Бьёрклунд Алекс : другие произведения.

Дурачок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Алекс Бьёрклунд
  
  
  
   ДУРАЧОК
  
   (комедия в двух актах)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   alexandr.sergeev2012@yandex.ru
  
  
   8.909.001.29.91
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
   ПОЛЫНСКИЙ ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ, крупный помещик, 60 лет.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА, его жена.
   ПОЛЫНСКИЙ ИЛЬЯ ИЛЬИЧ, его сын.
   ПОЛЫНСКАЯ АННА ИЛЬИНИЧНА, его дочь.
   КАРАМЕЛЕВ, мелкий чиновник.
   САМСОНОВ, земский врач.
   ШАМЛАЕВ ГРИГОРИЙ КУЗЬМИЧ, богатый промышленник.
   ВАРЯ, кухарка.
   МИТЯ, прислуга.
  
  
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  
  
   190...г. Большая усадьба. Сад. Слышно щебетание птиц. На аллеи стоит сервированный стол. На столе: самовар, блюда с закуской, бутылки вина, графины с водкой и коньяком. Первый час дня. Пасмурно.
  
   За столом сидит ИЛЬЯ ИЛЬИЧ ПОЛЫНСКИЙ. С задумчивым видом он отпивает вино из бокала. Вокруг стола прохаживается САМСОНОВ. Подходит к столу и наливает себе водки.
  
   САМСОНОВ. Сколько, сколько?
   ПОЛЫНСКИЙ. Миллиард.
  
   САМСОНОВ выпивает рюмку и закусывает солёным огурцом. Печально смотрит вдаль.
  
   САМСОНОВ. Миллиард. Эх, Ильюша! Если бы у меня был миллиард, то грусть моя б прошла.
   ПОЛЫНСКИЙ. Если бы у меня был миллиард, то и моя бы - отступила.
   САМСОНОВ. У меня жалование двадцать пять рублей. Вычитают с меня. Сестра младшая, мать болеет. Но, я не грущу. Всегда я весел. А ты здоров. Руки и ноги у тебя на месте. Наследник миллиардного состояния. Завидный жених.
   ПОЛЫНСКИЙ. Будущее моё, Самсонов, весьма туманно. Насколько мне известно, завещание так и не было написано.
   САМСОНОВ. Ольга Петровна женщина порядочная. Не может она лишить тебя наследства.
   ПОЛЫНСКИЙ. Порой смотрю я на неё и не могу понять: что же в ней?
   САМСОНОВ. А что тут понимать? Женщина красивая. Смиренная. Искренне верующая. Отца твоего любит. Сказка, а не женщина.
   ПОЛЫНСКИЙ. Ты, Самсонов, врач! Людей лечишь. Даёшь им порошки, слушаешь, как они дышат. Измеряешь температуру тела, но, если рассудить, то людей ты не понимаешь.
   САМСОНОВ. Да и бог с ними! Не нужно мне их понимать. Важно для меня болеет человек или нет.
   ПОЛЫНСКИЙ. И пьёшь ты много.
   САМСОНОВ. А это тут причём? Сегодня у меня выходной. В выходной я начинаю пить часиков в двенадцать. Такая у меня традиция.
   ПОЛЫНСКИЙ. Дурная традиция.
   САМСОВНОВ. Ну уж, Ильюша, не тебе её менять. Стоит водка на столе? Она для того и поставлена, чтобы её пили.
   ПОЛЫНСКИЙ. Надо тебя врачу показать.
   САМСОНОВ. Парадокс! Показать доктора доктору! (Смеётся.) И что мне твой доктор скажет? Меньше пейте, доктор? А ему: "Сами вы - меньше пейте!" (Смеётся.)
   ПОЛЫНСКИЙ. Я тебе добра желаю.
   САМСОНОВ. Ой, Илья! Желаешь мне добра, лучше денег ссуди.
   ПОЛЫНСКИЙ. Мне сейчас не до твоих глупых шуток.
   САМСОНОВ. А я и не шучу. Одолжи рублей десять.
   ПОЛЫНСКИЙ. Нет у меня денег.
   САМСОНОВ. Вот ведь оказия! Оглянись, Илья, вокруг себя. Видишь этот стул? И стоит он рублей пятнадцать. Пятнадцать рублей, за стул! Илья! Живёшь, как у Христа за пазухой, а денег не имеешь.
   ПОЛЫНСКИЙ. Хватит, Самсонов. Ты пьян.
   САМСОНОВ. Так, Ильюша, для того и пью, чтобы пьяным быть. (Наливает водки.) Не переживай, дружище! Всё у тебя будет. Миллиард, ну хотя бы - миллион, что тоже не плохо. Жена красавица. Свой дом. И не один. А мы, грешные, будем приходить к тебе с поклоном, чтобы одолжил ты нам, рублей, этак, десять. А глядишь - и двадцать! За тебя! (Выпивает.)
   ПОЛЫНСКИЙ. (пьёт). И почему никого нет?
   САМСОНОВ. Гулять ушли.
   ПОЛЫНСКИЙ. Все?
   САМСОНОВ. Все.
   ПОЛЫНСКИЙ. Чудная компания.
  
   Входит Варя с подносом в руках. На подносе - супница. Подходит к столу, ставит супницу на стол и собирает грязные тарелки.
  
   ВАРЯ. Давно уж кушать пора, а они гуляют.
   САМСОНОВ. Что это, Варенька? Суп, что ли?
   ВАРЯ. Каша. Не для вас она.
   САМСОНОВ. Да и не ем я кашу! Зачем мне каша, коли пироги на столе. (Наливает водки.)
   ВАРЯ. Пироги вы не тронули. Водку кушаете.
   САМСОНОВ. Кушаю, Варя, кушаю. (Выпивает.)
   ВАРЯ. Самовар опять, что ли, разводить?
   ПОЛЫНСКИЙ. Не надо.
   САМСОНОВ. А вы, Варенька, замужем?
   ПОЛЫНСКИЙ. Самсонов! Прекрати балаган.
   САМСОНОВ. А что такого, Илья? Я человек ещё не старый. Жену себе ищу. А Варя? Ну, посмотри на неё! Чем не хороша?
   ВАРЯ. А я за вас, Николай Ефремович, не пойду.
   САМСОНОВ. Чего так? Чем я тебе не угодил?
   ВАРЯ. Бедный вы. Врач земский. Что у вас есть? Да и водочки много кушаете.
   САМСОНОВ. Нет, ты слышишь, Илья?
   ПОЛЫНСКИЙ. Перестань.
   САМСОНОВ. Дворовая девка, не идёт замуж, за земского врача! Где такое видано? Не богатого ли женишка, Варенька, выжидаешь?
   ВАРЯ. А чего? Подождать ещё можно.
   САМСОНОВ. Ох, Илья! Распустили вы народ у себя. Ох, распустили!
   ПОЛЫНСКИЙ. В воздухе что-то витает.
   САМСОНОВ. С головами у человека нынче... не того. Прислуга, и та, возомнила о себе.
   ПОЛЫНСКИЙ. Пу-пу-пу! Бу-бу-бу! Мда-с!
   САМСОНОВ. Эх! Раньше Илья Степанович держал вас в кулаке! Так же ведь, Варенька? А теперь?
   ПОЛЫНСКИЙ. Оставь это, Самсонов.
   САМСОНОВ. Будь моя воля, Варенька, мы бы с тобой по-другому разговаривали.
   ВАРЯ. И как это "по-другому"?
   САМСОНОВ. А вот так! Стала бы ты у меня покладистой! Шёлковой бы стала.
   ПОЛЫНСКИЙ. Варя, ступай!
   ВАРЯ. А я, и так - шёлковая! Правда, Илья Ильич?
   ПОЛЫНСКИЙ. Варвара! Ступай, тебе говорят!
  
