Буляков Флорид Миннулович : другие произведения.

Выходили Бабки Замуж

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Здесь новый вариант. Старый вариант с Абдуллой ищите: Выходили бабки замуж: Народная комедия в 1 д. - М.: ВААП,1991. - 57 c. То же // Соврем. драматургия. - 1991. - N4. - C.45-62.
[]
  
  
  

ФЛОРИД БУЛЯКОВ

  
  
  

ВЫХОДИЛИ БАБКИ ЗАМУЖ

  
  

ЛИРИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

в двух частях

  
  
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
   ИВАН
   ГАЛИНА
   ОЛЬГА
   МАРИЯ
   АВДОТЬЯ
  
  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  
  
   Комната в доме престарелых.
   Четыре кровати, четыре тумбочки, стол, стул, старый телевизор, "Правила" и "Распорядок дня".
   Четыре старые женщины.
   По распорядку - тихий час. По правилам - тишина.
   Тетка Галя, самая молодая из женщин (ей нет еще и восьмидесяти), сидит, перебирая струны гитары.
   Мария, делая вид, что роется в тумбочке, следит за ней - как бы не ударила та по струнам в неположенное время.
   Бабка Оля, полненькая, совершенно домашняя старушка, вооруженная толстыми очками, вяжет. При этом вся во власти создавшейся интриги.
   Иссохшая, глухая старуха АВДОТЬЯ лежит в постели. Глаза закрыты, но, судя по выражению лица, старуха о чем-то сосредоточенно думает. Или мечтает. Факт, что и она в тихий час не спит!
   ГАЛИНА все же не выдержала, тихо запела, пародируя какой-то молодежный шлягер, какую-то песенку о любви, типа: "Твои глаза - ым, ым, ым..."
   МАРИЯ тут же с воодушевлением принялась за воспитательную работу, без которой, стало очевидно, ей так же тяжко, как Галине час без веселья.
  
  
   МАРИЯ (выработанным казенным языком). Галя! Милая! Ведь тихий час! Забыла? Когда приучишься к порядку? Я напомню тебе и всем остальным, когда нас устраивали сюда, в государственное заведение, мы подписались под правилами общежития, поклялись соблюдать распорядок дня. Элементарное чувство благодарности тем, кто обеспечил нам счастливую старость, должно подвигать нас к послушанию и терпению. Ты постоянно забываешь о своих обязанностях, об ответственности перед обществом, о долге перед страной и народом! Вот смотри, что написано в правилах... (Читает тем же языком Правила).
   ГАЛИНА (не обращая внимания на нее, завершает песенку по-деревенски отчаянным стоном). О-ой... Насмотрелась я вчера, девоньки, в этот вот ящик на это, как его...
   ОЛЬГА (мягко). Конкурс красоты, душенька. Вчера вечером мы конкурс красоты смотрели.
   ГАЛИНА. Да. Насмотрелась на диво дивное, и под утро, знаете, что приснилось? (Выдержав паузу) Стоит будто бы дом на пригорке. А под пригорком озеро. А у озера лужайка. А на лужайке сена стожок. А на стожке сена сижу я. Сижу, примеряю туфельки!
   ОЛЬГА. Туфельки?
   ГАЛИНА. Туфельки! Те самые, которые достались победительнице конкурса!.. Ой! А вокруг птички поют, облака плывут, леса зеленеют, а озеро синее, синее! И туфельки - как раз! Носи не хочу! К чему бы это, а, Оленька?
   ОЛЬГА. Известно, к чему. Новая обувка, девка, к свадьбе!
   МАРИЯ (ехидно). А если при этом еще и губы зудят - к поцелуям трепетным!
   АВДОТЬЯ (шевельнулась). Есс...
   МАРИЯ (с тем же ехидством). Помнится, ты говорила, что сны у тебя вещие!
   ОЛЬГА. Так что, готовь приданое, подруженька!
   ГАЛИНА. А что его готовить? Взяла вон подушки под мышки и готова! К труду и обороне! (Достает из тумбочки начатую бутылочку с вином). Господи, вдовье дело горькое... (Наливает на донышко стакана). Только вымерли они давно, кавалеры-то! Как мамонты! (Поднимает стакан). Господи-боженька, прости грешную сиротинушку... (Выпивает). Так-то вот, Оленька.
   ОЛЬГА. Это точно. Вымерли. Великие табуны вымерли!
   ГАЛИНА. И какие табуны! Земля гудела! Свет белый в глазах качался! Слоны на комодах скакали! А теперь? Услышишь ли что? И дрогнет ли что?
   ОЛЬГА. Вчера, однако, ветерок донес какой-то скрип! Шебарши-ится кто-то...
   МАРИЯ. ...где-то в глухом уголке.
   ГАЛИНА. ...в дальних лесах.
   ОЛЬГА (с внезапной чувственной нежностью). Какой-нито... Ванечка нежный.
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ГАЛИНА. Шебаршится-то он, может, и шебаршится, да толку что?
   ОЛЬГА. Как что? Мамонт, все же! Уцелевший! Сидел в лесах, пока кипели катаклизмы, а как улеглось все - вылез!
   ГАЛИНА. Только у него, у мамонта твоего, теперь хобот, небось, как у того марсианина, который мне на той неделе снился.
   ОЛЬГА (робко, зная, о чем пойдет речь). А что у марсианина?
   ГАЛИНА. А у марсианина, милая, не будь к ночи сказано... (Шепчет на ухо Ольге что-то жаркое и явно непристойное).
   ОЛЬГА. Мамоньки! (Через паузу) Ой, мамоньки!... (Еще через) Мам... ки...
   ГАЛИНА. Ей Богу!
   ОЛЬГА. Неужели... вообще...
   ГАЛИНА. Как корова языком!.. Только здесь вот, на голове, две какие-то... ну... рессоры...
   ОЛЬГА. Так, может, у них, у марсиан, на лбу... рессора?
   ГАЛИНА (расхохоталась). Да ты что, сельпошная! Ты что? Сказанула - на лбу рессора! Да ведь у них вообще...
   МАРИЯ. А ну! Эт-то еще что за разговоры? Вы что, гражданочки, позволяете себе? Вы где находитесь? Вы что, на базаре? Старших бы постыдились! Они ведь лежат и слышат! И уши у них вянут!
   АВДОТЬЯ. Есс...
   МАРИЯ. Ишь, невесты на выданье!
   ОЛЬГА (тихо). Уж и пошушукаться нельзя!
   ГАЛИНА. Речь-то про эту вот рессору. Видишь, из кровати торчит! Всю ночь в бока тычется.
   МАРИЯ. Ага, ей бы еще и не тыкалось, ей бы еще и перины! Ей коммунизм построили, а она, чтоб не тыкалось! Нет, вы поглядите! Тепло, уютно, кормят, лечат, массаж, сауна, и дрова не таскать, и уборная рядом! Вам что, еще и педикюр нужен? Чего не хватает?
   ГАЛИНА. Света! Света не хватает! Сидим замордованные, замурованные, без электричества!
   ОЛЬГА. Ты бы, Мария Ивановна, матушка, как староста, доложила бы администрации. Тяжело без света-то.
   МАРИЯ. Да говорила я им. У них электрик уволился. Его, запойного, давно пора было гнать в три шеи.
   ГАЛИНА. Пусть свечи выдадут.
   МАРИЯ. А свечи они пожгли еще в прошлый новый год.
   ГАЛИНА. Ну вот, дожили! Ни лампы, ни свечи!
   ОЛЬГА. Ни утюга, ни чайника!
   ГАЛИНА. И окно с видом на железобетонную стену!
   АВДОТЬЯ (целиком поддерживая подруг по несчастью). Есс...
   МАРИЯ (пораженно переводит взгляд с одной на другую, останавливает на Авдотье). И ты, старуха?
   АВДОТЬЯ (решительно шевельнулась). Есс...
   МАРИЯ (села, тихо плачет). Не могу я с вами! Завтра же попрошу, чтобы сняли меня с этой должности. Изберите себе другую. А я не могу. У меня уже ничего не выдерживает с вами.
   ОЛЬГА. Ой, чего надумала! Да как же мы без тебя!
   МАРИЯ. А как хотите! А с меня достаточно! Всю жизнь так было. Всю жизнь терзали душу! Еще в пионерском отряде, помню, такая же парочка была! Потом в комсомольском была, курили в туалете. Потом в партейной ячейке - разбираться уставали! Думала, хоть на заслуженном отдыхе обрету покой! Нет! И здесь они тут как тут - поэты!
   ОЛЬГА (вспомнила что-то свое). Ой, подождите, подождите!
   МАРИЯ (продолжает, не замечая ее). Жизнь испоганили! Что вы меня преследуете? Что вы меня хоть сейчас-то, на старости лет, не отпустите? Чего вы добиваетесь от меня? Ведь у меня теперь и сил нет на вас!
   ОЛЬГА. Я забуду, помолчите! Где у меня тетрадочка?.. Вот она! Галя, миленькая, дай ручку... Пожалуйста, скорее... Вылетит... Голова-то худая...
   ГАЛИНА (подает ей ручку). Возьми...
  
