Утро было как утро, обычное апрельское, серенькое и не предвещающее ничего хорошего. За окнами казармы, несмотря на рань несусветную, уже брезжил рассвет, и, кажется, всем солдатикам назло падал реденький, колючий, и потому особо паскудный снежок. Да дневальный, гад такой, особенно злорадно проорал ритуальное "Р-р-рота, подъе-е-ем!", отыгрываясь за то, что все сладко спят, а ему довелось стоять "на тумбочке" в самое мерзкое время, с четырех до шести утра, когда спать особенно хочется, а не удается. А ведь день так и начнется вместе со всеми, только на два часа раньше. Потому и отыгрывается. Да и чего там говорить, грешным делом все через это прошли. Это уже позже, под дембель, можно расслабиться, и встать на полчасика позже, поскольку дежурный по роте "дедов" пинками с постели сталкивать не станет, себе дороже. Разве что ротный остается ответственным офицером, или объявят учебную тревогу, ровно за час до подъема. Тут уж скидок никому не будет, никто из "стариков" не рискнет на глазах у ротного манкировать. Да оно, в общем то, и правильно, безопасность превыше всего. Еще памятен случай, когда с год назад в одной из зон совершили побег шестеро зеков, а дневальный, шляпа, уснул "на тумбочке". Буквально. Его же первого и зарезали штык-ножом, снятым с ремня. И еще успели двенадцать пацанов придушить сонными, как хорь курей, пока не проснулся один из первогодков, и не поднял тревогу. ЧП было даже не полкового и не гарнизонного масштаба, а окружного. Кто крайним из офицеров оказался свое получил, а тринадцать гробов так и разлетелись в сентябре в разные города и веси, как листочки осенние...
Паше Белавину как деду вроде как соскакивать не положено, но сегодня как раз таки ротный и остался в казарме ответственным офицером. Поэтому, как ни хотелось поваляться еще с полчасика, а подниматься пришлось вместе со всеми. Ну а дальше - все по распорядку. Пробежка по плацу, для согрева, умывание, завтрак и утренний развод. Погодка стояла с утра и впрямь мерзопакостная, и снежок сыпал, от одного вида которого мурашки по коже бежали. И не в одной солдатской стриженой голове мелькнула злая мыслишка: "И какой же дундук, прости Господи, придумал в Оренбуржье на летнюю форму аж пятнадцатого апреля переходить?" И впрямь погоды еще не летние стоят. Разогреет не раньше, чем к полудню, а до того времени трястись, и трястись в легком хэбэ и пилотке. Пока на зону, пока зеков в машины погрузят, да ехать до выездного объекта с час в холодных машинах. И только в карулке можно расслабиться и чайку горячего выпить. Да и то только избранным. Первой смене - сразу на вышки. Словом, тоска...
Хотя нынче все не так уж и плохо складывалось. С вечера Паша сунул дежурному по роте Валере Коптеву пачку сигарет, и тот с легким сердцем записал его в караул Остапчука. А это - строящийся ПТУ. Объект самый ближний к зоне, наиболее оборудованный в смысле охраны и быта, и потому проверяющие туда приезжали не часто. Да и Остапчук мужик нормальный, особо в карауле никого не гоняет. Другие тоже не звери, но хитрый хохол умеет со всеми найти общий язык, и службу у него несут исправно все, так что подстегивать никого не приходится. Да, собственно, и риск побега на выездных не велик, это не зона. На строительство вывозят, как правило, тех зеков, кому сидеть год-два осталось. Таким бежать смысла нет, только срок себе накручивать. Если уж только переклинит у кого в голове, воли захочется - хоть плачь, тогда рвут на пролом. Но такой случай в последний раз произошел в вэвэшном полку аж в пятьдесят восьмом году.
Словом, день обещался быть не самым плохим за всю службу. Тем более что на вышке Паше уже не стоять. За полтора года дослужился до ефрейтора, и часовой КПП в карауле,- теперь его привычный пост. Да и до дембеля осталось (мамочка родная!) всего то полтора месяца. Еще немного, и можно будет вспоминать как страшный сон и казарму, и баланду в солдатской столовой, и бесконечные стрельбища и марш броски...