   ВАРЯ уходит.
  
   САМСОНОВ. Илья! Прислуга у тебя болтливая стала.
   ПОЛЫНСКИЙ. Не моя прислуга.
   САМСОНОВ. Ну... всё равно! Повлиять-то можешь?
   ПОЛЫНСКИЙ. Нет, Николай, не могу.
  
   Входит АННА. Поправляет причёску.
  
   САМСОНОВ. Анна Ильинична! Доброе утро! (Кидается к ней и целует руку.)
   АННА. Самсонов? Вы уже здесь?
   САМСОНОВ. Ну, конечно!
   АННА. И водочки изрядно выпили?
   САМСОНОВ. Не без этого-с?
  
   АННА проходит и садится за стол. САМСОНОВ садится рядом.
  
   САМСОНОВ. Как вы спали, Анна Ильинична?
   АННА. Вас не касается.
   САМСОНОВ. Как хорошо, что вы пришли. Спасите меня, Аня! Все кидаются на меня. Критикуют. Прислуга грубит. А ваш брат учит меня уму-разуму.
   АННА. Я считаю, что вас надо убить, Самсонов.
   САМСОНОВ. Ох! (Смеётся.) За что же, помилуйте?
   АННА. (задумчиво). Или сжечь на костре. Хотя, это будет слишком поэтично. Топором, в самое темя? Это уже было.
   САМСОНОВ. Да за что же, Анна?
   АННА. Много вас, а толку никакого.
   САМСОНОВ. Не понимаю.
   АННА. Оно и не удивительно.
   САМСОНОВ. (смеётся). Это жестоко, милая Анна!
   АННА. (внимательно смотрит на САМСОНОВА). Жестоко? А что такое жестокость?
   САМСОНОВ. Жестокость? Ну... думаю, что, когда невинного человека, готовы уничтожить подобными способами.
   АННА. Невинного? Нет, мы все виновны.
   САМСОНОВ. В чём же, Анна?
   АННА. Приснился мне сон.
   ПОЛЫНСКИЙ. Аня! Не нужно.
   САМСОНОВ. Не мешай, Илья!
   АННА. Является ко мне человек. Весь в белом. И говорит он мне: "Помоги". Снимает своё одеяние, и предстаёт предомной в обнажённом виде. Я осматриваю его, а он - совершенно бесполый. Приближается ко мне, разворачивается спиной, и вижу я, на спине его, крылья. Маленькие крылышки. Белые. С пушистыми перьями. И говорит он мне: "Подбрось меня". Я беру его на руки, а он лёгкий-лёгкий. Подбрасываю его вверх, и он взлетает в небо. Парит, а потом, исчезает.
   САМСОНОВ. Удивительный сон! И что же он означает?
   АННА. (наливает бокал вина). Вам лучше этого не знать.
   САМСОНОВ. Изволите, пирожок скушать? А давайте-ка, я вам хлебушка маслом намажу.
   АННА. Где же остальные?
   ПОЛЫНСКИЙ. Гуляют.
   АННА. Все?
   САМСОНОВ. Все. И Карамелев к ним прилип. Пиявка.
   АННА. Самсонов! Скажите-ка, это вы убили свою жену?
   САМСОНОВ. Ну что вы, Анна? Она покончила жизнь самоубийством.
   АННА. Это всеми принятая версия.
   САМСОНОВ. Уверяю вас: банальное самоубийство.
   ПОЛЫНСКИЙ. Бу-бу-бу-бу! Пум-пурум! Мда-с!
   АННА. А ещё говорят, что вы могли спасти её, а не стали?
   САМСОНОВ. Ох, уж эти люди! Им, лишь бы, языком болтать!
   АННА. Так не вы?
   САМСОНОВ. Клянусь! Не я!
   АННА. Расскажите, как это было?
   САМСОНОВ. Как-нибудь в следующий раз. Вот, прошу, ваш хлебушек с маслицем. (Подаёт АННЕ кусок хлеба с маслом.)
   АННА. (отпивает из бокала). А вы, Самсонов, боитесь суда божьего?
   САМСОНОВ. Кто же его не боится?
   ПОЛЫНСКИЙ. Трям-пам-пам! Мда-с!
   АННА. Вероятно, вас, Самсонов, черти разорвут на мелкие куски.
   САМСОНОВ. (смеётся). Ну, до этого ещё далеко! А пока... (Наливает водки.) давайте выпьем с вами, Анна, на брудершафт?
   АННА. Нет, Самсонов, не буду я пить с вами.
   САМСОНОВ. Что ж за день такой сегодня? Никто меня не любит. Никто со мной водки не пьёт. Илья! Что за день такой?
  
   Из глубины сада доносятся голоса.
  
   САМСОНОВ. Возвращаются. (Всматривается вдаль.) Илья Степанович, кажется, в зимней шапке? И в пальто!
   ПОЛЫНСКИЙ. Ваш диагноз, доктор?
   САМСОНОВ. Илья Степанович, человек немолодой. Вероятно, ему холодно в лесу?
   ПОЛЫНСКИЙ. Лето на дворе.
   САМСОНОВ. У каждого человека свой организм, Илья.
   АННА. Свой организм.
   ПОЛЫНСКИЙ. Да, у папеньки свой организм. Неповторимый.
  
   Появляются ОЛЬГА ПЕТРОВНА, держа под руку ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА. Он в зимней шапке и пальто. За ними, слегка приплясывая, подходит КАРАМЕЛЕВ. Следом ШАМЛАЕВ, с букетом цветов. ОЛЬГА ПЕТРОВНА подводит ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА, к стоящему неподалёку от стола плетёному креслу, и аккуратно его усаживает. КАРАМЕЛЕВ и ШАМЛАЕВ садятся за стол.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Здравствуйте, господа! Какой великолепный стол! Здравствуйте, милая Анна!
   АННА. Я вам не милая.
   КАРАМЕЛЕВ. Ну, и, тем не менее, всё равно - здравствуйте! (Наливает вино в бокал.)
   ШАМЛАЕВ. Всем доброе утро! (Кладёт в тарелку закуски.)
  
