Броселиандский лес - лес могущества друидов, легендарный лес, полный волшебных мест. После смерти Артура еще много лет эти места связывали с рыцарями Круглого стола... ...из путеводителя по Бретани
Арно де Монсалви
1270 - 1318 Р. Х.
Друг. Брат. Любимый.
Какая же ты сволочь, Арно! Взял и умер. Год прошел, а я так и не научился жить без тебя. А ведь еще недавно мне казалось, что мы поделили мир на двоих, что жизнь навсегда превратилась в ясный майский день.
Я всегда был для тебя Жак-Простак, хотя последние лет пять меня никто уже так не называл ни в лицо, ни за глаза, только Командор да Командор... И только ты иронично вздергивал бровь, и я сразу вспоминал, что мне же до настоящего рыцаря как до неба. Нет, ты никогда не заставлял и даже не уговаривал учиться - ты просто находил способ показать, что это надо мне. Я-то думал, что добрый рыцарь это тот, кто мастерски работает мечом. А оказалось, что рыцари не сморкаются в скатерть, умеют писать и читать, составлять карту и даже проверять, куда потрачены деньги. Вот так Жак-Простак обучился не хуже циркового медведя.
Однажды ты сказал, что это я - без роду и без племени, научил тебя, что такое быть настоящим рыцарем. Тебя, с твоей родословной?! Я думал, что ты шутишь, ведь все мальчишки верят в Камелот и мечтают стать рыцарями. А ты засмеялся и сказал, что ты и не думал о подобном до нашей встречи. Точно шутил.
Мы встретились в Броселиандском лесу в ясный майский день. Мне было тринадцать, и я сбежал из дома. Ушел искать Камелот, а наткнулся на тебя. Сам не пойму каким чудом убил того жирного кабана. Паршивое животное пропороло тебе ногу, ты до конца жизни немного прихрамывал. Кровищи было на поляне... А ты сжал кулаки, прямо весь побелел и спросил так спокойно, будто у короля за столом: "Кого мне благодарить?" Это ты так знакомился, по-благородному. А я смотрел как дурак, в серые глаза да на золотые волосы и думал - он же как святой на иконах, разрази меня гром. Одно слово, Жак-Простак.
Когда в 15 лет мы узнали, что Камелота не существует, что Круглый стол - только легенда, это стало для меня ударом. И тогда ты, сжав кулаки, сказал: 'И что? Неужели мы не сможем выстроить свой Камелот?' Взял меня на 'слабо'. И еще сто человек, а потом еще... Я понял, что у меня на самом деле не одна мечта, а три. Камелот, пожрать, поспать.
Я никогда не ложился, пока ты не вставал от своих бумаг. А ты всегда советовался со мной по всякой экономике-политике, хотя я никогда не понимал всех этих тонкостей, боялся этикету и отношений. Я не умел ни шахмат, ни египетских карт, но ты терпеливо расставлял фигуры или раскладывал картинки и рассказывал. Ты отвечал на все вопросы, мы обкладывались докладами, схемами и счетами... Один раз ты сказал, что пока мне объяснишь суть, так сам все поймешь, и я решил, ну и пусть, раз ты так хочешь. На том свете отосплюсь, если что.
Я по жизни редко выступал - я же не священник, не люблю и не умею. Когда ты в раздражении смахивал со стола фигуры, я пытался сказать, что все же куда проще. Это же Камелот. Мы рыцари. Я так сказал и когда половина наших попала в плен, а ты ходил, смурной как туча. Мы собрались на совет, а я сдуру и спроси - о чем речь, братья? Мы рыцари, мы же своих не бросим? И они все так в лице поменялись, загорелись и как один встали: 'Как брат брату - в жизни и смерти! Мы всегда будем вместе!'. И тогда ты посмотрел на меня так, что мне аж щеки зажгло.
Мы их вытащили. Спасли. Я потом услышал, как ребятам рассказывали про мою какую-то вдохновенную речь на полдня, после которой все встали как один и дали клятву нерушимого братства. А я же только пару слов сказал? Ты засмеялся, когда я это пересказал: 'Жак, когда сердцем говоришь, так и получается'.