Получив оружие, караулы привычно устроились на табуретах вдоль рядов кроватей, в ожидании построения и получения приказа. Ротный, длинноногий капитан Сираев, прозванный за свои ходули "Аистом", вышел из канцелярии, и дал команду на построение. Первым, конечно, караул ПТУ. Отсмотрев шеренгу круглыми немигающими глазами, Сираев зачитал ритуальный приказ:
- Караул "ПТУ". Начальник караула - прапорщик Остапчук. Контролер по надзору - прапорщик Ананьев. Помощник начальника караула - сержант Шавель. Второй, третий пост- ефрейтор Белавин...
Паша бодро рявкнул "есть", а ротный вдруг запнулся, и проорал вглубь казармы:
- Дежурный, ко мне!
Коптев подлетел лихо, аж сапоги по линолеуму заскрипели при торможении, и, как положено по уставу, принялся поедать ротного глазами. А тот, сузив татарские глаза, прошипел:
- Это что?
- Где, тарищ капитан?
- В ведомости? Кто такой "рядовой Ставрида-с"?
Валерка поник плечами и, чувствовалось, мысленно выматерился. Проводник служебной собаки эстонец Тарвидс, которого даже офицеры упорно именовали из-за труднопроизносимой фамилии Тарвидас, с первых же дней за свою тягучую нерасторопность получил прозвище Ставрида-с. Приклеилось оно к нему намертво, и так иногда и попадало в караульные ведомости. По инерции, конечно, вписывалось, но поди докажи это упрямому татарину Сираеву. А он даже намека не терпел на межнациональную рознь. И боролся с любым ее проявлением люто. Так что плакали теперь Валеркины увольнительные. А отыграется он, конечно, на Тарвидсе...
-Виноват, тарищ капитан.
Сираев с полминуты в упор смотрел на бедного дежурного, после чего твердо пообещал:
В глубине казармы кто-то не выдержал, и хихикнул. Сираев отреагировал мгновенно. Недобро посмотрел вглубь полутемного коридора, и злобно спросил:
- Кому смешно?
Смех у всех сразу пропал. Драконовский характер ротного всем хорошо известен, и попасть ему однажды на заметку значило надолго почувствовать, что такое служба не мед. Тарвидс вяло ответил "есть", ротный быстро зачитал список караула до конца, и, отдав приказ, коротко козырнул. Володька Шавель, чтобы убраться от греха подальше, бегло скомандовал:
- Караул нале-во. На выход шагом марш...
И дальше пошло по накатанной. Дошли до зоны, выставили оцепление возле ворот. Через пару минут массивнее створки разъехались, и бригады зеков пятерками пошли по автозакам. Паша стоял в оцеплении метрах в десяти от Тарвидса, иногда приглядывая за ним и мысленно морщась. И послал же Бог напарничка! Прозвище ему в точности соответствует. Такой же, как полудохлая ставрида на прилавке рыбного отдела, вялый и безынициативный. Ему еще как медному котелку до дембеля, а он уже на службу положил с прибором. Этак доиграется, когда нибудь, до крупных неприятностей, с таким то отношением.
Только Паша про это подумал, как заметил боковым зрением Тарвидса, ушедшего за кусты, поближе к выходу из зоны. Отступив пару шагов назад, Паша увидел Тарвидса, как ни в чем не бывало стреляющего у зеков-расконвойников сигареты. Нет, ну что за бестолочь такая? Вообще что ли не понимает, где служит? В сердцах сплюнув, Паша сдавленно прошипел:
- Тарвидс... Тарвидс, твою мать! Отставить!
Зеки заржали всей толпой, заулюлюкали:
- Так его, Белавин. Учи молодого службе.
Паша беззлобно огрызнулся:
- Я тебе не Белавин, а "гражданин начальник". Что, расконвойка приелась? Снова в промзону хочешь?
