Аннотация: Статья - довольно сборная солянка, но как всегда, о Петре, о допетровской и послепетровской эпохах...
--
Называть вещи своими именами,
Или
Почему я не люблю Петра Первого.
Сразу чтобы ответить на подзаголовок - "ну не нравится он мне". Чисто по-человечески. По логике-то, конечно, чисто человеческие качества не должны примешиваться в оценку правителя (вон, Николай 2 был очень хорошим человеком - казалось бы - но оказался не очень хорошим правителем), однако в данном случае я себе именно представляю Петра своим начальником и понимаю, что не хотел бы оказаться под его управлением.
Прежде всего, это человек несдержанный и не умеющий управлять собой - а это значит, что он был несамостоятельным в своих решениях, таким было очень легко манипулировать. То же самое относится и к другому популярному у нас в народе персонажу - Ивану Грозному. Про обоих даже можно вычислить, кто конкретно ими манипулировал.
Начну с Ивана Грозного. Поначалу он явно находился под сильнейшим влиянием жены и Сильвестра. После смерти жены - сложно сказать, кто перехватил свое влияние (вряд ли вторая жена пользовалась таким же влиянием, как первая), но к концу Опричнины выдвигаются два человека, сохранившие свое влияние и после смерти царя - это Богдан Бельский и Борис Годунов. Оба дожили до начала Смуты, хотя и в разных статусах, и явно имели большое влияние на Ивана Грозного под конец его правления и жизни, являясь, по сути, его "преемниками" - в том плане, что он и глаза закрыл в их присутствии.
Люди, влиявшие на Петра, тоже легко находятся. Поначалу это мать - Наталья Нарышкина, потом, после ее смерти - видимо, Лефорт, Гордон; потом все больше выдвигается Меншиков, чье влияние особенно усиливается после свадьбы Петра с Екатериной.
Итак, два наших наибольших "самодура" на поверку-то оказываются личностями несамостоятельными (ну, не подкаблучниками в полном смысле этого слова - но людьми, находящимися в большой зависимости от окружения и от жен). Я все думаю, ведь слово "Опричнина" до Ивана Грозного имело смысл "вдовья часть", та, что выделялась вдове ОПРИЧЬ сыновей (т.е., чем она владела помимо того, что ей выделят сыновья). Я в свое время, узнав об этом, прикалывался - после байки Фоменок о том, что Иванов Грозных было четыре - что "на самом деле, Иван Грозный был женщиной". Но если серьезно, не исключено, что свои владения Иван назвал Опричниной в том числе в память об Анастасии (почувствовал, что "овдовел". Несмотря на свою несамостоятельность в решениях, образностью мышления и богатством воображения Бог Ивана не обидел).
Это - первое мое наблюдение о том, что картина истории получается совсем не такой, как мы ее себе представляем, если называть вещи своими именами. И два наших "великих государя" оказываются вовсе не такими великими. Они просто "самодуры", рубящие с плеча и мало думающие о последствиях - которые часто оказываются плачевными, и только огромным напряжением всего государства эти последствия удается разгрести.
Замечу, что часто сопоставляемого с ними товарища Сталина трудно отнести к самодурам. Вот уж кто отличался завидной выдержкой! Известно всего несколько случаев, чтобы он выходил из себя или на кого-то повышал голос, что при его кавказском темпераменте говорит о небывалом контроле над собой. Тогда как об Иване или Петре практически неизвестно случаев, чтобы они, напротив, сдержали себя в угоду обстоятельствам.
Второй момент, на котором я хотел бы остановиться, относится к периоду, предшествующему Петру. Это слабо известные у нас (может, конечно, это я был такой безграмотный в школе, но я о них узнал всего несколько лет назад!) Чигиринские походы.
Еще показательно, что и война со Швецией в середине 17 века у нас тоже особо не афишировалась, хотя она никоим образом не была для нас "неудачной". Мы, правда, в итоге ничего не захватили - но ничего и не потеряли, то есть, сражались на равных; а главной цели - спасения Польши и предотвращения полного поглощения ее Швецией, после чего нам могло противостоять огромное государство - мы в ней добились. Каюсь, об этой войне я тоже узнал сравнительно недавно и довольно случайно. Любопытно, что о ней лучше помнят поляки, чем мы - в фильме "Потоп" есть посвящение нам. Мелочь, а приятно!