   ОЛЬГА записывает в тетрадку что-то такое, что вдруг пришло ей в голову, и что никак нельзя утерять, забыть. Тихо шепчет любовные строки.
   Подруги смотрят на нее с жалостью, зная, что она записывает.
  
   ГАЛИНА (выждав паузу). Ему?
   ОЛЬГА. Ему.
   ГАЛИНА. Почитай.
   ОЛЬГА. О нет. Это интимное.
   ГАЛИНА. Тем более интересно. Почитай.
   ОЛЬГА. Нет-нет... Это стихи.
   ГАЛИНА. Знаю, что стихи. Поэтому и прошу.
   ОЛЬГА. Мне неловко. Я ругаю тут его...
   ГАЛИНА. Ругаешь?..
   ОЛЬГА. Ругаю...
   МАРИЯ. Врача придется вызывать.
   ОЛЬГА. Снова?
   ГАЛИНА. Раз - и врача! Что она сделала такого, чтобы сразу врача!
   ОЛЬГА (тихо, чувствуя за собой страшную вину). Что я сделала такого?
   МАРИЯ. Тебе сколько лет?
   ОЛЬГА. Восемьдесят.
   МАРИЯ (ехидно). Восемьдесят?
   ОЛЬГА. Восемьдесят... с хвостиком, матушка.
   МАРИЯ. И кто, скажите мне, в восемьдесят лет да с хвостиком стихи пишет? Их когда пишут?
   ГАЛИНА. Когда любят, тогда и пишут. Что ты привязалась! А твои порядки знаем: чуть чего - врача! Стишок какой - укол! За каждую строку по уколу! А если бы она поэмы писала? Вы бы в решето превратили ее мотовилу, благо с решето и есть!
   ОЛЬГА (смущенно). Какие поэмы, господи! Так, четверостишия...
   МАРИЯ. Четверостишия! Ты ведь покойному мужу пишешь, словно живой он! И ладно бы просто стихи - объяснения в любви! Словно тебе 16 лет!.. Стеречься тебе надобно! Страшная хворь прилипла к тебе! Нашлась, поэт! Поэты, милая, в таких заведениях, в которых мы обитаем, не живут!.. Ложитесь, давайте! Не мотайте нервы
   ОЛЬГА (тихо, виновато). Прости нас, матушка, прости... Ничего мы не добиваемся... Они ведь не спрашивают, когда приходят. Не звонят заранее, не стучатся.
   МАРИЯ. Кто?
   ОЛЬГА. Стихи.
   МАРИЯ. Какие стихи?
   ОЛЬГА. Мужу.
   МАРИЯ. Да ну вас! Господи, скорее бы бог прибрал, что ли меня... (Легла, накрыв голову одеялом).
  
   ГАЛИНА осторожно наливает на донышко стакана, протягивает стакан Ольге.
  
   ГАЛИНА (тихо, заговорщическим голосом). На-ка, выпей...
   ОЛЬГА (так же тихо). Спасибо, матушка... Пожалуй, выпью.
   ГАЛИНА. Пей, пей... (Авдотье) Тебе налить?
   АВДОТЬЯ (заговорщически). Есс...
   ГАЛИНА. Налью и тебе...
  
   ГАЛИНА наливает на донышко стакана, придерживая за голову, помогает старухе выпить. Затем садится к Ольге.
  
   ГАЛИНА. Ах, Ольга, Ольга, добрая душа. Знать душевным был твой муженек, если до сего дня так почитаешь его.
   ОЛЬГА. Душевным был, матушка, душевным. Мастеровой. Плотничал. Дома строил. Такие хоромины возводил, ахнешь! Как картины!
   ГАЛИНА. Плотничал, говоришь?
   ОЛЬГА. Плотничал.
   ГАЛИНА. Пил, наверное, раз плотничал?
   ОЛЬГА. Пил, голубушка, пил.
   ГАЛИНА. И бил, наверное, раз пил?
   ОЛЬГА (буднично соглашается). Ну, не совсем чтобы бил. Поколачивал. Как же без этого. Пыль стряхивал.
   ГАЛИНА. А говоришь, душевным был.
   ОЛЬГА. Был. Только догадалась я об этом слишком поздно, когда помер он. Удивленным.
   ГАЛИНА. Удивленным? Чему удивился-то? Смерти, что ли?
   ОЛЬГА. Родинке.
   ГАЛИНА. Родинке?
   ОЛЬГА. Ну. Ой, смех один. Пришла я к нему в больницу. Попрощаться. Села, сижу. Я молчу, и он молчит. Прощаемся. И он вдруг возьми да скажи - что это ты, голова с косичкой, рыжими слезами плачешь? А я не плакала, сдерживалась. Я ему и говорю, не плачу я, ни светлыми, ни рыжими... А он - да ты че, дура, меня за слепого держишь? Вон на правой щеке у тебя колотится слеза! Рыжая. Я говорю, здесь, что ли? Он говорит - ну! Потрогай, потрогай ее, рыжую! Я и говорю ему - не слеза это, родинка. Тут он и удивился - как, говорит, родинка? Откуда она взялась? Я говорю, она и не девалась никуда, всегда была там, со дня рождения, потому и называется родинка. Родишься с ней. Что ты сочиняешь, что сочиняешь - кричит! Сидишь и сочиняешь сказку умирающему! Я в ответ - я жалею тебя, умирающего, а родинка настоящая, ее не сочинишь! Она или есть, или ее нет.
   ГАЛИНА (не сразу). И что потом?
   ОЛЬГА. Потом он умер.
   ГАЛИНА (через паузу). Не пойму я тут чего-то. Вы сколько вместе жили?
   ОЛЬГА. Жизнь целую, сколько. Лет пятьдесят.
   ГАЛИНА. Вы что же, жизнь целую прожили, а у кого где родинка, где бородавка не видели?
   ОЛЬГА. Когда же видеть-то было?
   ГАЛИНА. Да ее, твою родинку, за версту видно! Он что у тебя, слепой был?
   ОЛЬГА (вдруг обиделась, зашмыгала носом). Он у меня был плотником!
  
   МАРИЯ встала, подошла к окну с видом на железобетонную стену, замерла, вглядываясь в ее трещины.
  
   МАРИЯ. Поэзия... мать их...
   ГАЛИНА (Ольге). А слезы у тебя действительно видные (приличные)!
   ОЛЬГА (заулыбалась). Их бы на базаре продавать, да? Богаче нас людей бы не было?
   ГАЛИНА. Уж точно, стали бы алигархами!
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ГАЛИНА. Господи, все они хороши, эти мужики, все одним миром мазаны! Вот моего только возьми...
   МАРИЯ (обернулась, ехидно). Это которого?
   ГАЛИНА. Да которого хочешь! Говорю же, все едины! Вот первый мой. Уж на что святой человек был, ему хоть самовар на голову ставь, он не воспротивится. Но - орал! Ора-ал...
   МАРИЯ. Не покричи-ка на тебя.
   ГАЛИНА. О другом я. Пел он так, ором, криком. Не пел даже, тайгу пластал! И всю ночь! И все на такие темы, которых у нас официально не было, которые вы пресекали! Бывало, как выскажет про худой колодец. Уши вяли! Вот послушай-ка...
   МАРИЯ. Еще что придумаешь? Попробуй только! Я тебя к коечке пристегну и врача...
   ГАЛИНА. Жаль. Песня куда знатная!
   ОЛЬГА. Ну, а второй? Второй кем был?
   ГАЛИНА. А второй у меня был... лицом кавказской национальности.
   МАРИЯ. Ты же вчера говорила, что грек он был...
   ГАЛИНА. Это вчера...
   МАРИЯ. Господи, у всех биография, а у этой - география!
   ГАЛИНА. Эх... Как, бывало, начнет кобениться, как начнет... Вот так-то...
   МАРИЯ. Эй-эй, нам в мертвый час только лезгинку осталось выкозуливать! Сядь, говорят тебе, сядь!
   ОЛЬГА. Ну, а третий? Третий?
   ГАЛИНА. Третий? Третьим мне бог послал... цыгана. Вот не поверите, настоящий был Будулай! Такое творил по пьяному делу, что...
   ОЛЬГА (зная, о чем речь). Ну? Что творил?
   ГАЛИНА. Нет, девчонки, не выпрашивайте, не сказать мне!
   ОЛЬГА. Ты на ухо...
   ГАЛИНА. И на ухо не сказать! Потому что слов нет таких! Изумлению моему до сего дня нет предела!
   МАРИЯ. Нашла чему дивиться!
   ГАЛИНА. Как же не дивиться? Ведь подумайте девки, - от трех мужиков и ни одного ребенка! Достанься такой Будулай тебе, староста, ты бы за раз тройню бы родила! И не дрогнула бы!
   МАРИЯ. Ага, стала бы я с твоими будулаями рожать! Да я с ними на одну лавку бы не села!.. Господи, срамота! Жили как, а? Пели да плясали! Да еще вот стихи сочиняли!
   ГАЛИНА. Ну, а вы? Вы как жили?
   МАРИЯ. Мы?
   ГАЛИНА. Да, вы.
   МАРИЯ. Мы, милая моя, социализм строили!
   ОЛЬГА. Она спросила, как жили? Строить-то мы все строили. А жили как? Расскажи?
   ГАЛИНА. Похвались своим муженьком.
   ОЛЬГА. Похвались. Мы вот каждый день про своих рассказываем, а ты ни разу даже не упомянула о своем-то.
   МАРИЯ. А чего о нем упоминать? Так себе был мужичек. Если сказать по партийному прямо и принципиально - был он пенек!
   ГАЛИНА. Вот и созналась! Значит, с пеньком жила?
   МАРИЯ (сокрушенно). С пеньком.
   ОЛЬГА (жалея). Как же ты жила с ним?
   МАРИЯ. Даже сама не знаю, как жила!.. (Не сразу) Печником он был. За ним в очередь стояли. Клал печи, да и жил что в печи - за работу не просил, а что давали... Прямо как курица, прости господи, где ходил, там и напивался. Я на общественной работе, а он, вислоухий, на промысле. Так и жили, ни хрена не нажили!
   ГАЛИНА. Темнишь, староста. Не похоже, чтобы такая державная да замуж за пенька.
   МАРИЯ. Да разве угадаешь? Выходила, вроде, за кедра сибирского, переночевала, оказалось, пенек московский! Я его прибить хотела. Чтоб глаза не мусолил. Только ведь и со мной однажды вот это ваше поэтическое удивление сотворилось.
   ОЛЬГА. Удивление? Чем же мог он удивить тебя?
   МАРИЯ. Снарядился он как-то на очередной промысел, подошла я к нему, чтобы внушить линию, ну, промеж глаз, гляжу: а глаза-то у моего пенька как у младенца новорожденного. Ну вот прямо как... как у этого... как у олененка. Ходил неделю черный, словно в ночь родился, а тут вдруг, когда идти на работу, посветлел. И так необычно, так чудно. Словно кто свечку зажег и осветил его душу изнутри. Вот смехота! У него и печки-то все были такие же, озорные, ребячьи. С печурками да с зеркалами. Только нет уже давно печек тех... Да и зеркала все поразбились...
   ОЛЬГА (тихо). Ни домов, ни печек. Будто и не жили...
  
