Сегодня я обнаружил себя там же, где и в прошлый раз - в небольшой комнатке под крышей самой высокой башни. Я лежал на каменном полу на животе, раскинув руки, словно пытался обнять кого-то. Было очень тихо. И темно.

     За дверью послышался тихий скрип деревянных ступеней и осторожный старческий голос:

     - Господин, вы пришли в себя?

     Ну да, пришел в себя, а до этого в ком я был? Я попытался подняться на ноги. Это далось еще тяжелее, чем в прошлый раз: пол казался слишком далеким, равновесие - неустойчивым. Инстинкт толкал меня на четыре конечности, убеждал, что так и надежнее, и быстрее, и легче скрыться. С трудом я смог подавить свои страхи и остаться в вертикальном положении. Как человек. Медленно и неуверенно я шагнул к небольшому густо зарешеченному окну и выглянул наружу. Уже совсем стемнело, и холодные звезды поблескивали в небе. В комнате было совсем пусто, лишь останки ранее разгромленной мебели жались к стене. Когда я ее разбил - я не помню.

     - Господин, с вами все хорошо?

     Я совсем забыл про своего слугу:

     - Да, Рифи, я скоро спущусь.

     Снова тихий скрип - старик спустился вниз. Я последовал за ним по крутым деревянным винтовым ступеням вплоть до парадной мраморной лестницы, устланной бирюзовым ковром. Рифи уже успел скрыться в левом коридоре, ведущем на кухню, скорее всего, чтобы поторопить кухарку с ужином. Я же направился ко входу - моему самому ненавистному месту. Там висело последнее уцелевшее зеркало в замке - огромное, во всю стену, прочное и отражающее с нереальной четкостью. Мне кажется, я пытался разбить его неоднократно, но даже царапины не осталось на его гладкой поверхности. Каждый раз после приступа я со страхом подходил к нему, и никогда оно не разочаровывало меня.

     Еще один шаг приблизил меня к моему персональному эшафоту, еще шаг... Осталось пройти еще чуть-чуть, посмотреть налево и в очередной раз убедиться в том, что я уже не...

     Внезапно распахнулась входная дверь, и в залу вбежал мой конюший-привратник-садовник в одном лице.

     - Господин, там... перед воротами..., - он совсем запыхался, пока пробежал 500 метров от кованых ворот до дверей замка.

     - Стьюи, успокойся, отдышись и доложи все, как полагается, - сзади послышался чуть осуждающий голос Рифи. Мой дворецкий был, как всегда, на высоте. Каким чудом он оказывается именно там, где больше всего нужен?

     Рифи - глубокий старик лет восьмидесяти, из поколения в поколение переходящий по наследству в нашей семье. Он служил моему отцу, моему деду и, кажется, еще прадеду, и продолжал верно служить мне даже после того, как разбежались почти все слуги. Он ухитрялся содержать огромный замок с не менее огромной призамковой территорией в порядке всего с помощью пяти человек. Кроме Стьюи, у меня жила еще кухарка - тетушка Руфь, ее глухонемой муж Крие, который выполнял работу дворника-егеря-охотника-дроворуба-охранника, их немая дочка Лади, служившая горничной-посудомойкой-помощницой кухарки, Маркус - лакей, ну и, конечно, сам Рифи.

     Стьюи вдохнул, выдохнул и нарочито медленно объявил:

     - Господин, к вам приехал гость, ранее не объявленный среди приглашенных. Это некий купец, он нижайше просит вас принять его, осознавая, что просьба его дерзка и неуместна. Но его вынудили на сию дерзость неблагоприятные условия, а именно волки, преследующие его в местных лесах.

     Рифи чуть скривил губы, давая понять, что речь Стьюи весьма далека от совершенства, и обратился ко мне с легким поклоном:

     - Господин, изволите пригласить данного купца в дом?

     Церемониальность и чопорность Рифи была просто завораживающей: на улице моего потенциального гостя, возможно, уже обгладывали волки, а дворецкий спокойно спрашивал мое мнение. И я был практически уверен в том, что он делал это специально, дабы показать Стьюи, как должен себя вести обученный профессиональный слуга. Купец - это дело десятое, помрет или нет - неважно, но воспитание грамотного слуги должно вестись непрерывно.

     - Рифи, впустить, накормить, помыть, обогреть. Выдели ему гостевую комнату на первом этаже, и чтобы выше не он не появлялся.

     Дворецкий кивнул Стьюи, и тот опрометью кинулся ко выходу. Рифи же, еще раз поклонившись, сказал:

     - Тогда я распоряжусь насчет гостя. Господин желает отужинать вместе с ним или ...

     - Он поест в своей комнате. Пусть Лади обслужит его. И чтобы никто ни о чем с ним не говорил.

     - Как пожелаете, - и старик удалился.

     Оставшись один, я мог бы сделать последний шаг и заглянуть в зеркало, но, смалодушничав, я решил сбежать в столовую на втором этаже, сказав себе, что купец уже вот-вот зайдет, и лучше бы скрыться до его прихода.

     Усевшись за обеденный стол, накрытый по всем правилам сервировки, я старался сконцентрировать внимание на еде, как всегда, разнообразной и потрясающе вкусной. Тетушка Руфь постаралась на славу. Благодаря старику Рифи, который умудряется вести еще и все мои счета, бумаги, расчеты с принадлежащими мне деревнями и торговыми лавками, у меня нет проблем ни с деньгами, ни с поставками пищи.

     Но даже кулинарные творения тетушки не помогли мне отвлечься: я ежесекундно прислушивался к звукам за дверью, надеясь услышать купца. У меня так давно не было гостей! Я прислушивался, затем ловил себя на том, что прислушивался, снова пытался сосредоточиться на еде, снова вострил уши... В конце концов, я разозлился и отшвырнул вилку. Маркус, прислуживающий мне, насторожился и отошел подальше от меня - поближе к выходу. Заметив его нехитрые маневры, я взбесился еще больше: мои собственные слуги боятся меня. В голове почти незаметно промелькнула мысль о том, что это вполне заслуженно, но злость быстро смыла ее.

     - Маркус, быстро позови Рифи, - рыкнул я, из последних сил удерживая себя. Нож в правой руке начал медленно сворачиваться в спираль. Лакей вздрогнул и вылетел из обеденной залы. Я сидел, стискивая зубы и стараясь дышать медленно и равномерно.

     - Господин? - размеренный голос дворецкого немного остудил меня. Быстрый взгляд на мою руку, - Маркус, замени приборы.

     Маркус нервно подошел к столу, аккуратными быстрыми движениями положил другие столовые приборы и снова отошел к двери.

     - Купец?

     - Ужинает. Он весьма благодарен господину за гостеприимство и безмерно удивлен своему спасению, так как не знал, что в данной местности стоит ваш замок.

     - Волки?

     - Нет, они не подрали его. Купец отбился от своего торгового обоза, потерялся в лесу. Недалеко от ворот замка пала его лошадь и отвлекла волков на себя. Поэтому он успел добежать без каких-либо серьезных телесных повреждений, только царапины и ссадины от веток и падения с лошади.

     - Крие?

     - Да, я послал его проверить. Все весьма похоже на правду. Крие нашел полуобглоданный труп лошади, в седельной сумке приличная сумма денег, вверительные грамоты от купеческой гильдии, в том числе и из тех городов, в которых, по словам купца, он торговал. Так же при себе купец имеет поясную суму, запрятанную под верхней одеждой. Лади проверила ее, пока он мылся и отогревался. В ней были найдены женские украшения, изящные, хорошей отделки.

     - Вопросы?

     - Конечно, он спрашивал о владельце замка с целью лично поблагодарить за свое спасение. Лади все сделала аккуратно, как и должно.

     Есть вещи, которые неподвластны моему разуму. Например, как приготовить куропатку в грибном соусе, или как работать горничной, не слыша и не умея разговаривать, или как узнать все про гостя, ни разу не показавшись ему на глаза. Рифи, я уверен, отдал все нужные указания Лади, а сам сумел остаться в тени. Может, он подслушивал их, а может, у него с Лади и Крием есть особый язык, который понимают даже глухонемые, не знаю, да и знать не хочу. Главное, что он смог организовать сбор информации о незваном госте и сообщить мне всю нужную информацию. Страшно подумать, что я буду делать без Рифи, скорее всего, подохну на вилах своих же крестьян...

     Я встал из-за стола, так толком и не поев, зато успокоившись:

     - Купцу отыскать его обоз, помочь добраться до него. И какие-нибудь подарки тоже организуй.

     Рифи поклонился:

     - У купца есть дочери, лучшим подарком будут дорогие ткани или украшения.

     - Мне все равно, делай, как считаешь нужным.

     Дворецкий еще раз склонился и поспешил отворить передо мной дверь. После моего ухода из обеденной залы не донеслось ни звука, но я был уверен, что мой старый слуга отчитал Маркуса по всем статьям.

     Единственный мой слуга, у которого, на мой взгляд, не было причин оставаться в замке, - это Маркус. Рифи и тетушка Руфь из такого рода людей, которые если уж берутся за какое-то дело, то всегда доводят его до конца. Поэтому, некогда приняв надо мной опеку, они остались в замке навсегда. Крие и Лади, глухонемые, конечно, остались с тетушкой, кроме того, с их недостатком они вряд ли смогли бы найти приличное место. Стьюи - молодой шустрый парнишка, сирота, был принят на работу еще сопливым мальчишкой. После смерти матери его никто не принимал в деревне. Поэтому Рифи с разрешения моего отца взял его в замок мальчиком на побегушках. Стьюи некуда идти, он не знает никакой жизни вне замка и, кажется, влюблен в Лади.

     Маркус же - худощавый мужчина лет тридцати пяти, всегда слегка щеголеватый, несмотря на стандартную форму лакея, с хорошим послужным списком. Его также принял на работу мой отец, но и после его смерти, после того, как во мне произошло изменение, и все слуги сбежали, он остался на службе. Причин я не мог понять, но доверяя мнению Рифи и желая хоть как-то облегчить его работу, я не стал выгонять Маркуса.

     Не повышая голоса, я сказал:

     - Завтра чтобы купца здесь не было.

     И тут же услышал голос Рифи из залы:

     - Да, господин. Рано утром он уедет.

     Этой ночью я спал плохо, сказывался и последний приступ, и появление неожиданного гостя, поэтому, едва рассвело, я решил прогуляться в парке.

     Несмотря на все старания, Стьюи не мог поддерживать всю призамковую территорию в таком же порядке, как это делал добрый десяток профессиональных садовников с кучей помощников, но наиболее важные для меня участки оставались столь же ухоженными, как и раньше.

     У меня постепенно выработался определенный маршрут прогулки. Сначала я шел к ровным рядам розовых кустов, которые так любила моя мать. Мне же розы совсем не нравились, они казались мне слишком изнеженными, искусственными, выхолощенными за века окультуривания. Их лепестки чересчур пышны и нарочито выдержанны в определенной цветовой гамме, их запах слишком рафинирован и сладок. Моя мать была такой же: изящной, совершенно беспомощной в житейских делах, пахнущей приторными розовыми духами.

     Затем я шел к крошечной, на одного человека, беседке, увитой диким виноградом и какими-то мелкими беленькими цветочками, втискивался на единственную полукруглую скамью, отщипывал пару виноградин, съедал их, кривился от вкуса, говорил себе, что больше никогда их не буду пробовать, и отправлялся дальше.

     Побродив еще немного по садовым дорожкам, я всегда останавливался возле роскошной стеклянной оранжереи, где росли орхидеи. Эти цветы были страстью моего отца, он выписывал и привозил их, откуда только мог, закупал специальные почвы - для каждого вида отдельно, удобрения, и даже установил сложную осветительную систему, основанную на зеркалах, для продления светового дня. Я не унаследовал столь же сильную любовь к орхидеям, чтобы продолжать увеличивать коллекцию или собственноручно ухаживать за ними, но мне нравилось наблюдать за ними.

     В оранжерее росло несколько десятков видов орхидей, и все они были уникальны и неповторимы. Некоторые цветы росли прямо на стволах деревьев, специально посаженных для них, другие выглядели как кустарнички, третьи и вовсе как веревки, свисавшие с ветвей. Их цветы могли походить на крылья экзотических бабочек, на пчел, на элегантные кружева, а запахи варьировались от нежнейших, едва уловимых ароматов утренней росы и ванили до сочной вони протухшего мяса. Но были орхидеи, цветки которых я еще ни разу не видел. Отец говорил, что эти растения могут цвести раз в сто лет, поэтому нужно немного подождать. После этих слов он всегда смеялся.

     Одна из таких орхидей как раз выкинула огромный бутон размером с мужской кулак, и сегодня я надеялся, что увижу распустившийся цветок и смогу оценить его аромат. Жаль, что отец уже не увидит его.

     Подходя к оранжерее, я почувствовал, что что-то было не так, как обычно. Дверь оранжереи была распахнута, хотя Стьюи отлично знал, что делать так строго запрещено. Я запрыгнул внутрь, закрыл осторожно дверь, обернулся и... Моя шерсть на загривке моментально вздыбилась, а верхняя губа непроизвольно вздернулась, обнажая разом удлинившиеся клыки. Купец, это мог быть только он, стоял возле изуродованного куста орхидеи со срезанным цветком в руках.

     Я зарычал, медленно приближаясь к нему и готовясь к прыжку:

     - Зачем? Это твоя благодарность, купец? Ты за этим пришел в мой дом?

     Купец, увидев меня, побледнел, задрожал и упал на колени, выронив цветок. Я за мгновение оказался рядом с ним и уже готов был перегрызть ему горло.

     - Господин прикажет бросить преступника в темницу, дабы допросить его по всем правилам? - сзади раздался спокойный, остужающий голос Рифи.

     - Да, немедленно! - иначе я уже не смог бы удержаться от полной трансформации.

