В начале жизни моей владелицы я часто пребывала в темноте. Только в жаркие дни, да в ванне мне удавалось посмотреть на мир как следует. Солнышко гладило меня, а водичка бодрила. Я вместе с девочкой тоже росла. Когда по мне лупили тряпкой или рукой и было больно, девочка сильно сгибала меня, сидела и плакала.
Потом я ещё подросла и теперь уже девушка в майке с большим вырезом, заставляла меня прикасаться к стенам и окнам уписанного коридора со следами плевков и шелухи подсолнухов. Ах, как я этому противилась! В добавок иногда по мне в темноте бродили чьи- то пугливые руки. Они стремились уползти вниз к ягодицам, но хозяйка их туда не пускала.
В один непрекрасный момент девушка повесила на меня лёгкий рюкзак и залезла в вагон. Стало несколько жестковато и вообще я не смогла толком отдохнуть на деревянной скамье. Когда хозяйка сошла с поезда, я подумала, что вот теперь она сможет мне найти мягкое место. И действительно, она его нашла. Моя госпожа вошла в чей- то дом и сильно радовалась вместе с другой девушкой. Я смогла отдохнуть на мягком, но на следующий день хозяйка прислонила меня к твёрдой лавке, где мне пришлось коротать целую ночь. Все мои мышцы, да что там мышцы! И крестец и лопатки завопили о своей боли. Я всё время с тоской вспоминала о мягком розовом матрасике, который остался дома.
Так прошло несколько ночей. Я даже стала забывать о воде и всё чаще меня начала навещать правая Рука, что бы почесать мою немытую кожу. За это время Рука успевала пожаловаться мне о том, что хозяйка держала ей масленый пирожок, но так её и не помыла. Что сломала ноготь, отнимая свою сумочку у хулигана. Что часто берётся за грязные предметы. Что пальцы стали желтеть от сигарет и что ей часто приходиться жестикулировать, когда хозяйка ходит по разным помещениям. Я хотела спросить Руку, когда же наконец меня искупают, но Рука уже вылезла из под кофточкам и занялась своими делами.
На улице в меня дул наглый ветер. Хотелось прижаться к тёплому месту, согреться и не двигаться, но моя госпожа снова и снова каждый вечер прислоняли меня к жёсткой скамейке, и делалось тяжело. Мышцы
1
злились и от этого я ни как не могла расслабиться.
В какой-то зимний вечер, когда холод пытался обхватить меня посильнее, неожиданно госпожа принесла меня в тёплое помещение. Грохотала ударяющая музыка, и она затанцевала. Ледяная дрожь, бегавшая по мне, вскоре сменилась весёлым потом, который устремился к Ягодицам.
- Жарко, жарко!- переминаясь, пели они в такт музыке.
Прямо надо мной падали то в одну, то в другую сторону Шея с Головой.
- Ну-ка, ну-ка,- почти неслышно скрипели шейные позвонки.
- Что там впереди?- спросила я Шею.
Но она, конечно, не ответила. Она всегда была страшно горда, потому что на ней сидела сама Голова. Голова же вообще ни с кем из частей тела не разговаривала. Она общалась только с другими Головами. Вот и теперь, когда Ноги моей владелицы перестали сгибаться и подпрыгивать, Голова заговорила с какой-то мужской чёрной. Голова моей владелицы сильно смеялась, и поэтому и Шею, и меня слегка трясло. Наконец госпожа прислонила меня к мягкой спинке стула, и я долго слышала, как она вливает в себя жидкость. Я, было, расслабилась, вросла в стул, но командирша вытянула меня оттуда, поднялась и пошла куда-то по полу тёмному коридору, вслед за мужчиной. По пути она покачивалась и несильно била мной и Ягодицами по стенам. Потом открылась комната, загорелся свет. Головы опять повели беседу. Вдруг снизу под блузку госпожи вползла чужая мохнатая Рука и начала подниматься к застёжке лифчика. Потом показалась вторая мохнатая, погладила меня и собралась ползти вниз к Ягодицам. Я попробовала заговорить с этими мохнатыми.
--
Вы, чьи такие заросшие?
Но они, нагло гладя меня, прошипели.
--
Тише, шершавая!
Затем обе наглячки уползли в сторону Ягодиц, и там происходило что- то непонятное. Я вся долго ходила ходуном и ко мне зачем-то прислонялась ещё и мохнатая Грудь. Но, в конце концов, меня опустили на мягкий матрасик, и я могла отдыхать.
Конечно, потом из любопытства, я спросила у Ягодиц.
- Cестренки, а что у вас было?
Но они скромно промолчали. Вообще, они редко говорили. Всегда что-то невнятное, но довольно громко.
Тут на меня опять заползла мохнатая Рука с неровно остриженными ногтями.
Она говорила:
2
- Какая ты ровная, роскошная. Запомни, пока я буду тебя гладить, ты будешь получать, что захочешь.
И, действительно, скоро я ощутила на себе серебристые струйки душа. Я вся задышала, ожила. Волосы госпожи разбросались по мне и запахли мыльно и сладко.
На следующее утро, когда я как следует, отдохнула на мягком и с удовольствием ощутила на себе тёплую чистую ткань, начальница понесла меня куда- то в другое место. Я уже начала бояться - как бы меня опять не прислонили к жёсткой скамейке, но нет, я попала в тёплое помещение.
Когда госпожа сняла одежду, я увидела, что тепло исходит от фонарей, направленных на неё. Она легла на кровать и опять обняла какого- то мужчину. В этот момент я почувствовала, что свет всех фонарей обрушился на меня и старательно распрямилась. Опять по мне заползали чужие руки.
- Стоп, снято!- прокричали из- за стены света и фонари несколько поубавили жар.
Моя владелица встала с ложа и, отойдя в сторону, стала одеваться. Я успела увидеть, как вместо неё легла на тоже место другая девушка, и опять во всю мощь вспыхнули фонари. А к моей подошёл вчерашний мохнатый и их Головы весело заговорили...
Ночью, когда моя госпожа, хозяйка, владелица, начальница и командирша в том же самом месте опять принимала душ, её Голова повернулась в мою сторону и произнесла:
--
Ах ты, кормилица моя.
А потом нежно погладила Рукой.
Так я поняла, что стала лучшей частью тела моей госпожи.