|
Игорь Бурдонов
П О В О Р О Т
тетрадь третья
|
Поворот - это когда человек к чему-то поворачивается лицом, а к чему-то - спиной.
В этом смысл и грусть пути.
Но поворот интересен и сам по себе:
это не точка зрения, а ее смена, не позиция - а движение.
И это движение не по инерции, какое бывает от больших удач.
Кривые тропы мучительны,
но истина как событие не рождается на ровных проспектах.
Но хотя истинны лишь перемены, сама истина - покойна, неизменное в изменении.
И не в самом повороте ищу я смысл, и приходится лишь повторить за Лао-цзы:
" Если бы я владел знанием,
то шел бы по большой дороге.
Единственная вещь, которой я боюсь,
- это узкие тропинки.
Большая дорога совершенно ровна,
но народ любит тропинки. "
|
* * *
Членистоногий, зеленый, печальный,
к нам на планету попавший случайно,
бродит ночами
по городам
пришелец с далекой звезды Трандагор.
По улице длинной от края до края
шагает уныло по рельсам трамвая.
Таксист полуночный, глаза протирая,
решит, что заснул за рулем.
И дальше по стенам отвесным шагает,
хвостом помогая, усами качая,
и глазом зеленым к окну приникая,
пугает совсем посторонних людей.
И дальше по крышам бетонных сараев
шагает, неслышно и грустно вздыхая,
и смотрит, и смотрит, всю ночь не мигая,
и только клешнею глаза протирая,
на млечные дали, где тонко мерцает,
его призывая,
звезда Трандагор.
И я, как ни странно, его понимаю,
и в звездные ночи окно открываю,
и тоже печально и тихо вздыхаю,
и тоже смотрю на звезду Трандагор.
|
2
* * *
Сосна краснокожая -
дерево детства.
Стрелы индейцев,
перья индейцев,
песни индейцев.
Старый винчестер -
сделан из жести.
Старый винчестер,
шпага и плащ.
Парус на ветре,
пираты на рейде.
Этих - на рею,
и - на абордаж.
Шторм в океане -
двенадцатый балл.
Нет капитана,
сломан штурвал.
Нас гонит на рифы.
Вы видите - грифы
уже приготовились
ждать на скале
сосновый кораблик.
... а руки в смоле...
|
* * *
В небе вата грязновата
Самолет бинтует рьяно
рану рваную заката
Но для жизни нет угрозы
и Земля и Небо пьяны
от весеннего наркоза
|
4
ТЕОРЕМА ГЕДЕЛЯ
Пожалуй, только в математике
себя равняем мы богам,
когда даем в аксиоматике
законы собственным мирам.
Здесь мы вольны в своих желаньях
и нам послушен матерьял.
Кладем в основу мирозданья
какой угодно идеал.
Но дальше логикой единой
идут миры своей судьбой.
Мы можем лишь следить за ними,
слегка качая головой.
И то, что было, то и будет.
Всё те же вечные черты.
Опять рождаются Иуды.
Вновь распинаются Христы.
А мы теперь уже не судьи.
Помиловать нельзя казнить.
Ведь даже маленькое чудо
весь мир должно переменить.
И стало быть в самих основах
просчет допущен роковой.
И начинать должны мы снова,
перечеркнув весь мир рукой.
Но даже в чистой математике,
как ныне Гедель доказал,
с любой благой аксиоматикой
нам предопределен провал.
Придет юнец и, сморщив нос,
смахнет бумажные цифири.
И сформулирует вопрос
неразрешимый в этом мире.
|
5
* * *
Когда ломают старый дом,
почаще думайте о нем
и, может быть, его душа
едва жива и чуть дыша
к вам не спеша
переберется.
Ей много места ни к чему,
лишь кресло старое в углу
и, может быть, дырявый плед,
зато когда удачи нет
и вам не мил весь белый свет,
она проснется.
Вздыхая, кашляя, кряхтя,
и вы - как малое дитя,
и снова будет возвращен
забытый старый детский сон
и мир опять заворожен
и дождь прольется.
Когда ломают старый дом,
почаще думайте о нем...
Когда готов порвется нить
и больше вам уже не жить,
как не кричи "Не может быть!",
вам то зачтется.
|
* * *
Юности боль юный бог сохраняет для нас,
Пока мы в заботах свой путь по земле совершаем.
Вы знаете эти минуты, когда Провидения глас
Зовет нас подняться.
И головы мы поднимаем.
В припадке бессонных ночей.
В предрассветную дрожь...
Это юность болит в наших душах.
Юность болит...
И мы понимаем, что многие истины - ложь.
Хотя и добыты большою ценой.
Минута проходит и к богу летит в небеса.
А мы забываемся так задержавшимся сном.