     Крие выдвинулся из-за моей спины, скрутил руки купца за спиной и, поторапливая его легкими пинками, вывел из оранжереи. Рифи удалился вслед за ними.

     Я метался вперед-назад по узкому проходу между растениями, сбивая хвостом нежные цветки и листья. Хвостом? У меня уже появился хвост? На сей раз изменения зашли уже слишком далеко, но эта мысль не успокоила меня, а наоборот, привела в полнейшее бешенство. Как этот жалкий купчишка посмел?! Не просто сорвать орхидею, а ограбить меня, своего благодетеля! Довести меня до такого состояния! Цветок мне было не жалко, меня бесил сам факт такого самоуправства, посягательства на мою собственность. Вот они - мелкие людишки: ни капли благодарности, достоинства, элементарного уважения, лишь бы ограбить, нажиться, урвать хоть чуть-чуть сверх того, что тебе дают.

     Я уже не ходил, а кружился по оранжерее и рычал. Из губ вырывались уже не проклятья, а нечленораздельные клокотания. Я был на самой грани срыва, и спас меня, как всегда, Рифи. Он встал у входа и, не изменяя своему спокойному тону, сказал:

     - Господин, купец помещен в камеру. Если пожелаете, можете его допросить.

     Я гневно обернулся к нему. Он такой же неблагодарный человек, заслуживающий только смерти, он допустил кражу, он не уследил за купцом.

     Рифи так же спокойно, не изменяя своему достоинству, опустился на колени и склонил голову:

     - Господин, я виноват перед вами. Я не смог предотвратить кражу и готов принять любое наказание, какое вы изволите мне назначить.

     Тут я опомнился. Вид коленопреклоненного старика, вырастившего меня, остудил меня лучше ведра ледяной воды. Я бросился к Рифи, осторожно помог ему подняться:

     - Рифи, тут нет твоей вины. Если бы у тебя было больше подчиненных, тебе было бы легче справляться с этой громадиной. Да и со мной.

     Дворецкий посмотрел прямо мне в глаза, чего обычно не допускал, и с достоинством ответил:

     - Господин, если слуги не справляются со своей работой, они могут привести в свое оправдание множество причин и отговорок. Но их халатность все равно является последствием некачественной работы дворецкого.

     Я улыбнулся: Рифи всегда останется Рифи.

     - Ну пойдем поспрашиваем этого несчастного, зачем он полез в мою оранжерею.

     Купец выглядел так, будто он находился в пыточной уже давно: по бледному лицу стекали ручьи пота, в глазах застыл ужас, руки и ноги тряслись так, что он даже стоять не мог. Он обхватил себя руками и покачивался, сидя на узкой скамье. Губы его шевелились, словно он читал молитвы. Может, и вправду молился.

     Я тихонько спросил у Рифи, не причиняли ли какой-нибудь телесный вред купчишке, почему тот так испуган, на что дворецкий ответил, что с пленником ничего не делали и, скорее всего, тот боится будущих пыток.

     Когда мы вошли в камеру, купец бросил на меня затравленный взгляд и принялся часто-часто креститься.

     - Бог тебе не поможет, вор, - гневно сказал я. Меня всегда раздражали люди, легко нарушающие заповеди божьи, а потом впадающие в религиозный фанатизм и тыкающие пальцем во всепрощение.

     Теперь по лицу купца потекли крупные слезы, словно он прощался со своей жизнью и не рассчитывал на спасение. Это было крайне неприятное зрелище: крупный сильный мужчина с мощными загорелыми руками, широкой черной бородой вел себя как малый ребенок. Он явно был из тех купцов, которые не перекладывают свои обозы на управляющих, а лично ведут их по опасным дорогам и лично же защищают при какой-либо опасности. Плюс он был также довольно успешным торговцем, раз мог покупать весьма дорогие безделушки в подарок своим домочадцам, значит, он не чурался и обманывать, и обжуливать при случае. Так почему же он, такой умелый, храбрый и красноречивый, в данном случае не пытался как-то объяснить свое поведение, а сразу сдался морально и физически.

     И тут я все понял: купец не боялся ни людских судей, ни разбойников, но он никогда не сталкивался с такими людьми (существами?), как я. И, скорее всего, причислил меня к дьявольским созданиям.

     Мне, законному владельцу замка и всех окрестных земель, не пристало что-либо объяснять или выспрашивать, поэтому я тихонько тронул Рифи за плечо и вышел из камеры. Впрочем, далеко уходить я не стал: зарешеченное оконце на двери было открыто, и я мог слышать все, что происходило внутри. Да, я согласен, что господину не пристало подслушивать своих же заключенных, но это наиболее простой и быстрый способ узнать интересующее меня.

     Рифи, как всегда, понял меня без слов и, выждав паузу, тихонько и участливо спросил у купца:

     - Что же ты, господин хороший, своего спасителя-благодетеля грабить вздумал? Чем-то мы тебе так не угодили: не вкусно накормили? не мягко спать уложили?

     Спустя несколько минут раздался низкий голос купца:

     - Я вам очень благодарен за мое спасение, за приют, за кров, за угощение. И в мыслях у меня не было делать что-то... Но ведь это ж просто цветок! Я не воровал ни денег, ни золота, ни серебра столового. И любой ущерб я готов возместить, - к концу речи его голос стал тверже и увереннее. Собственно, примерно на такие речи я и рассчитывал.

     - Господин, а как бы ты поступил, если бы приютил из жалости и согласно закону божьему человека, а тот бы обокрал тебя? Как бы ты оценил стоимость семейной реликвии, переходящей из поколения в поколение? Бывает, что цена одной и той же вещи для разных людей совсем разная.

     - Все верно, все так, виноват я, не знал, что цветок этот так важен для твоего господина. И если бы мог я поступить иначе...

     - Так почему ты, господин хороший, решил сорвать этот цветок? Ты меня извини, старика неразумного, но не похож ты на столь тонкого ценителя природы.

     В этот момент я подумал, что если купец и вправду окажется неистовым любителем цветов, то прощу его в память о своем отце. Кто знает, какими путями мой папа доставал корешки и семена своих орхидей.

     - Давай, я тебе все расскажу, а уж потом ты и твой господин, - на этом месте снова была пауза и шуршание ткани, наверное, купец снова крестился, - решите, как быть, как со мной поступить.

     Рассказ купца:

     Сейчас я довольно успешный и состоятельный купец, более чем в десятке городов стоят мои именные лавки, у меня есть и небольшой флот, но начинал я не сказать, что бы совсем с нуля, а с одной-единственной лавчонки в моем родном городе. И так быстро подняться я смог только потому, что не боюсь открывать новые торговые пути, причем первые два-три раза в каждое новое место я езжу сам, и лишь потом, разведав безопасные пути да потребности новых земель...

     Вклинился тихий шепот Рифи: "да сняв самые сливки".

     Да, и это тоже, я же все-таки купец. Так вот, только потом я даю разрешение другим купцам присоединиться к моим обозам. Новые земли - это всегда большие риски, но и большие доходы.

     Сам я довольно рано овдовел, и дома меня ждет не жена, а три прекрасные дочери. Они ведут без меня дом, хозяйство, и я всегда из нового похода привожу им подарки: разные безделушки, украшения, все, что попросят. Причем стараюсь выбирать именно такие, которые есть только в этом месте, поэтому они у меня наряжаются ничуть не хуже знатных барышень, а то и получше.

     Но видишь, какая штука: две старшенькие мои просят всегда сережки, бусы, ткани, кольца, словом, все то, что довольно легко найти, если есть деньги. А младшенькая вечно выдумает что-нибудь этакое: то ей книгу привези особенную, то нитки для вышивания специальные, с золотом там или еще чем, то специи для готовки необычные. А в этот раз она сказала, что не нужно ей ничего. Но как я всех одарю, вплоть до служанки последней, а дочку свою родную оставлю без подарка. И так ее выспрашивал, и эдак. В конце концов, она сказала, чтобы привез я ей цветок красный, необычный, какой она еще никогда не видела.

     Старшим я сразу подарки нашел, да ты про них знаешь, видел-поди. Я заметил, что ваша молчаливая служаночка покопошилась в моих вещах, но я не против, разумная предосторожность никогда не повредит. А вот младшенькой никак не мог найти цветка. Я в них, честно сказать, вообще не разбираюсь. Потому сколько я ни смотрел на разные цветы, я не мог понять, растут у нас такие же или нет, для меня они все одинаковые - большие, яркие и пахучие.

     А этим утром я рано поднялся - походная привычка: пока до дому не доеду, сплю не больше четырех часов за ночь. Будить хозяев или слуг не хотелось, вот я и решил побродить по саду, посмотреть на замок снаружи. Видел розы на кустах, но такие у меня в саду растут, видел беседку с виноградом, а потом нашел стеклянный дом. И видно было, что там цветы разные-всякие. Я хотел заглянуть, посмотреть, вдруг там найдется цветок необычный. Не будь наказа моей дочери, никогда бы не заглянул туда, и не потому что защититься пытаюсь, а потому что не интересуюсь зеленью вообще никак, разве только в салатах каких-нибудь, петрушкой да яблоками вокруг гуся жареного.

     Но в этом домике действительно оказались необычные цветы: и которые на деревьях прямо растут, и свисают со стволов. А самый красивый цветок был в глубине, вот уж действительно никогда таких не видел: красный, как кровь, огромный с голову младенца, все лепесточки резные, словно мастерица какая кружево сплела из паутинки, и запах вроде чуть слышный, но такой манящий, что я сам и не заметил, как сорвал его.

     Сначала-то я как думал: увижу подходящий цветок, запомню, где он растет да как выглядит, а потом спрошу у хозяев, нельзя ли веточку взять, заплачу, сколько запросят. А тут руки сами потянулись. И не успел я опомниться, как тут вошло это... чудовище, зубы оскалило, хвостом хлещет... Уж я не знаю, кто это и как его ваш господин держит, но у меня от страха и язык, и ноги-руки онемели...

     Конец рассказа.

     Я стоял и внимательно слушал купца. И верил ему. Полностью верил. И про его обозы, и про дочек, и про цветок, и про то, что "руки сами потянулись". Заодно хоть смог понять, как цветок этот проклятый выглядит, а то даже рассмотреть не успел. Но слова его про чудовище словно холодной водой меня окатили.

     Вот я теперь кто. Чудовище! Зубы оскалило... хвостом хлещет. Уже не человек... Как же меня обманывал Рифи? Говорил со мной словно с человеком, обращался со мной как с человеком, служил мне как человеку, а я чудовище!

     Я рванул ко входу, к зеркалу, перепрыгивая через ступеньки и распахивая двери. И замер, глядя на себя.

     Я приблизился к зеркалу, нервно кусая губы. И только ощутив во рту горячий пряный вкус крови, смог немного успокоиться и взглянуть в его холодную поверхность. И отшатнулся в ужасе. Я помнил себя забавным кудрявым мальчуганом в штанишках на подтяжках, я помнил себя подростком - длинным, худым, с ярким румянцем на щеках, вспыхивавшем от малейшего повода, я помнил себя в двадцать лет - немного неровные черты лица, первая попытка отрастить усы, длинная челка, постоянно падающая на глаза, широкие худые плечи, тонкие руки с выступающими жилами. А сейчас на меня смотрел... смотрело худое бледное существо. Челюсти выдались вперед, еще пока не сильно, приплюснутый нос, крупные надбровные дуги нависали над желтыми, почти круглыми глазами, уши пока еще по бокам головы, но уже сместились выше и чуть заострились, волосы стали жестче и побелели на кончиках. Я рванул рубашку: плечи и грудная клетка словно уплотнились с боков, стали уже, и грудная кость посередине выдвинулась вперед. Чудовище! Я еще не зверь, но уже не человек. Узкий тонкий хвост хлестнул меня по ногам, как хлыст. Я вздрогнул.

     Рифи тихо подошел ко мне сзади:

     - Господин, вы все слышали. Что прикажете насчет купца?

     Я отшатнулся от него, пытаясь прижать уши к голове:

     - Господин? Ты называешь меня господином? Как ты можешь звать это существо своим господином? - я указал на свое отражение.

     Дворецкий грустно покачал головой:

     - Господин, прошу простить меня за дерзость, но я осмелюсь сказать, что знаю вас с рождения. Все ваши капризы, желания, привычки, предпочтения и страхи. И я точно знаю, что вы - тот самый молодой человек, которому я поклялся служить до смерти, сын и внук моих хозяев.

     - Тогда как же ты можешь объяснить вот это? Клыки, шерсть, глаза, хвост?

     - Я считаю, что вы больны. Многие болезни сильно меняют внешность людей: проказа, сифилис...

     Я хрипло рассмеялся:

     - Ну, конечно, болезнь. Что-то я не слышал о таких болезнях раньше. Что ж, если я чудовище, да к тому же больное, то и поступать буду соответственно. Скажи купцу, что его повесят вечером за кражу. Это законная справедливая мера, которая применялась и ранее.

     Рифи согласно поклонился, но, выпрямляясь, промолвил:

     - Он просит вас...

     Я нервно дернулся:

     - Сохранить ему жизнь?

     - Нет, господин, он согласен принять любое наказание. Единственное, о чем он вас просит, это отсрочка. Купец хочет документально оформить завещание, подобрать нужных людей, которые продолжат вести его дело и не обкрадут его дочерей. За это он готов отписать на вас треть своего имущества.

     - Неужели, постоянно отправляясь в путешествия, он ни разу не оформлял завещание?

     - По его словам, это слишком дурная примета - уезжать с мыслями о смерти и неудаче.

     Я развернулся и посмотрел прямо на Рифи:

     - Никак не пойму, кто из вас считает меня идиотом. То ли купец преувеличивает мою наивность, то ли ты - его честность.

     Рифи поклонился с легким укором:

     - Господин, - и замолчал, очевидно, посчитав, что всю аргументацию он высказал своим поклоном.