О Чигиринских походах тоже поляки помнят лучше, чем мы. Хотя, казалось бы, их они и не касаются. Но прямо перед походами - в 1676 году - Польша и Турция заключили мир, по которому почти вся Правобережная Украина доставалась Турции! И естественно, поляки наблюдали за схваткой нас и турок с большим "спортивным азартом" - " а вот поглядим, что вы сможете с таким врагом сделать!"
Удивительно, но в ряде статей я встречал фразу "неудачные Чигиринские походы". Не исключено, что автор спутал Чигиринские и Крымские походы. Ибо Чигиринские-то особо неудачными назвать сложно. Правительство Федора Алексеевича, по крайней мере, оценивало их весьма и весьма высоко.
Идеи занять Чигирин у нас не было изначально. Видимо, здраво понимали, что это будет больше проблем, чем пользы. После первого похода - в 1677 году - были даже планы сдать Чигирин, разрушив там укрепления. Но решили все-таки держаться, и удержались.
Так вот, что пишут в "популярных статьях" о событиях этого похода.
В целом, общая канва восстанавливается по дневнику Патрика Гордона, участника походов, во втором походе - сначала военный инженер, а потом и комендант Чигирина. И на основании этого дневника редкий исследователь не делает вывода, как у нас плохо было поставлено военное дело, ибо "великий сподвижник великого Петра" почти через слово возмущается, как у нас все плохо подготовлено, сделано и как никто ничего не может.
"Теперь, поскольку турки засели у нас на стене, я полагал, что самое время подготовить посреди нового замка, или крепости, ретраншемент, который я задумал в виде горнверка 212 и настаивал на этом, но никак не мог убедить губернатора и полковников. Они ссылались на то, что солдаты покинут другой [ретраншемент], когда будет готов этот. Итак, к великому нашему вреду, сие, как и многое другое, было упущено.
Наши солдаты вели какие-то работы на ложном скате, а те, чьи жилища стояли внутри, у стены, вообразили, будто турки ведут под них мину, и внезапно выбрались оттуда со своей кладью. (Вечером турки, закрепив позицию на бреши, выставили там 10 знамен с пиками и алебардами.) Никого уже не удалось заставить там ночевать, несмотря на то что я доказывал им невозможность минирования там: во рву под скалой имеется галерея, а другая идет накрест под фланками болверка, дабы предотвратить минирование. Сегодня выпущено по городу и замку 856 тяжелых снарядов и 273 гранаты; 58 убитых и 73 раненых.
Августа 1. В начале ночи [к нам] перешел один серб, который сообщил, что 27-го прошлого месяца к армии прибыл Каплан-паша и привел около 3000 человек, 20 000 овец и 10 000 подвод с провизией для войск; турки весьма встревожены, ибо наши войска идут от Днепра к Чигирину; многие полки конницы готовятся выступить с Каплан-пашою, дабы остановить наши войска; в лагере много разговоров о генеральном приступе. Около полуночи турки в великой спешке покинули свои укрепления на другом берегу реки.
...
На рассвете юноша по имени Кирпицкий -- поляк, взятый в плен 4 года назад, перешел к нам по берегу реки. Захваченный в юности и обрезанный турками, он был допущен служить в покоях у Кара Мехмет-паши и там имел хорошую возможность узнавать о происходящем и о намерениях турок. На допросе он сообщил, что после отступления турецкой армии с холма состоялся великий совет, где мнение большинства было за уход, но везир противостоял всем этим предложениям; тем не менее большая часть обозов уложена и вывезена из армии; из Черного леса [турки] опасаются какого-то нападения; несколько главных пашей и командиров пострадали за свою трусость или небрежение в прошлую субботу -- одни отравлены, а другие смещены с постов; [турки] хорошо обеспечены продовольствием, ибо недавно получили 10 000 подвод, [но] у них оскудели боевые припасы, особенно гранаты; они намерены вскоре, когда будут готовы мины, решиться на генеральный штурм или приступ, а если это не принесет успеха, то они уйдут."
Итак, наши делают ставку на оборону - если штурм турок провалится, они уйдут.
"За час до рассвета боярин прислал ко мне адъютанта с известием: он уверился от перебежчика, что везир уже отправил хана с татарами и множеством турок, дабы атаковать русский лагерь; в тот же день, поскольку их мины готовы, оные зажгут, затем предпримут сильный штурм, а если это не удастся, то они уйдут прочь. Посему [боярин] приказал блюсти большую осторожность и иметь все в готовности; он отправляет полковника Самуэля Вестхоффа с его региментом для резерва в старом замке.
