Фронт подползал все ближе к Каменцу-Горелому. Впрочем, подползал неспешно - уже пятый месяц. Сырая весенняя слякоть сменилась сначала теплыми грозами, а потом и звонкой сушью; яблони успели зацвести, отцвести и налиться завязью - а в Каменце по-прежнему стояли части тылового резерва и по-прежнему прогуливались по улицам под руку с молодыми офицерами студентки, которых местные по-прежнему именовали курсистками. Только небо с северо-востока, откуда подползала война, иногда полыхало по ночам.
Артиллерийская часть стояла в бывшем офицерском училище, построенном еще при Императорах, больше полувека назад. Оно и было хорошо видно - комнаты, где сейчас артиллеристы размещались по двадцать, а то и больше, человек на двухъярусных нарах, когда-то были рассчитаны на четверых "господ офицеров".
"Старики", переведенные в тыл на отдых, дурели от безделья и тишины; "молодежь" тем же безделью и тишине молчаливо радовалась. Как закономерный итог, и те, и другие больше времени проводили по кружечным с пивом и "кошечками", чем в казармах или на посту. Командование по большей части закрывало на это глаза - пусть парни отдохнут, рано или поздно - обратно на передовую...
У "молодежи" из артполка быстро сложилась своя развеселая компания: худой горбоносый Грабовский, маленький чернявый Стерх, соломенноголовый Петро-митчанин, молчаливый Иво и рыжий Ярик по прозвищу Кот. Некоторые из товарищей добавляли к прозвищу Ярика "фамилию на -ский, благородную, но не при дамах", Ярик на "благородную фамилию" ворчал, но не слишком - уж больно хорошо подходила.
Собирались обычно в "Старой собаке" - там наливали хорошего пива за приличные деньги, и не мешали сидеть допоздна, да хоть бы и ночевать под столами, если без буйств и хватания девчонок-подавальщиц за ноги. К чести офицеров, такого тут почти не случалось, а когда была последняя пьяная драка - никто и вспомнить уже не мог.
В тот раз к общему сбору "гвардии младой" Петро опоздал - попался в казармах Вальку, одному из самых словоохотливых "стариков". Когда младший лейтенант, отцепившись-таки от болтуна, спускался в подвальчик, стуча по лестнице каблуками, на всю "Собаку" уже звенел голос Ярика:
- Эх, ребята, вот сволочь буду, если вру - вот такая вот девчоночка! Коса - в руку, медью отливает, глаза с искрой, голос - как у птички...
- Да врешь ты, Кот, - фыркнул Стерх. - Такие девчонки на тебя... о, Петро, добрался, черт лохматый?.. такие девчонки на тебя, Ярька, и глядеть не станут.
- Да чтоб мне век пива не видать! - махнул рукой со здоровенной кружкой Ярик. - Вот такая вот, говорю вам! А фигурка, фигурка - часики! - свободной рукой Ярик обрисовал контуры "часиков". - А сзади-спереди-снизу-сверху! Ох, ребята, какие у нее яблочки...
Грабовский кашлянул в кулак. Кашлял Грабовский громко, Ярика заглушало.
- Яблочки, говоришь, вот такие?
- Вот такущие! - глаза у Ярика стали совсем уж кошачьи, как маунова корня нализался.
- Эээ? - вскинулся Ярик, почуяв соперника. - Ты что, усман кривоклювый, сам на нее нацелился?
На Ярьку не обижались. На выпившего - тем более. Поэтому на "усмана кривоклювого" Грабовский не обиделся, хотя кому другому мог бы и нос на сторону своротить - для объяснения, кто тут кривоклювый. Только хмыкнул.
- Вот что я тебе, Ярька, скажу - я на эти яблочки в жизни не позарюсь, и тебе не советую.
- Это еще почему? - вскинулся рыжий, - Скажешь, несладкие?
- Сладкие или нет, не знаю. Только подавишься ты, Ярька, такими яблочками. Яблочки-то - все в звездочках.
- Врешь! - Ярька даже кружкой по столу прихлопнул, Иво пеной обрызгало.
- Стану я врать, - передернул плечами Грабовский. - Ты ей свиданку назначил?
Ярик недоуменно кивнул.
- Вот на свиданке и увидишь. Она всегда при звездочках приходит, если сам на свиданку позовешь.
- Звездочки-то какие? - нерешительно протянул Ярик. - На четыре луча или на все восемь?
Грабовский хмыкнул:
- Выше не хочешь? Хотя и такие у нее есть, да.
- На шестнадцать? Откуда бы? Не старше ведь нас с тобой...
- На шестнадцать у нее две, - пожал плечами Грабовский. - И три "полосочки". "Горизонта", в смысле.
- Две на шестнадцать? - голос Ярика упал.
- Две на шестнадцать, - кивнул горбоносый. - И на тридцать два(*) одна.
Ярик ткнулся лбом в кружку с видом кота, которому вместо рыбки с маслом скормили редьки с хреном.
* <примерно за 2 года до предыдущего отрывка, 4 года после окончания Санкой училища>
Все шло как обычно. Вылет в паре, патрулирование по квадрату, разведка наземных целей, уничтожение самолетов-разведчиков противника, если таковые будут встречены, о прочем радировать. С точки зрения Каринки - скука смертная. Про себя она давно думала, что такие облеты никому особо не нужны, разве что для выпендрежа - да и то, какой тут выпендреж, если даже пары петель не заложишь? Разведывать этот район "западники" сто лет как перестали, уже и так его как облупленный знают. Бомбить тоже давно не пытаются - и аэродромы, и пехотные базы хорошо прикрыты зенитками.