     Я яростно хлестнул себя хвостом, прикусил от боли губу и рыкнул:

     - Делай, как считаешь нужным. Но если этот купец не появится здесь через месяц, кто-то обязательно займет его место.

     Дворецкий удалился, не ушел, а именно удалился, как всегда, преисполненный достоинства, но что-то в его походке было такое, от чего я понимал, что Рифи прыгал от радости, только мысленно.

     - И пусть забирает чертов цветок с собой, - крикнул я ему вслед.

     Все последующие дни слились в одно большое месиво из страха, гнева и пустоты. Я метался в крошечной комнате на вершине башни, с ужасом разглядывал пучки шерсти, постепенно покрывающие мое тело, бродил среди розовых кустов, впитывая их ненавистный аромат обострившимся нюхом, сидел в оранжерее, касаясь когтями нежных лепестков орхидей. Все чаще мой взгляд по ночам останавливался на луне, ее призрачном холодном свете.

     Я развлекался теперь тем, что следил за все возрастающим страхом Маркуса. Мой лакей старался избегать моего внимания любым способом, но при приеме пищи он был обязан прислуживать мне. Ловя на себе мой пристальный взгляд, Маркус ронял ложки, спотыкался, а один раз даже плеснул супом на скатерть. Рифи попытался было сменить Маркуса на его посту, но я запретил.

     Малыш Стьюи, напротив, не замечал ничего необычного во мне. Он продолжал самозабвенно ухаживать за садом, лошадьми и охранять ворота. Стьюи заикался при обращении ко мне не больше и не меньше прежнего. Иногда мне казалось, что он считал господ чем-то отличным от обычных людей, поэтому что бы я не сделал и каким бы я не стал, он бы был уверен, что так и должно быть.

     Однажды ночью я проснулся от внезапного толчка. В окно смотрела странно знакомая луна, словно пытаясь мне о чем-то напомнить. Я легко спрыгнул с постели и короткими прыжками выскочил на лестницу, затем проскользнул во входу, стараясь придерживаться тени, замешкался около двери, но, взмахнув передней лапой, сумел открыть и ее. Крадучись, прошел по центральной аллее, ведущей к воротам. Непривычный запах озадачил меня: горьковатый, чуть резкий, ни капли не похожий на сладкие розовые ароматы. Такого запаха раньше я в своем жилище не наблюдал.

     Пригибаясь к земле, я подобрался вплотную к воротам и затаился. Послышались глухие удары копыт о землю. Кто-то приближался. Шерсть на загривке поднялась дыбом, уши прижались к голове, губа дернулась вверх, обнажая клыки. Я напрягся, готовясь к прыжку... и тут же расслабился.

     С измученного коня спрыгнула серая фигура, замотанная в длинный плащ, схватилась руками за железные прутья и закричала:

     - Эй вы, я приехала! Я тут! Месяц еще не прошел, так что договор не нарушен!

     - Эй вы, я приехала! Я тут! Месяц еще не прошел, так что договор не нарушен!

     Я еще сильнее прижался к земле, всем телом ощущая утреннюю холодную влажность почвы, сверху сорвалась капля росы и упала мне прямо на нос. Я зажмурился от неожиданности, а когда открыл глаза, то увидел... девушку. Она сдернула капюшон с головы, показав светлые косы, закрученные вокруг головы.

     Девушка постояла в нерешительности, затем бросилась к лошади и вытащила из седельной сумы сверток.

     - Я привезла ваш цветок! Я дочь купца, приехала заменить его! - и тут выдержка ей изменила. Она расплакалась и еле слышно прошептала: - Впустите меня, пожалуйста.

     Из леса послышался короткий вой, на который откликнулись и другие волки, - знакомые звуки загона добычи. Я вздрогнул, и на меня обрушился росяной дождь с листьев. Почему так мокро и холодно? Я бросил взгляд на себя и понял, что я практически раздет. Я прибежал из дворца на четвереньках в одной рубашке, даже не осознавая этого. Но ведь я мыслил как человек, почти как человек. Тут затылок мой заиневел от ужаса: я мыслил как животное, охраняющее свою территорию, как зверь, ощутивший приближение врага. Я попытался незаметно отползти подальше в заросли, проклиная Стьюи, который чересчур усердствовал в выпалывании сорняков.

     Когда девушки уже не было видно из-за кустов, я рванул к сторожке Стьюи, сначала на четвереньках, но после того, как я осознал себя человеком, такой способ передвижения стал абсолютно неудобным, поэтому я поднялся и, пригибаясь, побежал к замку.

     - Стьюи, быстро к воротам. Впусти гостью!

     Из сторожки высунулось заспанное лицо мальчишки:

     - А, господин...

     - Быстро к воротам! - рявкнул я на него.

     Стьюи вздрогнул, посмотрел на меня уже осознанно, метнулся обратно в сторожку. Через несколько секунд он уже бежал в сторону ворот, а я, взяв его камзол, поднялся в свою комнату.

     Спустя какое-то время в дверь постучали. Я сидел на кровати и разглядывал свои босые ноги.

     - Знаешь, Рифи, я никогда не замечал, какое у животных интересное устройство ног. Мне всегда казалось, что у них две коленки: одна смотрит вперед, а вторая назад. А сейчас я понимаю, что их вторая "коленка" - это на самом деле пятка, только поднятая выше по ноге, и бегают они на пальцах. Видишь, у меня это особенно выразительно видно? - и я приподнял одну ногу, показывая смещенные суставы, - Я теперь смогу обогнать практически любого человека.

     Дворецкий смущенно кашлянул, избегая взглядом моей изуродованной ноги, и тише, чем полагалось по этикету, сообщил:

     - Молодая леди на данный момент согрета, накормлена, сидит на кухне у госпожи Руфь. Куда изволите ее поселить?

     - Зачем она вообще приехала? - безучастно спросил я.

     - Эмм, - опешил Рифи, он не ожидал такого вопроса. - Согласно уговору, купец, посягнувший на ваше имущество, должны был искупить свою вину жизнью. Вы сами сказали, что если он не приедет, то его жизнь будет заменена на другую. Эта девушка...

     - Да, я понял, третья дочка этого купца. Та самая дурочка, которая заказывает в подарок невесть что к радости любящего папаши.

     - Кхм, - прокашлялся дворецкий. Бедняга, сегодня я постоянно вывожу его из равновесия, начиная с утреннего появления в доме полуголым, в грязной рубахе и камзоле Стьюи. - Да, господин, вы совершенно правы. Леди зовут Белль ("Прямо-таки говорящее имя", - хмыкнул я), и она в страхе за своего отца сочла нужным заменить его. Купец, как и обещал, по приезду сразу кинулся улаживать дела, писать завещание, увольнять и переставлять людей. Старших дочерей, так как у них были уже налаженные личные отношения, срочно обручил с кавалерами, а младшей начал подбирать опекуна, - укоризненный тон Рифи был, как всегда, неуловим и идеален. - Тогда леди Белль стала допытываться у отца, с чем связаны такие перемены, он долго отмалчивался, но в результате вечером в день двойной помолвки, будучи немного уставши ("выпивши", - перевел я), он не выдержал и рассказал обо всем дочери.

     - Рифи, честное слово, еще немного, и мне станет стыдно. Ты же не роман пишешь! Я прямо слышу, как ты говоришь: и в одну темную ненастную ночь отчаявшаяся дочь бросилась сквозь грозу навстречу к чудовищу, желающему пожрать ее отца.

     - Не совсем, господин. Эта девушка не настолько подвержена влиянию новомодных романов. Она собрала необходимые вещи, взяла у отца карту с указанием маршрута к вашему замку, оставила записку и указания слугам. Да и выехала она спустя несколько дней после разговора с купцом, так как планировала дорогу с местами ночлега, где молодая девушка без сопровождения смогла бы остановиться.

     - Как ей повезло, что у нас в лесах хотя бы волки водятся. А то поездка без малейшей опасности, бандитов, полусгнивших хижин в лесу с безумными старухами не будет оценена ее подругами по достоинству.

     - Господин! - еще немного, и тон Рифи можно было бы назвать повышенным, но он сумел остановится на самой грани.

     - Хорошо. Посели ее в какой-нибудь гостевой подальше от меня. Раз она такая благоразумная леди, пусть трапезничает в столовой. Я буду есть в своей комнате. Про меня, неважно, чудовище или господина, ни слова. Из замка не выпускать - даже в сад. Потом решу, что с ней делать.

     Судя по почти проявившейся гримасе, а точнее, легкому намеку на нее, я понял, что Рифи не понравилось мое решение, но ослушаться прямого приказа он не посмел и за сим откланялся.

     Я же откинулся на кровать в мучительных раздумьях. Зачем я оставил эту дуреху? надолго ли? Возможно, уже совсем скоро я стану полностью зверем, и я очень сильно переживал за свой рассудок. Сохранится ли человеческий разум внутри звериного тела? Больше всего я боялся, что сохранится.

     Следующие несколько дней были полны для меня безмятежности и созерцательности. Я быстренько перекусывал с утра и выходил в сад, где гулял практически весь день, обнаруживая все новые укромные уголки в дальних уголках моих земель, где сад уже не отличался от леса. Например, я нашел огромную одичавшую яблоню с шикарной развилкой на высоте трех метров от земли, в которой лежать было удобнее, чем в самой мягкой кровати. Возможно, это было связано и с тем, что спина моя уже приобрела угловатую форму, и с тем, что долгое пребывание в стенах давило на меня. Ближе к ночи я возвращался в замок, осторожно заскакивал на кухню, к возмущению тетушки Руфь, съедал все, чем она меня угощала, и поднимался в комнату переночевать. Я не забыл про свою гостью. Да и как я мог, если я старательно прислушивался по утрам к звукам вне комнаты, чтобы, не дай бог, не столкнуться с девушкой.

     Я сидел и с наслаждением уписывал горячий ароматный суп на кухне. Тетушка Руфь, вместо того, чтобы наворчать на меня, тихонько стояла рядом и умиленно смотрела на то, как я ел. Затем, чуть помявшись, сказала:

     - Господин, вам нравится сегодняшний суп?

     Я удивленно посмотрел на нее, ведь моя кухарка никогда не сомневалась в качестве своей стряпни, даже напрягся немного и уже внимательнее, прислушиваясь к ощущениям, поднес ложку ко рту. Суп был необычный: густой, чуть островатый, с незнакомыми мне оттенками вкуса и запаха.

     - Да, тетушка Руфь, вкусный. Ты все продолжаешь придумывать новые блюда?

     - Господин, вы не должны кушать на кухне, - насупившись, сказала кухарка. - Где ж это видано, господин, а ест в черных комнатах.

     - Так ведь, - начал было оправдываться я, - там эта девушка, я не хочу ее пугать.

     - Эта девушка, - повысила голос тетушка Руфь, - приготовила своими руками этот суп. И она очень переживает из-за того, что выгнала вас из собственной столовой.

     Этого я уже не выдержал, резко встал и сказал:

     - Что делать и как - решать только мне.

     Садиться за стол и продолжать хлебать чей-то суп мне показалось смешным, поэтому, разозленный и голодный, я вышел в коридор. Как оказалось, только для того, чтобы столкнуться с дворецким.

     - Господин, разрешите проводить вас в вашу комнату, - церемонно поклонился мне он.

     - Рифи, что случилось? Вот уже лет двадцать, как я сам справляюсь с этой задачей.

     Впрочем, я не стал отказывать старому слуге. Скорее всего, он хотел поговорить со мной о чем-то важном. И я угадал.

     - Господин, я настоятельно прошу вас хотя бы ужинать в столовой.

     - Вы сговорились что ли? Ты прекрасно знаешь, почему я так не делаю, - но я уже не злился, напротив, мне стало любопытно, что задумали мои домочадцы.

     - Есть отличный способ разрешить данную проблему. Прошу вас пройти за мной, и вы сами все увидите.

     Рифи провел меня к столовой. Сначала я не сразу сообразил, почему столовая стала такой маленькой, а когда понял, то расхохотался от души. Длинную комнату ровно посередине разделяла тонкая голубая ткань, словно ширма. Она спускалась с потолка мягкими волнами, ложилась на стол и обнимала его по краям до самых стен.

     - Господин, Белль просит вас больше не причинять себе такие неудобства и ужинать в столовой. Если же вам неприятно ее видеть или вы не хотите показывать себя, то вы можете ужинать вместе, и не видя друг друга. Она будет приходить раньше и садиться за тот край стола, прислуживать ей будет Лади. Вы сможете прийти и уйти в любой момент, так как вы будете трапезничать за этим концом стола, ближе к двери.

     - Остроумно, хитро, но бессмысленно. Я не желаю общаться с ней.

     Глаза старика возмущенно блеснули, но он не стал возражать, а распахнул дверь столовой и последовал за мной в центральную залу. Когда я подошел к лестнице, ведущей в мою комнату, Рифи негромко сказал:

     - Осмотритесь, господин.

     Я, ожидая еще какой-нибудь занавески, быстро окинул взглядом залу, вопросительно посмотрел на Рифи, затем еще раз на залу. И застыл в изумлении...

     Ничего вроде бы не изменилось: те же портреты на стенах, паркет на полу, поблескивает в отдалении зеркало, несколько столиков с вазами. Но как же все преобразилось! С картин словно сорвали пыльную вуаль: лица на портретах стали видны, узнаваемы, заиграли красками, в паркете можно было разглядеть каждую дощечку, каждую древесную жилку, в заблестевших вазах стояли свежие цветы, опутывая тонкими ароматами помещение.

     - Рифи, что это? Что случилось? Ты нанял еще десяток служанок? Снял колдовские чары с замка? Убил всех пауков?

     - Это все сделала ваша гостья.

     Я бросился обратно в столовую и обнаружил там такие же изменения. Все: от портьер на окнах до хрусталя на люстре, - сверкало, блестело и дышало свежестью. Центральная лестница также обновилась.