Я дал ответ, что не боюсь ни мин, ни приступов к замкам, ибо хорошо обеспечен от того и другого; [боярину] лишь надобно поговорить с гетманом, дабы город мог быть приведен в должное состояние для обороны."
Однако, когда турки начинают штурм, все оказывается не так хорошо, как представлял себе Гордон:
"Около часа пополудни, пока мы занимались ретраншементом, под городской стеною вспыхнула мина, рядом с прежней, и пробила большую, весьма уязвимую брешь. Тут же другая мина, взлетев очень близко от первой, так устрашила черкас, кои недавно прибыли в город и не привыкли к таким взрывам, что те покинули не только стену, но и ретраншемент. Прочие, кто был подальше, видя их бегство и турок, вступающих в брешь без всякого сопротивления, тоже бежали.
Турки сперва водрузили /л. 96/ на стене три знамени, при коих довольно долго оставалось не свыше 20 человек; казалось, они опасаются какой-то уловки на ретраншементе (казаки никогда не покидали своих постов так легко) или ждут подкреплений; те подоспели, зажгли деревянный бруствер стены и уже толпами хлынули внутрь, причем каждый стремился быть первым.
В то же время со всех сторон напали и на нас в замке."
Но запомним, что Алексей Тауэрнихт, комендант Чигирина в 1677 году, город удержал. А Гордон для начала послал войскам Ромодановского "крик о помощи", что удержать город нет никакой возможности.
"Я же слал гонца за гонцом, дабы ускорить помощь, изъясняя большую опасность, в коей мы находимся по причине великого замешательства и оцепенения офицеров и солдат; к тому же замок, разрушенный с городской стороны, никак не удержать, если турки не будут изгнаны из города. Я обещал сделать это через подполковника Лиму (коего послал к боярам), если мне дадут 5 или 6 тысяч добрых свежих солдат с добрыми офицерами. Однако ни с этим, ни с [85] другими моими гонцами я не получил никакого ответа, только трем приказам, или полкам, стрельцов было велено подойти и охранять ворота"
И после нескольких неудачных схваток и начавшегося пожара Ромодановский ("боярин" у Гордона) приказывает оставить город:
"Когда пошел уже третий час ночи, письменный приказ от бояр был доставлен ко мне барабанщиком полковника Александра Карандеева, получившего оный у ворот от адъютанта, который не дерзнул нести его дальше. Приказ гласил, что я должен выступить из замка и, если возможно, /л. 101/ вывезти самые легкие орудия, закопать те, что нельзя увезти, уничтожить замок и боевые припасы, а особливо поджечь порох. Получив сей приказ, я немедля послал за всеми полковниками и командирами полков и показал оный тем, кто явился (иные удалились до этого). Я распределил по всем полкам орудия, что им предстояло взять с собою или закопать. Одни ссылались на невозможность вывезти или спрятать пушки, ибо их солдаты совсем поредели и исчезли; другие, столь же неспособные, как и те, отбыли без всяких слов, желая позаботиться о себе."
Гордон выполняет приказ поджечь город, но вот поджечь порох не успевает:
"Потом я отправился к воротам в сторону нового /л. 102/ земляного вала, дабы посмотреть, закрыты ли оные. Так и оказалось -- согласно приказу капитан оставил горящие фитили в мушкетных бойницах и запер ворота. На обратном пути я увидал, что немногие оставшиеся в новом замке дома все в огне. Велев двум солдатам, кои случайно мне попались, взять головни, я пошел с ними в старый замок. Там было очень мало солдат, да и те по большей части напились, грабили наше имущество и забирали, что могли. У ворот я приказал полковому писарю стрельцов закрыть оные, а затем поджечь деревянный бастион внутри.
