Аннотация: Разочарование после встречи с другом детства
ТЁЗКА
Я возвращался из Трускавца, а до конца отпуска оставалось ещё целых пять дней. И я, как и планировал ещё дома, решил на пару дней завернуть в родной город, где прошли мои школьные годы и где по-прежнему жила моя родная тётка в своём стареньком домишке, а в пятиэтажке энергетиков её дочь, моя кузина Светлана с семьёй. Со Светланой мы всегда были очень дружны и до сих пор продолжали переписываться.
Город наш был небольшим районным центром. Его я оставил после десятого класса и за все прошедшие почти тридцать лет навещал его всего раза три.
Встретили меня родственники очень тепло. Особенно неподдельно была рада моему приезду Светлана. Муж её Фёдор тоже искренне обнимал меня и похлопывал по спине. Потом он, большой любитель пива, смотрел на просвет и даже нюхал, оценивая со знанием дела, почти каждую из полутора десятков волжских воблин, которые я прихватил из дому в качестве, как мне казалось, оригинального презента моим родственникам.
Светлана была не намного младше меня, росли мы вместе, и в далекие годы юности она знала всех моих школьных друзей и приятелей, была в курсе всех моих мальчишечьих дел. Поэтому тем вечером мы не только рассказывали друг другу о своих семейных новостях, но и вспоминали наши годы детства и юности и, конечно, общих знакомых. Сестра рассказывала, кого из моих бывших одноклассников встречает иногда, как у них складывается жизнь.
− А знаешь, − вдруг вспомнила она, − года три назад в город вернулся Коля Чернаев. Я его видела несколько раз. Он сейчас работает на "Счётмаше". Живёт с женой и сыном в доме отца. А вот мамы его, − помнишь тётю Милу? − уже нет. Умерла от какой-то тяжёлой болезни.
− Так значит, Тёзка сейчас здесь! Вот здорово было бы с ним встретиться! Жаль, времени у меня мало. Но всё же что-то надо придумать, − живо отреагировал я на эту приятную для меня новость.
Коля в прошлом был одним из самых близких моих друзей. Он пришёл в нашу школу из другой, где остался на второй год в пятом классе. Родители перевели его, чтобы сменить обстановку - и учителей, и школьных товарищей, надеясь, что это поможет ему изменить отношение к учёбе. Так оно и произошло. Больше никогда двоечником он не был.
Коля был единственным ребёнком в семье, и его, видимо, в раннем детстве слишком баловали. Излишне упитанный, с ленцой, он, однако, обладал живым и острым умом. Много читал, особенно увлекался приключенческими романами, и позже, когда мы стали дружить, он поражал меня своим умением образно, в лицах, рассказывать, например, перипетии сюжета романа Джека Лондона "Сердца трёх". Коля любил природу, хорошо знал лес, который начинался практически за забором усадьбы его родителей. Однажды, когда мы гуляли в лесу, он вдруг, остановившись под невысоким деревом, спросил меня:
− Хочешь, я сейчас достану яичко?
Я тоже остановился и с недоверием посмотрел на друга.
− Что, из дома прихватил, не успел выпить? - поерничал я, зная, что Коля частенько прямо в курятнике берёт яйца и тут же их пьёт, часто даже без хлеба и соли.
Но он никак не отреагировал на мою колкость, а забрался на пенёк, поднял вверх руку и из гущи веток дерева, действительно, извлёк небольшое в рыжих пятнышках яичко какой-то пичужки. Тут, приглядевшись, и я увидел хорошо замаскированное гнездо, которое самостоятельно ни за что бы не обнаружил. А ещё как-то он залез на большое дерево и из дупла достал живую летучую мышь.
Меня тоже зовут Николаем. Когда Коля Чернаев впервые появился в нашем классе и все стали с ним знакомиться, получилось так, что я назвал себя "Коля" и он в ответ сказал "Коля". Кто-то из ребят воскликнул: "Тёзки!". Так это и пристало к нам, и с тех пор мы друг к другу обращались только "Тёзка". Это, наверно, и послужило первым импульсом к нашей дружбе.
