Буров Владимир Борисович : другие произведения.

Ты - Достоевский

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это доказательство невиновности Родиона Романовича Раскольникова в романе Федора Михайловича Достоевского ПРЕСТУПЛЕНИЕ и НАКАЗАНИЕ. А также это доказательство, что роман Преступлене и Наказание является римейком, а точнее, конкретизацией Евангелия. Также сюда помещена пьеса 17-й Год, т.к. они расположены в одной книге.

   ВЛАДИМИР БУРОВ
  
  
  
  
  
   ТЫ - ДОСТОЕВСКИЙ
  
  
   Об авторе.
  
   Пишу Эссе и Романы. С моей точки зрения:
   - Эссе - это тоже Роман. - И наоборот:
   - Роман - это Эссе.
  
   О книге.
  
   Здесь собраны литературные Эссе. Про Комедию Грибоедова - Горе от Ума, про любовь, тех, кто - Под липами - к нему, а также записных литературных критиков. Про идею романа Достоевского:
   - Преступление и Наказание.
   Все объяснения логичные, но необычные, вы таких не встречали. Хотя объясняются простые, даже очевидные идеи, которые почему-то раньше не применялись.
   Например, в Эссе про Достоевского подвергается сомнению идея, что Раскольников мучается из-за того, что совершил преступление. Гораздо более сильное Наказание принимает на себя Иисус Христос в Евангелии. Он принимает на себя Преступление... которого Не совершал! Доказывается, что Раскольников делает то же самое.
   В Эссе Я - Дубровский рассказывается, как возможно Счастье, как возможна Женитьба, связь с Богом - можно и так интерпретировать - если препятствия кажутся непреодолимыми. Показывается, как в произведении Пушкина:
   - Дубровский, - происходит это Чудо.
   Объясняется секрет Книги начала 15-го века:
   - Код Войнича.
   В Эссе Два Веронца объясняется, почему, казалось бы, ошибочные утверждения Шекспира, оказываются правильными. Например, здесь объясняется его, так называемый Ляп, что Два Веронца Плыли из одного сухопутного города в другой, имеются в виду Милан и Верона.
   Читайте, мне было интересно, когда я узнал об этом. Откуда? Я не знаю, откуда Медиум, который за меня пишет, берет эту информацию. Может быть, из Компьютера Земли, а может даже от:
   - Бога!
  
   Роман-пьеса 17-й Год. Это Сцены из Космической и Земной Жизни в 4-х Действиях. В ней рассказывается про тех необыкновенных людей, кто штурмовал Летний. Рекомендуется читать в Новогоднюю Ночь, или хотя бы 1-го утром с похмелья. Это не хуже, чем фильм про Баню, или Кубанские Казаки. По крайней мере, Вы еще этого не знаете.
   ----------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ты - Достоевский
  
  
   Преступление и Наказание объединены у Достоевского на обложке книги. Предполагается, что Раскольников совершил преступление и потому мучается. Доказать его вину люди не могут, он сдается сам, не выдерживает мук совести. Эти муки и есть его наказание. Преступник должен сидеть в тюрьме, сказал Высоцкий. Раскольников сам сажает себя туда. Как говорится: сказано - сделано. Всё это так, всё это хорошо. Только не логично.
  
   Настоящее наказание должно быть не за то, что совершил, а за то, чего не делал. Как в Библии. Там сказано, если вас гонят за преступления, которых вы не совершали, значит, вы можете почувствовать то, что чувствовал Иисус Христос. Страдать за чужие преступления - вот Истина.
  
   Думаю, именно об этом наказании и рассказывает Достоевский, об этой связи преступления и наказания. Ведь он такой же как ты да я. А мы на меньшее не согласны. Пострадать так уж за Адама. Может что-нибудь изменится к лучшему. А что толку его ругать, что здесь все так несправедливо, что мы не в Раю. Дело сделано.
  
   Иисус сказал, что прошлое можно изменить, не меняя его. Для этого надо рядом с существующим фактом, поставить другой факт, который изменит первый просто фактом своего существования.
  
   Нужно провести беспристрастное расследование, как это делает Агата Кристи. Самый неподозреваемый человек, скорее всего, окажется виновным в смерти старухи. И здесь существует два постулата. Первый:
  
   - О виновности этого человека нельзя догадаться принципиально. Потому что, как и у Агаты Кристи, его практически нет в тексте книги. Точнее, в книге нет данных о нем. Например, у Агаты Кристи медсестра оказывается убийцей. Но этого не может быть! Она никто, у этой медсестры нет мотива до самого конца книги. Фактически об этой медсестре вообще нет никаких сведений. Она упоминается мимолетом. Но информация о ней все-таки существует. Где? На полях книги. Нет информации на сцене, есть в зрительном зале.
  
   Постулат номер два:
  
   - В книге нет сумасшедших, нет даже тех. у кого в той или иной степени едет крыша. Все обозначается точно. Нужно просто называть вещи своими именами. Нельзя, например, сказать, что Волга - это чокнутый Мерседес. Или Жигули - это Тойота в психбольнице.
  
   Никаких психов.
   Нельзя, значит, сказать, что Раскольников принимает, в конце концов, решение о своей виновности под давлением душевной слабости или болезни мозга.
  
   Решение это принимается в здравом уме и сердечном спокойствии. Не делал, но так написано, значит, пусть это наказание произойдет.
  
   А считать с самого начала книги, что сидящий в зрительном зале читатель уже точно знает, что Раскольников виноват, и надо только последить за тем, как он пытается увернуться от наказания, как при этом душевные муки преследуют его, как сознание его раздваивается, как герой почти сходит с ума. Раскол сознания происходит не потому, что человек заболел шизофренией, а потому, что сам мир состоит из двух частей.
  
   Не зря, по крайней мере, три раза в Преступлении и Наказании Федора Михайловича Достоевского упоминаются двойные комнаты. У старухи - раз, у следователя - два, у Сони в номере - три. Раскольников с любопытством покосился "на ситцевую занавеску перед дверью во вторую крошечную комнатку, где стояли старухины постель и комод и куда он еще ни разу не заглядывал. Вся квартира состояла из этих двух комнат ". "Старуха полезла в карман за ключами и пошла в другую комнату за занавески".
  
   Действительно ли в этой квартире не было еще одной второй комнаты, кроме той, где стояли старухины постель и комод? Пока это точно не известно. Возможно, эта "еще одна комната просто относится к смежной квартире". Почему, я думаю, что эта "вторая-третья" комната должна быть? А откуда ведется наблюдение за Аленой Ивановной и Родионом Раскольниковым? Ну, откуда мы за ними наблюдаем? Вот сейчас, когда старуха ушла за занавеску?! Это видел Достоевский, когда писал роман. Это видит читатель. Вижу сейчас я. И увидишь ты. Ведь во время чтения романа:
  
   Ты - Достоевский.
  
   Что же получается, читатель в своей комнате должен увидеть убийцу? То есть все они там бегают по сцене, ищут убийцу, Митька там, не Митька, а убийца в зрительном зале. Кто он? Свидригайлов? Думаю, окажется, что это сам читатель. Ну, вот еще комнаты. Будем дальше смотреть недвижимость. У Порфирия Петровича:
  
   - В углу в задней стене, или, лучше сказать, в перегородке, была запертая дверь: там, далее, за перегородкой, должны были, стало быть, находиться еще какие-то комнаты.
   Вот еще про квартирку Порфирия Петровича. Он неоднократно называет ее казенной, как можно бы назвать квартиру на сцене театра.
  
   - Успеем-с, успеем-с!.. А вы курите? Есть у вас? Вот-с, папиросочка-с... - продолжал он, подавая гостю папироску. - Знаете, принимаю вас здесь, а ведь квартира-то моя вот тут же, за перегородкой... казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки надо было здесь кой-какие устроить. Теперь почти готово... казенная квартира, знаете. Это славная вещь, - а? Как вы думаете?
  
   Раскольников разозлился из-за этих разговоров про квартиры. Он подумал, что следователь уводит его от сути дела. Применяет такое юридическое правило, юридический прием, чтобы усыпить допрашиваемого разговорами издалека, а потом огорошить его в самое темя каким-нибудь роковым и опасным вопросом.
  
   Роковым здесь можно назвать только то, что Порфирий Петрович напоминает Раскольникову, что он на сцене, и, следовательно, особенно-то сопротивляться не сможет. Как и Иисус. Ибо должен выполнить свою роль, как это написано. Почему и Первосвященник говорит, ударив Иисуса по лицу, что никаких особенных доказательств виновности Иисуса и не надо, чтобы осудить его. Всё и так написано, что должно быть. Это и есть трагедия. Бесполезно любое сопротивление. Кроме последнего. Ну, вы знаете какого. Про него некоторые работники церкви говорят со счастливым смехом, что это, мол, раньше не считалось за обиду, когда вам дадут по лицу. Так просто было принято.
  
   Я уже не первый раз это повторяю. Все пытаюсь понять, это какой же надо обладать логикой, чтобы додуматься, так сказать, всей своей организацией до того, что люди раньше не обижались на удары по морде, из-за того, видите ли, что это было не смертельно. Это не фантастика, это ужас!
   Эта атака, которую не может выдержать ни один человек, кроме, как, подставив вторую щеку, описана у Достоевского так:
  
   - И он скрепился изо всех сил, приготовляясь к страшной и неведомой катастрофе. По временам ему хотелось кинуться и тут же на месте задушить Порфирия. Он, еще входя сюда, этой злобы боялся. Он чувствовал, что пересохли его губы, сердце колотится, пена запеклась на губах. Но он все-таки решился молчать и не промолвить слова до времени. Он понял, что это самая лучшая тактика в его положении, потому что не только он не проговорится, но, напротив, раздражит молчанием самого врага, и, пожалуй, еще тот ему же проговорится. По крайней мере, он на это надеялся.
  
   Далее.
   Комнаты эти не видны, как не видна Вера человеку. Не видна, потому что человек видением называет то, что в нем, внутри, что усвоено им. Считается, что обучение - это усвоение знаний.
   - Сделай их своими, и ты ученый, - сказал как-то один ботаник. Это ошибка.
  
   Такую же ошибку допустил не очень давно Яков Кротов в разговоре по "Радио Свобода". Он противопоставил Веру в Бога и Знания, как Веру и такую маленькую уверенность. Уверенность, уж никак не с большой буквы. Ну, это просто уверенность и всё. Так себе. Дело обстоит скорее наоборот! Настоящие знания, открытия, которые делали такие люди, как Галилео Галилей, Ньютон, Шекспир, Ван Гог, Пушкин, Достоевский не находятся только в тексте, только в человеке. Они отчуждены. Они не в нас, а напротив нас. Когда художника спрашивают:
  
   - Что вы хотели сказать этой картиной, о чем она? - То художник отвечает, что точно-то, все сказано, все на стене перед вами, и любые пояснения будут менее точны. Или пояснения будут новой картиной, которая сама будет требовать пояснений.
  
   Можно сказать, что усвоить можно только учебные знания, а не Теорию Относительности, но и это будет в принципе неверно. Ученик все равно должен Поверить в существование Знаний Рядом с нами. Иначе он ничего не поймет. Теорию Относительности и понимают, как говорят, пять человек в мире именно потому, что хотят ее усвоить. Не хотят называть знаниями то, что рядом с нами. А именно отчужденные знания и есть собственно знания. Почему Сократ говорил:
  
   - Я знаю только, что я ничего не знаю? - Именно потому, что все реальные знания находятся не в человеке.
   Человеку говорят:
   - Вот перед тобой инопланетный космический корабль.
   - Космический корабль? А я не верю. Ибо если это американский космический корабль, прилетевший с Луны, то этого заведомо не может быть. Потому что американцы, как известно, на Луне никогда не были. Не умещается в моем сознании, что они были на Луне.
  
   На самом же деле в человека не вмещаются поля. Вторая комната Достоевского. Он может видеть эту комнату, но так, как будто и не видит. Он не считает, что эта комната находится в другом мире, в другом времени.
   То же самое касается и Доказательства существования Бога. Яков Кротов говорит, что не надо этого делать, не надо доказывать существования Бога. Надо просто верить и всё. Тоже фантастика. Ибо:
  
   - А почему же не верят?! - Конец Света прошел, может быть, две тысячи лет назад, времена разделились, как разделились Евангелия, и свет этого Конца Света не дошел еще до нашего времени, а все не верят и не верят. Как говорил Булат Окуджава:
  
   - Все знают, что надо делать, все знают, что хорошо, только не знают, КАК это хорошее сделать.
  
   Яков Кротов не замечает, или просто не хочет вникать, что Доказательство сделано с Верой в Бога, что важно, что иначе оно не может быть сделано. Доказывать существование Бога не надо, потому что это ОЧЕВИДНО. Как очевидно, что рассказ Пушкина Воображаемый разговор с Александром 1, находится в Книге, а не существует сам по себе. Потому он и рассказ, и вне книги не существует. А этого не замечается. Вот Царь и Пушкин разговаривают и все тут, нет больше ничего. Не усваивается, что сначала был носитель, то есть Слово.
  
   Почему Бог завещал не делать Образа? Именно потому, что в образе не будет того, что отчуждено. Того, что находится на полях. Собственно, чем верующий отличается от неверующего? Именно этими полями, которые находятся вне человека. Так же, как научное открытие, как и художественное произведение.
  
   Верующих привыкли считать фанатичными придурками, а верующий это высоколобый инопланетянин. Это двойной человек. Почему, например, Яков Кротов почти любую ситуацию, любой случай разбирает правильно? Потому что он верующий. А это значит, что в точках распятия к нему прикреплен Бог. И Бог, следовательно, разбирает все спорные случаи, которые придумывают слушатели. А Бог не ошибается.
  
   Вот и удивительно слушать, когда Яков Кротов говорит, что вера в Бога - это Вера, а вера ученого в знания это только так, уверенность. Это все равно, что уверенность ученика третьего класса, что мы добываем больше всех каменного угля в мире. Все остальное уже знать и не надо. И если какой-нибудь кандидат наук изучает колебания струны, то надо думать, что этому кандидату надо изучать формулу этих колебаний еще, по крайней мере, лет пятнадцать, чтобы додуматься, что мы первые в мире по добыче каменного угля. Ведь эта добыча так масштабна, практически на мировом уровне, а тут какие-то колебания струны. И так и делали!
   Заставляли сначала политработников изучать политическое устройство мира по учебнику для младшего школьного возраста, потом старшеклассников, а потом и этих ученых.
  
   Если надо верить и все, то не надо было Богу и придумывать Адама, в принципе не надо было вообще ничего делать. А зачем? Как-то тут встретил двух дамочек на Арбате, они говорят, что надо верить в Иисуса. Почему? А потому что Богу-то, оказывается, мы не нужны. Потому что у Него и так все есть!
   Хотя Иисус говорит, что видевший Меня, видел Отца Моего. Где? Где Отец, если даже Апостолы его не увидели? Не понимается, что Событие не существует без Слова.
  
   Спрашивается, зачем молоток стучит и стучит? Ведь в Библии написано, что не стучать надо, а надо наоборот, подставить вторую щеку. Он, что, этот молоток, Богу не подчиняется? Забылся и стучит себе и стучит. То, что надо подставить вторую щеку, или просто подставить щеку нападающему, это принцип. Я не удивлюсь, если кто-то докажет, что "подставить вторую щеку" это не тоже самое, что еще раз подставить Ту же самую щеку, что и в первый раз. Героем, как доказывает мировая современность, будет как раз тот, кто подставил вторую щеку раньше, чем первую. То есть "вторая щека" это нападение первым! Но в душе этот человек уверен, что "первую щеку" он уже подставил. Почему? Потому что готов, еще не начав операцию, принять упреки и удары за то, что первым начал атаку. Он герой, ибо доказать, что было бы, если бы он первым не уничтожил врага, уже невозможно. И такие люди сегодня есть. И удар этого молотка, равносилен действию идущего на крест.
  
   Если жизнь так устроена, что даже Яков Кротов то рассуждает, как верующий, то есть, как высоколобый инопланетянин, а то буквально, как звеньевой октябрятского отряда, то, я думаю, очень трудно будет разгадать, кто убил эту старуху процентщицу. Раскольников вроде бы так и не понял.
   Будем надеяться, что это понял Достоевский. Возможно, надо считать, что Бог связывается с человеком не каждый день. Как говорил один известный физик:
   - Я верю, что кварки существуют по понедельникам, средам и пятницам. По вторникам, четвергам и субботам не верю. А по воскресеньям я вообще не знаю, что творится в этом мире.
   В общем, Вера - это не то, что Я верю или не верю. Ибо:
  
   ВЕРА - это не ОДИН ДЕНЬ!
  
   Логично, если в роли Раскольникова был Свидригайлов. Подставив студента, мог бы влиять на него. Мог заставить отдать ему Дуню, сестру. Тут даже трудно сказать, кто не мог бы убить старуху процентщицу. Маляры могли?
   Конечно, могли. Один из них прямо признается следователю в этом в присутствии самого Раскольникова. Ну, будто бы нарочно. Чтобы заставить Родю признаться в преступлении.
   - Мол, ему будет стыдно, - думает следователь, - что другой, невинный человек сядет в тюрьму и Родя признается.
   - Нет, нет, - скажет он, - это не маляр, а я убил старуху. Не сажайте его, этого Николая, пожалуйста. Я лучше сяду.
  
   Вот этот фрагмент романа:
   В дверях затолпилось несколько любопытных. Иные из них порывались войти. Всё описанное произошло почти в одно мгновение.
   - Прочь, рано еще! Подожди, пока позовут!.. Зачем его раньше привели? - бормотал в крайней досаде, как бы сбитый с толку Порфирий Петрович. Но Николай вдруг стал на колени.
   - Чего ты? - крикнул Порфирий в изумлении.
   - Виноват! Мой грех! Я убивец! - вдруг произнес Николай, как будто несколько задыхаясь, но довольно громким голосом.
   - Что такое? - вскричал Порфирий Петрович, выходя из мгновенного оцепенения.
  
   Предыдущая фраза, идущая, так сказать, "в строку", может быть безболезненно вынесена за скобки, то есть на поля, то есть в зрительный зал, который и так ее, эту фразу, видит:
   - Секунд десять продолжалось молчание, точно столбняк нашел на всех; даже конвойный отшатнулся и уже не подходил к Николаю, а отретировался машинально к дверям и стал неподвижно.
   - Я... убивец... - повторил Николай, помолчав капельку.
   - Как... ты... Как... Кого ты убил?
   Порфирий Петрович, видимо, потерялся.
   Николай опять помолчал капельку.
   - Алену Ивановну и сестрицу ихнию, Лизавету Ивановну, я... убил...топором. Омрачение нашло... - прибавил он вдруг и опять замолчал. Он всё стоял на коленях.
  
   Порфирий Петрович несколько мгновений стоял, как бы вдумываясь, но вдруг опять вспорхнулся и замахал руками на непрошеных свидетелей. Те мигом скрылись, и дверь притворилась. Затем он поглядел на стоявшего в углу Раскольникова, дико смотревшего на Николая, и направился было к нему, но вдруг остановился, посмотрел на него, перевел тотчас же свой взгляд на Николая, потом опять на Раскольникова, потом опять на Николая и вдруг, как бы увлеченный, опять набросился на Николая.
   - Ты мне что с своим омрачением-то вперед забегаешь? - крикнул он на него почти со злобой. - Я тебя еще не спрашивал: находило или нет на тебе омрачение... говори: ты убил?
  
   Интересно здесь применение словосочетаний "он на него". А также "направился было к нему, но вдруг остановился, посмотрел на него". Такие фразы предполагают присутствие третьего. Зрителя, а точнее здесь именно режиссера. Это Гамлет на сцене народного театра в фильме "Берегись автомобиля". И это подчеркивается сразу в самом начале этой сцены:
  
   - Потом, при воспоминании об этой минуте, Раскольникову представлялось всё в таком виде.
   Достоевский настойчиво и неоднократно напоминает, что это РАССКАЗ, а не прямой эфир. Роман состоит из сплошных ПОСТАНОВОК. А так как в Романе читатель - это тоже Герой Романа, то он находится не только на сцене в роли Гамлета, но и в роли Евстигнеева-режиссера. И как Евстигнеев говорит Смоктуновскому и Ефремову, находящимся на сцене:
  
   - Что это за отсебятина. - Так и здесь в романе Преступление и Наказание говорится: "Ты мне что со своим омрачение-то вперед забегаешь?" "Я тебя еще не спрашивал: находило или нет на тебя омрачение". "Так и есть! - злобно вскрикнул Порфирий, - не свои слова говорит".
  
   Порфирий указывает Раскольникову на дверь. Эта дверь является воротами времени. В театре она пропускает актеров за кулисы. А в реальности это временной переход. Именно поэтому тут все дрожат. Как будто увидели тень отца Гамлета или Каменного гостя.
   "И, взяв его за руку, он показал ему на дверь.
   - Вы, кажется, этого не ожидали? - проговорил Раскольников, конечно, ничего еще не понимавший ясно, но уже успевший сильно ободриться.
   - Да и вы, батюшка, не ожидали. Ишь ручка-то как дрожит! хе-хе!
   - Да и вы дрожите, Порфирий Петрович.
   - И я дрожу-с; не ожидал-с!..
   Они уже стояли в дверях. Порфирий нетерпеливо ждал, чтобы прошел Раскольников.
   - А сюрпризик-то так и не покажите? - проговорил вдруг Раскольников.
   - Говорит, а у самого еще зубки во рту один о другой колотятся, хе-хе! Иронический вы человек! Ну-с, до свиданья-с."
  
   Порфирий хотел здесь, чтобы Раскольников, запутавшись, где сцена, где зрительный зал, сыграл роль Николая. Сначала на сцене были трое: Порфирий, Раскольников, Николай. Зрителями были свидетели. Порфирий на "непрошеных свидетелей замахал руками", "Те мигом скрылись". Мгновенно картина изменилась, теперь кто-то из троих должен был стать зрителем, а остальные тогда будут участниками или соучастниками действия, или дела. Раскольников, видимо, на какое-то мгновение попал на сцену, в роль Николая, в роль, которая описывается, как:
   - Алену Ивановну и сестрицу ихнию, Лизавету Ивановну, я... убил.
  
   Ужас здесь возникает не только от убийства, но и от реальности временного перехода. На сцене, видимо, оказался и сам режиссер в полном одиночестве. И тоже задрожал от ужаса. Он сказал:
   - И дрожу-с, не ожидал-с!..
   Вот он и был "сюрпризик-то", капкан, в который попал сам Порфирий Петрович. Получается, как это ни парадоксально, он мог, точнее, только что был, убийцей Алены Ивановны и Лизаветы Ивановны. Сам в этом признался, находясь в роли Николая, произнося "не свои слова".
  
   Но следователь говорит маляру, что тот рано вышел. Следовательно, он говорит Раскольникову, что это просто так сцена. То есть происходит только на сцене, а сцена - это еще не театр, не весь мир. Зачем?
   Зачем маляр проводит свое выступление? Ну, вылитый Шарапов на даче Джигарханяна. Только что чечетку не бьет, и Мурку не играл. Можно действительно подумать это какой-то агент влияния. Так его, что, заранее заслали в маляры в квартиру снизу старухи? Господи, зачем?!
   Кого ловили? За кем следили? Ну, неужели за Родионом Раскольниковым? Он, что, вор в законе? Шпион? Агент иностранной разведки?
  
   Логично предположить, что следили за Свидригайловым. Он-то как раз похож и на агента влияния, и на чёрта. Такой умный, можно сказать, добрый черт. Если вели его, тогда почему не взяли? Ведь вполне возможно он и был во второй комнате. У Сони он точно был во второй комнате. Может, он был во второй комнате и у следователя? Тогда кто он? Вор в настоящем законе. Имеется в виду, что грабит и награбленное делит с высокопоставленными чиновниками? Страшное дело, если так. Но кто был в курсе? Многие знать о таких вещах никак не могли. Мог знать следователь из другого города. Хотя он мог просто ошибаться. Ведь он не мисс Марпл и не Пуаро, которые работают без осечки.
   Точно этот следователь не из области фантастики, но на роль подставщика подходит.
  
   Уверен, что это подстава. Уж больно много групп свидетелей. Маляры, богатый Кох и будущий судебный следователь, два дворника. Какой-то стажер любознательный. (Пестряков). А есть еще Покорев, и еще какой-то студент. Ну, кого только нет. Настоящая облава по всем фронтам. Раскольников обложен, как волк, красными флажками.
  
   Меньше всего подозрений вызывает друг Раскольникова. Но Пуаро и его бы вызвал на допрос, как подозреваемого в убийстве. По системе Агаты Кристи все с этого корабля должны быть допрошены. И даже его сестра и мать. Не говоря уже о Никодиме Фомиче и об Илье Петровиче. Вина Раскольникова кажется не требует и доказательств. Все и так ясно. С самого начала он идет и убивает обеих сестер. Но именно только так кажется, что действие происходит в прямом эфире. А это театр. Так и написано:
   - Хитро! Нет, брат, это хитро! Это хитрее всего!
   - Да почему же, почему же?
   - Да потому что слишком уж всё удачно сошлось... и сплелось... точно, как на театре.
   Только в рассказе, на театре, или в кино можно переставить местами времена. А еще где? И в жизни. Если она рассказ.
  
   Кажется, что Раскольников сам признается в преступлении. Но это не так. Это тоже рассказ, то есть это запись в деле, что Раскольников так думал.
   Вообще же кажется не совсем ясным, как можно убрать или добавить какое-то событие в рассказе? Например, было три дома, а пишется, как два? Или наоборот, было два, а стало три. Откуда он взялся этот третий? Откуда взялась, например, Лизавета Ивановна, если предположить, что ее в комнате не было. Или наоборот, если она уже была там и была убита, как же Раскольников ее раньше не видел? Откуда берутся и куда уплывают события, люди, вещи?
  
   Источник - вторая комната за перегородкой.
  
   Вот еще одна.
   - Э-эх! Человек недоверчивый! - засмеялся Свидригайлов. - Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не "вошь" же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну "Лужину ли, в самом деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?" Не помоги я, так ведь "Полечка, например, туда же, по той же дороге пойдет..."
  
   Он проговорил это с видом какого-то подмигивающего, веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова. Раскольников побледнел и похолодел, слыша свои собственные выражения, сказанные Соне. Он быстро отшатнулся и дико посмотрел на Свидригайлова.
   - По-почему... вы знаете? - прошептал он, едва переводя дыхание.
   - Да ведь я здесь, через стенку, у мадам Ресслих стою. Здесь Капернаумов, а там мадам Ресслих, старинная и преданнейшая приятельница. Сосед-с.
   - Вы?
   - Я, - продолжал Свидригалов, колыхаясь от смеха, - и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, - ну вот и сошлись. И увидите, какой я складной человек. Увидите, что со мной еще можно жить...
  
   Прекрасно! Прекрасная стенка. И разделяет она два времени. Сцену и кулисы. В этом всё дело. Из-за кулис подслушивали, из-за кулис и убивали. Все трагедии Шекспира основаны на действиях из-за ПЕРЕГОРОДКИ. Из-за перегородки времени. Поставил пометку на полях, что человек в тексте убил - и все, он уже никуда не денется. Ведь герой романа не видит полей. Если, конечно, он же и не автор. Как Пелевин, герой которого видит пулю, пролетевшую в полутора сантиметрах от его живота. Читатель не замечает, что одно предложение составлено и двух времен. Из времени автора и времени героя. Пометка с полей внесена в текст романа. Как это всегда делается в Библии. Это объединение времен называется ВОСКРЕСЕНИЕМ!
  
   Что же получается?! В двери, открытые для верующих, проникает враг? Значит, надо предположить, что Гамлет хотел не просто обезвредить врага, а убить его именно в этих тоннелях, образовавшихся в поверхностях высоких степеней после Распятия и Воскресения Иисуса Христа. Враг воспользовался проходами в Демаркационной Стене.
   Я сделал вас свободными. Но это еще не Новая Земля.
  
   Не знаю, что там должно быть дальше про Новую Землю. Прошло довольно много времени. Надо будет, вспомним. Сейчас надо рассмотреть героев романа на предмет их причастности к преступлению. Иногда мне кажется, что все причастны. Все охотники, а Раскольников волк, которого они обложили красными флажками, а сами спрятались с ружьями за деревьями и ждут. Ждут, когда появится Раскольников, чтобы направить его в нужную сторону. Даже Соня принимает участие в этой охоте. Когда Раскольников по своему уму, по своей совести направился вниз, чтобы избежать ужасной судьбы, она встретила его, как заградотряд НКВД. Вот так:
  
   - Он сошел вниз и вышел во двор. Тут на дворе, недалеко от выхода, стояла бледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела. Он остановился перед нею. Что-то больное и измученное выразилось в лице ее, что-то отчаянное. Она всплеснула руками. Безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах. Он постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять в контору. Там Раскольников признался в убийстве. Хотя очень не хотел.
   Не мог сам добровольно признаться, что убил старуху процентщицу. На вопрос Ильи Петровича Раскольников отвечал:
   - Н-нет. я только так... Я зашел спросить... я думал, что найду здесь Заметова .
  
   И до этого:
   - Он довольно бодро вошел во двор. Надо было подняться в третий этаж. "Покамест еще подымусь", - подумал он. Вообще ему казалось, что до роковой минуты еще далеко, еще много времени остается, о многом еще можно передумать.
   - Неужели в самом деле к нему? А нельзя ли к другому? Нельзя ли к Никодиму Фомичу? Поворотить сейчас...
   Хотя Раскольников вроде бы уже решился, но дойти до цели очень тяжело. Самому невозможно!
   - Он вдруг вспомнил слова Сони: "Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и перед ней согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца!" Он весь задрожал, припомнив это. - Раскольников идет с трудом.
  
   - И, отошедши немного, пал на лицо Свое. Молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша эта; впрочем, не как Я хочу, но как Ты. - Так говорит Иисус. Он идет и находит учеников спящими.
   - Еще отошедши в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! Если не может чаша эта миновать Меня, чтобы Мне не пить ея, да будет воля Твоя. - И опять Иисус находит учеников спящими.
   - И оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово.
   Тогда приходит к ученикам своим и говорит им: вы все еще спите и почиваете? Вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников.
   Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.
   Это с трудом идет на распятие Иисус Христос.
  
   Сразу бросается в глаза разница. Иисуса никто не гонит. Наоборот, все спят.
   А Раскольникова кроме Сони гонит следователь Порфирий Петрович.
   - Дверь за собой забыл притворить, а убил, двух убил, по теории. Убил, да и денег взять не сумел, а что успел захватить, то под камень снес. Мало было ему, что муку вынес, когда за дверью сидел, а в дверь ломились и колокольчик звонил, - нет, он потом уж на пустую квартиру, в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось... Ну да это, положим, в болезни, а то вот еще убил, да за честного себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит, - нет, уж какой тут Миколка, голубчик Родион Романович, тут не Миколка!
  
   Интересно, почему убийца, по мнению Порфирия Петровича, должен быть бледным ангелом, не таким, каким был артист Миколка? Фантаст. Он и петь, и плясать, он и сказки, говорят, так рассказывает, что из других мест сходятся слушать.
   Порфирий говорит, что Миколка не мог пойти на это убийство потому, что он раскольник, который пострадать хочет, но не за другого, а просто так пострадать.
  
   - Знаете ли, Родион Романович, что значит у иных из них "пострадать?" Это не то чтобы за кого-нибудь пострадать, а так просто "пострадать надо". - Фантастика. Кино! Ведь заранее предполагается, что Раскольников может пострадать за других. Он не виновен, а должен пострадать за других. Так бледный ангел может. Получается, что не расследование идет, а кастинг, подбор актера на роль "современного" убийцы. Убийцы, который не убивал, но должен понести наказание. Должен не просто должен, а должен по собственному желанию.
  
   - Так... кто же... убил?.. - спросил он, не выдержав, задыхающимся голосом. Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом.
   - Как кто убил?.. - переговорил он, точно не веря ушам своим, - да вы убили, Родион Романович! Вы и убили-с... - прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом. - Как суфлер, я бы сказал.
   - Это не я убил, - прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления.
  
   Порфирий Петрович суфлер или режиссер. Он говорит Раскольникову, чтобы тот говорил, что он убил. Но Раскольников начинает думать, что его в реальности подозревают в убийстве, что это действительно он убил. В реальности, а не только на сцене.
   Скорее всего, так и было. Стреляли из зала или из-за кулис. То есть здесь-то был использован топор, а не пистолет, как в американском фильме. Так был убит Брюс Ли, так был убит его сын. Пули в пистолете, который должен быть заряжен холостыми патронами, оказались настоящими.
  
   С первого взгляда кажется, что актер ничем в реальности не похож на своего прототипа. Так чувствами только. Хотя говорят, что искусство требует гибели всерьез. Это становится очевидным, если рассмотреть "игру" актрисы в предполагаемом фильме ЖЮСТИНА Маркиза де Сада. Ей бы пришлось участвовать в реальных групповых секс сценах. С одной только разницей: она должна будет заниматься порнографией добровольно. В отличие от Жюстины. Но сниматься в таких сценах добровольно тоже можно принудить. Шантажировать каким-либо способом. Например, пообещать в дальнейшем хорошую жизнь, хорошую главную роль. Надо заняться порнографией прежде чем стать Мерлин Монро, надо заняться групповым сексом сначала, а потом вы будете Рабыней Изаурой. Все это логично и соответствует устройству этого мира. Только с конкретикой разобраться сложно. А конкретизация - это не просто расшифровка идеи, это и есть сама идея.
  
   Порнография Раскольникова, к которой его принуждает Порфирий не в том, конечно, что он должен идти на дело с настоящим топором вместо игрушечного. А в чем? Принуждение к добровольному сексу здесь заключается в том, в чем я уже говорил. В его пистолет заряжена настоящая пуля, но Раскольников об этом не знает. Не знает, но на следствии должен признаться, что это он убил. Порфирий и убеждает его в этом. Ведь он же действительно убил, это факт. По сути дела, ничего не изменит ситуация, если стреляли из зала или из-за кулис, а Раскольников стрелял холостой пулей. Пусть будет патроном. Но пуля лучше.
  
   Эта ясная и логичная ситуация усложнена в романе Достоевского тем, что применен вместо пистолета топор. Тут непонятно с первого взгляда, как разделить настоящий пистолет и холостую пулю. Ведь что такое один стреляет холостой пулей, а выходит, что настоящей? Это значит, что в деле не один человек, а двое! Один стреляет, другой вкладывает в пистолет настоящую пулю. Это мог быть пистолет Раскольникова, а мог быть и у кого-то в зале или за кулисами.
  
   Разница только в том, что тогда должен был быть исполнитель, кто-то еще третий, кто стрелял. Не сам же Порфирий сделал это. Интересно, кто бы это мог быть? Свидригайлов? А я так думаю, что Разумихин, как это ни парадоксально. Хотя здесь можно и ошибиться. У Агаты Кристи убийца - это тот, кого меньше всего подозревает читатель. Но не всегда! Иногда тот, кого подозревали сразу, и будет изобличен, как убийца. Правда, сначала надо пройти по всему кругу подозреваемых. И первый будет найден, как последний.
   - Это не я убил.
   - Нет, это вы-с, Родион Романович, вы-с, и некому больше-с, - строго и убежденно прошептал Порфирий.
  
   Здесь два "некому больше-с". Первое, нет больше такого актера "бледного ангела", Миколашка, умеющий играть Мурку не пройдет кастинг. А второе... что же второе? Второе вдруг начинает сливаться с первым. Но в принципе это выбор Иисуса Христа среди Апостолов. Этот, а больше некому. Почему?
  
   Я сейчас провожу аналогию с Иисусом Христом, но роман - это не аналогия, не список с Евангелия. Что же это? Дух тот же? Соприкосновение листов календаря с текстом Евангелия и чистого листа, находящегося в настоящем времени? Двух Иисусов не бывает. Недаром Булгаков называет Его Иешуа. Как говорится: так да не так.
  
   Выбор Иисуса Христа среди Апостолов не решается с помощью таблицы умножения. Вот, мол, пришел Иуда со стражниками Первосвященника и показал, кто тут Иисус Христос. Зачем Его показывать? Его и так все знали. Может быть, это сцена опознания для органов?
   - Це понятые.
   - Це подставные.
   Как в кино? Вы с ним не знакомы, но встречали. Среди кого идет выбор на роль Иисуса Христа? Среди учеников. Среди сыновей Зеведеевых и Петра. А также между Ним, Петром, Иаковом и Иоанном. Они:
   - Це подставные.
  
   Получается, что Иуда должен опознать Иисуса среди троих: Петра и сыновей Зеведеевых. А в другой раз с Иисусом конкурируют опять же Петр, но двое других другие. Это Иаков и Иоанн. Они эти пятеро плюс один хотели спасти Иисуса по заданию всех двенадцати Апостолов. Думаю, что считать все-таки надо не так. Сыновья Зеведеевы, то есть Воанергес и Иаков и Иоанн это одни и те же лица. Хотя это не очевидно. К тому же был среди Апостолов еще один Иаков. Как говорит Стивен Спилберг, воин в бою не знает, что будет дальше. Это знает автор. Так и здесь, встретив сынов Громовых, нельзя сразу решить, что это и есть Иоанн и Иаков. Это другой ракурс. И не зря в одном Евангелии написано, что с Иисусом пошли сыновья Зеведеевы, а в другом, это Иоанн и Иаков. В данном случае такая точность не требуется. Будем считать, что перед Иудой и слугами первосвященников должны были предстать четверо. Это Иисус, Петр и сыновья Зеведеевы, Иаков и Иоанн. То есть берем только крупный план. Хотя можно сказать, что Пикассо, и вообще импрессионизм прославился неточностью, не крупным планом. Например, у Пикассо два человека изображены, как один. С первого взгляда это один. Но если начать разбираться из чего состоит этот один, окажется, что из двоих. Но не только второе впечатление, крупный план, правильно, а первое тоже истинно. Но предстали трое плюс один, тот который бежал за процессией в покрывале. Три плюс один это четыре. И все же, если понадобится малая величина, в которой будет Бог, то их было шестеро.
  
   Удалось ли им сделать это, спасти Иисуса... неизвестно. Теоретически неизвестно, но для верующих - сделать это не удалось. Иисус понял их замысел. Кто-то из Апостолов переоделся Иисусом, в Его роли хотел выступить перед Иудой, но этот Апостол проспал дольше Иисуса, Иисус успел раздеть его и взять назад свою одежду. Свою роль. Этому парню оставалось только набросить на себя покрывало и бежать вслед за удаляющимися стражниками, уводившими Иисуса:
  
   - Это я еврей! - кричал он. Но, как известно, ему ответили:
   - Не шибко тут. Выйди вон из дверей.
   Кто это был? Не знаю. С чем связан поцелуй Иуды тоже не знаю. Он, что, хотел поближе рассмотреть того, на кого надо указать, что это именно Иисус. Указать на другого, На одного из сыновей Зеведеевых, или на Петра.
   Скорее всего, Иисус снял с бегущего за ним человека, не свою одежду, а его. Чтобы в его роли предстать перед Первосвященником.
   - Тогда, оставивши Его, все бежали. Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них. - Евангелие от Марка.
  
   Теоретически может существовать возможная идея Первосвященников, что надо распять не Иисуса, а другого, какого-нибудь Апостола. Сознательно обвинить не того. Пусть тогда Иисус страдает, что за Него пошел на распятие другой человек. Да кстати и чудо не свершится. Не будет Воскресения, не будут рабы свободны. Сложность этой теории в том:
   - Где же тогда Иисус? Куда он девается в этой истории?!
  
   Сомнительно, чтобы они дали Ему жить. Может быть, его распяли в роли одного из сыновей Зеведеевых? Чтобы лишить славы. Чтобы не говорили потом:
   - Я бы тоже так мог. Со славой перед всем миром. - А ведь и говорят.
   Как-то я встретил двух дамочек... нет, не на Арбате. В этот раз на переходе от Бирюлево-товарная до Бирюлево-пассажирская. Они говорят:
   - Покажите, где написано, что вместе с Иисусом были распяты сыновья Зеведеевы, так как они просили в Царстве Его сесть один по правую руку от Него, а другой по левую. Иисус тогда им ответил, что эти апостолы не знают, чего просят. Не знают, что это значит, будут тогда и распяты вместе с Ним. Где? - Они быстро листают Библию, которая всегда с ними. В книге эти дамочки быстро находят нужные места. Жаль только, что не знают о делении мира на две части. Великую теорему Ферма надо изучать. Не смешно. Мне не смешно. В сердце находится эта запись. Ведь они додумались поставить в тексте Библии запятую, которой там нет. Иначе, видите ли, получается не логично. Написано:
  
   - И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.
   Не мог, мол, Иисус так сказать, потому что СЕГОДНЯ в Раю он еще не будет. Надо время для Воскресения, а также должно еще пройти время до Вознесения. Ошибка. В Евангелии-то как раз нет ошибки. И неправильно писать:
  
   - И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе ныне, будешь со Мною в раю. - Эта запятая поставлена неверно принципиально, ибо отрицает существование разных времен. А значит, отрицает и Воскресение, которое и есть объединение времен. Что и доказывает Великая теорема Ферма. Существование разных времен очевидно. Это время чтения Библии и время событий Библии.
  
   Если Иисус сказал СЕГОДНЯ, значит, последующие события будут происходить в РАССКАЗЕ, по отношении к сегодняшнему дню. И если этого не замечается при чтении Библии, значит, произошло Воскресение. Стал возможен переход из одного времени в другое. Стало реальностью обещание Иисуса ученикам, что Он встретит их после воскресения в Галилее.
  
   - По воскресении же Моем встречу вас в Галилее.
   Не зря говорится, что ничего нельзя менять в Библии. Даже запятую нельзя переставлять. Хотя указание о запрете изменять что- либо в Библии дается Переводчику! Тому, кто не то, что запятую - все будет менять. Иначе зачем и переводить. Как можно все изменить, но оставить неизменным? Только с помощь Бога. Этот перевод делается двумя. Переводчиком и Богом. Как это делали пиратские переводчики в девяностые годы. И которые теперь запрещены. Вот один экстрасенс только что сказал, что не видит, где ужасы, предсказанные Вангой в девяностые годы. Запрет божественных переводов девяностых годов американских фильмов - это и есть ужас. Не стремление, не непонимание, а ЗАПРЕТ. Это значит, что кто-то очень хорошо понимает, что значит этот перевод. Что он означает пропаганду ВЕРЫ. Запрет Веры в Бога, разве это не ужас?! Н-да. Кто-то скажет:
  
   - А что особенного? Фильм ужасов продолжается. Вот и всё.
   Нет, думаю, что-то изменилось. Ведь эти переводы уже были. Их уже видели, их уже слышали. Как бы, человек уже видел Воскресение, а говорит, тем не менее, что этого не может быть. Это намного хуже, чем если бы человек просто не понимал и не верил, что Воскресение возможно. Именно из-за этой чёрной неблагодарности и наступит, наконец, Конец Света!
  
   Некоторые говорят, что они не хотели слушать эти гнусавые голоса. Вот не хотели и всё. А сами каждый день стояли в очередях в пункты проката видеокассет и брали по пять штук на день. Как только успевали просматривать. Они думают, что было лучше, если бы был тогда настоящий дубляж. Тоже бы стояли в очередях и брали по десять фильмов на день. Нет! Очевидно, что нет. Ибо до этого же было "настоящее" дублирование, а толку никакого. И теперь есть. Только вместо перевода уже начали применять подстрочник. Враньё, враньё и ещё раз враньё! Почему людям нравятся такие фильмы, как "Холодное лето пятьдесят третьего"? Что, там показывают хорошую жизнь? Но именно про такие фильмы говорил Достоевский, что красота спасет мир. Что же в этом кино красивого? Ответ простой. ПРАВДА!
  
   И такая же красота произведение Федора Михайловича Достоевского Преступление и Наказание. Надо только найти в нем правду. Раскольников обвиняется в убийстве, а Иисус никого не убивал, Он вообще без греха. Но это только так кажется. Ведь Иисус и идет на страдания не за себя, а за грех Адама, за убийство Каина, за грехи человеческие. Можно сказать, что они Его подставили.
  
   Раскольникова тоже подставили. Вроде бы Раскольникова гонят, а Иисус идет добровольно. Но и Иисуса гонят. Его гонит "предающий".
   - Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.
  
   Дух здесь тот же. Это сравнение с Библией не я придумал. Как вы думаете, зачем тут записан зеленый драдедамовый платок, "фамильный", как сказал Мармеладов. Зеленый платок - это платок Марии Магдалины. Ее мы узнаем по платку, даже тогда, когда она далеко от Иисуса, когда мы не видим ее лица. На других картинах она рядом с Иисусом, но всегда в зеленом платке. Он далеко виден, ее не оттеснить от Иисуса. Говорят, что роль Марии Магдалины приуменьшена в Библии. Мне так не кажется. Она крутит всё Воскресение. Куда уж больше. Теперь этот фамильный платок у Сони. У Софьи Семеновны. Так как написано, что этот платок общий (общий такой у нас платок есть драдедамовый), то еще неизвестно, кто мог быть в этом платке в разных местах. И в Библии тоже. Но думаю, сейчас это не важно. Хотя именно так и получается, что здесь в роли Марии Магдалины Софья Семеновна Мармеладова. Вряд ли Достоевский хочет сказать, что Соня той же фамилии, что и Мария Магдалина. Хотя и место, где она живет, называется похоже.
   - Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, единственная отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь, всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим нумером.
  
   Но из Капернаума был Апостол Петр. Мария Магдалина была из селения рядом с Капернаумом. (Магдалы). Может быть, то место было тогда неизвестно, и Достоевский назвал местом жительства Марии Магдалины Капернаум? Все равно это близко и какой-то процент от идеи, что Софья Семеновна из фамилии Марии Магдалины, существует. Кто-то скажет, что Соня не еврейка же, как была Мария Магдалина. Это не аргумент. В Испании при инквизиции много неевреев были евреями. Или наоборот, кому как больше нравится. Один парень тоже сказал, что звать его Семен, а на самом деле это был Миша. Михаил Боярский. К тому же еврейство - это дух. Ведь написано же в Библии, что многие язычники наследуют Царствие Божие, а некоторые евреи Туда не войдут.
  
   Наследование вообще вопрос не простой. Зачем, например, был нужен Иосиф, муж Марии, которая родила Иисуса Христа? Говорят, для того, чтобы провести Иисуса из рода Давидова. Но ведь он не был отцом Иисуса. Его крови не должно там быть. Или все-таки она там была? И куда делся Иосиф, когда Иисус начал действовать, как Иисус Христос? Более того, записано, что Христос родился в Вифлееме, как и Давид. Но Давид родился в другом Вифлееме, в Вифлееме Ефратовом. Не думаю, что Библия ошибается. Легче предположить, что ось Земная изменила наклон и Восток стал Югом, но если написано, что Давид и Иисус Христос родились в одном месте, значит, так это и было. Или по-другому можно объяснить единство этих разных Вифлеемов. Не все координаты наследника должны совпадать с координатами предыдущего царя. Он ведь и есть другой.
  
   И еще есть один аргумент. Координаты, расстояния сознания и реальности НЕОДИНАКОВЫ! Если реальное расстояние сто метров, то сознание выдает тридцать, а то и двадцать метров. Именно поэтому так трудно было, например, найти захоронение Тутанхамона. Карта не соответствовала расстояниям на местности. Воображаемый мир - это Другой Мир. Это ПЕРЕВОД. Сделать этот Перевод могут, как я уже говорил, далеко не все. И уж никак не с помощью таблицы умножения. Правильно. Только с помощью Великой теоремы Ферма. Если написано в Библии, что:
  
   - И сказал народу: пойдите и обойдите вокруг города; вооруженные же пусть идут пред ковчегом Господним, - то это, значит, правда. Но перевод, который делается, не соответствует этой правде. Ну, не мог рухнуть город Иерихон из-за того, что народ громко закричал, а священники трубили в семь труб юбилейных. Если город рухнул от крика, зачем впереди ковчега завета шли военные. Они-то зачем здесь, если предполагалось, что Иерихон и так рухнет, без вооруженных столкновений?
  
   А они изображают войско перед боем, который произошел за восемьдесят лет до этого. То есть это не само событие, а рассказ. Но не простой рассказ о событии, произошедшем за восемьдесят лет до этого, а рассказ, записанный на полях. То есть это текст Ферма на полях книги Диофанта. Оба события объединены Богом, что изображено ковчегом завета. Этот перевод кажется сложным. Но он сложен только тогда, когда мир изображается в виде таблицы умножения. Одной арифметики для перевода недостаточно.
  
   Фантастика, конечно, если Преступление и Наказание окажется римейком Евангелия. Я, по крайней мере, сейчас такими вещами заниматься не буду. Просто я хочу доказать, что Раскольников не убивал, а его подставили. Надо узнать, кто и зачем. Попросту надо ответить на вопрос, кто же тогда убил Алену Ивановну и Лизавету Ивановну? Кто и зачем?
  
   Раскольников много раз говорил, что он не убивал. Что он не согласен, что это он убил Алену Ивановну, а особенно не согласен с тем, что убил и Лизавету Ивановну. Легко разделить пистолет на две части: на холостой патрон и на настоящий пистолет, легко и настоящий топор заменить на игрушечный, но в кино. На театре это сложнее. Ведь нужно, чтобы актер не заметил подмены. Значит, надо менять актера на момент удара настоящим топором.
  
   Теоретически изменения возможны даже внутри образа, то есть можно менять и одного человека. Обоснование это видно у Пушкина в произведение "Когда Макферсон издал "Стихотворения Оссиана". Здесь два человека представлены, как один. Вроде письмо пишет только один другому. Марферсон критику Джонсону, или Джонсон сочинителю Макферсону. Но произведение, текст письма построен так, что начинает фразу один, а продолжает другой. Применительно к Преступлению и Наказанию Достоевского можно сказать, что даже замах делает один человек, а продолжает его, т.е. бьет по голове старухи другой. Вот такая невидимая подстава возможна теоретически. То есть не противоречит устройству этого превратного мира.
  
   В современных фильмах того, кого хотят подставить обычно накачивают наркотиками, веществами, после приема которых человек на некоторое время засыпает и частично теряет память. Надо только, чтобы до этого он публично угрожал тому, кого надо убить. Надо, значит, чтобы был мотив. И потом подставляемому трудно будет доказать свою невиновность. Врача Зосимова тоже придется взять на подозрение. В данном случае ситуация усилена еще и тем, что Раскольников и сам собирался убить старуху. Он кругом только и слышит, о том, что хорошо бы ее убить, денег там полно. Раскольникова подставляют не только снаружи, но и внутри него самого. Ему просто шепчут на ухо:
   - Иди и возьми эти деньги. Старуха это заслужила. Она вошь.
   Вот как это происходит.
  
   - Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором... Господи, неужели?
   Откуда у Раскольникова эти мысли?
   - Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии себя тешу; игрушки! Да, пожалуй, что и игрушки!
  
   - Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту... пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю... Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко... ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило...
   Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор...
  
   Очень странные монологи выдает Родион Романович Раскольников. Как будто собирается на всю жизнь в космос лететь, оставляет неизвестно на кого жену и множество детей. Кто его гонит? И ради чего? Ради трех тысяч, которые кардинально жизнь не изменят. Видны приемы фокусника, который только чуть-чуть, немного изменяет реальность. Сначала показывает рамку, в которую ясно нельзя пролезть, а потом применяет эту рамку в комбинации других вещей, так, без акцента, и чудесным образом в нее можно, оказывается пролезть. Зритель не замечает небольшого увеличения рамки, она ведь такая же по виду, как и первая. Но это другая рамка, она больше. И фокус получается.
   Здесь то же самое. Читателю показывается настрой Раскольникова, чтобы потом сказать:
  
   - Его никто не заставлял, он сам давно готовился убить старуху. - Хотят сказать, что обе рамки были одинаковые. А кто докажет, что не так. Дело-то уже сделано.
   - Он встал на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т - в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. "Господи! - молил он, - покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!"
  
   По этим разговорам можно подумать, что это Каин собирается убить Авеля, но никак не решится. Мечта, которая должна изменить Судьбы Мира! Если предположить, что мечта заключалось не в том, чтобы убить Алену Ивановну, а в том, чтобы стать Наполеоном, суметь преодолеть в себе запрет и стать человеком с большой буквы, то это еще куда ни шло, такая мечта соответствует этим текстам.
  
   Может, и Каин так думал? С моей точки зрения, это полная ерунда. Все эти разговоры про Наполеона соответствую тому, чему они соответствуют в книге. Ничему, это обычные разговоры на кухне или в фойе общежития. Так просто, чтобы только поговорить, о чем-нибудь. За ними реальности ноль. И к тому же, нет логики в этом намерении стать Наполеоном. Мол, есть Наполеон великий, и я еще буду. Ибо к тому времени уже был изобретен Кольт, который уровнял многих людей. И то есть теперь будет:
   - Не я и Наполеон, - а:
   - Я, Наполеон плюс вся Америка! - Что здесь выдающегося? Уже и так давно все равны.
  
   Может быть, Раскольников хотел пробить брешь в человеческом сознании, изменить себя навсегда? Имеется в виду, хотел не другим показать, что он станет Наполеоном, а стать им внутри себя, измениться. Стать человеком, подчиняющимся Другому закону, не просто, по его мнению, а реально. Он ведь так и говорит:
  
   - Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно определен каким-нибудь законом природы. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что он существует и впоследствии может стать известным.
   Разумихин думает, что он шутит, издевается над присутствующими и все. Но Раскольников серьезно заключает:
   - Так есть и будет всегда. - И этому есть подтверждения в Библии. И к "есть" и "будет" можно добавить "так и было". Как это написано:
  
   - И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом.
   - Когда вывели царей сих к Иисусу, Иисус призвал всех Израильтян и сказал вождям воинов, ходившим с ним: подойдите, наступите ногами вашими на выи царей сих. Они подошли и наступали ногами своими на выи их.
   Иисус сказал им: не бойтесь и не ужасайтесь; будьте тверды и мужественны; ибо так поступит Господь со всеми врагами вашими, с которыми будете воевать.
   Потом поразил их Иисус, и убил их, и повесил их на пяти деревьях; и висели они на деревьях до вечера.
   В тот же день взял Иисус Макед, и поразил его мечом и царя его, и предал заклятию их и все дышущее, что находилось в нем; никого не оставил, кто бы уцелел. И поступил с царем Македским так же, как поступил с царем Иерихонским.
  
   Все "дышущее" уничтожалось и в других соседних областях. После сражений иногда брались пленные. Кто должен был быть пленен, а кто убит измерялось веревкой на земле, где лежали пленные. Отмерить веревкой две трети и убить их, одну трети взять в плен.
   - И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю, и отмерил две веревки на умерщвление, а одну веревку на оставление в живых. И сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань.
  
   И это была жестокость, "кровь по совести"! Это делает Давид, на которого все ровняются. Невероятно! И это не просто так, мол, на войне, как на войне, а это приказ от Бога. То есть Закон.
   - И взял Давид венец царя их с головы его; и в нем оказалось весу талант золота, и драгоценные камни были на нем; и был он возложен на голову Давида. И добычи очень много вынес из города.
   - А народ, который был в нем, вывел и умерщвлял их пилами, железными молотилами и сериками. Так поступил Давид со всеми городами Аммонитян, и возвратился Давид и весь народ в Иерусалим.
  
   Разумихин в ужасе, что Раскольников разрешает кровь по совести:
   - Ну, брат, если действительно это серьезно, то... Ты, конечно, прав, говоря, что это не ново и похоже на всё, что мы тысячу раз читали и слышали; но что действительно оригинально во всем этом, - и действительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу, - это то, что все-таки кровь по совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом даже... В этом, стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение крови по совести, это... это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное...
  
   Совесть Давида и Иисуса Навина очевидно отчуждена, она находится у Бога. Они действуют в контакте с Богом. И убивают примерно также, как убивают чужих в фильме "Чужие". Ибо эти чужие с другой планеты и несут для человечества смертельную опасность. Этими чужими может быть уничтожена не большая часть людей, а все. Если такая ситуация существует, то убивать их надо. Но ведь в результате человек меняется, он переходит рубеж и становится именно Наполеоном. Меняется его совесть. Если совесть в нем. Если он неверующий. Если верующий, то он во всем советуется с Богом и не будет "убийство по совести" считать обычным делом. Так ли это?
  
   Всегда ли верующий будет спрашивать у Бога разрешение на убийство? Давид-то не спрашивал, Бог Сам первый начинал этот разговор. Давид имел этот контакт даже, казалось бы, в мелочах, преследовать или не преследовать врагов в конкретном сражении, догонит или нет Давид врагов. И Бог отвечает ему:
   - Догонишь, - просто и ясно.
   Но современным людям, видимо, не дано разговаривать с Богом. Раскольников тоже просит:
  
   - Господи! - молил он, - покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!"
  
   Правда и во времена Давида так просто и ясно разговаривать с Богом мог только Давид. Здесь, конечно, есть большая разница. Все действия Давид выполнял не только по слову Бога, но и РАДИ Бога. Но человек есть человек и даже Иисус Христос просит пронести чашу смерти мимо, но лучше, конечно, как Ты, а не как Я хочу.
  
   Размышления Раскольникова о том, надо ли идти на дело, или нет, тоже можно расценить, как обращение к Богу:
   - Надо это делать или нет?
   Он ждет указания. И указание приходит. Раскольников идет через Сенную, длинной дорогой. И свобода, которую он только что ощущал, испаряется. Подстава срабатывает. Эта подстава и была, как я думаю, рассчитана на Раскольникова. Он думает, что как назло пошел этой дорогой и попался на развод. Но на другой дороге, вероятно, его тоже ждали. Вот как раз этот мещанин со своей женой и должны бы были стать первыми подозреваемыми. Однако о них дальше ни слуху, ни духу.
  
   Лизаветы ведь не должно быть дома, когда пришел Раскольников. Почему она вернулась так рано? Скорее всего, потому что не нашла у самовара этого мещанина с женой, которые приглашали ее на этот чай на завтра. Лизавета пришла, а их нет. Где они? Первая версия, на ограблении старухиной квартиры. Вторая, уехали, выполнив, порученное им дело: устроив Раскольникову этот коридор времени для нашествия на квартиру процентщицы.
  
   Раскольников даже стал суеверен из-за того, что ему постоянно встречались люди, направляющие его на квартиру Алены Ивановны, вокруг него постоянно велись разговоры об этой квартире и об ограблении этой квартиры.
   - Еще зимой один знакомый ему студент Покорев, уезжая в Харьков, сообщил ему как-то в разговоре адрес старухи Алены Ивановны, если бы на случай пришлось ему что-то заложить.
  
   А сразу после заклада Раскольников заходит в трактир и слышит разговор про Алену Ивановну, слышит ее адрес, подробности. Студент:
   - Славная она, - говорил он, - у ней всегда можно денег достать. Богата как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает.
  
   Студент говорит также, что он "бы эту проклятую старуху убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести".
  
   Характеристика Разумихина.
   Пульхерия Александровна Раскольникова назвала его в разговоре с Дуней:
   - Расторопный молодой человек. - Он почти все время находился около Раскольникова, пока тот был без сознания после убийства и ограбления.
   - Понятно, что горячий, откровенный, простоватый, честный, сильный, как богатырь, и пьяный Разумихин, никогда не видевший ничего подобного, с первого взгляда потерял голову.
  
   Раскольников считает, что Разумихин "за меня на распятие пойдет", но не замечает, что "разъяснилось", не берет во внимание это "разъяснилось" в том смысле, что Разумихин во все время болезни следит за ним. И как минимум является запущенным в квартиру Раскольникова роботом. Но и подозревать в убийстве Разумихина вполне можно. Фраза:
  
   - Разумихин побледнел как мертвец, - может рассматриваться не только как понимание Разумихиным, что Раскольников убил процентщицу, но и наоборот: Разумихин мог подумать, что Раскольников понял, что убийство совершил Разумихин, или, по крайней мере, Разумихин только что узнал, что именно он, Разумихин, совершил это убийство под каким-то психотропным воздействием. В этот момент к нему вернулась память об этом ужасном происшествии. Но Раскольников посчитал по-своему, и Разумихин не имел сил противоречить. Теперь Разумихин стал Раскольниковым. Как написано:
  
   - Одним словом, с этого вечера Разумихин стал у них сыном и братом. - Зачем ему вытеснять Раскольникова из жизни? Тайн тут хватает. Написано, что что-то ужасное, безобразное было вдруг понято с обеих сторон. Но это не значит, что одинаково было понятно.
  
   Разумихина трудно разоблачить. Возможно, даже ему самому. Он прикрыт не только словами автора, но и словами героев.
   - Дуня, - остановил ее Раскольников, встал и подошел к ней, - этот Разумихин, Дмитрий Прокофьич, очень хороший человек.
   - Он человек деловой, трудолюбивый, честный и способный сильно любить... Прощай, Дуня.
   Дуня замечает странность в словах Раскольникова:
  
   - Да что это, брат, разве мы в самом деле навеки расстаемся, что ты мне ... такие завещания делаешь?
   - Все равно... прощай.
   Как будто Каин уходит он в другой мир. Мир, в котором не будет места хорошей семейной жизни. Такое же чувство, возможно, испытывал и Адам, поняв, что ошибся, вкусив с Древа Познания. Он-то кому говорил "прощай"?
   Но и его подставили, как Раскольникова.
  
   - Ни слова тут, или я тебя... размозжу! - прошептал в бешенстве Разумихин, хватая за плечо Раскольникова.
   Это "размозжу" Разумихин произносит не редко. Но так получается, читателя принуждают воспринимать эти слова-факты, с юмором. Мол, он это так просто говорит всегда. Но ведь этот парень не редко бывает в запоях, вспыльчив, несдержан, даже печку чуть не сломал в порыве. А читателя заставляют думать, что в благородном. Но так ли это?
  
   Разумихин - это двойник Раскольникова по внешнему виду.
   - Наружность его была выразительная - высокий, худой, всегда худо выбритый, черноволосый.
   - Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок, строен. - Это Раскольников.
  
   Но на роль Иисуса Христа выбрали Раскольникова. Кто разыгрывает эту адскую комедию? Зачем? Какую роль в ней играет Разумихин? Он постоянно рядом с Раскольниковым, и в постоянном контакте с Порфирием. И Свидригайлов на прощанье передает ему привет.
   - Это малый так себе, - говорит Свидригайлов про Разумихина.
   - Кстати... скажите-ка господину Разумихину, что я велел ему кланяться. Так-таки и передайте: Аркадий, дескать, Иванович Свидригайлов кланяется. Да непременно же. - Соня при этом была изумлена. Я так думаю, из-за внимания Свидригайлова к Разумихину. Значит, он знал Разумихина не только по слухам.
  
   Сам Свидригайлов называет себя шулером.
   - Да кто вы такой и зачем сюда приехали?
   - Я кто такой? Вы знаете: дворянин, служил два года в кавалерии, потом так здесь в Петербурге шлялся, потом женился на Марфе Петровне и жил в деревне. Вот моя биография!
   - Вы, кажется, игрок?
   - Нет, какой я игрок. Шулер - не игрок.
   - А вы были шулером?
   - Да, был шулером.
   - Что же, вас бивали?
   - Случалось, А что?
   - Ну, стало быть, вызвать на дуэль могли... да и вообще оживляет.
  
   Я записал упоминание о дуэли так на всякий случай. Есть версия, что Алену Ивановну убили из-за больших денег. Не просто хотели ограбить ее, а забрать ценный заклад, стоящий... сто тысяч. А может быть, миллион. Что бы это могло быть? Пока не важно. Надеюсь, не Чаша Грааля. Хотя чем черт не шутит. А Свидригайлов несомненно черт. Почему? А больше некому-с, - как сказал Порфирий Петрович. Впрочем, сам Порфирий вполне может с ним конкурировать. Про себя говорит:
  
   - Кто я? Я поконченный человек, больше ничего. Человек, пожалуй, чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно поконченный. А вы - другая статья: вам Бог жизнь приготовил.
  
   - Ведь он по две недели таким образом выдерживает. Прошлого года уверял нас для чего-то, что в монахи идет: два месяца стоял на своем! Недавно вздумал уверять, что женится, что все уж готово к венцу. Платье даже новое сшил. Мы уж стали его поздравлять. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!
   - А вот соврал! Я платье сшил прежде. Мне по поводу нового платья и пришло в голову вас всех надуть.
   - В самом деле вы такой притворщик? - спросил небрежно Раскольников.
   - А вы думали, нет? Подождите, я и вас проведу - ха-ха-ха! Нет, видите ли-с, я вам всю правду скажу.
  
   Кругом притворщики, повсюду мошенники. Поэтому вполне логично, что и Раскольников был обманут. Логично, ибо не зря же это ружьё показывается.
   - Не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для меня, что преступления и в высших классах таким же образом увеличиваются и. так сказать параллельно. Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, - и в главных участниках один лектор всемирной истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и загадочной... И если теперь эта старуха процентщица убита одним из закладчиков, то и это, стало быть, был человек из общества более высшего, - ибо мужики не закладывают золотых вещей, - то чем же объяснить эту с одной стороны распущенность цивилизованной части нашего общества?
  
   - Перемен экономически много... - отозвался Зосимов.
   - Чем объяснить? - прицепился Разумихин. - А вот именно закоренелою слишком неделовитостью и можно бы объяснить.
   - То есть, как это-с?
   - А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: "Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть". Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда! На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть, Ну, а пробил час великий, тут всяк и объявился чем смотрит...
  
   Некоторые вещи тут надо прокомментировать. Во-первых, неправильно говорить, что это в России любят разбогатеть на дармовщинку. Примерно так говорил Борис Парамонов на радио "Свобода", когда рухнул МММ, и многие, так сказать, попали на деньги. Но как показали дальнейшие события, дармовщинку любят все. От Японии до Англии и самого Нью-Йорка. Начали рушиться двухсотлетние фамильные банки, как карточные домики. И не только потому, что кто-то хотел заработать на дармовщинку, а двести лет так только и делали. И сегодняшние крахи знаменитых брендов это только подтверждают. Во-вторых, дармовщинка - это закон природы. Ибо бесполезен танец от печки, потому что выдает всегда только один продукт: кирку и лопату.
  
   Добиться результата можно только, стоя на плечах гигантов, как сказал Ньютон. То есть результативен только Римейк. Многие перевели этот римейк Ньютона, как воровство. Ну, не все же гении, как уловить разницу между воровством и римейком? Дух-то ведь очень похож в обоих случаях. И дармовщинка там больше, где деловитость больше, ибо дармовщинка - это высший вид деловитости. Здесь деловитость просто запрещена. Как сказал один известный русский премьер министр:
  
   - Мы за рынок-с, а не за базар-с. - То есть, допускаем и дармовщинку, и деловитость только для князей. И получил то, что хотели. Хотели, как лучше и получили, как лучше. Для себя. Думают, что сотая овца, про которую написано в Библии это они и есть. Тех, кого мало счастливцев праздных. Они скажут:
   - Да разве мы праздные?! Мы же пашем, как индейцы, то есть, как древние негры на Южноамериканских плантациях!
  
   Так это одно и то же: пахать и праздновать. Именно это дано немногим. У остальных-то работы нет. Овца, которую ищет Иисус Христос, это и есть "остальные", то есть почти все. Все, кто не царские слуги и не льготники. Не партейные. Все остальные люди. Поэтому, когда рынок не базар:
   Остальные отвечают, что:
   - А тогда мы за базар-с и не отвечаем-с. - И начали бомбить Москву, как в восемнадцатом веке бомбили Америку на Диком Западе. Просто нет выбора. Ибо и дармовщинка, и деловитость не про нашу честь. А ведь иногда так чего-нибудь такого хочется. Несмотря на то, что для девяноста девяти овец сделано "как лучше", а для остальных "как всегда".
  
   Как говорится: краткость сестра таланта, поэтому премьер министр трансформировал все это многословие в компактную, пригодную для карманного ношения, как сотовый телефон, поговорку:
   - Хотели как всегда, а получилось гораздо лучше.
   Философия, попробуй, догадайся с первого взгляда.
  
   Поэтому если Раскольников чего и переступил так это дармовщинку. Захотел чего-то поиметь. Как и все. То есть, как очень немногие, как сказал Пушкин.
   Так ведь и в Библии написано, что одной работой не оправдаешься.
   В общем, мы пришли к выводу, что всем очень хочется воровать, или, по крайней мере, грабить. Но русским меньше. Как сказал бы Миронов:
   - Любят русские дармовщинку, но меньше, чем другие. Как-то меньше.
  
   Тут надо заметить еще один интересный момент. Хотя об этом уже было кое-что сказано. Когда в кино показывают сны, разные видения, в реальный расчет эти видения и сны не принимают. А ведь они реальны. Чтобы доказать это, надо просто заглянуть в бухгалтерскую книгу, на расходы директора фильма. И статью расхода на привидения там очевидно мы найдем. Ведь съемка же эта проводилась. Вот вчера показывали кино Стэнли Кубрика "С широко закрытыми глазами". Николь Кидман несколько раз на протяжение этого фильма становилась на колени в специфическую позу для секса с летчиком. У зрителя возникает вопрос:
  
   - Так был этот секс или нет? Или это просто так: она только думает об этом. Или, как говорили раньше:
   - Это ему только кажется!
   Вот пришел бы постановщик к товарищу Хрущеву Никите Сергеевичу и сказал:
   - Денег мало, дайте еще.
   - Зачем? На привидения, что ли? Нет, на привидения не дам. И так здесь постоянный Карибский Кризис, а вы еще хотите, чтобы я деньги на привидения, как товарищ Сталин давал.
   - Не дал?
   - Нет.
  
   Никита Сергеевич не дал денег на сны и привидения не потому что не верил в привидения, наоборот. Ведь почему философам в МГУ дана установка называть и считать доктора Фрейда дураком и бараном? А именно потому, что тогда денег вообще ни на что бы не хватило. Официальное признание существования призраков означало бы признание их материальности.
  
   А за материю, как известно, надо платить. А платить за всех призраков, возможности нет. Тем более, за иностранных. Хотя, конечно, это не значит, что Никита Сергеевич не верил в призраков. Верил, конечно. Только статья "Призрак" в СССР проходила по секретному ведомству.
  
   - По космическому?
   - Масштабы этого ведомства намного больше космических. Это ведомство называется:
   - Призрак Коммунизма! - Вот, где все наши деньги.
   Материальность, материальность, и еще раз материальность. Что и требовалось доказать. И так как мы доказали, что сны и призраки материальны, что подтверждено многочисленными бухгалтерскими книгами Советского Союза, перейдем к цитате из Ф.М. Достоевского.
   - Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику. Боже, что это за крик! Таких неестественных звуков, такого воя, вопля, скрежета, слез, побой и ругательств он никогда еще не слыхивал и не видывал. Он вообразить не мог себе такого зверства, такого исступления. В ужасе приподнялся он и сел на своей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь. Но драки, вопли и ругательства становились все сильнее и сильнее. И вот, к величайшему изумлению, он вдруг расслышал голос своей хозяйки. Она выла, визжала и причитала, спеша, торопясь, выпуская слова так, что и разобрать нельзя было, о чем-то умоляя, - конечно, о том, чтобы ее перестали бить, потому что ее беспощадно били на лестнице. Голос бившего стал до того ужасен от злобы и бешенства, что уже только хрипел, но все-таки и бивший тоже что-то такое говорил, и тоже скоро, неразборчиво, торопясь и захлебываясь. Вдруг Раскольников затрепетал как лист: Он узнал этот голос; это был голос Ильи Петровича. Илья Петрович здесь и бьет хозяйку! Он бьет ее ногами, колотит ее головою о ступени, - это ясно, это слышно по звукам, по воплям, по ударам! Что это, свет перевернулся, что ли? Слышно было, как во всех этажах по всей лестнице собиралась толпа, слышались голоса, восклицания, всходили, стучали, хлопали дверями, сбегались. "Но за что же, за что же, и как это возможно!" - повторил он, серьезно думая, что он совсем помешался. Но нет, он слишком ясно слышит!.. Но, стало быть, и к нему сейчас придут, если так, "потому что... верно, всё это из того же... из-за вчерашнего... Господи!" Он хотел было запереться на крючок, но рука не поднялась... да и бесполезно! Страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его... Но вот наконец весь этот гам, продолжавшийся верных десять минут, стал постепенно утихать. Хозяйка стонала и охала, Илья Петрович всё еще грозил и ругался... Но вот наконец, кажется, и он затих; вот уж и не слышно его; "неужели ушел! Господи!" Да, вот уходит и хозяйка, всё еще со стоном и плачем... вот и дверь у ней захлопнулась... Вот и толпа расходится с лестниц по квартирам, - ахают, спорят, перекликаются, то возвышая речь до крику, то понижая до шепоту. Должно быть, их много было; чуть ли не весь дом сбежался. "Но Боже, разве всё это возможно! И зачем, зачем он приходил сюда!"
   Раскольников в бессилии упал на диван...
  
   Вот если бы Илью Петровича, помощника квартального надзирателя, поручика спросили:
   - Можете ли вы такое дело провернуть? - Что бы он ответил? При такой постановке вопроса и при соответствующем гонораре ответ не кажется однозначным. Сыграть такую роль мог бы. Ничто человеческое актеру ведь не чуждо. Так же, как и Николь Кидман. Прекрасная замужняя дама. Без особых затруднений. Представляет себя. Стоящей в позе, в простонародии называемой "рак". С незнакомым.
  
   Точнее, с очень малознакомым, летчиком. И это чуть ли не каждый день. Нонсенс. Она снимается в этой сцене и раз, и два, и три, и пять - до тех пока это дело не становится привычным. А читатель, то есть зритель все продолжает думать, что ей "это только кажется".
  
   Напрашивается вывод: и поведение Николь Кидман, и поведение Пороха Ильи Петровича в вышеописанной сцене ужаса логично, если только они делают это "по заказу". А так Илья Петрович такой же простой, честный парень, как и Разумихин. Просто только вспыльчивый. Сдуру таких дров могут наломать. А рабыня Изаура тоже "сдуру" может заняться порнографией. Не без того, конечно, как говорит Достоевский, что "среда заела". То есть прежде чем стать Рабыней Изаурой надо обязательно какое-то время поиграть в порнографию. Нет, это правда, Как говорят некоторые:
   - Это бывает.
  
   И...тем не менее... мотив... какой мотив? Ведь должен быть мотив для этой облавы. Очень мало конкретных указаний. В отличие от "Игроков" Достоевский решил и героя, и читателя поставить только с одной стороны "перегородки".
   - Без нас вам нельзя обойтись, - говорит Порфирий Петрович. Как это понимать? И все-таки, сколько этих "нас"? Кто входит в эту группировку? Мать его и сестра его входят? Катерина Ивановна, которая уже хочет только, чтобы ей дали "умереть спокойно".
  
   - Дайте хоть умереть спокойно, - можно сказать, что это была любимая ее поговорка.
   А чего стоит упоминание о двух высокопоставленных чиновниках? Замешаны они в этом деле или просто так о них упомянуто, для общего представления об обстановке в России?
   - Несколько лет тому назад в провинции, еще начиная только устраивать свою карьеру, он встретил два случая жестоко обличенных губернских довольно значительных лиц, за которых он дотоле цеплялся и которые ему покровительствовали. Один случай кончился для обличаемого лица как-то особенно скандально, а другой чуть-чуть было не кончился даже и весьма хлопотливо. Вот почему Петр Петрович положил, по приезде в Петербург, немедленно разузнать, в чем дело...
   - Ему надо было только поскорей и немедленно разузнать: что и как тут случилось?
  
   Связан этот фрагмент с центральным сюжетом или нет? И вообще, все ли сцены связаны с расследованием убийства женщин? Или это просто описание Петербурга? При чем в этом романе Катерина Ивановна и ее семейство? А лошадь зачем? Может подключить сюда Булгакова с его котом, Коровьевым, и Воландом? Михаил Булгаков точно пользовался Преступлением и Наказанием для Мастера и Маргариты. Взять хотя бы начало:
  
   - В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту.
   И:
   - Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина.
  
   Оба эти произведения явно написаны на тему Евангелия. Но что это значит, в какой степени?
   В фильме Мела Гибсона сатана погибает, или теряет какую-то часть своих владений, теряет часть самого себя, может быть. Здесь Свидригайлов стреляется, когда Раскольников делает явку с повинной, несмотря на то, что он много раз говорит:
   - Я не убивал!
  
   А шулер стреляется. Фантастика! И само "событие" Аркадий Иванович Свидригайлов называет фантастическим! Материальный мотив вроде бы не просматривается. Не мог Свидригайлов застрелиться из-за денег. Не видно его волнений по финансовому поводу. Наоборот, он говорит, что ему хватает, и сам предлагает десять тысяч сестре Раскольникова Дуне. В качестве компенсации...
  
   Вот только что сказал Высоцкий Шарапову, что неслыханных преступлений не бывает. Что-нибудь, с кем-нибудь уже было. Тридцать первое декабря, весь сериал показывается. Пишу и смотрю кино. А какое кино смотрели они?
  
   Если Булгаков взял отсюда своих персонажей, кто здесь Воланд? Порфирий Петрович? Скорее, это Понтий Пилат. Или Первосвященник. Или Кот. Маленький, лысый притворщик. Кроме Свидригайлова я никого не вижу на роль Воланда. Разумихин на роль Коровьева не потянет. Вот чего не может, потому что не может быть никогда, так это Разумихин в роли Коровьева!
  
   Он скорее мог бы выступить в роли Петра. Если предположить, что использовался Порфирием в тёмную. Передавал какую-то информацию Раскольникову от Порфирия, а потом разговоры Раскольникова становились известны Порфирию через посредство Разумихина. Но я думаю, что Разумихин был в деле сознательно. Об этом свидетельствуют слова Насти. Разумихин говорит:
  
   - Не худо бы, Настасьюшка, чтобы Прасковья Павловна бутылочки две пивца откомандировала. Мы выпьем-с.
   - Ну уж ты, востроногий! - пробормотала Настасья и пошла исполнять повеление.
   - Настенька, хошь пивца?
   - И, ну те к проказнику!
   - Это уж был венец; вот и она знает...
   - Усахарил, - пробормотала Настасья, плутовски усмехаясь.
   - Да вы бы внакладочку, Настасья Никифовна.
   - Ну ты, пес! - вдруг крикнула Настасья и прыснула со смеху.
  
   И далее Настя называет Разумихина:
   - Ишь, тварь!
   Ещё:
   - Пашенькой зовет! Ах ты рожа хитростная! - проговорила ему вслед Настасья.
   Эти фразы Настасьи не Никифоровны, а почему-то обязательно Петровны не обязательно должны характеризовать Коровьева, но они пробьют брешь в любом образе, претендующем на роль Апостола Петра. Хотя, я уверен, что и Апостол Петр согласился бы на роль Разумихина, лишь бы быть рядом с Иисусом Христом.
  
   - Говорит Ему Петр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобой, не отрекусь от Тебя.
   То есть, беру назад своё слово: Коровьев из Разумихина получился бы. Коровьев ведь это двойной человек: рыцарь, любящий серьёзно пошутить. А шпионить за другом рыцарь может? Может, если он в одной группировке с Порфирием Петровичем. Шпионить это его профессия. Хотя и не всегда своими глазами.
  
   Открыть здесь можно немало секретов, но качественного перехода не происходит. Потому что я всё равно не понимаю, что тут происходит.
   Кстати, вот еще один секрет. Я знал, точнее, знаю, что роман этот распечатывается внешними источниками. И вот сегодня смотрю распечатку фокусов Гудини. И, оказывается, переход из одной комнаты в другую осуществляется через пол! В отличие от квартиры Порфирия, квартиры Свидригайлова и Сони, квартира старухи не имела запертой двери. И всегда стоял вопрос, и перед Раскольниковым в том числе, кто еще мог убить старуху, если в квартиру больше нет входов? Нет второго входа! А он есть, он был! Дьявол приходит из-под земли. А в данном случае с третьего этажа, где никто не жил.
  
   "Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?.. - подумал он невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: "Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна старухина квартира занятая. Это хорошо... на всякий случай..." - подумал он опять и позвонил в старухину квартиру.
  
   Это было перед преступлением. А вот после:
   - Вот и квартира второго этажа, где работали Николашка и Митька: "Заперта: и дверь окрашена заново; отдается, значит, внаем". Вот и третий этаж... и четвертый... "Здесь!" Недоумение взяло его:..
  
   А вот во время ограбления:
   - Он уже хотел выйти, но вдруг этажом ниже с шумом растворилась дверь на лестницу, и кто-то стал сходить вниз, напевая какой-то мотив.
  
   Здесь можно заметить, что перед преступлением освобождалась квартира не на третьем, а на четвертом этаже. Поэтому, когда во время преступления Раскольников открывает дверь и кто-то начинает спускаться из третьего этажа, он не удивляется. Хотя мысль о противоречии в стрессовом состоянии могла возникнуть.
  
   - Квартира освобождалась, то есть она должна быть пуста, а из нее вдруг выходит человек! Тем более это чувство должно возникнуть после. Он должен был в нем разобраться и обнаружить, что это ошибка, никакого напевающего привидения не было, всё было натурально, как в жизни. Даже если бы не было в тексте романа подтверждения, я бы все равно считал, что именно в романе написано, что преступники появились в квартире старухи процентщицы через пол. Как в фокусе Гудини. Ведь текст находится в воспоминании, как написано:
  
   - Потом, при воспоминании об этой минуте, Раскольникову все представлялось в таком виде.
   В каком виде ему представлялось преступление, если он забыл, что квартира на четвертом этаже освобождалась действительно перед преступлением, но это было во время ПРОБЫ. А во время второй пробы, то есть во время дня убийства старухи была свободна и квартира на третьем этаже! Он заметил это, когда шел мимо:
  
   - Но вот и четвертый этаж, вот и дверь, вот и квартира напротив; та, пустая. В третьем этаже, по всем приметам, квартира, что прямо под старухиной, тоже пустая: визитный билет, прибитый к дверям гвоздочками, снят - выехали!..
   Фантастика.
  
   Когда Раскольников приходил в старухину квартиру после преступления, он задержался на третьем этаже, но без размышлений прошел мимо:
   - Вот и третий этаж...и четвертый... "Здесь". Недоумение взяло его. - Только три точки (...) после третьего этажа. Он не вспомнил, что там никого нет. Удивительного, между прочим, ничего нет. Даже Конан Дойль, автор Шерлока Холмса, верил, что Гудини на самом деле проходит через стену. Потому что этот фокус основан на реальности:
  
   - Дьявол появляется именно из-под Земли, и таким образом незаметно встает между человеком и Богом.
   Вполне возможно, Раскольников не заметил этого противоречия именно потому, что из квартиры после убийства выглядывал уже не он. Замена актера была произведена уже на лестнице в четвертый этаж.
  
   Кирпич поднят. Но не на вытянутую руку. Болты тайной комнаты зашатались, но дверь, по-моему, осталась закрытой. Честно говоря, не ожидал. Пройдем еще раз по некоторым моментам текста, может быть, еще что-нибудь удастся зацепить.
   Барахольщик и его жена. - Думаю, они и убили обеих сестер. Только неизвестно, что они взяли. Что же все-таки там было заложено? Надеюсь, не корона российской империи.
   Была ли Лизавета "в доле"? - Кажется, нет. Ее использовали "втемную".
  
   С какой стати так подобно описывается такое зачумленное убийство "лошадки"? За что убили бедную лошадку? Думаю, здесь описывается попытка достроить Вавилонскую Башню, после того, как Бог спустился на Землю и смешал языки.
  
   - На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели разсеемся по лицу всей земли.
   - И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их; так чтобы один не понимал речи другого. И разсеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон; ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда разсеял их Господь по всей земле.
  
   Здесь дело не в том, что люди перестали понимать друг друга, из-за того, что стали говорить на разных языках. Должны же были появиться переводчики! Не успели? Нет, времени было много. Ведь сколько надо времени, чтобы расселить всех людей по всей земле? Очень долгая история. Вон даже на БАМ или на Целину не смогли их вывезти за период строительства коммунизма. Зачем комаров кормить, буду лучше переводчиком! И думаю, было их видимо - не видимо. И делали они переводы инструкций и изобретений, как строить Вавилонскую Башню. И образец этого перевода представлен здесь Достоевским, как текст убийства "бедной лошадки". Ведь настоящий, "пиратский" перевод делается ВМЕСТЕ с БОГОМ! А люди хотели сделать его сами, без Него. Люди, как и сегодня, забыли, что для перевода нужно два переводчика, а не один. Я и Бог. Почему нынешние переводчики не хотят делать перевод вместе с Богом? Они говорят:
  
   - Он не точный. - Фантастика. Он, видите ли, неточный! Они так говорят, как будто видят печку, от которой идет танец. Как будто знают, что собственно они переводят. Думают, что видят перед собой подлинник, на который надо ровняться. Между прочим, они совершают знаменитую операцию, акцентированную в Библии, как выбрасывание Краеугольного Камня. Именно поэтому в Библии описана, казалось бы, незначительная деталь:
  
   - И стали у них кирпичи вместо камней! - Какая разница между кирпичом и камнем? А разница в точности. Кирпич-то точнее неровного камня! В неровности был Бог, а здесь, в точном кирпиче, места Ему не осталось. По этой же причине в Евангелии написано, чтобы люди не выкашивали точно поле, а оставляли углы. Надо оставлять место Богу. (Текст в Библии).
  
   Рассказ про "бедную лошадку" это никому еще неизвестный знаменитый Вавилонский перевод, разрушивший эту знаменитую Вавилонскую Башню.
   - Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. - К кому обращены эти слова? А они обращены именно к Богу.
   Хотел оставить слова Стивена Спилберга на завершение этого эссе, но думаю, лучше привести их здесь:
  
   - Мне кажется, что люди хотят услышать сначала иностранный текст, а потом перевод. - Стивен Спилберг, режиссер "Мечты". То есть переводчик прошлого и будущего.
   Первоисточник и перевод - это и есть Подлинник. Переводом какого же события является Преступление и Наказание?
  
   Приведу еще один пример "точного", "научного" телевизионного перевода. Жан-Клод Ван Дамм бьётся с гориллой. Таким здоровым, высоким персом. Обычно этот парень с косой раздирает своих противников пополам. Берет за обе ноги и так безжалостно раздирает человека практически на две части. Но конец видеозаписи был испорчен. Именно в этом конце перс раздирал противника пополам, путем разведения его ног, как можно дальше друг от друга.
  
   Но конца этого не видел Жан-Клод Ван Дамм и его черный, хромой тренер. Пленку специально испортили. Тем не менее, этот черный, хромой тренер догадывался, что именно так будет и в этот раз. Тем более, что у Ван Дамма было сломано ребро.
   И вот почти уже в конце боя измотанный ударами в колени и в лоб Жан-Клод Ван Дамм падает в очередной раз на пол. Всё, приехали, финита ля комедия! Нет! Оказывается, еще нет! Этот парень, черный, хромой негр говорит:
  
   - Вставай, мать твою! Ты чё, в натуре, нюх потерял! Давай, родной, ты же можешь! - А откуда можешь-то? Ведь этот его друг негр почему был хромым? Раньше он тоже был бойцом. В своё время его тоже подставили, и он попал на такого же горилу. Отделался хромотой. Почему же тогда он в этом ТЕЛЕВИЗИОННОМ переводе говорит: давай, вперед! Мол, давай, иди, пусть тебе башку оторвут. Точнее, раздерут на двое, взявшись за обе ноги.
   Ответ простой:
  
   - Ему велели! - Кому, кто?! Негру? Нет, не негру, а переводчику, а уж он "точный и научный" переводчик заставил негра порочь чушь. Кто "велел" телевизионному переводчику делать заведомо неверный перевод? Как кто? Тренерский совет, руководители партии и правительства. Конкретно командует парадом студия, где делался перевод по заказу ТВ.
  
   - А как же? Как же иначе будут выступать наши спортсмены? Если даже их личные тренеры отказываются их поддерживать в последнюю минуту, можно сказать, жизни? Кто поведет спортсмена в последний и решительный бой? Кто отдаст последний приказ солдату, если не его личный политрук?
  
   Может быть, это и так. Но дело в том, что не было такого приказа. Не было! Не написано этого в приказе, который получает политрук. Впрочем, нет, телевизионный тренер получает, именно получает такой приказ:
  
   - В атаку! - И этот ложный приказ исходит не из первоисточника, не от Бога, а от посредника. Посмотрите, сколько тут посредников, сколько заинтересованных лиц, отдать приказ, которого не было в первоисточнике: это и руководитель переводческой студии, которому совершенно неохота самому заниматься еще и переводами, ему больше нравится в гольф играть. Играть поддельных героев войны тоже больше не хочется. Возраст не тот. Лучше буду командовать. То же самое можно сказать и про заказчика, про телевизионное начальство. А что можно сказать про самого бесправного переводчика? Тем более, про чтеца или чтицу переводов? Они все, как штамповка, как клоны девчонки и фильма "Девчата". Клоны девчат. И все эти Роберты де Ниро, Джеки Николсоны, Томы Крузы, Жаны-Клоды Ван Даммы - сплошные Кавказские Пленницы. Точность их чтений переводов такая:
  
   - Здесь человека напополам раздирают, а они всё песню про медведей поют. Не зря ее запрещали. Действительно, только диву даёшься, как это можно так переводить и тем более так читать переводы. Ребята не понимают, точнее, просто не знают, что надо переводить, и, как Разумихин переводят "от себя".
  
   Ну, а вот пиратский перевод, перевод БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ, то есть демократический, то есть перевод демоса, толпы, в общем настоящий божественный перевод:
   Жан-Клод Ван Дамм падает под ударами гориллы. Хромой тренер нагибается к нему и говорит:
   - Не вставай, лежи, он тебя убьёт! У нас и так будут деньги. Я поставил на Перса.
   - Не на того поставил, - говорит Жан-Клод Ван Дамм и поднимается. Кругом грохот аплодисментов! Кому они аплодируют? Тренеру? Бойцу? Они аплодируют тебе, ПЕРЕВОДЧИК!
  
   Тебе Дмитрий Петров, Андрей Гаврилов, Леонид Володарский, Василий Горчаков. И многим другим. Хотя, конечно, их было не очень много. Десять, я думаю, было. А может, двенадцать, как апостолов. А может быть, их было девять, тех, кто спасал рядового Райана. То есть нас, то есть толпу, то есть демократию. То есть путь прямо от Бога в ваше сердце.
  
   Бывает, что переводчик пишет:
   - Они стояли у окна. - Но ведь в первоисточнике черным по белому было:
   - Они трахались у окна. - Это, что, одно и то же? Или прибавляет образа недосказанность?
   - Мы могли сказать, конечно, что они на самом деле трахались, - говорит официальный Гоблин, да ведь это неприлично. Так-то мы, конечно, знаем, что они, Адам и Ева должны были трахаться, чтобы мы появились, это понятно.
  
