Тоска накатывала на Валеру всегда в один и тот же день - тридцать
первого декабря. Это даже не тоска была, а леденящий ужас, который
загонял Валеру в самый темный угол многокомнатной коммуналки, где он сжимался в комок и, зажав голову руками, немо мычал от нарастающего в ушах воя и клекота, за которым всегда следовало одно и то же: темно- бурый фонтан взрыва от положенной в трех метрах мины в оранжевом опахале пламени. Тогда, в последний день декабря
восемьдесят шестого года, Валера впервые встречал Новый год
не с мамой и бабушкой, без привычной с детства елки с белобородым
Дедом Морозом, без аромата тающего воска и мандаринов, плавно растекающегося по комнате. Не было ничего привычного и сладостного. Была жара под сорок, желтый афганский песок, от которого нет спасения, и вместо Деда Мороза - "духи", с белозубым оскалом в провале черной бороды, пачками скатывающиеся с гор с горловым клекотом. И обвешаны они были не стеклянными шарами и хлопушками, а гроздьями ручных гранат и магазинами от родных советских АКМ...
Смутно помнил Валера, как их колонна нарвалась на перевале на засаду, как молча ткнулся при первых выстрелах простреленной головой в щебень Володька Демин из Перми, и как Ином Новрузов из Ташкента тонко, прямо таки по-заячьи, верещал, зажимая ладонью окровавленное лицо с выбитыми осколком гранаты глазами. Как он сам бестолково и непрерывно палил из "Калаша", пока не услышал тот самый клекот СВОЕЙ мины, и увидел грязно- бурый цветок взрыва в нескольких шагах от себя. А потом - тряска и вибрация переполненной ранеными "вертушки" с дымными шлейфами "стингеров" за иллюминаторами, госпиталь в Кабуле, и, с трудом услышанные сквозь гудение в залитых кровью ушах, слова обритого рыжеусого хирурга:
- В рубашке парень родился. Ни царапины, мать яти, контузией отделался...
Каждый год, тридцать первого декабря... Совсем как в знаменитом Рязановском фильме. Абсолютный трезвенник, в этот день Валера надирался вдрызг, чихая на запреты врачей, только бы не думать, не вспоминать того проклятый бой на Саланге, заезженные дороги которого были обильно политы кровью советских пацанов...
К вечеру Валера очнулся от длинных дверных звонков. С трудом разлепив веки, вслепую, шаря руками по стенам, добрался до входной двери, и долго гремел многочисленными замками, по одному на каждого хозяина. Стоявший под дверью Сашка Одинцов широко раскинул руки (в каждой - по бутылке шампанского) и пьяно и радостно проорал:
- С Новым годом, с новым счастьем! Лера, принимай гостя.
Молча повернувшись к приятелю спиной, Валера вяло махнул рукой, и потопал обратно в комнату. Пробухав следом за ним тяжелыми ботинками Сашка по- хозяйски вошел в комнату, и грохнул на стол шампанское.
- А где мать?
- А- а- а- а... В деревню уехала, к сестре.
- Хоккейно.- Сашка радостно потер руки в предвкушении выпивки.- Отметим дружной мужской компанией...
Когда опустела вторая бутылка, Одинцов кисло посмотрел на часы и вздохнул:
- Вот ... мать! Не рассчитали. Еще только десять, а у нас уже пусто. И денег нет. У тебя нет?
- Тоже пустой.
Приунывший Сашка снова протяжно вздохнул:
- В двенадцать и чокнуться будет нечем.
Чуть подумав, Валера поднялся с дивана.
- Одевайся.
- Куда?
- Одевайся, говорю. Будет тебе выпивка. Сейчас с гитарой ко дворцу пойдем.
- Ну?
- Сашка,- Валера поморщился, и упрекнул.- До чего же ты тупой. Там же все пьяные и щедрые. Что- нибудь залудим под гитару, глядишь, и нальют.
Повеселевший Сашка вскочил с дивана, и хлопнул Валеру по плечу.
- Голова!.. Я всегда говорил, что ты почти гений...
Город гулял, пьяно и бестолково, как бывает только под Новый
год. Орали дети, и визжали нервные дамочки, скатываясь с расписных
горок, пьяно горланили песни мужики, собравшись в кружки вокруг
залетных баянистов. И милиция, корректно- нейтральная в эту
ночь, спокойно прохаживалась поодаль, вмешиваясь в гульбу только
в случае откровенных потасовок.
Сашка с Валерой быстро собрали вокруг себя компанию молодых
парней и девиц, слетевшихся на переборы Валеркиной двенадцатиструнки. Наливали после каждой песни, щедро и любвеобильно, упрашивая петь еще, не обращая внимания на замерзшие Валеркины пальцы и откровенную путаницу в аккордах. Через час Валерка снова был в стельку пьян, поставил запасную струну вместо порванной, а Сашки хватало только на то, чтобы пьяно подмыкивать и приплясывать. Но когда Валерка, стряхнув хмель, запел свою любимую, поредевшая было вокруг них толпа, снова увеличилась за счет группки молодых парней, в одинаковых армейских бушлатах и шапках.
