Всё - хорошо, как говорится, в своё время. В пору моего детства, я думаю, трудно было найти мальчишку-сорванца, который не мечтал бы иметь велосипед. Но велик велику - рознь. Владеть "Школьником" или "Орлёноком", по тем временам, в общем-то, было не так уж и плохо, и вполне достижимо. "Украина" и "Прогресс" - это уже солидно, но тяжеловесно, в основном для взрослых. А мы, целыми днями, как заводные, гоняли на своих подростковых по лесам, горам и долам: то на речку, то на карьер, то на Москва-реку, не ведая устали и покоя.
Однако, моей, и не только моей, хрустальной мечтой, но, увы, недостижимой, был, бесспорно, спортивный, кроссовый велосипед, "Старт-шоссе": с короткой рамой; гнутым, как рога, низким рулём; узким и высоким седлом; с ёлочкой из 6 шестерёнок и переключателем на 12 скоростей; с передними и задними ручными колодочными тормозами; с трубчатыми камерами; с моментальными креплениями колёс; с ажурными педалями в туплексах на кожаных ремешках и ... без крыльев, и багажника. Короче, это была песня! Против наших-то, кондовых; с педальным тормозом, прямым рулём и единственным допоборудованием - звонком.
Когда к брёвнышку - где, под вечер, молодёжь сходилась на посиделки под гитару - на этом диве являлся Макс, известный, как франт и сын дипломата, у меня замирало сердце. Цвета золотистый металлик, с фирменными надписями и лейблами, он раскованно подкатывал с лёгким стрёкотом втулок, притормаживал ручником, замирал на миг в "сюрпляс", балансируя рулём, высвобождал носок стопы, в вело-тапочках, из незастёгнутого спецкрепления, туплекса, попирал ей бревно и ещё долго не сходил на грешную землю, лениво перекидываясь приветами и репликами с народом. Мелкота облепляла элитный велик, и хозяин великодушно разрешал его потрогать, но: "Только ничего не крутить!"
Прошло время. Беспечное детство осталось позади, заслонённое новыми столпами судьбы: окончанием десятилетки, поступлением в институт, призывом в Морфлот, суровой службой на крайнем Севере, возвращением в Москву ...
Но, старая любовь долго помнится. И, где-то в глубине души, под спудом бытия, смиренно хранилось до поры семя священного образа хрустальной мечты.
- Привет, Витёк! - и сходу - в лоб, - Тебе велик, случайно, не нужен?
- Привет. Держи краба, - протягиваю руку, - Какой ещё велик?
Я только зашёл в лабораторию института, к приятелю, Андрею, перекурить перед лекцией, потрепаться о том, о сём, узнать новости деканата. А тут - велик?!
- Хороший. Спортивный, "Старт-шоссе". Совсем новый: муха не сидела.
- Постой, а откуда у тебя велик?
- Да, не у меня. Тут один кадр предлагает, за недорого.
- А что значит "совсем новый"?
- Ну, не магазинный, а собранный; из новых деталей. Он в Крылатском, на велотреке, в мастерской подрабатывает, что ли. Ну, и химичит потихоньку.
Дождь информации пал на благодатную почву и, из давно спавшего семени, проклюнулся росток. Пробиваясь из глубины, он возбудил в моей в душе истому возможности исполнения заветной детской мечты. Я загорелся, хотя разумом понимал нереальность идеи: дачи нет, московская квартира, лоджии нет. Где держать? Где кататься? Но истома усилилась настолько, что я сдался.
- А посмотреть можно? И сколько просят?
- А чего смотреть? Полторы сотни - на бочку и ты - счастливый владелец. А качество? Для своих же собирают. И полторы сотни ... Ты в магазине все 300 отдашь. Точно; и к бабке не ходи!
- Я подумаю.
- Чего тут думать? Уйдёт в момент, а будет ли ещё - неизвестно. Хватай!
Я колебался, но недолго. Росток набрался сил, выбился из-под надзора здравого смысла, и задавить его, уже не было мочи. Я клюнул и сдался.
- Ладно, беру. Ну, Андрюха, ты и мёртвого уговоришь. С меня - пузырь.
- Само собой. В среду приноси бабки и получишь велик. Пошли на лекцию.
До среды я, раздираемый сомнениями, еле дотерпел. Ноги сами принесли меня в лабораторию к Андрею. Только вошёл и сразу увидел ...
Это был он! Сомнений нет! Росток заветной мечты расцвёл великолепным бутоном цвета: золотистый металлик, с искрой. Матово поблескивал алюминиевыми изгибами руль, сверкали хромом ручные тормоза, переключатели скоростей, шатуны педалей. Тонкие ободья и узкие трубки колёс обрамляли паутину тончайших спиц, а рама, прочного, дюралевого сплава, имела новомодное овальное сечение. Выглядел он совершенно и безупречно ... Короче, говоря одной фразой: как мама родила! И по весу - пушинка. Ну, песня без слов!
- Андрюха, - вещь! Просто - супер! Держи пузырь.
Я ликующе извлёк из портфеля бутылку коньяка *** и плитку шоколада.