   Притихли женщины. Поднялась встревоженная АВДОТЬЯ, на Галину уставилась: чего, мол, вы?
  
   ГАЛИНА. Да мужиков своих вспомнили, мужиков.
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ГАЛИНА. Расскажи-ка вот и ты про своего-то, повесели нас.
   ОЛЬГА. Расскажи, тетка, расскажи. Разутешь нас.
  
   АВДОТЬЯ молча похлопала себе по шее.
  
   ГАЛИНА. Что, тоже поколачивал?
  
   АВДОТЬЯ отрицательно покачала головой.
  
   МАРИЯ. Другое она этим хочет сказать. Присказка есть такая. "Ждала сватов, даже шею помыла. Сижу теперь вот, как дура, с чистой шеей..."
  
   АВДОТЬЯ согласно вздохнула и, произнеся про себя "Тудысь твою мать", легла.
  
   ГАЛИНА. Да-а, уж что-что, а шеи у нас у всех... намытые!.. По-распорядку - мертвый час!.. Эх!.. (Запела, тихо) Позарастали стежки-дорожки...
  
   Женщины присоединились. В том числе и АВДОТЬЯ. Без слов, понятно, но затянула душевно, с едва слышным стоном.
   Поют.
   ОЛЬГА вдруг всполошилась.
  
   ОЛЬГА. Ой, тихо, тихо!
   ГАЛИНА. Что, опять стихи?
   ОЛЬГА. Стучатся! В дверь!..
   ГАЛИНА. Кого черт носит? В тихий-то час.
  
   Стук в дверь. Настойчивый.
  
   ОЛЬГА. Мамоньки...
   ГАЛИНА. Да сиди ты! Свои, наверное. Как к себе домой ломятся!..
   МАРИЯ. Войдите же! Не заперто!
  
   В дверях появляется ИВАН.
  
   ИВАН. Ассалам алейкум!
   ЖЕНЩИНЫ. Живем по-маленькум!..
   ИВАН. Это у вас розетки обвалились?.. Что, оглохли? Я спрашиваю, это у вас розетки откололись?
  
   Изумленные женщины смотрят на него молча. Впрочем, не все. Одна, хотя и не сразу, выдала-таки реплику.
  
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Ага!
   ОЛЬГА. Боже, какие ему нужны... розетки? Кто он такой?
   ИВАН. Я говорю, электрика заказывали?
   ГАЛИНА. А-а, так бы и сказал, что электрик новый! А то ведь напугал девок! Нам показалось - ревизия явилась, проверить, у кого розетки целы!.. Ну, чего замер, мамонт? Проходи, будешь дорогим гостем. Мы тебя тут как раз вспоминали.
   МАРИЯ (решительно перехватывает инициативу). Галя, сядь на место!.. (К старику). Электрика я заказывала. Я старшая в этой комнате. А ты, значит, новый?
   ИВАН. Ну, не совсем...
   МАРИЯ (не дает договорить). Ладно. Приступай к делу.
   ИВАН (проходя мимо Авдотьи, наткнулся на ее взгляд, непроизвольно гаркнул). Здорово, девка!
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН (повернулся к Марии). Мордва?
   МАРИЯ. А Бог ее знает.
   ГАЛИНА. Глухонемая она. Трижды солдатская вдова. Первого мужа в японскую потеряла, второго - в первую германскую, третьего - во вторую германскую, четвертого...
   ИВАН. Понятно. Героическая вдова! (Поправляет на старухе одеяло). Что ж вы за ней не ухаживаете? Нога торчит... белая... (Прикрыл ногу старухи).
   ГАЛИНА. Это не нога. Это протез.
   ИВАН. Да ты что? Ну-ка...
   ГАЛИНА. Эй-эй, осторожнее. У нее там кругом протезы!
   МАРИЯ (строго). Галя! Помолчала бы, а?
   ИВАН (продолжая укрывать старуху). Озябла... Тепла не хватает...
   ОЛЬГА. А кому его хватает?
   ИВАН. Ну вот, спи, давай, героиня...
  
   Отошел от старухи, но его останавливает тихий стон.
  
   АВДОТЬЯ. Ишшо...
   ИВАН. Ага! Узнаю! Это краткое слово "еще"! Свои, вижу, девки.
  
   МАРИЯ на эту реплику презрительно фыркнула. ИВАН вновь занялся старухой.
  
   ИВАН. Ну, не дрожи, не дрожи... Холодно, что ль?
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Согреешься... Вот освобожусь, я тебе еще и массаж сотворю. Только без интима. Интим мы избегаем!.. Так! С этой все ясно. А где у нас тут искрящееся хозяйство?
   ОЛЬГА (показала на Галину ). Искрящееся в том углу...
   ИВАН. Эт-то я вижу. Только я о другом спрашиваю, где у вас тут электрическое хозяйство? Что ж, начнем с самого простого, с выключателя!
  
   ОЛЬГА. Вы уж осторожнее, дяденька, как бы не убило!
   ИВАН. Убьет, так убьет. То, что суждено было съесть, съедено. То, что суждено было выпить - выпито. (Не сразу, занятый делом). И оплакивать некому. Живем одни.
   МАРИЯ. Так ты, наверное, не электриком принят в наше заведение, а очередным жильцом?
   ОЛЬГА. Неужто, правда? Новенький?
   ИВАН. Какой же я новенький. Я старенький. А живу я в своем доме.
   ОЛЬГА. Это в какой деревне?
   ИВАН. Да не в деревне. Вернее, была деревня, да сплыла. Раскатали на дровишки. Мой дом единственный сохранился. Пожалели как достопримечательность. Жалко его бросать. Как никак точка на карте. И культурная ценность. Ради этой точки и живу.
   ГАЛИНА. Один посреди тайги?
   ИВАН. Один. Сижу посреди целого Китая сам себе Мао Цзе Дун! Так что, если что, пишите письма.
   ГАЛИНА. Мао цзе дуну?
   ИВАН. Мао цзе дуну. Только без этих, без иериглофов и интима! Интим я избегаю. Так, выключатель в норме. Проверим проводку!..
  
