боевых действий на территорию противника, пришлось отказаться от рейдов бронированных машин по немецким тылам. Все же броневиков имелось в наличии преступно мало, а неприятные сюрпризы далеко не совершенная техника, к тому же успевшая изрядно, как побегать, так и повоевать, с каждым днем подкидывала все больше. То рессора лопнет при преодолении очередной колдобины, то забьется всяким шлаком топливопровод, то зальет свечи зажигания, то потребуется очередная регулировка клапанов. Про сдохшие аккумуляторные батареи можно было вообще не упоминать. Хорошо еще, что прежде им по пути не попадались водные преграды, которые требовалось бы преодолевать вброд, что грозило заливанием и последующим выходом из строя генераторов. И разбираться со всем этим букетом болезней, находясь в окружении противника, ни у кого не было никакого желания, как и подарить подобным образом немцам хотя бы один экземпляр колесного танка. Но и не продолжать показывать товар лицом, тоже было никак нельзя! Потому вся бронетехника устремилась вслед за авиацией к Нейденбургу оказавшись таким образом в самом центре наступления 2-й армии. Хорошо еще что удалось уговорить возвращающегося в свою роту штабс-капитана Баженова оставить при отряде полдюжины грузовых Бенц-Гаггенау. Все равно 5-й автомобильной роте, или ее части, предстояло встать на пути снабжения армии генерала Самсонова, а эти машины и так находились, можно сказать, в ближайшем тылу корпусов. А ведь именно для пополнения корпусных магазинов по всем фронтам создавались автомобильные транспортные колонны.
   К сожалению, приступить у уже знакомой боевой работе с самого утра 23-го августа не вышло из-за погодных условий. С неба принялся лить столь сильный и холодный дождь, что всякое движение вне укрытий виделось невозможным. Та же постоянно подгоняемая командованием пехота выдвинулась вперед лишь когда небесные хляби уступили место пробившимся сквозь тучи солнечным лучам. Зато за время простоя удалось договориться о последующем взаимодействием с командованием 31-го и 32-го пехотных полков 8-й пехотной дивизии, чьими силами и был занят Нейденбург. Именно с авангардом этих полков в составе шести пехотных рот и трех батарей легких орудий и выдвинулись вперед все пять артиллерийских броневиков, сопровождаемых парой грузовых Руссо-Балтов с топливом и боеприпасами. А летчики с механиками, что корпусного, что добровольческого, авиационных отрядов делали последние штришки в плане подготовки аэропланов к разведывательным вылетам.
   И все же применение авиации вскорости обещало серьезно сказаться на развитии военной науки. Так, пролетев чуть более 15 километров по намеченному пути наступления 2-й бригады 8-й пехотной дивизии, Аким обнаружил сосредоточение огромных сил противника засевшего в обороне. Как впоследствии выяснилось, он наткнулся на позиции 37-й пехотной дивизии немцев, а действовавший западнее Егор примерно в это же время оказался над оборонительной линией 41-й пехотной дивизии. Но куда больше засевшей в окопах, деревнях и селах пехоты обоих летчиков заинтересовали позиции артиллерийских орудий, которых общими усилиями насчитали свыше сотни штук на 15 километров фронта. Причем обойти с флангов немцев оказалось попросту некому - действовавшая на левом фланге 15-го корпуса 2-я пехотная дивизия сильно отстала и попросту не успевала подойти в этот день к линии соприкосновения с противником, а действовавший на правом фланге 13-й корпус, хоть и выделил одну бригаду для помощи своим соседям, но та попросту заблудилась в лесах, которыми изобиловала вся местность. Вот и пришлось частям 15-го корпуса бить в лоб. Правда, сперва немцев изрядно потрепала нашедшая себе достойные цели авиация.
   Уже к двум часам дня немецкие позиции у Аллендорфа и Буякена оказались затянуты густым дымом - на испаханных воронками позициях орудий и гаубиц, ставших приоритетными целями для авиаторов, время от времени продолжали рваться снаряды, разбрасывая по округе не только комья земли, но и обломки некогда грозных инструментов войны. Так первые же четыре 100-кг бомбы, положенные штурмовиками с хирургической точностью, накрыли позицию единственной батареи 150-мм орудий. В результате из четырех штук два оказались уничтожены безвозвратно, будучи разбитыми близкими разрывами на фрагменты, а еще два изрядно посекло осколками от принявшихся рваться снарядов, из числа запасов выложенных непосредственно у орудий. Дальнейшие налеты имели своей целью куда более многочисленные полевые орудия 82-го и 73-го артиллерийских полков. Упорные немцы выдержали аж пять налетов, стоивших им потери четвертой части полевых орудий, пока от командира 37-й дивизии не поступил приказ на оставление артиллерией своих позиций. Но дойти до всех вовремя он не успел. В очередной раз вернувшаяся шестерка русских аэропланов как раз поймала на снятии с места две батареи 105-мм гаубиц, уполовинив их количество, хоть за эту победу и пришлось заплатить потерей одного аэроплана. Чтобы наверняка накрыть намеченную цель замыкавший строй У-2 опустился слишком низко и осколки сброшенных товарищами бомб изрядно посекли самолет, поразив, в том числе, и двигатель. Из расколовшегося картера тут же начало выбрасывать масло, так что через считанные минуты масляный бак оказался полностью опустошен.
   Дымя и проваливаясь из стороны в сторону, подбитый У-2 смог дотянуть до передовой колонны 2-й бригады, но скрежетнувший напоследок двигатель наглядно дал пилоту понять, что дальше отряду придется воевать без него. Высота в полсотни метров не позволила воспользоваться парашютом, который с немалым трудом удалось запихать в небольшую кабину У-2 и то только после переделки сиденья по военному образцу, так что пришлось в срочном порядке высматривать относительно ровную поверхность для неминуемой аварийной посадки, благо густые леса время от времени перемежались полями близ небольших деревень.
   Полковник Лебедев, вскинул голову к небу и проследил за появившимся над авангардной колонной аэропланом. Опознать отечественный У-2 он смог весьма быстро - все же уже не в первый раз наблюдал их в небе за сегодняшний день. Вот только на сей раз радость от созерцания отечественного аэроплана омрачалась состоянием последнего. От рыскавшего из стороны в сторону У-2 тянулся густой шлейф темного дыма, и было заметно, что машина постепенно снижается. Наконец, летчик, по всей видимости, смог найти подходящее для посадки место, и биплан устремился к земле с еще большей скоростью.
   Прямо на его глазах подбитая машина скрылась за редкими деревьями небольшой рощи, затем появилась вновь в поле зрения в просвете между деревьями, но лишь для того, чтобы продемонстрировать момент собственной гибели. Коснувшись шасси земли, аэроплан подпрыгнул на кочке и при последующем, весьма жестком, касании потерял одно из колес, после чего завалился на крыло и под конец своего непродолжительного пути замер, уткнувшись носом в землю.
   0x01 graphic
   Мгновенно к потерпевшему крушение аэроплану был отослан отряд, который через десять минут доставил к полковнику слегка помятого и отсвечивающего свежим синяком, на глазах растекающимся по скуле, но при этом весьма довольного пилота.
   - Ваше превосходительство, пилот-охотник Орлов! Первый добровольческий авиационный отряд! - отсалютовал командиру 31-го полка Иван и вытянулся по стойке смирно. Ну, так, как он себе это представлял.
   - Полковник Лебедев, Александр Иванович, - ответил на приветствие офицер. - Как вы себя чувствуете? Не сильно побились?
   - Благодарю, ваше превосходительство, все в порядке. Лишь несколько ушибов и ссадин. А вот аэроплан мой, похоже, отлетался, - тяжело вздохнул пилот и бросил тоскливый взгляд на устремивший в небо хвост У-2. - Жаль, отличная была машина.
   - Сочувствую вашей утрате. Можем ли мы оказать вам какую-либо помощь?
   - Благодарю, не стоит. За мной с аэродрома вышлют автомобиль. Заодно попытаемся вывезти аэроплан. Может еще удастся отремонтировать со временем. Вы же могли видеть, как мои сослуживцы кружили над местом падения и, лишь удостоверившись, что я жив, отправились дальше.
   - Конечно. Не заметить подобное - невозможно. Кстати, не могли бы вы поделиться сведениями? Вам ведь оттуда, с небес, видно все. Противник остается на тех же позициях?
   - Всенепременно, ваше превосходительство! - Вытащив из-за голенища сапога карту, от вида которой у всех присутствующих офицеров началось активное слюноотделение, Орлов быстро нашел требуемый участок и, ткнув пальцем в Буякен, провел им до Аллендорфа, оттуда до Волька и замкнул очерченный ромб в районе Зеелезен. - Вот здесь немецкие артиллеристы покинули свои позиции, оставив пехоту в Лана, Аллендорфе и Орлау без прикрытия. А вот тут, - он ткнул пальцем примерно в середину треугольника, вершинами которого выступали Буякен, Янушкау и Франкенау, - сосредоточено около полусотни полевых пушек. Мы их только разведали, но удары не наносили, сосредоточившись на выбивании их более слабого левого фланга, который для нас является правым. Там и вражеской пехоты наблюдалось с утра куда меньшее количество и подойти к немецким позициям поближе можно благодаря лесу. Хотя местность явно заболоченная.
   - Полсотни орудий? Вы уверены? - слегка опешил полковник, поскольку здесь и сейчас у него имелось всего шестнадцать пушек. И говорить об организации удачной атаки на немцев, имея столь подавляющее преимущество противника, нечего было и думать. Разве что продвигавшаяся где-то западнее 6-я дивизия их корпуса могла бы принять на себя тяжесть противостояния с этими силами, но по причине отсутствия какой-либо связи, рассчитывать на подобное не стоило.
   - Да, точной цифры я не скажу, но было около пяти десятков. Командир, конечно, постарается их потрепать в ближайшее время, но для уничтожения абсолютно всех нам не хватит, ни сил, ни боеприпасов, ни времени, чтобы оказать вашему полку достаточную поддержку. И насколько я могу судить, ваш передовой отряд окажется в зоне поражения немецкой артиллерии, как только выйдет из-под укрытия лесов у Дейтрихсдорфа. Кстати, в последнем мы никаких военных так и не заметили.
   - Весьма похоже на артиллерийскую засаду, - произнес кто-то из штабных офицеров.
   - Вполне возможно, - тут же согласился Лебедев. - И если все действительно так, как рассказал нам господин Орлов, необходимо будет прекратить продвижение вперед по выходу к кромке леса. Все равно наших сил недостаточно для атаки на, судя по всему, полнокровную дивизию. Разве что выдвинутые вперед заслоны собьем. Заодно позволим нашей артиллерии сократить отставание. А вас. Кстати, как вас по отчеству? - поинтересовался у оказавшегося столь полезным пилота командир 31-го полка.
   - Иван Александрович, ваше превосходительство.
   - Так вот, вас, Иван Александрович, по возвращению в Нейденбург прошу передать мою глубочайшую признательность Егору Владимировичу за ту помощь, что он уже оказал нашей дивизии. И пока вы ожидаете прибытия мотора, не соблаговолите ли еще раз продемонстрировать вашу великолепную карту? - по-отечески улыбнулся полковник, и Иван с сожалением понял, что карты ему больше не видать - прав был командир, когда наказывал никому не показывать имеющееся сокровище. Особенно господам офицерам! Особенно находящимся в высоких чинах и званиях!
   Оставив для охраны вытащенного к дороге аэроплана и пилота одно отделение пехоты, полковник был вынужден продолжить марш, так как остальные части корпуса, двигающиеся по параллельным дорогам, явно рассчитывали на силы 2-й бригады их дивизии. А о том, как противостоять выявленному противнику, можно было подумать и в пути.
   Конец терзаниям Александра Ивановича положил появившийся над расположением штабной колонны аэроплан, с которого сбросили пенал. В небольшом цилиндре оказались кроки с обозначением примерного расположения немецких войск и указанием тех батарей, что уже были уничтожены. Как и рассказывал пилот, авиаторы смогли пробить солидную брешь в артиллерийских позициях противника, позволяя не опасаться фронтального огня при штурме Лана и Аллендорфа. Однако угроза флангового огня с северо-западного направления все равно сохранялась, но туда для контрбатарейной борьбы можно было сориентировать собственные орудия. Да и перешедшие на вылеты парами пилоты продолжали сокращать поголовье немецких артиллеристов.
   Однако, не смотря на все старания авиации, продолжавшей гвоздить противника находящегося левее продвижения авангарда 2-й бригады, три развернутые в цепи роты 31-го Алексеевского пехотного полка, первыми выдвинувшиеся из взятого без боя Дейтрихсдорфа к Лана, все же подверглись артиллерийскому налету поддержанному пулеметным огнем из домов села. Но если с первым уже ничего нельзя было поделать, кроме как организации скорейшего прорыва под прикрытие зданий, в которых засели немцы, то обнаружившие себя на большой дистанции пулеметы оказались заткнуты весьма быстро. Не прошло и минуты, как с продвигавшихся вместе с пехотой броневиков рявкнули орудия. И если 37-мм снарядики мало что смогли продемонстрировать на слишком больших для них дистанциях, улетев куда угодно, но только не в намеченные мишени, то для орудий Барановского полтора километра оказались вполне рабочим расстоянием. Пусть не с первых выстрелов, оба немецких пулемета оказались поражены, позволив было залегшей пехоте вновь устремиться вперед. А уж как этому поспособствовали дальнейшие действия экипажей бронемашин!
   Сказать, что они ворвались в село, сея смерть и разрушение, было никак нельзя. Ни скоростные характеристики вновь обувшихся в гусеницы броневиков, ни мощь их вооружения, не способствовали произнесению столь громких слов. Но что у БА-3 было не отнять - так это возможность игнорировать тот ружейный обстрел, что обрушился на машины, стоило им вырваться вперед наступающей пехоты. Вполне естественно, что экипажам при этом приходилось очень не очень. Так постоянные удары пуль о броню, особенно на близких дистанциях, не только оглушали людей, но даже приводили к чувству легкой дезориентации, когда перед глазами на две - три секунды начинало все размываться. Да и барабанные перепонки уже изрядно болели, подавая организму сигналы о потребности скорейшего прекращения творящегося безобразия. Потому и отвечали предтечи танкистов с изрядным остервенением, не жалея, ни патронов, ни снарядов, отчего к тому моменту как первый броневик преодолел на своих максимально развиваемых на гусеницах 15 километрах в час перекинутый через небольшую реку мост, от ближайших к переправе домов оставались лишь занявшиеся огнем развалины. А уж с помощью подоспевшей пехоты выдавливание из Лана двух удерживающих ее рот 1-го егерского батальона, превратилось в натуральный конвейер.
   Уже несколько обученные за время марша прятаться за броней пехотинцы, идя плотными колоннами вслед за бронированными машинами, врывались в очередной дом лишь после того, как в его двери или окна вперед них влетали хотя бы пара 37-мм гранат. Пусть их поражающее воздействие было откровенно слабым, испугать, а то и оглушить скрывающегося за стенами противника они могли. А дальше в ход шли штыки и приклады.
   Так всего за полчаса село удалось полностью очистить от немцев, но вот с преследованием отступающего врага несколько не задалось. Ринувшаяся было нагонять улепетывающих егерей сотня 2-го Оренбургского казачьего полка из числа корпусной конницы, нарвалась на столь плотный огонь с фронта и правого фланга - со стороны расположенного всего в одном километре Аллендорфа, что за считанные минуты потеряла ранеными и убитыми не менее двадцати бойцов. Правда, уйти спокойно егерям все же не дали. Ни занявшая дома русская пехота, ни прошедшие село насквозь броневики, даже не думали прекращать огонь по петляющим на открытой местности фигуркам. Пусть расход патронов при этом был немалым, но до позиций занимаемых батальонами 147-го пехотного полка сумели добраться не более полусотни егерей.
   Впрочем, долго праздновать победу не вышло. По занятому русскими Лана ближе к четырем часам дня ударила немецкая артиллерия, разрывы гранат которой вызвали многочисленные пожары. Одновременно с этим с севера и северо-востока - от Алленштейна, в атаку устремился весь 1-й батальон 147-го полка.
   Поймав в прицел плотную шеренгу первой пехотной цепи, Мохов покачал головой, подивившись бестолковости немецких офицеров как специально создающих из своих солдат идеальные мишени, скучивая их в столь плотные построения. Они бы еще пошли на приступ штурмовой батальонной колонной! Впрочем, в данном случае он был не прав, поскольку во всех ведущих армиях мира, включая русскую, действовали точно так же. Это лишь сопровождавшей броню пехоте в полях пришлось действовать рассыпным строем, поскольку сил этой самой пехоты имелось самый мизер на фоне обороняющейся здесь дивизии. Иначе в каждой линии пустили бы не роту, а полнокровный батальон, что не преминуло бы сказаться на потерях. И далеко за примером можно было не ходить, ведь именно такой тактикой в это самое время прокладывала себе путь действующая восточнее 1-я бригада 8-й дивизии, выбивая немцев из Орлау.
   Но бронетехнику командир кинувшего своих солдат в бой батальона явно недооценил. Коротко рявкнула 37-мм пушка, и в полукилометре от позиции БА-3 сырая земля убранного поля окрасилась в красный цвет - удачно положенный снаряд не зарылся в размоченный грунт, а штатно разлетелся на осколки, что вкупе с плотным построением, позволило собрать бездушным "стальным осам" кровавый урожай. Пусть никто не погиб, но четыре солдата оказались выбиты из строя. А ведь следом, с небольшой задержкой, прозвучали еще четыре выстрела, а потом еще и еще.
   Стоило отдать должное немцам. Прежде чем дрогнуть и, сломя голову, ринуться назад, они успели приблизиться к крайним хатам на четыре сотни шагов. От шедшей первой роты к тому моменту в строю уже практически никого не осталось, но вторая и третья понесли сравнительно небольшие потери. Им бы собраться с силой и совершить последний рывок, чтобы сойтись с противником на короткой дистанции и, наконец, покинуть это проклятое, простреливаемое со всех сторон, поле, но плотный пулеметный огонь, принявшийся выкашивать ряды с пугающей скоростью, сделал свое грязное дело. Война только началась, и солдаты еще не превратились в тех безумцев, что уже через год начнут накатывать волнами на закапавшегося в землю противника лишь для того, чтобы навсегда остаться на поле боя и уступить место в своих окопах свежему пополнению. Сейчас же всем хотелось жить. Очень хотелось! И, как уже было сказано, строй дрогнул. Но просто так отпускать их никто не собирался, и над рядами бегущих, то и дело принялись вспухать разрывы шрапнельных снарядов, а в спины бить пули время от времени выбивавшие кровавые фонтанчики из тел тех, кому не повезло.
   Не желая просто так отпускать противника, вслед за ними устремились и пара броневиков. Но если лезть в поле, в котором можно было легко увязнуть, никто не выявил желания, то, выйдя на дорогу к Аллендорфу, они менее чем за пять минут достигли населенного пункта, чтобы вновь пустить в дело орудия и пулеметы. Естественно, в течение всего продвижения вперед, то одна, то другая, машина приостанавливалась, чтобы прицельно отстреляться по бегущему противнику, ибо делать это на ходу не представлялось возможным. И количество немецких солдат оставшихся лежать по направлению их продвижения внушало изрядное уважение к вооружению бронемашин. Вот только полностью уничтожить пехотный батальон даже в такой ситуации оказалось невозможно. Не менее половины немцев успели добраться до ранее занимаемых оборонительных позиций, чтобы вновь приступить к обстрелу жутких русских броневиков, терзая уши и нервы сидящих внутри них людей.
   Пока же два экипажа преследовали отступающего противника, а после сковывали его действия кинжальным пулеметным и артиллерийским огнем, остальные, возглавив подтянувшиеся к Лана три роты 32-го Кременчугского пехотного полка, практически не встречая противодействия, подтянулись следом, позволив господам пехотным офицерам применить их излюбленный прием - штыковую атаку огромной массы войск. Разве что огромной массой эти три роты смотрелись на фоне уцелевших под обстрелом бойцов немецкого батальона, продолжавшего цепляться за Аллендорф. А ведь с тыла на подмогу к погибающему батальону уже спешил дивизионный резерв в составе трех батальонов - 1-я бригада 8-й дивизии тоже смогла опрокинуть три немецкие роты и, форсировав реку Алле, занять ее западный берег, тем самым угрожая развить наступление на весь правый фланг XX корпуса, отчего командир 37-й дивизии и бросил на устранение прорыва столь крупные силы, которые уже в пути частично пришлось переориентировать на Аллендорф, оставив против 29-го и 30-го русских полков только два батальона, что не преминуло сказаться на итоге последовавшего сражения.
   К окончанию этого суетного дня, когда немцы все же откатились на запасные позиции, Лана, Аллендорф и даже Орлау выгорели почти полностью, становясь сосредоточением огня, то немецкой, то подтянувшейся русской артиллерии. Тот же Аллендорф за четыре часа непрерывного сражения трижды переходил из рук в руки. К сожалению, основные силы 2-й бригады 8-й дивизии, даже двигаясь форсированным маршем, не успевали подойти ранее десяти часов вечера и отражать атаку свежего немецкого батальона, пусть и ландвера, пришлось остаткам трех рот 32-го полка. А ведь со стороны противника в бой вступил еще и 2-й батальон 147-го полка, не говоря уже об остатках ранее выбитых со своих позиций подразделений. Особенно их натиск усилился, когда на прямую наводку выкатились две батареи полевых орудий, заставившие огнем прямой наводки ретироваться все русские бронемашины. Прожили после этого они, конечно, недолго, будучи накрытыми русской шрапнелью, однако позволили пехоте подойти практически вплотную к крайним домам села и сойтись с оборонявшими их ротами в штыковую. В тот раз положение спасло лишь чудо в лице двух сотен 2-го Оренбургского казачьего полка, что являлись единственным резервом полковника Лебедева. Остатки русских рот уже практически были выдавлены из Аллендорфа, когда в него влетели казаки. Да и отработанный таранный удар броневиков, впервые примененный еще при защите Млавы, тоже изрядно поспособствовал порождению паники в рядах ландвера. И если бы не эта самая паника, то один из броневиков вполне мог стать немецким трофеем, намертво заглохнув почти в центре села. При том, что прочие, оставшись без боеприпасов, непременно были бы вынуждены отступить километров на пять - в Дейтрихсдорф, где был сформирован временный склад и госпиталь, в который избавившиеся от груза грузовики без остановки свозили раненых, что русских, что немцев.
   По этим же причинам бронеотряд не смог ударить во фланг тем силам, что обрушились на 1-ю бригаду дивизии. Благо там весьма вовремя подтянулась русская артиллерия успевшая выбить немалое количество вражеских солдат, прежде чем две волны, насчитывающие тысячи людей каждая, сошлись в штыковую. Но в конечном итоге поле боя осталось за русскими войсками, а растерявший уверенность в возможности удержать занимаемые позиции генерал Штаабс, словно утопающий за соломинку, ухватился за решение командующего XX корпуса отвести свои войска назад. Обещанное командованием подкрепление из-за заторов на железной дороге вынуждено было задержаться в Алленштейне для его защиты до прибытия основных сил 1-го армейского корпуса, а русские уже успели продемонстрировать, что бить намерены всерьез. Тем более что к линии соприкосновения как раз подошли куда большие силы, чем уже принявшие участие в сражении. Потому примерно в 2 часа ночи начался отвод немецких войск, который весьма неприятно для немцев наложился на атаку русских, начавшуюся в 4 часа утра с артиллерийского налета. В результате организованное на скорую руку отступление превратилось практически в бегство основных сил, а ряд соединений и вовсе не получили приказа оставить занимаемые позиции, обнаружив с рассветом, что находятся в окружении.
   Обидно было, что организовать полноценное преследование оказалось попросту невозможно. Войска, не знавшие сна и отдыха уже который день, требовали передышки. Съестных припасов практически не осталось, а местные запасы, обнаруженные в селениях, являлись каплей в море. Туго обстояло дело и с санитарным обеспечением. Так закончившееся сражение хоть и было выиграно, далось немалой кровью. Из числа тех, кто находился в авангарде 2-й бригады, уцелело не более половины, включая артиллеристов и казаков. Две роты практически перестали существовать, потеряв свыше полутора сотен человек каждая. Да и остальные сократились, кто на треть, а кто и вдвое. А если бы не наличие бронемашин, то, скорее всего, полегли бы все. В первой же бригаде дела обстояли и того хуже - от 29-го Черниговского пехотного полка, принявшего на себя основной удар немецкого резерва, осталось в строю полтора батальона, что практически в полном составе пришлось отряжать на вынос раненых, коих набралось свыше полутора тысяч. И это только своих! В результате едва ли не весь день основные силы 15-го корпуса, выйдя на рубежи назначенные командованием на 23-е августа, оставались на месте, лишь выслав вперед разведку. Слишком много всего, включая тысячи пленных, предстояло переварить в ближайшее время, чтобы иметь возможность двинуться дальше.
   Не остались в стороне от возможности перевести дух и экипажи изрядно потрудившихся БА-3. Отправив с вывозящими раненых машинами послание о потребности в тягаче - мотор заглохшего броневика словил клин из-за перегрева и теперь требовал капитального ремонта, они принялись обихаживать технику, заодно подсчитывая количество отметин от немецких пуль. И стоило отметить, что набиралось таковых изрядно. Даже рад заклепок оказались размозжены или срезаны, грозя привести попросту к потере броневого листа, случить еще одна такая заварушка до проведения восстановительного ремонта. Зато удалось наложить лапы на несколько немецких машин. Шрапнель, которой закидывала немецкие позиции артиллерия соседней 6-й дивизии, не пожалела не только солдат и лошадей, но и технику, приведя часть ее в нерабочее состояние. Вот один грузовой Бенц с парой легковушек они и притащили в свое расположение на буксире. Вообще машин было больше, но две из них к несчастью для трофейщиков добровольческого отряда завелись и потому тут же оказались реквизированы командованием дивизии. Зато на разбитые авиацией орудия вообще не нашлось претендентов и потому с освобождением от трудовых забот гусеничных тягачей, их также можно было начать вывозить, как и тысячи винтовок с сотнями тысяч патронов, которые, не считая, просто сваливали кучами под открытым небом. Могли бы, конечно, сваливать и в сараях, но абсолютно все доступные здания ближайших селений оказались забиты ранеными, коих уже набралось свыше четырех тысяч. А ведь санитарные команды то и дело продолжали приносить все новых и новых бедолаг, кто сумел протянуть до утра. Разве что многих из них ждало незавидное будущее смерти в муках, поскольку с медицинскими работниками в дивизии все было туго. Относительно нормальную помощь можно было получить лишь в оставшемся далеко позади Нейденбурге. Да и то, такая помощь была необходима, чтобы продержаться до момента попадания в ту же Варшаву или Новогеоргиевск. Рассчитывать же на полноценную операцию где-либо ближе, было глупо. Потому машинам отряда вскоре предстояло изрядно поработать, чтобы вывезти в тыл хотя бы своих. Лишь бы выдержали дороги, которые уже после прохождения пехотных колонн превращались в песчаное месиво. Немцам же оставалось рассчитывать лишь на крепость собственных организмов, ведь в ближайшие дни активно заниматься врачиванием их ран, уж точно никто не собирался.
   А пока две дивизии пробовали друг друга на прочность, в среде генералитета русских войск шло свое сражение. Так командующий Северо-Западным фронтом, генерал от кавалерии Жилинский, имея информацию о победе одержанной армией Ренненкампфа и отступлении германской 8-й армии, требовал скорейшего продвижения вперед всех сил 2-й армии, чтобы перерезать противнику возможные пути отхода к Висле. Самсонов, хоть и просил дать отдых своим войскам, вынужден был подчиняться приказу прямого начальства, и двинул вперед 23-й, 15-й и 13-й корпуса, оставляя против накапливающихся на левом фланге войск противника лишь 1-й корпус, занявший без боя Сольдау. О том, где именно находился в этот момент 6-й корпус, обеспечивавший правый фланг его армии, он мог только догадываться, поскольку связи не было никакой. Да и слишком сильно оторвались войска от штаба армии, выдвинуть который ближе к фронту категорически запретил тот же Жилинский, что столь сильно ратовал за ускорение темпов наступления. Каким образом при этом командованию, находящемуся более чем в сотне километров от своих войск требовалось этими самыми войсками управлять, он не уточнял. Хорошо еще, что при штабе был оставлен 21-й корпусной авиационный отряд, оснащенный новейшими У-2, что позволило хоть как-то держать руку на пульсе, отсылая на аэропланах делегатов связи. Плохо было то, что аэропланов имелось всего 3 штуки, а корпусов в армии целых пять. И ведь командование этих самых корпусов еще требовалось как-то обнаружить, чтобы передать приказ на следующий день или получить сводку о реальном положении дел на их фронте!
   Но куда большую угрозу русской армии, нежели плохая связь, общая усталость войск, недостаток снабжения, забитые тысячами телег тылы, представляла смена поддавшегося панике командующего 8-й немецкой армии. Не оправдавший доверия генерал-полковник Максимилиан фон Притвиц, что после поражения от 1-й армии выказал желание оставить Восточную Пруссию, чтобы спасти войска, оказался освобожден от занимаемой должности и 23 августа в штаб армии прибыл должный заменить его призванный из отставки генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург в компании с новым начальником штаба - генералом Эрихом фон Людендорфом. Изучив ситуацию на месте, они, тем не менее, оставили прежние решения в силе, поскольку управлял армией не только командующие, но и его штаб. А умных людей в штабе 8-й армии имелось в достатке, отчего, не смотря ни на что, он продолжал функционировать, как хорошо отрегулированный и смазанный механизм. И немалую помощь им оказывала та грандиозная подготовка к войне, что была проведена за предыдущие года. Так Пруссия оказалось буквально пронизана сетью железных дорог позволявших перебрасывать войска с востока на запад и потом на юг одновременно аж по трем параллельным веткам. Что, в принципе, и было осуществлено. Так, проведя авиационную разведку - благо в зоне наступления 1-й русской армии авиация не встречала какого-либо сопротивления, и, убедившись, что скорого наступления противника ждать не приходится, немцы принялись перебрасывать войска для уничтожения 2-й русской армии. Все же не только немцы понесли значительные потери в боях с 1-й армией русских. Войска под командованием Ренненкампфа тоже были вынуждены умыться кровью, да так, что ряд полков потеряли до половины личного состава. Опять же, тыловые подразделения сильно отстали от наступавших частей, а у артиллерии практически полностью закончились снаряды, так как война показала, что их расход в разы превышает все прежние теоретические выкладки. Потому на время ее продвижение сильно замедлилось, а кое-где и вовсе прекратилось. Этими факторами и воспользовались германские штабные офицеры. Именно по созданному ими плану 8-я армия была разделена на две группировки: западную, в составе 20-го корпуса, 1-го корпуса, 3-й резервной дивизии и восточную, состоящую из 1-го резервного корпуса, 17-го корпуса, 1-й кавалерийской дивизии, 6-й ландверной бригады.
   Понимая, что сил западной группы может оказаться недостаточно для того, чтобы остановить наступление 2-й русской армии, для её усиления привлекали всё что можно, начав формировать боевые отряды из гарнизонов привисленских крепостей. Но их всех еще требовалось доставить по железной дороге как можно ближе к линии соприкосновения с противником. А с этим уже имелись немалые проблемы - мало того, что переброска 1-го корпуса потребовала напряжения всех сил железнодорожников, вынужденных пропускать составы каждые 20 - 25 минут вместо положенных часа - полутора, так еще и русская авиация решила внести свой посильный вклад, начав бомбить важнейший в данное время железнодорожный узел.
   В отличие от утра предыдущего дня, 24-е августа радовало летной погодой, чем и не преминул воспользоваться Егор. В то время как его отряд весь предыдущий день занимался бомбежкой немецкой артиллерии, квартировавшие под боком пилоты 15-го корпусного авиационного отряда занимались разведкой. Не все, конечно. В связи с очень быстрой растратой топлива в первые же дни наступления и потери нескольких аэропланов в авариях, командующий фронтом издал приказ о сбережении техники, что самым пагубным образом сказалось на боевой работе военных летчиков. Так в противовес пилотам-охотникам, практически не вылезавшим из кабин своих машин, им приходилось довольствоваться одним вылетом в сутки. Да и то при этом действовали не все машины отряда. Зато именно им удалось обнаружить вокзал, на котором разгружались эшелоны с прибывающими немецкими войсками. Самостоятельно нанести бомбовый удар 15-й КАО не имел никакой возможности, по причине отсутствия, как средств поражения, так и бомбардировщиков, а те, кто имел таковые ресурсы и так были сильно заняты. Потому удар по Алленштейну и был назначен на утро 24-го августа.
   В отличие от армии, где процветающая бюрократия аннулировала большую часть возможностей нанесения быстрых и внезапных ударов, в добровольческом отряде все вопросы решались весьма споро. Не требовалось никакого согласования с командованием, не было проблем с выпиской горючего и боеприпасов, да и пилоты уже наработали определенные боевые навыки. Плохо было то, что в строю осталось всего 5 машин. Причем все без исключения изобиловали многочисленными заплатками, поставленными на свежие пробоины. Да и люди, работая на износ, заметно подустали в предыдущий день. Но уничтожение транспортного узла нельзя было откладывать на потом и потому в бой шли все без исключения. Повезло отметиться в готовящемся налете даже соседям. Пусть у них и стояли на вооружении У-1бис, за ночь механики умудрились закрепить на бортах этих монопланов контейнеры с флешеттами, а добровольцы поделились дефицитным горючим, что позволило вдвое увеличить число участвующих в грядущем налете машин.
   Выбранное для аэродрома поле не могло похвастать солидными размерами и потому одновременно с него могли взлететь лишь два - три аэроплана. Уже как-то привычно подняв свой штурмовик в воздух и, удостоверившись, что ведомый также без происшествий оторвался от земли, Егор пошел на круг, ожидая пока и остальные поднимутся в небо. В этот вылет его пилоты не брали наблюдателей, да и баки заполнили лишь наполовину, что позволило подвесить под машины максимальную бомбовую нагрузку. Вполне естественно, что это сразу сказалось на летных характеристикам машин, отчего они давали от силы сто километров в час, но взлетели все без каких-либо происшествий, пусть и отрывались от земли с заметным трудом.
   В этот вылет Егор не пожалел взять самые тяжелые бомбы из имеющихся в наличии, и потому под каждый У-2 подвешивали по две сотки. Подобных бомб в запасах оставалось всего три десятка и большую часть до сих пор не доставили из Млавы, но здесь и сейчас требовался инструмент способный надежно выводить из строя паровозы. Потому-то недостаток точности решили компенсировать мощностью боеприпаса. А вот на ШБ-1, взявших под свое шефство аэропланы 15-го КАО, подвешивали трехпудовки, что неплохо подходили для уничтожения скоплений живой силы противника.