   Нет, ребята, ничего вам не понятно. Ваш перевод всегда, я повторяю, всегда несет ДЭЗУ, как необходимый составной элемент, как гробовую наследственность. Это перевод мертвых, а не живых.
  
   Анна говорит:
   - Конец света должен был быть в войну, когда было плохо. Почему он предполагается сейчас, когда всё хорошо, в общем-то?
   Вот этот вавилонский перевод и указывает, что сейчас всё очень плохо.
  
   Покорев - студент. Появляется на один миг и исчезает навсегда. Скорее всего, несколько разных студентов в воспоминаниях превращаются в одного. Как говорит Достоевский постоянно:
   - Впоследствии. - Впоследствии получается, что прошлое меняется. Написано: "... один знакомый ему студент...". Буквально через десять сантиметров, в следующем абзаце говорится:
  
   - Почти рядом с ним на другом столике сидел студент, которого он совсем не знал и не помнил...". После слова "впоследствии" оба эти случая, оба эти абзаца уже составляют не только последовательность, но и могут существовать в одном времени. И последовательность событий может даже меняться! Вспомнить события - это не значит повторить эти картины мира еще раз. Очевидно, что существуют уже тогда два мира: который был и который повторен. Прошлое начинает существовать из будущего. По сути дела, это тоже перевод. Может быть, даже совсем вольный, творческий перевод, который можно назвать римеком.
  
   Когда Ной отправлялся в свой поход, что, собственно, он делал? Точнее не Ной, а Бог. Он, я думаю, решил заново перечитать написанное, Так сказать, "вспомнить всё" еще раз. Всё это не только то, что было до Потопа, но и то, что было в Будущем! Из Будущего начинается отсчет Потопа. И тогда понятно, как Ной мог собрать "всех тварей по паре". Он просто взял с собой банк данных ДНК всех жителей Земли, и человека, и животных. Иначе, как он мог собрать всех? Ведь он должен был, как я понимаю, взять буквально всех по паре, в том числе и совсем маленьких жучков и паучков, и биологический Щит Земли - жителей микромира, микробов.
  
   Получается, что собирал не Ной, а Бог. Как эти дела Бога представлялись Ною? Что, конкретно, Ной должен был делать, чтобы собрать ВСЕХ! Посмотрим потом. Итак:
   - События в романе Достоевского существуют как во временной последовательности, так и в одном времени. СОЗНАТЕЛЬНО! Он сознательно писал так реальный мир. Как живописец с натуры. Как Ван Гог.
  
   Я провожу аналогию с Библией не потому, что уже на сто процентов уверен, что Преступление и Наказание - это перевод какого-то текста из Библии, но очевидно, что роман написан по той же логике текста, что и Библия, Новый Завет. Всё дело в логике. А в логике самое важное это посылка.
  
   Чаще всего просто не замечается, какая посылка взята для рассмотрения события. Вот интересный пример, буквально вчерашнего дня. Далее про Гениса, Шекспира и геноцид украинского народа. Ученые говорят правильно, но когда это идет на радио Свобода, создается впечатление истинности слов ученых. Однако, как написано в Библии, история, ученые истины - это так только для домашнего пользования, но отнюдь это не Истина. Поэтому Геноцид украинского народа назван геноцидом логично украинским судом. Стратоцид это ошибка, это логика провинциального драмкружка. Текст в Библии: О значении истории.
  
   Вчера Александр Генис сказал, что Камерон в фильме Аватар не назвал источники фактуры. Как Шекспир. Камерон, как Шекспир берет, что хочет. Не сказал про Андерсoна и про Стругацких. Про Александра Гениса можно сказать, что он очень наблюдательный критик, замечает точку, где находится противоречие, где скрыта истина.
   Но вывод делает ошибочный. Допускает логическую ошибку. Разберемся. Камерон поступает, как Шекспир. А Шекспир, как поступает? Берет, что хочет и где хочет? Нет, не то! Шекспир берет, что хочет и где хочет... Но предложение это не окончено, ибо Шекспир не упоминает авторов текстов, которые он использовал потому, что так поступают ВСЕ! Как и говорил Александр Сергеевич Пушкин:
   - Надо делать, как все.
  
   Можно бы ответить, что художественное произведение - это не научная статья, и составлять список авторов, работы, которых были использованы в этой статье, не нужно. Но это мелочь, дело не в этом. Хотя в принципе дело как раз в этом. Научные работы не обладают мистикой. Само мистическое устройство мира может рассматриваться, но рассказ об этом устройстве не может быть мистическим.
  
   Научная работа излагается простым, как таблица умножения, языком. Отличие мистического, художественного произведения в том, что здесь рассматривается не только последовательность событий, но и расположение частей относительно друг друга. Именно так писал свои произведения Кант.
  
   Между прочим, почувствовать эту возможность не делать сноску, не упоминать названия источника, который был использован, очень непросто. Это получается далеко не всегда. Это происходит, когда последовательность: Андерсoн - Камерон в Аватаре окажется в одном времени по отношению к первоисточнику. И тогда получается, что и Камерон, и Андерсoн берут информацию оба из третьего места. И Камерон "вспомнил" эту информацию при чтении Андерсoна. Именно в этом все дело, в том, что мир устроен так же, как художественное произведение. А Александр Генис рассматривая реальность, литературу в эту реальность не включает. Попросту не включает в событие наблюдателя. По его мнению, бинокль, с помощью которого удалось увидеть звезду, не имеет никакого отношения к этой картине, к картине, на которой появилась, наконец, эта звезда. Да-а... Надо бы убрать это последнее предложение, но думаю оно будет иметь значение к открытию загадки Вифлеемской Звезды.
  
   По логике, ошибка упоминать Стругацких, если сказано Пандора. Это будет тавтология. Ибо они уже упомянуты этим словом "Пандора".
  
   Александр Генис делает необоснованную посылку. Считает само собой разумеющимся движение времени в одном направлении: от прошлого к будущему. Здесь не надо брать сложных интегралов и дифференциалов. Ошибка ОЧЕВИДНА! Возьмите книгу и посмотрите: все времена по отношению к времени книги, по отношению к автору находятся в одном времени. И, следовательно, не обладают последовательностью, а стоят все сразу, как на картине. Можно возразить, что Александр Генис имеет то обоснование, что в жизни-то не так, мы не видим относительности, и воспринимаем реальность, как течение времени только в одном направлении, и как будто это происходит в прямом эфире, а не в рассказе.
  
   Здесь не нужно, не обязательно ничего доказывать про жизнь, можно сделать проще:
   - Так мы и говорим про кино, про художественное произведение.
   Кажется, что реальность, обозначаемая связкой Камерон - Андерсoн не входит в кино, то есть находится не в рассказе, а существует сама по себе, как объективная реальность. Нет, потому что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Посмотрите, разве разговор об Андерсoне или о братьях Стругацких это не воспоминание? А разве воспоминание - это не рассказ. Это и есть "впоследствии" Достоевского.
  
   Сбивает с толку то, что в жизни, в отличие от книги или кино, мы не видим автора. Но и в жизни он есть. Это Вера. Если мы не можем разговаривать с Богом, как это было дано Давиду, то у нас есть Вера. Она и существует для того, чтобы мы не выдумывали того, чего не видим. А не наоборот.
  
   Человек тем более если он литературный критик не может реальность считать художественным произведением даже если это очевидно. Как это почувствовать, когда? А вот именно тогда, когда вы почувствуете, что можете не упоминать Андресoна. Если начнете колебаться, успокойте себя тем, что тогда для полного счастья пришлось бы упоминать всех изобретателей букв от А до Я. А это очень долго. К тому времени уж и пьеса закончится.
  
   Итак, сноска в художественном произведении это логическая ошибка. Корректорша довольно долго вела споры с Агатой Кристи, пытаясь заставить писательницу сделать эту сноску. Но Королева ни за что не захотела это сделать. Нет и всё. Повторю еще раз это рассуждение:
  
   Агата Кристи написала слово КОФЕ так, как его пишут на банках кофе, а корректорша сделала правку, и написала слово кофе так, как оно пишется в учебнике. Это можно изобразить как разное написание слова АРАБИКА. Как:
   - Арабика, - и так сделала Агата Кристи, и:
   - "Арабика", - переправила ее корректорша.
   Для доказательства своей правоты Агата Кристи принесла банку кофе, где и было изображено ее написание. Корректорша принесла учебник, где было другое, "правильное" написание этого слова. В нашем случае у слова "Арабика" должны быть кавычки.
  
   Требование кавычек - это и есть требование упомянуть Стругацких и Андерсoна. В данном случае требование упомянуть УЧЕБНИК. Агата Кристи ни в какую!
   А кто согласится в здравом уме и трезвой памяти, понимая в чем дело, поставить кавычки. А в чем дело? А в том, что требование кавычек - это указание солдату сдать свою боевую гранату и пользоваться учебной. Агата Кристи неоднократно трясла своей боевой гранатой, реальной банкой кофе перед корректоршей - нет, отвечала та, это неправильное написание, это не настоящая граната, настоящая находится у нас в учебном классе, и в нее не кладут заряд. Нет, нет и нет, и всегда так делается. Годами, десятилетиями лежат у нас в классе учебные гранаты. Зачем тогда нас учат не класть заряд в гранату?
  
   Вот почему Камерон не упоминает источник. Это значит превратить свой фильм в учебник. Не в реальность, а в учебник. Надо бы Стивену Спилбергу сказать перед началом фильма "Спасая рядового Райана" про атаку на пляже Омаха:
  
   - Не бойтесь, ноги там отрывают ненастоящие, пули, в общем-то, дерьмо, никого они убить не могут, и атака эта выдуманная. Ведь реальная-то была лет шестьдесят назад. Ну, примерно, как в случае атаки на Иерихон Иисуса Навина. Ничего не было!
  
   Вот что значит сноска:
   - Ничего не было, ничего нет, и ничего не будет. Три шестерки - это кавычки для реального мира. И требование Бога, что Он один это требование убрать кавычки, то есть посредника между Ним и людьми. Вот за что сражалась Агата Кристи с корректоршей: за Божественное устройство мира. Как говорится, ни больше, ни меньше.
  
   Говорят, что продюсеры Аватара не верили в большой коммерческий успех фильма. Почему? Ясно почему. Например, в России чего хочется людям посмотреть? Хочется узнать, как добиваются успеха современные деловые люди. Как они устраивают подпольные казино, как им удается подкупить чиновников. Как эти люди развлекаются на стрельбищах. Вообще это новый удивительный мир. Это - очень интересно. Но это не настоящая реальность. Аватар - вот реальность, вот - мечта. Как в детстве. И по сравнению с этой детской мечтой успехи современных банкиров, шулеров, умных бесстрашных чиновников можно рассматривать как внезапный мрак иль что-нибудь такое.
  
   Эти две стороны, как Свет и Тьма, два сына гармонии, точнее сын и дочь - это гармония. И Тьма вдруг начинает делать предъяву Свету, что он, мол, недостаточно проработан. Тьма, видимо, надеется, что глупый Свет не поймет: проработка сделает его тьмой.
  
   Теперь рассмотрим Геноцид. Первое утверждение против правильности решения украинского суда.
   - Не одних украинцев уничтожали Иосиф Сталин, Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович. Они уничтожали всех, и русских, и украинцев, и татар, и грузин, - так было сказано. - А это уже не Геноцид. Ибо Геноцид - это уничтожение людей одной нации.
  
   Ну, так остальные не требуют сатисфакции! А если они не требуют, так и Геноцида, что ли не было? А что было тогда? Стратоцид? Нет, именно Геноцид, ибо и говорит за себя Украинский Народ.
  
   Второе возражение. Уничтожались в самой Украине не все, а только сельское население, не пожелавшее стать рабами государства. Там тоже были и русские, и украинцы, и татары, и грузины. И значит, это опять не Геноцид, а Стратоцид. И опять, украинцы говорят за себя, если другие не хотят защищаться.
  
   Ученые так пристали к этому Стратоциду неспроста. Ведь что такое этот Стратоцид? На какие мысли он наводит? Какое создает впечатление? А он создает впечатление ЧП районного масштаба. То есть максимально возможное ЧП, в пределах СССР. Типа пьянки в ленинской комнате, что и описал соответствующий автор. Взрыв атомной бомбы в классе, устроенный ударом шпрынки о стену. Реально для этого надо десять спичечных головок.
  
   И в-третьих, был бы все равно Геноцид, даже если бы и русские, и татары, и грузины согласились, чтобы и их включили в список Шиндлера. Ибо этимология слова и настоящее, сегодняшнее значение слова - это не одно и тоже. Этимология занимает в значении слова от нуля до пяти процентов. Можно сказать, что стремиться к нулю. Например, слово ПУЛЕМЕТ. По этимологии это тот, кто мечет пули. Ну, типа, как мечут икру рыбы и лягушки. Или садовые улитки, чтобы потом выбрать крупные белые икринки из почвы, почистить их хорошенько, сделать стерильную обработку, посолить хорошенько особым способом, упаковать в небольшую изящную плоскую металлическую баночку и продать в ресторан для тех, кто любит съесть кого-нибудь новенького. Разве это пулемет?
  
   Пулемет - это грозное оружие, которым Анка-пулеметчица остановила психическую атаку белых офицеров. Улитки не помогли бы Чапаеву перебить белогвардейцев от Урала аж до самого Берлина. Примерно так: значение, восприятие слова не соответствует его этимологии. Никогда! И этот закон, между прочим, был использован в Библии для проведения Иисуса Христа из рода Давидова.
  
   Еще один пример, который, к сожалению, я не очень хорошо помню. Но кажется именно за слово "бомбовоз" бились русские эмигранты против большевистского слова "бомбардировщик".
   И в данном случае слово Геноцид множество раз было повторено в отношении евреев, убитых фашистами. Евреи - это не все люди, не весь мир, но прозвучало уже это слово, как мировое преступление. Не как преступление против евреев, а как преступление против человечества. Против ВСЕХ!
   Так и Украинский Суд, назвал голодомор тридцать третьего года на Украине Геноцидом, то есть преступлением против человечества! На меньшее они не согласны, вот и всё.
   Что и требовалось доказать.
  
   Настасья. Настасья Петровна, а почему-то не Никифоровна. Сколько вообще здесь Петровичей? Порфирий Петрович, следователь. Илья Петрович, помощник квартального надзирателя. Петр Петрович, жених Дуни, сестры Родиона Романовича Раскольникова. Марфа Петровна, жена Свидригайлова. Обладает приличной магией вытаскивать людей из долговой ямы. Какого Петра они дети? Что это за тайна? Свидригайлов прибывает на третий день. Он говорит это Соне:
  
   - Соседи, - продолжал он как-то особенно весело. - Я ведь всего третий день в городе.
   И то же самое он говорит Раскольникову:
   - Я ведь сам прибыл всего только третьего дня.
   Самый известный третий день это:
   - И на третий день воскресну.
  
   SW-шулер прибывает на третий день, чтобы породниться с воскресшим. Точнее, сначала он обеспечивает смерть или преступление того, кто должен воскреснуть. Потом сам стреляется. Видимо, Свидригайлов не ожидал, что Раскольников возьмет на себя преступление. Может быть, он бы и не взял, если бы не Мария Магдалина, Софья Семеновна. Она толкнула Раскольникова на крест. Помощница. Такая же, наверное, помощница, какая была у Адама. А все Петровичи, выходит, это свита SW.
   - Без нас вам не обойтись, - как говорит один из них.
  
   Марфа Петровна вытаскивает SW из тысячелетнего заточения. Чтобы заплатить за СВ долг Марфа Петровна
   что-то закладывает у Алены Ивановны. СВ должен это вернуть. Совершенно не понятная история. Где Достоевский ее откопал? Какой-то апокриф. Евангелие от Марии Магдалины? Этот первоначальный текст нужен не просто так. Должна обязательно появиться конкретизация обоих текстов. Это должно быть что-то новое не в апокрифе, а содержится в каноническом тексте. В одной половинке этого не видно. Нужны обе части.
  
   Но одна вещь у Достоевского конкретизирована по сравнению с Библией, где это тоже написано, но непосредственно не чувствуется. В Евангелии Иисус Христос идет на смерть, как праведник, как не имеющий греха. Он говорит, что вот идет сатана, но ничего во Мне не найдет. Ибо что же может найти сатана в чистом Агнце? Но ведь Иисус Христос взял на Себя чужие грехи. Именно за эти грехи Он идет на распятие, идет чтобы искупить их.
   Написано:
  
   - Душа Моя скорбит смертельно. - Это было в Гефсимании перед самым арестом Иисуса.
   - И, отойдя немного, пал на лицо Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты.
  
   Иисус колеблется, Он не может пройти дальше без помощи Бога. Считается, что Ему страшно просто потому, что всем страшно умирать, хотя бы и известно, что дальше будет жизнь вечная. Но возможно, что сомнения возникают именно из-за того, что Иисус уже взял на Себя грехи человечества. Ему стало страшно перед будущим, потому что пройти в это будущее надо было вместе с большим грузом. Одному бы хорошо, но вместе с грешниками страшно.
  
   Раскольникову очень не хочется идти признаваться в преступлении, не хочется брать на себя грех перед всеми, перед людьми. И очень не хочется брать на себя чужой грех!
  
   Получается, что в Гефсимании перед арестом людьми первосвященника Иисус входит в роль грешника! И тогда понятен ужас Его перед наступающими событиями. И напрасен тогда упрек некоторых, что Иисусу было легко: он ведь Бог.
   Как Бог Он способен пройти через страшные испытания, но Он должен их все почувствовать, как Человек.
  
   Все-таки Преступление и Наказание - это конкретизация Евангелия. Как это было. Раскольников - это та роль, в которой должен был почувствовать Себя Иисус.
  
   Действительно, здесь заколеблешься. Вроде бы подстава, но иногда уже кажется, что Сам это и сделал. Вот он ужас Иисуса в Гефсимании. Один на один со страхом, никого больше нет, все спят.
   Иисус молится:
  
   - Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. - Он не о том молится, чтобы не идти на крест, если это возможно, а о том, чтобы не брать на Себя тяжкие, огромные грехи людей. Это настоящий крест. Душа Его тоскует и скорбит. Как это было, мы видим в Преступлении и Наказании.
  
   Получается, что Иисусу была послана помощница Мария Магдалина, как заградотряд, не позволяющий отступить назад. В Библии этого не видно. Там Мария Магдалина в Распятии не участвует. В Евангелии она играет главную роль только в Воскресении! Ибо события в Евангелии ПОСЛЕ ВОСКРЕСЕНИЯ это РАССКАЗ О ВОСКРЕСЕНИИ! Но ведь и в Евангелии рассказано не о всех событиях.
  
   - Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь. - Так сказано в Библии.
   Преступление и Наказание одна из таких написанных, но конкретно не упомянутых в Евангелии книг.
  
   Приведу сноску, которую приводить не логично. Это, что Раскольников - это не Иисус Христос, как и Иешуа не Иисус Христос. Не логично приводить эту оговорку потому, что так и не бывает НИКОГДА! Преступление и Наказание - это не создание нового мира, а исследование старого. И Иисус Христос был признан виновным не за создание нового мира, а за СВЯЗЬ нового храма со старым. За конкретизацию старого закона. Эта конкретизация и не была принята первосвященниками. И была названа богохульством. В старом храме был Бог, а новом появился еще Сын Божий. И не в принципе, а здесь, на Земле.
   - И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?
  
   Именно Сын, а не новый бог. Важна связь. Увеличивающая знание об обеих частях: и о Боге, и о Сыне Божием. И именно эту вторую половину Преступления и Наказания мы и ищем. На какой текст направляется телескоп и микроскоп. Если бы узнать его, как Александр Генис, говорит, знает Стругацких - наизусть.
  
   Здесь семья Софьи Семеновны рассматривается более подробно, чем семья Раскольникова. Что, собственно, это меняет? Придает большую уверенность, большую обоснованность действиям Софьи Семеновны. Слабо, недостаточно. Слабо, если не трактовать описание семьи Софьи, как описание жизни людей на земле. Тогда Мария Магдалина оказывается представителем народа, его жизни, которую нельзя никак изменить, кроме как остановить Концом Света. Как всегда говорит Катерина Ивановна:
  
   - Дайте хоть умереть спокойно.
  
   И тогда утверждение Катерины Ивановны, неродной матери Софьи Семеновны, что она почти аристократического рода, не является уже ироничным. Это уже такой же факт, как Иосиф проводится в Библии из рода Давидова. Вот до чего доведены дети "из благородного, можно даже сказать, аристократического дома".
  
   А в Библии нет родословной Марии Магдалины. Мол, а зачем? Не могла же она на самом деле получить от Иисуса Христа указание о построении новой церкви. Ибо, как говорится в церкви, Иисус, как пророк не мог не знать о "жестокосердии женщин". Не Марии Магдалины, а женщин вообще.
  
   А здесь, в Преступлении и Наказании Софья Семеновна идет впереди Раскольникова, когда он находится в тюрьме. И через нее его принимают, наконец, люди.
   - Ты безбожник! Ты в Бога не веруешь! - кричали ему. - Убить тебя надо.
  
   Он никогда не говорил с ними о Боге и о вере, но они хотели убить его как безбожника; он молчал и не возражал.
   Неразрешим был для него еще один вопрос: почему они так полюбили Соню? Она у них не заискивала; встречали они ее редко, иногда только на работах, когда она приходила на одну минутку, чтобы повидать его. А между тем все уже знали ее, знали и то, что она за Ним последовала, знали, как она живет, где живет. Денег она им не давала, особенных услуг не оказывала. Раз только, на Рождестве, принесла она на весь острог подаяние: пирогов и калачей. Но мало-помалу между ними и Соней завязались некоторые более близкие отношения: она писала им письма к их родным и отправляла их на почту. Их родственники и родственницы, приезжавшие в город, оставляли, по указанию их, в руках Сони вещи для них и даже деньги. Жены их и любовницы звали ее и ходили к ней. И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих с работы, - все снимали шапки, все кланялись:
  
   "Матушка Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!" - говорили эти грубые клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась и откланивалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж и не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться.
  
   После болезни Сони Раскольников полюбил ее. Он лежал и думал о ней.
   - Вечером того же дня, когда уже были заперты казармы, Раскольников лежал на нарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?
  
   Под подушкой его лежало Евангелие.
   Он раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: "Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере..."
  
   Вот так вот. Ее мысли становятся его мыслями. Не наоборот! Тут, пожалуй, не только яблоко съешь, но и вагон яблок разгрузишь в одиночку. В отношении Иисуса Христа и Марии Магдалины это кажется невероятным. В Евангелии не Иисус, а Мария называет Его Равви, учитель. И даже "Раввуни" не меняет их местами. А вот для Адама и Евы такие взаимоотношения возможны.
  
   Думаю, что они возможны и для Иисуса и Марии Магдалины. В какой-то момент времени. Ведь и здесь убеждения Сони стали убеждениями Родиона не навсегда и были не всегда.
   Думаю, что для церкви такая конкретизация Евангелия немыслима. Но для церкви и круглая Земля была немыслима.
  
   Все эти рассуждения подтверждают слова профессора Бэкфорда на viasat, что роль Марии Магдалины в Библии неоправданно занижена. Вот в Преступлении Наказании Достоевского это занижение конкретизировано, рассказано, наконец, как это было на самом деле
  
   Острог - это Ад, подземный мир, куда отправился Иисус послед распятия. И, как оказывается, не один. С Ним была Мария Магдалина. А как же встреча у гроба после Воскресения? Так она потому и была там первой, что была в Аду вместе с Ним. Встреча у гроба - это конец рассказа о Воскресении. Весь рассказ, о котором идет назад. Не как в "Унесенных ветром", с последней сцены, а потом идет воспоминание с первой сцены. В Евангелии время движется назад. Сначала встреча Марии Магдалины и Иисуса Христа у гроба, потом постепенно дальше и дальше вниз в Ад, к демаркационной стене.
  
   Можно предположить, что Раскольников описывает воскресение Лазаря, а не Иисуса Христа, но тогда при чем здесь Софья Семеновна и ее семья? И какие грехи взял на себя Лазарь? Какую тайну унес он в гроб, из которого вышел?
  
   Написано, что вранье ведет к правде. Так врут Кох и Пестряков, что не входили в квартиру Алены Ивановны, а только стучали? А квартира оказалась открытой только потом, при дворнике, не раньше? Они случайно пришли к этой квартире старухи процентщицы именно в то же время, что и Раскольников или приходили для прикрытия комбинации? Пусть они не убивали старуху, но могли прикрывать работу других. Кто может точно знать, что дверь точно была закрыта? Раскольников это видел? Так это еще не свидетельство. Ибо мы читаем не слова Раскольникова, а их запись следователем. Или еще кем-нибудь. В любом случае это не репортаж с места события, которого так требует для достоверности доктор Бэкфорд, рассматривая события Распятия и Воскресения Иисуса Христа. Как известно такого непосредственного репортажа не может быть в принципе. Таким образом, отрицать причастность Коха и будущего следователя Пестрякова к убийству нельзя.
  
   "Дверь была заперта, а пришли с дворником - отперта: ну, значит, Кох да Пестрков и убили! Вот ведь их логика". Пестряков готовится в следователи, значит знает, как оно ведется, знает, как можно и обмануть -следствие. А кто такой Кох?
  
   - Да мошенник какой-то! - Хороший ответ. Можно сказать, два сапога пара. Действительно, чем не напарники для ведения разбойных операций? Только что в разбоях не были замечены. Значит, участвовали в мошеннической комбинации.
  
   А вот в какой мошеннической операции участвовал Петр Петрович Лужин? Завязан ли он в основную идею романа? Кажется, что он так, с боку припеку. Но ведь он родственник Марфы Петровны, имеющей способность быть Призраком. Кого он вообще называл новыми людьми? Пришельцев с того света? Ну, не либералов же? Не мог судейский чиновник поверить даже на самое малейшее время, что либерализм в Санкт Петербурге может иметь силу! Он тоже Петрович и значит входил в группу захвата. Захвата чего? В группу, которая должна была вплестись в ДНК царской семьи. Как говаривал Сальери:
  
   - Наследника нам не оставит он. - А здесь, значит, хотели, чтобы такой наследник остался после Вознесения Иисуса Христа. Иисус там, на небе возле Отца Своего, а наследник здесь на Земле. Не зря же и Лужин, и Свидригайлов поочередно атакуют сестру Раскольникова Дуню. Им надо, чтобы семя Марфы Петровны прямым или косвенным образом соединилось бы с царским семенем. Не раз в истории бывало, что царем становился не тот, кто должен бы. И не просто так, а ПО ЗАКОНУ! Такая история произошла с внуками Авраама. И один из них, Иаков, обманул брата своего Исава, с помощью шкуры козла, и стал господином и наследником, а другой брат, вроде бы близнец, стал рабом. Кровь у братьев одна, а положение в обществе совершенно разное стало после смерти отца, Исаака.
  
   Потом жены Иакова Лия и Рахиль соревнуются в рождении детей. Чтобы не отстать в этом деле друг от друга они подставляют Иакову своих служанок, чтобы те рожали им на колени, и дети этих служанок Ваалы и Зелфы считались потом детьми Рахили и Лии. Всегда ли можно потом разобраться кто больший родственник, а кто меньший? Кто наследует Царство? Дьявол ведь тоже не из простых. Он князь мира этого. Но чтобы встать на место Бога, как это написано в Библии, надо, я думаю, сначала с Ним породниться хорошенько.
  
   Думаю, группировка Петровичей и задумала эту комбинацию с женитьбой на сестре Раскольникова Дуне.
  
   Рассуждая о статье Родиона Романовича Раскольникова, замечу еще раз, что он берет на себя эти рассуждения о преступлении "по совести", так же как берет на себя грехи человеческие Иисус Христос. Иисус ведь не думает, что вот грехи человеческие, а вот Он. Нет! Иисус Христос несет их, как Свои грехи, неотделимые уже от Себя. Как Раскольников. Именно тогда душа Его тоскует и скорбит. И он просит Бога пронести эту чашу, если можно, мимо. Не позавидуешь. Ведь творятся такие страдания тайно. Ведь никто не знает, что Он принял страдания так близко к сердцу, как человек. Как Раскольников. И страдания эти заполнили все пространство, что даже Он вынужден был воскликнуть:
  
   - Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?
  
   Повторяю, Он понес чужие грехи, как Свои. И об этом рассказано в Преступлении и Наказании Достоевского. Он вынужден был считать Себя преступником, а распятые вместе с Ним сыновья Зеведеевы - разбойниками.
  
   Акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнию. - Интересное наблюдение. Германн был болен, когда нечаянно убил графиню? Нет. Он потом заболел. И болезнь его была инициацией. У Пушкина инициация это естественно, там масонских символов, масонства хватает. А здесь? Не может же преступление быть началом инициации! Переходом в число людей понимающих действительное, библейское устройство мира. Непонятно. А Сальери? Может быть, он хотел войти в инициацию? И не просто так, а поэтому убил Моцарта? А ведь действительно не понятно, зачем Сальери убил Моцарта. Некоторые, как Марио Корти, думают, что убийства и не было. Ибо:
  
   - А зачем? Он слишком был смешон для ремесла такого. Тем более, что конфеты очень любил.
   Моцарт мог бы еще сочинять и сочинять, а Сальери бы слушал и наслаждался райскими песнями. Почему не захотел? Ответ один: заболел. Что здесь причина, а что следствие?
  
   Марио Корти хочет защитить Сальери, что, мол, такой человек не способен на убийство. Но на самом деле он только унижает его. Ибо у Пушкина Сальери это гений. Как ты да я. И только гений может завидовать гению. Как внук Авраама Иаков Исаву, что даже при рождении зацепился ему за пятку. Когда мы смотрим на сегодняшний мир, то ничего хорошего не чувствуем. Особенно если этот мир еще переводится "девчатами". А когда читаем Библию, то думаем:
   - Как это хорошо, как прекрасно, красиво. Вот бы и здесь так было, как там написано!
  
   Можно думать, что Сальери увидел у Моцарта жизнь такой, какой она предстает в Библии, а у себя, как в жизни. Ибо Библия это и есть Райская песня! Сальери или не верит в существование этой жизни, или не хочет, чтобы она существовала. Думаю, что второе, ибо не верить в существование Библии нельзя. Красота эта существует, ибо это очевидно. И именно эта красота и спасет мир. Мир спасет мир, встающий из Библии. И не только из Нового, но и из Ветхого Завета.
   Но тогда Сальери - это дьявол.
   Сальери наслаждается текстом Библии, но слушать дальше не хочет. Почему? Значит, он думает, что здесь, на Земле, как в Раю не будет никогда. Нет этого перехода из Рая на Землю. А как же тогда попали сюда Адам и Ева? Значит эта дорога все-таки существовала.
  
   И все-таки, когда может начаться инициация: при убийстве Моцарта, или при прослушивании его райских песен? Если бы об этом спросить Бориса Парамонова, он бы сказал, что Кука, конечно, надо было съесть. Пользы больше. Для синих. Для них нет ничего лучше, чем нас съесть. Остальное не приживется. Спасать они нас не будут. Почему? Потому что он не верит в детскую мечту Аватара, не верит в синих, тем более, что не верит в того человека, который мог бы получиться при их, так сказать, женитьбе. То есть не верит в двух сыновей гармонии:
   - Моцарта и Сальери. - Один из них должен умереть.
   Но ведь не стал Сальери таким же сильным и смелым, как Моцарт!
  
   Хочет ли Свидригайлов быть таким, как Раскольников? Да, но не совсем так. Он не хочет быть Моцартом, но не хочет и убивать его. Он хочет жить с ним через стенку!
   Текст Достоевского:
  
   - По-почему... вы знаете? - прошептал он, едва переводя дыхание.
   - Да я ведь здесь, через стенку, у мадам Ресслих стою. Здесь Капернаумов, а там мадам Ресслих, старинная и преданнейшая приятельница. Сосед-с.
   - Вы?
   - Я, - продолжал Свидригайлов, колыхаясь от смеха, - и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, - ну вот и сошлись. И увидите, какой я складной человек. Увидите, что со мной еще можно жить...
  
   Вот так вот, SW предлагает ЖИТЬ ВМЕСТЕ. Как и в Библии говорится, что нельзя до времени разделить истину и ложь.
   Но и здесь это не вышло: Свидригайлов застрелился.
  
   Появление Аркадия Ивановича Свидригайлова.
   Появление Свидригайлова воспринимается, как радость, как плюс, как спасение. Раскольникову снился кошмар, связанный с убийством старухи, но Свидригайлов его разбудил.
   - Сердца его стеснилось, ноги не движутся, приросли... Он хотел вскрикнуть и - проснулся.
   Он тяжело перевел дыхание, - но странно, сон как будто всё еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал.
  
   Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся. "Сон это продолжается или нет", - думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на то же месте и продолжал в него вглядываться. Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал с минуту, - всё это время, не спуская с него глаз, - и тихо, без шуму, сел на стул подле дивана шляпу поставил сбоку, на полу, а обеими руками оперся на трость, опустив на руки подбородок. Видно было, что он приготовился долго ждать. Сколько можно было разглядеть сквозь мигавшие ресницы, человек этот был уже немолодой, плотный и с густою, светлою, почти белою бородой...
  
   Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударясь с налета об стекло. Наконец это стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и сел на диване.
   - Ну, говорите, чего вам надо?
   - А ведь я так и знал, что вы не спите, а только вид показываете, - странно ответил незнакомый, спокойно рассмеявшись. - Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться...
  
   Далее Привидения.
   "Привидения - это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир".
   "Ты болен, стало быть, то, что тебе представляется, есть один только несуществующий бред".
  
   - Я согласен, что привидения являются только больным, но ведь это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то, что их нет самих по себе.
  
   Герметическая философия. Там обрывки других миров являются инициированным. Там больница и инициация практически одно и то же. Как в Пиковой Даме А.С. Пушкина. Больница необходима для того, чтобы излечиться от сна реальности. Можно подумать, что инициация начинается с того, что человек берет на себя чужой долг.
  
   Грехи людей. Преступления. Берет на себя наказание за преступление, которое не совершал. Но он должен ощутить то преступление, как своё. И так происходит с Раскольниковым. Он сам идет на преступление, но не совершает его. Достоевский здесь описывает процесс инициации. То есть процесс, в котором Бог дарует человеку жизнь.
  
   Соня тоже видит признак. Она видит отца своего после того, как он уже умер. Раскольников слышит, как помощник квартального надзирателя избивает его хозяйку. Свидригайлов несколько раз видел Марфу Петровну после смерти, видел Фильку с продранным локтем. Все это происходит примерно в одно время. Как в "Мастере и Маргарите" чудеса, необыкновенные происшествия происходят в ограниченном отрезке времени. Когда W со своей свитой посещают Москву. А здесь они посещают Петербург.
  
   Часто, именно часто, а не неоднократно, здесь упоминается Лазарь. И воскресение его. Можно подумать, что он и присутствует здесь. Лично. Кто бы то мог быть?
   Это Семен Захарыч. Как сказал бы Порфирий Петрович:
   - А больше некому.
   По Библии у него вроде бы нет жены, нет дочери, а здесь есть. Это Катерина Ивановна и Соня. Но на самом деле мы толком не знаем родственных отношений героев Библии.
  
   Там нет такого, чтобы как в романе описывать героя полностью. Не показывается в Библии вся подноготная содержанием. Большое значение имеет сама конструкция. И не только произведения, но и отдельного предложения. В романе никогда бы не было такого, как в Библии с Иосифом, мужем Марии. Дева Мария есть, Иисус Христос есть, а земной отец Его, дающий Иисусу родство по линии Давида, исчез. Так не бывает. В романе не бывает. Роман обладает логикой жизни. И Библия тоже. Просто Библия сделана, как реальный мир. И, следовательно, нельзя сказать всего в книге. Половина информации зашифрована в самом человеке. И Библию можно рассматривать, как машину для дешифровки.
  
   В Кане Галилейской Иисус превращает воду в вино. Здесь всё внимание на это первое чудо Иисуса. Упоминается Мать Его и ученики Его. Но кто остальные люди совершенно неизвестно. Как будто Иисус шел, шел и случайно зашел на свадьбу. Профессор Бэкфорд утверждает, что это была свадьба у родственников Иисуса, и поэтому Он и Его Мать и его ученики были там. Тем более, что там были еще и братья Иисуса.
  
   Нет разницы, главное, что было чудо превращения воды в вино. А если нет разницы, то и нет разницы, что у Лазаря было две сестры, Мария и Марфа, а у Семена Захарыча Мармеладова две жены. Да и то в разное время. Эти детали при определенных обстоятельствах могут быть не существенными. Более того, упоминание деталей может быть ошибкой. Например, если в задаче говорится, что решить ее надо с точностью до одной десятой, а кто-то решает с точностью до одной сотой, это ошибка и оценка два. Это просто учебная задача, но в Библии часто менее точное, оказывается правильным, а более точное, наоборот, это ошибочный подход.
  
   И вообще, сам принцип Библии - это уменьшение, а не увеличение. Как будто бы всё уже дано. И ничего больше уже нельзя увеличить. И если двигаться дальше, то делать это можно только за счет уменьшения. Других вариантов просто нет.
   Что Мармеладов говорит о себе?
   - Ну-с, я пусть свинья, а она дама! Я звериный образ имею, а Катерина Ивановна, супруга моя, - особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь. Пусть, пусть я подлец, она же и сердца высокого, и чувств, облагороженных воспитанием, исполнена. А между тем... о, если бы она пожалела меня!
  
   - Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу. Не веселья, а единой скорби ищу... Пью, ибо сугубо страдать хочу!
  
   В Библии не сказано, что у Лазаря бы какой-то грех. И вроде бы именно потому, что Лазарь был такой хороший безгрешный человек Иисус Христос и воскресил его. Как говорят его сестры:
   - Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.
  
   Но ведь из Библии же известно, что Иисус нарочно запоздал. Ну, мол, для того, чтобы показать славу Божию. Нужно было, чтобы он умер для греха. Чтобы оставил грехи свои в гробу. Только так от них можно избавиться.
   - Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали.
  
   Какой грех был у Лазаря? Ну, например, нищенство. Ведь пьянство Семена Захарыча это верный способ стать нищим. Так сказать, "слабость" Мармеладова - это адская машина по уничтожению материальных ценностей. Даже последние чулки идут в ход. А то там, атомный реактор! Эта всё берет. Древняя машина, а устроена очень универсально. Возможно, Семен Захарыч тоже воскресает. Соня же видела его после смерти.
   - Я его точно сегодня видела, - прошептала она нерешительно.
   - Кого?
   - Отца. Я по улице шла, там подле, на углу, в десятом часу, а он будто впереди идет. И точно как будто он. Я хотела уж зайти к Катерине Ивановне...
  
   Возможно, не все призраки нематериальны, то есть призраки - это не обязательно призраки, это могут быть и живые люди. Просто только воскресшие. Кто знает, сколько их бродит среди нас?!
  
   Не зря сказано:
   - Горбатого только могила исправит.
   Смущает только то, что всё как-то шито-крыто. Человек оставил грехи в могиле, воскрес, а ему просто говорят:
  
   - Иди домой. - Как будто до сих пор у него и дома не было. А теперь есть и это, как награда за поход на тот свет, как праздник, который теперь всегда будет с тобой.
   Хотя с первого взгляда вроде бы кажется, что по такому поводу надо было гулять месяц всей деревней.
   Однако, не все так думают. Из Достоевского:
  
   - Я никак не ждал, что эта нищая дура усадит на поминки все деньги, которые получила от этого дурака... Раскольникова. Даже подивился сейчас, проходя: такие там приготовления, вина!.. Позвано несколько человек - черт знает что такое!
  
   Вот здесь Петр Петрович и показал себя. Не верит, не верит Лужин в воскресение. Только в похороны. Думаю, он будет по хуже Свидригайлова, которому снятся пятилетние девочки, зовущие его. Он против, а они все равно снятся. Слово "мерзавец" неоднократно произносимое в его адрес, я думаю, связано именно с этим сном. А Петр Петрович еще хуже...
   - Именно-с, мое мнение, - что деньги нельзя, да и опасно давать в руки самой Катерине Ивановне; доказательство же сему - эти самые сегодняшние поминки. Не имея, так сказать, одной корки насущной пищи на завтрашний день и... ну, и обуви, и всего, покупается сегодня ямайский ром и даже, кажется, мадера и-и-и кофе. Я видел проходя. Завтра же опять всё на вас обрушится, до последнего куска хлеба; это уже нелепо-с.
  
   Катерина Ивановна на новый дом Мармеладова не надеется и решает это дело отпраздновать "по-людски". Несмотря на осуждение многих. Но ведь они не понимают, что речь идет не о смерти, а о жизни, о воскресении. И Раскольников тоже отдает на это последние деньги свои, своей матери и своей сестры. Отдаёт на празднование Воскресения Лазаря. В реальность которого верил буквально.
  
   - Трудно было бы в точности обозначить причины, вследствие которых в расстроенной голове Катерины Ивановны зародилась идея этих бестолковых поминок. Действительно, на них ухлопаны были чуть ли не десять рублей из двадцати с лишком, полученных от Раскольникова собственно на похороны Мармеладова.
  
   Может быть, Катерина Ивановна считала себя обязанною перед покойником почтить его память "как следует", чтобы знали все жильцы, а Амалия Ивановна в особенности, что он был "не только не хуже, а, может быть, еще и гораздо получше-с" и что никто из них не имеет права перед ним "свой нос задирать".
  
   В общем, Катерина Ивановна, по словам Сони, тоже заболела, но не чахоткою, а головой.
   - Ведь она совсем как ребенок... Ведь у ней ум совсем как помешан... от горя. А какая она умная была... какая великодушная... какая добрая! Вы ничего, ничего не знаете... ах!
   - Вы ничего, ничего не знаете... Это такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная... Она справедливости ищет... Она чистая. Она так верит, что во всем справедливость должна быть, и требует... И хоть мучайте ее, а она несправедливости не сделает. Она сама не замечает, как это всё нельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается... Как ребенок, как ребенок! Она справедливая, справедливая!
  
   Получается, что Катерина Ивановна больна реальностью. Значит, она действительно аристократического рода, то есть инициированная. Только инициированная может справлять воскресение, когда другие видят только поминки. Не зря Свидригайлов говорит:
  
   - Э-эх! Человек недоверчивый, - засмеялся Свидригайлов. - Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не "вошь" же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну "Лужину ли, в самом деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?"
  
   Кажется, нелепо думать, что Катерина Ивановна инициированная. Но ведь удивительными представляются и слова Свидригайлова, противопоставление Катерины Ивановны и Алены Ивановны. Одна вошь, по его словам. А другая человек.
   Её, инициированную можно представить, как пришельца, спустившегося с небес на землю, чтобы в роли Катерины Ивановны адаптироваться к местным условиям. Роль Катерины Ивановны - это защитный слой Земли, который необходимо пройти инопланетянину, чтобы стать человеком. И он его проходит реально, на самом деле, то есть помнит о себе прежнем только что "мы благородное семейство сирот". "Почти аристократического рода". "Памяти, памяти у меня нет, я бы вспомнила!" Но вспомнить нельзя, иначе роль не будет выдержана. Инициированная здесь погибает, захлебываясь кровью. Адаптироваться не удается.
  
   Можно, конечно, считать, что прохождение жизни Катерины Ивановны это и есть инициация, а смерть ее ведет обязательно к воскресению.
  
   И вообще, в Мармеладове нет только буквы "з". Хотя она есть в его отчестве "Захарыч". Мягкий знак можно не считать. А так и "л", и два "а", и "р" - всё есть. Да и слова: мармеладно-лазоревый и лазорево-мармеладный, практически ничем не отличаются.
   Здесь надо заметить, что Мармеладов несет грех пьянства, как общечеловеческий, или родовой грех, как не свой. Пьёт, как это ни смешно, за всех! Ну, если не за всех, то за многих. Не хочет, ужасается, но пьёт. Возможно, этот грех ему был передан по наследству. Кто-то, наконец, должен за это ответить. Вот Семен Захарыч и отвечает.
  
   Попадает под лошадь, его таскают за волосы, он чувствует себя хуже свиньи, когда пропивает все надежды своей семьи. Сделать ничего нельзя. Это его крест. Грех этот можно оставить только в гробу. И именно поэтому Иисус Христос "опаздывает" и Лазарь умирает.
   Не зря Катерина Ивановна говорит, что Семен Захарыч благородный отец, и, можно сказать, умер на службе. На службе у Бога.
  
   Не возвращаясь назад, к переводам, приведу здесь два примера конструкций Библии.
   Первый:
  
   - Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих. Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему?
  
   Иисус Христос спрашивает, за кого люди принимают Христа? Они отвечают:
  
   - За сына Давидова. - Все считают, что это логично: ведь Христос только еще должен прийти. Его только еще ждут, а Давид уже был. Реальность рассматривается, как прямая временная последовательность. А как вроде бы еще можно рассматривать реальность? Как рассматривает ее Иисус? Для Него реальность состоит из двух частей. Из мира, данного нам в ощущениях, мира, как представления о мире и связанных с этим представимым миром Писаний! И эти Писания не точка в ленинской библиотеке, а и есть реальная история. Это Реальность, по отношению к которой реальность, как Настоящее, только вход в Писания. А в Писаниях Давид называет Христа своим Господом.
  
   Иисус и отвечает книжникам, не считающим Книгу реальностью:
   - Как же Он ему Сын, если Давид называет Его Господом?
  
   Иисус Сын Давида и Отец его. То есть здесь ДВЕ последовательности времени. Все слова, "сказки" Иисуса и все Его действия рассказывают об устройстве мира. И движение времени только в одном направлении есть только постулат, основание, но это не значит, что нельзя в этом мире сделать иначе. Например, существует природная духовная установка, что дети рабы своих родителей. Но это не значит, что иначе и сделать нельзя. Именно так поступают в некоторых сектах. Но не так поступают родители в фильме "Крамер против Крамера". Перед своим ребенком они встают на колени, и каждый день говорят ему:
   - Я люблю тебя.
  
   Любовь позволяет существовать другой временной последовательности. И пиратские переводы отличаются от современных именно тем, что они сделаны с любовью.
  
   Точно так же и с другой установкой Библии, что близкие - это враги человека. Яков Кротов дает правильный ответ на свой же вопрос:
   - Что с ними делать по приходе домой? Сразу рыть траншею и устанавливать пулемет, или приступить к переговорам?
  
   Яков Кротов говорит, что он будет вести себя конструктивно. А почему? Он не объясняет. Просто интуитивно существует посылка:
  
   - Я их люблю. - И тогда установка Библии, что дома у человека находятся враги, даёт ему возможность любить их. Планка, претензия к близким понижается, они уже не обязаны все действия ваши понимать с полуслова, как это вроде бы должно быть, если близкие - это ваши друзья. Но по сути получается, если они не враги, то рабы!
  
   Человек иногда бьет собаку за то, что она не поняла его. Но это нелепо, ибо человек в этом случае не замечает, что требует, чтобы собака понимала больше его.
  
   Получается противоречие: для того, чтобы любить, надо отодвинуться от другого человека. Ведь занижение претензии означает увеличение расстояния. И тогда получается, что человек - один. А это грустно. Печально. Получается, как сказано: и большее знание увеличивает печаль.
  
   Собственно, становится грустно, когда заставляют есть манну небесную. А хочется жареных уток. Где они? Иисус говорит о существовании мира, где можно обойтись без жареных уток и при этом ощущения потери не будет. В этом все дело. Люди не хотят в Царство Небесное, потому что там нет жареных уток. А с утками не удается пролезть сквозь игольное ушко, ведущее в Царство Небесное.
  
   Как трудно расстаться с мыслью о жареных утках видно, как трудно расстается с ними Раскольников. Вроде бы уже нет другого пути, а все равно жаль расставаться с мыслью, что жареных уток уже никогда не будет. Без преувеличения можно сказать:
   - Это смертельный бой. - Вроде: а за что? За то, что существует одна, или две временные последовательности? За то, что Иисус Сын Давида - это с одной стороны. А с другой - Иисус Сын Давида и Отец Давида.
   Да, вот такое сложное устройство мира и делает человека свободным.
  
   Второй текст.
   - Если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших.
  
   Люди ставят памятники пророкам, и говорят, что не поступали бы, как их отцы, если бы жили тогда, не проливали бы кровь праведников.
   Говорящие так не замечают логическую ошибку в своих же словах. Не замечают не просто так, а из-за представления о мире, как о мире, где Слово не имеет значения, не материально. Это так считают они, артефакт, некая условность, необходимая для выражения содержания, материальности, сути. Само по себе значения не имеет.
  
   Суть в этом тексте в том, что отцы наши были дремучие. С сегодняшней точки зрения. Но так как всё надо рассматривать исторически, то и отцы наши поступали в соответствии со своим временем. Ну, просто тогда так было принято. Было принято проливать кровь праведников между храмом и жертвенником. Сейчас мы просветились, поняли, что это неправильно. И если бы была возможность поставить нас уже сегодняшних просвещенных в ту древнюю ситуацию, мы бы не совершили того, что наши отцы.
  
   И так как перемещение во времени пока что невозможно, то мы и строим, и ставим, и украшаем памятники праведникам. Именно эти сегодняшние наши памятники праведникам и доказывают, что мы не поступили бы тогда в древности, как наши отцы.
  
   Ошибка здесь та же, что и в первом случае. Не предполагается существующим ничего, кроме настоящего. А если так, то сегодня можно говорить, что хочешь, доказать все равно ничего не удастся. Прошлое кончилось и кончилось навсегда. В него, как в реку, нельзя войти дважды.
  
   А оказывается, можно. Существуют эти ворота времени. И они прямо перед нами. Ведь почему люди смотрят с отрытыми ртами такие фильмы, как "Спасая рядового Райана" с Томом Хэнксом и "Храброе сердце" с Мелом Гибсоном? Потому что прошлое в таких фильмах более реально, чем настоящее. Люди не только очень удивляются, но и очень радуются, узнав, что прошлое, оказывается, существует!
  
   Конкретно, в предложенном фрагменте, люди не замечают, что называют людей прошлого, убивавших праведников, СВОИМИ ОТЦАМИ! Они не задумываются над связью: отец - сын. Мол, они были такие, а мы другие. Нет, сын - это и есть отец в прошлом. Это уже положено, как железная форма. И ее не перебить никаким оптимистическим на вид содержанием.
  
   Попросту отрицается связь Писаний с реальностью.
   Люди пытаются обойти их и посмотреть:
   - А как это там было раньше? - А Иисус смотрит в Писания. Там, а не где-нибудь еще написано, как оно было. И как будет.
  
   По этой же причине и Джеймс Камерон понадергал, как уже несколько раз сказано, всё содержание Аватара из разных книг и фильмов. А где же еще его брать? Других писаний, другой истории не существует.
  
   Приведу еще несколько фраз практически без комментариев. В качестве артподготовки к рассказу о страданиях матери Раскольникова. Почему она так страдает, если Родион не виновен?
  
   - Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением Вечной книги. Прошло пять минут или более.
   - Я сегодня родных бросил, - сказал он, - мать и сестру. Я не пойду к ним теперь. Я там всё разорвал.
   - У меня теперь одна ты, - прибавил он. - Пойдем вместе... Я пришел к тебе. Мы вместе прокляты, вместе и пойдем!
  
   - Катерина Ивановна встала со стула и строго, по-видимому спокойным голосом (хотя вся бледная и с глубоко подымавшеюся грудью), заметила ей, что если она хоть только еще раз осмелится "сопоставить на одну доску своего дрянного фатеришку с ее папенькой, то она, Катерина Ивановна, сорвет с нее чепчик и растопчет его ногами". - Здесь замечательно слово "по-видимому". Достоевский подчеркивает, что берет материал не в реальности, не "на Волге", как это будто бы делали советские композиторы, не в прямом эфире, а это рассказы.
  
   В данном случае автором текста является Катерина Ивановна. Она автор, а Достоевский только комментатор. Как и Пушкин настаивал, что он "только издатель". Как и Камерон. Они рассматривают писания. Книгу. Роман пишется по книге, а не по жизни. Дело не в том, что бывает иначе, а вот здесь сделано по книге. Нет, кроме, как по книге сделать нельзя. Как нельзя представить события без текста. Но... люди постоянно об этом забывают. Они часто думают, что подлинник - это и есть реальность без текста.
  
   А реальность без текста - это и есть знаменитая Вавилонская Башня. Люди и хотели построить Вавилонскую Башню, чтобы создать себе Имя. Потому что имени их не было в Книге. Потому не было, что в Книгу они и смотреть не хотели. Отрицали ее существование. Не верили в существование Слова. И то есть, ошибка эта засела в головах людей давно. Фантастика, но это происходит до сих пор. Приходится и Пушкину, и Достоевскому, и Камерону об этом напоминать своим зрителям и читателям.
  
   - Еще в начале процесса мать Раскольникова сделалась больна.
   - Болезнь Пульхерии Александровны была какая-то странная, нервная и сопровождалась чем-то вроде помешательства, если не совершенно то, по крайней мере, отчасти. Дуня воротившись с последнего свидания с братом, застала мать уже совсем больною, в жару и бреду.
  
   В тот же вечер сговорилась она с Разумихиным, что именно отвечать матери на ее расспросы о брате, и даже выдумала вместе с ним, для матери, целую историю об отъезде Раскольникова куда-то далеко, на границу России. По одному частному поручению, которое доставит ему наконец и деньги, и известность.
  
   Но их поразило, что ни об чем об этом сама Пульхерия Александровна ни тогда, ни потом не расспрашивала. Напротив, у ней у самой оказалась целая история о внезапном отъезде сына; она со слезами рассказывала, как он приходил к ней прощаться; давала при этом знать намеками, что только ей одной известны многие
   весьма важные и таинственные обстоятельства и что у Роди много весьма сильных врагов, так что ему надо даже скрываться. Что же касается до будущей карьеры его, то она тоже казалась ей несомненною и блестящею, когда пройдут некоторые враждебные обстоятельства; уверяла Разумихина, что сын ее будет со временем даже человеком государственным, что доказывает его статья и его блестящий литературный талант. Статью эту она читала беспрерывно, читала иногда даже вслух, чуть не спала вместе с нею...
  
   Странно. Удивительно! Все против, а его мать за статью. Ведь дело же не только в том, что это статья Роди. Пульхерия Александровна читала статью, и читала вслух. Как же так? Она за Наполеоновские страсти в человеке? Видимо, по ее мнению, статья Раскольникова была не о том преступлении, в котором его пытался обвинить Порфирий Петрович. Что говорит Раскольников Соне? Что она-то решилась! (Строчка в романе Достоевского).
  
   И мать Раскольникова, может быть подсознательно, но поняла, что Родя переступил совсем другую грань. Ту грань, которую переступил Иисус Христос, когда три раза ходил молиться, и просил Бога пронести эту чашу мимо. Если это возможно. А если нет, то Он готов переступить грань, и сделать то, чего хочет от Него Бог. Ведь Бог требует не распятия! Не жертвы, но милости!
  
   - Часто, иногда после нескольких дней и даже недель угрюмого, мрачного молчания и безмолвных слез, больная как-то истерически оживлялась и начинала вдруг говорить вслух, почти не умолкая, о своем сыне, о своих надеждах, о будущем...
   - Однажды поутру, она объявила прямо, что по ее расчетам скоро должен прибыть Родя, что она помнит, как он, прощаясь с нею, сам упоминал, что именно через девять месяцев надо ожидать его. Стала всё прибирать в квартире и готовиться к встрече, стала отделывать назначавшуюся ему комнату (свою собственную), отчищать мебель, мыть и надевать новые занавески и прочее. Дуня встревожилась, но молчала и даже помогала ей устраивать комнату к приему брата. После тревожного дня, проведенного в беспрерывных фантазиях, в радостных грезах и слезах, в ночь она заболела и наутро была уже в жару и в бреду. Открылась горячка. Через две недели она умерла. В бреду вырывались у ней слова, по которым можно было заключить, что она гораздо более подозревала в ужасной судьбе сына, чем даже предполагали.
  
   Подозревала ли об ужасной судьбе Сына Дева Мария? Мало, что по этому поводу написано в Библии. Кажется, что и ужасного-то ничего не было. Кроме, распятия и того, что ВСЕ кричали:
   - Распни Его! - Ну что ж. Он пострадал, зато теперь Он для нас, как Солнце. Как сказал один внимательный наблюдатель:
   - Так бы и я мог. - Или:
   - Так бы и я хотел. Умереть перед всем миром. Стал бы великим и известным всем. На тысячи лет. На все времена.
  
   Действительно, это замечательное замечание. Действительно, многие считают, что Иисус Христос - это Солнце. И радуются, что находятся в легионе этого Солнца. В легионе верующих. Хотя Сам Иисус говорит:
  
   - Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас;
   - Изгонят вас из синагог; даже наступит время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу.
   - Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше.
  
   Да, печаль. Но не только печаль. Ужас, ужас, от которого разбежались все ученики Его. Что же это за ужас такой? Ведь когда Мать Иисуса Христа хочет пройти к Нему, а Ее не пускают, не может Она пробиться к Нему сквозь толпы народа, это интерпретируют только в том смысле, что родственники, и даже Мать Его, не имеют приоритета в Вере. Вроде того, что нельзя пройти к Вере по блату. Я же думаю, Он не хотел пропустить к Себе Мать, чтобы не подвергать Ее ужасу, который скоро будет виден. Будет виден не как Солнце, а как взрыв гранаты. Ужаснутся все близстоящие. Как Соня:
  
   - Да разве вы знаете, кто убил? - спросила она, леденея от ужаса и дико смотря на него.
   - Господи! - вырвался ужасный вопль из груди ее.
  
   Ведь не потому разбежались Апостолы, что Иисуса арестовали, и Он ничего не мог с этим поделать. Арест для них означал признание. Признание вины. Какой вины, от какой вины можно ужаснуться? Вот от того, что описано в Преступлении и Наказании Достоевского. Человек, молодой красивый человек из бедной семьи поступает в университет, мечтает стать ученым, писателем или министром, государственным деятелем. И с ним мечтает, гордится им вся его семья. Мать, сестра. Сам он читает морали двенадцати олухам, говорит, что будут они ловцами людей. Будут понимать о жизни, о мире больше, чем разные там Наполеоны, цари, ученые. Все гордятся им, особенно Мать. Она больше всех верит, что Ее Сына ждет блестящее будущее. И даже после взрыва читает его статью, читает вслух, и даже спит с ней.
  
   Что такое взрыв? Вот представьте, уважаемый друг, любимый сын, прекрасный брат, уже почти блестящий ученый, оказывается, обокрал и зарезал пенсионерку у сберкассы! Чтобы забрать у нее пенсию, которую она только что получила! Вот тогда и получается:
   - Господи! - вырвался ужасный вопль из груди ее.
  
   Ужаснулась не только Соня. Ужаснулись все. Ужаснулся весь мир. И ученики Его разбежались. И хоть Раскольников просит Бога пронести эту чашу мимо, просит избавить его от этой подлой роли - нет, он ПЕРЕСТУПАЕТ черту. Но не ту, о которой все думают, читая Преступление и Наказание.
  
   "О Боже! как это всё отвратительно! И неужели, неужели я... нет, это вздор, это нелепость! - прибавил он решительно. - И неужели такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.. И я целый месяц..."
  
   Так что Раскольников это и есть Иисус Христос? Не Раскольников Иисус Христос, а роль эта показывает, какую тяжесть взял на себя Иисус Христос. Именно эту чашу просил Он Бога пронести мимо. Именно эта граната "подлой роли" и оказалась такой ужасной. Иисус Христос в Библии играет роль Раскольникова! Это именно так, ибо не больше же Раскольников Иисуса Христа.
   В каком ужасе должна была быть Мария Магдалина.
   - Да неужель, неужель это всё взаправду! Господи, да какая же это правда! Кто же этому может поверить?.. И как же, как же вы сами последнее отдаете, а убили, чтоб ограбить! А!.. - вскрикнула она вдруг, - те деньги, что Катерине Ивановне отдали... те деньги... Господи, да неужели ж и те деньги...
  
   Соня говорит, что "кто же этому может поверить?.." Имеется в виду, пусть Иисус скажет, что это не Он, а просто взял на себя все и даже самые тяжелые, подлые грехи людей. И об же просит Его и Петр. Но Иисус отвечает Петру:
  
   - Отойди от меня сатана! - Ибо нельзя отказаться от этого "подлого греха", нельзя отставить здесь, на земле, ни малейшей щелочки для греха, надо взять ВСЁ и унести в могилу. А вот что такое это ВСЁ рассказывает Достоевский в Преступлении и Наказание, римейке Евангелия. Это не просто Римейк - Переделка, а конкретизация. Переход от рассказа о добыче каменного угля к изучению колебаний струны. Все это есть и в Библии, только рассмотреть трудно. Очень трудно разрешить возникающие противоречия.
  
   Один парень тут частенько проповедует христианство, в котором не может быть такого Иисуса Христа, как Иешуа Булгакова в Мастере и Маргарите. По его мнению, Иисус - это Солнце, а Иешуа шмыгает носом. Такой пример, по его мнению, не может служить подражанию. Людям нужно знамя на высоте. Что же тогда можно сказать о Раскольникове в Преступлении и Наказании, о его образе, о его грехах, которые должен был взять на Себя Иисус Христос? Ужас! Ужас взять на Себя ограбление и убийство старушки у сберкассы. И почти поверить, что сам и готовился к нему, и хотел попробовать это сделать, а потом поверить, что и сделал сам это. Скажут, что никакого ужаса, Иисус был безгрешен, просто взял на Себя наши грехи. Взять на себя и значит сделать их своими. Он потому и был безгрешен, чтобы уместить в Себе все грехи человечества.
  
   Вплоть до того, что иметь намерение совершить это ограбление и убийство. Не должно быть даже самой маленькой щелочки между ролью и ее исполнителем, иначе часть грехов не искупится. Нельзя свалить на Раскольникова части греха. Иисус исполняет эту роль так, как будто это Он всё и сделал. Петр заранее понимает, что же это будет и говорит, ужасаясь:
  
   - Не надо, Господи. - Хотя готов иди за Иисусом и в этом случае, но сила этой взрывной волны отбрасывает его.
   - Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня.
  
   Могут сказать последний аргумент: пусть так, пусть Иисус понес грехи человеческие, как свои, и что это значит написано в Преступлении и Наказании Достоевского, но не надо этого расписывать всем людям. Не поймет наш народ таких сложностей, будет думать, что Раскольников это и был Иисус Христос. Можно, конечно. Только тогда это будет не христианство, а какая-то египетская религия. Там был бог Ра. Или религия индейцев Майя, там занимались всесожжениями на высотах, там... и так далее, но только это будет не христианство, где самый последний пастух и есть главный профессор Веры.
  
   Ибо Бог един и это значит, информация от Него идет прямо в сердце человека, без посредников. Не "Ура!", а как написано:
   - Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет.
  
   И самый последний аргумент за бога Солнце. Предполагается, что "да будет распят!" кричали первосвященники и так еще несколько слуг их и небольшая группа, купленного этими первосвященниками и их слугами народа. Нет! Кричали ВСЕ!
  
   - И отвечая весь народ сказал: кровь его на нас и на детях наших.
  
   Могут сказать, что ВСЕ это не мы, а те бараны, что жили тогда. Они кричали, а мы-то теперь-то уже понимаем, что это было ошибка.
   Но это будет то же самое, что было уже написано в двух фрагментах. О том, чей Сын Христос, и о строительстве памятников праведникам сынами тех, кто убивал этих праведников. Можно сказать, что наскальная живопись и письменность были придуманы именно для того, чтобы разоблачить этот фокус, для того, чтобы можно было увидеть мир так, как он действительно устроен. Мы ВСЕ в одной Книге. Поэтому, когда говорят, что мы не те, что распинали Иисуса Христа, а те, кто теперь понимает, что это было наше Солнце, образец, на который нам надо ровняться, не понимают, что говорят то же, что и первосвященники, которые распинали Иисуса Христа.
  
   Ведь за что Его распяли? За то, что Он считал Себя Сыном Божьим, а сам шмыгал носом, как Иешуа, за то, что не был Солнцем, если Он Бог, а понес грехи человеческие, как свои. И был, как написано:
   - К злодеям причтен. - Как об этом и рассказал Достоевский. И именно поэтому нет в научной истории сведений о Нем.
  
   Вроде бы, что изменилось? Ведь всё это написано в Евангелии. Но почему-то очень тяжело стало. Плакать хочется. Написано:
   - Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас.
  
   Кто еще не печалится, сейчас опечалится. Все знают, что надо покаяться. И, как говорит, Иисус, нельзя покаяться строительством памятников праведникам, украшением их. Покаяться это значит принять НА СЕБЯ грехи тех баранов, которые кричали:
   - Распни Его! - Ибо эти бараны и есть наши отцы. И мы не можем сказать, что не поступили бы, как они, если бы жили тогда. Потому что мы уже поступили так. Это наши грехи. Еще раз:
  
   - Покаяться это значит принять на себя грех отцов наших. А принять на себя значит считать его своим грехом.
  
   И не какой-нибудь великий грех, а тот, что взял на себя Родион Романович у Достоевского. Ведь Иисус взял на себя весь грех людей, а значит и этот "подлый". Оправдание Раскольникова, что это было вроде бы не очень подлое убийство, только подчеркивает его унизительную подлость.
   - Я ведь только вошь убил, Соня, бесполезную, гадкую, зловредную.
   - Это человек-то вошь!
  
   Почему человек так ценен? Потому что он пришелец, потому что он исполнитель роли. Несет тот крест, который дан ему Богом. Свой крест несут и те люди, которые говорят, например, что раньше было принято не обижаться, если дадут по морде не сильно. Или говорят, что раньше было принято ловить рыбу голым, а увидев Иисуса Христа надо одеться. Говорят, хотя и знают, что в Библии написано, не надо очень уж следовать традициям и обрядам, что, значит, не истина это.
  
   Эти нелепости акцентируют внимание на записанных в Библии событиях. Одеться надо потому, что Петр был в лодке, ловил рыбу в Тивериадском озере, Иисус на берегу. Это разные времена. Петр был в зрительном зале, а Иисус на сцене, поэтому и надо было опоясаться костюмом соответствующего времени. Именно такое устройство мира, увиденное Ферма, как чудесное доказательство его Великой Теоремы, и позволяет Иисусу взять грехи человечества на себя.
  
   Трудно увидеть, что это роль, ибо нет ни одной щелочки, чтобы сейчас увидеть Новую Землю. Но Пульхерия Александровна все-таки видит чуть-чуть, такое маленькое облачко, с игольное ушко, и это уже позволяет матери Раскольникова спать с его статьей. Она поверила, что ее сын переступил грань, за которой уже нет его воли, а есть только воля Бога.
  
   И воля Бога была, чтобы Раскольников сыграл эту, подлую роль по-настоящему, как будто это он и сделал. Почти так, то есть с ужасом сомнений. Как Иисус Христос. И логика этих сомнений говорит, что это роль. Что мир театр, как сказал Шекспир. Ну, как не сказать это еще раз! И Раскольников постоянно колеблется, идти или не идти? Быть или не быть. Потому что необходимо показать, что это роль, но как только является эта мысль о роли, о свободе воли, так становится понятно, что свобода - это выполнение воли Бога, и тогда уже не будет видно роли, а только одна реальность Диофанта.
  
   Переступить черту это не просто взять вину на себя, но и покаяться. Как Родион Романович Раскольников.
  
   Почему рабское выполнение воли Бога и есть настоящая свобода? Потому что только этот выбор ведет к победе. Человек готовится к этому рабству, поняв тщетность всех творческих изысканий, их заведомую ошибочность. А очень не хочется переступать ЭТУ черту. Как сказал Родион Романович Раскольников, дано это немногим. Только гениям. Как ты да я.
  
   Нас мало избранных, счастливцев праздных,
   Пренебрегающих презренной пользой,
   Единого прекрасного жрецов.
  
   А.С. Пушкин
  
   Вот такая она Красота.
  
  
   Кратко Оставшиеся Противоречия
  
   - Он был убежден положительно, что во многом тогда ошибался, например, в сроках и времени некоторых происшествий.
   - Одно событие он смешивал, например, с другим; другое считал последствием происшествия, существовавшего только в его воображении.
  
   Это очень важные замечания. Истинно получается не только то, что снято крупным планом, что видно под микроскопом, что уже здесь. Но и то, что только еще должно произойти, что произошло, но смешивается при воспоминании. Как, например, замечания Достоевского о знакомом и незнакомом студентах, находящиеся в двух соседних абзацах. Из этого следует, что хотя научная Земля теперь круглая и вращается вокруг Солнца. Но "воспоминание", по Достоевскому "впоследствии", верно и другое: Земля плоская, и Солнце движется вокруг нее.
  
  
   - Эх, Родион Романович, - прибавил он вдруг, - всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с... Прежде всего.
   Достоевский не раз говорит об этом увеличении количества воздуха. Это говорит об увеличении пространства. Это говорит о вере в существовании кулис. Там, за перегородкой, так часто упоминаемой в романе, должен быть воздух. Теорема Ферма и доказывает существование этого воздуха на полях. Дыры для этого воздуха сделал Иисус Христос, пробив демаркационную стену, разделявшую Человека и Бога.
  
   Просьба о воздухе - это значит обращение к Богу, а не поиск решения своим размышлением. Пример в Библии. Этот текст долго шел перед курсором, ибо записан был давно. Теперь он прилепится сюда:
  
   - И вопросил Давид Господа, говоря: идти ли мне против Филистимлян? предашь ли их в руки мои? И сказал Господь Давиду: иди; ибо Я предам Филистимлян в руки твои.
   Не выходи навстречу им, а зайди им с тылу и иди к ним со стороны тутовой рощи.
   - И когда услышишь шум как бы идущаго по вершинам тутовых деревьев, тогда двинься; ибо тогда пошел Господь пред тобою, чтобы поразить войско Филистимское.
   - И сделал Давид, как повелел ему Господь, и поразил Филистимлян от Гаваи до Газера.
  
   Неужели закон - это признание вины? Признался, и значит, виноват. И, следовательно, все древние пытки оправданы?!
   Или закон в посадке человека? Как сказал Высоцкий: наказания без вины не бывает. Такая обратная логика.
  
   Близкое и тревожное присутствие в уединенных местах.
   - Случалось ему уходить за город, выходить на большую дорогу, даже раз он вышел в какую-то рощу; но чем уединеннее было место, тем сильнее он сознавал как будто чье-то близкое и тревожное присутствие, не то чтобы страшное, а как-то уж очень досаждающее, так что поскорее возвращался в город, смешивался с толпой, входил в трактиры, в распивочные, шел на Толкучий, на Сенную. Здесь было уже как будто бы легче и даже уединеннее.
  
   Казалось бы, это почти проникновение в другие миры. Человек становится экстрасенсом. Думаю, здесь и надо обращаться к Богу. Вплоть до того, чтобы принимать решение по бросанию монеты: орел или решка. Размышлением задачу не решишь. В начавшемся бою проиграешь. И только потом увидишь свою ошибку. Сможет ли человек, заметив такое незримое присутствие, перейти грань и обратиться к Богу, как Давид? По крайне мере, если не сможет, то от такого близкого присутствия ждать ничего хорошего не приходится.
  
   Разумихин бывает в запоях.
   Кто такой Разумихин не очень понятно. Как не очень понятно, кто такая Настасья, частенько предлагавшая Раскольникову вкусные вчерашние щи. Она отказывается быть Никифоровной, а хочет быть Петровной. Апостол Петр был назван Иисусом Кифой. То есть можно считать, что Никифоровна идет от того Петра из Евангелия. А Настасья говорит, что нет, она от другого Петра. От какого?
  
   Мне кажется, что скорее дьявол пробился в семью Раскольникова, чем наоборот. И тогда возвращение Раскольникова через семь лет из тюрьмы еще не означает начала хорошей, счастливой жизни. Бои еще предстоят и противник рядом. Разумихин говорит такие тексты, что кажется, он не может быть убийцей старухи.
  
   Сознательным, может и нет, но в горячке, в запое, по наущению, я думаю, мог бы. Думаю, он вполне мог быть использован и вслепую, и участвовать в этом деле прямо, как заговорщик. Мог и как организатор, я уже сказал об этом. Разумихин кажется мне очень подозрительным.
  
   Он готов убить Порфирия и Свидригайлова.
   - В это мгновение такая ненависть поднялась вдруг из его усталого сердца, что, может быть, он бы мог убить кого-нибудь из этих двух: Свидригайлова или Порфирия.
  
   Да, кажется, что эти ребята из одной группировки. Именно они обкладывают и загоняют Раскольникова, как волка. Когда-нибудь "потом" он пообещал это сделать. Интересные взаимоотношения. Порфирий его гонит, а Аркадий Иванович как бы призывает, предлагает выход. Раскольников считает, что одного из них в будущем надо бы убить.
  
   Порфирий был у Раскольникова в первый же день "не своим лицом". А кто был? Разумихин?
   Здесь интересно, главным образом, не то, кто это был. Разумихин, Заметов, или Настасья, или еще кто-нибудь, а тот человек, который исполняет роль Порфирия. Кто прототип? Он мог прийти незаметно, в другом времени.
  
   - Так... кто же... убил?
   - Как кто убил?.. - переговорил он, точно не веря ушам своим, - да вы убили, Родион Романович! Вы и убили-с... - прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом.
   - Это не я убил, - прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления.
   - Нет, это вы-с, Родион Романович, вы-с, и некому больше-с, - строго и убежденно прошептал Порфирий.
  
   Строгость Порфирия здесь и есть указание, что Раскольников не должен, не может отступить от своей роли. Он, как Иисус, должен идти до конца. Как написано. И это не важно, делал он то, в чем его обвиняют, или нет. Сказано же: больше некому.
  
   Порфирий говорит Раскольникову, чтобы он не совсем верил словам.
   Это значит, что только сам Раскольников может заглянуть за перегородку и увидеть чуть-чуть правды, никто его туда не потащит. А здесь каждый исполняет свои обязанности.
  
   Порфирий Петрович, как и Аркадий Иванович говорит:
   - Вам теперь только воздуху надо, воздуху, воздуху!
   Они явные пришельцы и намекают Раскольникову, что и он тоже. Но чтобы выполнить свою роль Раскольников должен иногда хотя бы заглядывать за кулисы. Иначе выполнить свою роль до конца ему не удастся. Как делал это Иисус? Он три раза ходил молиться, и просил Бога или пронести эту чашу мимо, или дать ему возможность переступить черту, дать возможность заглянуть хоть чуть-чуть за перегородку, чтобы идти дальше.
  
   Её дорога.
   - Соня представляла собой неумолимый приговор, решение без перемены. Тут - или ее дорога, или его. Особенно в эту минуту он не в состоянии был ее видеть. Нет, не лучше ли испытать Свидригайлова: что это такое?
  
   В чем тут разница, между Сониной дорогой и дорогой Свидригайлова? То же, что и в фильме Мартина Скорсезе: жизнь в мире с Марией Магдалиной, или распятие на кресте? Или что-нибудь все-таки другое? Хотя, собственно, в фильме Мартина Скорсезе такого выбора-то и нет. Иисус живет с Марией Магдалиной внутри креста, внутри распятия. Там жизнь, в фильме, а не или-или!
  
   А здесь Свидригайлов вроде бы предлагает именно или, то есть предлагает скрыться с ним за границу. А реально, что предлагает Свидригайлов? Кажется, он приглашает Раскольникова "за перегородку" бесплатно, то есть без распятия. Пошли и все. Он даже и зашел за перегородку, именно там находился трактир, где за чайным столом, с трубкой в зубах сидел у окна Свидригайлов. Именно то, что он неожиданно очутился в другом мире, и испугало Раскольникова.
   - Это страшно, до ужаса поразило его. - Шел, шел и зашел. Даже Свидригайлов не ожидал, что Раскольников найдет его в этом трактире. Действительно, как это произошло непонятно. Написано только:
  
   - Тяжелое чувство сдавило его сердце; он остановился посредине улицы и стал осматриваться: по какой дороге он идет и куда он зашел?
  
   Далее написано, что Свидригайлов сам назначил Раскольникову встречу в этом трактире. Но ни читатель, ни герой этого не знают. Следовательно, и договаривались они не на сцене, а за перегородкой. Как это делается у Хичкока.
   - Помните? - спрашивает Свидригайлов.
   - Забыл, - отвечал с удивлением Раскольников.
  
   Забыл, потому что еще не ощущает себя в двух измерениях: на сцене и за кулисами. То, что он слышал за кулисами, Раскольников не включает в свою роль. Ему это просто в голову не приходит. Да, знал, что встретимся в трактире. Так это на улице, а не в театре! Так он еще думал. Поэтому, хотя и знает, говорит:
   - Забыл.
  
   Можно и немножко по-другому конкретизировать. Они договорились выпить в трактире после работы, а Раскольников по запарке думает, что еще бродит по театру, по сцене. А на сцене-то они встретиться не договаривались. Это в принципе одно и то же. В общем, сплошной Хичкок.
  
   Или наоборот, Хичкок сплошной Достоевский. Про Хичкока распространяться здесь не буду. Это надо читать в другом эссе.
  
   - Игрок?
   - Нет, шулер.
   Раскольников спрашивает Свидригайлова:
   - Вы, кажется, игрок?
   - Нет, какой я игрок. Шулер - не игрок
   .
   Значит, они вели с Раскольниковым беспроигрышную игру, как фокусники, как маги. С их позиции это был спектакль. Они имели возможность находиться и в кадре, и на режиссерской площадке. А Родион Романович? Все-таки сомнительно, что он не имел никакой возможности выйти из круга. Могло ли так быть, что они не знали, что он знал о существовании кулис? Точнее, знал о возможности логического перехода со сцены за кулисы.
  
   Иногда кажется, что он иногда это знал. Ведь он был записан в Книгу Жизни Сверху. Иногда можно думать, что здесь, как и в Игроке происходит неслучайная встреча шулера с группой шулеров, которые в конце концов его обыгрывают. Но в данном случае эта шулерская группировка ведет Раскольникова в тяжелую, но нужную ему ситуацию. В Новую жизнь. Шулера здесь нужны, ибо человек сам не в силах переступить грань. А играть на авось нельзя. Время собирать камни.
  
   Свидригайлов ничтожнейший злодей.
   - В Свидригайлове он убедился, как в самом пустейшем и ничтожнейшем злодее. - Раскольников еще не видит второй части Свидригайлова. Не видит режиссера, который является еще и актером. Актером Раскольникову он кажется слабым. Ведь сам он думает о вещах сложных, мистических. И хотя Свидригайлов, желая с ним сблизиться, говорит:
   - Знаете ли, что я мистик отчасти? - Но Родион не верит, он связывает мистику Аркадия Ивановича с призраками, которые тому являются.
   Нет, что-то не то, пока эта фраза не очень понятна.
  
   Право и лево меняются местами.
   - Вам направо, а мне налево или, пожалуй, наоборот, только - adieu, mon plaisir, до радостно свидания!
   И он пошел направо к Сенной.
   Здесь уже сам Свидригайлов не сразу соображает, где сцена, а где кулисы. То ли направо сцена, а слева ведется съемка, то ли наоборот: налево сцена, а справа ведется наблюдение. А профессор Бэкфорд все говорит, ему бы съемку с места события, тогда бы он точно поверил в распятие Иисуса Христа и Его Воскресение. Один оператор тут не справится. Да и сам оператор, кем должен быть? Он то фотограф, а то, тот, кого снимают. Вот такими он должен обладать способностями. Как говорится, человеку это невозможно. Разве что Пелевину.
  
   Дело фантастическое.
   Это говорит Свидригайлов. Получается, что он и сам не совсем в курсе, кого они "ведут"! Получается, что он и сам не всё видит. Кто же тогда здесь командует парадом?! Или никому не дано видеть всё? Каждый, и Порфирий, и Заметов, и Илья Петрович, и Настя, и Разумихин, и Зосимов, и Свидригайлов, видят только свой ракурс. Каждый играет только свою роль. Может быть. Скорее всего, именно так.
   И все-таки интересно:
   - Где Центр?
  
   Внимательно взглянуть на пустые комнаты.
   - Квартира Свидригайлова приходилась как-то между двумя почти необитаемыми квартирами. Вход к нему был не прямо из коридора, а через две хозяйкины комнаты, почти пустые.
   Как будто место - это остров, какой-то неведомый ковчег в бесконечном космосе. Но из него можно выйти в звездный мир через посредство мадам Ресслих. Кто она такая не ясно. Прямого выхода он не имеет. Но может быстро, без длительных звездных перелетов, перейти к двери мира, где живет Иисус и Мария Магдалина. Все их действия ему известны. Недаром Раскольников ужасается, когда узнает, что Свидригайлов сосед Сони. И, следовательно, всегда все знает. Непонятно только, кто такая мадам Ресслих:
   - Старинная и преданнейшая приятельница.
  
   Несомненно, здесь описывается устройство пространства. Возможность быстрых перемещений к далеким неизвестным мирам. Мария и Иисус думают, что действуют самостоятельно, и, благодаря устройству мира, о котором рассказано здесь, не замечают внедренного к ним агента. Дьявола. Но он сам открывается:
   - Сосед-с.
   - Вы?
   - Я.
   И по Мартину Скорсезе он внедрен даже на кресте, при распятии, даже тогда жизнь еще продолжается. Жизнь Его с Марией Магдалиной.
  
   Дуня не соглашается выйти замуж за Свидригайлова ради спасения брата. Очень интересно, ибо обычно эта формула срабатывает. Но Дуня не верит, что ее брата еще можно спасти. Свидригайлов предлагает мать, еще и мать спасти. Всех увезти за границу. Она не соглашается. Она его боится.
  
   Раскольников почувствовал, что на него как бы что-то упало и его придавило.
   Это произошло после того, как он узнал, что Свидригайлов застрелился. Почему так тяжело ему стало? Потому что исчезла последняя иллюзия? Что уж взять вину на себя придется обязательно, больше путей просто не осталось? Или все-таки еще что-нибудь? Но даже и сейчас Раскольников не в состоянии самостоятельно перешагнуть черту. Он извиняется, что напрасно пришел. Как же это тяжело было принять новую жизнь. Самому человеку это невозможно. Бог дал ему помощника. Видимо, для этого.
  
  
  
   Свидригайлов говорит, что видел где-то лицо Сони.
   - Видел где-то это лицо, - думал он, припоминая лицо Сони... - надо узнать.
   Скорее всего, он видел это лицо на картине, где была изображена Мария Магдалина в зеленом платке вместе с Иисусом Христом и другими. И Иисус был на кресте. Для Свидригайлова это было бы плохое воспоминание. Он узнал бы, что застрелится.
  
   Человек многое проносит мимо из одной только трусости.
   Странно, что представители церкви против этого утверждения Булгакова. Говорят, что это выдумано в Мастере и Маргарите, что это есть только у него, а больше нигде таких заповедей нет. Вот есть у Достоевского. И даже называется аксиомой:
  
   - Всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости... это уж аксиома... Любопытно, чего люди больше всего боятся? - Можно заметить, что Библия не боится повторов. Ведь в чем часто укоряют Ньютона, Шекспира, Иисуса Христа? Что они не первые! Что, собственно то, что они делают - римейк! Конкретизация только. Повтор. Просто не замечают: для того, чтобы конкретизировать идею надо еще тысячу таких идей, как была первая. Но самое главное: римейк имеет перед собой Писание! А что держит перед собой отрицающий Писание? Думают, что он держит перед собой открытие, научную историю. Можно и так сказать. Но только и открытие это, история эта имеет уже аналог в мире. И это не что иное, как Золотой Телец, который изготовили люди из самих себя, без Писания. Без Писания, за которым пошел Моисей. Он-то ничего придумать сам не мог. Подумал, что до истины так же тяжело дотянуться, как до локтя, и пошел к Богу. Думаю, больше всего люди и боятся Римейка. Именно это самый новый шаг. Римейк - это же не просто переделка, а конкретизация, точнее способ конкретизации, возможность увидеть то, что нельзя увидеть невооруженным взглядом. Бог тоже не раз занимался Переделками. Можно сказать, что Он переделывал Cвои же вещи. Но это с той позиции, что Бог сделал всё. Только далеко не всегда это так напрямую очевидно. Иногда кажется, что Он переделывал чужие вещи.
  
   Самый последний пример из Евангелия, когда все Апостолы испугались и разбежались от ужаса, Он переделал в победу, в великую Победу, когда все Апостолы встали грудью, всей своей душой на защиту Иисуса Христа. Показали, чему Он их научил еще до Распятия. А не после, как это думают. Так же происходит и у Достоевского в Преступлении и Наказании.
  
   И в Библии тоже написано, как это ни отрицают, что боязливые не попадут в Царство Небесное. И на первом месте в Аду не убийцы, а боязливые. А также написано:
   - Боязливых же, и неверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов - участь в озере, горящем огнем и серою; это - смерть вторая.
  
   Игрушки.
   - Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве то серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй, что и игрушки! - Чьи это игры? Не мог же на самом деле Раскольников развлекаться тем, что лежал и мечтал об убийстве! Именно играл, как в игру. Нет, это не реально. Или, как написано:
   - Разве это серьезно?
  
   Разбойники. Его подозревают разбойники! По-нашему, мафия, коррумпированная организация, воры в законе.
   - Разбойники! подозревают!
   Подсознательно или логично Раскольников определяет, с кем имеет дело.
  
   Перевод от себя.
   - Всё больше от себя сочиняю и только тем и утешаюсь, что от этого еще лучше выходит, - говорит Разумихин.
   Возможно и сценарий, по которому загоняют Родиона Романовича, иногда сочиняется от себя, на ходу. Сопротивление Раскольникова заставляет их действовать по сценарию, а не только так, как обычно, от себя, по-русски. Ведь это только говорят, что римейка надо бояться, как огня, а сами штампуют его, как горячие пирожки. Так это по-тихому. Вот это-то и плохо. То есть таскают "с Волги" не реальные факты, а пишут с книжки, как студенты пишут свои курсовые с прошлогодних работ. Принцип-то он и в Африке тот же самый. Эту фразу о переводе от себя можно по-разному поворачивать, всё зависит от конкретной ситуации. Ведь не зря говорится:
   - Кто не с вами, тот против вас, - и конкретизируется:
   - Ибо, кто не против вас, тот за вас.
   Эти фразы не противоречат друг другу, потому что одна из них находится в тексте, а другая напротив, как пометка на полях. Как всегда, всё решает Великая теорема Ферма.
  
   Как будто идет смена декораций.
   - Ее тоже отделывали заново; в ней были работники; это его как будто поразило. Ему представлялось почему-то, что он всё встретит точно так же, как оставил тогда, даже, может быть, трупы на тех же местах на полу. А теперь голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он прошел к окну и сел на подоконник.
  
   Вина квартиры. Мать Раскольникова заметила, что квартира сына похожа на гроб.
   - Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, - сказала вдруг Пульхерия Александровна, прерывая тягостное молчание, - я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик.
   - Квартира?.. - отвечал он рассеянно. - Да, квартира много способствовала... я об этом тоже думал... А если б вы знали, однако, какую вы странную мысль сейчас сказали, маменька, - прибавил он вдруг, странно усмехнувшись.
  
   Здесь только одна идея. О воскресении. Из гроба один путь - воскреснуть. Повторю, что из гроба после Воскресения, Иисус появляется не на сцене, где ищет Его Мария Магдалина, а в зрительном зале, и она, обернувшись, не узнает Его сразу, она думает, что Он садовник.
  
   Мария не может сразу подойти к Иисусу, не может в этот момент еще преодолеть грань времени, не может со сцены шагнуть в мир, в зрительный зал. Так и Софья Семеновна, хотя и последовала за Раскольниковым, не сразу входит с ним в контакт. Этот контакт у Достоевского описан так:
  
   - Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок. Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку.
  
   Вера Пульхерии Александровны в правильность действий сына.
   - Полно, Родя, я уверена, всё, что ты делаешь, всё прекрасно! - сказала обрадованная мать.
   Невероятно! Кто бы еще мог так сказать в этой ситуации, кроме Бога.
  
  
  
   И вот оно последнее, решающее противоречие.
   - Он глубоко задумался о том: каким же это процессом может так произойти, что он наконец пред всеми ими уже без рассуждений смирится, убеждением смирится! А что ж, почему ж и нет? Конечно, так и должно быть. Разве двадцать лет беспрерывного гнета не добьют окончательно? Вода камень точит. И зачем, зачем же жить после этого, зачем я иду теперь, когда сам знаю, что всё это будет именно так, как по книге, а не иначе!
   Он уже в сотый раз, может быть, задавал себе этот вопрос со вчерашнего вечера, но все-таки шел.
  
   Вроде бы здесь всё наоборот по сравнению с Библией. Там все грешники, а Иисус Христос наоборот, безгрешен. Там Он герой, а все разбежались от страха. Там Он Первый. Расшифровку можно начать с конца. Кто первый в Библии? Как это говорит Иисус Христос?
   - Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим.
   - Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются;
   - А вы не так: но, кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий.
   - Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий.
  
   В Библии мы видим Первого и Последнего одновременно. Это абстрактное утверждение. Реально нельзя увидеть, что последний это и есть первый, иначе он и не будет последним. Никто не должен знать, что последний это и есть первый. Истина должна твориться тайно, как написано в Библии, иначе никакой награды не будет. И об этом рассказывает Достоевский.
  
   Раскольников идет и не знает, зачем идет, то есть не знает, что он будет первым. Идет, хотя и знает, что идет, как последний, и потом будет последним. Нельзя сказать, что он будет первым, иначе награда уже будет получена.
  
   Иисус берет на себя все грехи людей и становится Последним, которого гонят люди. Не зря Он говорит, что многие от него отрекутся.
   - И будете ненавидимы всеми за имя Моё.
   - А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным.
  
   Раскольников у Достоевского смиряется перед людьми не только по указанию Иисуса Христа, но и по Его примеру! А перед кем он смиряется? Как Раскольников называет людей?
   - Всякий из них подлец и разбойник уже по натуре своей; хуже того - идиот! - Зачем же смиряться ради них, зачем брать на себя их грехи?
   "Он уже в сотый раз, может быть, задавал себе этот вопрос со вчерашнего вечера, но все-таки шел".
   Как Иисус Христос.
   ----------------
   14.02.10
  
   P.S. - 1. В этом послесловии нет ничего нового. Настоящее послесловие идет дальше. Но все-таки я хочу уточнить, кто в этой книге жрецы прекрасного, которые пренебрегают пользой. Как-то:
   - Родион Романович Раскольников, Пульхерия Александровна, Софья Семеновна, Катерина Ивановна, Семен Захарыч Мармеладов.
   Интересно, что число основных героев можно подогнать под двенадцать или даже тринадцать. Нам надо еще восемь? Пожалуйста:
  
   - Порфирий Петрович, Разумихин, Заметов, Зосимов. Еще четверо? Петр Петрович Лужин, Либезятников, Илья Петрович, Аркадий Иванович Свидригайлов. Но вроде бы не получается найти еще троих мужчин, чтобы заменить трех женщин в числе этих тринадцати. Ведь можно предположить, что в этой истории еще наложена идея об Апостолах, которые делились на Тивериадском озере на семь и пять. Одних можно назвать Словом, а других Его Содержанием. Одних изображением, других холстом, на котором находится это изображение. Просто так, без холста ведь оно невозможно. Как говорил Порфирий Петрович:
   - Без нас вам не обойтись!
  