   ОЛЬГА (тихо). Оно, конечно, своя избушка - свой простор.
   ИВАН. Не избушка, дом. Сказать по-современному - коттедж! Срублен на века. Внизу дуб в три обхвата, сверху сосна, каждая с тебя. Одного мха, страшно сказать, пять возов ушло! Вру - шесть возов. Три болота осушили!
   ОЛЬГА. Мамоньки, как же ты осилил такое?
   ИВАН. Не я осилил - мастер! Настоящий художник! Айвазовский! Из ваших, из поселковых.
   ОЛЬГА. Из наших, поселковых?
   ИВАН. Ну да, из ваших. Да он один был. Весь Китай, все три Франции обустроил! Работал за десятерых. И водку кушал ведрами. А накушавшись, супругу бил. Известный кулинарный рецепт.
   МАРИЯ. Рецепт?
   ИВАН. Кулинарный. Он так говорил: чем шибче бабу бьешь, тем щи наваристее. Щи он любил.
   ОЛЬГА (растерянно). Щи любил...
   ИВАН. Ну да. Наваристые.
   ОЛЬГА. Наваристые...
   ИВАН. Вот перед супругой его я, конечно, виноват. Все-таки пять дней кряду поил я его. А он возвращался домой и пять дней подряд учил бабу свою щи производить. Кулинарный техникум!
   МАРИЯ. Что же ты поил-то зверя, бессердечный?
   ИВАН. Как же не поить, если мастер!
   МАРИЯ. А про хозяйку его подумал? А вдруг бы насмерть он ее?
   ИВАН. Да разве бабу жалко, когда плотник? И что с бабой станет! Вот изба - это изба-а! Не поверите - венцы лебяжьим пухом набиты!
   ОЛЬГА (встрепенулась). Лебяжьим пухом? Как это?
   ИВАН. А так вот. Привалишься с вечера к стене - и до самого утра утопаешь в благодати. Будто плотник этот дыханием своим греет твое тело. Будто рядом он где-то, вот-вот голос подаст. И подает ведь порой. Потолкуешь с ним, когда сон не идет...
   ОЛЬГА (растерянно). Девки, что же это, а?
   ИВАН. Та-ак. И здесь у нас все в порядке. Ну-ка, а что тут?.. (Начал зачем-то простукивать стену).
   ГАЛИНА. Слушай, дяденька...
   ИВАН. Тихо! ( Приложил ухо к стене, довольно долго слушает, затем многозначительно изрекает). Фаза!..
   ОЛЬГА. Мамоньки!..
   ИВАН. Фаза у вас пропала! По стене не били?
   ГАЛИНА. Чем бить-то, руками?
   ИВАН. Ну, иногда и головой бьются. (Еще раз обследовал стену). Сбежала! Если сбежала, придется подождать, пока обратно не прискачет. Тут мы ее и зафиксируем!
   ОЛЬГА. Кого?
   ИВАН. Фазу!
   МАРИЯ. И сколько ждать?
   ИВАН. Час, не меньше. Сбежала или не сбежала фаза? Никто не видел?
   ОЛЬГА (с готовностью). Я видела! Она, это, в окно! И прямо через ту вон стену! Только хвост мелькнул!
   ИВАН. Точно?
   ОЛЬГА. Ей богу! Вот крест!.. Ой, девки, давайте собирать на стол. Поужинаешь с нами, дяденька? Пока фаза не вернется?
   ИВАН. Поужинаю. Кто ж откажется от ужина с такими красавицами? Кстати! У меня ведь презент для вас. Из тайги! Ну-ка... (Берет рабочую свою сумку, достает подарки).
   ГАЛИНА. Никак мед в баночке?
   ИВАН. Мед. Дикий мед, сестрица.
   ГАЛИНА. Господи, вот не думала, что он есть еще на свете. А как пахнет, как пахнет! Девки!
   ИВАН. У нас его полно! В бане тело натираем.
   ГАЛИНА. И где берете столько?
   ИВАН. Говорю же, в тайге. Идешь за медведем и смотришь, на какое дерево полезет. Куда полез - там и мед. Остается лишь отогнать его, хозяина тайги. Покричишь, он и побежит. На тебя. Тут главное успеть вдарить его в лоб. Вдаришь, он и готов. Да.
   ГАЛИНА. А в мешочке что? Табак?
   ИВАН. Орехи. Лесные. Ровно сто штук. Девка дала знакомая. Сказала, как разгрызешь все, так замуж за тебя пойду.
   ГАЛИНА. Ну и как? Разгрыз?
   ИВАН. Один катаю во рту. Разгрызу его, девяношто девять токо оштанетша... (Улыбается, демонстрируя целые и ослепительно белые зубы). Угощайтесь!
   ГАЛИНА. Орехи ядреные!
   ИВАН. Грызите, грызите!
   ОЛЬГА. Нет, не по силам нам.
   МАРИЯ. Не по зубам!
   ИВАН. То-то!.. А черт! Главное-то я забыл. У меня ведь здесь еще один презент! Только не знаю, подойдет ли размер?
   ГАЛИНА. Ну, не томи душу, что там у тебя?
  
   ИВАН вытащил из сумки новые девичьи туфли.
  
   ИВАН. Вот.
  
   Женщины ошарашено смотрят на туфли.
  
   ГАЛИНА. Да это же...
   ОЛЬГА. Сон или явь?
   МАРИЯ. Фаза!
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Вот. Туфли, так сказать. Заяц послал. Велел кланяться. Даром что не хрустальные. Это было бы уж слишком. Подойдут ли, не знаю. Каблуки уж больно точенные. И размер. Словно Золушке. Ну, кто померит? Кому подойдут?..
   ГАЛИНА. Ну-ка... (Покрутила в руках, с сожалением). Нет, маловаты.
   ИВАН. Ты бы примерила.
   ГАЛИНА. И примерять не нужно, так видно. Оль, может тебе подойдут?
   ОЛЬГА. Ну-ка...
   ИВАН. Ну как?
   ОЛЬГА. На мои-то ноги слоновьи? Смеетесь?
   ИВАН (Марии). Так, может, ты примеришь, матушка?
   МАРИЯ. Я, милый, в сапогах всю жизнь проходила. Что мне теперь на старости в туфлях бегать девичьих? Я и примерять не стану. И даром не надо. И так видно - не сорок шестой размер!
   ИВАН. Жаль. Подвел заяц окаянный!
   ГАЛИНА. Не убивайся, дяденька. Садись за стол. Чайком побалуемся. А там, глядишь, и подойдут кому твои туфельки! В тайге ведь случаются и безразмерные! Проходи, садись!
   ОЛЬГА. Ой, и вправду, айдате за стол, девчонки. И вы, дяденька, садитесь. Зовут-то как вас?
   ИВАН. А ты думаешь как?
   ОЛЬГА. Думаю, Иван.
   ИВАН. Угадала. Иван. Ну и, как водится, Петрович. Ну, а вас как?
   ОЛЬГА (закрасневшись). Ольга.
   ГАЛИНА (подает руку). Галя.
   ИВАН. Очень приятно.
   ГАЛИНА. А это у нас Мария Ивановна. Староста. Назначена присматривать за нами. Чуть что случится, приводит врача.
   ИВАН. Ну, врачи, они вылечат, жди! У них один рецепт - пирамидон. А один из них советует пить мочу!
   ОЛЬГА. Ой, господи!
   ИВАН. Да. Натуральную. Сам читал. У нас в тайге какую только литературу не встретишь. Прибьешь иного, смотришь - а у него книга про мочу!
   ГАЛИНА (разливая вино в стаканы). Чем жить, употребляя мочу, лучше умереть, употребляя это вот зелье! Домашнего изготовления. Правильно, Иван Петрович?
   ИВАН. Как таежный житель, могу только подписаться. Сам я больше налегаю на травы, на мед, а также грызу орехи!
   ГАЛИНА. Ну, держи, дяденька, за знакомство!
   ИВАН. Э, нет, я пока воздержусь.
   ГАЛИНА. Да ты что? Говоришь, таежный житель!
   ИВАН. Хмельное обхожу стороной. Как и женскую часть.
   ГАЛИНА. Надо же! Нет, вы гляньте, девки, гляньте на мужика, который бы и баб сторонился, и хмельного, и на здоровье бы не жаловался!
   МАРИЯ. Да уж, всякое чудо на исходе встретишь.
   ОЛЬГА. Неужто и на здоровье не жалуетесь, дядечка?
   ИВАН. Вот только чтобы здоровье это через край не перелилось, порой позволяю себе. Капельку. Кровь погонять по организму.
   ОЛЬГА. Что же теперь-то не позволите?
   ГАЛИНА. Держи, айда, дяденька. Не бойся, это всего лишь виноградный сок. Сахарку только сыпанула малость, да дрожжей...
   ИВАН (повернулся в сторону Авдотьи). Тяпнуть, что ли? А?
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Ну, если женщина просит... (Выпил) Хо! Прет-то как! Ты не только сахарку да дрожжей, но и куриного помету, сдается, добавила в сок для крепости?
   ОЛЬГА. Что, что ищете, дяденька? Вот закусите бананом...
   ИВАН. А где капуста?
   МАРИЯ. Какая еще капуста?
   ИВАН. Квашеная! Я ведь сюда не за малосольными бананами пришел, я...
   ОЛЬГА. Ой, прошу вас, помолчите... Вылетит, из головы вылетит... Галя! Быстрее, милая...
   ГАЛИНА (подает ручку). На, на, возьми.
  
   ОЛЬГА, отойдя к окну, торопливо записывает в тетрадочку очередное четверостишие.
  
   ИВАН (удивленно). Что это с ней?
   МАРИЯ. Поэзия.
   ИВАН. Что?
   МАРИЯ. Поэзия!
   ИВАН. Поэзия? Стихи, что ль?
   МАРИЯ (уничтожающим тоном). Стихи.
   ИВАН. Иди ты! И о чем?
   МАРИЯ. О любви, о чем же еще.
   ИВАН. О любви? Не хрена себе... капуста!
   ГАЛИНА. Ах, господи... (Взяла гитару).
   МАРИЯ. Не обращай внимания. Вот проводим тебя, и вызовем врача. Укол им нужен. И той и этой. С утра напрашиваются. Прогрессирует болезнь-то. Скоро совсем свихнется. Раньше только ночами поскрипывала пером. Как Пушкин. Теперь, видишь, - и при гостях!
   ИВАН. Ну, поэзия, она кого хочешь...
  