   К столу подходит ОЛЬГА ПЕТРОВНА.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Господа! Какой воздух в лесу! Это что-то невероятное! Птицы поют! Боже мой! Блаженство и радость! Илья Степанович был сегодня в ударе. Какие речи!
   КАРАМЕЛЕВ. Это правда!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Какие образы! Какая точность мысли! Какие откровения!
   САМСОНОВ. Эх! А мы пропустили!
   ШАМЛАЕВ. Не поверите, господа, мурашки по коже. Дух захватило!
   КАРАМЕЛЕВ. Это правда! (Кладёт себе в тарелку закуски.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Жаль, что вас не было с нами. Не каждый день услышишь такое. Не каждый день! Илья Степанович рассуждал о жизни, о том, что будет после неё. О небе, о солнце, о птицах в небе. Рассуждал о жизни комара. Да, да, господа! О жизни комара! Кажется, что тут такого: комар! Но, нет, господа! Целая вселенная! А под конец сказал, с сожалением, что мало любви на земле.
   ШАМЛАЕВ. Вот так-то!
   ПОЛЫНСКИЙ. Как вы, Ольга Петровна, ловко всё понимаете?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. К сожалению, не всё, Ильюша! Мне ещё учиться и учится. И вы, господа, учитесь, слушайте, внимайте. Всё внимайте.
   КАРАМЕЛЕВ. Мы стараемся, Ольга Петровна. Но что мы? Скудные умишки. Куда нам?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Смирение и старание.
   ШАМЛАЕВ. Дух захватило! Честное слово.
   КАРАМЕЛЕВ. Ольга Петровна! Вам положить солёный огурчик?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (смеётся). Солёный огурчик! Нет, Карамелев, благодарю вас. Лучше пирожок. (КАРАМЕЛЕВ кладёт ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ на тарелку кусок пирога.)
   САМСОНОВ. Шамлаев! Давайте водочки со мной? Бросьте вы это кислое вино.
   ШАМЛАЕВ. Водочки?
   САМСОНОВ. Ну, разумеется! Полезнее и эффективнее.
   ШАМЛАЕВ. Вы считаете?
   САМСОНОВ. Поверьте практикующему доктору. (Наливает две рюмки.)
   ШАМЛАЕВ. Вы знаете, доктор, последнее время, у меня в груди что-то щемит.
   САМСОНОВ. (чокается с ШАМЛАЕВЫМ). "Щемит". (Выпивает.)
   ШАМЛАЕВ. Опасаюсь за своё здоровье.
   САМСОНОВ. Все, Григорий Кузьмич, опасаются. Что ж тут поделать?
   ПОЛЫНСКИЙ. Что же папенька теперь молчит?
  
   Все оглядываются на ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА.(прикладывает палец к губам). Тссс! Тише, господа! Илья Степанович отдыхает. Прошу вас, не отвлекайте его. Возможно, сейчас рождается нечто грандиозное.
   АННА. Он просто спит.
  
   КАРАМЕЛЕВ поднимается со стула, на цыпочках подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ и заглядывает ему в лицо. Осторожно отходит обратно.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Нет, нет, господа! Он смотрит.
   АННА. Куда?
   КАРАМЕЛЕВ. Оооо! Нам понять, не дано, дорогая Анна.
   АННА. Я вам не дорогая.
   КАРАМЕЛЕВ. Всё равно - не дано!
   ПОЛЫНСКИЙ. Ольга Петровна! Отчего папенька в шапке и в пальто?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Это он сам, господа!
   КАРАМЕЛЕВ. Что же такого? Я и сам, иногда...
   ПОЛЫНСКИЙ. И вы его не отговорили? Лето, как-никак.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Возможно, господа, выглядит это странно. Но, если Илья Степанович что-то делает, то это всегда имеет глубокий смысл и значение.
   ПОЛЫНСКИЙ. Какой же смысл: летом, надевать зимнюю одежду?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ох, Ильюша! Если бы Илья Степанович соизволил нам объяснить, мы бы не поняли. Нам нужно ещё расти и расти.
   КАРАМЕЛЕВ. Ох, сколько ещё расти!
   ПОЛЫНСКИЙ. Вероятно, ему жарко?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья! Ему хорошо. Если потребуется, он сам снимет. Не стоит тебе беспокоиться.
   САМСОНОВ. Возник тост, господа! Наполните свои бокалы!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Тост, тост, тост! Кто нальёт мне вина?
   КАРАМЕЛЕВ. Я, я, я! Белого?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Белого, белого!
   КАРАМЕЛЕВ. Господа! Наполните ваши бокалы! (Наливает бокал вина.) Прошу, Ольга Петровна!
   САМСОНОВ. Анна! Вам налить вина?
   АННА. Разумеется, Самсонов. И спрашивать не стоит.
   САМСОНОВ.(наливает бокал вина). Господа! Хочу предложить тост, за нашего дорогого и горячо любимого Илью Степановича!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прекрасно!
   ПОЛЫНСКИЙ. Пам-пам-пам!
   САМСОНОВ. Все мы, господа, знаем и любим Илью Степановича! Этого чудо-человека! Чудо! Именно, благодаря ему, мы, грешные, живём в этом райском месте. Эдем, господа! Если бы не Илья Степанович, нас бы не было на этой священной земле. Земле, где всё наполнено любовью, заботой, нежностью и залито светом. Светом души Ильи Степановича, его огромного таланта и ума! Мы все, господа, словно дети, а Илья Степанович наш отец. Отец, ведущий своих малых детей к свету истины и правды. Ведущий к великим тайнам мироустройства. Пусть Бог бережёт его! Даст ему долгих лет жизни, крепкого здоровья, а счастье (показывает на Ольгу Петровну.) счастье у него много! Всех благ Илье Степановичу и этому богоугодному месту! Ура, господа! (Выпивает.)
  
   Все выпивают.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (вытирает слёзы). Спасибо, Николай. Прекрасные слова.
   САМСОНОВ. От всего сердца, Ольга Петровна.
   ШАМЛАЕВ. Браво, доктор, браво.
   КАРАМЕЛЕВ. Золотые слова, доктор. Сильная речь. До глубины души.
   ШАМЛАЕВ. Мурашки по коже.
   ПОЛЫНСКИЙ. Удивляюсь, Самсонов, почему до сих пор не в Думе? Там ценятся такие речи.
   САМСОНОВ. Однажды я состоял в одной партии и пробовал пройти, так не пустили, ироды!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Отчего? Даже странно!
   КАРАМЕЛЕВ. Почему, доктор?
   САМСОНОВ. Дурные привычки, Ольга Петровна. Дурные привычки. Да-с.
   ПОЛЫНСКИЙ. Там все с такими привычками.
   АННА. Вероятно, у Самсонова, крайне дурные? А? Доктор?
   САМСОНОВ. Как посмотреть, милая Анна, как посмотреть. Да-с!
   КАРАМЕЛЕВ. Кто ж у нас, без дурных привычек-то? Таких и людей не существует. Человек без дури, вовсе и не человек. Простите, я, конечно, не о присутствующих.
   ШАМЛАЕВ. Да, господа, много дурного в человеке. А ведь, как говорится, создан человек по образу и подобию. Так что ж тогда получается? А? Что думаете, доктор?
   САМСОНОВ. Ох, крайне сложный вопрос. Я не силён в подобном.
   КАРАМЕЛЕВ. Кто ж не без греха? Да! Бог, да сын его. Вот и все безгрешные.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А Илья Степанович?
  
