Завтра меня не будет... Ни поверить, ни привыкнуть. Вопить хочется так, чтобы лопнули перепонки и оконные стёкла. Страшно... Я уже видел сколоченный на заказ гроб. Хороший гроб, добротный, лёгкий. Эксклюзив. Хозяину явно потрафили, при жизни он нашивал ширпотреб.
Я брожу по городу, покинув дом, полный родных и близких. Печальный повод запит и забыт, веселье в разгаре. Я этому рад, но - нужно побыть одному. Я еще вернусь, чтобы услышать путаницу заздравных тостов и соболезнований. Чтобы проститься и уйти, уйти навсегда.
Город чист, светел, солнечен. Города завтра не будет. Путаю слагаемые, но сумма не изменится: не будет для меня. В душе грустно, светло, чисто. Безысходность не душит, потому что из заводской трубы струится белая нитка дыма. Штопает небо. И белая дымка неба зыбко запнулась за заводскую трубу, как платок парламентёра. Но всё поздно...
На площади, в окружении бритоголовых громил в камуфляже, кучка людей. Экскурсанты, если забыть про бритоголовых. Мужчины в светлых костюмах, женщины в вечерних туалетах, несколько чистеньких девочек и мальчиков. Их вот-вот должны расстрелять. Приговор обжалованию не подлежит. Никто не знает - за что. Толпа зевак, в которую затесываюсь я, жаждет зрелища и крови.
- Детишек жалко! - Слышно рядом.
Ушастый с массивным жвачным подбородком охранник ведет дулом автомата:
- Кто сказал?
Девочка- тростиночка, тонкие ножки, теребит тяжелую косу. Скоро ноженьки подломятся...
- Отпусти детей, парень! - говорю я охраннику. Ствол тотчас упирается мне в грудь. Я улыбаюсь, поскольку в моей судьбе стали возможны варианты.
- А мне не жаль? - вдруг отвечает жвачный. Глаза его как бы чуть темнеют. - Но приказ есть приказ. Да и не поймут они!
- Не почувствуют! Не успеют! - кричит другой бритоголовый и отталкивает автоматом приблизившегося близко к оцеплению мальчика.
Мальчик, извернувшись, выскочил из круга и вёртко, через восторженную толпу - зрелище удалось! - помчался за спасительный угол " Макдоналдса".
- Стой! Стреляю! - вопит ушастый, вскидывает автомат, и - вдруг автомат ткнулся носом в асфальт - от смеха у охранника подламываются колени. - С-с-с-стреляю... Я с-с-с-казал - ха! ха! - стреляю! - Лицо его багровеет.
Лязгают предохранители, стекла домов звенят от выстрелов. Через минуту все кончено. Красное. Белое на красном... Девочка-тростиночка бережно кладет голову на чужой рваный живот, окуная, как кисть, косу в тёмное густое пятно.
Я долго смотрю на угол " Макдоналдса". Мальчик совершил то, что не могу сделать я. Он убежал.
Возвращаюсь домой. Собравшиеся проводить меня в последний путь, пируют над пропастью, в которую завтра прыгну лишь я.
- За здоровье хозяина! - друзья поднимают бокалы! Им приятно быть вместе. Скоро все соберутся вновь, и будет, как положено - скорбь, стоны, слезы...
Я прохожу меж пирующих к столу, на которым алеет парчой гроб. А в нем... Пока пусто. От безысходности спирает дыхание. Сажусь во главе стола. Услужливо наливают стакан.
- За встречу! ТАМ!
Они собираются жить долго. Водка обжигает горло. На глазах - слёзы. Мне жаль себя? Нет-нет, просто крепкая водка...
За калиткой дома мелькнула фигурка мальчика. Того самого. Я пробираюсь, улыбаясь гостям, к выходу.
- Мальчик, возьми меня с собой! - кричу я.
Мы бежим уже рядом, белая дымка неба дорожкой струится из-под наших ног, уводя в бесконечную синь. Мы смеемся. Мы счастливы. Нам повезло. Он убежал от расстрела. Я убежал от завтра. Завтра меня не будет там, откуда я убежал...