   Для всех без исключения летчиков добровольческого отряда это была далеко не первая бомбардировка. Все они в свое время проходили специальное обучение по применению авиационных боеприпасов, да и недавние бои дали изрядный опыт. Но никто прежде не осуществлял налет на железную дорогу и столь крупное скопление войск, отчего все изрядно волновались. Сам Егор, как и единственный приехавший с ним заводской летчик-испытатель, шел в вылет на штурмовике, и потому переживал, как бы его подопечные не растратили столь ценные боеприпасы впустую. В любом случае он уже отослал перевозящую раненых транспортную колонну под прикрытием БРДМ-2 за новой порцией топлива и "гостинцев" и если в первый раз у его летчиков ничего не выйдет, в следующий полет он собирался подвесить сотки уже себе.
   Сорок километров по прямой смогли преодолеть меньше чем за четверть часа, и вскоре летчикам открылся вид на забитый составами и войсками вокзал, ориентирами которого выступали многочисленные дымы, подымавшиеся из труб паровозов. Одни прибывали из Инстербурга, доставляя войска I армейского корпуса, другие убывали в Дейч Эйлау с грузами для частей XX корпуса. Как результат столь интенсивной работы железной дороги - все пути оказались забиты эшелонами и, судя по прибывшему на их глазах очередному составу, переброска немецких войск активно продолжалась, хотя и так в глазах рябило от обилия людей в военной форме.
   Пусть Германия и располагала вторым по величине парком военной авиации, но расширился он буквально перед самой войной. Потому, даже далеко не каждый офицер мог похвастать тем, что видел аэроплан вживую. Что уж было говорить про простых солдат? Да и в зоне наступления 1-й русской армии никаких воздушных бомбардировок не осуществлялось по причине отсутствия этих самых бомбардировщиков. Поэтому в заходящие на скопившиеся на путях составы аэропланы никто не произвел ни единого выстрела и даже более того, многие принялись приветливо размахивать руками, приняв появившиеся в небе машины за своих.
   Именно в одну из таких радостно машущих групп и упали четыре из восьми подвешенных под штурмовиком Егора бомб. С небольшим отрывом от командира то же самое проделал и Тимофей, атакуя на некотором удалении ранее указанную командиром цель. А пятерка У-1 вываливала свой куда менее смертоносный груз на крыши вагонов только прибывшего состава, заодно захватывая и часть забитой солдатами платформы.
   Каждая из сброшенных бомб по огневому воздействию соответствовала, а то и превосходила снаряд 152-мм гаубицы, так что разрушения и жертвы первой же атаки обещали быть страшными для противника. Попавшие точно в цель бомбы мгновенно унесли жизни не менее полусотни человек, отправив на госпитальные койки втрое больше. Второй заход штурмовиков оказался менее эффективным. Успевшие увидеть и оценить опасность авиационного удара солдаты, тут же начали разбегаться в стороны, стоило одному из аэропланов повернуть в их сторону. Еще дважды каждый из штурмовиков бомбил подобные скопления живой силы противника, экономно тратя по две бомбы за раз, после чего пилоты перешли на пулеметы, раздувая пожар паники охватившей солдат, большая часть которых являлись лишь недавно мобилизованными на службу гражданскими. Конечно, многие из них успели послужить в армии, но было это очень давно и потому воинские премудрости, как и муштра, успели забыться, а желание жить никуда не делось. В результате, из тех многих тысяч солдат, что сгрудились на станции и в ее окрестностях, лишь считанные единицы открыли ответный огонь из своих винтовок, выцеливая столь жуткие двухмоторные аэропланы сеявшие смерть и разрушения.
   А пока штурмовики занимались войсками, разошедшиеся по одному У-2 вывалили свой смертоносный груз на составы, стараясь поразить в первую очередь паровозы. Прошедшиеся по составам и путям волны разрывов накрыли собой два паровоза и ближайшие к ним вагоны, надежно закупорив этот транспортный узел, как минимум, на несколько часов, а то и до конца дня. Но ведь день только начинался и никто не говорил, что нельзя было повторить столь удачный налет. Причем, не единожды!
   Отстреляв весь боекомплект до железки, Егор принял в хвост второй штурмовик, после чего встал лидером у круживших в стороне У-2 и У-1. Обратный путь занял куда меньше времени и вскоре машины уже заходили на посадочный круг у своего временного аэродрома. К сожалению, снабжавшие отряд всем потребным грузовики не обладали возможностью преодолевать подобные дистанции за столь же короткое время. Да к тому же на скорость накладывались проблемы с дорогами - мало того, что они не были рассчитаны на что-либо тяжелее телеги, так еще местами оказывались забиты на многие километры подтягивающимися корпусными тыловиками, большая часть которых вообще не знали, куда им следует двигаться и потому останавливались, пока кто-нибудь из проносившихся мимо штабных офицеров не придавал им ускоряющего пинка, которого обычно хватало на преодоление еще пяти - семи километров, после чего все вновь замирало. И судя по всему дальше должно было стать только хуже, поскольку следом за самыми шустрыми тыловиками, что уже успели дойти до границ Российской империи, подтягивались их куда более многочисленные и более медлительные сослуживцы. Это командирам дивизий, полков, батальонов, рот и взводов требовалось рваться на встречу с противником, чтобы в сражениях заслужить ордена и звания. А вот снабженцам хватало и того, что они имели на своих должностях в мирное время, отчего никто из них и не рвался нагонять войска, предпочитая оставаться на солидном удалении от линии соприкосновения. Все это самым пагубным образом сказывалось на количестве имеющихся в Нейденбурге припасов. Потому в то время как взбудораженные пилоты заправлялись у полевой кухни, рассказывая всем свободным о перипетиях бомбового удара, а механики копались в моторах, проверяя их перед очередным вылетом, Егор вынужден был окунуться в изучение бумаг, подсчитывая остатки топлива и боеприпасов. И полученный результат его нисколько не радовал. Выходило, что они смогут произвести еще два подобных налета, после чего абсолютно все доставленные на аэродром бомбы закончатся. А ведь их изначально планировали применять против вражеской артиллерии!
   В результате недолгих раздумий в Млаву отправили аэроплан с приказом начать перевозку не только бомб, но и флешетт, запас которых в свое время успели несколько пополнить, собрав на полях сражений с десяток тысяч из числа ранее сброшенных, благо ложились они кучно. Пусть эти стальные стрелки оказались куда менее эффективны, чем того хотелось бы, но в отличие от бомб при их производстве не требовалась дефицитная взрывчатка и потому наклепать их было куда проще. Но даже в этом случае флешетта влетала в копеечку. Точнее в десять копеек. Каждая.
   Второй налет на вокзал решили провести на бреющем полете, чтобы противник не успел разбежаться или спрятаться по зданиям да канавам. Три тройки, в каждой из которых ведущим выступал наиболее опытный пилот, пронеслись над скоплениями солдат только-только собранных командирами в роты, и следом за ними прошел натуральный стальной дождь. Не только бомб, но и топлива оставалось в обрез и потому третий "массированный" налет мог и не состояться, отчего и было принято решение, на сей раз подвесит на все аэропланы контейнеры с флешеттами. Все же с такой плотностью размещения солдат, каковая наблюдалась в округе вокзала Алленштейна, эти, с первого взгляда, детские игрушки, напоминающие несколько увеличенные дротики для игры в дартс, обещали собрать неплохой урожай жизней. Что, собственно, и произошло, лишив 3-ю резервную дивизию еще полутора сотен солдат и офицеров. А после того как отбомбившиеся У-2 увели на аэродром своих армейских коллег по цеху, оба штурмовика продолжили геноцид немецкой армии из курсовых пулеметов.
   Третий вылет делали уже после полудня и только парой штурмовиков, избрав основной целью подвижной состав. К сожалению, бомб оставалось всего ничего, а высланная утром транспортная колонна еще даже не добралась до Млавы, что заставляло Егора сдерживать свои порывы. Но и полностью прекратить терроризировать немецкие части он себе позволить не мог, отчего оба У-2 были высланы охотиться на артиллерию, а он с Тимофеем в очередной раз наведались в Алленштейн. Вновь подойдя на бреющем и высыпав на как раз подтянувшийся к вокзалу состав шестнадцать небольших бомб, сделанных из старых 107-мм снарядов, они постарались как можно скорее опустошить пулеметные ленты и диски, но были вынуждены ретироваться, попав под зенитный обстрел. Мало того, что по ним все чаще принялась палить успевшая натерпеться пехота, так еще, наконец, прибыли две самоходные зенитки. Вообще им следовало двигаться дальше - на соединение с основными силами XX корпуса, но, прибыв на станцию разгрузки, обе были оставлены приказом генерала Шольца для защиты Алленштейна. Железная дорога и так не справлялась с навалившейся на нее работой, а тут еще русские принялись громить важнейший транспортный узел. Кстати, по этой же причине все четыре аэроплана 5-го крепостного авиаотряда попеременно вылетали на прикрытие вокзала, но так и не встретились в воздухе в русскими визави. Не встретились в этот день. Но нахождение на одном участке фронта просто обязывало их вскорости столкнуться и выяснить, кто же является хозяином небес.
   На удивление, в противовес всем предыдущим дням, 25-е августа выдалось донельзя спокойным. Лишь конные разъезды обеих сторон время от времени встречались друг с другом, но в серьезные столкновения не вступали и, выпустив в противника несколько пуль, разрывали контакт. Пожалуй, можно было сказать, что данному факту были рады все без исключения. Изрядно потрудившиеся авиаторы также вознесли хвалу Господу за такой подарок, как один день отдыха и с превеликим удовольствием завалились спасть сразу же после завтрака. Лишь пара машин 15-го КАО вылетели на разведку, но уже вскоре вернулись ни с чем. Точнее никаких новых телодвижений противник на центральном фронте наступления 2-й армии не предпринимал, продолжая накапливать силы близ Алленштейна. Зато активизировались немецкие тыловики, и многие дороги оказались насыщены транспортными колоннами подвозящими войскам продовольствие и боеприпасы. Штабс-капитан Вальницкий один раз даже наблюдал, как на подобную колонну, состоящую из полудюжины грузовиков, налетела казачья сотня. Впрочем, немногочисленная немецкая кавалерия также порой озорничала в тылах русских войск, отчего и приходилось постоянно оставлять позади, то взвод, то роту, для охраны особо важных объектов или мест сосредоточения пленных.
   Удостоверившись, что ничего смертельного в ближайшее время случиться не сможет, Егор в приказном порядке загнал всю технику в ремонт и сам принялся помогать механикам с приведением в божеский вид его потрудившегося ШБ-1. Вот уж кому, а механикам всю последнюю неделю действительно приходилось работать на износ, выкраивая на сон от силы часов пять, если не меньше. Днем - подготовка аэропланов к вылетам и латание на скорую руку привезенных ими повреждений. Ночью - полная проверка машин и прочистка, а то и переборка, двигателей и топливной системы. А после того как сбили аэроплан Орлова, добавилась головная боль по восстановлению хотя бы планера, раз уж двигатель приказал долго жить. Плюс с передовой тягачи притащили вышедший из строя броневик и тройку трофейных автомобилей, которые было бы очень желательно восстановить как можно скорее, ведь техники совершенно не хватало - отряду даже пришлось отдать штабу 15-го корпуса все свои мотоциклы, где они требовались куда больше, чем на аэродроме. Опять же к ним обращались за содействием соседи из 15-го КАО и притаскивали отказывающиеся работать армейские машины. Пусть последних и было прискорбно мало, но работы они добавляли, а людей в мастерских больше не становилось. Да и окружающая обстановка навивала тоску. Нейденбург в одночасье превратился не только в место сосредоточения тыловиков 2-й армии, но и в гигантский санитарный перевалочный пункт. Доставляемых с передовой раненых попросту не успевали отправлять далее в тыл, отчего не самый маленький городок оказывался переполнен стонущими и умирающими от ран людьми. Всех их требовалось отправлять дальше, в Млаву, откуда уже начали ходить санитарные поезда, но, ни транспорта, ни санитаров, не хватало. Потому выходить в город, чтобы хоть немного отгородиться от изматывающей работы, не было никакого желания. Там от раздающихся со всех сторон стонов полных мучения и боли, наоборот, становилось только хуже. Вот и сейчас счастливые летчики завалились спать, а буквально засыпающие на ходу механики были вынуждены начать полную проверку своих аэропланов. От революционных воззваний их в этот момент удерживали разве что деньги, что исправно платились заводом "Пегас" за сверхурочную работу, да вид трудящегося с ними наравне одного из хозяев этого самого завода. Но роптать за кружечкой чая о тяжкой доле рабочего человека это не мешало. Впрочем, они хоть и роптали, но делали, тогда как соседи из корпусного отряда жили исключительно по распорядку, бросая всякую работу строго вовремя, отчего Егор Владимирович, видя такое отношение не просто к работе, а к службе во время войны, лишь плевался, да жалел, что на них нет какого-то Сталина.
   Целых полтора дня отдыха выпало на долю пилотов-охотников, пока к их командиру не заглянул на огонек штабс-капитан Вальницкий с просьбой одолжить на время фотокамеру конструкции Ульянина и фотолабораторию.
   - Мне, конечно, не жалко, Анатолий Иосифович, но с чего вдруг такая просьба? У вас же что не пилот - то зоркий сокол. Такой и с километра мышь в поле углядит, - поинтересовался оттирающий руки от машинного масла Егор. Он как раз ковырялся в моторе немецкого грузовичка, когда пришел командир 15-го корпусного авиационного отряда.
   - К сожалению, Егор Владимирович, офицеры штаба в упор не видят наши рапорта. Вот я и предположил, что прилагай мы к ним фотографии, так командование начнет относиться к добываемым нами сведениям с большим доверием. А то ведь иногда просто высмеивают, говоря, что того, что видели мои пилоты, не может быть, поскольку быть не может! Зачем тогда, спрашивается, нас вообще посылать в разведку, если впоследствии не доверять добытым сведениям! - было заметно, что эта тема уже изрядно попортила нервы штабс-капитану. Да и не пошел бы он на поклон к гражданским без веского повода, не смотря на хорошие отношения.
   - Понятно, - грустно хмыкнул Егор. - К сожалению, многие господа офицеры и генералы до сих пор не смогли оценить ту пользу, что могут приносить аэропланы. Что же, будет вам, и камера, и фотолаборатория. Только, уж простите, лаборатория у нас одна и рисковать ей, я не имею права. Потому никому не отдам. Но вы можете привозить к нам негативы и получать на руки конверт с фотографиями.
   - Весьма признателен, Егор Владимирович. На большее не смел и надеяться, - было заметно, что офицер действительно оказался рад столь быстрому и простому разрешению озвученной просьбы. Тут от интендантов, зачастую, невозможно было получить всего полагающегося имущества, чтобы обеспечить вверенному подразделению должный уровень существования и ведения боевой работы. Так что готовность добровольцев к сотрудничеству изрядно поражала, как и радовала. Хотя чувство зависти тоже никуда не девалось. То, что уже имели возможность осуществить пилоты Первого добровольческого отряда тянуло не меньше чем на Георгия, не говоря уже о повышении в звании. Причем, если считать по минимуму. А ведь этот отряд являлся, в том числе, креативой самого командующего ИВВФ! Потому можно было не сомневаться, что достойные награды найдут своих героев, тогда как они, летчики корпусных и крепостных отрядов, не имея схожих возможностей, выглядели откровенно бледно в глазах командования и вряд ли могли рассчитывать на ордена и медали.
   - Пустое, Анатолий Иосифович. Все же одно дело делаем. Показывайте машину, на которую будем монтировать фотокамеру и офицера-наблюдателя для обучения. К сожалению, на ваши У-1бис камера на свои стандартные крепления не встанет, так что придется соорудить пару кронштейнов. Но с этим наши механики быстро справятся. А лучше подготовить сразу несколько машин, чтобы при необходимости перекидывать камеру с одной на другую. - К сожалению, фотокамера имелась всего в одном экземпляре, и потому предложить нечто подобное остальным коллегам по ремеслу, не представлялось возможным. Хотя даже это уже вряд ли могло помочь большей части авиаторов, полностью израсходовавших авиационный бензин. Так 13-й и 23-й КАО, активно эксплуатируя не ломающиеся от каждого чиха самолеты, сожгли не только легкий, но и часть тяжелого бензина, предназначавшегося для заправки грузовиков. Результатом же применения куда более худшего по качеству бензина стали две аварии - по одной в каждом из отрядов. 15-й отряд, как уже говорилось ранее, летал лишь благодаря поставкам топлива от соседей. А 21-й и вовсе не мог заниматься разведкой, работая исключительно извозчиками для штабных офицеров. С учетом же передислокации штаба армии в Нейденбург, последние два дня они вообще бездействовали - сперва готовясь к переброске, а после устраиваясь на новом аэродроме. Вот и выходило, что аэропланов в армии числилось много, а разведку могли вести считанные единицы. Причем пилотам действующего из Новогеоргиевска 1-го КАО приходилось пролетать по 60 километров, чтобы обнаружить хотя бы передовые отряды немцев. И пусть ситуация с топливом в крепости была куда лучше, чем на полевых аэродромах, зачастую полеты из нее оканчивались ничем, потому и принимать их во внимание не имело смысла.
   Все изменилось туманным утром 27-го августа. Слишком понадеявшийся на армейских летчиков Егор не стал лишний раз тратить ресурс машин для ведения разведки, отчего и оказался перед лицом противника со спущенными штанами, впрочем, как и вся 2-я армия. За те два дня, что добровольческий отряд приводил свою технику в порядок, да занимался подвозом боеприпасов, немцы не сидели на месте. Во всяком случае, те их корпуса, в задачу которым ставилось смять фланговое охранение 2-й русской армии. Так 6-й русский корпус уже сутки как сражался с превосходящими силами противника, постепенно откатываясь назад и если бы не те потери, что XVII немецкий корпус понес в начале войны у Млавы, русским войскам пришлось бы очень плохо. В иной истории корпус полностью разгромили за какие-то два дня, впоследствии лишь добивая отдельные отряды, но сейчас он, умывшись кровью, выдержал первый натиск и даже заставил умыться кровью противника. Но позиции пришлось оставлять в спешном порядке, бросая на произвол судьбы как ранее взятые трофеи, так и тысячи своих раненых. А вот черед получать тумаки 1-го русского армейского корпуса наступил именно этим утром, когда в атаку пошли, наконец, переброшенные и подведенные к линии соприкосновения дивизии I немецкого армейского корпуса и выделенный ему в подмогу из состава XX корпуса сводный отряд Шметтау силой в пехотную бригаду.
   Начавшаяся в 4 часа утра канонада обрушила на всего один 85-й Выборгский пехотный полк огонь 112 орудий, из числа которых 34 штуки являлись гаубицами, лучше всего подходивших для стрельбы по окопам. А после в атаку на удерживаемую русскими высоту располагавшуюся северо-западнее Уздау ринулись аж 13 батальонов. Но даже столь солидный перевес в силах не позволил немцам с ходу прорвать оборону. Первая атака захлебнулась, как и вторая, как и третья. Четвертая же сопровождалась уже не столько воем снарядов немецкой артиллерии, сколько гулким грохотом рвущегося боекомплекта - невероятно плотно сосредоточенные орудия оказались столь простой целью, что промахнуться оказалось невозможно. Первый же налет пятерки русских аэропланов привел к потере двух батарей 150-мм тяжелых гаубиц. Не знавшие проблем с подвозом снарядов немецкие артиллеристы пали жертвой именно данного изобилия, поскольку не столько русские бомбы, сколько сдетонировавший собственный боекомплект оказался виновником потери этих орудий.
   Вполне естественно, что последующими целями для бомбардировок стали именно наиболее тяжелые орудия. Расстояние же до Нейденбурга в два десятка километров позволило русской авиации поставить нанесение бомбовых ударов на поток - видя, что твориться, Егор приказал летчикам не покидать машины по приземлении, а пополнив боекомплект, тут же идти на взлет и действовать по ситуации. В результате относительно массированный налет оказался осуществлен лишь в первый раз, а после немцев принялись терзать одиночные аэропланы, подкрадывающиеся на небольших высотах и с совершенно разных сторон. Все это в некоторой степени облегчило положение защитников Уздау, но не отменило того факта, что немцы спокойно перехватывали русские телеграммы и даже вмешивались в управление русских войск отдавая ложные приказы от лица командующих корпусов. Так произошло и на это раз. И проявивший невиданную стойкость 85-й полк, и остальные полки 22-й дивизии, разгромившие и обратившие в бегство весь правый фланг немецкого 1-го корпуса, и соседняя 24-я дивизия одновременно получили приказ командующего корпусом оставить занимаемые позиции и отступать на юг. Что это было - прямой акт предательства со стороны высшего генералитета или невероятно удачное вмешательство в управление русскими войсками немецкой радиоразведки, так и осталось тайной. Но впоследствии генерал Артамонов всячески отрицал свое авторство данного сообщения едва не приведшего к гибели всей армии. Что было и не мудрено, учитывая, что за подобное могли и расстрелять, в лучшем случае. В худшем же - повесить.
   Но армии повезло. Во-первых, сам факт всеобщего отступления был замечен летчиками добровольческого отряда. Во-вторых, командующий армией вместе со всем штабом нынче квартировал практически в двух шагах от их аэродрома, и потому на донесение ценнейшей информации не ушло много времени. А после начался очередной цирк - связавшийся с командующим 1-ым корпусом генерал Самсонов, получил от Артамонова информацию о том, что приходится тяжело, но вверенные ему войска продолжают удерживать позицию. То есть данные полностью противоречили донесениям авиаторов. Хорошо, что под боком оказались достаточное количество военных летчиков и аэропланов, чтобы осуществить разведку. В результате уже к двум часам дня Леонид Константинович Артамонов оказался отрешен от должности, а в колонны отступающих войск с аэропланов посыпались вниз приказы с указанием новых позиций. К сожалению, вернуться на прежние, уже не представлялось возможным, так как там уже вовсю хозяйничал противник. Но и полноценное бегство удалось прекратить, можно сказать, на ранней стадии. Да, противнику оказался открыт прямой путь к Нейденбургу и в левый фланг сильно потрепанной боями предыдущего дня 2-й пехотной дивизии. Да, перемешавшиеся при отступлении батальоны более не представляли собой управляемые отряды, превратившись просто в огромные людские массы. Да, практически не осталось патронов и оказались выпущены по противнику последние снаряды. И тем не менее немцы всего этого знать никак не могли. К тому же им самим приходилось мириться с развалом всего своего правого фланга. А ведь к русским как раз начали подходить из Млавы подкрепления, включая 1-ю стрелковую бригаду и 3-ю гвардейскую дивизию. Часть батальонов этих воинских формирований уже даже успели принять участие в утренних сражениях и теперь, как и все, находились в неведении о дальнейших действиях, но основные силы весьма вовремя удалось переориентировать на Сольдау и Нейденбург.
   По хорошему, к тому же Нейденбургу следовало начать постепенный отвод 2-й пехотной дивизии, что вот-вот грозила оказаться в окружении, но всякая связь с ней прервалась. Более того, командир этой дивизии и сам утратил контакт со своей 2-й бригадой, остатки которой посланному на их поиски офицеру штаба 2-й армии удалось обнаружить на подступах к Нейденбургу в совершенно непотребном виде. Ничего не евшие уже два дня, без патронов и снарядов, понесшие тяжелейшие потери от огня немецкой артиллерии, вышедшие к своим солдаты и офицеры представляли собой лишь толпу совершенно негодную для дальнейших боевых действий. Пожалуй, именно этой дивизии, вообще не получавшей какого-либо снабжения с начала выдвижения всей 2-й армии, пришлось тяжелее всего. Потому и не было применено никаких дисциплинарных мер - остатки Эстляндского пехотного полка и 2-й артиллерийской бригады, как смогли, разместили в переполненном ранеными городе и накормили хотя бы хлебом, так как иного продовольствия под рукой попросту не имелось.
   А ближе к шести часам вечера на стол командующего армией лег доклад разведчиков, что уходили проведать 6-й корпус. Хоть генерала Самсонова и нельзя было назвать гением стратегии, дураком он тоже не являлся и прекрасно осознавал, что наносимый немцами на левом фланге его армии удар приведет к уничтожению всех его войск, только если с противоположного края происходит точно такое же действо. Причем причины для волнений имелись немалые, так как связи с 6-ым корпусом не было уже второй день. И вот, худшие опасения оправдались - ситуация там оказалась даже более тяжелой, чем у 1-го корпуса, где удалось хоть как-то минимизировать ущерб вовремя остановив отступление войск, хоть и не критичной. Однако правый фланг и тыл ушедшего далеко вперед 13-го корпуса оказались полностью открыты, благо немцам требовалось не менее суток, чтобы добраться в его подбрюшье, чего Александр Васильевич допускать не собирался.
   Трагедии же удалось избежать лишь благодаря рассылке половины штабных офицеров с новыми приказами ко всем командирам корпусов и дивизий, благо аэропланов под боком имелось в достатке. К величайшему сожалению командующего 13-м корпусом, его войскам не хватило каких-то пяти часов, чтобы дойти до оставленного немцами без прикрытия Алленштейна, имевшего огромное стратегическое значение. Оставив в качестве арьергарда два батальона, что по мере отступления обязаны были еще и подбирать в деревнях своих раненых из числа тех, кого еще не успели эвакуировать в тыл, он развернул основные силы на 180 градусов и, приказав бросить все лишнее, форсированным маршем направил их к пройденному днем ранее Куркену, чтобы оттуда растянуть фронт до Лана, в то время как остаткам 2-й дивизии и частям 15-го корпуса по планам Самсонова предстояло занять линию Гогенштейн - Мюлен - Франкенау, тем самым создав коридор для отвода основных сил двух корпусов из схлопывающегося капкана.
   К вечеру из всех действовавших в интересах 2-й армии авиационных отрядов не понес потери только 1-й. Все их аэропланы продолжали квартировать в Новогеоргиевске и летали, так сказать, в щадящем режиме. В 15-м отряде из-за аварий при посадках в расположении войск оказались потеряны две машины. Все же относительно ровное поле, без ям и колдобин, можно было найти не везде, а свою ошибку пилоты осознавали только после того, как подламывалось шасси или же самолет утыкался носом в землю. 13-й потерял всего один борт от огня противника, но полное отсутствие топлива и приказ на срочное отступление вынудили бросить все имущество в Надрау. Они даже не попытались снять с машин двигатели, а, попрыгав в грузовик, поспешили убыть в Нейденбург. Немцы же заняли Надрау лишь утром 29-го августа, но радоваться подобным трофеям им долго не пришлось - налетевшая пара У-2 разбомбила брошенные при отступлении машины. От трех машин 21-го отряда осталось только две - вылетевший с делегатом связи в расположение 6-го корпуса поручик Поплавко пропал без вести вместе с пассажиром и машиной. Также по одной машине потеряли 23-й и Первый добровольческий отряды. Зато и немецкие авиаторы в этот день вновь познали горечь утрат. С целью прикрытия атакуемой русскими артиллерии I корпуса в воздух были подняты все шесть новейших Авиатик Р14, наблюдателям которых были выданы пистолеты и карабины для стрельбы по русским аэропланам, но попытка организации первого крупного воздушного боя обернулась для летчиков 14-го полевого авиационного отряда трагедией. Уж слишком сильно их бипланы напоминали У-2, так что стоило им появиться всей группой над расположением своих войск, как в самолеты тут же принялись бить все, кому не лень. К тому моменту как Тимофей Ефимоф как раз вылетевший на очередную штурмовку подошел к окрестностям Уздау, два немецких Авиатика уже падали вниз. Еще же двоим не позволил уйти он сам. Сбросив груз бомб на приглянувшиеся гаубицы, и удовлетворительно крякнув от вида хорошо проделанной работы - два орудия смело можно было вычеркивать из списка функционирующих, он устремился догонять уходящие на север бипланы.
   Уйдя из зоны обстрела, немцы несколько успокоились и снизали скорость, так что догнать их штурмовику удалось весьма скоро. Догнать и, подкравшись снизу, влупить из всех четырех пулеметов по выбранной жертве. Два десятка метров дистанции огня и две сотни поразивших биплан пуль дали стопроцентный результат - загоревшийся прямо в воздухе Р14 тут же устремился к земле, закрутившись вокруг своей оси подобно падающему перышку. Пока же сослуживцы поняли что произошло с их невезучим коллегой по ремеслу, под обстрел попал второй самолет. Тут уже огня не было, но зато и пилот и наблюдатель погибли мгновенно, отчего потерявшая управление машина пошла вниз и врезалась в деревья леса, над которым они как раз пролетали. А потом у Тимофея закончились патроны, и потому третья жертва отделалась легким испугом и испятнанным пробоинами крылом. Но до конца сражения этот отряд более не поднимал в воздух ни одного аэроплана.
   - Ну что, друзья, подведем итоги этого суетного дня? - устало поинтересовался Егор, изо всех сил стараясь не уснуть прямо за столом. Десять выполненных вылетов вытянули из его уже немолодого организма все силы. Да и остальные, честно говоря, выглядели не лучше своего командира. Потому выразили свое мнение нестройным угуканьем и взглядом с трудом удерживаемых от слипания глаз.
   - Тогда начнем. Все живы и почти здоровы - и это главное. Один У-2 восстановлению не подлежит и пойдет на запчасти для оставшейся пары, а двигатель с него поставим на машину Орлова. Наши няни-механики как раз успели подлатать планер и, надеюсь, завтра утром уже сможем поднять его в небо. Так что если за ночь все поправят, начнем новый день в прежнем составе. Топливо и боеприпасы, что странно, в наличии еще имеются, но как вы сами понимаете, наших сил оказалось совершенно недостаточно, а настоящие бои здесь, похоже, только начинаются. Еще один такой день и от нас не останется даже рожек и ножек.
   - Полагаете, Егор Владимирович, что завтра немцы смогут дать такой же бой? - поинтересовался отсвечивающий синяком Иван. Если первое время он, по старой привычке, вбитой в голову многолетним воспитанием в стиле высшего дворянства, с некоторым пренебрежением общался не только со своими сослуживцами, но и командиром, то за последние дни полностью пересмотрел свои отношение. Сколь бы отличным летчиком он сам ни являлся, до взявшего его под свое крыло Озерова, ему было, как до Луны. Только здесь, на настоящей войне, Иван осознал это в полной мере, имея возможность наблюдать за действиями коллег по цеху. Нет, армейские летчики тоже осуществляли ежедневные вылеты на разведку. Но и только! Да по сравнению с тем, что творили полдюжины пилотов их добровольческого отряда, достижения кадровых авиаторов неуклонно стремились к нулю. Потому и тон в общении с командиром отныне был исключительно уважительным.
   - Не знаю, но хочу быть к этому готовым. Уж больно сильно они рвутся разбить все близлежащие части. А ведь именно они обеспечивают фланг основных сил армии. Понимаете, что случиться, если 1-й и 23-й корпуса не выдержат и побегут, как это уже почти случилось? - указал Егор на усеянную многочисленными пометками карту.
   - А чего тут понимать? - хмыкнул Тимофей. - Все тылы армии окажутся открыты. Громи - не хочу.
   - Именно. А после разгрома тылов последует окружение отрезанных от снабжения дивизий. Осознаете возможный масштаб трагедии?
   - Так если даже мы это понимаем, неужели командующий армии этого не видит? - даже слегка растерялся сын гвардейского генерал-майора от осознания той ошибки, что допустили многочисленные офицеры и генералы входящих в состав армии корпусов. Сам Иван, в отличие от своего брата, пошедшего по отцовскому пути гвардейского офицера-кавалериста, в свое время выбрал гражданскую службу, успешно окончив Императорский лицей, но любовь к авиации в конечном итоге привела его на войну, куда он сам начал рваться, стоило только начаться мобилизации.
   - Видит. Благо показали, куда надо смотреть. Но в одночасье исправить все невозможно. Немцы к этому маневру не один день готовились. Теперь же нам предстоит выиграть армии хотя бы пару дней, чтобы позволить выправит ситуацию, - растерев лицо руками, Егор постарался описать общими словами сложившуюся на фронте обстановку.
   - И что же делать? - как то растеряно поинтересовался Тимофей вернувшийся из очередного вылета уже затемно.
   - Что творится в зонах действий прочих корпусов - нам достоверно неизвестно, а потому и судить о ситуации в целом, мы никак не можем. Посему, завтра с первыми лучами солнца, продолжаем искать и громить артиллерию противника. Для нас главное выбивать пушки, а с остальным и пехота сладит. Также сообщаю, что я запросил подмогу у добровольческого полка, которым командует Михаил. Если сообщение дойдет до них вовремя и там не станут телиться, то к вечеру завтрашнего дня получим подкрепление. Машин у них куда больше, так что не должны отказать. На этом сегодня все. Разойтись. Да, еще одно, - заставил он остановиться уже потянувшихся из палатки людей. - Фоторазведка подтвердила уничтожение сорока семи орудий противника. Только за сегодняшний день. Сами понимаете - результат фантастический. Так что готовьтесь получать награды. Сколько и кому, пока не знаю, но я не я буду, если не выбью для вас орденов достойных таких подвигов. А теперь всем спать! Завтра вам понадобятся все возможные силы.