Бритый зек заломил кепку на затылок, и возмутился:
- Да ты че, начальник, в натуре? Че я сказал то?
- Если б сказал что, сейчас бы уже в зону пошел. Куда вы сегодня?
- На ЖБИ.
- Вот и шагайте. А пацана не хрен своими подачками прикармливать.
Достав пачку сигарет, Паша окликнул собачника:
- Тарвидс, ко мне.
Тот подошел явно недовольный. Вот фифа то, а? Еще и нос воротит, салага. Выщелкнув из пачки сигарету, Паша протянул ее Тарвидсу, и предупредил:
- У зеков никогда ничего не бери. Особенно если в машине сопровождаешь. Я вот так по молодости тоже угостился раз. Курить хотелось зверски, а денег не было. А тут мне зеки в поездке беломорину предложили. Я взял, дурак. Потом часа два на хи-хи пробивало. Они мне, сволочи, косячок подсунули. Хорошо я у Остапчука в карауле был, он меня сдавать не стал, и рапорт не написал. А то бы получил я интересную запись в личное дело. Понял меня?
Тарвидс недовольно скривился, но все же пробурчал: "Понял..." Паша от такой беспечности только головой покрутил. Понял он, как же. Дескать, "понял, и отвяжись". На всякий случай добавил:
- Ты смотри, это не шутки. И вообще, шагом марш на пост. Гуляешь тут как... А где псина твоя?
- В кустах, где-то.
- Ну, ты клоун! Ты на посту или как? Ты что за тюфяк такой? Ведь восемь месяцев уже служишь, учебку прошел, а будто вчера с гражданки. Ладно, иди уже...
Вот точно тюфяк. И собака у него такая же. Экстерьер у кобеля нечто среднее между догом, доберманом и таксой. Масти он черной, морда вытянутая, длинноносая, а на выборку толком не работает. Что хозяин балда, что собака у него...
Зеков, между тем, загрузили под завязку, караульные расселись по машинам. Остапчук, замахав с подножки головной машины, крикнул:
- Белавин, Тарвидс, в запасной поедете!
Махнув рукой, он захлопнул дверцу, колонна тронулась. Запрыгнув в запасной автозак, Паша устроился на жестком сиденье. Вот теперь с полчаса подремать можно. Хоть и не ахти, какой комфорт, но спать хочется зверски, а к условиям таким давно уже привык. День впереди длинный, полчаса урвать для сна даже в трясущемся и грохочущем автозаке за счастье. Тарвидс со своим Боем устроился напротив. Пес долго крутился, и никак не мог улечься поудобнее. До того крутил задом и хлопал хвостом по Пашиным сапогам, что тот не выдержал, и прикрикнул:
- Да уложи ты его, наконец! И что за наказание?
Тарвидс попытался приструнить пса, прикрикнул, как мог строго:
- Лежать, Бой! Место! Лежать, зараза!
Однако молодой еще кобель окрик воспринял, как предложение поиграть и заскакал еще резвее, прыгая хозяину на плечи, и норовя лизнуть его в лицо. Все, теперь сон улетучился окончательно. В сердцах сплюнув, Паша закурил, дал сигарету Тарвидсу, и тут его как током прошило. Чувствуя нехороший холодок в спине, он резко спросил:
- Где автомат?
Тарвидс, недотепа, даже не сразу понял, и по инерции переспросил:
- Какой автомат?
- Твой, раззява! "Калашников" твой где?
Тут, наконец, и до Тарвидса дошло. Побледнев, он пробормотал:
- Я его, кажется, там оставил. Бой, гад такой, погулять просился, дергал, а автомат все с плеча сползал. Ну, я снял его, и к забору прислонил, за кустиками. Ой, мама, что же теперь будет?
И затрясло пацана, дошло до тугодума, что дело серьезное. А Паша, люто выматерившись, стал лихорадочно давить на кнопку звонка, чтоб водила машину остановил. Отъехали еще недалеко, может и не поздно еще вернуться. А если поздно... Что будет, даже думать не хотелось. Этому придурку трибунал светит. Да и не только ему...
