Лето четырнадцатого года к немалой моей радости благополучно протекало без привычных в такое время мух, комаров, назойливых ос . Да и прочих столь же зловредных насекомых.
Пекло все же для нашего королевства стояло редкое. Вот это как раз нисколько не радовало.
Температура лишь изредка опускалась ниже тридцати, и то разве глубокой ночью и всего на пару часов. Ну а если учесть, что живем мы посреди двух морей и климат у нас оттого островной, влажный, то наши датские тридцать градусов жары запросто кое-кому воспримутся как все сорок.
Большую часть этого лета я не увидел на небе ни единой тучки, и уж точно ни одной за все тридцать июльских дней.
Во всех комнатах моей квартиры плотной стеной стоял раскаленный солнцем воздух. Винт вентилятора сутками напролет безжалостно перемалывал его, перегонял с места на место, но прохладнее от того ничуть не становилось.
Это редкое пекло довело меня до того, что всего за один лишь день (и Богу слава, что то был всего один такой день) я хлопнулся на пол без чувств целых два раза. Первый раз в обед, на кухне, куда отправился попить холодной воды. Хлопнулся в присутствии Артема, своего пасынка и Наташиного сына. Он же и помог мне подняться на ноги, предложил воды.
После я самостоятельно добрался до спальни , и с полчаса провалялся в постели, беспокойно перекатываясь с боку на бок, пытаясь разобраться, что же на самом деле со мной произошло.
Прекрасно помнил, как взялся за ручку холодильника, чтобы достать бутылку с охлажденной водой. Дверцу холодильника приоткрыл, но тут же понял, что больше ни на что не способен, потому что тело вдруг превратилось в безвольную массу, вроде сырковой. Я не имел уже ни малейшей власти над своими движениями, мог лишь наблюдать за тем, как мое собственное тело меня не слушается. После чего сознание медленно, напоминая отлив волн, оставило меня, и я очутился на полу.
Мне повезло уже хотя бы в том, что упал довольно удачно, отделавшись лишь незначительной шишкой над правым ухом, а ведь на кухне было множество острых углов. Не было у меня и малой возможности избежать их, выставив вперед руку или прикрыв ею голову. Через секунду или две я уже пришел в себя: сидел, опершись спиной на дверь холодильника, и размышлял, случайна ли эта моя слабость или она предвестие какой-то болезни? Когда позже смерил давление, то верхнее показывало шестьдесят шесть, тогда как нижнее пятьдесят. До того никак не представлял, что у живого человека может быть такое низкое давление.
Во второй раз я точно так же хлопнулся на пол ранним вечером, когда входил в компьютерную комнату, которую справедливей будет назвать моей рабочей, поскольку там я пишу свои книги, там же и размышляю над ними. Едва только войдя в комнату, я неожиданно почуствовал признаки той же слабости, что случилась со мной на кухне. Зная уже, что означает эта слабость, я успел за доли секунды, пока мог еще совладать с собой, выбрать место, куда упасть, чтобы как можно меньше повредиться.
После падения у меня остался синяк на правом предплечье, и еще один, покрупнее, на бедре. Они долго не проходили, но беспокоило меня совсем другое. Хотя на этот раз я самостоятельно поднялся на ноги, мне стало не по себе от мысли, что это уже не единичное падение, и что подобное может случиться со мной когда угодно и в любом месте. Измеренное давление на этот раз показывало восемьдесят (верхний показатель), что, конечно же, радовало. Но в сознании прочно закрепились пережитая слабость и страх перед ней. Не оставляла мысль, что она может посетить меня снова в любой, самый, может быть, неудачный момент.