   На аэродром, откуда действовал "Добровольческий авиационный полк Императорского Всероссийского Аэро-Клуба" курьер с Киевского аэродрома примчался, находясь, одновременно, и в мыле, и в пыли. По одному человеку для поручений было специально оставлено на каждом из аэродромов Аэрофлота как раз на случай беды, что во время войны могла случиться, где угодно, и когда угодно. И вот, случилось. К сожалению, учитывая возможные проблемы со связью, на все время ведения боевых действий, изначально пришлось отказаться от возможности отсылки полноценных телеграмм. Потому узнать, что конкретно случилось с отрядом Егора, до момента прилета в Варшаву, виделось нереальным. Но, повторяющееся раз за разом слово "Закат", означало нахождение добровольческого отряда на грани полного поражения. Хуже было бы получить только "Ночь", что было равносильно гибели всего или большей части отряда. Но даже полученного оказалось более чем достаточно, чтобы, бросив все, устремиться на помощь товарищам. И если бы телеграмма попала Михаилу в руки хотя бы утром, к концу дня они уже вполне могли обустраиваться в Варшаве, изучая обстановку на совершенно незнакомом участке фронта. Однако посыльный смог их обнаружить, когда до сумерек оставалось не более трех часов, а организовывать ночной перелет виделось слишком рискованным. Да и трудившиеся без устали люди с машинами требовали время для приведения себя в порядок перед длительным перелетом. Тем не менее, медлить тоже виделось невозможным и потому к срочному перелету с полевого аэродрома в Киев снаряжали тех, в ком Михаил уже мог быть уверен. А это, к сожалению, были далеко не все. Зато, хотя бы решалась проблема ставших натянутыми отношений с командиром полка. Было хорошо видно, как старшему лейтенанту, негласно вынужденному подчиняться пилоту-охотнику, с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее выполнять данное командующему ИВВФ обещание. Кто же мог предположить, что авиационное формирование нового порядка покажет столь колоссальную эффективность? И ведь все лавры, звания и награды обещали обрушиться не на него, а на оказавшегося в армии случайно, да еще на какие-то два месяца, гражданского. Иными словами, Николай Александрович Яцук не стал препятствовать убытию Михаила, пусть тот и забирал с собой ШБ-1. Но вот отдавать ему все затребованные ресурсы - что пилотов, что аэропланы, не желал совершенно. Все же великолепные результаты работы авиационного полка напрямую зависели от наличия обоих этих факторов. А с убытием их большей части, и эффективность работы полка, переходящего уже под его непосредственное командование, обещала упасть в разы. Потому, помимо подготовки аэропланов к вылету, Михаилу еще пришлось потратить изрядное количество времени на споры со старшим лейтенантом и даже согласиться, не уводить с собой санитарный отряд. Самолеты последнего, вынужденные таскать с собой изрядный вес, как медицинского снаряжения, так и пассажиров, все равно не смогли бы пройти тем же путем - Киев - Луцк - Варшава, что был намечен Михаилом для перелета. Даже несущим во второй кабине канистры с запасом топлива У-2Б, будущий перелет из Киева в Варшаву с промежуточной посадкой для дозаправки в Луцке, обещал стать изрядным испытанием, учитывая максимальную дальность полета этого биплана в четыре сотни километров. Санитарный же вариант У-2 едва переваливал за отметку в три сотни километров, что делало для них намеченный маршрут непреодолимым.
   Хорошо еще, что Михаил, здраво оценивая навыки своих подопечных, не стал выстраивать курс с их полевого аэродрома прямиком к Луцку. В этом случае большая часть пути проходила бы над территорией занятой противником, а что могло произойти в пути - одному Богу известно. Что двигатели, что топливо, что пилоты - до сих пор подбрасывали неприятные сюрпризы. А в случае пролета напрямик, это было чревато окончательной потерей, и людей, и техники, когда, и того, и другого, катастрофически не хватало. И как показали дальнейшие события - опасения были вполне оправданными. Даже до Киева смогли долететь не все поднявшиеся в небо. Из восемнадцати аэропланов, один, в результате засбоившего мотора, пошел на вынужденную посадку уже спустя полчаса после взлета, а еще один скапотировал уже на летном поле в Киеве, не сумев в наступивших сумерках правильно оценить ситуацию. Хорошо хоть, что с топливом и маслом проблем не возникло. Всего этого на киевском аэродроме имелось в достатке, в отличие от механиков. Последние, все до единого, убыли вместе с полком, потому уставшим пилотам, до того как отправиться на боковую, еще два часа пришлось посвятить обслуживанию своих боевых коней, чтобы утром, не тратя времени, вылететь с первыми лучами солнца.
   Утро 28-го августа кошмарно началось не только у русских частей, стоящих между немцами и Нейденбургом. Фактически лишившись воздушной разведки - у командующего 8-й армии даже возникли весьма обоснованные подозрения, что русские специально охотились на германские авиационные отряды, чтобы лишить его столь полезного инструмента, Гинденбург был вынужден довольствоваться сообщениями об огневом соприкосновении с противником, поступавшими от разных частей и на основе них выстраивать картину в целом. И принимать на основе своих умозаключений те или иные решения, которые далеко не всегда находили должное понимание у командующих корпусов и дивизий. Впрочем, этой же болезнью оказалась поражена и 2-я русская армия, где Самсонов нынче мог относительно сносно управлять лишь 13-ым, 15-ым и 23-им корпусами, в то время как 1-й и 6-й оставались фактически Terra Incognita. Потому и произошел обвал фронтов на флангах армии. Но если ситуацию с развалом фронта 1-го корпуса удалось несколько сгладить и приковать к нему большую часть I армейского корпуса немцев, то командир 6-го русского корпуса, даже получив недвусмысленный приказ удерживать Ортельсбург, притягивая к себе всеми возможными способами действующие против них силы немцев, выполнил его лишь формально, полагая, что на месте ему видится лучше, где и как следует воевать. Все это вполне могло привести к гибели вырвавшегося дальше всех на север 13-го корпуса, но множество сложившихся вместе факторов, ставших результатом действий жалкой кучки летчиков, смогли дать не только корпусу, а всей 2-й армии шанс на спасение. Так, изрядно потрепанный в боях XVII корпус был вынужден остаться практически в полном составе против русского 6-го, для гарантированного сдерживания последнего. А выдвинутый командованием к Алленштейну I резервный армейский корпус, в этот день так и не встретился с противником, тем самым подарив русским еще целую ночь на оттягивание в южном направлении.
   Правда, далеко не всем этот день дался столь же легко. По замыслу командования немецкий XX корпус, измотанный постоянными маршами и многодневными боями, вновь должен был оказаться на острие удара. Только теперь вместо оборонительных боев и редких контратак, его полкам предписывалось идти в наступление. Весьма тяжелое противостояние под Мюленом сильно потрепанной в предыдущих боях 37-й пехотной дивизии и озабоченность армейского командования в возможности дальнейшего удержания ею своего участка фронта, что приводило бы к выходу русских войск в тыл, как XX-го, так и I-го, корпусов, то есть к настоящей катастрофе, заставило отдать приказ на удар силами 41-й дивизии во фланг русского 15-го корпуса.
   В отличие от немецких, русские разведывательные аэропланы на фронте действия 2-й армии время от времени показывались и даже добывали весьма полезную информацию. Да и генерал от инфантерии Мартос, хоть и провел большую часть своей службы на штабных должностях, успел покомандовать, как дивизией, так и корпусом, отчего являлся, наверное, самым опытным и сведущим командующим во всей 2-й армии. Откровенно говоря, именно Николаю Николаевичу следовало бы возглавить последнюю. Но его оставили при корпусе, коим он руководил с декабря 1911 года. И генерал не подвел, показывая великолепные результаты действий вверенных ему войск. Вот и сейчас, обдумав складывающуюся ситуацию и, получая все новые данные о боевых соприкосновениях дозорных отрядов с противником, он совершенно точно смог определить возможное место прорыва немцев. Определить и подготовиться к их встрече.
   В результате, в ночь с 27-го на 28-е на возможном месте прорыва частей 41-й дивизии оказались сосредоточены все доступные артиллерийские и гаубичные батареи, передвижение и размещение которых оказалось надежно скрыто, как теменью, так и застлавшим все поутру туманом. Причем этот же самый туман не позволил противникам вовремя разглядеть друг друга, в результате чего 59-й пехотный полк немцев, встретивший сильное сопротивление противника близ железнодорожной станции Ваплиц, уже в районе 6 утра, вместе со всем своим обозом и одним дивизионом 79-го артиллерийского полка, оказался под жесточайшим артиллерийским обстрелом русской артиллерии. Причем огня немцам поддали еще и два дивизиона наступавшего в параллельной колонне своего же 35-го артиллерийского полка, открывшие огонь по Ваплицу, ориентируясь исключительно по карте и компасу. Вот только вместо русских позиций они накрыли изготовившийся к атаке 1-й батальон 152-го полка, что прибыл на подмогу 59-му. А ближе к семи утра, когда туман сошел полностью, немцы обнаружили, что в тыл всей 41-й дивизии вышла 1-я бригада 2-й пехотной дивизии русских, которая по всей имеющейся информации, должна была с превеликим трудом удерживать расположенный южнее Тураю, но никак не лезть в атаку.
   Нанесенный 29-ым Черниговским пехотным полком русских, одновременно с атакой с тыла и фронта, фланговый удар, под тяжестью которого в считанные минуты оказался уничтожен целый егерский батальон, создал такую панику и мешанину откатывающихся частей и соединений, что полностью потерявший всякую возможность руководить своей дивизией генерал Зонтаг был вынужден отдать приказ о всеобщем отступлении в западном направлении. Отход же огромного числа войск через простреливаемый русской артиллерией проход шириной в два с половиной километра стоил в конечном итоге дивизии потери третьей части остававшихся в строю сил. Не менее двух с половиной тысяч немецких солдат и офицеров осталось лежать в полях и низинах или сложили оружие к восьми утра. А трофеями 2-й дивизии, помимо многочисленного обоза, даже стали тринадцать 105-мм и 150-мм гаубиц, чье невеликое охранение разогнали едва ли не играючи. Но что оказалось самым удивительным - свои потери ранеными и убитыми в этом бою не превышали шести десятков. Так что при грамотном планировании операции и наличии достаточного количества боеприпасов русские войска могли демонстрировать поразительные результаты своей эффективности. Жалко только, что куда чаще подобные результаты демонстрировал противник.
   Впрочем, даже такая победа имела немало неприятных последствий. Так захваченный немецкий обоз, вооружение и свыше тысячи пленных повисли чугунной гирей на ногах 8-й и 2-й пехотных дивизий, которым требовалось как можно скорее начать отступление к Нейденбургу, в направлении которого, в противовес приказам штаба армии, стремился ударить командующий I армейским корпусом немцев. Но сперва ему требовалось выбить русских из Сольдау, что оказалось совсем непросто. Мало того, что после панического отступления предыдущего дня части 1-го русского корпуса успели оправиться от шока и привести себя в относительный порядок, так еще эти проклятые аэропланы с красными звездами на крыльях с новой силой взялись за уничтожение и так сильно потрепанной артиллерии, тогда как русские пушки и гаубицы раз за разом осыпали направляемые в атаку войска шрапнелью и гранатами. Поражение же 41-й дивизии, вызвавшее у командование натуральную панику, лишило корпус столь потребного подкрепления - только-только прибывшую бригаду Мюльмана и сводный отряд Шметтау переориентировали для атаки на Турау с последующим прорывом к Лана, что подразумевало окружение не менее двух русских корпусов. Естественно, перед этим им требовалось прорвать оборону остатков 2-й пехотной дивизии, что не только столь сильно отличилась этим утром, но и непозволительно распылила свои невеликие силы. Но к моменту выдвижения этих войск, на оборонительные позиции рот и батальонов 2-й дивизии уже были выдвинуты, наконец, подошедшие подкрепления - Кексгольмский лейб-гвардии полк и 10 эскадронов 6-й кавалерийской дивизии с частью своей артиллерии. А вот сведенные в шесть рот остатки 8-го Эстляндского пехотного полка с пулеметной командой гвардейцев принялись обустраивать оборонительные позиции вокруг самого Нейденбурга. Все равно нынче они более ни на что не годились. А еще более пострадавший 7-й Ревельский полк, остатки которого небольшими группами выходили к Нейденбургу в течение 27-го и 28-го августа, будучи сведенными всего в четыре неполные роты, ближе к полудню убыл в качестве охранения оттягивающемуся в тыл армейскому обозу. Вскоре небольшой город ожидал нашествие обоза и войск аж двух с половиной отступающих корпусов, для размещения которых здесь попросту не могло найтись достаточного количества места. Потому всех лишних отсылали в тыл, тем самым создавая заторы на дорогах по которым подходили подкрепления. Вот только иного выхода не имелось вовсе.
   И все же столь кровавое противостояние в Восточной Пруссии, когда весы то и дело склонялись от одной стороны к другой, сыграли свою роль. Изрядно перепуганные немцы были вынуждены снять с западного фронта целых два корпуса и начать их срочную переброску в район Кенигсберга, к оборонительным линиям которого как раз подошли части 1-й армии русских. Подошли, вместо того, чтобы обрушиться с тыла на дивизии, теснящие корпуса 2-й армии. Но, это было лишь очередной ошибкой командования Северо-Западного фронта, коих уже оказалось допущено слишком много. Зато, если в армейских частях все висело на волоске, то добровольческий авиационный отряд смог добиться, пожалуй, много большего, чем можно было рассчитывать.
   Так уж вышло, что вместе со штабом 2-й армии передвигались наблюдатели от союзников - французский и сербский генералы, а также английский майор. И если неразбериха в тылах русских войск не оказалась для них чем-то неожиданным, скорее они выказали бы удивление, не будь ее, то успехи каких-то перкалевых этажерок, умалчивать которые Егор совершенно не собирался, делали весьма неплохую рекламу русскому У-2. Да и увиденные ими только здесь бронеавтомобили внушали заметный трепет. Особенно когда они собственными глазами смотрели на то, как броневики расправляются с прорвавшимися к Нейденбургу немецкими кавалеристами и самокатчиками.
   Кто бы что ни предполагал, а как таковой непрерывной линии фронта в Восточной Пруссии не существовало, впрочем, как и в зонах действия остальных русских армий. Здесь основные боевые действия велись в районе крупных транспортных узлов или относительно проходимых дорог. Просочиться же через многочисленные леса или едва заметные тропки могли только сравнительно небольшие и мобильные отряды. Именно так казаки попадали в тыл немцам, нападая там на колонны снабжения, именно так действовала и немецкая конница. Вот по всяким лесным тропкам к Нейденбургу внезапно и вышел 8-й уланский полк в полном составе, усиленный ротой самокатчиков и двумя эскадронами драгун 10-го кавалерийского полка. Хорошо еще, что у них в последний момент отобрали всю артиллерию, а то даже с занятых позиций они уже могли бы начать обстреливать летное поле, с которого действовали русские бомбардировщики. Да и как таковая атака конной лавы могла полностью выбить из борьбы всех авиаторов. Но опасавшиеся возможного прикрытия кавалеристы предпочли спешиться и пойти в атаку, как простая пехота. Вот тут-то и показали себя во всей красе охранявшие покой авиаторов БРДМ-2 и БА-3, на который авиационные механики уже успели переставить двигатель с одного из грузовиков.
   Отвечавшая за охрану города на этом фланге неполная пехотная рота Эстляндского полка вряд ли могла остановить атаку вдесятеро больших сил. Ни желания стоять до конца, ни физических сил для штыковой, ни достаточного запаса патронов, у них не имелось. И если бы не подоспевшие к месту грядущего прорыва авиаторы со своими многочисленными пулеметами, а также обещанием расстрелять из этих самых пулеметов любого, кто посмеет драпать, позиции вполне могли быть покинуты. Впрочем, присоединившаяся к авиаторам рота охраны аэродрома, тоже сыграла свою роль. Этих в окопы набилось как бы не больше, чем имелось пехотинцев, а потому просто дать летчикам в морду, связать и оставить в качестве подарка наступающему противнику, оказалось невозможным. Вот если бы авиационные стрелки были одни... Тогда, да. Все могло бы случиться. А так вновь приходилось проявлять чудеса стойкости, благо нынче артиллерии у немцев не имелось.
   Вспыхнувшая на юго-западной границе города интенсивная перестрелка успела привлечь внимание всего находящегося здесь штаба 2-й армии и потому свидетелями того, как бронированная техника, фактически, давит пехоту, стали очень многие офицеры, включая иностранных гостей. Видящий, что немцы, не смотря на потери, не снижают натиска, командир БА-3, успевший расстрелять все осколочные снаряды, приказал давить немцев, как когда-то под Млавой. И, следует отметить, психическая атака вышла на славу. Так, непрерывно стреляющий из пулеметов броневик, вырвавшись по дороге во фланг наступающим немцам, свернул в поле и начал подминать под себя, что уже остывающие тела, что те, в которых еще теплилась жизнь. А следовавший за ним небольшой бронеавтомобиль, оставшись на дороге и, игнорируя ответный обстрел, принялся садить длинными очередями по большим скоплениям солдат. Установленный на БРДМ-2 Максим позволял куда более щедро расходовать патроны, нежели РД-12. Так, в сущности, и захлебнулась первая атака немцев на Нейденбург. Кому-то из улан удалось отступить. Кто-то предпочел сдаться в плен. Но не менее трех сотен остались лежать на поле. Впрочем, подгадить они таки успели, сбив заходивший на посадку У-2Б. Не прикрытого с боков пилота поразили аж три пули и, управляемый им аэроплан, рухнул практически на линию окопов. Это была первая потеря летчика в добровольческом авиационном отряде. Но, судя по тому, как неважно шли дела - далеко не последняя.
   Ситуация, в некоторой степени, вышла из критической зоны с наступлением утра 29-го августа, когда в Нейденбург начали втягиваться остатки 2-й дивизии, сдавшие свои позиции частям отступающего следом 15-го корпуса. Пусть голодные и валящиеся от усталости и недосыпа с ног, но не утратившие оружие и даже доставившие изрядные трофеи, вошедшие в город солдаты вдохнули в штабных офицеров уверенность в завтрашнем дне. А подошедшие примерно в это же время два свежих батальона Лейб-гвардии Санкт-Петербургского полка и вовсе подняли настроение, ведь следом за ними ожидались остальные части 3-й гвардейской дивизии. Но перестав быть критической, ситуация на фронте все равно оставалась весьма тяжелой. Так уже ближе к полудню части I-го резервного корпуса немцев вошли в огневое соприкосновение с арьергардом 13-го корпуса, обещая сокрушить его в считанные часы из-за подавляющего превосходства в силах. Не лучшим образом обстояли дела под Сольдау и Кослау, где с немалым трудом удерживали оборону все еще не объединенные под единое командование части русских 1-го армейского корпуса и 1-ой стрелковой бригады, лишившиеся к этому времени артиллерийской поддержки в связи с растратой всех снарядов и отсутствия подвоза новых. И если бы не активная работа российской авиации, они уже вполне могли отступить со своих позиций находящихся под постоянным обстрелом немецкой артиллерии, которая совершенно не испытывала недостатка в боеприпасах. Заодно командование 8-й армии, наконец, смогло собрать вместе и вернуть на передовую драпавшие от русских части 2-й резервной пехотной дивизии. Именно ей, совместно с бригадой Мюльмана и сводным отрядом Шметтау, предписывалось прорвать фланговое охранение 15-го корпуса русских. Но, столкнувшись не с ополовиненной 2-й дивизией, а с практически не понесшей потерь 6-й пехотной дивизией, эти силы не смогли выполнить поставленной задачи, при этом понеся тяжелые потери во время организованных на оборонительные позиции русских атак. И если бы не попавший своей большей частью в окружение арьергард 13-го корпуса, этот день для 2-й русской армии можно было даже назвать вполне неплохим. Пусть командующий Северо-Западным фронтом и высказал несколько нелицеприятных слов генералу Самсонову за самовольный, не согласованный заранее со ставкой, отвод корпусов, в целом действия последнего одобрили. А как могло быть иначе, ведь он, фактически в последний момент, выдернул свои войска из практически захлопнувшегося капкана. Если бы на этом еще все закончилось, и его армии дали хотя бы пару дней на отдых и приведение себя в порядок - то было бы совсем хорошо. Но не менее вымотавшимся немцам никак нельзя было останавливаться - 1-я армия русских вновь пришла в движение и начала беспрепятственное продвижение с востока на запад, угрожая уже через три - четыре дня обрушиться на тылы аж трех немецких корпусов. Вот только куда более скорый и не менее неприятный сюрприз готовили 8-й армии пилоты-охотники, наконец, добравшиеся из Киева до Варшавы. Пусть, в конечном итоге, на полевой аэродром село всего тринадцать аэропланов, это было вдвое больше тех сил, что начинали войну в этих местах.
   - Неужели все действительно настолько плохо? - обнявшись с примчавшимся в шестом часу вечера в Варшаву Егором, поинтересовался у того Михаил. Очень уж тяжело его подчиненным дался столь дальний перелет, закончившийся аж пятью авариями, чтобы тут же не уточнить потребность в принесенной "жертве", поскольку ремонт всех не добравшихся до столицы Царства Польского машин должен был лечь на кошелек их дружной компании. К тому же, тех четверых, что сошли с дистанции в промежутках между пунктами назначения, сперва еще требовалось эвакуировать, что также требовало отвлечения определенных сил и средств.
   - Плохо было вчера вечером, - не стал приободрять своего друга командир добровольческого отряда. - Сегодня нашим войскам, вроде, пришлось чуть полегче, но что будет завтра, не знает, наверное, никто. Полноценной линии фронта, как таковой, не существует. На дорогах то и дело появляется немецкая кавалерия, громящая тыловиков и небольшие отряды. Представляешь, они сегодня чуть было командующего нашей армии не перехватили! Хорошо, что у него водитель оказался умелый. Вывез. Но пробоин в кузове машины десятка полтора точно насчитали. В итоге, пришлось отдать ему в прикрытие БРДМ-2 из охраны нашего аэродрома. А то ведь и так все на волоске висит. Не станет командующего и "посыплется карточный домик". Да и сами мы на днях свой полевой аэродром у Нейденбурга чудом отстояли. Имейся у немцев хоть пара орудий, и не стало бы нашего отряда - и так машины, что на земле были, пулями изрядно побило.
   - Вы чего, прямо на передовой там квартируете, что ли? - немало удивился развитию событий Михаил.
   - Не на самой, но теперь уже очень близко. Наши едва успевают откатываться назад под напором немцев. Сегодня в полдень, узнав о разгроме арьергарда 13-го корпуса, Самсонов вообще отдал приказ бросать обозы и отрываться от противника. Да и говорил я уже, нет там сплошной линии обороны, вот на нас кавалерийский полк и вышел. Просочился, так сказать.
   - Д-а-а, дела у вас тут. У меня там, - Михаил махнул рукой себе за спину, подразумевая оставленный полк, - такого не было. Нет, мы там тоже не цветочки нюхали. Но отбивать атаку на свой аэродром - точно не приходилось.
   - А нам уже второй раз с начала войны приходится. Но, да не о том разговор будет. Ты с собой сколько соколиков привел? - Егор всего пять минут как оставил на стоянке свой штурмовик, и потому еще не имел возможности посчитать находящиеся на поле самолеты.
   - У меня сейчас в строю осталась чертова дюжина, - не стал тянуть Михаил. - Два штурмовика, остальные У-2Б.
   - И это все? - немало удивился Егор. - Из всего полка?
   - Ну, я же не мог забрать с собой весь полк! Кто бы мне позволил! Мне и так пришлось выдержать натуральный бой, за каждый выдернутый вам в подмогу аэроплан. Тем более весь полк и не долетел бы. И так пять машин по пути потеряли - ни техника, ни люди, для таких перегонов еще не готовы.
   - Н-да, не густо, - поскреб заросший щетиной подбородок Егор. - У меня-то всего три машины в строю осталось. Немчура, гады, сегодня Кацияна подбили. Хорошо хоть дотянул до наших позиций. Но машину пришлось бросить на радость немецким артиллеристам. Они ее из орудий тут же расстреляли. Считай, и двух недель не воюем, а отряд уже половину самолетов потерял. И это при том, что на всех машинах броня имеется! Не будь ее, и я бы с тобой сегодня уже не разговаривал. В общем, статистических данных для Александра Михайловича мы уже набрали вагон и маленькую тележку. Тебе, я так думаю, тоже будет что добавить, чтобы, в конечном итоге, склонить его к переходу от нынешних авиационных отрядов к авиационным полкам. В перспективе, это принесет куда больше пользы, чем даже спасение 2-й армии.
   - Может и так, - не стал спорить Михаил. - Но пока давай ориентироваться именно на последнее. А посему... Откуда прикажешь действовать, командир? И учти, ни я, ни мои соколики, в этой местности не ориентируемся.
   - Не учи ученого. Сам понимаю, что к чему. И потому действовать будем следующим образом - завтра я вас буду лидировать на наш полевой аэродром в Млаве. Пока будете поддерживать оттуда 1-й армейский корпус. Заблудиться на пути к его позициям у твоих орлов не выйдет, поскольку от Млавы до Сольдау, у которого сейчас идут основные бои, тянется ветка железной дороги, - достав из-за голенища карту, Егор принялся водить пальцем между населенными пунктами. - В Млаве у нас формировался промежуточный склад, так что с горючим и боеприпасами особых проблем испытывать не будете. А колонна с частью механиков к вам сегодня ближе к ночи из Нейденбурга выйдет. Глядишь, без приключений проскочат. Но, в случае чего, придется вашей братии перелетать к нашему нынешнему месту базирования. Там уже моим пилотам придется лидировать твоих. Правда, этот вариант оставим на действительно самый крайний случай, так как со снабжением в Нейденбурге все очень печально - банально не успеваем привозить бомбы и топливо, как все тут же расходуем. И если к нам еще прибавится такое количество аэропланов, что привел ты, вообще всем придется на земле сидеть. Однако, хотя бы один У-2Б я бы у тебя попросил, чтобы продолжать ходить парами.
   - Один отдам, - не стал спорить Дубов. - Михаил, тот что Ефимов, как раз рвался повидаться с братом, вот пусть с тобой и уходит...
   В очередной раз проводив взглядом под завязку забитую ранеными куцую колонну автомобилей, что уходили к Нейденбургу, откуда до сих пор велось снабжение их несколько сократившегося бронеотряда, Мохов передернул плечами, представив себе, какого приходится не имеющим никакой защиты водителям, последнюю неделю не вылезавшим из-за баранки по восемнадцать часов в сутки и покосился на свой испещренный пулями и осколками броневик. Пусть на боевой машине уже не было живого места, столь густо оказался усеян ее корпус сколами и вмятинами, внезапного обстрела из леса или налета вражеской кавалерии он мог не опасаться вовсе. Броня с честью выполняла свою функцию, сохраняя жизнь экипажу.
   - Уж лучше воевать, чем вот так вот корячиться, не зная сна и отдыха, - пробормотал он себе под нос и постарался отогнать подальше невеселые мысли навеваемые видами тех тысяч раненых и убитых, что он имел "счастье" созерцать в последние дни. О том, что было бы с убывающими нынче в тыл, не имейся под рукой грузовиков их отряда, не хотелось даже думать. В связи со всеобщим отступлением и оставлением по дороге немалого количества подвод, эвакуировать пострадавших зачастую оказывалось не на чем. Доходило даже до того, что отправляемые в тыл пленные загружались импровизированными носилками, а легкораненые и вовсе отправлялись своим ходом. В результате, как он краем уха услышал в штабе 15-го корпуса, Нейденбург уже оказался переполнен ранеными, как своими, так и немцами. И если у своих еще имелся неплохой шанс выкарабкаться, попав в кузов одного из идущих в тыл грузовиков, чтобы уже через пару дней оказаться в одном из госпиталей Варшавы, куда из Млавы курсировали санитарные поезда, то немцам, эвакуировать которых никто не собирался, оставалось полагаться лишь на удачу, да свое крепкое здоровье. Вот только, судя по проходящим ежедневно даже здесь, на переднем крае, похоронам, здоровье у них оказывалось явно недостаточно. Впрочем, русских солдат из числа подобранных на поле брани тоже умирало немало. А сколько из них отдавали Богу душу в пути или уже в госпиталях? О таких, кажущихся страшными цифрах, не хотелось и думать. Если, отправляясь на войну, он, чего уж греха таить, грезил орденами и медалями, что мог бы примерить на грудь, воюя на самой совершенной боевой технике, то теперь все чаще задумывался о том, как бы вернуться невредимым домой. А ведь война только начиналась! Мотнув головой, чтобы отбросить дурные мысли, он подозвал к себе командиров броневиков и, расстелив на носу своей машины карту, принялся объяснять маршрут движения и описывать тактику действия в будущем бою.
   XX армейский корпус немцев, не смотря на нанесенные ему поражения, все еще обладал достаточной силой, чтобы при поддержке соседних частей и соединений заставить отступать ныне противостоящую ему 8-ю пехотную дивизию русских. И чтобы избежать столь же печального результата, как окружение и последующая сдача в плен целого полка, что днем ранее имело место быть в соседнем 13-ом армейском корпусе, генерал Мартос принял решение пожертвовать временно одолженными ему силами. Это за свои войска он нес, какую-никакую, ответственность. А вот за потерю бронемашин добровольческого авиационного отряда ему бы не смогли погрозить даже пальцем. Все же те сами напросились к нему в усиление, и теперь именно им предстояло сдерживать немецкие части как можно дольше, благо дорог, по которым могли продвигаться колонны германских войск, имелось считанное количество.
   Естественно, получивший с утра 30-го августа столь самоубийственный приказ, Матвей Николаевич не стал прыгать от счастья. Более того, покинув общество генералов, высказался обо всех них крайне нелицеприятно. Но и проигнорировать приказ не мог. Потому следовало как можно тщательнее подготовиться к предстоящему действу и подобрать удобные позиции. Естественно, в отличие от времен наступления, он собирался действовать исключительно из засад. Вот только отсутствие какого-либо пехотного прикрытия заставляло применять тактику - выстрелил и сбежал. Все же никто не ставил ему целью полное уничтожение наступающих сил. Ему требовалось лишь сдерживать их достаточно долго, чтобы позволить частям 15-го корпуса отойти на новые позиции без крупных арьергардных сражений.
   В силу ярко выраженного нежелания, как солдат, так и командования, 41-й пехотной дивизии немцев вновь попадать в засаду или огневой мешок, двигались вперед они столь медленно, что действовавшая на их левом фланге 3-я резервная пехотная дивизия уже вскоре сильно вырвалась вперед. Естественно, не всеми силами, а своим авангардом, состоящим из 5-го резервного драгунского полка и 5-й артиллерийской батареи приданной полку для усиления. Действовать они должны были против частей 13-го русского корпуса, но его арьергард уже был разбит днем ранее и потому драгуны, не встречая никакого сопротивления, вскоре оказались на подходе к Надрау.
   Растянувшаяся более чем на полкилометра колонна представляла собой идеальную мишень. Назначенное для засады место могло похвастать не только немалым количеством рощ, но и несколькими холмами, между которыми и петляла грунтовая дорога. Естественно, подобных дорог, ведших с севера к Нейденбургу, имелось с десяток, если не более, но тех, что могли пропустить огромную массу войск - куда меньше. Вот одну из них и "оседлал" небольшой отряд в составе четырех бронеавтомобилей.
   Не смотря на уверенность в своих машинах, выступать без какого-либо прикрытия против отряда в полтысячи человек, было излишне самонадеянным. Будь на месте кавалерийского полка пехотная рота, ее вполне виделось возможным, если не уничтожить полностью, то хотя бы разгромить. Но с подходящими силами провернуть подобный трюк не представлялось возможным, отчего требовалось в первые же мгновения боя внести в стан противника сумятицу и заставить того поверить в наличие немалых сил, с которыми им не посчастливилось столкнуться. А после впавших в панику солдат и лошадей виделось вполне возможным рассеять по окрестным лесам.
   Пропустив авангард немецкого отряда, Мохов облегченно выдохнул - никто из его людей не раскрыл своих позиций преждевременной стрельбой и, успокоившись, принялся ожидать появления первоочередной цели - вражеских орудий, что находились почти в центре построения. Все же именно они представляли для БА-3 наибольшую угрозу, отчего и требовалось выбить их из будущего противостояния в первые же мгновения.
   Артиллерийская батарея, насчитывавшая всего шесть орудий, изрядно замедляла движение кавалерийского полка, но в случае встречи с русскими заслонами, именно она становилась основной силой всего разведывательного отряда, потому никто не жаловался на необходимость сдерживать скорость продвижения. Да и сами драгуны отнюдь не рвались в бой с русскими, что уже не раз успели продемонстрировать свое умение воевать ничуть не хуже немцев. Но стоило замыкающему орудию поравняться с позицией командирского БА-3, как в звуки продвижения солидного числа кавалеристов влились новые мотивы.
   Отставной унтер-офицер дернул за рычаг и спустя секунду, потребовавшуюся на развеивание порохового дыма от выстрела, смог наблюдать, как оседает на правую сторону потерявшее от прямого попадания 37-мм снаряда колесо немецкое орудие. С промежутком в две - три секунды рявкнули еще три пушки, и немецкая батарея сократилась вполовину - 37-мм снаряд второго вооруженного орудием Гочкиса броневика хоть и попал в цель, бессильно разорвался на броневом щитке, оставив лишь трещину, но, никак не повлияв на боеспособность пушки. Впрочем, радоваться этому факту немцам не пришлось, поскольку одновременно с главным калибром заговорили пулеметы всех броневиков, выбивая, как номера расчетов орудий, так и находившихся рядом с ними драгун. Еще спустя полминуты от немецкой артиллерийской батареи ничего не осталось - на последнем орудии, что, на удивление, не растерявшийся расчет попытался развернуть в сторону засады, поставили крест два разорвавшихся почти одновременно 63,5-мм снаряда. А следом на порскнувших в разные стороны драгун посыпался град картечи, поскольку для шрапнельных и фугасных снарядов дистанция боя оказалась слишком малой.
   Спустя пять минут непрерывной стрельбы вся дорога на почти километровом участке оказалась скрыта за непроницаемыми для глаза облаками пыли и пороховых газов. И где-то внутри этого кричало, ржало и шевелилось под сотню пока еще живых существ, помогать которым никто не собирался. Основная часть вражеского отряда все же смогла вырваться из засады, что было и не мудрено. Ни эффект внезапности, ни огромная огневая мощь, не могли в полной мере компенсировать малочисленность отряда Мохова. Потому не было ничего удивительного в том, что из трех эскадронов драгун, два не пострадали вовсе. Один, пришпорив конец, унесся вперед, а второй успел, либо отступить, либо скрыться под защитой деревьев. И специально гоняться за ними, естественно, никто не собирался. Как и задерживаться на месте засады. Потому, стоило затихнуть стрельбе, командирский броневик сдвинулся с места и, увлекая за собой остальных, принялся выползать на дорогу. Все равно на пути отхода им предстояло встретить тех, кто унесся вперед и потому нанести противнику еще одно поражение они вполне могли. А раз так, то не следовало откладывать эту возможность в долгий ящик.
   Нагнать противника удалось уже через два километра. Уверенные, что им удалось выскользнуть из засады, драгуны сконцентрировались на ближайшем солидных размеров поле, где командиры пытались определиться с понесенными потерями. Тут же перевязывали тех немногих раненых, кому удалось удержаться в седле и уйти с дороги смерти. Вот только двигающаяся следом за ними гремящая и лязгающая смерть никак не пожелала оставлять немцев в покое.