   Пауза.
   Тихие звуки гитары.
   Едва слышный шепот Салимы - диктует себе слова. О солнце, о травке зеленой, о любви.
  
   ГАЛИНА (продолжая перебирать струны гитары). Скажи, мил-человек. Вот ты домом своим хвалился. Усадьба, дескать, целая. Замок! Скажи, а есть ли у твоей избы крылечко?
   ИВАН. Как же без крыльца? Есть крыльцо.
   ГАЛИНА. Скажи, а высокое оно, крыльцо?
   ИВАН. Высокое.
   ГАЛИНА. Скажи, а далеко ли видно с крыльца твоего высокого?
   ИВАН. Далеко. Вся тайга перед глазами. Целый Китай как на ладони. Сижу на крыльце, ноги кренделями, сам себе Маоцзэдун, дышу и любуюсь!
   ГАЛИНА. Чем? Чем любуешься?
   ИВАН. Фауной, милая. И флорой. Волки табунятся. Медведи и медведицы. Кабаны...
   ГАЛИНА. Господи, какой ты счастливый, Баламышкин карт!
   ИВАН (горько). Счастливый, чего уж там!
   ГАЛИНА. Счастливый. Ты и сам не знаешь, какой ты счастливый. Господи!.. Вот сейчас бы вышла на твое крыльцо высокое, встала бы под шатер янтарный и замерла! Кузнечики в траве стрекочут, листья над головой перекликаются, под карнизом голуби воркуют, в черемушнике воробьи. Облака плывут. А воздух. Боже, воздух-то какой. Стоишь, дышишь, и никак не надышишься!
   ИВАН (почему-то пошел к Авдотье, стал поправлять одеяло на ней). Ишь, как истосковалась душа...
   ГАЛИНА. Стояла бы и дышала! А потом бы разбежалась да кинулась в синь небес. И раскинула бы крылья. И полетела бы, летела... Тяжело мне, дяденька, если бы ты знал, как тяжело!
   ИВАН. Вижу, не слепой. Пропадешь ты в этой клетке казенной.
   ГАЛИНА (с каким-то тихим отчаянием). А ты не дай пропасть.
   ИВАН. Ах, если б...
   ГАЛИНА (не дает ему договорить). Ты... ты забери меня! Забери! Уведи с собой!
   МАРИЯ. Галя! Слышишь ли сама, что говоришь!
   ГАЛИНА (к старику). Ну, чего молчишь? Или не пара я тебе? Или не нравлюсь? Или, может, что не на месте, чего, может, не хватает? Чем я хуже других? Отчего мне счастья толику жалеют?
   ИВАН. Да все на месте. И хватает. Фасон нормальный. Одним словом, красавица! Вот это, сказать правду, и смущает.
   ГАЛИНА. Что смущает?
   ИВАН. Понимаешь, простые мы.
   ГАЛИНА. Да ведь и мы не ахти какие.
   ИВАН. Ну да, не ахти какие! Кустик вишни в саду размышлений.
   ГАЛИНА. Как?
   ИВАН. Я говорю, кустик сакуры в японском саду размышлений. Гм...
   ГАЛИНА (пораженно). Откуда ты взял... эту сакуру?
   МАРИЯ. Все, пора идти за врачами!
   ГАЛИНА. А я ведь знала, что ты придешь. Я во сне все видела. И дом твой. И крыльцо. И стожок сена возле твоего крыльца. Стоит стожок?
   ИВАН. Стоит. Еще с прошлого года...
   ГАЛИНА. Вот. Я сидела на нем.
   ИВАН. Когда?
   ГАЛИНА. Сегодня ночью! Ты не видел, случайно?
   ИВАН (удивленно). Видел! Выходил ночью по легкому вопросу, и видел, что-то светилось на стожке. Я думал, ангел!
   ГАЛИНА. Ангел! Это я была, глупенький, я! Сидела и примеряла туфельки.
   ИВАН. Эти?
   ГАЛИНА. Эти! И были они как раз!
   МАРИЯ. Во сне они были как раз, а вот наяву - не подошли.
   ГАЛИНА. Они мне и наяву впору.
   МАРИЯ. Да ты же только что говорила, что они малы тебе!
   ГАЛИНА. Ничего я не говорила! Они мне в самую пору. Я стеснялась только сознаться в этом. Скромность у меня такая! Понимаешь, скромность!.. Дай-ка! Обуюсь и докажу вам, что они как раз. Вот смотрите...
  
   ГАЛИНА с трудом, морщась от боли, обувается. Встает - ноги в раскорячку. И видно - больно ей, но на лице улыбка.
  
   Видите? Может, сплясать вам?
   ОЛЬГА. Ладно, ладно, верим, покалечишься еще!
   ГАЛИНА. Нет, я покажу вам! Чтобы не было вопросов!
  
   ГАЛИНА начала выбивать отчаянную дробь каблуками, но согнулась от боли.
  
   ОЛЬГА. Ой-уй, ты ж лодыжку подвернула, баламошная! Ну-ка сядь, сядь... Боже, да тут синее все! Ты ж ногу сломала!
   ИВАН (растерянно). Я виноват!
   МАРИЯ. Ты только что хвалился, что массаж умеешь делать, вот и покажи, что умеешь!
   ИВАН. Черт! Уметь-то мы умеем... только, как
   ГАЛИНА (стонет - то ли продолжая игру, то ли и впрямь от боли). О-о...
   ОЛЬГА. Да помогите же!
   ИВАН. Ну-ка... (Встав на колени, коснулся ноги Галины).
  
   ГАЛИНА тут же прервала стон. Невольно подмигнула Ольге - видела, мол, нас!
  
   ИВАН (растирая ногу Галины). Черт, такие ноги!.. Говоря по-нашему -камасутра!.. Что ж ты неосторожно так? А что касается туфлей - не подошли эти, подойдут другие.
   ГАЛИНА. Значит, заберешь меня отсюда?
   ИВАН. Заберу.
   ГАЛИНА. Правда?
   ИВАН. Правда. Чего тут удивительного-то!
   ОЛЬГА (в сторону). Не сообразила я, ногу сломать!
   ГАЛИНА (нежно). Спасибо, дяденька, спасибо...
   МАРИЯ. Ты бы, глупенькая, сначала с прописки снялась в ЖЭУ!
   ГАЛИНА. Плевала на вашу прописку! Вот кто теперь мне ЖЭУ и прописка! (Вскочила, но тут же с криком присела). Ой! Ножки мои!
   ИВАН. Нет, надо к врачу!
   ГАЛИНА. Не дойду я одна.
   ИВАН. Я понесу тебя...
   ОЛЬГА, МАРИЯ (вместе). Нет-нет, ты сиди, Петрович!
   МАРИЯ. Я сама поведу. (Галине) Ну, косолапая, пошли. Всю жизнь была с такими, как ты, морока!
   ГАЛИНА. Ты уж, дяденька, без меня-то не уйди, дождись...
   ИВАН. Иди, иди, не сомневайся. Дождусь. Сказано уведу, значит, уведу! Приведу домой, усажу к печи. Отогреешься. У меня такая печь дома!
   МАРИЯ (пораженно). Печь?
   АБУДЛЛА. Да, чему ты удивилась! Печка у меня те-еплая, настоящим мастером сложена.
   МАРИЯ. Кем?
   ИВАН. Из вашего поселка приезжал печник. Он один был на округу!
  
   МАРИЯ стоит на выходе, словно загипнотизированная.
  
   МАРИЯ. Так! Понятно! Вот что, ты, старик, сиди и жди меня, ты, Ольга, сторожи его, чтобы не смылся. Я сейчас, я мигом! Отведу вот эту и приду! И разберемся! (В зал). Раз уж помянули печь, предстоит нам сегодня... пироги спечь! (Уводит Галину).
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Ну, Петрович, угодил ты в сети!
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  
  
  
   ОЛЬГА, положив на колени тетрадь, читает стихи. Простые строки одного и того же долгого, в целую жизнь, послания. Послания, разумеется, любви.
   ИВАН заворожен.
  