Оставив двух солдат с головнями посреди замка ждать моего возвращения, я пошел к Московским воротам проверить, на месте ли стража и заперты ли оные; там не было ни души, и ворота не закрыли. На обратном пути я призвал встретившихся мне солдат пойти [87] закрыть ворота, но никто не повиновался. Затем, явившись на место, где оставил солдат с головнями, я никого не нашел и там, /л. 102 об./ одни лишь головни. Взяв оные, я поджег амбар, где было много всевозможной провизии. Потом я пошел с огнем ко складу боевых припасов, дверь коего была всего лишь опечатана, отворил ее и набросал внутрь солому, доски и прочее топливо, что там нашлось (то был барак, где в течение осады укрывался канцлер, или секретарь). Я поджег здание, что стояло спереди и примыкало ко складу, и вернулся на рыночную площадь, где обнаружил, что мои подводы разграблены, а слуги исчезли. Натолкнувшись на каких-то солдат, я пошел с ними к Московским воротам, дабы запереть оные, намереваясь вернуться и выйти задним путем, через колодец и потайной ход.
Все это время я и не помышлял об опасности, полагаясь на сильную охрану у городских ворот и зная, что турки весьма неохотны и осторожны в ночных предприятиях. Кроме того, /л. 103/ я хотел вывести людей без сумятицы и шума, понимая, что пока меня видят расхаживающим туда и сюда, они будут менее боязливы. Я думал, что как только явлюсь к городским воротам, охрану уже не убедишь оставаться дольше; она уйдет и бросит многих отставших солдат. Я не желал пренебречь и столь важным пунктом моего приказа, как поджог боевых припасов.
...
Будучи все это время в замке, я не ведал ничего о том, что происходит у ворот. Теперь же, когда я подошел к Московским воротам замка (как сказано выше) с намерением закрыть оные и выйти через задний потайной ход, на них с ужасным криком наступали турки. Подбодрив тех, кто был при мне, я сделал вылазку из ворот и ложного ската (где при входе, когда турки взяли город, я поставил [88] пушку и выкопал перед ней траншею). Когда мы миновали эту траншею (она оказалась глубже, чем я ожидал) и громко прокричали наш обычный пароль, турки стали отходить. Я преследовал их на 30 или 40 шагов и, видя, что те собираются с силами, повернул назад. В этот миг, покинутый всеми и отчаясь в такой спешке преодолеть траншею или чего-то добиться в замке, причем турки гнались за мной по пятам, я побежал вниз по склону холма до каменной церкви, где впервые заметил, что турки владеют Мельничными воротами.
Тогда-то, слишком поздно, я стал сознавать нависшую надо мной опасность. Но не имея времени долго размышлять, я пошел быстрым шагом вокруг холма к реке позади замка с намерением собрать как можно больше солдат и либо прорваться через ворота, либо вернуться в какой-нибудь бастион в замке и биться до конца.
Не успел я далеко уйти, как увидал наших отставших солдат, кои без оружия перескакивали через стену у реки. Полагая, что они нашли другой путь к спасению, перебрался и я. Но при виде того, что все они бросаются в реку, кто в одежде, кто без, я был весьма изумлен и не ведал, как быть. Не умея плавать, я решил: чем тонуть, лучше отважиться на любой другой путь сквозь турецкие ряды. Я не смог убедить никого идти со мной и в полном одиночестве, между рекой и стеною, направился к [воротам]."
Не буду спорить - Гордон сражался почти до конца. Но хотя он и "не желал пренебречь таким важным делом, как поджог пороховых припасов", тем не менее, выполнить это не смог.
Однако дальше происходит следующее:
"На мосту /л. 105/ я натолкнулся на 5 или 6 турок с саблями наголо и головами христиан в левой руке. Выстрелив по ним из пистолета, я прорвался и побежал направо по верху дамбы. Турки либо не видели меня, ибо туда падала тень надвратной башни, либо не могли настичь. Поспешив к форту на дамбе, я упал среди трупов наших солдат у реки, но быстро пришел в себя и добрался до рва при форте. Там я увидел нагих солдат, кои пытались выбраться оттуда. С их помощью выбрался и я и изо всех сил помчался к лагерю.
На полпути я нагнал двух прапорщиков моего пехотного полка, кои оказали мне поддержку; тут я почувствовал телесную слабость и немощь и едва мог идти. Бояре посылали в сторону города многих дворян, дабы справиться обо мне. Один из них, встретив меня, отдал мне своего коня и проводил к боярам, коих /л. 105 об./ я застал за обсуждением, в каком порядке армии отступать. Сперва я горько упрекал их за то, что не прислали мне подкреплений, затем, что столь внезапно приказали нам выступать и вовремя не дали знать об этом мне -- ведь все могло быть сделано лучшим порядком. Далее я посетовал на тех, кого отправили стеречь ворота до нашего выхода, особливо на полковника Вестхоффа, который был послан ко мне с приказом и покинул свой пост, не известив меня. Боярин мало что отвечал, будучи не слишком доволен, что я высказал так много. Я немедля ушел оттуда искать квартиру, и когда прибыл к полковнику Бернету, взорвался пороховой погреб в замке, причем погибло (как мы известились позже) более 4000 турок."