   Находившийся с первым эскадроном командир полка едва успел отдать приказ о выдвижении разведки, дабы выяснить, что произошло с отставшими, как на дороге показался весьма зловещего вида автомобиль с торчащим из натуральной орудийной башни орудием. До него еще даже не доходило слухов о жутких русских броневиках, да и не видел он, кто именно организовал засаду, в которую угодил полк, потому реакция всех без исключения кавалеристов оказалась несколько заторможенной. Никто не бросился наутек, тратя драгоценное время на изучение невиданного прежде "зверя". Именно эта заминка стоила жизней нескольким десяткам драгун. Стоило броневику остановиться, как дуло его пушки окрасилось снопом огня и дыма, а над головами всадников раздался свист снаряда. Тут же автомобиль сдвинулся с места и продолжил сближение, а следом за ним показался еще один такой же, что разрядил свое орудие, даже не останавливаясь. А потом еще один и еще. Четыре сухопутных броненосца мгновенно обратили в бегство весь собравшийся на поле эскадрон, посылая вслед отступающим снаряд за снарядом, а порой проходясь по спинам драгун и пулеметными очередями. Как назло, поле оказалось весьма обширным и к тому моменту как последний кавалерист смог скрыться в ближайшем лесу или просто выйти из зоны поражения, на земле осталось лежать не менее полусотни человек. Не все они были убиты или даже ранены - кого-то просто придавило тушей павшей лошади. Но все равно за какие-то жалкие минуты эскадрон лишился третьей части своего состава, а остальных теперь еще требовалось искать по окрестным лесам. Те же немногие храбрецы, что попытались дать отпор броневикам, лишь зря потратили патроны в тщетных попытках пробить их броню.
   Впоследствии остатки этого же полка еще раз нарвались на четверку БА-3, поскольку задачу ведения разведки для подтягивающейся следом дивизии с них никто не снимал. Потому к вечеру резервный драгунский полк, учитывая потерявшихся в окрестных лесах, сточился до эскадрона. Но основные силы XX корпуса немцев подошли к новой линии обороны 15-го корпуса русских, протянувшейся с юго-запада на восток от Ронтцкена через Франкенау к Лана, лишь на полчаса позже последних вывозивших раненых подвод, что успели проползти под защиту своей пехоты, пребывая под охраной бронемашин. И, судя по тому, как активно готовились здесь оборонительные позиции, на следующий день можно было ожидать начала крупного сражения. Если бы еще ситуация на многострадальных флангах 2-й армии находилась в столь же приемлемом состоянии. Но окончательно отступивший 6-й армейский корпус позволил немцам направить еще немного сил на прорыв правого фланга армии, а на левом фланге, наплевав на приказы начальства, принялся претворять в жизнь свои идеи командующий I армейским корпусом.
   На весьма непростой характер генерала от инфантерии Германа Карла Бруно фон Франсуа наложились те неудачи, что, из-за ошибок армейского командования, преследовали его корпус с начала боев в Восточной Пруссии. Сперва обидное поражение при противостоянии 1-й армии русских, тогда как при выполнении предложенного именно им плана, все могло быть с точностью до наоборот. Потом, уже при противостоянии 2-й русской армии, вместо организации прорыва к Нейденбургу, его заставили бодаться всеми силами с русскими за Сольдау. И в один не самый прекрасный момент его терпение закончилось. Так, оставив под Сольдау лишь одну бригаду 2-й пехотной дивизии, все остальные силы, включая всю сохранившуюся артиллерию, он кинул на прорыв в районе Кослау, что находился как раз посередине между Сольдау и Нейденбургом. Именно там смыкались фланги 1-го и 23-го армейских корпусов, что, в свою очередь, подразумевало полное отсутствие общего командования. Да и сил в Кослау имелось преступно мало - остатки Литовского лейб-гвардии полка, что ныне насчитывали чуть более двух батальонов, да не более многочисленный 96-й Омский пехотный полк без прикрытия артиллерией.
   Рано утром 30-го августа, пока Егор с Михаилом как раз занимались перебазированием аэропланов в Млаву, на защитников Кослау обрушились аж четыре пехотные бригады. К чести русских войск, они смогли продержаться аж до полудня. Да и жалкие остатки добровольческого отряда делали все возможное, чтобы облегчить участь своей пехоты. Но сил двух аэропланов, оказалось совершенно недостаточно, чтобы заткнуть десятки немецких орудий. К тому же получившие изрядный опыт налетов вражеской авиации артиллеристы I-го армейского корпуса вытребовали себе в прикрытие все имевшиеся в полках пулеметы, отчего работа русских аэропланов на этом участке фронта оказалась затруднена, как никогда прежде. Лишь подход на бреющем полете, практически неприцельный сброс бомб на расположение очередной артиллерийской батареи и последующий драп на том же бреющем полете, позволяли летчикам хоть в какой-то мере выполнить свою задачу. Вполне естественно, что это тут же сказалось на результативности ударов. Всего два орудия оказались полностью потеряны и еще три требовали ремонта, что являлось вполне приемлемой ценой за прорыв русской обороны. А чтобы жизнь русским совершенно не казалась медом, в пробитый проход тут же устремились оставшиеся кавалерийские и самокатные части, а также оснащенные пулеметами и даже частично бронированные автомобили, дабы начать сеять хаос на линиях снабжения практически всей 2-й армии русских.
   А уже к пяти часам вечера все эти силы навалились, как на защитников Нейденбурга, так и на фланг 6-й пехотной дивизии, в свою очередь обеспечивавшей левый фланг 15-го армейского корпуса. Благо тут имелось кому давать отпор и потому с ходу прорвать оборону не вышло, но одновременно атакуемая с фланга и фронта 6-я дивизия не выдержала столь сильного напора и после пяти атак, две из которых закончились штыковой схваткой, в которой участвовали тысячи солдат обеих сторон, была вынуждена оставить позиции, оттянувшись на восток, чтобы продолжать прикрывать путь отхода для 15-го и 13-го корпусов. Но расстояние до основных дорог оказалось столь мало, что даже полевая артиллерия немцев оказалась способна держать их под обстрелом. При этом воздушная разведка доносила, что подходящим с востока и северо-востока частям германской армии оставалось чуть более дневного перехода, чтобы в свою очередь с другого фланга обрушиться на не столь многочисленных, как того хотелось бы, защитников Нейденбурга. Потому генералу Самсонову в очередной раз пришлось пересматривать свои планы, прежде подразумевавшие оборонительные бои на достигнутых к этому времени позициях. Однако более чем удачные действия I-го немецкого армейского корпуса вынуждали отдать приказ об отходе на территорию Российской империи, что нивелировало все прежние достижения, но в очередной раз позволяло спасти хотя бы часть армии. Очень уж неожиданным оказался этот удар немцев, да и войск для его парирования под рукой не имелось вовсе. Хотя вновь собранную воедино 1-ю стрелковую бригаду и бросили для атаки тылов прорвавшихся немецких войск, она наткнулась на сильный заслон и до наступления тьмы не смогла продвинуться вперед. А тем временем из-за действия немецких рейдовых отрядов в тылах русских войск началась натуральная паника. В очередной раз. Что путь к Млаве, что дороги на Янов, оказались под постоянными ударами жертвой которых в первый же день стали десятки обозов, как вывозившие раненых, так и доставлявшие припасы в Нейденбург. Даже транспортная колонна добровольческого авиационного отряда, в очередной раз вывозившая раненых, попала под раздачу, но смогла отбиться благодаря штатному вооружению. После того как БРДМ-2 пришлось отдать генералу Самсонову, сопровождающим машин был выдан один ручной пулемет и все имевшиеся АПС местной выделки. Пусть этих пистолетов-пулеметов имелось всего ничего, для взвода выскочивших на транспортную колонну немецких улан этого оказалось достаточно - никакой неожиданный натиск с редкой стрельбой прямо на скаку из карабинов не смогли побить карту наличия у немногочисленной охраны автоматического и полуавтоматического оружия - ведь у водителей и сопровождающих имелись еще и самозарядные карабины Винчестера. В общем, умывшиеся кровью уланы вынуждены были отступить - те кому повезло не получить в тело свинцовый подарок, но о продолжении оперирования авиации из Нейденбурга в сложившихся обстоятельствах нечего было и думать. Как бы печально это ни звучало, но, с учетом полученного подкрепления, самолетов в строю имелось даже больше, чем способных осуществлять их снабжение грузовиков, а потому последние являлись куда более ценным ресурсом. Так что вместо налетов на немецкие части авиаторам практически весь день пришлось заниматься прикрытием с воздуха конвоев, что начали эвакуировать в тыл все ранее переправленное в Нейденбург добро и людей. Именно в один из таких вылетов Егор стал свидетелем, наверное, первого в мире противостояния наземных боевых машин. Очередной позарившийся на столь солидно выглядящую русскую колонну отряд немецких рейдеров, на сей раз состоявший из взвода самокатчиков и двух вооруженных пулеметами автомобилей, оказались неприятно удивлены огнем шедшего в голове колонны броневика. Пусть снаряды его короткоствольной 37-мм пушки и не могли похвастать большой мощью, для выведения из строя обычных легковых автомобилей их хватило сполна. Так одна машина запылала уже после второго попадания - скорее всего фугасный снаряд угодил в бензобак, а вторая, постаравшаяся скрыться, съехала в поле и заглохла после того как играючи догнавший ее снаряд разорвался прямо в салоне. Самокатчиков же разогнал огонь обрушившегося с неба штурмовика. Кому-то из них, возможно, удалось убежать или схорониться в зарослях, но не менее двух десятков тел осталось лежать на земле. Однако все эти, ничтожные, на фоне противостояния сотен тысяч солдат, потери мало что могли поменять в общем рисунке схватки. В очередной раз Нейденбург превратился в аналог разворошенного муравейника, пропуская через свои узкие улочки сотни тянущихся с севера вывозящих раненых повозок и опустевших снарядных ящиков, что мешали продвижению в противоположную сторону везшим овес, патроны и хлеб колоннам снабжения. И все это под аккомпанемент свиста немецкой шрапнели, что уже начала сыпаться на западную окраину города и расположенные там оборонительные позиции. А с утра 31-го августа столь же неприятный обстрел начался с северо-востока, куда подошли передовые отряды 1-го резервного и догнавшего его 17-го армейского корпусов немцев. Полностью отрезать от Нейденбурга находящиеся севернее его русские части пока еще не вышло, но на всех путях небольшие пехотные и кавалерийские части, прошедшие сквозь леса, принялись обстреливать отходящие колонны русских войск, практически не получая отпора, так как у большей части отступающих пехотинцев попросту не оставалось ни одного патрона.
   Изможденные же нескончаемыми боями, откровенно посредственным снабжением и ослабленные понесенными потерями полки 2-й и 6-й пехотных дивизий оказались попросту не в состоянии пойти в контратаку, чтобы расширить и обезопасить коридор для вывода основных сил 13-го и 15-го корпусов. Уже два дня немцы давили на них столь сильно, что бросить все еще удерживаемые оборонительные позиции и уйти в отрыв, не представлялось возможным. К тому же имеющиеся дороги попросту не могли в одночасье пропустить столь большую массу войск, из-за чего отступление приходилось растягивать на целые дни. Но все когда-то должно было закончиться, и к вечеру 31-го августа оставленная в качестве арьергарда 8-я дивизия оказалась полностью отрезанной от основной массы войск, что удалось узнать благодаря все еще действующей авиационной разведке. Потому на 1-е сентября и был назначен прорыв к Нейденбургу, со стороны которого его должна была поддержать 6-я дивизия этого же корпуса.
   И на сей раз на долю четверки броневиков выпала честь быть первыми. Именно их бронированными лбами командующий 15-ым корпусом планировал сбить заслоны немецкой пехоты, которая за ночь успела обустроить оборонительные позиции, и с первыми лучами солнца наглухо перекрыла пути отступления рвущимся к своим русским.
   Каким бы достойным командиром ни являлся генерал от инфантерии Мартос, как и все прочие высшие офицеры, он старался заботиться о себе, потому, оставляя в качестве прикрытия всю 8-ю дивизию, сам еще днем ранее убыл в Нейденбург для лучшей связи со штабом армии, который в свою очередь уже успел перебраться в Янов, и, как говорил он сам, для рекогносцировки местности, куда уже отступила 6-я дивизия, также входившая в его корпус. А чтобы наверняка добраться до города, в охрану были вытребованы как раз успевшие вернуться бронемашины, способные обеспечить куда лучшую защиту от пуль, нежели казаки конвоя. Хотя, ехать внутри броневика он все же отказался, отдав предпочтение своему, куда более комфортному, штабному автомобилю. И едва не поплатился за это жизнью, когда в одной из лежащих на пути деревень конвой попал под ружейный обстрел, потеряв несколько казаков охраны и офицеров штаба корпуса. Но бронемашины выполнили свою роль на пять с плюсом, частично уничтожив, а частично разогнав пехотную роту противника, тем самым обеспечив прорыв штабной колонны. И впоследствии еще дважды пускали в ход свое вооружение, ведя огонь на подавление по кромкам леса, откуда предпринимались попытки обстрела колонны. В общем, пусть и с приключениями, но Николай Николаевич все же смог добраться до Нейденбурга, чтобы обнаружить, что является здесь высшим офицером, так как командующие и штабы всех прочих корпусов уже успели убыть в Янов вслед за армейским начальством. Попадать в окружение вместе со своими войсками или же оставаться в зоне достижения немецкой артиллерии, каковой нынче являлся весь Нейденбург, не хотел никто. Но первому все еще можно было противостоять, учитывая ту концентрацию войск, каковая получилась после отхода сюда частей 13-го и 15-го корпусов, и тех припасов, что ранее были привезены в город снабженцами. А со второй проблемой вновь начали активно помогать отошедшие к Млаве и получившие пополнение авиаторы. Поняв, что у Сольдау достойных целей не осталось, пилоты-охотники разведали позиции немецкой артиллерии близ Нейденбурга, после чего весь последний день августа уделили вдумчивому уничтожению оной. В результате, во всем I-ом армейском корпусе немцев к началу сентября оставалось всего 17 полевых орудий, правда, способных стрелять без остановки сутки напролет, учитывая количество подвезенных снарядов. Но будучи надежно укрытыми в лесах, на путях отступления русских войск, даже они могли попортить немало крови. А уж артиллерия двух немецких корпусов действовавших северо-восточнее и восточнее Нейденбурга и вовсе действовала безнаказанно, чем, в общем-то и занималась, засыпая отрытые на скорую руку окопы шрапнелью и гранатами. Благо у них с запасами снарядов все было куда хуже, чем в I-ом корпусе и потому державшие на тех направлениях оборону полки 13-го армейского корпуса, все еще держались, не смотря на причиняемые артиллерийским огнем потери. Да и своя артиллерия, обнаружившая в городе некоторый запас снарядов, время от времени вступала в контрбатарейную борьбу, хотя и не столь активную, как того хотелось бы пехоте. Вот в такой ситуации экипажам жалкой кучки бронированных машин и предстояло выполнить поставленную высоким начальством задачу. Конечно, атака развернутого полка тоже позволила бы пробиться через устроенную на скорую руку оборону. Но в этом случае таковой пехотный полк рисковал полностью утратить общее командование и разбрестись небольшими отрядами по окружавшим дороги лесам, к тому же уменьшив число защитников города. Естественно, для спасения целой дивизии, или точнее, того, что от нее сохранилось, даже таковая цена виделась приемлемой, если бы не потребность дальнейшего ведения не менее напряженных и кровавых боевых действий уже на государственной границе Российской Империи.
   - Пора, - сверив время и еще раз окинув взглядом виднеющиеся в небе аэропланы - что ни говори, а чудеса порой случаются, и через штаб армии удалось связаться с убывшими в Млаву авиаторами, Мохов скрылся в люке башни, не забыв прикрыть за собой последний, после чего несильно пихнул механика-водителя носком сапога в спину - трогай потихоньку.
   Естественно, двигались они не потихоньку. Преодолев позиции готовой к выдвижению в пробитый коридор пехоты, колонна из четырех бронемашин развила максимальную скорость, отчего экипажи тихо матерились, едва ли не каждую секунду прикладываясь головой или какой другой частью тела о броню. Дороги тут и прежде нельзя было назвать приемлемыми, а после прохода сначала в одну сторону, а потом в обратную такой массы войск, они и вовсе превратились в натуральное препятствие, которое теперь приходилось именно что преодолевать.
   Игнорируя ружейную и даже пулеметную стрельбу, они устремились по дороге вперед, начав отвечать своим огнем, только, когда подала голос пара хорошо замаскированных немецких орудий. Но те не успели произвести и десятка выстрелов, как с неба на проявившийся артиллерийский взвод, ангелами мщения тут же свалились четыре биплана, освобождаясь от своего смертоносного груза. И если даже они и не попали, намек был воспринят верно, а висевшие в воздухе еще восемь русских аэропланов всем своим видом советовали немцам некоторое время побыть тише воды, ниже травы. А лучше вообще отступить. Но предпринять последнее куда больше советовал вид ринувшегося в атаку пехотного батальона русских. Еще не единожды их небольшой отряд обстреливался из винтовок и пулеметов по всему протяжению пути, но пробить достаточно толстую шкурку ни одна пуля не смогла. Причем, что удивительно, немцы так и не предприняли попытки перегородить дорогу поваленными деревьями, кои могли стать непреодолимым препятствием для лишенных пехотного прикрытия броневиков. Видимо, пока что столь простое действо пока что попросту не пришло никому в голову, да и прорвавшиеся сюда части прежде не встречали подобного противника. Однако уже скоро можно было ожидать появления всевозможных уловок и преград для препятствования действий бронеавтомобилей. Ведь дураками немцы точно не являлись.
   На преодоление изобилующей спусками и подъемами дороги ушло чуть более 30 минут, учитывая остановки на короткие боевые стычки, после чего отряд вышел в стан своих старых знакомых, с которыми прошел не одну битву. И стоило отметить, что выглядели эти самые знакомые очень неважно. Под грязью и пылью покрывших, как солдат, так и офицеров, невозможно было разглядеть ни цвета формы, ни лиц - лишь белые с многочисленными красными прожилками глаза выделялись на грязно-коричневых фигурах выросших буквально из-под земли и окруживших броневики.
   - Охотник Мохов, ваше превосходительство, - представился командиру дивизии Матвей, к которому его мгновенно проводили встречавшие дорогого гостя офицеры. Пусть прежде они уже успели повести немало времени в этой самой 8-й дивизии, непосредственно с командиром дивизии общаться ему ранее не приходилось, кооперируя больше на бригадном уровне.
   - Генерал-лейтенант барон фон Фитингоф - представился в ответ тот. - Служили ранее? - тут же оценил он выправку представшего перед ним молодого человека.
   - Унтер-офицер 22-го Нижегородского пехотного полка в запасе, ваше превосходительство. В настоящий момент исполняю обязанности командира взвода бронеавтомобилей "Первого добровольческого корпусного авиационного отряда".
   - Сразу видно, орел! Хоть и по земле ползаешь, но все равно, орел! - усмехнулся генерал-лейтенант. - Имеется ли для меня пакет? - быстро закончив со знакомством, поинтересовался он куда более насущным вопросом.
   - Так точно. Прошу, - расстегнув комбинезон, Мохов достал весьма пухлый конверт. - Здесь подтверждение приказа, полученного вами ранее, а также карта с отметками расположения войск противника по всему пути следования.
   Продолжавшие давить с фронта и флангов немецкие части одним фактом своего существования торопили с началом прорыва из окружения, и потому от идеи предварительной штурмовки ранее выявленных позиций силами авиации пришлось отказаться. Вторая четверка У-2Б тоже успела убыть на аэродром для пополнения боезапаса, после того как отбомбилась по позиции пулеметной роты, что при прорыве броневиков обрушила на них целый шквал огня. Оставшейся же в небе четверки штурмовиков должно было хватить на один хороший налет, а после вполне могла подойти и та четверка бомбардировщиков, что первая убыла к Млаве.
   Помимо броневиков в отряд прорыва выделили два наиболее боеспособных и комплектных батальона общей численностью чуть более семисот человек и два полевых орудия, к которым со всех батарей наскребли полтора десятка шрапнельных снарядов. Также для вооружения отряда со всех остальных солдат собирали патроны, оставляя им не более пяти штук на руки. Туда же включили два станковых пулемета, на каждый из которых удалось набрать по две ленты патронов и то исключительно благодаря поделившимся своими запасами экипажам бронемашин.
   Наконец, все приготовления оказались завершены и вперед ушли три бронеавтомобиля, чьей задачей являлось подавление вражеских позиций начинавшихся примерно в километре от линии обороны окруженцев. Вслед за ними выдвигалась пехотная рота, что в последующем должна была закрепиться на немецких позициях и обеспечивать прикрытие всех отходящих войск. Далее шел уже основной отряд прорыва, ротам которого ставились те же задачи на последующих узлах обороны немцев.
   По всей видимости, за прошедший с начала прорыва от Нейденбурга час какие-то подкрепления к немцам успели подойти, поскольку вокруг шедшего головным БА-3 разорвались четыре снаряда, лишь чудом не оторвав одно из задних колес. Не останавливаясь, машины проскочили обстреливаемый участок, а сверху на выявленные по пороховым дыма позиции артиллерийской батареи тут же упала четверка штурмовиков. Лишь после этого шедший в хвосте колонны артиллерийский БА-3 остановился и принялся обстреливать выявленную вражескую батарею из своего орудия. Выпустив полдюжины снарядов, он вновь тронулся с места, нагоняя первые два броневика, что уже вовсю били из 37-мм пушек и пулеметов по немецким окопам.
   Успевшие неплохо закопаться по обеим сторонам дороги две пехотные роты немцев удалось выдавить с занимаемых позиций лишь после вмешательства в разгоревшийся бой всех четырех штурмовиков, что весьма эффективно обстреливали из пулеметов скучившихся в вырытых на скорую руку окопах немцев, нанося им весьма ощутимые потери при каждом заходе. В результате уже спустя двадцать минут подтянувшейся пехоте удалось отбить окопы с восточной стороны дороги, а еще через четверть часа с помощью развернутых орудий, бивших прямой наводкой, занять окопы с западной стороны. Но даже при такой поддержке потери пехотной роты оказались огромными. Свыше половины ее солдат погибли или получили ранения, так что в обороне на захваченных позициях смогли разместиться всего шестьдесят человек, включая десяток легкораненых.
   Оценив потери и расход боеприпасов, Мохов лишь покачал головой, да тихо помолился - доставайся подобной ценой им хотя бы каждый километр пути и прорыв обещал закончиться весьма печально. Только на эту позицию им пришлось потратить треть имеющегося боекомплекта, а впереди было еще как минимум четыре километра пути.
   Следующий заслон, к удивлению, удалось проскочить куда проще - полтора десятка убитых и столько же раненых стоили им отбитые позиции. Видимо, здесь сидели остатки одной из немецких рот сильно потрепанной в предыдущих боях, поскольку организовать должного сопротивления солдаты не смогли и большей частью погибли на своих позициях под обстрелом броневиков. Зато следующий километр пути оказался сущим адом. Все началось с того, что шедший головным командирский БА-3 вздрогнул от разорвавшегося прямо под ним фугасного снаряда и, лишившись правого переднего колеса, вырванного с мясом, уткнулся в дорогу развороченным капотом с хорошо просматриваемым дымящимся двигателем - один из четырех снарядов первого же залпа немецкой батареи умудрился попасть точно в броневик. Шедшая следом машина попыталась объехать подбитого собрата, но, будучи окруженная многочисленными разрывами - немцы явно перешли на беглый огонь, получила попадание прямо в заднюю ось и, съехав в придорожный овраг, завалилась на бок. Лишь замыкающий БА-3, разогнавшись, смог проскочить пристреленный немцами участок дороги и, не снижая скорости, уйти на пару сотен метров вперед, откуда он и принялся вести ответный огонь. Каким волшебным образом остававшийся при этом на месте командирский броневик не получил еще одного или даже нескольких прямых попаданий, так и осталось загадкой. Но вот то, что осколки без остановки цокали по его броне, являлось неотложным фактом. Фактом, заставлявшим то и дело вздрагивать, да читать про себя молитву.
   Пусть машина и оказалась подбита, а весь экипаж неплохо так приложился головами, ни боевое отделение, ни башня, не пострадали, так что разглядевший позицию немецких орудий Матвей, поспешил повернуть в ее сторону башню и открыть ответный огонь. Правда, с местью он немного запоздал - сверху на немецкую батарею уже заходила как раз подошедшая четверка У-2Б. И, судя по взлетевшим в воздух обломкам, а также густым дымам и продолжающимся после налета подрывам, авиаторы смогли поразить не только часть орудий, но и несколько зарядных ящиков. Впрочем, лицезрение успехов летчиков не позволило ему замешкаться. Один за другим он принялся посылать осколочные снаряды в наблюдаемые через оптический прицел орудия, выпустив в общем итоге более двух дюжин 37-мм гранат. Да и уцелевший броневик не остался в стороне, активно участвуя в расстреле столь досадившей отряду батарее. Но вылезти наружу Мохов отважился лишь после грандиозной свалки устроенной подоспевшей пехотой на позициях немцев. Он сколько мог вел огонь на подавление, пока батальон рвался к вражеским окопам, а после мог только наблюдать за столкновением в штыковой атаке сотен озверевших людей. Возможно, можно было бы обойтись и без этой безумной атаки, просто вытеснив немцев сосредоточенным огнем. Но даже на начало прорыва редкий счастливчик мог похвастать наличием хотя бы двух десятков патронов. Что уж было говорить про их запасы сейчас. Скорее всего, командующие батальонами офицеры и бросили солдат в штыковую, что стрелять было более нечем.
   Вот уж действительно, правы были его работодатели, говоря, что броня броней, но без должного взаимодействия с пехотой и артиллерией, даже столь грозная машина, как БА-3, может превратиться в довольно легкую мишень. И сейчас ему воочию приходилось лицезреть всю правдивость тех суждений, параллельно оценивая масштаб катастрофы. На его броневике нечего было и мечтать переставить одно из задних колес вперед, чтобы продолжить движение. Попросту переставлять было некуда! Всю переднюю балку вместе с рессорами вырвало напрочь, как и радиатор. Потому здесь мог помочь только капитальный ремонт и желательно в заводских условиях. На перевернувшемся броневике взрывом полностью оторвало заднюю ось и разбило рессоры. Также отказался подавать признаки жизни заглохший двигатель. Но и без последнего было ясно, что далее машина своим ходом не пойдет.
   В принципе, после такого технику требовалось бросать и продолжать отступление, предварительно каким-то образом спихнув с дороги перегородивший ее командирский БА-3, но Матвей Николаевич прекрасно знал, сколько стоила каждая из этих машин, и сколько их вообще было построено, а потому просто не мог махнуть на подранков рукой. Не тогда, когда до своих оставалось пройти всего каких-то четыре километра. И, тем не менее - пришлось. Позади двигалась целая дивизия, и любая заминка могла привести к ее гибели. Потому с помощью подтянувшейся следом пехоты и уцелевших броневиков удалось оттащить его машину к тому же оврагу, где уже покоился один БА-3 и завалить его туда же, предварительно сняв пулеметы и забрав личные вещи. Еще оставалась надежда, что немцев удастся отогнать, и тогда можно было надеяться на возврат этой техники в строй. Конечно, после капитального ремонта. Но червячок сомнений все же грыз изнутри, что ушлые немцы не упустят случая поскорее вывезти попавшие в их руки образцы новейшего оружия. А на то, чтобы забросать весь овраг землей, чтобы скрыть лежащие в нем броневики, тоже не приходилось мечтать - ни времени, ни сил, на подобное не имелось. Потому оставалось лишь разместиться каким-то образом в двух оставшихся БА-3 и продолжить свой нелегкий путь.

0x01 graphic

   Но как будто этого было мало - по продолжившей движение группе прорыва уже спустя пять минут пронеслась волна стали и огня, сметая людей с дороги десятками. Первый же залп четырех 105-мм гаубиц унес более трех десятков жизней, а остальная часть отряда тут же порскнула в разные стороны, превращаясь в неуправляемое стадо. Тяжелые снаряды бьющей с закрытой позиции гаубичной батареи еще пять раз накрыли небольшой участок дороги, после чего сместились куда-то севернее, как раз туда, где двигался головной полк 8-й дивизии. И поделать с этим что-либо не представлялось возможным, так как в небе не осталось ни одного аэроплана, а немецкие артиллеристы работали издалека. Не то, чтобы очень издалека, но имеющимися в отряде прорыва силами достать их не представлялось возможным. Да и вообще после данного налета этот самый отряд еще не менее четверти часа пришлось собирать вновь, вытаскивая людей из тех укрытий, в которые они успели забиться.
   Неизвестно что бы смогла сотворить эта батарея с тянущейся по дороге вереницей повозок и плотными колоннами пехоты, но вернувшаяся после пополнения боекомплекта вторая четверка У-2Б тут же навалилась на нее, заставив замолкнуть минут на десять, а после один из бипланов навел на уцелевшие орудия, пополнившие боекомплект штурмовики, что не успокоились, пока не покрошили из пулеметов всех принявшихся разбегаться в стороны артиллеристов. Но к тому моменту взять свою кровавую дань с русской армии они уже успели, накрыв колонну 30-го пехотного полка.
   Путь, проложенный отрядом прорыва и продвигавшимся вслед за ним полком, наглядно показывал, что каждый километр давался отнюдь нелегко. Двигавшийся вместе с арьергардом генерал-лейтенант то и дело провожал тяжелым взглядом десятки лежащих вдоль дороги и на ближайших полях тел русских солдат, убирать которые было попросту некому и некогда. Армии практически не было дела до мертвых даже во время наступления, что уж было говорить теперь! А судя по доносящимся спереди приглушенным расстоянием рокотам артиллерийской канонады, ему еще только предстояло увидеть реальную цену этого прорыва. Конечно, доставалось не только ушедшему вперед отряду, но и остальным. То и дело из рощ, лесов и с холмов раздавались винтовочные выстрелы, выбивавшие из строя очередного солдата или лошадь. Таких старались тут же оттащить в сторонку, чтобы не мешались под ногами остальным, порой даже не проверяя, жив человек или нет. С лошадьми же бросали и повозки, включая те, в которых перевозили раненых, оставляя последних на произвол судьбы, если не было возможности тянуть их дальше.
   И так паршивое настроение испортил вид свежих огромных воронок от тяжелых снарядов и валяющегося недалеко от одной из них колеса бронеавтомобиля. Оценив размер воронки, он предположил, что один из броневиков разорвало на части прямым попаданием, но кроме колеса и какой-то изогнутой железки лежащей несколько в стороне, прочих обломков, которые, несомненно, должны были остаться, обнаружить не удалось, что позволяло надеяться на лучшее. Впрочем, надежда, как появилась, так и завяла, стоило взгляду пройтись по ближайшему оврагу, в котором обнаружились аж две разбитые боевые машины. Две машины. Две машины из четырех. Невысокая цена для спасения его дивизии, но, несомненно, тяжелая потеря для броневзвода. Впрочем, опускать руки совершенно не следовало. Впереди все еще продолжали стрелять, в том числе и из орудий, так что, не смотря на потери, шанс вывести из окружения основные силы все еще оставался весьма высоким.
   Лишь благодаря встречной атаке батальонов 6-й дивизии удалось прорвать последнюю линию обороны немцев и вывести из окружения всех, кому посчастливилось преодолеть этот коридор смерти. В течение еще трех часов оба уцелевших броневика совместно с пехотой и налетающей временами авиацией удерживали узкий коридор, по которому выходили части, после чего натиск основных сил I-го резервного корпуса оказался столь велик, что русским частям пришлось отойти обратно на свои позиции. Не смотря на понесенные потери и сотни брошенных на произвол судьбы раненых, 15-й и 13-й корпуса смогли выскользнуть из ловушки и даже удержаться на позициях у Нейденбурга, не смотря на воцарившийся в тылу хаос. Зато они едва ли не впервые с начала боевых действий оказались на расстоянии вытянутой руки, что от штаба армии, что от перемешавшихся друг с другом полковых, корпусных и армейских обозов. И пусть попытки достать боеприпасы с провиантом порой приводили к рукоприкладству - ведь интенданты того же 13-го корпуса никак не желали делиться своими припасами с батальонами, к примеру, 23-го корпуса, тонкий ручеек снабжения начал подпитывать изнуренные многодневными боями войска, вскоре и вовсе превратившись в полноводную реку, стоило только командующему 2-й армии отдать приказ о снабжении всеми всех.
   С этого момента небольшой приграничный немецкий город превратился в ту точку напряжения, вокруг которой решалась судьба, пожалуй, всей военной компании 1914-го года всех воюющих сторон. Этакий сильно уменьшенный в масштабе аналог Сталинграда, где русским войскам требовалось продержаться еще хотя бы четыре дня, а немцам, либо победить в ближайшие пару дней, либо начинать даже не отступление, а бегство, так как подкрепления, выдернутые с западного фронта, ожидались куда позже, нежели подход полков армии Ренненкампфа, получившего живительный пинок от командующего Северо-Западным фронтом. А их подход означал в свою очередь окружение уже всей 8-й армии Германской империи и последующую потерю Восточной Пруссии. Так что если кто надеялся, наконец, передохнуть после стольких дней напряженных боев и не прекращающихся маршей, таковой сильно заблуждался.
   Последующие два дня непрерывных боев стерли с лица земли большую часть города, а также забрали жизни свыше десяти тысяч русских солдат, не говоря уже о куда большем увеличении количества раненых. Пусть к немцам то и дело подходили подкрепления, русская армия также подтягивала к Нейденбургу свежие силы. Так уже 2-го сентября 1-я стрелковая бригада, получив подкрепление в лице пяти свежих батальонов лейб-гвардии с артиллерией и поддержку авиации, смогла таки сломить сопротивление преграждавших ей путь частей I-го армейского корпуса немцев и вышла в тыл остатков 2-й дивизии этого самого корпуса. В результате получился классический пример молота и наковальни. Так прекратила свое существование вся 2-я бригада 2-й дивизии германской армии. Но что было куда более важным - западный фланг оборонительных позиций Нейденбурга оказался полностью освобожден от давления вражеских войск, что позволило выделить дополнительные силы для укрепления обороны северного, северо-восточного, восточного и юго-восточного участков фронта, а также вновь открыть прямой путь от Нейденбурга к Млаве, благо Сольдау все еще находился в руках русских войск. Правда развить успех против корпуса генерала от инфантерии фон Франсуа не удалось, как вследствие быстрого отвода уцелевших войск на новые оборонительные линии последним, так и потребностью сдерживать особо сильный натиск немецких частей по всему фронту. Получивший обновленные сведения о продвижении 1-й русской армии Гинденбург приказал начать в этот день всеобщее наступление, так что, ни солдат, ни снарядов, немцы не жалели, заваливая защитников города и тем и другим с полудня и до самой ночи. Но хоть местами фронт и прогнулся так, что бои шли даже внутри города, Нейденбург своей большей частью оставался в руках 2-й армии вплоть до подхода кавалерии 1-й армии Ренненкампфа. Да и получивший нового командующего 6-й армейский корпус, после небольшой передышки, потраченной на перегруппировку прореженных полков, смог внести свою лепту, будучи обнаруженным одним из уцелевших немецких аэропланов на подходе к тылам XVII армейского корпуса немцев, который к этому моменту успел ужаться до неполной дивизии.