Летом мы вместе учились плавать, носились по лесу, заглядывали в соседские сады. В старших классах выступали за школу в соревнованиях. Зимой на лыжах осваивали склоны окрестных оврагов. И всегда, когда нужно было рискнуть или первым испытать острые ощущения, мой Тёзка был впереди. Когда осенью нас посылали в колхозы на уборку картошки и кукурузы, мы всегда старались поселиться в одной хате, и Коля развлекал ребят, рассказывая какие-нибудь забавные истории. Он ни разу ни в чём не подвёл, не схитрил, не пожадничал. Был верным и безотказным в дружбе. Если бы меня тогда спросили, с кем бы я пошёл в разведку, я бы без колебаний ответил: "С Тёзкой".
Но судьбе было угодно разбросать нас по жизни. Коля Чернаев после индустриального техникума уехал по направлению в Казахстан. Я ещё пару лет "парился" в институте, потом был направлен в Оренбургскую область. Женился, погряз в бытовых проблемах, занялся карьерой, и мы надолго потеряли друг друга из виду. И вот через столько лет появилась возможность встретиться. Я стал строить планы, как получше организовать эту встречу, сознавая, что в распоряжении у меня всего день-два. Но, как это часто бывает, мою задачу упростил случай.
На следующий день мы с сестрой, естественно, поехали на другой конец города проведать мою тётку, её мать. Волнующе трогательная встреча, расспросы о моей жизни, обязательный праздничный обед в честь редкого гостя, разговоры о политике, которые так любят вести пожилые люди. Время прошло почти незаметно, так что ушли мы от неё где-то около семнадцати часов. На остановке мы едва успели втиснуться в заднюю дверь автобуса, как она закрылась и он тронулся. И тут сестра, посмотрев в салон, обернулась ко мне и сказала:
− Смотри, вон у передней двери в чёрном берете стоит Коля Чернаев.
Я повернулся и увидел Тёзку. Он несколько постарел, ещё больше располнел, даже щеки, как мне показалось, чуть обвисли. Немного ссутулился, был, как будто чем-то озабочен и рассеянно смотрел в стеклянную створку двери. Нас со Светланой он, конечно же, не заметил. Окликнуть его через весь автобус было неудобно, и мы решили, что выйдем там, где будет выходить Коля, и без труда его перехватим.
Тёзка вышел, не доезжая одну остановку до той, где нужно было выходить нам. Мы тоже вышли, и я, подкравшись сзади, дёрнул его за рукав. Он обернулся, некоторое время смотрел на меня, видимо, не узнавая, а потом полувопросительно произнёс:
− Тёзка?!
Я обнял его, мы молча потискали друг друга, а когда отстранились, Светлана тут же предложила:
− Пойдёмте к нам. Сейчас и Фёдор должен вернуться с работы. Посидим, закусим, заодно вы и поговорите.
На глазах у неё почему-то блестели слёзы. Обратившись к Тёзке, она спросила:
− Коля, дома у тебя не будут беспокоиться, если ты немного задержишься? - Светлана улыбнулась и с надеждой посмотрела на моего друга детства. - Зато расскажешь папе, что встретился с Тёзкой.
Друг мой несколько секунд колебался, но я решительно обнял его за плечи и потянул в сторону дома кузины: слишком долго не видел я друга, чтобы позволить ему сейчас просто уйти. По дороге я расспросил Тёзку о его работе и узнал, что он руководит опытным производством на заводе, выпускающем счётные машины. Дома, пока хозяйка хлопотала с закусками, а мы готовились к столу, пришёл с работы и Фёдор. Он, поздоровавшись, первым делом достал бутылку "первача" и стал наполнять графин вином собственного приготовления - прошлогодней терновкой.
По первой все мужчины выпили по "беленькой". Я ещё накануне вечером оценил ядрёную крепость этой горилки и со второй рюмки перешёл на терновку, чтобы не насиловать сердце. Фёдор тоже стал себе наливать по половинке, гостя же старался не обижать. Разговор, вроде бы, начал налаживаться. Я немного рассказал о себе, больше хотел узнать о Тёзке. Но он почему-то на все вопросы отвечал как бы нехотя, совсем немногословно, чаще просто односложно. Я буквально вытягивал из него информацию и про себя удивлялся: что это случилось с моим старым другом? Куда девался тот романтик, большой оптимист, великолепный рассказчик и юморист, который все эти годы жил в моей памяти? Да и в лице его я не видел особого интереса к тому, о чём говорил я. Его глаза, прежде такие горящие энергией, блестящие и почти всегда весёлые, затянула пелена какой-то озабоченности, уголки губ опустились, а в жестах сквозили небрежность и равнодушие.