   Но я не знаю, как тут можно натянуть двенадцать Апостолов. Неужели Достоевский включил в число Апостолов трех женщин?! Невероятно! Наверное, легче включить в их число Никодима Фомича, Митьку и Николашку.
  
   Н-да. Вот они Деяния Апостолов. Развлекаются на театре. Но о ком, как не о них в первую очередь сказал Пушкин:
  
   Нас мало избранных, счастливцев праздных,
   Пренебрегающих презренной пользой,
   Единого прекрасного жрецов.
   Не правда ль?
  
   А.С. Пушкин
  
   Кстати, фраза Порфирия Петровича может быть применена еще одним очень важным способом.
   - Без нас вам не обойтись! - Это фраза наших предков, согрешивших перед Богом.
   Поэтому нельзя сказать:
   - Да нам по барабану, что вы там делали! - Ведь сын за отца не ответчик.
   Нельзя также обойтись построением и украшением памятников праведникам.
  
   Пока мы не взяли на себя грехи предков, отцов наших, не будет картины. Для нас просто не будет места на Том Свете. Наш Отец - это холст, а мы это то, что нарисовал художник на этом холсте. Чтобы Отец мог подготовить нам место на Новой Земле, Он должен существовать. А существовать в Раю можно только без греха. Так для того, чтобы подготовить нам место Там, грехи Отца нашего мы должны взять на себя.
  
   Некоторые проповедники пишут, что Иисус опять ошибся, когда сказал разбойнику, распятому вместе с ним на кресте, что этот разбойник сегодня же будет с Ним в Раю.
  
   В данном случае здесь дело не во времени: сегодня или завтра, или через три дня. А в том, будет ли этот разбойник РЯДОМ с Иисусом в Раю. Мол, рядом с Иисусом всем места не хватит. Поэтому на Новой Земле рядом с Христом будет только избранные, те, кто много страдал, много верил, занимался религией всю жизнь, а остальные будут пахать, как и раньше поле. Правда, только в Раю.
  
   То есть утверждается, что и в Раю будет иерархия. И демократии, следовательно, там не будет. Избранных мало, а демократия - это толпа. Толпа-то толпа, да только смысл этой толпы не в том, что масса людей, объединенных каким-то общим, единым порывом идет на штурм Зимнего Дворца. Картина демократия имеет другую интерпретацию.
  
   При существовании иерархии только несколько человек получают правдивую информацию. Цари, принцы, аристократия. Более того, посредник, как говорят, знающий правду, был только один. Дьявол. И вдруг демократия, а значит, на этой площади появилось много людей, чьи лица обращены на небо, прямо к Богу. Поэтому слово демос надо переводить не как:
   - Много, - а как:
   - Без посредников. - Появляется много людей, принимающих информацию без посредников. Поэтому Вера -- это приобретение каждым, многими личного приемника, настроенного на частоту передатчика Бога.
  
   Не зря Иисус Христос говорит:
   - Иду к Отцу Моему, чтобы подготовить для вас место. - Нужно подготовить и загрунтовать холст. Где всем хватит места. Если Иисус - это Холст Нового Мира, то ведь на нем все будут РЯДОМ с Ним. Всем хватит места.
  
   Так и отцы наши должны подготовить для нас место на том свете. А мы участвуем вместе с ними в этом деле, потому что берем грехи отцов наших на себя. Делаем их своими. Как это сделал Родион Романович Раскольников.
   - Без безгрешных отцов наших на том свете нам не обойтись.
  
   Вот почему всё не наступает конец света. Слишком велик поток греха, идущий из прошлого. Нужно больше и больше живых, чтобы принять его на себя. Работы много, а делателей не хватает. Не хватает, потому что тяжела эта работа для Бога. И об этом можно прочитать у Достоевского. Как говорится:
   - Картина маслом.
   Картина по теореме Ферма: мы и отцы наши - это одно, хотя и находимся в разных временах. Мы здесь, а они на том свете. Они текст книги, а мы заметка на полях. А объединены листом бумаги, холстом. Иисусом Христом. Воскресением.
   ----------------
  
  
  
  
  
   P.S. - 2
   Конец из Достоевского
  
   Аватар стал синим. Он перешел на сторону аборигенов и стал, как они древним индейцем. Некоторые рассматривают это как предательство. А за что был казнен синедрионом Иисус Христос? За предательство. А кто такой Адам? Это и есть Аватар. Ссылка Адама на Землю - это тоже переход на сторону аборигенов. И вот здесь возникает очень интересная картина. Значит, на Земле уже были люди?! Откуда они взялись, откуда взялись синие? Вот вопрос. Думаю, что их изобрел Чарльз Дарвин. Мать этих детей Биология. Адам, как Аватар уходит от Бога, Роль Евы по Библии такая же как роль Марии Магдалины. Она заставляет Адама оторваться от жизни в сновидениях, оторваться от Бога. Можно сказать, что Ева перерезает пуповину, связывающую Адама с Богом. Получается, что Адам выбирает себе жену-мать. Что и является теперь причиной приличного количества разводов. Видимо, очень много детей родила Адаму первая жена Лилит. Говорят, Адам ее выгнал. Думаю, сама Лилит не захотела иметь такого мужа-сына.
  
   - На хер ты мне такой нужен, - мягко сказала она. И опять началось всё сначала. Лилит думала, что они равны. Да, равны, но не как два берега у одной реки. Они равны, как герой и автор. Автор ведь тоже герой своего романа.
  
   Не хотят дамы ухаживать за своими адамами! Значит, где-то встряла другая женщина. Действительно, интересный вопрос: была ли у Адама любовница. Чем он хуже других. И вот результат.
  
   Возможно, в роли любовницы и была первая жена Адама Лилит. Сомнительно.
   Потом Каин, чтобы уйти к Другим, совершает убийство. Как это сделал и Раскольников. Выбрал Другую жизнь.
   Значит, существовало ДВЕ группы людей! Те, кого сделал Бог и Дарвинисты. Видимо, первые это люди аристократического рода. Именно к ним относит себя Катерина Ивановна. Точнее, она говорит, что "почти аристократического рода". То есть папа был Аватар, а мама из рода синих. Джеймс Камерон оказался прав: они поженились. А Борис Парамонов не верил!
  
   Значит, Адам уходит от Бога не потому, что по запарке совершил ошибку, убил совершенного человека, а сознательно он съедает это яблоко, предложенное Евой, чтобы уйти к этим синим дарвинистам. Интересно здесь задать такой вопрос:
   - А долго ли он думал, прежде чем съесть яблоко?
   Ответ:
  
   - А вот столько, сколько думал Родион Романович Раскольников, прежде чем взять на себя убийство старухи-процентщицы. Очень долго. Примерно можно сказать, что старуха эта символизирует смерть. Смерь, которая даёт людям Жизнь только под залог дорогих для них вещей.
  
   Люди приходят в жизнь, как заложники смерти. В принципе задачей Иисуса Христа ведь было поразить Смерть.
   В книгах и фильмах герои сражаются за Жизнь с помощью волшебных мечей, магии, амулетов, дарованных героям и царям древними богами.
   - А теперь? - как спросил бы Владимир Высоцкий.
   - А теперь, чтобы сделать это надо стать подлецом. Убийцей и вором - Именно этот грех, грех Родиона Романовича Раскольникова надо взять на себя, чтобы подойти поближе к убийце людей - Смерти.
  
   Взять на себя - значит стать таким. Знание о том, что этот человек не вор, а герой, людям не будет видно. Это знает только Бог. И люди не знают, что это знает Бог. Поэтому и объемлет близких ему людей при такой христианской победе не радость победы, а ужас.
  
   Ужас этот такой силы, что люди продолжают искать возможность найти решение другим способом: с помощью великих открытий, с помощью экстрасенсов, надеются встретить что-нибудь спасительное на других планетах. А там, оказывается только синие. Которых самих спасать надо. Можно спросить:
  
   - А зачем их спасать? Они, как индейцы Майя жили хорошо, пока не пришли люди. Не всё там было хорошо. Например, там считалось, что хорошо выдирать у индейца Майя ногти, потому что таким образом он еще больше приблизится к богу. Жрецам хорошо, а для майца это, как пытка в гестапо. Но дело не в этом, ибо это только цветочки. Ягодки, как говорят, будут позже. А что такое эти инопланетяне с планеты Пандора позже?
  
   Вот, например, можно представить себе, что увидели Адам и Ева, когда предстали пред полчищем пандорцев, через много лет после того, как эту планету посетил Джеймс Камерон. Во сне. Он говорит, что пандорцы приснились ему еще в двадцатом веке. А вот их пра-пра-правнуки. Это остаток, уцелевший после Конца Света. Они похожи на будущих людей в фильме Терминатор. Только не целых, а собранных из разных частей. У одного рука заменена на пластиковую, у другой сиськи из золота, у третьего половина головы из титанового сплава, у четвертой половина ноги из кости, а половина сделана из вертолетного винта. И даже внутренности их только частично наследственные. То есть люди уже и не рождаются такими, как сейчас. Они рождаются, с нынешней точки понимания уродами, а потом их доделывают уже сами люди. Ведь на остаток у Бога уже не осталось хороших ДНК и РНК. Нет в достаточном количестве митохондрий, да и этих самых микробов совсем мало осталось. А они тоже очень нужны для нормальной жизнедеятельности.
  
   Пластическая хирургия - профессия будущего. Тогда, видимо, была на высоте. Одежда их вся с армейских складов, потому что уже столетия ничего, кроме военного положения не осталось. И кем же они вели войну? Война шла с теми чудовищами, которые описаны в Апокалипсисе. Многие сначала не хотели вообще воевать.
   - Бог их послал, - говорили они, - за грехи наши. Воевать с ними не будем. Грех это.
  
   Но потом Аватар заметил, что у этих чудовищ спины и головы имеют бронированные пластины. Зачем?
   - Чтобы защищать их, - ответили не жалеющие воевать.
   - А это значит, - ответил Аватар, - что с ними надо воевать! Бог так сказал этими бронированными пластинами, защищающими чудовищ. Если они защищены - значит, против них будут сражаться. Пусть даже это будут те, кого могут назвать неверующими. И прекратилась стопроцентная гибель людей. И началась война против посланных против людей страшных чудовищ. И остались, в конце концов, только эти полулюди-полуроботы. Только они уцелели в войне с Терминаторами. Пока что уцелели. И вот на помощь этому остатку и вышел Адам из Рая
   .
   Именно для возможности такой интерпретации Библии и пошел Иисус Христос на Распятие. Он ведь должен был спасти Адама!
  
   Раскольников тоже не понимал, зачем надо спасать этих полулюдей: воров, разбойников, идиотов - но всё-таки шёл, шёл и шёл. Как Адам.
  
   Возникает некоторая неясность, кто такой Аватар. То ли это тот, кто уже начал войну против чудовищ до прихода Адама, то ли это и есть сам Адам. Думаю, что можно сказать, что и Адам - это римейк первого Адама, который был направлен людям, тому остатку аборигенов Земли, которые первыми вступили в бой. Так романтичнее. Ну, всегда же пришельцы ободряют местных и ведут их в победный бой. Чем отличается пришелец от аборигена? Есть очень важное отличие. Он из будущего. Он обладает знанием будущего, он уже знает результат, он Победитель, которому достанется всё, как написано в Библии. По сути дела, это Автор, а аборигены его Герои. И Адам спускается на Землю, как в свой роман, Становится Героем Романа.
  
   Поэтому напрасно Дмитрий Быков залег в спячку после просмотра Аватара. Как сказал его друг СВ (подойдет ли на роль Свидригайлова?):
   - Не хочет теперь больше мыться, как Людовик в знак протеста против сплошных предательств героев кино. Раньше Дмитрий просто забывал мыться, теперь совсем не будет.
   - Вставай, медведь! Проспишь царствие небесное!
   Как сказал Иисус:
   - Все живы. - И нет больше предателей.
  
   Вопрос о предательстве остро встает тогда, когда две группы людей противопоставлены друг другу, как вообще ничего общего не имеющие. Как Свои и Чужие. Но, во-первых, Аватар уходит к аборигенам из их же собственного будущего. Как в Терминаторе. Он идет к ним, чтобы спасти их, а значит спасти и своих! Ведь когда мы говорим, что люди от Адама и Евы - это аристократы, а те другие дарвинисты появились из амебы, то есть это, в общем-то, безмозглые рабы по своему конкретному устройству, бараны не на словах, а на деле, - то ЗАБЫВАЕМ, что и они когда-то были созданы Богом! Ибо без вариантов, без Бога здесь ничего не бывает. Только нельзя этого сразу увидеть, не в одном ракурсе находятся эти разные творения.
  
   Бог посылает Адама, чтобы сделать Римейк своему первому неудачному (как бы) творению. Но так всё и было задумано. Переделка была предусмотрена заранее. И вовсе не обязательно Бог решил:
   - Вот сделаю, что получится, а там видно будет. Как Хемингуэй. - Нет, Он сначала посмотрел, что всё хорошо и продолжил. Потом посмотрел, что не очень, что люди забывают про ветвь, на которой сидят, решил всех уничтожить. Но все-таки после боя какой-то израненный отряд вавилонян остался. И им на помощь пошел праведник. А чтобы прийти к ним он должен был стать грешником.
  
   И получили многие праведники это страшное клеймо: предатель. И Иуда в их числе.
   В Аватаре, таким образом, спасаются те, кто решает начать войну против жителей Пандоры. Против себя, против своего прошлого. Не будет его - не будет и их.
   Вот, казалось бы, нет в Аватаре никакой идеи, только полет, мечта. Нет вот, эта идея о существовании двух творений человека, утвердилась, после этого Аватара. И теперь понятно, куда ушел Каин, на ком он женился. Он уже точно женился на синей. На человеке Первого Творения.
  
   Про Хемингуэя. Это только с первого взгляда он творил без плана. Что значат слова Бога:
   - Посмотрел Он на Своё Творение, и оно Ему понравилось. Хорошо это было. Или даже без "было". Хорошо! - Здесь описано изменение Самого Бога. Что значит, творить по плану? Как сказал он француз:
   - Сначала я пишу план. А потом уже сам роман. И не отступаю от плана ни на йоту.
   Хемингуэй думал, что таких писателей не бывает. Он называл тех, кто пишет по такому плану - преподавателями. А преподавали и критики с его точки зрения - это разочаровавшиеся в своих способностях романисты. То есть те, кто не смог стать настоящим писателем. Не смог стать творцом мира.
  
   У Творца Мира нет плана, потому что с ним произошло изменение, и Он Сам стал Планом. И оно произошло, когда Он посмотрел на Своё Творение. И оно получилось лучше, чем даже можно было предположить.
   Если, например, существуют двое: человек и компьютер, то от одного из них человек отказывается. Он становится компьютером. И уже не нужно проводить сравнение творения с планом. Уже ничего нельзя забыть. Всё ведь в компьютере. Нет того, кто будет вносить в этот компьютер какие-то данные. У Пушкина это начинается так:
  
   Духовной жаждою томим,
   В пустыне мрачной я влачился.
   И шестикрылый серафим
   На перепутье мне явился;
  
   А.С. Пушкин
  
   Написано, что все люди имеют одинаковый генотип. В том смысле, что генотипы всех людей настолько сходны, что их можно считать одним видом. Или лучше говорить о сходстве геномов людей разных национальностей? Может быть. Нельзя значит различить тех, кто от Бога, а кто от Дарвина, из амебы. Как это может быть? То, что и дарвинисты от Бога? Нет, так не получится. Это было слишком давно. Даже счет времени с того времени уже изменился. Но объяснить, я думаю, можно. Может быть, не все отличия ДНК мы замечаем сегодня. Получается, что основание для расизма есть. А что значит есть? Что его разве не было? Или сейчас его нет? Вы посмотрите, как ведут себя джипы на дорогах! У них совсем другие правила. И если им не позволяют так вести себя, они стреляют. Хотя возможно, что люди эти как раз имеют невоспитанную душу. То есть это-то как раз и есть индейцы, не прошедшие естественного отбора цивилизации. А не христиане. Ведь несмотря на романы Фенимора Купера, индейцы резали людей, как баранов. И если надо спокойно их ели. И это происходило не просто так: встал утром и высказался:
  
   - А индейцы-то, слышь-ты, сукины дети, разбойники. - Нет, это было сделано из-за непонятной пришельцам жестокости индейцев. Фенимор Купер просто нашел в индейцах человеческое зерно, и это было, как открытие, а то уж думали, что это дикие звери.
   Их душа не может вынести равенства. Расизм всегда найдет себе обоснование.
  
   Думаю, реально оба Творения в конце концов смешались в результате предательства Аватара. И именно этот смешанный род сейчас живет. Живет еще После Конца Света. До следующего. А может, все-таки цари, графы, князья, бароны, все дворяне произошли от Адама и Евы, а мы остальные, от Дарвина, от амёбы. Ведь не зря же говорят:
   - Мы - дарвинисты!
  
   Тогда бои семнадцатого года, гражданской войны это были бои людей двух разных Творений. А то говорят, что будет война Севера с Югом. Не, классовая. И совесть тоже. А то тут один идеолог всё хвалится, что они открыли когда-то внеклассовую совесть. Нет, не получается. Товарищ Ленин, оказывается, всё-таки был прав. Экстрасенс! Была когда-то классовая борьба двух разновременных творений.
  
   Похоже, Владимир Ильич был пришельцем. Не с Пандоры, конечно, а из гораздо более ранних времен. Надо теперь по чаще поглядывать на небо. Думаю, тело Владимира Ильича Ленина является маяком для межпланетных космических кораблей, улетевших когда-то давно с Земли, перед последним концом света. Не зря В.И. не был предан земле. То-то я всё не могу понять, как это можно было свергнуть такую монархию. Совершенно было непонятно. Можно сказать, старинную международную мафию свергает какая-то группка, кучка разбойников. Нет, ребята, тут не международная, а межпланетная мафия действует.
  
   Дождетесь скоро, они найдут всё-таки своего резидента. По всему видно, что так и будет. Еще почитаете Материализм и Эмпириокритицизм. План пишется потом. И оказывается, что он был и раньше.
  
   Адам, прежде чем уйти навсегда, "уходил из дома" не раз и опять возвращался. Как в кино. Потом ожил уже в стане аборигенов человеком. То есть Бог создал второй раз человека через Аватара. В Райском саду Адам был Аватаром, почему остальные боги и относились к нему с пренебрежением. Они говорили, что его не надо допускать до Древа Жизни, а то еще станет:
  
   - Как мы. - И возникла цепочка: Бог - Аватар - Человек.
   По сути дела, Джемс Камерон рассказал историю сотворения мира.
   Как Адам из мечтаний в саду стал человеком, так и Родион Романович по словам Достоевского получил в дар Жизнь.
  
   Интересно, зачем Камерон взял инвалида на роль Аватара? Конечно, не только потому, что хотел хоть что-нибудь заимствовать у Пола Андерсона. Значит, и Адам был инвалидом. С точки зрения богов. У Адама не работали ноги времени. Он не мог, как боги, перемещаться во времени. Зато имел Вертушку - прямую связь с Богом.
  
   Больные ноги - это как цепочка, с которой не сорвешься. Зато всегда гуляешь в Саду, где гуляет и Бог. А уж захочется чего-нибудь такого сладенького, душещипательного - извольте. Ведь вы:
   - Аватар!
   ------------------
  
  
  
   Тарара - Бумбия
  
   Эссе, как сцена из романа
  
  
   Вопрос:
   - Изменилось ли что-нибудь в конце Дяди Вани, или, как и сказал сам Дядя Ваня:
   - Все будет по-прежнему.
   Вопрос:
   - Так схитрил Дядя Ваня или правду сказал, что все так и будет по-прежнему?
   - Во попал, - сказал вслух солдат самому себе. И добавил: - Японская система. Пока не отвечу - воды не дадут. А дальше, скорее всего, придется петь на ступеньках универмага.
   - Можно отвечать? - спросил солдат. - Спасибо. Ответ:
   - Схитрил Дядя Ваня. Хотя он и пообещал профессору, что тот будет получать:
   - То же, что получал раньше. Все будет по-старому, - только теперь уже не просто так, за то, что профессор большой ученый, а... а за его жену!
  
   Дядя Ваня теперь будет платить за возможность лапать красивую, шикарную, двадцати семи летную жену профессора, целовать ее и дарить букеты цветов. Каждый день.
   Пусть и на двоих с доктором. Вот так, Дядя Ваня теперь будет платить за право лапать и целовать Елену Прекрасную. Вот это сделка! И так каждый спектакль. Именно поэтому эта пьеса:
   - Комедия.
  
   А иначе картина была бы очень мрачной. И можно было бы сказать, что правды нет не только на Земле, но и выше. А ведь сначала я подумал, что в произведениях Чехова нарушается главный принцип художественного произведения:
   - Хеппи Энд.
   Мраком, несправедливостью все начинается и продолжается и мраком же заканчивается. Несправедливость остается с человеком навсегда. И не будет никогда выхода. Ни через двести, ни через триста, ни через тысячу лет.
  
   Во всех современных произведениях идет борьба с несправедливостью, а в конце победа. Собственно, о чем тогда и рассказывать, если в конце нет венца, нет победы?
   А здесь, у Чехова, человек встречается с вечной несправедливостью, и в конце все равно остается с ней. Остается навсегда. Не происходит выравнивания перекоса. Не по очереди приходит к людям несправедливость. Нет отмщения. Ну, вот, оказывается, что есть.
   Вечный ужас побеждает театр.
  
  
   И второй фрагмент:
  
   - Давайте в память о прошлом я прочту вам маленькую лекцию про Чехова, - добавил писатель.
   - Это абсурд, - сказала Анна Лиза, - читать лекцию по Чехову в женской бане.
   - Просто я боюсь напиться, - сказал Анатолий. - И когда вы напишете для меня вопрос на двери душевой, я не смогу уже на него ответить. Так и останусь в бане на Новый год с намыленной головой. Поэтому, как предусмотрительный японец, я хочу заранее ответить на все Новогодние розыгрыши. Ибо... ибо, пока вы были в парной, я залез в карман платья Ольки, и нашел там записку с Новогодними вопросами, которые вы приготовили для меня.
   - Извращенец, - сказала Ира, - ты рылся в нашем белье!
   - Надо намылить ему голову! - сказала Таня.
   - Я сделаю это прямо сейчас, - сказала Галя.
   - Друзья мои, давайте не будем мылить голову, - сказал Анатолий, - при условии, если я правильно отвечу на два вопроса.
   - На три, - сказала Олька.
   - Вместо третьего вопроса я лучше прочитаю вам конец истории, который вы не знаете. - И он вынул из желтого дипломата свою новую книгу. Она называлась:
   - Стометровка.
   Друзья мои, - начал Анатолий, - я могу здесь повториться, но думаю, в этом нет ничего страшного, как говорил Альберт Эйнштейн, так как все равно меня никто не понимает.
   Итак, говорят:
   - Непонятно, откуда у Чехова берется водевильность, если это драма? - Говорят об абсурдности, но не могут ответить, откуда она берется.
   Впрочем, разрешите, я об этом скажу в конце.
  
   Говорят, что "вспышка" Тузенбаха похожа на самоубийство. Нет! Тузенбах согласен на среднюю, нормальную жизнь. На жизнь без любви к нему. Но вытерпеть черту ниже - издевательства Соленого - невозможно.
   - Можно жить без любви, но не до такой же степени! - Вот в чем "вспышка" Тузенбаха.
   А не потому, что его не любят.
  
   Отличие Трех сестер от Вишневого сада, Дяди Вани и Чайки. Почему Три сестры - это драма, а остальные пьесы - комедии? Здесь, в Трех сестрах, человеку уже просто не дают жить. В человеке, в формуле Жизни, заложено, что жить на Земле лучше, чем в Аду.
   Дьявол считает, написано в Библии, что с людьми надо поступать, как с травой. Можно сказать, как с курами. Ощипывать и жарить на огне без зазрения совести. Что и делает Соленый (Сатана). Он зовет Тузенбаха:
   - Цып, цып, цып. - И этот бывший военный отказывается быть травой или курицей. Ибо понимает:
   - Перебор. - Это уже не Жизнь, а Ад.
  
   Рассуждать наоборот не логично. Имеется в виду говорить, что:
   - Тузенбах покончил с собой. Нарочно вступил в спор с Соленым. Нарочно "вспылил" и оскорбил Соленого, чтобы быть убитым, чтобы умереть. Так как Ирина его не любила.
   Это просто смешно. У Тузенбаха есть свой бизнес. Свой кирпичный завод, иначе бы он не имел видов разбогатеть. На зарплату, как известно, не разбогатеешь. Есть любимая жена. Почти Рай. А именно как раз то, что доступно человеку на Земле. Дядя Ваня имеет меньше. Хотя тоже не мало:
   - Может каждый день лапать любимую женщину. И не кого-нибудь, а Елену Прекрасную! Она уезжает. Но ведь она опять вернется! Раневская в Вишневом саде тоже имеет не мало:
   - Может кататься в Париж к любимому, возвращаться назад к Вишневому саду. Опять катить в Париж.
  
   Чайка - Треплев стреляется, но, похоже, только в своей пьесе. Ужасов, конечно, хватает во всех трех пьесах. Но, извините, это пока не Рай, а Земля!
   Чехова можно бы называть русским Стивеном Кингом, писателем, сделавшим ужас нормой нашей жизни. Правда, жившим раньше Стивена Кинга.
   В Трех сестрах мраку больше, чем в других трех пьесах. И мрак этот - следствие непонимания одной частью реальности другой части. А именно:
  
   - Зрительный зал не понимает тех, кто на сцене. Я, правда, сам думал, что эта возможность есть. Не думал, что можно думать, что логично без проблем отдать свою комнату ребенку. Так как ему там будет лучше. С какой стати? Ведь это:
   - Моя комната.
  
   Говорят, что Чехов делает странную вещь:
   - Заставляет внутренне сопротивляться, чтобы отдать теплую и светлую комнату ребенку. Мол, это так логично, отдать хорошую комнату ребенку. А на самом деле нет в этом ничего логичного. И Чехов ничего особенного не выдумывает, а просто показывает конкретную ситуацию. Как все, Как обычно. А вы имеете в виду абстрактное утверждение, что дети лучше взрослых.
  
   Если вы на самом деле так думаете, пожалуйста, отдайте сегодня свою светлую, теплую комнату детям, которых полно на вокзалах, в подвалах и под лестницами. Там, под лестницами, есть семилетние девочки, нянчащие своих кукол. Они еще такие же, как куклы, а у них уже сифилис. Почему не отдать? Ведь в целой квартире можно разместить не только Бобика и Софочку, а гораздо больше детей. О нелогичности отдать всё Бобику и Софочке, а самим жить на улице говорит очень удачно Соленый.
  
   Наташа, которая с точки зрения некоторых, и должна бы все забрать себе, так как у нее дети, говорит:
   - Это необыкновенный ребенок. - А Соленый добавляет:
   - Если бы этот ребенок был мой, то я изжарил бы его на сковороде и съел бы.
  
   Сатана ведь говорит злые вещи не просто так, с бухты-барахты. В его словах всегда есть логика. Не зря в Библии говорится, что люди часто путают слова Бога со словами дьявола.
  
   А вы говорите, что Чехов, что-то там такое придумал, что возникает непонятное чувство, что не все по-нашему, не все детям. Все детям уже было, милая моя, в Китае. Когда хунвейбины гоняли профессоров по полям с кукурузой.
  
   Почему Чехов считает, что никто, даже дети, не вправе брать у человека его комнату?
   Ответ понятный любому нормальному человеку, например, в Париже. В Париже, где никто никому не уступает места в метро. И когда в России этому удивляются, то просто на просто неправильно решают задачу, не правильно отвечают на вопрос:
   - Кто должен решить, чтобы человек уступил другому человеку место в метро?
  
   Во Франции всем ясно, что только тот, кто сидит. Никто не вправе его обвинять, что он сидит, а другой стоит.
   То есть, решает сцена, ибо там театр. Здесь же все решает зрительный зал, который принимается за единственно существующую реальность, который не видит деления мира на две части:
   - На сцену и на зрительный зал, который физически не может вмешиваться в события на сцене. Можно заметить, что возможность вмешаться есть, но она возникает только после того, как признано существующим деление мира на две части.
  
   Это предложение Наташи уступить место и отдать все деньги, и не выдерживает Тузенбах. Он считает, что он тогда будет уже только:
   - Трава, цыпленок.
   По сравнению с Ольгой Тузенбах слишком счастлив, чтобы согласиться с Сатаной. И называет Соленого психопатом.
  
   Это же должна была бы ответить и Ольга на предложение Наташи отдать все деньги и жилье. Ибо они пригодятся Бобику и Софочке. Она должна бы назвать ее:
  
   - Психопаткой. - Но... зрительный зал может не понять! Мы ведь не во Франции. Мы не защищены от него сценой, он вокруг нас, и сожрет, если захочет, в любой момент.
  
   Почему раньше Тузенбах не называет Соленого психопатом? Он думает, что:
   - Не жили богато - не обязательно и начинать.
   А во втором случае он счастлив, он богат, и считает, что имеет право плюнуть Соленому в рожу в ответ на его:
   - Цып, цып, цып.
   Как заключенный в концлагере уже смиряется со смертью, а освобожденный он опять готов вести бой. Пусть и последний.
  
   Драма, даже трагедия в том, что:
   - Человек Счастливый, - не может удержаться на Земле. Не хватает на Земле места для Человека Счастливого. Ибо... ибо Земля - это тумба. Цирковая тумба, на которой с трудом, но можно удержаться, но только обычному человеку. Человеку Счастливому - нет. Можно быть даже львом, но на тумбе.
  
   Многие думают, что доктор Чебутыкин постоянно повторяет это слово:
   - Тумба, - как символ безразличия. Все чепуха, не надо ничего принимать близко к сердцу. Более того:
   - Жизнь того не стоит, чтобы принимать ее всерьез.
   - Нет! Это роль, пусть не роль Гамлета, но роль человека на Земле. Чтобы здесь жить, надо быть маленьким. Иначе не уместишься на тумбе. Трагедия в том, что для уменьшения до подходящего роста отдать надо:
   - Счастье. - Ведь все дело в нем, в Счастье, как сказал Аристотель.
  
   Вот она мантра, или месседж доктора Чебутыкина:
   - Да. Чувствую. Тарара... бумбия... сижу на тумбе я...
   - Не знаю. Чепуха все.
   - Реникс. Чепуха.
   - Он и ахнуть не успел, как на него медведь насел.
   - Тара... ра... бумбия... сижу на тумбе я... Все равно! Все равно!
   - Та-ра-ра-бумбия... сижу на тумбе я... Не все ли равно!
   - Это только кажется... Нас нет, ничего не существует на свете, мы не существуем, а только кажется, что существуем... И не все ли равно!
  
   И второй вопрос. Абсурдизм Чехова - это тот же прием, что применяют в Библии. Это указание на переход из одной реальности в другую. Переход от мира за окном к невидимому закону построения мира:
   - Весь мир театр.
   То, что кажется абсурдом за окном, - норма на сцене. А это и есть настоящая, новая реальность.
  
   Добавлю еще несколько слов к ответу на первый вопрос.
   Почему кто-то считает нормой отдать свою комнату другому, пусть ребенку? Потому что это хорошо, и так считают все другие, что это хорошо, думает она. И... и совсем не обращает внимания на то, что думает она сама. А ведь она думает наоборот. Она чувствует раздражение по поводу того, что ей надо отдать всё, что принадлежит ей. Но действует по формуле:
  
   - Ты сердишься, Юпитер, - значит ты не прав.
   И это ошибка:
   - Ибо под раздражением всегда скрыта истина.
   Правильно сказать:
   - Ты сердишься, Юпитер, - значит ты не прав, что сердишься.
   Кто доказал, что личные чувства человека - это неверно?
   Вот когда было сказано, что Хам и его потомство будут рабами, тогда и было отнято у человека право считать свои чувства правдой. Была отнята способность гордиться своим домом. Как им гордилась Агата Кристи. Раб - это тот, у кого отнято моральное право на собственность. Даже если раб честным путем приобретет дом, он все равно будет считать, что украл его. Ему не надо это доказывать. Он сам будет это чувствовать. И так будет продолжаться до тех пор, пока потомки Хама не искупят его грех. Они, потомки, должны найти путь к покаянию. Он-то ведь сам уже ничего сделать не может.
  
   Неправильно считать, что тот, кто ничего не имеет, более свободен, чем тот, кто имеет своё имение. Если бы он сам раздал своё имение, то да, он мог бы пролезть в игольное ушко. Мог бы попасть в Царство Небесное. Но у кого ничего нет, тому и отдавать нечего. Поэтому он и не сможет уменьшиться. Кто был ничем, тот никак не может стать всем. Не может, потому что у него нет ничего, что он мог бы отдать за это всё.
  
   Кроме одного. Кроме покаяния. Но как покаяться? Извиниться за Хама, что он выставил на осмеяние своего отца? Что мы должны признать правильным, чего не признал сын Ноя?
   Неужели мы должны признать:
  
   - Священное право собственности. - Получается, что капитализм от Бога!
  
   Поэтому человек и чувствует раздражение, когда у него хотят отнять всё и отдать это Бобику и Софочке. Закон, переданный нам по наследству от Ноя, против раздачи своего наследства Бобикам и Софочкам. Какие бы глазки они нам ни строили. И, как сказано в Библии:
   - Даже у пьяного нельзя забрать его право собственности.
  
   Можно подумать, что именно счастливый человек больше всего боится смерти. В счастливую минуту ему тяжелее всего будет пойти на смерть. Да это так. Не зря говорит Пушкин:
   - Посмотрим, так ли равнодушно примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал ее за черешнями!
   С другой стороны, только Человек Счастливый может пойти на смерть за Жизнь. Больше некому. Хорошие люди есть, есть даже настоящие львы. Но они сидят на цепи. Это цирковые львы. И они никуда не уйдут со своей тумбы. Человеку не Счастливому всё по барабану.
  
   Вот Соленый и проверил Тузенбаха перед началом Счастливой Жизни. Проверил на что? Испугается Тузенбах или нет? Не скажет ли в ответ на:
   - Цып, цып, цып:
   - Мне все равно!
   Нет, я думаю, Соленый проверял Тузенбаха не на смелость и трусость, а на:
   - Счастье! - Счастливый человек обязательно "вспылит", и предпочтет дуэль счастливой жизни. Как это и сделал Пушкин.
  
   А то уж начинают думать, что на дуэль пойдет тот, кому всё равно. Кто во время дуэли косточки выплевывает. Нет, друзья мои, нет:
   - На дуэль пойдет Человек Счастливый.
   Как об этом и рассказал Чехов в Трех сестрах.
   ------------------
  
  
  
  
  
  
   Божественная комедия
  
  
  
   Горе от Ума
   (Игра в бисер, Игорь Волгин)
  
   Эпиграф
   Все говорят:
   - Нет правды на Земле.
   Но правды нет - и выше.
  
   А.С. Пушкин
  
  
   Хвастать, милая, не стану.
   Знаю сам, что говорю.
   С неба звездочку достану,
   И на память подарю.
   Обо мне все люди скажут:
   Сердцем чист. И не спесив.
   Или я в масштабах ваших
   Недостаточно красив?
  
   Автор стихов А. Фатьянов - здесь и в других местах книги слова из этой песни
  
   Некоторые (И.А. Гончаров) говорят, что хорошо рассматривать это произведение Грибоедова, как комедию, как постановку на сцене. Говорят, и... и не делают этого.
  
   По традиции социалистического реализма считается, что художественное произведение, нравы, описанные в нем, героев, надо считать типичными. На самом деле, наоборот:
   - Художественное произведение - это исключение из правил. Как говорил Дюма про свои романы:
   - Я вешаю свои картины на стену истории. - Нет даже речи, ни о каких типичных срезах истории.
  
   И здесь тоже. Можно хоть сто раз повторить, что мы считаем такого-то героя типичным. Все равно он будет исключением из правил. Всегда. Не потому, что такого нетипичного героя выбрали по ошибке, а потому что это всегда текст. Роман, пьеса. И, следовательно, перед нами не:
   - Весь мир. - А только часть его.
  
   Об этом все знают, но, как говорится, без выводов. Конкретно, сейчас перед нами не совсем та история. Пропущена посылка. Грибоедов, видимо, считал, что и так все знают, что было до этого.
   А до этого Бог предложил Адаму жениться. Но чтобы это не было:
   - Взял за шкирку и потащил в постель, - предложил Адаму поухаживать за девушкой. Что, собственно, и означает:
   - Разыграть комедию.
  
   Обычно это борьба с родителями и с соперником. Так как родители согласны, остается соперник. Имеется в виду, что родители девушки Бог и Адам. Один написал программу создания Евы, другой предоставил материал. Саму леди принимать во внимание не приходится, ибо:
   - У нее и так нет души. Ей по барабану. Она пойдет за любого, у кого есть душа.
   И вот Адам в роли Чацкого прибывает к своей невесте, с которой был знаком еще с детства. То есть с того самого времени, когда Бог вытащил ее из его ребра.
  
   Значит, прибывает он весь в остротах, как Рембо в пулеметах. Кого ожидает встретить Адам в качестве соперника? Кто будет играть эту роль подставного? Он думает, что это будет какой-нибудь бог. Ведь в Библии говорится, что Бог - Один. А богов много. Может быть, это будет сам бог искусств Аполлон? Или Дионис. Может быть, даже хромой бог Гефест. Некоторые бабы любят мастеровых.
   И в надежде, что легко разобьет этих ребят, Адам в роли Чацкого входит с романтическими стихами в стиле Курочкина:
  
   - Я работаю отлично.
   - Премирован много раз.
   - Только нету жизни личной.
   - Мне, любимая, без вас!
  
   Дама в ужасе.
   - Почему? - не сразу понимает Чацкий. Он хорошо вооружен, она ему родственница. Из него же сделана. Где ошибка? Недостаточно гранат взял с собой. Нет! Слишком силен противник, вышедший против него. Адама изумляет такая подстава Бога.
  
   - Козёл! - понимает он.
   Имеется в виду Бафомет, или попросту дьявол. Сатана.
   - Вроде бы, - думает Чацкий:
   - Зачем в комедии устраивать такую подставу? - За Еву он должен сразиться с сатаной. С одной стороны, Еве он тоже родственник, поэтому знанием струн ее души (или что у них есть еще там, как говорил Высоцкий), победить нельзя. Тем более, души у нее вообще нет. Не запрограммировано. Но какие-то знания об ее детстве существуют. И оба их знают. Бафомет, или сатана в роли Молчалина знает и Адама. Знает ли Адам слабости своего противника? Сомнительно. Поэтому все удары Чацкого отправляются в него же самого, бумерангом. Все бес толку.
  
   Может получиться, что Софье напрочь не нужны общечеловеческие утверждения Чацкого. Ей нужны Своя Семья и Свой Дом. Увы, она не понимает, что не может быть части без целого. Она должна быть за Свой Дом для каждого будущего жителя Земли. В чем здесь разница? Разница есть. Желание иметь Дом по домостроевским правилам и Дом, который имела в виду Агата Кристи, когда говорила про свой трехэтажный дом у реки с большим садом, с персиками в теплице:
   - Наша радость и наша гордость.
  
   Вроде бы зачем так грубо? Ведь, как написано, на Том Свете ничего из Этого не пригодится. И гораздо лучше делать, как делают люди на пути к коммунизму:
  
   - Не иметь собственности лучше, чем иметь.
  
   Зачем тогда Джек Лондон скупал Землю, как только ему предлагали ее по сходной цене? Хотя он не имел на тот момент денег, чтобы заплатить за собственность. И вынужден был отрабатывать, жертвуя Творчеством. Он должен был писать все, что попало, чтобы заплатить за взятую в долг Землю. Зачем?! У него и так уже было много Земли. Как будто он получит Там, в Раю столько же собственности, сколько имеет здесь, на Земле.
   Собственность греет ему душу. Хорошо из ничего в День Конца Света стать человеком с правом собственности. Имеется в виду, что человек на Земле хотя и приобрел собственность, но все равно остался рабом на плантации хозяина. После Конца Света раб приобретает право Владеть. Владеть собственностью. С этой точки зрения собственность приходится признать Священной. Как-то это связано с Небом. Право быть хозяином, быть не рабом, а свободным человеком закрепляется в душе.
  
   Иногда можно видеть или слышать, как изображаются русские собственники. Считается очень хорошо, если они нарочно хлопают дверью мерседеса. Они не видят в собственности того тепла, которое может растопить холод того места, куда они попадут после смерти.
   Так вот София понимает счастье, как Свой Дом. Просто счастливый дом на Земле. Бог предположил, что Свой Дом должен иметь смысл и на Небе.
   Говорят, что только человек может предполагать, а Бог всегда располагает. Очевидно, что это не так. Ибо почему Бог не может, как физик-теоретик наслаждаться предположениями. Наслаждаться предположениями, пока теория не приобретет завершенный вид.
  
   Часто герои фильмов (Голливудских) называют свои бары:
   - Наша радость и наша гордость.
   Здесь нет. Как и раньше Черномырдин здесь поставил все точки над и:
   - Только рынок! Но не базар.
   Следовательно, священное право собственности на Свой Бар - не распространяется. Только на нефтяной кран.
  
   Кто такой Чацкий? Становится ясно, кто он, из ответа на вопрос:
   - Что сейчас бы делал Чацкий? - Не думая ни секунды, преподаватель МГУ ответила:
   - Уехал бы отсюда! А в начале 90-х участвовал в Перестройке.
  
   Вот какая стена перед Чацким в виде соперника. Невозможно пробить в ней брешь. Невозможно бороться. Только уехать.
   Здесь Свой Дом со священным правом собственности не приобретешь. Это как было констатировано Чацким, так и осталось. И не видно конца этому атеизму.
  
   Чацкий проиграл Софии в боях Семнадцатого года. И это была не Лилит, которая уже запрограммировано не будет слушать мужа, а Ева. Адам имел с ней родственную связь, но его вооружения не хватило против сатаны, который в роли Молчалина мог спокойно заигрывать с Лизой, ибо знал, что в будущем именно кухарка будет управлять государством. А Софья никуда не денется. Она не Агата Кристи и не Джек Лондон, не поверит словам Чацкого, что существует:
   - Священное право собственности. - Собственности, которая пригодится на Небе.
  
   Пушкин сказал, что Чацкий дурак. Почему? Дурак, потому что переоценил свои способности здесь, в России, и желал Софью. Так сказать, не похоже. Ведь он любил Софью потому, что надеялся сложить свое знание необходимости Перестройки с ее приверженностью к своему дому. Хотел сделать нам Священное Право Собственности - Священную Декларацию Независимости. Надо было, как советовал Апостол Павел, бросить ее ко всем чертям. Будь просто свободным человеком. Не женись.
  
   В итоге Чацкий и получил Горе от Ума. Из-за своей самонадеянности обрек на те же самые издевательства Софию. Издевательства, которые она устроила ему до свадьбы.
   - Вот, мол, как будут называть меня, если выйду за тебя замуж. Вот как будут ко мне относиться.
   Бог дал Чацкому ум, а вместе с ним, в нагрузку, и жену. Как будто дело происходило при советской власти.
   Теперь мы хватаемся за голову.
   - Господи, зачем?! - И понимаем, что дураки, как сказал Пушкин, и все наше горе от ума. Ибо его давали только вместе с женой. Как Сократу.
   - Но был ли у него выбор?
  
   Трамвайный хам. Если София может так воспринимать слова Чацкого, то возникают сомнения:
   - Ева ли она? Родственница ли она ему? Или России досталась Лилит?
  
   Почему человек, как Чацкий, постоянно мечет бисер перед свиньями? Вроде бы понятно:
   - Хочет выделиться. Показать свой ум. Вы не понимаете, а я понимаю. Но вряд ли это так. Ведь мысли, слова Чацкого его душевная потребность. Ни одной (почти) женщине не понравится, что ее будущий муж выставляет себя перед ней таким умником. Иди в свою лабораторию, и там разгадывай свою Двойную Спираль. А дома муж должен уметь забивать гвозди и выполнять поручения жены. На другое она никогда не согласится. Первенство Адама в том, что он берет на себя главную роль. Роль помощника своей жены. Он должен делать все, как первый, а по форме быть вторым. Как муж Графини в Пиковой Даме, который был дворецким. А также главой масонской ложи.
   Чацкий, как Декабристы, знает, что решить проблему нельзя. Можно только говорить о ней. А говорить против пушек - смертельно.
  
   София ведет себя по отношению к Чацкому, как Анка Пулеметчица. Выдает очереди, как будто по приказу. Чьему?
   Говорить, что София - это просто Лилит, которая желает только одного: уничтожить своего будущего мужа, считаю бесперспективным. Может, это и так. Но что толку? Здесь ведь нет Евы. Есть только Лилит.
  
   В Библии написано, что не надо метать бисер перед свиньями. Однако у человека нет другого выбора. И не это имел в виду Пушкин, когда говорил, что Чацкий дурак. Зачем тогда он сам хотел прийти на ту площадь, где Декабристы метали бисер перед Царем. Зачем тогда это делали Булгаков, Венедикт Ерофеев, Сахаров? Ведь им за этот бисер не платили. Как сказали Михаилу Булгакову:
   - Может быть, издадут его книгу Мастер и Маргарита. Но только через сто пятьдесят лет. Тогда может и денег не будет. В ход пойдут доллары.
  
   Бог решил усовершенствовать мир, и создал для этого Адама. Провести, так сказать, Перестройку. Ведь Мир это Он Сам. Почему так? А как? Все так.
  
   Человек не только сам управляет собой.
   Слово Фамусов похоже на слово Саваоф.
   Если Фамусов бог, если он за Адама, то почему он поддерживает слух о его безумстве?
   Фамусов ничего не может сделать! Он не Силиконовая Долина. Он это еще:
   - Ламповый приемник!
   Бог просто не имеет чипа, необходимого для Перестройки. Для изменения себя, он и запустил в Космос Адама. Запустил сюда, к нам, на Землю.
   И Земля из задворок Мира превратилась в Центр Мира!
   Вы можете не считать, что Фамусов - бог. Но власть от Бога. Устройство общества на Земле то же от Бога. Какая разница? Все будет то же на то же.
  
   - Но кто бы думать мог, чтоб был он так коварен! - говорит София вся в слезах.
   В чем коварство Молчалина? Ну не в том же, что он не любил Софию, а притворялся, что любит. Ведь у него не было коварных намерений. Как-то: жениться на ней, потом отравить ее, а жениться на Лизе. Что-то такое по Агате Кристи.
   В чем тогда его коварство?
   Комедия означает спектакль, розыгрыш. Все подстроено. Что, в общем-то, происходит всегда. Но напомнить об этом не лишне. Сам Фамусов говорит:
   - Хоть подеритесь, не поверю. - Не поверит, что София и Чацкий за одно, что они до сих пор влюблены.
   Но ведь об этом нет нигде ни одного слова! Где эта скрытая любовь Евы к Адаму? Но другие почему-то говорят. Сам Фамусов об этом говорит неоднократно.
   - Тьфу, господи прости! Пять тысяч раз твердит одно и то же! То Софьи Павловны на свете нет пригоже, то Софья Павловна больна. Скажи, тебе понравилась она?
  
   Здесь пересказ слов Чацкого, но ясно, что Фамусов подозревает в любви к нему и Софью.
   Дллее, Лиза сомневается, что любви Софии к Чацкому уже нет. Софья говорит о прошлой любви к Чацкому:
   - Делить со всяким можно смех. - Но Лиза сомневается, что дело только в веселых разговорах:
   - И только? Будто бы?
   Софья отвечает, что, мол, да, но зачем было уезжать надолго, если любит.
   - Ах! если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?
  
   Ева, видимо, не в курсе, что им предстоит поездка далеко. На Землю, И Адам ездил как раз осматривать место, где будет их дом.
   Только во сне София проговаривается:
   - Вдруг милый человек, один из тех, кого мы увидим - будто век знакомы.
  
   Можно думать, что она имеет в виду Молчалина. Он милый друг. И именно потому, что любовь их тайная. Но тайной является как раз другая любовь. Любовь Ромео и Джульетты. Они любят друг друга. Да нельзя. Почему? Грех!
   - Который же из двух? - говорит Фамусов.
   Ему уже ясно, что оба эти парня полетят на Землю. Только кто в качестве кого? То, что Фамусов сам появляется во сне Софии не с облаков, а из подпола, означает, видимо, что он лично раскочегарил этот отправляющийся на Землю корабль. Кочегарка, как известно, находится под палубой. А то ведь, действительно, можно и не долететь. Из Рая-то, чай, далеко до Земли. Можно и ко дну пойти, как Титаник. Бог сам их проводил, но страшно было даже Ему. Поэтому:
   - Раскрылся пол - и вы оттуда, бледны, как смерть, и дыбом волоса!
  
   Да-а, далеко, значит, отсюда находится Рай. Так далеко, что даже Бог в ужасе от такого путешествия. Но проводил, чтобы ничего не случилось.
   София опасается, что Чацкий не поймет:
   - Без Молчалина Туда, на Землю, нельзя. - Ибо именно Молчалин назначен уполномоченным. Именно он выписывает комсомольские путевки на эту Целину.
  
   Собственно, почему любовь на Земле - это грех. Потому что она возможна только, как:
   - Секс втроем.
   И вообще:
   - Секс - это секс втроем. Как минимум.
   Поэтому это и грех. Без Молчалина никуда.
  
   Можно думать, что София хочет разлюбить Чацкого потому что не хочет ехать на Целину. Как в кино. Лучше остаться в Москве. Но потом героиня понимает, что в Москве для нее уже нет места. Пусть лучше Чацкий скалит зубы на Целине, чем в Москве Скалозуб.
   Фамусов готов отдать Софию Чацкому. Но с условием:
   - Поди-тка послужи.
   Что и значит: езжай на Целину и будешь счастлив. Как говорится:
   - Едем мы друзья в Дальние Края. Станем Новоселами и ты, и я!
  
   Ситуация здесь аналогична ситуации в Барышне Крестьянке Пушкина. Там тоже разыгрывается спектакль. Хотя некоторые читатели могут думать, что вот, мол, приехал молодой барин, в деревню, спасаться от несчастной петербургской или московской любви, и некуда ему деваться: влюбился в дочь соседа, тоже помещика. В Лизу Муромскую. Но Лиза была игривой дамой, и решила представиться ему сначала Акулиной. Просто так, от скуки.
  
   Нет, друзья мои, нет! Ключ в посылке. Если бы было так, как вы думаете, то прав бы был Белинский, когда сказал, что ему непонятно, зачем Пушкин написал этот роман.
  
   Алексей Берестов и Лиза Муромская встречались в Петербурге или в Москве. Поругались. Она уехала домой, в деревню. Может быть, даже еще круче, в современном стиле. Они поругались из-за того, что она была проституткой. Как минимум любовницей какого-нибудь Князя или Графа. Кажется, что это невозможно, немыслимо. Однако, именно такой случай описан в Станционном Смотрителе:
  
   - Вот уже третий год, - заключил он, - как живу я без Дуни и как об ней нет ни слуху, ни духу. Жива ли, нет ли, бог ее ведает. Всяко случается. Не ее первую, не ее последнюю сманил приезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою.
  
   Пушкин описывает любовные приключения Алексея в Москве, как не имеющие прямого отношения к делу. Сейчас имеется в виду Барышня-крестьянка. Текст Пушкина:
   - Барышни поглядывали на него, а иные и заглядывались; но Алексей мало ими занимался, а они причиной его нечувствительности полагали любовную связь.
   Еще:
   - Легко вообразить, какое впечатление Алексей должен был произвести в кругу наших барышень. Он первый перед ними явился мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радостях и об увядшей свой юности; сверх того, носил он черное кольцо с изображением мертвой головы. Все это было чрезвычайно ново в той губернии. Барышни сходили по нем с ума.
   Но всех более занята была им дочь англомана моего, Лиза.
  
   Лиза потому и занята была более других Алексеем, что именно за ней он и приехал. И пароль его любви перстень с черепом. Для кого он его надел? Только для нее. Для Лизы. Что вот, мол:
   - Я умер от любви, как когда-то бедный Йорик.
   Теперь, чтобы помириться, он должен доказать, что прощает все. Более того, считает виновным себя, и готов доказать свою любовь.
   Алексей разыгрывает спектакль. Перед кем? Перед Лизой, именно перед Лизой. Перед Лизой, но на сцене! Чтобы видели все. Чтобы Лиза видела, что видят все. Он забыл, что она была проституткой. И Алексей согласен теперь задавать только один вопрос, как Лайза Минелли, когда надо прыгать:
   - На какую высоту?
  
   Собственно, София и хочет проверить любовь Чацкого. Его способность быть не мальчиком, но мужем. Проверить его способность на секс втроем. Увы, но на Земле это без вариантов. Еще три года назад Чацкий был "Недорослем Фонвизина". Кем он стал теперь? Стал ли мужем, чтобы, так сказать, претендовать на роль Адама. Или нет?
  
   Коварство Молчалина в том, что он распечатал тайну Софии:
   - Она любит Чацкого. Именно по этой причине дьявол Молчалин отказывается нее, и говорит ей об этом. Говорит вслух, как будто не знает, что София сверху подслушивает. Он ее ругает, а София называет Молчалина коварным. Вот слова:
  
   - Я в Софье Павловне не вижу ничего завидного, - говорит Молчалин. И добавляет: - Пойдем делить любовь плачевной нашей крали.
  
   Она отвечает:
   - Но кто бы думать мог, чтоб был он так коварен!
   Почему мы думаем, что Молчалин знает, что София слышит его? Ведь это не очевидно.
   Почему надо думать, что всё:
   - Подстроено.
   Почему Фамусов говорит Чацкому:
   - Брат, не финти, не дамся я в обман, хоть подеритесь, не поверю.
   Не поверю обратному.
   Потому что это очевидно. Не смотря на неочевидность. Очевидно, если считать, как Шекспир:
   - Ведь мир театр, а люди в нем актеры.
   Ибо все видят, как София крадется по лестнице, а Молчалин в это время говорит, что не любит ее. Все видят, где спрятался Чацкий. Он в это время не уехал, не улетел на Марс, а находится здесь же. Так может быть только в одном случае:
   - Зрители в зале находятся не за непреодолимой Берлинской Стеной, а тоже участники пьесы. Действующие лица!
  
   Вроде бы:
   - Спектакль-то он, конечно, спектакль. Но за пределами его существует зрительный зал. Реальность.
   Нет. Наступило другое время. Теперь и Реальность в деле.
  
   Итак, сатана, Молчалин доказал Богу, Фамусову, что София любит и его, Молчалина, и Чацкого. И, следовательно, согрешила. Есть все основания выписать ребятам путевку на Целину.
   Получается, что Ева все-таки была бы не против остаться в Раю. И разводить такие платонические шуры-муры с дьяволом.
  
   Когда София соблазнила Чацкого? Три года назад или сейчас?
   Лучший способ соблазна - это отказ.
   Адам, да, допустим, ездил в Космос, искал место для их будущего дома. Но это стратегическая установка. Что он там делал во время путешествия точно неизвестно. Сказано только, что:
   - Какие-то не люди, и не звери. - Это из сна Софии.
   Кого там, на безлюдной Земле, Адам проверял на половую пригодность? Может, он вообще, в Публичный Дом ходил. Три года путешествовал. Насмотрелся всего. Как с таким справиться? Как удивить? Что, мол, мы здесь хоть и ламповые приемники, но в принципе тоже в курсе, что такое Силиконовая Долина.
  
   Получается, что Чацкий то знает, что его проверяют, то сам удивляется, что София его любит.
   Он то видит, то не видит Весь Мир. То принимает за Весь Мир сцену, то:
   - И сцену, и зрительный зал.
   Как Мария Магдалина, она сначала не видит Иисуса Христа после Воскресения. И только потом:
   - Обернувшись, - замечает Его. Обернувшись в Зрительный Зал. Ибо после Воскресения Иисуса Христа образовался Новый Мир, в котором зрители стали участниками Спектакля.
  
   София объявляет Чацкого безумным для того, чтобы его выгнали из Рая. Пусть один едет сажать кукурузу. А ей хочется еще погулять здесь, в Раю. Это с одной стороны.
   С другой стороны, она этим объявлением Чацкого безумцем, объявляет Богу о своем согласии ехать вместе с любимым в гарнизон. Чацкий сошел с ума в Раю, следовательно, ему делать здесь больше нечего. А, я, София, часть его, ибо сделана из ребра его, следовательно, тоже с приветом. И:
   - Мы согласны. - Согласны открыть для богов Силиконовую Долину.
  
   Да, это значит, он, Чацкий, и София, Адам и Ева не хотели ехать на Землю. А кто захочет? Вот Фамусов, Бог и устроил ребятам этот спектакль, Комедию, чтобы Чацкий и София поняли:
   - Плодитесь и размножайтесь. Увидите, ребята, это будет хорошо. Ведь освоение Земли - это Прогресс.
  
   Не может быть, что Грибоедов ни сном, ни духом не имел в виду Божественную Комедию. Это слишком очевидно. Я не поверю. Не поверю, что у него не было такой тайной посылки.
   В чем же все-таки Горе?
   Видимо, в том, что у Чацкого и у Софии хватило ума понять план Фамусова. План Бога. А так, надо было прикинуться дураками, и остаться в Раю.
   Чё здесь на самом деле делать.
  
   Обо мне все люди скажут:
   Сердцем чист. И не спесив.
   Или я в масштабах ваших
   Недостаточно красив?
  
   P.S. Говорят, что в тексте пьесы А.С. Грибоедова существуют противоречия. И сейчас будет видно, что существуют они только если считать это произведение типичным срезом нравов общества, не Частью, а Целым. Комедией нравов, а не:
   - Божественной Комедией.
  
   Говорят... впрочем, я лучше приведу цитаты из статьи И.А. Гончарова. Она называется:
   - Мильон терзаний.
   Здесь все противоречия хорошо подмечены и записаны. И самое главное противоречие в том, что Чацкий не только по слухам сошел с ума, но на самом деле чокнулся.
   - Он впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи, и подтверждает во мнении гостей распущенный Софьей слух о его сумасшествии.
   - Он точно "сам не свой", начиная с монолога "о французике из Бордо" - и таким остается до конца пьесы. Впереди пополняется только "мильон терзаний".
   - Пушкин, отказывая Чацкому в уме, вероятно, всего более имел в виду последнюю сцену 4-го акта, в сенях, при разъезде. Конечно, ни Онегин, ни Печорин, эти франты, не сделали бы того, что проделал в сенях Чацкий. Те были слишком дрессированы в "науке страсти нежной", а Чацкий отличается и, между прочим, искренностью и простотой, и не умеет, и не хочет рисоваться. Он не франт, не лев. Здесь изменяет ему не только ум, но и здравый смысл, даже простое приличие. Таких пустяков наделал он!
  
   - Отделавшись от болтовни Репетилова и спрятавшись в швейцарскую в ожидании кареты, он подглядел свидание Софьи с Молчалиным и разыграл роль Отелло, не имея на то никаких прав. Он упрекает ее, зачем она его "надеждой завлекла", зачем прямо не сказала, что прошлое забыто. Тут что ни слово - то неправда. Никакой надеждой она его не завлекала. Она только и делала, что уходила от него, едва говорила с ним, призналась в равнодушии, назвала какой-то старый детский роман и прятанье по углам "ребячеством" и даже намекнула, что "бог ее свел с Молчалиным".
   - А он, потому только, что
  
   ... так страстно и так низко
   Был расточитель нежных слов,
  
   Здесь и далее Горе от ума - А.С. Грибоедов
  
   в ярости за собственное свое бесполезное унижение, за напущенный на себя добровольно самим собой обман, казнит всех, а ей бросает жестокое и несправедливое слово:
  
   С вами я горжусь моим разрывом,
  
   когда нечего было и разрывать! Наконец, просто доходит до брани, изливая желчь:
  
   На дочь, и на отца
   И на любовника глупца,
  
   и кипит бешенством на всех, "на мучителей толпу, предателей, нескладных умников, лукавых простаков, старух зловещих" и т.д. И уезжает из Москвы искать "уголка оскорбленному чувству", произнося всему беспощадный суд и приговор!
  
   - Если бы у него явилась одна здоровая минута, если бы не жег его "мильон терзаний", он бы, конечно, сам сделал себе вопрос: "Зачем и за что наделал я всю эту кутерьму?" И, конечно, не нашел бы ответа.
  
   Вот так написал Гончаров. Нет ответа. Но ответ есть.
  
   Как сказал Пушкин:
   - Не всяко слово в строку пишется. - Имеется в виду, что текст, видимый текст произведения, это еще не вся информация. Но еще более удивительно, что можно не верить и самому тексту! Написано, а читатель не верит. Потому что это кардинально противоречит, создавшимся у него при начале чтения пьесы представлениям. Вот два великолепных примера.
   Гончаров пишет, что София, разозленная Чацким, выдает Чацкого отцу, "объявив его героем рассказанного перед тем отцу сна". Он считает, что в ее глазах Чацкий плохой. Видимо потому, что у Фамусова во время этой встречи с героем волосы встали дыбом, и побледнел он, как смерть. Но давайте посмотрим этот текст. Главные слова в этом тексте: "милый человек", с которым "будто век знакомы", "и вкрадчив, и умен", и главное "Но робок".
  
   Понимаете, в этом проблема, с точки зрения Софии. Вдруг Чацкий не сможет преодолеть ее отказа. Не сможет, как Королевич Елисей, спасти свою любимую из... из гроба! Там холодно и неприступно. Но характеристики София дает Чацкому положительные. А может показаться, что плохие. По ситуации. Что, мол, Чацкий ее застукал с Молчалиным, и в ответ я (София) о нем (о Чацком) тоже не могу ничего хорошего сказать. Тогда как дело обстоит как раз наоборот. София говорит:
  
   - Ах, батюшка, сон в руку.
   Что означает:
  
   - Да, батюшка, Чацкий это и есть Адам. И его я люблю.
  
   Вроде бы, как же вставшие дыбом волосы Фамусова при этой встрече и его смертельная бледность. Но ведь какой же это исторический момент! Отправить своих детей на Землю. И теперь гипотезы Бога приобрели определенность. Стали настоящей теорией. Его Адам и Ева отправляются на Землю, как грешники. Тут и смертельная бледность, и волосы дыбом Богу к лицу.
  
   Второй пример.
   София говорит горничной, когда Фамусов застал Молчалина рано утром у нее в комнате:
   - Бывает хуже - с рук сойдет!
  
   А Молчалин просидел у нее в комнате целую ночь. Что же она разумела под этим "хуже"? - удивляется Гончаров. Можно подумать бог знает, что: далее по-французски. Можно, мол, подумать и что-то плохое. Имеется в виду, что про секс по-русски говорить неприлично, только по-французски. Но ведь этого же ж не может быть! Не может Софья Павловна быть так виновата. Как? спрашивается. Как она сама и говорит? Гончаров не верит самой Софии Павловне!
  
   И далее, он не верит и словам ее отца, Фамусова.
   - Дочь, Софья Павловна! страмница! Бесстыдница! где! с кем! Ни дать, ни взять она, как мать ее, покойница жена. Бывало, я с дражайшей половиной чуть врозь - уж где-нибудь с мужчиной!
  
   Очевидно, но не может быть. Потому что не удается объяснить эти слова, как правду. Мол, если она такая, чё за ней бегать? Зачем тогда Чацкий поминутно объясняется ей в любви? А за тем и объясняется, что когда-то оскорбил ее такими же словами. Оскорбил, но основания для этого были. Такие же основания, как у Фамусова в отношении своей жены, матери Софии. В ответ на эти - будем говорить - подозрения София и принимает на себя вид "спящей в гробу царевны". Или по-другому вид Медузы Горгоны.
  
   - Если ты считаешь, что я такая, то и езжай на Целину без меня. Я с тобой никуда не поеду. - Планы спасения мира под угрозой. Фамусов озабочен. Поэтому говорит приунывшему Чацкому:
   - Не верь ей, всё пустое. - Что всё? Имеется в виду, что не секс с другими богами пустое, а сопротивление Софии. Но и про секс тоже можно думать. Что, мол, это так, если и было, то не по любви. Больше для тренировки. Надо же ж было узнать, на что она способна. Дело-то затевается большое.
  
   Ну, Чацкий и старается. В любви Софии к нему нет сомнения. Это он, Чацкий должен доказать, что его любовь и мертвую разбудит.
  
   Чацкий имел права на Софию! Имел еще тогда, когда она была его ребром. Ибо уже тогда на была запланирована Богом, как:
   - Его жена!
  
   Здесь важно знать, что Чацкий идет в атаку не один, а вместе с Богом. Более того, вместе с Софией. И даже Молчалиным.
  
   В Божественной Комедии очевидно, что Софию с Молчалиным свел Бог. По пьесе Горе от Ума, как говорит Гончаров, это невозможно.
   По пьесе кажется, что у Чацкого нет оснований расточать нежности Софии. Она его не любит, а он расточает нежные слова просто так, для самого себя, ее это не трогает. Как раз наоборот! Она его любит, и ждет его доказательств любви. В том числе на словах. На нежных словах любви. Докажи, что это ты, а не Змей Горыныч в твоем образе явился! И Чацкий доказывает. Хоть сумасшедшим объявите, но это ничего не изменит. Ибо я, Адам, знаю тайну, которой не знает никто. Я знаю Код Жизни:
  
   - Ты из моего ребра! - И что есть я, то есть и ты. Как говорится:
   - Муж и жена и один Молчалин.
  
   Гончаров говорит, что не надо было Чацкому городить всю эту кутерьму. Не надо было прятаться в швейцарскую, на надо было браниться. Да, только тогда не было бы и пьесы, Божественной Комедии. И так все ясно:
  
   - Бери ее в охапку, и тащи на сеновал. - Всё уже предопределено.
  
   - Нет, - как сказал бы знаменитый наш Вильям, э, Шекспир:
   - Потрудись сначала, да будь Отелло. В конце концов, задуши ее ко всем чертям.
  
   - А главное, что в Новом Мире уже не один герой. Не только Бог, но и Адам и Ева. С сатаной.
   Почему, собственно, обязательно с сатаной? В пьесе многие указания даются в обратном виде. Например, Фамусов говорит Чацкому после того, как отправляет Софию в деревню, в глушь, в Саратов:
  
   - А вас, сударь, прошу я толком
   Туда не жаловать ни прямо, ни проселком.
  
   Как говорится, делай все, что хочешь, только в кусты не бросай! Это прямой указательный дорожный знак. Знак, куда ехать Чацкому. Но знак в духе знака для Ильи Муромца, когда выбирается путь с трудностями. Ну, то есть не просто так сразу на сеновал, а сначала разыграйте Комедию.
  
   То же самое относится к словам Чацкого про:
   - Мучителей толпу, предателей, нескладных умников, лукавых простаков, старух зловещих. И т.д., - как говорит И.А. Гончаров.
   - Понял, понял, - говорит этими словами Чацкий, - что вы такое. Поэтому согласен ехать в глушь, на Землю, чтобы спасти вас, ламповых приемников. Знаю, понимаю, что сами вы спастись не можете.
   Они поэтому и бросаются на него.
  
   - Посмотри, Чацкий, какие мы! Неужели тебе не жаль нас? Неужели ты откажешься ехать на Целину? Неужели у тебя не хватит ума доказать Софии, что ты любишь ее? Давай, милый, иначе мы все помрем ламповыми приемниками. А так хочется жизни вечной! Построй нам, пожалуйста, Силиконовую Долину.
   То же самое относится к словам Софии:
  
   - Сама довольна тем, что ночью всё узнала,
   Нет укоряющих свидетелей в глазах.
  
   Нет, друзья мои, нет! Те, у кого открылись глаза, те, кто согласился ехать на Землю, уже видят, как Шекспир:
   - Перед ними полный зрительный зал.
   Почему тогда София так прямо и не скажет? - спросит добрый читатель.
  
   Ответ на этот вопрос уже не простой. Видение сцены героем, и видение зрительного зала - это разные видения. Сцена существует, как текст книги, а зрительный зал находится в другом измерении. Это тоже книга. Но не сам текст, а пометка на полях текста. Где не просто что-то увидеть. Как, например, и в Черном Квадрате Малевича.
   - Где, где они, эти зрители? - спросит Гамлет. И... и не увидит их. Не увидит без Смоктуновского. Как говорится, нужен:
   - Актер на сцене.
  
   О чем и говорит Гончаров. Давайте, говорит, считать, что это постановка пьесы. Что это не трагедия и не драма, а комедия. Но потом забывает. Впрочем, не всегда. Он находит место, где описан живой Чацкий.
   - Делают упрек Грибоедову в том, что будто Чацкий не облечен так художественно, как другие лица комедии, в плоть и кровь, что в нем мало жизненности. Иные даже считают, что это не живой человек, а абстракт, идея, ходячая мораль комедии, а не такое полное и законченное создание, как, например, фигура Онегина и других выхваченных из жизни типов.
  
   И далее Гончаров находит место, где описан подробно Чацкий. Находит Зрительный Зал.
   - Потом - если приглядеться, - говорит Гончаров, - вернее к людским типам в толпе - то едва ли не чаще других встречаются эти честные, горячие, иногда желчные личности, которые не прячутся покорно в сторону от встречной уродливости, а смело идут навстречу ей и вступают в борьбу, часто не равную, всегда со вредом себе и без видимой пользы делу.
  
   Но самое главное место, где виден живой Чацкий - это не толпа, а:
   - Я, сам Читатель.
  
   Еще одно замечание. Зачем Чацкий поставил свое "оскорбленное чувство" выше общественных вопросов, выше общего блага и не остался в Москве продолжать свою роль бойца с ложью и предрассудками, роль - выше и важнее роли отвергнутого жениха.
  
   Увы, как мы видим, всё не так просто, как кажется. Ведь тогда бы Адаму пришлось остаться в Раю. А там, увы, уже никого не исправишь. Не переделаешь просто вот так на баррикаде ламповый приемник в Силиконовую Долину. И, следовательно, что? Что надо делать? Правильно, как говорил Пушкин:
  
   - Жениться. - Ибо Женитьба - это контакт с Богом. Без Него не помогут никакие баррикады. Ведь именно для этого Чацкий женился на Софии. А не просто так, чтобы только заняться с ней сексом. Ибо они летели на Землю. А на Земле:
  
   - Жить на Земле без любви невозможно.
   Это я точно тебе говорю.
  
   P.S. - 2
   Не хотелось бы после песни ничего говорить. Но попробую, скажу. Нет возможности не сказать это. Существуют две принципиальные ошибки, которые совершают практически всегда в рассуждениях, связанных с Чацким.
   Первая, это что, мол, не надо бить его, Чацкого, современным оружием. Хватит с покойников и исторической точки. Не надо их бить современным оружием. Но тогда получается, что Чацкий нужен нам сегодня не больше, чем термостат двенадцатого года, завезенный сюда еще Наполеоном. Пусть его учат архивариусы. Может и так, может, от него действительно уже ничего не осталось. Это надо еще посмотреть. Но сама, вроде бы щадящая Чацкого историческая позиция, сама по себе является ложью. Нет, какое-то значения такая обрядовая позиция имеет значение. Но именно в смысле изучения нравов, обрядов, традиций. Но она абсолютизируется! Заявляется, что исторический подход - это самый научный, следовательно, правильный подход.
  
   Это неверно. И об этом написано в Библии, что исторический подход неверен, не увлекайтесь им. И сейчас я вам покажу, почему это так. Историческая точность обманчива. Историки начинают свое исследование с исторической картинки, забывая, что на первом месте стоит текст. Слово. Приведу простой пример. Например, историк рассматривает три последовательных эпохи. Эпоху Брежнева, эпоху Горбачева и эпоху Ельцина. Первую принято характеризовать Застоем, вторую тем, что "Процесс пошел", разрушением Берлинской стены, третью надеждой народа на равенство с элитой. Что "Мой Бар" будет иметь такое же Священное Право Собственности, как "Нефтяной Кран" или собственная Авиакомпания.
  
   И считается, что каждую эпоху надо рассматривать с ее же возможностей. Не надо ругать Брежнева за то, что он объяснил Застой, как:
   - Активную жизненную позицию.
  
   Не надо ругать Горбачева за то, что не давал жизни Прибалтийским республикам, а Ельцина за то, что, в конце концов, всех предал. Мол, люди ему настолько верили, что думали:
  
   - Пусть почти каждый день пьяный, но это лучше, чем те, которые были всегда трезвыми раньше.
  
   Дело в данном случае не в конкретных характеристиках эпохи, а в том, что такие характеристики существуют. И их не надо путать! Это будет ошибка ученого, исследователя. Такая же ошибка, когда Чацкого, уже покойника, бьют современным оружием. Те, кто так говорит, не замечают одной очевидной вещи. Перед ними не картины истории, а текст, где это написано. И поэтому позиция историка сильно отличается от "исторической позиции". Перед историком лежат на столе уже все три эти эпохи. Он уже знает все и о времени Брежнева, и о времени Горбачева, и о времени Ельцина. А ведь те, кто жил в эти эпохи этого не знали! Он отстаивает уже не историческую позицию, а:
   - Как бы историческую. - Ибо делает заведомо ложную посылку:
  
   - А знаю, что было дальше, но давайте считать, что я этого не знаю. Как не знали те исторические люди, которые жили тогда. И будем исходить из того, что могли знать те, кто жил тогда.
  
   И историк думает, что так и надо, что иначе-то и невозможно. Возможность такая есть. Но допустим, что нет. Нет, так и не надо говорить, что историческая точка зрения - это точная точка зрения. Ведь те, кто шел на штурм Зимнего, не знали, что их расстреляют в тридцать седьмом году. А вы-то уже это знаете. Поэтому чтобы встать на позицию тех, кто штурмовал Зимний, вы должны сказать:
  
   - Вот сейчас я совру, вы, пожалуйста, не обращайте на это внимания. - А вы рассказываете о своей честности по отношению к герою эпохи, например, о Чацком.
  
   Историческая точка зрения не учитывает, что перед ученым не картинки истории, а:
   - А опаленный этими картинками пергамент.
  
   Ученые успокаивают себя тем, что сказать правду-то и нельзя.
  
   Можно. Только тогда получится, что смешение исторических эпох ученым сегодня, происходило и тогда в прошлом. А это как раз и свяжет прошлое и настоящее причинной связью.
   Вот конкретно, говорят, что не надо винить Чацкого за то, что он был не в курсе, что такое истинное обличение пороков. А именно, это борьба за общее благо. Ведь тогда даже такие обличения, как объявление пороком "искание мест и чинов" и стремление к "занятиям науками и искусствами" было объявлено "разбоем и пожаром".
  
   Рассказ о первой ошибке историков был нужен для того, чтобы предъявить Чацкому не исторический, а:
   - Гамбургский Счет! - Как в Библии. Ведь в Библии рассказывается о том, чему людей учили тысячи лет назад. Мы-то здесь при чем? Но вот, оказывается, есть истины, которые не подвластны "исторической точке".
  
   - Ах, боже мой! он карбонари! - говорит Фамусов.
   И все считают, что это явное преувеличение. Тогда как, дело обстоит как раз наоборот. Это преуменьшение.
  
   Да, друзья мои, высказывания Чацкого более фундаментальны, чем забота об общественном благе. Поставленная многими потом на первое место.
   Он бьёт в десятку. И его утверждения также актуальны сегодня, как и тогда. Ведь забота об общественном благе, активная жизненная позиция была лозунгом Эпохи Застоя. И, следовательно, от этой заботы нет никакому толку. Более того, активная жизненная позиция и придумана для того, чтобы никакого толку не было.
  
   Некоторые думают, что члены бюро комсомола - или что у них есть еще там - и комсомольцы имели примерно одинаковую, активную жизненную позицию. Это раньше. А сейчас есть другие члены, других партий и объединений. Так просто члены бюро или генерального совета немного более активны, чем рядовые члены.
   Нет! Они стояли и стоят друг против друга, как два враждебных войска. Между ними стена. Это совершенно разные не то, что люди, - это вообще разные существа!
  
   Вот пример. Приходит в группу студентов, где-то курсе на третьем, член бюро, и говорит на этом общем собрании группы:
   - Надо проголосовать за одного из ваших сокурсников. Студента из вашей группы. Надо дать ему рекомендацию в партию. И все голосуют:
   - Против.
   Член бюро объясняет, что это просто формальность. Просто надо дать парню путевку в жизнь. И действительно:
   - Им-то что? - Пусть тоже будет членом бюро комсомола, например.
   Опять голосуют. И опять все против. У члена бюро глаза лезут на лоб. Чем плох его протеже? Такой же, как все студент. Но сколько он ни бился, вся группа, как один, молча, без объяснений, голосовала против.
  
   На самом деле, почему? Пусть этот парень им не очень нравился, часто нагло лез туда, куда его не просили. Но ведь это было на грани шутки. Можно подумать, что им не хотелось, чтобы там, в почетном "наверху" был этот парень. Ну, просто:
   - Не достоин и всё.
   Нет. Хотя студенты третьего курса еще не знали, что значит, как говорил Чацкий:
   - Заниматься здесь науками и искусствами, - они интуитивно чувствовали, что этот выдвиженец перекроет им дорогу в этих занятиях. Они уже чувствовали, что это две разные дороги:
   - Заниматься наукой и искать чинов и мест.
  
   Но скоро их правота подтвердилась. Это произошло, когда они пришли в лаборатории. Волосы у ребят встали дыбом, и побледнели они, как смерть, как Фамусов. Оказалось, что никакой науки просто нет! В лаборатории были только голые стены и термостат, завезенный сюда еще Наполеоном в двенадцатом голу. Более того, заведующий лабораторией гордился тем, что этот термостат работает.
   - Вот мне, - сказал он изумленным будущим ученым, - досталось натуральное помойное ведро. И я его полгода ремонтировал, чтобы оно стало похоже на термостат.
  
   Почему так? Денег нет? Желанья нет? Есть, как сказал Чацкий, желанья заниматься науками и искусствами хоть отбавляй. Даже неизвестно, откуда такое неистребимое желание берется. Тогда откуда Пустота? Все всё время говорили:
   - Наука, наука, наука. Вот теперь у нас есть наука! - Никто не ожидал, что здесь всё осталось по-прежнему, по-старому, чинно и благородно, как во времена жития-бытия Лысенко. Во времена, когда наука была официально запрещена. Лысенко потом критиковали на каждом углу, кому не лень. Все критиковали, а ничего не изменилось. Иногда диву даешься:
   - Зачем? Почему? - Нам же хуже будет.
  
   А вот потому и не изменилось, что существуют две группы студентов. Это члены бюро комсомола и просто комсомольцы. Интересы их не просто противоположны, они взаимоисключающие. Первая группа очень маленькая. Иногда студенты целым курсом смотрят на одного человека, как бараны на новые ворота. Бараны в том смысле, что смотрят молча и недоуменно. Они понимают, что это он туп, как баран. Ну и что? Бывает. Но вот чего они всем курсом не понимают, так это его наглости. Вот примерно такой же наглости, как у того парня, которого не пропустили в партию. Он прет в "отличники"! Сдает каждый экзамен до тех пор, как ему не поставят пятерку. Если он понимает, что с трех разрешенных раз не сдаст, то просит преподавателя не записывать его фамилию в ведомость. Мол, я здесь еще не был.
   - Зачем он это делает? - думают студенты, - что же он будет делать дальше? Ведь ни в чем: ни бельмеса, ни гу-гу. Шел бы в Плехановский, продавал бы туфли в ГУМе. Зачем ему наука?
  
   Однако получается, что "отличник" пришел как раз туда, куда надо. Это, наоборот, весь остальной курс заблудился. А "отличник" сдает и сдает экзамены, получает и получает пятерки.
   - Так надо, - сказали ему в бюро. - Чтобы быть руководителем Творческого Союза, надо быть отличником. То, что ты во время учебы был ни бельмеса, ни гу-гу - все забудут. Помнить будут только твой Красный Диплом.
  
   Диплом-то красный, но в голове этого отличника не произошло никаких изменений со счастливых времен детского сада. \Поэтому его предшественник, такой же отличник, и готовит новому члену бюро все условия на его навой работе. А именно:
  
   - Голые стены и термостат двенадцатого года. - И тогда все умники, которые презрительно смотрели на него, как на пришельца с другой планеты, и даже не разговаривали, окажутся сами в неприличном положении. Ведь их знания им просто не удастся применить. Их стремления к наукам и искусствам разобьются о голые стены лаборатории, где им придется работать.
   И многие думают:
  
   - А давайте-ка с этим злом бороться!
   Ответ:
   - Так уж боролись! - Еще Чацкий боролся.
   И дело не в том, что Чацкий боролся, а в том, что он указал на фундаментальную проблему:
   - На невозможность победы в этой борьбе. - Вот потому-то он, как минимум, карбонарий. Вот потому-то и:
  
   Карету мне, карету!
  
   Многие скажут:
   - Да бросьте вы, как это нельзя победить, чтобы здесь была наука и искусство? Конечно, можно. Можно много сделать, и делается уже.
  
   Друзья мои, если вы не верите мне, включите телевизор. Там академик вам прочитает лекцию. Расскажет, что сын у него руководит лабораторией в Америке, что очень тоскует по России, хотел бы сюда вернуться. - И добавит: - Только ведь здесь нет ничего. Нет ни наук, ни искусств.
  
   Получается, все это знают, а делают вид, что всё Окейна. Академик сказал это в одной лекции, один раз. Сказал во вступительной лекции к рассказу о науке. Сказал, что наука существует, но, к сожалению, только не здесь. А отличников-то сколько! Как в пьесе Грибоедова. И для них действительно всё происходит и существует так, как это и должно быть. И победить их нельзя, это и есть настоящая Пятая Колонна. Их нельзя убедить тоже заняться науками и искусствами, ибо они если и Хомо, то не Сапиенс. У них другой Жизненный Код, другая ДНК, потому что они пришельцы с Альфы Центавра.
  
   У Чацкого в крови стремление заниматься науками и искусствами, а у них в крови поиск должностей и теплых мест. Это две взаимоисключающие группы. Отличник, как член бюро курса, университета становится заведующим лабораторией. Становится даже на конкурсной основе. Ученый ему проиграет. Ибо, как я уже сказал, здесь ничего нет. Ни-че-го, кроме Творческих Союзов.
  
   Когда открыли Америку, ученые босиком прямо через океан побежали туда, в Силиконовую Долину. Побежали, как будто увидели Рай. Ведь желание-то и наших ученых, стремление их к наукам и искусствам неистребимо. Но только не здесь. Здесь на пути наук и искусств стоит Пятая Колонная пришельцев с Альфы Центавра.
  
   - Да нет, - скажет кто-то, - просто они глупые, и надо просто заменить их на умных.
   А я вам говорю, нет! Ничего не получится. Если расшифровать их Жизненный Код, то, уверен, получится ящерица.
   Всё намного серьезней. И об этом сказал Чацкий, так сказать:
   - По Гамбургскому Счету.
  
   - Что же тогда делать? - спросит добрый Читатель.
   А ничего не надо делать. Всё уже сделано. Бог и послал сюда Адама и Еву, чтобы они устроили нам, в конце концов:
   - Конец Света.
   Больше ничего тут не поможет.
  
   - Служить бы рад, прислуживаться тошно, - говорит Чацкий.
   Некоторые могут подумать, что Чацкий не хочет интригами и унижениями выклянчить себе лабораторию. Нет, нет и нет!
   Он не просто не хочет в лаборатории "отличника" мести пол, пусть и за хорошие деньги. Больше-то там делать все равно нечего. Только работа в обслуге. В обслуге уму непостижимой идеологии. И, следовательно, Чацкий хочет служить только наукам и искусствам, и не хочет идеологии.
   Ну, и как вы думаете, возможно это?
   Не просто невозможно, но просто запрещено. Запрещено прямым текстом:
  
   - Пикассо? Нет, нашим людям это не нужно.
  
   Вроде, говорят, была революция Семнадцатого Года. Только непонятно, кто с кем воевал. Никто ничего не потерял и не приобрел. Всё, как было, так и осталось. Помню, в журнале Столица в начале девяностых годов печатали картины художников на последней странице. Дмитрия Краснопевцева "Лист кровельного железа" там, и других. Так кто-то написал письмо в журнал, что, мол, Печатайте похожие. И так и сделали. Стали помещать в журнале деревья только с зелеными листьями. И никогда больше, такие, как у Ван Гога, с цветными.
  
   - Народ-то ведь просит. - Или лучше, как в кино "По прозвищу Зверь":
   - Ты чё молчишь, как бык? Тебя люди просят!
   Фантастика! да и только.
   ------------------
  
  
  
   Два Веронца
  
  
   Я не стал писать это эссе, как буквально эссе. Теперь я помещаю эссе в романы. И сейчас просто беру два фрагмента из двух романов.
  
  
   Из романа Сириз
  
   Они пошли в парк. Там жарили шашлыки. Алексей предложил заказать.
   - С дымком не хочешь?
   - Попозже, а то я уже и так не очень-то хочу воссоздавать из небытия мое эссе. Поспать бы. Ты включил диктофон?
   - Да.
   - Кстати, ты комедии любишь?
   - Любил бы, если бы они мне встречались. Комедия бывает очень редко.
   - И ты прав. И знаешь почему? На комедии нет спроса у издателей. Они хотят комедию, как беспрерывный смех. Хотят таких комедий, как:
  
   - Укрощение строптивой.
   Как:
   - Комедия ошибок. - Это ранние пьесы Вильяма Шекспира. В них смех начинается, и продолжается, можно сказать, беспрерывно. Как у Аркадия Райкина. Писавшего... прошу прощенья, читавшего по системе:
   - Ни минуты без смеха.
   И вот сейчас все также просят:
   - Давай, давай, чтобы ежеминутно летели искры до небес. - А не получается. Почему спрашивается? И я вам отвечу. Просто комедия, такая комедия, как Укрощение строптивой и Комедия ошибок, не свойственны душе человека. Можно рассматривать этот жанр, как:
   - Исключение из правил. - Могу сказать, что шутов таких, как Джим Керри, осталось меньше на Земле, чем осталось монархов.
   Как написал А. Аникст:
  
   - Романтическая комедия более прогрессивный жанр, чем просто Комедия ошибок. Именно он свойственен душе человека. Люди хотели бы именно таких комедий, но... никто их не продает. Нет таких пирожков. Нет такого пива, нет такого коньяка, я бы сказала. Почему? Потому что в такой комедии существует перепад. Ведь, что такое:
   - Романтическая комедия? - А это наполовину комедия, а наполовину мелодрама. То так, то эдак. А так нельзя! Хотя даже Джеймс Бонд настаивал:
   - Смешать, хотя и не взбалтывать.
   Хотя Аникст говорит, что романтическая комедия является более прогрессивной, тем не менее, у нас она еще не востребована. Как говорится:
  
   - Прогресс у нас еще впереди. - Уж если комедия - так комедия, а если мелодрама, то мелодрама. Вместе нельзя. Как говорится, спасибо, что мелодраму разрешили. Хотя и отдельно от юмора. Напрасно, впрочем, вы думаете, что это очень мало. Жаку Оффенбаху вон больше четырех человек выводить на сцену вообще не разрешали. Пятому герою приходилось говорить плакатами.
   Дорогие друзья! Это была только присказка. Сказка будет впереди!
  
   Я очень рада, что смогла увидеть в этой пьесе больше, чем другие. Можно сказать, что я счастлива.
   - Кстати, - обратилась Даша к парню, держащему диктофон, - я название пьесы уже сказала? Или только подумала? Точно, забыла. Ничего страшного, скажу сейчас. Это:
   - Два Веронца!
  
   Перечисляю записанные Аникстом противоречия. Первое, самое знаменитое географическое противоречие:
   - Милан и Верона - находятся в глубине страны. - Поэтому нельзя плыть из одного города в другой. А Шекспир плывет. В пьесе плывет Валентин.
   Место действия - частью Милан, частью Верона, частью лес между Миланом и Вероной.
  
   Второе противоречие.
   - Спид, слуга Валентина, приветствует Ланса, слугу Протея с прибытием в Падую, тогда как на самом деле они встречаются в Милане.
  
   Третье противоречие.
   - Валентин попадает в лес, который совсем не похож на итальянский.
  
   Четвертое противоречие.
   - Финальная сцена кажется не просто искусственной, а вообще не логичной. Протей, друг Валентина, любивший Джулию, ни с того, ни с сего вдруг начинает объясняться в любви к девушке своего друга Валентина, к Сильвии. Но это бы еще ничего. Он почти тут же просит прощения за свое нелогичное поведение. И это еще бы ничего. Но все тут же прощают его! Как говорится:
   - Финита ля комедия! - Ибо теперь уже даже не смешно. Ибо никто уже ничего не понимает. Что Это?
  
   Дж. Довер Уилсон - критик говорит о несообразности финала. И объясняет эту несообразность дефектностью рукописи. Это раз. Второе предположение:
   - Рукопись создана из ролей.
   Для каждого актера были написаны отрывки, а потом их соединили в рукопись пьесы. Что-то пропустили. В тексте нет, а на сцене что-то там имелось в виду, как само собой разумеющееся.
   Другие противоречия объясняются неопытностью раннего Шекспира. Это когда он пишет:
   - Падуя, - а надо бы Милан, где встречаются друзья.
   И просто описками Шекспира.
  
   - У тебя сигареты есть? - спросила Даша.
   - Я не курю, - сказал Алексей. - Впрочем, сигареты у меня есть. Может принести кофе? У тебя в горле не пересохло? Ты волнуешься.
   - Кофе давай. А насчет волнения - это вполне естественно. Я ведь сделала открытие.
  
   Она выпила половину чашки, и продолжила свою пламенную речь.
   - Друзья мои! За несколько сотен лет никто не заметил еще одного противоречия. Такого же в принципе, как и перечисленные, но ключевого. Да, это противоречие можно назвать:
   - Кодом Шекспира.
  
   Смотрите. Все замечают, что лес, в который попадает герой, не итальянский. Это Шервудский, английский лес!
   Кстати, насчет того, что все замечают противоречия. Нет, конечно. Как сказал Пушкин - это особый талант внимательного критика. Так можно прочитать Два Веронца, и ничего, все покажется нормальным, и не заметишь, так называемых, знаменитых ляпов Вильяма Шекспира. Тем не менее, продолжаю дальше. Замечают нелогичное поведение Протея в финальной сцене, замечают еще более нелогичное поведение друзей Протея, которые его прощают. Замечают, что Валентин плывет из сухопутного города Верона в сухопутный город Милан. Замечают, что встреча в Милане, объявляется встречей в Падуе.
  