   Не оставались все это время в стороне и машины добровольческого отряда. Из полутора десятков помогавших при прорыве кольца окружения и последующей битвы за Нейденбург аэропланов, к моменту отступления немцев лишь десяток мог продолжать выполнять боевые задачи. Две машины оказались потеряны в небе над Нейденбургом. Причем один У-2Б был протаранен немецким Авиатик Р14, после чего обе машины рухнули на крыши домов.
   Еще три, подбитые огнем с земли, совершили аварийные посадки в тылу своих войск, но до сих пор не были эвакуированы на аэродром Млавы. Хорошо хоть напарники сразу забирали пилотов, приземляясь рядом с пострадавшим товарищем. Зато остальные не только добили жалкие остатки артиллерии I-го армейского корпуса и немного попортили жизнь артиллеристам XX-го, но и вывалили на головы немецкой пехоты все запасы флешетт, что к началу войны имелись на складах в Варшаве. Потому отныне на штурмовку ходила только четверка штурмовиков, тогда как все У-2Б временно взяли на себя функции разведчиков, что ныне были потребны не меньше, а то и больше, нежели бомбардировщики.
   Это пилоты-охотники могли похвастать солидным подкреплением, тогда как все армейские корпусные авиационные отряды 2-й армии, о подобном не смели и мечтать. Да и получать это самое подкрепление было не откуда. Если летчики некоторых отрядов все еще находились в пути к фронту вместе со своими машинами, то безлошадным пилотам отныне требовалось ждать, пока заводы сдадут в казну строящиеся машины. Причем, учитывая статистику потерь, уже сейчас становилось понятно, что ближайшие поступления аэропланов не смогут покрыть всю убыль крылатых машин. Так, насколько знал Егор, в 15-ом авиационном отряде уцелело всего 3 машины, которые ныне базировались в Янове. Еще два отряда - 13-й и 21-й остались вовсе без машин. Причем первому даже пришлось помогать с их уничтожением, дабы вполне исправная техника не досталась немцам в качестве трофеев. О 23-ем отряде, как и обо всем 6-ом армейском корпусе не было ничего слышно с начала войны. И лишь 1-й отряд потерял только одну машину в аварии, продолжая летать на разведку в интересах 1-го корпуса. Но, судя по всему, вскоре им предстояло перебазироваться поближе к штабу армии, офицеры которого, наконец, смогли оценить всю пользу приносимую летающей братией. Кабы еще не было проблем с получением топлива и масла...
   Понесли очередные потери и наземные броненосные силы отряда. Но если БРДМ-2 просто пришлось презентовать командующему армии в обмен на обещание наградить всех, не скупясь и в соответствии с заслугами, то еще один БА-3 сгорел на улицах Нейденбурга будучи подбитым немецкой самоходкой. Нет, отнюдь не страшным "Фердинандом", а одним из тех самых автомобилей ПВО, что были высланы из Кенигсберга для борьбы с русскими аэропланами. Вот только местные русские летали неправильно - слишком низко, едва ли не касаясь шасси верхушек деревьев, и не по прямой, что не давало экипажу время навести громоздкое орудие хотя бы в сторону обнаруженного противника. Зато обе самоходки весьма неплохо показали себя в деле поддержки наступающей пехоты, отчего и оказались посланы в самое пекло, где и остались, будучи подбитыми оставшейся парой БА-3, став частью многочисленных трофеев, что впоследствии не одну неделю собирали на путях отступления немецких войск и полях былых сражений.
   0x01 graphic
   Не завершившийся столь необходимой победой штурм Нейденбурга заставил штаб 8-й армии в скором темпе отводить остатки частей не просто на новые линии обороны, а до линии Дейч-Эйлау - Остероде - Алленштейн, к которой прежде столь яростно рвалась 2-я армия русских. При этом приходилось бросать не только все ранее взятые трофеи, но и огромное количество собственных припасов, подвезенных к передовой в огромных количествах. Не попали в списки подлежащих скорейшей эвакуации и многие тысячи раненых, для которых попросту не нашлось транспорта. Наиболее везучие и крепкие здоровьем из них, впоследствии смогли дождаться подхода русских войск и попасть в плен. Но таковых насчитывалась едва ли десятая часть, тогда как все остальные, брошенные на произвол судьбы, начали умирать изо дня в день все в больших и больших количествах. Все же сильно досталось не только немцам, а потому изрядно потрепанная 2-я армия и невероятно утомленные форсированным маршем кавалерийские части 1-й армии вновь пришли в движение лишь спустя пару дней после отступления немцев. Но силы были уже далеко не теми, что ранее.
   Не смотря на прибытие всех полков 3-й гвардейской дивизии, личный состав 23-го корпуса по численности все так же не превышал дивизии, столь велики оказались потери побывавших в сражении полков. Потери 13-го корпуса оценивали в 40% личного состава и артиллерии. Куда более воевавший 15-й корпус потерял более половины, и того, и другого, а 6-й корпус оказался полностью разбит и едва насчитывал пятую часть своих прежних сил. К удивлению, менее всех прочих пострадал 1-й армейский корпус, что едва не стал причиной поражения всей армии, но и в нем не досчитались четверти нижних чинов и свыше половины офицеров. Потому на короткий промежуток времени в Восточной Пруссии установилась полная тишина, изредка прерываемая одиночными выстрелами русских и немецких окруженцев выходивших небольшими отрядами из лесов, да скоротечными стычками конных разъездов.
   За это время 2-й армии удалось частично возместить свои потери в артиллерии, обнаружив некоторое количество ранее оставленных орудий, которые немцы не успели прихватить с собой или уничтожить. Огромная работа легла и на плечи похоронных команд - десятки тысяч солдат обеих армий остались лежать на полях сражений не погребенными. Столь же немалое количество работы выдалось трофейщикам. Все же территория, где разворачивались основные боевые действия, в конечном итого осталась за русскими войсками и теперь требовалось собрать и отсортировать все то, что оказалось брошено, оставлено, утеряно на дорогах, в полях и лесах войсками обеих армий. Не упустил такой возможности пополнить материальные запасы своего отряда и Егор. Располагая наиболее точными картами с пометками ранее уничтоженных колонн, складов и артиллерийских позиций, он организовал два летучих отряда из грузовых автомобилей и броневиков, которые в течение пяти дней натащили на поле аэродрома столько имущества, что взлетать или садиться на него стало невозможно. Более сотни разбитых или слегка поврежденных немецких полевых орудий и гаубиц, тысячи снарядов к ним, сотни передков и повозок, дюжина пулеметов, из которых можно было попробовать собрать несколько работающих экземпляров, тысячи винтовок и карабинов, сотни тысяч патронов, велосипеды, мотоциклы, лошади, обувь, обмундирование, полевые кухни, продовольствие, медикаменты и даже три десятка поврежденных ружейным огнем автомобилей. В качестве же вишенки к этому торту выступали два У-1бис обнаруженные на аэродроме 13-го авиационного отряда. Побитые осколками разорвавшихся рядом бомб, они не привлекли особого внимания немцев, хотя основные механизмы оказались целы. Там же механики скрутили с остальных обнаруженных машин все, что только могло пойти в дело, после чего сожгли практически голые скелеты, дабы замести следы. Впоследствии на аэродром притащили и остатки пары немецких аэропланов, сбитых пилотами-охотниками в воздушных боях. Но какую-либо ценность они собой представляли разве что в целях поднятия патриотических чувств граждан, будучи продемонстрированными где-нибудь в столице в качестве доказательства побед русского оружия не только на земле, но и в небе.
   Многие, очень многие облизывались на все это богатство, но вовремя подсуетившийся Егор сумел получить от генерала Самсонова такую непробиваемую бумагу, что все интенданты получали от ворот поворот еще на подступах к аэродрому. А всех прочих любителей халявы отваживали бойцы роты охраны, через прицел пулеметов интересовавшиеся у "заблудившихся", чего такого им понадобилось на особо охраняемой территории.
   - Разрешите войти, ваше высокопревосходительство? - в кабинет командующего 2-й армии протиснулся Егор и замер по стойке смирно, ожидая ответа большого начальства.
   - Конечно, Егор Леонидович. Прошу, проходите, присаживайтесь, - генерал указал на стоявшее у его рабочего стола кресло. - Не желаете ли чайку? А может кофе? Или чего покрепче? - для гостя, который, чего уж греха таить, внес огромный вклад в спасение, как его армии, так и его репутации полководца, Александр Васильевич был готов на много большее, чем просто выказывание своего радушия. Потому не было ничего удивительно в том, как целый командующий армии общался с простым пилотом-охотником, то есть, по сути, нижним чином.
   - Чай был бы весьма кстати, ваше высокопревосходительство, - не стал отказываться Егор, раз уж предлагали. Да и хотелось влить в тело чего-нибудь горячего, все же на дворе уже стояла осень, пусть и ранняя.
   - Ну и замечательно! - Озадачив адъютанта накрытием стола, генерал от кавалерии огладил свою бороду и вновь обратился к пилоту. - Я получил ваш рапорт об убытии на переформирование авиационного отряда, в связи с выходом материальной части из строя. Мне, естественно, известно, что вы понесли серьезные потери, как в аэропланах, так и в бронеавтомобилях. Но неужели вы потеряли все свои превосходные машины?
   - Почти все, ваше высокопревосходительство.
   - Ах, оставьте эту официальщину, Егор Леонидович. Можете обращаться ко мне по имени отчеству. - Самсонов аж махнул рукой от досады.
   - Благодарю, Александр Васильевич. Так вот, мой корпусной авиационный отряд действительно потерял почти всю технику. А та, что осталась, требует капитального ремонта. Из всех аэропланов уцелело только два, в которых заплат и отметин от пуль больше, чем пятен на гепарде. Да и те требуют не полевого, а заводского ремонта, который возможно провести только в Риге или в Нижнем Новгороде. Но в последний их везти слишком долго, потому попробуем обойтись помощью господина Калепа. Из пяти пушечных бронеавтомобилей, в строю осталось два требующих замены едва ли не всех листов брони, столь сильно они побиты пулями и осколками. Остальные пострадали куда сильнее, отчего стали полностью негодными, ни к бою, ни даже к самостоятельному передвижению. Их еще возможно вернуть в строй, но опять же исключительно после восстановительного ремонта на нашем заводе. - Про БРДМ-2 он вообще не стал упоминать, ибо это был подарок командующему от заводчика, а не боевая потеря. - Вот и судите сами, что мы сможем сделать, имея столь ничтожные силы. К тому же, из всех боеприпасов у нас остались только патроны к пулеметам, да по десятку снарядов к орудиям бронемашин. То есть, по факту, до поступления новых бомб и снарядов, мы более не способны выполнять прежние задачи. А те самые бомбы, что уже оказались использованы, до сих пор не были выкуплены казной. И что-то мне подсказывает, что не будут выкуплены никогда, ибо их уже не существует в природе. Мы, конечно, готовы помогать армии всем, чем можем, но и жить на что-то надо, платить рабочим зарплату, закупать сырье опять же. Тем более, что ГАУ до сих пор не приняло норму расхода авиационных боеприпасов, тем самым отодвигая на неопределенное время официальный процесс принятия авиационных бомб на вооружение ИВВФ.
   - Вот как? Честно говоря, я не был в курсе, что дела обстоят таким образом. И потому теперь еще больше удивлен достигнутыми вами и вашими пилотами результатами, - решил хотя бы небольшой лестью подсластить подложенную авиаторам военными чиновниками горькую пилюлю.
   - Благодарю, Александр Васильевич. Отрадно слышать, что наша скромная помощь оказалась оценена по достоинству.
   - Бросьте, Егор Леонидович. Конечно, всем пришлось весьма несладко и многие показали себя истинными храбрецами, но именно поддержка вашего отряда и информация, предоставляемая вашими пилотами, помогли переломить хребет немецкой армии. По последним данным ваши пилоты смогли уничтожить свыше полутора сотен германских орудий разных систем. А это, чтобы вы понимали, как бы не четверть всего, что у них имелось в Восточной Пруссии, без учета крепостных пушек. Так что помощь с вашей стороны была отнюдь не скромной. Она была огромной и я этого не забуду.
   - Рады стараться, ваше высокопревосходительство!
   - И вот теперь вы говорите, что больше не сможете обеспечивать столь необходимую именно в данный момент поддержку! Сейчас, когда противника осталось лишь добить!
   - Мы не всемогущи, Александр Васильевич, - развел руками пилот. - За последние дни мои пилоты смогли разведать огромное количество достойных атаки целей, но нам действительно нечем бить противника. Просто нечем! И поделать с этим что-либо я не могу. Штурмовики, не смотря на техническое состояние, все еще летают на обстрелы немецкой пехоты. Но это и все. Увы. - Как бы сами Егор с Михаилом ни желали приблизить день окончания этой войны, ресурсная база их скромной компании никак не была рассчитана на ведение боевых действий армейского масштаба. Все в очередной раз упиралось в деньги, которых к началу войны у них практически не осталось. Вот и приходилось убирать свою шахматную фигуру с игровой доски в самый неподходящий момент. К тому же вся техника действительно требовала серьезного ремонта, да и терять переживших первые сражения и набравшихся весьма специфичного опыта людей, не было никакого желания. Всех их, наоборот, требовалось поскорее отправить в тыл для формирования полноценного полка новейших штурмовиков, который мог бы стать действительно грозной силой. Однако все упиралось в результаты будущей продолжительной беседы с командующим ИВВФ, которая еще даже не была запланирована.
   - Что же, как это ни прискорбно, но в сложившихся обстоятельствах удерживать вас я не имею права. Вы уже послужили своей стране поболе многих других и, я уверен, в будущем послужите еще, приобретя куда большую силу. Я утвержу ваше убытие в тыл на переформирование с надеждой на скорую встречу. Поверьте, я умею ценить достойных людей. А вы, вне всякого сомнения, показали себя, не только превосходным летчиком, но и выдающимся командиром новейшего вида войск. Потому очень надеюсь на продолжение нашего сотрудничества. Но прежде чем вы покинете меня, я обязан озвучить еще один вопрос, - слегка скривился генерал, вынужденный сейчас цепляться руками и ногами за все доступное имущество способное облегчить положение его армии. - До меня доходили слухи, что многие интенданты весьма недовольны тем фактом, что у вас на аэродроме складируется немалое количество материальных ценностей разбитых немецких частей, которые могли бы пригодиться войскам. Я, конечно, помню, что сам выдавал вам разрешение на сбор брошенного немецкого вооружения и подвижного состава, но ведь среди прочего затесалось немалое количество продовольствия и вещевого имущества. Кхм, да. По слухам.
   - Не отрицаю, что в брошенном подвижном составе немецкой армии могли находиться подобные грузы, но сейчас все это имущество уже описано и принято на баланс Первого добровольческого корпусного авиационного отряда. Если вы отдадите приказ, я выделю все запрошенное тому или иному полку. Но до тех пор господа интенданты на все свои требования будут получать от меня один и тот же ответ - "Кто первый встал, того и тапки!", Александр Васильевич.
   От души отсмеявшись и вытерев платком выступившие на глаза слезы, Самсонов погрозил пальцем Егору, но в глазах читалось веселье. - И все же я бы попросил вас, разрешить данный вопрос с господами интендантами. Ведь именно от них зависит, насколько хорошо будет одет и насколько сытно накормлен каждый солдат моей армии.
   - Полагаю, что с достаточно умными людьми мы всегда сможем договориться, - не стал противиться неизбежному Егор, тем более что тащить в тыл десятки тонн продовольствия и фуража не имело никакого смысла, если его можно было продать армии прямо здесь по вполне адекватной цене. Вот только те самые интенданты не спешили расставаться с выделяемыми на оснащение войск деньгами, стараясь урвать все за так.
   - Вот и замечательно...
   В течение последующих двух недель все самое ценное было вывезено в Варшаву и уже оттуда переправлялось в Ригу на склады завода "Мотор". О будущем оружейном голоде помнили все трое друзей и потому целенаправленно собирали немецкое вооружение и боеприпасы, заодно выменивая его же за бесценок на продовольствие, лошадей, повозки и прочие материальные ценности, приглянувшееся интендантам из числа трофейного имущества отряда. Автомобили, мотоциклы и велосипеды после ремонта и так продавались в казну, пусть и по цене сильно меньше рыночной, но ныне все старались заработать на войне и авиаторы решили не становиться исключением, разве что ориентируясь не столько на получение сверхприбылей, сколько на поставку в войска потребного вооружения и техники.
   Не смотря на спасение 2-й армии и подход подкреплений в составе еще двух гвардейских дивизий и двух же Сибирских армейских корпусов, полностью выбить немцев из Восточной Пруссии так и не вышло даже совместными усилиями двух усилившихся армий. После получения подкреплений с западного фронта немцы смогли не только удержать занимаемые позиции, но и слегка потеснить части 1-й армии, отодвинув линию соприкосновения подальше от Кенигсберга, хоть и понесли при этом немалые потери. Впрочем, как и русские, ибо бои, длившиеся с середины и до конца сентября, по своему накалу превосходили даже сражения августа месяца. Но этих самых войск, перемолотых в Восточной Пруссии, как раз и не хватило для спасения союзников. Солдаты двуединой монархии хоть и сражались, тем не менее, постоянно откатывались назад под давлением русских армий. И вот тут как нельзя кстати пришелся бы удар во фланг русским армиям из района Восточной Пруссии в направлении Варшавы, с одновременным контрударом войск Австро-Венгрии, которые, не смотря на уже понесенные потери, все еще представляли собой грозную силу и местами даже теснили русских, захватывая богатые трофеи и десятки тысяч пленных. Но сил для этого попросту не нашлось. Все вновь прибывающие подкрепления тут же кидали на фронт в Восточной Пруссии, что с каждым днем становилось делать все сложнее из-за исхода с ее территорий мирного населения. Так уже в августе покинули свои дома и отправились вглубь Германии свыше миллиона человек, напрочь забив многие дороги и железнодорожные вокзалы. Причем делали они это вовсе не зря. Ведь все оставшееся на оккупированной русскими войсками территории население отправлялось сперва в специальные лагеря, а после и вовсе перевозилось едва ли не в Сибирь. Потому, понеся значительные потери, австрийцы были вынуждены оставить всю восточную Галицию и восточную Буковину, а также бросить на произвол судьбы крепость Перемышль с гарнизоном в 140 тысяч солдат и офицеров.
   Все эти кровавые события, стоившие противостоящим сторонам более полумиллиона погибшими и ранеными, прошли для большей части личного состава добровольческих авиационных формирований стороной, поскольку срок призыва на военные сборы и, соответственно, срок действия приказа о причислении их к охотникам истек 13-го сентября, если считать по Григорианскому календарю. Потому, передав все уцелевшие У-2 в указанные Егором и Михаилом авиационные роты, народ погрузился на автомобили и убыл, кто в Варшаву, кто в Киев. Лишь солдаты охранных подразделений, да армейские летчики из числа нижних чинов остались на фронте в ожидании перевода в прочие авиационные отряды. Причем, стоило отметить, что данному событию немало обрадовались едва ли не две трети летчиков ИВВФ. А что им еще было делать, если на фоне успехов каких-то гражданских штафирок их достижения казались смехотворными? Да и пополнение техникой требовалось уже всем корпусным авиационным отрядам. Где огонь противника, где некачественное топливо, а где и кривые руки стали причинами гибели почти трети имевшихся в войсках к 1-му августа 1914 года аэропланов. И далеко не с каждым из них погибал пилот. Потому, если ранее, Александр Михайлович жаловался на острейший дефицит летного состава, то ныне не каждому пилоту удавалось получить собственную машину. И высвобождение почти двух десятков блиндированных У-2 позволило многим офицерам возобновить полеты, пусть пока исключительно в качестве разведчиков или курьеров.
   А вот вся четверка избитых пулями ШБ-1 и трофейные машины, которые не удалось поставить в строй, были отправлены в Нижний Новгород, где вовсю разворачивалось производство новых штурмовиков и тяжелых У-3. Так же, будучи доставленными в Санкт-Петербург, все без исключения пилоты-охотники, авиационные наблюдатели и наземный персонал получили заслуженные награды из рук командующего Императорского Военно-Воздушного Флота, а большая часть пилотов едва ли не в ультимативном порядке были отправлены на сдачу экзамена на офицерский чин. Пусть звание прапорщика по итогам успешно сданных экзаменов им предстояло получить лишь спустя девять месяцев службы, Александр Михайлович не желал слышать никаких отговорок от своих протеже, двое из которых вполне заслуженно стали полными Георгиевскими кавалерами. Пока же всем им предстояло походить в званиях старших унтер-офицеров. Правда, далеко не все горели желанием вернуться на фронт, но и таковым подыскали посильные и потребные задачи - все же кому-то требовалось облетывать принимаемые с заводов аэропланы, да и инструкторов в летных школах оказалось явно недостаточно с учетом грядущего изменения структуры всего ИВВФ, что по итогам весьма длительной дискуссии стало едва ли не главнейшей задачей российской военной авиации на ближайшие полгода.
  

Глава 6. Большая дубина

  
   В то время как на полях сражений велись кровопролитные бои, не менее драматические события происходили в тылу. Ведь там осуществлялся, наверное, один из крупнейших за всю историю Российской Империи дележ денег! То есть не просто денег, а действительно огромных денег! А ведь по-другому и быть не могло! Вообще, начало войны ознаменовало собой какое-то болезненное осознание государственными мужами факта тотальной неготовности российской промышленности осуществлять полноценное снабжение воюющей армии. Первые же мало-мальски крупные столкновения отправили в мусорную корзину все прежние теоретические выкладки по потребностям войск в тех или иных видах припасов. Прошел всего месяц, а нехватка патронов, снарядов, продовольствия, медикаментов, обмундирования, фуража начали столь сильно сказываться на боевой эффективности армий, что становилось откровенно страшно. И ладно бы ничего этого не имелось в стране! Нет, не смотря на все старания, армии не успели выдоить досуха запасы многочисленных складов, что наполнялись даже не годами, а десятилетиями. Вот только расстояние между войсками и расположенными в тылу магазинами оказывалось слишком велико, чтобы поддерживать на должном уровне хотя бы полковые запасы, не говоря уже о корпусных и армейских. Что, впрочем, не умаляло значимости факта слишком быстрого пожирания фронтом всего накопленного добра. По причине острой нехватки армейского транспорта, на подряд брались десятки тысяч частников, составляемых в транспортные колонны, кои нескончаемыми вереницами тянулись к передовой по сотням дорог. Но и этих сил оказывалось совершенно недостаточно, ведь одна лошадка, да не слишком добротная крестьянская телега не обладали, ни высокой скоростью, ни приемлемой грузоподъемностью. Конечно, ситуацию могли бы поправить грузовые автомобили, даже самый небольшой из которых вполне мог заменить три - четыре единицы крестьянского гужевого транспорта. Но те, что имелись в армии, уже практически все оказались поставлены на линии снабжения армейских корпусов. А процесс выкупа автотранспорта у населения, на который возлагались немалые надежды в плане пополнения автопарка армии, оказался очередным пшиком. Так отсутствие какого-либо государственного контроля за приобретением гражданами Российской империи личного или рабочего автотранспорта способствовало созданию столь разнообразного зверинца этих "стальных коней", что, порой, на одной площадке, куда начали сгонять выкупаемые казной машины, невозможно было обнаружить хотя бы два одинаковых авто. Да и было тех грузовиков на всю страну менее пяти сотен, ведь столь дорогое средство передвижения в основном покупалось весьма обеспеченными людьми для замены прежних экипажей на конной тяге, что обусловило многократное преобладание легкового автотранспорта. Тем не менее, за редким исключением, выкупалось все, что имело колеса и двигатель внутреннего сгорания, чтобы здесь и сейчас заткнуть хотя бы наиболее зияющие бреши. Но, что вызывало немалую оторопь, при катастрофической нехватке подобной техники, никакого золотого дождя на отечественные автомобилестроительные заводы, проливаться не спешило. Что ни говори, а отдавать в совершенно чужие руки столь огромные деньги, не было желания ни у кого из числа власть имущих, не смотря на потребности страны. Именно по этой причине уже к концу августа 1914-го года отношения между великим князем Александром Михайловичем и военным министром Сухомлиновым перешли с уровня натянутых едва ли не в прямой конфликт. Так командующий ИВВФ, получая из множества источников доклады о катастрофической нехватке авиационным отрядам техники всех видов, вполне резонно предложил разместить заказы на ее изготовление столь хорошо зарекомендовавшим себя предприятиям Риги и Нижнего Новгорода. С одной стороны, это виделось более чем логичным шагом. С другой же стороны у тех, кто непосредственно распоряжался деньгами, с перечисленными великим князем заводами практически не имелось никаких "особых" связей и договоренностей, за исключением разве что РБВЗ. А закупка в странах Европы и САСШ уже готовых автомобилей, особенно через посредников, позволяла положить в свой собственный карман просто огромные отступные. И вот это бодание могло длиться еще не один месяц, если бы в столице не произошло награждение самим императором наиболее отличившихся пилотов-охотников, чему немало поспособствовал их самый большой начальник, что прежде и выбивал авиаторам все действительно заслуженные награды. Естественно, не столько по доброте душевной, сколько в целях "популяризации" ИВВФ и получения максимально возможных дивидендов от достижений его ставленников.
   - Поздравляю вас, господа, с получением столь высоких наград и благодарю за ту службу, кою вы сослужили государству российскому! - завершил свою, предназначенную награжденным летчикам, поздравительную речь монарх, после чего, дабы продемонстрировать свое расположение, поинтересовался, чем он мог бы помочь героям отечества в их ратном труде. Естественно, обе стороны уже были в некоторой мере подготовлены командующим ИВВФ, так что последующая беседа протекала почти в полной мере по заранее написанному сценарию.
   - Если дозволите, ваше императорское величество, - вышел вперед из строя Михаил, коему выпало играть роль первой скрипки, - то я и мои товарищи по оружию видим своим долгом поинтересоваться, как скоро армия начнет закупку столь великолепно продемонстрировавшей себя техники. Свыше месяца практически не прекращающихся боев позволило нам в должной мере оценить достоинства и недостатки, что разных моделей аэропланов, что применяемых наземных машин, дабы составить объективный доклад на имя командующего ИВВФ, великого князя вице-адмирала Романова, Александра Михайловича, и командира Учебной автомобильной роты, подполковника Секретева, Петра Ивановича. И, насколько мне известно, данные доклады не вызвали у них каких-либо негативных отзывов. Более того, получили их полнейшее одобрение в плане потребности насыщения армии и воздушного флота автомобилями с аэропланами. Но воз, как говорится, и ныне там. Вместо того, чтобы загружать работой предприятия отечественной промышленности, что едва сводят концы с концами из-за отсутствия заказов, господа военные смотрят исключительно в сторону заграницы, дабы финансировать за счет России заводы Англии, Франции, Италии, САСШ и всех прочих, кто возьмется поставить ту или иную технику, как будто таких заводчиков, к числу которых, чего уж греха таить, можно причислить и меня, не существует в природе. Не сочтите за дерзость, ваше императорское величество, но я не понимаю, почему в то время как мы, русские патриоты, проливаем свою кровь за отечество, те средства, что могут изрядно облегчить долю наших остающихся в тылу отцов, матерей, братьев, сестер, детей, уходят в карманы европейских банкиров. Али мы лицом не вышли, чтобы создавать то оружие, которым после нам и предстоит воевать? Еще раз прошу прощения, ваше императорское величество, но накипело. Не знаю, какое чувство испытывают мои коллеги заводчики, а мне видится, будто кто-то намеренно начинает душить отечественную промышленность, дабы нанести тем самым удар по боеготовности армии. А это уже попахивает предательством! И ничем иным! Еще раз извините, если в своей мужицкой манере ляпнул что-то не то, не зная всех причин принятия высоким начальством того или иного решения. Но как выходцу из простого народа и яркому представителю этого самого простого народа, мне все видится именно так. И ладно бы еще те же англичане с французами соглашались принимать наш рубль! Но ведь им ныне вынь да положь исключительно золото, будто у нас им все подвалы забиты, - пробурчал под конец своего пламенного выступления, выражавший всем своим видом стеснение, Дубов, Михаил Леонидович.
   - Весьма... эмоциональная речь, - спустя полминуты нарушил воцарившуюся в зале тишину император всероссийский. - И поскольку вы успели охарактеризовать себя не только великолепным летчиком, отважным воином, но и успешным создателем самой современной техники, полагаю, у нас нет причины не принимать во внимание озвученные недоумения. - Не смотря на свое положение, монарх в России вовсе являлся истиной в последней инстанции. Очень многие вопросы приходилось отдавать на откуп тем многочисленным группировкам, что за целые поколения сложились вокруг трона. И если бы не действительно аховое финансовое положение, в котором с началом войны оказалась Российская империя, прозвучавшие слова могли стоить озвучившему их, наверное, всего. И даже жизни. Ведь большие деньги никогда не любили повышенного внимания со стороны совершенно лишних людей. Однако, даже учитывая имеющуюся в казне валюту и то русское золото, что хранилось в банках Великобритании и Франции в качестве обеспечения за выданные кредиты, всех этих накоплений уже сейчас не хватало на то множество товаров, что внезапно потребовалось закупить. Здесь же весьма полезные для империи и, что немаловажно, известные в стране люди демонстрировали готовность работать за те самые бумажные рубли, в одночасье переставшие удовлетворять зарубежных поставщиков. В общем, добрый жест монарха соблаговолившего пойти навстречу отечественному производителю, должен был стать звонким щелчком по носу европейцам, что с началом боевых действий вдруг позабыли о необходимости не только требовать от России выполнения ее союзнических обязательств, но и самим оставаться надежными соратниками. Да и министр финансов, выбирая меньшее из двух зол, обеими руками выступал за производство всего, чего только можно было, исключительно на отечественных заводах, дабы не растрачивать обеспечивающий международный курс рубля золотой запас страны. Ведь в случае передачи иностранным банкирам и заводчикам львиной доли золота, страну ждала инфляция невиданных размеров, чего желательно было избежать или хотя бы отсрочить насколько это вообще было возможно. Так что в этом вопросе он собирался в полной мере поддержать императора, хотя в принципе отказаться от импорта не имелось никакой возможности, что и озвучил Николай II смелому просителю. - Но так ли все обстоит на самом деле? Я знаю, что отечественные заводы обладают интеллектуальными и трудовыми ресурсами, позволяющими производить многое из ныне потребного армии и флоту. Вот только, как бы нелегко это было признавать, даже в мирное время мы были вынуждены закупать немалое количество всевозможных товаров у иностранных поставщиков, дабы покрыть все нужды народа и империи. Нынче же ситуация и того тяжелее. Потому я вас спрашиваю, можем ли мы перед лицом начавшегося мирового противостояния озаботиться исключительно пожеланиями развития собственной промышленности или в первую очередь обязаны принимать во внимание все возрастающие потребности, кои в минимальные сроки возможно удовлетворить лишь размещением многих заказов в странах Европы и Америки?
   - Конечно же вы правы, ваше императорское величество, - тут же поспешил согласиться с императором Михаил. - Помыслы всех без исключения ваших верноподданных ныне, несомненно, должны быть нацелены на достижение скорейшей победы, - обозначил он попытку подлизаться к монарху, чтобы не выделяться, так сказать, из толпы прочих просителей. - И если для этого нам потребна максимально возможная помощь иностранных заводчиков и банкиров, кто я такой, чтобы спорить. Я лишь смиренно прошу принять во внимание возможности отечественных промышленников, что умеют и готовы работать, выдавая продукцию ничуть не хуже европейской. Тут я с компаньонами и сам грешен, ведь некоторую часть комплектующих для производимых машин, мы также прежде заказывали за границей. И будем вынуждены продолжать заказывать, как выйдут все довоенные запасы. Потому здесь и сейчас я лишь смиренно прошу не забывать о нас, людях, что действительно готовы работать на благо отечества.
   - Хм, ну да, очень смиренно, - позволил себе улыбнуться император, смерив насмешливым взглядом тянущегося перед ним по стойке смирно пилота. - Если бы все наши солдаты и офицеры так смиренно воевали, как вы просите, наши войска уже входили бы в Вену и Берлин, - продолжил он разряжать сгустившуюся атмосферу, вызывая улыбки и даже едва заметные смешки у собравшейся в зале публики. - Хотя если конкретно вы добились столь выдающихся результатов, воюя все это время именно смиренно, впредь я бы попросил вас более не сдерживаться, - уже под хорошо различимый смех закончил нравоучение монарх.
   - Слушаюсь, воевать не смиренно, ваше императорское величество! - еще больше вытянулся Михаил, явно подыгрывая шутке самодержца.
   - Вот и замечательно. В таком случае, надеюсь, вскоре вновь увидеть ваше имя в списке воинов, достойных награждения не менее высокими наградами. А что касается вашего вопроса, обещаю уделить ему самое пристальное внимание. Все же ныне ни одна мало-мальски значимая зарубежная закупка не производится без моего утверждения и уж тем более я стану последним человеком, кто начнет вставлять палки в колеса развитию отечественной промышленности.
   В тот и последующие дни во многих кабинетах было сказано еще очень много слов в плане распределения заказов между своими и не своими. Кому-то через третьи руки посоветовали умерить аппетиты, кому-то, наконец, озаботиться составлением списка, чего же стране все-таки необходимо получить в самое ближайшее время, кому-то научиться держать язык за зубами, а кому-то готовиться к скорым командировкам. Вообще, по-хорошему, закупочная миссия в полном составе должна была убыть в ту же Англию еще почти месяц назад, в конце августа. Но, должные влиться в нее технические специалисты, в числе которых совершенно внезапно обнаружил себя Озеров, Егор Владимирович, большей частью задержались на фронте и потому прибыли в Лондон лишь в середине октября, чтобы тут же попасть в окружение целой стаи хищников, называющих себя посредниками. И ничего странного в этом не было. К их прибытию все, кто должен был знать, уже находились в курсе запросов русских и оттого потирали ручки, подсчитывая в уме свои комиссионные. Причем на то у них имелось немало причин. Свои люди из России давно передали весточку, что члены комиссии и сами плохо представляют, что именно им следует закупать в первую очередь, и у каких компаний, в принципе, возможно разместить те или иные заказы. Немало масла в огонь подливало еще и требование кредитующей русские закупки Англии размещать заказы в первую очередь на ее предприятиях, что и так оказались немало загружены на ниве снабжения королевской армии и флота, отчего русским пришлось бы довольствоваться отнюдь не лучшей техникой, если бы не одно "но". Как уже было сказано, в состав комиссии Главного Военно-Технического Управления Главного управления Генерального Штаба или сокращенно ГВТУ ГУГШ, по настоянию командующего ИВВФ, оказался включен человек великого князя. Причем, далеко не один. Сам Романов, имея на руках все раскладки по выбытию техники воздушного флота всего за 2 месяца войны и способностях отечественных заводов производить новую, поспешил озаботиться пополнением материальной части своего воинства за счет импортных поставок.