Что же случилось?
Википедия в разделе о Юрии Хмельницком (который тогда был "гетманом от турок", поставлен гетманом турками) пишет так:
"В 1678 году Чигирин был взят турками и разрушен; русские войска ушли за Днепр"
Из контекста ясно следует, что разрушен он был турками.
Вот что пишет вроде бы объективная исследовательница, Г.В. Ходырева
"Отступление было организовано безобразно. Отступающих непрерывно обстреливали. 12 августа турки вошли в оставленную крепость, где от взрывов погибло 4650 человек"
Кто же погиб от взрывов? Опять по контексту кажется, что защитников!
Хотя Гордон ясно написал, что погибло более 4000 турок.
Что же там случилось?
Мне кажется, что наиболее вероятным все-таки является такой вариант. Хотя Гордон постоянно подчеркивает, какие "русские тупые", как не умеют сражаться, как легко бегут - иногда и у него проскальзывают замечания о героизме казаков или русских. Есть у меня подозрение, что имело место банальное недопонимание (учитывая, что русский язык все-таки не родной для полковника) Гордоном планов и приказов Ромодановского, им же - собственных подчиненных, отчего иностранцы лучше и точнее выполняли его приказы, наши же - не понимая приказов начальника - терялись и не доверяли командованию. Но в итоге кто-то остался - когда Гордон уже отступил из города - и выполнил приказ. Ибо вряд ли турки самостоятельно взорвали доставшийся им порох. Может быть, конечно, случайно пожар добрался до пороховых складов - но все-таки обычно их располагают так, чтобы случайный пожар им не угрожал. Так что, думаю, тут был какой-то ныне безвестный герой, доведший дело до конца. Так что туркам достались одни развалины.
Несогласованность действий - важная причина неудач; то, что наши все-таки не отступили и не проиграли в ту битву, а, напротив, в большинстве стычек одержали верх, и, собственно, где-то самонадеянность Гордона, только что заверившего, что удержит город - а потом объявившего о своем бедственном положении - сыграла не последнюю роль в панике, наступившей при отступлении из Чигирина. Я так думаю, будь на месте Гордона кто другой, не погибни комендант Ржевский в первые дни осады - исход мог быть другим. И дело не в том, что Гордон плохо знал военное дело - знал он его хорошо; он плохо знал доставшихся ему внезапно подчиненных.
Ну, а сейчас только ленивый на базе его дневника не рассказывает о том, как мы плохо сражались тогда - пятьдесят турок прогнали отряд из трехсот наших! (хотя было это далеко от Чигирина и Гордон вряд ли мог знать это событие во всех подробностях)
Но безвестный герой все-таки уничтожил укрепления Чигирина - так к чему же нынешним историкам унижать его память, утверждая, что укрепления в Чигирине уничтожили сами турки?
Итак, называя вещи своими именами, можно сказать, что под Чигирином имела место несогласованность действий гарнизона крепости и подошедшего войска (вызванная ли банальным языковым барьером, или непониманием реалий, или еще чем), но несмотря на это, турки ушли и отказались от продолжения экспансии, Правобережье Украины осталось ничейным (досталось казакам), походы турок на Киев и на Левый берег не состоялись.
Мало того - они вовсе переключились на Австрию. Не потому ли, что сочли ее более легкой добычей?
Мне кажется такое описание куда более правдоподобным, чем версия историков, целиком основанная на прочтении дневника Гордона (свидетеля более чем пристрастного)
Вернемся к Петру. Дальше будет не только о нем, но пока поговорим и о нем тоже.
Итак, он "Россию поднял на дыбы", "в Европу прорубил окно" (что бы наша история делала без таланта Александра Сергеевича?), "из небытия мы в бытие переведены" (это уже сам Петр, "себя не похвалишь - как оплеванный"), и т.д.