   И не замечают, что перед нами не Валентин, не друг его Протей, не Джулия, дама, любимая Протеем, не Сильвия, дочь герцога, любимая Валентином, не Ланс, шут Протея, не Спид, шут Валентина, а:
  
   - Актеры! - Да, друзья мои, это были актеры. А не сами люди. Фантастика! Все это видели, но никто не знал. Никто не знал этого Кода Шекспира. А ведь это то же самое противоречие. Смотрите:
  
   - Вместо итальянского леса мы видим Шервудский лес. Это не описка, и не незнание по молодости лет отличия между итальянскими лесами и английскими. Просто Шервудский лес здесь:
   - В роли итальянского! - Точно так же, как Шекспир в роли, например, Протея.
   И точно так же, как Падуя в роли Милана. Объяснение элементарное:
   - Спектакль дается в Падуе. - И, следовательно, Милан пьесы находится сегодня в Падуе. Точно также можно сказать, находясь в Москве:
   - Приветствую тебя в Петербурге. - Это как в песне:
   - Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Москве. Всегда будет в Москве. Хотя в спектакле речь идет о встрече в Петербурге.
  
   Как человек состоит из двух людей, из актера и из Гамлета, так и лес двойной, и состоит из персонажа, то есть из итальянского леса, и из актера, то есть из Шервудского леса. Великолепно, честное слово! Это так логично! Но... все считают, что:
  
   - Актера нет на сцене! - Фантастика! Даже в программке написано, что актер существует, но никто не считает его за человека.
   - Высоцкий, Смоктуновский... нет. Как сказано в кино Москва слезам не верит:
   - А кто это?
   Так почему актера нет на сцене? По одной простой причине:
   - Этого не может быть. - Ну, если есть Гамлет, откуда, спрашивается, возьмется еще и Смоктуновский?
   Как сказал Пушкин:
  
   - Два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место.
   Но, как написано в Библии один человек может быть одет в тело другого человека. И тогда финальная сцена становится понятной. Логичной. Такой же логичной, как представление Смоктуновского Гамлетом.
  
   Ведь одеть на себя можно не только роль умершей Дездемоны или Джульетты, но... и роль друга! Ведь кто такой друг? Это тот, кто может за вас заступиться. Заступить, следовательно, ваше место. Вот друг Протей в финале и заступает место своего друга Валентина, и объясняется в любви Сильвии, подруге своего друга Валентина. Поэтому во второй сцене его все легко и прощают. Ведь он говорил от имени, в роли своего друга Валентина. Помог другу объясниться в любви. Как Валентин Протей объяснился в любви к женщине любимой Валентином, патом раскаялся, как Протей. А люди не понимают, они автоматически думают, что все опять произойдет, как в песне. Когда друг отправился вместо друга на свидание, да так и остался навсегда с девушкой друга. Здесь все по-честному. Как говорится:
  
   - У Шекспира ляпов не бывает.
   Ведь как Смоктуновский превращается в Гамлета? Он берет текст, слова Гамлета, и костюм Гамлета. Протей делает то же самое. Он берет слова Валентина, а вместо костюма надевает ревность. И сцена становится не только объяснением в любви, но и сценой ревности, то есть не только комедией, но и драмой. Получается такое определение романтической комедии:
  
   - Комедия - драма - мелодрама. - Такое движение чувств. И превращение всех, так называемых ляпов Вильяма Шекспира в достоинства его пьес.
   Самое известное противоречие о море, по которому Валентин плыл из Вероны в Милан, я уже расшифровала в другом месте. Скажу здесь кратко.
   На сцене, в кино, как в физике, движение часто показывается, как движение дороги или моря относительно героя. Точкой отсчета в этом случае служит:
  
   - Небо. - Как на корабле. Сначала герой отмечает на небе координаты Вероны. Например, по Полярной звезде. А потом... потом приплыли! Приплыли в Милан, как только на небе появятся координаты Милана. Но главное здесь то, зачем Шекспир это делает?
   Дело в том, что способ, которым Шекспир определяет местоположение героя:
   - Виден только из зрительного зала!
  
   Поэтому рассказ о том, как герой плывет из одного сухопутного города Вероны в другой сухопутный город Милан, является рассказом о новом устройстве мира. Устройстве, преобразовании мира после Воскресения Иисуса Христа. Устройстве, когда мир делится на две части. Как театр делится на сцену и на зрительный зал.
   И, следовательно, в пьесе Вильяма Шекспира Два Веронца нет никаких противоречий, если действие пьесы происходит на сцене. Или, что:
   - Весь мир театр, а люди в нем актеры.
  
   Замечу еще одну интересную вещь. Если бы, например, в пьесе был описан не Шервудский лес, а итальянский, как вроде бы должно быть, то это было бы ошибкой. Да это ошибка. Ибо такое правдивое описание было бы утверждением, что на сцене сам Высоцкий, а не актер, исполняющий его роль. Сам Гамлет, а не Смоктуновский в его роли. Следовательно, был бы описан обман. Поразительно, честное слово. И все, что надо для понимания правды, для понимания Кода Вильяма Шекспира, это знать, что:
   - Актер на сцене!
   В Евангелии это деление мира первой увидела Мария Магдалина, когда ОБЕРНУЛАСЬ, чтобы увидеть Иисуса Христа.
  
   И да, еще одна интересная вещь. Смысл неузнавания. Сильвия, подруга Валентина не узнает Валентина в исполнении Протея. Как и Джулия, подруга Протея не узнают Протея в его же Протея исполнении. В первом случае, а именно Сильвия принимает его за Протея со словами Валентина. Второй вариант, Джулия принимает его тоже за Протея со словами Валентина. Но первой не нравится костюм, а второй слова.
  
   Смысл неузнавания в том же, в чем у Пушкина в Дубровском. Марья Кириловна не узнает Дубровского в костюме князя Верейского. Хотя возможно и у Пушкина был обмен не только костюмами, но и телами, как у Шекспира. Правда, тогда пришлось бы разобраться с женитьбой. Со словами:
   - Но я другому отдана и буду век ему верна. - В принципе это возможно. В другом эссе это уже сделано по поводу неузнавания жениха другой Марьей, Марьей Гавриловной в Метели Пушкина.
  
   Неузнавание - это увеличение степени конкретизации. Это небесный телескоп Хаббл. Он лучше, потому что находится уже не на Земле, а на Небе. Почему так? Потому так, что это не только рассказ, но и показ. Не только слова, но и дела. Дубровский обещает спасти Марью Кириловну. Но как? Как это сделать, чтобы получилось? И используется этот коронный прием, этот Код Шекспира:
   - Дубровского не узнает не только героиня романа, но и другой, специфический герой романа, а именно:
   - Читатель. - А если уж он не знает, то никто не знает. И похищение невесты, как в Дубровским, так и в Метели заканчивается успешно. Впрочем, как и в Выстреле, как и в Барышне-крестьянке.
  
   Я пока не поняла, меняются ли местами подруги Протея и Валентина, Сильвия и Джулия, но вполне возможно, что и это было. Тогда и прокомментировать это можно соответственно. Но важно, что происходит не просто обмен телами, а меняется только часть. Не один становится другим, а один выступает в роли другого.
   Еще более логично, что в финале все прощают Протея, потому что обращался он не к Сильвии, подруге Валентина, а к своей подруге Джулии, не узнав ее в роли Сильвии.
   - Ну как? Ты записал?
   - Записал.
   - У меня дома есть еще записи. Я добавлю к этой, и получится курсовая работа.
  
   - Кстати, - добавила Даша, - если настаивать на слове "плыли", и кому-то мало, что это означает определение координат города - Вероны или Милана - по звездам, то можно еще уточнить. В этом случае сам полуостров, омываемый морем с трех сторон, будет в роли этих городов, Вероны и Милана. Или вы думаете, что ему - полуострову - как Пугачеву из Капитанской Дочки Пушкина будет мал этот полушубок? Не влезет полуостров в город, который на нем находится. Но именно это произошло при Воскресении Иисуса Христа, когда Мария Магдалина не увидела Его в мире, но увидела в Театре. Театр оказался больше мира. Более того, мы вообще не можем увидеть мира без театра, а конкретно: без текста. Мария Магдалина увидела Иисуса Христа в Тексте Евангелия. Получается, что Слово больше Мира. А в данном случае Верона или Милан пьесы, больше реального полуострова, омываемого водой.
  
   А вы говорите, негде плыть из Вероны в Милан! Воды, как видите, хватает. Было бы желание плавать, а плыть можно и по Морю, и по Небу.
  
   - Все удивляются, что Шекспир делал такие "ошибки", - сказал Алексей - А в фильме "В Аду" с Жаном-Клодом Ван Даммом в главной роли, где показана русская тюрьма - нет ни одного русского. Одни американцы. Может быть, несколько человек там было русских эмигрантов. Это не важно.
   - Они, что, тоже, что ли, зашли по ошибке, - как сказала бы Лидия Смирнова, показав кулак Георгию Вицину?
  
   - Вот в фильме Лиозновой про Штирлица, - сказала Даша, - евреи точно по ошибке стояли в проходах гестапо Мюллера.
   - Да, Лиознова точно ошиблась, - сказали русские цензоры, когда узнали, что эсэсовцы, стоящие в проходах гестапо Мюллера не чистокровные арийцы, а имеют как раз наоборот, родословные чистокровных евреев. Решили не допускать такого глумления над арийцами. А зря.
  
   - Увеличением является также узнавание, - добавила Даша. - Только благодаря узнаванию Жана-Клода Ван Дамма нам удается самим попасть в эту тюрьму. По-настоящему, фирменно, мы может одеться только в знаменитого актера. В Янковского там, или Ярмольника.
   Но узнавание это не противоположный неузнаванию способ конкретизации. Это одно и то же. Дело в том, что узнаваемый актер никогда не пытается скрыть, что он играет роль. Он всегда неузнаваем. Попросту говоря, он не похож на того, кто должен быть на ринге. Ведет себя, если можно так сказать:
  
   - Как дурак. - Например, Жан-Клод Ван Дамм падает в первом же бою на Кумите, в Поисках Приключений. А почему? Во время боя он отвернулся от своего противника француза, кажется, и получил мощный удар по лицу. Ради чего боец может отвлечься на ринге? Атомная война началась? Ну а ради чего еще? Нет, оказывается, он начал переговариваться мимикой и жестами с бывшим агентом Ноль Ноль Семь.
   - Мол, не надо напрягаться, - говорит Джеймс Бонд. А Жан-Клод ему отвечает:
   - Чего ты говоришь? Я не очень понял. - Ну и тут получает по морде. Предварительно, правда, он видит поднятый вверх большой палец Джеймса Бонда. Мол, ты уже победил.
  
   Как это может быть? Как можно показывать такое несоответствие реальности? Мы не узнаем реальности. Точно также, как не узнаем в Двух веронцах итальянского леса. Но на самом деле Жан-Клод Ван Дамм вместе с режиссером и рассказывают нам правду.
  
   Сегодня нам интересен фильм только, когда в нем играет известный актер. Недаром такие актеры, как Том Круз или Мел Гибсон берут половину всего бюджета фильма. И тут возникает интересный вопрос. Перед Шекспиром, я имею в виду. Как сделать так, чтобы людям и через пятьсот лет, даже через тысячу, как часто говорит Чехов, было интересно. Ромео и Джульетту они узнают, а актеров кто вспомнит через тысячу лет? Можно даже забыть, кто и Чайкой-то был. Треплев или Заречная. Все зависит, кто кого играл. А без них произведение теряет, как уже говорилось, половину гонорара. И соответственно половину своей художественной ценности. Можно даже сказать, что мы видим уже не подлинник, а только копию. И способ был найден:
  
   - В роли одного героя стал выступать другой герой. - Они оба обладают известностью! Они оба описаны в пьесе! Вот почему одно из произведений Пушкина называется:
   - Выстрел. - А не Выстрелы.
   Стреляет один и тот же человек! Один раз.
   Мы привыкли думать, что Сильвио спешит отомстить Графу, потребовав долг - выстрел - в самый неподходящий для Графа момент:
   - Перед свадьбой. - Графу жаль будет терять невесту. Если он будет убит Сильвио, невеста ему не достанется. Это раз. И два - это заставить Графа еще раз по нему, по Сильвио выстрелить. Графу должно быть стыдно, что на дуэли он два раза стрелял в Сильвио, а тот ни разу.
  
   На самом деле, месть более реальна. Сильвио спешит не застать Графа под венцом, а хочет, как Протей Шекспира выступить в роли противника. И Сильвио предстает перед Графиней в роли Графа. Протея узнают, он одет только в слова Валентина, говорит его текст о любви, но на вид так и остался Протеем, а Сильвио уже одет в тело Графа. Если предположить, что жених и невеста были знакомы до свадьбы. Ведь в принципе это не обязательно. Гвиневра невеста Артура никогда не видела Артура, и по дороге могла выйти замуж за Первого Рыцаря. Если бы он захотел воспользоваться приемом Шекспира, и представился бы ей Артуром, так бы и случилось. Ведь они любили друг друга. А за Артура Гвиневра выходила по расчету.
  
   Поэтому, друзья мои, Графиня вышла замуж за Сильвио, и не надо искать его убитым в сражении под Скулянами. И Графу ничего не осталось, как в роли Сильвио приехать в дом Сильвио, чтобы... чтобы отдать долг, чтобы Сильвио сделал в него свой отложенный выстрел. И получается, что в картину оба раза стреляет Сильвио. Ему не надо попадать пуля в пулю. Это был один Выстрел.
  
   Таким образом, для того, чтобы понять, кто такой был Гамлет, нам нужно знать не одну роль, а две. В пьесе должны быть слова не только для Гамлета, но и для Смоктуновского. Уверен, роль Гамлета можно разбить на две роли.
   Из этого устройства мира следует удивительнейший вывод:
  
   - И времена могут меняться местами. - Да, друзья мои, в реальности одно время может занять место другого.
   Прошлое может играть роль настоящего.
  
  
   Фрагмент из романа Стометровка
  
   Здесь герой не знает еще, что плаванье было из Вероны в Милан, а не наоборот.
  
   - Точно! - Надо было сразу догадаться. - Как будто вытянул счастливый билет на экзамене, - добавил он. И прочитал:
  
   - Очередной "ляп" Шекспира. Произведение называется: - Два Веронца. Солдат не читал, и не видел эту пьесу Потрясающего. Но отвечать надо. Иначе так и останешься здесь. И будешь Русалкой. Он даже не знал из какого города в какой путешествуют Веронцы. Но уже в условии было написано, что оба города не приморские. Допустим, это были Верона и Милан. Однако Шекспир написал, что ребята ПЛЫЛИ из одного города в другой. Именно плыли, а не шли и не ехали. Вопрос:
   - Как можно плыть из одного СУХОПУТНОГО города в другой такой же сухопутный?
  
   Я-то сразу ищу решение, потому что в ляпы Шекспира абсолютно не верю.
   Вот смотрите, что происходит. В старых фильмах движение машины часто изображали движением дороги, деревьев, домов мимо машины. Не машина двигалась, а окружающие ее деревья. Но зрителям-то ведь все равно, что движется. Важно, что на экране машина едет. Хотя на "самом деле" около нее просто машут ветками. Почему "на самом деле" в кавычках? А где оно это:
   - На самом деле? - Там или Здесь?
   Говорят про старые советские фильмы, что там изображались вещи, которые не могут существовать. В одном из фильмов про Великую Отечественную Войну летчик спокойно открывает дверь кабины, выходит на крыло, и его ветер не сдувает его. Видно, что ветер дует, но летчика он не берет. Почему? Говорят, что это тоже ляп режиссера. Но это не так. Все зависит от точки зрения. А точнее от:
   - От представления о мире.
  
   Сама технология такова:
   - Летчик и ветер снимаются отдельно. А потом в кино они видны вместе. Именно поэтому летчик и не падает. Настоящий ветер в него не дует.
   Кажется, что это монтаж, филькина грамота. Но она отражает устройство мира. Другое, не очевидное, устройство мира.
   Так и Два Веронца плывут. Как определяется плавание корабля, его курс? По звездам! Именно так. Сначала мы видим на небе созвездие, или координаты, например, Милана. Они определены с помощью секстанта по Полярной звезде. И звезды двигаются, как двигаются деревья мимо машины, показывая, что машина едет по дороге. Звезды, созвездия, двигаются до тех пор, пока на небе не появляются координаты Вероны. Все - приехали. Точнее:
   - Приплыли!
  
   Возникает логичный вопрос:
   - А зачем так делать?
   Как говорится:
   - Очень хороший вопрос!
   Зачем Шекспир рассказывает о движении по звездам, когда можно было ехать на лошади, посуху?
   Разница есть. Это другой взгляд на мир.
   Первое, обычное представление о мире это:
   - Италия, в ней есть два города, расположенные внутри полуострова, не у моря. Переместиться из одного такого города в другой можно только по суше. Плыть никак не получится. И это правда.
  
   Вроде бы все очевидно, Шекспир - в очередной раз - ошибся. Не в курсе был, что без знаний карты - нет науки географии.
   Но есть и другой взгляд на мир. И он правдивее первого. Это взгляд на мир с позиции Теории Относительности Эйнштейна. Правда, тогда еще этой Теории не было. Но Новый Мир уже существовал. Мир, в который включен человек. Человек в зрительном зале!
   Именно об этом мире и рассказывает Шекспир. О мире, как он сказал, где:
   - Весь мир театр. А люди в нем актеры.
   Почему так? Потому что это:
  
   - Плавание по звездам, - видно только из зрительного зала. Только в театре. В театре, где мир разделен на две части. На сцену и на зрительный зал. Так-то, на сцене, этот корабль вообще стоит на месте.
   Кто-то может сказать, что это второе представление о мире не реально. А реально первое представление о мире. Которое можно назвать:
   - Взглядом из окна.
   А второй взгляд на мир - это так, только спектакль.
   И это будет очевидной ошибкой. Ибо:
   - Мы и смотрим спектакль! - По-другому мир увидеть нельзя.
   Почему же в жизни мы не видим этого театра? Мы не видим - Автор видит.
  
   Зритель ведь тоже не видит, что он участник пьесы. И поэтому говорит, когда Два Веронца плывут из Милана в Верону:
   - Шекспир сделал очередной ляп. Он не знал географии.
   А оказывается, он знал Теорию Относительности.
   Дело не просто в правоте Шекспира. Но он нам рассказывает о мире, который возник после Воскресения Иисуса Христа. О мире, в котором существует:
   - Вера.
   ----------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Один - Мой, Единственный
   или
   Доказательство чистого атеизма
  
   Игра в бисер, Игорь Волгин
  
   Написано по замечаниям литературного критика Владимира Новикова о Венедикте Ерофееве и его книге Москва - Петушки. А также по утверждениям режиссера Владимира Бортко по поводу Одного Единственного.
  
   Наверное, преподаватель литературы и режиссер думают, что атеизм - это синоним слов:
   - Правда, истина, научность. Да, и просто: здравый смысл. - Иначе, как объяснить их горячую заинтересованность в отстаивании этой идеологии.
  
   Приведу несколько великолепных высказываний Новикова.
   - В книге Венедикта Ерофеева Москва - Петушки 75% аллюзий и заимствований.
   - Я устал от цитат, устал от пародийности, - говорит критик. Можно бы сразу спросить:
   - А где он ее видел? В каких современных романах? Или имеются в виду какие-то запрещенные списки?
  
   Далее:
   - Поэт это тот, кто понял самого себя. Прозаик - это тот, кто понял другого. - Фантастика! Откуда, что берется?
  
   Еще преподаватель университета о произведении Москва - Петушки и о Венедикте Ерофееве:
   - Нигде нет намека на понимание другого человека. Человек видит только самого себя.
  
   Еще:
   - Русский постмодернизм все время отсылает к чему-то. Западный постмодернизм сюжетен.
  
   Пожалуй, здесь уже можно ответить. В принципе, всё это очень хорошие вопросы. Почему здесь, действительно, роман не сюжетен? А всё очень просто. Сколько ни долбили нам Бальзак, Дюма, Вальтер Скотт, Даниэль Дефо, как устроен мир - по барабану! Мы на это даже не смотрим. Мы ищем у них ошибки! Как могли заниматься мушкетеры любовными интригами и дуэлями, когда они:
  
   - Мушкетеры! - А ведь мушкетеры - это солдаты, которые таскают на себе пушки. Пусть не очень большие, но мушкеты - это же пушки.
  
   Или:
   - Как мог Робинзон Крузо отрезать ножом веревку на дне? Ведь перед тем, как нырнуть в воду, этот парень разделся до гола!
  
   - Или, как могли часы семнадцатого века бить и показывать время в пятнадцатом? - У Шекспира.
  
   И выходит, что эти ребята нам:
   - Врали, врали и врали.
  
   На Западе читатели так не делали. Они воспринимали мир классической литературы, как Веру. Поэтому они и сейчас рассказывают интересные сюжетные истории. Которые, между прочим, здесь не приветствуются! И первый удар цензуры, как всегда наносится:
  
   - Это не очень-то художественно. Это не совсем интересно. Запрет начинается с удара по качеству западной литературы. Самый известный пример: Приключения Гарри Поттера. Спрашивают - некоторые дамы и представители культа - где здесь искрометный юмор? Где развивающийся сюжет? Что еще там они говорили?.. Да, не важно. Но ведь сравниваются несравнимые вещи. Гарри Поттера можно сравнить с едой, которую ел Хемингуэй в своих кафе. Она была настолько вкусной, что остатки соуса он собирал хлебом. А противопоставляемые Гарри Поттеру русские детективы - это опилки. Больше в них нет ничего. Это деревяшки, их есть нельзя. Вы хоть лобзиком выпиливайте из них узоры - никакого юмора там не появится. Не неразвивающегося, ни просто так, стоящего или сидящего. Но наши литературные критики так не считают. Они думают, чти кроме опилок ничего и не существует. Поэтому переводят Гарри Поттера так же, как пишут русские опилки. И чтение перевода в фильмах о Гарри Поттере такое же: совершенно не понятно, что происходит на сцене.
  
   И дело не в том, что для превращения обедов Хемингуэя в ... знает что, надо обладать каким-то специальным умением, пройти специальное обучение, нет. Достаточно просто не верить в Бога. Заниматься, так сказать, атеизмом. А конкретно, совершается всегда одна и та же ошибка при чтении перевода. Ошибка настолько серьезная, что она описана в Библии. А именно:
  
   - Чтец перевода от всей души старается создать Образ! - а это ошибка. Образ должен получаться автоматически, сам собой. Стоит вам только надеть костюм переводчика. Как Смоктуновскому, чтобы стать Гамлетом. И говорить надо не кикиморским языком, не языком леших, осложненным простудным заболеванием, не применять ради "художественности" фефект речи, а примерно так же, как вы разговариваете с мамой, с папой, с дедушкой. Ну, как говорит Царевна Лебедь у Пушкина:
  
   - Молвите русским языком. - Хорошо, но нельзя:
   - Гарри Поттер тогда покажется Гераклом с семью пядями во лбу. А нам это надо? Лучше мы будем лешими и кикиморами, чем сделаем из Гарри Поттера благородного Рыцаря Айвенго.
  
   Скажут, что это не та литература, о которой идет речь.
   - Ответ:
   - Не вижу принципиальной разницы между детективами и другой, так сказать, прозой. То же самое. Если не считать классики.
  
   Но в данном случае дело не в этом. Вопрос, почему русские писатели пишут по-другому.
   Здесь теперь русские писатели, в связи с такой упертостью некоторых читателей, а точнее, литературных работников, пишут не Роман, а:
   - Рассказ о Романе. - Что и называется Постмодернизмом. Они не просто рассказывают о том, как Робинзон Крузо жил на острове вместе с Пятницей, а одновременно объясняют, почему можно нырнуть в воду голым, и отрезать там, на дне веревку. Хотя ножа-то у него, действительно не было. Это уже Эссе, а не просто Роман, это Рассказ о Романе. А иначе так и будут искать ошибки в тексте вместо того, чтобы принять события на Веру. А как их примешь на Веру? Если ее нет! В этом все дело.
  
   А все ошибки русских литературных работников возникают только по одной причине. По причине установок атеизма, а конкретно, соцреализма. А именно:
   - Герой типичен, произведение - это типичный срез общества. - Делают такую установку, совершенно не понимая, что "всем вообще" занимается Бог. А человек только исключениями из правил.
   А вы говорите:
   - Где сюжет? - Идет теоретическое сражение. Какие тут сюжеты. Кого с кем? Русских с русскими. С кем тут еще сражаться.
  
   Далее.
   Почему Бродского здесь не слышно? На это есть второй постулат критика. А именно:
   - Поэт пишет для себя. - Нет, это было раньше, где-то в девятнадцатом веке. Сейчас, оказывается, поэт не только пишет для себя, не только так, как говорил Пушкин:
   - Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа его бранит, и плюет на алтарь, где твой огонь горит, и с детской резвостью колеблет твой треножник. - Оказывается, поэт вообще не в курсе, что такое толпа. Он вообще не может понять, о чем она думает.
  
   Удивительно, почему прозаик может? Только человек не любящий постмодернизм, может допустить такую ошибку. Ибо это та же ошибка, которую допустил сын Высоцкого Никита, когда запечатал Владимира Высоцкого в маску. Этот ошибочный ход объясняется так:
  
   - Он был гений. Он принимал откуда-то сверху свои песни, от Бога. - Казалось бы, что ошибочного в этом утверждении? Послушаем Пушкина, и это будет ясно:
  
   - Он же гений, - но это не все, что сказал Пушкин. Он через запятую добавляет: - Как ты да я.
   И отсюда видно, зачем нужен постмодернизм. Ибо не в том дело, что Высоцкий получал информацию от Бога, а в том, что он и рассказал нам, что:
   - Все так! - Все получают информацию от Бога. Ибо другого пути нет.
   Все дело в этом рассказе Высоцкого, а не в том, что он только был связан с Богом. Все. Как говорится:
   - Как?
   - Все так.
   - Не он бог, а:
   - Вы - боги. - Об этом рассказ.
  
   И это также означает, что каждое предложение писателя, будь он хоть поэт, хоть прозаик пишется двумя людьми:
   - Автором и героем. - Или, что тоже самое:
   - Поэтом и толпой.
   И это не зависит ни от чьего желания, или наоборот, не желания разговаривать с толпой. Ибо такова конструктивная особенность человеческого мозга. И связь эта между человеком и толпой зафиксирована фразой:
   - Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.
  
   Или, как в Библии:
   - Возлюби ближнего твоего, как самого себя.
   Дело-то не в том, чтобы люди старались так делать, а в том, что они так сделаны.
   Такое представление о мире, что поэт поет, а прозаик думает - не лезет ни в какие ворота.
   Видимо некоторые просто никогда не слышали, что представляет собой конструкция понимания человеком друг друга. Нет, конечно, слышали, но с семнадцатого года эта конструкция была признана ошибочной. И здесь, как я вижу, до сих пор такой остается.
  
   С чего начать? С Вавилонского Столпотворения или с Египетского Царя Эхнатона, который придумал Единого бога Атона? Собственно, Эхнатон и собирался исправить ошибку, которую совершили первые люди при строительстве Вавилонской башни. Почему произошло это Вавилонское Столпотворение? Именно потому, что какой-то литературный критик сказал какому-то прозаику:
  
   - Ты, мой милый, оказывается, понимаешь других людей! - И началось!
   Что? Прозаик сразу написал свой первый роман под названием:
   - А зачем мне бог, если я хорошо понимаю людей без него, а? - По-другому этот роман и можно назвать:
   - Вавилонское Столпотворение.
  
   Или эта часть истории нашим литературным критикам неизвестна? Нет, как я говорил, известна, но запрещена. Запрещена, как видно, уже на генетическом уровне.
   Эхнатон попытался исправить ошибку первого романиста. Но, увы, ничего не вышло. Ибо... ибо люди быстро привыкли "понимать" друг друга.
   А ведь для того и Бог, чтобы люди понимали друг друга. Конструкция мира такова. Сначала информация от одного человека идет к Богу, потом от Бога к другому человеку. Другого понимания нет. Именно это понял Эхнатон. А именно:
  
   - Чтобы понять друг друга, нужен посредник! - А посредником может быть только Единый бог. Если информация пойдет к разным богам, то человек не будет уверен, что его правильно поняли. А если один, то получится:
   - Знаю я - знаешь ты. - Центр знаний - один.
   Это только с первого взгляда можно сказать, что стихи пишутся для себя. Ну, так как другим-то они непонятны. На самом деле именно стихи имеют вид того, что направлено Богу. А уж потом мы, любя Бога, со всей душой, поймем их. Например:
  
   Так, как в конце весны
   звуками полон лес, -
   в мире конструкций сны
   прежний теряют вес.
   Так, впредь былого дыша,
   Я пред Тобой, Господь,
   видимо, весь душа,
   да вполовину плоть.
  
   Стихи Иосифа Бродского
  
   Очевидно, что как раз поэт понял другого человека. Ибо он разговаривает с Богом. Ибо он дерется с толпой за свой треножник. Ибо Бог нам пошлет от него ответ.
  
   Прозаик, вот так с первого взгляда, стоит на втором месте по пониманию другого человека. Ибо нельзя же его личные размышления, не обращенные к Богу, принимать за понимание другого. Хотя я принципиальной разницы в понимании себя, в понимании мира, в понимании другого, и потом в пении песен толпе, между поэтом и прозаиком не вижу. Если не считать того, что существование прозаиков вообще находится под сомнением. Если не считать классики. Но была ли это проза?
  
   Фантастика просто! Бродского никто не читает, а все его стихи обращены к Богу. То есть к нам. Потому что он понял, что нам нужно.
   Вот говорят, что и у Венедикта Ерофеева нет даже намека на понимание другого. Видимо, преподаватель литературы хочет, чтобы Венедикт Ерофеев, как Вовочка в его классе встал и сказал:
  
   - А вот я, товарищ литературный критик, имею активную жизненную позицию! Могу даже сказать, что многих здесь очень хорошо понимаю.
   - Молодец, Вовочка! Вот как надо! А вы только и делаете, что пьете ... знает что прямо в вагоне.
  
   Здесь я хочу добавить еще немного про Вавилонское Столпотворение и про Египет. Почему оно все-таки произошло, и почему Эхнатону не удалось восстановить связь с Богом, не удалось, как бойцу-радисту, зажать зубами оборванный литературными критиками провод.
   Скушно. Да, друзья мои, людям стало скучно, без тесного общения друг с другом. Захотелось выпить и поговорить, не как Венедикт Ерофеев сам с собой, а друг с другом. Захотелось пообщаться по тесней. Захотелось, в конце концов, понять друг друга! В общем, как сказал Леонид Ильич:
  
   - Надо, в конце концов, когда-то иметь и активную жизненную позицию!
   Дело сделано. Если уж Адама и Еву удалось соблазнить активным отдыхом на Земле, то от застолья, как говорится, еще никто не отказывался. И пошло, поехало:
   - Ты меня понимаешь?
   - Без базара.
   И когда Эхнатон решил прекратить этот балаган, на него посмотрели, как на сумасшедшего. Ну, примерно, как на Венедикта Ерофеева.
   - Ты чё, в натуре, мы же ж умрем от скуки! Ни выпить, ни закусить ни кем уж будет нельзя. Кругом будет Синайская Пустыня с эгоцентризмом посередине.
   Он лежит под пулеметным огнем, держит зубами перебитый провод связи с Богом, а литературные критики говорят:
  
   - Это человек, которому не нужны другие люди. - Он же ж не обращает ни на кого внимания!
  
   Он один. Один единственный, как говорит Владимир Бортко:
   - Да, ... с ним! - Ибо:
   - Нас больше.
  
   Далее, говорят, что надоели ссылки. Надо бы чего-то по свежее, своего, личного.
   Что такое ссылка? Это роль! Даже Пушкин ничего бы не мог сказать сам. Только в роли Ивана Петровича Белкина. Как говорится, просто так, по-честному, сказать ничего не получится. Вот так просто выйти и от души сказать всю правду. Понимаете? Не существует такой возможности. Поэтому будь это хоть один из трех богатырей:
   - Иванов, Петров, Сидоров, - просто так они на сцену не выйдут. Просто по-простому, как любил говорить Шолохов. Увы, они не попадут в Роман.
  
   Только с помощью текста! Слова. И, следовательно, только по ссылке на Гамлета, Ромео, Джульетту. Только в их роли. Только сославшись на них, на прошлое.
   Режиссер Мастера и Маргариты и критик Венедикта Ерофеева хотят рассказать о призраках, о существовании материи без носителя, без сцены, без текста, без прошлого. Нет! Нет, как сказал Ньютон, только стоя на плечах гигантов!
  
   Иначе вместо реальности получится призрак коммунизма известного режиссера.
   Именно это имел в виду Ньютон, когда сказал:
   - Я стоял на плечах гигантов.
   Без них не то, что нельзя открыть Первый, Второй и Третий законы Ньютона, без ссылки на гигантов не скажешь даже:
   - Ни бэ, ни мэ, ни кукареку.
   Ибо в буквальном смысле человек стоит на их плечах, как Гамлет на сцене.
   Или по-другому:
  
   - Для того, чтобы сказать хоть слово, Смоктуновский должен постоянно делать ссылку на Гамлета. У него просто нет своих слов в этой трагедии. Увы, но никакого свежего мяса зрителям шекспировских пьес не полагалось. Никогда. Как говорится, всё та же песня:
   - Быть, или не быть? - вот в чем вопрос.
  
   А вы говорите, пить одному в электричке - это слишком однообразно.
   Улучшить ничего нельзя. Как сказал Экклезиаст:
   - Всё это было, было, было. - И опять повторяется.
   Ссылка бессмертна.
   Это такой же закон устройства мира, как закон понимания другого только через Бога, как закон состава любого предложения из слов поэта и из слов читателя. Пониматель - он всегда, так сказать, здесь, в тексте.
  
   Говорят, что у Венедикта Ерофеева нет читателей среди народа, имеется в виду народа под липами, где пьют на троих. Он там не бывает третьим. Или четвертым, кому как больше нравится. Он находится только среди любителей Артхауса.
   Великолепно. Великолепно, честное слово! Так Книга - это всегда, всегда, всегда Артхаус. Ибо читатель всегда:
   - Один! - Один единственный.
  
   Тысячи, миллионы книг по городам и весям, где в комнатах горят настольные лампы. И в комнате этой всегда один человек:
   - Читатель.
  
   Иногда спрашивают:
   - Для кого вы пишите?
   - Вот для этого одного единственного человека в комнате перед настольной лампой.
   Именно этого человека предлагает грохнуть режиссер Бортко. Наверное, думает:
   - А вдруг это не Иисус Христос? Почему бы его не распять ради всех.
   - А вдруг это не Краеугольный Камень. Не может же ж быть, что вот так сразу случайно пойманный Один Единственный и был сам:
   - Читатель.
  
   Давайте пожертвуем им.
   - Ведь ради Всех же! Не просто так. ... с ним. И хорошо ведь будет в новом обществе. Ну, подумаешь, не будет этих, как их?.. зрителей и читателей. ... с ними. Зато все остальные будут жить счастливо.
   И вот это и есть идеал Коммунистического общества.
  
   Читатель один, а сколько людей в одной книге! Миллионы! Или для вас Книга - это только обложка? Жизнь там, внутри, там живут люди. А вы хотите пожертвовать Открывателем Книг. Пожертвовать только потому, что он:
   - Один, мой, единственный.
  
   Когда Мария Магдалина оказалась в саду после Воскресения Иисуса Христа, она искала там не маёвку, не демонстрацию, ни даже поезд на целину, - она спрашивала:
   - Где Он, Один, Мой, Единственный.
  
   Все эти сравнения с тремя липами, тремя тополями на Плющихе, тремя богатырями, тремя с денатуратом под этими липами - одно и то же, что часто делаемое по телевизору сравнение с ментами. Только успели посмотреть первую серию нового фильма, как тут же в милицию. Зачем, спрашивается? А как же?! Надо спросить:
   - Что? Как? Похоже? - Хорошо! Прекрасно! Великолепно!
  
   Только, извините, это плагиат. Ибо еще Ван Гог, когда был жив, так делал. Бывало, напишет что-нибудь такое с подсолнухами, или с едоками картофеля, и бегом в родную деревню, к односельчанам! Бежит так, что мольберт едва за ним поспевает, так и стучит, так и стучит по заднице! Прибегает, запыхавшись, и тут же спрашивает:
   - Что? Как? Похоже?
   У нас, правда, спрашивают только у милиции:
   - Похоже? - Ну, это просто потому, что других-то полотен нет. Только про милицию. Как нет и других специалистов по искусству, кроме как в милиции. Почему бы ни поехать на деревню к дедушке, и не спросить его:
  
   - Похоже? - Уверен, что многие сразу скажут:
   - Действительно, а почему бы нет?
   Ну, хотя бы потому:
   - Нет, что похожесть не является критерием того, о чем спрашивал Пушкин:
   - Что? Как? - Точнее:
   - Каково?
   Некоторые скажут:
   - Ну, а что ожидать от простого народа, от ментов? Они другого критерия художественности, кроме "похожести" не знают.
  
   Журналисты это уже не просто народ. Они выдают информацию на миллионные аудитории. И "похожесть" становится критерием истинности.
   Спросить:
   - На что похож Черный Квадрат Малевича? - Ответят:
   - Ни на что. Поэтому он нам на ... и не нужен.
   Критерий похожести применяется потому, что его легко подтасовать. Чуть что "узнать правду" бегут или в милицию, или к комбайну. Но ведь главного милиционера, написавшего о милиции нормально, даже не слышно сейчас. Кивинова. Скорее всего, потому, что написал слишком похоже на Пелевина. И тот, и другой часто используют одно и то же слово:
   - Мухомор.
   В реальности это бесплатный наркотик, а в милиции - начальник милиции.
   Совершенно не похоже.
  
   Но главная, фундаментальная ошибка применения критерия похожести в том, что сама реальность, сама историческая фактура не является Подлинником. Жизнь - это Роман, Рассказ о том, что уже было. Как сказал Экклезиаст:
   - Все это уже было. Было, было.
   - Так, а с кем... то есть, с чем же тогда сравнивать? - спросит озадаченный журналист, узнав, что сегодня Мухомор его не примет. Ну, а на самом деле:
   - Надоели же ж! - Скажи, да скажи им всю правду. Я вам что:
   - Венедикт Ерофеев?
  
   Так что Три Тополя на Плющихе, отказывающиеся читать Венедикта Ерофеева, это еще не Подлинник, А так, взгляд из окошка с кулаком семечек. Ну, примерно, как Дик Адвокат в игре с Грецией. Да, и вообще, с любой другой командой. Кулак семечек с собой, сидит, поплевывает.
   - Это, - говорит, - хорошо, когда за нашим нападающим ихние игроки бегают. Тормошит, значит их, не дает спокойно стоять на месте. Но возникает вопрос:
   - А кто забивать будет, мать твою?
   А ему по барабану, он занят семечками. И все те же игроки продолжают бить выше ворот на три этажа, и в сторону на двадцать метров.
   - На что это похоже, спрашивается?
  
   Пародийность.
   - Какой смысл? Зачем? Сколько можно! Надоело! Устал от пародий, - говорит критик.
   Почему идет пародия?
   Здоровяк, похожий на Голиафа с бородой написал в газету статью под названием:
   - Хочу Машу только серьезную.
   И действительно, одни смеху-... . Почему так происходит? - спрашивает критик.
   - А что делать, друг?
   Вы представляете себе реальную картину того, что происходит?
  
   Картина такова. Фильм про Василия Ивановича Чапаева. Психическая атака белых. Они идут лавиной по всему фронту.
   - Та-та-татата! Та-та-татата! Та-та-татата! - И не видно им ни конца и ни краю.
   Где-то там за бугром Василий Иванович на коне в белой бурке со своим отрядом. Под пеньком Анка Пулеметчица. Петька где-то мотается.
   А впереди, как селевая лавина:
   - Та-та-татата! - Психическая Атака.
   Что вы предлагаете делать?
   Можно, конечно, выйти на бруствер, приложить ладони ко рту в виде рупора и прокричать три раза:
   - И-ди-о-ты! И-ди-о-ты! И-ди-о-ты! - Не поможет.
  
   И не только потому, что эти психические ребята такие идиоты, что их не взять бранью, но главное потому, что они не Случайные Идиоты. Это не Случайная Лавина. Мол, ребята напились, поддались на пропаганду, может даже взяли денег - и в психическую. Нет!
  
   В эту психическую атаку идут атеисты! Люди с совершенно определенным мировоззрением. Просто так, как говорится: "по серьезному" - до них не достучишься. Перебить их до Конца Света Библия не разрешает. Правда и Ложь еще полностью не разделились. Нужна победа. Так сказать, примирение психической атаки с реальностью. Нужно привести эту дикую лавину в Норму. И вот для этого и применяется этот прием Пародийности.
   Это делается не для уничтожения тех, кто идет в психическую, а наоборот, делает их существование на Земле возможным, как нормальное.
  
   Чем плоха Маша Серьезная? Можно сказать, что это Предмет Культа. Не живой человек, а Идол. Ведь Маша Серьезная не что иное, как продукция завода под названием:
   - Соцреализм.
   А Соцреализм Художественных произведений не делает.
   Пародия не для того, чтобы посмеяться.
  
   Я один. Я вышел на подмостки. Но сколько перед ним зрителей! Миллиарды!
   Но придумана система, которая не считает зрителей действующими лицами пьесы. Система называется:
   - Атеизм!
   Именно эту Систему и отстаивает критик и режиссер. Систему Краткого Курса ВКП(б). И именно эта идеология применена при изготовлении фильма Мастер и Маргарита. При таком телескопе, который применил здесь режиссер, Воланд не может быть виден. Какой Воланд, какой. Коровьев, какой Кот, а уж тем более Иисус Христос? Мы не слышим в этом фильме даже звона битых тарелок в ресторане, не слышим, как льется на пол пиво из нечаянно наклоненной официантом пивной кружки. Почему, спрашивается?
   Потому что там этого нет. И быть не может.
  
   Можно подумать, что существует еще какой-то курс, кроме краткого. Нет, это все. Другого не предусмотрено. Ибо подробным курсом будет сам роман Михаила Булгакова Мастер и Маргарита. Но при переводе, при изготовлении фильма, подробность уходит. И не просто уходит, а ее отправляют, куда подальше сознательно. И получается:
   - Чего ни спросишь - ничего нет.
  
   Напрасно говорят, что Венедикт Ерофеев одиночка. Друзей-эгоцентристов у него хватает. Как-то:
   - Хемингуэй и Сэлинджер. - Одни заперся в своем доме, как в крепости. Мало того, что никого видеть не хочет, но и ничего больше не хочет писать после романа:
   - Над пропастью во ржи. - А в романе что? Маленькая девочка курит. Ей всего четыре года, а она:
   - Курит, курит, курит!
   Хемингуэй, вместо того, чтобы прочитать в детском саду лекцию по литературе, идет на рыбалку. Потом были вино, бабы. Более того, не бабы, а одна на всех. Да и та похожа на мужика. Тот же вагон со спиртным. Пьют, пьют и пьют, никого не стесняясь.
  
   Пушкин, Лермонтов, Онегин, Печорин. Как сказал И.А. Гончаров:
   - И Онегин, и Печорин оказались неспособны к делу, к активной роли. - Можно добавить еще: - Вместе с "тупым Максимом Максимовичем". В общем, "паразиты".
   Пушкин сам тоже хорош. Чуть что:
   - На дуэль! - Не хочет делаться своей женой. Ну, а что тут такого трагичного-то? Лермонтов и с собой-то, с одним быть устал.
   - Хорошо бы, - говорит, - поспать подольше. А лучше, вообще не просыпаться. Такой возможности нет? Застрелюсь на дуэли.
   Татьяна Пушкина тоже хороша. Того не люблю, этого не люблю, любила да разлюбила, а когда это было. Это как понимать?
   Вроде это совсем другие дело:
   - Капиталисты! - как сказал бы Шварценеггер.
  
   Венедикт Ерофеев наш простой парень. Он-то как с ними связался? Ему бы монтажником-высотником работать, как Булгаков, а он куда полез? Впрочем, нет, Булгаков отказался. Сказал, что, мол, пошлите меня лучше в Сочи отдыхать.
   Анна Каренина. Она с кем посоветовалась, прежде чем кидаться под поезд? Ни с кем, разумеется. А ведь могла бы, кажется, написать заявление в Партком. Разобрались бы люди-то чай. Ведь не на Луне живем. Все имеем и мысли грешные, и так далее.
   Дездемона. Что можно сказать про Дездемону? Впрочем, про Дездемону можно сказать только:
  
   Зачем арапа своего
   Младая любит Дездемона,
   Как месяц любит ночи мглу?
   Затем, что ветру и орлу
   И сердцу девы нет закона.
   Таков поэт: как Аквилон
   Что хочет, то и носит он -
   Орлу подобно он летает
   И, не спросясь ни у кого,
   Как Дездемона избирает
   Кумир для сердца своего.
  
   Стихи А.С. Пушкина
  
   Зря они все умерли. Глядишь, Венедикту Ерофееву было бы с кем пить в электричке. Было бы веселей, разумеется.
  
   И вот выбирается вагон, хороший денатурат, под названием:
   - Член бюро комсомола.
   Конечно, лучше было выбрать вагон-ресторан, а не пить самопал прямо в вагоне. Наверное, денег не хватило.
  
   P.S.
   Кикиморское чтение переводов происходит именно потому, что чтец старается сделать образ, как можно более похожим на того, кто там, на экране. Думает, что это Подлинник. Тогда как очевидно, что на экране тоже переводчик. Он играет роль. Это не его слова. Но на это никто не хочет обращать внимания. Главное уложить русский текст во время иностранного. И даже хвалят чтеца переводов, что умеет сходу уложиться в этот интервал. Но ведь это учебная задача. Получается, что переводчики вместо того, чтобы работать, опять учатся на экране.
   Не хотят работать. Ведь сказано, что надо:
   - Учиться, учиться и учиться.
  
   За что же им тогда платят, если они не работают?
   На самом деле, это, конечно, не так. Ведь задача чтеца перевода - это как раз:
   - Блокировать перевод. - Выдать Дэзу. Что они с успехом и делают. Как говорится, все от мала до велика. Армия. Пятая Колонна.
  
   Вот преподаватель литературы в университете говорит, что он один такой. Один считает Венедикта Ерофеева эгоцентристом. Нет, к сожалению, нет, не один. Это даже не легион, а именно:
   - Колонна! - Пятая Колонна Атеизма.
   Выдаваемого за научность.
  
   Вроде бы: зачем это писать? Я имею в виду переводы фильмов Голливуда лешими и кикиморами. Сколько можно повторять одно и то же. Но как только даже совсем немного посмотрю Голливудский фильм с русским переводом, с чтением перевода на русском языке - всё! Будь вы даже Николаем Вторым, которого жалко, что убили, все равно бы пристрелил еще раз, если бы он был этим чтецом перевода.
  
   Вот пишу это и смотрю Ричарда Гира одновременно. Ужас. Вавилонское Столпотворение в натуре. Лучше, конечно, так не делать. Верю:
   - Нас ждет в самом ближайшем будущем Конец Света.
   Как говорится:
   - Всё для этого сделано.
   И продолжает делаться.
  
   Понятно, почему те, кто не видит, что у Венедикта Ерофеева много друзей - это чистые атеисты? Чистые потому, что другие симпатии и антипатии ничто по сравнению с этим.
   Атеист не считает читателей и зрителей за действующих лиц Божественной Комедии. Он продолжает смотреть на мир из окошка. Как тренер сборной, с кулаком семечек. Не считает их за людей. Ибо:
   - На сцене-то их нет! - А кроме сцены и нет другого мира.
  
   Вера - это вера в Воскресение Иисуса Христа. А Воскресение означает изменение мира. Раньше это был взгляд из окошка. Не буду больше говорить, как у кого. Смотрит человек и поплевывает семечки. Теперь мир - это театр. Он делится на сцену и на зрительный зал. И, следовательно, зрители, которых раньше вообще не было - так трава на футбольном поле - теперь полноценные действующие лица этого нового мира.
   Кто их не видит, тот, значит, живет в старом мире, когда всё по барабану. Не Венедикту Ерофееву по барабану, а именно ему, этому наблюдателю. Для него игроки на футбольном поле не люди, а футбольная сборная России не существует.
  
   Некоторые могут тем менее упрямо сказать, что, мол, ему не нужны и зрители. Этого не может быть, потому что Венедикт Ерофеев и доказывает существование мира, в котором зрители всегда есть. Читатель - часть его поэмы.
  
   Следовательно, кто не видит в произведении Венедикта Ерофеева "других", других людей, этих самых новых участников жизни, зрителей и читателей, тот:
   - Неверующий. - Ибо не верит в Воскресение Иисуса Христа, т.к. не верит в Новую Конструкцию Мира. Не видит, что Весь Мир Театр, а люди в нем актеры.
  
   Венедикт Ерофеев рассказал нам, что зритель теперь существует. Читатель и зритель - теперь главные действующие лица. Его друзья на поле Артхауса.
   Там, где Бог.
   -----------------
  
  
  
   Код Войнича
  
  
   Сейчас часто говорят про Код Войнича. Код, которым зашифрована книга начала 15-го века. Она написана на хорошей, дорогой коже, хорошими дорогими минеральными красками. Написана без единой помарки. Как будто текст сначала был написан и правился на компьютере, а потом был распечатан на принтере с натуральными красками. Следовательно, уже тогда, 600 лет назад, эта книга стоила очень дорого
   .
   Кажется, что текст книги составлен из какого-то алфавита, и его можно расшифровать. Люди, бравшиеся за расшифровку текста книги, так и думали. Некоторые, взглянув на текст в первый раз, были уверены, что смогут расшифровать его. Им казалось, что текст книги Войнича очень похож на текст любой обычной книги.
  
   Но, увы, никто до сих пор не мог расшифровать эту книгу. Ни Пурпурный Код японцев, ни все другие компьютерные методы, примененные специалистами ЦРУ по дешифровке, не взяли Код Войнича. Было высказано предположение, что эта книга вообще не зашифрована. Сочетания символов в тексте не соответствуют ни одному из известных языков мира.
  
   Кажется, что расшифровать этот код нельзя.
   Однако расшифровка Кода Войнича была сделана русскими переводчиками 20 лет назад. Гавриловым, Володарским, Петровым. Было и еще несколько переводчиков, имена которых я, к сожалению, не помню.
   Код этот с одной стороны прост, с другой стороны сложен. Ибо текст Книги Войнича является не чем иным, как тем смешением языков, которое было сделано Богом при строительстве Вавилонской Башни.
   Это текст Вавилонского Столпотворения.
   Фантастика, но это именно так.
  
   Кажется, сложно найти даже в известных знаменитых библиотеках такие древние рукописи, с которыми можно было бы сравнить текст книги Войнича. Где эти рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, которые разбирал Михаил Булгаков, чтобы написать Мастера и Маргариту? Где археологические находки, используя которые можно бы расшифровать Код Войнича? Где взять, то есть, тот Розеттский Камень, который был у Шампольона, расшифровавшего египетские иероглифы, чтобы взломать этот Код Войнича?
  
   И вот двадцать лет назад вдруг стало понятно, что подлинные вавилонские тексты существуют сегодня! Достаточно включить телевизор! Или купить лицензированный диск с голливудским фильмом в профессиональном, а точнее - как всем теперь уже ясно - вавилонском переводе. И что особенно важно:
   - В чтении перевода.
  
   Текст и его чтение - всё вместе создают именно тот образ, который возник при смешении языков во время строительства Вавилонской Башни.
   Код Войнича можно назвать и по-другому, чтобы было понятнее.
   Это, как уже написано, Код Вавилонского Столпотворения, это Код того времени, на которое непосредственно ориентировался автор книги, названной:
   - Код Войнича.
   Для нас понятнее будут другие названия. Например, это:
   - Код Коммунизма.
  
   Но это условные названия. Почему? Потому что Код этот на все сто процентов существует и сегодня! Коммунизма нет, а Код существует.
   Знак восклицания можно бы не ставить. Ведь уже написано: чтобы увидеть закодированный Кодом Войнича текст, достаточно включить телевизор.
   Текст фильма и чтение его переводчиком также бессмысленны, как бессмыслен текст Книги Войнича. Он сознательно и сделан таким.
   Это шифровка! А наши современные чтецы переводов голливудских фильмов принимают ту шифровку за Подлинник! Вы представляете себе, что думают боги, глядя с Неба на русский перевод голливудских фильмов? Шифровка принимается за реальный текст, посланный людям с Неба! Такой фантастики не придумал еще ни один фантаст.
  
   Скорее всего, они уже перестали хвататься за голову руками. Ибо думают:
   - Это нелюди. А гоблины какие-то.
   И эти гоблины говорят, что расшифровка переводов фильмов Голливуда, сделанная русскими переводчиками в пиратских переводах:
   - Не является точной!
   Это пересказ.
   Им даже в голову не приходит, что Расшифровка текста обязательно будет отличаться от самой Шифровки. На то они и шифровка.
  
   Рисунки в Книге Войнича для того и приводятся, чтобы показать бессмысленность вавилонского текста.
   Люди, которые представляют Книгу Войнича, сразу так и говорят:
   - По рисункам в книге видно, что в книге рассказывается о травах, о лечении травами, об оптических явлениях, об устройстве растений под микроскопом и т.д. Это же самое написано и в тексте. То, что и так ясно. И, следовательно, информация текста - это информация Краткого Курса. Максимально четвертого класса школы. Даже более того:
   - Это информация уровня четвертого класса школы для не совсем одаренных учеников.
   И рисунки дорогой краской на дорогой коже специально сделаны небрежно. Неумелой детской рукой.
  
   И вот Код Войнича и рассказывает нам, что вся информация с Неба (или еще откуда) поступает к нам в таком дьявольском виде. В виде Краткого Курса для одаренных, но менее чем другие!
   В виде Кода Коммунизма.
   И не приведи господи, как говорится, принять ее за подлинник!
   Однако приняли. И: давным-давно. Давным-давно.
   А мы-то подумали, что это мы:
   - Были первыми.
  
   В самой Книге Войнича, тем не менее, есть указания на то, что это шифровка. И как можно взломать этот шифр. Это вид срезов растений под микроскопом, это оптические явления, это изображенные в книге созвездия.
   Что такое вид под микроскопом? Это и значит, что увидеть истинный текст невооруженным глазом нельзя! И отсюда далеко идущие последствия. А именно:
   - Краткий Курс - это Шифровка.
   Непосредственный, естественный мир - не верен! Он требует Перевода!
   А ведь именно Естественный Мир был поставлен во главу угла Кода Коммунизма. А именно:
   - Рабочим нужны пчелы. Им нужен мёд!
   А не эти траханные дрозофилы, которых приказано было сослать на Колыму или расстрелять.
   Почему до сих пор нет расшифровки Кода Войнича? Она просто на просто здесь запрещена.
  
   Вроде бы: как запрещена? Расшифровали же его русские переводчики. Так в том-то и дело, что этих переводов уже опять нет. Да и были они только в виде пиратских переводов. Открытие не привело, так сказать, к массовому внедрению в производство. В русскую Силиконовую долину.
   Смешно даже получается. Там ЦРУ не может расшифровать Код Войнича. Здесь расшифровывают еще 20 лет назад. И опять зашифровывают. Рано, мол. Пока еще Пикассо нам не нужен.
   По сути дела, любое классическое литературное произведение является расшифровкой Кода Войнича. Да и вообще любое произведение искусства это:
   - Дешифровка. - И, следовательно, нахождение исключения из правила в КК, в Кратком Курсе.
   Картины Пикассо как раз яркий пример рассказа о смешении языков. Его образ не похож на лошадь. Как не похож перевод на естественный первоисточник.
  
   Далее идет небольшая Вставка из другого места про перевод.
   Перевод сам по себе существует только в учебном классе. В школе.
   Когда мальчика учат ездить на велосипеде, ему говорят:
   - Смотри вперед. - Но малыш боится врезаться в забор. Ведь он никогда не ездил на двухколесном велосипеде. И он старается соблюдать дистанцию. Дистанцию очевидной опасности. Дистанцию между велосипедом и забором. Примерно один метр.
   Папа ему кричит:
   - Смотри вперед малыш!
   Но малыш боится, что тогда он не увидит забора.
  
   Так и русские переводчики. Бояться смотреть вперед. Боятся, тогда они не увидят соответствия перевода первоначальному иностранному тексту.
   Забор - это перевод. А что впереди? Впереди Кино. А что нужно для Кино? Перевод? Нет. Нужно, чтобы Кино было понято. Чтобы оно было доступно. Но нет, переводчики, как мальчик, учащийся ездить на велосипеде, боятся смотреть вперед, на дорогу, и предпочитают смотреть на забор. Забор для них это точный, научный перевод.
  
   Тогда как очевидно, что заборный перевод существует только в школе. Только при обучении переводу. А не при самом реальном переводе.
   Но, я думаю, сколько ни приводи сравнений, они все равно научным будут считать советский, детский перевод. Для них громом среди ясного неба был бы приказ начальства:
   - Смотреть на дорогу!
   А именно:
   - Ориентироваться не на сам перевод, а на кино. На конечный результат. Точнее, просто:
   - На результат.
   - Нет, - отвечают переводчики, - мы дети! Настоящий, реальный перевод на результат не для нас.
  
   Пиратский перевод всем нравится, но считается ошибочным. Кажется подгонкой под вкусы публики.
   Можно и так сказать. Настоящий перевод - это модный костюм. А научный, "точный", детский, советский перевод - это мешок из-под картошки, с прорезью в дне для рук и головы. Можно привести и другой пример:
   - В средние века людей за некоторые провинности выставляли на центральной площади деревни. Но не с мешком из-под картошки на голове, а с деревянным щитом. Человека ставили буквой Г, клали его голову и руки в углубления в деревянном щите, потом накрывали такой же деталью с прорезями для шеи и рук. Таким образом, голова и кисти рук не дадут провинившемуся человеку вырваться из этой позиции буквы Г.
  
   В такую же позицию, наши переводчики ставят зрителей. Не так, чтобы с чайком, лимонными дольками, расслабившись, посмотреть кино, а чтобы стояли раком. Как провинившиеся в средние века ребята.
   - Пусть! - скажут некоторые, - но зато наш перевод настоящий, точный.
   Нет. Не говоря уже о нелепых заменах выражений иностранного языка русскими. Мол, а мы:
   - Вот так говорим!
   - Это у вас орхидеи, а у нас лютики! - И научно переведут орхидеи лютиками, если у них совпадет количество тычинок или пестиков.
  
   Так затем и делается перевод, чтобы узнать новое. А не повторять:
   - А мы вот так говорим. А у нас растут другие цветы.
   Но не в этом дело. Учебный перевод неверен в принципе. Независимо от ... Неверен потому, что это Вавилонский Перевод. Перевод, не предполагающий существование Бога.
   И нельзя сказать:
   - Да я и не верю в бога.
   Ибо для учебного перевода необходимо отрицание того, что очевидно существует.
   Что отрицается?
   А отрицается само существование Реальности!
   И, следовательно, Соцреализм, соцреалистический Перевод, это не Реальность, а наоборот, это идеализация. Учебник. Возведение Учебника в степень реальности.
   А не наоборот.
   Поэтому никогда и нет работы. Всегда только:
   - Учиться, учиться и учиться.
  
   Продолжение.
   В Книге Войнича есть рисунок женщин, расположенных по кругу. Все они нарисованы в немного разных позах. Так что, если крутить рисунок, то вместо 15-ти стоящих будет одна, но бегущая. Смысл этого рисунка в том же, в чем и микроскопа, и звезд на небе:
   - Это указатели дороги! - Направления, куда надо смотреть, взламывая Код Войнича.
   А куда, вы думаете, смотрят переводчики? На дорогу? Увы, нет! Они смотрят на забор. Поэтому и перевод их можно назвать:
   - Заборным!
  
   Сложность приличная. Они рассматривают иностранный текст, они учатся переводить текст, они переводят текст, а им:
   - Смотри, б..., на дорогу!
   То есть как?
   - А мы куда смотрим?
   Так вот именно, что текст - это не звезда, не вид через микроскоп, не кино!
   Не кино, понимаете? Кино является дорогой, тем микроскопом, или телескопом, через который можно увидеть Созвездия.
   Не текст цель, а чтобы кино дошло до зрителя, как говорил Петров.
   Где мы живем? Если Заборные переводы считаются правильными, лицензированными, профессиональными?
   Книга Войнича рассказывает нам:
   - Смотрите в микроскоп, смотрите кино.
   Смотрите на звезды во время перевода.
  
   P.S. Где находится информация о дороге?
   Недаром малыш не смотрит на дорогу, а смотрит на забор, начиная в первый раз движение на большом, двухколесном велосипеде, в который он умещается только под раму. Ведь впереди на дороге ничего нет. Как ориентироваться?
   Итак.
   Некоторые добропорядочные дамы говорят, что плохо говорить "огрызками". Имеется в виду отдельными фразами, фрагментами. Фрагментами, спрашивается, чего? Думать и гадать здесь не надо. Ответ нам давно дали. Эльдар Рязанов и Игорь Ильинский. Эльдар снял фильм, Гурченко спела песню про пять минут, а Ильинский "коротенько" рассказал, что говорить сорок минут не имеет смысла. Людмиле Гурченко хватило пяти минут, чтобы сказать все. Спрашивается, почему? Просто даже "коротенько" минут на сорок лекцию стало слушать скучно? Неинтересно? Но можно слушать и интересно, с рассказом о полете на Марс, о жизни там.
  
   Имеется в виду, если это будет лекция не о международном положении, а лекция о полете на Марс, о жизни там. Можно слушать и больше сорока минут. Часика на полтора. Тем более, если эта лекция будет в виде фильма Чужие.
   Ответ более конкретен:
   - Лекция стала ошибкой.
   Эту ошибку уже давно описали Шекспир и Эйнштейн. Они доказали, что мир теперь существует не только перед нами, но и внутри нас. Зритель, наблюдатель, который до этого не принимал никакого участия в создании Кукурузы, Продовольственной программы и Перестройке - вдруг тоже оказался в тексте. Тоже стал участником процесса. Что собственно и означало выражение Михаила Сергеевича:
   - Процесс пошел.
   Мы - тоже в доле. В деле, я хотел сказать. До доли пока что дело еще не дошло.
  
   В общем, все свершилось уже давным-давно. Но, наконец-то дошло и до нашего села. Теперь не просто не обязательно читать и слушать "коротенький" доклад минут на сорок, а это уже:
   - Ошибка!
   Это не просто "ретро", не просто "ретроградство", не просто плохо, а это, как я сказал:
   - Ошибка.
  
   Почему? Потом что сам доклад нам всем уже известен! Это обязательно будут или Кукуруза, или Продовольственная Программа, или Перестройка, или Приводные Ремни. Все в курсе. Сказал кто-то две-три фразы и достаточно. Вставляем их в известный уже всем нам "коротенький" доклад минут на сорок и смотрим, что получилось. Изменилось ли что-нибудь. Что в этом мире появилось нового, как сказал бы Лев Толстой.
  
   Из небольших фрагментов стало теперь ясно, что к чему. Таким образом, строка Шекспира:
   - Весь мир театр, а люди в нем актеры, - дошла и до нас.
   Эйнштейн нам объяснил, что мы не статисты перед Берлинской Стеной, мы участники события, ибо Стена разрушена. Разрушена Распятием и Воскресением Иисуса Христа. Вы в деле. Вы в курсе, Вы всё знаете. Как боги!
   Поэтому разговаривать фрагментами, или как говорят некоторые историки культуры, "огрызками" правильно. А наоборот - это ошибка.
   И это очевидно. Давно нет на телевидении никаких докладов. Сплошные ток-шоу. Сплошные "огрызки". Огрызки, существование которых обосновали Шекспир и Эйнштейн. А создал Иисус Христос.
   Адам съел яблоко, а Иисус Христос сделал так, что по огрызку этого яблока мы можем теперь создать Новый Мир.
  
   Это действительно удивительно, откуда мы знаем, как должно быть. Мы знаем, что какое-нибудь новое эскимо, это именно то эскимо, о существовании которого мы заранее знали. Знали, но никогда не ели. А появилось, и это как будто подарок из прошлого. То же можно сказать про машины. Где их берут, чтобы они были такими, как нам хочется? Их берут там же, где берут Перевод. И очевидно, что и рецепт мороженого, и конструкция машины, и Перевод текста фильма написаны не на заборе. Не там дорога, не там микроскоп, не там звезды, не там кино, а в нас эта дорога, на которую надо смотреть, чтобы ехать прямо. Текст фильма, который надо переводить, это не доклад на полтора часа, где всё расписано и про Кукурузу, и про Продовольственную программу, и про Перестройку, и про активную жизненную позицию - это только огрызок, по которому переводчик создает яблоко. Яблоко Райского Сада. Ибо, как сказал Иисус Христос:
   - Вы - боги.
  
   Вроде бы как это понимать? Разве мы боги? Разве можно себе такое представить? Но в том-то и дело, что божественный перевод превышает наши ожидания, этот результат лучше наших надежд. Не то, что мы хотели, и еще лучше. Выше самого понятия: представление.
   Перевод должен быть Божественным. Только тогда можно сказать, что мы смотрим на дорогу, а не забор, как начинающий велосипедист.
  
   P.S. - 2
   Многие называют имена Моцарта, Бетховена, Баха, как авторов гениальных доступных всем произведений. Именно всем. Только надо быть хорошим человеком, подучиться немного где-нибудь на лекциях в народном университете и всё - поехали на концерт слушать Моцарта.
   Не получится!
   Тексты Моцарта, как и тексты Пушкина - это шифровка! Это Код Войнича. И нужен Переводчик, чтобы перевести их для слушателей народного университета. Иначе все будут только делать вид, что им нравится Моцарт, Бетховен и Бах. А на самом деле будут печалиться, что им это недоступно. Тогда как на самом деле никакого Моцарта и Баха перед нами нет. Мы слушаем шифровку, выдаваемую за Подлинник.
  
   Некоторые скажут, что есть же и хорошие, талантливые, может быть даже, гениальные исполнители, они-то передают точно музыку Моцарта и Бетховена.
   Нет. Этого не может быть. Божественный Перевод запрещен. Включите телевизор, включите диск с любым фильмом, и вы увидите чтение перевода, блокирующего Подлинник. И так же, как блокируются переводами фильмы Голливуда, так же блокируется исполнителями музыка Моцарта, Бетховена и Баха.
  
   Казалось бы:
   - А как блокировать Пикассо? Кажется, что между картиной художника и зрителями нет посредника. Что картина - это подлинник, а не шифровка.
   Увы, есть!
   Знаменитая, известная фраза советского чиновника это поясняет:
   - Пикассо не нужен нашим людям.
   Это не просто запрет на словах. Он не зря вызывает возмущение многих. Почему? Потому что действует реально.
   Критические статьи, идеология, сама жизнь так обставляют Картину художника, что не сразу догадаешься, как возразить на утверждение, что картина:
   - Должна быть похожа на естественную жизнь, чтобы быть понятной, любимой, доступной сознанию хорошего человека.
   А ведь нелепость этого утверждения такая же, как утверждения:
  
   - Вид под микроскопом должен быть таким же, как без него. Иначе картина будет не реальной.
   Нет, то есть, ни вида через микроскоп, ни вида через телескоп. Мы одни во вселенной. Некуда бежать, ребята.
   Везде так. А то некоторые, говорят, намыливаются в Лондон сочинять свою музыку. Как будто там медом намазано.
   Кто так говорит, пытается всеми силами доказать, что между художественным произведением, между миром и человеком нет Посредника.
   Книга, называемая Кодом Войнича, написана для того, чтобы указать на существование Посредника.
  
   Это настолько важно, что неизвестный автор не пожалел на это письмо в будущее денег ни на дорогую кожу, ни на дорогие краски. Как он смог написать эту Книгу без ошибок, вот этого пока я так и не понял. Не было же у него на самом деле принтера.
   Некоторые могут сделать вывод:
   - Получается, что смотреть голливудский фильм в переводе - это лучше, чем натурально, в подлиннике. Ведь фильм без перевода - это шифровка, по-вашему.
   Именно так, именно так, дорогие друзья! Фильмы Голливуда оживают именно в переводах. В переводах Володарского, Гаврилова и других, таких же хороших, настоящих переводчиков. Подстрочник не поможет.
  
   Можно сказать, это и так известно, что необходимо возродить произведение искусства. Но дело в том, что возродить произведение искусства просто так по вдохновению не получится. Надо изменить мир.
  
   Я не называю точно имени, кто говорил, что художественное произведение должно быть возрождено. Я просто точно не помню, но мог уточнить, если бы считал это важным. Может быть, это говорил Кант, или кто-нибудь из французских философов. Возможно, это был Сартр, или Камю. Но ведь все равно указание этого философа было пропущено мимо ушей. Всеми. Почему всеми? Так как результата не видно никакого. А почему так получается?
   Потому что те, кто слышал о необходимости возрождения художественного произведения, подумали:
   - А что это значит, возродить произведение искусства? Как тебя понимать, амиго? Или лучше:
   - Как тебя понимать, Саид?
  
   Ведь никто им не объяснил, что для этого надо взломать Код Войнича. А это оказалось непросто. И, следовательно, Код Войнича можно также назвать, как:
   - Код Возрождения.
   В Библии написано, что дьявол клевещет на нас Богу. Что значит клевещет? А это и значит, что мы шифровку принимаем за Подлинник.
   А разве это не так.
   Послание из прошлого, называемое Кодом Войнича, скорее всего, адресовано не людям, а Богу. Мол:
   - Мы в курсе.
   Письмо Ваше получено.
   Точнее, как это у Пушкина:
  
   - Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца, в коем вы изъявляете мне свое желание иметь подробное известие о времени рождения и смерти, о службе, о домашних обстоятельствах, также и о занятиях и нраве покойного. С великим моим удовольствием исполняю сие ваше желание и препровождаю к вам, милостивый государь мой, все, что из его разговоров, а также из моих собственных наблюдений запомнить могу.
   ------------------
  
  
  
   Посторонняя Жизнь
  
  
   Звезда
  
  
   22.02.13
   Эммануил Казакевич, Звезда. Сталину не понравился в этом фильме несчастливый конец. Странно. Почему тогда писатели того времени сплошь лепили несчастливые концы? Более того, считали такие несчастливые концы приметой художественности. Так, мол, надо.
  
   Несмотря на то, что фильм про Чапаева не художественный, в нем что-то есть. А именно:
   - Радикальное отношение комиссаров к командирам, к Чапаеву, и, соответственно, к народу. Как к пленным. Сценарист Эдуард Володарский так придумал? Реальности это соответствует. То же самое сегодня мы видим в думах. Здесь чуть ли не каждый день детей убивают и насилуют, а депутаты продолжают бросаться на Америку.
  
   Фильм не художественный потому, что сделан по принципу:
   - Как это могло бы быть.
   Нет постановки боевых сцен. Все бегут, куда глаза глядят, как бы это могло быть в реальности, когда героев застали врасплох. Точнее, героев в фильме как раз нет. Герой появляется только на сцене. А здесь мир одномерен. Просто взяли и забыли, что это кино. В старом Чапаеве с Бабочкиным, с Анкой-пулеметчицей эпизод с Петькой, когда он умирает под берегом у воды, выглядит более правильным, более художественным, и вследствие этого реальным. Там, в старом фильме четко показано, как Петька стреляет, убивает одного, второго, третьего из стоящих на высоком берегу казаков, может больше. Пока у него не кончаются патроны. И только потом падает сраженный пулей, падает наполовину в воду. И это важно, потому что показывает:
  
   - Художественность и реальна как раз. - Петька не умирает ради принципа:
   - Да ладно, убивайте, все равно же это кино. - В принципе-то со мной все ясно. Нет, он хочет плыть через реку вслед за Чапаевым. Даже из пулемета по Чапаеву стреляют более художественно, более понятно, более реально.
  
   И так же во всем остальном. В нормальном художественном произведении дочь полковника Малышева вполне могла бы стать Анкой-пулеметчицей. Или, по крайней мере, убить своего брата, который застрелил из пулемета Чапаева. Я думал, так и будет, когда Чапаев дарит Татьяне, дочери полковника Малышева свой револьвер.
  
   Даже такой сцены, как убийство Татьяны и солдата-крестьянина влюбившегося в нее, не может быть в художественном произведении. Да мало ли каких случайностей не бывает! Она в гуще боя, в толпе, воевала с одним револьвером, а тут?
   - Бах-бах, и... мимо. - Она представлялась уже почти, как Крис из Великолепной Семерки, а сделали:
   - Ничего. - Мол, а вот в жизни-то как раз так и бывает. Никаких Великолепных Семерок не происходит, никаких таких Трех Мушкетеров не бывает.
  
   Фундамент такой анти-художественности - это неверие в Бога. И что удивительно, еще большее, чем было в фильмах 50-х и раньше. Видимо, поняли, что главный враг не идеология, которая была в старых фильмах, а сама художественность.
  
   Злобность комиссаров, показанная в этом новом фильме по сценарию Эдуарда Володарского, не перевесит его вавилонской анти-художественности.
   Фрунзе так и говорит прямым текстом, что они все злые, злее Фурманова, который в бою стрелял в Чапаева. Стрелял сзади, в спину. Хотя и попал в голову. Но все равно сзади.
  
   Но, очевидно, что сейчас они еще злее. Только не сейчас это произошло. Художественных фильмов не стало уже в 60-х и 70-х. Из чего следует, что Застой был не таким уж застойным. Комиссары стали тогда, значит, еще злее.
   Могут сказать:
  
   - Да вы что, какая может быть Великолепная Семерка по Первому Каналу?! Мы занимаемся не развлечениями, а просветительством. Ведь Первый Канал для:
  
   - ВСЕХ! - Но тут возникает закономерный вопрос, на
   который, впрочем, уже дан ответ, но, тем не менее, повторим:
   - Чему все эти люди просветляются, или просвещаются?
   И ответ:
  
   - Идеологии Вавилонского Столпотворения. Мировоззрению смешения языков. Чтобы люди окончательно отдалились друг от друга. Перестали окончательно понимать друг друга.
  
   Но повторяю, новая идея в этом фильме есть. Теперь уже не надо петь:
   - И комиссары в пыльных шлемах. - А надо:
   - И комиссары злые в пыльных шлемах.
  
  
   p.s. - Впрочем, и потом были фильмы:
   - Белое Солнце Пустыни, Место Встречи Изменить Нельзя, Покровские Ворота.
   -------------
  
  
   Мой друг Лапшин
  
   Мой друг Лапшин. - Надо понимать, что режиссер убирает автора в этом фильме. Так не делается. Ведь если нет Автора, то и вход в художественное произведение закрыт. Но при желании этот вход можно найти. Именно при желании. В принципе входа нет.
   Герман умер.
   Если бы это был роман, редактор, едва начав читать, подпрыгнул бы на стуле, потом бы начал фырчать, как паровоз, которому не дали угля. Как в фильме Коммунист. Пошли пилить дрова, а паровоз сказал:
  
   - Я на этой ерунде не поеду. - Так и редактор:
   - Я это читать не буду. - И знаете почему? не могу. Топливо не годится для ума. Понимание текста нелогично. Как будто показывают сцену из прошлого, документальную съемку. Ребята, бывшие однокурсники театрального училища, собрались вечером двадцать человек на пятиметровой кухне, беседуют, пьют вино, Высоцкий играет на гитаре. Вот как попасть в эту сцену постороннему человеку, зрителю, читателю, наблюдателю? Как, если он такой съемки не видит. Именно так ничего нет. Потому что нет входа, в ситуацию. А нет входа - нет и картинки. Нет и образа. Остается только одно:
   - Придумать всё самому. - Сильно.
  
   Придумайте сами, ребята, что там было. Почти, как в Библии.
  
  
  
  
   Яков Кротов говорит, что не надо доказывать существование Бога, а надо просто верить. Но ты сам, Яша, не молчишь, и даже не мычишь, а разговариваешь. А что такое твой разговор о Боге? Это и есть Вера. Это и есть доказательство существования Бога. Форма разная. Это может быть статья, эссе, интервью, радиопередача в форме диалога.
   Вы занимаетесь доказательствами существования Бога систематически.
  
  
   Анна Каренина
  
   Фильм Соловьева Анна Каренина. Чистое учебное пособие для начальной школы. Зачем было тратить столько денег на лошадей, наряды и декорации? Вот, спрашивается, почему не показана самая известная сцена, когда Вронский садится на седло, как уставший, пьяный пахарь на диван, всем телом сразу и не снимая сапог? А ведь такие вещи можно увидеть в любом и каждом голливудском боевике. С разной скоростью движения кадров, и с нескольких ракурсов. А все просто. Здесь снималось по-старому, чинно и благородно, выражаясь фигурально:
  
   - Натурально! - У нас не может быть суррогатов, всё чисто в натуре натуральное. Ведь в натуральной жизни нельзя увидеть одно и то же много раз, а тем более в замедленном показе. Но ведь всем давным-давно известно, что можно. Мы это видим в кино каждый день. И получается, что можно-то можно, да только нельзя. И после этого режиссер говорит, что американцы:
  
   - Ничего, ничего, мать их не понимают в русской жизни, и в русском кино!
  
   А чего они не понимают? Что то, что сделать можно, мы все равно не делаем, потому что нельзя?
   Разве это кино? Это просто экзамен студентов первого курса на умение носить костюмы девятнадцатого века. Разве это кино, когда просто переложили сцены, написанные Львом Толстым в сценические образы. Лучше уж посмотреть Ярмольника, как он жарит цыпленка табака.
   Невероятно.
  
   Могут сказать:
   - Ну, а что можно сделать?
   Менять то, что написал Толстой. Ведь нельзя ничего добавлять, нельзя ничего прибавлять, кроме того, что написано. Как сказано в Библии. Ну, так тогда вообще не надо даже читать Толстого. Любое прикосновение дает артефакт. Ведь у каждого свое впечатление при чтении. Это то же самое, что для роли Высоцкого снять актера в маске Высоцкого. Весь смысл библейского утверждения, что ничего нельзя менять, прибавлять или убавлять, в том, всё будет изменено обязательно!
  
   Но изменить надо так, чтобы ничего не изменилось. Т.е. имеется в виду нельзя просто бросить кочергу и идти играть Гамлета, а надо этому специально научиться. Надо стать актером. Смоктуновским, Высоцким. Изменения - это не нарушение подлинного текста, а его конкретизация. Что завещал нам Бог:
  
   - Из одного таланта сделать два.
  
   Поменять текст Толстого так, чтобы из него вышло пять Толстых. А иначе это выбрасывается. Скажут:
   - Ну пять - это много! - Так только тогда на самом деле можно будет сказать:
   - Вот это похоже.
  
   Хотя это "похоже" не обязательно будет похоже по непосредственному впечатлению. Может быть, и как Доктор Живаго Пастернака. Ахматова сказала, что она не узнает в этом романе своих знакомых. И это естественно, так как натура, жизнь - это только прототип. Не он цель.
  
   Один парень тут ляпнул, что историк может менять, изменить прошлое, изучив его, а Бог, мол, не может.
   Тогда как вся Библия для того и написана, чтобы изменить прошлое, не меняя его.
   Подлинник - это не Гамлет. А:
   - Артист в роли Гамлета.
  
   Канта не переставали удивлять две вещи. Одна из них - это закон композиции, натюрморт. Вот только что закончилось на днях кино про Есенина, которое разочаровывает тем, что идут постоянные спонтанные драки и выпивки. Разочаровывает, что они не упорядочены. Не поставлены, как это всегда делается в фильмах Голливуда.
  
   Получается, упорядоченность, композиция, которые должны бы казаться не реальностью, а наоборот чисто выдумкой и есть правда, настоящая реальность. Вот это не перестает удивлять.
  
   Но те, кто делал этот фильм, видимо решили не удивляться, и сделать не как делают художники:
   - Упорядоченный натюрморт, а, как, кажется, что бывает в жизни:
   - Сплошной хаос. - И мы видим, что получилось.
   Ничего.
  
  
   Вальтер Хорн - нашел Копье Судьбы после войны. Оно не было произведением искусства.
   Паттон хотел взять его себе и увезти в Соединенные Штаты. Но попал в автокатастрофу и умер.
   Им ли убили Христа? Нет, это 7-8 век нашей эры.
  
  
   У горы Синай
  
   Говорят, что Моисей убил около горы Синай одну треть людей бывших с ним. Если так считать, то скорее, две трети. Если число всех людей у горы Синай считать за 30, то погибнуть должны были неверующие, а это:
   - 666, - в сумме восемнадцать. 30 - 18 = 12. А двенадцать, оставшиеся на скрижалях, в этом разделенном на две части квадрате будет число 144 (двенадцать в квадрате), число которое останется после Конца Света.
   В принципе такой расчет надо иметь в виду не для количества людей, бывших с Моисеем, а для одного человека. Он должен был уменьшиться. Тут можно даже считать, часть людей не пошла за Моисеем, не откликнулась не его призыв:
   - Кто Господень - ко мне! - не потому даже, что они испугались, а не захотели что-то отдать за этот переход на вторую скрижаль. Что бы это могло быть, что евреи считали частью себя? Ведь отдать на вторую скрижаль надо было именно часть себя. Какую-то часть себя человек должен был оставить Богу. Примерно, как человек вдруг теряет часть себя, когда видит себя, все понимает, но не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Как Пророк у Пушкина.
  
   - Как труп в пустыне я лежал.
  
   Потом он все-таки встает, но часть его остается у Бога. Человек понимает, что управлять полностью собой он уже не может. Вот эту часть, часть людей у горы Синай не захотели отдать, и решила остаться под знаменем литого тельца.
  
   А теперь они здесь. С семнадцатого года или раньше, пока непонятно. Но после семнадцатого - очевидно. Очевидно, и сейчас этими людьми набиты оба парламента. Собственно, о чем тут говорить, если даже слова бог и вера были запрещены прямым текстом, официально. Собственно, и сейчас нельзя снимать фильмы, как Квентин Тарантино. Чтобы прошлое показывалось так же реально, как настоящее. Звездочки прошлого, и сейчас изображаются на экране теми или иными способами. В тексте обязательно кавычками. Хотя кавычки придуманы для школьников, для обучения, для диктантов, где нет контекста. В художественном произведении время не может закавычиваться, так как определение времени другими временами - это суть романа.
  
   Итак, число человека - 9 - было, похоже, определено именно у горы Синай. Стало таким после перехода на вторую скрижаль. Точнее, а на первой скрижали осталось 9, а на второй 3. И, следовательно, раньше это число человека было - 12. Здесь тоже 12, но разделенные на две скрижали.
   Возможно, вот эти 3, три тысячи, и считается, были убиты при горе Синай.
   Можно думать и немного по-другому. Число людей, оставшихся с литым тельцом это 9, а число ушедших с Моисеем 9 плюс 3 на второй скрижали, и будет - 12.
  
   Смысл "гуляния" по пустыне - это уменьшение числа человека. Уменьшение, при котором ничего не теряется, а только эти потерянные части переходят в управление к Богу. Человек уже не может делать с собой, что захочет. Ему приходится договариваться с другими своими частями, а, по сути, с Богом. Ведь они у Него.
  
   p.s. Надо считать, исходя не из Треугольника, а из Пятиконечной Звезды. Поэтому брать надо не одну треть, а две пятых, не две трети, а три пятых. Тогда из 30-ти, остаток - это 2/5-х = 12, а в квадрате двух скрижалей будет равно 144-м. Соответственно 3/5-х это от 30-ти будет 18, а это число 666. Моисею важно было отделить от человека эти три шестерки. Но, очевидно, что до конца это не получилось. Возможно, Моисей и запер их в сарае, но ребята как-то ночью ушли в бега. Долго ли, коротко ли они бежали, но Россию все-таки нашли.
   ---------------------
  
  
   Александр Абдулов и Олег Янковский любили футбол.
  
   Похоже, Анна Каренина вынуждена была в жизни сыграть смерть.
  
  
  
   Курт де Жибелен - в 1733 г. написал книгу, где рассказал, что древняя египетская книга Тота представляла собой карты Таро. Королевскую дорогу.
   Игра похожа на сегодняшнюю игру в Бридж.
   Орден Золотой Зари. Алистер Кроули. Умер в 1947 году. Записал текст книги со слов Призрака.
   Телема - Воля - Сексуальное желание. Секс - священнодействие.
   Жизнь - более значительна, чем считается.
   Розетский Камень. Множество отсылок к Книге Тота. Египтяне считали магией, что Луна не падает на Землю, смена дня и ноги, времен года - тоже магия.
   Масонство - Перерождение.
  
  
   Посторонний - Камю
  
   12.03.13 - Игра в бисер. Игорь Волгин.
   Посторонний - роман Камю. 1940 г, 1942 г - издательство Галимар.
   Роман или повесть.
   Перевод 1966 г - вышел 1968 г - издательство Иностранная литература.
   1957 г - Нобелевская премия Камю.
   Мощный подтекст - проф. Жаринов.
   Варианты названий. Обыкновенный человек, Счастливый человек, Чужой человек, Посторонний - значит стоит на другой стороне.
   200 трупов - человек еще нормальный, а если больше, то нет - он Чужой, его психика изменяется.
   Значит, счет имеет значение, и не зря некоторые пытаются занизить количество расстрелянных в 37 г.
   Мирсо. - проверить имя?
   Камю сознательно не объясняет поступков своих героев.
   Мифологема абсурда.
   - Мне всё равно, - говорит Мирсо. - Жизнь не изменишь.
   Сартр:
   - Хотите быть писателями - пишите романы. Ибо мы:
   - Мифотворцы.
   Это роман миф.
   - Этот роман нельзя понять без знания философии Камю, - говорят.
   Мирсо отказался от исповеди.
   Поведение следователя из бульварного романа 19-го века, - считает критик
   .
   Можно сразу сказать, что критики, как обычно, забывают, или даже до сих пор не знают, что любое предложение, любая сцена, состоят не только из прямого эфира. Всегда есть невидимые слова автора. Это значит, что любое поведение, о котором мы читаем в романе, происходит не на улице, не за окошком, а:
   - На сцене! - И, следовательно, поведение следователя - это не спектакль, не сцена из романа, а:
   - Всегда! Всегда, сцена из романа, всегда спектакль.
  
   Поэтому, когда такое явное противоречие встречается в романе, значит, писатель хочет не обмануть вас, а наоборот, вытащить на свет божий. Хочет, чтобы вы перестали смотреть в окно скучающим взглядом, а пошли в театр. В театр, где можно понять, что мир разделен на две части:
  
   - На сцену и на зрительный зал. - Что вы, зрители, тоже участвуете в этом спектакле, участвуете не просто, как зрители, но и как:
   - Соавторы Камю.
  
   - Говорят:
   - Мы оттого несчастливы, что пытаемся понять этот мир.
   - Роман искусственный.
   - Этого не может быть.
   - Суд - это спектакль.
   - Художественный мир.
  
   Но писатель хочет сказать, что важно понять:
   - Жизнь - это художественный мир.
  
   Говорят, что нужно использовать философию Камю, чтобы понять его роман.
   Нет! Роман и есть его философия. Философия - это просто другой язык и ничего больше. Хотите, понимайте с помощью философских инструментов, а хотите, читайте роман. Именно об это и сказал Жан Поль Сартр:
   - Читайте романы! - Точнее, он сказал:
  
   - Пишите романы! - А это одно и то же. Кто пишет - тот читает, а кто читает - обязательно и пишет этот роман. Но деньги за роман получает только один. Вот это несправедливо. Писатель должен делиться с читателями своим гонораром. Противоречие здесь только в том, что:
  
   - Читателей слишком много. - Делить на всех не имеет смысла. А так надо бы делить на всех. Пришли, сдали экзамен, что роман вами прочитан - так, как обычно, по системе ЕГЭ - и получите свою часть гонорара. Думаю, в будущем до этого кто-нибудь додумается. Читателей, которые непосредственно не пишут роман, но все равно являются писателями его, - будет намного больше. А главное это справедливо.
  
   Роман не понятен, потому, что непонятна жизнь. Не роман надо не понимать, а жизнь. Точнее, связь между романом Посторонний и Жизнью. Роман для того, и написан, что Жизнь понимается неправильно, не художественно.
   Говорят, что Мирсо - это не Камю. Нет, но между ними есть связь. Как всегда есть связь между героем и автором. Иногда это он, а иногда - нет.
  
   Посторонний это читатель Книги Камю. Читатель, который пытается понять:
   - Как это понимать?
   Можно пояснить примером из Хемингуэя. Он говорил, что не знает, что будет дальше, когда пишет. А ему говорят, что в университетах учат как раз обратному:
   - Надо составить план.
   Выстроить то, что будет происходить в романе.
   Тогда как с позиции Хемингуэя:
  
   - Роман - это и есть Выстраивание. - И, следовательно, нельзя выстроить Выстраивание.
  
   Булгаков, уже будучи больным, говорил, что не может войти в это состояние писателя, когда заранее выстраивать ничего не надо:
   - Нити романа теряются. - Мастер и Маргарита.
   Ведь, чтобы они не терялись, надо перестать быть Посторонним!
  
   Человек выстраивает разные линии, старается не забыть факты, записанные в компьютер, т.е. мир разделен на две части, на Я и на Компьютер.
   А решение простое:
  
   - Надо самому стать Компьютером.
   Роман - это Я. Как им и стал Хемингуэй.
   Чтобы понять роман, надо им стать. Правда, тогда и понимать уже ничего не надо.
  
   Сначала надо понять, что роман не существует самостоятельно, что между ним и читателем есть, существует связь. Поэтому, когда говорят:
   - Этого не может быть. - То не может быть такого утверждения. Ибо:
  
   - Это же вы!
   Человек изначально не является Посторонним к противостоящему ему миру.
   Он с Ним связан. Поэтому и говорить о Мире или Книге не может, как о ком-то другом, о чем-то чужом, чужом непонятном, требующем философских инструментов исследования.
  
   Зачем мне связывать нити, заброшенные в компьютер?
   - Я сам Компьютер.
   Вот Книга Камю Посторонний предполагает, что читатель сможет сделать этот переход.
   Для этого она и написана.
   Чтобы не быть Посторонним, человек должен частично расстаться с собой.
  
   Зачем это надо? Зачем надо самому стать Романом? Зачем этот Переход?
   Потому что иначе бесполезно. Говорить то, что у нас всё окей, все ходы записаны, Как-то:
   - Нагорная проповедь.
   - Не убий.
   Бесполезно! Да это и очевидно, сколько ни долби эти слова из Нагорной проповеди, убивать хочется не меньше, чем раньше. Именно потому, что человек Посторонний к этому миру.
  