     Я стоял возле перил и с трудом сдерживал слезы: таким был дом при жизни родителей. Мне казалось, что я поддерживаю дом в том же состоянии, считая, что Лади в состоянии выполнять работу двенадцати горничных. Комнаты постепенно зарастали пылью, как и мы в нем. Рифи из сил выбивался только ради того, чтобы поддерживать во мне этот обман. А сейчас я увидел, как долго и сильно я ошибался. Я не мог представить, что должна была сделать одна девушка, чтобы достичь такого результата. Мне приходили на ум заколдованные метлы и... ну эти.. палки с тряпками, сотни дрессированных мышек, демоны уборки из черной книги, обтянутой человеческой кожей.

     - Рифи, как? - выдохнул я.

     - Господин, хоть я присутствовал и даже участвовал в этом, я не могу вам ответить.

     После долгих расспросов я понял, что происходило в замке во время моего отсутствия. Моя гостья оказалась девушкой весьма деятельной, но при этом послушной. Посчитав себя пленницей, она пару дней просидела в своей комнате, выходя только на обед и ужин по приглашению Лади, но при этом не скучала. Она привезла с собой принадлежности для вышивания, какие-то книги, мешочки и т.д. Сначала она привела в порядок выделенную ей комнату и расшила занавеси, испросив разрешения у Рифи. Восхищенный ее работой, Рифи сообщил, что она вольна ходить по замку где пожелает, но только после завтрака и до ужина. Эта особа проникла на кухню, ухитрилась сдружиться с тетушкой Руфь так, что та допустила ее до плиты, познакомила мою повариху с незнакомыми ей специями, затем она приготовила несколько чистящих растворов и все свободное время отдраивала замок. Рифи особо выделял тот факт, что для паркета, для картин, для металлических перил и т.д. она использовала разные смеси. При этом она не допытывалась насчет хозяина замка, приняв как данность, что эта тема под запретом, не пыталась выбраться наружу, даже не разглядывала в окна близлежащую местность. Только один раз она заговорила насчет меня, предложив идею с разгораживанием столовой.

     С одной стороны, мне она представлялась весьма пронырливой и хитрой особой, умело подчинившей себе мою прислугу за несколько дней, с другой стороны, в чем хитрость - вычищать давно заброшенный замок с множеством комнат и коридоров. На такой подвиг сможет пойти не каждая служанка, не говоря уж про наследницу богатого купца.

     - Завтра в семь вечера, - сказал я Рифи, закрывая дверь своей комнаты. И я готов был поклясться, что услышал тогда радостный вскрик дворецкого.

     Весь следующий день я провел как на иголках, ежесекундно меняя решение, идти или не идти на это злосчастный ужин. Стоит ли приодеться или нет, хотя она же все равно меня не увидит. О чем с ней разговаривать? Да, добрый вечер, это я решил повесить вашего папашу за сорванный цветок, очень приятно.

     Чем ближе становился вечер, тем больше возрастала моя нервозность. К семи часам я уже не мог сидеть спокойно и только метался по комнате, прислушиваясь к шагам на лестнице. Поэтому, когда Рифи постучал, я только что не кинулся к нему на шею за избавление от проклятого ожидания.

     Перемахнув через ступени в несколько прыжков, я ворвался в столовую и замер на входе, зачарованный видом комнаты. Голубая ткань едва слышно шелестела, переливаясь волнами под легкий ветерок, проникающий через открытое окно. Воздух был напоен нежными ароматами цветов, которых, впрочем, не было видно. Скорее всего, их поставили на затканевой стороне стола, чтобы не раздражать меня их видом. Белоснежная скатерть, расшитая серебряными нитями, которую вытаскивали только по большим праздникам, покрывала стол, где были разложены столовые приборы по всем правилам этикета. В последний раз я видел такую обстановку еще когда была жива моя мать, так как именно она придавала большое значение деталям и правилам. Потом ни я, ни отец не заморачивались подобными вещами и ели по-простому. Но я не мог сказать, что мне было неприятно, напротив, я словно возвратился в детство, когда такие застолья были праздником, окутанным сказочным шлейфом.

     Как раз подоспел и Рифи, отставший от меня на лестнице. Он отодвинул мой стул, приглашая за стол.

     Я осторожно сел, расправил края салфетки на коленях, дождался, пока разольют по тарелкам остро пахнущий суп, и уже поднес ложку ко рту, как услышал тихий женский голос со второй половины комнаты:

     - Приятного аппетита, милорд!

     От неожиданности я выронил ложку, едва не поперхнувшись.

     - Прошу прощения, что напугала вас. И за свою дерзость, что осмелилась прервать ваше уединение и напроситься к вам на ужин.

     Я оценил ее деликатность, ведь, по сути, она пригласила меня на ужин, но так как хозяин в доме я, то теоретически она не могла этого сделать. Интересно, она заранее отрепетировала наш разговор?

     - Я вас извиняю и в свою очередь прошу прощения, что так долго не мог уделить вам время. А также за столь необычную обстановку при совместном ужине.

     Глаза Рифи светились от счастья, хотя он ни жестом, ни мимикой не давал намека, что слышит наш разговор, словно он один из тех глухонемых рабов, которых покупают себе восточные богачи.

     - Насколько я понял, вы хотели со мной о чем-то побеседовать, - я не планировал как-то облегчать задачу этой девушке, столь неожиданно ворвавшейся в мой дом.

     - Да, конечно, - продолжала она, - я очень хотела вас поблагодарить за доброту и щедрость, проявленную к нашей семье.

     Я чуть не поперхнулся во второй раз.

     - Мой отец совершил ужасный проступок, и хоть он поступил так из-за моего безрассудного желания, я нисколько не умаляю ни его, ни своей вины. Мне стоило догадаться, что столь красивый цветок, как я пожелала, будет тщательно оберегаем и ценим. А моему отцу ни в коем случае нельзя было срывать его без вашего разрешения. Да и его прогулка по вашему саду уже была крайне неправильной. Вы были вправе назначить ему любое наказание. Поэтому благодарю вас за милосердие. И за то, что вы доверились чужому человеку, уже показавшему себя не с лучшей стороны, и разрешили ему отбыть домой для улаживания дел.

     Также благодарю вас за мое спасение и за чудесные условия в вашем доме. Я никак не могла предполагать, что вы позволите мне разместиться в столь прекрасной комнате.

     Я совершенно растерялся. Я никак не мог и предположить такого поворота событий. Судя по интонации, она была совершенно искренна, более того, я мог поклясться, что сейчас у нее на глазах блестят слезы благодарности. Я начал осознавать, почему у моих слуг такое отношение к этой странной особе.

     - Хмм, не стоит благодарности, - с трудом выдавил я, - рад, что вам понравилась комната.

     - Также я хотела бы извиниться за то, что самовольно вмешалась в жизнь вашего хозяйства. Господин Рифиус заверил меня, что вы не будете возражать, но я..

     - Эмм, вы сейчас просите прощения за то, что выдраили мой дом сверху донизу и научили мою кухарку новым рецептам?

     - Да, милорд. Это было эгоистично с моей стороны.

     - Бэлль, правильно я запомнил ваше имя? Бэлль, это я должен извиняться за неудобства, так как, к несчастью, сейчас мой штат прислуги весьма недоукомплектован, и вам пришлось, очевидно, согласно вашей чистоплотной натуре, приводить мой дом в порядок.

     - Но, милорд, мне это доставило радость. И я хотела бы попросить у вас разрешения продолжать заниматься этим.

     - Бэлль, я прошу прощения, - мне уже стали надоедать все эти расшаркивания, но, клянусь своим проклятием, она была столь забавна, что я не мог удержаться, - сколько платьев вы привезли с собой?

     Небольшая пауза:

     - Одно дорожное и одно домашнее. Я была столь беспечна, что не взяла с собой необходимый минимум одежды, соответствующий данному дому. Молю вас о снисхождении...

     Я махнул рукой дворецкому:

     - Рифи, прошу организовать весь необходимый гардероб для нашей гостьи. Мне кажется, что у моей матушки были платья на все случаи жизни.

     Рифи отвесил церемонный поклон, а я приготовился выслушивать неискренние отнекивания. Но гостья удивила тем, что кратко поблагодарила меня и больше не касалась этой темы.

     Спустя несколько минут молчания я вновь услышал ее голос:

     - Милорд, как бы я ни опасалась показаться вам назойливой и бесцеремонной, я хотела бы попросить у вас разрешения выйти в сад хотя бы один раз. Я бы хотела попробовать вновь высадить тот прекрасный цветок на его прежнее место и поухаживать за ним, вдруг он приживется.

     Я резко швырнул ложку, вскочил на ноги, отбрасывая стул, и выскочил из комнаты. Только прижавшись спиной к знакомой теплой ложбинке на яблоне, я смог выдохнуть и хоть немного успокоиться. Все-таки какая самоуверенная и настырная девчонка! Из дома сбежала, втерлась в доверие к Рифи, решила, что может делать все, что ей вздумается. А сейчас хочет еще и в оранжерее отца покопаться! Посадить цветок обратно, ха! Да эти орхидеи дохнут, если на них ветер не с той стороны подует.

     От последней мысли мне стало почему-то смешно, и я глухо клокотнул горлом. Дохнут! Мне показалось, что если пойти в оранжерею и разгромить ее, то станет еще смешнее. Я даже спрыгнул с дерева и сделал несколько прыжков в ее сторону, как вдруг опомнился. Снова на четвереньках. Какие-то несвязные мысли. Уже не только тело, но и разум мой становится нечеловеческим.

     Меня окатило холодной волной ужаса. Я уже свыкся с мыслью, что становлюсь уродом, монстром, но никак не мог представить, что скоро меня не станет полностью, даже памяти о себе, как о человеке, не останется. И если раньше я боялся того, что скоро стану зверем и буду вынужден жить в таком теле, то теперь уже речь шла о моей жизни, как таковой. Ведь если я изменюсь и внутренне, то по сути я умру. Будет жить некий зверь в зверином теле, а от меня не останется ничего.

     Я сел на траву и замер, глядя на темнеющее небо. Если бы я мог бороться... точнее, если бы было с кем бороться, я бы уже рискнул своей жизнью даже без шансов на победу, но как сражаться с проклятьем? Может, лучше уйти из замка в леса? Или хотя бы выгнать своих слуг, чтобы не рисковать их жизнями?

     Несколько следующих дней я скрывался от всех, даже от Рифи и кухарки. Я никак не мог принять решение насчет своей дальнейшей жизни и необходимости ее продолжать вообще. Сначала я думал выгнать слуг, а самому остаться жить в замке, пока окончательно не одичаю. Чем-то меня привлекала картина заброшенного замка, обросшего мхами и вьюнами, в котором живет злобный дух, охраняющий его от людей. Затем я подумал о Рифи и Стьюи, которые всю жизнь прожили в этом замке, о семье Руфи, и понял, что не смогу выгнать их, ведь у них больше ничего нет, им просто некуда пойти. Тогда, может, уйти самому в леса, обзавестись стаей волков и гулять себе на просторе? Но я абсолютно не представлял, куда идти и что делать. Всегда рядом были люди, которые могли меня накормить, обустроить, заботились обо мне. Я даже немного всплакнул, когда понял, что мои слуги - это самые близкие люди, несмотря на мое отношение к ним. Но все их жизни вращаются вокруг меня одного, словно я единственный ребенок в большой семье. Даже глухонемая Лади, будучи моложе меня, относится ко мне немного покровительственно, хоть и выполняет все указания.

     Так я и не смог принять никакого решения, отложив его до той поры, когда мои приступы одичания участятся. Или пока кто-нибудь не пострадает. Последнюю мысль я старательно отгонял от себя.

     Наверное, я бы и продолжил такое полузвериное существование, но как-то ранним утром Рифи умудрился меня поймать за хвост, фигурально выражаясь. Скорее всего, он специально ждал меня с самого рассвета.

     - Господин, я прошу уделить мне немного внимания, - как всегда, подтянутый и безукоризненно одетый старик вежливо поклонился мне, перегораживая дорогу и не давая мне возможности удрать.

     - Конечно, Рифи, только я спешу, - я с тоской посмотрел на коридор, простирающийся за спиной дворецкого.

     - Давайте пройдем в кабинет.

     По идее, я мог удрать от старика, например, по дороге в кабинет, но фактически это было невозможно. Рифи - абсолютный педант в плане этикета, требуя его скрупулезное выполнение в первую очередь от себя самого. При этом не соблюдать этикет в его присутствии было недопустимым. Иногда меня подмывало крикнуть какую-нибудь глупость или кувыркнуться, но стоило мне только представить его глаза в этот момент, как все абсурдные желания улетучивались. Словно сообщить ребенку, что фей не существует, в тот момент, когда он готовил им подарки на фейный день, словно пнуть ластящегося котенка.

     И я потащился в кабинет выслушивать нотации, подающиеся под соусом "чего желает мой господин".

     Рифи подождал, пока я усядусь за отцовский стол, встал напротив меня, ровно посередине комнаты, со стороны могло показаться, что это я его собираюсь отчитывать, и начал свою речь.

     - Господин, мне, как вашему дворецкому, крайне необходимы ваши указания насчет нашей гостьи (в переводе это означало "ты совсем забыл о девушке").

     - Рифи, я бы хотел оставить все на своих местах ("не хочу и не буду ничего решать").

     - Господин, уточните ваши дальнейшие планы. Обращаю ваше внимание на то, что молодой девушке важно бывать на свежем воздухе.

     Уже не в силах подавлять свой гнев, я вскочил и заорал на старика:

     - Я не приглашал эту девушку в гости! Мне безразлично, чем она занимается и как себя чувствует! Если тебе так угодно - выводи ее, корми ее, гуляй с ней. Не нужно меня во все это втягивать.

     Дворецкий спокойно поклонился и вышел из кабинета. И как обычно, после таких вспышек, мне стало стыдно, поэтому, выждав еще несколько секунд, я крикнул:

     - Рифи!