Арно, сволочь, как ты мог умереть? Я столько раз вытаскивал тебя, а в этот раз не смог. С поля боя я бы вынес, но не спасти из лазарета. Я знаю, как стереть с висков кровь, но не седину... Это я уже скоро присоединюсь к тебе.
Сегодня ясный майский день, и я на заветной полянке Броселиандского леса. Наверное, я хочу невозможного, но, Арно, ты ведь смог уже раз сотворить невозможное? Ты подарил мне Камелот, так сделай еще одно чудо! Арно, Арно де Монсалви, я знаю, что ты меня слышишь! У меня теперь четыре мечты: Арно де Монсалви. Камелот. Пожрать. Поспать.
Я на тебе никогда не женюсь.
Босыми ногами ты бежала по траве, раскинув руки. Такая смешная в свои пятнадцать лет. В твои годы оставаться ребенком - это надо родиться дочерью графа. Сам гордый отец стоял рядом, показывал мне свои владения с высоты замковых стен.
- Анна! Не уходи далеко одна!
И, уже мне:
- У нас тут... всякие бывают.
Всякие, по словам оруженосца, оказались аж двумя бандами разбойников. Тракт недалеко, а как мир объявили, район стал золотым, отсюда - прямая дорога к морю. Только слишком многие торговцы попадали сразу на небо, а это уже дерзкий вызов храмовникам, взявшим территорию под свою опеку. Того и гляди, уведут земли из под носа да в королевскую казну... Деньги, вот почему я здесь.
- Против разбойников нужен полный отряд рыцарей Храма, - подытожил граф за ужином.
Праздничная одежда хозяина замка выцвела от времени. На стенах висят поблекшие гербы. Нет у замка денег, все выбрала последняя война. Граф и к королю то не пошел на поклон лишь на одной своей гордости.
- Анна, познакомься, это рыцарь Жак и его оруженосец Жан.
Господи, зачем же ты сделал ее такой красивой?
Мне никто так не улыбался. Всегда шрамов пугались, или чурались простолюдинского происхождения. А она мне протянула руки.
- Хотите свежей земляники?
Я уставился, как дурак, на сочные спелые ягоды. Оказывается, у земляники есть запах. Сами собой расплылись в улыбке губы. Оруженосец подавился кашей - в последний раз я улыбался на Пасху.
- А. Я буду.
- Вы рыцарь?
- Э. Да.
Красноречие не входит в список моих недостатков. Я же Жак-Простак. Любая другая девушка уже бы поскучнела лицом, а эта только расцвела, как будто я что-то нежное говорю.
- Вы собираетесь победить разбойников?
- Я? Вообще-то...
Я должен был сказать 'нет'. В одиночку на два отряда человек по пятнадцать - это безумие.
Она задумчиво водила рукой по краю миски, и я понял, что больше всего на свете я хотел бы, чтобы эти руки касались меня.
Я должен был сказать 'нет'.
- Да.
И до поздней ночи мы сидели с графом, прикидывая, что можно сделать и как. Утром, едва пропоют петухи, я отберу охрану у двух следующих сюда караванов. В тот же день я сформирую отряд из крестьян - им есть за что драться. Уже к вечеру будет готова хитрая засада.
- Никакой пощады, пленных не брать, - мой последний приказ перед боем. Пусть захлебнется кровью каждый крысеныш в западне. Кто не умрет от меча, тот получит стрелу. Будет такая бойня, после которой еще долго станут кругом обходить лихие люди и замок, и Орден заодно.
Этот идиотизм назвали подвигом, а меня сделали Командором. Друзья сравнивали меня с каким Юлием, но я не знаю, святой это или бес, и как он тут замешан.
Девочка с земляникой... Я не могу быть с тобой, но я сделаю все, чтобы ты могла босая ходить по земле. Чтобы ты спала спокойно, веря в славных рыцарей, поклявшихся быть доблестными и защищать слабых.