   Миру, который попытался открыть ему Бог. Переход на Вторую Скрижаль не делается.
   И ладно бы не получалось, а и:
   - Запрещается! - Ибо запрещается Вера в Бога.
   Наука без Веры в Бога бессильна.
  
   По науке перед нами бесчисленное количество миров, бесконечная вселенная. Это, может быть, и так. Но важно, что это:
   - Не Всё! - Не только Земля, но и Вселенная, это лишь Яйцо, в котором живем. Как часто повторяет Стивен Хокинг:
   - Я летал, летал в Космосе, но еще никогда не видел там бога.
   Так Он не там, не в Космосе, а за ним, в зрительном зале. Сколько вы ни обшаривайте Сцену, там Его нет. Это доказал еще Шекспир. И лицо египтянина, Рамсеса Второго в капюшоне, делающем его похожим на кобру, со змеей во лбу и удлиненным подбородком - это не фигура инопланетянина, которого возможно видели древние египтяне, а:
  
   - Вид человека, повернувшегося в обратную сторону, не внутрь яйца глядящего, а наружу.
   Вот этот египтянин в капюшоне, со змеей во лбу и удлиненным подбородком и есть:
  
   - Человек Счастливый.
   Потому что он увидел Бога. Перестал стараться понять Его, а:
   - Стал богом.
   Поэтому, чтобы читать роман Камю Посторонний, надо перестать стараться понять его, а самим стать Этим Романом.
  
   Но очень важно, что не полностью. Ведь Первая Скрижаль не становится Второй Скрижалью, а только между ними образуется связь. Как в романе Виктора Пелевина Чапаев и Пустота, когда герой видит пулю, пролетающую в нескольких сантиметрах от живота. Он видит ее потому, что есть связь. Связь между Героем Романа и Автором.
  
   А не просто так это случайно вышло, что Мастер и Маргариту написал именно Булгаков. Если бы не он, сделал бы кто-нибудь.
   Нэт.
   Его может написать только один человек. А именно:
   - Читатель.
   -------------------
  
  
   Сезанн - далекое становится близким, близкое далеком, выпуклое вогнутым, вогнутое выпуклым. И получается, что прошлое становится будущим, а будущее прошлым! Великолепно!
   - Иди, иди сюда, - сказал Бог Прошлому, Я тебя исправлю, ты пока что Будущее.
   -------------
  
   Познер разговаривал с Ливановым, министром образования. Непонятно, на каком мы месте по образованию в мире. То ли на почти первом, то ли на последнем. Так получается потому, что министру хотелось бы сказать о проблемах, а, как он сам сказал по поводу закона о запрете усыновления русских американцами:
  
   - Закон принят, - и, следовательно, распространяться о проблемах больше нельзя. И так изо всей их беседы становится понятно, что лучше не дразнить гусей, то бишь, некоторых лидеров некоторых партий, и делать образование втайне от них.
   Не получится. У этих гусей нюх на образование наметан:
   - Чуть что - тушите свет. А при лучине много не прочитаешь. До Кой Кого еще можно дотянуться, но до Силиконовой Долины так и будет:
   - Как раком до Марса.
  
   Говорили, говорили Познер с Ливановым, а так и осталось не ясным, насколько любят они образование. Молчат, как жена Штирлица на свидании в немецком кафе. Только глазами показывают, что, мол, да:
   - Люблю больше жизни. - Но сказать об этом не могу пока что.
  
   Зато, как дадут... а точнее, возьмут слова некоторые главы некоторых партий, ясно:
   - Образование у нас ни плохое и ни хорошее, образование просто:
   - Запрещено. - И бьются эти ребята, некоторые главы некоторых партий, чтобы вдруг сдуру не разрешили его.
  
   Вроде бы разрешение сдуру образования не сделает. Чего бояться? А бояться есть чего. Как только образование разрешат, так партийная идеология уйдет на второе место. А на первое выйдет критерий здравого смысла. И тогда падут эти ребята, эти гуси, как гнилые деревья. Как говорится, тогда уж точно будет ясно, что дважды два - четыре. А пока что многие депутаты в этом сомневаются, поэтому и голосуют только за штрафы, да за штрафы. Все остальное кажется им слишком сложным и непонятным.
  
   Раньше образования не было, при царе-то и еще раньше, а в новом обществе придумали такую идеологию ничем не лучше отсутствия образования. Такое Кроссвордное образование. Как-то:
   - Сколько ступенек в вашем подъезде. - Из Теории Относительности:
  
   - Когда родился Эйнштейн, а когда, наконец, умер.
  
   - Кто чемпион мира по футболу? - Англия. И так всю жизнь Англия. Так заучились люди, что до сих пор хватаются за голову, так как не могут понять, как это может быть, чтобы был не чемпион мира, а:
   - А чемпион мира по версии ФИДЕ, и так далее?
  
   - Почему чемпион мира не один?! - Вот в чем вопрос. И ответ на него, является ответом на поставленный вопрос:
  
   - Быть или не быть Российскому Образованию.
   Именно так стоит вопрос:
  
   - Быть или не быть. А не растяжимые понятия о том, что низшее образование нормальное, можно сказать, хорошее, это имеется в виду, что там хоть чего-то говорят. В том смысле, что обращаются к семилетним детям, как:
  
   - Осел, козел и косолапый мишка. - И бьют не розгами, а только линейкой по лапам. Мол:
  
   - Пес ты бездомный, а я Заслуженная учительница, и, следовательно, ты скотина безрогая и пес бездомный, не имеешь права меня не понимать. На тебе, на тебе! по башке и по лапам. А что вы хотите, друзья мои? Им хоть кол на голове теши, они все равно смотрят в сторону Силиконовой Долины.
  
   А дальше - хуже. Просто никто не знает, чему учить:
   - Плохому или хорошему? - То ли им костюмы выдадут потом, чтобы в них даже в гости можно было ходить, то ли все поголовно уйдут в депутаты. Ведь как издавна поется:
   - Депутатам-то почет! С ними Троцкий водку пьёт.
   -------------------
  
  
   Некоторые раньше категорически не принимали образ Импрессионизма. А ведь импрессионизм показывает, что Образ живописи не весь находится на полотне, не весь перед человеком. Часть его внутри. Внутри Человека. Об импрессионизме и написано в Библии:
  
   - Не создавайте Образа! - В том смысле, что можно заниматься живописью, не создавая образа. И эта живопись:
   - Импрессионизм.
   Но дело в том, что такова любая живопись. Тогда почему же Библия запрещает Образ? - спросит кто-то.
   Ответ:
   - Запрещается не создание образа на стене, или на полотне, а:
   - Внутри себя!
  
   Каждую, картину, следовательно, надо воспринимать не как уже завершенный Образ, а как:
   - Импрессионизм. - Как Часть!
   Как Первую Скрижаль. Без вашего дополнения на полях картины, Образ не будет завершен.
   Потому и сказано не создавайте образа перед собой.
  
   Барокко - Неправильность, тем и лучше Ренессанса, что Ренессанс стали принимать за полностью завершенный образ.
   Хороший пример Альфред Хичкок. Можно думать, что фильмы этого режиссера не могут представлять Землю в Космосе. Можно думать, что они мертвы, от них не пахнет не только Русью, но даже и Америкой. И получается:
   - Что подумают о нас инопланетяне? - Примерно то же самое, что о Поле Сезанне:
   - Чего-то не хватает!
   Могут ли сказать что-то эти люди представителям других планет?
  
   Вот такую Веру предложил Бог Моисею на Горе Синай. Попросту говоря, Включил в систему мировоззрения человека Теорию Относительности. Сделал человека участником события. А многие думают, что наоборот. Как сказал Никита Сергеевич Хрущев:
   - На что тут смотреть? Плеваться хочется.
  
   Вот и получается, что не могут инопланетяне найти картину Сезанна или Хичкока без них. Не могут, следовательно, Неверующие предъявить эти произведения искусства, как свой пароль. Нужны именно Сезанн и Хичкок. Верующие.
  
   Проверку на Веру советские предводители не прошли. Более того, легко от нее отказались. Почему?
   Вот и получается:
   - Кто же тут не знает жизни.
   ---------------------
  
  
  
   Ги де Мопассан - Жизнь
  
   26.03.13 - Ги де Мопассан - Жизнь.
   Игра в бисер. Игорь Волгин.
   70-80-х 19-го века.
   29 романов написал за 10 лет!
   Говорят:
  
   - Роман статичен. Все остальные романы его дописывают, стараясь придать динамику разным линиям.
   Жанна
   Мопассан страдал наследственным сифилисом.
   Сочетание новелл по принципу импрессионизма. По принципу Флобера.
   Свет, простор и вода.
   - Как писатель вошел в мир женщины? - спрашивают. - Просто придумал, что так должно быть? по его мнению.
   - Почему Жанна не заводит любовника? Его нет, или она не хочет?
   Руссо считал, что чистота в неведении.
   Роман Жизнь писался 6 лет, как Война и Мир.
   Самодвижущийся сюжет. Здесь, или в других романах?
   Природа Нормандии. Таких описаний природы не было до Мопассана.
   Уход отца из семьи.
   Мопассан не женился. У него не было ни Лауры, ни Беатриче, ни даже Лили Брик.
   Некоторые сцены кажутся через чур. Нереальными, т.е.
   Природа и Бог - отдельно. Природа рождает зло, а Бог отдельно от природы.
   Убивает собаку.
   - Есть такой конфликт между Богом и Природой? - спрашивают.
   - Это не живой образ.
   Розали имеет сына от мужа героини Жанны.
   Жизнь не так хороша и не так плоха - Розали.
   Что такое Жизнь? Это трагедия - кто сказал?
   Ложь опасна, смертельна.
   Жизнь такова, какова она есть, и больше ни какова, - сказал И.В., - сказал какой-то неизвестный поэт.
  
   Опять говорят, что образы Жизни недостаточно жизненны. В том смысле, что недостаточно живые. Замечание очень хорошее. Похоже, талант литератора и заключается в том, чтобы видеть противоречия там, где обычный читатель их не видит. Он думает, что так, значит, и должно быть. Нэт.
  
   Профессора литературы и журналисты замечают великолепные вещи. Но опять забывают, что Образ состоит из двух частей. Искренне удивляются, как мог Шекспир заменить Итальянский лес Шервудским лесом. И уж тем более, как может один герой говорить словами другого. Это из Двух Веронцев. И уже тем более считают невозможным плыть к городу, который находится на суше.
  
   Конечно, с первого раза это шокирует. Как здесь и говорится:
   - Через чур, однако.
   Однако было бы еще более удивительно, если бы заставили роль Гамлета играть самого Гамлета.
   Приходит так году в 57-м Товстоногов в Художественный Отдел ЦК КПСС, а ему:
   - Почему вы назначили Иннокентия в Идиоты? - Нет, в данном случае лучше:
   - В Гамлеты?
   - Так, а больше ж некого. А с этим я четыре часа беседовал вплотную. И знаете, нашел того, что мне давно был нужен.
   - Тем не менее, друг ты наш Георгий, будь любезен сделать всё по-честному. Написано:
   - Гамлет?
   - Есс, - в испуге отвечает Товстоногов.
   - Извольте следовать исторической истине.
   - Но как?!
   - Да по барабану, как. Но чтобы было всё по-правдашнему. Как в жизни.
   И, как говорится, пошли они солнцем палимы, повторяя:
   - Весь мир им театр!
   Ибо:
   - А где ж его взять, Гамлета-то?! - Если предполагается, что это штучный товар.
   Вот и получается, что найти Гамлета можно только при условии, что любой Образ состоит из двух частей:
   - Из Жизни и из Смерти.
   А хотят, чтобы это была только Жизнь. Несмотря на то, что Жизнь - и есть Образ. Образ, который запрещен Богом, как ошибка мировоззрения.
   Слова автора считаются просто подсобными лесами, не входящими в Живой Образ.
   Никто не хочет замечать, что Никогда нельзя вырвать из-под ног Героя Сцену. Она Часть Жизни.
  
   Именно потому Ахматова сделала замечание по поводу Доктора Живаго Пастернака, что она не узнает героев этого Романа, как героев Эпохи, как своих знакомых. Ей бы хотелось, чтобы было, как в Жизни, где вроде бы нет Сцены, люди без Сцены ходят, как живые. А у Пастернака они на Сцене. Анна Ахматова хочет сказать, что в Жизни этого не было, там они были:
   - Без слов Автора.
   В этом ее ошибка. Пастернак написал Образ эпохи без создания Образа, как того и хотел Бог. Т.е. написал Жизнь.
   Чтобы "включить" похожесть, которой так хочет Ахматова, надо вспомнить про:
   - Себя.
   Правда Пастернака не в том, чтобы Роман был похож на Жизнь, а в том, что Жизнь на самом деле только прототип Жизни. Жизнь должна ровняться на Роман, а не наоборот.
  
   Не в том дело, что лес Шекспира в Двух Веронцах не похож на лес Италии, где происходит действие, что Шекспиру легче было описывать, создавать, строить то, что он лучше знает, лес Англии, а:
   - По-другому просто нельзя сделать!
  
   На первый взгляд кажется кошмарным парадоксом, что добраться до города, находящегося на суше, можно только по воде. И даже Аникст хватался за голову от таких противоречий Шекспира. Но, увы, логика проста:
  
   - В роли суши может быть только что-то другое.
   А самое другое для суши, как известно, это:
   - Вода.
  
   Поэтому проф. Жаринову иногда и кажется, что образ Жизни у Ги де Мопассана, не живой. Т.е. в роли Жизни выступает, как это и следует ожидать, оглянувшись на Шекспира:
   - Смерть.
  
   Цель не в похожести изображения прошлого, а в существовании прошлого.
   В существовании сегодня.
   Хороший пример фильм Квентина Тарантино Бесславные Ублюдки. Происходит перестрелка в кафе. Кто-то показал неправильно цифру три. Не по-немецки, а по-французски, или по-английски. Эти разборки не похожи по впечатлению ни на какие другие сцены изображения прошлого в фильмах, а также и в книгах. Не похоже, что вот так оно и было, вот так это могло быть. Как, например, это происходит во всех фильмах, которые сейчас идут по первому телевизионному каналу про прошлое. В наших фильмах это просто:
   - Куча! Куча мала. - Все бегут, кто куда попало. Всё бессмысленно. Ну, как это и происходит в жизни, предполагается. Как бы без сценария. Если бы кто-то вместо сражений Чапаева захотел нарисовать яблоки на столе, как Сезанн, на первом канале их бы выкатили на стол, и стали бы рисовать, вот так, как они выкатились случайным образом. Это считается правдой. Тем, как это могло бы быть. Ведь Человек не командир Жизни, и не может, следовательно, расставить предметы упорядоченно, по своему желанию. И что удивительно, это правильно. Не зря нашим продюсерам и режиссерам кажется, но не сделай они этого хаоса, ситуэйшен покажется нереальной. Особенно рьяно эту идею проводили в жизнь в разных Дозорах. Но в принципе везде.
  
   А у Тарантино в Бесславных Ублюдках сцена явно продумана, как искусственная. Но не на все сто! Как говорит проф. Жаринов:
   - Иногда. Иногда кажется, что это не Жизнь. Не живая Жизнь.
   Сцена перестрелки в этом фильме похожа на сцену, которую придумали дети, чтобы играть в войну. Вот именно:
   - Играть! - А что такое театр, а что такое кино, если не игра. А именно об этом забывают создатели фильмов про Чапаева, про Зою Федорову, про Фурцеву, во всех остальных.
   Почему так упрямо делается?
   Ответ прост:
  
   - Боятся! - И боятся не случайно. Об этой боязни написано даже в Библии, когда Человек, получивший от Бога талант, оставил его в неизменности. Побоялся прибавить хотя бы чуть-чуть, хотя бы еще талант. Бог дал в таком виде, и он побоялся это:
   - Упорядочить!
  
   И этот человек был не так уж не прав, как может показаться, как все думают, читая Библию.
   - Я бы, - думают, - обязательно принес Богу два таланта вместо одного, который Он мне дал. А то и пять. Постарался бы пять, конечно. И не понимают, когда так думают, что для этого надо стать:
   - Бесславным ублюдком! - Почему?
  
   Кто такой Бесславный, исключенный из славы? Это тот разведчик, который не получит за свои подвиги орден. Это Доктор Зорге. Он сделал, но его подвиг запрещено засчитывать. Это нарушитель Закона.
   Кто может нарушить закон? Не любой человек это может, а именно:
   - Ублюдок. - Бастард - незаконнорожденный!
  
   И именно таким посчитали Иисуса Христа. Люди не признали Его подвига, и вместо награды, вместо памятника, вместо гробницы, какая и сейчас есть у первосвященника Каифы, Он не имеет видимых знаков отличия в Прошлом.
   Просто не может иметь. Они не в видимом мире. Ибо это:
   - Тайна.
  
   Вот люди иногда врут. И всегда врут, если это выгодно. Но если спросить их, будут ли он врать ради Бога, ответят:
   - Нет!
  
   А здесь получается, что надо именно соврать! Вы понимаете, почему испугался тот человек, который не захотел увеличить талант, данный ему Богом. Он понял, что для получения еще одного таланта, придется:
   - Соврать! - И он не решился, побоялся это сделать ради Бога. - Хотя так-то делал это.
  
   В чем же соврали Бастарды? Именно в том, что представили Богу свое достижение, второй талант, в виде непохожем на первоначальный продукт. Именно, как это сделал Квентин Тарантино.
  
   - Это не похоже на то, как это могло бы быть! - Не похоже на талант, данный Богом. И, следовательно, это не увеличение первого таланта, а ошибка. По Библии, как констатировали первосвященники в отношении Иисуса Христа:
   - Богохульство.
  
   Почему? Они сравнили с первым талантом, и увидели эту разницу, которую видят сегодня продюсеры и режиссеры фильмов:
   - Не похоже!
   И это правильно. Не похоже на Прошлое, на Первый Талант. Но дело в том, что Иисус Христос:
   - Переменил Цель!
  
   Как можно перефразировать слова из фильма Михаила Козакова Покровские Ворота:
   - Не для правды живет человек, а для радости.
  
   Вот говорят про Жизнь Мопассана, что есть много и чего другого хорошего, кроме счастья. А Бесславные Ублюдки ответили:
  
   - Нет! - И пошли за вторым талантом, не похожим на первый.
  
   Вместо следования традиции Иисус предложил другую формулу Жизни:
   - Все Живы!
  
   И Тарантино в этой перестрелке в кафе выполнил именно этот завет Иисуса Христа. Сделал сцену не такой, как это могло бы быть в Жизни, в Прошлом, а сделал Прошлое существующим. Прошлое в Настоящем.
   А наши ребята все еще боятся так делать. Может, и понимают:
   - Да, надо. - Но, как сказал один руководящий продюсер уже давно в отношении Пабло Пикассо:
   - Боюсь, наши люди не поймут.
   -----------------
  
   p.s. Замечу еще раз:
   - Евреи и сейчас считают Иисуса Христа Бастардом.
   Я повторяю это, потому что долгое время не знал, что это так, что дети евреев прячут Евангелие от родителей под подушку, если хотят почитать его на сон грядущий. Вроде бы, как это?! Даже нам уже разрешили его читать, а они до сих пор живут во тьме кромешной. А ведь именно так написано, что не сделавшие второго таланта:
   - Будут выброшены во тьму кромешную.
  
   Вроде бы:
   - Ну, как это: врать ради Бога. - Страшно. Скажу лучше правду, как это было, чтобы было похоже. Пусть. Мы же ж не гении, не Пушкины. Как всегда говорится по этому и другим поводам:
   - Ты не Пушкин!
   Нет, нельзя, как написано. Придется соврать, и изобразить Прошлое, как:
   - Настоящее.
   Жизнь, как точно, по-детски спланированный сценарий. Соврать, лишь бы Жизнь ожила.
   В отношении евреев можно сказать, чтобы оправдать их:
   - Они врут, не верят в Иисуса Христа. Но делают это ради Бога. Вынуждены так поступать.
   Иногда говорят, что, как бы то ни было, а вокруг Иисуса Христа были почти одни евреи. Более того:
   - Все, кто там был - евреи.
   Это неправильно. Более того, это:
   - Неправда! - Почему? Потому что те, кто был рядом с Иисусом, еще не Гамлет, а только актеры. Исполнители его роли. Пусть хоть вы Смоктуновский, хоть Высоцкий, но это еще не все, кто там был. Ни из самого по себе Смоктуновского, ни из самого по себе Высоцкого Гамлета не получится.
  
   Для Гамлета нужно Воскресение. Воскресение Иисуса Христа. И именно согласившись выполнить завещание Иисуса, переданное Им Апостолам через Марию Магдалину, Апостолы согласились с тем, что они были не одни с Иисусом. Они были одни на Сцене, но если есть Сцена, то есть и Зрительный Зал, где и находились другие.
  
   Только так Завет Иисуса - Встреча в Галилее - мог быть выполнен. Только если Прошлое не умерло, а теперь продолжало существовать. Апостолы шли в Галилею прошлого, туда, где они встретились с Иисусом. И попасть туда не может ни один еврей, ни один Апостол, ни Смоктуновский, ни Высоцкий, а только:
   - Вместе со своей второй половиной:
   - Вместе со зрителями в зале. - Только, как Мария Магдалина:
  
   - Обернувшись на зрительный зал, и узнав в этих зрителях, в этом садовнике:
   - Иисуса Христа.
   Вот:
   - Такова Жизнь.
  
   p.s. - 2
   Утверждение, что с Иисусом были одни евреи - означает, что не было Воскресения. А как сказал по этому поводу Апостол Павел:
   - Тогда и говорить не о чем. - Нет и Веры.
   Ничего особенного, но такое утверждение есть замаскированное выступление против Христианства.
   Направление движения Апостолов в Галилею через Десятиградие, этот поход из Москвы в Петербург через Киев - и означает, что идут они со всеми. И не потому, повторю, что всех хочется взять с собой на встречу с воскресшим Иисусом, а иначе Апостолам туда не пройти. Одного их присутствия рядом с Иисусом Христом недостаточно. Этот путь Апостолов можно изобразить одной строчкой Бориса Пастернака:
  
   Гул затих. Я вышел на подмостки.
  
   ------------------
  
   30.03.13
  
  
  
  
   Я - Дубровский
  
   Текст произведения Дубровский: А.С. Пушкин
  
   Удивительно, но то, что совершенно очевидно сегодня, раньше пропускалось мимо ушей. Это происходит потому, что большинство людей представляют себя в едином мире. В ситуации, за которой никто не наблюдает. Но ведь никого же не видно! Почему мы не видим второго мира?
  
   Автоматически считаем логичной нелепую ситуацию из-за того, что автоматически же думаем, что второго мира нет. Никто не обращает внимания на то, что Дубровский в маске во время нападения на карету князя Верейского. Зачем Дубровскому маска, если он сам маска?! Это волшебная, невидимая, летучая маска. Марья Кириловна считает, что Дубровский должен был прилететь и освободить ее. Марья Кириловна не могла поверить, "что жизнь ее была навеки окована, что Дубровский не прилетел освободить ее".
  
   Можно думать, что француз Дефорж маска Дубровского. Да, но это видимая читателю маска. Это маска перед нами. Маска, которую видит, но не замечает читатель, находится в самом читателе. Это маска Дубровского. Эта невидимая маска вызывает ужас, будучи приклеена к определенному человеку. Например, к учителю:
  
   - Спицын отвечал безо всякого смысла и с ужасом поглядывал на учителя, который тут же сидел, как ни в чем не бывало.
   А чего учителю бояться или стесняться? Ведь маска невидима. Ее не видит жена смотрителя.
   - Дубровский вышел из комнаты, сел в коляску и поскакал.
   Смотритель смотрел в окошко, и когда коляска уехала, обратился к жене с восклицанием: "Пахомовна, знаешь ли ты что? ведь это был Дубровский".
   Смотрительша опрометью кинулась к окошку, но было уже поздно: Дубровский был уже далеко. Она принялась бранить мужа:
   - Бога ты не боишься, Сидорыч. Зачем ты не сказал мне того прежде, я бы хоть взглянула на Дубровского, а теперь жди, чтоб он опять завернул.
  
   Пахомовна хочет "хоть взглянуть на Дубровского", но ведь она его видела! "Молодой человек стал расхаживать взад и вперед по комнате, зашел за перегородку и спросил тихо у смотрительши: кто такой приезжий.
   - Бог его ведает, - отвечала смотрительша, - какой-то француз.
   Мистика.
   Зачем человеку, обладающему такой магией надевать еще какую-то полумаску? Кого ему бояться? Только читателя. Он тоже должен почувствовать магию Дубровского, как почувствовали ее герои романа. Читатель не является здесь всезнайкой, он тоже попадается на это "Я буду знать, что делать" Дубровского. Ведь читатель, как известно, тоже Герой Романа.
  
   Марья Кириловна уверена, что Дубровский спасет ее, что он должен быть здесь, рядом, но... но он и находится здесь, только девушка не видит его, не видит маски Дубровского. Хотя Дубровский и сказал ей об этом после венчания. Только Марья Кириловна даже сказанных слов не поняла:
   - Князь обратился к ней с ласковыми словами, она их не поняла.
  
   Далее идет описание положительного образа жениха. Уж никак не престарелого князя Верейского. "Наедине с молодою женой князь нимало не был смущен ее холодным видом. Он не стал докучать ее приторными изъяснениями и смешными восторгами, слова его были просты и не требовали ответов". Ответов не требуется, потому что маг говорит сразу за обоих. Начинает фразу сам, а продолжает ее в роли того, к кому обращается. И здесь Дубровский сделал все сам, но и Марья Кириловна не просто статист, она запустила эту историю, отправив магическое кольцо к заветному дубу. Впрочем, сама того не зная, Марья Кириловна исправно играет свою роль: не узнает в князе Верейском Дубровского, а наоборот указывает на Гришу, камердинера Владимира Дубровского в полумаске. Что это он и есть сам Дубровский.
  
   - Что это значит, - закричал князь, - кто ты такой?..
   - Это Дубровский, - сказала княгиня.
  
   Она это могла сказать и самой себе, что это рядом с ней Дубровский, что она узнала его после слов: "что это значит, кто ты такой". Но Марья Кириловна указывает и на Гришу, сына Орины Егоровны. Она тоже активно участвует в действии, в мистификации. Для чего? Чтобы создать Чашу Грааля, чтобы быть счастливой.
  
   Князь Верейский выглядел старее своих 50 лет, потому что Дубровский загримировался так, чтобы его не узнали. В гриме старика его труднее было узнать. Князя Верейского знал прежде только Кирила Петрович. Если это так, то Дубровский уже давно задумал эту комбинацию, и князя Верейского вообще не существовало. Точнее, он и не приезжал из Англии. Скорее всего, именно так и было. Иначе бы Дубровскому долго пришлось ждать женитьбы. Эта экстремальная ситуации, необходимость выйти замуж за старого князя Верейского, подтолкнула Машу к решительным действиям, подтолкнула ее душу к душе Владимира Дубровского. Представление, что Дубровский потом придумал эту ситуацию с заменой князя Верейского на себя, слабее. Думаю, что никакого князя Верейского не было вообще. Когда Дубровский предлагал Марье Кириловне спасение, этот Джокер уже был у него в кармане. Все остальное спектакль. Как только этот театр был придуман, Владимир мог сказать:
  
   - О, как должен я ненавидеть того... но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.
   А кого ненавидеть? Себя самого, что ли?
   Кажется, что все здесь за Дубровского, кроме Кирилы Петровича Троекурова, все за женитьбу, только не генерал-аншеф. Когда я говорю "все", то имею в виду главным образом читателей. Но и это правда только на половину. Написано:
  
   - Молодые сели вместе в карету и поехали в Арбатово; туда уже отправился Кирила Петрович, дабы встретить там молодых.
   Кого он хотел встретить в качестве жениха, князя Верейского или Владимира Андреевича Дубровского? Мой ответ:
   - Дубровского!
  
   Кто такие Кирила Петрович Троекуров и Андрей Гаврилович Дубровский?
   Два друга. "...были они товарищами по службе...". Один уехал, другой остался. Кто уехал? Вот в чем вопрос? Дубровский принужден был уйти в отставку. Так написано. А если написано, значит, так оно и было. Но думаю, под этим именем оставил службу не Дубровский, а Кирила Петрович. Он получил во владение дом с тремя правильными цветниками и широкой дорогой между ними. Сюда был помещен Розенкрейцеровский Храм, как "эфирная структура". В Кистеневке был "сельский дом джентльмена". Но не в Покровском же был этот Храм! Не подходит огромный каменный дом с бельведером для сельского дома джентльмена.
  
   Хотя описание Покровского кажется очень символичным:
   - Прошло более часа, вдруг Гриша пробудил его восклицанием: "Вот Покровское!" Дубровский поднял голову. Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями. Дубровский узнал сии места; он вспомнил...
  
   Что такого интересного может вспомнить человек? Рай? Ад? Первое поселение на Земле? Данте, например, вспомнил Ад. Небеса его Ада состоят из серии Каббалистических кругов, разделенных крестом, подобно пятиугольнику Иезекииля. В центре этого креста была цветущая роза. Здесь тоже есть цветущая роза. "Я ходил около его дома, назначая, где вспыхнуть пожару, откуда войти в его спальню, как пресечь ему все пути к бегству, в ту минуту вы прошли мимо меня, как небесное видение, и сердце мое смирилось. Я понял, что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо, связанное с вами узами крови, не подлежит моему проклятию".
  
   В Кистеневке три цветника означают, видимо, три точки распятия, три точки, в которых душа связана с телом. Широкая дорога, постоянно выметаемая, это душа человека. В Покровском душа это река, вытекающая из озера.
   Где здесь Ад, а где небеса? Ад - Кистеневка, а Рай - Покровское? Возможно и наоборот. Но ясно, что эти пункты связаны.
  
   Из исторической справки, вставленной в определение суда получается, что деньги 3200 рублей предок Кирила Петровича Троекурова получил. "... и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с отца его без возврата получил". И только после этого Троекуров дал указание доверенному Соболеву выдать Дубровскому крепость на Кистеневку. Так мог и не давать! Откуда такая доверчивость? Должно бы: вы мне крепость, я вам деньги. Одновременно в присутствии нотариуса. Именно так купил эту Кистеневку отец Троекурова у Спицына. "... за что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ." Почему Дубровский отдает Троекурову деньги за Кистеневку, и уверен, что купчая будет подписана.
  
   Причина здесь только одна: деньги Дубровский отдает самому себе. Или что тоже самое Троекуров пишет доверенность на Кистенвеку самому себе, но под фамилией Дубровский.
  
   Получается, что уже отцы Карилы Петровича Троекурова и Андрея Гавриловича Дубровского начали меняться местами. Кто в Покровском, тот именуется Троекуровым, а кто в Кистеневке - тот Дубровский.
   Ключом к пониманию текста этого произведения Пушкина служит письмо. Вот оно:
  
   "Государь мой премилостивый,
   Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин. За сим остаюсь покорным ко услугам
  
   Андрей Дубровский".
  
  
   По нынешним понятиям об этикете письмо сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Кирила Петровича не странным слогом и расположением, но только своею сущностью: "Как, - загремел Троекуров, вскочив с постели босой, - высылать к нему моих людей с повинной, он волен их миловать, наказывать! Да что он в самом деле задумал; да знает ли он, с кем связывается? Вот я ж его... Наплачется он у меня, узнает, каково идти на Троекурова!"
  
   Предполагается, что Андрей Гаврилович и Кирила Петрович еще на службе поменялись местами. Как и их предки. Кто тогда был в Покровском, а кто в Кистеневке на момент этой истории? Или можно задать другой вопрос: как часто происходили эти переходы героев из одного места в другое? Места эти, Покровское и Кистеневку, я обозначаю не просто, как две соседние деревни, а как обычно, по Теореме Ферма. Одно место - это текст, а другое - поля. Или: одно - это сцена, другое - это зрительный зал. Как обычно предполагается, что мир устроен так же, как театр. Напомню, что в конкретном случае это не предположение, а аксиома, ибо очевидно, что перед нами книга, и только в ней происходят все дела.
  
   Кириле Петровичу хочется на поля. Видимо, была его очередь ехать туда. Он даже залез туда, возвращаясь с охоты. Как написано, что свое поле, имеется в виду сцена, стала для Кирила Петровича не по вкусу. "Обед в поле под палаткою также не удался, или по крайней мере был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского". Кругом ПОЛЯ. Только они разные. Одно поле у автора, а второе у героя. Одно на Небе, а другое на Земле.
  
   Если в Покровском был Андрей Гаврилович Дубровский, то он и оскорбился за свою родную Кистеневку, за Храм Розенкрейцеров, когда псарь сказал:
   - Иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку".
  
   Но думаю, что оскорбились они оба. И тогда в Кистеневку уезжает Троекуров. С одной стороны, чтобы показать Дубровскому, что "здешняя конурка" это не собачья конура вовсе, а само Покровское конура по сравнению с Храмом Розенкрейцеров, то есть с Кистеневкой. С другой стороны, Кирила Петрович давно хочет вернуться в Кистеневку, ибо он-то только в роли Троекурова, а на самом деле это Дубровский. И под шумок он возвращается. Кирила Петрович, говорит, что так не делается, вернись назад. И начинается война.
  
   Обращение Кирила Петровича в роли Андрея Гавриловича к Андрею Гавриловичу в роли Кирила Петровича это по сути дела диалог.
   - Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною.
   - А будет моя воля наказать его или помиловать.
   А я:
   - Терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен.
   - Да и от Вас их не стерплю.
   - Я не шут.
   - Я старинный дворянин.
  
   "Странный слог и расположение", о чем пишет Пушкин получаются из-за того, что текст преломляется на рубеже времени и пространства. Одно предложение начинается собственно в тексте, а продолжатся на полях книги. Начинает его Бог, а продолжает человек.
  
   Человек не хочет возвращаться на Небо. И стартовая площадка на Земле разрушена. "Двор некогда украшенный тремя правильными цветниками, меж коими шла широкая дорога, тщательно выметаемая, обращен был в некошеный луг, на котором паслась опутанная лошадь."
  
   Возможно и Бог не захотел возвращаться назад на Небо из-за грубого отношения тамошних обитателей к человеку. Уж если эти ребята на Небе не хотят послать кого-нибудь с повинною к Человеку, в роли которого сам Бог, то что с ними тогда вообще разговаривать. Разбираться начинать надо не на Земле, а на Небе. Там правды нет, не только не Земле.
  
   Чтобы контакт Бога с человеком был прочным, нужна женитьба. Казалось бы, свадьбы сия невозможна. Но Чаша Грааля находится.
   Что это такое? Озеро между двумя холмами, на которых расположены дом и пятиглавая церковь, и из которого вытекает река жизни вечной? Или Чаша Грааля - это стартовая площадка, которую образуют три цветника в Кистеневке? Здесь душа распята на трех точках тела. Она может отделяться и путешествовать, переходить из текста на поля. Герой может становиться автором. Это возможно было у Розенкрейцеров. Женитьба Бога и человека - это настоящая Чаша Грааля.
  
   Или эту Чашу Грааля и носил в своей кожаной суме Антон Пафнутьич, подставивший Дубровских в суде. Кто такой этот предок Антона Пафнутьича, Фадей Егоров сын Спицын, предок которого урядник Егор Терентьев сын Спицын? Этому Спицыну когда-то все принадлежало. "Имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужески пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом всё без остатка".
  
   Бог купил эту Землю для человека, и выслал его туда на эти Кистеневские выселки.
   Посредника обычно называют дьяволом. Но по Розенкрейцеровской терминологии это Демиург. Кто бы это ни был, но Дубровский оказался ловчее, и добыл для нас Чашу Грааля. Вот как это было:
   - Кесь ке се, мусье, кесь ке се, - произнес он трепещущим голосом.
   - Тише, молчать, - отвечал учитель чистым русским языком, - молчать или вы пропали. Я Дубровский.
   ------------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Семнадцатый Год
  
   Роман-пьеса
  
  
   О произведении:
  
   Роман-пьеса - жанр, скорее всего, не мной придуманный. Но я всё равно додумался до этого сам. В том смысле, что верю в его существование. Теперь никто не скажет, что нельзя писать романы одними диалогами. А что делать, если всё остальное я воспринимаю, как то, что было, но чего, увы, уже нет. Это печально. Жизнь-то еще перед нами, она еще идет.
   Собственно, отличие от пьесы в том, что комментарии, которые в обычной пьесе пишутся мелким шрифтом, и не входят в текст, предназначенный для героев - здесь это часть основного текста.
  
   Можно бы пояснить на примере, но, к сожалению, я не знаю таких примеров, кроме одного 18-го века. И это... Маркиз де Сад. Да, друзья мои, он делал именно так. Сцена строится внутри повествования. Настоящее время соседствует с прошедшим. Например, представим себе сцену, или:
   - Построим сцену: сидит, стоит, лежит и так далее. А до этого было:
   - Сидел, стоял, лежал. - И всё это рядом в соседних абзацах.
   По сути дела, время зрителей в спектакле тоже существует, а не только то время, которое идет на сцене. Показывается театр, не только, как сцена, но и как зрительный зал.
  
   В обычной же пьесе, комментарии, которые можно считать не только словами автора, но словами зрителя, читателя, служат только для пояснения декораций и т.п.
   Этим же этот роман отличается от обычного романа. Очевидное отличие:
   - Много диалогов.
   Раньше я вообще писал почти одни диалоги, но редакторы говорили, что так делать нельзя. Потом я узнал, что можно, но было поздно:
   - Я уже научился, привык писать пояснения.
   Пока всё.
  
   С Новым Годом, Дорогие Читатели!
   Это роман-пьеса про тех необыкновенных людей, кто штурмовал Зимний. Почитайте ее в Новогоднюю ночь, или хотя бы 1-го утром, с похмелья. Это не хуже, чем фильм про Баню, или Кубанские Казаки. По крайней мере, Вы еще этого не знаете.
  
  
  
  
   Пьеса для чтения, в виде небольшого романа
  
  
   Семнадцатый Год
  
   17-й Год
  
  
   Сцены из Космической и Земной Жизни
  
   в четырех действиях
  
  
  
  
   Эпиграф
  
   Помню тебя перед боем
   В дыме разрывов грана-а-а-т
   Платье твое голубое-е
   Голос, улыбочку, взгляд.
  
   Много улыбок на свете,
   Много чарующих гла-а-з,
   Только такие, как эти-и-и
   В жизни встречаются раз.
  
   Ансамбль Аринушка
   Песня, которую пел Владимир Ильич
   Александре Коллонтай
   Перед Штурмом Зимнего
  
  
  
  
   Действие первое
  
  
   Сцена 1
  
   Сад. Видна часть дома с винтовой лестницей. На аллее под недавно посаженной березой с бриллиантовыми сережками, изумрудными листьями и рубиновыми плодами стол без скатерти, с изображенным по середине жарящимся на вертеле быком. Скоро должны принести чай, но сервировки для чая нет. Почему? Непонятно. За домом, огороженным заборчиком тоже стоит стол. Здесь две яблони. Двое едят нарезанные помидоры с нарезанным полукольцами луком. Чеснока почему-то добавлено немного. Соль, растительное масло - в достаточном количестве.
  
   Достаточное количество мягких и легких кресел сложено около дома. Диван, чтобы можно было полежать нормально, не только, как обычно, карабкаться в гамак. В котором, кстати сейчас лежит гитара. Недалеко от стола настольный теннис. Ракетка на ближней стороне стола прикрывает фиолетовый шарик. Третий час дня, но пасмурно. Теперь экран закрывал правое солнце на час раньше.
  
   - Чай, кофе, квас? - спрашивает молодая красивая девушка, похожая на библиотекаршу. Передняя часть тела у нее изгибается вперед, как будто она всегда летит в объятия любимому, которого давно не видела. Зад тормозится, как будто принадлежит кому-то другому, а не ей же.
   - Не знаю, не знаю, что и выпить, - вздыхает парень с маленькой бородкой, в галстуке, почти лысый.
   - Может быть, водки?
   - На сон грядущий?
   - Ты еще спать собираешься?
   - Почему бы нет? До четырех можно.
   - Ой, смотри, парень, не уснешь опять до часу ночи.
   - Ты права, с утра хорошие мысли приходят.
   - Действительно приходят?
   - Да. И в последнее время все чаще и чаще. Так и кажется, что на меня опять навели Ретранслятор.
  
   - Серьезно? - спрашивает девушка, и ставит перед парнем рюмку водки и банку пива с заклеенной этикеткой. В последнее время, чтобы прекратить опять вспыхнувшие споры о праве рекламы на десять процентов потенциальной памяти человеческого мозга, вообще решили переждать с рекламой и стали все этикетки заклеивать или белой бумагой, или черной. Изредка с изображением цветов. Роз, георгинов, и орхидей.
  
   - Кто-то уже дал взятку и запустил гладиолусы, - говорит парень. - А ведь черным по белому договаривались: только три цвета.
   - Цветка, - ты хотел сказать.
   - Без сомнения. И вот теперь я должен гадать, что лучше водка или пиво?
   - Можно попытаться определить по запаху.
   - Да? Как? Я ведь должен буду открыть хотя бы одну из этих жидкостей. - А закон предписывал обязательно допивать все жидкости, которые были открыты. И в течении пятнадцати минут. Иначе они испарялись без следа, а это наносило урон народному хозяйству Плоскогорья.
  
   - Надо больше есть, - говорит девушка.
   - Ты права. В еде есть вода. Можно готовить с водкой или с пивом.
   - Действительно. Только этот новый повар - все забываю его необыкновенное имя - говорит, что водка в процессе приготовления первых, а также и вторых блюд полностью испаряется. И даже быстрее, чем так, без приготовления.
   - Думаю, гнать его надо.
   - Нет, он хороший.
   - Чем?
   - Мне нравится.
   - Тем более, лучше с ним не связываться.
   - Он мог бы сделать мне ребенка.
   - Да? А я зачем?
   - У тебя не получается.
   - Нервы, знаешь ли. Все думаю:
   - Лететь, или нет, не лететь на Землю. Ведь уверен: ничего хорошего все равно не получится. Так, прокатимся туда-сюда.
  
   - Это бы еще хорошо - говорит девушка.
   - Думаешь, бывает хуже?
   - Однозначно.
   - Что бы такое это могло быть?
   - А знаешь, что? останешься там навсегда - вот и все. Нав-сег-да!
   - Неужели есть такой риск? Нет, тогда я откажусь. Пусть летит...
   - Кто?
   - Да вот хоть этот новый повар, Ти, кажется, его зовут.
   - Ох, у тебя память, дорогой, а я никак не могу пока запомнить. Имечко надо сказать удивительное. Наверное, он не отсюда.
  
   - А откуда? - парень гадает:
   - Не по эту - ни по ту, а по эту... - он открывает глаза, рука его на бутылке водки. - Из Таукитян?
   - Если бы. Говорят, с Альфы, нашей, Центавра.
   - Туда же давно взорвали все мосты. - Парень выпивает рюмку водки, и машет рукой, что должно означать возмущение отсутствием закуски. Девушка бежит к яблоне с фиолетовыми яблоками, но парень открывает пиво.
   - Зачем ты открыл пиво? - спрашивает она, прибежав с двумя яблоками - для него одно и для себя одно. - Не выпьешь же.
   - Не имеет значения, все штрафы отменили недавно.
   - Ты уверен? Я такого постановления не видела. Более того, никто в него не верит, как в реальность.
   - Ты думаешь, врут?
   - Однозначно.
  
   Далее, это Ле и Ня. Они скелеты. Всеми их вкусами и эмоциями, в том числе и при проглатывании пищи управляет Центр, находящийся на Горе. Скелет глотает пиво, водку, или мясо - правда здесь мяса не было - и чувствует то же, что человек, который нарастил себе вкусовые рецепторы, нервы, вообще мясо и кожу. Дело в том, что здесь на людях не держалась кожа. Пытались сначала жить без кожи, так, с одним только мясом, но оно быстро сохло, обмен веществ нарушался, и человек довольно быстро протухал. Как обычный дикий зверь. Ученые даже выдвинули гипотезу, что люди - это, собственно, не кто иные, как тоже животные. Но никто этому, разумеется, не верил. Хотя теория была, как сказал один Академик:
   - Действительно интересной.
  
   Как говорится:
   - Инти-инти-интирес: выходи на букву эС.
   - А что у нас на букву эС? - спросил парень, посмотрев на вторую, уже налитую рюмку.
   - Так этот, как его?.. - махнула рукой девушка, как будто отгоняла помехи, мешавшие ее хорошей памяти проявить себя.
   - Кто? Я тоже не знаю.
   - А! Серый.
   - Никогда не слышал ничего подобного.
   - А вот сегодня и услышишь.
  
   Далее, Серый - это: шесть человек. Нет, здесь его имя, как у всех из двух букв: Си. Точнее, шесть - это уже не Серый, а, как будет ясно дальше:
   - Лаки Сто.
   Имена: Ле - будущий Швейцарец Ня - будущая Библиотекарша, Ко - Матросская, Си - не будущий Лаки Сто, а будущий грабитель банков Серый, Ся - Хог - Напильник, Ти - Испанец, или Испанский, Бы - Усов, Ви - Сенной-Граблин, Ки - Ник Бальский, Лы - премьер-министр Киевский, Ра - Амон Ра, Зи, - Молочник- по партийному псевдониму, Ме - Инженер, тоже по партийному псевдониму. Вообще, здесь многие - хотя и не все - имеют именно:
   - Партийные псевдонимы.
  
   Входят Зи и Ме. Предлагают Ле допить его пиво.
   - Ты больше не будешь? - говорит Зи. - Можно я допью? Ты не против, Ле?
   - Так нет, разумеется, - говорит Ле.
   - Мы вместе допьем, - добавляет Ме.
   - Давайте все полетим, - говорит Ле, - пусть здесь Козлы правят.
  
   Козлами называли Центры Ретрансляции. Люди считали, что эти Козлы им совсем не нужны, так как Люди - самодостаточные существа, и никакие Центры Ретро им абсолютно не нужны.
   - Я предлагаю вам остаться здесь, - говорит Ле. - И знаете почему?
   - Я могу вам принести новые банки, - говорит Ня.
   - Не надо, - говорит Ле, - они и это-то не допьют. Кстати, до меня дошел слух, что вы тоже летите.
   - Неужели это правда?! - вскрикивает Ня. - Тогда и я полечу.
  
   - Почему? - спрашивает Зи, погладив себя по животу в серебристой жилетке. Дело в том, что сами люди думали, что они не скелеты, а намного более совершенные существа. Ну, раз они носят отличную одежду. Однако даже не знали, что одежду надо покупать в магазинах. Так проснутся утром, увидят, что у них новая серебристая жилетка, или новые брюхи цвета хаки, и говорят, красуясь перед зеркалом:
   - Это то, что я хотел. Или хотела. - Хотя даже не задают себе вопроса откуда взялось это богатство. - Это речь Центра на Горе.
  
   - Я один справлюсь.
   - Да, действительно, там и одному делать нечего, - говорит Ня, хотя ясно, что она очень хочет, чтобы эти ребята тоже полетели. Ясно: любовники.
   - Не справишься, - говорит Зи, и добавляет: - И знаешь почему?
   - Нет.
   - Так узнай, - говорит Ня, - Си тоже летит!
   - Да? Странно. А ты, кстати, откуда знаешь? - И Ле смотрит не на нее, а на ребят Зи и Ме. Ясно, что накануне с кем-то из них она была вместе в одном гамаке. Скелеты не любили спасть в гамаках, но почему-то везде были навешаны гамаки, диванов было очень мало. Периодические возмущение скелетов, то есть людей ни к чему не приводили. Да они и сами, немного по возмущавшись, опять начинали считать:
  
   - Что так надо. - Как китайцы носят деревянные башмаки на высокой подошве. Неудобно, но так надо. А зачем, спрашивается? И тем, кто очень пристает можно дать ответ:
   - Не надо бегать, не надо прыгать, не надо поднимать тяжести - в таких чубуках не попрыгаешь. Более того, и это самое главное:
   - Не надо никуда спешить! - Так что это только с первого взгляда кажется, что неудобно, а на самом деле, даже очень хорошо.
  
   Например, в данном конкретном случае, гамак хорош тем, что очень развивает гибкость костей. А для скелета это очень хорошо, ибо в случае жесткой посадки, можно остаться с костями, а не наоборот.
  
   Входит Ко.
   - Ты зачем пришла? - первым спрашивает Ле.
   - Так по делам я пришла. Неужели не видно?
   Ме и Зи встают и внимательно ее осматривают.
   - Какие дела? - недовольно, но корректно говорит Ня. И добавляет: - Дела знаешь у кого?
   - У кого? - спрашивает Ко.
   - У этого... как его?
   - А ведь я вас предупреждала, - говорит Ко, - не надо было ругать Ретро Центры на Горе.
  
   - Почему? - машинально спрашивает Ле.
   - Так вот теперь у вас и замыкает, - Ко хотела поднести руку и постучать пальцем по голове, но на полпути задержала. Она сказала: - Я сюда не за тем пришла, чтобы ссориться.
   - А зачем? - придирчиво спросил Ме.
   - Наверное, хочет напроситься в дальнее плаванье, - ухмыльнулся Зи.
   - Да она и так уже едет, - сказал Ле, - че ей напрашиваться?
   - Я принесла то, что мы повезем с собой на Землю, - сказала Ко.
   - И это? - спрашивает Ня.
   Не успела Ко ответить, что они должны взять с собой, как появился повар Ти, сказал, что:
   - Между прочим, я тоже получил повестку.
   - Куда? - не поняли и хором спросили Ме и Зи.
   - Лечу, так сказать на Землю, - говорит Ти.
   - Зачем? - тоже не понимает Ле. - Мне там конкуренты не нужны.
   - Не зря говорят, что голова у вас работает Ле, - ответил Ти. - И знаете почему?
   - Почему?
   - Я лечу именно как ваш конкурент.
   - Здорово! Отлично сказано, а?! - восклицает Ле.
   - Вы не подумайте ничего плохого, я не претендую на самую Гору, так только в смысле обеспечения питанием на самом Плоскогорье.
   - Питанием? - переспросила Ко.
   - А чему вы удивляетесь, дорогая? Он повар.
   - Повар делает котлеты и меняет на монеты, - произносит Ме.
   А Зи добавляет:
   - Только банкира нам не хватало.
  
   Далее, Ня удивляется, почему Ле использовал в отношении Ко термин:
   - Дорогая.
   - Ты почему назвал ее:
   - Дорогая? - Ня.
   - Напрасно вы беспокоитесь, - говорит Ко, и хочет пояснить свою позицию, но Ня ее перебивает.
   - Не надо подсказывать. Я не тебя спрашиваю. Говори сам, Ле, не жди, не жди, когда за тебя все сделают другие.
   - Ясно почему, - говорит Ле, - летит за свой счет.
  
   Все всплескивают руками.
   - Да разве она подпольная миллионерша?! - Хватаются руками за головы Ме и Зи.
   Входят Ки и Лы. Второй почти с порога высказывает то, что многих шокирует. - Пороги здесь были символические. Так как домов не было, то порогом назывался изумрудный камень в виде шести порогов - три вверх и потом три вниз, в самой середине чистыми брилликами было вмуровано имя владельца этого места. И это место - в отличие от других рядом находящийся мест имело название:
   - Овин. - Раньше, как и везде люди здесь жили Под Плоскогорьем, и были натуральным:
   - Андеграундом, - теперь сверху, т.е. Овер, превращенное для благозвучия в Овин.
  
   Детям советовали запоминать это слово, как восхищенное восклицание:
   - О! - Винчестер. - Хотя никто давно не знал, что такое Винчестер. И на вопрос ребенка, что все-таки это такое? - обычно в шутку отвечали:
   - Не помню уже, на Горе все Винчестеры, мы легко можем обходиться без них. И вообще, - добавляли они свою коронную фразу:
   - У нас все есть. И почти всегда без слова:
   - Почти.
   Но почему-то оказалось, что чего-то все-таки очень не хватает. Иначе зачем лететь туда, куда не дойти пешком, а именно на Землю.
  
   - На ее имя пришло завещание, - говорит Лы.
   - Насколько большое? - спрашивает Ле, - даже не подождав, пока Лы и Ки спустятся с изумрудно-бриллиантового входа в Овин.
   - Несколько миллионов, - говорит Лы.
   - Больше - говорит кто-то. Его не видят, так как внимание всех сосредоточено на Ки и Лы, которые укладываются на полу, на мягкой шкуре, снятой с большой с большой птицы Я.
  
   - Миллиардное, - говорит вошедший и добавляет: - И не в Плошках, а Горах.
   - Шутите? - спросил Ле. - Откуда такие деньжищи. Более того, на такие Горы можно создать там хорошую ударную группу. Я бы даже женился на Ко, - сказал он и добавил: - Если бы это же самое не обещал уже Ня. - Жаль, жаль, такие деньги.
  
   - Да кто же их вам обменяет? - говорит вошедший вместе с Лы Ки.
   - Вы и обменяете, - невозмутимо говорит Ра, последний вошедший, который еще стоял на верхней бриллиантовой площадке.
   - Я?! - удивляется Ки. - Я еще не знаю толком своего назначения.
   - Я знаю, - говорит Ра. Он берет одно из мягких кресел и тащит его на середину. Где и садится. - Ты будешь... - Ра замедляет свою речь. И говорит то, после чего всего все раскрывают рты. Или наоборот, закрывают, если до этого рты были уже открыты. Итак, он говорит:
   - Ты будешь мной. - Ра добавляет: - Не в том смысле, как вы подумали, мы не будем меняться местами. Более того, я бы... - тут он опять начал тянуть время, - я бы согласился. Ты будешь не мной, а просто Ра - богом солнца, которое когда-то светило над многими Горами. Более того, могу предположить, что на Земле Солнце еще светит.
  
   Многие только машут руками.
   - Насчет того, что Ки будет Царем, Ра, то есть, еще можно поверить, - говорит Ле. - А вот по поводу все еще работающего Солнца ты загнул Ра. Все наши Горы однозначно утверждают, что вероятность этого равна одной сто миллиардной, что означает практически нулю.
  
   Никто не верит Ра, что Ки будет на земле Ра, Царем, но только на словах. На самом деле, наоборот, все были шокированы этим сообщением. Ибо все знали, что Ра ошибается редко. Да и то была вероятность, что и в ошибочных предсказаниях Ра прав, только люди боялись в них верить.
   Ко говорит, что покажет подарок только в кабаке.
   - И знаете почему? - говорит она. - Я хочу есть. - Все соглашаются, так как Ко еще опережает Царя Ки по рейтингу внимания.
  
  
   Сцена 2
  
   Те же и группа Ся: Си, Бы, Ви, они уже сидят за столом в углу около оркестра. Ресторан представляет собой помещение с высоким потолком фиолетового цвета. Но это только световой эффект, здесь, как и везде, не было ни стен, ни крыши.
  
   Ко сорвала яблочко с яблони у входа в ресторан, откусила и прошла прямо к стойке бара, чтобы сделать заказ для всех. Но Ле успел сорвать с грядки огромный арбуз, и обогнал Ко у самой стойки.
   - Опасно рулишь, парень, - сказала Ко, и даже чуть не подавилась яблочком. Она проглотила его, схватилась за горло, и тут Ле поставил свой большой арбуз на прилавок, и так хлопнул девушку по горбу, что райское яблочко вылетело изо рта девушки, как камень из пращи, и попало в нос бармену. Он залился кровью.
  
   - Приложи к носу полотенце со льдом, - сказала Ко.
   - Лед есть? - спросил Ле.
   - Пошли вы знаете, куда? - сказал бармен, но все же сделал то, о чем его просили. А именно приложил к носу полотенце со льдом, и... и ушел. Хотя его просили:
   - Заодно налить, два виски с содой.
   - Не обращай внимания, - говорит Ко.
   - Да, - говорит Ле. - Кто-нибудь подойдет все равно.
   И действительно, в бар входит парень в матроске, в тельняшке, виднеющейся из-под нее, и в бескозырке с ленточками. Он положил гитару, и спросил:
  
   - Что угодно приказать? Водки ли виски с содой?
   - Какой красивый молодой человек, - говорит Ко.
   - Виски, пожалуйста, - говорит Ле.
   - Два?
   - Да, - опережает Ко ответ неугомонного Ле.
  
   Далее, стол Ся.
  
   Стол Ся
  
   Ся манит Си, сгибая и разгибая указательный палец. Неохотно, как медведь Си нагибается.
   - Да? - говорит он, - я слушаю.
   - Точно? - спрашивает Ся.
   - Да, теперь точно.
   - Мы должны лететь на Землю, - говорит Ся.
   - Я не полечу. - Си.
   - Я скажу не только полетишь - побежишь, Звездолет обгонишь!
   - Ну, хорошо, может быть, я и побегу, а ты-то сам хоть думаешь, зачем нам это?
  
   - Будешь там банки брать.
   - В натуре?
   - Точно тебе говорю, не в воображении.
   А надо сказать, что Си был большим любителем воображаемых игр.
   - Мне нужен человек, который будет добывать деньги.
   - Плошки?
   - Горы.
   - Откуда информация?
   - Уже готов пакет документов, - вмешался Бы. И Ви кивком головы подтвердил эту информацию.
   - Так ты летишь? - спросил Си.
   - Да, но... - Ся приложил палец к губам, - они ничего не должны знать, - он кивнул на Ле и Ко у барной стойки, и добавил: - Особенно Ле.
   - Почему? - спросил Си. - Мы летим, как запасной вариант? Я правильно понял?
   - Правильно.
   - Чтобы всем была ясна реальная опасность создавшего положения, - сказал Ви, - я поставлю точки над некоторыми буквами.
   - А именно? - Си.
   - Должны лететь другие Три Мушкетера, - ответил Бы.
   - Я сам скажу, - попросил товарища попридержать язык Ви. - На самом деле летят:
  
   - Де, Ва, Ка и Мо.
   - И Мо? - спросил Ся. И добавил: - Я не слышал ни о каком И. Кто это?
   - Это просто междометие, - поддержал товарища Бы.
   - Между чем и чем? - спросил Си.
   - Если я правильно понял, - предупредил ответ Ви или Бы Ся, мы должны втереться в очередь где-то между этой группировкой, и СП, Смещающим Параболоидом.
   - Совершенно верно.
   - Какое будет смещение? - спросил Си. - Красное?
   - Фиолетовое, - ответил Ся.
   - Далеко.
   - Далеко, - подтвердил Ся слова Си.
   - Но не дальше, чем Эпсилон...
   - Нет, конечно.
   - В три раза ближе.
   - Хотя все равно лететь и лететь.
   - Это понятно.
  
   Все расселись за большим столом, а за стойкой к Ле и Ко присоединилась Ня, которая должна была стать женой Ле.
   Бармен вышел в зал принять заказ.
   - Больше никого нет, что ли, кроме вас? - спросил почти насмешливо Лы.
   - А чем я вас не устраиваю? Я не пьяный, - сказал бармен.
   - Так у тебя, эта... как его? Нос разбит, - говорит Ки.
   - И что? Кто-то разбил нечаянно. Я сам разберусь. Заказывайте.
   - Деваться некуда, мы, конечно, закажем, - говорит Зи, а Ме его поддерживает: - Раз пришли. Но, я не понимаю, как вы будете носить эксклюзивные блюда.
   - Я на носу не ношу.
   - Это хорошо, - говорит Ра, а Ки добавляет:
   - Очень хорошо.
   - Неужели вы не понимаете, что кровь будет капать на быков, - Зи.
   - Я в этом уверен, - Ме.
   - Не будет. Могу поспорить.
  
   - Сначала причеши свой скелет, - говорит Ра.
   - Вы мне не указка. И знаете почему? - спрашивает бармен.
   - Нет, - говорит Ки.
   - Ни на виски, ни на коньяк все равно не дадите. Я таких, как вы знаю, только бы себя показать.
   - А... - Ра.
   - А чтобы вести себя в кабаке прилично, пока не напились, этого нет. Итак, что вы будете? Быков нет. Вы должны знать, если не прилетели с Альфы Центавра, что уж год здесь быков не едет. Только рыбу.
   - Мы с Эпсилона Эридана, - Лы.
   - Оно и видно. Ладно, значит так: десять осетров по... по какому вы предпочитаете?
   - Натуральных. - Лы.
   - Ладно, так и запишу:
  
   - Осетры натуральные - десять.
   - Почему десять-то, я не пойму?! - возмутился Ки.
   Бармен молча пересчитал сидящих за столом представителей Тау Кита.
   - Десять, - наконец резюмировал он. - Точно не больше. Да и не меньше, я думаю.
   - Вы не посчитали тех, что развлекаются за стойкой, - сказал Ме, и Зи его поддержал:
  
   - Мы с ними.
   - Пусть сами скажут, - бармен. - Я не уполномочен принимать заказы заочно. Мы университетов, так сказать, ну и так далее, и тому подобное.
   - Вижу, вам не зря разбили нос, - сказал Ки, и добавил: - Я бы сделал то же самое.
   - Кстати, почему вы нас обслуживаете? Где активные официанты? - Лы.
   - Они на экскурсии. - И это сказал не бармен, а Ра. Он же добавил: - Осматривают в последний раз улетающий в далекие края космический Параболоид.
   - Хорошо предсказываешь, - Ки. - Кстати, что на нем написано? Не видишь?
   - Вижу, - говорит Ра, - но плохо. Сейчас подойду поближе. - И он говорит: - Земля.
   - Хорошо сказано, - говорит Ме, а Зи его поддерживает:
  
   - Почти, как у нас. Мы ведь тоже летим, кажется, туда.
   - Я даже в этом уверен, - говорит Ра. - И знаете почему? На люке Параболоида написаны наши имена.
   - Кошмар! Это наш корабль, мы опоздаем! - Кто это крикнул неизвестно. Только все хором и вразнобой заторопили бармена:
   - Неси быстрее осетров!
   - Мы опаздываем.
   - Мы и так можем опоздать. - И:
   - Можно сказать, мы уже опоздали, но есть местных осетров все равно будем. Там-то, я думаю, осетров натуральных не бывает.
  
   Натуральными здесь называли осетров, которые плавали не в воде, а в воздухе. Просто во влажном. Считалось, что это их природная среда, хотя без сомнения дело обстояло как раз наоборот:
   - Реальные осетры, - как здесь называли осетров, плавающих во влажном воздухе, были выведены местными Горными Винчестерами. А для рекламы придумали, что:
   - Они были первыми.
   - Но не хуже, не хуже, как говорили некоторые, а Ме и Зи за ними повторяли:
   - Отличные осетры.
  
   - Великолепные осетры.
   Бармен, как и обещал принес только десять осетров.
   Так что... так что, когда оказалось, что надо бежать, чтобы не опоздать к отлету Параболоида Тау Ката - Млечный Путь - Земля, Ле, Ня и Ко оказались голодными. Они отмахнулись от предложения заказать:
   - Тоже осетров, - так как в это время слушали песню парня из местного оркестра, который здесь обычно играет вечером:
   - Я Таукитянку схватил за грудки:
   - А ну, говорю:
   - Признава-а-й-ся!
   - Мы возьмем вас с собой! - крикнула Ня. А Ко добавила:
  
   - Обязательно.
   - Все места заняты, - нерешительно возразил Ле, и попросил музыканта:
   - Налейте еще виски, и если можно без соды, немного, двадцать пять граммов будет вполне достаточно.
   - Давайте все выпьем по двадцать пять, - сказал поэт, - за успешный полет, так сказать, к звездам.
   - Я не буду, - говорит Ня.
   - Ну, Ня, вы обещали, - говорит поэт, - Вы, выпейте-ка.
   - А меня ты уговаривать не будешь? - спрашивает Ко. И добавляет: - Ты уговорить меня можешь только при одном условии:
   - Если полетишь с нами.
   - Как он может полететь? - опять спрашивает Ле. И добавляет: - Если только вместо кого-нибудь, - и он поворачивается в сторону стола у оркестра, где сидят:
  
   - Ся, Си, Ви и Бы. - Перед подачей осетров они пересели за отдельный стол у самого оркестра.
   - Один 17-й, его надо оставить здесь.
   - Из этой группы оставить никого не удастся, - говорит Ко.
   - Почему? - спрашивает Ня.
   - У них Первый Класс.
   - Что это значит? - спрашивает Ня.
   - Специальные большие рубины вшиты в черепа, - вместо Ко отвечает Ле. - Можно попробовать заменить кого-нибудь из зеленых. - И он кивает в сторону кухни. Там четверо:
   - Де, Ва, Ка, Мо.
   Они решают заменить Ка, но выходит, что остается Ва.
  
  
   Сцена у Звездолета - Сцена 3
  
   - В порядке очереди, друзья мои, в порядке... - это говорит Ся.
   - Тя кто поставил очередь устанавливать? - спрашивает немного пьяный Ле. И Ра его, к удивлению Ки, поддерживает:
   - Ся уже настроился быть главным.
   Ся не смущается, но говорит, что:
   - Уже посчитал всех, и... и кто-то второй лишний. - Просит рассчитаться на первый, второй третий. Многие не понимают, почему не на:
   - Первый - второй.
   - Проще же намного! - восклицает немного перебравший в кабаке Ки.
   - Я сам буду думать, - самоуверенно отражает атаку Ки Ся, стоящий уже на первой платформе Параболоида.
   - Сбросьте его вниз! - кричит Ра. И его поддерживают, как ни странно Ме и Зи.
   - Кто тебя назначил?! - кричат они.
   - Не ваше дело! - рявкает Ся. Си хочет его подержать, и тоже лезет на платформу. Но Ся подставляет ему, как бы нечаянно, коленку, и Си отлетает вниз на несколько ступенек.
   - Хорошо, что не упал в самый низ, - говорит ему Ся. И добавляет: - Ну, ну не сердись Си, давай твою руку в мою. - Ся сам первый протягивает руки Си, но Си неожиданно говорит:
  
   - Я банки брал величиной с этот Звездолет. Ты понял?
   - Да, понял, понял, - ухмыляется Ся, но тут же ухмылка слетает с его черепа.
   - Ты даже не захотел приукраситься перед вылетом, - говорит Си, кивая на лысину Ся, и тут же подхватывает на плечи. Многие зажмуриваются.
   Все понимают, что Ся может потерять при падении с семиметровой высоты способность к самоконтролю. Хотя для Тау Кита это не такая большая высота, как для Земли. Ибо не зря пелось гитаристом из ансамбля:
   - Здесь нет атмосферы, тут душно. - Но и два земных метра - это тоже высота. Тем более для скелета.
  
   Ся задрягался, пытаясь применить контрприем, но не вышло. Дело в том, что хорошо он выучил только один прием. А именно:
   - Удар распрямленной ладонью под ребра. - Его учил Ле, который сам больше ничего не умел, но хорошо бил прямой ладонью под какое-нибудь ребро. Обычно под правое, так как сам был левшой, и противник, если и ожидал какую-нибудь подлянку от него, то именно:
   - Удар под ребро, - а от левши - под правое. А Ле бил именно под левое. Левой под левое. Многие падали после такого приема.
  
   Ся тоже был левшой, но и подал Си он левую руку. Так что бить ему было нечем. Ради попытки - не пытки он попытался несколько раз проткнуть Си правой рукой, но смог только попасть ему в глаз. Больно, но не смертельно. Си только еще больше разозлился и бросил Ся на Тау Плошку. В результате Ся сломал ногу, а Си глаз. До свадьбы заживет, но пока что оба стали инвалидами. Один надел на глаз черную с красными кантами повязку, а другой на ногу красную с черными краями. Мол, траур, но надежда на выздоровление не отсутствует.
  
   Когда появились Де, Ва, Ка, Мо, все уже сидели на своих местах. Правда, не все были одинаково довольны. Ибо. Ибо, как оказалось в Звездолете нет пронумерованных, или поименованных мест.
   - Безобразие, - сказал Лы. И добавил: - Кто это допустил? - Ответил Ле:
   - Мне известна тайна этого бардака, - сказал он.
   - Так скажите, я весь в нетерпении, - сказал Ки. - Как и Лы, - он хлопнул товарища по плечу.
   - Он хочет компенсацию, - сказал Ра, который сидел здесь рядом за игорным столом.
   - Чего он хочет? - переспросил Лы.
   - Хочет поменяться местами. - Ра.
  
   - В каком смысле? - не понял Ки, и тут же добавил: - Я никуда не пойду.
   - Я тоже. - поддержал Ки Лы. - Здесь не только подают виски с содой бесплатно, но и вид хороший.
   - Тем более можно играть в карты. - Ра. - Мы не уйдем, я и так могу сказать результат.
   - Предсказателям свойственно ошибаться, - выдал Ле сакраментальную фразу. И не только Ки, но и его друг Лы задумались.
   - Вы, что, мне не верите?! - сказал Ра, - хотите отдать наши самые лучшие места? Я не уйду, я их проинтуичил, я их занял, я никуда больше не пойду.
   - Так и не надо, - говорит Ле, - оставайся. Нам нужны ложные пророки.
   - Господа, - начала Ко, но ее тут же прервали:
  
   - Мы еще не на Земле - здесь господ нет.
   - Товарищей тоже, - вставила свое слово Ня, - а некоторые уже во всю его используют.
   - Друзья, уступите, нам этот великолепный вид. - Ко.
   - Я так и знал, что они будут использовать этих дам для достижения своих целей. - Ки.
   - Мне все равно, я не уйду, - настоял на своих прежних взглядах Ра.
   В это время снаружи послышался шум.
   - Кто не закрыл дверь? - спросил Ся.
   - Еще не все сели, Балда Лысая, - сказала Ко, и повернувшись к Ле, добавила: - Че он лезет везде, как будто имеет на Земле назначение... - она подумала, она забыла, как называются на Земле самые главные люди, и выдала: - Большим Вином. - Ну, как это делалось в самой системе Тау Кита.
  
   - Ты кто такой? - спросил грозно Ле, заслоняя собой Ко, да и Ня заодно.
   - Бабник, - негромко сказал Ся, почти про себя, но Ня, имевшая хороший слух его услышала.
   - Он сказал, что ты бабник, - прошептала Ня на ухо Ле, который не успел возбудиться для грозного ответа, потому что его прервал голос Ра:
   - В этом нет ничего плохого, более того, вполне естественно.
  
   Некоторые побежали на шум, в том числе Ле и его дамы.
   Оказалось, что все в порядке. Но на самом деле один Таукитянин был заменен. Как договорились Вы спрятался за кустами коралловых водорослей, развивающихся во влажном воздухе, окружающем широкой полосой стартовую площадку Параболоида. И пока четверо последних будущих Землян разглядывали шныряющих между водорослей маленьких - на кило, не больше - осетров, и восклицали:
  
   - Ай, не поймал! - Вы высунул из-за кустов длинную руку, и схватил первого попавшегося летчика за ногу в районе ступни. Тот задрягался, но от испуга даже не закричал, а просто отошел подальше. Тогда Вы схватил второго, и на этот раз удачно. Первым был Ка, которого и выбрали Ле, Ко, Ня для замены на Вы, а второй Ва, он и остался здесь на Тау Ките, будучи избавлен от великолепного межпланетного костюма, и брошен во влажный воздух к осетрам и фиолетовым с зеленым отливом водорослям. Но сразу не сдался на съедение ни водорослям, ни осетрам, так как был, и должен был оказаться на Земле человеком военным.
  
   Все четверо: Де, Ка, Мо и Вы проследовали к лестнице Параболоида. Бы и Ви стояли в дверях, и последнего притормозили. Это был как раз гитарист Вы.
   - Че-то не похож, - сказал Бы.
   - Вполне возможно, - согласился Ви.
   - У вас какой Вин? - строго спросил Бы.
   Вы опешил. Пароль ему не сообщили.
   - Теперь бросят во влажный воздух к осетрам, - подумал он. - Лучше было остаться и играть в оркестре, петь, и... ну и так далее. В том смысле, что хорошо кушать и спать, причем не одному. Кстати сама метрдотель обещала взять его к себе жить. Но ведь это было так, чисто из жалости. Так что. Так что, лучше бы, конечно, улететь отсюда.
   - Итак? - спросил Ви.
   - Мы ждем ответа. - Бы.
   - Отстаньте от него, - высунулась из двери Ко, а за ней и Ня, - нет у него никакого Вина.
  
   - Ты с ними согласен? - спросил Ви.
   - Я? - спросил музыкант. - С ними? - еще раз задал он вопрос, заставив дам поволноваться. - Да, согласен.
   - С чем? - не унимался Бы.
   - Дай ответ полным предложением, - посмотрел ему в рот Ви.
   - Да серьезно, нет у меня никаких Винов! - воскликнул поэт.
   - Ну, так и надо было сразу сказать, - улыбнулись одновременно ребята, а Вы им достойно ответил:
  
   - Я не знал просто, что вы здесь в качестве охраны.
   Ребята хотели обидеться, но все уже вошли, и входная дверь начала подниматься. Они поспешили занять свои места.
   Кстати, как улыбаются скелеты? Ну, вот собаки улыбаются, хотя это и не заметно. Также и Таукитяне.
  
  
  
   Полет - Сцена 4
  
   Ко и Ня думали, что в Полете мужики будут за ними гоняться. Но не тут-то было. Группировка: Ся, Си, Бы и Ви почти каждый ужин начинали с доказательства, что почкование намного лучше. И в конце концов это подействовало. Хотя они говорили о возможных способах размножения на Земле, а не вообще в Созвездиях Тау Кита, Альфы Центавра, Эпсилона Эридана. В туалете Ся сцепился с Ле. Так-то Таукитяне в туалет не ходили. Просто Вины на Горах делали им виртуальное сжигание кажущихся отходов. Но надо было привыкать к Земле. Кабинок было почему-то только две. И оба пошли к одной и той же.
  
   - Уступи, - сказал Ся.
   - Зачем? Иди в другую.
   - Хочу в эту.
   - А какая разница? - Ле сделал абсолютно непонимающее лицо.
   - Разница есть.
   - Какая? Если можно поподробнее.
   - Разница очевидная, - сказал Ся. - В первом случае мне не надо отказываться ни от каких своих потребностей.
   - В во-втором? - Ле.
   - От одной из потребностей придется отказаться.
   - А именно?
   - Я хочу быть первым, а придется идти вторым. Разница есть, как ты считаешь, Ле?
   - Развей в себе потребность быть вторым. Начни прямо сейчас, - Ле уже взялся за ручку двери, но Ся положил на нее свою.
  
   Первым ударил Ся. Он же всегда хотел быть первым. Но удар Ся мог быть не решающим. Он бил не как Ле - твердыми, как Таукитянские бриллианты пальцами, имеется в виду прямыми, как кинжал пальцами, а кулаком. Ся думал, что на Земле он будет в более выгодном положении. Он считал, что его кулак сможет делать из людей хорошие отбивные. Тогда как Ле придется сразу убивать наповал. Он не учел одного обстоятельства. А именно, не знал о существовании на Земле Потенциальной Энергии. А она может быть разной. Следовательно, не всегда пальцами можно обязательно убить.
  
   Ле успел своей левой перехватить сжатую в кулак левую же Ся, который был левшой, и, следовательно, его левая могла быть равна в принципе по силе ведущей руке Ле. Он жал и жал, стараясь сломить сопротивление руки Ле. А не понимал, что удар все равно уже не получится. Не было уже расстояния для развития достаточной стартовой скорости.
  
   Но и Ле ничего не мог сделать, так как правая его рука была прижала к ручке двери правой же рукой Ся.
   - Я стою ближе к этой двери, - миролюбиво сказал Ле. И добавил: - Впрочем, как хочешь.
   Далее, Ле все-таки бьет Ся.
   Ся отпустил руку и Ле освободившейся рукой предложил ему пройти в номера, так сказать.
   - Ваш номер, - сказал Ле. И когда Ся взялся за ручку, ударил под ребра, не успевшие скрыться за дверью.
   (Противоречие: Ле тоже левша).
   Ся упал лицом своего скелета в унитаз. Ле спустил воду, и подержал его так немного. Потом сказал:
   - Прости, Ся, я ошибся, это действительно твой номер. И знаешь почему?
   - Почему? - спросил Ся голосом... голосом из унитаза.
   - На нем номер.
   - Дай угадаю. Два?
   - Отлично. Но... но, как всегда с опозданием.
   Действительно, номера шли слева на право. Какой смысл вести борьбу за то, что давно никому не нужно?
  
   Второй раз Ле и Ся сцепились за игорным столом. У Ле пришло восемь, а у Ся семь, но Ся сбросил обе карты под стол, и вынул из рукава большую комбинацию. А именно все Девять. Ле это понял, когда уже сделал несколько ходов. А конкретно, отдал все свои дорожные в рубинах и изумрудах.
  
   - У меня больше нет бабла, - сказал он. - Что будем делать?
   - Хороший вопрос, - ответил Ся. И добавил: - Так сходи в каюту. Бриллики-то, наверное, под подушкой?
   Ле нервно застучал ногой по мягкому пружинистому ковру. Его нервного такта слышать никто не мог. Но Ся и так догадался:
   - Подарил уже своим Ня и Ко.
   - Подарил все оставшиеся деньги? - спросил он вслух. И добавил: - Ну, не знаю. Впрочем, поставь леди.
   - Одну или обеих сразу? - спросил Ле.
   Ся задумался. Потом сказал:
   - Одной будет достаточно.
   - Тогда... одну, и... еще одну, - сказал Ле, и кивнул как раз вошедшим в казино Ня и Ко, чтобы присели рядом.
  
   Они сели рядом с Ле, но Ся сказал, чтобы дамы пересели на его сторону.
   - Ты еще не... - начал Ле, но Ко высказалась первая:
   - Ты еще не выиграл, Ся.
   - Более того, - добавила Ня, - и никогда не выиграешь в моего Ле.
   - Более того, менее того, выиграю! - рявкнул Ся. - У меня...
   - Торопиться не надо, - сказал Ле. - И знаешь почему?
   - Ты еще не закрыл нашу ставку, - сказала Ко.
   - А... - Ся порылся в карманах, и не найдя ничего сказал, чтобы будет должен. - В номере у меня все есть.
   - Мы играем только на наличные. Ты сам заставил меня поставить... э-э... бриллианты. Последние бриллианты.
   - Ты поставил бриллианты?! - воскликнула Ко. - Как? Я думала, ты подарил мне их навсегда!
  
   - Конечно, конечно, - сказал Ле, - и тебе, и Ня. - На всю оставшуюся жизнь.
   - Я просто оговорился, - сказал Ле. - Я поставил не бриллианты, а вас обеих вместе с бриллиантами.
   - Это другое дело, - сказала Ня. И добавила: - Не надо так оговариваться.
   - Ладно, я сейчас схожу, принесу свои бриллианты и закрою. Или все-таки так поверите. Я отдам через пять минут.
   - Не надо песен, Ся, - сказала Ня, - Иди и тащи сюда свои бриллики.
   - Если они у тебя еще есть, - добавила Ко.
   Ся скоро вернулся, бросил на игорный стол все бриллианты, сказал:
   - Хватит и на четверых таких, как твои носители драгоценностей. - Было очевидно, что он имел в виду Ня и Ко. Дамы обиделись, и обещали:
  
   - После игры с ним разобраться по-честному.
   - Открывай свою Восьмерку! - устало сказал Ся, уверенный в своей победе на сто процентов. И действительно, больше Девятки не бывает.
   - Ты закрылся - ты и открывай, - сказал Ле.
   - Ладно, - сказал Ся, и хотел уже открыть свои карты, но решил еще немного по нервировать противника.
   - А тебе, че, трудно открыться? - спросил Ся.
   - Почему? Нет, - и Ле перевернул свои Восемь.
   - Сколько? - Ся нагнулся над столом, как будто и так не видел, что это Восемь. - А! Восемь, - воскликнул он, и, еще не перевернув свои карты, выдал: - Восемь с половиной.
  
   - Что? - не понял Ле.
   - Шучу, Девять, - серьезно сказал Ся и перевернул свои карты.
   - У тебя Семь! - воскликнули в один голос девушки, держась за свои бриллианты на отличных шеях. А именно:
   - У Ко шея была фиолетовая, а у Ня малиновая. - Отличный контраст. Я замечу, что у одной из них кости скелета просвечивали через отличный цветной материал, а у другой нет, как будто она была уже мясная, как люди на Земле. Какой материал, из чего он был сделан? Нет, здесь давно уже этим не занимались. Никто даже не помнил, когда это было, чтобы материалы:
   - Делали из чего-то там материального.
  
   Все было лишь световым эффектом. Хотя в принципе ведь нет никакой разницы, - доказывали Вины людям. Свет - материален, как и лавсан, хлопок, полиэстер. Не понимали. Тем лучше.
   - Этого не м-может б-быть! - заикаясь прошептал Ся. - У меня было Девять. Честно.
   - Хорошо, - сказал Ле, - я согласен, пусть будет Семь с половиной, у меня все равно больше.
  
   Ся не хотел отдавать свои последние бриллианты, которые могли очень пригодиться ему на Земле.
   - Вы меня обманули! - начал Ся обвинять Ле, но неожиданно за Ле вступился никому практически неизвестный Ти. Тот повар, что работал у Ня и Ле. Оказывается, он тоже летел. Все его видели, конечно, но не обращали на этого никому неизвестного парня никакого внимания.
   - Нет, всё было по-честному, - сказал Ти. Обе дамы внимательно посмотрели на него. Они давно, правда, думали как-то пристать к нему, но теперь стало очевидно, что момент атаки наступил. Ня обняла его. Как родного. И, повернувшись к Ле сказала:
  
   - Он работал у нас поваром.
   - Я помню, - сказал Ле, и загреб со стола свой выигрыш. А Ся, между прочим, полез под стол, хотел найти украденные Ле карты, его Девятку. Ведь у него же ж была Девятка!
   Нигде ничего не было.
   - Фантастика! - только и выдохнул Ся. А вечером перед сном нашел в своем сюртуке четыре карты. В одном была сброшенная им самим комбинация, в которой очков не было вообще, а во втором кармане та самая Девятка.
  
   - Уму непостижимо, как Ле мог туда ее засунуть. Ведь он уходил, а карты лежали на столе. - Ся сел на свою великолепную кровать, подкачал воздух, чтобы было по пружинистей, попрыгал на спине, чтобы размять кости, и заснул с мыслью, что больше Ле его не обманет.
   Но был и третий раз, когда Ся проиграл.
   Далее, что это было?
  
   А это был конкурс за право первого закона на Земле. Многие выдвигали совершенно нереальные требования. Как-то:
   - Расстреливать всех. - Или:
   - Половину топить, связанными по двое, а вторую половину только расстреливать. - Еще:
   - Ссылать в лагеря за поступки, не соответствующие революционному характеру преобразований. - И:
  
   - И отправлять на Эпислон Эридана, или даже на Альфу Центавра.
   Лы и Ки категорически выступили против стольких радикальных мер. И возможно именно после их выступлений большинство проголосовали против. А победило предложение даже не Ле, и тем более не Ся, который больше всех настоятельно требовал начать с эпохи Ассирийских Завоеваний. Т.е. с чистого рабства.
   - Тем более, - сказал Ся, - не думаю, что они Луди.
   - Что вы сказали? - спросил Ти.
   - Повторю:
   - Они нэ луди.
  
   Победил в этом конкурсе Лы. Вместе с Ки. Они подали одну заявку:
   - Сажать на десять лет с правом переписки. - Они бы сказали меньше, но думали, что назначать меньший срок жителям Земли просто не имеет смысла.
   - За что? - спросила Ня, как представитель счетной комиссии.
   - Что? - спросил Лы.
   - Вы не обозначили:
   - За что сажать.
   - Ах это! - хлопнул себя по лбу Лы, и приписал:
  
   - За предсказание потепления.
   Никто ничего не понял.
   - Какая разница? - спросил Ле, - тепло или холодно? У нас есть приличный буфер к перепаду температур.
   - Ошибаетесь, милейший, - вступил в дискуссию Ра. И пояснил: - Это у тела есть буфер, а, - он постучал себя по черепку, - нет.
   Опять никто ничего не понял.
  
   - Ра, ты пьяный, что ли? - спросила Ко. Она считала, что Ра в принципе мужик сексуальный, даже очень, жаль только никто этого не понимает. А без понимания другими, как она считала, нет и понимания личного.
   Ра действительно немного попробовал нового вина, Мадеры, как она называлась, и действительно чувствовал легкое головокружение. Но считал, что к Земле уже пора привыкать здесь, в полете еще.
   - Я только попробовал, - сказал он. А Ня решила уточнить:
   - Сколько?
   - Тазик, нет, маленький, - добавил Ра. Но все же смог вполне достойно разъяснить свою позицию. Что, мол, на температуру тела действует воображаемая температура воображения.
   Теперь вместо Лы, внесшего это предложение от них обоих, сказал Ки:
   - Представьте себе... ну кого бы? Хоть меня, принимающего душ каждые пятнадцать минут. Ибо:
  
   - Очень жарко. - И вдруг, о, чудо! наступает долгожданное похолодание, так чуть-чуть, с тридцати до двадцати пяти градусов. Но и это уже рыба, хорошая.
   - Килограмма на полтора, - говорит Ра. - Осетр.
   - Не меньше, честно, не меньше, - соглашается Ки, и продолжает: - Тем более на Плазме я вижу прекрасную девушку, скажем Ко...
   - А я? - спрашивает Ня, - я куда делась?
  
   - Сейчас, сейчас, - как говорят на Земле, - и до вас, милая, дойдет дело.
   Но вот на экране, - продолжает он, - появляется опять Ко, опять сообщает о двадцати пяти градусах по Цельсию, но тут ее глаза начинают блестеть, мышцы лица приобретают намного большую подвижность, чем обычно, более того, она начинает при всех прямо на Плазме вилять задом, как будто... впрочем, не будем отклоняться от темы. В чем дело?
   - В чем? - ахает зал.
  
   - Через два дня опять потеплеет! Вот, оказывается, в чем дело! Мама! Папа! Дедушка! Бабушка! Детки родные милые! Да что же это деется?! Еще не ударили обухом-то, а она уж сообщает, виляя бедрами:
   - Через два дня ждите! - Как будто сообщает о Манне Небесной людям, которые и жареных уток не видели месяца три.
   Тут некоторые, в частности Ле, попросили пояснить:
   - Что все-таки больше:
  
   - Манна Небесная или Жареные Утки?
   - Манна, конечно, - не выдержал и пояснил Ра. - Почему? Потому что Манна действует на... - он опять постучал себя по черепу, а Утки только... - теперь он похлопал себя по костистому заду.
  
   В общем, чтобы было, наконец, понятно, Ки и Лы предложили давать десять лет, правда с правом переписки, за предсказание жары после недолгого и незначительного похолодания.
   И это предложение победило. Правда, с незначительной поправкой:
   - Не с правом переписки, а наоборот:
   - Без права переписки. - Почему?
   - За ужимки и прыжки ведущей Прогноза Погоды.
   И как добавил Ся:
  
   - Особенно за вилянье задом при прогнозировании:
   - Опять жары, - которая и так достала всех хуже горькой редьки.
   - Вон, японцам, даже кандишен запрещают включать ниже двадцати восьми градусов, - сказал Бы. За что был пригвожден к своему месту осуждающими за преждевременную информацию взглядами.
   И Ся опять проиграл, проиграл вот такому, казалось не существенному предложению:
  
   - За предсказание опять потепления. - Точнее, не за потепление, а за радость по этому поводу. Хотя было ясно, что все только схватятся за голову от ужаса от такого предсказания.
   - А ведь ее кто-то заставил это делать, я имею в виду вилять жопой, - сказал Ра в заключение этой сцены, - в предвкушении:
   - Опять жары.
  
   Сцена 5
  
   Торжественный голос во всех каютах, казино, бассейне, в зале для игры в настольный теннис:
   - Граждане, друзья, господа и товарищи! Мы прибываем на планету Герой Землю! Прошу всех пройти в спортзал для прохождения процесса адаптации, а попросту говоря, для известного уже вам по мини-лекциям процесса наращивания мяса на кости. Ибо... Ибо на Земле без этого нельзя. И знаете почему?
   - Почему? - спросил Ра. - Впрочем, я и так знаю:
  
   - Чтобы наши скелеты спали в этом мясе, как в гамаке.
   Когда начался процесс адаптации Ко спряталась, а когда ее нашли, воскликнула:
   - Я не хочу быть мясом!
   - Чего же ты хочешь?
   - Лучше рыбой, - ответила Ко.
   И так-таки выманила у практически неживых Винов приличную стерлядку. Ня вроде бы тоже вернулась, закричала:
   - Я тоже так хочу! Мы же подруги. - Но ей ответили:
   - Нэт.
   - Почему? - умоляюще сложила руки Ня.
   - Поздно.
   - Ну, поздно - так поздно, - сказала она и ушла, размышляя, плохо вышло, что она не стала тоже рыбой, или хорошо? Впрочем, думала только так, чтобы найти аргумент для успокоения. А считала, что быть рыбой намного лучше. И первым ее успокоительным аргументом было:
  
   - Когда я начала считать, что быть рыбой лучше? Ответ:
   - Недавно. Буквально несколько часов назад. Следовательно:
   - Это не абсолютное утверждение.
   Да, да, конечно, у меня есть варианты.
   И она уже двинулась к выходу, чтобы занять место получше, поцентральнее на трибуне для встреч инопланетян. А она думала, что такая трибуна должна быть обязательно. Почему?
   - Уверена, их предупредили о нашем прилете. А как же?
  
   Но тут она услышала голос Ле:
   - Вээ ду ю гоу? - И не дождавшись ответа от растерявшейся Ня, Ле добавил: - А я думал, ты паспорт пришла получать! Молодая, красивая, - как говорит Вы, - белая! И решил я ее разыскать!
   - Паспорт? Вот из ит? - Ня остановилась, как вкопанная перед неожиданно возникшим перед ней Ле.
   - Человек, надевший на себя мясо, должен и имя свое удлинить. Непонятно? Ну, чтобы было все чинно, благородно, по... по Земному.
   - А ты уже получил? - удивилась Ня, - как успел?
   - Да вот так вот, отвечает: улетел.
   - Куда? К Ко? В этой рыбе?
  
   - Давай пройдем к шестому Вину.
   - Ну, пойдем. Конечно, если ты настаиваешь. И да:
   - Покажи, как тебя теперь называть?
   Ле подмигивает, тихонько открывает свой паспорт, и говорит:
   - Я еще сам не знаю, - и они вместе читают:
  
   - Швейцар-с-кий!
   - Вот из ит? - говорит она.
   - Ничего особливого, просто:
   - Швейцар. По-масонски: Мастер Строитель.
   - Чего?
   - Это пока секрет.
   - А меня? - они читают:
   - На - Дя. - И Ле тут же поет:
   - Ах, Нядя-Наденька, мне бы за два маленьких бриллика в любую... что? сторону твоей души.
   - Во как! - восклицает Ня, - значит, у них есть душа.
   - В этом нет ничего особливого, - говорит Ле, - ибо у всех есть душа. Вопрос, какая она?
  