     Практически сразу дверь открылась:

     - Да, господин.

     - Накрой мне сегодня ужин в столовой.

     - Да, господин, - и он удалился.

     Меня бесило то, что Рифи знал меня лучше, чем я сам. Возможно, он специально подбирал слова, чтобы разозлить меня, так как после этого я охотнее соглашаюсь на разные глупости. Если бы я смог сдержаться и спокойно ответил, что у меня нет в планах развлечений молодых особ, то дворецкий никак не смог бы заставить меня спуститься на ужин.

     Когда же наступил злополучный вечер, я уже издергал себя до состояния бешенства. То пытался натянуть на ноги сапоги, то срывал все, вплоть до рубашки, затем снова с тоской смотрел на сюртук, пошитый точно по моей фигуре. Моей прошлой фигуре. Сейчас же рукава оказались слишком коротки, в плечах - свободно, позвонки неприятно упираются в плотную ткань. Я зарычал и швырнул в стену тряпки. Да кто она такая, чтобы я так мучался из-за нее? Сначала ее наглый папаша полез в мою оранжерею и срезал мой цветок, который я даже не видел, затем дочурка приперлась с жертвенным видом и принялась перекраивать мой замок и мой быт. Надо было все-таки его повесить. И всем стало бы легче. "Кроме осиротевших девушек" - шепнуло мне что-то на ухо. Устыдившись на секунду, я еще больше вызверился, ведь чужие родители гибнут пачками, оставляя детей не только сиротами, но и без средств к существованию. Мои вот тоже погибли, но я же выжил.

     В дверь негромко постучали. Конечно, Рифи пытается проследить, чтобы я не сбежал с ужина.

     - Мой господин, - он не повел даже бровью при виде жуткого разгрома в комнате, - я взял на себя смелость подготовить вам костюм.

     Я натянул шелковую белоснежную рубашку, ее прохладная ткань приятно освежила разгоряченное тело, узкие брюки до колена, а сверху - вот уж не ожидал - накинул короткий плащ, который весьма удачно заменил сюртук.

     Рифи поклонился и предложил проследовать в столовую. Я многозначительно посмотрел на свои босые ступни, но дворецкий сделал вид, что ничего не заметил. Значит, с обувью они ничего придумать не смогли, но это даже хорошо, даже носки тяготили меня. Голой подошвой я ощущал теперь гораздо больше, чем мог бы себе представить.

     И вот передо мной едва колышется голубая ткань, разделяющая стол на две половины. С той стороны нежно пахнет цветами, к счастью, не розами. С той стороны сидит незнакомая мне девушка и прислушивается к моим шагам.

     - Милорд, я прошу прощения за свою дерзость. Я не должна была..., - ее голос прервался.

     - Ничего, я порой бываю крайне вспыльчив, - неожиданно мягко произнес я. - Надеюсь, вы не скучали?

     - Нет, нет! Рифиус был настолько любезен, что показал мне библиотеку. Вы такой счастливый, я даже немного завидую, в нашем доме было всего несколько книг, и половина из них связана с религией, а вторая половина - это записи учета и торговли.

     Я смущенно откашлялся, так как в последний раз был в библиотеке еще при отце.

     - Мда, я действительно... И что вас заинтересовало там?

     - Даже и не знаю, что выделить, так как я нашла столь много интересного. Например, жизнеописания великих людей или трактаты о путешествиях. Много книг, посвященных разным наукам, но я по своей глупости не смогла разобраться в текстах, скорее всего, нужно начинать изучать науки с более простых вещей, но таких книг я пока не нашла, - ее голос звенел от энтузиазма, мне даже захотелось самому заглянуть в библиотеку.

     - А вы находили там тексты об орхидеях? - я чуть не запнулся на последнем слове.

     - Мне показали, - почти шепотом сказала она, - где лежат тетради с записями вашего отца, но я не осмелилась...

     - Я разрешаю вам прочитать их. Предупреждаю, у отца был плохой почерк. К тому же мне намекнули, что молодым девушкам требуется свежий воздух.

     - Милорд, если вы позволите, я приведу в порядок записи, могу переписать их в новые книги. У меня почерк разборчивый.

     - Это совершенно не обязательно, но если вам так хочется..., - я запнулся. Я совершенно не понимал этой девушки. Зачем ей ковыряться в пыльных старых книгах и уж тем более в каракулях моего отца?

     - Благодарю вас, милорд. Я постараюсь ничего не испортить.

     - И да, я разрешаю вам выходить в сад, но не дальше оранжереи и только после обеда и до ужина.

     Наши совместные ужины стали традицией. Девушка, я почему-то избегал даже в мыслях называть ее по имени, рассказывала о том, как она провела день, какие книги читала, какая погода была в саду сегодня и каких бабочек она видела. Словом, щебетала. И мне было... приятно вот так беседовать с равным человеком, ведь со слугами толком и не поговоришь, тем более, когда половина из них глухонемые. И никогда в наших разговорах мы не касались нескольких тем. Это орхидеи и мои внешность и привычки. Она вообще старалась меня ни о чем не спрашивать, видимо, ощущая мое нежелание говорить о себе.

     Ее энергия выплескивалась не только на уборку дома и приготовление новых блюд, теперь зона ее деятельности распространилась и на внешнюю территорию. Уж не знаю, когда она находила время, но теперь вся территория до оранжереи была вычищена и ухожена. Даже заброшенный за недостатком слуг газон был тщательно прополот, все засохшие травинки были убраны, а чернеющие прогалины засажены свежей зеленью. Стьюи впервые за пару лет смог постричь его, что потрясло меня до глубины души. Кусты, обрамляющие дорогу к воротам, были жестоко обстрижены.

     Когда рано утром я выходил из парадной двери, я каждый раз с изумлением разглядывал все улучшающийся вид. Так и чудилось, что вот-вот подъедет карета, запряженная шестеркой лошадей, из привратной выскочит лакей в парадной форме, изогнется почтительно, открывая дверку, и оттуда выплывет нарядная дама в пышных юбках, а дворецкий торжественно откроет дверь замка... Это было одновременно и сладко, и мучительно вспоминать.

     В один из ужинов она упомянула о том, как жаль, что я не могу сопровождать ее во время прогулки в саду. Я обдумывал этот вариант несколько дней и нашел некий выход из этой ситуации.

     - Если ваше желание насчет совместной прогулки не изменилось, то у меня есть предложение.

     Я почти увидел, как она встрепенулась и подалась вперед:

     - Милорд, я была бы очень счастлива.

     - Хмм, значит, сейчас вы несчастны?

     - Ну что вы, - она немного замялась и перевела тему, - так какое предложение?

     - Завтра через полчаса после завтрака вы доходите до беседки, увитой виноградом, и садитесь на скамью. Я буду сзади. Только я настоятельно прошу вас не пытаться рассмотреть меня или делать какие-либо неосмотрительные вещи.

     - Конечно, милорд. Как вы скажете, так и будет.

     Впрочем, тут я в ней не сомневался. Несмотря на всю ее энергичность, девушка ни разу не пыталась нарушить ни один запрет или сделать что-то такое, что ей пока не разрешили. Синяя борода был бы крайне удивлен, если бы она стала его женой, так как ей бы даже в голову не пришло лезть в ту злополучную каморку.

     В первый раз я был очень осторожен. Сразу после завтрака я улизнул в сад, забрался на одно из деревьев за оранжереей и не отрывал взгляда от беседки. Ровно через полчаса показалась тоненькая фигурка в простом изящном платье. Я от неожиданности чуть не упал с дерева. Я помнил это платье, одно из домашних нарядов моей матери. Она не любила его, считая чересчур невзрачным, но мне оно тогда очень нравилось, так как в нем я мог обнять маму. Никаких фижм, кринолинов, только вышивка по краю и в районе декольте.

     Если подумать, я впервые смог рассмотреть свою гостью. В прошлый раз я был слишком зверем, чтобы воспринимать ее как женщину. У нее оказалось открытое приятное лицо, светлые волосы, убранные назад и завязанные узлом, видимо, чтобы волосы не цеплялись за ветки, очень прямая осанка. Я вспомнил, что она одна проскакала несколько дней верхом на лошади, значит, физические нагрузки для нее привычны. Впрочем, белоручка бы и не справилась ни с замком, ни с садом.

     Она спокойно вошла в беседку, скрывшись от моих глаз за плотными виноградными лозами. Я же осторожно прокрался поближе, чуть сдвинул листья так, чтобы видеть хотя бы ее затылок. Она сидела неподвижно, хотя и понимала, что я где-то рядом.

     - Вы творите чудеса не только у меня в замке, но и в парке и саду. Мне кажется, что вы способны справиться практически со всем, что попадет к вам в руки.

     Она не вздрогнула, только чуть сильнее выпрямилась:

     - Милорд, вы очень добры ко мне. Я, право, не ожидала, что по прибытии меня ждет столь любезный господин.

     - Я вам не господин! А вы мне не слуга! - мгновенно разозлился я.

     - Милорд, прошу меня простить. Я не совсем понимаю свое положение в замке, - последняя фраза могла бы прозвучать язвительно, но она произнесла ее несколько растерянно, опустив голову, словно стыдилась своей глупости.

     Я задумался, по сути, она права. Она ехала сюда, рассчитывая спасти отца, заменив его жизнь своей. Ее же не только не повесили, но и разместили в гостевых комнатах, а потом забыли на несколько дней. Затем ей позволили делать все, что угодно в рамках дома и сада, при этом ни слова не говоря о казни или наказании. Впрочем, усмехнулся я, приводить в порядок заброшенное хозяйство - сомнительное удовольствие.

     - Бэлль, - тихо сказал я, сам удивляясь тому, что назвал ее по имени, - вы ни в коем случае не являетесь служанкой или пленницей. Скорее, моей гостьей. Я надеюсь, вы все дни пребывания в замке не ожидали, что я велю вас повесить.

     И только после того, как я произнес это вслух, я понял, что, скорее всего, она так и думала. Каждый день и каждую ночь она ожидала того, что в любой момент ее могут схватить и казнить. Но она умудрялась улыбаться, готовить блюда вместе с тетушкой Руфь, приводить в порядок дом вместе с Рифи, пропалывать огород вместе со Стьюи, разгребать библиотеку, ужинать со мной и ни единого раза не спросить о своей участи. Может, она боялась напомнить об этом, но я был уверен, что это было ее мужество, мужество жить дальше, строить планы, действовать, несмотря на то, что уже на следующий день ее могли повесить. Жить, невзирая на будущее, но планируя его.

     Мне стало очень стыдно. Вот уже в течение нескольких лет я превращался в чудовище, в зверя, но в то же время я могу прожить человеком еще очень долго. Но сдался я практически сразу, закрылся от друзей, разогнал приятелей, слуг, и целыми днями жалел себя, выбирая способ умереть посимпатичнее и боясь применить его. Смог бы я так, как она, ринуться на смерть вместо своего отца или матери? Скорее всего, нет. Да еще бы и оправдывал себя тем, что, мол, они уже пожили, так что пусть погибнут, зато у них останусь я, их сын, продолжатель рода. Только вот какой же я продолжатель? Отчет очевиден: недостойный.

     Бэлль молчала, словно ощущая мое смятение.

     - Мне очень жаль. Простите меня, Бэлль, - не в силах больше находиться рядом с этой замечательной девушкой, я бросился обратно в лес, к любимой яблоне. Только прижавшись спиной к уютной развилке, я разрыдался. Это было очень... больно, практически нестерпимо. Раскаленные иглы терзали мое сердце, скрежет и клокот вырывался из горла, а я колотил руками по бугристому стволу, пытаясь унять эту боль или хотя бы заглушить. Я не знал, что это было: стыд, раскаяние, совесть, гнев или жалость к себе.

     Только спустя несколько часов, когда начало темнеть, я смог встать, опустошенный, разбитый. На кистях рук запеклась кровь, зеленоватая кора яблони была испещрена багровыми, почти черными пятнами. Я равнодушно посмотрел на дерево и пошел в сторону замка. Я почувствовал, что больше не стану искать приюта здесь и прятаться от самого себя.

     На следующий день я проснулся во время утренней зари, резко спрыгнул с кровати, натянул бриджи, свободную рубашку, короткий плащ и сделал то, что забывал, а точнее откладывал, уже очень долго. Я спустился на первый этаж и подошел к зеркалу. Слишком долго я отказывался принимать действительность, пытался обманывать себя и увиливал от правды.

     Правда оказалась довольно жестокой, но при взгляде на самого себя я испытал и страх, и облегчение одновременно. С одной стороны, я до конца осознал тот факт, что я чудовище. Уже не человек. С другой стороны, отказываясь смотреть правде в глаза, я умудрился придумать более страшный образ, чем есть на самом деле.

     По сравнению с прошлым разом я заметно заматерел. Если раньше я был больше похож на некий гибрид человека и гончей, то сейчас порода больше напоминала овчарку или волкодава. Крупные странно изогнутые лапы, покрытые пока еще мягкой шерстью, недлинный пушистый хвост, грудная клетка хоть и выдается вперед, но это незаметно из-за широких плеч, руки удлинились, но не слишком, на обезьяну не похоже. С некоторым трудом я смог поднять взгляд на собственное лицо. Или уже морду. Тут тоже произошли метаморфозы в лучшую, я бы сказал, сторону: нижняя часть уже вытягивается вперед, но пока маскирует это повышенной волосатостью, надбровные дуги тоже выдвинулись, придавая лицу мрачноватое выражение. Я попробовал улыбнуться, но отшатнулся при виде крупных белых клыков, показавшихся из-за верхней губы. И аккуратная седоватая грива благородно обрамляла сие безобразие. Нечто среднее между львом и собакой - был мой вердикт.