   ОЛЬГА. Ты почему так смотришь? Что-то не так?
   ИВАН. Нет-нет, все так! Впервые слышу живые стихи.
   ОЛЬГА. Ой, живые стихи. Разве бывают мертвые?
   ИВАН. Бывают. Читай, читай дальше...
   ОЛЬГА (прочитала еще несколько строк). Интересно?
   ИВАН. Интересно.
   ОЛЬГА. Правда? О, у меня их тут много. Видишь, сколько тетрадей? А вот эта отдельная. Тут другая тема...
   ИВАН. Другая?
   ОЛЬГА. Это плач. Плач мой по сыну. Он у меня в Афганистане погиб... А ты? Ты писал когда-нибудь стихи?
   ИВАН. Нет. Я не писал стихи.
   ОЛЬГА. Не писал? Что, ни одной строчки не сочинил?
   ИВАН. Ни одной.
   ОЛЬГА. Как же ты жил?
   ИВАН. Ну, жил и жил. Живут же и как-то без этого, без стихов...
   ОЛЬГА. Ты на других не похож.
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. А, черт! Про старуху-то мы забыли! Пить, небось, хочет. А, куча протезов, пить хочешь?
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. Ну вот. А чего молчишь? Ладно, я вспомнил, а вдруг бы не вспомнил, а?
   ОЛЬГА. И ничего б не стряслось. Лежит и лежит себе. Случается, и неделю лежит без воды.
   ИВАН. А чем питается?
   ОЛЬГА. А ничем. Она вообще не ест. Лет двадцать уже. Просто лежит.
   ИВАН. Да, дряхлая девка, не померла бы.
   ОЛЬГА. Не помрет. И после нас будет вот также лежать и лежать. Смерть, она старых не трогает, молодых прибирает. Вот и мой. Помер, когда другие только жить начинают. Только я сориентировалась, в чем секрет мужика, а он возьми да помри!
   ИВАН. Жаль. Да и то - порой слишком долго вы... ориентируетесь. К тому времени как раз и помрешь. (Взяв одну из тетрадок). Это ему?
   ОЛЬГА. Ему. Вот послушай.
   Ты еще спал...
   Луна освещала...
   Твое случайное дыханье...
  
   ИВАН. С дыханием - это ты в точку. Тут ты - Пушкин! Или, с учетом возраста и юбки, няня его, Родионовна. Это она, говорят, ночами диктовала Пушкину. А тот сам никогда бы и строки не написал, он же арабом был, а у араба, известно, лыко не в строку!..
   ОЛЬГА. Плеснуть?
   ИВАН. Плесни. Да... Это ты здорово, про дыхание... Иные дышут!
   ОЛЬГА. И плотник твой, который дом тебе сложил, он тоже... дышит?...
   ИВАН. Дышит, а что такого?
   ОЛЬГА. Ты не думай, что я глупая и всему готова поверить. Ты правду скажи.
   ИВАН. Я и говорю правду. Дышит. Царство ему небесное.
   ОЛЬГА. Как же дышит он, если покойный!
   ИВАН. Он, если хочешь знать, не только дышит, но еще и губами чмокает. Во сне. Земля ему пухом.
   ОЛЬГА. Да ну тебя! Я серьезно, а ты?
   ИВАН. Так и я серьезно. Ты одно пойми, Родионовна, ведь он не просто мастером был!
   ОЛЬГА. Кем же он был?
   ИВАН. Художником! Понимаешь? Он душу вкладывал в дело! А душа художника бессмертна! Она сохраняется в его творении. А творение плотника, о котором речь - моя изба! Стоит посреди тайги, как дворец. Светится янтарем за сотни верст!.. И если бы только изба! Возьми баню в огороде. Тоже он срубил.
   ОЛЬГА. Господи, еще и баня!
   ИВАН. Да, и баня! Такая баня тебе и во сне не снилась! Сыпанешь на камни озерной водицы - и хоть три роты солдат в три захода парь, а пару не сбудет!
   ОЛЬГА. Звали его как?
   ИВАН. Кого?
   ОЛЬГА. Плотника. Не помнишь?
   ИВАН. Как же не помнить такого человека! Звали его это... как его... уж больно знатное имя... Короче, жену он зверски бил! Вот это помню как сейчас.
   ОЛЬГА. Бил?
   ИВАН. Вожжами!
   ОЛЬГА. Вожжами. Правильно делал. Ветшать не давал. Баба что половик, ее время от времени потряхивать надо.
   ИВАН. Это может быть и верно. Но больно уж он усердствовал...
   ОЛЬГА. Любил, значит, если усердствовал... Вот что, дорогой мой человек. Я хочу тебя попросить об одной небольшой милости.
   ИВАН. О какой еще... милости?
   ОЛЬГА. Хочу попросить тебя взять вот эти тетрадки.
   ИВАН. Ну да, и буду я сидеть на крыльце посреди тайги и читать...
   ОЛЬГА. Нет, ты выслушай... Ты, как придешь домой, положишь их меж бревен. Туда, где больше всего тепла хранится... где светится душа его, плотника... Сделаешь?
   ИВАН. Ну, если причуда у тебя такая...
   ОЛЬГА. Не причуда. Особенно вот эту тетрадочку. Тут все полностью посвящено рукам. Золотым рукам. Я уже давно не помню ни лица его, ни даже даты смерти. А тепло его рук помню. Тянет меня, старую, к тому теплу, о котором ты тут говорил, тянет, потому как зябко мне, и не согреться никак! Что я видела в жизни? Горбилась на черной работе. Глаз от земли не отрывала. Только теперь маленько свет увидела. Так ведь и он оказался не мил. Ой, о чем это я? Ты тетрадку... возьмешь?
   ИВАН. Не возьму.
   ОЛЬГА. Я ведь просто о милости прошу. Не много, всего лишь взять и донести до него, положить куда-нибудь в щель меж бревен. Неужели нет щелей?
   АБУДЛЛА. Есть. И щели есть в моем доме.
   ОЛЬГА. Так, возьми... пусть он услышит... смотри, вот эти вот строки пусть услышит... (со слезами читает проникновенные строки) Возьми хотя бы эти строки. Сунешь в щель... Возьми, а?
   ИВАН. Нет, не возьму.
   ОЛЬГА. Ну почему не возьмешь, почему отказываешь в такой малой милости?
   ИВАН. Сама понесешь. Сама понесешь и положишь, куда захочешь. Щелей там много.
   ОЛЬГА. Значит... И меня возьмешь с собой?
   АБУДЛЛА. Возьму.
   ОЛЬГА. Собирать мне вещи-то?
   ИВАН (помедлив). Собирай. Подушку, вон, не забудь. Уж больно пышная она у тебя. А где другие вещи?
   ОЛЬГА. Другие под коечкой... Сейчас достану.
  
   Вытягивает из-под койки мешок.
  
   ИВАН. Картошка?
   ОЛЬГА. Нет.
   АБУДЛЛА. А что? Тряпье?
   ОЛЬГА. Стихи.
   ИВАН. Стихи? Столько и Пушкин не написал, наверное!
   ОЛЬГА. Ага. Там под койкой еще три мешка... Вот, смотри... (Кряхтя, тащит из-под койки еще один мешок) И еще... уф... семь мешков в амбаре. Во все щели.
   ИВАН. Вместо пакли...
   ОЛЬГА. Зимой - вместо дров.
   ИВАН. И до середины зимы не хватит.
   ОЛЬГА. Не бойся, настругаем! Новые, говорю, настругаем!
   ИВАН. Ну, нам только дай... Вот что, Родионовна, ты сядь-ка... Туфли примерим. Не может быть, чтобы не подошли. Я ведь с загадкой их выбирал...
   ОЛЬГА. А загадка, значит, я?
   ИВАН. Загадка та, которой в самую пору будут. Хочется мне, чтобы они тебе подошли...
   ОЛЬГА. Что ж, примерим... Давеча были будто малы, теперь, может... ИВАН (опускаясь к ногам Салимы с туфлями в руках). Ах, ножки, ножки, где вы ныне, где мнете вешние цветы... Ну-ка...
  
   В это время в дверях возникает фигура Фатимы. Остановившись, она наблюдает за происходящим.
  
   ОЛЬГА. Что за грех! Малы туфли... Ну, чуть-чуть...
   ИВАН (кряхтя, пытается вдеть туфлю). Должно войти... Солидолом бы, конечно, подмазать... Странно, в молодости на любую... любые... с треском вгонял!
   МАРИЯ (в сторону). Вот натура ненасытная, а!
   ИВАН. Потерпи, половина уже вошла!
   ОЛЬГА (вскрикнула от боли). Ой!..
  
   МАРИЯ. Что, одной сломал, теперь за другую взялся?
   ИВАН (в сердцах). Да что тут у вас ломать-то?
   МАРИЯ. Молчать! (Ольге) А ну, марш в процедурную! Живо! Ишь, развели тут!..
  
   Перепуганная ОЛЬГА, что называется, улетучилась. Вернее, с учетом ее комплекции, укатилась.
  
   ИВАН. Эх ты, такую песню испортила!
   МАРИЯ. Стоять!
  
   МАРИЯ достает из-под кровати чемодан, из чемодана плетку.
  
   ИВАН. Господи, пронеси!
   МАРИЯ. Каждое утро просыпаюсь с мыслю, какую принести пользу родине, и каждое утро вот такая вот фигня! (Не спеша усаживается). Ну! Жених недоструганный! В армии служил?
   ИВАН. Я на трех фронтах воевал!
   МАРИЯ. Моол-чать! Знаем вас, на фронтах! Те, кто был на настоящих-то фронтах, давно в могилках лежат. По всей Европе бисером.
   ИВАН. Я в разведке, мать...
   МАРИЯ. Моол-чать!.. Значит, говоришь, фаза потерялась?
   ИВАН. Фаза!
   МАРИЯ. Фаза или масса?..
   АБУДЛЛА. Может, и масса!
   МАРИЯ. А ну, сколько раз отожмешься от пола?
   ИВАН. Да куда мне...
   МАРИЯ. Позицию лежа прии-нять! (Легонько поддела плетью).
   ИВАН (приземляясь). Только, умоляю, без интима!
   МАРИЯ. Со сморчком-то?.. Отжии-майсь!.. Раз, два... Раз-два... Раз-два... Э-э, хватит, хватит!..
  