Я все сделаю, что ты попросишь. Я только никогда на тебе не женюсь.
Умереть во имя
- Эта книга... Ее надо спасти любой ценой. - Эта книга стоит дороже, чем ваша жизнь? - поднял бровь Арно де Монсалви. Пожилой еврей вздрогнул, но не отвел глаз от собеседника: - Мессир, я готов заплатить и такую цену, если она позволит сохранить труд для потомков. Арно неторопливо разливал вино в бокалы. Я осторожно взял рукопись в руки: - Арно, да тут же пишут о строительстве государства?! Почему псы господни охотятся за текстом как за черномагическим трактатом? - Жак, когда король единолично строит Францию, любой иной взгляд на благо страны будет ересью. - Это как? Про ересь же папа решает... - Через полгода папа переедет в Авиньон, это уже закрытый вопрос, - Арно сделал глоток. - Все пропало, самый главный труд моей семьи погибнет, я опозорю свой род, - в отчаянии выдохнул старик, отодвигая от себя играющий красными бликами бокал. - Яков бен Кордовейро, есть место, где вашу книгу прочтут и сберегут. Противники Франции и папы - ваши союзники. Я только не могу решить, стоит ли нам так рисковать. - Мессир, вы говорите о Княжестве Литовском? - Именно. Дорога идет через владения Тевтонского Ордена. Если эти доблестные рыцари только что вырезали десять тысяч мирных жителей ради пяди земли, то что они сделают с тем, кого сочтут врагом... - Арно отставил бокал, казалось, его всецело заинтересовала игра огня в камине. - Мои предки писали о том, как построить Пардес Римоним. Страна прекрасная, как цветущий сад, где закон защитит и женщину, и ребенка. Государство, которое дает каждому права и свободу... - Как Камелот? - удивился я, наконец выпустив книгу из рук. - Берите выше, молодой человек, - улыбнулся мне раввин. - Не один замок или орден, а целое государство защищает своих жителей, гарантирует мир каждому дому. - Арно, это так?! Де Монсалви нехотя кивнул: - Здесь дается обширная история государственного права и изложен ряд необычных идей. Доминиканцы не на пустом месте обещали медленный костер всем, кто хранит эту рукопись у себя. - Я отвезу книгу. - Жак! - Арно все так же смотрел в огонь, только побелела рука, сжимая пустой бокал. - Ты же тоже хотел бы ее спасти от уничтожения. А я и дорогу знаю, и язык, и вообще - я и книги, это же никто вместе не сопоставит. - Жак, это же только книга... что, если с тобой что- то случится? - Я буду как тот римлянин, что сам положил руку в костер, хех. Арно, у меня получится. Арно, я должен! - Как ты мне надоел, Муций Сцевола. Иди спать, разбужу за час до рассвета. Возьмешь письмо виленскому епископу, это будет тебе прикрытием.
- Велик Адонаи в милосердии своем, - старик обмяк в кресле, стало заметно, на каком усилии воли держался Кордовейро. - Я боялся, что вы откажетесь. Так рисковать во имя идеалов... - Вы же рискнули, придя к нам? - оторвался от созерцания костра Арно де Монсалви. - Это мой долг перед моим Творцом. Вы не обязаны умирать во имя чужих идеалов. - А нам и своих хватает. Только думается мне, уметь жить во имя большая честь, чем умереть, - хмыкнул Арно. - Жак, или ты закрываешь как следует дверь, или я перехожу на греческий. Спи.
Под сенью Всемогущего.
Брат строго смотрел за лезвием пилы, а я время от времени косился на дорогу.
- Пьер, смотри, там рыцарь!
Пьер остановился, вытер пот:
- Этот бродяга с замызганной клячей?
Я попросился:
- Можно я?
Он махнул рукой:
- Иди. Я пока топором поработаю, а этот сук потом допилим.
Я уже стоял за воротами:
- Разрешите, я вас провожу?