- Фирма веников не вяжет. Погнали на лекцию, опаздываем. Потом обмоем.
К концу лекции о моём счастье знала добрая половина группы. С нами, оценить чудо, ну и выпить на халяву, увязались Марина и Света, тоже лаборантки, с других кафедр института, и нередкие участницы здешних тусовок.
- Вить, ты на нём прямо сейчас домой поедешь? Супер будешь смотреться.
- Ой, я тоже так любила в детстве на велике кататься. Только у меня был красного цвета, трёхколёсный.
- Барышни, - выручил Андрей, - велосипед - это не ридикюль, а аппарат. Тут цвет на скорость не влияет. Пожалуйте к столу. Вить, наливай!
Презентация прошла успешно. Коньяк существенно повысил оценку моего счастья. Аппарат был частично разобран, упакован и я трепетно доставил его домой на метро. Но, как говорят, это - всё цветочки; ягодки - впереди.
Статус велосипеда, по моим понятиям, требовал и соответствующей экипировки. В трениках и сандалиях, просто, - моветон; как в ватнике и кирзачах - на 500-том Мерседесе. Пришлось объехать немало спорт-магазинов, дабы приобрести: вело-тапочки с шипами, вело-трико с замшевой вставкой, вело-майку с карманами на спине, вело-перчатки без пальцев, жёлтые вело-очки с обтюраторами, вело-фляжку и прочие прибамбасы. Стало мне это чуть не так же, как и сам велосипед. Наконец-то - полный комплект; можно достойно выезжать.
Субботнее утро выдалось безмятежным: на голубом небосводе барашками кудрявились редкие облачка, солнце ласково пригревало, лёгкий ветерок пока освежал. Я неспеша, наслаждаясь знакомым с детства стрёкотом втулок, горделиво вывел своего нового двухколёсного "друга" на Черноморский бульвар. С высокого бордюра аккуратно оседлал аппарат, неспеша застегнул туплекс на левой ноге и, оттолкнувшись правой, плавно покатил по алле среди рядов кудрявых берёзок. Первое ощущение - щенячий восторг! Велик, попросту, сам катился, чутко реагируя на малейшие движения педалями и рулём. Я начал пробовать различные режимы: торможение, переключение скоростей, ускорение, подъём в горку, тягу педалей на обратном ходе ноги. Всё получалось безотказно и с первого раза. Прелестный бутон раскрылся пышным цветом, душа пела и рвалась на простор. Трижды, из конца в конец, промеренный бульвар через полчаса уже выглядел детской забавой: мамаши с колясками, пенсионеры с собачками, мелюзга на самокатах; разгуляться негде. Я решился на серьёзный рейд по Москве.
Фортуна благоволила мне: машин, в разгар дачного сезона, - не густо, погода - полный комфорт, светофоры, как по команде, подмигивали зелёным глазом. Сначала робко, с опаской, с предельным вниманием к дороге я начал движение к выбранной цели, смотровой площадке перед МГУ. Преодолев Балаклавский проспект, улицы Обручева, Лобачевского, благополучно вырулил на Мичуринский. Уверенность на дороге, по мере освоения навыков городской езды и приближения к намеченному финишу, у меня росла. Появилась некоторая раскованность, и даже кураж: я уже не так жался к тротуарам, развивал приличную скорость, обгонял троллейбусы, решительней преодолевал перекрёстки. Ветер свистел в ушах и упруго налегал на грудь. Мне казалось, что спиной я чувствую завистливые взгляды пассажиров душных и тряских автобусов. Ну, просто - кайф!
Вот и площадь МГУ. Съехав с проезжей части, я вальяжно колесил по пешеходным дорожкам, лихо лавировал между фонтанами. В общем, красовался, как мог. И люди, а особенно девушки, с интересом, и, как мне казалось, с восхищением, обращали на меня внимание, учтиво уступали дорогу, провожая понимающими взглядами. Я, в восторге, упивался триумфом. Мы слились воедино! Наконец, подъехал к мраморной балюстраде смотровой площадки и, как Макс, не сходя с велосипеда, распрямился, опёрся рукой о полированный, нагретый солнцем камень и долго, наполеоновским взором, любовался панорамой Москвы.
Однако время шло, и надо было возвращаться. А путь - не близкий и, в основном, - в горку и против ветра (согласно житейским законам Мерфи). Сделав прощальный круг по площадке перед МГУ, я повернул назад. Солнце пекло и в воздухе начинало пАрить. Обратный путь, хоть, как говорят, и короче, но особо не радовал. Я крутил и крутил педали, обливаясь потом и тяжело дыша. Уже, как-то, и обгоняемый транспорт не тешил самолюбие, и ощущение полёта пропало. Ус-тал, ноги, с непривычки, заныли. Хотелось поскорее добраться домой и - в душ.