   Нет, о закупках английских или французских аэропланов речи пока не шло. Не смотря на понесенные потери, имеющихся аэропланов, включая вновь поставленные, возвращенные из ремонта и трофейные, все еще хватало на всех армейских летчиков. Плохо было то, что к началу октября тех самых летчиков оставалось в строю всего 184 человека. Как показала практика - капля в море по сравнению с реальными нуждами фронта. Потому в Петрограде, Москве, Севастополе и Нижнем Новгороде уже началась организация школ для обучения на пилотов нижних чинов, кою идею в свое время подкинули великому князю троица его авиационных протеже. Как он сам был вынужден согласиться - терять офицеров для зарождающейся военной авиации оказалось слишком накладно по причине невозможности быстрого восстановления количества личного состава, потому на лишенных или практически лишенных брони аэропланах отныне предстояло летать унтер-офицерам ускоренного военного выпуска, тогда как практически всех уцелевших в боях офицеров впоследствии предполагалось пересадить на новейшие штурмовики, требовавшие куда большего мастерства управления и лучшего чувства машины, нежели У-2. Естественно, немалое количество офицеров предполагалось оставить на командных должностях авиационных отрядов. Но основную массу летчиков уже к концу этого года предполагалось составить из вновь отучившихся рядовых, унтер-офицеров и вольноопределяющихся, для обеспечения которых боевыми машинами имеющиеся в стране авиастроительные заводы на днях получили заказы на более чем полтысячи аэропланов со сдачей до конца года. Естественно, не все они представляли собой отлично зарекомендовавшего себя У-2Б. Для целей ведения той же разведки или передачи донесений вполне годились менее дорогостоящие У-1бис, для которых к тому же не требовался ставший дефицитным двигатель марки З-5. А ведь с двигателями ситуация действительно складывалась прескверно. Вообще ныне в стране авиационные моторы могли производить всего три завода. Да и то московский "Гном-Рон", с которого получали стальные сердца для своих аэропланов заводы "Дукс" и "Червоннский аэропланный завод", занимался, так сказать, отверточной сборкой, выдавая не более 7 - 10 двигателей в месяц, а рижский "Мотор" должен был делать непростой выбор между производством силовых агрегатов для авиационной или наземной техники. Вот и получалось, что в плане покрытия потребностей отечественной авиации приходилось рассчитывать только на нижегородский "Пегас", да, возможно, в скором будущем на столичный завод Лесснера, что как раз получил первый заказ на два десятка З-5.
   Зато с изготовлением планеров не предвиделось никаких проблем. Все же нижегородские авиаторы к войне готовились. Пусть не столь активно, как того хотелось бы, но, в отличие от прочих, все же готовились. Потому уже к концу сентября многие мебельных дел мастера Нижнего Новгорода получили заказы на производство деревянных частей аэропланов типа У-2, что позволило авиастроительному заводу переделать большую часть столярной мастерской в сборочный цех и высвободить десятки рабочих рук для сборки куда более грозных машин. Беда же, как уже указывалось выше, заключалась в производстве двигателей, объем которого никак не поспевал за темпами сборки деревянно-полотняных корпусов. Вот именно силовые установки, наряду с автомобилями и вооружением для ИВВФ и должен был закупать штабс-капитан Нестеров, в качестве ведущего технического специалиста при котором ныне и пребывал вольноопределяющийся Озеров. Тот самый Озеров, что еще задолго до убытия из России отправил сообщение Алессандро Анзани, отчего в Англии авиаторов встретили с распростертыми объятиями, тут же выложив на ознакомление возможности местного завода по обеспечению потребностей русских совладельцев, а также выжимку информации о том, где здесь и сейчас можно было перехватить относительно крупную партию готовых автомобилей, что грузовых, что легковых, благо британская армия пока еще гребла для своих нужд не все подряд. Да и прибывшие "купцы" уже хотя бы в малой мере имели представление, что же испрашивать у союзников. Как-никак, а первые серийные бомбардировщики, броневики и грузовики в действительно огромных по нынешним меркам количествах применили в боевых действиях именно русские. Применили и получили столь потребный опыт.
   Потому ныне миру не было суждено увидеть не сильно удачные броневики "Остин", так называемой 1-й серии, как и совсем неудачные "Шеффилд-Тинсли", что так и не попали на фронт Первой Мировой Войны в силу общей ущербности конструкции и изготовления бронекорпуса. Вместо них в Россию готовились отправиться по полсотни БРДМ-2 с броней выполненной компанией "Виккерс", что, не смотря на имеющуюся загрузку, взялась изготовить комплекты бронелистов по предоставленным русской стороной чертежам. Причем не только для создания БРДМ-2, для которых и закупались легковые шасси, но и для будущих БА-3. К сожалению, Ижорский завод попросту не мог в должной мере обеспечить изготовление бронекорпусов для формирования относительно крупного отряда, отчего и приходилось идти на поклон к англичанам, благо дозволение военного министра на раскрытие чертежей было получено. Параллельно напрямую с "Остин Мотор Компани" удалось заключить контракт на поставку в течение года четырех сотен полуторок. Заключили бы и на большее число, благо, и сама техника, и цены, вполне удовлетворяли членов русской комиссии, но тут на дыбы встали англичане, заявившие, что им сами надо всего да побольше, отчего изначального "осетра" пришлось урезать более чем вдвое. А вот дальше начался праздник на улице посредников, через которых пришлось приобрести почти три сотни полутора- и трехтонных грузовиков "Уайт" и по полсотни пятитонных "Паккардов" с "Гарфордами" производства САСШ, большей частью только и ожидающих своего покупателя на складах производителей, отчего именно они и были выбраны. Последними же двумя марками автомобилей, что оказались востребованы русской комиссией, стали итальянский Фиат-15тер и французский "Рено". Но последних удалось приобрести всего 40 штук. Все же Франция и сама ныне нуждалась во многом, потому не могла позволить российским заказам загружать свои заводы, откупаясь малым, дабы продемонстрировать приверженность союзническим отношениям. Итальянцы же все еще не определились с выбором стороны конфликта и потому, оставаясь нейтральной страной, могли обеспечить бесперебойные поставки. Во всяком случае, в ближайшее время. В общем итоге вышло аж 1240 машин, которые в столь сжатые сроки никак не смогли бы дать отечественные заводы. Но зато и в России не остались без заказов! Один только "Мотор" получил заявку на 2500 мотоциклов и 1000 автомобилей, половину которых составляли трехосные вездеходы с разными кузовами, а прочие являлись санитарными машинами на базе более простого и дешевого "Мотор 3/4", кои требовалось сдать до июля 1915 года. С одной стороны, это являлось натуральным прорывом для отечественного автомобилестроения. С другой же стороны, получив действительно солидный заказ, Калеп схватился за голову, осознав, что прожевать столь солидный кусок пирога с имеющимися мощностями и ресурсами вряд ли окажется по силе. Создавалось впечатление, что кто-то решил показать его полную некомпетентность в плане снабжения армии техникой, дабы впоследствии полностью вычеркнуть из списка поставщиков. Или хотя бы сильно уменьшить его долю. А ведь помимо наземной техники ему предстояло отчитаться за скорейшую сдачу 80 аэропланов!
   Зато, наконец, задышал полной грудью пока еще небольшой "Нижегородский завод сельскохозяйственной техники", чьи гусеничные тягачи, оказались-таки востребованы. Аж 74 машины им требовалось сдать Инженерному ведомству для буксировки тяжелых орудий крепостной артиллерии. Но при этом основной упор все же сделали на продемонстрировавшие великолепные результаты БА-3. Представители ГВТУ ГУГШ, Учебной автомобильной роты и Офицерской стрелковой школы не нашли к чему придраться в предоставленной им на ознакомление конструкции, и теперь армия требовала выдать целых сто машин в максимально сжатые сроки. Все же свою роль сыграла весьма немалая цена этой техники, отчего первый заказ нельзя было назвать достаточным. Во всяком случае, по мнению одной тройки пилотов. Впрочем, ворчать в этой ситуации не стоило вовсе, поскольку сотня штук было куда лучше, чем вообще ничего. РБВЗ же, к удивлению многих, всеми правдами и неправдами принялся отнекиваться от изготовления грузовиков, предлагая обратить внимание на новейший легковой "Руссо-Балт Е15-35". Причем не на шасси для постройки легких броневиков, а именно на легковой штабной автомобиль, что было немудрено, так как на последнем они могли заработать куда больше. Тем не менее, поскрипев зубами, и они вынуждены были согласиться изготовить полсотни грузовиков при условии заказа двух сотен легковушек. Иными словами, русской армии так и не удалось уйти от невероятного многообразия парка техники, особенно учитывая поступившие от населения автомобили, хоть и вышло сократить его на десяток-другой марок по сравнению с иной историей. Но вот чего не случилось тогда, так это последующей поездки ряда членов комиссии в Данию, Швейцарию и Испанию.
   Создание действительно боеспособного ИВВФ требовало многого. Очень многого. Инфраструктуры, людей, учебных заведений, техники, вооружения. И если с первыми четырьмя условиями ситуация складывалась хотя бы удовлетворительно, то с последним все обстояло очень плохо. В коридорах здания ГАУ до сих пор ходило эхо генеральского ора зародившегося на свет стоило быть озвученными цифрам потребностей авиации в бомбовом вооружении. Так, если по замыслам "опытных" генералов военного ведомства на один корпусной аэроплан требовалось выпускать 3200 килограмм бомб в год, то озвученные авиаторами минимальные 600 килограмм на каждый день боев, сначала привел их в ступор, а после и вызвал этот самый ор. И даже то, что отливаемая бомба в производстве выходила куда дешевле артиллерийского снаряда, не позволило ИВВФ в полной мере удовлетворить свои потребности. Хорошо еще, что не стали возражать против передачи снарядов от всех снятых с вооружения артиллерийских систем. А вот со стрелковым вооружением уже сейчас ситуация обстояла тяжко. Не смотря на куда более удачное ведение боевых действий в Восточной Пруссии и Галиции, что повлекло за собой сохранение изрядного числа не только солдат, но и вооружения, не говоря уже о немалых трофеях, изрядно разросшейся армии катастрофически недоставало всего - орудий, пулеметов, револьверов, винтовок. Подсчитав потери первых месяцев войны, армейские теоретики, что еще два года назад позволили списать со складов четыреста тысяч старых винтовок Бердана, схватились за головы. Мало того, что вооружения недоставало для многих сотен тысяч из числа призванных в армию, так еще не менее ста тысяч винтовок ежемесячно уничтожались, терялись, доставались противнику или отсылались для ремонта в тыл. А с такими огромными потерями отечественная оружейная промышленность, несколько задушенная в последние пару лет, ныне справиться никак не могла. К тому же, все еще продолжающиеся поставки винтовок в Сербию отнимали у русской армии десятки тысяч столь необходимых мосинок. И с этим надо было что-то делать. И, стоило отметить, делали. Наконец начали формировать команды для сбора оружия с полей сражения. Выгребли с крепостных складов сотни тысяч сохранившихся винтовок Бердана. Но куда большая надежда возлагалась на поставки оружия от союзников или, на крайний случай, от нейтральных стран. Именно в этот момент в процесс дележа огромных средств, с грацией слона заглянувшего в посудную лавку, в данный вопрос включился прикрываемый императором великий князь Александр Михайлович.
   Не смотря на отсутствие возможности досрочной закупки огромного количества потребного вооружения до начала боевых действий, владельцы "Рижской оружейной фабрики" озаботились изучением мирового оружейного рынка, заодно выяснив, что и у кого будет возможно перехватить. Все же тема оружейного голода, что преследовал русскую императорскую армию все годы хода Первой Мировой Войны, не являлась секретом для любого человека, кто хоть как-то изучал историю отечества. Соответственно, помнили о нем и провалившиеся в прошлое пилоты, что позволило им хоть в какой-то мере подстелить соломки для родной страны. В мире хватало именитых производителей оружия и далеко не все они находились на территориях, вступивших в войну стран. Швеция, Дания, Швейцария, САСШ - только эти четыре страны, при желании, могли бы покрыть потребность противостоящих сторон в стрелковом вооружении. Но далеко не все из них стремились к этому. Причем стремления помогать своим союзникам не наблюдалось даже в среде Антанты. Так не увенчалась особым успехом поездка военно-технической комиссии во главе с генерал-майором Гермониусом в Японию. Имевшие немало претензий к русским, подданные микадо не выявили желания продать Российской империи, захваченные во время войны десятилетней давности винтовки Мосина. Более того, приехавшей комиссии было объявлено, что все они уже были утилизированы, что, естественно, не являлось правдой. Зато они не упустили шанса избавиться от заказа мексиканцев, который последние не выкупили в силу очередной смены власти в стране. Так 35400 винтовок и карабинов Арисака с 23-я миллионами патронов 7х57 маузер, принятых на вооружение Мексики, были проданы корпорацией "Мицуи" по весьма привлекательной для покупателя цене. Конечно, было ясно, что японцы избавляются от балласта, но выбирать не приходилось. Более того, оружие, которого вполне хватило бы на формирование двух пехотных дивизий, оказалось весьма к месту, ведь именно под такой же патрон ряд европейских оружейных производителей успели изготовить изрядное количество автоматического оружия, отправить которое заказчику попросту не вышло. Именно к ним в гости и собирались заглянуть пилоты, ведь попытки авиаторов пограбить крепостные склады на предмет пополнения в ИВВФ количества ружей-пулеметов Мадсена, с треском провалились. Армии уже сейчас недоставало порядка тысячи пулеметов и потому великому князю вежливо отказали, посетовав на высокую потребность столь легких пулеметов в кавалерийских частях. Да, летчикам пришлось утереться, но это оружие хотя бы не было забыто на многие месяцы, и потому свыше тысячи автоматических стволов уже поступили или готовились к отправке в воюющие войска. Но, учитывая весьма скоро ожидаемые потребности ИВВФ, даже этого количества ручных пулеметов, часть из которых сперва требовалось отремонтировать в заводских условиях, уже виделось совершенно недостаточным. Для того штабс-капитан Нестеров и прибыл в Данию в гости к представителям "Данск Рекюлриффель Сюндикат".
   Именно эта датская компания являлась единственным изготовителем и продавцом машинок смерти конструкции Мадсена, что уже были знакомы русской армии. Вот только сохранившая нейтралитет Дания, весьма сильно опасавшаяся стать целью для Германской империи, хоть и выпросила для себя право вести торговлю, как с Англией, так и с Германией, совершенно не желала поставлять воюющим сторонам оружие и боеприпасы. Как там полагали - одно дело наживаться на перепродаже сырья и материалов, из которых возможно изготовить оружие и боеприпасы, и совсем другое дело - продавать уже готовое оружие. Вполне естественно, что с этой точкой зрения правительства не были согласны производители этого самого вооружения, наблюдавшие, как мимо их карманов проходят безумно огромные деньги, ведь полностью загрузившие свои заводы англичане и французы буквально завалили заказами ведущие американские оружейные компании. И вот тут на помощь изнывающим датским оружейникам поспешили прийти русские авиаторы. Ведь если Дания никак не желала поставлять оружие той или иной стороне, возможно, она согласилась бы продать его столь же нейтральным, как и сами датчане, испанцам. У последних как раз возникли большие проблемы военного характера в своей колонии, Марокко, и потому заказ столь серьезного и дорогого вооружения, как ружья-пулеметы, не должен был вызвать лишних вопросов. Тем более, если эти самые пулеметы предназначались под патрон принятый на вооружение испанской армии. Тот же патрон, что оказался весьма распространен в Южной Америке, включая Мексику.
   Для кого именно датчане изготовили целых две с половиной тысячи своих пулеметов под патрон 7х57 маузер, так и осталось загадкой. Но склады буквально ломились от готовой продукции, которую очень сильно хотелось пристроить. Даже по довоенным ценам такое количество оружия и принадлежностей к ним тянуло на четыре с половиной миллиона рублей. Огромные деньги! И лишь тот факт, что воюющие армии все еще не распробовали все приятные аспекты наличия в пехоте подобных легких пулеметов, не позволяло оружейникам задирать цены. Но уже скоро этого следовало ожидать, отчего русским визитерам и требовалось торопиться, пока в далекой Испании свою часть переговоров вели совершенно другие люди. Забегая вперед, следовало сказать, что обожавшие взятки и подношения испанские военные и чиновники позволили провернуть сделку не только между русскими и датчанами, но также между все теми же русскими и швейцарцами, что с удовольствием избавились опять же от остатков мексиканского заказа на винтовку Мондрагона - первую в мире самозарядную винтовку официально принятую на вооружение, пусть мексиканцы и выкупили у SIG всего четыре сотни стволов из вдесятеро большего заказа. Вот только это совсем не значило, что русским покупателям удалось наложить лапу на оставшиеся три с половиной тысячи. Готовой продукции и имеющихся заготовок хватило на то, чтобы предложить столь удачно подвернувшемуся клиенту всего полторы тысячи подобных винтовок, что могли быть поставлены в течение ближайших шести месяцев. Пусть для вооружения обычной пехоты эти винтовки оказались не годны, в силу сложной конструкции и большой боязни грязи, не говоря уже о немалой цене, для рот охраны аэродромов они виделись великолепным оружием. Жалко только, что цена была отнюдь немалой, да и возможность последующей поставки оставалась под вопросом. К тому же, теперь следовало срочно найти поставщика нового типа патронов, так как японцы отказали в их поставке, как и датчане со швейцарцами. Причем у тех же японцев в середине октября удалось выкупить еще 200 тысяч устаревших винтовок Арисака образца 1897 года, под снятый с производства тупоконечный патрон, находящихся на мобилизационных складах в Корее со времен окончания Русско-Японской войны. Но в силу малого числа уступленных японцами патронов, всего по 125 штук на ствол, их предполагалось передать на вооружение полиции, конвойных войск и флота, чтобы высвободить для фронта имевшиеся у тех винтовки Мосина. На этом все и закончилось - в первых числах ноября от военного министра пришел приказ прекратить закупочную деятельность стрелкового оружия, что не подходило под русский трехлинейный патрон. Правда, "Рижская оружейная фабрика" в частном порядке, но не без помощи командующего ИВВФ, также успела заказать в САСШ у "Винчестера" дополнительные десять тысяч самозарядных карабинов образца 1907 года и 20 миллионов патронов к ним, благо американская компания согласилась изготовить оружие своей конструкции, чтобы поддержать производство прежде не пользовавшиеся такой популярностью модели. И в тех же САСШ повезло найти производителей ставшего необходимым патрона 7х57 мм, за что отдельное "спасибо" следовало сказать испанцам, чьи взятые в качестве трофеев винтовки оказались на территории САСШ в 1898 году и впоследствии были реализованы частным лицам.
   При этом душу владельцев фабрики грел тот факт, что за столь нужное русской армии оружие в конечном итоге заплатила казна, а не они, ведь все взятые ими в качестве трофеев немецкие и австрийские винтовки с карабинами, коих в конечном итоге набралось аж 34654 штуки, были проданы армии по 15 рублей. А относительно невысокая цена, и пятьдесят тысяч отступных, положенных в нужный карман, позволили не вызвать на свою голову гнева небожителей. Разве что на патроны пришлось несколько разориться, так как в трофеях обнаружилось вдесятеро меньшее количество, чем было заказано американцам. Впрочем, оплату "Винчестер" должен был получать четырьмя частями - по мере отгрузки партий, а деньги за трофеи упали в карман единомоментно, что позволило тут же пустить их в оборот. Полностью же закрыть дефицит личного оружия позволил первый триумф русского оружия в наступившем 1915 году, что принес не меньше, чем смогли с начала войны сдать все отечественные предприятия вместе взятые. Да и авиация в очередной раз продемонстрировала свою все возрастающую роль. Но, не окажись в нужном месте в нужное время одного пилота, все могло пойти по-другому.
   Корпусной аэродром Гатчинской Военной Авиационной Школы с первых дней войны оказался отдан на откуп формируемому здесь же 1-му тяжелому бомбардировочному авиационному отряду и к началу сентября на нем совершали полеты уже все выкупленные казной восемь У-3, ранее состоявшие в "Аэрофлоте". К сожалению, ныне в мире существовало всего двенадцать подобных машин, но превращенный в авиационный корректировщик борт никто не рискнул переделывать в простой бомбардировщик, ожидая куда больше выхлопа от выполнения им своих прямых обязанностей, а три поплавковые гидроплана моряки наотрез отказались передавать в ИВВФ и вовсю эксплуатировали их, натаскивая экипажи на работу торпедоносцев.
   0x01 graphic
   В отличие от армейских генералов, не сумевших вовремя разглядеть все перспективы предлагаемого им самолета, адмиралам пришлась по душе идея скоростного и неуязвимого для корабельного артиллерийского вооружения летающего миноносца, отчего средств, ни на самолеты, ни на разработку сбрасываемой торпеды, не жалели. А как могло быть иначе, если из четырех новейших линкоров, ни один до сих пор не был достроен, отчего многократно превосходящим Балтийский флот немцам было возможно противопоставить лишь якорные мины, да не сильно многочисленные орудия береговой обороны? Имеющиеся же в наличии корабли не смогли бы продержаться в прямом столкновении даже против немецких броненосцев в силу куда большей многочисленности последних. А уж учитывая новейшие линкоры и линейные крейсера Императорских военно-морских сил, ситуация и вовсе становилась грустной. И тут на сцене появился относительно недорогой, по сравнению с современными эскадренными миноносцами, У-3. Если бы еще производственные мощности изготавливающего их завода хотя бы вполовину соответствовали Балтийскому, о защите своих берегов вообще можно было не волноваться. Но ныне заваленный заказами завод в Нижнем Новгороде даже с напряжением всех сил мог выдавать не более двух штук в месяц, что не позволяло взрывными методами нарастить авиационные силы Балтийского флота. Впрочем, ближайшие шесть машин должны были уйти именно флотским и лишь последующие десять поступить в ИВВФ. Зато, в отличие от флотских экипажей У-3, их армейские коллеги могли похвастать огромным по нынешним временам налетом. Все же многие из них провели за штурвалами от полугода до года, развозя пассажиров по крупнейшим городам Российской Империи. Но, умение летать по маршруту, никак не могло компенсировать отсутствие навыка попадать бомбами в намеченную цель, что экипажи тяжелых бомбардировщиков ныне и восполняли самыми активными темпами, дабы как можно скорее получить путевку на фронт, где их, несомненно, ожидали ордена, медали и новые звания. Именно в их группу, после очередной беседы с великим князем и был включен Михаил. А как могло быть иначе, если именно он предложил еще больше возвысить ИВВФ в глазах генералов и самого императора, преподнеся им на блюдечке с голубой каемочкой победу там, где не представлялось возможным справиться силами имеющейся пехоты? Заодно, благодаря прозвучавшему с самого верха, если не рыку, то привлекающему внимание предупредительному покашливанию, наконец, удалось решить вопрос с ГАУ по поводу авиационных бомб. Но поскольку те еще требовалось изготовить, что, в силу загрузки всех доступных предприятий выполнением армейских заказов, могло дать первые реальные результаты не ранее будущего года, вновь пришлось импровизировать, благо наработки и какой-никакой опыт уже имелись.
   - Здравия желаю, Георгий Георгиевич, - на правах старого знакомого поздоровался со своим временным командиром Михаил, завалившийся в кабинет заместителя начальника Гатчинской Военной Авиационной Школы. - Вот, принимай гостя. Прибыл к тебе на пополнение, если не прогонишь.
   - Б-а-а, какие люди! - тут же выйдя из-за стола, Горшков с удовольствием пожал руку человеку, вместе с которым еще два года назад занимался испытанием парашютов. - От такого пополнения ни один здравомыслящий командир ни в жизнь не откажется! Надолго ли к нам? - Вопрос был отнюдь не праздный, ведь вольноопределяющийся Дубов, не смотря на свое низкое звание, негласно подчинялся непосредственно командующему, как и сам капитан Горшков, что подразумевало выполнение тем очень непростых задач. Во всяком случае, сам Георгий Георгиевич получил задачу создать с нуля стратегическую бомбардировочную авиацию Российской империи и он сильно сомневался, что человек, некогда учивший его летать, будет направлен великим князем на претворение в жизнь чего-либо менее глобального. Не после того успеха, что был достигнут ныне распущенным добровольческим авиационным полком.
   - Александр Михайлович велел оставаться при вас до тех пор, пока вашим отрядом не будет выполнена первая боевая задача стратегического назначения.
   - Так вы в курсе? - изобразив в воздухе рукой нечто, поинтересовался Горшков.
   - Насчет Перемышля? - на всякий случай уточнил Михаил и, получив в ответ едва заметный кивок, дал именно тот ответ, на который рассчитывал его собеседник - Да, в курсе. Все же я принял некоторое участие в разработке предварительного плана всей операции на, так сказать, начальном этапе.
   - Вот даже как? - не сумел скрыть своего удивления капитан. - Впрочем, учитывая ваш боевой опыт, в том числе полученный на Балканах у чаталджинских позиций, этого можно было ожидать.
   - И по этой причине тоже. Но помимо уничтожения противника, нам надлежит испытывать ряд авиационных боеприпасов, внедрение которых на вооружение в последующем может дать куда больший эффект, нежели выполнение нами ныне поставленной задачи. Кстати, по этой же причине к нам скоро должны будут прибыть летчики Балтийского флота. Надеюсь, вы уже получали приказ по данному поводу?
   - Да. Как раз ожидаем их прибытия со дня на день.
   - Так это просто замечательно! Не придется терять время попусту. Ведь этого самого времени у нас не сказать, что сильно много. В первых числах ноября нам предстоит перелет в Варшаву, а оттуда к Львову. В сторону последнего уже успел убыть наш батальон аэродромного обслуживания, так что можно надеяться, что поле бывшего австрийского аэродрома к приему У-3 будет готово в срок. Да и промерзнуть почва успеет в должной мере, чтобы без труда принять ваших тяжеловесов.
   - По этой причине нас до сих пор не отправили туда? - тут же поинтересовался Горшков у явно куда более осведомленного товарища касательно причины их нахождения в тылу. - Негде базироваться?
   - И это тоже. Но основная причина кроится все же в другом. Вот скажите, как у вас обстоят дела с вооружением?
   - С пулеметами все в порядке. По две штуки на борт имеется. На вашем же заводе и заказывали. С патронами тоже полный порядок. А вот с бомбами ситуация несколько хуже. Специализированных, выделки вашего завода, всего полсотни наберется и из тех половину еще взрывчатым веществом не снарядили. С переделками же старых снарядов ситуация получше будет. Флот с превеликим удовольствием избавился от старых 87-мм, 107-мм, 229-мм и 280-мм снарядов, а стабилизаторы вашей конструкции к ним изготавливают по паре сотен ежедневно. Правда, с начинением снарядов флотским же пироксилином не все столь радужно. Не желают господа моряки расставаться с действительно нужными материалами. Но ситуация не стоит на месте, так что потихоньку пополняем склады. По имеющимся у меня данным, уже подготовлено свыше полусотни тяжелых бомб весом в 11 и 14 пудов, а также полторы тысячи трехпудовых и под шесть тысяч полупудовых, заряды в которых не стали менять. Со сверхтяжелыми дела обстоят похуже - нам удалось найти на складах Балтийского флота лишь пять бракованных 305-мм снарядов, но их переделку в авиационные бомбы пока еще даже не начинали. Их ведь придется сильно высверливать, чтобы увеличить количество взрывчатки, а сейчас все подходящие станки заняты изготовлением новых крупнокалиберных снарядов для флота и армии.
   - А на Черноморский флот с подобным запросом обращались? - тут же поинтересовался Михаил, припомнив, сколько всевозможного добра он лично наблюдал на его складах во время своего пребывания в Севастопольской офицерской школе авиации в качестве инструктора.
   - Насколько я знаю, нет, - мотнул головой капитан. - Да и зачем, когда до складов Балтийского флота рукой подать?
   - На Черноморском флоте может найтись немалое количество крупнокалиберных снарядов для орудий старых барбетных броненосцев. Если мне не изменяет память, даже те, которые не разобрали на металл, получили новое вооружение, а их старые крупнокалиберные орудия пошли в переплавку. А вот что касается снарядов - то они вполне могли сохраниться на складах. Моряки у нас известны своей запасливостью. Глядишь, и нам улыбнется удача.
   - Что же, весьма здравая мысль. Я непременно донесу ее своему начальству, - тут же ухватился за идею командир отряда тяжелых бомбардировщиков. Ведь и сам Александр Михайлович когда-то проходил службу именно на Черноморском флоте, потому у него непременно должны были сохраниться там немалые связи.
   Поскольку ситуация складывающаяся на фронте требовала скорейшего участия всех наличных сил, учеба морских летчиков в отряде началась уже на следующий день после их прибытия. Причем обучение велось не только пилотов, но и многочисленных техников, мотористов, оружейников, плотников, столяров, которых в соответствии со штатом приходилось по два десятка человек на каждый У-3, не считая простых солдат. Так же с получением пополнения техникой, началось формирование собственного БАО и ПАРМа. Естественно, зачатки этих служб уже имелись в отряде, но стоило Горшкову ознакомиться со структурой, представленной на его суждение Михаилом, как он тут же был вынужден признать полнейшую несостоятельность имеющихся ресурсов. Не просто ведь так где-то там, относительно недалеко от линии фронта, готовилась к их приему служба обеспечения бывшего добровольческого полка.
   К немалому удовольствию Дубова, тренировочные полеты показали, что все назначенные командирами экипажей пилоты весьма уверено управляли своими машинами. Но стоило настоять на полетах с полной боевой нагрузкой, как начались проблемы. Все же двигатели оказались несколько слабоваты для боевого самолета. Мало того, что экипаж состоял из четырех человек при двух пулеметах, так еще при залитых под крышку баках приходилось принимать на борт мешки с песком, общим весом в 820 килограмм. Последнее обуславливалось требованием флотских, так как именно столько весила авиационная 450-мм торпеда, созданная на базе таковой для подводных лодок, или две авиационные бомбы, выполненные из 305-мм снарядов образца 1907 года. А поскольку на фортах крепости Перемышль предполагалось учиться точечно поражать относительно малоразмерные цели, приходилось идти навстречу желаниям моряков. В результате У-3 из прекрасных лебедей превращались в гадких утят. Сильно отожравшихся гадких утят с аэродинамикой товарного вагона. Длина разбега увеличилась в два с половиной раза, а скороподъемность снизилась до тридцати метров в минуту. Заметно возросло и усилие на штурвал, отчего пилоты едва не повадились ставить свечки за здоровье разработчиков самолета, создавших двойной комплект управления, позволявший распределять нагрузку на двух же пилотов. Маневры на горизонтали тоже приходилось совершать очень аккуратно, чтобы не уронить машину в неуправляемый штопор, вывести из которого перетяжеленный У-3 виделось уже невозможным. И, тем не менее, этот аэроплан по своим характеристикам оставался недостижимым.
   На приноравливание к управлению полностью загруженного У-3 ушли десятки тонн столь дефицитного топлива, три недели времени и не поддающееся исчислению количество погибших нервных клеток. К сожалению, не обошлось без аварий. У одного из самолетов из-за плохого топлива практически сразу после взлета начали сбоить двигатели, и экипаж повел его на срочную посадку, позабыв избавиться от "бомб". Как результат - поломанные шасси, не выдержавшие такой нагрузки, и две недели в ремонте. Еще один У-3, тот, что налетал более всех прочих своих собратьев, попросту не тянул столь большой вес. Его, уже прошедшие один капитальный ремонт, двигатели несколько потеряли в мощности и не вытягивали подобную нагрузку. Точность бомбометания тоже оставляла желать лучшего, отчего для поражения тренировочной мишени приходилось опускаться до высоты в полкилометра и даже ниже, что для стратегической авиации не годилось совершенно. Но иного выхода не было и потому оставалось надеяться, что машины выдержат тот обстрел, что непременно будет вестись по ним с земли. Впрочем, при ковровом бомбометании силами всего отряда вполне допускалось оставаться на высоте в два километра и даже более. Но последнее было действенно только при накрытии большого скопления войск противника или военных городков. Именно по этой причине для уничтожения многочисленной крепостной и полевой артиллерии, в число которой входили и монструозные 305-мм мортиры, помимо тяжелых бомбардировщиков, для атаки крепости сформировали 1-й авиационный полк легких бомбардировщиков из числа уцелевших в предыдущих боях У-2 всех типов, отчего броней могли похвастать не более половины собранных в нем машин.
   Но куда более сложным, нежели обучение, оказалась организация группового вылета всех У-3. Чехарда, творившаяся на аэродроме при его подготовке, могла стать великолепным пособием того, как не надо делать, найдись поблизости человек готовый перенести все перипетии этого действа на бумагу. Получение ГСМ, заправка и проверка технического состояния машин продвигались исключительно с помощью великого и могучего, а также волшебных пенделей. Казалось, что большая часть наземного персонала вообще не знали своих обязанностей и лишь мешались под ногами или, в лучшем случае, курили в сторонке. Кого-то придавило бочкой с бензином, кого-то ошпарило подогретым маслом, отдавленные ноги и пальцы, а также подбитые глаза и разбитые носы, появившиеся в процессе поиска правды, как ее понимали сами солдаты и унтера. Прекратить все удалось, лишь отменив намеченный вылет всего отряда и для начала подняв в воздух тройку бомбардировщиков.