Тихонько трону я свою струну
Смахнет слезу тайком платочком мама
А я для вас для всех сейчас пою
Пою для вас, ребята из Афгана...
Один из парней, размазывая слезы по лицу и мусоля в губах давно погасшую сигарету, жалобно провыл, впихивая Валерке в руки бутылку водки:
- Братан... Выпей, братан, за нас.
Глотнув прямо из горлышка, Валерка с недоверием покосился на парня.
- А ты что, в Афгане служил? Вроде молод.
- Хуже. Неделя как из Грозного приехал. Видел бы ты, что там творится.
- Я видел... Кровь и мясо везде одинаковы. Пей и ты. Пей, пей... Да не морщись. Помянем, зема, не вернувшихся...
Уже далеко за полночь уходили с опустевшей площади домой, грея в карманах по бутылке водки, подаренные расслюнявившимся от избытка чувств вернувшимся из Чечни парнем. Сашка, шатаясь и попыхивая сигаретой, удовлетворенно бормотал у Валерки за спиной:
- Ох, мама... Щас придем, вмажем, согреемся. Хорошо когда есть чем догнаться...
- Эй, ребята!
Обернувшись на голос, Валера выжидающе посмотрел на окликнувшего их парня лет тридцати. Он подошел вплотную, высокий, ладный, с томными усиками над губой, и простецки протянул руку.
- Дима... Я слышал, ты про Афган пел. Я тоже там служил. Не хочешь заглянуть на огонек? У меня ребята сидят. Выпьем, вспомним старое. У тебя гитара, а мы без музыки.
Валерка, представив себе перспективу попойки с Сашкой в пустой квартире, охотно согласился.
- Пойдем. Далеко?
- Рядом, два квартала...
Покрутившись дворами, подошли к серой кирпичной пятиэтажке, и вошли в крайний подъезд. Дима позвонил в дверь на первом этаже, и пояснил открывшему парню с поросячьей мордочкой:
- Встречай гостей, Эдик. Тоже афганцы.
И подмигнул. Осклабившись, Эдик понимающе кивнул, и распахнул дверь.
- Гостям всегда рады, входите.
Тяжелая дверь захлопнулась у Валеры за спиной.
Войдя в единственную освещенную комнату, он посмотрел на четверых мужиков, удивляясь разнице в их возрасте. Младшему было не больше восемнадцати. Самому старшему, судя по потрепанному виду - далеко за пятьдесят. Сев за стол Валерка выставил на стол бутылку.
- Мы со своим, мужики, без обид... А вы что же, все в Афгане служили?
- Ага...- Молодой пацанчик хохотнул.- Я сыном полка, а вот он,- парень ткнул грязным пальцем в пожилого,- командиром. Трижды орденопросец, ветеран квартирных баталий.
Пожилой, ухмыльнувшись в вислые усы, ловко распечатал бутылку, опрокинул в глотку полстакана водки, и пискляво сказал:
- Он шутит. Он у нас всегда шутит.
Почувствовав себя неуютно от их откровенно издевательского
тона Валерка обернулся, но ни Сашки, ни Димы с Эдиком за спиной не обнаружил. Попытался приподняться со стула, но тут же рухнул обратно от резкого удара по плечу.
- Сидеть!
- Да вы чего, мужики?!
Писклявый матерно повторил:
- Сидеть, пацан! Дойдет и до тебя черед.
- Какого чер... Да вы чего, мужики, совсем охренели?!!
В прихожей что-то грохнуло, послышался Сашкин вскрик и Валера, отбив руку пожилого, выскочил из комнаты.
Сашка с разбитым лицом лежал на полу удерживаемый свиноподобным Эдиком, а Дима старательно обшаривал пустые Сашкины карманы. От дикости происходящего Валера неожиданно тонко вскрикнул:
- Вы чего делаете, козлы?!
Поднявшись на ноги, Дима тускло посмотрел на него глазами вдупель обкуренного наркомана и, подпрыгнув в воздухе, врезал ногой в челюсть. Падая, Валерка еще заметил ухмыляющуюся рожу Эдика, потом глухо ударился головой о какой- то сундук у стены и потерял сознание...
Очнулся он от холода и боли в избитом теле. Открыв глаза, Валерка обнаружил себя лежащим на снегу в одном стареньком пиджаке. Норковой шапки, дубленки и серебряного перстня на пальце не было. Рядом сидел на корточках Сашка, тоже раздетый, всхлипывая и вытирая кровь с разбитого лица. Гитары, обошедшейся Валерке в копеечку концертной "чешки", тоже не было.
С трудом сообразив мутной после удара головой, что к чему, Валера заскрежетал зубами.
- Ах вы суки. Так, да?
Поднявшись на ноги, он рванулся в подъезд. Следом за ним бросился
Сашка, хватая за рукав и упрашивая:
- Лера не надо! Пожалуйста... Уйдем пока совсем не убили. Лучше в милицию...
- Да пошел ты...