Как мы видим, в 17 веке никто из наших соседей не сомневался в нашем "бытии". Но для создания мифа Петра надо именно принизить предшествующие достижения! И потому даже уважаемый мною историк Данилевский, читая лекцию о Петре для школьников, говорит об основании Славяно-Греко-Римской академии в таком контексте, что опять же, если не знать, когда именно она основана - получится, что ее тоже основал Петр! Хотя явно он это не утверждает, так что вроде бы во лжи не упрекнешь.
"Реформы Петра", о которых можно прочесть в любом реферате или в Википедии, в реальности - на тот момент, когда проводились - представляли из себя огромное количество указов, зачастую противоречащих друг другу, непродуманных, проводимых "по случаю", и приобрели форму "стройной системы реформ" лишь много времени спустя.
Что отрицать глупо - это огромную энергию Петра. Вот что бьет через край, это точно. В детстве мне тоже нравилось, "как он всем этим тупым боярам показал!".
Что же он им показал?
Боюсь, что примерно с Петра берет традиция у нас в стране считать, что "народ неправильный" - царь (или демократы, или еще кто) ему добра желает, а он - такой тупой! - сопротивляется. Ну, и приходится силой...
Народ - он какой есть.
Думается мне, что многие, когда слышат о "полках нового (или иноземного) строя", заведенных еще при Михаиле Федоровиче и при Алексее Михайловиче, представляют себе, что они тоже были "переодеты в камзолы на европейский лад". Однако ж нет - полки нового строя отличались выучкой и способом комплектования, но не внешним видом. Одеждой отличались разве что наемники - которых у нас было немного - и иностранные офицеры.
Предшественники Петра понимали, что не одежда влияет на боевые качества. Вернее, вру, конечно - одежда тоже влияет. Неудобная, мнущаяся, рвущаяся, холодная и неприспособленная одежда (каковой являлась в наших условиях одежда европейская) представляет большие проблемы для боеспособности. Потому, перенимая способы ведения боя, обмундирование на западный манер не перенимали.
А потому большинство реформ Петра свелось к переименованию и переодеванию. Ну, и главное, что ставят ему "в плюс" - переведение армии на регулярную основу.
Плюс ли это?
Не устаю всем напоминать, что с древнейших времен и до наших дней армия ВСЕГДА состояла из двух частей: небольшой "кадровой", постоянной, состоящей из профессиональных военных, все время несущих службу - и большого "ополчения", призываемого в случае нужды. Это и "бессмертные" персидских царей - дополняемые ополчением со всех сатрапий; и македонская фаланга, состоящая из ополченцев - рядом с гейтарами, профессиональными "друзьями царя"; это и дворяне - вместе со своим "ополчением", и позднее - стрельцы как профессиональная армия, и "избранные сотни" дворян, постоянно живущие при дворе - и дополняемые при нужде "дворянским ополчением" из других городов; такой - почти - принцип действует и сейчас. Это позволяет жить государству как войной, так и миром: профессиональная армия может проводить "локальные операции", а при большой войне она довольно быстро добирается ополчением.
Но если у вас ВСЯ армия профессиональная, то, конечно, ее боеспособность будет выше (несколько; ибо один профессионал на десяток ополченцев вполне способен удержать этот самый десяток и подготовить его за пару месяцев, чтобы он противостоял десятку профессионалов, особенно в условиях линейной тактики), но расходы на нее возрастут десятикратно. А поскольку "Бог на стороне больших батальонов", часто возможность быстро пополнять армию куда важнее профессионализма этого самого пополнения. То есть, если в принципе ополчение имеет представление о военном деле, то дальше нагнать упущенное можно сравнительно быстро.
А потому 18 век - это век наших "побед", когда мы ввязываемся в любые конфликты, которые нас и не касаются (война за Польское наследство, война за Австрийское наследство, Семилетняя война, раздел Польши, война в Италии с Наполеоном) - ибо армия должна воевать! Профессиональная, по крайней мере. Иначе она окажется неодолимым бременем на экономике страны.
Таким образом, "гениальное решение Петра" перейти к рекрутской системе (которую потом и впрямь у нас взяли наши соседи) было на поверку не таким гениальным, уже в начале 19 века правительство пытается что-то с этим сделать (посадить солдат на землю, что разрушает весь смысл рекрутской системы. Забрать крестьянина из одного места, чтобы он пахал землю в другом?).