     Я еще немного покрутился перед зеркалом, запоминая все детали, чтобы понимать, в какую сторону двигается моя изменчивость. Рифи показался, как всегда, незаметно, но в этот раз я услышал его приближение заранее, а точнее почуял. Я с удивлением увидел в отражении, как мое правое ухо дернулось, стараясь развернуться в сторону коридора, после чего я повернул голову в ту сторону и только потом я увидел Рифи. Следовательно, сначала я что-то почувствовал, попытался расслышать и лишь после этого смог осознать приближение человека. В голове промелькнула мысль о том, что нужно бы лучше научиться пользоваться своими новыми возможностями.

     - Рифи, ты видишь, мне нужно сменить гардероб. Последний вариант вполне подходит, но хотелось бы иметь несколько комплектов одежды. Обуви не требуется. И не забудь учесть наличие.. гмм.. хвоста. В прошлый раз мне было неудобно.

     На лице старого дворецкого не отразилось ничего, но я заметил в отражении удивление, промелькнувшее в его глазах.

     - Как скажете, мой господин.

     - Прикажи оседлать лошадь и открыть ворота.

     - Господин?

     - Мне угодно прокатиться до завтрака.

     Впрочем, я не стал ждать, пока мне все подготовят, и сам отправился в конюшню. Раньше, до смерти отца, она была моим самым любимым местом. Запах сена, вкусный хруст, тепло от лошадей, возможность обнять сильную шелковистую шею и слушать добродушное фырчание - это было наибольшим счастьем. Как давно я сюда не заходил? Не помню.

     Я приблизился к стойлу своего жеребца и чуть не разрыдался от жалости: вместо бодрого и налитого скоростью и силой скакуна там стоял запаршивевший тощеногий конь. Я прекрасно понимал, что Стьюи не мог выполнять работу десяти конюхов и огромного количества их помощников. Он мог только выгребать навоз да кормить лошадей, лишь изредка выгуливая их. Я все понимал, но от жалкого вида своего коня я был готов убить его. Стискивая кулаки, я пытался держать себя в руках, только глухое рычание откуда-то из глубины груди вырывалось помимо моей воли. Чувствуя, что еще немного и сорвусь, я со злостью рванул на себя дверцы стойла, резкими грубыми движениями взнуздал коня, дернул его к выходу. Бедное животное, казалось, не понимало, что происходит. Неуверенными шагами оно двинулось за мной, часто моргая от света. От этого я прямо почувствовал, как злость поднимается все выше и выше, захлестывая меня волнами.

     Опомниться мне помогли слова Рифи, донесшиеся из-за спины:

     - Если слуги не справляются со своей работой, они могут привести в свое оправдание множество причин. Но их халатность все равно является последствием некачественной работы дворецкого.

     Я слышал их и раньше, но только сейчас понял второй смысл данной фразы. Ведь если не справляются слуги, виноват не только дворецкий, но и хозяин. А точнее я и виноват больше других. Я сам забросил заниматься делами своего поместья. Хотя кого я обманываю, я никогда ими не занимался, все держал в своих руках отец. А после его смерти я настолько ушел в горе и жалость к себе, что сумел даже проморгать начало своего превращения в зверя, не говоря уже о конюшне.

     - Рифи, - резко бросил я и сам был удивлен ровности своего тона, словно бы и не мне только что кровавая пелена застилала глаза, - я прошу срочно подобрать слуг в поместье, пусть на временной основе. Я не требую их проживания в замке, достаточно будет, если они будут приходить либо ежедневно на несколько часов, например, в первой половине дня, либо на пару дней в неделю. Гарантирую, что в это время я не буду показываться им на глаза, дабы не смущать их своим видом. Обязательно нужны садовники, конюхи и пара-тройка горничных. Впрочем, ты сам лучше знаешь, что и как сделать. Я попрошу нашу гостью помочь в руководстве над ними, чтобы успокоить местных. При виде молодой леди все слухи поутихнут.

     Старый слуга аж подобрался от неожиданности и поклонился ниже, чем обычно:

     - Да, господин. Завтра я принесу вам варианты графиков работы для обсуждения.

     - Кстати, плату положить им обычную. Выше не предлагай, иначе будет еще подозрительней.

     После чего я повел коня к огромной бочке с водой, которая использовалась для чистки лошадей и для полива сада. Все время до завтрака я мыл своего Рыса, отскребывал застарелую грязь, обстругивал слишком выросшие части копыт, вычищал ему уши, расчесывал гриву и хвост, нашептывая ему разные обещания. Где-то в разгар работы ко мне подскочила Лади и передала яблоки, которыми я угостил Рыса.

     После всех процедур мой конь не стал, конечно, прежним молодцом, но выглядел он уже гораздо лучше. Я все-таки погонял его немного, чтобы он начал возвращаться в былую форму. Верхом, правда, не садился, бежал рядом, в итоге неизвестно кто из нас запыхался раньше. То ли моя выносливость и скорость выросли в разы, то ли Рыс так сильно ослабел.

     - Ну ничего, - проговорил я в конце, - посмотрим на тебя через неделю-другую.

     После завтрака я вновь ушел в глубь парка дожидаться появления гостьи. Должен же был я поблагодарить ее?

     И снова ровно через полчаса среди розовых кустов мелькнуло голубое платье. Прямая строгая осанка, туго заплетенные волосы, спокойное симпатичное лицо, - мое сердце забилось чаще при виде девушки. Я сам не знал, решусь я или нет. Скажу или снова струшу?

     - Белль, доброе утро! - тихо произнес я, подойдя к беседке сзади.

     - Доброе утро, милорд, - также тихо ответила она, - я бесконечно счастлива, что вы пришли разделить его со мной.

     - Белль, - ее имя звучит как колокольчик, - я благодарен вам за то, что вы вновь пришли сюда.

     - А как же иначе? Ведь...

     - Белль, - перебил я, - я поступал неправильно, не позволяя вам столь долго выходить в сад. Также неправильно я поступал, скрывая от вас свою внешность. Вы ни разу не проявили любопытства, столь свойственного женщинам, не пытались узнать обо мне от слуг, не придумывали лазейки, чтобы увидеть меня. Поверьте, я скрывался от вас не по доброй воле. Я не хотел, чтобы вы боялись меня.

     Какую чушь я несу? Я не хотел, чтобы она меня боялась? А как она должна относиться ко мне, желавшему смерти ее отцу? Скорее всего, она и не думала бояться моей внешности, достаточно было и моих поступков.

     - Милорд, говорят, что человека можно понять, увидев его дом и пообщавшись с его слугами. Может, вначале я и боялась вас, но познакомившись с верностью Рифиуса, любовью тетушки Руфи, обожанием Стьюи и преданностью Лады и Крие, как я могла дальше страшиться вас?

     Я застыл в полнейшем ошеломлении. В глазах стало жечь от наворачивающихся слез, перехватило дыхание. Мне хотелось одновременно и убежать, и броситься к ней, дабы поцеловать ей ноги в благодарность за эти слова. Я, дурак, думал, что вчера она уже вывернула мне душу наизнанку, но вот пара слов, и все внутри меня снова перевернулось.

     - Белль, - с трудом произнес я спустя несколько минут, - я никогда не забуду этих слов. Вы не представляете, каково было их услышать.

     - Милорд, - сквозь ее взволнованный тон явно прорывалось беспокойство, - я что-то неправильно сказала? Я не хотела вас обидеть. Возможно, неверно оценивать господина через слуг, но...

     - Белль, вы чудо! Я даже забыл, о чем хотел вам сказать... Ах да, у меня к вам огромная просьба, и вы вправе отказаться, в конце концов, это не ваши проблемы...

     - Милорд, я буду рада выполнить любую вашу просьбу!

     - Сегодня я решил нанять побольше слуг на приходящей основе и хотел вас попросить помочь Рифи в распределении работ и контроле за ними.

     - Милорд, как я и сказала, я буду рада помочь всем, чем смогу. Только..., - она замялась, - вы решили увеличить штат слуг из-за меня? Я слишком беспокою вас своей деятельностью?

     - Белль, благодаря вам я понял, как обманывался, считая, что в моем доме и хозяйстве все в порядке, что несколько слуг способны заменить прежний штат и что я неплохой хозяин. Только увидев результаты вашей, как вы сказали, деятельности, я осознал глубину своих заблуждений. Так что можете считать себя косвенной причиной всех изменений. Но помните, что я благодарен вам за это.

     - О, милорд, вы так добры ко мне, - ее голос прозвучал так тепло и искренне, что на секунду я струсил и почти отказался от своего решения. Но потом я стиснул зубы и быстро, пока не передумал, сказал:

     - К сожалению, я вынужден вас просить о помощи со слугами, так как сам не смогу принимать в этом участия. И вы вправе знать, почему.

     - Милорд, вам совершенно не обязательно ничего мне объяснять.

     - Белль, я прошу вас, - я судорожно вдыхал воздух, ладони вспотели от страха. Мне и так сложно было решиться на это, а она только сбивала настрой своей мягкостью и уступчивостью, - выслушать меня. Дело в том, что я ... я чудовище.

     Она промолчала, давая мне возможность договорить.

     - Не знаю, как это лучше сказать... Внешне я уже чудовище, еще не зверь, но уже не человек. Внутри... я пока еще человек. Поэтому я скрывал свой облик. Поэтому не хотел показываться вам на глаза. Чтобы не испугать. А точнее, чтобы не видеть страха в ваших глазах. Но сейчас я хочу показаться. И если вы больше не захотите меня видеть, так оно и будет. Если вы боитесь, то можете отказаться, я не буду настаивать. Только поверьте, что мне это очень нужно. Для меня самого.

     Несмотря на сумбурную речь, я почувствовал, что она меня поняла.

     - Милорд, для меня честь - ощутить такое доверие. И я буду рада познакомиться с вами воочию.

     У меня тряслись колени, пока я медленно обходил крошечную беседку. Было мгновение, когда я дернулся в сторону парка, чтобы избежать ее взгляда. С трудом поднимая отяжелевшие ноги, я вышел на площадку перед входом в беседку, поклонился, а затем еле поднял голову и заглянул в ее глаза.

     Как бы я медленно не двигался, я все равно успел заметить на лице девушки изумление и страх. Сердце сжалось от боли, и я сделал шаг назад. Но Белль вспорхнула, как голубая птичка, и прикоснулась к моей руке:

     - Милорд!

     Я замер, опасаясь спугнуть ее.

     - Я признаюсь вам, что после ваших слов я ожидала увидеть некоторое уродство, например, шрам или горб. Многие мужчины любят интересничать и нагнетать обстановку. Но вы действительно чудовище.

     Я дернулся, но ее пальцы сжались на моем запястье.

     - Но вы очень симпатичное чудовище!

     Заглянув в ее глаза, я не увидел ни страха, ни отвращения, только любопытство и даже восхищение.

     - Вы не боитесь меня? Не причисляете меня к дьявольским творениям? - неуверенно спросил я, страшась услышать ответ.

     - Милорд, как я уже сказала, о человеке судят не по внешности, а по поступкам. Нет, я вас не боюсь.

     - Но мои поступки... ваш отец...

     - Милорд, я не отказываюсь от своих слов, сказанных во время первого ужина. Вы - господин, имеющий право решать, как поступать с ворами, - ее взгляд был прям и уверен.

     Я отступил на шаг, высвобождая руку. Я чувствовал, как внутри распускается туго сжатый ком из нервов. Самое страшное пройдено. После вчерашнего решения принять себя и жить в том виде, который есть, мне нужно было обязательно показаться кому-нибудь извне. Если бы Белль уже не жила в моем доме, я бы попытался встретиться с кем-нибудь другим, но какое счастье, что именно эта отважная девушка оказалась рядом.

     Надо признаться, что в тот момент я больше гордился своей храбростью и мужеством, чем испытывал благодарность по отношению Белль. Все-таки я еще был слишком эгоистом.

     Вернулись в замок мы вместе, чем изрядно удивили Рифи. Он как раз намеревался отправиться в близлежащие деревни, чтобы подобрать слуг. Стьюи уже запряг коляску и подогнал ее к воротам замка, широко улыбаясь во весь рот, видимо, узнал о цели поездки и был счастлив, что теперь сможет выполнять свою работу гораздо лучше, чем раньше. А мы с Белль отправились в библиотеку и стали разрабатывать наш новый распорядок дня. Поначалу я постоянно ловил на себе ее взгляд, словно она пыталась увязать в голове придуманный облик, фактический облик и мое поведение, но уже через полчаса меня перестали царапать эти беглые робкие вскидывания глаз.

     У нас получился следующий график, которого мы действительно придерживались в дальнейшем: до завтрака я выгуливаю своего коня, езжу в лес, после завтрака и до обеда приходит наемная прислуга, Белль раздает им указания и присматривает за выполнением работы, я в это время нахожусь в библиотеке и либо разгребаю дела поместья вместе с Рифи, либо читаю. После обеда все посторонние уходят, и мы с Белль можем вместе разбирать записи отца относительно орхидей или заниматься своими делами.

     В таком режиме мы и жили. Вечерами мы гуляли по парку или сидели в гостиной, иногда Белль играла на клавесине, иногда вышивала что-то непонятное, мы читали друг другу книги вслух, обсуждали яркие моменты дня, планы по развитию хозяйства или предавались воспоминаниям. За эти несколько дней она стала мне ближе, чем кто-либо во всем мире. Никогда ранее в жизни я не испытывал такой общности духа с посторонним по сути человеком. Мать всегда была отстранена от меня, ей нужно было только, чтобы я опрятно выглядел и не шумел. Отец - это больше пример для подражания, некий идеал, с идеалом сложно дружить. Слуги - это все-таки слуги, как бы давно они не жили в семье. Умный человек и не позволит себе панибратствовать с господином, так как это всегда оборачивается плохо для обеих сторон. А с глупыми и сближаться не хочется.