ЗИЛ, наконец, скрипуче затормозил, Паша одним махом перелетел через борт, и кинулся к кабине. Водитель, пожилой уже мужик, недовольно вызверился:
- Ну что еще? Чего гудишь? И так отстаем от колонны.
Паша, закинув свой "калаш" за плечо, категорически заявил:
- Вернемся на зону.
- Да ты охренел? Меня же ваш начкар сожрет без соли, случись что в колонне.
- Я за все отвечаю. Разворачивай. Давай, давай. Тут ехать то минут пятнадцать. Да быстрее ты!..
Всю обратную дорогу Паша старался не думать, сколько за время их отсутствия народу прошло мимо одиноко стоящего у ограды автомата, и у скольких из них мог появиться соблазн прибрать к рукам бесхозное оружие. Тарвидс то бледнел, то пунцовел лицом, и старался на Пашу не смотреть.
Но не даром говорят - дуракам везет. Полчаса с лишком прошло, а "Калашников" так одиноко и стоял возле забора, прикрытый кустами, и только поэтому никем не замеченный. Паша первым делом проверил наличие патронов в магазине. Потом повернулся к виновато мнущемуся за его спиной Тарвидсу, и коротко врезал ему в нос. Тот опрокинулся на задницу, всхлипывая, но не смея возражать. И только Бой весело заскакал вокруг, решив, что с ним, наконец, захотели поиграть. Протянув салажонку автомат, Паша злобно прошипел:
- Ш-ш-шляпа! И только попробуй рапорт накатать, что тебя "дед" избил.
Дальнейшую дорогу проехали без приключений. Хотя только по пути Паша осознал до конца, каких проблем удалось избежать. Ведь едут они с этим... чудаком отдельной группой, и ефрейтор Белавин - старший по званию. Значит и ответственность лежит на нем. Это же край, за полтора месяца до дембеля под трибунал попасть. А что за такое трибунал светит, Паша не сомневался. Не зря два года в конвое служит. Вот ведь зараза! И где только таких раздолбаев делают? И для себя ходячая проблема, и окружающим угроза...
Уже возле самого объекта Тарвидс рискнул спросить:
- Товарищ ефрейтор, рапорт будете писать?
Ха, рапорт! Раньше, может, и написал бы, пока сам зеленый был. Только служба приучила, что не всегда и не обо всем писать следует, если это к делу прямого отношения не имеет. Да и что же, самого себя сдавать? Только этому сосунку знать этого не следует. Чтобы нагнать холода, Паши пригрозил:
- Рапорт писать не стану. Но ты учти, если еще один такой прокол случится - ответишь за все сразу. А сейчас молчи в тряпочку, если под трибунал не хочешь. Тебе служить полтора года, да с годик за потерю личного оружия схлопочешь. Не скоро дома окажешься. Дошло?
- Дошло.
- Ну, вот и молчи. Водила ничего не понял, если разговор зайдет, скажем, Бой на ходу соскочил, и за сучкой увязался. Бегает там одна, лохматенькая. Авось пронесет...