   Все оглядываются на Илью Степановича.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Что вы, Ольга Петровна? Илья Степанович - человек святой! Это же все знают. Верно, господа?
   ШАМЛАЕВ. Ну, разумеется!
   САМСОНОВ. Об этом был мой тост.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА выходит из-за стола и потягивается.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ах, какой день, господа! Полон блаженства и умиротворения! (К ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ.) Правда, душа моя?
  
   ШАМЛАЕВ выходит из-за стола и подходит к ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ.
  
   ШАМЛАЕВ. Простите, Ольга Петровна, что беспокою! Но мне нужно потолковать с вами о деле.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Такой день, Шамлаев, а вы - дела!
   ШАМЛАЕВ. Затем и приехал. Ольга Петровна! Я человек, так сказать, новой формации.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не понимаю.
   ШАМЛАЕВ. Дело, прежде всего! Не желаете пройтись?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ах, Григорий Кузьмич! Какой вы право. Ну, будь, по-вашему! Пойдёмте!
   ШАМЛАЕВ. Я не отниму у вас много времени.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ и целует ему руку.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не скучай, мой милый ангел, я скоро вернусь. Господа! Будьте внимательны к Илье Степановичу.
   КАРАМЕЛЕВ. Не беспокойтесь, Ольга Петровна!
   САМСОНОВ. Не волнуйтесь!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Идёмте по аллеи.
   ШАМЛАЕВ. Как прикажете.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А руку?
   ШАМЛАЕВ. Что, что?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Руку-то поцелуйте.
   ШАМЛАЕВ. (растеряно). Ааа...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (указывает на ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА.) Руку.
   ШАМЛАЕВ. Ах, да! Простите. (Подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ и целует ему руку.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вот так. Идёмте.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА и ШАМЛАЕВ уходят.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Неприятный человек, этот Шамлаев.
   САМСОНОВ. От чего же?
   КАРАМЕЛЕВ. Чуть где увидит щель, то, тут же - раз! И уже там!
   САМСОНОВ. Деловой человек.
   ПОЛЫНСКИЙ. Умеет сколотить рублик?
   САМСОНОВ. Говорят, ловко сколачивает.
   ПОЛЫНСКИЙ. Каждому своё.
   КАРАМЕЛЕВ. Мало в нём святого. Чистоты не хватает. Не нашего круга человек. Промышленник, одно слово. И зачем только Ольга Петровна его примечает?
   АННА. Вам бы, Карамелев, тоже не мешает рублик сколотить.
   КАРАМЕЛЕВ. Я, дорогая Аннушка, презираю торговцев. Они и мать с отцом продадут, за рубль двадцать.
   ПОЛЫНСКИЙ. Глубоко мыслите, Карамелев.
   КАРАМЕЛЕВ. Да, я ученик Ильи Степановича. Его великое учение о торгующихся открыло мне глаза.
   ПОЛЫНСКИЙ. Что за учение? Не слышал.
   КАРАМЕЛЕВ. Эх, Илья Ильич! Вам надо чаще общаться с папенькой и Ольгой Петровной.
   САМСОНОВ. Да, я слышал об этом учении. Глубокое и, я бы сказал, масштабное учение.
   КАРАМЕЛЕВ. Мало слышать. Нужно верить и воплощать в жизни, так сказать. Этот Шамлаев, чай, опять купить чего-нибудь хочет, или продать.
   САМСОНОВ. Да, грешен человек. Что тут скажешь. (Наливает водку в рюмки.) Выпьем, господа?
   КАРАМЕЛЕВ. Пожалуй! (Берёт рюмку.)
   САМСОНОВ. Илья! Ты с нами? Анна Ильинична? Вина?
   АННА. Сыта я. Пойду, пройдусь. (Выходит из-за стола.)
   САМСОНОВ. Разрешите, составить вам компанию? (Поспешно выпивает.)
   АННА. Глупости говорить не станете?
   САМСОНОВ. Клянусь, не буду!
   АННА. Идёмте, Самсонов. Что с вами делать?
   САМСОНОВ. Ура, ура!
  
   САМСОНОВ и АННА уходят.
  
   КАРАМЕЛЕВ. (выпивает). Неприятный человек, этот Самсонов. Доктор, вроде образованный, а неприятный.
   ПОЛЫНСКИЙ. Чем же он вам неприятен?
   КАРАМЕЛЕВ. У него на лице написано: грех!
   ПОЛЫНСКИЙ. Вы, Карамелев, словно насквозь человека видите.
   КАРАМЕЛЕВ. Вы правы, Илья Ильич! Вижу! Всё вижу!
   ПОЛЫНСКИЙ. Не папенька ли, вас часом, научил?
   КАРАМЕЛЕВ. Именно, он! Его слова, вера его, наставила меня на путь истинный. Ну, разумеется, без Ольги Петровны, без её помощи, не освоил бы непростых этих уроков. Через её уста, говорит он с нами. (Шёпотом.) Признаюсь вам, Илья Ильич, только вам признаюсь, что считаю Илью Степановича вторым пришествием. Да, да! Именно! Не удивляйтесь! Только, не то это пришествие, что описано в великой книге, другое оно, неожиданное. Проверочка, как вроде.
   ПОЛЫНСКИЙ. Вы, либо с ума сошли, Карамелев, либо, водки перепили?
   КАРАМЕЛЕВ. (страстно). Нет, нет, Илья Ильич! Я совершенно трезв! Вы только посмотрите, как всё получается: и люди на него молиться приходят, и художники его портреты пишут, и слова его: через него Бог говорит, и явился-то он нам, в самое смутное время. Вы оглянитесь вокруг! Посмотрите, что твориться с человеком! Пал человек, так низко пал, что дальше только преисподняя. В грехе человек. С головы, до ног - в грехе. Неспокойство, смятение и несчастье - вот какой удел нынче у человека. И явился он! Наш освободитель! Явился нам! Ждали мы его с верой и умилением. Явился, но только в ином образе. Чтоб, мол, не узнали. Чтоб, как бы, наблюдать. Слова свои тайные и священные изрекает нам. Смотрит он на нас, своими кроткими глазами. Внимать ему надо, Илья Ильич! Внимать! А иначе, гореть будем.
   ПОЛЫНСКИЙ. Не говорите ерунды, Карамелев.
   КАРАМЕЛЕВ. Я понимаю вас, Илья Ильич, что вы мне не верите. Что я такое? Жалкий прыщ, только и всего. Что я могу понимать? Ну что ж! Дело ваше. Пойду, прогуляюсь. Место здесь святое. Пойду-с! Да! Эх, веры нам недостаёт. Веры истинной. Подите к нему. Может, чему-нибудь научитесь. Ээ-х!
  
   КАРАМЕЛЕВ поднимается, подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ и низко кланяется ему. Медленно уходит по аллее. ПОЛЫНСКИЙ подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ.
  