     Были у меня друзья, молодые господа из окрестных поместий, но сейчас я бы отнес их в категорию собутыльников, то есть с ними можно неплохо развлечься, покутить или посмеяться. Но мы никогда, как я понял только недавно, не разговаривали, а только перебрасывались смешными фразами, стараясь побольнее уколоть кого-нибудь из компании. Собственно, поэтому и разрыв с ними после смерти отца произошел практически мгновенно и безболезненно, стоило мне только проигнорировать пару приглашений на охоту.

     С Белль все обстояло по-другому. Я задумывался, а не влюблен ли я, но я не ощущал ни жжения в груди, ни желания целовать ее следы, ни страсти. Только когда она входила в столовую, все озарялось светом. Я мог часами продумывать интересную тему для обсуждения с ней, а потом обнаружить в середине разговора, что нам не нужна какая-то надуманная тема для общения. Мы говорили обо всем: о поместье, о кулинарии, о моей странной трансформации и ее причинах, о способах подковки лошадей, о качестве работы наемных слуг, о том, вращается ли Солнце вокруг Земли или наоборот, о ее семье и сестрах, о торговле и особых уловках в ней. Мы рисовали карту ее путешествия из дома ко мне, совершали совместные верховые поездки, подбирали мне гардероб с учетом моего внешнего вида. Наверное, это было счастье, незамутненное лишними романтическими чувствами. Я даже боялся того, что совершу глупость и влюблюсь в нее. С ее стороны я не ощущал никакой опасности, так как прекрасно понимал, что в такого, как я, сложно влюбиться даже столь неординарной девушке.

     Изменения коснулись всего моего дома. Расцвел и ожил сад с парком, Белль сумела совершить настоящее чудо, сохранив некую дикость, но при этом придав ему чистоты, аккуратности и причесанности. Само здание словно засверкало старинными гранями, достаточно было вымыть стекла и соскрести со стен старые поросли дикого винограда и птичий помет. Я даже не понимал, что конкретно делали невидимые для меня люди, я только видел конечную картину и не знал, за счет каких именно новых мазков она выглядит все лучше с каждым днем.

     Рифи стал еще более важным и педантичным, по его словам, он был обязан показать всем деревенским, каким должен быть истинный слуга. Дворецкий успокоился, залоснился и посвежел, так как теперь он мог действительно руководить, а не самолично выполнять работу. В то же время он обучал меня азам хозяйствования. Мы с ним разбирали жалобы крестьян, письма от старост деревень, счета, списки получаемых продуктов и налогов, а также необходимых затрат с нашей стороны. Никогда бы раньше не подумал, что по жалобе, написанной полуграмотным крестьянином, можно судить о ситуации в деревне в целом, хотя все оказалось довольно очевидно. Если крестьянин пишет письма своему господину о соседской свинье, залезшей в огород, то голод явно местным не грозит, иначе бы такая мелочь его бы не заботила.

     Спустя пару недель я при выходе из дома снова взглянул в зеркало и сначала не поверил своим глазам: на лице стало гораздо меньше шерсти, челюсть словно подалась немного назад. А когда я присмотрелся внимательнее, то заметил, что ступни укоротились и стали больше похожими на человеческие, хвост также стал менее шерстистым. Быстро прокрутив в голове последние дни, я вспомнил, что ни разу не было приступов гнева или потерь рассудка, во время которых я становился зверем. Я постарался подавить все оптимистичные мысли, возможно, это временное улучшение, либо начало каких-то новых изменений, и совсем скоро я стану жабой. Лучше не мечтать, а жить именно с тем, что есть в настоящий момент. А настоящий момент был на удивление замечательным, и я иногда думал о том, что такое счастье может продлиться если не вечность, то хотя бы пару лет.

     Как-то вечером я сидел в библиотеке и разбирал последние расчеты по нашим доходам за месяц, Белль неподалеку пыталась прочесть последние страницы отцовской рукописи по орхидеям. Внезапно она воскликнула:

     - Милорд, я нашла записи вашего отца про ваши изменения! Оказывается, все довольно просто.

     Но не успел я даже как-то отреагировать, как в библиотеку без стука вошел Рифи:

     - Господин, у ворот стоят вооруженные люди. Они требуют вернуть вашу гостью, угрожая напасть на поместье, говорят, что действуют от имени ее отца.

     В растерянности я смотрел на побледневшую Белль. Хотелось бы мне понять, какие внутри нее бушевали чувства: радость от освобождения, страх или печаль. Судорожно вдохнув воздух и стиснув свои эмоции в кулак, я церемонно сказал Рифи:

     - Полагаю, мы слишком задержали нашу гостью. Прошу помочь ей собрать вещи, - затем обратился к Белль. - Я бесконечно вам признателен за ваш визит ко мне, за вашу доброту и понимание.

     - Ваше внимание ко мне, милорд, ваша забота и милость всегда будут греть мне сердце, - Белль присела в реверансе.

     В гостиную ворвался взъерошенный Стьюи, чего никогда не позволял себе ранее:

     - Господин, эти люди... Они собираются ломать ворота. Требуют показать им мисс Белль, иначе они убьют нас всех.

     - Стьюи, - холодный голос Рифи разом успокоил нас всех, - веди себя прилично, иначе миледи подумает о нас невесть что.

     - Да, простите! - пробормотал Стьюи, неуклюже поклонился и уже около двери буркнул, - но если что, Крие уже подобрал себе топор поувесистее.

     Белль еще раз сделала реверанс:

     - С вашего позволения, я успокою этих людей. Не хотелось бы никакого кровопролития.

     - Я с вами, - решительно сказал я. Было бы трусостью прятаться от людей, угрожающих оружием моим слугам.

     - Но, милорд, это же...

     - Я с вами, и это не обсуждается.

     Я издалека услышал грубые мужские голоса, орущие и хохочущие. Сначала они издевались на бедным Стьюи, что дрожал, как осиновый лист, и не знал, что ответить. Также я услышал издевки и над Крие, видимо, они догадались, что он ничего не слышит. А затем, когда мы вышли на прямой участок дороги, ведущий к воротам, стали раздаваться реплики, относящиеся ко мне.

     - Ты глянь, какой урод! Он у них типа лакея, наверное!

     - Не, ты че, смотри, он же босой, туалеты чистит и навоз убирает. Таких в дом не пускают.

     - А может, все-таки возьмем замок? Тут же сборище уродов: мелкий, глухой, урод и старикан, который вот-вот рассыплется. Даже не поцарапаемся!

     - Ты дурак? Нам и так за эту девку столько золотишка отсыпят, а тут еще и рубиться надо. Сначала одно, потом другое. Сколько раз говорили тебе, не берись за два дела разом!

     Белль вцепилась мне в руку, испугалась то ли этих бандитов, то ли того, что я могу с ними сделать. Но я почувствовал, что ее всю трясет.

     - Кто вы и что вам надо? - громко крикнул я шагов за двадцать до ворот.

     За воротами было видно человек пятнадцать, все верхом и при оружии. Большинство с топорами и булавами, несколько человек стояли поодаль с луками в руках, а впереди всех гарцевал на рыжем коне молодой мужчина, на поясе у которого висел настоящий меч, видимо, это их вожак из какого-нибудь обедневшего благородного семейства.

     Мечник соскочил с коня, поклонился и сказал:

     - Это вы хозяин этого замка?

     - Да. И я жду ответ на свой вопрос.

     - Нас послал господин купец, отец этой девушки. Он сильно переживал, прочитав прощальное письмо молодой леди, так сильно, что даже заболел и несколько дней пролежал в беспамятстве.

     Белль вскрикнула и сжала мою руку.

     - Когда же он пришел в себя, то сразу отправил людей на поиски этого замка и леди и нанял отряд для ее защиты, хотя, как вижу, мисс ничего не грозило, - эти учтивые слова он сопроводил вежливым поклоном.

     Белль явно успокоилась после того, как заговорил этот мужчина.

     - Я правильно вас понимаю, что вам не обязательно забирать Белль отсюда?

     - Да, мы должны удостовериться в ее здоровье и благополучии, а также в том, что она остается у вас по доброй воле. И если мисс пожелает навестить своего отца, который все еще находится в постели, сопроводить для ее же безопасности.

     После этих слов успокоился уже и я и посмотрел на Белль. Она выпустила мою руку и опустила голову.

     - Белль, я не вправе держать вас вечность. Вы вольны делать все, что вам захочется. И если вы хотите вернуться к отцу, я не буду вас задерживать ни минуты.

     Она подняла на меня глаза, полные слез:

     - Милорд, я .. мне.. Я должна быть рядом с отцом, пока он болен. Но я обещаю вам, что вернусь, когда он поправится.

     - Это не обязательно, - мягко возразил я. Мое сердце сжалось от боли, когда я произносил эти слова. А если она согласится? Все здесь вернется на круги своя, и мы будем медленно и неотвратимо зарастать мхом. Помирать, даже не осознавая своей смерти. Она, внезапно ворвавшись в нашу... мою жизнь, перевернула ее полностью. И снова я поймал себя на мысли, что не печалюсь из-за ее отъезда, а опять начинаю жалеть себя, и разозлился. Но эта злость не задурманила мне голову, а напротив, освежила:

     - Белль, вы свободны от всех обязательств и полностью искупили вину вашего отца. И даже больше. Я прошу вас принять от меня некоторые подарки, для вас и вашей семьи.

     Казалось, что она совсем не слушала меня.

     - Милорд, мне нельзя будет вернуться сюда? - прошептала она.

     Я упал перед ней на колени и схватил ее за руки:

     - Белль, посмотрите на меня, прошу вас. Даже если вы сейчас скажете, что уезжаете навсегда, я буду ждать вашего возвращения каждый день. Всегда. Каждую минуту. Разве вы не видите: без вас этот замок умрет. Вместе со мной.

     Она смущенно улыбнулась:

     - Милорд, я... Я быстро, только навещу отца, успокою его и сразу вернусь. К тому же теперь я знаю, как вас исцелить.

     Она помчалась обратно, дабы собрать вещи. Рифи также испарился. Я стоял и ждал у ворот. Прибывшие также успокоились и негромко переговаривались между собой, часть людей спешилась. Предводитель подошел вплотную к воротам:

     - Молодая мисс поедет с нами?

     - Да, - резко ответил я. - Прошу доставить ее к отцу в целости и сохранности.

     - В этом и состоит наше задание. Вам нет необходимости просить нас об этом.

     Несмотря на его вежливость, моя неприязнь к нему не уменьшилась. То ли потому, что я слишком отчетливо слышал насмешки его людей надо мной и моими слугами, то ли потому что он был довольно красив и даже как-то изысканен. Я бы такому не доверил сопровождать свою дочь.

     - А у вас есть подтверждение того, что вы действуете от имени купца? - спросил я то, о чем должен был подумать с самого начала.

     - Конечно, прошу простить мое невежество, я должен был сделать это сразу, - и он с готовностью протянул мне руку, на которой блеснул перстень.

     - Мне это ни о чем не говорит, - буркнул я.

     - Гмм, об этом я не подумал.. Но, возможно, молодая леди узнает перстень?

     Через несколько минут подошла переодетая Белль, Рифи нес за ней небольшой свернутый тюк, Стьюи подвел оседланную лошадку, на которой Белль приехала к нам. Девушка сразу узнала перстень своего отца, как оказалось, у него таких несколько, и он дает их своим поверенным, действующим от его имени.

     Белль легко вскочила в седло, Рифи прикрепил сзади тюк с вещами, а также небольшую сумку с продуктами. Она напоследок взмахнула рукой, улыбнулась и выехала за ворота, распахнутые предусмотрительным Стьюи. Всадники сразу окружили ее со всех сторон. Предводитель напоследок поклонился мне, прыгнул на коня и последовал за своими людьми. Только в последний момент мне показалось, что на его лице промелькнула злая усмешка. И меня окатило холодом от непонятного предчувствия.

     Рядом печально вздохнул Рифи:

     - Как жаль, что леди покинула нас. Я уложил ей несколько платьев, украшений для ее сестер, пару книг, которые она не дочитала...

     - А цветок?

     Рифи на секунду замешкался, но затем неуверенно проговорил:

     - Господин, несколько дней назад мисс Белль попробовала вновь посадить его. Вроде бы она нашла описание данного процесса в записях вашего отца. Если изволите, то можете взглянуть на него в оранжерее.

     Я резко развернулся и пошел в сад. Там, на прежнем месте, стоял, чуть покачиваясь, огромный красный цветок с ажурными лепестками и нежным ароматом.

     Весь оставшийся день я бродил по замку, не зная, чем себя занять. Я пытался читать, но не мог понять ни строчки, сад не радовал, слуги тоже ходили, как в воду опущенные. Даже невозмутимый Рифи обмяк и словно состарился на десяток лет.

     На ужин я, как и в последние дни, спустился в столовую и растерянно огляделся. Почему-то мне казалось, что уж там мы обязательно встретимся с ней. Я весь день думал об ее отъезде, но по-детски надеялся на то, что она придет на ужин. Глупо и смешно.

     Рифи сегодня был не в форме, он рассеянно подавал на стол, путал блюда, не подходил с салфеткой и новыми блюдами вовремя. Я терпеливо ждал, сносил его ошибки ровно до тех пор, пока он не уронил вилку.

     - Рифи, а почему ты сегодня мне прислуживаешь? Где Маркус?

     Рифи удивленно посмотрел на меня, словно только что проснулся. Впервые на моей памяти он не смог ответить на вопрос, касающийся его епархии.

     - Маркус? Он не отпрашивался сегодня. Хмм, я его не видел с самого утра...

     Руки мои похолодели. Снова то же предчувствие стиснуло мое сердце.

     - А когда он отпрашивался в последний раз? - произнес я.

     - Вчера, - медленно, очень медленно сказал Рифи, - он отпрашивался вчера после обеда до сегодняшнего утра. Сказал, что нужно навестить родных недалеко в деревне. Брал одну из лошадей для прислуги.