Путник недоуменно взглянул на меня:
- Хочешь прокатиться на лошади?
- Хочу! А можно еще и спросить вас?
Он посадил меня в седло, взял лошадь под уздцы, улыбнулся:
- Ну, давай свои вопросы.
- Как мне стать рыцарем?
Странник посуровел:
- Я думал, ты спросишь про ярмарку, про прекрасных принцесс или хотя бы про коня. Мой верный Мрак служит мне много лет...
Под трогательную историю о лошадке мы проехали мимо всех местных сплетниц, миновали кузницу и выбрались из деревни на тракт.
- Почему ты спросил меня, мальчик? Ты увидел вот это?
Из-под лохмотьев он достал четки, бусинки играли цветами ранней осени. На ладони будто вытянулись зеленые побеги осины, по бокам шли начавшие полыхать клены, а совсем внизу была палая и уже пожухшая листва. И в каждом, каждом камушке светился крест...
- Нет, ответил я, справившись с изумлением, - я и так понял, что вы рыцарь.
- Я же даже не взглянул на тебя.
Я пожал плечами. Как будто на меня, деревенского мальчишку, ежедневно ездят смотреть рыцари!
- Вы спину и руки так держите, ровно в кольчугу одеты, да и лошадь нагружена здорово, а идет легко, - попытался я объяснить.
Он фыркнул:
- Хорошо, что ты не шпион. Так ты хочешь быть рыцарем, мальчик?
- Да!
Мы съехали с дороги в чащу. Он разжег костер, поделился со мной хлебом.
- Чтобы тебя признали люди, надо проявить мужество и настойчивость, и тебя посвятят в рыцари. Но, послушай меня мальчик, куда важнее, благороднее и честнее стать рыцарем пред лицом бога.
- Это как?
- Когда я был молод, то принес обет. Я поклялся господу нашему, что буду жить по законам рыцарства. По чести. Каждый рассвет и каждый закат я подтверждаю для себя этот обет. Я бываю в разных местах, и не везде можно говорить с богом открыто, но везде я могу читать псалмы, а уж на небесах меня поймут правильно. 'Живущий под кровом всевышнего...' - моя рыцарская присяга господу.
Я засиял от счастья - как все просто! Рыцарь долго ворошил костер, поглядывая на меня, затем вздохнул:
- Я чувствую сердцем, что должен для тебя сделать то, что могу. За свое безрассудство я отвечу перед Господом нашим. Ты знаешь, как приносить рыцарскую присягу?
И я, поверив и замерев от восторга, встал на одно колено, нужные фразы выскочили сами собой. На плечо мне опустился клинок:
- Властью, данной мне богом и людьми, я посвящаю тебя в рыцари. Встань рыцарь Жак и помни, ни единая душа не должна знать об этом.
Он снял четки с руки:
- На память. Этот камень называется андалузит, такие четки носят многие рыцари. Носи и помни - ты клялся быть доблестным.
Прошло больше десяти лет, я столько раз пожалел, что не узнал имя. А может, и хорошо, что не задал прямого вопроса. Но ведь так хотелось бы встретиться снова...
В солнечный июльский день нас с Арно посвящали в рыцари. По старинному обычаю мы целую ночь провели в церкви. Когда с утра зазвонили колокола, де Монсалви слегка побелел, вцепился в молитвенник. Я по привычке поправил четки на руке.
- Монсеньор не приехал, - к нам вошел падре. - Вам не повезло, мальчики, короля не будет.
- А мы и не на королевскую службу поступаем, - сухо ответил Арно. - Мы хотим стать рыцарями Ордена.
Падре поперхнулся, затем широко улыбнулся:
- Тогда идемте за мной.
Мы вышли из храма на яркий свет. Первым присягу должен был приносить Арно. Я привычно достал четки, зашептал девяносто первый псалом.
- Юный друг, покажи мне, пожалуйста, четки.
Я протянул их в подставленную руку, взглянул в лицо и прежде чем успел остановиться, выпалил:
- Я же говорил вам, что вы носите кольчугу!