   ПОЛЫНСКИЙ. (после паузы). Не спишь? (Пауза.) Вот все и разошлись. (Пауза.) Как птицы поют! Ты слышишь? Как в детстве. Помнишь? В то время, мы были детьми, а ты - человеком. А потом? Что произошло потом? Я не знаю. Всё изменилось. Как тяжело. Тяжело жить на этом свете. Всё меняется. А птицы, словно те же. Поют, перебивая друг друга. И запах деревьев, смешивается с запахом свежего хлеба. Хорошо.
  
   Неожиданно ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ поднимает вверх руку. ПОЛЫНСКИЙ вздрагивает.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (неистово). Агар! Самтыч пульки! Самтыч! Алябашка! Ух, алябашка врык!
  
   Занавес
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  
  
   В глубине сада, на траве, сидят ОЛЬГА ПЕТРОВНА и ШАМЛАЕВ. Слышно щебетание птиц.
  
   ШАМЛАЕВ. Триста тысяч.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ах, Григорий Кузьмич! Не могу я вам продать этот дом в Париже.
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Зачем вам три дома, в этом ужасном городе?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Почему же ужасном?
   ШАМЛАЕВ. Потому, что Париж ужасен. Грязь, слякоть, куча нищих.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я люблю этот город. Что-то в нём есть.
   ШАМЛАЕВ. Помилуйте, Ольга Петровна! Я вам предлагаю хорошую сумму. Никто вам больше не даст.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не могу, Григорий Кузьмич! Мне нужно переговорить.
   ШАМЛАЕВ. С кем?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Как с кем? С Ильёй Степановичем! Как он скажет, так и будет. В конце концов, дом принадлежит ему.
   ШАМЛАЕВ. Оно конечно! Но Илья Степанович отошёл от дел земных. Теперь, его интересы в других, так сказать, мирах.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Верно! Но я продолжаю с ним советоваться, по всем вопросам.
   ШАМЛАЕВ. И что же?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что?
   ШАМЛАЕВ. Советы стоящие?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А вы сомневаетесь?
   ШАМЛАЕВ. Нет, нет! Что вы?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Теперь Илья Степанович, видит всё намного зорче.
   ШАМЛАЕВ. Да, да! Конечно, я понимаю.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Хотя, он отныне и призирает земную суету.
   ШАМЛАЕВ. Святой человек, что и говорить.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Великий святой. Нам всем, следует, у него учится.
   ШАМЛАЕВ. Да уж, Ольга Петровна. Но что мы такое? Грешные люди.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Надо бороться, Григорий Кузьмич. Бороться, с пороками, с искушением. Надо очиститься.
   ШАМЛАЕВ. Надо бы.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Постройте храм, Григорий Кузьмич.
   ШАМЛАЕВ. Храм?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Храм святого Ильи.
   ШАМЛАЕВ. Ах, Ольга Петровна, я бы с превеликим удовольствием, но денег нет.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (поднимается). Ах, деньги! Одни разговоры о деньгах.
   ШАМЛАЕВ. (поднимается). Что же делать, Ольга Петровна? Жить-то, как-то надо.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Много ли нужно человеку?
   ШАМЛАЕВ. Смотря какому? Иной, и куску хлеба рад. А другому - икорку чёрную подавай.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вот так мы живём. Вот так мы судим о жизни. Ах, Григорий Кузьмич, мечтаю я порой, сбросить с себя всё и пойти по утренней росе. (Закрывает глаза.) И знаете, эдак, солнышко встаёт. Птицы поют. Благость. А ты идёшь, обнажена, идёшь босыми ногами по сырой траве. И так тебе хорошо, так покойно на душе. И весь мир, кажется, перед тобой. Все звери и птицы. Гады морские и рыбы молчаливые. Деревья и цветы. Все, все! А ветер дует тёплый. И обдувает тело твоё обнажённое. И грудь, и живот... (Пауза.)
   ШАМЛАЕВ. Ох, Ольга Петровна! Я тоже, тоже... хочу... по траве... и так, чтобы ветер обдувал... Да...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (словно опомнившись). Ах, что это я?
   ШАМЛАЕВ. (подходит близко к ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ). Расскажите ещё что-нибудь, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Замечталась! Со мной, порой, бывает такое. (Смеётся.) Крайне, чувствительная.
   ШАМЛАЕВ. Это... Ольга Петровна, не плохо же, что чувственность в вас такая.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (смеётся). Вы считаете?
   ШАМЛАЕВ. Я давно хотел вам сказать, Ольга Петровна...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (прислоняется спиной к дереву). Что вы хотели сказать?
   ШАМЛАЕВ. (подходит к ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ). Я давно хотел сказать...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну что же? Говорите.
   ШАМЛАЕВ. Давно хотел сказать...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну, что же?
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Я хотел... сказать...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что? Что?
   ШАМЛАЕВ. Нам нужно объединить наши капиталы.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (закрывает глаза). Боже мой! Молчите, Шамлаев! Это нельзя.
   ШАМЛАЕВ. Почему же?
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА обходит вокруг дерева, словно ищет выход. ШАМЛАЕВ следует за ней.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Молчите, Григорий Кузьмич!
   ШАМЛАЕВ. От чего же?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Грешно и думать такое.
   ШАМЛАЕВ. Что тут греховного, Ольга Петровна? Объединить капиталы. Слиться в единое целой. Какая сила! Мощь! Я тоже, я тоже мечтаю с вами по росе, по влажной траве.... Вы, как и я, человек новой формации.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не понимаю.
   ШАМЛАЕВ. Вы смотрите далеко. Смотрите на мир новым взглядом. В вас сила дерзкая, молодая. Вы готовы делать новое дело, доселе невиданное. Вам нужна крепкая рука настоящего друга. И эта рука - моя.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вы, крайне, самоуверенны.
   ШАМЛАЕВ. Ничуть! Я много думал о вас. О слиянии думал. Вместе, мы свернём горы и повернём реки вспять.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА останавливается и внимательно смотрит в глаза ШАМЛАЕВА.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вы предлагаете объединить капиталы, без участия Ильи Степановича?
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Дорогая моя, Ольга Петровна! Илья Степанович! Да, это великий человек! Я его всегда уважал и сейчас уважаю. Он создал империю в империи. (Улыбается.) Таких капиталов, как у него, раз, два и обчёлся. Да. Но сейчас, он человек божий, и до наших мирских забот ему нет дела. Предлагаю, оставить кесарево кесарю, а Божие Богу.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. И кто же тут Бог, а кто кесарь?
  
   Среди деревьев появляется слуга МИТЯ.
  