Дальше день потянулся тягуче и размеренно. Зону контролер проверил, зеков сгрузили, предварительно выставив на вышки посты. С полчаса еще пришлось повозиться на воротах, проверяя выходящие из зоны машины, да потом потянулись в зону вольнонаемные, пришедшие, как все нормальные люди, на работу к восьми часам. Теперь до конца дня только и оставалось, что изредка запускать в зону машины со стройматериалами, да проверять их при выезде. Ну, бывает, вольные работяги да прораб из зоны выйдут по своим надобностям. Все остальное время можно сидеть на КПП, чаек попивать, да газеты почитывать. У Остапчука с этим легко, сам всегда и газеты и журналы из дома привозит. Правда совсем без проблем не обходится. Частенько водители пытаются в зону для зеков груз провезти. В основном продукты, чай, сигареты. Но бывали случаи, и водку везли, и анашу. Паше самому не раз приходилось такие грузы тормозить. А на этом объекте есть и вовсе борзый водила, Серега Мошников. Наглый донельзя. Раз пять уже его Паша тормозил, и грозился рапорт написать по команде, если не прекратит. Тот только торговался, предлагая половину дачки для караула. Нашел сосунка. Знаем, чем такие подарки заканчиваются, примеров уже достаточно. Как правило, водиле уже за все проплачено, по двойной, а то и по тройной таксе. И стоит только раз взять, как кто-то из "сознательных" зеков тут же настучит контролеру по надзору. А тот - ротному доложит. И погонят с КПП поганой метлой в лучшем случае на вышку. В результате на КПП может оказаться кто-нибудь посговорчивее, а зекам только этого и надо. И хорошо если в постоянные наряды переведут, не допуская больше в караул. Только Паше и это не пристало. Ну, в его ли возрасте полы в казарме полировать, или на кухне бачки драить?
И в этот раз паскудный Серега выкинул фортель. Остановившись на своей "Татре" возле ворот длинно прогудел, высунувшись из кабины, и осклабился:
- Запускай в зону, начальник. Кирпич привез.
Выставив дополнительный пост, Паша открыл наружные ворота, и запустил машину на площадку. Пока Тарвидс сумел утихомирить разыгравшегося Боя и начал с ним обходить машину, Паша подошел к кабине со стороны водителя и велел:
- Выйди, кабину к осмотру.
Серега ухмылялся за опущенным стеклом. Не иначе, с очередной пакостью приехал. Ну, уж дудки, больше Паша с ним церемониться не станет. Это раньше забирал все не положенное к провозу в зону, и возвращал при выезде. Теперь точно рапорт составит, если этот козел не понимает человеческого отношения. Потеряет, баран, хорошее место, вернется снова в автоколонну на обычную оплату. А Серега, распахнув дверь, вдруг ткнул Паше в лицо что-то мерзкое, белесое, и заржал, жеребец. Отпрянув от неожиданности, Паша присмотрелся, и обнаружил в руках у Сереги человеческий череп. Причем настоящий, и довольно свежий. Кое-где даже остатки тканей и связки сохранились. Подавив приступ рвоты, Паша совсем остервенел, и рявкнул:
- Ну, ты что, баран, совсем нюх потерял? Ты что творишь, придурок? Игрушку себе нашел. Смотри, еще раз такой фортель выкинешь, засвечу между глаз, так и знай. Ты вообще нормальный нет? Понимаешь, что в руках держишь?
Серега только оскалился, с какой то и, в самом деле, ненормальностью в глазах:
- А что? Ну, черепушка. Проезжал мимо кладбища, смотрю - лежит. Сувенир сделаю. Или еще лучше пепельницу.
Ну, вот о чем с таким говорить? Совсем у парня ничего святого... Закурив, Паша жестко сказал:
- Из машины... И учти, рапорт я напишу сегодня же. В следующий раз тебя, если не вытурят, ближайший часовой с вышки пристрелит, за такие фортели.
- Это за что?
- А ты не понял? За нападение на часового КПП. Лично каждого вышкаря предупрежу. Пш-шел вон из машины.
Машину Паша обшмонал особенно тщательно. Но, как ни странно, ничего запрещенного не нашел. Даже подумал, что и рапорт писать не стоит. О чем писать? Как водитель часового черепом напугал? Не серьезно все это. Черт с ним, пусть живет. Служить всего ничего осталось, зачем лишний гемморой под дембель?..