Всё же постепенно мне удалось узнать, что поработал он и в Казахстане, и в Сибири. Женат во второй раз на женщине с Алтая. У них растёт сын, названный в честь деда Женей. Когда похоронили мать и стареющий больной отец его остался один, Коле пришлось вернуться с семьёй в родной город.
За разговорами мы и не заметили, как просидели за столом почти два часа. Вино в графинчике убавилось наполовину, да и в бутылке оставалось не больше ста граммов крепкого напитка. Хозяйка предложила чайку, но после "горячительного" горячего не хотелось, поэтому мы угостились компотом, который был на столе с самого начала. Когда Светлана начала убирать часть посуды, мы поднялись из-за стола и стали собираться.
Я решил проводить старого друга и ещё немного поговорить с ним "за жизнь". А для его отца, Евгения Васильевича, приготовил пяток вяленых рыбин, завернул их в газету и передал Тёзке. В коридоре образовалась небольшая толчея, так как Светлана с Фёдором провожали нас до дверей. Мы спустились вниз и направились в сторону района частной застройки. Я надеялся, что, оставшись наедине со мной, Тёзка разговорится, но на улице наша беседа совсем зачахла.
Когда мы уже прошли пару кварталов, Тёзка вдруг резко остановился. Я подумал, что он хочет что-то важное сказать, может быть, решил пригласить меня к себе или, попрощавшись, назначить встречу на завтра. Мне хотелось бы увидеться с Евгением Васильевичем, познакомиться с Колиной семьёй. Но он неожиданно сказал совсем другое:
− Тёзка, а я забыл твою рыбу у Светы.
Тут только я обратил внимание, что в руках у него нет свёртка с рыбой.
− Какая жалость, − я страшно огорчился. Мне ведь так хотелось оказать пусть хотя бы маленький знак внимания его отцу.
Евгений Васильевич всегда был со мною добр и ласков. Зная, что мой отец пропал без вести во время войны, он, как мог, старался поддержать меня, ободрить в трудную минуту, помочь советом. Поэтому я сразу предложил Тёзке вернуться за воблой, благо, прошли мы немного. Быстрым шагом, уже совсем не разговаривая, мы отправились назад. Когда подошли к подъезду дома сестры, я тронул Тёзку за плечо:
− Ты посиди здесь внизу на лавочке, а я быстренько поднимусь за рыбой, − и, не дожидаясь его реакции, поспешил в подъезд.
Минут через пять, не больше, я спустился вниз. Тёзка стоял у лавочки и с укоризной смотрел на меня. Я протянул ему свёрток с рыбой, а он покачал головой и с обидой в голосе произнёс:
− Эх, Тёзка, ты меня не понял. Я же специально забыл рыбу. Хотел, чтобы мы вернулись, ведь там, в бутылке, ещё остался самогон.
Я не сразу нашёлся, что ему ответить. С глаз моих как бы упала пелена, и я словно заново увидел своего бывшего друга. Рядом со мной стоял человек с серым обрюзгшим лицом и потухшим взглядом, озабоченный, оказывается, только тем, что не всё из угощений было выпито и съедено. Его так и не расшевелила наша встреча, наш разговор, наши воспоминания. И вообще, вряд ли он помнил то, о чём мы говорили. Но по какой-то прихоти судьбы у этого человека, чужого и отстраненного, были имя и фамилия моего лучшего друга юности, неисправимого, как я считал, романтика Тёзки.
Я проводил Колю до того места, откуда мы возвращались за рыбой, так и не услышав предложения о нашей следующей встрече. А ещё через день я уехал домой. В родном городе я снова оказался только лет через пять и тогда узнал, что Коля Чернаев умер спустя полтора года после той нашей последней встречи, даже не дожив несколько лет до пенсии.