   - Ты хочешь сказать, что это могут быть нэлуди? Как говорит Ся. Уже получивший имя Напильник.
   - Не упоминай при мне его имени. Если можешь, конечно.
   - Да ради бога. Он мне самой надоел хуже меда.
   - Ты не любишь мед? Никогда бы не подумал? И знаешь почему? Ты сама, как мед.
   - Какая?
   - Вкусная.
   - Ты разве не знаешь, что мед содержит много крыльев погибших бабочек и другие насекомых душ? Практически это Ад.
   - Значит, по-твоему, - начал Швейцарский, как обычно, дискуссию:
   - Там не мёдом намазано - значит еще хуже, чем у нас, или все-таки хуже?
   - Думаю... Но мы же везем им Подарок, - уклонилась от прямого ответа Ня, как еще не пояснено: Библиотекарша.
  
   - Думаю, они сразу поймут, что это торговая сделка, - сказал Швейцар. Я бы даже не стал позиционировать наш Дар, как именно:
   - Подарок.
   - А в чем дело? Так и сделай, как задумал.
   - Видишь ли, я не уверен, что меня выберут главой Делегации.
  
  
   - Кто может быть против? Напильник? - Хотя все его звали Хок.
   - Он не один.
   - Кто еще?
   - Си - Медвежатник, Бы - Усов, Ви - Сенной-Граблин.
   - Нам тоже надо с кем-то объединиться. С кем, как ты думаешь? Мэй би, повара?
   - Ти - теперь уже Испанец? Давай. Хотя он себе на уме. Сказал, что хочет быть моим конкурентом за Земле.
   - Думаю, он примкнет к нам. И знаешь почему? Хог - Напильник хочет поставить в фундамент своих действий, что Земляне нэлуди, а обезьяны. И более того, такие обезьяны, которые никогда не смогут превратиться в таких, как мы, в людей.
  
   - Ты предлагаешь объединиться с Де, Ка - Инженером и Мо - Граблиным? - спросил Ле - Швейцарец.
   - Не только, - сказала Ня - Библиотекарша. - А и с Ки - Бальским, Лы - Киевским, Ра - теперь уже Амон Ра.
   - Это уже шестеро.
   - Да мы двое, даже трое, если Ко - Матросская не будем выделяться своим рыбьим хвостом.
   - Девять. А их четверо.
   - Итого тринадцать. Где еще четверо?
   - Поэт Вы - Таганский, раз, он полетел вместо Ва, а значит, находится по умолчанию вместе с Де, Ка и Мо.
   - Будет с нами.
  
   - Допустим. Где еще трое? А! Зи - Молочник и Ме - Инженер они тебя любят.
   - Хорошо бы. Но все равно кого-то не хватает.
   - Ти - Испанец, его мы не посчитали.
   - Да? Это плохо.
   - Почему? Плохая примета?
   Далее, встреча на вокзале, выступление Швейцарского на паровозе.
  
  
   Сцена на Вокзале - Сцена 6
  
   Народ был рад.
   - Ждали, ждали, - сказала Матросская, оттеснив Хока-Напильник, и первой выйдя на Площадку.
   - Ой, у нее хвост, - сказала маленькая девочка, и показала рукой на Матросскую.
   - Где?! - спросил парень, наверное, ее брат.
   - Был.
   - Тебе показалось.
   - А какая разница? Был - значит был, - ответила девочка.
   Никто не мог понять, где трибуна для ответной речи представителя Тау Кита. Хок даже попросил у Бы бинокль:
   - Или что-то вроде этого, - сказал он, - может быть телескоп.
  
   И... и пока другие немного растерянно рассматривали пространство, Ле - Швейцар залез на пыхтевший рядом паровоз. И сказал:
   - Друзья! Товарищи, в конце концов, я вас приветствую, как представитель Тау Кита. Как один из представителей, - добавил он, показывая вытянутой в направлении космического корабля рукой в сторону, замешкавшихся на трапе:
   - Ня, Ко, Си, Ся, Ти, Бы, Ви, Ки, Лы, Ра, Зи, Ме, Де, Вы, Ка, Мо.
  
   Ле - Швейцарец странным образом проскочил, стоявший у трапа парень по имени Беркут почему-то не решился потребовать у него на досмотр ни паспорт, ни другие ценности. Но всех остальных он проверил на наличие Земной расшифровки. Ведь это означало, что Таукитяне прошли адаптацию. Он проверял паспорт, кричал:
   - Следующий, - хотя гость с далекой планеты Тау Кита стоял рядом, только ступенькой выше.
  
   А Швейцар в это время продолжал говорить, что он прилетел сюда не просто по обмену опытом, с Подарком, и:
   - Разумеется не для ухудшения, а для улучшения здесь жизни.
   - Сами-то вы, я вижу, до сих на паровозах все ездите, - он прошелся по тендеру и похлопал рукой в перчатке по трубе.
   - Перчатки! - крикнула девочка, стоявшая рядом с парнем.
   - Да, почему в перчатках? - спросил парень, и добавил: - Не думайте, что я хочу как-то вас оскорбить и унизить. Наоборот, вы мне сразу очень понравились.
   - Вот из ё нэйм? - рявкнул Ле - Швейцарец.
   - Харчик, - сказал парень.
   - Какой еще барчик?! - опять рявкнул Швейцарец.
   Многие засмеялись. А Швец снял перчатку и сказал:
   - Теперь придется мыть руки.
   - Простите, что забыл вас предупредить.
   - О чем? - спросил Швейцарец.
   - Что труба у паровоза грязная.
  
   Опять раздался смех встречающей толпы. Именно толпы, потому что многих сюда не пустили. Не пустили во избежание... Как сказал сам Беркут:
   - Чтобы не испугались и не улетели назад.
   - Да, пусть летят, не было печали, - сказал Сладкий, он был писателем. - Лично я не верю в сказки.
   - Да, - сказал Ленька Пан, - учить приехали. А нам это надо?
   - Тихо, тихо, вы меня не поняли. - Беркут. - Я хотел сказать, что не хочу, чтобы эти ребята заплутались и попали куда-нибудь в район Эпсилона Эридана. Не хочу нарушать баланс Вселенной. Еще неизвестно, куда может все повернуться.
  
   Нет, в принципе народу было очень много. Беркута попросили говорить имена прибывших инопланетян громче.
   - Возьмите мегафон, - сказала девочка.
   Он взял. Но не успел продолжить встречу гостей, как парень, Харчик, крикнул:
   - И начните, пожалуйста, сначала.
  
   Пришлось вернуть некоторых уже проверенных Таукитян, говорить их имена через мегафон, чтобы слышали все. Или хотя бы те, кто стоял на расстоянии ста метров.
   - И значит, - опять начал он:
   - Ня - Библио-текарша.
   - Ко - леди Матросская.
   - Си - Серый - Медвежатник.
   - Ся - Хок - Напильник - Грабли.
   - Ти - Испанец.
   - Бы - Усов.
   - Ви - Сено - Грабли.
   Кто-то крикнул:
   - Опять Грабли?
   Ведущий Беркут промямлил по списку, расшифрованному для него помощницей:
   - То был Хок - Грабли, а это Сено - Грабли.
   Тот же голос спросил:
   - Зачем такие сложности?
   - Ну ты кто? - спросил его Беркут, - Ваня? А теперь считай, что не просто Ваня, а Ваня - дурачок.
   Громкие продолжительные аплодисменты взаимопонимания.
   - Ки - Бальский.
   - Как-как?
   - Балет-ный, - было уточнение, а потом и еще одно, так как написано, видимо, было не совсем на местном диалекте: - Бальный. Похоже, поэтому зовите, как хотите, как вам больше по душе.
  
   - Лы - Киевский.
   - Ра - Амон Ра.
   - Зи - Молочник.
   - Ме - Инженер.
   - Де - Любимец кошек, или просто Кошкин.
   - Ва - Черный.
   - Прошу прощенья, - вылез из толпы гитарист, - произошла непредвиденная замена. Вместо него я.
   - А кто вы? - строго спросил Беркут.
   - Вы.
   - Вы? У нас таких имен не бывает. Вероятно, Вы и есть:
   - Гитарист. - Точно, здесь написано, не знаю почему я сразу вас не заметил.
   - Бывает.
   - Это может там, - Бер, - кивнул на космический корабль, - так бывает.
   - А здесь?
   - Нет. И да: проходите, гитарист. - И он пошел с песней, которую скоро уже пели все:
  
   - Но Таукиты такие скоты, наверно успели набраться! То явятся, то растворятся.
   - Ка - Иркутский.
   - Мо - Атаман.
   Далее, начинается праздник в Колонном Зале.
   .
  
  
  
   Действие второе
  
  
   Сцена у бильярда - Сцена 1
  
   Сначала хотели, как обычно:
   - Рыба, мясо, украшения розами, и стол буквой П.
   В середине этой буквы певцы, танцоры, и другие развлекательные лица. Как-то:
   - Ученые.
   - Ученые-то нам зачем? - спросил Беркут у одного из своих сотрудников по имени Воробышек, а также Портной и Писарь.
   - Говорят, уже привыкли, - ответил со вздохом Воробышек.
   - Кто?
   - Да это, как его?
   - Кто? - еще раз повторил Беркут.
   - Да певец - гитарист говорит.
  
   - Я думал, он только поет, а говорят другие. - Беркут.
   - Нет, точно, попросил другой. Сказал, что:
   - Нам понравились ваши ученые.
   - А каки у нас ученые?
   - Я не знаю.
   - Я тоже. Таганский пел, я надеюсь, не про наших ученых, а про своих.
   - Я тоже.
   - Хотя, как знать.
   - Я с вами согласен. Он так и сказал:
  
   - Нам очень понравились ваши ученые. И расшифровал:
   - Доценты с кандидатами.
   - Так и сказал?
   - Да.
   - Кто?
   Воробышек полистал перекидной блокнот:
   - Ти.
   - Что? Кто? Ты писал сокращенно, что ли?
   - А надо было полностью? - Вор.
   - Конечно.
   - Почему?
   - Я ничего не могу понять в этих их Таукиняских сокращениях. Ти, Ме, Зи, - сказал Бер, и добавил: - Непонятно.
   - Испанец, Инженер, Молочник, - сказал Воробей - Писарь - Портной, и добавил: - Я записал их в одну группировку.
   - Значит, надо так понимать, - сказал Беркут, - они все стоят за ученых, и хотят их видеть на этом Праздничном концерте.
   - Это очевидно.
   - Но что они будут делать, я не понимаю.
   - Пусть катаются на велосипедах.
   - Можно. В первом отделении.
   - Во втором?
  
   - Во втором? Сейчас скажу. Пусть разгадывают кроссворды.
   - Или споют песню вместе с Гитаристом Таганским.
   - Хорошо. Пусть будут готовы к тому и к другому. Всё?
   - Нет.
   - Что еще? Хотят полетать на своем Тауките вокруг Колонного Зала?
   - Нет, - ответил Воробышек.
   - А что же? Хотят покататься по Колонному Залу на паровозе?
   - Точно! Как вы угадали?
   - А че тут гадать? Их замашки были видны еще в Коммунарке на Космодроме.
   - Думаю, вы не совсем правильно поняли, Дорогой Сэр.
  
   Далее, оказывается, что Таукитяне хотят начать все сначала. Т.е. со:
   - Штурма Летнего.
   И решено начать с выступления Швейцарца на паровозе.
  
   И, как говорится:
   - Началось все сначала.
   Швейцар опять залез на паровоз и сказал, что пора кончать с этим бардаком.
   - Мы не знаем, что делать дальше? - сказал тоненьким голоском Хок - Напильник. Он похож был на Швейцарца, и втайне от самого себя думал, как бы так сделать, чтобы поменяться ним местами. Раньше он открыто практически враждовал со Швейцаром, тетерь он решил прикинуться слабым. Почему? У него появилась сила. Вроде бы:
  
   - Откуда здесь, на Земле, может взяться сила? - А вот нечаянно она у него возникла. Пока суть да дело Бер предложил зайти в ресторан на Кузнецком мосту. И как-то так получилось, что не всем предложил, а только:
   - Напильнику, Усову, Сенному-Граблину, Серому-Медвежатнику и Испанскому.
   Но Испанец отказался. Он выдал:
   - Вы специально так сделали?
   - Как так? - не понял Бер.
   - Ну, если сложить всех вас плюс меня, то получится магическое число Шесть. А шесть можно умножить на три и...
   - И? - повторил Бер.
   - И... - запнулся Испанец, но тут же вымолвил: - Вычислить год, месяц и день победы.
  
   - Более того, победить, - сказал Напильник-Хог. - Чего же ты не договариваешь? И да, - добавил он, - значит себя ты числишь Умножителем?
   Беркут сказал:
   - А это не так?
   - Мы считали, что Умножитель - это Швейцар, по Земному:
   - Немец.
   - Нас двое. - Испанец.
   - Я так и думал, - сказал Беркут.
   - Откуда вы могли это знать? - спросил Усов. И Сенной-Граблин его поддержал:
  
   - А действительно, вы, что, маг, что ли?
   - Нет, нет, конечно, - поднял руку ладонью вперед Бер. И выдал свою тайну: - Маг действительно есть, но это не я.
   - Вы что-то все-таки путаете, Испанец - сказал Напильник-Граблин. - Счета не сходятся. Нас должно быть шесть без множителя.
   - Всего, значит, семь, - констатировал Серый-Медвежатник, впервые подавший свой голос. В принципе он вообще не любил говорить. На Тау Ките он громил банки. У него даже была кличка, данная ему Винами:
   - Лаки Банкир. - Здесь местные переводчики перевели его имя, как обычно, как:
  
   - Серый. - Даже сам Лаки удивился, что сказал, что не видит логики. И правильней было бы перевески:
   - Белый, - ну раз он Банкир. Банкиру нужны деньги, а их должен, следовательно, кто-то принести. И далее:
   - Серому не понесут, а только Белому, чистому, как снег. Это по Земному. А по Таукитянски:
   - Фиолетовому.
   Переводчики, видимо, просто по ошибке перевели правильно. Они и не думали, что этот парень Брал банки, а не:
  
   - Имел их.
   Впрочем, некоторые считают, что между словами:
   - Иметь и громить, - нет разницы.
   - Найдете шестого-то, - констатировал Испанец.
   - Уже нашел, - ответил Беркут, и попросил войти своего представителя.
   Все почему-то представились первыми. Все, кроме Испанца.
   - А ты че молчишь, как бык? - громко и со смешком спросил вошедший.
   - Испанец, - наконец выдавил из себя Ти. И услышал еще раз в ответ:
   - Макс - Черный дьявол. Можешь на людях звать меня:
   - Товарищ Андрей.
  
   И избран был здесь, в кабаке на Кузнецком мосту орган сотрудничества, совместное, так сказать, Российско-Таукитянское предприятие в составе:
   - Напильника, Медвежатника, Усова, Сенного-Граблина, - это со стороны Таукитян, а от Земли:
   - Макс и Беркут. - Всего шесть, но не человек, а вот так вот:
   - Четверо людей с Тау Кита, двое:
   - Пока нэлудэй, - с Земли. Их так просто и называли:
   - Нет, нет, не:
   - Земляне, а:
   - Нэлы. - Ну а тех, соответственно:
   - Таукиты.
  
   Со своего места в другом ряду Испанц-Ти сказал:
   - Надо бы ввести в это, так сказать, Бюро женщину.
   - Ты на кого намекаешь? На сэбя, что ли, - грубо и нелогично ответил Серый.
   - Та тэбя, - просто, но тоже вроде бы нелогично, ответил Ти-Испанец.
   - Я и так здэсь, - сказал Серый-Медвежатник.
   - Да? А я почему-то тебя не заметил.
   - Я тебя тоже.
   Спрашивается:
   - Почему Серый вел себя вызывающе?
  
   Дело в том, что эта объединенная группировка решила придумать себе более короткое название. А то:
   - Таукитянско-земная, или:
   - Земно-таукитянская - это слишком трудно запоминать.
   И решили назвать просто, как по-нашему:
   - Здрасьте, - а по-таукитянски:
   - Виват.
   А именно:
   - Лаки Банкир. - Многие по ошибке расшифровывали это слово, как:
   - Лаки 100, сто больших, то есть Таукиняских рубинов, можно бы перевести на русский, как:
  
   - Дорогой, - но в этом слове оказалось не шесть, а семь букв.
   Отказались. Предлагали, правда, говорить с придыханием, так это:
   - До-о-гой! - Но не у всех получалось.
   Говорили, что можно Й сократить.
   - Разве это буква, - сказал Усов по земному. - Так одна видимость лошадиного хвоста.
   - Или просто сократить, - сказал Хог-Напильник, - на:
   - Доргой. - Честно, я как иностранец в промышленном масштабе, могу сказать:
  
   - Предвижу сокращения во всех областях народного хозяйства.
   - Могу поддержать Хока, в простонародии товарища Напильника, что такие сокращения, можно сказать, дело решенное.
   - Это вам кто сказал? - сказал Ти, Испанец по земному - или наоборот - со своего ряда, - ваш витающий в облаках осведомитель?
   - Да, - просто ответил Хог.
  
   Решено было оставить в силе ранее принятое решение о том, что Лак-Сто остается названием Нового Межпланетного Комитета. Насчет черточки между первыми тремя буквами и вторыми тремя буквами народ пока не определился.
   - Пусть будет пока:
   - Так и так, - сказал Черный дьявол. И его поддержали. Хотя никто, кроме Беркута его не знал. А с другой стороны, из Землян здесь больше никого и не было.
  
   И был решен еще один вроде бы не значительный, но очень интересный вопрос. А именно:
   - Чтобы особенно не заморачиваться решено было выбрать одного представителя Лаки Сто.
   - Зачем? - не понял Сенной-Граблин.
   И, чтобы не разворачивать дальнейшую дискуссию, очень остроумно закрыл этот вопрос Макс-Черный дьявол:
  
   - Чтобы жопу лизать не всем, а только одному.
   - Действительно, - задумчиво почесал бороду Усов, - одному легче приготовиться к этому делу, чем всем. Представьте себе хотя бы эскадрон, это сколько лошадей надо сводить на водопой, помыть, а потом еще... - он махнул рукой. - Конечно, одного обслужить проще.
  
   Так и решили. Испанец, попивавший виски с содой в соседнем ряду предложил для смеху не голосовать, а просто... нет, не таскать, как древние римляне шары из темного мешка, и кому достанется черный, тот и... так сказать:
   - Лаки Сто - Банкир.
   - Лучше бросьте шесть шаров на бильярдный стол, и один из них черный. А потом бейте каждый по очереди. У бильярда как раз шесть луз. Выберите себе по лузе, и узнаете, кто из вас:
   - Лаки Сто, - сказал Испанец. И добавил:
  
   - Между прочим, это ошибка называть того, у кого все будут лизать жопу Лаки Сто. И знаете почему? Потому что это слово происходит не от Ста Лаков - суммы в банке, равной ста большим красным рубинам, а от слова:
   - Сто Винов.
   - Ну, помните, кому мы раньше, - Испанец кивнул на потолок ресторана, - лизали жопу. Поэтому надо говорить:
   - Вин Сто.
  
   - Правильно, - сказал Хог-Напильник. - И добавил: - Но дело в том, что решение уже принято.
   - Да мне-то по барабану, что Лаки, что Вини, - он опять посмотрел на потолок и даже тихонько погрозил туда пальцем. Мол:
   - Не на все мои слова надо обращать внимание.
  
   Ребята посовещались и приняли историческое решение:
   - Сделать, как сказал Испанец-Ти:
   - Не голосовать, не тянуть, и даже не бить по шарам самим, а:
   - Предоставить это дело Испанцу.
   - Вот пусть он и выбьет черного, - сказал Граблин-Сенной.
  
   Было ясно, все, кроме, пожалуй, Беркута и особенно Хога-Напильника, может, правда и Макса, не имели никакого желания быть представителями, как они сами сказали во время своей дискуссии:
   - Представителями своей жопы.
   - Я вообще не люблю мыться каждый день, - сказал Усов.
   - Про себя я бы сказал тоже самое, - сказал Граблин-Сенной.
   Испанец им крикнул со своего ряда:
  
   - Кто вам сказал, что лизать надо обязательно голую жопу?
   Ребята обескураженно замолчали.
   Хотя действительно, все равно неудобно.
   Далее, Испанец выбивает Серого.
  
  
   Испанец хотел только одного:
   - Не выбивать шар Напильника. - Точнее, шар-то был один для всех - черный - а вот лузы были пронумерованы.
   - Очевидно, - подумал Испанец, - для черного они выбрали или первую или шестую лузу. Как угадать, какая первая? Скорее всего Желтая, - решил он. - А это левая луза от разбивающего, левая вдалеке. Как планета Таукитян. Но под каким номером они ее посчитали:
   - Под первым или под шестым?
  
   Под шестым бы хорошо, так как больше думать не надо. Но это вряд ли, так как руководил этой шахматной комбинацией скорей всего Ног-Напильник. Для себя он бы выбрал правую среднюю. И знаете почему? Это как раз путь, по которому космический корабль от Тау Кита летит к Земле. Путь Z, или путь зашифрованной Пятиконечной Звезды. И он думает, что я до этого не додумаюсь.
   - Кто мог поставить на Желтую Лузу?
  
   Скорее всего... скорее всего - это или Беркут, или Макс - товарищ Андрей, а по совместительству еще и Черный дьявол. Сомнительно. Думаю, это лузу оставили для Серого.
   Ему хотелось назло всем выбрать или Усова или Сенного-Граблина. В принципе эти ребята, как раз подходили для того, чтобы им чинно, благородно, по-старому, без заморочек просто лизали жопу и всё.
   Во всех остальных случаях начнутся какие-нибудь идеологические извращения. Уж лучше Серый. Все развлечения у него буду сводиться к тому, чтобы раза два в месяц бомбить какой-нибудь банк. Значит... Значит, надо поставить не один к шести, а просто:
  
   - Красное, или Белое? - Нет, нет, какое еще белое. Такого цвета не бывает. Конечно! Как в рулетке:
   - Красное? - или:
   - Черное?
   Допустим, Красные это:
   - Сенной-Граблин, Усов и Серый.
   Тогда Черные - это соответственно:
   - Ног, Бер, Макс.
   - Может быть, все просто? - подумал Испанец. - А именно:
   - В дальние лузы попасть легче, чем в ближние, в которые - если попадать с первого удара - надо бить:
  
   - От борта.
   Тогда дальние - это лузы Черных. Вывод:
   - Надо забить черный шар либо в левую, либо в правую ближние. И одна из средних. Какая? Неизвестно. Здесь пятьдесят на пятьдесят.
   - Ну ты чё, в конце концов, корову, что ли, проигрываешь? - рявкнул Хог. - Бей-й!
   - Сейчас, сейчас.
  
   Ти-Испанец закатил три шара, как и хотел:
   - В правую дальнюю, и в две средних.
   Потом в правую ближнюю. Почему так? Он все-таки почему-то боялся бить в Желтую Лузу, ему казалось... ему казалось, что именно туда надо направить Черного. Он и сам не знал почему? Ведь он думал, что это все-таки луза Напильника.
   - Или луза Напильника - это ближняя правая? - Средняя правая уже была занята белым шаром. Если Напильник-Хог там, то он уже не выиграет.
  
   Все молчали. Испанец краем глаза неожиданно для самого себя увидел листок в формате А - 4, на втором ряду, где сидели и обсуждали свой проект эти ребята. Ти-Испанец потряс головой. Ему показалось, что он увидел, отмеченную крестом Черную Лузу, и около нее две буквы:
  
   - Си.
   Хог оглянулся на стол, где лежал листок. Далеко, увидеть нельзя, решил он. У него была мысль нарисовать план бильярдной схемы на большом листе ватмана, чтобы Ти-Испанец увидел, где Черная Луза. Но это был бы фальшивый план. Но как объяснишь этим членам Шестерки, что план должен быть зашифрован? Особенно этим Усову и Сенному-Граблину. Легче стену пробить головой.
   - Да, тогда бы Испанец ошибся, и черный получил он.
  
   Испанец вытер пот со лба, и ударил белый шар в ближнюю лузу. Зачем?! Он увидел при взгляде на лист ватмана и надпись у этой лузы. И это было:
   - Усов. - Пусть он выиграет. И Усов тут же закричал, то ли радостно, то ли очень радостно:
   - Я выиграл!
   Лижите мне жопу.
  
   Ему хотели возразить, что не обязательно это делать в прямом смысле, можно, как-то отделаться подарками, или даже ласковыми словами. Как-то:
   - Великий, дорогой, любимый, горячо любимый, беспрецедентный. - Впрочем, последнее слово было рекомендовано применять только в экстраординарных случаях.
   - Трудно произносить, - сказал Сенной.
   И вдруг среди этих возгласов, больше похожих на один:
   - Это я должен был выиграть, - который продекламировал Хог-Напильник, - раздался, как гром среди ясного неба хриплый голос:
  
   - Ти обдернулся, Ти-Испанец.
   Что бы это могло значить? Никто не понял. А все было просто:
   - Забивать надо было не белый шар, а черный.
   И теперь Черный по умолчанию остался шаром, который можно забить только в Желтую Лузу! Все остальные были уже заняты.
   - Бей, Ти, - сказал Серый, - ты сделал меня Черным Рыцарем.
   - Черный Рыцарь без головы, - возразил Ти-Испанец.
   - Ничего, я согласен.
   Испанец не хотел бить.
   - Без этого нельзя, - сказал Беркут. А товарищ Андрей добавил:
   - Без удара не будет ратификации.
   Пришлось послать Черный Шар в Желтую Лузу. Си, Серый стал официально именоваться:
   - Лаки Банкир Сто.
  
  
   Сцена на паровозе - Сцена 2
  
   Швейцар залез на паровоз, опять похлопал его по трубе, как старого друга, и сказал несколько ласковых слов толпе. Как-то:
   - Не редко я с ними на связь выхожу:
   Они уж не так фулиганят. - Швейцарец игриво погрозил пальцем толпе. Потом сказал:
   - Начнем, пожалуй.
   - Сначала надо принять регламент, - сказал кто-то.
   И Швейцар в конце концов нашел того, кто это сделал. Это был Лаки Сто.
   - С какой стати ты вмешиваешься в мой доклад, Лаки Банкир? - спросил он.
   - Испанец тоже должен лизать мне жопу, - выдал, как резюме Лаки.
  
   Швейцар не поленился слезть с паровоза.
   - Сейчас что-то будет, - сказал Амон Ра. И добавил: - Я это предвижу.
   - Ты кто такой? - спросил Ног-Напильник, чтобы возражать Лаки Сто?
   - Я? - Швейцарец оглянулся по сторонам, повернулся назад, посмотрел даже на небо.
   - Так я это...
   - Что это? - улыбнулся Напильник, и тоже посмотрел на небо.
   - Только я знаю, Код Возврата, - сказал Швейцарец.
  
   - Не думаю, что это правда, - сказал Макс. - И знаете почему? Мы перехватили шифрограмму с Тау Кита.
   - И что там? - спросил Швейцар.
   - Секрет.
   - Вот именно, что Секрет, - Швейцар заложил два пальца за жилетку. - Секрет, который вечно останется для вас Секретом.
   - Могу открыть часть информации, - сказал Макс. Ног, Усов, Сенной-Граблин, Лаки Серый и даже Беркут посмотрели на него с большим удивлением. Было ясно, что эти ребята были не в курсе того, что знал Макс. И он выдал:
   - Леди Матросская знает Код Возврата.
   - Ерунда! - рявкнул Щвейцао. - Она знает только часть Кода, половину. Вторая половина у Библиотекарш Ня. И вы никогда без меня не сложите эти А и В.
   - Ничего не понял, - сказал Серый, - какие еще А и В? - И повернувшись к Сенному-Граблину, добавил: - Ти знаешь, кто это?
   - Что значит Ти? - спросил Сенной. - Ти - это Испанец. Говори нормально, как все:
  
   - Ты! - И тут же спел, чтобы Серый лучше запомнил:
   - Ти ж мени пидманула, ти ж мени пидвела, ти ж мени молодого з ума з разума свила.
   - За то, что ты передразнивал меня, - сказал Серый, - сегодня будешь лизать мне жопу в два раза дольше.
   - Это пока что не предусмотрено уставом, - сказал Хог. И добавил: - Впрочем, можно провести внеочередное заседание, и...
   Си-Медвежатник прервал его:
  
   - Тебе бы все заседать. - И добавил: - Каменная Жопа. - Все засмеялись. Напильник, действительно, мог просидеть за столом, не поднимаясь ни разу, восемь и даже десять часов.
   - Он, Швейцарец, как и мы, с Тау Кита, - сказал Усов. - Мы не можем заставить его лизать тебе жопу.
   - Почему? - Серый.
   - Потому что этот закон только для Землян и для членов Лаки Сто.
   - Почему не для всех? - Серый.
   - Просто нельзя, - ответил за друга Сенной-Граблин.
   - Нет, я и спрашиваю:
  
   - Почему? - Серый.
   - Они свободные, и тем более они люди, а значит, не должны, а может быть, даже и не имеют права никому лизать жопу. - Макс.
   - Вот из ит? - спросил Серый, с недавнего времени Представитель Лики Сто, и называемый так же для краткости.
   - Неужели это никак нельзя изменить? - спросил Серый.
   - Торопиться не надо, - сказал Хог-Напильник.
   - Более того, - сказал Беркут, - зачем это надо?
   - Да? - Си-Медвежатник.
   - Конечно, - радостно воскликнул Сенной-Граблин. - Ибо:
   - Кто не хочет - тому и не надо.
   - Тем не менее, - пробормотал Серый, - я не совсем понимаю создавшуюся ситуацию. Если я...
  
   - Пожалуйста, прекратите придуриваться, - неожиданно для всех вышел из себя Хог, - Швейцарец - Глава нашей делегации на Земле. И может делать, все, что ему захочется.
   Си - Представить Лаки Сто для обычный нэлов, начал падать назад с запоздалыми словами:
   - Держите меня. - Но никто не успел подхватить его под руки. Хотя Усов и Сенной-Граблин бросились ему на помощь, чтобы он не упал на спину. Поздно, Си-Серый упал. - Это не я упал, это вы упали, - сказал Серый, еще лежа на спине.
  
   - Прости Си, мы еще не привыкли тебя поддерживать, - сказал Сенной.
   - Мы научимся, - сказал Усов.
   - Спасибо хоть за обещания, - сказал Серый поднимаясь. - И да:
   - Можете, если хотите, лизать мою жопу три раза в день: утром, днем и вечером. А если заслужите, введем и лэнч.
   - Какой еще линч?! - схватился за голову Макс.
   - Что-то между утренним кофе и дневным чаем, - поспешил всех успокоить Хог-Напильник.
  
   - Ладно, принеси мне кресло, Сенной, - обратился Серый к Сенному-Граблину. Усова попросил записать в план сегодняшних мероприятий:
   - Ограбление банка.
   - На сколько? - спросил Усов.
   - Пять миллионов золотом. - Си-Серый.
   - Я имел...
   - Я тоже.
   - Я только хотел спросить его, на какое время назначено это мероприятие? - сказал Усов, обратившись к Напильнику.
   - А так получается, потому что ты лезешь не в свое дело, - сказал Напильник. - Ибо! Я заведую распорядком дня и всей другой канцелярией.
   - Кто тебя назначил? - Усов.
   - Нет, если хочешь, занимайся ты. Ты смог узнать, во сколько сегодня ограбление банка? Нет. Какого? Тоже нет. Но в принципе занимайся, я пойду на конюшню, запрягу рысака, - Хог-Напильник почесал затылок и спел:
   - Тройка мчится, тройка скачет! Вьется пыль из-под копыт, колокольчик тихо плачет, тихо плачет, но звени-и-т-т!
  
   - Нет, лучше я, - сказал Усов, и попросил привести ему коня. - С лошади буду наблюдать этот митинг.
   - С коня или с лошади? - спросил какой-то парень по имени Сашка.
   - Фамилия? - строго спросил Усов.
   - Чей?
   - Твоя.
  
   - Я не моя, а твой, - переиначил ответ Сашка. Тем не менее, он привел ему коня, серого в яблоках и только тогда добавил: - Сашка.
   - Как, не понял? - Усов.
   - Приказчик Сашка.
   - Мне лизать жопу пока не надо, - сказал Усов. И знаешь почему?
   - Нет.
   - Пока не положено.
   - Как это?
   - Ну, нет такого решения.
   - Почему?
   - Не принято.
  
   Несмотря на отсутствие решения о помощниках и телохранителях - Приказчик остался, и весь митинг держался за стремя.
   - Не за хвост же держаться, - думал Сашка.
   - Ты не можешь стать Усовым - будь хоть лошадью его! - рявкнул Ус, и весело потрепал Сашку по холке.
  
   Швейцарец послушал, послушал и полез опять на паровоз.
   - Ты куда? - спросил Серый, все еще стоящий в ожидании кресла, - мы не договорили.
   Швейцар приостановился на лестнице. А Серый опять сказал:
   - Давай, давай, иди сюда.
   Швейцар подошел и сразу провел свой коронный левой под левое ребро противника. Серый хотел упасть в уже приближающееся вместе с Напильником кресло, который перехватил его у Сенного-Граблина, но не смог дотянуться жопой до этого мягкого места - боль после проникновенного удара Швейцара была слишком сильной.
  
   Серый хотел что-то все-таки сказать, добавить к вышесказанному, Швец это заметил, и пошел назад, подготавливая левую руку к удару под ребро, резкими отрывистыми движениями.
  
   Далее, Лаки Сто просит:
   - Больше не делать этого.
   - Никогда, - с трудом добавляет он.
   Швейцарец - Швец счел нужным спросить:
   - Ты уверен?
   - Конечно.
   Швец пошел опять к паровозу,
   - Друзья, товарищи и даже господа! Прошу чуть-чуть помолчать, я скажу пару слов.
  
   - Прошу прощенья, - сказал один парень, - можно повторить еще раз? Я не успел записать, - он торопливо искал ручку, сначала в кармане рубашки, потом в кармане брюк, а затем уже и в ботинке. - Нет, была, была, - попытался улыбнуться он.
   - Представьтесь сначала, и я подожду, - сказал Щвейцарец.
   - Макс Сладкий, - ответил парень. И добавил: - Теперь вы подождете?
   - Ты не ответил еще на мой второй вопрос, - сказал Швец.
   - А был второй вопрос? - Нет, уверен, что был, но я его не запомнил, к сожалению. Рипит ит, плииз?
  
   - Что это значит?
   - Это значит... - парень задумался. - Да, не важно, просто повтори и все.
   - Ладно, - сказал Швец, - откуда у тебя эта ручка?
   - Авторучка, в смысле? Мне ее подарили при при... прилете Таукитяне.
   - Кто? Дело в том, что это моя ручка. Кто-то украл ее у меня и подарил тебе. Я хочу знать ответ на простой вопрос:
  
   - Кто?
   - Вон тот, - Макс Сладкий показал на... на Си - Лаки Сто, отдыхающего в кресле с откинутой назад головой и правой рукой на левом боку.
   - Он уже и так проводит себе сеанс экстрапсихотерапии. Назови кого-нибудь другого.
   - Я не очень люблю врать.
   - Да? Тогда не надо это вообще.
   - Я...
   - Ты украл у меня эту ручку.
   - Какие ваши доказательства?
   - Это моя ручка, - повторил Швейцар. - И если ты, писатель юмористических романов, не отдашь мне ее через... через 5 секунд, я проведу тебе тот же межреберный прием, что и тому гусю в кресле.
  
   - Он живой? - спросил Макс.
   - Он-то живой, так как только что прилетел с Тау Кита, и не растерял еще свою жизненную энергию. А ты умрешь. Но не сразу, придется помучиться.
   - Долго?
   - Что?
   - Хорошо, хорошо, вот она, вот она... - и Сладкий протянул самопишущую ручку Швецу - Ле. И не только самопишущую, но и имеющую другие очень важные возможности.
  
   Далее, подходит мальчик Миша, и просит подарить ему эту ручку. Булгаков - подписывавшийся или ММ, или СС. Писатели уговаривают Швейцара делать:
   - Все по-честному.
   - Только не врать, - говорит один из них по имени Алекс, это Блок. Тут же Маяковский и Саша Черный. А также Есенин и ... и вдалеке, в будке стрелочника Лев Толстой. А также Алексей Толстой. Он просит Швейцара стать его секретарем. Макси Сладкий секретарем Серого.
  
   - Итак, я продолжу говорить, если мне никто больше не будет мешать, - сказал. - Первым пунктом моей программы является Штурм Летнего.
   - В этом нет ничего нового! - крикнул какой-то парень.
   - Кто это сказал? - спросил Швец у как раз подошедшей Библиотекарши.
   - Голос был оттуда, - сказал и показал рукой, записывавший за ним парень, Харчик.
  
   Библио приложила к глазам бинокль.
   - Это конкурирующая организация, - сказала она.
   - Будь, пожалуйста, поконкретнее, - сказал Швейцарец. И добавил: - Здесь полно конкурирующих организаций.
   - Более того:
   - Все. - Это сказала только что подошедшая леди Матросская с мороженым в одной руке. Швейцарец и Библиотекарша внимательно посмотрели на ее вторую руку. И хором спросили:
  
   - Нам ты не принесла?
   - Слишком жарко, - ответила Матросская. - Чтобы донести мороженое в такую жару надо постоянно его лизать. А кто будет лизать? Я одна все лизать не в состоянии. - И встала по другую сторону от Швейцара.
  
   - Разрешите, я продолжу, - сказала Библио. - Там, - она протянула вперед руку, - Ра, Ки и Лы. Никак не запомню их Земные имена.
   - Амоон Ра - или Распутин, Николай Второй - или Бальский, и Столыпин - или князь Киевский - расшифровала Ко - Матросская.
   - Я не понимаю, что значит:
  
   - Штурм Летнего - не ново? - сказал Швейцар.
   - Всё это уже было, было, было, - сказал кто-то из этой троицы.
   - Нет, подождите, - сказал Швейцар, - давайте решим, кто здесь будет говорить, а кто будет молчать, я? или кто-нибудь еще? Нет, я слушаю. Никого желающих нет. И знаете почему?
   - Ответ очень простой, - вставила Ко, Матросская.
   - Именно, именно, друзья мои! Им просто нечего сказать. - и Швейцар опять уже заложил два пальца за жилетку, чтобы объяснить до конца, зачем, собственно, нужен Штурм Летнего, но тут же сам и отвлекся:
  
   - Вот ты, например, Амон Ра, что хорошего можешь сказать?
   Ра погладил свою пушистую бороду, и сказал:
   - Я не понимаю, зачем нужен Штурм Летнего?
   - Ну, гусь! - воскликнула Библио - Надя. И добавила: - Чем тебе Штурм Летнего-то помешал?!
   - Потому что. - Амон.
   - Ты говори, говори свои Предсказания, Нострадамус замороженный, - сказала Матросская, а Ня ее поправила:
   - Не замороженный, а:
  
   - Доморощенный.
   - Тем не менее, он прозевал предсказание Французской Революции.
   - И более того, - сказал Щвейцарец, - из-за таких вот замороженных предсказателей, мы тоже можем сесть в лужу, как Картежник - Ясный, не доживший до нашего времени.
   - Чем же он замороженный? - спросил Харчик, который на пару с Макси Сладким строчил за монологами и диалогами инопланетян.
   Матросская тут же дала ему подзатыльник. Благо парень находился на полметра ниже ее.
   - Чё? - спросил Хар.
  
   - Как чё, ты куда лезешь? Или ты тоже теоретик революционных переворотов?
   - Так нет. Вроде. - Хар.
   - Так вот и молчи.
   - Не могу, потому что про живого человека вы говорите, как про замороженного. - И не дожидаясь следующего подзатыльника, вытянул руку в направлении забора, где стояла будка стрелочника.
   - Ты, что, - нагнулся к нему Щвейцар, - уверен, что это Офицер Ясный? - он показал на мужика в шляпе с белой седой бородой чуть ли не до пупа.
   - Нет, - Хар.
  
   - Че же тогда лепечешь? - Швец.
   - Я не уверен, - ответил Харчик, - я знаю.
   - Я знаю - значит я существую, - повторил Швейцар свою знаменитую фразу. И добавил, наклонившись к уху летописца:
   - Хочешь за счет меня утвердиться?
   - Нет.
  
   - Почему?
   - Я не Таукитянин. К сожалению.
   - Ладно, - сказал Швец, - потом разберемся. А сейчас позови его сюда.
   - Зачем? - спросила Библио, - он может не знать нашего курса.
   - Научим, - сказала Матросская, а Швец опять толкнул сверху Харчика, чтобы позвал Офицера - Картежника - Ясного, а заодно и Банкрота.
   - Позови сам, - сказал Харчик.
   Щвец хотел дать ему щелбана с оттяжкой, но решил использовать свою руку по-другому. Он вытянул ее вперед, и согнул несколько раз ладонь, мол, иди сюда, парень. Более того, по этой руке можно было понять, что если Ясный не пойдет, то его позовут уже не рукой, а пальцем.
  
   - А это может быть стыдно для пожилого человека, - сказал Швейцарец, как бы продолжая не слышимый другим диалог.
   Лев Ясный подошел к паровозу.
   - Чего? - Лев.
   - Спроси его, почему он до сих пор жив, - сказал Швец.
   - Я слышал вопрос, Таукитянин, - сказал Лев Ясный - мог бы обратиться ко мне напрямую, я бы тебя понял.
  
   - Итак, ты слышал, - сказал Харчик, - можешь ответить?
   - Конечно. Хотел увидеть тебя, - сказал Лев.
   - Неужели эта отличная мысль заставила тебя пережить клиническую смерть? Ибо, - хотел разъяснить свою позицию Ленин, но Матросская, уставшая молчать, сделала это за него:
  
   - Ты умер, а потом ожил, что ли?
   - Я не умирал, - ответил Ясный. - И знаете почему? Перед смертью на станции Астапово я проинтуичил, что скоро прилетят Таукитяне, со Швейцаром во главе. Хотел посмотреть.
   - Чего посмотреть? - Матросская.
   - Какой он, Швейцарец! - ответил Лев, задрав голову, чтобы лучше рассмотреть таукитянина.
   - Ну и? - спросил Швец.
   - Не буду пока умирать, - сказал Лев Картежник, - посмотрю, что будет дальше. - И он опять пошел к своей будке у забора.
   - Надо его спросить:
  
   - Лева, ты за Штурм Летнего, или все-таки не уверен? - сказал с нижней площадки...
   - Это кто сказал? - рявкнула Библиотекарша, и внимательно осмотрела стоящих ниже.
   - Я, - неохотно поднял руку с блокнотом Макс Сладкий.
   - Что за нэлуди! - воскликнула Библио, - лезут и лезут, куда их не просят.
   - Я думаю, не стоит говорить обо мне в третьем лице множественного числа, - пробурчал Макс Сладкий.
  
   - Может ты вообще заместо Швеца, будешь шить-говорить? - мягко спросила Матросская с иронической улыбкой.
   - Могу. Могу, - продолжил Макси, не давая дамам перебить его и задавить логикой, - написать пьесу под названием:
   - Швец и штурм его Летнего.
   Леди покатились со смеху.
   - Ты откуда приехал? - Библиотекарша Ня.
   - Из какой деревни? - Ко - Матросская.
   - Писатель! - Ня.
   - Понаехали! - Ко.
   - Ты хоть знаешь, что Летний - это Дворец? - тихонько спросил Харчик Сладкого.
   - Нет. А надо было? - ответил Макс.
   - Ладно, пусть напишет пьесу про меня, - сказал Швейцарец, бросая недокуренную сигару. - Что-нибудь такое:
  
   - Таукитянин Швец и Летний Дворец в его прошлом.
   - Что-то больно длинное название, - сказал Сладкий, но не успел больше ничего добавить, так как Надя махнула на него рукой, чтобы заткнулся.
   - По крайней мере, пока, - подала она ему маленькую надежду. И тут же хотела повернуться к Швейцарцу, чтобы сказать ему о недопустимости курения в его положении, но Матросская уже была тут, как тут:
   - Швец, ты ведь обещал бросить, - пропела она, как серенаду под его окном. - Как ты мне клялся, что ты мне только ни обещал...
  
   - Ну, хватит, хватит фамильярничать с моим будущим мужем, - сказала Библиотекарша.
   - Каким мужем?! - засмеялась Матросская.
   - А что здесь удивительного? - не поняла даже Ня - Библиотекарша.
   - На Земле, - сказала она и сделала паузу, от которой даже очнулся Си - Серый в своем инвалидном кресле, - не женятся и замуж не выходят.
  
   У некоторых подкосились ноги, а двое - это были Зи - теперь: Молочник и Ме - теперь: Инженер, - даже упали на землю, так как никто еще пока не носил за ними персональных стульев. Серый и то получил свое кресло только после получения инвалидности. Ну, если не инвалидности еще, то по крайней мере, сильного повреждения мозжечка.
   - Это правда, Швейцарец? - спросила Библиотекарша плачущим голосом. - Или она нарочно меня пугает.
  
   - Это не имеет для нас никакого значения, - сказал Швейцарец, - даже если раньше не выходили, то ради тебя я проведу решение, чтобы было.
   - Что было? - теперь заплакала Матросская. - Ты разве мне ничего не обещал?
   - Обещал, конечно, и более того, рад, что вижу тебя, - ответил Швец, и чтобы замять еще не до конца проработанную ситуацию, обратился к Леве Ясному, который крутил самокрутку у своей будки у забора, не решаясь сказать себе:
   - Ни да, ни нет. - В том смысле:
   - Курить, или не курить?
   - Иди сюда!
   - Я?
  
   - Ты, не я же. Я и так здесь стою, - ответил Швец.
   - Чего ты хочешь, Швец? - спросил Лев Ясный, и вставил самокрутку в зубы. - Махры? - он полез за вышитым розовыми и голубыми нитками кисетом.
   - Я бросил, - сказал Швейцарец, даже не покосившись в сторону дам. Тем более, они стояли по разные от него стороны.
   - Им бы по маузеру! - крикнул из рядом зрителей Мо - Атаман.
  
   Он, Де - Кошка, Ка - Иркутский и Вы - Гитарист, полетевший сюда вместо Ва - Черного, однако, барона - сидели, а не стояли. Более того, сидели за столом, где горой дымился рис. Это одной горой, а другой дымилась тушеная небольшими кусками, как шашлык свиная шейка.
   - Вкусно, - только и сказал Жнец, - прошу прощенья, - Жрец, еще раз извините, конечно, Швец. И добавил: - А разве у нас в уставе не записано, что мы едим только осетрину?
  
   - Принято, конечно, - сказала Библио, а Матросская добавила:
   - Возможно, они уже перешли на другая сторона.
   - В том смысле, что против Штурма Летнего? - спросил Швейцарец.
   - Уверена. - Сказала одна, а другая добавила:
   - Я пока еще сомневаюсь.
   - Они могут объединиться с Амоном Ра, Балетным и Киевским, - сказал Швейцар.
  
   - Вы мне не мешаете? - сказал Лев Ясный.
   - Это вопрос? - посмотрел на него сверху вниз Швец. И тут вспомнил, что сам позвал Ясного. - Ах, да! Прошу тебя, поднимись сюда.
   - Мэй би, я посижу внизу? Неохота подниматься.
   - Че ты боишься? - сказала Библиотекарша.
   - Да, я, между прочим, привык держаться за Землю.
   - Да пусть сидит там, внизу, - сказала Матросская, и махнула рукой, чтобы кто-нибудь принес кресло. - Принесите человеку кресло!
   - Кресел больше нет, - сказал Усов, и добавил: - Я бы сам посидел, но ведь это митинг, а не посиделки, - и краем глаза посмотрел на расположившихся за столом, как он добавил: - Буржуев.
  
   Тут встал Вы, Гитарист, взял под перекладину свой стул-кресло и понес Ясному. Наступило молчание, в результате которого все услышали, как Вы сказал, поставив кресло рядом с Ясным:
   - Я спою?
   - Ты заслужил, - ответила первой Матросская, и улыбнулась так, что можно было надеяться:
   - Не просто так.
   - В далеком Созвездии Тау Кита, - объявил Вы. Но многие засвистели.
   - Давай чего-нибудь новенькое, это нам надоело.
   - Ладно, - ответил Гитарист, и спел песню про Батьку Атамана:
  
   - Любо, братцы, любо, любо, братцы жить!
   С нашим атаманом не приходится тужить!
   - Кто это такой? - спросил Киевский, - мы такого атамана не знаем.
   Никто не выразил желания идентифицировать себя с напророченным поэтом Батькой. Даже Майно. Он просто не знал, что должен стать исторической личностью.
   Далее, Лев Ясный ведет это собрание.
  
   - Итак, - сказал Лев, - кто хочет выступить? - Он хотел сказать:
   - Сейчас что-нибудь скажет Швец, - а сказал вот так. И этим воспользовался Киевский. Он быстро подошел, и быстро залез на паровоз.
   - Я предлагаю, - сказал он. И добавил: - Более того, настаиваю.
   - Да, рожай уж! - крикнул слегка оживший Серый.
  
   - Я попросил бы вас помолчать! - рявкнул Киевский. И добавил вполголоса, чтобы не нарушать сложившееся о нем представление, как о человеке не только образованном, но и культурно-нравственном: - Бандюга.
   Но Лаки Сто, видимо, услышал, или просто догадался, так как знал ход мыслей Киевского.
   - По аккуратней с кликухами, - сказал он, - а то накаркаешь.
  
   Киевский - Лы открыл рот, но передумал говорить, а наоборот спустился с паровоза, и быстро зашагал к креслу, где сидел Серый.
   Серый посмотрел направо, где сзади маячил Усов, налево, где переминался с ноги на ногу Сенной-Граблин и сказал:
  
   - Ты при виде меня испытываешь страх?
   - Нет, но что-то такое испытываю, - сказал Киевский.
   - Скажи, если можешь, - сказал Сенной-Граблин.
   - Пока еще можешь, - сказал Усов, и хотел улыбнуться, но передумал.
   - Я испытываю к тебе, Серый, идиосинкразию. - И Киевский перевернул кресло вместе с его героем. Усов и Сенной-Граблин ничего не успели сделать. Более того, они испугались, и попятились назад. Киевский владел тем же приемом, что и Швейцарский, только с правой руки. Ребята зажали свои печенки ладонями.
  
   Неожиданно вмешался Напильник. Он тоже мог бить, как Киевский острием ладони. Только Киевский бил правой под левое ребро, по прямой, а Хог - Напильник правой под правое, наискосок имеется в виду.
   - Я буду с тобой драться, Киевский, - сказал Хог. - И знаешь почему? Че-то мне твои Реформы не нравятся.
   - Я еще ничего не успел сказать. - Киевский.
   - Так это и хорошо, и не надо тебе ничего говорить.
  
   - Хорошо, я готов, сейчас разберемся, кто будет следующий говорить. - Киевский. И добавил, обращаясь к Усову и Сенному-Граблину:
   - Вы че тут третесь?
   Тоже хотите принять участие? И Усов успел шагнуть вперед. Шагнуть в том смысле, что сразу же и отступил назад, за валяющееся кресло Серого. Сам Серый все еще никак не мог подняться. Один раз он уже присел на корточки, но Сенной-Граблин нечаянно его задел, и парень опять покатился в пыль.
  
   Хог сделал выпад, Киевский ушел. Хог - Напильник опять сделал выпад, но Киевский развернулся кругом и сам сбоку смог нанести Напильнику сокрушающий винт в почку.
   - Всё! - ахнул Напильник - Хог, - теперь полгода буду мучиться.
   - Не просто мучиться, - смешался в ход боя Бальский, - ссать будешь кровью.
   - Да? Я не знал, что здесь ссать - это обязательно, - сказал Хог, и упал на колено.
   - Видно, до головы дошло, - сказал Амон Ра.
   - Наконец-то, - сказал кто-то.
   - Желаете продолжить? - спросил Киевский.
   - Не думаю, - Напильник. - Впрочем, я обещаю отомстить.
   - Он забыл, что за угрозы положен еще один удар, - сказал Майно из-за стола.
   - Оставьте его, - сказал Инженер. - И знаете почему? У него дурной язык еще с Тау Кита.
   - Я тоже думаю, что это парня нельзя исправить, - сказал Молочник.
  
   Швейцарец достал из кармана свой окурок сигары.
   - Ты, что, его не выбросил? - толкнула его в бок леди Матросская.
   - Такими вещами не бросаются, - сказал негромко Швец. - И знаешь, почему?
   - Почему? Привез оттуда, что ли7 - она с тоской посмотрела на небо.
   Киевский опять прошел к трибуне. В том смысле, что опять залез на паровоз, и, слегла отодвинув Швейцарца, втиснулся между ним, и Матросской.
  
   - Однако, - только и сказал Швец, но пока больше говорить ничего не стал. Ибо. Ибо, надо все-таки узнать, что будет здесь делать бывший премьер-министр Киевский.
   - Мы должны прекратить этот балаган, и провести настоящие, человеческие реформы на этой Земле. Хватит смеяться над самим собой. Давайте жить.
   - Можно резюме? - поднял руку Майно.
   - Конечно, можно, - ответил Премьер - Киевский - Но учтите, что, во-первых, резюме уже было, а во-вторых, я еще не кончил.
  
   - Кончишь вон с ней! - нелицеприятно крикнул Испанский. Просто так, чтобы только о не забыли. Но Киевский и на этот раз не стал церемониться. Он опять спустился с паровоза, который как раз в это время дал гудок, и пыхнул струей пара, так что Стаффордширский Терьер Мишель, который здесь пасся, неодобрительно полаял на Киевского - Премьера. Мол:
  
   - Сам ты бардак и разводишь. - Но недолго, секунд тридцать, больше настаивать на своем мнении он посчитал ненужным.
   - Ты, чё? - спросил Киевский, - тоже хочешь, как свинья поваляться в грязи?
   - Не мешало бы, - спокойно ответил Испанский.
   - Я сейчас тебе это устрою. - Киевский.
   - Ладно, ладно, я просто хотел, чтобы ты размял ноги. - Испанец.
   - Что ты врешь?!
   - Нет, честно, я не видел, что ты творил здесь до этого. Так только услышал пару фраз постфактум, от свидетелей. Меня здесь не было.
   - Ты хотел поглубже войти в мою лекцию? - Киевский.
   - Да, - улыбнулся Испанец, и на всякий случай по жонглировал сковородкой и половником.
   - Тебе не стыдно напоминать, что на Тау Кита ты был поваром? - Киевский.
   - Зато я смог продемонстрировать тебе, что тоже кое-что умею. - Испанец. И он опять прокинул сковороду за спину и поймал ее другой рукой, а половник в это время летал за головой Киевского.
   - Мог бы дать по затылку, - подумал Киевский. Он решил на этот раз не связываться с Испанским. Только пообещал:
   - Мы еще с тобой встретимся.
   - Как говорится:
   - Я звал тебя - и рад, что вижу, - ответил Испанец.
  
   Столыпин опять поднялся на паровоз, предварительно заручившись поддержкой Мишеля, смело потрепав его за шею. Он сказал:
   - Никто не забыт. - И Атаман - Майно, понял это, как обращение именно к нему.
   - Думаю, ничего не выйдет.
   - Это ваше резюме? - уточнил Киевский.
   - Не совсем, есть дополнения, - сказал Атаман.
   - А именно?
  
   - Без боя. Без боя ничего не получится, - сказал Атаман.
   - А я как раз имел в виду, что можно договориться, - сказал Киевский. - Иначе для хорошей, мирной жизни просто никого не останется.
   - Существование будущего под сомнением, - сказал Атаман и сел. Сел, и кивнул поэту Вы, мол:
   - Сыграй, а я спою. - И спел:
   - Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
   С нашим атаманом не приходится тужить.
  
   После этого Киевский даже забыл, что хотел еще сказать. Он только спросил:
   - Ты хоть, с кем воевать собираешься?
   - Со всеми, - ответил Махно, на минуту оторвавшись от песни:
   - А первая пуля ранила коня, а вторая пуля ранила меня-я!
   Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить-ь!
   С нами, уж поверьте, не придется вам тужить-ь!
  
   Песня еще не закончилась, а многие уже подошли к столу Махно, где сидели также:
   - Генерал Кошка, Генерал Иркутский и Гитарист, - и попросили записать их:
   - В этот полк.
   - В какой? - не успел еще понять Кошка.
   - В Добровольческий, - сказал высокий и широкий в плечах парень.
   - Фамилия? - спросил Атаман, и помусолил химический карандаш.
   - Тельняшенко, матрос, - ответил парень. И не успел Майно еще до конца вывести его фамилию в новой тетради, как парень помахал кому-то рукой. Все посмотрели:
  
   - Кому?
   Лев Ясный сказал:
   - Уверен, не мне.
   Серый тоже пожалел сидя у будки Льва Ясного у забора:
   - Жаль, не мне, - И действительно, парень был здоровый.
   - Наверное, мне, - сказал Швец.
   - Не мне уж точно, - сказала Библиотекарша.
   - Мне! - радостно воскликнула леди Матросская..
   И действительно, парень записался и почти бегом зарысил к паровозу. Схватил Матросскую, и потащил куда-то.
   Швейцарский только покачал головой.
  
   - Безобразие, - перевела за него Библиотекарша.
   - Надо было назначить его телохранителем, - сказал Ясный.
   - Кого? - не поняла Библио.
   - Ну, не меня же, - ответил Ясный. И добавил: - Вон его, Швейцара.
   - Точно! - воскликнул Швейцарец, и позвал Тельняшенко: - Оставь ее, не убежит, а сам иди сюда.
  
   - Без нее не пойду, - ответил Тиль-Тиль, как было веселей и короче.
   - Да, тащи, конечно, и ее сюда. Или она не хочет? - удивился Швейцар.
   - Не хочет, не хочет, не хочет! - начала скандировать толпа, состоящая из раненых Напильника и Серого, сидящих у забора, а также присоединяющийся к ним Усова и Сенного-Граблина, они на ходу к забору тоже орали:
   - Она не хочет, она не хочет и не хочет!
   - Только бы хоть что-нибудь орать против Швеца, - сказал Ясный, и просигналил машинисту, чтобы дал по ним пару. Как? Так и простучал по трубе:
   - Дай им жару. - Но машинист, естественно понял, что:
   - Пару. - Ибо, чтобы дать жару, надо было развернуть паровоз на кругу.
  
   - Я предлагаю всё решить по мирному.
   - Это кто сказал? - не понял Киевский. Он уже открыл рот, чтобы выразить более полно мысль о возможности построения цивилизованного государства в отдельно взятой стране, а кто-то его перебил совершенно бесцеремонно. Только Швейцар заметил, кто это был.
   Он удивленно посмотрел вниз, на говорившего, а теперь уже заткнувшегося Харчика. Швец к нему нагнулся:
  
   - Ты с Тау Кита?
   - Нет, - прошептал Ларчик, как сам сокращенно себя называл.
   - Тогда не думаю, что тебе надо говорить, - сказал Швец, и опять разогнулся.
   Киевский, между прочим, понял уже, что говорил Харин, но не пригласил, тем не менее, его на верхнюю палубу паровоза. Он спросил у Швейцара, как его звать, и нравоучительно сказал, что:
   - Ты уж лучше пиши там, что я скажу, Ларчик.
   - Почему это? - Вот это:
  
   - Почему это, - очень возмутило Киевский.
   - Потому что ты воруешь мои технологии. Вот почему!
   - Пожалуйста, не повышайте на меня голос, - сказал Харчик-Ларчик. И добавил: - А что, если я думаю также?
   - Хорошо, давай проверим, - сказал Киевский.
   - Давайте.
   - Вызовите на бой Серого.
   - Он и так еле живой.
   - Тогда Напильника.
   - Я его боюсь.
   - Вот и видно, что ты не способен отдать свою жизнь за идеалы человечества.
   - А я что, виноват, что у него каменная жопа? - спросил Харин.
   - С какой стороны? - серьезно спросил Киевский.
   - В том смысле, вы имеете в виду, что он еще и тупой? Это мы уже знаем.
  
   Харин предложил выступить на Штурм Зимнего:
   - Всем вместе. - Многие засмеялись. Другие, такие, как Серый, Усов, Сенной-Граблин, и завербованные уже ими Приказчик и Сапожник, - захохотали.
   - Если он откуда и свалился, то однозначно не с Тау Кита, - сказал Напильник. А Серый-Медвежатник крикнул тонким голосом, видимо, образовавшимся у него после приемов Швейцарца:
   - Ларчик просто открывается.
   - Влюблен в одну из принцесс Швейцарца? - громко высказал предположение Приказчик.
  
   - Нет, - ответил Серый, - этот Рыжик не знает Таукитянских приемов, и боится умереть раньше времени.
   - Я готов сразиться с кем-угодно, - сказал Харчик - Рыжик, - и этим доказать свою непричастность к предположениям и выводам Серого.
   - Как ты меня назвал? - Медвежатник попытался подняться с колен. Точнее, он сидел на корточках, изображая из себя Севу Магаданского, набивающего косяк.
   - Давай я выйду вместо тебя на бой с ним, - сказал Сенной-Граблин. - Ведь замочу гада с трех ударов.
   - Я тебе верю, Грабли - сказал Серый, и добавил: - Пока не надо, лучше скажи ему, чтобы звал меня, как все:
   - Лаки Сто.
  
   Харин снял очки, протер их пальцем, и ответил, что, мол:
   - Не Лаки Сто, - а только его представитель.
   - А какая разница? - спросил только недавно здесь появившийся Сапожник, он же Грузчик. - Лаки Сто - он и в Африке Лаки Сто.
   - Можно, я с ним сражусь? - спросил... э-э... кто это был, никто даже не успел понять.
   Никто, кроме Харина, ибо этот гусь стоял не где-нибудь, а рядом с ним.
   - Ты, че, Сладкий, по рогам захотел? - негромко спросил Швейцарец, а за ним Киевский:
  
   - Куда лезешь, Самокрутка?
   - Вот и видно, мил человек, - поэт, а также и писатель по совместительству Сладкий повернулся вполоборота к Киевскому, - что вы из господ. И будете при Штурме Летнего не снаружи, а внутри. Запретесь на семь замков. А у нас, - разрешите я все-таки закончу, - совсем другая песня. А именно:
   - Здесь замки никогда мы не вешаем, так как это само по себе надежней любого замка.
  
   Текст еще не переведен на поэтический язык, так что не думайте, что я, как все не могу рифмовать. И да, - он опять махнул открывшему рот Киевскому, - я еще не кончил. - Он сделал паузу, и сказал медленно, даже неспешно, как Шаляпин:
   - Теперь я готов исполнить свой долг.
   - Хорошо, я сейчас соглашусь, - сказал Харин, - ответьте только сначала на один только вопрос:
   - Что это?
   - Это их отсутствие, - невозмутимо ответил Сладкий.
   - Угу, ясно, - сказал наконец Хар, и предложил, как он сказал:
   - Товарищу ученому, - спуститься с паровоза на грешную Землю, где должна будет разыграться трагедия.
   Но их разнял Швейцар:
  
   - Прекратите, это мой день и даже вечер.
   Более того, если, кто хочет, я могу сам выполнить все заявки.
   - Мы уже настроились выяснить отношения с товарищем-господином Харчиком, - сказал Сладкий, - разрешите нанести хотя бы по три удара.
   - Не разрешаю! - рявкнул Швец. - И знаете почему? Никому не интересно наблюдать за боем абсолютно никому не известных... э-э... нэлудей. Вы же роботы.
   - Роботы, - как эхо повторил Харин, и добавил: - А мы не знали.
   - Вот сегодня и узнаете, - сказал Киевский.
   - Вы можете превратить нас в людей? - спросил Приказчик.
   - Конкретно вас - нет.
  
   Далее Киевский говорит, что он сделать такого превращения не может, а Швейцарец может. И Швейцар представляет Подарок от Тау Кита, который хранился у него. Но прежде все-таки вышли на утрамбованную уже площадку перед паровозом Харин и Сладкий.
   Дело в том, что Матросская и матрос Тельняшенко не вернулись на призыв Швеца, а наоборот, спрятались за вагонами. Точнее даже, в одном из вагонов, как заметил Бальский:
  
   - Там есть стог сена.
   - Не уверен, что сено возят здесь стогами, - сказал Иркутский.
   - Ну, а какая разница: стогами или загружают сено в вагон по двадцать стогов? - Балетный.
   - Действительно, раньше-то они все равно были натуральными стогами, - сказал генерал Кошка.
   Атаман Майно почесал ладонь правой руки пальцами левой, рассмотрев хорошенько этот процесс, сказал:
   - Скорее всего, меня сегодня ограбят.
   - Это ты решил из-за того, что почесал правую руку, которая по определению является Дающей? - спросил Амон Ра. Дело в том, что они, Амон Ра и Бальский, устали стоять, пока Киевский препирался на паровозе с Швейцарцем и Хариным, и приняли предложение Гитариста:
   - Присесть.
  
   - Куда? - спросил Бальский.
   - К нам, - Вы - Гитарист.
   - Мы присядем, - сказал Бальский, - только потом не пожалейте, что сидели со мной за одним столом. Вы не понимаете почему? Вот он, - Ник Бальский показал большим пальцем назад, на Амона Ра, - предсказывает, что всех, кто был лично со мной знаком ждет кирдык, - Николай чиркнул себя по горлу, а Амон Ра добавил, махнув на Бальского рукой, что, мол, сам не знает, что говорит, - ибо шлепнут его совсем по-другому. - И показал, как именно, приставив указательный палец руки с оттянутым назад большим к виску.
  
   - Не показывай на себе, - предсказал ему Ник Бальский. И добавил: - А то сбудется и у тебя.
  
   Швейцарец почему-то занервничал, когда люди, посланные Лаки Сто, а именно:
   - Беркут и Макс - не Макс Сладкий - писатель, а Макс - Товарищ Андрей по кличке Черный дьявол, - начали рыскать по вагонам в поисках... в поисках, как все подумали Матросской и матроса Тельняшенко.
   Но дело было в том, что Швец как раз в этом вагоне с сеном спрятал свою заветную шкатулку, являющуюся Подарком для Землян, Ретранслятором Тау Китянских Винов, или попросту говоря:
  
   - Разумом.
   Разумом, который делает, может сделать Нэлудей настоящими Хомо Сапиенсами, то есть:
   - Людьми Разумными.
   И чтобы отвлечь внимание толпы все-таки разрешил Харину и Сладкому дуэль.
   Далее, Сладкий и Харин дерутся, а шкатулку в сене не находят. Начинают пытать Тельняшенко, который оказывается первым человеком (имеется в виду: человеком в иносказательном смысле), которого назвали:
   - Врагом Народа.
  
   Сладкий изобразил что-то вроде удара в ухо. Харин даже не отпрыгнул назад. Просто немного отклонил голову.
   - Хук хочешь? - спросил Харин.
   - А что это? - спросил Сладкий. - Пожалуйста, поподробней.
   - Вот сюда, и туда, - Харин провел сначала хук слева, потом по правой челюсти Сладкого.
   Писатель упал.
   - Это называется хук? - спросил он.
   - Хуки, - ответил Харин и попрыгал вокруг лежащего в пыли Сладкого.
   - А! Хуки Яки. Так бы и сказал. - И добавил, пытаясь подняться: - Я люблю японцев.
  
   - Тогда не лежи, а наоборот, вставай,- сказал Харчик.
   - А ты покажешь мне что-нибудь еще?
   - Да. Обещаю. - Хар.
   - Попытаюсь, но не обещаюсь. - Сла. Но у него все вышло, он поднялся, и тут же получил джеб в нос.
   - Как? - тут же спросил Харин.
   - Хорошо. Я даже начинаю думать, что, может быть, ты был в чем-то прав. Нет, но не думай, что с тобой согласен в главном. Конкретно, я против прощения всех грехов Нику Бальскому и его иностранным прихвостням Амону Ра и Киевскому.
  
   - Суду все ясно. Вставай, - сказал Хар. - У меня для тебя еще один удар есть. Кросс называется. Нет, честно, после него ты уже не встанешь. Давай, последний раз.
   - Щас, щас, пусть кто-нибудь поможет мне.
  
   Так как никто не тронулся с места, Швец решил сам помочь Сладкому. Он был заинтересован отвлечением внимания масс, от рытья, как он думал, в своих личных вещах. Пока что Макс - Черный дьявол и Беркут не находили не только Таукитянскую Шкатулку, но и самих ребят, имеется в виду огромного Тельняшенко и великолепную, раскрепощенную вплоть до стакана воды Матросскую.
  
   Наконец Сладкий поднялся с колен, и получил то, что давно хотел дать ему Хар. А именно:
   - Кросс.
   - Теперь из тебя, наконец, что-нибудь получится, - добавил Харчик. - Ты, я слышал, давно хотел стать писателем. Что? Теперь будешь. Как Джен Лондон? Скорей всего. Точнее, скорей всего, так бы было, если бы сюда неожиданно не прилетели Таукитяне.
  
   - Это что-нибудь меняет в нашей жизни? - показалось Харчику. Показалось, что спросил распростертый на песке Сладкий.
   - Да.
   - Я буду знаменитым?
   - Скорее всего, какое-то время.
   На этом диалог Харина с витающим над Сладким Эфиром закончился. Прибежал Швец. И что важно, вместе с Библиотекаршей.
  
   - Надо приподнять ему голову, - сказала Библио.
   - Можешь приподнять, - сказал Швец.
   Он начал бить ладонями Сладкого по морде, а Библио гладить по волосам и лбу.
   - Что ты делаешь? - Швец внимательно посмотрел на Библио.
   - Его нельзя вывести из этого стресс-депрессивного состояния без...
   - Без чего, я не понял? - Швец.
   - Без ласки! Неужели ты не понимаешь?
   - Вот так значит, - Швец. - Тогда я пойду за Матросской.
   - Иди. Только думаю, что это уже поздно.
  
   Швейцарец посмотрел в сторону вагона с сеном, где рылись лазутчики. Теперь это были не только Приказчик и Сапожник под руководством Беркута и Макса Черного, но практически весь Таукитянский контингент. Почему так произошло? Потому что Испанец сдал Швейцара. Каким-то образом секретнейшие сведения попали к ?
   - Скорее всего, через Библиотекаршу, - решил сам Швец.
  
   Он решил вырвать Матросскую из цепких лап Напильника и Серого. Он осмотрелся. Оказывается, во дворе Депо уже никого не было. Только один Вы с гитарой прогуливался недалеко от будки Льва Ясного, и напевал:
   - Сижу ли я, пишу ли я, приходит ли знакомая блондинка... - И опять: - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка.
  
   Вся группировка под названием Лаки Сто, а именно:
   - Усов, Сенной-Граблин, Серый, Напильник, Беркут, Макс Черный, - рыла сейчас сено в самом близком к паровозу вагоне. Им помогали Приказчик и Сапожник. Точнее, они как раз и рыли, то есть сбрасывали сено на платформу, а члены Лаки Сто здесь уже разбирали его более подробно.
   В другом вагоне орудовали:
  
   - Ник Бальский и Амон Ра. - Киевский невозмутимо стоял на паровозе, и чтобы чем-то занять себя разговаривал с Львом Ясным, который предлагал:
   - Бросить всех и уехать отсюда.
   - Куда?
   - Да куда угодно. Лишь бы подальше. Подальше, как говорится, от Нашей Земли.
   - Да вы что, сэр, мы только прилетели, - сказал Киевский. И добавил: - Я вот думаю про эти вагоны.
   - А что с ними такого?
   - Плохо обустроены.
   - Плохо для чего? - Ясный. - Для перевозки сена или скота?
   - Людей, дорогой ты мой человек, - Киевский.
   - А я слышал, что за людей-то вы как раз нас не считаете? - Картежник - Ясный.
  
   - Знаешь, что? Я тебе открою тайну, благо рядом никого нет.
   - Да, все чего-то ищут в вагонах.
   - Они ищут то, что может сделать землян людьми.
   - Полноценными, натуральными людьми? - удивился Ясный.
   - Вот именно, - Киевский. - Они делают вид, что ищут Матросскую с Тельняшенкой, а...
   - А на самом деле вот этот самый Ретранслятор, о котором все только и говорят. - Картежник - Ясный.
   - Ты что, дядя?! - Киевский даже схватился за голову, чего отродясь никогда не делал. - Кто говорит?
  
   - Я просто слышу разговоры в вагонах, - просто ответил Лев Ясный. - А ты думал, я сам все свои романы писал? Как бы не так. Вот так послушаю, послушаю, что говорят люди, да и записываю. Бывало по этому поводу всё с женушкой ругался. Она мне:
   - Да ты бы, Лёва, своих-то мыслей чуть-чуть добавил! Чё, - говорит, - повторять-то за всеми, как попка.
   - А ты? - Киевский.
   - А я бывало поймаю ее, да по заднице, по заднице.
   - Рукой?
   - Рукой, конечно, смотри она у меня какая.
  
   - Да-а, тяжелая. - Киевский. - А за что, я не совсем понял?
   - За что? А вот как раз за то, что все диалоги, которые я подслушал у людей-то она и вычеркнула из моих романов.
   - Что же там осталось? - не понял Киевский.
   - Вот и осталось, что осталось.
   - А именно?
   - Ее Редактура.
  
   Киевский услышав это чистосердечное признание чуть не упал с паровоза.
   - За такие вещи убить мало. - Киевский.
   - Вот и я так подумал, и чуть не убил ее, как узнал, что она всех моих Медиумов уничтожила. Ну, все страницы, переданные мне от других людей моим Медиумом. Ты не поверишь, грузовики, вот что твои новые планируемые Киевско-Столыпинские вагоны.
   - Неужели все отредактировала?!
   - Именно.
   - Ужас!
   - Теперь уже нет, я с ней расстался. Вот сказал:
  
   - Пока всё не соберешь, что уничтожила, лучше не приходи. Ты у меня получишь таких пять горячих, - Лев хлопнул по трубе паровоза так, что из нее дым пошел.
   - А разве она не сожгла все эти грузовики твоих медиумных страниц? - Киевский.
   - Сожгла. - Лев помолчал. - Но говорят скоро будет сделано открытие, что:
   - Рукописи не горят.
   - Надеешься, что все будет восстановлено?
   - Надеюсь, конечно. А иначе, зачем и жить-то? Что мне, сено опять косить с мужиками? Не-е-т, с меня хватит. Трудиться хочу. Писать. Но чтобы уж больше меня никто не редактировал под карлизм-швейцаризм.
   Далее, кто в каком вагоне находит Чашу Грааля.
  
  
   У вагона с Чашей Грааля - Сцена 3
  
   Таганский в конце концов плюнул на свое пение, так как его никто не слушал, и тоже пошел искать Чашу Грааля, Ретранслятор, с помощью которого земляне смогут стать людьми. Он заглянул в один из пустых вагонов, и понял:
   - Найти будет очень трудно. - Почему?
   - Сена много.
   Парень сел у этой открытой теплушки, и решил выманить из нее Матросскую. Ну, если предположить, что она там спряталась с Тельняшенко.
   Каким образом? Ну, конечно:
  
   - Талантом. - И он опять зазвенел струнами:
   - Ну и вот срываюсь с места будто тронутый я, до сих пор моя невеста мной не тронутая-я! Про погоду мы с невестой ночью диспуты веде-е-м-м! Ну, что другое если? Мы стесняемся при ём!
   Надо сказать, что Матросская сцепилась с Тельняшенкой именно в этом вагоне. И вырвать ее из цепких лап матроса было очень сложно. Но, как говорится:
  
   - Сложно - это не значит, что вообще нельзя.
   Умолять - бесполезно! Но случайно поэт нашел выход из этого безвыходного положения:
   - Он спел вот эту жалостливую песню про то, что ему никто не дает. - Не в том смысле, что она не дает, а в том, что кто-то им все время мешает своим невидимым присутствием.
   А ведь именно с Этим, Невидимым врагом всех влюбленных и вела борьбу Алек Матросская!
  
   Вся в сене, отбиваясь от вцепившегося ей зубами в ногу матроса, она все-таки смогла выброситься из вагона, как летчик из подбитого горящего самолета.
   Выброситься прямо к ногам играющего на гитаре Таганского.
   Он как раз начал новую песню про Мама Дзедуна:
   - Мама Дзедун - большой шалун! Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать.
   Никто собственно не знал, кто это такой. Но Матросская поняла:
   - Поэт получил эту информацию там, - она взглянула на клонящееся к закату солнце. И это еще более порадовало ее, так как еще более свидетельствовало об истинной ценности найденной поэтом интонации.
  
   Интонации мужчины, не могущего трахнуться с женщиной, так как кто-то Третий постоянно им мешает.
   И она процитировала сама себе стихи Пушкина:
   - Мне кажется, он сам Третей сидит здесь с нами за столом.
   - Я тебя вылечу, - сказала Матросская.
   - Хорошо, - просто ответил поэт, - проси за это, что хошь.
   - У тебя есть стакан?
   - Стакан найти можно. Было бы, что пить. - Таганский.
   - Воду любишь?
   - Лучше вина.
  
   - Принципиальной разницы нет, - ответила дама, подползая ближе, как Медуза Горгона, - лишь бы не было проблем с реализацией. В том смысле, что лишь бы не пришлось бегать по всей деревне в поисках того, что в этот стакан можно налить.
   - Воды, между прочим, достать всего трудней, - сказал Таганский.
   - Ты думаешь, здесь нет колодцев?
   - Не знаю. Может и есть, но вряд ли ее можно пить. Лучше уж выпить чистого спирту.
  
   Далее, они находят за дверью вагона ящик Мадеры, которую здесь спрятал Амон Ра.
  
  
  
  
  
   Те же и Тельняшенко
  
   - Разрешите? - спросил матрос, появляясь в проеме вагона.
   - Без бутылки, тем более третьих лишних не принимаем, - ответил Таганский.
   - В принципе это не я третий, а ты второй, - логично ответил матрос.
   - Это было там, в вагоне, - опять ответил поэт, - здесь уже все по-новому считается. Или впустить его? Как вы считаете? - обратился гитарист к даме.
   - Без стакана воды никого не впускать, - ответила Матросская.
   - Без бутылки впустить не могу, - перевел поэт слова прекрасной дамы.
   - Где я здесь возьму? - спросил Тельняшенко. И добавил: - Здесь только сено.
   - А ты поищи, поищи, - сказал Таганский. - Впрочем, - добавил он, - не хочешь - не надо.
  
   - Фантастика! - произнес Дыбенко. - Найти здесь стакан воды, а тем более бутылку водки, а еще тем более, вина, это все равно, что предложить мне поехать за этой бутылкой во Францию. Я бы даже сказал, что это все равно, что вы предлагаете мне совершить для вас:
  
   - Мировую Революцию.
   - Да, ты правильно понял, - сказала Матросская, - ради стакана воды, надо перевернуть мир!
   - Тогда я выхожу, - сказал Тельняшенко, и стал спускать ноги из вагона.
   - Нет, нет, нет. - Она.
   - Да, - сказал поэт, ибо увидел в левой руке матроса бомбу.
   - Испугались-ь! - радостно воскликнул матрос, и спрыгнул вниз.
   - Что это у вас в руке? - спросил Матросская.
   - Вино, кажется, французское. - Тельняшенко.
  
   Таганский подошел к вагону, нащупал за правой стеной ящик с бутылками.
   - Кто-то, значится, спрятал здесь ящик Мадеры, - сказал он.
   - Сколько всего стаканов будет в этом ящике? - спросила девушка.
   - Думаю, они по ноль семь, - сказал Таганский. - Надо считать.
   - Надо просто умножить двенадцать на три, - сказал Тельняшеко.
   - А остаток? - поэт.
   - Остаток достанется победителю. - Матросская.
   - Значится так, - сказал поэт, - пока один ходит вокруг вагона, другой пусть пьет эту воду чистого секса.
   - А потом? - Тельняшенко.
  
   - А потом наоборот, - поэт.
   - Теория стакана воды работает не так, - сказала Матросская.
   - А как? - Таганский.
   - Не надо ничего стесняться, - сказала она.
   - Хорошо, - сказал Тельняшенко, - но я не понимаю, что будет делать второй, пока первый пьет эту драгоценную воду.
   - Тут существует три варианта, - сказала девушка. - Первый - смотреть, второй - отвернуться, третий - тоже принять участие. И давайте рассматривать их, как три ступени превращения робота - тебя, Тельняшенко - в нормального человека.
   - В Хомо, так сказать, Сапиенса, - поддакнул Матросской поэт. Он уже давно готов был согласиться с ней во всем. Тем более сегодня, когда она имела вид уборщицы в пивной. Что-то такое среднее между мясом, которое прячет медведь, чтобы оно было:
  
   - Помягше, - и изголодавшейся по сексу проституткой.
   - Хорошо, - сказал Тельняшенко, - давайте потянем на спичках, кто будет первый.
   - Прошу прощенья, - влез между ним и Матросской поэт, - ты уже был.
   - Пусть побудет еще, если способен, - сказала Матросская.
   - А я? - Таганский.
   - Ну, он же с Земли, - улыбнулась Матросская, - и, значит, никогда не пил воду стаканами.
   - Между прочим, я бы тоже выпил. - Поэт.
   И он опять заиграл:
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка-а-а.
   Но смотрит на меня с Земли сохглядатай-й-й.
   Сохглядатай, да не простой, а:
   - Невидимка-а-а.
  
   Слова Владимира Высоцкого - здесь и в других места эта песня
  
   Однако надежды не сбылись. Они выпили очень много воды, разбавленной спиртом и настоянной на неизвестных травах. Впрочем, мне неизвестен точно рецепт приготовления Мадеры. Как, впрочем, и Льву Испанскому был неизвестен точный рецепт Революции. Но ему повезло. Именно он нашел Ретранслятор, потерянный Швейцаром. Где? Да, здесь же, в этом вагоне! Но сколько ни искали его по очереди Тельняшенко и Таганский - не нашли. Да собственно, особенно и времени-то на это у них не было. Ибо Матросская была неутолима. Точнее:
  
   - Она неутомима, а вот жажда секса в ней была именно:
   - Неутолима.
   Пришел Испанский, и Таганский смог только спросить его, когда парень заглянул в вагон:
  
   - Куда? - И добавил: - Если вы хотите занять очередь, то не сегодня.
   - Ты же все равно устал Таганский, - сказал Испанский, - зачем препятствуешь?
   - Э-э...
   - Впрочем, я не за этим.
   И не успел певец отложить гитару, которую для смеха держал в руке, как Испанский заглянул в вагон, вытащил ящик с остававшимися еще в нем шестью бутылками, просмотрел их все на свет, и одну взял себе, не удержавшись при взгляде на нее и воскликнув:
   - Это Оно!
  
   Оказалось, что Швейцарец нашел-таки свою заветную шкатулку с Ретранслятором, но... но, увы, Его самого в шкатулке не было.
   Таганский только успел сказать:
   - Постой, постой, - а Лев Испанский уже убежал, прихватил с собой эту бутылку Мадеры, в которую был перепрятан Ретранслятор.
   Далее, драка между группировками Лаки Сто, Атаманом Майно и Швейцарца с Испанцем.
  
  
   Сцена 4
  
   Амон Ра с Ником Бальским завязали драку с группой Лаки Сто. Дело в том, что эти ребята Серый, Напильник, Макс Черный, Беркут, Усов, Сенной-Граблин перепили Мадеры, которой их угостил Амон Ра, и признались, что взяли в заложники Швейцарца и Библиотекаршу.
   - Зачем? - упрямо не мог понять Ник Бальский.
   - Ми... - начал Серый, но Хог - Напильник его бесцеремонно перебил:
   - У него наш Ретро.
   - Что? - не понял Амон Ра, заглядывая одним глазом в последнюю пустую бутылку Мадеры.
   - Забрал все себе и не хочет отдавать, - сказал, мотая пьяной башкой Хог - Напильник.
   - Ми... - опять начал Серый, но теперь его перебил Беркут, хотя не был Таукитянином, а родился здесь, как он сам сказал:
  
   - Как все порядочные люди.
   - Спьяну чего не скажешь, - предупредил пояснением неоднозначное поведение Беркута Макс Черный. - Он имел в виду, что порядочные люди - это в первую очередь Таукиты, все Таукиты, но в них немножко входят и Земляне. Так, просто в виде небольшого исключения.
   - Вы - ослы, - сказал Ник Бальский, и добавил: - Хотя и Таукитянские.
   - И знаете почему? - продолжил за него Амон Ра. - Никто, кроме Швейцарца не может войти в контакт с Ретранслятором.
   - Ми... - опять сказал Серый, но Хог - Напильник его опять опередил:
   - Ми сможет, - выдохнул он отчаянно.
   - Я не понимаю, как?! - воскликнул Ник Бальский.
   - Ми... - опять попытался высказаться Серий, но Хог - Напильник, Ся по Земному, опять сказал сам:
  
   - Он посадит его на цепь, будет кормить, и за это получать от Швейцарца всю нужную нам информацию.
   - Ты действительно хочешь это сделать? - спросил Амон Ра у Серого.
   - Ми... - опять хотел начать Серый, а Хог уже хотел опять его перебить, как Си, Серый, замотал пьяной башкой, и начал по-другому:
   - М-М-М... - И Хог - Напильник растерялся, сразу не смог придумать, как вылезти вперед. Поэтому Си рассказал всю правду. А именно:
  
   - Я построю ему дворец, где он будет вещать, как оракул. И назову его... М-М-М... - Серый замялся. А точнее:
   - Замымкался.
   - Молодец? - решил помочь Серому Ник Бальский.
   - Нэт.
   - Молодость? - спросил Амон Ра.
   - Зачем спрашиваешь, дорогой? - сказал Серый. - Сам знаешь, как правильно.
  
   - Нет, не знаю, - ответил Ра. - Мне всегда почти надо хоть немного подумать, прежде чем я ясно увижу будущее. Так-то.
   - Вот те на! - воскликнул Серый. - Тогда, пожалуй, ты мне не подойдешь. И знаешь почему? - И добавил: - Я и тебя бы тоже посадил на цепь. А так как я ждать долго не люблю... в общем, ты бы долго не протянул.
   - Да... - протянул Ник Бальский, - уж лучше бы ты молчал, Си - Серый. - Ник встал и провел Дэмет - единственный удар, который он любил, так как только его и мог исполнять со стопроцентным результатом. Сначала он попросил Си - Серого встать.
   - Встать! - заорал он. И Си с трудом, как вол, все-таки поднялся. Сенной-Граблин и Усов схватили Серого за штаны с лампасами и попросили опять присесть.
   - Отстаньте, ребята, я его не боюсь, - сказал Серый. Сказал и тут же получил Дэмет. Си - Серый рухнул, как срубленное одним ударом дерево. А так как срубить дерево одним ударом ни у кого не получается, то Си был для Ника просто травой, камышом. И камыш долго не шатался, а упал в нескольких метрах от основного сборища. Упал, как мертвый. Такого удара, он не ожидал. Да и никто не ожидал. Ибо. Ибо:
  
   - Удары ногами были запрещены еще на Тау Ките. - В том смысле, что перед самым полетом луди получили по этому поводу специальные, написанные на бересте, и на глине таблички-шифровки. Чтобы легче было вспомнить на Земле, о чем идет речь.
  
   Все начали кричать на Ника Бальского, что он нарушил все человеческие принципы, и решили капитально избить его и Ра. О Швейцарце и Библиотекарше - Ня, которых Лаки Сто захватил в заложники, они как будто забыли.
   Ребята уже прижали Ника и Ра к одному из вагонов, когда из-под этого вагона неожиданно вылез Киевский, и поднял над головой бутылку Мадеры, как Талисман спасения от всех бед.
  
   Далее, они сажают группу Лаки Сто в Киевсский вагон, который был так назван пока что потому, что:
   - Из-под него вылез Киевский и перевернул сражение в пользу Ника Бальского и Амона Ра.
  
   - Ми не будем сдаваться, - сказал Серый, когда Киевский поднял над головой бутылку Мадеры. И объяснил, что в ней находится Ретранслятор, Подарок Созвездия Тау Кита Земле для революционного скачка, чтобы иметь возможность дальнейшей эволюции уже в виде лудэй, а не просто обычных обезьян.
   Но Хог - Напильник опять перебил его:
   - Мы сдаемся, - сказал он.
   - Зачем ты это делаешь от своего имени, Хог - Напильник? - спросил Серый.
   - А от чьего я должен это делать? - спросил Хог.
   - Ну, если не от моего, так надо было спросить всех, всего Лаки Сто. - Серый. Хог замешкался. Ни он, ни остальной Лаки Сто не ожидали от Серого такого рационального мышления.
  
   - Может он этого? - спросил Ник Бальский, - уже принял немного? - И кивнул на бутыль Мадеры, которую держал в руке, как бомбу Киевский.
   - Ты его нигде не оставлял? - спросил Ник.
   - Кого его? - не понял Киевский.
   - Ретро. - Бальский.
   - Нет. - Киевский.
  
   - Может, ты забыл, оставлял его где-то, пока, например, ходил в туалет.
   - В туалет? - не понял Киевский, - а что это такое?
   - Ты что, ни разу не ходил?! - ужаснулся Ник Бальский.
   Услышав это вся группировка Лаки Сто шарахнулась назад. Почему? Потому что Макс Черный озвучил вывод, следующий из показаний Киевского:
   - У этого... точнее, этому человеку, - он указал на Киевского с бутылкой Мадеры в руке, - моча действительно могла ударить в голову.
  
   Начались переговоры. Была принята резолюция об освобождении Швейцарца и Библиотекарши. Это, во-первых. Во-вторых, было предложено наказать Напильника, за превышение полномочий, попытку развить культ своей личности. И дали, правда всего шесть месяцев Омерты, молчания. Зная привычку Напильника не держать свое слово, уже выпущенный Швейцарец предложил зашить ему рот.
  
   - А как он будет есть свой любимый бэкон? - спросил Усов.
   - Через жопу! - рявкнула обиженная Ня - Библио.
   - Но как? - все еще не мог понять друг Усоаа Сенной-Граблин.
   - Я думаю, разработку специального приспособления для этого надо поручить Максу Черному, - сказал Ник Бальский, желая внести раскол в ряды Лаки Сто.
   Не подумав хорошенько Макс Черный согласился.
  
   Но надо сказать, что он заметил приближающуюся группу Атамана Майно. Генерала Кошки, Иркутского и самого Майно. Только Таганского с ними не было. И в принципе на сегодняшний день не ошибся, ибо эти ребята опять начали закончившуюся было драку с группой Лаки Сто.
  
   Атаман Майно без разговоров ударил сначала:
   - Сявку, - как он назвал Напильника, а потом и Серого.
   Ник Бальский всплеснул руками:
   - Мы только вроде договорились мирным путем уступить власть.
   Но Майно было уже не остановить. Ему передали, что Швейцарец захвачен Серым и Напильником и более того:
   - Ретранслятор уничтожен.
  
  
  
   Действие третье
  
  
   Большие шикарные комнаты - Сцена 1
  
   Я сижу на диване в одних спортивных трусах до колен, играю и пою:
  
   - Сижу ли, пишу ли я, пью кофе или чай,
   Приходит ли знакомая блондинка,
   - Я чувствую, что на меня глядит соглядатай,
   Но только не простой - а Невидимка.
  