Обратно Серегина "Татра" подъехала минут через сорок. Запустив ее на площадку, Паша заглянул в пустой кузов, в котором кроме кирпичной крошки, запаски и обрезка стальной трубы ничего не было. Просмотрев под кузовом, махнул рукой Тарвидсу, ожидавшему своей очереди для осмотра. Отряхивая грязные ладони, подошел к кабине, и распахнул дверцу с водительской стороны. И к удивлению своему на месте водителя обнаружил Ананьева, которого прежде не заметил за бликующим от солнца стеклом. Интересно, что он здесь делает? Не царское это дело, машины из зоны выгонят. Удивления своего Паша высказать, однако не успел. Потому что заметил такое, что присутствие прапорщика в кабине по сравнению с этим явлением - сущий пустяк. Справа от Ананьева сидел Серега, низко нахлобучив на глаза кепку и сгорбившись. Хотя по комплекции вовсе даже и не Серега...
Первым Пашиным побуждением было отскочить назад, и рефлекторно поднять, как и учили все два года, сигнал тревоги. Он уже, было, и дернулся, но замер, услышав голос:
- Не надо, солдатик. Не поднимай шум. А то завалю вашего прапорылого.
Тяжелая волосатая ручища с пистолетом ткнулась Ананьеву в бок. А тот даже не дернулся, чтобы выскочить наружу. Так и сидел, как деревянный, с напряжением глядя вперед, не заглушив двигатель и держа руку на рычаге передач. Видно уже получил "инструкции" от пассажира. Теперь Паша его разглядел. Конечно же, никакой это не Серега. Куда тот придурок подевался сейчас уже не важно. Важно то, что на его месте сидит Ананьев, жизнь которого под угрозой, а угрожает ему бугор из пятого отряда. Фамилия у него еще какая то нестандартная... Штыфкин, кажется...
Вот блин, влипли, так влипли. Поднять шум и отскочить? Тогда Ананьеву кирдык. Да и самого Пашу этот Штыфкин положит запросто. Бляха-муха, да откуда же у него "Макаров" табельный? Ведь в зону категорически входить с оружием нельзя, и контролеры свои стволы в караулке оставляют. Даже часовым КПП на площадку входить с оружием запрещено. Неужели это он, Паша, ствол проморгал? Ну, тогда все, прощай дембель. Трибунал безоговорочный...
Все это у Паши в голове вихрем носилось, а нужного решения он так и не мог принять. Да тут еще Тарвидс Штыфкину подарок сделал. Не дождавшись, чтобы водитель освободил кабину, как и положено по инструкции, он распахнул, балда, правую дверцу и сунулся внутрь:
- Сигаретки у вас не найдется?
Штыфкин сориентировался мгновенно. Схватив свободной рукой Тарвидса за воротник, легко вдернул его в кабину, швырнул себе на колени, лицом вниз, и уже ему ткнул стволом в затылок. Все, теперь двое заложников. Штыфкин, неожиданно спокойно, велел:
- Открой ворота, солдатик. Открой, говорю. Я ведь обоих завалю, мне теперь терять нечего.
Хладнокровия, зверюге, не занимать. Но тянуть дальше опасно. Кто его знает, может, он только внешне спокоен, а внутри все клокочет? Возьмет да и всадит Тарвидсу пулю в голову. Потом завалит Ананьева, и, почти наверняка, и Пашу. И рванет на таран. Уйти, конечно, не уйдет, не пробьет "Татра" здоровенный шлагбаум и стальные ворота. Но им то троим от этого будет не легче. И нельзя закричать, чтобы с ближайшей вышки открыли огонь на поражение. Потому что всех троих в кабинете завалят, с учетом рассеивания...
На автопилоте Паша поднял шлагбаум, и открыл ворота. "Татра" резво взяла с места, видно Ананьев от испуга в точности выполнял приказы Штыфкина. А Паша, плюнув на открытые ворота и шлагбаум, метнулся к караулке и заорал сидевшему на КПП вместо него Остапчуку:
- Побег на третьем, два заложника, преступник вооружен!!!