Сходу Валерка врезался плечом в дверь, потом еще и еще. Дверь слегка приоткрылась, и в щель выглянул Дима. За спиной у него маячило свиное рыло Эдика. Невыразительно посмотрев на Валеру, Дима тускло спросил:
- Тебе мало? Сейчас добавим.
- Отдай вещи, сволочь!
- Ага, щ - щас...
За захлопнувшейся дверью радостно заржали. Валерка ткнулся еще раз, но, получив удар в лицо, кубарем скатился по лестнице.
Яростно матерясь, он зашагал по темной улице. Следом трусил Сашка, всхлипывая и зябко подрагивая от холода. Валерка, вне себя от бешенства, матерно бормотал:
- Так да, суки? Пидарасы... Со мной как с последним... Ну ладно, еще посмотрим. Адресок я ваш запомнил...
Прошли мимо опустевшей площади у дворца, по темной аллее. Уже почти возле самого дома Валера услышал окрик за спиной:
- А ну стой, мужики!
Обернувшись, он увидел двух сержантов выбирающихся из патрульного "УАЗа". Один грубо схватил за воротник отставшего Сашку. Второй, не спеша и уверенно, направился к Валере.
" Заметут в трезвяк,- мелькнуло в голове,- и сделать ничего
не смогу. А прощать тем козлам..." Сорвавшись с места, Валерка побежал в ближайший двор, задыхаясь от морозного воздуха, почти оглохший от бешеного стука в ушах. Сержант бежал сзади, явно не намереваясь отставать. Заскочив в подворотню, Валерка поскользнулся, и грохнулся на протаявший возле люка теплотрассы асфальт, прямо на кучу строительного мусора, больно ударившись коленом. Нащупав рукой обрезок толстой стальной трубы, неловко поднялся, морщась от боли и постанывая. Заслышав шаги бегущего сержанта, сделал шаг, второй, и, круто развернувшись, пошел обратно, сжимая в озябшей руке трубу.
Сержант резво выскочил из-за угла, и тут же рухнул на снег от тяжелого встречного удара в грудь. Отбросив трубу, Валерка оттащил отключившегося сержанта к стене, аккуратно посадил его, и натянул на голову, откатившуюся при ударе, шапку. Похлопав по щеке, вытащил из кобуры "Макарова" и пробормотал:
- Извини, браток, так получилось. Мне он сейчас нужнее...
Шагая по пустой улице, Валерка плотно сжимал в руке рукоятку пистолета, морщась от безрадостных мыслей: " Теперь хана... За нападение на мента срок светит..."
Окна злополучной квартиры были уже темными, и на звонок никто не отвечал. Совсем отчаявшись, Валерка вышел на улицу, и тут же заметил свет в кухонном окне. Метнувшись обратно в подъезд, он забарабанил в дверь кулаком. Открыли смело, без вопросов и предосторожностей.
Заспанный Эдик тупо посмотрел на Валеру, и тут же влетел в прихожую, получив бешеный удар рукоятью пистолета в лицо. Широко расставив ноги, Валерка навис над ним и злобно прошипел:
- Пошел в комнату, ур - род...
Увидев пистолет, Эдик взвизгнул, и на карачках пополз в кухню.
- Ку - у - да - а- а?
Пнув его в зад, Валерка снова прорычал:
- Я сказал в комнату... Что, с - сука, страшно стало? А бить вшестером одного? А ну пшел!
На шум из комнаты выскочил Дима, и, сходу уразумев ситуацию, кинулся на Валеру, прямо навстречу оранжевому пламени из ствола...
Падал он мучительно медленно, хрипя и зажимая рукой простреленное горло, из которого фонтаном хлестала кровь. Эдик дико визжал, забившись в угол. Ему Валерка всадил в голову две пули подряд, и ринулся в комнату, злобно пнув на ходу уже мертвого Диму. Четверо в комнате ошалело соскакивали с постелей, пытаясь сообразить со сна и перепоя, что происходит. Закричать успел только молодой пацанчик, остальные беззвучно падали, где стояли, с простреленными головами и изумленными рожами...
Натянув на себя шапку с дубленкой, Валерка сгреб в охапку Сашкины вещи и усталый, опустошенный от происшедшего, опустился на пол. Долго сидел, покачиваясь из стороны в сторону, мучительно постанывая от наплывающей ломоты в висках... Перед глазами мелькала наглая рожа Эдика, мутный взгляд обкурившегося Димы, бесчувственный сержант в подворотне и четверо скрючившихся в предсмертных позах трупов. И еще желтый песок, фонтанчиками взметывающийся от взрывов гранат...
Я тоже знаю что такое "АКС"
А ты бежишь в атаку под обстрелом
Ты не волнуйся, брат, служи, гордись
Ведь ты мужским, серьезным занят делом
Ты не волнуйся, брат...
Оттянув затвор, Валерка остекленело посмотрел на последний патрон, и медленно засунул ствол в рот...
Все было как тогда. Вой и клекот, желтый песок перед глазами
и гортанные крики "духов". А потом - бурое облако взрыва в ярко-оранжевом опахале пламени, кисло- соленый вкус крови во рту и тишина. Звенящая, как гитарная струна...