     У дворецкого на лице начал проявляться ужас от понимания ситуации. Он выронил поднос и бросился к двери, я последовал за ним. Мы помчались по коридору в сторону комнат прислуги.

     Впервые я увидел комнату Маркуса. Не знаю, была она такая обезличенная раньше или нет, но сейчас это были голые стены, тщательно заправленная кровать и пустой шкаф. Ни одной личной вещи, картинки или оброненной бумажки. Рифи беспорядочно метался по комнате, пытаясь найти хоть что-то.

     Я выбежал во двор, крича Стьюи срочно отворять ворота. Сам оседлал своего коня, который к тому времени практически восстановил форму, вскочил на него и рванул к выезду из замка. Стьюи все еще возился с запорами, как позади послышался срывающийся от нехватки воздуха голос Рифи. Он кричал что-то об оружии, но я не стал ждать его и, как только между коваными створками образовалась достаточная щель, чтобы пропустить всадника, помчался вперед.

     Я не знал точной дороги, по которой отправились всадники, но мы с Белль неоднократно на карте прорисовывали маршруты до ее дома, несколько вариантов в зависимости от времени года и транспорта. Я выбрал самую короткую дорогу и только молился про себя, чтобы я оказался чересчур мнительным. В конце концов, они предъявили перстень ее отца, который (очередная волна холода окатила меня) выдавался его поверенным. А это значит, любой из этих людей мог стать предателем или убитым. Подобные вещи легко можно скопировать или украсть. Как можно было так довериться этим проходимцам? Неужели вежливость их главаря настолько запудрила мне мозги? Белль говорила же мне, что хозяина легко можно прочитать по его слугам...

     Я продолжал себя грызть, пока не стемнело настолько, что я был вынужден остановиться. На этих лесных дорогах кони ломают ноги даже днем, спотыкаясь о торчащие корни деревьев, а уж ночью и всадник может свернуть себе шею. Поэтому я был вынужден спешиться. Я набросил повод коня на ветку ближайшего дерева, а сам стал ходить взад-вперед. Я не захватил с собой ни одеяла, ни еды, ни воды. На мне была только тонкая рубаха да бриджи, даже плащ я не успел накинуть на плечи. Но я не чувствовал внешний холод, слишком меня промораживал внутренний. Во мне росла уверенность, что сейчас мне нельзя медлить, что еще немного и случится что-то непоправимое.

     Не выдержав напряжения, я бросился бежать по дороге, оставив коня. Я бежал и проклинал свою неудачливость, зачем я снова стал превращаться в человека, ведь именно сейчас пригодилась бы моя звериная сущность с острым нюхом и быстрыми лапами. Я бежал, не чувствуя ног, и пытался усилием воли перекинуться в зверя, уловить запах взмыленных коней или тонкий аромат Белль. Я бежал, забыв об усталости и слабости человеческого тела, ощущая только неровную поверхность дороги, перепрыгивая торчащие корни и уклоняясь от низко растущих веток, не различая их в темноте.

     В конце концов я осознал, что уже некоторое время бегу на четырех лапах, а ветер треплет мои длинные уши. Причем бежал я не по дороге, а среди огромных деревьев, мелькающих по сторонам, и я точно знал направление, я чувствовал запах разгоряченных мужских потных тел, резкие запахи лошадей, запах жарящегося на костре мяса.

     Когда я приблизился вплотную, я полностью вернул свое сознание, сохранив звериное обличье. Я приник к земле и осторожно подполз ближе, навострив уши. Белль нигде не было видно, но я чувствовал ее запах, скорее всего, ее разместили в одном из шалашей, наскоро выстроенных неподалеку от костра. Благородный сидел на самом видном месте, он довольно улыбался, слушая своих подопечных. Один из них спросил:

     - Так как поступим с девкой? Просто продадим купцу?

     - Не продадим, а милостиво примем вознаграждение за спасение родной дочери, желательно золотом и драгоценностями, - демонстративно нахмурился мечник.

     Бандиты счастливо расхохотались, они явно гордились смекалкой и хитростью своего предводителя. Но тот же мужик снова спросил:

     - А нам обязательно возвращать ее в целости и сохранности?

     - А что, ты хочешь забрать у нее на память пальчик? - блеснул юмором его сосед.

     - Да я подумал, что чудовище могло оказаться и не столь воспитанным. Он же зверь, и желания у него звериные. А за столько дней он чего только не успел с ней вытворить...

     Благородный на секунду задумался:

     - Идея, в общем, неплоха. Только девушка сможет рассказать отцу, как оно все было...

     - Ну и пусть говорит. Отдадим ее в полном отрубе, мол, вон как ее измучал тот урод, буквально из пыточной вырвали. Еще больше денег отвалит купчишка. А когда она очухается, нас уже и след простыл. К тому ж, может, и после того ничего не скажет.

     - Может, ей еще и понравится, - поддакнул один из уродов.

     Я лежал, прижав уши и старательно глушил рычание, непроизвольно вырывавшееся из горла. Лошади, стреноженные неподалеку, заволновались, стали тревожно бить копытами. Мечник привстал, крикнул кому-то:

     - Косой, что там с лошадьми?

     - Ничего, может, волка почуяли, - раздался грубый голос из кустов неподалеку.

     Предводитель снова сел, улыбнулся:

     - Умеете же убеждать, чертяки. Осталось определить очередность и того, кто повезет ее потом, так как она вряд ли сможет сама сидеть на лошади.

     Снова раздался взрыв хохота. Я с трудом держал себя в руках, мысленно придавливая себя к земле, но чувствовал, что шерсть на спине уже встала дыбом, а верхняя губа постоянно вздымалась вверх, обнажая клыки.

     - Эй, Маркус, может, ты свою часть награды возьмешь натурой?

     Из одного шалаша вышел хорошо знакомый мне мужчина, мой бывший лакей, Маркус. С той же угодливой улыбочкой он скромно произнес:

     - Нет, благодарю вас, я предпочитаю золотом.

     - Что, твой урод мало платил тебе?

     - Платил нормально, но я не хочу всю жизнь провести в услужении у зверя, не зная, когда он перегрызет тебе горло.

     - И ты решил сорвать куш разом?

     - Да-да, все так, - Маркус привычно поклонился, потом сообразил, что тут не место для соблюдения этикета, и торопливо скрылся в шалаше. Вокруг снова рассмеялись.

     - Мда, Крутой, умеешь же ты подбирать себе людей, - похвалил один из бандитов своего главаря. Тот мгновенно взлетел, выхватил меч и приставил к его горлу:

     - А ты сомневался в этом? Может, с тобой я допустил ошибку?

     Бедолага, заикаясь, поспешил заверить Крутого в своем послушании. Как я понял, это была одна из обязательных демонстраций силы, чтобы ни один из бандитов даже мысленно не попытался примерить на себя роль главаря, так как необходимости в насилии не было.

     Благородный же, неторопливо вложив меч в ножны, оглядел свою банду и сказал:

     - Ну тогда я отправляюсь к даме, она уже заскучала одна в своем шалаше.

     Черная волна бешенства накрыла меня с головой, и я прыгнул вперед, уже не осознавая себя человеком.

     Из кустов выметнулся огромный зверь и кинулся на главаря бандитов. Тот уже не успевал выхватить меч и поэтому сделал единственное, что пришло ему в голову - швырнул в зверя одного из своих людей. Было слышно, как зубы скрежетнули по черепу, бандит упал на землю с воем, закрывая окровавленную голову, а чудовище небрежно выронил изо рта кожу, что только что была человеческим лицом, и медленно направился к благородному, не сводя с него горящего злобой взгляда.

     Главарь вытащил меч и отчаянно громко крикнул:

     - Вперед, убейте его! Это только зверь!

     Если бы это было просто животное, бандиты бы даже не засомневались, но на седом, словно обугленном теле волка болталась хорошо различимая белая свободная рубашка. Та же, что была и на владельце замка. Впрочем, зверь не дал много времени на раздумья и прыгнул снова.

     Ближайший к зверю мужчина, не успев взмахнуть топором, с криком упал, зажимая кровавый фонтан, бьющий из бедра: клыки разорвали ему бедренную артерию. Следующий выронил поднятую булаву,из его руки был вырван кусок плоти... Чудовище короткими экономными движениями выводило из строя противников, даже не пытаясь их добивать. Периодически оно делало гигантские прыжки, уклоняясь от топоров, при этом нанося раны когтистыми лапами, как кошка.

     Спустя несколько минут поляна была заполнена стонущими и умирающими людьми, так как раны зверь наносил тяжелые. Кто еще был в состоянии двигаться, отползал в лес, пытаясь уйти от чудовища как можно дальше.

     На ногах остался только благородный предводитель шайки, уже потеряв свой апломб. Он прижался спиной к дереву и выставил вперед меч. Зверь, прихрамывая на заднюю лапу, стал приближаться к нему. От белоснежной рубашки остались только клочки, прилипшие к кровавым потекам на шкуре. Но это была не его кровь.

     - Эй, ты победил! Забирай свою женщину! Ты доказал свою силу, позволь мне убраться отсюда! - крикнул главарь.

     Зверь даже ухом не дернул. Приблизившись на расстояние прыжка, он резко бросил свое тело вперед, проигнорировав удар меча, распоровший ему шкуру на правом плече, и разорвал горло мужчине.

     Из шалашей не доносилось ни звука. Кони разбойников еще в самом начале бойни ускакали в лес, не разбирая дороги. Если кто-то из бандитов, охранявших их, и выжил, то он тоже не спешил показаться. Зверь обвел взглядом поляну, сделал несколько шагов в сторону шалашей и замер в неподвижности, словно не зная, что ему теперь делать. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвалось только короткое рычание, в конце сорвавшееся на скулеж.

     Из шалаша выбежала Белль, лицо ее было бледно, на руках виднелись ссадины от веревок. Она на секунду заколебалась, осматривая побоище с кучей трупов и раненых людей, но когда она увидела зверя, залитого кровью, то бросилась к нему. Зверь отступил на шаг назад, но поврежденная лапа подвела, и он упал на землю, продолжая угрожающе рычать.

     Девушка присела рядом с ним прямо на землю и, осторожно протянув руку в сторону чудовища, тихо заговорила:

     -Милорд, вы меня не узнаете? Не помните? Это я, ваша надоедливая гостья, Белль, дочь купца, укравшего у вас цветок, - тут слезы потекли у нее по лицу. - Это все я виновата. Зачем я уехала от вас? Так сильно захотела к отцу, что поверила даже этим людям. А ведь вы уже стали вылечиваться, - она всхлипнула, совсем по простонародному. - Я так и не успела вам рассказать про записи вашего отца. А теперь как все вернуть назад? Неужели вы совсем потеряли разум?

     Зверь перестал рычать и внимательно посмотрел на девушку желтыми круглыми глазами, затем, убаюканный ее речью, вытянул голову и коснулся ее протянутой ладони холодным носом. Она вздрогнула, но провела рукой по голове зверя, он слегка повернул голову, чтобы ей было поудобнее его почесывать и поглаживать. Белль машинально принялась гладить и чесать огромную морду, хоть глаза ее ничего не видели из-за слез. Он продолжила говорить сквозь рыдания:

     - Отец ваш писал, что он следил за своим сыном, то есть за вами, и заметил, что ваш характер, увы, был далек от совершенства. Слишком вы любили поразвлечься, и ладно бы только выпить или подраться, как это бывает у молодых людей. Вы любили издеваться над слабыми, бахвалиться, жестоко обращаться со слугами и не только. Предчувствуя свою смерть, он понимал, что уже не успевает повлиять на ваше воспитание. Да и не было воспитания, как такового. Ваша матушка, писал он, слишком занята была собой, а он слишком много находился в отлучках, порой годами отсутствуя дома, и упустил время.

     Зверь подполз ближе к девушке и положил голову ей на колени.

     - Чтобы заставить вас задуматься о вашем образе жизни и поведении, он использовал то ли какое-то заклятие, то ли микстуру, о которой прослышал во время своих путешествий, и последние дни своей жизни потихоньку вливал ее вам в пищу. У нее необычное действие: чем чаще вы злились или гневались или испытывали приступы жестокости, тем больше вы превращались в животное. Правда, ваш отец не догадывался о том, что действие может зайти так далеко. В тех краях, где используют эту микстуру, люди при проявлении первых же признаков зверя понимали, что нужно делать, и после этого начинали тщательно следить за своим настроением и поведением. Ваш отец надеялся, что небольшое количество шерсти и вытянувшиеся уши заставят вас задуматься, понять связь между вспышками гнева и изменениями, и вы сможете стать тем, кем он мечтал вас видеть.

     И ведь вы стали меняться... Я не видела вас раньше, до начала изменений, но слуги вас любят, все, кроме Маркуса...

     Услыхав имя, зверь поднял голову и снова зарычал. Белль еще больше разрыдалась и обхватила толстую шею руками, пытаясь удержать зверя:

     -Нет-нет, нельзя, милорд, вам нельзя злиться. Этот человек уже наказан. Как он сможет жить дальше, чувствуя кровь этих людей на своих руках? Милорд, успокойтесь... Может, мы сможем вернуть все назад? Хотите, я останусь с вами? Я буду вас сама кормить, расчесывать, читать вам. Я не позволю вам больше разозлиться или испугаться за меня.

     Вы на самом деле очень хороший, ваш отец не понял, не увидел, какой вы замечательный, умный и добрый. Даже чудовище из вас получилось очень симпатичное. Мне ни с кем раньше не было так уютно и хорошо. Прогуливаться с вами по парку, сидеть в библиотеке, завтракать и ужинать вместе - это было чудесно, не правда ли, милорд?

     Она чуть отстранилась от зверя и посмотрела ему в глаза:

     -Милорд, вы позволите мне остаться со вами?

     Зверь вздохнул, нежно лизнул ей руку и снова уложил свою голову ей на колени.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"