Решение этой проблемы у самого Петра было еще более странным - он по сути превратил полки в военные гарнизоны, как размещают свои войска на завоеванной территории. "Разместил полки по губерниям", обязав губернии снабжать полки всем необходимым. Причем ответ за снабжение несли дворяне - хозяева крестьян. Именно с этой поры берет начало полная юридическая бесправность крепостных крестьян.
Второе бесспорное достижение Петра - уральские заводы. Опять же, у нас как-то не любят распространяться, что они строились и до Петра, но такими темпами, конечно, их не строил никто.
Но опять же, действие было вынужденным: мы начали войну со Швецией, откуда до того получали железо, не достающее на внутреннем рынке. По разуму-то, надо бы сначала озаботиться вопросом, а где брать железо, если планируешь воевать со своим бывшим поставщиком. Петр, действительно, затевает экспедицию в 1697 году на Урал - но результатов ее, разумеется, не ждет.
Если мы построили много заводов - надо как-то озаботиться вывозом их продукции, ибо без сбыта любой завод загнется. Урал же весьма далеко от основных потребителей. Если бы мы направили наши усилия на юг - туда прямой путь по Уралу и Белой, по Каме и Волге. Теперь же - в центр - путь тоже только по Каме и Волге, но уже против течения (тянуть баржу с чугуном против течения Волги - не самое быстрое и не самое легкое занятие). Возможно, следовало бы озаботиться строительством каналов и шлюзов на этом направлении - однако все усилия по гидротехническим сооружениям при Петре брошены на снабжение его столицы - Петербурга.
Петербург - любимая игрушка Петра. Честно говоря, тут напрашивается еще одно "разоблачение". В любой работе по Петру мы встретим слова, что "он решил вековую задачу России - выход к Балтийскому морю". Выглядит красиво. Но что такое - выход к морю? Это не просто выйти. Это имеет смысл для торговли. Но чтобы торговцы поплыли в море, надо, чтобы их товары к этому морю как-то попали!
В основном, у нас их сплавляли по рекам. Основные внешние речные пути России - это Волга, Днепр и Северная Двина. В Киевской Руси был еще Новгород, но там путь неудобен - волок в Мсту, потом по Ильменю, потом по Волхову с порогами, потом по Ладоге, потом по Неве. Петр озаботился шлюзами на Мсту, возле Вышнего Волочка, но пороги на Волхове еще долго были проблемой.
Есть путь из Пскова через Псковское и Чудское озера и потом по Нарове. Но в реку Великую тоже - только волок из Днепра или Волги. Хотя, данный путь был очевиден, и потому первая цель Петра - Нарва. Но - неудачная.
Есть, наконец, путь по Западной Двине. И вроде бы, Петр взял Ригу, закрывающую выход из нее в Балтийское море. Но опять есть "но" - средняя часть течения осталась у Польши! То есть, купцам, плывущим из Риги в Россию или наоборот, надо было дважды пересекать границу (и дважды платить пошлины!). Неудивительно, что путь через Архангельск, хоть и длиннее, но долго оставался более привлекательным. Середина же отошла к нам только после раздела Польши.
Итак, озаботившись созданием заводов, но не озаботившись созданием инфраструктуры, Петр, по сути, создал еще одну проблему - для повышения рентабельности заводов приходилось усиливать крепостной гнет работавших там крестьян (ибо дай им волю - большинство бы оттуда сбежало)
Третье достижение Петра - флот. Но и он - называя вещи своими именами - оказался "дорогой игрушкой императора".
Военный флот следует за торговым. Собственно, он и нужен прежде всего для обеспечения безопасности именно торговли и именно из торгового он обычно вырастает. Поначалу они вообще слабо разделяются - викинги прекрасно занимались и грабежом - когда получалось - и торговлей (когда местные были сильнее). Потом для регулярного флота пользуются наймом торговых судов, и уж потом возникают специализированные военные флота.
Но торгового флота на Балтике у нас не было и не могло быть в силу отсутствия портов. А вот военный появился.
Зато на севере, где торговый - пусть и небольшой - флот все же был, военный появился гораздо позже.
Конечно, флот еще нужен и для обеспечения действия армии, но там его роль вспомогательная - и затраты были явно неадекватны задачам.
Итак, по большому счету, правление Петра наиболее адекватно можно сравнить с правлением Людовика 14-го во Франции, его современника: это было время наибольшего блеска, когда очень большие силы были выброшены вхолостую. Но при нашей суровой природе мы так разбрасываться ресурсами не могли.