   ИВАН молча продолжает отжиматься.
  
   АВДОТЬЯ. Есс...
   МАРИЯ. Хватит, кому сказала!.. Встать!.. Напраа-во! Отвечай, кто прислал?
   ИВАН. Никто не посылал, сам пришел на свою голову.
   МАРИЯ. С какой целью?
   ИВАН. На работу устроиться. Заработать хотел на старость...
   МАРИЯ. Врешь. На старость тебе государство пенсию выделяет.
   ИВАН. Да какая...
   МАРИЯ. Молчать! Будешь тут против государства вякать! Ишь, герой! Признавайся по-хорошему: с какой целью прибыл в наше заведение? И знай, если не знаешь, чистосердечное признание облегчает участь!
   ИВАН. Облегчает, как же!
   МАРИЯ. Я церемониться не собираюсь! (Снова легонько поддела кнутовищем).
   ИВАН. Хорошо, хорошо, сознаюсь. Прибыл с целью жениться.
   МАРИЯ. Ага! Жениться! Вот с какими зловещими планами ты проник в нашу девичью обитель!
   ИВАН. Какие уж планы! Обыкновенная мечта!
   МАРИЯ. Ага, пудри мозги! Чтоб у простого монтера да вдруг мечта!
   ИВАН. Не монтер я, электрик. А что касается мечты... То произошло это нечайно. Зашел в магазин и увидел!
   МАРИЯ. Чего?
   ИВАН. Да туфли эти проклятые. Зашел, смотрю - стоят на полке! Ну, тут воображение и сработало! Мечта, так сказать, внезапно вспыхнула и дорисовала к этим туфлям ножки...
   МАРИЯ. Какие ножки?
   ИВАН. Эдакие вот... точеные...
   МАРИЯ. И?
   ИВАН. И все. На остальное, матушка, фантазии не хватило. Да и не важно остальное! Ведь если в мечтах имеешь эдакие вот фигурные...
   МАРИЯ. Ты короче!
   ИВАН. Короче, купил я их. Купил и дал себе слово - та, которой они окажутся впору, ту и возьму себе в хозяйки!
   МАРИЯ. Вот как!
  
   МАРИЯ с любопытством глянула, нет, не на старика - на туфли! И на протяжении дальнейшего диалога с ней будет происходить следующее: она, как бы невзначай, возьмет туфлю в руки, прикинет взглядом; повертит в руке; и, опять-таки как бы невзначай, примерит их. Они не по размеру, она попытается-таки надеть их; и так далее...
  
   МАРИЯ. Что ж, понятно. Надоело беспризорничать, решил обзавестись хозяйкой. И что ты, так сказать, имеешь?
   ИВАН. Тайгу имею.
   МАРИЯ. Тайгу? Тайгу - это мало...
   ИВАН. Мечту имел.
   МАРИЯ. Это мы слышали.
   ИВАН. Дом имею.
   МАРИЯ. Вот это уже дело. А в доме что?
   ИВАН. А в доме печь!
   МАРИЯ. Печь! С печурками, с карнизами?
   ИВАН. С печурками, с карнизами.
   МАРИЯ. С зеркальцем по правому крылу?
   ИВАН. Точно, с зеркальцем. По правому крылу.
   МАРИЯ. А возле камина скамейка?
   ИВАН. А возле камина скамейка...
   МАРИЯ. Хорошо. Ответь-ка ты мне на последний вопрос. Как ты, ИВАН Петрович, относишься к коммунистической партии?
   ИВАН. Терпимо отношусь.
   МАРИЯ. Без уклона?
   ИВАН. Без какого еще уклона?
   МАРИЯ. Я говорю, без левого уклона?
   ИВАН. А нет. Уклоняться некуда - кругом тайга!
   МАРИЯ. Ну, что ж. (Ставит туфли на место. По ее лицу скользнуло великое сожаление - не подошли, однако, туфли). Значит, так тому и быть. Мне, видно, на роду написано жить с пеньками.
   ИВАН. Что? Что это значит, как понять?
   МАРИЯ. В женихи беру тебя, Петрович, в женихи!
   ИВАН. В женихи?
   МАРИЯ. В женихи.
   ИВАН. Да вы что? В своем уме? Ну, какой из меня жених, из старого сепаратора! Здесь течет, здесь сыплется, здесь капает! Сядете втроем, на что будете смотреть? Ты на лицо мое глянь!
   МАРИЯ. Что мне твое лицо, пенек! С лица не воду пить, была бы печь!
   ИВАН. Слушай, матушка, дорогая, у меня есть один старинный друг, в соседней тайге живет, лет на десять постарше меня, опытен, богат! Может, с ним познакомить тебя?
   МАРИЯ. Будь мужчиной, Петрович! Неужели я похожа на такую, которую бы из тайги в тайгу мотать! Сказано - сделано! (И добавила, вдруг улыбнувшись) Не бойся, я еще и родить могу!
   ИВАН. А чего бояться! У меня, вон, и Авдотья родит! Только ведь... закон не велит! Галя, Оля, теперь ты... Троеженство! Прямой путь в Сибирь, на каторгу! Только ее мы и не видели!
   МАРИЯ. Эх, пенек ты пенек! На любую каторгу готова идти, хоть на край земли готова ползти, если только на краю том стоит та печь. Муж мой клал ее, дурень, муж!..
   ИВАН. Твой муж?
   МАРИЯ. Мой. Ну, вопрос исчерпан, повестка закрыта...
   ИВАН (обреченно). Проголосовали единогласно.
   МАРИЯ. Прения продолжим у тебя дома.
   ИВАН. На печи. Если не развалится!
   МАРИЯ. Не развалится! Мастер клал! С ним мы, с мастером, на таких, бывало, печах... Впрочем, далеко мы с тобой зашли! Я за девками схожу. А ты тем временем мужайся. Чемодан вон понесешь. (Остановилась у выхода). Подойди.
   ИВАН (подошел). Ну?
   МАРИЯ. Ты это, ты не обижайся на нас, на русских баб. Лады, олененок?
   ИВАН. Лады, госпожа.
   МАРИЯ. То-то...
  
   И обняла в порыве каких-то чувств, поцеловала МАРИЯ старика, да так, что он еще долго приходил в себя после ее ухода.
  
   И вышла.
  
   ИВАН. Ну вот, все девки мои!
  
   АВДОТЬЯ скрипнула, явно не соглашаясь, скрипнула еще раз, покряхтела, покашляла, пытается привлечь внимание старика.
   Но старику на этот раз не до нее - достает вино, наливает в стакан, решительно пьет.
  
   ИВАН. Так! Бежать! Бежать, пока жив! Сигануть в окно, и прямиком в Азию! В родную тайгу!.. Плесну вот капельку - и к ядреной матери!
  
   Снова наливает.
  
   Ишь, вспомнили!..
   Прикладывается и поперхнулся - старуха АВДОТЬЯ выпала из койки! С грохотом.
  
   АВДОТЬЯ (приземлившись). Опс!...
   ИВАН. Что?.. Блин! Выпала тетка!..
   АВДОТЬЯ. Уй, упала и язык обрела! На полу, оказывается, лежал!
   ИВАН. Тебе-то что не лежится, старая! Ну-ка, помогу... Вставай, давай... Не покалечилась?.. Тяже-елая! Говорили, не ест...
  
   ИВАН пытается поднять старуху. И тут его, конечно, прихватил вездесущий в наших комедиях радикулит!
  
   ИВАН. А черт! Радикулит, собачья хворь! Как же быть-то теперь? Ни тебя не поднять, ни самому не выпрямиться! Ползи, давай, старая, по мне. Хватайся за радикулит и дальше по-пластунски по стехондрозу! За радикулит, говорю, хватайся, не за это... чего нет... Так! Теперь пластом по стехондрозу! И дальше плавно на кровать!
  
   ИВАН застыл известной буквой Г. Старуха, цепляясь за его одежды, карабкается вверх - Ольга, поэт, сказала бы: ползет, как виноградная лоза к солнцу.
   Наконец, поднялась старуха. И, облегченно вздохнув, села.
   На стариковский остеохондроз.
  
   АВДОТЬЯ. Есс...
  
   Затем старуха взяла с табуретки туфли. И, сидя на спине старика, надевает их. Туфли, как мы давно догадались - тут главное, зрителю потрафить! - ей в самую пору. Полюбовалась и произнесла свое сакраментальное "есс".
  