Еще успел заметить, как прапорщик побледнел, и вскочил на ноги, а потом, совершено неосознанно, в несколько огромных прыжков догнал задний борт удаляющейся "Татры", и одним рывком перекинул себя в кузов. Уже из удаляющейся машины заметил, как из караулки выскочили Остапчук с Шавелем, и вся свободная смена часовых. Как Володька бросился к запасной машине, и затормошил закемарившего после обеда водителя в кабине. Того самого, который утром так не хотел возвращаться на зону. Ведь только утром это было, а сейчас кажется, что целый месяц прошел. Потом "Татра" вильнула на повороте, караулка и ворота исчезли за деревьями. И Паша, распластавшись на дне кузова, попытался сообразить, что же делать дальше.
Умным его поступок никак не назовешь. Героическим тоже вряд ли кто признает. К стенке не поставят, но за побег на своем посту отвечать придется. Хотя, как посмотреть. Если не отпустить больше чем на три километра от зоны, то попытка побега считается неудавшейся. Тогда есть шанс обелить и себя, и весь караул. Неприятностей, конечно, не избежать, но все же. Вот только как это сделать, мать вашу, если у Штыфкина ствол и два заложника, а у Паши пустые руки и голый энтузиазм? А тут еще в кабине какая то возня началась, потом правая дверца распахнулась, и, прямо на ходу, из кабины вылетел Тарвидс. Правильно, зачем зеку теперь двое? Проблем в два раза меньше. Ананьев, судя по его реакции, совсем в прострации, и вряд ли окажет сопротивление. Подержит его Штыфкин в качестве водителя, а на крайний случай и заложником, чтобы было, чьей жизнью торговаться, случись его догнать. А потом и от Ананьева избавится, вряд ли станет убивать. Тарвидса он выкинул живым, видно было, как тот поднялся, и захромал обратно к караулке. Только вот когда это будет? Сколько к тому времени километров от зоны отмахают?..
И уже от отчаяния Паша принял единственно возможное решение. Ползком подобравшись к кабине, поймал болтающийся по кузову обрезок трубы, длинной сантиметров сорок, рывком перемахнул через борт, умудрившись не сорваться при такой скорости и тряске, и прыгнул на правую подножку. Стекло со стороны пассажира было закрыто. Пару раз врезав по нему трубой, отмахнувшись от брызнувших осколков, Паша ткнул обрезком Штыфкину в шею, и бешено заорал:
- Пусть остановит машину! Прикажи остановить машину, так твою! Иначе стреляю на поражение!
А сам Бога молил, чтобы беглый зек не сообразил, что "калаша" у этого невесть откуда взявшегося сумасшедшего ефрейтора быть не может. А может и напротив, подумает, что успел схватить из пирамиды, прежде чем запрыгнул в кузов. В экстремальной ситуации люди шибко прыткими становятся, особенно если за собой вину чувствуют, и хотят ситуацию исправить. Больше Паше надрываться не пришлось. Штыфкин, так и не подняв руку с пистолетом с колена, велел Ананьеву остановиться. Тот затормозил так, что Паша едва кубарем не покатился впереди "Татры". Зафыркав пневматикой тормозов, грузовик остановился. Паша приказал:
- Ствол отдай прапорщику. Ну!
Для убедительности вдавил обрезок трубы зеку в шею. Подействовало. Беглый перебросил пистолет на колени Ананьеву.
- А теперь выходи из кабины. Медленно. И дверь резко не распахивать.
Соскочив с подножки, Паша крикнул:
- Товарищ прапорщик, выходите.
Штыфкин выбрался медленно, как и было велено. Для убедительности Паша прорычал, насколько смог свирепо:
- Голову не поднимать. Лицом к машине... Лицом к машине, козел! Руки за голову... Вот так. Стой и не шевелись. Товарищ прапорщик, вы в пор...
И умолк на полуслове, почувствовав, как в спину ткнулся ствол "Макарова". А Ананьев за спиной с откровенным сожалением сказал:
- Дурак ты, Белавин. Ох, и дурак. Так все хорошо шло... И зачем ты геройствовать полез? Медальку захотел под дембель? Ты трубу то брось, без надобности она тебе теперь. Как ты его купил то, а? Штыфкин, ты чего автоматный ствол от трубы отличить не можешь?