   По большой комнате, устланной однотонным фиолетовым ковром, прошла Ко - леди Матросская. Она была на каблуках и с полотенцем на голове, завязанном в виде Египетской Пирамиды. Больше ничего на ней не было.
  
   Я подумал:
   - Неужели она всю ночь была со мной?! - Да не может быть! Надо спросить, с кем она здесь трахалась.
   - Подожди, ты это... с кем здесь была?
   Матросская остановилась перед дверью, точнее, двери здесь не было, просто она прошла поворот, и вернулась на зов.
   - Неужели ты ничего не помнишь?
  
   - Я? Абсолютно. В том смысле, что ночью я тебя не видел.
   - Хорошо, - ответила она, - давай разберемся.
   - Конечно, давай! Более того, я могу эти доказательства привести сам.
   - Как это?
   - Вот что ты скажешь, мы сделаем опять. Хочешь?
   - Как это? - она не подходила ближе, а так и стояла где-то далеко метрах в пяти.
  
   - Ну, не опять и снова, а как будто в первый раз.
   - А! Давай.
   - Нет, ты скажи сначала, что было, а то может мне не понравится.
   - Понравится.
   - Это только слова.
   - Хорошо, но только после завтрака, - сказала она.
   Я обшарил глазами стол, пытаясь отыскать будильник. Его не было.
   - Мне кажется, пора уже обедать.
  
   - Нет, пока будет только ланч.
   - Ланч? Это прелестно! Где же мы находимся? В гостях? У кого?
   - У тебя. - Она.
   - Хорошо бы. Но это вряд ли. И знаешь почему? За окном я вижу дубы, а не березы и елки. Откуда у меня дубы? - спросил я.
   - Иди посмотри. Сделай пробежку, а я пока приготовлю яичницу с ветчиной.
   - Спасибо, но это явно не мой завтрак. Ты точно меня с кем-то спутала. Кстати:
  
   - Где я тебя снял? В Славянском базаре? Нет, нет, конечно в Метрополе. - И спел кстати:
   - Ох, где был я вчера, не найду днем с огнем, только помню, что стены с обоями. Помню... Помню... Как тебя звать, кстати?
   - Если ты не помнишь таких вещей, то, похоже, ничего не помнишь.
   - Прости, последний вопрос:
  
   - Ты хоть та, о ком я думаю?
   - Если ты думаешь обо мне - та.
   - Хорошо, я пойду сделаю пробежку между дубов. Может быть я тебя вспомню. Нет, не в том смысле, что я не знаю, кто ты, а в том, что это действительно ты, что мы вместе провели этой ночью оргию.
   - Оргию? - Матросская.
  
   - Если нет, значит ты что-то путаешь.
   - Я-то как раз никогда ничего не путаю.
   - Но ты хоть леди Матросская?
   - А что, не похожа?
   - Похожа, но просто мне никогда не везет. И обычно я срываюсь с места будто тронутый я. И знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому что даже моя невеста мной не тронутая.
   - В том смысле, что ты никогда не можешь трахнуть того, кто тебе нравится? - Ко - Матросская.
   - Именно.
   - Значит я тебе очень нравлюсь?
   - Конечно.
  
   - А ты не думаешь, что вчера я нашла способ провести тебя через эту блокировку?
   - Что именно я должен помнить7
   - Ты помнишь, как мы пили воду стаканами?
   - Нет.
   - Хотя бы один стакан воды ты помнишь? Ну скажи, что помнишь?
   - Прости, но я не пью воду.
   - Так всё - уходи.
   - Куда?
   - Займись дубами.
   - А ты останешься здесь? Одна? Голая?
  
   - Если бы ты был внимательней, заметил бы, что на мне туфли.
   - Я это вижу, и даже более того, вижу тюрбан на твоей голове. И вот именно поэтому не могу оставить тебя одну. А вдруг кто-нибудь придет, пока я буду находиться среди дубов? Ты об этом не подумала? Я не буду говорить, что ты только об этом и думала, так как здесь больше никого и нет, кроме нас.
   - Нет, а ты скажи, откуда у тебя эта информация? Может я поставила в приемной сразу двенадцать стаканов воды? А? Как это делала София-Фике-Августа.
  
   - Так, так, так, что-то я начинаю вспоминать. Мэй би, я этот... как его? ..
   - Кто? Ник Бальский?
   - Точно!
   - Нет.
   - Почему? Его кончили, что ли?
   - Нет пока, сидит, но скорее всего придется.
   - Я бы не рекомендовал.
   - А кто ты такой, чтобы рекомендовать, или нет? - спросила Маьтросская. - Лаки Сто, что ли?
   - Естественно. Кто же еще?
   - Ну вот, а говоришь, что не помнишь.
   Меня прошиб холодный пот.
  
   - Постой, постой, какой еще Лаки Сто, я этот... как его?..
   - Таганский, - напомнила девушка.
   - Точно! Ты меня довела, что я и сам чуть не забыл. Надо же! Сама помнишь:
   - Мне б засосать стакан! И в Ватикан!
   Я взял гитару и продолжил:
   - Я буду мил и смел с миллиардерша-а-ми!
   Лишь только дайте волю, жеребцу-у-у. - Нет по-другому как-то.
  
   Представляешь, я с тобой всё позабыл. Подожди, сейчас попробую еще раз:
   - Когой-то выбирают римским папою-ю,
   Когой-то запирают на Малой Даче-е.
   - Опять не то? - спросила Коллонтай.
   - Да. Что-то не получается. Я не Таганский.
   Попробуй еще раз. - Ко.
   Ладно:
  
   - Когда бы ты знала, жизнь мою губя-я,
   Что я бы мог выйти в папы римские-е,
   А в мамы взять бы только... только тебя, естествен-н-о!
   Я бросил гитару и сказал, что я не Таганский.
   - Хотя петь очень хочется.
   - Хочется? - спросила Ко, и добавила: - Так давай, я всегда готова.
   - Нет, я хочу петь.
   - Тогда давай, вон, иди в дубы.
  
   - Окей, окей, - и начал одеваться. - У меня есть Адидас?
   - Кроссовки?
   - Нет, костюм. Я без Адидаса не побегу. И знаешь почему? Не смогу. Просто не смогу и всё.
   - У тебя только кроссовки.
   - Хорошо, я побегу в кроссовках, но безо всего.
   - Давай. На тебя это похоже.
   - На кого именно, кстати? Я так, между прочим, и не понял, кто я. Если считать, конечно, что я не Таганский.
   - Да Таганский, Таганский, успокойся.
   - Тогда я пошел.
   - Ты на самом деле хочешь вот так прямо и идти?
   - А как? Ты тоже ходишь в туфлях, шляпе из полотенца, но в остальном-то абсолютно голая.
   - Я дома.
  
   - А я где? А! Понял, понял! Вот, значит, где был я вчера. Помню стены все были с обоими, помню Надька была. И целовался я на кухне с вами обо-о-ими-и. Ох, где был я вчера...
   - Ну, хватит, давай на прогулку.
   - Если я не Таганский, то и не собака, чтобы меня вот так гнать в шею на улицу.
   - Ты прав, без костюма тебе нельзя. И знаешь почему? Там комары. Дома их нет, а там полно.
   - Ко-ма-ры? А кто это такие?
   - Ты не знаешь?
   - Естественно. У нас на Тау Ките комаров не было.
  
   - Послушайте, Лаки-Сто - Таганский, пора бы позабыть об этом.
   - Почему?
   - Если ты каждый раз, как присказку, будешь повторять о своей исключительности - никогда не адаптируешься.
   - И что тогда будет?
   - Что? А ты не знаешь?
   - Нет, откуда?
   - Нет, честно, ты как будто вчера родился! Или ты, действительно, ничего не помнишь?
   - Я всё помню, но этого просто не знаю, вот и всё. Что тут удивительного?
   - Я тебе потом расскажу.
  
   - Где-то я уже это слышал. Более того, я теперь уже не смогу спокойно бегать не только потому, что у меня нет Адидаса, но и постоянно буду вспоминать о секрете, который ты не раскрыла.
   - Хорошо, я тебе расскажу, но обещай, что не упадешь после этого в обморок.
   - Обещаю, конечно.
   - Мясо, - сказала Ко.
   - Мясо. А при чем здесь мясо? Я люблю осетрину. Как все.
   Далее, она объясняет ему, что мясо будет портиться, человек будет болеть, и умрет, если не адаптируется. И находит ему спортивный костюм. Какой?
  
   За окном замелькали какие-то фигуры. Я спросил, надевая костюм фирмы Монтана:
   - Это кто?
   - Не знаю, кто их пустил, - ответила Ко - Матросская, - я не велела.
   - Ты плохо исполняешь свои обязанности.
   - Да? Не надо было ставить своего охранника. Зачем блат-то здесь разводить?
   - Да? А кто это? Я че-то не помню. А! Сейчас я логически разберусь. Ни по эту, ни по ту... Впрочем, на этот метод мало надежды. У нас есть экстрасенс?
   - Штатный? Нет.
   - Все, как обычно: самого необходимого и обязательно нет.
   - А знаешь почему? - Матросская.
   - Нет.
  
   - Нескольких колдунов, или, как ты их называешь, экстрасенсов, расстреляли.
   - За то, что неправильно предсказали? Ну, правильно. А то потом опять спросишь, а он опять обманет. Дезинформаторы. И что, больше никого нет?
   - Есть один, но он стоит на воротах. - Матросская.
   - Охранник?! - изумился я.
   - Да, опять охранник, - сказала Матросская.
   - Ну, теперь-то я точно знаю, кто это. Тельняшенко?
   - Нет.
   - А кто?
   - Ты его не знаешь.
  
   - Если я его не знаю, как я мог его поставить на ворота?
   - Он смог предсказать одну важную для тебя вещь.
   - Да? И он согласился.
   - Да.
   - Да-а. Кстати, как его фамилиё? Я что-то забыл.
   - Забыла.
   - Врешь! Значит, точно Тельняшенко. Кстати, где он тогда?
   - Он... Зачем ты спрашиваешь меня о нем?
   - Хорошо, не буду. Ну, я побежал?
   - Давай.
   - Кстати, - повернулся я уже в дверях, - ты позвони, а если нет телефона, сходи, и передай этому Харчику, что я жду его в беседке под большим дубом. Через... да, лучше через полчаса. Или нет, давай через тридцать пять минут.
   - А... Нет, хорошо, я сделаю, всё, что ты скажешь.
  
  
   У Харчика в будке у ворот - Сцена 2
  
   Я конечно, не стал следовать объявленному Ко плану. И побежал сразу к домику у ворот. В другой стороне толпа человек из пяти удивленно пялилась мне в спину. Кто такие? Надо было спросить у Ко - Матросской. Я думал, у нас отдельная жилплощадь. А здесь шастают какие-то мыши.
  
   - А! - сразу воскликнул рыжий охранник в будке. - Я как раз хотел просить тебя взять на работу одну девушку.
   - Привет.
   - Привет, привет, передаю тебе сразу два привета.
   - Кстати, - сказал я, - я чё-то тебя не помню. Странно, не правда ли?
   - Ерунда, так со всеми бывает. Ты ведь с Тау Кита? Да, я и сам знаю, что ты с Тау.
  
   - Подожди, подожди, зачем ты мне напоминаешь про этого Кита? Вот только что Матросская мне сказала, что это не рекомендуется делать. И знаешь почему?
   - Почему? Впрочем, я знаю. Она сказала тебе, что мясо будет портиться? Да, я знаю, что она тебе так сказала. Кстати, неужели ты меня не помнишь?
   - А должен?
   - Ну, если ты не был пьяным при прилете сюда с Тау Кита. Я первым приветствовал Швецара, когда он залез на паровоз, и толкал первую свою речь.
   - Интересно. Неужели это был не я? Кстати:
  
   - Кто такой Швейцар?
   Харчик, придвинул поближе к себе кресло на пружинах и присел.
   - Кстати, ты можешь садиться.
   - Куда?
   - Черный диван. Не бойся, я на нем только сплю. Так что нигде не промят. Вообще он очень прочный. Реквизирован у Ники Бальского. Кала-кала-калакольчик, калакольчик не серчай, Кала-кака-калакольчик, мы придем, а ты встречай! Помнишь, у него за дверью была колокольчик? Однозвучно звенит колокольчик, и...
  
   Автор оригинального текста первой песни Виктор Боков, второй - слова И. Макаров - здесь и далее в этом произведении
  
   - Ты любишь старые песни?
   - Грешным делом. - Хар.
   - Дай гитару, я сам спою. Гитара-то, надеюсь, у тебя есть для меня?
   - Есть, вон висит на стене.
   - Где, я не вижу.
   Гитары не было.
   - Может сменщик взял домой поиграть7 - спросил я.
   - Не, запрещено. Тем более, другого охранника здесь нет. Кроме меня никого. Был один, но его перевели вместо меня к Швейцарцу.
   - Кстати, о Швейцарце. У него тоже такая большая дача, как у меня? Сколько здесь? Шесть соток?
  
   Харчик удивленно взглянул на меня.
   - Ты чё, и таблицу умножения забыл?!
   - Не думаю.
   - Не-е по-о-омни-шь! - Он погрозил мне пальцем. - Ну, хорошо, сейчас я тебя проверю. Только чай заварю. Ты какой любишь? Черный, зеленый? Китайский, английский? Или с Цейлона?
   - А вот я тебя самого поймал. Ты сам ничего не помнишь. Ибо если бы помнил, знал бы, какой чай я больше всего люблю.
   - Прости, но я имел в виду, в это время суток и в этой стране, - Харчик улыбнулся спиной. Точнее, я понял, что и со спины вижу, как он улыбается.
   - Улыбаешься?
  
   - Научился?
   - Чему?
   - Видеть по Земному, со спины. Смотришь на затылок, и обходишь противника. Обходишь и смотришь ему в лицо. А ведь вы в это время находитесь фактически с обратной стороны Луны.
   - Хорошо, я поверю, что мы знакомы не просто шапочно, а наоборот, близко, если ты скажешь, какой чай я люблю.
   - Скажу. Но сначала отвечу на твой первый вопрос.
   - А именно?
   - А именно, ты думаешь, и думаешь:
   - Какова величина твой дачи. Отвечаю: как у Джека Лондона.
   - Это сколько?
   - Здесь можно долго гулять и даже не понять, что находишься в клетке.
   - Как в лесу?
  
   - Как в лесу. Точнее, как в большом парке.
   - Ну-у, здесь так, как мне обычно нравится?
   - В смысле реки? Есть, внизу, надо спуститься с горки.
   - С Швейцарской?
   - Что?
   - С швейцарской горки? Он, я же помню, жил в Горке.
   - В Горках.
   - А! Помню, их было много! Но меня больше интересует, есть ли здесь теплица?
   - Зимняя, персиковая7 Есть.
  
   - Надо же! Всё, как я люблю. А теперь про чай. Плииз.
   - Давай сначала сделаем по три больших глотка. - Хар.
   - У тебя есть?
   - У тебя есть, - сказал Харчик, - ты любишь чай с Хеннесси.
   - Так нечестно, ты не знал, а просто угадал. Ладно, тем не менее, ты выиграл.
   Я вытащил фляжку.
   - По три.
   - По три.
   - Любишь, коньяк-то?
   - Люблю, грешным делом.
   - Значит, ты говоришь, у Швейцара дача меньше?
   - Ме-е-ень-ше!
  
   - Намного?
   - Намного.
   - Значит, здесь я главный.
   - А ты сомневаешься?
   - Да.
   - Почему?
   - Поэт редко бывает главным.
   Харчик в это время полоскал рот остатками Хеннесси, и, вместо того, чтобы проглотить коньяк, выплюнул его.
   - Ты чё?
   - Не обижайся, я просто от смеха. Ибо, когда ты видел поэта у власти?
   - А Дон Кихот?
   - Так это не он был губернатором острова, а Санча.
   - Тем более.
   - Стивенсон, тоже имел свой остров.
   - Скажи еще: Наполеон!
  
   - Он тоже был поэтом? Лучше ответь на поставленный тебе в лоб вопрос:
   - Сколько гектаров у Швейцарца?
   - Я не считал. Меньше шести соток.
   - Так мало. Значит, здесь я главный. Попоем хоть без цензуры.
   - Не хочу портить тебе хорошего настроения, но главный на Земле Швейцар.
   - Но почему?! Неужели так и не нашли Кода к Ретранслятору?
   - Ты прав, Мартышка! - Харин шлепнулся на диван, и не успел я отклониться к мягкой спинке дивана, сделал саечку.
  
   - Ты что, пьяный? - сказал я, и не вставая, ударил охранника ворот в живот. Он повалился, а потом сполз на пол из дубового паркета. - К тому же паркет у тебя не натерт до блеска.
   - Я не люблю блеска, - сказал Харин через несколько минут, и с большим трудом опять залез на диван.
   - Существует матовый лак.
   - Я не использую лак, - сказал он. И добавил: - Более того, у нас это не принято.
   - Ты имеешь в виду, что тебя нельзя бить?
   - Да.
  
   - Справка есть?
   - Ну, на нет и суда нет.
   - Ты хоть в курсе, что человек не в состоянии преодолеть критику? - Хар.
   - Критику снизу, или критику сверху?
   - Вообще, для того, чтобы не критиковать других, надо, чтобы и себя критиковать было не за что.
   - Это Кант?
   - Это я.
   - Сам придумал. Хорошо, я запишу тебя в партийные теоретики.
   - В теоретики Партии?
   - А какая разница?
   - Разница есть. Критиковать Партию я бы мог, оставаясь Бес.
   - Бес?! Бесом, что ли?
   - Ну, где-то так. Если смотреть снаружи. И знаешь, что?
   - Ч... - Харчик перебил:
  
   - Ты должен ответить за свой удар.
   - Почему? Запрещено, что ли?
   - Да, теперь так не делают.
   Да?! А как? Сразу стреляют, что? Или пользуются кинжалом?
   - Нет, нет, нет. Только ДзюДо
   - ДоДзю. Нет чё-то никогда раньше не слышал. Как-то переводится?
   - Называется? Да, конечно. Мягкий Путь, - если читать правильно:
   - ДзюДо.
   - И что теперь? Ну, что делать теперь после того, как я провел тебе Таукитянский удар?
  
   - Теперь? Теперь я обучу тебя Пути Мягкости. Пожалуйста, выйди на середину.
   - Что, так далеко надо падать?
   - Нет, я тебя подстрахую.
   - Тогда зачем?
   - Ты меня разозлил, поэтому, существует такая возможность, что удар, прости:
   - Бросок, - у меня сорвется.
   - Сорвется, это как?
   - Я просто не смогу тебя удержать, и ты улетишь далеко. Может быть даже в стену.
  
   - Я так не хочу. Давай лучше выйдем.
   - Выйти? Давай выйдем. - Харчик. - И да: только один вопрос сначала.
   - Хорошо. Говори, слушаю.
   - Первое. Моя жена Анна, с которой я еще в детстве встречал Швейцарца на паровозе, может пострадать, так как будет надолго разлучена со мной.
   - Хорошо сказано. Дальше, второе.
   - Второе ты сам узнаешь. Давай заместо этого скажем еще по нескольку слов о Первом.
   - А что сегодня на Первое? Опять осетрина?
   - Дело не в том, чтобы ее съесть, а наоборот, перевести ее из Матросской Тишины сюда.
   - Но кем? Ума не приложу. Вторым охранником на ворота, или вторым теоретиком коммунизма? Нет, давай лучше я возьму ее себе поваром.
   - У тебя уже есть два. - Хар.
  
   - Два? Кто да кто?
   - А ты не знаешь?
   - Напомни, я что-то забыл.
   - Ня - Библиотекарша и Ко - Матросская.
   - Может быть, Ко и Ня?
   - Готовит Матросская, а продукты ей выдает Библио.
   - Она завсклад и товаровед? А Матросская?
   - Да, готовит, а также является горничной и ночной сиделкой.
  
   - Кем же мне взять себе твою Анну Михайловну? Значит, говоришь она тоже встречала Швейцарца на паровозе? А нельзя вставить в ее Воспоминания, что встречала она меня? В принципе, мне этого было бы достаточно.
   - Прежде чем ответить на этот вопрос, она должна спросить у своей совести:
   - Можно?
   - Пусть спросит, я не возражаю.
   - Для этого совесть должна быть чиста.
   - Да? А что для этого нужно?
   - Нужно ее успокоить.
   - Как. - Я.
  
   - Просто выписать сюда, пусть, гуляя здесь по лесу, парку, спускаясь к речке, посещая персиковую теплицу, она придет в состояние Дао. Это очень хорошее состояние, думаю, тогда она примет правильное решение.
   - Хорошо, но сначала я должен посоветоваться с Лаки Сто. Ты же знаешь, я не могу принимать решения единолично.
  
   - Да они уже давно ждут тебя у летней веранды.
   - Тогда я пойду?
   - Не думаю, сначала урок Дзюдо.
   - Я так всё понял.
   - Ты должен не умом понять, а почувствовать Дао всем телом, тело должно понять, что такое:
   - Путь Мягкости.
   - Ну, ладно, пойдем.
  
   Мы вышли. Я вдохнул воздух, и понял, что, возможно, дышу им последний раз. Хотелось отказаться. Но Харин уже надел на меня Белую куртку. Штаны я надел еще в караулке. Тем более, он сказал:
   - Так и должно быть. Ты должен чувствовать конец света.
   - Да?
   - Да, значит, ты на правильном пути. На пути к Дао. И, значится, этот бросок называется Мельница.
   - С него все начинают?
   - Не все, но это лучший Путь.
   - Хотелось бы, как ты сразу сказал:
  
   - Мягкий.
   - Дело в том, что ты мне еще и должен. Поэтому, лети, пожалуйста... - И я, видимо полетел. И знаете почему? Люди не ходят ногами вверх. Практически я вошел в Дао, как в свое время Дон Кихот Ламанчский, воюя с ветряными мельницами. Знаете, головой вниз, оказывается, долго не продержишься. И я, в конце концов, упал. Харчик был прав, в доме я прошиб бы стену. Но и здесь приземление должно быть не мягким. Потому что вслед я услышал предупреждение:
  
   - Прости, но для начала придется немного помучиться. - Хотелось спросить:
   - Но почему? Если это Путь Мягкости? - И он как будто услышал меня.
   - Жестко стелешь - мягко спать. - И я, видимо, заснул.
  
   Долго ли это состояние Дао продолжалось, коротко ли - не знаю.
   Наконец, я услышал:
   - Давай, давай просыпайся, еще один приемчик. Ну два, самое большое, и пойдешь домой. Хотя, с другой стороны, тебе еще идти на собрание на летнюю площадку. Между прочим, правильно, торопиться не надо. И знаешь почему? Дело в том, некоторые писатели позволяют себе помещать на такие летние площадки жестокие преступления. Почему? Видимо, считают их Зиккуратами Древности, где творились магические экзекуции.
  
   Он поставил меня перед собой, и сказал:
   - Постарайся запомнить, как был проведен прием. Сначала я войду в тебя задом, жопой, если утверждать просто по-простому.
   - А потом?
   - Потом, когда ты перестроишь свои мозги, я пройду дальше. Жопой, имеется в виду. Поэтому бросок, который по-твоему мнению, должен произойти через спину - произойдет через спину. По-твоему, разницы нет? Есть. Ибо в первом случае ты должен был лететь вдоль спины, а во втором поперек. Понятно? И это еще не всё. Ибо:
  
   - Уже в движении я изменю направление движения. Заметь: уже в движении изменю направление движения. Замечательно? Я бы сказал:
   - И да, и нет. - Почему? С одной стороны, так делают все, а с другой все и попадаются на это движение, несмотря на то, что знают:
   - Так и будет опять. - И... И это и есть Путь:
   - Путь, меняющийся уже в Пути.
   - Я не понял только одного:
  
   - Где мягкость?
   - Мягкость? А ты не понял? Дело в том, что в отличие от Папы и Мамы, имеется в виду Джиу Джитсу, Дзюдо можно использовать на друзьях. Дзюдо и Друзья - созвучно? Несомненно. А Джиу Джитсу самураи использовали для убийства врагов. Понятен смысл?
   - Нет, и знаете почему. У меня есть понимание, но оно мне непонятно. Ибо это:
   - Все друзья.
   - Верно! Это и есть Путь Мягкости:
  
   - Все Друзья.
   - Ну, теперь, я думаю вы запомнили, чтобы понять, как проведен прием надо во время полета.
   - Да, - сказал я, - но не успел сказать, нет. Да, но не совсем, - хотел я добавить, когда Хар натянул на себя мою куртку, но не сильно. Потом ударил по внутренней стороне ноги. И когда я начал переставлять подбитую ногу опять на место, он подбил другую. Таким образом обе мои ноги повисли вдоль плоскости Земли, и опять начали описывать полукруг. Сделать было ничего нельзя. Другая сторона Земли неотразимо тянула меня к себе. Тянула, как гипнотизер. Я не понимал даже, зачем здесь Харин. А если его нет, то он и не нужен. Отправить бы его куда-нибудь подальше.
  
   - Еще только один, пожалуй, - услышал я. - На сегодня хватит. Думаю, ты и сам уже устал. Не бойся, больше падать не придется. Это удушающий прием.
   - Прости, Дзю, я хотел сказать:
   - Друг, но я уже и так дышать больше не могу. Дай мне отработать пока эти два приема.
   - Хорошо, иди на летнюю веранду, там тебя ждут Друзья.
  
  
   Веранда в Парке - Сцена 3
  
   Я пошел через зеленое поле, ни разу не оглянувшись на машущего мне вслед Харина. Не то, что желания не было, было, я боялся, что он подумает:
   - Еще хочу, - и догонит меня.
   Страх переборол.
  
   - Хай, - сказал я мрачно ребятам в спортивных костюмах пита:
   - Самострок, - хотевших пожать мне лапу.
   Почему лапу? Всё просто. Этот Дао-Харчик сказал мне, что теперь, уже после первого урока, я буду чувствовать себя:
   - Добрым Зверем! - Да, именно со знаком восклицания, ибо я спросил:
   - Почему Зверем? - Я хочу быть Человеком. Более того:
   - Человеком Разумным.
   - Это одно и тоже, - был ответ.
  
   Я прошел сразу на сцену, взял гитару, которую зачем-то здесь поставили, и сказал:
   - Песня. - И запел, и загремел струнами:
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай. Приходит ли знакомая блондинка...
   - Может начнем сегодня без Предисловия? - ляпнул со своего места на передней скамейке какой-то Сявка. Я хотел спросить между прочим, почему одни сидят на передней скамейке, а некоторые на второй? Хотя без проблем все могли бы разместиться на одной первой. Но предпочел петь дальше.
   - Ну и вот срываюсь с места, будто тронутый Я. До сих пор моя невеста мной нетронутая-я-я. Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем. Ну, а что другое если? Мы стесняемся при Ём-м-м.
  
   - Какой еще Приём? - опять рявкнул со своего места этот Сявка. Я отложил гитару.
   - Выйди сюда.
   - Почему он? - мягко спросил Беркут.
   - А что, он первый записался? - Я.
   - Да. Да, именно, - сказал другой. - Макс Черный.
   - Чё-то эти два гуся мне не очень нравятся, - обратился я бородатому парню на второй скамейке.
   - Конечно, конечно, я выйду, - ответил он. Казалось бы: инцидент исчерпан. Не тут-то было.
   - Так нельзя делать, - опять Сявкнул тот же Рявка. Прошу прощенья: наоборот. Тот Рявка, а этот Сявка. Не буду дальше разъяснять конкретику этого утверждения: думаю поймете самостоятельно.
   - Почему? - Я.
   - И знаете почему? Сначала выступают те, кто сидит на первой скамейке.
   - Разве они не члены Лаки Сто?
   - Члены, - сказал сидящий рядом с Бородатым Баденом, золотой Сеня-Грабли.
  
   - А я вызову кого-нибудь из оппозиции, - сказал Я. - Эй, вы там, на Камчатке!
   - Да, да, мы вас слушаем! - сказал самый кудрявый. По-видимому, Испанский.
   - Мы выбираем Путь Мягкости, - сказал я. И добавил: - Секретарь есть? - добавил я.
   - Разумеется, - сказал опять тот же Сявка, и встал. - Я, - тихо с достоинством сказал он.
   - Ты вообще кто? - Я.
   Он посмотрел себе под ноги, потом по сторонам, и продолжил:
   - Хог - Напильник, твой первый друг.
  
   - Официально есть такая должность? - Я.
   - Так считают все. По умолчанию.
   - Вы тоже? - обратился я к Испанцу.
   - Конечно нет! - Испанец.
   - А вы? - спросил я, - Бородатый Баден?
   Он и Золотой Сеня-Грабли переглянулись. Они встали и гаркнули:
   - Мы за!
   Сявка медленно развернулся. Ребята сели.
   - Суду всё ясно, - сказал я. - Секретарь для ведения дела есть? Или ты, Испанист, сам будешь записывать? Писать-то умеешь? Профессор кислых щей. Ха-ха, шучу.
  
   - Ай, - сказал Испанец, как будто припоминая дальнейшие слова, - доунт андэстэнд ю.
   - Рипит ит. В том смысле, - добавил я, - что поясните, пожалуйста вашу позицию.
   - Во-первых, - ответил Испанец, - Рипит означает не пояснение, а Повторение.
   - А разве это не одно и тоже? - сказал я, чем заслужил долгие продолжительные аплодисменты. Хлопал парень, сидевший рядом с Испанским. Не совсем рядом, а так - через интервал. При желании их можно было разделить, как абзацы, а при другом желании считать одной страницей.
   - Я здеся самый сладкий.
  
   - А, Сладкий! Прекрасно, будешь вести регламент.
   - Я не в курсе постоянных интересов вашего учреждения.
   - Вашего? Прошу, мой милый, перейти на ты. Нет, нет, - сказал я, видя, что Сладкий чё-то затрепыхался, - я прекрасно помню, что вы личный почти друг Швейцара.
   - Я... - Сладкий опять встал.
   - Не я, а Я сказал:
  
   - Будешь всё записывать!
   - Записывать я согласен, а регламент вести это совсем другое, - сказал Сладкий.
   - Вот это и запиши первой строкой.
   - Что именно? - Сладкий.
   - Подожди, щас. - Я опять подошел к стене, взял гитару, прислоненную к ней, грянул струнами, и запел:
  
   - Во-первых строках письма шлю тебе привет. Вот вернешься ты домой занятой нарядный, не заглянешь и домой - сразу в сельсовет...
   - Я бы предложил продолжить, - сказал Сявка, даже не вставая с места.
   - Спасибо тебе, Ся - Напильник. - Я.
   - Тут и Пашка приходил, кум твой окаянный. Еле-еле не дала, даже щас дрожу. - Я сделал струнный проигрыш. Что там дальше? - В общем так: - Перед тем, как приставать пьёт для куражу! - Я опять отнес гитару к стене. - Кстати, что у нас есть?
  
   - Выпить? - спросил Баден. А Напильник тут же обернулся к нему, сказал:
   - Т. Усов прекратите паясничать! Так как мы пьем только Киндзмараули и Хванчкару, как любит Серый. - И Ся - Напильник, улыбаясь мне, захлопал.
   - Ладно, нет так нет. И вот как раз по этому поводу первый тост. Прошу прощенья, не тост пока что, а просто ты, Сладкий сделай запись в... Как назвать-то?
   - Приказы мудрого сына планеты Тау Кита, - сказал Макс Черный до этого долго молчавший.
   - Не, не, - сказал я, - лучше бы ты и дальше молчал Макси Черный дьявол. И знаешь почему?
   - Почему? - Макс.
   - Потому что надо быть честнее. - Я.
   - Хронология событий Новой Эры, - сказал Ся - Напильник.
   - Не подходит. - Я.
   - Почему? - Ся.
  
   - Потому что не подходит. - Я.
   - Почему, почему? Объясни, пожалуйста. - Ся.
   - Гибель Помпеи! - крикнул кто-то.
   - Вот из ит? - Спросил я. - Это ты сказал, Сладкий?
   - Нет, - ответил он.
  
   Далее, кто это сказал? И название, синоним названия Гибель Помпеи:
   - Посмертные Записки Пришельцев с Тау Кита. - Так как все? они остались на территории, где не действует Подарок.
  
   Прием Дзюдо:
   Делается Передняя Подножка, но нога промахивается, но движение продолжается, и уже на татами противник доворачивается на спину.
   Другой прием:
   Задняя Подножка под одну ногу. Но сначала пробуется провести зацеп изнутри.
  
   - Ай Эм. - Это сказал парень в мохнатой бараньей шапке. Он сидел один на той же скамье, что Испанец со Сладким, но на противоположной стороне.
   - Ай Эм, - повторил я. - Нет, не помню. Тем не менее, прошу тебя пройти в Президиум.
   - Да кто он такой, чтобы его выставлять в Президиуме? - опять влез Напильник. Он встал в полный рост.
   - Как кто такой? - сказал я, и добавил, чтобы уточнить: - Ты ко мне обратился?
   - Нет, - ответил Напильник - к нему? - Не оборачиваясь Ся - Напильник показал назад сильно загнутым назад (для вранья) пальцем.
   - Ты меня не считаешь за человека? - опять решил я уточнить.
   - Считаю, конечно. - Ся - Напильник.
   - Почему тогда ты разговариваешь с этим Атаманом Майно так, как будто меня здесь нет? - Я.
   - Ты меня неправильно понял. - Ся - Напильник.
   - Я неправильно?! - Я.
  
   - На самом деле, Ся, - сказал с задней скамейки Баден, - ты что говоришь-то?
   - Возможно ты сам ничего не понял? - сказал Золотой Ворошил.
   - Ладно, я сяду, - сказал Ся - Напильник, - подожду, когда вас самих возьмут за рога и поведут в стойло. - Он повернулся назад и добавил: - А вас обоих я разоблачу на первом же Заседании Бюро.
   - Не бузи, Ся, - сказал с Камчатки Испанский.
   - Мне это записывать? - спросил Сладкий.
   - А ты не записывал, что ли? - спросил я. - Не понимаю, как ты тогда восстановишь истину.
  
   - Я думал, это находится вне основной Дискуссии.
   - Придется всё повторять, - сказал я. - Ся, давай, начни опять.
   - Я уже ничего не помню. - Ся.
   - У кого хорошая память? - спросил я. - Нет таких. Понятно.
   - Надо ввести специального человека, - сказал Атаман Майно. Оказывается, он уже сидел за столом.
  
   - Зачем? - Беркут.
   - Я тоже не понимаю. - Макс Черный.
   - Запоминать! - рявкнул Майно. - Неужели сразу нельзя это понять? - добавил он.
   Все начали выкрикивать имена своих знакомых с хорошей памятью. Потом неожиданно замолчали. Видимо, поняли, что они не дают Серому вставить свое слово.
  
   - Я... - сказал я, - предлагаю Харина. При этих словах Сявка упал с лавки.
   - Я против, - сказал он.
   - Почему? - пока что мирно спросил я.
   - Он будет называть меня Тупым и Каменной Жопой. А потом это записывать в Протоколы. - Извините, простите все, но я не могу согласиться с осуществлением этого диктата в письменном виде.
  
   Далее, Запоминателем назначают Анну Лар.
  
  
   Те же и Ник Бальский, Киевский, Амон Ра
  
   - Прошу не начинать! - услышали все голос в листве. А потом и увидели его. Из чащи выбежал, высокий запыхавшийся зверь в голубом костюме с золотыми пуговицами, похожий на Сен-Жермена. - Повторяю, - повторил он, тяжело дыша, - спасите нашу делегацию.
   - Их, что, убивают, говорю, прямо на дому? - спросил я.
   - С одной стороны да, с другой нет, - сказал мужичина. - Я добавлю, а именно:
  
   - Убивают - это да, но не на дому, как вы изволили традиционно выразиться, а прямо здеся, в чаще.
   - Кто? - спросил Испанский.
  
   Я поискал глазами стул. Но у столика с графином был только один стул, а он был уже занят Майно.
   Пришлось присесть на край стола.
   - Ты куришь? - спросил я Атамана Майно.
   - Только английские. - Атаман.
   - Даже махорки нет? - Я.
   - Нет, серьезно, - сказал Майно. - Шучу, - усмехнулся он, - есть, конечно. - Он похлопал себя по карманам. - Вот возьми одна затерялась, из Англии от Королевы.
  
   - А там Королева? - спросил я, и понюхал длинную толстую сигару. - Может мне разрезать ее на пять частей?
   - А так нельзя? - Атаман.
   - Боюсь понравится, всю прикончу. - Я.
   - Так пей, конечно. - Майно.
   - Боюсь я ей проиграю, она прикончит меня. - Я засунул сигару туда, где она уместилась: за свое большое ухо. - Давайте послушаем, что говорит этот длинноногий, - кивнул я на сцену. Имеется в виду:
   - На сцену перед сценой.
  
   - У нас здесь нет зверей, а тем более нет тигров, - сказал Беркут. И добавил: - Я бы знал.
   - Я бы тоже, - сказал Макс Черный.
   - Посмотрите сами, - развел руки в стороны Сен-Жермен.
   И действительно, на поляну перед открытой летней эстрадой, где засели члены Лаки Сто и другие, практически примкнувшие к ним группировки, вывалился из леса человек. И это был не кто иной, как сам еще живой Ник Бальский.
  
   - Вы думаете он его убьет? - спросил Атаман.
   - Не думаю. - Я.
   - Хотите пари? - Майно.
   - На сколько? - Я.
   - Вы отдадите мне этого Сен-Жермена.
   - Как я могу его отдать? Он не моя собственность. Тем более, я думаю, вся собственность уже запрещена здесь.
   - У всякого правила есть исключение. - Атаман. - Например, - добавил он, - можно его арестовать, а потом выпустить мне на поруки.
   - Ах так! Ладно. - Я. - А ты мне что? Я ведь тоже, думаю, имею шанс выиграть.
  
   - У меня есть для тебя отличная Краля. - Атаман Майно.
   - Не надо.
   - Почему?
   - У меня пока есть две. Больше не надо.
   - Ты Матросскую тоже имеешь в виду?
   - Конечно.
   - Я ее увез в Гуляй Поле.
   - Что ей там делать?
   - Детей будет рожать.
  
   - Я не понял, ты на самом деле ее выкрал. Я ее только что видел!
   - Вот как раз перед тем, как прийти сюда, я ее и оприходовал. Сначала взял просто так, в виде заложницы, а когда поближе рассмотрел, понял:
   - Это именно то, о чем мы так должно мечтали.
   - Мы? Ты уже считаешь себя Ником Бальским? Мы! - скажет же.
   - Пожалуйста, не говори со мной так, как будто меня здесь нет.
   - Ладно, я не буду спорить. В случае моей победы отдашь мне ее опять. - Я.
   - Согласен, - сказал Атаман и прямо со сцены бросил Нику Бальскому маузер. Коля протянул руку, длинную, длинную руку в направлении летящего, как будто с того света, а точнее с Тау Кита большого маузера. И даже сам приподнялся от Земли навстречу ему. Приподнялся, даже полетел.
   - Летит, - сказал Я.
  
   - Да, - сказал Атаман Майно.
   Но вопреки предположению, что Ники Баль разобьется, он просто упал на сцену к моим ногам.
   - Я победил, - сказал я.
   - Надо еще проверить, - сказал Атаман Майно, - может он умер? Нет. Тогда я сам добью его и вытащил из дубовой кобуры второй маузер.
   - Ты разве не слышал, что я сказал?
   - Что? - Майно отвлекся от лежащего на сцене Ники Бальского.
   - Мягкий Путь. Помнишь?
  
   - Прости, но я думаю, это просто слова. - Майно.
   - Давай проверим, - сказал я и просунул руку между ног этого боевика Майно. - Куда дальше? - Действительно, я забыл за что мне держаться этой рукой, а так как учитель был здесь, именно он, Харчик, бросил сюда мне Ника, то я решил попросить его совета. И получил то, что хотел. Не прямую подсказку, и даже не духовную, а душевную. Ибо он только крикнул:
   - Делай! - И я не стал ни за что хвататься, а просто приподнял Атамана Майно на плечи. - Мельница, действительно, это Мельница, - очень обрадовался я, что у меня получилось. И я опустил его на сцену. Доски под могучим телом завибрировали, пошла пыль из щелей.
  
   - Принесите остальных из леса, - сказал Харчик. - Висят там на сучках. - И добавил:
   - Чуть не прорвались.
   Не обращая на него внимания, как будто его здесь и не было, Ся - Напильник сказал:
  
   - Между прочим, это не честно: в Дзюдо нельзя проводить Мельницу.
   - Ты получаешь хансику-макэ, Серый, - сказал Амон Ра. А это именно он был в голубом с золотом костюме древнего мага Сен-Жермена.
   - Сику, значит, - сказал я, не понимая еще, как мне оправдаться. И сказал: - Харин, ты тем не менее, не справился со своими обязанностями. Зачем ты пропустил сюда эту шайку?
   - Двое висят на сучках, - победно ответил охранник.
   - А двое прорвались сюда, - сказал я. - Если бы ты не обучил меня уже некоторым приемам Мягкого Пути, на его месте мог быть я.
   - Ну так, естественно. Я, наверное, соображаю, что делаю. Впрочем, изволь, я тебя слушаю, чего ты еще хочешь, мин херц.
  
   - Это насмешка? - спросил я. - Или знак внимания.
   - Знак внимания. - Харчик.
   - Я тебе не дама. - Я. - Впрочем, ладно, за тобой должок. Исполни его. Ся - Напильник давно просит, вызови его на поединок, и обязательно проведи ему Мельницу, чтобы знал, чем мы отличаемся от японцев.
   - Именно тем и отличаемся, - ответил радостно Харчик, - что проводим кроме всего прочего еще и Мельницу. В отличие от них, за Мельницу мы не получаем Хансоку-макэ.
  
   Далее можно заметить - читайте это в скобках, которые я не люблю, поэтому не пишу - что Я меняет свое значение в пределах, можно сказать, одного предложения. Я - это, Си, Серый, это - Вы, Таганский. Ничего особливого нет, сами увидите.
  
   - Иди сюда, Каменная Жопа, - рявкнул Харчик, как Стаффордширский Терьер наконец добравшийся до кошки, которая всегда перебегала ему дорогу и писала под общую для обоих чашку с водой, чтобы он думал, что не у себя дома, а в гости пришел.
   Ся так и подумал. Он посмотрел на Беркута и на Макса Черного. Назад только махнул рукой.
   - Омерта, - сказал Ся. - Никто ничего не говорит. И неохотно вышел на поединок с Хариным.
  
   - Храбрый Кролик, - сказал Харчик, увидев, что Напильник неожиданно быстро запрыгал.
   - Меня так учили, - сказал Ся, Напильник.
   - Как? - Хар.
   - Нужно к небу поднять глаза, и запрыгать, как коза, - Ся.
   Харин посмотрел на пасмурное небо. Посмотрел, чтобы отвлечь внимание Ся. А Ся наоборот подумал. Подумал, что это Харчик сам отвлекся, и кинулся в ноги, именно на Мельницу, хотя был в этом приеме не бельмеса ни гугу.
   И Харин... И Харин зажал его голову между ног.
   - Попался Храбрый Кролик, - сказал он. И добавил, обратившись к Серому: - Скока?
  
   - Что, скака, я не понял. - Си. - Скока будет получать твоя девчонка? Небось, я беру ее на гособеспечение.
   - Спасибо, нет, лучше деньгами, дачами и квартирами.
   - Кто у нас главный по дачам? - спросил Си, Серый, Я.
   - Так он и главный, - сказал Беркут.
   - Кто? - не сразу понял я.
   - Он у нас Председатель, - сказал Баден. И Золотой Ворошил его поддержал:
   - Всё самое хорошее забрал себе.
  
   - А! теперь понял, - сказал я, и добавил: - Пять.
   - Пять, так пять, - сказал Харчик. И пять раз с оттяжкой ударил ладонью по Каменной Жопе.
   - Ничего не почувствовал, - прохрипел Ся - Напильник с налитыми кровью глазами, практически на выкате. Откуда это известно? Уверяю вас, увидеть можно даже то, что смотрит в Землю.
   - Еще? - спросил Харчик.
   - Еще, - сказал... сказал сам Каменная Жопа.
  
   Харчик, казалось, был даже расстроен такой стойкостью противника.
   - Дай ему еще три, - сказал я.
   - Не мало? - Хар.
   - Я думаю, до конца Дискуссии он еще заслужит, - сказал я. И Ся - Напильник после трех дополнительных ударов был отпущен. Отпущен, но не ушел, а внезапно схватил Харина за рукав, и провел переднюю подсечку в падении. Все открыли рты. А Ся сразу перешел на удержание. Потом, видимо, понял, что ему не нужно удержание, и начал бортами куртки душить Харина, который уже задрягал ногами, когда я крикнул, чтобы Ся не доводил дело смертельного исхода. Но он продолжал душить и душить, душить и душить Харина, как Шариков пойманную им кошку. Тогда я попросил присутствующих записываться на дискуссию по поводу своего участия в этом поединке.
  
   - В том смысле, что надо спасти Харина, попавшего в трудную ситуацию. - Я.
   - Мы не успеем. - Испанец поднял руку, а потом и встал.
   - Ты это записал, Сладкий? - спросил я.
   - Записал, записал, - сказал Сладкий.
   - Пиши дальше. - Я.
   - А че писать, если он хочет выступить в прямом эфире? - Сладкий.
   - Кто? - Я.
   - Испанский. - Сладкий.
   - Да? Ладно, иди, Ти - Испанец, зарабатывай свой авторитет. - Я.
   - Так нельзя! - закричали сразу Беркут и Макс Черный. Один из них даже встал.
   - Почему? - Я.
  
   - Регламент, - сказал Беркут. А Иркутский, которого сняли с сучка и притащили к Летней Эстраде, и который уже очухался заорал:
   - Беспредельщики!
   - Мы объявляем вам войну! - генерал Кошка. - И более того, куда вы дели Таганского?
   Я хотел сказать, что я и есть Вы, Таганский, но подумал:
   - Не поверят. - Поэтому. Поэтому я опять пошел к стене, взял гитару, перебрал струны и пропел:
   - Ох, где бы я вчера, не поймешь днем с огнем!
   Помню только, что стены с обоями!
  
   Помню Матросская там была и Библиотекарша тоже при ней!
   - Целовался на кухне с обеи-и-ими!
   Аплодисментов не было. Только Золотой Граблин пытался что-то такое изобразить, а Баден - Усов так даже не пошевелился.
   Майно сказал:
  
   - Спускай с цепи Испанского, ведь задушит его Ся - Напильник.
   - Ничего, он умеет не дышать пять минут. - Я.
   - Сомневаюсь. - Атаман Майно. - Я и сам могу помочь Харчику. Мне его идеология Мягкого Пути нравится.
   - Я не понял, что ты сказал? - Я.
   - Пора. - Майно.
   - Это моя идеология! - рявкнул я.
   - Хочешь открыть на эту тему дискуссию? - Атаман. - Я не против. Пусть скажет этот, как его?
   - Кто? - Я.
   - Ник Бальский. - Майно.
   - Почему именно он? - Я.
  
   - Пусть скажет, пока еще жив. - Майно. - И знаешь почему? Мне кажется, его шлепнут первым. Более того, я думал, что его уже приговорили. А приговор привели в исполнение. Удивительно! Честное слово, удивительно, что он еще жив. И вот чего, спрашивается, не отвалил в Питер.
   - А что там? - спросил я, - лучше?
   - Да, - ответил Атаман. - Там Летний Дворец.
   - Разве его еще не взяли? - Я.
   - Нет, - кратко ответил Атаман.
  
   - Почему?
   - Тебе видней.
   - Мне? Я не понимаю, почему мне видней.
   - Ты у Швейцарца был?
   - Нет.
   - Сходи, узнаешь.
   - Че-то мне страшно.
   - Ну, это естественно.
   - Да? Почему? Он стал таким страшным?
   - В принципе да.
  
   - Так, так, так, - сказал я. - Теперь я сам уже понимаю, что Швейцар и запретил Штурм Летнего.
   - Верно! - почему-то радостно воскликнул Майно. И добавил: - Вот я и не понимаю, что эти ребята здесь делают.
   - Может они прибыли на переговоры?
   - Я не понимаю, о чем нам с ними говорить.
   - Да, я тоже же.
  
   Испанский быстро побежал среди скамеек, но неожиданно упал. Это Макс Черный подставил ему подножку.
   - Выбирай на выбор, дорогой, - сказал Беркут, - с кем из нас будешь драться.
   Испанец решил схитрить. Он сказал:
   - У вас, дорогие друзья, нет формы.
   - Нужно иметь хотя бы куртку, - сказал, подходя Сладкий.
   - А! вот и подвезли еще куртки, - радостно воскликнул Макс Черный. И добавил:
   - Моя черная!
   - Хорошо, - ответил Беркут, - я люблю быть белым и пушистым, - засмеялся он. - Как белый офицер.
   Это были Молочник и Инженер, они ездили за куртками, но взяли еще двое штанов. Их и надели сразу ребята. Имеется в виду, Беркут и Макс Черный.
   - У меня нет штанов, - сказал Испанский. - Но я и без них вас уложу.
   - Может быть и уложишь, - сказал Беркут, но твоего Харчика уже не будет. Задушат! - рявкнул Беркут.
  
   Испанец сразу бросил Беркута, проведя подхват под правую ногу. Сначала он постучал по левой, отвлек таким образом внимание противника от правой ноги.
   - Чистая победа! - крикнул Майно. А я добавил:
   - Иппон. - Беркут должен слить воду. Или, что он там пил сегодня.
   - Чего? - не понял Беркут, и повернулся к Президиуму.
   - Иди поссы! - крикнул ему Майно.
  
   А Испанский уже растаскивал Макса Черного. Наконец, повис на его левом плече, и провел заднюю подножку. К сожалению Макс так сильно ударился головой о скамейку, что потерял сознание. Сладкий объявил победу Испанского, а Черного приказал откачивать Инженеру и Молочнику.
   Ребята не стали спорить. А Майно наоборот, спросил меня:
   - Почему Сладкий всем распоряжается?
  
   - Писарчук, - сказал я, - мой старый знакомый. Пусть.
   Но Атаман возразил:
   - Не твой, а Швейцарца.
   - Не знаю, никакого Швейцарца, - рявкнул я.
   - Да? - Атаман Майно.
   - Ну, хорошо, знаю, но Швец мне завещал Сладкого.
   - При одном условии, - сказал Атаман.
   - А именно?
  
   - Если ты берешь себе Сладкого, то при любом утверждении должен молиться.
   - Да? Это удивительно, но трудности для меня, сам понимаешь - не представляет.
   - Хорошо, попробуй.
   - Щас. Нет, не могу, все забыл.
   - Думаю, ты не совсем правильно представляешь себе ситуацию. Ты должен всегда говорить, как присказку, как Мантру, слова...
  
   - Подожди, я сейчас сам вспомню, - сказал я. - Как... Вот помню это слово:
   - Как. - А дальше, увы, не получается. Ладно потом вспомню. А ты-то хоть знаешь, что идет дальше?
   - Знаю, но теперь уже не скажу.
   Они во время разговора наблюдали, как Испанский долго безуспешно пытался оторвать Напильника от Харина. Теперь он принял решение просто самому задушить Ся - Хога - Напильника.
   Но Ся все равно не сдавался.
  
   - Мертвая хватка, - сказал Золотой Ворошил - Сенной-Граблин. А Баден - Усов его поддержал.
   Инженер и Молочник подошли поближе к месту схвати. Один из них сказал, что надо остановить этот смертный бой, а другой ответил, что:
   - Невозможно, у них же Климакс.
   - Нет, не Климакс, что-то другое ответил первый. Просто это...
  
   В этот момент Напильник получил от Испанца удар из арсенала Джиу Джитсу, а именно боевого Дзюдо. Очень немягкий, надо сказать, удар, ибо проведен он был ребром ладони по шее. Ся свалился на бок, но руки его так и продолжали сжимать шею Харина. Стало ясно, что он вряд ли выживет.
   - Может ему отпилить просто руки? - обратился Сладкий, как судья к членам Президиума.
   Далее, Дискуссия заканчивается с предложением:
   - Целовать не натуральную, а только бронзовую жопу.
  
   Сладкий сказал Испанцу:
   - Дай я попробую. - И он пощекотал Напильнику подмышки. И даже поднял в изумлении усы и брови, что, мол:
   - Очен-но удивительно. - Потом попросил Испанского снять с Напильника-Ся ботинки.
   Испанский бросился к ногам, но ботинок не было.
   - Они боролись, - сказал он, - какие тут ботинки, в Дзюдо запрещено сражаться в обуви.
   - Окей, сними тогда с него носки. - Сладкий.
   - Нет носок. - Ти, Испанский.
   - Значит это покойник. - Сладкий.
   - Мэй би, вы попробуете пощекотать ему пятки?
   - Сам пощекочи.
   - Я боюсь покойников.
   - Ты провел ему Джиу Джитсу поперек шеи - ты и чеши.
   И Ти почесал. К удивлению присутствующих, Ся засмеялся.
   - Хихикает, - почему-то обрадовался Сладкий.
  
   - Отнесите Харина в его будку у ворот, - сказал Испанец, - потом похороним.
   А я выполню его последнюю просьбу:
   - Возьму на работу его молодую вдову, - сказал я.
   - Прощеньица просим, - сказал... Кто это сказал, я не понял?
   - Это? - Атаман Майно взял бинокль. - Это этот, как его? Амон Ра, кажется.
   - Да ты чё?! - воскликнул я, - Ра в голубом с золотом костюме. Это Киевский. По земному Лы, кажется. - И добавил: - Разве он тут был?
   - Так был значит, если есть. - Майно.
  
   - Так прощеньица просим, - сказал опять тот же мужик. И добавил: - Но у вас, кажется, уже есть пару телок? Куда вам столько. Хапаете, хапаете, а ведь все равно не справитесь же. Три - это много, - добавил этот недоброжелатель, предположительно:
   - Строитель вагонов для скота, Киевский.
   Я не нашелся ничего другого ответить, как:
  
   - У турок и больше бывает. Намного больше.
   - А! Так ты турок? Так бы и сказал, - Киевский - если это был он - поднялся и без спроса двинулся на трибуну. Хотя трибуны-то здесь как раз не было, только стол, за которым сидел Майно. Я и сам-то сидел на этом столе.
   - Стоп, стоп, стоп, - сказал я, - только через схватку со мной.
  
   - Согласен, - невозмутимо продолжил свое движение к сцене этот аутсайдер. В том смысле, что я вообще не знаю, кто это такой.
   Далее, бой на сцене.
  
   - Дай мне стул, - сказал я Атаман.
   - Зачем?
   - Брошу в него.
   - Смысл?
   - Психическая атака.
   - А я? Стоять буду?
   - Сядешь на стол.
   - А ты?
   - Я скорее всего, уйду на больничный. И знаешь почему? Я только сегодня научился Дзюдо. Теперь, пожалуй, жалею, видя этого бугаёметра. Ибо не понимаю, как применить против него Мягкий Путь. Поэтому, дай стул.
   И я бросил стул в уже начавшего прыжок Киевского. И он попал в него прямо в полете, как самонаводящийся снаряд в танк. Иначе не попасть. Обычно-то стреляют дробью, например, по уткам. Более того:
  
   - Дуплетом.
   - Действительно попал, - сказал Атаман Майно. Но этот парень Киевский не упал назад, как утка, а так и пролетел на сцену вместе со стулом. И этот стул ему реально помог, так как не сломался, а наоборот, налез ему на большую голову, и защитил от травм, так они со стулом и прокатились по сцене до самой стены.
   - Ничего страшного, - сказал, стаскивая с головы стул Киевский, - бой будет продолжен.
  
   - Он еще не начинался, - мрачно констатировал Майно.
   - Значит, сейчас начнется, - сказал министр Ника.
   - Костюмы! - махнул рукой Майно. А ребята, Молочник и Инженер ответили, что:
   - Больше нету.
   - Кто их поставил на снабжение? - спросил я.
   - Ся - Напильник предложил им заняться, чем-нибудь другим. Заместо политики. - Атаман Майно.
   - Но и здесь они не преуспели, - резюмировал я.
   Решили раздеть тех, у кого были костюмы. А именно Испанского и Харина.
   - Я не отдам свою куртку, - сказал Испанец, - тем более, вместе со штанами. - Разденьте вон, кого-нибудь еще.
  
   Далее, Испанец предлагает выиграть у него белый костюм Мягкого Пути. Спор с Си - Серым. С Я.
   Но неожиданно появилась очень молодая девушка. Она гордо несла в руках, как свиток, приглашающий принять участие в Кумите, два костюма для борьбы Дзюдо. Но они были разноцветные:
   - Голубой и розовый. - И она несла их в прозрачной сумке, а не на вытянутых вперед руках.
   У Киевского отвисла челюсть. Он знал, что будет предложен бой насмерть. Но с кем?!
   Я начал раздеваться.
   - Может не стоит, - сказал Майно.
   - Почему?
   - Он тебя убьет.
  
   - И что теперь делать? Завещание написать?
   - Вот именно, друг, напиши мне завещание.
   - Хорошо, пока я раздеваюсь, а потом надеваю костюм... Кстати, какой мне выбрать: голубой или розовый? Цвета какие-то подозрительные, - сказал я.
   - Почему? - Майно.
   - Никогда не носил ни розового, ни голубого.
   - Не знаю, в принципе красиво. Как во Франции, - сказал Атаман Майно.
   Кинули жребий. Мне достался розовый, Киевскому голубой.
   Майно протянул мне бумагу.
   - Что это?
  
   - Завещание.
   - Чье?
   - Твое. Ты же просил.
   - Да-а, - протянул я, - но ты просишь тут, оставить тебе на память Подарок, что-то такое вроде Чаши Грааля. Пожалуйста, конечно, но у меня ее нет.
   - Должна быть. - Атаман. - Все дело в том, что мы уже получили в собственность эту Землю. Надо отдать Чашу Счастья.
   - Куда?
   - Туда, - Атаман Майно махнул рукой на Запад.
   - Почему?
   - Потому что на всю, абсолютно на всю Землю, Подарка не хватило.
   - Подарка? Я не знаю никакого подарка, - сказал я.
  
   - Вы готовы? - перебил нас Киевский.
   Многие подошли поближе к сцене.
   - Смотрите, как будет умирать этот Проснувшийся Раньше.
  
   Киевский бросил меня три раза. Мы бились на сцене, и в последний раз я чуть не свалился вниз. И мне даже показалось, что кто-то даже хотел помочь мне свалиться. Но когда я смог наконец отползти от края пропасти, то никого поблизости не увидел. Только Испанского и Усова. Не мог же кто-то из них помочь мне проиграть. Испанский? Мог бы. Но рядом стоял Баден, Усов, он-то, я уверен, не позволил бы Испанцу мухлевать. Почему? Сам не знаю.
  
   Я хорошо знал только Мельницу, а Лы - Киевский не давал мне схватить его за яйца. Сразу опускал мою голову вниз, и начинал елозить моим носом по паркету летней эстрады. Я стал вспоминать, чему же еще меня учил Харин. Был какой-то интересный прием, вспомнил я. Что-то такое похожее на тигра, уставшего бороться с быком. Он ложится на пригорок в откровенно пораженческую позу, и бык почему-то думает, что теперь тигр доступен для его рогов. Не понимает, что тигр просто притворился. Может и понимает, но открытое пузо тигра тянет его как магнит. Огромные страшные рога нагибаются, удержаться трудно. Что бы это за прием такой мог быть?
   И я его применил. Как говорится:
   - Будь что будет! - Нет, нет, не так:
  
   - Пусть тайное станет явным.
   Киевский затрепыхался подо мной. Но я не знал, что делать дальше. Болевой я делать не умел.
   - Вставай, вставай, - сказал Майно, - вы выиграл.
   - Я победил! - крикнул я. И добавил: - Он умер?
   - Тау Киты так быстро не умирают, - ответил Киевский, поднимаясь.
   - Да, подтвердил Майно, - только через девятьсот с чем-то лет начнут умирать.
  
   - А так? - Я.
   - Возьми его к себе. - Атаман Майно.
   - Куда? На кухню? Так у меня там и так уже очередь. Вот жену Харчика обещал спасти от концлагеря. А ведь даже не знаю, умеет ли она готовить.
   - Ну, костюмы для борьбы Дзюдо она носить умеет, - Ник Бальский. Он-то откуда это знает?! Дела-а. Вот так Марьюшка. Или как ее там?
   - Аннушка, - сказал Майно.
  
   - Где она?! - воскликнул я. Но никто не мог объяснить, куда исчезла девушка, которая принесла голубой и розовый костюмы.
   - Прежде чем перейти к переговорам с царем, народ просит тебя показать еще раз прием, которым ты поработил Лы - Киевского, - сказал Сладкий, подходя к эстраде с какой-то бумажкой.
   - Что это? - спросил я.
   - Записка от Харина. - Сладкий.
   - Че ему надо? - И тут же спохватился: - Он жив, что ли?!
   - Да, чуть жив.
   - Что он просит?
   - Две вещи. - Сладкий. - Оставить его на прежнем посту, и хочет, чтобы за ним ухаживала, и в тоже время дежурила на воротах его Анна.
   - А разве я не говорил:
  
   - Вымыть ноги! И ко мне во опочивальню!
   - Не знаю, может и говорил, но вот он просит сделать так, как он просит.
   - А почему я должен ему помогать? - Я.
   - Он, как он говорит, научил тебя всему.
   - Он разговаривает? Разве этот Напильник его не придушил?
   - Нет, придушил, конечно, но он пишет.
   - Стучит, значит. - Я. - Так-то да, пусть конечно, сторожит. А вот насчет его Незабываемой Анны я должен подумать.
  
  
  
   Я спустился вниз, к группе гостей, как-то:
   - Ник Бальский, Иркутский, генерал Моя Любимая Кошка, и... и они посчитали, что я сам должен быть четвертым.
   - Нас было четверо, - сказал Кошка.
   Я возмутился:
   - Еще туда-сюда, что вы вяжете меня с Ником, как будто я был агентом Царской Охранки. Но не Антанты же! А вы это Антанта! - Я показал прямо пальцем на Иркутского и Кошку.
  
   - Ты - Черный Барон, - и генерал Иркутский с генералом Кошкиным, обнявшись показали на меня двумя пальцами.
   - Я не могу с вами согласиться. Не могу, - затараторил я.
   - Мы не требуем тебя самого принять участие в Штурме Летнего, - сказал Ник. А Иркутский добавил:
  
   - Пошли кого-нибудь в роли Черного Барона.
   - А кого? - не понял я.
   - Так этого, как его? - Коша повернулся к своим собут... нет, не к собутыльникам, а к соратникам, конечно. - Испанского.
   - Да вы что! - воскликнул я, - а кто будет командовать наступлением на Летний?
   - Да, кто угодно, - сказал Ник Бальский. - Хоть эти ребята, Молочник и Инженер.
   - А то ведь Испанский так и будет себя всю жизнь считать...
  
   - Победителем, - перебил Кошкина Иркутский.
   - Надо думать наперед, - сказал Ник Балетный.
   - Или пошлите хоть Напильника, - сказал Атаман Майно, подходя поближе. - Он вам завалит всё дело.
   - Давайте, я пойду, - опять сказал Майно.
   - Да ты что! - воскликнул я, - за них, значит, теперь решил биться?
   - Вы лишили нас Киевского, поэтому давайте достойную замену. - Иркутский.
   - Усов вас устроит? - спросил я.
  
   - Только вместе с Сенным-Граблиным, - ответил генерал Кошка.
   - Как говорится: пополам на пополам, - сказал Ник. - Мы вам половину белых офицеров, а вы нам половину пролетарских вундеркиндов.
   - Так, а кто из офицеров у нас есть? - недоуменно спросил я.
   Все замолчали. Вперед пролез Сладкий и молвил чистым русским языком:
   - Да, ты мин херц, и есть царский офицер.
  
   - Ты уже совсем с ума спятил, Писарчук! - разозлился я.
   Но после долгих разбирательств оказалось, что правда. Правда, так как Таганский был одновременно еще и белым офицером. Который убил незабываемого... Впрочем, об этом не здесь.
  
   - Триедин, - сказал подходя сзади, и положив мне руку на плечо Ся. Очнулся, уже, оказывается. - Считай за счастие, что не попросили у тебя Матросскую или Библиотекаршу. - Ведь специально намекал змей царю, чтобы попроси. и моих наложниц. То бишь самых преданных сотрудников.
   - Не дам! - рявкнул я. И добавил: - Ни одной.
  
   И не отдал. Хотя пришлось добавить к Бадену и Золотому Ворошилу еще и Инженера с Молочником. Ну, тем лучше, легче потом их будет осудить за предательство. Не всех, разумеется, а половину, чтобы было можно основательно говорить о справедливости. Пошлем, куда Макар никого не гонял Молочника и Инженера, а Сенного-Граблина с Баденом - Усовым оставим в качестве оправдательного документа, что вот, мол, и они ни бельмеса, ни гугу, а живут-поживают, добра наживают.
  
   Все согласились, но попросили меня повторить еще раз прием, которым я загнал Киевского садовником в свой сад.
   - Кто? - спросил я. И вызвался Беркут и Макс Черный.
   - Зачем мне двое? - спросил я.
   - Тебе нужны два Наркома, - ответили ребята.
   - НКВД, - сказал Беркут. И:
  
   - Председатель Наркоматов. - Макс Черный.
   И я их кинул. Одного:
   - Через бедро с захватом. - Как Таганский. А другого тем приемом, которым лишил права голоса Киевского:
   - Прошел вперед задом, как для броска Через бедро с захватом, но нарочно промахнулся по дальней ноге, Макс Черный успел ее убрать. Но прием не закончился, как думал, этот будущий Председатель. Я начал падать вместе с ним, а он этого не испугался, так как падал он на бок, а не на спину. А за падение на бок трудно получить даже коку или юко, а уже тем более:
  
   - Вазари.
   Противник в этом приеме забывает, что его можно повернуть на спину уже после падения. И получил, как говорится, своё. Своё место на спине. Я его по ходу падения перевернул на спину.
   Все радостно закричали:
   - Ай да, Харин!
   - Ай да, Харчик!
   - А при чем здесь он? - спросил я хмуро.
  
   - Так он же тебя, балду, всему и научил! - хлопнул меня по спине этот тупой Ся - Напильник. Понятно, что нарочно хотел настроить меня против Харина, а все равно. В том смысле, что все равно настроил, хотя я и понимал:
   - Это козни тупого Хога - Напильника, - который узнал, что Харин остался жив.
   Далее, 4-е Действие. И выяснение у Майно продолжения фразы:
   - Как... - Как Швейцарец.
  
  
   Действие четвертое
  
   Сцена у фонтана - Сцена 1
  
   - Прости, конечно, но я позвала тебя сюда только потому, что знаю:
   - Ты очень любишь фонтаны.
   - Да, да. Конечно.
   - Ты не знаешь, зачем я назначила тебе это свидание?
   - Нет, разумеется.
   - Дело... - Она прервала свою речь, так как где-то в кустах хрустнула ветка.
   - Ты думаешь, что за нами подглядывают?
   - Нет, конечно.
  
   - Ты меня еще любишь?
   - Кхе. А должен?
   - Ты что же, сукин сын, всё забыл?
   - Раньше я помнил? - Опять хрустнула ветка.
   - Нас подслушивают, - сказала Анна. - Теперь я понимаю это однозначно. Жаль, что я пришла на встречу с тобой в шикарном кимоно,
   - Что надо было надеть?
   - Надо было надеть костюм Дзюдо. Могу предсказать:
   - Предстоит драка. - Я не стал спрашивать, с кем и с кем.
  
   Хотелось до начала боя узнать, зачем она меня позвала. Сначала я подумал, что это просто элементарный секс. Ну, в том смысле, что физиология требует, а Харчик, ответственный за это дело перед ней, - при смерти. Ну, а о чем еще я должен думать? Тем более, она говорит, что раньше любила меня очень.
   Впрочем, сказала она это позже, чем я успел себе это вообразить.
   - Обещаешь?
   - Да.
   - Да, да? Или:
  
   - Да, нет?
   - Пожалуйста, не надо меня пугать.
   - Я хотела тебе сообщить одну вещь. Тебя обманывают, что Подарок Земле от Тау Кита находится у Харчика. Тебе не надо отправлять его в Коммунарку, чтобы добиться у него признания.
  
   Опять хрустнула ветка, и за подрезанными кустами, окаймляющими фонтан, мелькнула белая фигура.
   - Кто там? - сказал я.
   - Не обращай внимания, - сказал она. - Просто за ними следят. Я знала об этом заранее.
   - Мэй бы, это просто нечистая? - спросил я.
   - Ты веришь в колдунов? - удивилась она.
   - Не то чтобы да, но в некотором смысле верю.
   - Например?
   - Например? Прошлой ночью мне приснилось, что Чаша Грааля, о которой сейчас так много говорят, находится в...
   - Где?
   - В могиле! Разве это не колдовство?
   - Именно об этом я тебе и пришла сказать.
   - Нет, нет, нет! - закричали сразу две женщины, выпрыгивая из-за кустов. Это были Библио и Матросская.
  
   - Мы сами ему расскажем, - сказала Библиотекарша.
   - А если ты против, - сказала Матросская, - то, вот, держи! - И она кинула белую куртку. Анна даже не стала ее ловить. И она шлепнулась между нами, как белый ангел.
   - Тебе нравится этот ангел? - спросила Ня - Библио.
   - Я люблю только розовых и голубых ангелов, - невозмутимо ответила Незабываемая Анна.
  
   - Я могу принести своего, - сказал я.
   - Пока ты ходишь, они меня съедят.
   - Я быстро.
   - Нет.
   Тем не менее, я убежал за своим розовым костюмом, так как хотел быстрее вернуть его назад Анне. Мне кажется:
   - Розовый - не мой цвет.
   Она вынуждена была согласиться. Только сказала на прощанье:
  
   - Не забудь вернуться, иначе ты никогда не узнаешь, где находится Чаша Грааля.
   - Серьезно?
   - Вполне.
   - Хорошо, я вернусь. - Я улыбнулся, и исчез. Но прежде, чем исчезнуть совсем, я успел ей сказать еще раз:
   - Жди! Я вернусь обязательно.
  
   Но они начали до меня. Собственно, ничего особенного не произошло. Девушки гонялись за Анной, а она отказывалась надеть белую куртку.
   - Окружи ее, пожалуйста, справа, - сказала Матроска.
   - А ты? - спросила Библио.
   - Я сзади.
   - А кто слева?
   - Там колючие кусты.
  
   - Ты думаешь, она не знает?
   - Скорее всего, знает, но при волнении от погони может забыть.
   И точно, Анна упала в колючие розы. И... и решила не вылезать оттуда до моего прихода. Я опоздал, хотя и шел очень быстро. Дамы использовали белую куртку, приготовленную для Анны, чтобы вырвать несколько кустов роз, и потом все-таки вытащить Анну из этой розовой крепости.
  
   Она уже согласились надеть куртку, которую приготовили для нее Матроска и Библио, и из которой теперь еще торчали шипы роз, чтобы быть избитой, или даже задушенной, когда появился я, размахивая розовой дзюдогой, как знаменем победы.
  
   - Ох, - облегченно вздохнула Анна, - разве ты пришел. - И тут же была брошена через бедро с захватом. Она попыталась уйти от приема, соскользнуть на другую сторону, но Библио, которая проводила этот прием, была только рада, и бросила Анну поперек спины, с изменением направления движения в полете.
  
   - Переходи на болевой, - сказала Матросская. - Или нет лучше...
   - Что? Говори быстрее, - сказала Библиотекарша, - он вон уже бежит, радуется. Только неизвестно чему.
   - Души ее, пожалуйста.
   - Не получается.
   - Перейди с болевого на удержание, а потом на окончательное удушение.
   К счастию, я успел. Практически сделал то же самое, что сделал бы каждый:
  
   - Вытащил Анну Каренину из-под паровоза. - Да, вот так. Не знаю, почему сам Лева это не сделал. Как говорится:
   - Эх, Лева, Лева, мне без .... - Впрочем, сейчас не до песен, надо разогнать эту банду по кустам.
  
   Дамы отпустили Анну, которая уже едва дышала, но выдвинули требование. Требование, как право... нет, не на ошибку, а на бой с Незабываемой Анной.
  
   - Ты еще способна защищаться? - спросил я Анну, которая никак не могла прокашляться.
   - Нэт, - ответила она с итальянским акцентом. У меня что-то зазвенело в голове. Но понял я только одно:
   - Я сам должен выступить. - Выступить вместо нее. И естественно начал натягивать эту розовую куртку, и такие же прекрасные штаны. Благо все было по размеру.
  
   - Ну! - провозгласил я:
   - Кто на новенького? - Кто на новень-ь-ко-ого!
   - Мы не для этого здесь, - сказала Библио.
   - Я тоже почти ничего не хочу, - констатировала Матроска.
   - Впрочем, изволь, мы готовы, - сказала Библио, но только вдвоем. - Матроска замахала руками, что, мол, не может поднять на меня руку.
   - Тем более, вот просто так, ни с того, ни с сего.
  
   В конце концов, они вышли против меня вдвоем. Я провел им два таких приема, после которых они разбежались в разные стороны. Одной - кажется это была Матроска, в пылу борьбы я не успел разобрать - провел Мельницу. Она улетела за кусты, откуда и вышла. Не буду же я страховать ее в такой опасной ситуации, когда Библио уже почти напала на меня сзади, и уже начала потихоньку душить.
  
   Я, конечно, мог применить хороший Подхват, обвив ее длинную ногу своей мощной ногой. Но была опасность раньше потерять сознание. Пришлось попросить ее, так сказать:
   - На пару слов. - И она поддалась на эту мою словесную диверсию. Не в том смысле, что тоже повернулась ко мне задом, а просто немного ослабила удушающий захват. Но это позволило мне повернуться к ней лицом.
  
   Очень тянуло сделать и ей Мельницу. Но однообразие тяготило меня. И я присел, как будто хотел уложить даму на себя. Я знал, что она это в принципе любила. Поэтому не оказала серьезного сопротивления. И... и мне удалось поставить свой сорок пятый раздвижной ей на живот. Картина Репина, осталось только потянуть Библио на себя руками. Ближе, как можно ближе, и тут же выпрямить ногу. Так это безапелляционно, как запустить ракету с основательной начинкой. Как говорится:
   - Ждите, но только Конца Света.
  
   И я нажал кнопку:
   - Пуск!
   Она тоже улетела далеко. Хотя успела что-то прокричать в полете. Я расшифровал по собственному разумению:
   - Надо было сначала повернуть ключ, а уж только потом нажимать кнопку Пуск.
   Но с другой стороны:
   - Что она могла мне сказать, чего я не знаю сам?
  
   Дамы исчезли, как будто здесь никогда и не были.
   И Анна, держась за горло рассказала мне про местонахождение Чаши Грааля. Предварительно спросила, чтобы убавить мой победный пыл:
   - Это были приемы Дзюдо?
   - Да, - ответил я, - но по-русски. Никак не могу отвыкнуть от Самбо. Особенно в экстремальных ситуациях.
   - А. А чем Самбо отличается от Дзюдо? Мягкими розовыми костюмами?
   - Дак, естественно.
   - И да, - продолжил я, - сначала секс, или сначала займемся делом.
   - Делу время - потехе час, - загадочно сказала она. В том, смысле, что не разъяснила, что здесь дело, а что развлечение.
  
   Тем не менее, сначала занялись сексом. Точнее, мне это только показалось. Мелькнуло мимолетным виденьем. Она сказала:
   - Вот ключ.
   - Ключ от...
   - Да, именно так, ты правильно подумал, это ключ от Чаши Грааля. - И прошептала мне на ухо адрес. От ужаса я даже упал на спину. А когда очухался, то понял: - Ее уже нет, так как она далече.
   Скорее всего, я сам придумал эту историю. Нет, в руке был зажат золотой ключ. Даже:
  
   - Ключик. - Он свободно умещался у меня на ладони.
   Кажется, она мне напомнила, что я должен передать Чашу Грааля на Запад. Потому что, как ответила она мне на мой логичный вопрос:
   - Почему? - продано.
  
   Далее, я иду по адресу:
   - Красная Площадь, Мавзолей Швейцарца.
  
  
   В Метрополе - Сцена 2
  
   Здесь, я думаю, надо сообщить добрым читателям, или зрителям, если Бог пошлет мне зрителей, что:
   - Я - это иногда Таганский, иногда Си - Серый, иногда Ле - Швейцар.
  
   Я повторю еще раз, если еще не повторял:
   - Часть Земли была передана в аренду Созвездию Тау Кита, как плата за Счастье, доставленное для всей остальной Земли с Тау Кита. Но по каким-то, неизвестным мне причинам, Свет Счастья, Чаша Грааля, которая должна была обеспечивать счастье Западу, до сих пор оставался здесь. И Запад уже начал угрожать нам Антантой, что, мол:
  
   - Это будет уже не лирика Восемнадцатого года, а настоящее, сокрушающее все на своем пути наступление Запада на Восток, следовательно, на Россию. Как категорично высказался Черчилль:
   - Такое начнется, что никакой порнографии здесь уже больше не останется.
  
   Я вышел ночью до звезды. За мной хотел увязаться Сладкий, но я предложил ему просто следить за мной.
   - Зачем? - спросил он.
   - Если они начнут следить за мной, то сначала им придется следить за тобой, а от тебя-то я уж как-нибудь смогу оторваться. Я имел в виду, или Библиотекаршу с Матросской, или Испанского, или Напильниковскую группировку. Имеется в виду, что не только сам Напильник, но и Беркут и Макс Черный были категорически против передачи Подарка, как они называли Чашу Грааля, на Запад.
  
   И не потому, что хотели иметь Счастье Здесь, а чтобы держать Запад в постоянном напряжении. Напильник - Ся, ведь тоже был с Тау Кита, и поэтому считал себя Генералом. А генерал, как известно, имел право сам принимать свои решения. И вот он решил все время мне мешать. За что я прозвал его:
   - Карабасиком.
   - Это очень сложная операция, - сказал Сладкий за прощальным ужином.
   - Почему? - не понял я.
   - Потому что я не смогу от тебя отвязаться, а, следовательно, доведу их того места за тобой, где скрыт Подарок.
   - Кто ты такой? - спросил я.
   - Так понятно кто. Писатель.
   - Здесь ты не писатель, а Писарчук. Поэтому я предлагаю тебе контракт.
   - Какой? - спросил он.
   - У нас только один контракт, - ответил я:
   - Приказ.
  
   - Никогда не слышал ничего подобного, - ответил Сладкий, наливая себе рюмку Хеннесси и подготавливая для закуски Гаванскую Сигару. - Люблю сигары, - добавил он. - И знаешь почему?
   - Нет.
   - Я теперь никогда не затягиваюсь. Почему? Они очень крепкие! Отлично придумано?
   - Примерно, как Некоторым хочется погорячей. И вот в связи с этим я хочу предложить тебе проект, который так и можно назвать:
   - Некоторым хочется погорячей.
   - Ладно, выкладывай, - ответил Сладкий. - Я согласен. И знаешь почему? Уверен:
   - Мне ты плохого не предложишь.
  
   - Я, - я повторил: - Я сегодня ночью найду Чашу Грааля. А ты, ты, - я указал пальцем на Кубинскую Длинную, которую держал в зубах Сладкий, - отвезешь ее.
   - К-куда? - спросил Писарчук, - и полез под стол. Так как. Так как от неожиданности уронил толстенную сигару зарубежного производства под стол.
   - Я не посол, - наконец ответил красный Сладкий. Красный от ползанья под столом в поисках сигары. Хотя что ее искать? По огоньку же видно ее, так сказать:
  
   - Местонахождение.
   - Послу они не поверят.
   - А кому поверят?
   - Своему, западному жителю, - сказал я.
   - Ты хочешь, чтобы я так жил? - сказал Сладкий.
   - Не чтобы Так жил, а Там жил.
   - Абсолютно не понимаю, как это возможно, - сказал Сладкий опять наливая себе Хеннесси.
   - Завтра, - сказал я, и повторил: - Завтра, мы объявим тебя агентом Би-Би-Си. - Я поднял руку ладонью вперед, чтобы предотвратить неожиданные выпады Сладкого. А заодно, - добавил я, - и твои творческие изыскания.
   - Застланным Казачком?! - изумился Сладкий.
   - Чему ты удивляешься? - спросил я. - Так все делают. Мы выгоняем тебя из страны. Не, как говорится:
  
   - Не просто же так?
   - А можно всё-таки просто так?
   - Нэт! Точнее, конечно, можно, но только, как Харчика: - Через Коммунарку.
  
   - Нет, я в принципе согласен, но беспокоит другое.
   - Что именно?
   - Я могу привыкнуть.
   - Наоборот, это ты здесь привык курить Кубинские Длинные по сто долларов за штуку, и пить Хеннесси за не меньшую, как я думаю цену, а там все твое имение в каком-нибудь Вермонте будет оплачиваться мной.
   - За такое ответственное поручение я хочу эту, как ее?
   - Кого, Матросскую? Библиотекаршу? А! понял, понял:
  
   - Анну Незабываемую. - Я бы сам не прочь, но удивительно, я даже не уверен, что позапрошлой ночью у нас было что-то достойное внимания. Хорошо.
   - Что?
   - Хорошо, напиши мне докладную записку, кого именно из этих троих подотчетных мне дам, ты хотел бы взять с собой. Вот и всё. А то по запарке я могу перепутать.
  
   - Я хочу четвертую, - сказал Сладкий.
   - Кого? Напиши на бумажке, и оставь ее на комоде. Впрочем... написал? Дай я прочитаю.
   - Зачем?
   - Мне просто интересно, совпадают ли у нас вкусы.
   И я прочел:
   - Нобелевскую Премию.
   - А с ней... э-э... тоже? трахаются.
   - Да, - просто ответил он. И я согласился.
   - Думаешь дадут? - спросил он.
   - За Чашу Грааля, за мир во всем мире, мне всё дадут. Вот захочу, и как советует Хог - Напильник, отправлю всех в Сибирь. Понял? И мне за это ничего не будет.
   - Сомневаюсь, - ответил Сладкий.
   - Почему?
  
   - Чаша будет у них так? И в конце концов они забудут, кто им ее преподнес. И забудут тебя, как кошмарный сон.
   - Когда они узнают, что Чаша Грааля, которую ты им повезешь - это только Копия, они опять на всё согласятся.
   - А это будет Копия? - удивился Сладкий.
  
   - Теперь ты всё узнал, - сказал я, и взглянул на розовый и голубой костюмы Дзюдо, которые висели на стене для украшения, как меч Ахиллеса, которым он убил Гектора, и с тех пор больше не пользовался.
   - Ты хочешь грохнуть меня? - спросил Сладкий.
   - Ты сам виноват.
   - Они же не будут пытать меня?
   - Нет, конечно, но ты сам проболтаешься. Ты - Писарчук. А Писатель не может ничего держать в себе. Собственно, этим он и отличается от других Хомо.
  
   - Я - Обезьяна, - ответил Сладкий, и могу повторять только одно и то же:
   - Это Подлинник, так как его можно проверить.
   - Идея хорошая, но как можно проверить Копию, чтобы она заработала? - спросил я, - не понимаю.
   - Очень просто, - ответил Сладкий, - скажите, что вы за Мир. И всё.
   - И всё, - повторил я.
   - Ну и подтвердите при случае, что будете воевать за Америку, хотя договор о Ненападении у вас будет с каким-нибудь отъявленным контрабандистом.
   Мы выпили. Он Хеннесси, а я... что пил я? Нет, не помню.
  
  
   Мавзолей Швейцара - Сцена 3
  
   И вот я умело ушел от Сладкого, сидящего у меня на хвосте до самого Китай-города, и вышел... и вышел, нет, честно, даже сам удивился на Красную Площадь, освещенную полной луной.
   Ну, вы сами знаете, что в Полнолуние открывается вся истина.
  
   Ключ подошел к задней двери Мавзолея. Ну, это и естественно, ибо никто не стал бы делать секретный ключ для парадного входа.
   Швейцарец лежал, как живой. Это были слова, которые я хотел сказать, когда вернусь к одной из дам. Может быть, Матросская. Или Библиотекарше, ведь она была бывшей женой это парня. Может быть, даже Анне Незабываемой, ведь она влюбилась в Швейцара еще девочкой, когда махала ему вместе с Харчиком, предлагая спуститься с поезда и подойти поближе.
  
   Швейцара не было на месте. Ужас. Где же он? Да где угодно. Только бы не сбежал. Скорее всего, услышал, как открывают задний выход и спрятался. Оно и естественно:
   - Таукитяне на Земле не умирают. - Просто он был в коме. Как и я. Только он оказался здесь, а за мной ухаживали дома.
   - Жаль, что ты забыл костюмы? - сказал Швейцарец у меня за спиной.
   - К-какие?
   - Розовый и Голубой.
   - Я не знал, что ты еще жив.
   - Выпьешь?
  
   - Зачем? - я повернулся. Но Швейцара не было. Он стоял с другой стороны, там, где до этого стоял я. Оно и естественно:
   - Это его личное пространство, и он делает с ним, что хочет.
   - Я с тобой здесь драться не буду, - сказал я. - Хочешь, пожалуйста, на нейтральной территории.
  
   - Хорошо, прошу пройти на крышу, - сказал он.
   - На крышу? А это удобно? Все-таки это Гробница.
   - Вся Земля - это Гробница, - ответил Швейцар.
   - Хорошо, - ответил я, а Швейцар тут же вынул из-под откуда-то два костюма для борьбы Дзюдо:
  
   - Розовый и Голубой. - Я даже отшатнулся от такого совпадения. Но счел нужным побыстрее забить себе розовый костюм. Почему? Мне кажется, Голубой еще хуже.
   - Ты знаешь, на что мы будем биться? - спросил Швейцар.
   - На Чашу Грааля, я думаю, за что еще?
   - Да, но не совсем. - Он задумчиво потер переносицу. - Ты, наверное, думал, что ее можно вынести отсюда, верно?
   - Да, - ответил я.
   - И ты думаешь ее здесь найти?
   - А ее здесь нет? Где же она?
   - Нет, нет, она здесь, - ответил он. И добавил: - Ищи - если хочешь - я пока понюхаю свежие орхидеи, которые мне час назад принесли поклонники. - И он преспокойно вышел из Мавзолея через открытую мной дверь.
  
   Честно говоря, я бы не удивился, если бы он вышел и через Парадных Вход. Мне показалось, что здесь командовал он, а не им, как уже давнишним покойником, которого надо лечить и лечить от полного разложения.
   - Честное слово, - сказал я вслух, - ни за что бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.
  
   Удивительно, но Швейцар сразу провел подхват, обвив, как змея мою мощную левую ногу. Я упал на спину, а он, как ни в чем ни бывало начал меня душить, захватив куртку у горла.
   Наконец я захлопал по... по крышке гроба. Так как дрались мы на крыше мавзолея.
   - Бьемся до пяти побед, - сказал Швейцар.
   - Это много, - выдохнул я. - Я пять не выдержу. Давай хотя бы три.
   - Три ты уже проиграл.
   - Как?
  
   - Так. Ты не вышел на второй бой, сидишь здесь на крышке гроба, а я жду - не дождусь тебя на татами.
   - Вот так значит, - констатировал я поднимаясь. - И всё равно это еще не победа. Мы договаривались до трех побед, а не из трех. Так что дело еще не кончено.
   - Окей, окей, - Швейцар встал в стойку, - скажи только в каком углу тебя положить, и я это сделаю.
   Я засомневался в себе. Неужели он здесь тренировался? Но с кем?! Неужели с часовыми? Это маловероятно.
  
   Неужели его навещали эти дамы:
   - Матросская, Библиотекарша и Анна. - Да нет, нет, я бы знал. Но с другой стороны, откуда?
   Скорей всего, это были... нет, нет, кто бы это мог быть? Почему я испугался? Я подумал, что это могли быть покойники. Ведь даже Пушкин сказал, что покойники ходят в гости только к покойникам! Ма-ма! Вот до сих пор никак не мог понять, почему покойники пришли в гости к Адрияну Прохорову. Да мало ли что он их звал! Надо ведь еще найти дорогу туда, куда звали. Адриян Прохоров открыл новую похоронную контору на:
   - Том Свете.
  
   Но здесь другой случай. Уверен, на сто процентов уверен, что к нему все эти годы ходили на тренировки по крайней мере Инженер и Молочник - это раз. Харчик - без сомнения. Кто еще? Каменная Жопа? Нет, эту б... он бы не принял. Беркут? Нет. А вот Макс Черный вполне мог бы. Да все, все знали о существовании этого притона. Все, кроме меня. Какое лицемерие!
  
   Я опустил руки и схватился за голову. Швейцара это не остановило. Он сразу провел бросок через спину. Его не остановило даже то, что я должен был при этом броске упасть с Мавзолея. Абсолютное бессердечие.
   Более того, внизу были почему-то не его любимые орхи, а колючие, как задница у... Вот даже не помню, у кого это было.
   По-честному он выиграл только один бой. Вторую победу забрал путем политических интриг, а в третьей нарочно добил меня, чтобы я не настаивал на игре до пяти побед.
  
   Швейцар не спрыгнул, как можно было ожидать с Зиккурата, а вышел прямо через Парадный Вход. Я хотел подняться, но опять упал на свой зад, так как меня очень удивило:
   - Парень вышел с дымящейся сигарой в зубах.
   - Ты куришь? - спросил я.
   - Ты куришь, - ответил он. И добавил: - На, кури, будешь?
   - Давай. Закурим, - сказал я, поморщившись от боли.
  
   - Значит так, - сказал он, - ты остаешься здесь, а я пойду дальше.
   - Мы договаривались так? - я выдохнул дым кольцами.
   - Восьмерками можешь? - спросил он. И сам же ответил: - Не можешь. Но здесь научишься. И знаешь почему? Я пришлю тебе Лимонадного Джо. Знаешь, кто у нас Лимонадный Джо?
   - Нет.
   - Узнаешь.
   - Теперь я понял, - сказал я, - ты хочешь, чтобы я остался здесь.
   - Теперь? Что значит, теперь? А за что мы бились на этом Зиккурате? Ты что... - Я прервал его:
   - С Луны свалился?
   - Не с Луны, - сказал он. - Ты не просто так упал с Зиккурата Мавзолея. Ты проиграл. Более того, ты сам не знаешь, что ты выиграл! Да, милый друг, ты выиграл то, что хотел.
   - А именно? - спросил я.
  