   Со скрипом и скрежетом, но к середине ноября все же удалось слетать отряд и даже произвести два учебных групповых бомбометания, используя вместо бомб заполненные песком деревянные бочки, что в отличие от прежних мешков хоть как-то походили на настоящие авиационные боеприпасы. И вот здесь радоваться было чему. Доработанный бомбовый прицел конструкции Ульянина оказался выше всяких похвал, как и математические способности помощников командиров воздушных кораблей, выполнявших роль не только второго пилота, но и штурмана-бомбардира. Пусть высота результативного бомбометания осталась практически той же, процент попаданий в цель размером с броненосец приблизился к тридцати. Да, пусть эта учебная цель не вела зенитного огня, не маневрировала и, вообще, являлась стационарной, даже такой успех, достигнутый за столь короткий срок, можно было ставить себе в заслугу. Но драгоценное время утекало, как вода сквозь пальцы, и потому, сдав последний экзамен и получив благословление командующего, 1-й тяжелый бомбардировочный авиационный отряд в составе всех восьми машин покинул успевший стать родным аэродром. Всего за три дня, сделав промежуточные посадки в Риге и Варшаве, он добрался до подготовленного для них летного поля в районе недавно захваченного Львова, куда уже успели доставить первые эшелоны авиационных боеприпасов.
   В отличие от легких бомбардировщиков, что разместили поближе к Перемышлю, первенцам стратегической авиации отныне предстояло проделывать путь аж в 90 километров до намеченной цели. Но, учитывая потребность обеспечить сохранность столь немногочисленных тяжелых бомбардировщиков и их бесперебойное снабжение всем потребным, аэродром близ Львова являлся для них лучшим местом базирования. К тому же именно сюда уже успели прибыть первые три эшелона авиационных боеприпасов, коими предстояло расковырять многочисленные форты сильнейшей крепости Австро-Венгрии.
   Вообще, убедившись, в результате первого неудачного штурма крепостных укреплений, что без тяжелой осадной артиллерии взять Перемышль нечего даже и мечтать, изначально планировали доставить к ней 280-мм мортиры и постепенно разобрать по камешку один форт за другим. Но, учитывая вес этих орудий и тот путь, по которому их предстояло протащить, за предложение командующего ИВВФ решить все куда быстрее и куда меньшим напряжением сил, ухватились обеими руками. Все же собственные мортиры обеспечивали оборону своих же крепостей, и потому перемещать их куда-либо не было никакого желания ни у кого в армейском командовании. Потому отряду и дали зеленый свет на все потребные действия, что незамедлительно выразилось в налеты на склады Балтийского и Черноморского флотов с целью добычи крупнокалиберных снарядов. Вот только добытые на них сотни старых крупнокалиберных снарядов все еще требовалось переделать в авиационные боеприпасы, отчего поначалу пришлось применять то, что уже имелось под рукой.
   Без малого неделя ушла на обустройство на новом аэродроме и ознакомление с театром военных действий. Экипажи летали на разведку, осмотр наиболее примечательных ориентиров, а также заодно картографировали весь огромный район занятый крепостными укреплениям, включая находящиеся на его территории населенные пункты. А посмотреть там действительно было на что. Помимо центральной цитадели за более чем полвека постоянной перестройки крепость обзавелась, как внутренним кольцом укреплений в составе 18 фортов и 4 батарей, так и внешним, где имелось уже 44 форта, промежутки между которыми прикрывались аж 25-ю батареями и сотнями километров окопов. Вот именно для борьбы с полевой артиллерией и предполагалось использовать У-2, благо у пилотов уже имелось немало опыта, тогда как массивные укрепления стали основной целью тяжелых бомбардировщиков. Но сперва, ради облегчения доли блокирующих крепость армий, требовалось сократить количество живой силы противника, которой по самым скромным подсчетам имелось в Перемышле не менее ста тысяч человек.
   Хоть крепость была и старой, но ряд фортов с восточной стороны возвели незадолго до войны с применением всех новшеств технической мысли и фортификации: доходившие до двух метров в толщину железобетонные перекрытия, скорострельные орудия в бронированных башнях, что выдерживали прямое попадание 152-мм фугасов, лифты подачи боеприпасов, электричество, телефонная связь. Модернизировали и старые укрепления, установив поверху те же бронированные башни со скорострельными орудиями и улучшив условия обитания их гарнизонов. В результате крепость была признана настолько мощной, что никто не сомневался в ее способности отбить любой штурм. Даже бытовала такая фраза - "Пока Перемышль не взят - русские владеют Галицией лишь временно.". Вот только век крепостей подходил к своему завершению, что ныне и должны были ощутить на собственной шкуре войска Австро-Венгрии.
   Естественно, уничтожать все шестьдесят два форта проходило по разряду невыполнимого. Да и не стояло такой задачи. А зачем? Все равно штурма разом со всех сторон не предполагалось вовсе. Так еще при первом штурме Перемышля среди командующих армиями велась весьма сильная дискуссия по поводу направления главного удара. Брусилов настаивал на атаке куда более слабых западных фортов, мотивируя свое решение возможностью привлечения меньших средств для прорыва обороны на данном участке, Щербачев же, считал необходимым атаковать именно восточные форты с тем, чтобы выдавить засевшие в крепости войска на запад, к позициям армии генерала Брусилова. Корпевшие над планом крепости пилоты в целом были согласны, что уничтожать куда более старые форты, не рассчитанные на противодействие современному вооружению, являлось более разумной и реализуемой идеей, вот только стоявшая с запада 8-я армия была вынуждена воевать на два фронта, как удерживая осаду Перемышля, так и отбиваясь от атак 3-й и 8-й армий Австро-Венгрии, стремившихся прорваться обратно к крепости, что уже случалось в середине октября. Атаку австрийских войск тогда все же отбили, в очередной раз нанеся противнику тяжелый урон, но угрозы повтора подобного наступления снять не вышло, и это приходилось принимать в расчет при планировании нового штурма. Возлагать в сложившейся ситуации на 8-ю армию еще и тяжесть штурма одной из лучших крепостей мира, нечего было и мечтать.
   К концу авиационный отряд закончил со всей предварительной подготовкой и приступил к непосредственному выполнению ранее разработанного плана. По причине крайне малого количества тяжелых бомб, первые удары было принято решение нанести по расположениям живой силы противника. Все же крепость, учитывая два десятка тысяч мирного населения, была рассчитана на содержание гарнизона в 40000 человек, но никак не втрое большего количества. Особенно в условиях зимы! Потому для размещения солдат приходилось приспосабливать все имеющиеся здания, что и стали первыми целями тяжелых бомбардировщиков, наряду с обнаруженными десятками тысяч лошадей и складами съестных припасов.
   Первый налет на Перемышль был произведен 27-го ноября. В полдень над крепостью показались восемь крупных трехмоторных аэропланов, которые сбросили свой смертоносный груз на первую выбранную в качестве целей группу зданий. Бомбить каждое отдельное строение с полуторакилометровой высоты эрзац бомбами, сделанными из старых снарядов, не было никакой возможности, потому и били по площадям. Каждый самолет нес по шестнадцать трехпудовых бомб, выполненных из старых шестидюймовых снарядов. И хотя по осколочно-фугасному воздействию они уступали современным снарядам тяжелой артиллерии и уж конечно уступали настоящим авиационным бомбам, применяемое количество нивелировало недостаток точности и мощности. А подобных бомб на складах аэродрома скопилось уже более двух тысяч штук, и подвоз все продолжался хоть и с черепашьими темпами, в то время как менее мощные бомбы уже неделю как применялись полком легких бомбардировщиков для уничтожения многочисленной австрийской полевой артиллерии.
   Небольшие, большей частью деревянные, здания складов и казарм скрылись за стеной разрывов более чем сотни бомб, чтобы вскорости представить ошарашенным взглядам людей картину смерти и разрушений. Конечно, далеко не все бомбы угодили в здания. Большая их часть разорвались на земле, но даже тех немногих единиц попавших точно в цель хватило, чтобы причинить весьма немалый урон. Три казармы оказались почти полностью разрушены, погребя под руинами свыше полутысячи человек. Еще с десяток зданий украсились многочисленными осколочными пробоинами снаружи и лужами крови внутри - некоторое количество из тысяч разлетевшихся в разные стороны осколков нашли свои жертвы в переполненных казармах. Склады тоже пострадали. Некоторые оказались просто разбиты, а хранимое в них имущество разбросало по ближайшим окрестностям, другие загорелись, и занявшийся огонь даже не думал утихать. Второй налет состоялся уже через три часа. Восьмерка бомбардировщиков вновь обрушила свой смертоносный груз на здания казарм, обеспечив пожарным командам и медикам новый фронт работ.
   В течение последующих пяти дней У-3, как по расписанию, трижды в день наведывалась в Перемышль, сравнивая с землей все новые склады, конюшни и казармы. Всего за неделю защитники крепости потеряла свыше четырех тысяч убитыми и ранеными, а тех, кому повезло уцелеть, приходилось распихивать по фортам и казематам из ставших смертельно опасными для проживания казарм. Все попытки сбить русские аэропланы из винтовок и пулеметов, путем ведения залповой стрельбы, так ни к чему и не привели, поскольку русские бомбили цели по всей территории укрепрайона, и подгадать их появление в том или ином месте, пока не представлялось возможным. Да и многие солдаты предпочитали залезть поглубже под землю, нежели вести огонь из винтовки, когда с неба начинали сыпаться бомбы. Но первые отряды раннего предупреждения уже начали формировать, используя имеющиеся линии полевых телефонов.
   В целях противодействия налетам попытались применить аэростаты воздухоплавательной роты, но они не смогли подняться на высоту, с которой действовали большие русские аэропланы, а вскоре и вовсе оказались уничтожены прямо на земле во время налета двух дюжин легких бомбардировщиков. Потому вскоре из крепости было отослано сообщение с просьбой вернуть авиационные роты, действовавшие с аэродрома в Журавице ранее. К тому моменту из дюжины аэропланов 11-й и 14-й рот в строю оставалось лишь десять машин, но все они относились уже к новейшему типу Альбатрос В1 и весьма неплохо показали себя с начала боевых действий, хоть ряд машин и были сбиты в боях с русскими аэропланами вооруженными пулеметами. Поскольку ангары, запасы топлива и масла оставались в крепости еще со времен осенних боев, требовалось лишь перегнать сами аэропланы, что для набравших немалый опыт длительных разведывательных вылетов пилотов этих рот было вполне по силам.
   Всевозможные согласования затянулись еще на неделю, в течение которой русские беспрепятственно продолжали наносить бомбовые удары, раз за разом уничтожая солдат и припасы австрийских войск. Но уже 10 декабря стоило восьмерке жутких русских аэропланов вновь показаться на горизонте, как по телефонным проводам пошел сигнал вызова, и на крепостном аэродроме раздался звонок.
   0x01 graphic
   Капитан Жемо Кара проверил, достаточно ли легко выходит из кобуры его штейер и насколько удобно доставать из подсумка обоймы с патронами, после чего поинтересовался у своего наблюдателя готов ли тот к вылету. По сравнению с Пфейльфлигером, с которыми 14-я рота начала войну, и которые все были потеряны в боях и авариях, его новый Альбатрос В1 являлся превосходной и весьма надежной машиной. Вот только он так же являлся разведчиком и не нес никакого вооружения в отличие от некоторых аэропланов русских, с которыми им пришлось столкнуться еще в августе. Потому для противодействия вражеским аэропланам наблюдателям выдавались карабины, а пилотам надлежало вести огонь из личного оружия.
   Один раз он уже смог наблюдать строй русских бомбардировщиков и по достоинству оценил размеры этих машин. Сбить такую громадину из карабина или пистолета нечего было и мечтать, но иных способов противодействия, за исключением разве что тарана, никто придумать так и не смог. Потому их роль заключалась лишь в том, чтобы помешать русским отбомбиться по намеченной цели и заставить уйти восвояси.
   Окинув взглядом всю свою роту, он махнул рукой и первым пошел на взлет. Русские аэропланы летали очень высоко и даже их новейшим Альбатросам требовалось более трети часа, чтобы забраться на нее, отчего следовало поторопиться, чтобы взлетающая следом 11-я рота тоже успела поучаствовать в будущем бое. Однако, не смотря на все усилия, как пилотов, так и техники, перехватить русские аэропланы до того, как они нанесут удар, не вышло. Сделав свое грязное дело, трехмоторные громадины, не меняя строя, начали медленный разворот на север и уже даже встали на курс к своему аэродрому, когда пять австрийских бипланов забрались на ту же высоту примерно в километре от их строя и начали сближение.
   - Ракета! Красная ракета по правому борту! - закричал юркнувший в кабину стрелок.
   - Иосиф, проверь. - тут же бросил второму пилоту напрягшийся Горшков. Красная ракета в их случае могла означать только появление воздушного противника, а таковых они не наблюдали с первого дня бомбежек. Отстегнув ремни, Башко подхватил бинокль и, оттеснив в сторону стрелка, юркнул в гнездо верхней пулеметной установки. - Австрийцы, Георгий Георгиевич! Десять бипланов! Подходят с юго-востока.
   - Расстояние? - тут же уточнил не способный отвлечься от штурвала капитан.
   - С полверсты будет.
   - Сомкнуть строй! Выпускай сигнальные ракеты! - по причине отсутствия радиосвязи между машинами, подавать сигналы приходилось, либо жестами, либо с помощью ракетниц, для чего была изобретена простейшая азбука.
   - Есть! - подхватив прикрепленную в держателе ракетницу и патронташ с ракетами, поручик вновь скрылся в пулеметном гнезде, и вскоре над командирской машиной взлетела серия из трех ракет. Удостоверившись, что все машины начали сближаться, формируя защитный строй, второй пилот уступил место стрелку и вернулся на свое место. - Все в порядке, Георгий Георгиевич. Все приняли сигнал.
   - Попробовали бы они у меня не принять! - процедил сквозь стиснутые зубы командир корабля, понимавший, что от него теперь ничего не зависело. Теперь судьба их отряда находилась исключительно в руках воздушных стрелков и, естественно, госпожи удачи.
   Имея совсем небольшое превосходство в скорости над бомбардировщиками, первая пятерка Альбатросов потратила почти пять минут, чтобы сократить дистанцию до противника с километра до сотни метров лишь для того, чтобы тут же быть обстрелянной из многочисленных пулеметов.
   Сразу пять пулеметных очередей скрестились на ближайшей к русскому строю машине обер-лейтенанта Цулегера, отчего та мгновенно загорелась и, завалившись на правое крыло, свалилась в неуправляемый штопор. На долю экипажа капитана Кара у бортовых стрелков русских бомбардировщиков тоже нашлось немалое количество свинца. Весьма опасный для человеческого организма, особенно летящий со скоростью 750 метров в секунду, он тут же оборвал жизнь находившегося в передней кабине наблюдателя, попутно пробив масляный бак и радиатор системы охлаждения двигателя. С коптящим двигателем и парящим радиатором капитан тут же отвалил в сторону от оказавшегося невероятно зубастым противника и с постоянным снижением повел свою пострадавшую машину в сторону крепости. Увлекшись погоней, они сильно отдалились от внешнего пояса укреплений и давно находились над занятой противником территорией. Понадеявшись, что встречного потока морозного воздуха будет достаточно для частичного охлаждения двигателя, он лишь молился, чтобы в двигателе не закончилось масло, и тот не заглох, как это часто случалось на старых машинах его роты. Вслед за командиром ушли не солоно хлебавши и остальные аэропланы 14-й роты, отделавшиеся лишь несколькими пулевыми пробоинами в крыльях и фюзеляжах.
   Видя судьбу своих коллег, пилоты 11-й роты даже не рискнули приблизиться к русским аэропланам и вскоре повернули обратно на аэродром. Капитан Кара все же дотянул до фортов внешнего круга обороны, но разбил свой аэроплан при аварийной посадке и с переломом ноги был отправлен в госпиталь. Еще один аэроплан вместе с экипажем, но теперь уже 11-й роты, был потерян 12-го декабря при очередной попытке воспрепятствовать русским бомбить крепостные склады и сооружения, после чего оставшиеся пилоты наотрез отказались летать практически безоружными навстречу утыканным пулеметами русским машинам. Оставшиеся Альбатросы уже готовились к эвакуации немногочисленного персонала авиационных рот из крепости, но 14-го декабря строй русских бомбардировщиков появился уже над Журавицей, и от двух рот остались лишь три машины способные подняться в воздух. Остальные Альбатросы и часть пилотов с техническим персоналом погибли под бомбами, обрушившимися на ангары аэродрома. При этом налете также были уничтожены почти все запасы авиационного бензина, так что дальнейшего смысла оставаться в крепости у уцелевших пилотов не было. В течение трех последующих дней на уцелевших аэропланах удалось вывезти выживший персонал 11-й и 14-й рот, после чего на истории воздушного противостояния над крепостью Перемышль можно было ставить жирную точку.
   Лишь в Рождество с уже привычно появившихся в небе трехмоторных аэропланов вместо взрывающихся гостинцев на землю полетели сотни тысяч листовок призывающих сложить оружие. К этому моменту настроения царившие среди оказавшихся в осаде войск еще не достигли того критического значения, чтобы сдаться на волю победителя, но ежедневные бомбежки день за днем подтачивали мораль и дух солдат и офицеров австрийской армии.
   Сделав перерыв на рождественские празднования и Новый год, чтобы подлатать изрядно потрудившиеся машины и дождаться прибытия уже практически закончившихся боеприпасов, 1-й тяжелый бомбардировочный авиационный отряд с 10-го января вновь приступил к своим привычным занятиям. В течение двух дней они бомбили то, что еще оставалось целым и вполне доступным для обычных бомб, а вот на третий, когда в крепости закончились стоявшие открыто склады и казармы, бомбардировщики, наконец, переключились на форты внешнего контура обороны, тем более, что очередной эшелон как раз доставил первую партию тяжелых бронебойных бомб.
   Впервые подвесив сделанные из 305-мм снарядов бомбы, отряд в полном составе ушел на очередной вылет. На сей раз целью атаки стал малый форт NXIVa. Подойдя к форту строем колонны, аэропланы, один за другим, с высоты не более полукилометра сбросили на форт 410-тикилограммовые бомбы. Из пятнадцати бомб непосредственно в форт угодило не более шести. Но и этого оказалось достаточно. Даже полтора метра армированного бетона не смогли сдержать разрушительный порыв новых русских боеприпасов, и по всему укреплению пошли трещины, а находившиеся на верхнем этаже или у бойниц солдаты, те, кому повезло уцелеть, получили сильнейшие контузии. Из четырех же бронированных башен одна оказалась уничтожена прямым попаданием, а две полностью вышли из строя из-за перекосившихся конструкций. Еще не менее полудюжины таких же бомб, которых вполне хватило бы для уничтожения любого легкого крейсера, поставили крест на этом форте. Пробив раскуроченную предыдущими попаданиями железобетонную крышу и перекрытия верхнего этажа, бомбы вывели из строя большую часть гарнизона форта, как огнем и осколками, так и ударной волной. Все же именно в форты командование загнало как можно большее количество лишившихся крыши над головой солдат, отчего скученность народа в них превышала все возможные нормы. От того и потери оказались весьма немалыми, не смотря на относительно небольшое количество взрывчатого вещества в подобных боеприпасах. Сотни солдат погибли, почти тысяча оказалась недееспособна в ближайшее время. От самого же форта уцелели лишь полутораметровой толщины кирпичные стены, начавшие мгновенно промерзать на январских морозах.
   После демонстрации русской авиацией своих возможностей в борьбе с укреплениями над крепостью вновь разбросали листовки с призывом сложить оружие. И в очередной раз не дождавшись ответа со стороны австро-венгерских войск, командование дало разрешение на продолжение авиационных налетов. В течение следующих трех дней бомбардировщики совершали налеты на форты NXIVb и Хурко. Дабы не тратить время на церемонии, в дело сразу пустили самые тяжелые бомбы из имевшихся в запасе. И если номерной форт вслед за его близнецом удалось расковырять 410-тикилограммовыми бомбами, то на куда более мощный и укрепленный Хурко не пожалели потратить половину из отлитых в Нижнем Новгороде 700-килограммовых осколочно-фугасных бомб. Пусть пробить защиту форта они и не смогли, фугасное воздействие разорвавшихся у самых стен укрепления боеприпасов, снаряженных почти пятью сотнями килограмм пироксилина, оказалось столь велико, что почти все находившиеся в нем люди погибли или переселились в уже переполненные лазареты.
   Убедившись же в немалой эффективности данных боеприпасов, разбомбили и второй именной форт Борек, тем самым пробив огромную брешь в обороне крепости. Не остались обделены вниманием и внутренние форты, стоявшие на пути частей русской 11-й армии к сердцу укрепрайона. Куда более слабые и старые форты NXIII и NXX ненадолго пережили своих собратьев из внешней линии обороны, будучи раскуроченными всего за два дня.
   Получив же известие об уничтожении форта NХХ, являвшегося частью внутреннего кольца обороны, а также убедившись в разгроме батарей полевой артиллерии, генерал Селиванов приказал планировать атаку, но противник его опередил. Немногочисленные запасы продовольствия, сохранившиеся в крепости после уничтожения складов, уже подходили к концу, да и упаднические настроения, все с большей силой распространяющиеся в войсках, заставили командовавшего гарнизоном генерала от инфантерии Германа Кусманека риттер фон Бургнойштэдтена повести войска на прорыв.
   Почти 70000 солдат и офицеров под прикрытием последних уцелевших батарей полевой артиллерии и способных добросить снаряды до русских позиций орудий крепости попытались пробить себе путь на запад, но капитально зарывшиеся в землю за несколько месяцев осады войска 8-й армии смогли отразить натиск, хоть кое-где и дошло до штыковых схваток. В тот день, 19-го января, десятки тысяч австрийцев пали на подступах к русским окопам. Еще пять тысяч из числа тех, кто смог прорвать первую линию обороны, впоследствии оказались в окружении и вынуждены были сложить оружие.
   Воспользовавшись тем, что столь значительная сила оказалась сосредоточена на западной границе укрепрайона, Селиванов отдал приказ на начало штурма с восточной стороны и утром 20-го января уже русские войска ринулись в атаку. По занесенным снегом полям вперед двинулись две первые бронепулеметные роты, специально временно откомандированные в 11-ю армию, увлекая за собой солдат пехотных дивизий. Прорвавшись вдоль железной дороги внутрь крепости, все двадцать шесть поставленных на лыжи и гусеницы типа "Оверолл" БА-3, сконцентрированные в один бронированный кулак, за полчаса пробились через хлипкие пехотные заслоны к мостам через реку Виар, а не отстававшая от них кавалерия, спешившись, организовала круговую оборону, дожидаясь подхода пехотных дивизий. Все это сопровождалось постоянными авиационными налетами, как на внутреннюю цитадель крепости, так и на пехотные колонны, перебрасываемые с западной части укрепрайона к месту прорыва. На сей раз, что У-2, что У-3, ходили двойками, заваливая противника сотнями небольших бомб. Переделанные из 87-мм снарядов эти небольшие бомбочки отлично подходили для атак крупных скоплений живой силы противника находящейся на марше.
   Тем временем, пока австрийцы пытались перебросить к месту прорыва все возможные подкрепления, первые русские пехотные части уже к шести часам вечера просочились во внутренний круг оборонительных укреплений, что стало началом конца сопротивления австро-венгерских войск. В течение двух последующих дней последние еще пытались выбить русских с занятых позиций или перерезать пути снабжения протянувшиеся на семь километров между внутренним и внешним кругами укреплений, но, не достигнув каких-либо результатов, прекратили боевые действия и уже 25-го января генерал Кусманек отдал приказ сложить оружие, чтобы не обрекать еще больше своих солдат на неминуемую гибель от русских пуль, бомб и снарядов. Конечно, имеющиеся под его командованием войска еще ни один день могли оказывать ожесточенное сопротивление и тем самым нанести значительный урон русским войскам, но вот вырваться из ловушки не было уже ни единого шанса.
   В течение последующего месяца занявшие крепость русские войска только и занимались тем, что формировали колонны военнопленных, да подсчитывали трофеи. Даже после всех понесенных потерь в плен попали 9 генералов, 93 штаб-офицера, 2204 обер-офицеров, 103190 нижних чинов. В качестве трофеев было взято свыше 900 орудий, немалая часть которых, правда, требовали ремонта, 257 пулеметов, почти полторы сотни тысяч винтовок и карабинов, десятки миллионов патронов, сотни тысяч снарядов. Оказались возвращены из плена 2011 русских солдат и офицеров. Но, что было куда важнее, удалось высвободить все войска, ранее принимавшие участие в блокаде крепости. Целых полторы армии, что прежде были намертво прикованы к Перемышлю, уже спустя считанные дни были кинуты на весы противостояния в Карпатах и, кто бы что ни думал, сыграли решающую роль в начале окончания этой войны. Ведь именно эти семь дополнительных дивизий позволили прорвать фронт и выйти на Венгерские равнины, чего столь сильно боялись в Вене и Берлине. Причем опасались там не столько русских войск, сколько начала гражданской войны в двуединой монархии, многие народы которой уже давно грезили независимостью от австрийцев, а также решений, что на основании успехов русского оружия будут приняты в Риме, Софии и Бухаресте. Потому-то для спасения союзников немцы и начали срочную переброску войск, что прежде сосредотачивались в Восточной Пруссии и Галиции для организации прорыва русской обороны и окружения в Польше едва ли не половины всей русской армии. Однако новая угроза вынудила срочно пересмотреть планы на компанию весны 1915 года и продолжать окапываться на прежних позициях.
   Естественно, столь грандиозная победа не могла остаться без внимания верховного командования и на большую часть непричастных, но приближенных к власти, пролился золотой дождь наград, который все же затронул и ряд настоящих строителей этой победы. Престарелый и из-за тяжелой болезни лишь номинально исполнявший обязанности командующего 11-й армии генерал Селиванов удостоился ордена Святого Георгия 3-й степени. Фактический же командир 11-й армии - генерал Щербачев, получил Георгия 4-й степени. Столь же ценной наградой удостоили генерала Брусилова за отражение прорыва 19-го января. Не были забыты и обеспечивавшие прорыв авиаторы. Так великий князь стал полным кавалером ордена Святого Владимира, еще до войны имея три из четырех степеней, а капитан Горшков и командовавший полком легких бомбардировщиков старший лейтенант Яцук могли отныне похвастать, также как и наиболее отличившиеся генералы, орденами Святого Георгия 4-й степени. Сотни и тысячи получили менее ценные награды, но должно быть больше всех были рады вовсе не затронутые наградами интенданты, принявшиеся под шумок списывать десятки тонн трофейного имущества, как уничтоженного во время авиационных налетов. Все же имелось немалое опасение, что ведшаяся параллельно с осадой Перемышля война за перевалы в Карпатах, где австрийские и немецкие войска то и дело предпринимали попытки выбить противника с Лупковского перевала и Бескидских позиций, может окончиться для 3-й, 8-й и 9-й русских армий не самым лучшим образом и войска Австро-Венгрии вновь, как это уже было в октябре, смогут дойти до Перемышля, отчего с территории крепости в самом спешном порядке и вывозилось все подряд. Вполне естественно, что в первую очередь из нее принялись выводить огромные колонны пленных, оставляя лишь раненых, дабы не позволить противнику отбить их назад. Однако также находилось место и силы для вывоза наиболее ценного имущества, что не предвиделось возможным использовать для обороны Перемышля теперь уже русскими войсками. Но как уже было сказано выше, угроза крепости была снята, и отныне начинался этап подготовки наступления на Краков для русских армий и организации обороны оного для австро-немецких сил. Один этот прорыв, отвлекший столь много немецких резервов, спас от вполне возможного разгрома, как минимум, 1-ю, 2-ю, и 3-ю, русские армии, на которые готовились обрушиться не только противостоявшие им прежде силы, но и одиннадцать свежих армейских корпусов - 7 переброшенных с западного фронта и 4 вновь созданные на территории Германии.
  

Глава 7. Подведение итогов

  
   Полгода, ровно столько прошло с начала войны, которую каждая из сторон планировала завершить за считанные месяцы. Но готовившиеся к прошедшим войнам генералы не учли в своих планах тот огромный скачек, что сделала наука за последние два десятка лет. И даже многочисленные предшествовавшие войны, вроде Японо-Китайской, Русско-Японской, Испано-Американской, Балканской, не смогли в полной мере сподвигнуть их к пониманию всех пришедших изменений. Магазинные винтовки и новомодные пулеметы пожирали патроны с такой скоростью, что их едва успевали подвозить на передовые позиции. Если вообще имелось, что подвозить. Скорострельная артиллерия также не отставала от пехоты в плане расхода боеприпасов, что в конечном итоге привело к противостоянию не только войск, но и промышленности вовлеченных в боевые действия стран. И если Англия с Францией могли похвастать наличием вполне достаточного количества необходимых производств и получаемых ресурсов, то, что маленькой Сербии, что огромной России, с каждым днем приходилось все туже затягивать пояс, дабы удержать так и норовившие свалиться штаны.
   Правда, были в бочке дегтя и отдельные капли меда. Многие предприятия Санкт-Петербурга, Москвы, Нижнего Новгорода, Риги, Варшавы, Тулы и десятков прочих городов потихоньку перестраивались на военные рельсы и, при наличии материалов, выдавали фронту тысячи наименований потребных изделий, начиная от портянок и заканчивая линкором. Сказалось на все большем увеличении выпуска потребной армии продукции и удержание позиций в Восточной Пруссии, откуда немцы угрожали, как Польше, так и всей Прибалтике. При ином ходе событий, когда погибла 2-я русская армия, уже весной 1915 года началась повальная эвакуация всех предприятий с двух последних территорий. А это, как бы составляло 30% всех промышленных мощностей Российской империи. То есть в самый разгар войны великоросские заводчики, в погоне за прибылью, смогли протолкнуть решение, что лишило страну не только третьей части столь потребных производств, но и фактически уничтожило ряд уникальных заводов, недостаток продукции которых в скором времени пришлось покрывать за счет импорта. И ладно если бы все эти многочисленные заводы и фабрики, для вывоза которых, по самым скромным подсчетам, потребовалось бы подать до ста тысяч вагонов, перевозились на уже подготовленное для них новое место. Нет, ценнейшее оборудование, что не всегда переживало даже демонтаж, попросту вываливалось едва ли не в полях, причем, зачастую, далеко не в месте назначения, где и ржавело под открытым небом, пока бывшие владельцы пытались отыскать пропажи. А немалая часть и вовсе разворовывалась в пути. Но здесь и сейчас ничего подобного не наблюдалось. Даже наоборот, получившие первые поставки новейших станков заводы принялись наращивать выпуск своей продукции, параллельно отбивая своих мастеровых от угрозы призыва в действующую армию. Все же даже при наличии самого совершенного оборудования, ни один завод не мог обойтись без квалифицированных рабочих рук, что могли работать на этом самом оборудовании. Хотя, стоило отметить, что ситуация с рабочими складывалась не так печально, как многие описывали. Так после безумных и бездумных призывов первых волн, кто-то в армейских верхах все-таки одумался и начал создавать рабочие солдатские отряды, что направлялись не воевать на фронт, но работать на казенных заводах. Пусть выход продукции от работы таких подневольных тружеников был смехотворным, этот первый шаг позволил двинуться дальше и, учитывая опыт заводов работающих на ИВВФ, начать оставлять призываемых на прежних рабочих местах, коли предприятие работало на пополнение военных припасов. Да, многие рабочие в этом случае изрядно теряли в деньгах, так как официально могли рассчитывать лишь на полагающиеся рядовому 3 рубля в месяц, но они оставались в родном городе вместе со своей родней, семьей и соседями, что могли помочь пережить тяжкое время. А коли и владелец завода являлся благоразумным человеком, то такой призванный "воин" и вовсе сохранял свой заработок. И, что было не менее важно, и о чем вообще не думали создатели проекта эвакуации производств из прифронтовых территорий, вглубь страны не устремились лишившиеся заработка миллионы голодных и обездоленных беженцев, как это еще совсем недавно наблюдалось на улицах Берлина, куда бежали сотни тысяч выходцев из Восточной Пруссии. Одним словом, удержание ранее занятых позиций позволило избежать России столь тяжелой гуманитарной и транспортной катастрофы, оправиться от которой империя не смогла бы аж до конца войны. И за всем этим с хорошо различимым неудовольствием на лицах наблюдали не только из Берлина и Вены, но и Парижа с Лондоном - слишком уж медленно Российская империя продвигалась к той пропасти, куда по итогам начавшейся войны ее требовалось спихнуть, как врагам, так и союзникам.
   Однако, пока в недосягаемых для простого смертного человека высоких кругах решалась судьба мира, копошащиеся на своих заводах и фабриках производственники продолжали "клепать" продукцию. Не отставал от прочих и завод "Мотор", что с февраля, наконец, начал получать первые грузы из Англии и даже Франции. Здраво рассудив, что самостоятельно изготовить уже заказанное количество техники у него никак не выйдет, Теодор Калеп, благодаря посредничеству Егора, смог договориться с Анзани о поставках аж двух тысяч мотоциклетных и двух сотен авиационных двигателей, сосредоточив силы собственных работников на сборке автомобилей, так как совершенно не сомневался в скором многократном увеличении заказа. И оказался абсолютно прав. Едва начался 1915-й год, как ему выдали заказ еще на 2500 небольших грузовичков и такое же количество мотоциклов, не говоря уже о сотне У-1бис, дефицит которых наблюдался, как в авиационных школах, так и на фронте.
   Не меньше Калепа успел забегаться и остававшийся на хозяйстве в Нижнем Новгороде Алексей. Распрощавшись с прежней идеей полностью спихнуть изготовление У-2 на прочие авиационные заводы, что даже совместными усилиями производили меньше, чем один "Пегас", ему пришлось приложить немало сил для перепланировки всего завода при сохранении уже набранного темпа производства. В результате, помимо некоторого сокращения столярной мастерской за счет привлечения в качестве подрядчиков мебельщиков, пришлось полностью переносить заводскую школу на летное поле местного отделения Аэро Клуба, а склад готовой продукции вообще устраивать под открытым небом, заняв часть летного поля, благо все аэропланы упаковывали в добротные деревянные ящики, что позволяло не бояться, ни дождя, ни снега. Все это позволило приспособить бывшие ангары под цех сборки У-2, а в основных мастерских заняться массовым выпуском несколько доработанного по итогам первых боев штурмовика. Самолета, что, по мнению трех друзей, должен был стать тем самым оружием победы, которого столь сильно недоставало армии. Как ни крути, а противник тоже не был дураком и уже начал усиливать свои силы противовоздушной обороны за счет пулеметов и старых скорострельных орудий противоминной обороны, ставших более не актуальными на флоте. Потому жизнь пилотов тех же У-2 уже стала куда более сложной, а количество сбитых или подбитых машин за январь увеличилось минимум втрое по сравнению с прежними месяцами.