Так вот оно как значит, да? Ах ты, гнида, гнида... Паша едва не заплакал с досады. Теперь понятно, почему Ананьев сам за руль сел, видно с Серегой не сумели договориться. И понятно, откуда у Штыфкина пистолет. Конечно это не табельный Ананьева, тот так и остался в пирамиде. Да разве ствол проблема, если есть деньги? А уж разыграть захват заложника большого таланта не требуется.
Штыфкин тем временем развернулся, поднял обрезок трубы, и, похлопывая им по ладони, окровенено ухмылялся, глядя на Пашу. А Ананьев снова, печально даже, повторил:
- Ох, и дурак ты, Белавин, ох, и дурак... Ну, повернись, что ли.
Паша медленно повернулся, и мрачно вперился в Ананьева взглядом. Молодой и холеный, он, в общем то, всегда Паше не нравился. Но чтобы такое... Нет, даже представить себе такое невозможно. Прапорщик, почти офицер... Облизав пересохшие губы, спросил:
- Ну, и чем же он тебя взял?
Ананьев весело хмыкнул:
- А деньгами!
- А присяга как же?
- Ну-у-у-у-у... Это ты ради присяги служишь, а я за деньги. Только платят не густо. А Штыфкин мне столько заплатил, сколько я и за десять жизней на этой вонючей службе не заработаю. И зачем ты влез? Так все хорошо складывалось. Не позже чем завтра нашли бы мой обгорелый до неузнаваемости труп. Все как положено: рост, комплекция, форма. Даже группа крови сходится. На Штыфкина повесили бы зверское убийство, меня похоронили с воинскими почестями. А тут ты...
И уже с тоской добавил:
- Дурак ты. Всегда такие все портят.
Штыфкин из-за спины Паши прервал излияния Ананьева:
- Ты давай не увлекайся. Двигать надо. Кореша меня на трассе ждут, еще километра три пилить...
Километра три пилить... У Паши аж слезы едва не брызнули от горечи. Из-за трех километров все... Однако усилием воли сдержался, чтобы не подумали, что это он от трусости. А бояться было чего. Потому что Штыфкин уже откровенно заявил:
- Давай, грохни его. Что встал?
- Почему я?
- Да потому что тебя он сдаст, если жив будет. И быстрее, у нас минуты считанные. Сейчас весь караул подъедет.
- Не подъедет. Я там, в обед малость покрутился возле машины, и нахулиганил. С час с ремонтом провозятся. А из полка и вовсе часа через два будут. Кстати, надо бы доплатить за риск. Такой расклад мы не предусматривали.
Слышно было, как Штыфкин скрипнул зубами. Однако сдержался от ругани в неподходящий момент, и снова прикрикнул:
- Ну?!
Ананьев поднял ствол, но рука у него предательски дрожала. Паша даже нашел в себе силы презрительно ухмыльнуться:
- Да ты совсем плесень. И зачем полез в серьезное дело?
А сам ногу слегка повернул, чтобы по руке с пистолетом ударить было сподручнее. Авось повезет, удастся вывернуться. Жить то как хочется в двадцать лет!..
Он уже и вперед слегка подался, чтобы силу удара инерцией тела увеличить, и движение ноги пошло, но сделать ничего не успел. Получив сзади по голове удар, второй и третий, рухнул на землю, прямо под ноги Ананьеву. Однако сознания еще не потерял, спасла пилотка, съехавшая на бок. Обрезок трубы только ободрал кожу на голове, и кровь горячо и обильно залила лицо. Но сквозь алые разводы перед глазами Паша, уже лежа на земле, успел заметить бегущего вприпрыжку со стороны зоны Остапчука, с перекошенным от ярости лицом, что-то орущего и размахивающего пистолетом. А следом за ним - всю свободную караульную смену, с Володькой Шавелем впереди, на бегу передергивающим автоматный затвор. И где-то позади всех, как водится, едва поспевал недотепа Тарвидс, и Бой наскакивал на хозяина на бегу, все еще не потеряв надежды побегать с ним наперегонки...