   - Ты все забыл, ты все забыл. Ты зачем сюда пришел, сукин сын? Ты зачем сюда приперся?! Не просто же так надо думать?
   - Слишком много вопросов, - сказал я, - а ответ один:
   - Я пришел сюда за Чашей Грааля.
   - Так получи ее! - рявкнул Швейцар, и как на постаменте, вытянул свою длинную правую руку с широкой рабочей ладонью в сторону Мавзолея.
   Я икнул и сказал:
  
   - Я, я, я... - только теперь стало ясно, что Чаша Грааля - это сам Мавзолей. - Никогда бы не догадался. - И это были мои последние слова. Ибо я хотел еще спросить:
   - Как можно передать такую большую Чашу Западу? - Но Швейцар только замахал руками и ответил:
   - Иди, иди на свое место.
   - Куда? - тоже хотел я спросить.
   - Ложись в гроб.
  
  
   В комнате на Малой Даче - Сцена 4
  
   - Если хилый - сразу в хгроб! Сохранить здоровье чтоб? Применяйте люди:
   - Обтирание-е-е.
   - Не надо петь перед завтраком, - услышал я из другой комнаты. И знаешь почему? Настроение должна поднимать...
   - Ты, - высказал я логичное предположение.
   Она появилась в проеме белой двери, как привидение. Как Китайское Привидение, ибо на ней был костюм Дзюдо стального оттенка с красно-бело-желтыми цветами.
  
   - Это китайские лилии? - смог я только спросить от изумления.
   - Ты чему тут удивляешься? - грозно спросила она.
   - Я не знал, что в Китае тоже любят Дзюдо.
   - Ты вообще кто такой?
   - Я? А ты хоть видела меня в зеркало?
   - В зе... Что ты сказал? Рипит ит, плииз! - И не дождавшись ответа, провела мне бросок с дальней дистанции. А это значит, что с недоходом. Поэтому ударила меня между ног не бедром - как положено - а пяткой.
  
   Я загнулся, а когда дама опять ко мне приблизилась, укусил ногу, за то место, где зеки обычно рисуют кандалы.
   - Ты что делаешь, паскудник?! - заорала она. - Теперь будешь лизать мне ногу до вечера. Впрочем, я еще не знаю, оставлю ли тебя в живых, - добавила она.
   - Почему?
   - Потому что я не знаю тебя. Или ты думал, что вот так первому встречному-поперечному, я могу доверить подать мне завтрак в бассейн?
  
   - Я думал, это ты меня встретишь завтраком из креветок и семги. Кстати, почему ты никогда мне не приносила ни креветок - хоть обычных, по рублю, из супермаркета, - ни семушки?
   - А куда я тебе должна была их носить?
   - Известно куда.
   - Конечно, известно, но только не мне. И знаешь почему? Я никому ничего не должна. Ты же не этот, как его?
   - Кто?
  
   - Да этот был, здоровый такой парень, красивый моряк, Тельняшко, кажется.
   - Может бабло? - спросил я.
   - Да какое у него бабло, ты что?! Одни панты. Одно слово:
   - Тельняшенко. Точно, теперь вспомнила, его звали Паша Тельняшенко. Помнишь, он еще был твоим телохранителем, прежде чем стать Председателем Балта.
   - Какой еще Балда? - спросил я, все еще держа одну руку между ног.
  
   - Прекрати выпендриваться, пожалуйста. И да:
   - Только не строй из себя Швейцарца. И знаешь почему? Ты не Швейцар.
   - Почему это?
   - Ну-у, просто потому, что этого не может быть никогда. Более того, ты вообще на него не похож. И знаешь почему? Швейцар не проиграл бы мне в Дзюдо. Я бы давно уже лежала:
   - Или в кровати, или в кустах.
   - Просто я пожалел тебя.
   - Вот и видно, мил человек, что ты стукачек. И знаешь почему? Потому что Швейцарец никого не жалел. И в принципе туда ему и дорога.
   - Куда туда? - спросил я трудом разжимая зубы.
  
   - В ящик. Он же сыграл в ящик. Или ты и об этом ничего не слыхал? Впрочем, можешь ответить позже, а пока...
   - А пока? - спросил я.
   - А пока не перебивай меня, вымой ноги и помой...
   - Их, - опять добавил я, опередив ее, надеясь показать свою осведомленность в ее желаниях.
   - Не их, а бассейн. Их! Скажет же. Чё мне два раза одно и тоже повторять? Их да их. Иди, и вымой его. Я после завтрака буду принимать бассейн.
  
   - Ты идешь готовить завтрак? - спросил я.
   - Зачем? Разве ты его еще не приготовил? Значит мало я тебе провела. Иди сюда, сделаю еще болевой. И знаешь почему?
   - Почему?
   - Я только Швейцару готовила завтраки. И бассейн тоже. Но ты-то, к счастью, не Швейцар. И заметь:
   - Я не требую от тебя Эмпириокритицизма.
   Мне достаточно Материализма.
  
   Она ушла, а я задумался, что в этих дебрях Реального и Идеального, мне, пожалуй, с ней не справиться. И поэтому. И поэтому придется заняться своей прямой обязанностью, как интеллигенту:
   - Нет, не чисткой туалетов пока что, но одного бассейна уж точно. - И что там еще написано?
   Я прочел оставленную мне на столе Записку:
   - И купить семушки, да креветок. - Можно было не писать. Я и так это знал.
  
  
  
   Бассейн - Сцена 5
  
   И с песней я принялся сначала за бассейн.
   - Мне ктой-то на плечи повис
   Валюха крикнул: берегись!
   Валюха крикнул берегись, но:
   Было поздно!
   Та-рай-тарай-та, рата-та
   Та-рай-рара-та, та-та-та, но было очень, очень поздно.
  
   Оригинальный текст песни - Владимир Высоцкий
  
   - Ты эта... не стесняйся, разденься до гола, как я. - И уже повернувшись добавила: - За тебя здесь стирать одёжу некому.
   Я успокоил себя тем, что попал не в тот дом.
   - Надо было посмотреть на домномер. Мой-то семнадцатый, счастливый. Это, скорее всего девятнадцатый. Метонимический. Только один раз в девятнадцать лет здесь бывает секс. Потом, как у Кецалькоатля, половой член забирают, и запирают в сейф до следующих девятнадцати лет.
   - Она меня не узнает. Это точно.
   Теперь я уже не уверен, что я узнаю ее. Так бывает? Вроде ясно, как божий день:
   - Она. - А потом, при чистке бассейна, получается:
   - Скорей всего, мы были раньше незнакомы.
   Далее, разговор с Хариным.
  
   С сучковатой палкой, в соломенной шляпе подошел какой-то парень.
   - Ты кто? - спросил я. - И вообще чё те надо? Хочешь помочь? Нет. Ясно, что нет, у тебя палка.
   - Я здесь сторож. А вот ты, что здесь делаешь? - спросил он.
   - А так, без слов, непонятно? - спросил я.
   - Нет, я вижу, что ты чистишь бассейн, но если это действительно так, то возникает закономерный вопрос:
  
   - Зачем?
   - Так для сексу.
   - А в реке, что, нельзя это делать? - удивился он. - Вон внизу река. Там не только рыба, но есть и бесплатная вода. Е-сь, сколько хочешь,
   - Ну, возможно, это далеко. Да и так я вижу, что далеко, с горы спускаться надо. А кто спустится тому останется только два выбора:
   - Или подняться назад, или утопиться.
   А в связи с тем, что гора очень высокая - кто только мог до нее додуматься - топиться будут сиськи-миськи.
   - Систематически, вы хотели сказать.
   - Разумеется.
   - Но есть и третий выбор, - сказал парень, - переплыть на другой берег.
  
   - Эх, мил человек, - ответил я, - для этого надо знать, что он существует этот самый берег.
   - Сильно, очень сильно, - сказал парень и с трудом улыбнулся. Видно было, что его долго возили мордой по траве. Так долго, что кожа до сих пор была местами зеленой.
   - А я думал, ты Леший.
   - Почему?
   - Морда-то вон какая зеленая.
   - А я не думаю, я теперь знаю, что ты Швейцар.
   - Харин?
   - Узнал? Как? Я сам себя не узнаю.
   - По железной логике, естественно.
  
   - Я говорю и не думаю об этом. Само по себе получается просто, хорошо и очень логично.
   - Давай еще раз тебя проверим, и я открою тебе все здешние тайны, - сказал Харин. - К примеру:
   - Кто повезет Чашу Грааля в Америку?
   - Ты и повезешь.
   - Нет, точно! ты - это он. Ай да, Швейцарец, ай да, молодец. Правильно, никому другому не доверяй, только мне. А давай еще что-нибудь проверим, - добавил он.
   - Говори, я пока буду менять воду.
  
   - Что делать с Матросской, которая ждет тебя - не дождется, чтобы ты отправил ее в Америку, или хоть в Англию с Подарком-то. А ведь сама по себе, кроме красоты неписаной, ничего не имеет в голове-то. Честно тебе говорю, только бы трахаться, только бы трахаться. Вот хоть...
   - С деревом, - предположил я.
   - Да с деревом - это еще бы ладно! Вот ты думаешь, зачем ты моешь этот бассейн?
  
   - Чтобы... был чистым! Нет, нет, нет, - это тавтология. Чтобы его трахнуть, значит, если тебе верить.
   - Правильно. Я так и думал, что ты Швейцар. Не каждый, далеко не каждый может понять, что трахнуть можно даже чистый бассейн. Ведь в нем нет даже инфузорий - туфелек, чтобы можно было вообразить стадо баранов - нет оснований. Ты смог.
  
   - Ну-у, мэй би, кто-то в нем все-таки остался.
   - Ты хлорку добавлял?
   - Немного.
   - Значит, никого не осталось. Но ты понял, что осталось Что-то! Это очень важно, как сказал Андерсен, так как Неживое обладает жизнью...
   - Если этой жизнью обладаете вы, - перебил я его.
  
   На пороге дома появилась Матросская в голубом с розовым купальнике. Между прочим, это несколько охладило мой пыл.
   - Извини, - обратилась она ко мне, - мы никому не можем доверять на слово. - И не стесняясь меня спросила Харина: - Ты его проверил?
   - Да. Только Швейцарец раньше знал, что трахнуть можно почти всё, что угодно.
  
   - Теперь я проверю, - улыбнулась она, а я подумал, что сейчас будет, наконец, секс.
   Нет. Она попросила нас пройти в дом, и, если хочется, подглядывать оттуда. Разумеется, мы не могли удержаться. Она занималась сексом с бассейном, как с живым, хотя в нем не было даже инфузорий - туфелек.
  
   - Великолепно, - сказал Харин.
   - Восхитительно, - сказал я.
   - И самое интересное...
   - Да, я это тоже заметил. Заметно, что Бассейн может делиться на две половины.
   - На мужчину и женщину, - сказал Харин. - Она так делала с Саткевичем, когда жила с ним и одновременно с его женой.
   - Немыслимо.
   - Наоборот, очень даже мыслимо. Ибо как сказано:
  
   - Вы не всё можете даже себе вообразить.
   - Кто это сказал?
   - Маркиз де Сад.
   - Логично.
   - Более чем.
   - Так и до нас дело может не дойти, - сказал Харчик.
   - А ты, что, тоже надеешься?
   - Нет, это я так, просто оговорился. Я имел в виду тебя одного. Просто думал, что ты сможешь сделать это за двоих.
   - То есть как? Вспомню тебя во время оргазма, что ли?
   - Я имел в виду до него. И не раз.
  
   - Нет, нет, разумеется, я тебя не забуду.
   - Впрочем, мне кажется, я уже сделал это.
   - Да? Я тоже. Она нарочно нас вывела из строя. И знаешь почему? Ждет Швейцара.
   - Значит, не поверила, что я Швейцар.
   - Нет, почему, поверит, если ты сможешь с ней что-то сделать, когда она позовет тебя в бассейн.
   - А я смогу?
   - Не знаю теперь уже.
   - А кто будет знать? Если ты не докажешь, что ты Швейцар - нам обоим конец. Ведь эти Каменные Жопы боятся только его.
  
   - Ты же сам недавно говорил, что Швейцарец - это я.
   - Да, да, конечно. Но логика - это, знаете ли, одно, а непосредственное впечатление другое. Как говорил в свое и не только время Герберт Аврилакский:
   - Не в одной голове всё дело, но в чувствах, рожаемых в спальне Лизаветы Ивановны.
  
   - А где ее чувства? Вы думаете, в спальне Графини? А не наоборот?
   - Нет, нет, голова - то Лиза, а мёртвая Графиня в спальне - это ее душа.
   - Да, пожалуй, вы правы, не даром к Лизе надо переться по винтовой лестнице, а Душа дана нам сразу, бесплатно.
   - И заметьте, в самом уютном месте, с Бельэтаже.
  
   Далее... Далее пора штурмовать Летний. Где дальше будет происходить действие, Штурм Летнего. Лучше не в Питере, а... Где7
  
  
   Сцена обеда, точнее:
   - Второго завтрака - Сцена 6
  
   Мы вышли к отдыхавшей на краю бассейна Александре Матросской. Харин спросил:
   - Так эта, где накрывать стол думаете, государыня-рыбка?
   Она вяло положила голову на другую щеку, и молвила:
   - Щвейцарец, ты можешь прямо сейчас утопить этого супостата?
   - Где? - Я взял таким образом время на размышление.
   - В этом бассейне, на моих глазах.
   - А кто будет организовывать банкет? - спросил Харчик обиженно.
  
   - Не твое дело. Ты уже давно мог бы считать себя покойником, - сказала Матросская. - Представляешь, он мне постоянно грубит. Трахаться со мной не хочет, только со своей Анной, говорит, что не может забыть ее даже на несколько часов. Каков гусь! Все могут, значит, а он:
  
   - Нет! - Да я сама тебя утоплю, паскуду! - крикнула леди, но приподнявшись чуть-чуть над фиолетовой панелью, опять легла. - Швейцарец, утопи ты его, это будет твоя последняя проверка на лояльность к местным.
  
   - Что значит, Местным? - не понял я.
   - Ну, я знаю, что ты, как и... все мы, - она хотела сказать:
   - За исключением Харчика и так, еще двух-трех: Беркут там, Макс Черный, - с Тау Кита, но передумала, и добавила только:
  
   - Но мы еще никогда не были покойниками, и поэтому не знаем о них практически ничего.
   Может ты там привык иметь только одну вумэн. Так вот здесь теперь уже так не делается.
  
   - Это не такое уже большое отличие, - ответил я, - его, в случае чего можно исправить. Я думал, ты скажешь, я там привык есть людей, или, например, говно. Нет, всё, как обычно:
   - Я люблю Таукитянскую осетрину, креветки и так все остальное, туда-сюда.
   - Значит, ты не лоялен к местным, - сказала барышня.
   - Я в принце надеялся, что не одна Незабываемая Анна носила мне передачи в Мавзолей, но и ты.
   - Да, носила, - просто ответила Матросская. - Я проверяю тебя на логичность мышления.
  
   - Спасибо, хорошо, что вы делаете это сами, а не отправили меня лечиться, на обследование, я имею в виду, куда-нибудь в Горки.
   - Этот бычара, Ся - Напильник, хотел отправить тебя туда, - сказал Харин.
   - То есть как?! - ужаснулся я. - Разве он знает о моем приезде? Более того, почему Макс Черный бездействовал? Надо было этого Ся - Напильника отправить куда-нибудь послом.
   - Например?
   - На остров Цейлон.
   - Он не любит чай.
   - Так дали бы ему в дорогу ящик водки.
   - Не любит
   - Тогда самогонки.
   - Не догадались.
  
   Эту идиллию на берегу бассейна прервала Ня - Библиотекаршу. Она появилась как будто из-под Земли.
   - Их бин Щюлерин, - сказала она весело. - Вы записали меня в ученицы, а я ведь, наоборот, Учительница. Вы не знали? Или забыли.
   Матросская перевернулась... нет, не на спину, а на только бок.
   - Ты должна быть в командировке в Питере, - сказала она, - почему здесь?
   - Ты мне не начальник, чтобы я перед тобой отчитывалась, - улыбнулась Библио. И добавила: - А ты, что здесь разлегся, мин хер...ц?
  
   - Это ты... вы кому? - спросил Харчик.
   - Ну, не тебе же.
   - Почему?
   - Хотя бы потому, что ты стоишь.
   - Что значит:
   - Стоишь?
   Она подошла поближе и провела Харину Зацеп Изнутри. Парень упал в бассейн.
  
   - Вы, вы представляете себе, - сказал он, выплюнув воду, - эта стерва постоянно нарушает подписанное всеми соглашение о:
   - Неприменении.
   И что самое интересное, ей ничего за это не бывает.
   - Теперь я тоже буду всех убивать, не затрачивая времени на надевание костюма Дзюдо, - сказала Матросская. - Тем более, его еще таскать с собой надо. А как это делать никто не сказал. Это вам же не меч Бессмертных.
  
   И тут появился Ти - Испанец. Оказывается, он победил в упорной борьбе Ся - Напильника, и был назначен Главой Ревизионной Комиссии по применению приемов Дзюдо в обычной жизни. Что означало:
   - Нельзя применять приемы Дзюдо к своим друзьям, близким и просто знакомым:
   - Без наличия у обоих - или обеих - представителей Тау Кита или же Земли костюма для борьбы Дзюдо. Сноска:
   - Любого цвета.
  
   - Наконец ты мне попалась, мадам, - сказал он, и хотел сходу бросить Библиотекаршу в бассейн. Но она побежала по мосткам, и закричала:
   - У тебя нет кимоно. - И добавила уже с другой стороны: - А у меня, тем более.
   - А! - закричал Испанский нечленораздельно, - я добился Второй Сноски. Только что принято решение, что для применения приема Дзюдо достаточно одного Кимоно, т.е. можно драться:
  
   - Без штанов, - это пункт А.
   - А пункт Б? - без смеха спросила Библио с другой стороны. Она уже поняла, что принято какое-то неприятное для нее решение Бюро.
   - Достаточно, чтобы Кимоно было хотя бы у одного одушевленного объекта!
   - Ну, допустим, я одушевленная, - сказала Библиотекарша, - только Кимоно у меня, к сожалению, для тебя, с собой нет! - И добавила тихо:
   - У тебя, надеюсь, тоже?
   Но Испанский поднял вверх руку, и с возгласом:
   - Но пасаран! - вытащил неизвестно откуда куртку для борьбы Дзюдо. А именно:
   - Кимоно.
  
   - Спасите меня, пожалуйста, - закричала леди. И... и Швейцар преградил путь Испанцу.
   - Ну, че ты лезешь? Че ты лезешь? - запричитал Испанский. Ты кто вообще такой?
   - Я - Швейцарец, - скромно, но твердо ответил Швейцар.
   - Если ты Швейцар, то я... то я этот, как его?
   - Серый, - подсказала Матросская.
   - Нет, нет, на хер он мне нужен. Я весь Лаки Сто!
   - Эка, куда хватил! - крикнула с другой стороны бассейна Библио. - А вот это не хошь? - И она, повернувшись задом, хотела показать ему жопу. Даже начала приподнимать длинное платье.
   Зрители затаили дыхание.
  
   - Сыграйте кто-нибудь Дробь, - сказал Испанский, и тут же хотел бросить Швейцарца в бассейн.
   Не вышло. Швейцарец применил прием Самбо. В падении. В падении провел Испанцу переднюю Подсечку.
   То, что произошло привело всех в радостное возбуждение:
  
   - Испанец несколько раз перевернулся в воздухе, как акробат, и в шуме брызг скрылся под водой.
   - Если ты на самом деле Швейцар - добей его! - крикнула Матросская.
   - Хватит, хватит его проверять, - сказала Библио, - я вижу, что это точно он. А Испанец нам еще пригодится для битвы с Лаки Сто.
   - Да, действительно, - сказал Харчик, - их много и все дураки. Это опасно.
  
  
   В ресторане, а в ресторане... - Сцена 7
  
   Было заключено перемирие, и все направились в столовую.
   - Надо разыграть, кто будет у плиты, - сказал Испанский.
   - Почему ты? - спросил Швейцарец.
   - Давайте не будет драться, - сказал Харин. Он хотел что-то еще добавить, но Испанец уже перебил его:
   - Ты, что ли, хочешь? Нет, ты представляешь, - он толкнул Швейцарца в бок локтем так, что тот едва удержался, чтобы не загнуться, - хочет готовить! А что ты умеешь, кроме того, что жарить Флорентийский стеки? - И сам же ответил: - Ни-че-го.
  
   - Там уже есть человек, - успел сказал Харин, прежде чем вся толпа свернула в бар, который был здесь столовой. В том смысле, что блюда не надо было таскать из кухни. Для кухни нужен был официант, а официантом быть никто не хотел, так как после ужина его обычно били. За что? За чаевые. Все знали, что много чаевых брать нельзя со своих. Но никто не мог удержаться, чтобы не обсчитать какого-нибудь члена Бюро. А даже самого Лаки Сто. Раз обсчитали самого Ся - Напильника, Каменную Жопу. Он сюда заходил редко:
   - Не приглашали, - но когда зашел Анна Незабываемая взяла с него, как за два Флорентийский стейка и за целую бутылку Хеннесси.
   - Я столько не мог выпить! - зло рявкнул Напильник.
   - Но выпил, - невозмутимо ответила Анна, постукивая химическим карандашом по швейцарском блокноту, который еще в детстве подарил ей Швейцар. Тогда еще, у паровоза, с которого он сошел, что быть ближе к людям.
  
   - Сама заплатишь, - нагло ответил Ся - Напильник. И добавил: - Иначе я тебя ударю.
   - Попробуй.
   - Я не совсем правильно выразился, - сказал Напильник, и уже тогда вытащил неизвестно откуда заранее припасенную куртку черного цвета. Это было страшно. - Я проведу тебе бросок через спину, по-японски. Ты знаешь, что такое бросок по-японски? Нет? - И прежде чем Анна успела сообразить, провел высокоамплитудный бросок через спину из прямой стойки. Она даже задела стройными, уже обнажившимися ляжками за абажур лампы, изображавший Медузу Горгону. Здесь так было принято.
  
   За стойкой лежал костюм Дзюдо голубого цвета с розовыми пастельного цвета цветами. Она подползла туда и надела его. Потом крикнула, когда Ся уже открыл дверь, чтобы свалить:
   - Как ни в чем не бывало, - эй ты! не уходи, пожалуйста, за мной остался мой выстрел.
   Напильник начала испугался, и хотел убежать, даже закрыл дверь с той стороны. Наконец он понял, что увидел в руке Анны не Кольт 45-го калибра, а увидел на ней великолепный костюм, как луг на картине Ван Гога, когда он смотрит во двор и пишет его из Белого Дома. - Скорее всего, из Желтого.
  
   Напильник вернулся и бегом направился к Анне, еще слегка покачивающейся, и держащейся правой рукой за шест, на котором в дальнейшем предполагалось устраивать представления. Нет, никто не собирался приглашать сюда обнаженную натуру. Просто на шесте мог выступить любой из гостей этого дома, чтобы снять ненужное напряжение. Что-то такое среднее между борьбой Дзюдо и непреодолимым желанием застрелиться.
  
   И когда Ся приблизился, поднялась на этом шесте. Напильник проскочил под ней, а когда повернулся, был схвачен за горло. Не доведя до конца прием удушения из стойки - она просто засомневалась, что из стойки его можно делать, но не лежать же вместе с этим оборотнем без погон? - сделала Подхват с захватом противника сзади за волосы.
  
   - Она бросила Таукитянина прямо в бар! - крикнул один из многочисленных гостей. Раздался такой грохот, как будто разбили половину второго этажа Гума. И только из-за того, что кому-то не досталось двух-трех пар чешских плетенок. Но с другой стороны:
   - Человек стоял за ними неделю.
   Самое интересное в этой истории то, что Ся разбил в баре очень много дорогой посуды и дорогих бутылок с еще более дорогими коньяками, и:
   - Всё отплатил! - Правда поклялся, что:
  
   - Будет помнить об этом пограничном инциденте всю жизнь!
   - Ха-ха, - ответила Анна. А Ся - Напильник добавил:
   - Тебя! ждет Колыма. - Это было, как гром среди ясного неба.
  
   А сейчас все увидели Незабываемую Анну за стойкой бара. Она улыбнулась гостям, и Испанец понял:
   - Спор за право обслуживать дорогих гостей неуместен. - Этот пост уже занят.
   - Что ж, меня опять опередили, - сказал он, и пригласил за свой стол Матросскую.
   - Они обе сядут со мной, - сказал Швейцар.
   - А я с кем буду? - сказал Испанец.
   - Ты? Дак с нами, естественно, - засмеялась Ня - Библиотекарша.
   - Что означает, видимо:
   - Сегодня я могу взять себе Матросскую, - подумал Швейцар.
   Далее, обсуждение времени и места Штурма Летнего.
  
   Они сидели за столом впятером, и уже доедали Холодную телятину с сыром и белужьей икрой сверху, как это принято в лучших домах Ландона... Прошу прощенья, это из другого места. Они как раз ели именно то, что я уже сказал, но принято это в Бельгии и Дании, скорей всего и в Норвегии тоже. Люди едят холодную, но очень вкусную, хотя и обычную еду.
  
   Даже сам Харин сначала возмутился, хотя надеялся именно сегодня провести часть вечера и ночь с Анной. Так она была хороша в этом проеме бара с тарелкой белужьей икры на предплечье, так как больше ее некуда было поставить из-за шести больших тарелок в кистях обеих руку, и двух на другом предплечье.
   - Да мы сами всё возьмем! - ласково улыбнулся Харчик. - Не утруждай себя, садись с нами за один стол. Ты не кухарка.
  
   - И не прачка! - крикнул Испанец со своего места.
   Ему бы тут же вызвать на смертельный бой Испанца, но Харчик почему-то набросился на Анну:
  
   - Ты чё это приготовила? Где горячее?
   - Так готовят теперь в лучших кафе Дании, - испуганно ответила Анна. И добавила: - И не только.
   - Я так и знал, что ничего хорошего не будет, пока я сам не встану у плиты.
   - Как глава мафии? - спокойно вставил Швейцарец.
   А Ня пообещала:
  
   - Как только принесут мне тарелку, вся она, включая икру, будет на твоей роже. - И в качестве подтверждения схватила Испанца за длинный нос. И ладно бы рукой - зубами.
   Испанский решил... точнее прямо, как наяву увидел перед собой Медузу Горгону, вид которой и так устрашил его при входе в зал:
  
   - Большой шар ее головы украшал сам бар, так как висел в виде подсветки прямо перед ним на длинном толстом шнуре.
   Еще тогда Испанец хотел пошутить:
   - Почему шнур такой толстый? Это же не пес Аида Цербер, чтобы держать его на таком толстом шнуре?
   - Нет, конечно, - только и ответила Анна. Она даже не смогла сосредоточиться от такого замечания, чтобы как-то дальше логически развить свою мысль.
   Могла бы начаться кровавая бойня. По крайней мере всю дорогую импортную посуду из чешского стекла - имеются в виду стаканы - и все бутылки Камю и Мартеля были бы перебиты безусловно.
   Но в зал вошла делегация.
  
   Швейцарец сидел спиной и даже не повернулся, когда Надя рявкнула, всматриваясь в лица вошедших.
   - Кто вас сюда пустил?
   - Открыто было, - ответил Усов.
   - Точно? Или ты въехал сюда на коне? - грозно спросила Матросская.
   - На тачанке, - печально сказал Сенной-Граблин. - Я его отговаривал. Объяснял, что этого делать не нужно. Что, мол, мы и так уже сняли сторожа, - и кивнул сначала на Харина, потом на Анну.
   - Как? то есть, - рявкнул Испанец, - на страже никого?! - И добавил: - Я так и знал, что это кончится плохо.
   - Да, нет, нет! - поднял руку ладонью вперед Напильник, - мы не пришли вас арестовывать.
   - Лучше бы вы вообще не пришли, - сказал Швейцар и повернулся, наконец, от стола.
  
   Напильник, выступивший вперед, Усов, Сенной-Граблин, и даже шедшие сразу за ними Молочник и Инженер, - попятились назад и упали. Повалились на пол, как будто попали в зону турбулентности.
   - Ай да, Швейцарец, ай да, молодец! - Кто-то это сказал, эти слова и захлопал в ладоши. Но никого не было видно.
   - Дух, - схватилась за грудь Ня, - уж не с Тау Кита ли привет? - Она добавила: - Привет, привет, - и помахала рукой куда-то вверх.
   Но дух явился. Это был...
   - Ты кто? - опешил даже Швейцар. - Неужели:
   - Их бин Амон Ра, рашен глупый лав машин, - без знака вопроса, ибо теперь его узнали все.
   - Я пришел представить здесь сторонников защиты Летнего Дворца.
   - А именно? - спросил Швейцар.
   - Вот список, ознакомьтесь, пожалуйста.
  
   Испанец взял список.
   Швейцар:
   - Прочитай вслух.
   - Это неудобно, - сказал Испанец, и хотел убрать список в карман.
   - Там, что, про секс втроем? - спросила Матросская. - Так мы уже это проходили.
  
   - Читай вслух, - сказал Швейцарец, и сел. Он взял кусок сыра в виде почти тетрадного листа бумаги, и помахал им перед собой, прежде, чем откусить.
   - Садитесь и вы, - замахала руками, пока они были свободны, Незабываемая Анна, - места есть.
   Это было предложение о перенесении Штурма Летнего с двадцать пятого октября на седьмое ноября.
  
   - А место, место там указано? - спросил Напильник.
   - Ты сначала пообедай, а потом лезь в сурьезные разговоры, - ответил ему на это Харин.
   Ся что-то промычал, но Анна тут же предложила ему пятиминутную разминку.
   - Полетать хочешь? - спросил она.
  
   - Что? - ясно было, что вопросом Напильник взял себе время на раздумье. - Впрочем, я согласен, но только после оглашения приговора, - ответил он.
   - Нет, нет, - сказал Швейцар, - изволь ответить за грубость сейчас же. - И предложил Анне переодеться.
   На удивленье у Напильника кимоно было с собой. Как успел? Да вот так вот, отвечает:
   - Жду от вас подлянки каждую минуту.
  
   Далее, бой между Библиотекаршей и Напильником. Так как он, по ее мнению, обидел Швейцарца своим, как всегда беспрецедентным поведением.
   Но пока боя не вышло. Как сказал Швейцар:
   - Морды будем после бить - я вина хочу. (Была другая фраза, забыл, не успел записать).
   Ня - Библиотекарша обрадовалась, что Таганский совместился с Швейцаром, а не остался в Мавзолее с Серым. Она тут же закричала:
   - Песню, песню, песню!
   И... и я вынужден был взять, поданную через стол гитару.
  
   - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай? Приходит ли... - я сделал паузу, и все зааплодировали. - Приходит ли:
   - Знакомая блондин-ка-а-а. Но чувствую, я что смотрит на меня соглядата-а-а-й-й. Да не простой, а невидимка! Ну и вот срываюсь с места будто тронутый я, до сих пор моя невеста мной не тронутая-я. - Библиотекарша подошла поближе, и я хлопнул ее по заднице рукой, которая только что перебирала струны. Левая так еще и держала Звездочку. Я перешел на Баре, и продолжил:
  
   - Про погоду мы с невестой ночью диспуты ведем-м! Ну! а что другое если! мы стесняемся при ём.
   И все хором добавили:
   - Обидно мне, досадно мне! Ну, ладно.
   Я облегченно вздохнул:
   - Песня до сих пор пользовалась популярностью. - Этот Си - Серый, как ни старался, не смог ее испортить.
  
   Через два часа, как будто только очнувшись, кто-то сказал:
   - А заодно и обсудим план Штурма Летнего, - самый трезвый из всех. А это был, к удивлению, многих, Амон Ра.
   - А его и прислали, как представителя ушедших веков, а именно генерала Кошки, генерала Иркутского, генерала Черного Барона, и Царя, Ника Бальского, именно потому, что умеет Мадеру пить тазиками! - крикнула Матросская, и встала на стол, чтобы пройти поближе к Амону Ра.
   - Неужели нельзя было обойти стол? - спросила Ня - Библиотекарша.
   - Я люблю кратчайшие расстояния.
  
   - А оттуда, что, ничего не слышно? - сказала Анна. - Здесь не такие большие расстояния.
   - Я ничего не хочу говорить, - проговорила Матросская, глядя вниз, на грешный стол, и осторожно переступая еще полупустые блюда, недопитые Мартели и Камю, сверкающие подсветкой хрустальные фужеры на ножке. И добавила: - Я перед ним станцую.
  
   - Зачем?! - рявкнула Ня. - Танцуй лучше над Швейцаром, он это давно заслужил. Столько лет жить, как отшельник. Это даже представить себе просто так невозможно!
   - Ты не понимаешь, Ня, - сказала Матросская. - Сражения надо выигрывать еще на переговорах. Мы должны подписать в отношении Штурма Летнего выгодные для нас условия.
   - Хорошо, тогда иди, - сказала и Анна, - ему должно понравиться.
   - Хотя и потрудиться придется, - добавила Ня - Библио.
  
   - Ну чё, красный молодец, - обратилась Матросская к Ра, - секст-то очень любишь? - И потянула парня за ветвистую бороду.
   - Больно, - сказал, облизнувшись Амон Ра.
   И добавил:
   - У меня есть заготовленное предложение, даже два.
   - Хорошо, давайте бумагу, - сказала Матросскя и села ему на колени.
   - Кремль, раз, Метрополь два, - прочитала она.
   - Чё-то вроде не то, - сказал я, на минуту прервав очередную песню. А именно:
   - Ну, если я кого ругал:
   - Карайте строго!
   Он соображает, все понимает. От осознанья, так сказать, от просветленья.
   И все же, брат, трудна у нас дорога! Эх, бедолага! Ну спи, Серега.
   - А что для вас то?! - неожиданно рявкнул Амон Ра. - Хотите переться в Питербурх? Извольте. Как грится:
  
   - Прибыла в Одессу банда из Амура. - И добавил: - Фраера.
   - Нет, нет, - сразу затараторила Библио, отчетливо увидев, что Швейцарец обиделся, - я сама им займусь. Отойди, Матросская, а то и тебя задену.
   - Не уйду, - ответила Матросская. - И знаешь почему? - И не дожидаясь ответа резюмировала: - Ты одна его не выдержишь. - Библиотекарша махнула рукой и не стала возражать.
   Когда все уже надели кимоно, опомнилась Анна:
   - Мы первые были на очереди! - И схватила за рукав еще не совсем пьяного Напильника - Ты готов? мил человек.
   - Бе, ме, - сказал Напильник.
   - Он еще не готов! - махнула рукой Анна, можете валить его.
  
   Дамы запрыгали то спереди и сзади, то с боков еще жующего рыбий хвост Амона Ра.
   - Обложили, как медведя, - сказал Усов. А Сенной-Граблин добавил:
   - Действительно.
   Инженер и Молочник решили пока спокойно выпить, как сказал Зи:
   - Мартельчику! - а Ме:
  
   - Да с куропаткой.
   Матросская схватила Амона Ра за бороду.
   - Нет, нет, это запрещено! - тут же подпрыгнул вверх для акцентации внимания судья. А это был Испанец. Че ему не сиделось? Скорее всего, хотел заработать лишний авторитет, и после боя утащить одну из дам в нишу.
   Амон Ра бросил одну из дам прямо на стол, как огромного осетра.
   - Кто это? - спросил я.
   - Матросская, - ответил сам Амон Ра. И добавил: - Я выбрал Библио. - И он тут же провел ей заднюю подножку.
   - Он меня загипнотизировал! - закричала Библио. Точнее, хотела закричать, но у нее ничего не вышло, и она молча ударилась головой о край маленького диванчика.
   - Думаю, ей больно, - сказал Молочник.
   - Согласен, - ответил Инженер. - Впрочем, не совсем, так как два сантиметра поролона там есть.
   - Мэй би, даже латекса.
   - Логично.
   - И да: сейчас чей ход?
   - Ход? Какой ход?
   - Мы играем в шахматы, ты забыл?
   - Нет, помню, но я думал в шашки.
  
   - Шашки-Машки. - И ребята, действительно, двигали туда-сюда бутылки, хрустальные рюмки и фужеры с томатным и апельсиновым соком. Но - клеток на столе не было.
   - Вы во что играете? - спросил Напильник.
   - В ипподром, - ответил Инженер, а Молочник добавил:
   - Это он играет в лошадей, а я в войну.
   - Действительно, - сказал Ся - Напильник, - а то было бы абсолютно неясно, зачем вам нужен томатный сок. А это ведь кровь. Кровь, правильно я говорю?
  
   - Да, - сказал Молочник, - это кровь павших в психической атаке солдат и офицеров.
   - Лишняя есть? Можно я запью? - спросил Напильник.
   - Тебе какую кровь? Китайскую или русскую? - спросил Молочник.
   - А мы уже с китайцами воюем?
   - Нет, нет этого не может быть, потому что не может быть никогда.
   - Мне томатный, - сказал Напильник.
   - Тогда русскую, - сказал Инженер. - И знаете почему?
   - Только у русских кровь красная? - спросил Напильник.
   - А ты не знаешь?
   - Нет, я боюсь крови, поэтому никогда ее не вижу.
  
   Они все трое выпили, и запили соками. А когда очухались Библиотекарши и Амона Ра уже не было в комнате.
   Швейцар был в это время в саду, курил сигару, завещанную ему Си - Серым, поэтому даже не знал о происходившем в доме инциденте.
   Далее, драка Анны, точнее Харина и Напильника.
   Выбор места Штурма Летнего.
  
   Я спрятался за беседку, которая находилась в двух шагах, ибо заметил пробирающегося между кустов человека в белом пляжном костюме, и желтой соломенной шляпе. А кто это был - так и не понял.
   Человек пробежал мимо, и я подставил ему ножку. Он упал, как будто был слепой.
   - Зачем подножку мне подставил? - спросил он, не вставая, а только перевернувшись на спину, как ежик, с удивлением узнав лису:
   - Опять ты?
   - Я.
   - Ты был в Мавзолее?
   - Был.
   - А я Сладкий.
   - Да? Нет, я тебя не помню. Торт, что ли, вместе ели?
   - Не торт, стояли вместе на паровозе, помнишь? А потом писали вместе диссертацию на тему:
  
   - Что делать, если у вас уже есть двухкомнатная отдельная квартира, и вы уже не живите в коммуналке плюс более-менее хорошая иностранная тачка.
   - Нет, не помню. Более того, я всегда пишу один. Знаете ли, привык писать в глубине Спасской Башни. И самое интересное никто не мешает.
   - Почему? Лестница большая?
   - Лестница большая, но не больше любопытства, имеющегося у некоторых.
   - Неужели вы их сбрасывали?! - ужаснулся Сладкий.
   - У меня не было выбора.
  
   - И больше не приходили, даже во сне?
   - Нет, ни во сне, ни наяву. Как рукой сняло.
   - Но меня вы не сбросите, - сказал Сладкий.
   - Почему?
   - Здесь нет места. Я имею в виду внизу.
   - Как знать, Земля может разверзнуться в любую минуту.
   И действительно, мне показалось, что Земля колышется.
   - Что? - спросил Сладкий.
   - Кто-то идет.
   - Ой, чуть не забыл! - воскликнул он, - я стою, вас слушаю, как будто мне самому нечего сказать. Я и бежал сюда, чтобы сообщить:
  
  
   Штурм Летнего - Сцена 8
  
   - Штурм Летнего начался.
   - Вы уверены?
   - Как в самом себе. Вам нужно торопиться.
   Я вынул новую сигару, прикурил и сказал:
   - Теперь все равно уже не успеем. Питер оч-чень далеко отсюда.
   - Но, в том-то и дело, что близко. Я бежал сюда именно с этим экстраординарным предложением.
   - Этого не может быть, - ответил я.
   - Почему?
  
   - Потому что не может быть никогда. Что здесь непонятного?
   - Понимаешь, я должен был отвалить с последним кораблем, у меня в кармане уже диплом Гарварда, и ученая степень, я буду представлять в Штатах Миделиновый Картель в среде писателей.
   - Ты писать умеешь?
   - Если бы не умел, не стоял был здесь. Вы поняли?
   - Ты останешься здесь, - сказал я. - И знаешь почему?
  
   - Почему? Писатели вам самим нужны? На это я вам отвечу логично:
   - В Царской России я уже жить не могу, так как уже настроился на цивилизацию, а вы все равно уже не победите. Почему? Они близко.
   - Насколько близко?
   - Они уже штурмуют забор.
  
   Я окинул придирчивым взглядом свои семь на восемь гектаров Малой Дачи.
   - Вы не туда смотрите, - сказал Сладкий, и повернул мою голову в направлении двухэтажного коттеджа в стиле Агаты Кристи.
   - Я его уже видел, - ответил, но пока так и не понял:
   - Любить мне его или просто наслаждаться.
   - Я бы на вашем месте перестроил его в Мавзолей.
   - Мавзолей лучше, по-вашему?
   - Если вы будете вести себя так беспечно, то у вас просто не будет выбора. Вы куда смотрите? - добавил он.
  
   - Ничего не вижу, - ответил я, посмотрев по сторонам. - Впрочем, подождите минуту, кажется, что-то есть! Но где пока не пойму. Вы не могли бы завязать мне глаза?
   - Чем?
  
   - У вас широкий галстук, используйте его. Не переживайте, я потом вам вышлю в Филадельфию новый, если что.
   - Если что, вас в лучшем случае опять посадят в Мавзолей, а то ведь поедете просто-напросто на каторгу, опять писать, а точнее:
   - Дописывать Материализм и его Эмпириокритицизм.
   - Стоп, кончай травить баланду, мужик! Вижу, вижу!
  
   - Что? Кажется... вижу Летний Дворец. Фантастика! Я - ясновидец. Как это возможно? Я здесь, в Москве, а вижу, что происходит в Питере. Точно, лезут через заборы. А были заборы? - Я попросил Сладкого покрутить меня вокруг своей оси.
   Он покрутил, но сказал мрачно:
   - Это происходит здесь.
   - Где здесь? - спросил я, и стал опять вглядываться в непроницаемую, казалось бы, мглу. Потом снял галстук и прямо над собой увидел большой указатель:
   - Летний.
   - Кто это мог здесь повесить? - спросил я.
   - Одно могу сказать точно:
   - Не я, - сказал Сладкий. - Наверное, заранее готовились. Теперь все стекутся сюда.
  
   - А у нас совершенно нет оружия. Кстати, как будущий шпион ты должен знать, чем они вооружены. Ну, не на самом же деле они идут в костюмах Дзюдо?
   - Нет?
   - Вы кого спрашиваете?
   - А вы?
   - Дак, я вас спрашиваю. И знаете почему? Не себя же мне спрашивать, ибо я и так ничего не знаю.
   - Ах да, Швейцар, ах да, молодец! - плясал вокруг меня Сладкий. И добавил: - Пора, пора, мой друг, вылазить из Мавзолея-то. Протри глаза!
   И я понял, что штурмуют нас. Летний Дворец - это Малая Дача. Люди поняли, что это место является сосредоточием зла.
  
   - Я должен предупредить остальных, - сказал я. - Только вот не знаю, как это сделать.
   - Там в здании, - Сладкий кивнул на двухэтажный дом, - есть одно место где хранится план обороны дома, и...
  
   - И? - повторил я.
   - И полный набор кимоно для всех, считаю поваров и официантов.
   - Так вы всерьез предполагаете, что они идут в атаку в Кимоно?! - Я все-таки удивился, хотя и знал, что все мои люди владеют приемами Дзюдо на уровне пятого Дана, как минимум.
   - У тебя какой пояс? - спросил я Сладкого.
   - Я тренировался специально для отъезда за рубеж, - сказал он.
   - Ну, какой, какой, говори, не стесняйся.
   - А чё стесняться, чёрный. Как у всех. Я специально бился головой о стену, чтобы быть:
   - Как все.
  
   - Писать потом сможешь?
   - Не знаю.
   - Тебя, между прочим, посылаем туда, как писателя. Ты ни в чем не должен уступать Ромену Роллану. В курсе, кто это такой?
   - Естественно. Но я хотел работать, как разведчик.
   - Зачем?
   - Так Си - Серый сказал. Мол, сбежишь, как разведчик, а мы потом, если что, тебя грохнем.
   - Что значит Си?
   - Так...
   - Ты мне еще тут спой песню про До, Ре, Ми, Фасоль. Кстати, ты любишь фасоль? У тебя нет диабета?
  
   - Не знаю, не проверялся. Тогда, может, мне писать как-то по-новому, как Хемингуэй, например. Или как Кафка даже. Мэй би...
   - Как Хемингуэй можешь, про Кафку забудь.
   - Почему?
   - Не поверят.
   - Чему? Не поверят, что я шпион? Я, между прочим, тоже так думал. Скажут:
   - Если ты такой же чокнутый, как Кафка, непонятно, зачем бежал из России.
   - Правильно. Это ведь легенда, что они считают нас белыми медведями. Наоборот, мы в душе:
   - Импрессионисты.
   - И даже кубисты, - добавил Сладкий. - Я люблю не только Пикассо, но и Матисса. Даже Сезанна иногда.
   - Это надо скрывать.
   - Не думаю, что это логично, - сказал я, и спохватился:
  
   - Прикрой пока главный вход, а я пойду к гостям, расскажу им, что к чему уже началось.
   - Лучше я пойду, а ты прикрой, - сказал Сладкий.
   - Я-то прикрою, но ты должен учиться выживать в экстремальной ситуации.
   - У тебя какой пояс? - спросил Сладкий, и я не смог соврать:
   - Красно-белый.
   - И это разрешено?
   - Почему?
   - Ну, никто еще не дорос до чисто красных поясов. Зря я тебе это сказал.
   - Почему?
   - Проговоришься ведь, если пытать будут в Пентагоне. Узнают, что мы не настоящие Красные, не чистые - сожрут без костей.
   - Так, Таукитянам, говорят, это не страшно. В натуре-то они состоят из одних костей. Не правда ли?
  
   - Ты слишком много знаешь, - сказал я, - одного тебя нельзя отпускать. Дам тебе провожатого. Ты, сбежавший, от удушающей атмосферы быстро развивающегося общества Демьян Бедный, а он...
   - Си, - прервал меня этот проницательный парень.
   - Ты думаешь, надо послать Си? - удивился я. - В принципе, я думал послать другого человека, Испанца, но, пожалуй, ты прав. Серый будет правдоподобней.
   - Ты потеряешь сразу двух членов Лаки Сто.
   - Возьму Харина, да этого, как его?
   - Не знаю, кого ты имел в виду. Впрочем, возьми Матросскую. Никому жениться не надо будет.
   - Так-то оно так, но думаю, я лучше один буду Лаки Сто. Ну их всех этих прихвостней.
  
   Я честно говоря, удивился дальнейшей информации, которую рассказал эмигрирующему писателю Сладкому. А именно, что благодаря изменению пространственно-временных координат Земли, проведенных из Созвездия Тау Кита, Мавзолей с заключенным в нем Си - Серым, окажется в Мексике и это...
   - Я не знаю, - ответил Сладкий. - Тайны других Созвездий мне недоступны.
   - Хорошо, я тебе скажу, все равно потом забудешь. Это Пирамида Кукулькан.
  
   - А... - Сладкий закатил глаза к небу, - она, пирамида Кукулькан, к нам переместиться, в Кремль?
   - Рядом.
   - Вообще, я должен сказать, что это страшное дело. И я рад, что покидаю, это богом забытое место. Кровь у вас здесь польет-т-ся-я-я! Рекой.
   - А ты знаешь, что этот метод еще не полностью отработан на Тау Кита? Так что, вы можете попасть как раз к расцвету.
   - Да, - улыбнулся Сладкий, - попадем прямо на Майские Праздники! Как бы нас самих не принесли там в жертву.
   - По-моему, мы заговорились, - сказал я, - ты остаешься, а я ухожу.
   - Нет, нет, ты остаешься, а я пойду поднимать людей. Ты же - Ш-в-е-й-ц-а-р!
  
   - Да, Я - Швейцар, но не надо мне лапшу вешать на уши, поднять людей могу только я. А ты, считай, что уже попал в Чиген-Ицу, в лапы Пернатому Змею.
   - А если я выживу?
   - Получишь красно-белый пояс.
   - Я хочу красный.
   - Ни у кого нет красного. Хочешь встать над историей? Но если умрешь - ладно, поставлю тебе памятник с красным поясом. Но ты хоть знаешь, что это, как минимум девятый Дан?
   - Теперь знаю. И да:
   - Чё-то у меня дрожат коленки.
   - Пройдем.
   - Когда бой завяжется, - сказал я и скрылся... чуть не сказал:
   - В Пирамиде.
  
   Далее, Сладкий бьется на ступенях Малой Дачи. Ему на помощь приходит Ня - Библиотекарша.
  
   Сладкий увидел, что слева приближается Черный Барон, справа отряды Ника Бальского. По центру шли Иркутский и Кошка.
   - Где Амон Ра - тревожно начал озираться по сторонам Сладкий. - Скорее всего, ударит сзади. - И решил для более точной рекогносцировки залезть на крышу.
   Это оказалось непросто, но все же, наконец, удалось сделать. Не по водосточной трубе, она почему-то оборвалась, несмотря на постоянные уверения начальника службы безопасности Сапожника и его заместителя Приказчика, а также их непосредственных помощников Трезвого и Чистильщика.
  
   Подошел один парень из обслуги, то ли повар, то ли снабженец по рабочему псевдониму Комбинат, и посоветовал лезть по деревянной колонне крыльца.
   - Она резная и прочная, давай я подержу тебя за ноги на старте, а там уж сам колбасничай, как можешь.
   Прибежал садовник по фамилии Воробышек. Он сказал, что:
  
   - Скорее всего, после штурма уцелеет только персиковая теплица. А если нет, напишем Агате Кристи, авось пришлет чего-нибудь.
   - Вы имеете в виду романы? - спросил его Комбинат.
   - А она еще и романы пишет? - удивился Воробышек. - Нет, в принципе я не против, но надо сначала узнать, умеем ли мы читать.
   - Ну! хорош, - воскликнул Комби. - А своего-то мнения у тебя, что, нет?
   - Ребята, подтолкните меня за ноги, - сказал Сладкий, а то чё-то не могу взять старт.
  
  
   Они подтолкнули Сладкого и пожелали ему как можно дольше не свалиться с крыши.
   - Впрочем, - добавил Воробышек, - там за трубой лежит ремень, вы можете его накинуть на провода, взяться обеими руками, и скатиться по этим проводам за пределы Зоны.
   - Какой Зоны, я не понял? - обернулся Сладкий.
  
   - Чё ты его пугаешь? - вступился Комбинат. - Не слушайте его, - обратился Комби к Сладкому на крыше, я знаю, такие, как вы долго не сдаются.
   - Впрочем, они могут вообще не обратить на вас внимания, - сказал Воробышек.
   - Да, спилят сразу дерево потолще, и начнут им долбить главный выход.
   - Это если у них пила есть. А так выломают вот эти колонны, подпирающие здание, и тю-тю.
   - Не тю-тю, а:
  
   - А тю-тю-тю-тю-тю.
   - Думаю, ударов должно быть восемь, если уж точно считать их.
   - Почему?
   - Так сказал Швейцарец. И знаешь, почему? Мы должны сбить артикуляцию, чтобы...
   - Чтобы заткнуться навсегда. Это я знаю.
   - Ребята, хватит болтать, - крикнул Сладкий с крыши. И добавил:
   - Лучше скажите, где противник?
   - Не видно, - ответил Комбинат.
   - Так может они отступили?
   - Не думаю, что на это надо надеяться, - сказал Воробышек. И добавил: - Нет, вижу, спрятались за кустами и готовятся к решающему штурму. И между прочим, вы зря залезли на крышу.
  
   - Действительно, они могут вас просто не заметить. Возьмут эту лавочку без вашего сопротивления, ну, а потом и вас возьмут.
   - Почему возьмут? - спросил другой. - Наоборот: снимут.
   - Хорошо, - сказал Сладкий, - я сейчас слезу опять.
   - Да не надо мучиться, - закричали ребята. - Мы просто скажем им, что вы на крыше, и в любой момент готовы к бою.
   - Да, скажем, что не очистив от вас крышу, будет сохраняться опасность атаки в зад, с тылу то есть.
   - Да, ладно, ладно, я сейчас... - он хотел сказать, что слезет, но было, как это часто бывает: - Поздно. С другой стороны крыши залез Киевский, и ударил Сладкого по пяткам.
  
   В кино часто дело этим и кончается. Но не здесь, Сладкий зацепился за край крыши, и когда Киевский нагнулся к нему поближе, чтобы спросить:
   - Наигрался член на скрипке? - схватил за английский галстук и привязал к себе.
   - Слабо свалится вниз вместе? - спросил писатель.
   - Не хотелось бы умирать раньше времени, - сказал Киевский. - Впереди еще много дел.
  
   - Тогда скажите им, - Сладкий показал глазами на лоб, так как находился спиной к атакующим, - чтобы подходили к двери по трое. А еще лучше по двое. А в принципе можно и по одному. Тогда я вас не убью.
  
   Киевскому ничего не оставалось, как вступить в переговоры со своими, с Кошкой, Иркутским, Черным Бароном - хотя откуда этот-то взялся непонятно? Он же был оставлен на Тау Кита, а вместо него взяли Таганского. Ни-че-го не поймешь! Хотя это может кто-то из местных так назвался? Тем более странно, что нигде не было видно Атамана Майно. Он за, или против нас? Тоже ничего непонятно. Бардак.
  
   И действительно, когда некоторые из командиров заартачились подходить по трое, по двое, а тем более по одному против Сладкого, Иркутский сказал, что лучше так, чем Майно ударит им в тыл.
  
   - Пусть покажет, какой у него пояс, - сказал генерал Кошка. - Если синий или коричневый это еще куда ни шло, а если - не дай боже - черный, да еще четвертый или пятый Дан - нет, просто размениваем его на общак и дело с концом.
   Пока решали, что делать дальше со Сладким, все подсобные рабочие Парка разбежались в зону невидимости. В том числе и Комби с Воробышком.
   Далее, бой внутри дома, и обмен Амона Ра на свою свободу.
  
   Библиотекарша, наконец, стряхнула с себя этого паразита Испанского.
   - Хватит, - сказала она, - надо помочь Сладкому.
   - А что с ним? - спросил разочарованный преждевременным окончанием великолепной комедии Испанский.
   - Посмотри в окно.
   - Да, герой, - сказал Испанец. - Хватило ума выступить одному прости всех.
   - Ты хочешь еще?
   - Дак, естественно.
   - Тогда помоги ему.
   - Я не собираюсь быть разведчиком.
   - Ты считаешь, что:
  
   - Один в Поле не Воин. - Я не ставлю знак вопроса. С тобой и так многое ясно.
   - Ты не понимаешь, одного его не убьют. Если только, как жертву. Чисто для себя, а не для того, чтобы нас запугать.
   - Тем более, надо ему помочь.
   - Просто так это не получится. Я должен выбрать между ним и Революцией.
   - Не между ним, а между мной и Революцией.
   - А разница? Прости, прости, не пойми меня правильно. Я не про себя говорю, а про них. Эти цари и генералы не поймут нас. Что ты, что я для них - без разницы!
  
   - Тем не менее, я пойду проверю, - сказала Библио. Она вышла из ниши, и по коридору двинулась к парадному входу.
   Щвейцар прошел мимо, даже не узнав ее. Так была она молода и нарядна. А Ня решила не акцентировать на этом внимание Швейцара, чтобы он не разозлился, и наделал глупостей в этой критической ситуации. А он все-таки остановился, и спросил:
   - Кто такая, почему не знаю?
  
   Не оборачиваясь она только махнула рукой. Мол:
   - Не твое дело, иди своей дорогой.
   Но Швейцар подумал, что это может быть шпион, или шпионка, и побежал за ней. Быть бы большому скандалу, если бы по другому проходу не пробежала Матросская, и Швейцарец, сказал:
  
   - Ну, не разорваться же на две части. - Потом он посчитал:
   - Ни по эту, ни по ту, ни по эту слепоту, - и выпало бежать за Матросской, но... Но усилием воли Швейцар преодолел влечение к прекрасной даме. Он решительно пошагал за Ня - Библиотекаршей. Сзади она ему напоминала его родную Таукитянскую систему.
  
   Откуда-то выбежал Ся - Напильник, и упал перед Швейцаром на колени:
   - Не погуби, государь! - выдохнул он. - Сдайся этим супостатам. Может ты не знаешь, но нас обложили, аки медведя в клетке.
   Тут Швейцар не вытерпел и хлопнул Напильника по ушам.
   - Я ничего не слышу, - сказал Ся.
   - Да чтоб ты и онемел еще! - рявкнул Швец, и побежал за Библиотекаршей. Побежал-то побежал, но ее уже и след простыл. Швейцар вернулся, приказал Напильнику встать, и провел бросок через спину, с подхватом сразу двух ног противника. Благо, что Ся всегда был готов к такого рода поучению:
  
   - Он был в кимоно. - И правильно, а так бы Швейцар мог просто пристрелить Напильника, как предателя. Но благодаря взятому курсу под названием Дзюдо - Пути Мягкости, только избил до полусмерти. Да нет, даже меньше, примерно, как Коровьев с Котом избили Варенуху в туалете парка Кой-Кого. И Швейцар тоже по инерции послал этого Варенуху, этого дядю Степу Лиходеева... куда? Послал не в Ялту, не в Сочи, не на Багамские Острова тем более, а на улицу, биться с контрреволюционными супостатами.
  
   От страха Напильник выбежал из ворот вслед за Библио. Даже створки еще не успели закрыться.
   - Подмога, - просто констатировал Кошка, - надо принимать бой. - И ребят втолкнули в тут же образованный круг. Сладкий хотел сказать:
   - Я отдельно, - но Киевский вспомнил (а кто выбыл насовсем? Не Киевский ли?!), как Сладкий заставил его вместе с ним упасть с крыши - хорошо, что это был только второй этаж! Но мало ли народу погибало при падении со второго этажа - и не дал ему выделиться в отдельную элитную группировку.
  
   Тем не менее, Сладкий не растерялся, а наоборот, обозлился на несправедливость, и сразу провел Киевскому переднюю подножку в падении, с переходом на удушающий. И Киевский умер во второй раз. Нет, так бывает. Редко, но бывает. Тем более, если противник всерьез настроен быть иностранным разведчиком. Т.е. готовится систематически биться один в стане предполагаемого врага.
  
   А Напильнику Ня сказала:
   - Не стой ко мне спиной! - И пока тот раздумывал, как же ему стоять, получил удар по пяткам от Иркутского. Но его душить пока что почему-то не стали.
  
   Усов с Сенным-Граблиным сказали, что не будут участвовать в:
   - Этом мероприятии.
   - По закону военного времени вас могут расстрелять, - сказал Инженер. А Молочник добавил, что:
   - Все равно не дадут спокойно посидеть за столом. Я чувствую это всем нутром. Надо что-то делать. Но что? Я сам ума не приложу.
  
   - А тебя никто и не назначал думал за всех, - сказал Сенной-Граблин, и, двинув в свою сторону большую рюмку Мартеля, спросил своего напарника:
   - Мы во что играем?
   - Щас узнаем, - ответил Усов. - Я пока схожу в туалет, а ты разберись с ними.
   - Что конкретно я должен сделать с ними?
   - Вышли их на подмогу Сявке - Напильнику. Тем более, там Ня - Библиотекарша. Швейцарец не простит нам бездействия.
  
   Усов ушел, а Молочник сказал:
   - Почему мы должны им подчиняться?
   - Согласен, - сказал Инженер. И добавил: - А тем более одному. - И тут же напрямую обратился к Сенному-Граблину:
   - Ты кто, мил человек?
   - Я командующий армией, у меня есть патент, - и он полез в карман.
   Не успели Инженер и Молочник открыть как следует рты, как Сенной-Граблин вытащил откуда-то кимоно с... с черным поясом. Ребята попятились. Да так резко, что уронили свой стол. А Молочник так даже упал, и никак не мог подняться. Он сказал:
   - Ты пока начинай с ним, а я подумаю, как подняться.
  
   И они сошлись, как лед и пламень. Точнее, как Камень, Ножницы, Бумага. Бумага был, естественно, барахтающийся на полу между ножек столов Молочник, Сенной-Граблин возомнил себя Ножницами.
   - Только ведь ножницы не режут камень, - усмехнулся Инженер, и толкнув Сенного-Граблина в сердце, натянул на себя. - Теперь скажи куда тебя бросить?
  
   Тут в бар вошел Швейцар и спросил:
   - Тут никого не было? - Присмотревшись внимательно с борющимся, он сказал, чтобы Инженер поднял Сенного-Граблина, который уже лежал на полу, и пытался уползти за барную стойку. - Прекратите междоусобную войну, Князья, точнее, Секретари и Председатели, нам пора встретить врага на лестнице.
   - Почему на лестнице? - спросил Усов, который уже шел из туалета, и на ходу застегивал пуговицы галифе.
   Швейцар на него набросился:
   - Ты что, мать твою, всё еще в галифе разгуливаешь? Где костюм Дзюдо? Пропил?
  
   - Проиграл, - ответил Усов, низко опустив голову, как бывало раньше в Воскресной школе, в ожидании решения учителя:
   - Бить или не бить, - и перебирая в это время почти уже все поломанные об спины и задницы других учеников розги.
   - Может быть, отделаемся подзатыльником? - грустно спросил он.
   - Молочник, - обратился Швейцар к уже почти поднявшему Комиссару, - запиши, чтобы после победы, а провел этому Председателю бросок с подхватом обеих ног.
   - Наоборот, - сказал Сенной-Граблин, - это я Комиссар, а он только Председатель. А может даже Секретарь.
   - Секретарь выше всех! - рявкнул Инженер.
   - Я считаю, что, по крайней мере, Председатель выше, - сказал Сенной-Граблин, - и более того:
   - Намного. - В это время он уже стоял у барной стойки, и наливал себе Миндальный ликер. - Будешь? - спросил он Швейцара.
  
   - Я? Я не пью, - мрачно ответил Швейцар, размышляя:
   - Что делать? - когда делать уже нечего.
   - Да ты не стесняйся, что Ня - Библио тебе изменила с этим Испанским утопистом, - сказал Сенной-Граблин, ибо не ты первый, и не ты же последний. Выпей Миндальчику, да пойдем громить господ Енералов.
   - Ладно, налей, но только коньяку.
   - Какого, Хеннесси?
   - Естественно.
   - На поход надо пить ликер, - сказал Сенной-Граблин. - И знаешь почему?
   - Почему?
   - Так говорил... говорила, точнее Матросская. И знаешь почему? На десерт всегда пьют сладкое.
   - Хорошо, давай, но только не Миндальный, Кактусовый. И знаешь почему? Потому что, боюсь, после битвы с Генералами нам придется бежать на Багамы. А там кактусы. Привыкать надо, понял?
  
   - Зря, зря, Швейцар, ты так расстроился нашим поведением, - и Усов бросил своего друга Сенного-Граблина руками, но с упором ноги в живот.
   Ликер плеснул изо рта последнего, как струя Бахчисарайского Фонтана. Хорошо, что не на Швейцарца, а на остальных.
   - Убью, тварь, - сказал Молочник, намереваясь отправить и Усова за барную стойку.
   - Хватит! Я сказал. Выходим на лестницу. Все в костюмах Дзюдо?
   - Все.
   - Ну пошли, - как говорил Таганский, выбирая очередную проститутку. Хотя он-то думал, что это:
   - Просто молодая, красивая белая, - которую он решил отыскать.
  
   Неожиданно в зал буквально ворвались двое. Все подумали, что это прорвались Белые, и начали было уже их избивать, но ребята смогли пробиться к бару, и забаррикадироваться там коробками с Хеннесси, который вот так сразу бить никто не решился.
   - Да вы выслушайте сначала нас, прежде чем бузить, - сказал один из них. - Мы за вас!
   - Я те дам:
   - А вас!
   - Это мы вас сейчас драть будем, шпионы, - сказал раскрасневшийся Швейцарец.
   - Какие шпионы-мионы? Послушай, а? Мы из ЦК.
   - Не из ЦК, - поправил друга другой, - а из Лаки Сто.
   - Назовите ваши секретные имена! - рявкнул Швейцар.
   - Беркут и Макс Черный.
  
   - Я таких не знаю, - ответил Швейцар. - Пейте Хеннесси, ребята, а их тащите сюда.
   - Да не, Швец, были, были! - вступился за Беркута и Макса Черного Усов. - Я сам член Лаки Сто, и поэтому узнал их.
   А Сенной-Граблин тут же подтвердил его правоту.
   - Они.
   - Когда надо - так их не было, а как награды получать, они тут как тут, - проворчал Молочник.
   - Второй тайм, сама битва еще почти не начиналась, - ответил Сенной-Граблин. - Так что, как раз вовремя.
   - Я не согласен, - сказал Инженер.
   - Я тоже, - сказал Молочник, - мы вполне могли бы использовать их в Ударном Батальоне Библиотекарши, Напильника и Сладкого, которых теперь, скорее всего, уже кончили бесславно.
  
   - Нам нужны были люди, а вы где были? - спросил Инженер.
   - Тем более, непонятно, почему мы с Инжи не вошли в состав Лики Сто.
   Швейцар тяжело вздохнул.
   - Вы достали меня со своим Лаки Сто! Я - Лаки Сто, - тихо сказал он, и это подействовало: все открыли рты.
   Далее, Анна и Харин. Бой на улице, и бой на лестнице.
  
   - А тот-то где?! - ахнули Беркут, Макс Черный, Усов и Сенной-Граблин - бывшие члены Лаки Сто. Точнее:
   - Члены бывшего Лаки Сто.
   Швейцарец посмотрел на часы, хотел перекреститься, но передумал, тяжело вздохнул.
   - Чё, вздыхаешь, что не золотой Ролекс? - участливо спросил Усов.
   - Мы подарим тебе, если навсегда останешься с нами, - сказал Сенной-Граблин. Макс Черный и Беркут тоже высказали свое мнение:
   - Мы тоже подарим.
   - Действительно, оставайся, а, Швеци? - сказал, появляясь из небытия Атаман Майно. - Более того, - добавил он:
   - Если ты останешься, то и я никуда не уйду.
   - Да лучше бы ты и не приходил никогда, - сказал...
   - Кто это сказал? - спросил устало Швейцарец.
   - Я, - выступил вперед Беркут.
   - Я, - сказал Макс Черный, и сделав паузу, добавил: - С ним не согласен.
   - И правильно, - ответил Швец, иначе сейчас бы уже летал, как он сейчас будет собирать здесь все пустые бутылки. - Эй, ты! - крикнул Швейцар, - иди сюда, мать твою.
  
   - Не надо, Швец, - сказал Майно, - я сам его прикончу. А ты следи за временем. - Никто почти не понял, в чем дело. Только Испанец, который наконец, появился. Лицо его было ободрано, на руке и на ноге кровь. Голова вообще вращалась только в одну сторону.
   - Что? Как? - сразу спросил Швец. - Ушел?
   - Да, - тяжело выдохнул Испанский. И добавил: - Пирамида ушла без него.
   - Как это вы не успели? - спросил Швейцар. И горестно добавил: - Так не делается. Кстати, где Библио? Нет, подожди, ничего не говори! Я сам попробую догадаться. Убита? Неужели убита?!
   - Да, - ответил Испанец, - я не могу говорить об этом без слез.
   И он рассказал, как это было.
  
   Далее, рассказ Испанца о бое на Трехцветной Площади. Ня - Библио выживет, естественно, как Таукитянка, но, как говорится:
   - На это нужно время. - А его-то может и не быть, - говорит Швец.
   Бой Майно и Беркута.
   Анна Незабываемая и Харин, где?
  
   Никто не мог понять, как Ня - Библиотекарша, которая должна была сражаться или умереть на подступах белых к Летнему Дворцу, вдруг оказалась вместе с Испанским в спецотряде, сопровождающем Мавзолей - Пирамиду на Трехцветной Площади - в Мексику, в Долину Смерти индейцев Майя. Но, как говорится:
   - Была - значит была. - И погибла, сражаясь с вырвавшимся из каменных объятий Мавзолея Серым. А без него, как сказал Швейцар:
   - Нам и Лаки Сто, собственно, не нужен.
   - Разумеется, - сказал, входя вместе с Анной Харин.
   А Беркут добавил:
  
   - Пусть теперь будет просто - Швейцарец.
   - Нам больше не нужен культ личности, - сказала Незабываемая Анна.
   - Правильно, - поддержал ее Швейцар. - Будем называть это создание...
   - Третьим Интернационалом, - вставил Испанский.
   - Думаю, лучше проще, чем лучше, - сказал Швейцар.
   - Союз рабочих и крестьян, - сказал Харин.
   - Коммунизм, - сказал Молочник, - так проще.
  
   - Ведь только что сказали, что проще - не значит лучше, - сказала, входя Матросская. - Ты чем слушал? - А к кому она обращалась было непонятно. - И да, - добавила она, - меня записали в члены?
   - Ты, что, гермафродит? - улыбнулся Инженер.
   - Да, я всегда ношу с собой бутылку Мартеля, - ответила Матросская. - Не хочешь ли с ней трахнуться.
   Инженер обиженно отошел к стойке бара.
   Далее, что было написано уже далее, и новое название Лаки Сто.
  
   - И если он меня прикончит матом, то я его через бедро с захватом, или... как там дальше, милый Швец? - спросила Матросская, как ни в чем не бывало, как будто никогда не изменяла не только ему, но вообще никому:
   Швейцару было ясно, что Матросская просит у него негласную резолюцию:
   - Кого лучше бросить? - Он внимательно осмотрел аудиторию. И решил не рисковать в такой ответственный момент.
   - Брось меня, - сказал он. - Давай, давай. На прощанье!
   - На прощанье? - переспросила Коллонтай. - А разве мы все должны умереть?
  
   - Так естественно! - встрял Испанец, - не на бал-маскарад же мы здесь собрались.
   - Нет, это понятно, конечно, но я думала, что некоторые могли бы и остаться.
   - Зачем? - спросил Майно. - Зачем нам оставаться, если потом мы все равно перебьем друг друга сами.
   И она бросила меня. Почему-то это было, как полет ангела в стратосфере. Ангел - это имеется в виду, она, и я вместе с ней. Мы упали за барную стойку, взяв рекордную высоту 229, не сбив в полете ни одной бутылки Хеннесси, которые преграждали путь в бар.
  
   Потом все вышли на лестницу, таща впереди себя упирающегося Амона Ра.
   - Дайте я ему... - Анна Харина хотела сказать:
   - Перед смертью расцарапаю, - но вышло так, что многие поняли ее восклицание, как все это обычно здесь понимают. Мол:
   - Хочет трахнуться на прощанье. - Поэтому ее перебили словами:
   - Уж дала!
   - Кто это сказал?! - мягко спросила Анна. И тут же поняла:
  
   - Беркут. - Она не стала обнимать его, как обычно сначала обнимают противника прежде чем бросить через голову. Просто взяла за лацкан куртки и провела Переднюю подсечку в падении.
   - Очень смело, - сказал Макс Черный. - И действительно, они оба скатились вниз под ноги восставшим:
  
   - Царям, Графам и Князьям, - как сказал Сладкий, увидев у своих ног окровавленных Незабываемую Анну и мертвого Беркута.
   Сам Сладкий тоже был избит до полусмерти. Руки его были связаны сзади красным поясом. Как сказал ему Ник Бальный:
  
   - Ты этого давно хотел - так получи подарок, - и подал красный пояс Девятого Дана генералу Иркутскому, чтобы он связал им руки Сладкому поэту.
   - Отпустите ее, - сказал Швейцарец, и добавил: - Более того, отпустите всех наших людей, иначе мы, не заморачиваясь больше, спустим с этой крутой лестницы Летнего этого дитя Сибирской природы, - и он попросил Харина, чтобы вывел Амона Ра вперед.
  
   Решили прежде чем начинать решающий бой - провести обмен. Но возникла неожиданная проблема:
   - Где Ся - Напильник? - Ня - Библиотекарша убита при в сражении с Серым у Мавзолея, Сладкий - вот он, стоит неприкаянно. А этот куда делся?
   - Вы его съели, что ли? - спросил Молочник.
   - Бежал, - ответил генерал, который очень любил Кошек. А точнее, это они любили его.
   - Врет, - возразил Усов. - Не мог Ся сбежать.
   - Почему это? - не понял Инженер. - Такие не сдаются, что ли?
   - Та не, просто его бы обязательно догнали, - уточнил Усов.
   - Выдайте нам труп Напильника, тогда отдадим вам Ра, - сказал Швец.
   Ники Бальский разозлился и ответил:
   - Нет. Хер с ним, мы его сами съедим.
  
   И тогда, как когда-то в Куликовской Битве вышли два богатыря, чтобы разъяснить, на чьей стороне преимущество. И это были... Это были сам Ник Бальский, а с... с ихней стороны просто:
   - Макс Черный дьявол.
   Сначала Макс Черный бросил Ники через спину Подхватом, и сразу начал душить. Думали, всё, не вывернется уже Нико - шка, конец пришел. Нет, царь смог вырваться на этот раз, и сам перешел на болевой, так сказать, даже не поднимаясь с мраморного пола, застланного, естественно татами. Правда, русским. Т.е. просто принесли солому для борьбы-то Дзюдо.
   - Ох уж эти русские, - как сказал сам Макс Черный, - даже на татами экономят.
  
   Но и он смог уйти от болевого. Хотя и встал с повисшей, как картофельная плеть рукой. Ники Балет потер руки, попросил у Иркутского сигару, затянулся два раза, и пошел на Макса Черного. Прежде чем опять его бросить, Ник выдохнул прямо в лицо Максу Черному долгую струю дыма.
   - Как паровоз, - прокомментировал Швейцар.
   Макс Черный вдохнул его, и спросил:
   - Герцеговина Флор?
  
   Ник Бальский растерялся. Он имел сведения, что Макс Черный не курит, и думал, что сей Председатель Наркомов задохнется от его газовой атаки. И Макс Черный рискнул: пошел на Мельницу. Ник Бальский мог, конечно, просто припечатать его к полу головой, но от неожиданности не успел это сделать. И больше всего его изумило не то, что некурящий Макс Черный не подох от его газовой атаки, а что противник пошел на запрещенный в Дзюдо прием.
  
   Царь полетел не сразу, а после некоторого размышления Макса Черного, куда его бросить. И бросил не в сторону Иркутского и Кошки, хотя там Царь мог катиться довольно долго по ступенькам, а вперед и вверх. Как это делают монтажники-высотники и штурмовики высот.
   После падения Царь полежал немного перед Швейцаром, а потом покатился вниз, все быстрее и быстрее. Думали, что это его Швейцарец ударил каблуком сапога в висок, нет. Макс Черный сломал ему хребет еще на себе. До броска! На подъеме! Так бывает? Так бывает только у особо одаренных ребят. Никто не знал, но у Макса Черного был Седьмой Дан. Он имел красно-белый пояс, но никогда не носил его, как некоторые герои никогда не носят свою звезду.
  
   По умолчанию Белые должны были бы сдаться. Но не сдались. Просто вышел сам Амон Ра, которого держал за отвороты куртки Усов, чтобы в случае чего тут же задушить, и сказал, что:
   - Теперь его должны отпустить к своим. - По идее, его должны были, наоборот, кончить. Но все подчинились, как будто забыли, как будто никто и не знал, что этот Ра был самый настоящий маг. Русский Мерлин.
  
   И этот Ра по пути вниз, к своим Кошкинцам и Иркутцам убил Макса Черного. Просто подошел, как подумал Макс Черный поздравить его с победой, а на самом деле вынул у него из кармана его же красно-белый пояс, и повязал Максу Черному. Но не на пояс, а на шею! Потом толкнул Председателя Наркомата вниз на крутые ступени, а удушающий конец сунул в руки Сенному-Граблину.
  
   Тот просто понять не мог, что надо быстрее бросить этот конец, чтобы спасти Макса Черного. Считал, что:
   - Дали? Держи! И не просто держи, а держи крепче.
   Пока Швейцарец уговаривал Сенного-Граблина отпустить веревку, - как он сказал, - Макс Черный успел сломать себе шею.
  
   Сенного-Граблина, конечно, тут же избили. Но пока товарищи трагически погибшего Макса Черного снимали с души, терзавшие их муки, Белые перестроились, сгруппировались, и свиньей пошли вверх.
  
   Швейцарец с центра кричал:
   - Все на Кошкина! - Испанский с правого фланга:
   - Все на Иркутского!
   На левом фланге Сенной-Граблин и Усов старались оттеснить Инженера и Молочника от микрофона.
   И никто не решался вступить с авангардом Белой Гвардии в рукопашную схватку. Наконец, это сделала Матросская. Она с разбегу, как ласточка, вестница весны, как прыгун с двадцати семиметрового трамплина взлетела сначала немного вверх, а потом начала снижаться на ряды Белых.
   Многие попятились назад, увидел ее зловещую ухмылку. Это позволило Сладкому и Незабываемой Анне бежать из плена.
  
   Атаман Майно попросил товарищей отдать ему:
   - Генерала Кошкина. - И посовещавшись решили:
   - Пусть Атаман его кончит.
   - Как бы потом плакать не пришлось, - сказал Сенной-Граблин.
   - Вас не понял, прошу повторить, - сказал Швейцар.
   - Так ведь вообще слушать ничего не будет, - сказал Усов после победы над Кошкой.
   - И так от рук отбился, - поддержал друга Сенной-Граблин. - Славы очень уж хочет.
  
   - А народ к нему тянется, - сказал Усов, - как бы чего не вышло.
   - Да?
   - Да.
   - А вы без него справитесь? - решил уточнить Испанский.
   - Ну-у, надо подумать, - сказал Усов.
   - С вами всё ясно, - резюмировал Испанец, - пусть Атаман Майно идет во главе ударной армии. А то видишь, как парень убивается, что Ника Бальского кончил Макс Черный. Пусть этот разгромит Кошкина.
   - Так, а мы-то чё будем делать? - спросил Сенной-Граблин. А Усов его поддержал.
   - Пойдете на Царицын, - сказал Швейцар.
   - Зачем? - не поняли ребята.
   - Авось, - вздохнул Швейцарец, - и встретите его там.
   - Кого?! - ахнули ребята.
   - А не встретите, там и не надо, - загадочно ответил Швец.
  
   Майно долго возился с генералом Кошкиным. Это не значит, что другие в это время просто наблюдали за ними, сложа руки - бои шли повсеместно. Только Сладкий и Анна сидели на ступеньках лестницы, и мирно разговаривали. Они так разговаривали, потому что оба были сильно ранены. Тем не менее и здесь нашелся тот, кто любит подсматривать за другими. И это был Амон Ра. Он перестал размахивать своими огромными кулачищами, и крикнул:
   - Я следующий!
   - Ах ты гад ползучий, - рявкнул Харин и стал пробираться к нему через толпу.
   - Ты сердишься, Юпитер? - спросил его Ра, и сам прямо по головам пошел к нему. Харин в горячке боя забыл:
  
   - Можно в Дзюдо проводить болевой из стойки? - Но решил:
   - Не важно, грохну его болевым из стойки. - И точно, как только Амон Ра оказался рядом, Харин поднялся вверх. Имеется в виду, вверх ногами. Ра даже не успел заметить, как:
   - Харин уносит с собой в облака его руку. - А когда понял, было уже поздно:
   - Харчик обрушился вниз, и ткнул его мордой в мраморную землю. - Больно. Без сомнения.
  
   - Уйти бы, убежать бы, - думал Ра, но рука, как назло держала его крепко. - Отрубить? Но ведь его держит его же рука. Крепкая рука деревенского мужика из Сибири. Не стану новым Ломоносовым, - подумал он, и дернул руку. Держит крепко, сукин сын.
   Подошел запыхавшийся Швейцар, и похлопал Харина по руке.
   - Не убивай его совсем, пожалуйста, - сказал Швец. - И знаешь почему?
   - Почему? - спросил Харин.
  
   - Мы сделаем из него предсказателя новой жизни. - И нагнувший к Амону Ра, поискал его рот. - Открой свою пасть, - сказал Швец, - и поклянись, что будешь предсказывать нам только счастливое будущее?
   - Не буду, - ответил Ра. - И знаете почему?
   - Почему?
   - У вас его не будет.
   - Тварь, - сказал Швейцарец, - задуши его после того, как сломаешь руку. Харин потянул сильнее. Ра заорал и согласился.
  
   - Но с одним условием, - сказал он.
   - Ладно, - сказал пробравшийся к месту казни Испанец. И добавил: - Ты иди Швец, народ без тебя отступать начал, а я всё решу, как надо.
   - Хорошо, но! - Швейцар поднял палец, - без меня его не кончать. Это в любом случае, между прочим.
   - Ладно, ладно, не бузи, Швеци, усё будет окейна! - радостно рявкнул Испанец, - иди, наслаждайся боем. - И когда Швейцар скрылся в дыму, спросил Амона, все еще лежащего у Харина между ног:
   - Скажи мне кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость ползучих врагов...
  
   - Та не, будешь жить долго и счастливо, - сказал Ра, пытаясь выплюнуть бороду, которую зачем-то засунул ему в рот еще Швейцар. Борода была во рту, но говорить было можно. Правда, с трудом. И из-за этой бороды Испанец понял всё неправильно. А именно:
   - Будешь жить недолго, но счастливо.
   - А наоборот нельзя? - спросил Испанский.
   - Можно.
   - Как?
  
   - Уходи вместе со мной. Прямо сейчас.
   - Рад бы, - ответил Испанец, - но я не хочу в Сибирь.
   - А кто предлагал в Сибирь? Двинем прямо в Ландон. Как все.
   - Действительно, - ответил Испанец, - они здесь все перебьют друг друга, а мы тут как тут, вернемся, и заживем долго и счастливо. - И добавил: - Веди его, Харин, пока в стойло, а я скоро подойду.
  
   И Харин повел недобитого Амона Ра, но не в банкетный зал, где они должны были ожидать прихода Испанца, а повез прямо к Детскому Миру.
   - Мы куда? - ужаснулся Амон Ра.
   - В подвалы Детского Мира, - ответил Харин.
   - Вместе, что ли?
   - Почему вместе? Ты один там останешься у Статуи, а я опять пойду воевать против царизма.
  
   - Славы хочешь? - спросил Ра. - Так она у тебя и так будет.
   - Где?
   - На кладбище, в Коммунарке.
   И понял Харин, что он ослышался, когда думал, что надо вести Амона Ра в Детский Мир.
   - Ладно, - сказал он, - поедем в Ландон. Я сначала тебя неправильно понял.
   - Спасибо, - сказал Ра.
   - За что? - спросил Харин.
   - За то, что ты оказался умным человеком.
   Но на вокзале, у поезда, уходящего до Франции, откуда Ра должен был переплыть в Англию, Харин сказал, что:
   - Возвращается, т.к. у него там осталась Незабываемая Анна.
   - Зря, ох, мил человек, зря, убьют они тебя.
  
   Харин думал, что придется объясняться с Испанским. Врать не хотелось. И не пришлось. Его сразу встретила Незабываемая Анна, и сказала:
   - А Испанский уже сбежал.
   - Почему?
   Она что-то прошептала ему на ухо.
   - Что?! Не может быть.
   - А вот бывает и так.
   - Да врут.
   - Хорошо бы.
  
   Они выпили по бокалу красного сухого, съели несколько пирожных.
   - Как там бой на лестнице? Еще идет? - спросил Харин.
   - Не спеши, уже заканчивается.
   - Я не понял: взяли Летний, или нет? !
   - Мы - взяли, - ответила Анна. - Они - нет.
   - Иркутский? - спросил Харин.
   - Убит.
   - Кошкин?
   - Ранил Атамана Майно, и ушел. Но Швейцар уже везде развесил плакаты:
   - Все на Кошкина!
  
   - Так я не понял? - поперхнулся Харин красным сухим, - все ушли, что ли?!
   - Да, - просто ответила Анна. - И добавила: - А ты подумал, что все еще здесь дерутся? Нет, все ушли на фронт.
   - Невероятно, - обрадовался Харин. - А он почему-то мне ничего не сказал.
   - Кто? - не поняла Анна.
   - Да, Ра. - И добавил: - Правда, он вроде сунул мне какую-то бумагу в карман на прощанье. Наверное, предсказанье, в какой церкви мы будем венчаться, - рассмеялся Харин.
   Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист, и передал Анне, чтобы она прочитала.
  
   Предсказание Амона Ра:
   - Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана:
   - Буду резать, буду бить - всё равно тебя...
   - Казнить!
   Анна шарахнулась в сторону и бросила бумагу.
   - Наверное, это шутка, - сказал Харин, - надо дочитать до конца. Я сам прочитаю:
  
   - Напильник прицелился, щелкнул курок, но выстрела не последовало.
   Он привернул к винтовке штык, согнулся и побежал к дороге. По ней шел человек с палкой, которого Ся заметил еще издалека, хотел убить и съесть, т.к. был очень голоден, но последний патрон дал осечку.
   - Производное от слова на букву Б, - сказал он, - лучше бы застрелиться предпоследним патроном, которым он убил какого-то енота, бегающего по лесу. А скорее всего, это была одичавшая кошка. Потому что еноты не вкусные, а эта была очень сладкая. Как коза.
  
   - Руки! - сказал он, выходя на дорогу.
   - А чё руки? - спросил путник, но посох так и не бросил. - У мя ничё нет. Нет! - рявкнул он громче. - Чё, не понял?
   - Так мне ничего и не надо, - сказал Хог - Напильник. - Кроме тебя.
   - Зачем я тебе?
   - Ты толстый, я тебя съем, - откровенно выложил свои планы Ся - Напильник. - Впрочем, прежде чем я заколю тебя штыком, скажи мне своё имя-фамилиё.
   - Зачем? Помянешь потом, что ли? - спросил мужик. И добавил: - Впрочем, изволь: - Си.
  
   - Система Си, что ли, я не понял?
   - Система не Си, дубина ты сие протяженная, а система:
   - Лаки Сто.
   - А что это значит? - спросил Напильник. И тут же схватился за сердце. Мама! Папа!
   - Дедушка и бабушка! - передразнил его мужик.
   Ся упал на колени и заплакал.
   - Спаси меня, грешника, - обнял он колени странника.
  
   - Как же ты бежал из Мавзолея-то, - спрашивал уже смеясь у Серого Напильник, разламывая второй батон белого хлеба, поданный ему Си, который уже вытащил из сумы бутылку красного сухого, Киндзмараули.
   - Пей сначала, - сказал Серый. И добавил: - У меня еще Хванчкара есть.
   - Откуда, помилуй! - полу-спросил-полу-обрадовался Напильник. - Ограбил кого-то...
   - Ну, договаривай, договаривай, что хотел сказать:
   - По привычке, да?
   - Так, естественно. Прости, если неправильно тебя понял.
   - Швейцар дал.
   - Врешь!
   - Нет. Ты думаешь, я выпрыгнул из уже отрыгнувшего огнем и дымом Мавзолея? Не, это просто легенда. Швейцар придумал. Мавзолей уже ушел без меня в Мексику, в Долину Смерти, где индейцы Майя режут своих предков, когда появился Швейцарец, и сказал:
  
   - Я специально опоздал на несколько минут, чтобы убедиться в твоих искренних намерениях остаться здесь, в России.
   - Он так сказал?
   - Как я тебе.
   - Я бы на твоем месте, наверное, не выдержал напряжения и улетел отсюда. Как ни говори, а Заграницей лучше. Ну, может не лучше, но точно: очень хорошо. Здесь так не будет.
   - И дал мне вина и хлеба на дорогу. Сказал:
   - Иди, куда глаза глядят.
   - А куда они у тебя глядят? - спросил Напильник.
   - На Царицын, - ответил Серый.
  
   - Всё? - спросил Харин. (Теперь читала она. - Это надо?)
   - Всё, - ответила Анна. И заплакала.
   -------------------
  
   P.S. - Здесь в Конце, не все объявленные бои, происходят перед Читателем или Зрителем.
   Так же не дописано про Подарок, что он ушел вместе с пирамидой. А также в последнем бою должен быть представитель Запада. Кто это?
   Ся идет с Си, Хог - Напильник с Серым, и Напильник рассказывает, кроме того, что уже написано, что он подписал Акт о ненападении Запада на Новую Россию. С Черчиллем.
   - С Чечелем? - переспросил Лаки Сто. Не Лаки Сто, точнее, а Серый.
   - Чечель это из сказки, что ли? - спросил Напильник.
   - Хорошо, хорошо, Черчилль - так Черчилль.
   И Напильник далее рассказывает, как Запад предал Ники Бальского, Старую Россию. Зачем? Так и осталось неизвестным. Или известно? Известно только, что у Черчилля не было выбора:
   - Чаши Грааля, посланной сюда с Тау Кита, на Всю Землю не хватило. Умные Там, на Тау ребята, настоящие Вины, но посчитали неправильно. Земля оказалась больше, чем они думали. На всю Ума не хватило. И что самое обидное:
  
   - Прилетели-то они не в Африку, куда бог выбросил первых самозванцев, не во Францию, не в Англию, и уж тем более:
   - Не в Америку, - а:
   - Сюда! - То есть Туда, куда вроде Макар и то никого не гонял, Счастье-то нежданно-негаданно, но всё ж таки привалило. Ан нет, опять отняли, опять повезло всем, но только не нам.
  
   Хотя... даже сами Таукитяне, прилетевшие сюда сразу не поняли, что Подарка и не должно было хватить на Всю Землю. Ибо. Ибо, ибо. Зачем они сюда прилетели? Именно затем и прилетели, чтобы получить часть Земли себе в безвозмездную аренду - Бесплатно! И, как обычно, это опять оказались Мы. А то говорят, что инопланетяне обычно кружат над Америкой. Кружат - да, может быть, а садятся здесь.
  
   А также про Сладкого, что должен уехать за границу. Так это и так известно, что уехал на Капри.
  
   - И ты подписал оккупацию России Таукитянами? - спрашивает Си Ся.
   - Разумеется.
   - Почему?
   - Так, а мы-то кто по-твоему?
   - Кто?
   - Таукиняне.
   - Да? Я не знал.
   - Серьезно?
   - Более чем.
   - Ты просто забыл.
   - Мей би, мей би. Как это проверить - не знаешь? Таукитяне умеют летать?
   - Нет, конечно!
   - Почему?
   - Очень легко проколоться. Более того, пока Таукитянина не грохнут окончательно, он после смертей почти полностью забывает уже приобретенную им на Земле информацию.
   - Вот это правильно. Я все забыл.
   - А я-то на что тебе. Я тебе напомню.
   - Думаешь, я вспомню всё?
   - Всё, что надо обязательно вспомнишь.
  
   Таганский почему не виден при Штурме Летнего. Где он? Может, наигрался, напился и опять спит в ванной, как тогда после выпускного экзамена.
   К сожалению, я не знаю. Хотя, вероятно, или может быть, тот Черный барон в рукописи - не оговорка. Ведь Черный барон - это собственно и был Гитарист Таганский.
   Но всё-таки, я думаю, он спал в ванне, как после выпускного бала.
   -----------------
  
   Конец 2013 года
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

249

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"