   МИТЯ. Барыня! Ольга Петровна!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Чего тебе, Митя?
   МИТЯ. Там эти пришли... как их...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну кто там ещё?
   МИТЯ. Странники. Помолиться пришли на Илью Степановича.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Сейчас иду! А на вас, Шамлаев, приходят молиться?
   ШАМЛАЕВ. Нет, Ольга Петровна, не приходят. Видимо, ещё не дорос.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Так растите, Григорий Кузьмич, растите.
   ШАМЛАЕВ. Стараюсь, по мере сил.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Мы продолжим наш разговор. Только, не здесь и не сейчас.
   ШАМЛАЕВ. Я буду ждать.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (уходя). Да, и кстати, пятьсот.
   ШАМЛАЕВ. Что "пятьсот", Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (улыбаясь). Дом в Париже, продаётся за пятьсот тысяч. (Уходит с МИТЕЙ.)
  
   ШАМЛАЕВ один.
  
   ШАМЛАЕВ. Какая женщина! Человек новой формации.
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  
   В глубине парка, среди деревьев, небольшая поляна. В центре поляны стоят три пенька. На одном сидит САМСОНОВ. Рядом АННА. Слышно щебетание птиц.
  
   САМСОНОВ. Миллиард.
   АННА. (про себя). Миллиард.
  
   САМСОНОВ вынимает из кармана бутылку водки. Из другого - две рюмки. Ставит всё на один из пеньков.
  
   АННА. Ах, Самсонов, Самсонов.
   САМСОНОВ. (наливает). А как же?
   АННА. Вы не излечимы.
   САМСОНОВ. Знаю. И давно с этим смерился.
   АННА. Никак не думала, что так много.
   САМСОНОВ. Илья сказал, что именно так.
   АННА. Не могу я водку, как вы, Самсонов.
   САМСОНОВ. Одну минуту.
  
   Вынимает из пиджака кусок хлеба. Кладёт на пенёк.
  
   САМСОНОВ. Вуаля! Поздний завтрак, как говорят англичане.
   АННА. С вами можно спиться, Самсонов, и пойти по миру.
   САМСОНОВ. Мы этого не допустим. (Поднимает рюмку.) По капельке. За здоровье.
   АННА. Ах, Самсонов! (Поднимает рюмку.)
  
   Чокаются и выпивают. АННА морщится, быстро отламывает кусок хлеба и ест. САМСОНОВ выпивает, закрывает глаза и вслушивается в пение птиц.
  
   САМСОНОВ. Ах, дорогая Аня! Птицы поют. Боже! Как хорошо!
   АННА. Может быть, это не песни вовсе?
   САМСОНОВ. Что же тогда?
   АННА. Весть.
   САМСОНОВ. Весть? О чём? Кому?
   АННА. Нам. О нас.
   САМСОНОВ. И что же в этом послании, позвольте узнать?
   АННА. То, что знать нам не следует.
   САМСОНОВ. Хитро изъясняетесь, Анна Ильинична.
   АННА. Никакой хитрости, Самсонов. Об этом поют не только птицы. Об этом шепчут деревья, и стонет трава. Об этом возвещает олень, на восходе солнца и воет дикий волк, когда луна появляется на небосклоне. Об этом урчит кошка на печи и плачет родившийся младенец. Про это написана каждая книга, которую вы читаете, об этом, каждая буква в той книге.
   САМСОНОВ. Опять вы, Анна, за своё? (Наливает водку в рюмки.)
   АННА. Да, знать не следует, но все об этом знают.
   САМСОНОВ. Так о чём же знают, Анна?
  
   АННА одним движением выпивает рюмку и близко наклоняется к САМСОНОВУ.
  
   АННА. (шепчет). Пришествие антихриста.
  
   САМСОНОВ отклоняется от АННЫ и внимательно на неё смотрит.
  
   САМСОНОВ. Какого антихриста?
   АННА. (спокойно). Того самого, Самсонов. Того самого! Все мы живём в предчувствии. Все об этом знают, но никто не говорит.
   САМСОНОВ. Милая моя, Аня! Вы вновь, смотрите на вещи мрачно.
   АННА. Вы разве не чувствуете?
   САМСОНОВ. Помилуйте, Анна! Вовсе нет!
   АННА. Притворяетесь. Лукавите. Занимаетесь самообманом, милый друг.
   САМСОНОВ. Клянусь! Ничего не чувствую!
   АННА. (неожиданно вскакивает с места). В таком случае, Самсонов, вы слепец! (Заходится.) Прозрейте! Оглянитесь вокруг! Разве вы не замечаете изменений? Неужели, вы, в самом деле, ничего не чувствуете? Боже! Проснитесь, Самсонов! Он грядёт! Грядёт! Протрезвейте! Откройте слипшиеся веки! Выйдите на свет!
   САМСОНОВ.(встревожено). Аня! Что с вами?
  
   АННА резко успокаивается и, как ни в чём не бывало, садится обратно.
  
   АННА. Ладно, Самсонов, не пугайтесь! Это был порыв. Вам пора привыкнуть.
   САМСОНОВ. Никак не получается.
   АННА. Я, по-своему, рада за вас, Самсонов. Вы, словно, жалкий ребёнок, и вы счастливы, а детское счастье слаще всего. Налейте водки.
   САМСОНОВ. Я вовсе не ребёнок. И почему жалкий?
   АННА. Я знаю, знаю. Вы - врач! Земский врач. В чём, собственно, жалости не меньше.
   САМСОНОВ. (наливает водку). Почему вы, порой, так жестоки со мной, Анна?
   АННА. (берёт рюмку). Потому, что я вас люблю, Самсонов. А любовь, порой, бывает жестокой. (Выпивает.)
   САМСОНОВ. Я тоже вас люблю, Анна! Но, в моём представлении, любящие не причиняют друг другу боли.
   АННА. (смеётся). Ей богу - дитя!
   САМСОНОВ. (встаёт). Перестаньте! Перестаньте называть меня ребёнком! Это унизительно! Это, в конце концов, оскорбляет меня!
   АННА. (встаёт). Ах, мой обидчивый доктор!
   САМСОНОВ. Да, я доктор! Что смешного, что я доктор?
   АННА. Смешного мало, мой дорогой! Ой! Вы так мило надуваете губки, когда обижаетесь. (Обнимает САМСОНОВА за шею.)
   САМСОНОВ. Я не надуваю губки.
   АННА. Надуваете, надуваете! Это так трогательно и умилительно.
   САМСОНОВ. Я понимаю: вам доставляет удовольствие, измываться надо мной.
   АННА. Ну что вы, мой маленький доктор?
   САМСОНОВ. Я не маленький доктор.
   АННА. Да, большой доктор! Ох, какой большой доктор.
   САМСОНОВ. Да, большой.
   АННА. Я хочу почувствовать, какой доктор большой.
   САМСОНОВ. (обнимает её за талию). Аня...
   АННА. Да, Самсонов! Здесь. Сейчас. Покажите, какой вы большой.
   САМСОНОВ. Аня!
   АННА. Ну же! Давайте!
   САМСОНОВ. (шёпотом). Аня....
   АННА. Да! Сейчас! Здесь! Под яблоней!
   САМСОНОВ. (прижимает её к себе). Я большой доктор!
   АННА. Да!
   САМСОНОВ. Я очень большой доктор!
  
   АННА хватает САМСОНОВА за уши и, резко, притягивает его голову к своим губам. Лицо САМСОНОВА искажается от боли.
  