По улице Обручева с густым потоком машин я приближался к широкой площади Келдыша, пересечению с Профсоюзной. Я катился вдоль тротуара и краем глаза видел, что загорелся красный. Останавливаться, расстёгивать туплекс так не хотелось; просто - в лом. Сбавив скорость до минимума, я тянул время в надежде всё же дотянуть его до зелёного. Плотная пробка упёрлась в перекресток, и чадила выхлопами прямо в лицо. Красный всё горит. Двигаясь по инерции, я почти встал, удерживая равновесие рулём. Поравнялся с автобусом битком набитом пассажирами. Красный горит! Солнце печёт, дышать угаром - нет мочи, пот застилает глаза. "Да что они, черти, обалдели что ли?!" До перекрёстка - три метра. Перехожу на почти чистый "сюрпляс". Красный ...!!!
И тут на моём пути - решётка водостока с выбитой серединой; справа - бордюр, слева - автобус ... "А-а-а!" Колесо проваливается в щель, я по инерции ныряю вперёд, через руль. Велосипед встаёт на переднем колесе вверхтормашками ... Земля приближается ... Я, не выпуская руль, группируюсь, делаю кувырок и - прямо в грязь пересохшей лужи спиной, и сверху на меня валится велосипед (туплексы же, блин, застёгнуты!).
В первый миг - темно в глазах. Но чувствую: жив, не изувечился. Открываю глаза и, сквозь запылённые жёлтые очки, через раму и спицы вращающегося колеса, вижу вверху автобус. Он стоял на месте и беззвучно трясся. Набившись, как кильки в банке, люди, притиснутые к окнам, откровенно и истерически ржали. Дали зелёный. Автобус, посигналив, продолжая трястись и раскачиваться, медленно проехал мимо, обдав меня чёрным облаком дыма.
Я плохо помню, как сумел отстегнуться и вылезти из-под велика живой и невредимый; мимо мчались десятки машин. Когда поднялся, снова включился красный свет. Отряхиваться не имело смысла: я весь был в пыли. В голове стучали молотки, спина побаливала, чувство унижения жгло. "Быстрее, быстрее покинуть место позора!" В сердцах взял велосипед за руль и бесславно повёл его по подземному переходу на другую сторону. Спрятавшись под деревьями, я немного отдышался и успокоился. Осмотрел велик. К моему удивлению - всё цело: ни восьмёрок на колёсах, ни явных повреждений; так, - пара царапин на раме, свёрнутый руль и один туплекс лопнул. "Ерунда! Могло быть и хуже".
Придя в себя, и выправив руль, решил ехать дальше. Небо потемнело, в воздухе запахло грозой. Подул порывистый ветер, поднимая облака пыли со стройплощадок и обочин. Ехать стало ещё трудней: колкий песок хлестал по лицу, рукам и ногам. Если бы не очки ... Стало сумрачно. Вдогонку мне надвигался грозовой фронт, а я ещё только на Балаклавский въехал. Первые крупные капли, как пристрелочные, легли поблизости. Я надавил, что было мочи. Уйти не удалось. Видимо, решив не мелочиться, дождь хлынул потоком. Резко похолодало. Ливень усугубился градом. Ехать - невозможно; я в секунду вымок и сдался, спрятавшись под навесом автобусной остановки. Полчаса стихия неистово бушевала, и я продрог от сырости. Но всему бывает конец. Дождь так же внезапно стих. Туча, как и автобус, вволю поглумившись над моим ничтожеством, медленно уплыла вперёд.
Мокрый, продрогший я вышел из своего убежища в надежде, что мои беды кончились. Но не тут-то было. Как только я оседлал велик и тронулся, понял преимущество "Школьника" - крылья! (Тогда, с упоением, поджав ноги, я намеренно рассекал лужи!) По всем дорогам, после миновавшего ливня, струились потоки воды. Великолепные, трубчатые, с протектором шины велика подхватывали и веером рассыпали тысячи брызг, окатывая мне спину и грудь, вплоть до головы. А в глинистых местах эти фонтаны превращались в грязевой душ. Очень скоро по моей спине и груди пролегли тёмные полосы грязи. Я стиснул зубы и перестал обращать на это внимание, даже нарочно стараясь прокатить по чистым лужам, дабы немного отмыться. Самое страшное: унижение и срам, я, увы, пережил. И мне уже - глубоко безразлично, кто и как на меня смотрит и как провожает взглядом. Передо мной стояла единственная цель: - скорей попасть домой! Скоре-е!
Да, в таком виде, домой я никогда раньше, да и позже, не являлся. На меня было страшно смотреть; кузнец Вакула, я думаю, чертей и то милей малевал. Приняв душ и согревшись чаем, я в сердцах выкинул испорченную напрочь амуницию в мусорное ведро, а хрустальную мечту разобрал и отправил на антресоли. Она и по сей день там пылится.
P.S.
В институте о своём фиаско я тактично умолчал. Да никто особо и не интересовался моими вело-успехами, кроме Андрея, и то вскользь.
- Ну, как железный конь?
- Супер! Просто дикий мустанг: копытом бьёт!
А для себя твёрдо решил: "Стоп, кореш! С тебя ребячьей романтики довольно! Пора уже задуматься об автомобиле". Но - это другая песня.