Голос собеседника дрогнул:
- Здравствуй, рыцарь Жак.
После нашего отъезда Арно долго веселился - хлопал меня по плечу и смеялся во весь голос. Все не как у людей: магистр, который месяцами отказывал благородным и талантливым юношам в почетном звании, проездом посвятил в рыцари сопливого оборванца. Вот же вытянулись лица у присутствующих, когда они услышали эту историю! В итоге я снова приносил клятву, уже по всем правилам. И тот же голос, что и много лет назад, прозвучал надо мной:
- Встань, рыцарь Жак, и помни - ты клялся быть доблестным.
Сразу по окончанию церемонии, на торжественном пиру, узнав, что я благодаря выучке Арно умею читать и писать, и всякие другие премудрости, магистр снова улыбнулся:
- Решено. Едете со мной.
Я расстроился - из-за какой-то случайности обхожу столько людей. Как с пира вышли, сел понуро. Арно встряхнул меня за плечи, так, что кажется, даже кости зазвенели:
- Думай о строительстве во славу всевышнего на нашей грешной земле... Ну что ты хлопаешь глазами? Вспомни о Камелоте, рыцарь Жак!
И я засмеялся.
Благослови тебя Господь
- Да что ж ты делаешь, мать? Оглянулась, чуть не уронив хворост. На тропу выехали двое, рыцарь да оруженосец. Старший и спрашивал. - Я, благородный рыцарь, вот собираю тут. - Мать, тебе с внуками надо сидеть да малышню за хворостом гонять. И то верно. Да только все на погосте лежат, в чужой земле. - Да я погулять вышла. Надеялась, отвяжется, а получилось еще хуже. Посмотрел он на меня как на дитя малое, неразумное: - Мы тебя проводим, мать. Оруженосец тут же соскочил с коня, подхватил вязанку. Пришлось вести домой. Как до избы дошла, так смотрю - все понял всадник: и про то, что одна я тут, и что давно я так. А самое пакостное, что не переживу я зиму... Посмотрел на меня угрюмо, сплюнул зло и скомандовал: - Мы тут у тебя пару деньков побудем, мать. Отдохнем, дровишек наколем. Глянула искоса на оруженосца - тот понурился. Значит, они после "отдыха" спать в седле будут, чтобы успеть к месту добраться в срок. И избушку подправили, и дров накололи, и всякой другой мужской работы переделали в четыре руки. К вечеру поняла я, что эту зиму я еще перезимую, рано собираться на погост. Обрадовалась я, а незваные гости кашу на ужин уплетали да хвалили. Жан, оруженосец который, только все морщился за едой и украдкой руку потирал. - А покажи ка мне, что у тебя тут. Посмотрела и охнула, ведь лечить надо. Нехорошее дело, еще так месяц, и без руки мальчик остался бы. - Это стрелой, с последнего боя. Лекарь сказал не трогать, так пройдет, - косится на меня рыцарь. - Дурак ваш лекарь, - буркаю я. И хватаю мазь подходящую. Хоть есть чем отблагодарить...
Они вернулись к началу весны. Отдохнуть на пару дней. Отвел меня благородный рыцарь в сторонку: - Мать... Знаешь, Жану руку собирались оттяпать, пока ты мазь не дала. - Дурак ваш лекарь и пустомеля, - махнула я рукой. - Пустяковая там царапина была, на свежем воздухе и прошло. Посмотрел он на меня, глаза шире лица, а потом дошло до него. Кивнул, мол, так и было. - Мать... а вот если еще раз какая... пустяковая царапина случится, можно мы до тебя завернем? Дровишек наколоть да ночь переночевать? - Отчего бы и нет, мальчики.
Зима шла за зимой, и я была спокойна за завтрашний день. Они приезжали ко мне, незнакомые мальчики, все, как один, в плащах с крестом на спине. Кому припарки, кому притирки, кому травка для тела, кому - для души. Были бы это псы господни, сгорела бы я как ведьма еще первой зимой. А рыцари знали и молчали.