   САМСОНОВ. Ай!
   АННА. (шепчет ему в ухо). Самсонов! Вы верите, что мой отец святой?
   САМСОНОВ. Мне больно, Аня!
   АННА. Верите, или нет?
   САМСОНОВ. Конечно, верю! Все верят!
   АННА. Нет, не все! Я не верю.
   САМСОНОВ. Как же так?
  
   АННА отпускает САМСОНОВА и садится на пенёк. САМСОНОВ трёт уши.
  
   АННА. Налейте водки.
  
   САМСОНОВ садится на пенёк, и, держась одной рукой за ухо, наливает АННЕ водки.
  
   САМСОНОВ. Уши горят.
   АННА. Мой отец - дьявольское воплощение.
   САМСОНОВ. Что вы такое говорите, Анна?
   АННА. (берёт рюмку). Его речи, не что иное, как речи антихристовы.
   САМСОНОВ. Господь с вами, Анна.
   АННА. Проснитесь, доктор! А то, проглотит вас гиена огненная, а вы и рюмку на посошок не успеете скушать.
   САМСОНОВ. Нежели, вы говорите серьёзно?
   АННА. Вам кажется, что я с шучу?
   САМСОНОВ. Илья Степанович - человек божий. Через него Господь с нами говорит.
   АННА. Ольга Петровна вам голову замутила?
   САМСОНОВ. Никто мне ничего не замутил! Сам я вижу! Сам!
   АННА. (выпивает). И вы ей верите?
   САМСОНОВ. Так как же? Разве, может быть иначе?
   АННА. Ах, Самсонов! Белиберду за слово божье приняли? Разве стал бы Бог говорить так, чтоб никто не понял?
   САМСОНОВ. Так слова его тайные. Ольга Петровна только и может понять.
   АННА. Отчего же только она?
   САМСОНОВ. Я не понимаю вас, Анна.
   АННА. Вы многое не понимаете.
   САМСОНОВ. В таком случае, объясните мне.
   АННА. Трактовать папеньку можно по-разному.
   САМСОНОВ. И как, позвольте узнать, вы трактуете, Анна?
   АННА. Очень просто, Самсонов! Очень просто. Говорит через него Антихрист, и предрекает конец света.
   САМСОНОВ. Да ну, что вы?
   АННА. Подумайте, Самсонов! Разве папенька мой, с его прошлым, с его-то набором грехов, которых хватило бы на целую губернию, разве может он быть человеком божиим? Вы можете себе такое представить? Нет! Задумайтесь!
  
   САМСОНОВ поднимается и, задумавшись, отходит в сторону.
  
   САМСОНОВ. Вы меня пугаете, Аня.
   АННА. (встаёт и подходит к САМСОНОВУ). Мой маленький трусишка! Не нужно бояться. Пришло время действовать.
   САМСОНОВ. Что же вы предлагаете?
   АННА. Мы проведём медицинское обследование, и докажем всем, что папенька вовсе не святой, а просто напросто, сошёл с ума. Что он, всего лишь, больной старик. Выживший из ума старик.
  
   САМСОНОВ, выпучив глаза, начинает пятиться спиной от АННЫ.
  
   САМСОНОВ. Что вы говорите, Аня? Я не могу на такое пойти. Нет, нет! Я не могу!
  
   АННА подходит к САМСОНОВУ и берёт его за руку.
  
   АННА. Самсонов! Ты меня любишь?
   САМСОНОВ. Я не могу пойти на такое!
   АННА. Тише! Ты мне ответь: любишь меня или нет?
   САМСОНОВ. Я люблю тебя, Аня, но пойти на такое... Это же преступление! Это - лжесвидетельство! И против кого? Против святого человека! Грех это!
   АННА. Самсонов! Он бес! Понятно тебе? Чёрт он, в человеческом обличии!
   САМСОНОВ. (закрывает уши). Я не слушаю, я не слушаю тебя!
   АННА. (прижимает его к дереву). Ты сделаешь это! Ты это сделаешь! А если нет, то между нами всё кончено! Ты слышишь меня, Самсонов? Ты слышишь меня?
   САМСОНОВ. Это жестоко! За что ты так со мной?
   АННА. Самсонов!
   САМСОНОВ. Аня! Я не могу! Я не могу!
  
   АННА отходит от САМСОНОВА, садится на пенёк, наливает водки и выпивает.
  
   АННА. (после паузы). А деньги?
   САМСОНОВ. Какие деньги?
   АННА. Огромные деньги, Самсонов, огромные.
   САМСОНОВ. Какие деньги, Аня?
   АННА. Деньги моего святого папеньки.
   САМСОНОВ. А что с ними?
   АННА. Пока папенька остаётся святым, денег мне не видать - завещания не написано. Его дражайшая супруга, будет распоряжаться всем состоянием, до скончания веков, а мне и гроша ломаного не увидеть. А коли его объявят сумасшедшим, наследство будет поделено между ближайшими родственниками. Я не намерена терять миллионы, из-за ваших религиозных предрассудков. Или вы, Самсонов, решили, что я выйду за вас замуж, и мы заживём счастливо на двадцать пять рублей, в вашей милейшей комнатке?
   САМСОНОВ. Так вы всё это из-за денег?
   АННА. Он - Антихрист, Самсонов! Сумасшедший! Он человек греха!
   САМСОНОВ. Так это всё из-за денег?
   АННА. Самсонов! Вы слышите трубы?
   САМСОНОВ. Какие трубы?
   АННА. Это семь ангелов возвещают о своём пришествии, и агнец снимает печать. Грядут многочисленные катаклизмы и чудеса.
  
   САМСОНОВ садится на пенёк и наливает водки. Некоторое время смотрит в рюмку, затем выпивает залпом.
  
   САМСОНОВ. Двадцать пять рублей - это так мало. Вы не представляете, Аня, как трудно прожить на такие деньги.
   АННА. Не представляю, Самсонов, и не хочу представлять.
   САМСОНОВ. Сестра младшая. Мать болеет.
   АННА. Мы уедем отсюда, Самсонов. Поставим большой дом в Петербурге и будем устраивать балы. Ах, Самсонов! Разве это не чудно?
   САМСОНОВ. Я ни разу в жизни, не был на балу.
   АННА. Вы войдёте в высший свет, Самсонов.
  
   Пауза.
  
   САМСОНОВ. Так что же получается: Илья Степанович болен?
   АННА. Обними меня, Самсонов! Крепко обними! Прижми к себе и не отпускай. Мы будем счастливы с тобой. Вот увидишь: всё будет хорошо! Ты слышишь? Ты слышишь, как камердинер зажигает свечи? Скоро бал, а мы не одеты. Гости прибывают. Дамы, в вечерних туалетах. Мужчины, в чёрных фраках. Нам пора, Самсонов! Нам пора.
  
   САМСОНОВ поднимается, подходит к АННЕ и крепко её целует.
  
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
  
   Хозяйственный пристрой, возле основного дома. Около дверей, ведущей на кухню, на скамье, сидят МИТЯ и ВАРЯ. ВАРЯ чистит картошку в большой чан. МИТЯ, запрокинув голову назад, курит папиросу.
  