- Опять бесполезную работу делаем, комэск... - проворчала Каринка в шлем.
- Пожалуйста, Красточовка, не засоряй эфир.
Черти бы побрали эту Ане. В воздухе она, по мнению Каринки, держалась, как старуха на породистом скакуне - слишком медленно, слишком тихо, слишком осторожно. Как она с такими повадками еще что-то ухитряется сбивать - вселенская тайна, но ухитряется же, не за старые учебные заслуги ей дали эскадрилью. А ты, Птичка-Красточовочка, мучайся - мол, "пилот отличный, однако расхлябана, недисциплинирована и склонна к неоправданному риску, командирские способности также вызывают сомнения..." Такой характеристикой Каринку еще предыдущий комэск одарил, еще до перевода в Шестой Истребительный полк, а в Шестом характеристикой Красточовки пока никто всерьез не интересовался. Ну ничего. Пока можно потерпеть, а там уж она всем покажет, на что способна...
...они вынырнули из-за облака - нагло, смело, как в своем собственном небе. Пятерка бомбардировщиков, не медлительных "толстух", нет, ширококрылых пикировщиков-"пустельг", и с ними - две пары истребителей прикрытия. Вынырнули так близко, что стало понятно - уйти вряд ли удастся.
- Земля, я Искра, Земля, я Искра...
Что там у этой Ане вместо крови, холодец? Голос спокойный, как за обедом.
- ... обнаружены самолеты противника в числе... направление... расстояние... вас поняла. Есть принять бой и продержаться до прихода помощи.
Этот бой долго потом снился Каринке по ночам - цветной, яркий, как салют, как весенний луг. Синее небо, темные зелено-бурые "пустельги", серебристые истребители, красный огонь, черный дым...
*
Там, на земле, все уложилось в две коротких фразы:
Насколько Каринка и Ане не дружили на земле, настолько же единым целым они работали в воздушном бою.
Первую "пустельгу" сбила вышедшая вперед Каринка, сбила до смешного легко, подумалось еще - если все будут такими неповоротливыми, помощь к ним не успеет, перебьют всех сами. Вторым был истребитель - за его упокой спели пулеметы Ане, пока незадачливый пилот безуспешно пытался зайти в хвост вертевшейся в небе, как в плясовой, Каринке.
Потом веселье кончилось и началась работа.
Каринка крутилась, как сумасшедшая, то отвлекая на себя противников, то прикрывая огнем Ане. Бешеная пляска стоила противнику еще одной "пустельги" - Красточовка пристроилась сзади к пикировщику, а когда по ней самой прицелился истребитель, нырнула вниз, в пике, и очередь "западника" прошила своего же...
А потом Каринку зацепили. Причем не самолет, а именно Каринку - несколькими выстрелами разнесло фонарь, осколки задели лицо и руку. Это уже потом она поняла, что ничего страшного не случилось, легко отделалась, царапинами - но тогда она не сразу решилась открыть глаза, не сразу - поверить, что видит, не сразу выровняла управление...
*
Санка вела машину, выжимая из нее все возможное, и тихо шепча себе под нос - "Боже, боженька, только бы не поздно..."
*
- Каринка, прикрой меня. Иду на таран.
Времени думать не хватало - только выполнять приказы. Поэтому Каринка не заорала в ответ "какого черта?", как в любом другом случае не переминула бы сделать, а прильнула к прицелу. У нее самой уже был разбит далеко не только фонарь, и с управлением она справлялась с трудом.
Через прицел Каринка Красточовка видела, как Ане Стременская, лучшая ученица курса, командир эскадрильи, таранит вражеский истребитель.
*
- Искра, я Сойка, Искра, я Сойка, меня слышите? Искра, выводите машину из боя, мы справимся без вас!
Санка не имела никакого права приказывать Ане, но у девушки как схему в голове перещелкнуло, и она кричала в микрофон, забыв обо всем.
Через несколько секунд в наушнике захрустело:
- Выйти из боя не могу. Машина вошла в пике. Управление повреждено. Лейтенант Птах, принимайте командование.
Голос у Ане был спокойный и ровный.
*
Они вспыхнули одновременно - Ане и пикировщик, на который Ане еще хватило сил направить свою машину.
После этого у Каринки стало звонко в ушах и пусто в голове. Помкомэска Птах что-то кричала в наушниках - Каринка не слышала. Она вертелась в небе и стреляла, стреляла и вертелась, и остановилась только тогда, когда пулеметы щелкнули вхолостую, а из густого тумана в ушах, как через помехи донеслось: "Каринка, все уже, все, никто не ушел... до посадки-то дотянешь?"
Потом она тянула до посадки. В кабине пахло дымом, левая рука не слушалась, в сапоге что-то хлюпало. Потом - сажала самолет, сдирала с себя шлем - сама, здоровой рукой, что-то отвечала подбежавшей к самолету Санке...
Как ее вытаскивали из самолета, сорвав остатки фонаря, как перевязывали на скорую руку, как несли в медчасть - Каринка уже не запомнила.
Звезду за этот бой ей вручали в госпитале. Каринкина рубашка, к которой полковник из наградной комиссии прикручивал орден собственноручно, была распорота по рукаву - перевязанная и уложенная в гипс рука Каринки иначе в него не пролезала...
___________________________________________________________________
(*) Звезда на 32 луча - высшая награда, местный аналог Звезды Героя