На ярмарке, куда я выбиралась пару раз в год, люди шептались, что доблестные рыцари зачарованы от ран. Что бог благословил Орден при Храме. Они не ошибались в главном. У бога нет других рук, кроме наших собственных - все чудеса творим мы сами.
Да, я травница из рода глендруидов, лекарь, каких мало осталось в наши темные времена. Я позабочусь, чтобы вы были целы, славные мальчики, пусть сочтут другие люди это чудесами, достойным лишь смертной казни в наши страшные дни.
Что такое жизнь одной старухи? Ничто. А ты не смог проехать мимо, рыцарь Жак. Благослови тебя Господь.
ПускайтебяполюбитБог
Арно поманил меня к ограде сада, сквозь решетку я увидел девушку. В одной руке она держала четки, другой тихонько поглаживала яблоню. - Смотри, это моя кузина, Катрин де Монсалви! Девушка прислонилась к дереву и мечтательно улыбнулась в небо. - Правда, она красивая, Жак? Я посмотрел, как вспыхнули глаза у Арно: - Да. Очень. Она... старше тебя? Он вцепился в ограду, пальцы побелели: - На десять лет. И еще хромает, и впридачу ее папаша спустил все состояние. Ну и что?! Она же не кобыла на разведение! - Арно... она правда очень красивая. Он закрыл глаза: - Я хочу, чтобы она была моей.
Люди не воспринимали дружбу Арно и Катрин всерьез. Никто так и не сделал девушке стоящего предложения, а на ее отказы от мезальянсов семья смотрела благосклонно. Гром грянул, когда ему исполнилось 15, а ей 25 - он сказал отцу, что хочет сам выбрать себе невесту. Его выпороли, а ее решили отправить в монастырь. Я присутствовал при их прощании: - Арно, мой светлый ангел, ты вырастешь... благородный, сильный, красивый. Пускай тебя полюбит бог, нет, ну как же меня угораздило, - она заплакала. Он побледнел, прижал ее к себе: - Поклянись, что не дашь нерушимых обетов. - Арно, мой бог, - она прижала руки ко рту. - Нет, ты не прав, ты не всерьез, это детство, это пройдет... - Тише, тише, не плачь, все будет хорошо. Честью клянусь, я всерьез. Только обещай мне ждать.
Влюбленным запретили видеться, у них отбирали письма. Каждое Рождество она присылала закладку для молитвенника. "Пускай тебя полюбит бог, вовек блаженны небеса", - вышивала Катрин. У Гийома де Монсалви язык не повернулся приказать отобрать у сына ее рукоделие...
У Арно было 5 закладок в молитвеннике и титул Командора к 20 годам. Люди шептались о звонкой мошне и коварных интригах, но они не знали главного - отец обещал Арно благословить их с Катрин брак, если сын докажет, что он того достоин. Попроси Гийом у Арно корону Франции на бархатной подушечке, тот бы и ее достал, но отец ограничился: "Стань мужчиной, сынок".
Сразу после посвящения мы вдвоем отправились к старому Гийому. Я помню, как мы соскочили со взмыленных коней, и Арно бросил отцу в руки новенький командорский плащ. - Арно, сынок, поздравляю! - Катрин. - Она... мне написали, она заболела. Арно вцепился в поводья, стиснул зубы, поднял глаза на отца. - Будет все, как ты захочешь, - сдался старый граф. - Меняй лошадей, я пока достану необходимые бумаги для аббатисы.
Ее похоронили за несколько дней до нашего приезда. Никому из де Монсалви и в голову не могло прийти, что благочестивый монастырь для благородной девицы обернется жестокой тюрьмой. Мать-настоятельница истово верила, что непосильные испытания приведут строптивую послушницу к богу.