   ИВАН. Это правда, что ты трижды вдова?
   АВДОТЬЯ. Правда. Все трое на фронт уходили. Первый в японскую, второй в первую мировую, третий во вторую... Все трое в день свадьбы ушли. Так что, я еще девушка... Слушай, а тебе не заберут на войну?
   ИВАН. Нет. Как ты терпела столько, не говорила.
   АВДОТЬЯ. А о чем говорить? Говорить я не хотела, петь хотела. Выйти в лес к соловьенку и петь. Есть у тебя, парень, лес?
   ИВАН. Есть. Есть у меня и свой лес!
   АВДОТЬЯ. Слушай, ты, парень, уж и мой мешок понесешь, ладно?
   ИВАН. Какой мешок?
   АВДОТЬЯ. Да вот... (Вытаскивает из-под койки мешок).
   ИВАН. Картошка?
   АВДОТЬЯ. Камни. Речные камушки. Смотри, здесь их ровно тысяча. Беру камушек и катаю в руках, пока не прочту тысячу молитв каждому из покойных мужей(Ясин). Прочту тысячу молитв, отложу в пустой мешок. И так - пока мешок не наполнится.
   ИВАН. А потом?
   АВДОТЬЯ. Потом сначала. Из полного мешка в пустой. И так - всю жизнь.
   ИВАН. Они в твоих руках светлыми стали. И куда их?
   АВДОТЬЯ. Когда помру, накроешь ими мою могилку. А давай в камушки поиграем?
   АБУДЛЛА. На что?
   АВДОТЬЯ. На поцелуи! А?
   АБУДЛЛА. Давай.
  
   Они играют в камушки. Увлекаются, как дети.
  
   Входят остальные женщины. Некоторое время удивленно наблюдают за ними.
  
   ГАЛИНА. Смотрите, туфли-то старуха одела! И что, как раз?
   МАРИЯ. Ну-ка, старая... Вот те на, гляньте, сидят на ней, как по заказу!
  
   Старуха поднялась, отбила каблуками чечетку.
  
   АВДОТЬЯ (вскинув руку со знаком победы). Есс!..
  
   Женщины восхищаются туфлями старухи Авдотьи.
  
   ГАЛИНА. Ах, настоящая золушка на балу! Станцуем, девки?
   МАРИЯ. Музыку! И свет!
   ОЛЬГА. А где... электрик?
   МАРИЯ. ИВАН, восстанови фазу!
   ИВАН. Дело не в фазе. Просто лампочку не довернули. Достаточно подуть на нее, и будет свет...
   ГАЛИНА. Ну-ка... (Дует на лампочку). Девки, помогите же!
  
   Дуют хором.
   Лампочка мигнула, померцала и зажглась.
  
   ОЛЬГА. Ну вот, и фаза нашлась, и масса.
   ГАЛИНА. Давайте, девки, пока горячо, свадьбу стряпать. Занавесим вот угол под клеть для жениха с невестой - и зачнем!.. Ах! Расплетися, трубчата коса, рассыпайтесь, русы волосы! Ах! Ты у меня, золотой мой, не пожалеешь! На руках буду носить, пылинки не дам тебя коснуться...
   МАРИЯ. Ох...ох...
   ГАЛИНА. И не гляди, что криво повязана: полюблю - в глазах потемнеет! Тысячу и одну ночь зараз увидишь, желанный!
   ИВАН. Да мне бы хоть одну из тысячи одной... но чаще...
   ГАЛИНА. Любое твое желание любая исполнит! Говори, чего хочешь, чего желаешь?
   ОЛЬГА. Говори, не стесняйся.
   МАРИЯ. Ну же, чего замер, чего желаешь, молодой?
   ИВАН (жалким голосом). Чая желаю. Чая бы выпил чашечку.
   МАРИЯ. Чаю, девки!
  
   Женщины кинулись на кухню. Оттуда доносятся их возбужденные голоса.
  
   МАРИЯ. Не тормошись, чумовая, не тормошись, говорят тебе. Чай подает хозяину старшая по званию.
   ГАЛИНА. Нет, младшая, самая любимая! И вообще, кто первая затеяла женитьбу? Ты или я?
   ОЛЬГА. Да не ссорьтесь вы, вот услышит сам!
   МАРИЯ. Убери руки, кому говорят.
   ИВАН. Начинается! С почином тебя, Ванюша!.. Стро-ойся!
  
   Женщины вбегают, становятся вряд.
  
   ОЛЬГА. Ух ты-ы! Новый жених - генерал!
   ИВАН. Слушай мою команду! За мной в шеренгу - шаго-ом арш!
  
   Женщины, как в садике детском, взявшись одна за подол другой, а первая за пиджачок старика, двинулись гуськом по кругу.
  
   ИВАН. Дорогие мои, родные. Всей душой призываю вас - давайте жить мирно. В шумливом доме, завещали предки, счастье не задерживается. Мира прошу, согласия. Распорядок ваш с этого часа - я. В одной избе разными вениками не метут. Меня будете слушаться. Я вам плохого не пожелаю, худого не скажу. Всех вас одинаково люблю. Всех! Каждая - моя мечта! (Проведя женщин еще по кругу). А ну, нашу, с выходом!
  
   Танцуют.
  
   ИВАН. Ну вот, тряхнули стариной!.. Пора, однако, пока светло, и в путь-дорогу. Готовы ли?
   ЖЕНЫ. Готовы!
   МАРИЯ. С прописки только вот не снялись... (Осеклась, увидев поднятую руку старика).
   ИВАН. Присядем перед дорогой.
  
   Садятся.
  
   ГАЛИНА. Жених! Ты чего это? Лица на тебе нет!
   ИВАН. В груди что-то... Нет, ты глянь, а? Никогда такого не было. Надо же...
   ОЛЬГА. Растревожил.
   ИВАН. Мне б оно, конечно, лучше б одному в тайге... сидеть... маоцзедуном... А я... замахнулся!.. аж четверых...
   ГАЛИНА. Прилечь тебе надо. Ну-ка, мы тебя на коечку. Да помогите же!
   ОЛЬГА. Водички, может, тебе, а, родненький?
   ИВАН. Нет-нет, не тревожьтесь. Пройдет. Отдохну немного и встану. Поклонимся этому дому и уйдем. Сегодня же дома будем...
   ОЛЬГА. Господи, дай-то бог!
   ИВАН. Изба у меня просторная, воздуха много, света... Придем, баньку справим. Веничек у меня березовый, с травой душицей. Липовый мед. Натираться. Попаримся.
   ГАЛИНА. Дай Бог, дай Бог... (Положила голову на колено старика).
   ИВАН. Ты, Галина, светлая душа, на крылечко выйдешь. Крылечко у меня высокое, далеко с него видно. Солнце видно. Звезды. Постоишь, мужей своих вспомнишь, всех, сколько их было. Поплачешь. От души. Никто не помешает. У нас для этого - простор!
   ГАЛИНА. Не было их у меня, мужей-то. Ни одного.
   ИВАН. Как же так? Неужели не довелось ходить в невестах?
   ГАЛИНА. Доводилось. В божьих. В народе нас так прозвали - божьи невесты... Когда война началась, нам, девчушкам, было по пятнадцать-шестнадцать лет. Ребятишек своих в армию проводили. А я и не провожала, в ту пору еще не заглядывалась на ребят-то. Ну, а позже не на кого стало заглядываться. Не вернулись наши-то ребята. А для тех кто вернулся, моложе нас невесты подросли, их стали брать замуж. А мы так и остались. Как-то еще надеялись, чего-то ждали. А годы шли и шли. И вот мы состарились. Божьи невестки. Сколь помню себя, всегда была готова, всегда ждала. Не нашелся... утешитель.
   ИВАН. Ну-ну, что ты? Найдется еще, милая. Что наши годы? Все еще впереди! Мы еще похо-одим...
   ОЛЬГА. Дай бог, дай бог...
   ИВАН. Оленька... Где ты, милая?
   ОЛЬГА (голову на другое колено старика). Здесь я, Ванечка, здесь.
   ИВАН. Ты, душа моя, в избе похозяйничаешь. Стены освежишь озерной водицей, окна, потолки. Вечерком я ноженьки твои смешные кобыльим молочком ополосну, чтоб не болели. А на ночь я тебя возле стены постелю. К дереву приткнешься, к сосне янтарной. И будешь плакать, сама не знаешь о чем. И будешь ждать, сама не знаешь чего. У нас всему этому простор. Только дай бог здоровья всем нам.
   МАРИЯ. Дай бог...
   ИВАН. Мария, матушка...
   МАРИЯ (голову ему на грудь). Говори, говори...
   ИВАН. Ты, матушка, на лавочку напротив печки сядешь. Свечка в ночи зажжется, осветит твое сердце. Будешь сидеть и думать. У нас для этого простор. Лишь бы войны не было.
   АВДОТЬЯ. Есс...
   ИВАН. О господи, миленькая ты моя, младшенькая... (привлекает к груди и эту старуху). Мы с тобой, страдалица, в лес выйдем. Рядышком он, лес-то. Большой лес, светлый. Птиц та-ам! Птицы, они умеют слушать песни ... душа ты моя... цветок моего гарема...
  
  
   АВДОТЬЯ тихо поет. Женщины присоединяются.
   ИВАН, обняв всех четверых, шепчет слова молитвы. Или благодарности. Или прощания. Факт, что и он бормочет сквозь набежавшие слезы какие-то особенные слова.
  
  
   ЗАНАВЕС
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 23 -
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"