Наутро все кажется сном.
|
7
ПЕСНЯ МНОГОЭТАЖНОГО ДОМА
Ночью хорошо.
Жильцы возвратились в свои квартиры.
По трубам горячую воду пущу.
Свет потушу.
Пусть будет теплее, темнее и тише.
Пусть люди спят.
Настрою антенны на крыше -
ловлю сновиденья,
сплетающиеся в клубок.
Это мысли мои.
Тысячью окон гляжу на небо.
Стеной подпираю ветер.
А вверху надо мной
в доме большом
засветятся миллионы окон.
И круглый желтый фонарь на краю
будет гореть одиноко.
Мысли-сны не дают мне покоя.
...Бегу по мокрой траве за солнцем...
...Падаю в синюю бездну без дна...
...Кто-то кричит и кричит:
- не надо, не надо...
...Меня одевают в пестрые одежды,
и осыпают цветами, цветами...
...И все время проносят мимо
носилки, укрытые белой тканью...
...Рельсы и шпалы нагретые пахнут,
а поезд все ближе и ближе,
и никак не приблизится...
...По длинному коридору иду,
и заглядываю в комнаты,
и в каждой - не я...
...Она засмеется за спиной,
обернусь - и нет ее,
обернусь - и нет ее...
...Большая собака держит меня за руку,
а папа и мама боятся ее...
...Где же дно?
Как же может его не быть?...
...Не надо! Не надо! Не надо!...
...Уберите носилки, пожалуйста...
К утру погаснет желтый фонарь,
и дом большой
скроется в синей бездне.
Мысли-сны от меня уходят.
Ветру наскучит -
свернется у клубок у ног.
И солнечный луч
ударит в слепые окна.
|
8
Из " длинных песен "
Мальчик не верит в смерть.
Для него она - страшная тайна,
запретная дверь, за которой наверное
неведомый мир:
новое солнце, новое небо и новая земля,
а папа и мама, конечно, все те же.
И бабушка - тоже. Она ведь всегда
такою была и такою останется -
бабушкой маленького мальчика.
В летних ласковых лесах
мы с бабушкой искали землянику,
и зимним вечером с вареньем пили чай,
и сказку долгую с волшебным окончаньем
читали медленно.
Юноша смерти не замечает.
Он в самом начале
большого пути,
где все ветра попутны.
А конец его в следующем веке
за облаками мечты
не виден.
И я не заметил,
как умерла моя бабушка...
А ныне, как в старой шутке:
вдруг умирают люди,
которые раньше не умирали.
Вот и не стало
самого близкого друга.
И вот уже на себя
его примеряю судьбу.
Наверное, это зрелость -
себя не считать исключеньем.
Наверное, ветер сменил направленье -
все чаще оглядываюсь назад.
И вижу бабушку
в ласковом летнем лесу!
Она и не знает, что я уже начал седеть.
Не замечает, что рядом меня уже нет.
И в эти минуты
уже не в пути я, а на перепутье,
и почему-то
мне кажется нужным понять:
Что же такое детство?
То, что в себе сохранил я навек?
Или то, что навек потерял?
|
9
* * *
Моей судьбы богиня
меж золотых стволов
лучом и тенью
явилась и исчезла
И долго затихала ее песня
в шуме леса
И долго чудилось ее движенье
в порывах ветра
И долго в небо улетал
ее последний взгляд
|
10
* * *
Как уловить неуловимое
и спрятать за решетку слов
Чтоб в этой клетке стала зримою
моя печаль, моя любовь
А после
уходя с базара птичьего
вдруг до смерти
затосковать
И в кабаке - на все наличные
поэзию свершившуюся
опустошенно проклинать
|
ЧТЕНИЕ СТИХОВ
Светило,
подарившее день Земле,
Уходило,
уходило на Запад за далью.
Приготовимся к ночи.
Запалим наши свечи.
Занавесим углы темнотой.
Мы с тобой.
Между нами страницы торжественных строк
А над нами не крыша,
А Небо и Бог.
|
12
* * *
Человек уже умер
и закончился день похорон
а друзья не расходятся
В шуме их голосов
будто слышится голос его
В этом тесном кругу
будто чудятся жесты его
Будто если собраться вместе
он оживет
как оживает созвездие
в расположении звезд
|
13
В старинном парке - бывшем графском саде
сегодня на рассвете старинный дуб
зеленым пальчиком касаясь
венчального наряда майской вишни
благословил ее на брак
со стройным тополем затянутым во фрак
темно-зеленый
Вокруг собрались сосны-генералы
Березовые девушки шептались
И взвод гусар
в еловеньких с иголочки мундирах
салютовал!