Он схватился за меч, когда увидел могилу Катрин, я чудом успел выбить клинок. Аббатиса с визгом сбежала. Арно упал на колени перед могильным холмом, с нежностью провел рукой по черной земле. - Катрин, моя Катрин... Господи, за что ты так с нами?! У меня перехватило дыхание. Он повернулся ко мне, глядя совершенно безумными глазами: - Зачем? Зачем он забрал ее у меня? Жак, ты можешь мне объяснить? Что я мог ему ответить? - Арно, если бы ты мог решать за нее, между адом и раем, как бы ты выбирал? Он обмяк, надолго спрятал лицо в ладонях: - Невеста Христова, значит. Пускай тебя полюбит Бог, Катрин, пусть ему достанется твоя нежность... Вовек блаженны Небеса - у них есть ты. Он поднял голову: - Не смотри на меня так! Я справлюсь, Жак. У меня еще есть Камелот и ты... Только дай мне побыть одному.
Тело Катрин было перезахоронено в Монсальвате, в одном из самых красивых его уголков - никто не посмел отказать Арно в этом желании. Катрин де Монсалви 1260 - 1290 Р.Х. Пускай тебя полюбит Бог. Вовек блаженны Небеса Арно де Монсалви
Пять закладок в его молитвеннике. Всегда пять.
У меня все хорошо, мама
Злые слезы катятся из глаз. В кровь содраны коленки, и мама охает, прикладывая подорожник: - Да дались тебе эти игры в рыцарей! Жак, посиди дома! - Ничего, мама, мне не больно. Я пойду - у нас осада Камелота! Она всплескивает руками: - Ну что за упрямец, и когда же ты вырастешь? Пьер, присмотри за ним, он из вас самый маленький... И мы с братом сломя голову летим к ватаге мальчишек. Эй, вы, держитесь, идут рыцари Круглого стола! И встану на колено, принося присягу
Возвращается из города лишь к концу дня. Лицо осунувшееся: - Пьер уже пошел к мельнику, помогает там, как взрослый. А ты все возишься со своими деревянными мечами... Когда же ты вырастешь? - Мама, скотина накормлена, с огородом я закончил, ужин на столе. А меч я для соседских мальчишек делаю, просили же. Она растерянно опускает руки, и я не удерживаюсь - обнимаю: - Со мной все будет хорошо, мама. Ты только не волнуйся! На заре я уйду в Броселиандский лес. Безумный поступок, но, говорят, дуракам везет... Рыцарь клянется быть доблестным
Надо же, мы уже вровень ростом. Только прибавилось седых волос. - Так ты, говоришь, живешь в замке у Монсалви, тебя там кормят, учат, привечают... У нее опускаются плечи. -Я буду рыцарем, я так об этом мечтал! - А у нас тут Пьер женится скоро, на дочке мельника, жить будут через улицу... А тебя не обижают? - У меня все хорошо, мама, - широко улыбаюсь я. Рыцарь рыцарю как брат брату - в жизни и смерти
Я уже на две головы выше, а она все так же всплескивает руками: - Тебя бы хоть подкормить... Я так хочу, чтобы ты вернулся домой, я так боюсь за тебя. Боевой конь. Полное вооружение. Безумно долгая дорога. Стычки. Стоит ли об этом говорить? - Я, вот, еду с поручением, ну и завернул по дороге. - Ох... Когда же ты вырастешь? ...И женишься? Вон, у Пьера уже трое деток. Украдкой показываю кулак хмыкнувшему оруженосцу. - Я еще не думал об этом. -Я так хочу, чтобы ты был счастлив, сынок. - Со мной все хорошо, мама. Все будет в порядке! И мы уезжаем - время не ждет. Рыцарь клянется защищать слабых
Ты уже ни о чем меня не спросишь. - Здравствуй. Опускаюсь, кладу на холмик земли краюху хлеба. Так принято. Я помню, ты любишь традиции. - У Пьера уже первая внучка родилась, говорит, на тебя похожа... Знаешь, я, наверное, никогда не вырасту. Пять лет мне или пятьдесят, а в руках меч, а в поводу конь, а позади Камелот. Правда, у меня все хорошо, мама. Рыцарь клянется - честь и долг превыше всего