   0x01 graphic
   К тому же с каждым новым вылетом техника не становилась новее, а к июню 1915 года командующий ИВВФ и вовсе планировал иметь в строю аж шесть сотен пилотов и боевых машин, чего никак нельзя было добиться силами лишь их завода. А тут еще эти чертовы союзники, насмотревшиеся на результаты работы русской авиации в Восточной Пруссии, осознали, что в их "авиационных королевствах" творится что-то неладное и испросили, читай потребовали, доступа на производства, где собирают столь полезные боевые аэропланы и бронемашины. И вот уже три месяца как они путались под ногами Алексея, суя свои длинные носы в каждый угол и каждый чертеж. Причем бить по этим самым носам, было категорически запрещено с самого верха! По всей видимости, где-то на том самом верху нынче шла ожесточенная торговля за их технологии, что могли быть отданы в уплату за выполнение русских заказов, не принеся их истинному владельцу никакой прибыли. Что было вдвойне обидно! Ведь получалось, что их дружную компанию пытались обокрасть, как свои, так и чужие! Зато, что вызывало немалое удивление, Александр Михайлович не только уделил самое пристальное внимание их прошлогоднему итоговому отчету, но даже решился обсудить со своим венценосным родичем ряд выдвинутых в нем идей. Идей, что поднимались в его беседах с нижегородскими авиаторами и прежде, но здесь и сейчас выглядящих не просто занимательной теорией, а весьма допустимых к реализации, ведь ряд затронутых еще многие годы назад тем уже оказались реализованы и принесли неплохие дивиденды. Вот после получения награды за причастность к взятию Перемышля, он и попросил императора об очередной аудиенции.
   - Вот, хоть один человек отвечает за свои слова, - подумал Николай II, тепло приветствуя кузена. - Хорошо выглядишь, Сандро, - искренне улыбнулся монарх великому князю, заключая того в объятия. - А вот мне последнее время все никак не удается найти покоя. Столько проблем и забот, что не знаешь, за что хвататься в первую очередь.
   - Это бремя всех монархов, Ники, - в личных беседах они никогда не придерживались официоза, обращаясь друг к другу так, как привыкли с детства. - Особенно во времена перемен. А мы именно в такое время и живем.
   - Да, время тяжкое, - тут же согласился император, приглашая гостя к чайному столику. - Надеюсь, хоть ты не будешь взваливать на мои плечи очередную непосильную ношу? Все же в твоем ведомстве дела идут весьма неплохо. А наши пилоты внушают страх врагу и вызывают зависть у союзников! Вон, даже французы прислали к нам авиационную миссию для обмена опытом. Хотя, зная достижения твоих орлов, обменом тут и не пахнет. Нечему французов учить наших молодцов! Самим бы поучиться у нас стоило!
   - Не буду отрицать очевидного, - расплылся в полной довольства улыбке великий князь. - Наши авиаторы воистину хозяева неба. Впрочем, не в последнюю очередь благодаря превосходным аэропланам. Тем же немцам о подобной технике остается только мечтать. - При этом командующий ИВВФ про себя подумал, что им в свою очередь следовало поучиться у немцев строить цепеллины, поскольку буквально на днях в первом же пробном вылете разломился пополам и рухнул на землю крупнейший в отечественной авиации дирижабль "Гигантъ", восстанавливать который не было никакого желания в силу его низких характеристик по сравнению с аэропланами типа У-3. По этой же причине было заморожено строительство еще большего дирижабля "Воздушный крейсер". - Одно печально, немцы слишком хорошо умеют учиться, да и промышленность у них посильнее нашей будет.
   - И к чему это ты клонишь, Сандро? - откинувшись на спинку кресла, император упер в пришедшего гостя уже не столь теплый, но куда более сосредоточенный взгляд.
   - Предварительные расчеты показывают, что пройдет еще пять-шесть месяцев и немцы достигнут того же качества своей авиации, что была у нас на начало войны, - повторив действие собеседника, Александр Михайлович уперся задумчивым взглядом в заварочный чайник. То, что под предварительными расчетами скрывается доклад одной троицы нижегородских авиаторов, он решил не уточнять, дабы не засорять разговор лишними деталями. - Не мне тебе рассказывать, Ники, что аэропланы - дело новое. Новое для всех. И потому действительно заслуженных экспертов в этом вопросе пока и быть не может. Ни у нас, ни у французов, ни у немцев. Не прошло еще столько времени, чтобы они появились. Но, достаточно сведущие люди уже есть. В том числе имеются они и в России. Потому, когда те, кто уже успел доказать свою состоятельность, дают подобные прогнозы, я склонен отнестись к подобной информации с большим уровнем доверия. Сам посуди, могли ли мы предположить лет пять-восемь назад, что три-четыре десятка аэропланов будут способны оказывать огромное влияние на итоги противостояния многосоттысячных армий? А теперь это уже сложившийся факт! Факт, который мы не имеем права игнорировать.
   - Да, новые отряды бомбардировщиков вызывают у господ генералов исключительно лестные отзывы. Как мне докладывают, командующие всех без исключения армий просто требуют у тебя скорейшего предоставления в их распоряжение как можно большего числа подобных подразделений. Не просветишь меня, как скоро окажется возможным удовлетворить подобные ходатайства?
   - Со временем, конечно, сможем дать каждой армии по полноценному бомбардировочному полку и даже больше. Но совершенно точно не ранее конца наступившего года. И дело тут даже не в количестве техники, хотя и с этим имеются определенные трудности, а в наличии подготовленных военных летчиков. Прошло всего полгода войны, а я уже лишился половины пилотов, что имелись в ИВВФ к августу месяцу. Кто погиб, кто попал в плен, кто лежит в госпитале, кого пришлось комиссовать из-за ранений. А все пополнение, что удалось получить за это время, не покрыло и половины потерь. Первый же массовый ускоренный выпуск новых летчиков, так сказать, военного времени, можно ожидать не ранее марта. Но даже их не хватит, чтобы удовлетворить все уже имеющиеся запросы. Учитывая же назревшую потребность скорейшего перехода на новые штаты авиационных полков и даже дивизий, до конца года у нас будет ощущаться жуткий дефицит летчиков, тогда как у немцев ситуация в этой области изначально была куда как более радужной. Да, они понесли весьма тяжелые потери при столкновении с нашими орлами в Восточной Пруссии. Но там была уничтожена от силы шестая часть их аэропланов. Летчиков же они потеряли и того меньше, при том, что, по данным полученным от пленных, у них изначально на каждый аэроплан имелось по два экипажа. Вот и считай, что по пилотам у нас с немцами ныне на северном и северо-западном фронте, в лучшем случае, паритет и бьем мы их лишь благодаря более совершенной технике. Вопрос в том, сможем ли мы удерживать небо за собой после того, как заводы Германии начнут поставлять в войска новые типы аэропланов или даже копии нашего же У-2?
   - Значит, говоришь, у нас остается не более полугода, чтобы реализовать свое превосходство в воздухе, а после придется потесниться?
   - Я бы даже уточнил, что всего пара месяцев - с апреля по июнь этого года, когда мы получим изрядные подкрепления в пилотах и технике. Если немцы, конечно, не смогут неприятно удивить нас ранее.
   - И ты желаешь как-то использовать это время, - не спросил, а, скорее, констатировал самодержец. - Говори прямо, Сандро. Тех, кто ходит вокруг да около, я выслушиваю по десятку каждый день. Не хочу, чтобы и ты присоединился к их числу.
   - Ты прав, Ники. Дабы сохранить свое превосходство в небе, нам жизненно необходимо изрядно потрепать германских авиаторов. А для этого требуется создать условие для их сосредоточения в одном месте, чтобы мои орлы смогли до них дотянуться. Иными словами, на фронте нужно будет создать, своего рода, точку напряжения, которую немцы не смогли бы игнорировать и принялись бы стягивать к ней все возможные силы. Причем создать ее необходимо там, где к противостоянию более всего будем готовы именно мы.
   - Хм, - император перевел задумчивый взгляд с собеседника на окно, за которым мела пурга, - и где же ты видишь должным создать подобную точку напряжения?
   - Учитывая наш успех по штурму Перемышля, там, где у немцев имеется крепость, которую нам жизненно необходимо взять.
   - Кенигсберг, - тихо произнес император в пространство, все так же продолжая созерцать ненастье за окном.
   - Именно, Ники, - не стал отрицать очевидного великий князь. - Если падет Кенигсберг, то вся Восточная Пруссия окажется в наших руках и наши тяжелые бомбардировщики с торпедоносцами получат возможность дотянуться до немецкой военно-морской базы в Данциге. Ты понимаешь, Ники? Мы сможем пустить на дно любой немецкий корабль, хоть миноносец, хоть линкор, что окажется в радиусе ста миль от места базирования нашей тяжелой авиации!
   - И линкор потопить беретесь, говоришь? - сказать, что в глазах русского императора проснулся интерес, значило не сказать ничего. Они буквально зажглись от тут же нарисованных воображением перспектив. Пусть отечественный флот, наконец, получил первую четверку настоящих линкоров, которые, впрочем, те же англичане относили больше к классу линейных крейсеров, из-за откровенно слабого по нынешним временам бронирования, выводить их дальше минно-артиллерийских позиций Финского залива было откровенно страшно. Не с таким превосходством в линейных кораблях, что имела Германия над Россией. Если немецкий Флот открытого моря уступал английскому Большому флоту более чем вдвое, то весь русский Балтийский флот уступал тому самому Флоту открытого моря уже вчетверо. И как-либо повлиять на эту неприятную ситуацию без ввода в строй еще дюжины линейных кораблей, прежде, виделось невозможным. Причем даже с учетом черноморских линкоров и строящихся на Балтике линейных крейсеров, всему русскому флоту нечего было и мечтать сравняться с немецким в ближайшие лет десять. Но ведь если не имелось возможности сравнять силы за счет ввода в строй новых кораблей, то почему было не пойти обратным путем и сосредоточиться на сокращении поголовья немецких кораблей линии с помощью куда более дешевого и доступного вооружения? - А ты уверен, что аэропланы смогут совершить подобное? И вообще, хватит ли у нас для такой атаки тяжелых аэропланов? - не смотря на вспышку надежды, сомнения продолжили грызть Николая II.
   - Если в ближайшие пару месяцев будет потоплен "Гебен", ты мне поверишь? - Александр Михайлович решил вывалить один из заранее подготовленных козырей. Не зря ведь он поспособствовал самому теплому приему Дубова на Черноморском флоте, после того как тот поклялся решить проблему немецкого линейного крейсера.
   - Поверю! - не стал тянуть с ответом аж подавшийся вперед от переполняющих его чувств император. - Если твои авиаторы смогут продемонстрировать свою силу столь наглядным образом, мы не только обезопасим все Черное море, мы сможем получить немало политических дивидендов в переговорах с Италией, Болгарией и Румынией по вступлению их в войну на нашей стороне. Да и турок можно будет начать бить с моря везде, где это только будет возможно. Но! Пока я не дам добро, попридержи своих летчиков. Сперва, пусть союзники подтвердят передачу проливов в наше пользование, а после громите этот проклятый "Гебен". Кстати, тебе для этого что-нибудь понадобится?
   - Конечно, понадобится! - не стал отрицать очевидного командующий ИВВФ. - И для уничтожения линейного крейсера и для последующей операции в Восточной Пруссии, коли ты одобришь таковую, будут потребны очень многие ресурсы. Благо, кое-чем мы уже располагаем...
   К сожалению, большая часть попыток наладить должное взаимодействие авиации с пехотными или кавалерийскими соединениями, за исключением тех случаев, когда дело в свои руки брали Егор с Михаилом, оканчивались практически ничем. Необходимого опыта не имелось, ни у тех, ни у других. Потому, в лучшем случае, все ограничивалось своевременной передачей разведданных. В худшем же случае, русские части сбивали свои же аэропланы. Не менее двух десятков самолетов были потеряны от дружественного огня, и далеко не каждому пилоту удавалось выжить при этом. Проводить должное обучение частей находящихся на фронте, виделось слишком сложным - тем и так хватало забот. По этой причине на имя командующего ИВВФ и был написан очередной доклад о потребности организации в составе авиации собственных пехотных, артиллерийских и кавалерийских частей, как это в свое время было сделано в Люфтваффе времен Второй Мировой Войны.
   Правда, получить какие-либо части из состава действующей армии, никто даже не надеялся. На фронтах и так ощущалась острая нехватка войск. Потому упор предлагалось делать на сборе под своей рукой остатков частей пограничной стражи, что умудрились уцелеть в отгремевших боях, да перехвате выздоравливающих раненых, пока тех не отправили в прежние части. Но, учитывая потребность иметь какую-либо основу, вокруг которой и должно было бы нарости "мясо", великому князю с барского плеча отдали полки Заамурского округа пограничной стражи, сдернутые с Дальнего Востока в начале февраля 1915 года. Именно на основе этого костяка, общей численностью в две дивизии - пехотную и кавалерийскую, по прошествии пары месяцев удалось собрать полноценный армейский корпус, получивший в качестве усиления столько новейшей техники, что теперь не всякая армия имела достаточно сил сдержать его удар.
   В полной мере оценивший перспективу обладания собственным крупным пехотным соединением, командующий ИВВФ не стал жадничать и передал пехоте большую часть, наконец, полученного автоматического вооружения, что еще в прошлом году было закуплено в Дании и Швейцарии. А чего было не передать, если для вооружения всех аэропланов вполне хватало пяти сотен Мадсенов, тогда как все отечественные ФД-12, производство которых увеличивалось с каждым месяцем, направлялись исключительно на вооружение ШБ-1?
   К тому же, именно забайкальцы в свое время получили на вооружение закупленные в Японии винтовки и карабины мексиканского заказа, так что проблем с разносортицей патронов не возникло. Более того, затребовав с Дальнего Востока все оставшееся там оружие под этот патрон, абсолютно весь корпус удалось снарядить единообразно. Разве что станковыми пулеметами, как и артиллерией, пограничникам еще по прибытии в Варшаву пришлось пожертвовать в пользу находящихся на передовой войск, что вызывало определенную озабоченность. Ведь если без Максимов еще как-то можно было обойтись, имея в каждом пехотном отделении по ручному пулемету, то без поддержки "Бога войны" воевать в современных условиях представлялось малореальным. Во всяком случае, воевать удачно.
   Лишь получив из крепостных запасов 48 устаревших 87-мм пушки образца 1877 года, командование корпуса несколько успокоилось, но продолжало выказывать свое неудовольство произошедшим грабежом. Тем более что, учитывая имеющиеся силы, корпусу полагалось, как минимум, вдвое большее количество артиллерии. Полностью же снизить накал страстей удалось только после озвучивания информации, что эти старые пушки даны им во временное пользование для учебных целей, а перед выдвижением на фронт, корпус будет перевооружен на современные скорострельные орудия. Обещали даже подкинуть станковых пулеметов. Но в последнее мало кто верил. А потом началось слаживание родов войск, и очередная волна воплей полетела гулять по приемной командующего ИВВФ - слишком уж много всего необычного обрушилось на головы, как нижних чинов, так и офицеров, сбиваемого в единый механизм соединения. Причем немалая заслуга в этом деле принадлежала тем людям, с которыми нижегородских авиаторов свела война. Так большая часть летчиков 1-го штурмового и 5-го легкобомбардировочного полков являлись ветеранами осенних боев в Восточной Пруссии. Про разросшийся ровно вдвое 1-й отряд тяжелых бомбардировщиков, что после взятия Перемышля был переведен как раз в Варшаву, откуда и летал громить немецкие склады и железнодорожные станции, тоже можно было не переживать. По-хорошему, его уже сейчас следовало развернуть в полноценный полк, но потребного количества крылатых машин не ожидалось до середины лета. Потому в составе формируемой 1-й Петроградской смешанной авиационной дивизии и числились два полка и два отряда - второй состоял из разведывательных У-1бис.
   Оказались включены в состав формируемого корпуса и новейшие моторизованные соединения. Одна автотранспортная и три бронепулеметных роты в общей сложности насчитывали свыше двух сотен машин, начиная от мотоцикла и заканчивая пушечным броневиком. По наводке Егора в формируемый корпус удалось даже сманить штабс-капитана Бажанова. Того самого, что во время боев у Млавы руководил сводным моторизованным отрядом. Мало того, что он являлся одним из наиболее грамотных русских офицеров в плане применения и обслуживания автомобильной техники, так еще, проживая во Франции, долгое время работал в компании производившей миниатюрные радиопередатчики, что идеально подходили для установки на автомобили и аэропланы. Именно от Ивана Николаевича авиаторы в свое время и узнали об этом производителе и, пребывая в составе закупочной комиссии, Егор смог заказать с полсотни экземпляров. Именно они нынче были установлены на командирских броневиках, машинах артиллерийских корректировщиков, выполненных на базе БРДМ-2, и машинах связи, а также на "Белом Лебеде", что стал первым полноценным авиационным корректировщиком в мире. И, как показали последующие учения, даже устаревшие пушки, бьющие с закрытых позиций, но наводимые в режиме реального времени, могут нанести противнику изрядный урон. Да и расход снарядов оказывался в разы меньше, нежели у новейших трехдюймовок, зачастую работающих вслепую по площадям. Естественно, имея подобную корректировку, те самые трехдюймовки также могли продемонстрировать изрядную результативность. Но, чего не было, того не было. Вот и пришлось поначалу довольствоваться устаревшими орудиями. Зато в последних числах марта на головы артиллеристов корпуса упало счастье в виде 96-ти трофейных 77-мм орудий с передками и зарядными ящиками, которых было достаточно для формирования двух артиллерийских бригад.
   В отличие от станковых пулеметов, утаить от начальственного взора полевую пушку, было малореально, потому их немалое количество и скопилось на складах Варшавы по итогам отгремевших сражений. Как и запасов снарядов к ним. Конечно, кое-что уже было передано на передовую в целях возмещения имеющихся потерь. Так корпусу ИВВФ не досталось ни одной гаубицы или тяжелого орудия. Но, благодаря армейской бюрократии, невозможности сбыта интендантами подобного имущества куда-нибудь налево и нежеланию высших офицеров получать по шапке за утерянные орудия, что даже привело к немалому скандалу, когда те попытались разместить заказы на отдельные части орудий, чтобы впоследствии собрать все воедино и получить замену утерянным, обе пехотные дивизии корпуса смогли обзавестись всем положенным. И даже большим!
   В то время как немцы самыми ударными темпами создавали части противовоздушной обороны, в одном из ангаров завода "Мотор" в Риге занимались тем же самым. Так, разобрав до последнего винтика одну из трофейных самоходных зениток, на "Моторе" в течение трех месяцев создали полный комплект чертежей оной и при посредничестве "Рижской оружейной фабрики" заказали изготовление большей части ее составляющих на РБВЗ, на шасси грузовиков которого и планировалось размещать стволы тех самых трофейных немецких пушек, что столь кропотливо собирались авиаторами на полях сражений в Восточной Пруссии.
   Естественно, что целые орудия у них тогда в конечном итоге отобрали, оставив на руках лишь разбитые, большую часть которых уже не виделось возможным ввести в строй. Все же в результате близкого разрыва крупной бомбы, а то и прямого попадания, от 77-мм полевой пушки оставались лишь перекореженные обломки, не годные ни на что кроме отправки в переплавку. Тем не менее, из всего собранного металлолома удалось набрать два десятка стволов, которые монтировали на грузовые шасси по мере поступления зенитных лафетов.
   Естественно, все это было не чей-то частной инициативой, а заказом ИВВФ, что также выкупил у флота свыше трех сотен 47-мм пушек Гочкиса. Но по сравнению с самым минимальным расчетным количеством в шестьсот потребных зенитных орудий, это виделось каплей в море. К тому же армия, прежде воротившая от пушек Гочкиса нос, резко загорелась желанием иметь легкие батальонные орудия для борьбы с вражескими пулеметами и временными укреплениями, так что более этот ресурс авиаторам не был доступен. Хорошо еще, что снарядов к ним имелось просто огромное количество, и о пополнении запасов можно было не беспокоиться в ближайшие год-полтора. А так как грузовых шасси имелось куда меньше, нежели стволов, в первую очередь в ход пошли трофеи так как, в отличие от орудий противоминного калибра, немецкие пушки также могли спокойно использоваться в качестве полковой артиллерии, что превращало подобные автомобили ПВО в полноценные САУ. Правда, брони на них имелось с гулькин нос, а потому попадать под удар вражеской артиллерии категорически не рекомендовалось.
   Эх, кто бы знал, чего стоило великому князю наложить свою лапу на всю эту наземную боевую технику, кою пришлось вырывать у армейских генералов не просто с кровью, а с мясом, связками и даже костями. Тому же Юго-Западному фронту в обмен на полтора десятка изрядно потрепанных в боях и требующих ремонта БА-3 пришлось выделить еще два полка легких бомбардировщиков с изрядным запасом бомб, так что 3-я, 8-я, и 9-я армии ныне могли похвастать наличием действительно сильной авиационной поддержки каждая! И это при том, что у них до сих пор сохранялись корпусные авиационные отряды, пусть людей и техники в последних оставалось не более трети от первоначального числа. По-хорошему, такие отряды уже давно следовало упразднить. Если бы еще имелось, кем заменить. Однако замены не было. Вообще. Те же самые бомбардировочные полки хоть и могли вести разведку, в силу выполняемых задач имели исключительно армейское подчинение, что грозило оставить корпуса и дивизии вовсе без авиационной разведки. Учитывая же все плюсы последней, лишать такого козыря изнывающие в сражениях войска, даже в ущерб развитию ИВВФ, виделось невозможным. Правда, все уцелевшие У-2 из корпусных и крепостных отрядов уже давно изъяли для переделки в бомбардировщики, заменив их на трофейные аэропланы и У-1 всех видов, что позволило укомплектовать аж полтора бомбардировочных полка. Но даже так один полк нового строя пришлось временно выводить из состава 1-й смешанной авиационной дивизии, что сводилась воедино в Варшаве. И восстановить эту потерю в ближайшие месяцы виделось очень нелегким делом.
   Хорошо еще, что в ИВВФ изначально имелась собственная техника, и выпрашивать у кого-либо понадобившиеся для формируемого корпуса грузовики не пришлось. Вот только, чтобы собрать со всех старых авиационных отрядов сотню уцелевших Зауреров, пришлось потратить аж два месяца, и вообще держать данный вопрос на личном контроле - уж больно многим не хотелось расставаться с и так немногочисленными автомобилями. А что было делать, если из всего числа заказанной еще в прошлом году в Европе и САСШ техники, большая часть до сих пор прозябала во Владивостоке и Архангельске вместе с тысячами тонн прочих грузов, для вывоза которых попросту не имелось транспортных мощностей? Так ни одна из уже сформированных бронепулеметных рот до сих пор не имела ни одной машины английской выделки, и увеличивать количество столь потребных броневиков пришлось путем пускания под нож грузовиков, выполненных на тех же шасси. Причем с БРДМ-2 ситуация обстояла подобным же образом - все вновь поступившие машины были склепаны на выкупленных у частных владельцев подходящих шасси Руссо-Балтов, которые, кстати, уже закончились и новые от РБВЗ ждать не приходилось.
   А сколько ему выедали мозги в Главном Военно-Техническом Управлении, когда он пошел договариваться насчет тракторов? Тех самых тракторов, что с нетерпением ожидали в крепостях для транспортировки тяжелой артиллерии. Великий князь сам поражался, как эти неугомонные нижегородские авиаторы смогли уговорить его на подобный шаг. Они, видите ли, на опыте боев в Восточной Пруссии придумали гусеничную боевую машину, которой не было бы страшно бездорожье. И ведь убедили, кровопийцы! Уж больно внушительным было показательное выступление, когда полдюжины стальных коробок, проложив себе путь в засыпанном снегом едва ли не на метровую высоту поле, выползли к намеченному рубежу и принялись крутиться на месте, имитируя процесс уничтожения гусеницами вражеских окопов вместе с находящейся в них пехотой. Ныне же дюжина подобных машин, но уже обшитых настоящей броней, а не фанерой, прибыли в Варшаву, будучи замаскированными под ящики с разобранными аэропланами. Но идти к будущему месту прорыва своим ходом им предстояло лишь от Сольдау, чтобы не расходовать на пустой марш ресурс, как мотора, так и гусеничного движителя.
   Да, не одни немцы понимали всю важность того выступа, что образовывала Восточная Пруссия. Этот, нависающий над правым флангом вообще всей русской армии, "дамоклов меч" давно уже следовало бы ликвидировать. Однако сказать было куда проще, нежели сделать. Те бои, что имели место на ее территории в начале войны, уже к концу 1914 года перестали восприниматься, как изрядно кровавые. Все то время пока на юге шла борьба за Голицию, здесь тоже не смолкали выстрелы и рокоты артиллерийской канонады. Полки и дивизии с обеих сторон стачивались за считанные дни и если бы не постоянно подтягиваемые подкрепления, уже к Рождеству здесь попросту некому было бы воевать, столь высокой оказалась убыль личного состава. Тем не менее, армии, что вступили здесь в противостояние еще в августе, до сих пор продолжали существовать, все глубже вгрызаясь в землю, выстраивая непреодолимые оборонительные позиции. Не в последнюю очередь благодаря русской авиации, что даже после убытия добровольцев продолжила сокращать преимущество немцев в артиллерии. Пусть не столь успешно, как пионеры этого дела. Но, тем не менее.
   Вообще, как-то так вышло, что именно Восточная Пруссия изначально стала неким испытательным полигоном для нового рода войск. Причем, с обеих сторон. И убытие добровольцев лишь на время позволило снизить накал битвы за небеса, ведь на их место уже в октябре пришел созданный в срочном порядке 2-й авиационный полк легких бомбардировщиков, чьи пилоты и машины, наряду с пехотой, сгорали, иногда в прямом смысле этого слова, в не прекращающихся боях. Именно постоянные потери на этом фронте до сих пор не позволяли ИВВФ восстановить довоенное количество действующих аэропланов и летчиков. Но уже очень скоро все должно было измениться. Ведь именно для этого сюда и начали стягивать все доступные резервы в ожидании очередного чуда, что обещали подарить своей стране показавшие себя исключительно с лучшей стороны авиаторы.
   А пока в России в очередной раз готовились удивлять немцев, те, в свою очередь, предпринимали попытки учиться на собственных ошибках. Вот только причины неудач на западном и восточном фронтах носили совершенно разный характер, отчего многие здравые идеи, как младших офицеров, так и конструкторов с производственниками, не находили должного понимания у генералитета.
   Не смотря на одну из лидирующих позиций в плане машино- и двигателестроения, а также наличия огромного количества бронированных машин у стран Антанты, Германская империя в иной истории, как специально, не желала заниматься собственным производством подобной техники. При том, что трофейную ее армия использовала с превеликим удовольствием. То же касалось и авиации. Если истребители появились в рядах противоборствующих сторон практически одновременно, то тяжелым бомбардировщикам немцы до последнего предпочитали неуклюжие дирижабли. Чем именно было вызвано столь странное поведение, могли знать только лица, принимавшие подобные решения, и в складывающихся ныне обстоятельствах они опять же не видели того, за чем было будущее военной науки. Лишь организация ложных артиллерийских позиций из деревянных муляжей, да некоторое усиление средств ПВО, стали теми шагами, на которые согласилась пойти кайзеровская армия.
   0x01 graphic
   Впрочем, не отказались немцы и от испытаний собственных аэропланов в качестве бомбардировщиков, что весьма быстро выявило полнейшую невозможность их применения в данной роли. Во всяком случае, в той же мере, как это делали русские со своим У-2. Ни Альбатрос В1, ни Авиатик Р-14, ни LVG DIV, не смогли поднять в воздух хотя бы сотню килограмм бомбовой нагрузки, не смотря на внешнее сходство и общую схожесть характеристик с русским бипланом. Да и оборонительное пулеметное вооружение устанавливать на них не выходило, так как в задней кабине располагался как раз таки пилот. Переделывать же эти машины на новый лад не имело смысла в силу целого букета недостатков конструкции. Лишь построенный пока что в единственном экземпляре двухмоторный биплан G.U.H. II, мог сравниться по бомбовой нагрузке с У-2, и даже превзойти русскую машину по максимальной дальности полета. Вот только русский самолет уже был запущен в серийное производство и не первый месяц воевал на фронтах, тогда как первый немецкий бомбардировщик лишь прибыл в Восточную Пруссию для испытаний в боевых условиях. Испытаний, которые еще надо было пережить. Впрочем, ряд совершенно верных выводов все же был сделан немцами и уже к началу весны 1915 года на заводе Фоккера поднялся в небо первый немецкий самолет, предназначенный для уничтожения себе подобных.
  

Эпилог.

  
   Весна 1915 года принесла столько поражающих воображение новостей, что если прежде история имела хоть какие-то шансы вернуться на ранее проторенную дорожку, то отныне даже те, кто прибыл из будущего, не решились бы спрогнозировать, к чему в конечном итоге приведет их прямое или косвенное вмешательство.
   Уже 7-го апреля столь победоносно начавшие год 8-я и 11-я армии Юго-Западного фронта принялись откатываться назад, за Карпаты, под совместными ударами срочно переброшенной с западного фронта 11-й армии, Южной немецкой армии и усиленной немецкими дивизиями 3-й армий Австро-Венгрии. Дабы остановить продвижение прорвавшихся в Венгрию русских, именно по этим армиям был нанесен основной удар, заставивший Брусилова и Щербачева откатиться обратно на перевалы, что войска с таким трудом отбивали в зимнюю стужу. Слишком уж велико оказалось превосходство противника, что в пехоте, что в артиллерии, особенно тяжелой, чтобы пытаться удержаться на равнине. А спустя две недели очередного противостояния в этих трижды проклятых горах, обе армии оттянулись еще дальше на восток, чтобы опереться на прежние позиции 8-й армии времен осады Перемышля. И вот тут прежде не сталкивавшимся с русской бомбардировочной авиацией прибывшим на восточный фронт немецким дивизиям пришлось распрощаться со своим превосходством в орудиях всех калибров. Все, что удавалось перетащить через поплывшие под лучами весеннего солнца перевалы, уничтожалось практически сразу, как только начинало бить по окопам. Это когда армии находились по ту сторону гор, не имелось никакой возможности организовывать воздушную поддержку в силу отсутствия связи. Да и в самих горах загруженным бомбами У-2 приходилось слишком тяжко - пилоты ходили едва ли не по головам вражеских солдат, что привело к потере пяти бомбардировщиков при мизерном успехе. Зато на равнине, базируясь на Перемышль, авиационный полк показал себя во всей красе, так что контрудар немцев полностью завяз на линии Бела - Сапок - Самбор - Стрый. При этом должная разбить 3-ю русскую армию доукомплектованная 4-я армия Австро-Венгрии, имея самое минимальное превосходство, смогла продвинуться лишь на пять - семь километров, после чего засела в оборону, о которую впоследствии безрезультатно бились обескровленные дивизии уже 3-й армии русских, которые раз за разом бросал в контратаку командующий Юго-Западным фронтом. До самого конца апреля подобное "бодание" наблюдалось и на фронтах 8-й, 11-й, и 9-й армий Российской империи, после чего ни у кого не осталось сил, и дабы уберечь войска от не прекращающихся авиационных налетов, немцы оттянулись обратно на горные перевалы. С одной стороны, своей цели они добились - русские были отброшены из Венгрии, так что можно было смело заявлять о своей победе. С другой стороны, произошло то же самое, что и осенью прошлого года в Восточной Пруссии - обе противостоящие стороны полностью сточили свои силы друг о друга, оставшись практически на тех же позициях, что занимали прежде. Отныне верх должен был остаться за тем, кто быстрее подтянет резервы и пополнит запасы артиллерии, что позволили бы добить потрепанного противника.
   В конце апреля не способные пробиться через Дарданеллы и уже понесшие серьезные потери англичане соизволили-таки дать русской стороне гарантии об уступке прав на Константинополь и Босфор, что, в свою очередь, позволило командующему ИВВФ дать своему ставленнику зеленый свет на начало охоты. Спустя неделю, к Босфору потянулась вся линейная эскадра Черноморского флота, главную ударную силу которой составляли не закованные в броню артиллерийские корабли, а два переделанных пассажирских лайнера и одна яхта, которую прежде причисляли к крейсерам 2-го ранга.
   Но куда больший интерес во всем мире вызвали два убийства, отодвинувшие на задний план даже сводки с полей сражений. Так прямо на пороге своего столичного дома был застрелен Григорий Ефимович Распутин. Пуля угодила "владетелю дум русской императрицы" прямо в голову, не оставив тому ни малейшего шанса на спасение. Видимо, тот, кто организовал в августе прошлого года нападение на Распутина буйной Хионии Гусевой, решил довести дело до конца. Во всяком случае, в народе начала ходить именно такая легенда. Те же, кому по долгу службы было положено оперировать фактами, а не слухами, принялись копать под англичан, так как на чердаке дома, откуда был произведен роковой выстрел, впоследствии обнаружили брошенную убийцей английскую армейскую винтовку Ли-Энфилд со сточенными заводскими номерами. Все же убитый не единожды в открытую высказывался против вступления России в войну, а после ее начала принялся склонять императорскую чету к скорейшему заключению с немцами сепаратного мира, что никак не могло устроить англичан и французов.
   Второе же громкое преступление произошло в далекой Болгарии. Пуля, на сей раз, выпущенная уже из немецкой винтовки, прервала земную жизнь царя Фердинанда I. Причем тут все опять же начали недобро коситься в сторону Великобритании, поскольку немцы, австрийцы, русские и французы, в отличие от островитян, прилагали немалые дипломатические усилия в целях перетянуть балканское царство на свою сторону. А вот англичане относились к этому вопросу, как-то, индифферентно и даже вставляли палки в колеса дипломатии своих же союзников по Антанте. Учитывая же прогерманское настроение самого болгарского царя и солидных размеров боеспособную болгарскую армию, их выступление на стороне Берлина и Вены могло обрушить весь Сербский фронт, что и так держался на честном слове и мужестве сербов. Что, в свою очередь, вело к осложнению и так тяжелой ситуации складывающейся в сухопутной части союзной операции против осман.
   Теперь же все сидели в ожидании и следили за ситуацией в Италии, Румынии и Греции, что, объявив себя нейтралами, подобно болгарам, лишь торговались за цену их вступления в войну на той или иной стороне. И почему-то лидеры этих стран стали все реже попадаться на глаза народа, предпочитая скрываться от взора своих подданных за толстыми, пуленепробиваемыми, кирпичными стенами своих дворцов и кабинетов. А трое простых русских мужиков лишь выдохнули с облегчением, да продолжили по мере сил и возможностей тащить страну вперед к победе.
Оценка: 6.69*26  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"