А в отдаленьи средь простых осин
и бедных ив
отвергнутый поклонник
пытался неудачно застрелиться
Но лишь попортил юную кору
По краю парка вдоль решетчатой ограды
стояли липы на часах
широкими плечами заслоняя
сей уголок
от шума длинных улиц
и тысячи стеклянных глаз
высоколобых лысых городов
Но все напрасно!
Далекого минувшего осколок
почти смешон
в своем торжественном цветеньи
и благородстве жестов и манер
в изящной грусти и тонких чувствах
внушаемых гуляющим в аллеях
И если пристальней вглядеться
вдруг обнаружатся приметы запустенья
и запах тлена
Старинный парк погружен в вечный сон
И кажется кошмарным сновиденьем
ревущий рядом с ним аттракцион
|
14
СОНЕТ С ПОСЛЕСЛОВИЕМ
У букиниста в лавке тесной,
В бумажном хламе роя ход,
Увидел я знакомый с детства
Волшебной книги переплет.
О как же было интересно
Её страниц следить полёт
В страну мечты и тайн чудесных,
И мысли красочных высот!
Гляжу на желтые листы
В невыразимом изумленьи:
Ни тайн, ни чуда, ни мечты...
Довольно сухо изложенье,
И нет ни грана красоты
В аляповатом оформленьи.
Сонета завершив строку,
Расстаться с книгой не могу,
И все прошу ее: Ответствуй!
Кто прав из нас: я или детство?
|
Из " стихов на рисунках "
В середине поляны
древесный труп
торчит обглоданною костью.
Здесь под солнцем теплее,
и воздух суше,
и запахи тоньше,
и облако в небе изящней,
чем на краю поляны
у ручья в бурьяне,
где в сумраке темном, и влажном, и душном
рождается новая жизнь.
|
16
* * *
В аллеях парка
на скамейках по три в ряд
молоденькие парки
пряли нить судьбы
для новых поколений.
И притворялись, будто что-то вяжут
из пряжи, сложенной на сомкнутых коленях.
И ловко спицами намеренно мелькали,
коляски детские качали,
и наклоняясь, ворковали...
Я им заглядывал в глаза -
они смеялись,
и нить судьбы скрывали в волосах,
и спрашивали для отвода глаз:
Который час?
|
17
* * *
Спадали одеяния листвы
и обнажались черты
Осень натягивала струны
на ветви деревьев
И ветер на рассвете
играл печальные квартеты
с росой прозрачной
бледным светом
и белой тающей луной
|
18
* * *
Незрячий дождь
в слезах воды
промыл печаль
тоскующего ветра
И на тяжелой плоскости земли
мешает в лужах
краски спектра
Дождемся завтрашнего дня!
Сухого, звонкого восходы!
Сегодня вы не трогайте меня -
сегодня нехорошая погода!
|
19
* * *
Бросание курить -
как новое рожденье.
Весь мир - как наважденье.
И хочется любить.
Перемежая дождь
с осенним ветром.
У птицы в клетке
на перьях дрожь.
Струится дым.
Сгорают листья.
Ах! этот мистер,
Зеленый смокинг,
Английский дым!
Ах! не курите!
Ах! no smoking!
Кхы - кхы - ...
|
20
Из " стихов на рисунках "
В сиреневом лесу
оранжевое солнце
бежало по тропе
подпрыгивая на корнях
китайских сосен
и оставляя на ветвях
серебряные клочья
недвижной паутины
негнущихся лучей
За поворотом - ночь ждала
Сгустился мрак
и звезды заиграли
Сиренево Луна светила
Серебряно светился Млечный Путь
|
21
Из " стихов на рисунках "
Менялся день на ночь
и в небо поднималась
большая тень Земли.
Во тьме являлась
белая Луна,
чтобы в ветвях скользить
и лить свой свет
на белые стволы
берез.
Душа искала
успокоенья в эту ночь
напрасно.
|
22
Из " стихов на рисунках "
Когда
закончится дождь,
пройду по мокрой траве
до озера.
Там, где ветвь наклоняется
к самой зеленой воде,
буду ждать -
вдруг случайно пройдешь
по тропе.
|
23
Из " стихов на рисунках "
Вкруг красного солнца
по Черной Речке
подобно листьям
скользить из вечности
в вечность -
Вот удел человека,
вот мгновение истины.
|
24
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Налей мне темного вина,
Того, что старые поэты
Нам завещали пить до дна,
До дна ночи, что значит - до рассвета.
Пусть черный шелк потрачен молью звезд,
Или не звезд - а города огней,
Сегодня у меня высокий гость,
Любимая! нам темного вина налей!
Застанет нас врасплох суровый свет,
Замолкнет вдруг взволнованная речь
На полуслове.
Я оглянусь - и гостя уже нет.