У нас было принято винить в нашем "вечном отставании" татаро-монгольское иго, но что интересно, в середине 16 века, когда уже почти сто лет как нет никакого ига (правда, крымчаки тревожат набегами - но это уже происки Турции, которая отдала Крыму на откуп северное направление экспансии; сама Турция снимала и ставила ханов Крыма по своему усмотрению) - так вот, в Ливонскую войну мы сражаемся на уровне с тремя противниками - Швецией, Польшей и Крымом с Турцией (их там сложно разделить). Да, в конце концов проигрываем - но не разгромно. Примерно так Франция проиграла войну за Испанское наследство. Интересно, что по самодурству Людовик 14 тоже был впереди многих французских королей...
В середине 17 века мы сражаемся - правда, по очереди - с поляками, шведами и турками, и тоже дело заканчивается с двумя противниками - шведами и турками - "вничью", с поляками - в нашу пользу. Мы, к слову, и с китайцами успели повоевать, и там тоже дело кончилось "вничью" - определили границу.
То есть, по крайней мере, по сравнению с нашими соседями, мы держимся на уровне. А учитывая наш "потенциал" - ресурсы Сибири, присоединенные земли Украины - можем уйти в отрыв достаточно быстро. Да и уходим, и Петр тут не совсем причем... Однако он направляет эту самую энергию. Это как раз задача руководителя - направить силы, ему подчиненные, на общее дело, полезное всем. На пользу ли?
Петру ставят в плюс создание Навигацких школ и системы светского образования - но светское образование большинству населения было по-прежнему не нужно (Университет в Петербурге, открытый при Петре, закрылся сразу после его смерти), а вот церковно-приходское образование, дававшее людям знания может быть схоластические, но как раз пригодные в обычной жизни (ибо на базе Псалтыря учились читать, учились еще и считать), было практически уничтожено, после введения Синода церковь становится одним из государственных учреждений, а попы превращаются в безграмотную прослойку - да, в общем-то, и бессмысленную теперь... Впрочем, тут больше виноват Раскол, чем Синод, но учреждение Синода бесспорно добило церковь как самостоятельную силу, вдохновлявшую народ ранее.
Я не испытываю суеверного ужаса перед "мракобесием церкви", которое якобы забивало мозги своей пастве, а потому могу здраво оценить ее положительную роль до Петра - и в Смуту, и позднее. Эта сила была утрачена.
18 век - век блеска - и тайной слабости. В начале 19 века слабость эта стала уже прорываться, усилился разрыв между тем, на что мы претендуем ("гегемоны Европы") - и нашими реальными возможностями. Поражение под Аустерлицем (да, лучшему полководцу того времени - но поражение), при том что сражались наши солдаты не хуже, потом изнурительная Отечественная война... Опять же, называя вещи своими именами, битва за Москву - а именно так называли Бородинскую битву ее участники - была проиграна нами, ибо Москву мы сдали. Солдаты шли в бой, чтобы отстоять столицу - но не смогли. Битва была героической, но не всякий бой можно выиграть, а потому - чтобы не проиграть войну - Кутузов переменил свое мнение на то, что "с потерей Москвы не потеряна Россия", хотя еще несколькими днями ранее писал Ростопчину, что "с моей точки зрения, с потерей Москвы соединена потеря России", и отступил, превратив Москву в ловушку. Как пишет Пушкин, "Пожар 1812 года немало способствовал ее украшению". Нет худа без добра, но все-таки хотелось бы самим выбирать, когда и что строить...
Последнее - в вопросах о "своих именах" у вещей в истории - хотелось бы коснуться начала Великой Отечественной войны. Почему-то много (особенно у Жукова) рассказывается о том, как и почему он был снят с поста начальника Генштаба, а Тимошенко - с поста наркома обороны. Но по-моему, все-таки проще всего это объясняется именно тем, что они "не справились со своими задачами" - страшное поражение в Приграничном сражении, когда почти весь первый эшелон был потерян, действительно требовало каких-то мер. А потому начальники были сняты и отправлены на фронт - искупать вину. Вину их частично разделял и товарищ Сталин, а потому наказывать сильнее не стал. Но пытаться тут выдумать "желание усилить фронт" - мне кажется, чересчур.