Лишь из кувшина темное вино все будет течь
Подобно крови.
|
25
* * *
Из будущей зимы холодный свет
На нашу осень ниспадает
Холодный ветер обрывает листья
А снег ночной тайком их укрывает
И утренний мороз росу прозрачную скрепляет
И по деревьям разбросает
Стеклянных ожерелий нити
А вы друзья мои скажите
Как в этот миг душе не тосковать?
То ль о друзьях ушедших тосковать
То ли о новых друзьях тосковать
|
26
РОЖДЕНИЕ-ЖИЗНЬ-СМЕРТЬ
Какая Черная капель
Черная метель
Какая Черная метель
По Белой памяти моей
Все зачеркнуть! -
Играй свирель
В тяжелой плоскости земли
В дорожной мягкой пыли
Или
в паутине зелени и солнца
В....
....
....
....
Все зачеркнуть! -
Звенит капель
Какая Белая метель
Белая метель
По Черной памяти моей
Все зачеркнуть.
Все зачеркнуть.
Все зачеркнуть.
Все зачеркнуть.
|
27
" Нечто чаньское... "
Зачем нужны слова?
Падает белая сеть на ветви.
Оградой тяжелою
слова чугунно
повешу на кладбище цепью.
Иней на ветвях.
Порыв морозного ветра.
Скрипнет снег под подошвой прохожего.
Вечность между словами.
Выговоримся и уходим.
|
28
* * *
На бледном небе пол-Луны
кренилось набок.
Над верхним краем рощи стаи птиц
летали, каркая.
Морозный ветер весело кусался.
А на Востоке солнце полыхало,
малиновым сияньем исходя.
И я подумал: - Мы живем не зря!
И на автобусе поехал на работу.
|
29
* * *
Белая корова на границе
дня и ночи.
Белая корова между небом
и землей.
Белая корова идет по краю
леса.
Белая корова!
дай нам молока!
Облако!
Ты обманулся - это белое облако!
Оно уйдет за поворот
и там растает.
|
* * *
Луны огрызок в синей чаше неба.
Недвижим воздух. Ночь тиха.
И трудный ход случайного рожденья
сиюминутного стиха.
|
31
* * *
В автобусе окна покрыты
хрустальным узором прозрачного льда.
Цветные огни, убегая, покажутся вдруг
необычайными.
Откроются двери -
я выйду в цветущий июньский сад.
Автобус ушедший окажется чем-то случайным.
Лишь тихо у самого уха гудит
пропеллер
позолоченной мушки.
|
32
* * *
Как в дымке солнечного света тает небо -
так тает сердце.
Как черный снег ажурно истончится,
как дерево всей кожей покраснеет, -
так начинается весна.
И неожиданные лица
мне будут сниться
и встречаться в поезде метро.
|
33
П О Ц Е Л У Й
Подари мне цветок ярко-красный,
Дрожащий на узком стебле.
Нарисованный красной краской
На бумаге безумно белой.
Я повешу его на стену.
Я поставлю в большую вазу.
Будут гости ходить потрясенно
И все время коситься глазом.
Подари мне цветок ярко-красный
С влажным пестиком язычка...
Я его засушу на счастье
Между строчек смешного стишка.
|
34
* * *
Смеюсь над собой!
Над своей удивительной глупостью:
Имея профессию, должность
и немалые деньги за это,
смотрю в сторону.
И восхищаюсь великим китайцем Ми Фу,
потерявшим карьеру
из-за неумеренных занятий
живописью, каллиграфией и поэзией!
И ладно б молчал,
а то ведь слагаю стихи -
без ритма и рифмы -
Чем вызываю гнев
устоев.
|
35
* * *
Невозможные горы Китая,
за дымкой размытой туши,
мою приблудную душу
в своих долинах затеряли.
Взмахну вдохновенной кистью,
себя пририсую в беседке,
созерцающим долгую ветку
в трудном жанре цветов и листьев.
Беседую я с друзьями
о древности и поэзии,
обольюсь над строкой слезами,
упьюсь допьяна с мудрецами,
и вернусь
необычно трезвым
с покосившимися глазами.
|
36
* * *
На подоконнике в комнате сына,
глядящей на солнечный юг,
в банке стеклянной ветка синяя
почки раскрыла вдруг.
Белые листья - грушевый цвет.
Белые, белые, белые, белые...
Как свежие простыни, смятые на рассвете.
Как белые одеяния паломников.
Как маленьких девочек язычки,
лижущие пломбир.
Падает солнце сквозь стекла.
На Востоке белый цвет - цвет печали.
А в начале начал
рожденье и смерть
не одно ли и то же?
Годы идут. Я седею.
И радостно приближаюсь к детству.
Вот и узнал,
как расцветает груша.
апрель 85
А это не груша, а яблоня!
|
|