   ВАРЯ. (улыбаясь). Ты где папиросу взял?
   МИТЯ. Хозяин подарил.
   ВАРЯ. Который?
   МИТЯ. У меня один хозяин - Илья Степанович.
   ВАРЯ. Как это он тебе так подарил?
   МИТЯ. Я ему коньяк подавал, а он остановил меня и говорит: "Митя! Дарю тебе папиросы. Это хороший табак. Кури и помни обо мне".
   ВАРЯ. Чего-то не поняла.
   МИТЯ. Да и я не понял.
   ВАРЯ. А сейчас понимаешь?
   МИТЯ. Сейчас его никто не понимает. Кроме, Ольги Николаевны. Он с Богом говорит.
   ВАРЯ. Ох, ты! Прямо с Богом?
   МИТЯ. Ну, уж не знаю: прямо или как, но человек он теперь святой.
   ВАРЯ. Святой.
   МИТЯ. Да, святой. На него все молятся.
   ВАРЯ. (после паузы). Как это он святым-то стал?
   МИТЯ. А вот так и стал.
   ВАРЯ. Как?
   МИТЯ. Сама знаешь, что пути Господни неисповедимы.
   ВАРЯ. Как-то быстро.
   МИТЯ. Чего "быстро"?
   ВАРЯ. Жил, жил человек, и вдруг - раз, и стал святым.
   МИТЯ. Промысел Божий.
   ВАРЯ. (после паузы). И ты на него молишься?
   МИТЯ. А как же? Каждый день.
   ВАРЯ. Раньше-то он совсем другой был.
   МИТЯ. Мы все раньше другими были.
   ВАРЯ. Но в святые-то мы не рвёмся.
   МИТЯ. Чего?
   ВАРЯ. Приходил он ко мне, на кухню, и не раз.
   МИТЯ. Ну и что из того, что приходил?
   ВАРЯ. Так ведь приходил, не для того, чтобы смотреть, как я готовлю.
   МИТЯ. Ты про что говоришь, никак не пойму тебя?
   ВАРЯ. Ты, Митя, здоровый парень, а не понимаешь ничего.
   МИТЯ. Чего я не понимаю?
   ВАРЯ. Зачем хозяину, к кухарке приходить?
   МИТЯ. А я почём знаю? Распоряжение, какое сделать.
   ВАРЯ. Ну да! "Распоряжение"! (Смеётся.)
   МИТЯ. Чего смеёшься?
   ВАРЯ. Дурной ты, Митька!
   МИТЯ. Объясни толком: чего приходил-то?
   ВАРЯ. "Чего", "чего"! Любил меня, вот чего.
   МИТЯ. Кого?
   ВАРЯ. Меня.
   МИТЯ. Чего?
   ВАРЯ. Любил, вот чего!
   МИТЯ. Ты чего говоришь-то?
   ВАРЯ. Придёт, винищем пахнет. Как схватит меня, как повалит... Ой! Вроде, немолодой уже, а сильный паразит.
   МИТЯ. Варька! Ты чего говоришь?
   ВИТЯ. Ладно, Митенька! Мал ты ещё, про такое слушать. (Смеётся.)
   МИТЯ. Ты чего тут наговариваешь?
   ВАРЯ. Кто наговаривает? Сказала, как было. Вот и всё. Шоколадом кормил. Зефир сладкий.
   МИТЯ. И ты брала?
   ВАРЯ. Чего? Шоколад-то? Конечно! Я столько шоколаду и не видала. Вкусный шоколад. Сладкий, сладкий.
   МИТЯ. Шоколад, говоришь. У меня шоколада нет.
   ВАРЯ Да уж где тебе.
   МИТЯ. А если бы был?
   ВАРЯ. Чего?
   МИТЯ. Если бы у меня шоколад был?
   ВАРЯ. И чего?
   МИТЯ. (смотрит на ВАРЮ пристально). Ничего.
   ВАРЯ. Вино с ним пили. Ой! Так весело! Я такой пьяной была.
   МИТЯ. Быть не может.
   ВАРЯ. Чего не может? Пила! И прямо пьяной была.
   МИТЯ. Наводишь тут тень на плетень.
   ВАРЯ. Ой, Митька! Да ну тебя!
  
   Поднимается и отходит в сторону.
  
   МИТЯ. (после паузы). Что ж ты, святого человека очерняешь?
   ВАРЯ. Ой! Святого нашёл. Да ладно тебе!
   МИТЯ. Человек - доброты небывалой, а ты его в грязь?
   ВАРЯ. Чего ты взъелся? В какую ещё грязь?
   МИТЯ. Задел тебя, а ты его уже в насильники записываешь?
   ВАРЯ. Ну да! "Задел"! Так задел, что как вспомню, так и мурашы по коже.
   МИТЯ. Выпил человек вина за обедом, а ты его пьяницей зовёшь?
   ВАРЯ. Чего взбеленился-то?
   МИТЯ. Да чтоб тебя черти взяли! Там тебе самое место!
  
   МИТЯ оглядывается по сторонам, словно что-то ищет. Затем, быстро подходит к ВАРЕ.
  
   МИТЯ. Пошли!
   ВАРЯ. Куда?
   МИТЯ. На кухню.
   ВАРЯ. Зачем?
   МИТЯ. Пошли, пошли.
   ВАРЯ. Да зачем?
   МИТЯ. Пошли, тебе говорят!
   ВАРЯ. Никуда я не пойду. Мне картошку надо чистить.
   МИТЯ. Успеет, твоя картошка. Пошли!
   ВАРЯ. Да чего тебе надо-то?
   МИТЯ. Пошли! Пошли, по-хорошему!
   ВАРЯ. Не пойду я с тобой никуда! Бешеный!
   МИТЯ. Внимай же мне!
  
   МИТЯ хватает ВАРЮ за волосы и бросает на землю.
  
   МИТЯ. (неистово). А кто погряз в грехе, кто клевещет на пришедшего к нам с небеси, тот подобен зверю, искушавшему нас! Придёт тот зверь, и скажет, что нет греха и нет преступления, а есть только голодные. И будет вторить ему стадо человеческое: "Накорми нас, накорми"!
   ВАРЯ. Митенька! Ты чего?
   МИТЯ. И возжелает человек свободной любви, и потребует хлебов себе. И получит он хлебы, и хлебы те будут от зверя, и огонь из пасти у зверя того!
   ВАРЯ. Ты чего так, Митя? Чего такой?
   МИТЯ. И глух будет человек к словам моим! Ибо ум его оскудел и оробел!
   ВАРЯ. Ой, Митя, чего ты так меня пугаешь?
   МИТЯ. Пошли, говорю тебе!
   ВАРЯ. Зачем? Боюсь я тебя. Никуда не пойду! Я ж закричу!
  
   МИТЯ хватает ВАРЮ за волосы и тащит к дверям.
  
   МИТЯ. И послал меня к тебе тот, чьё имя в сердце у каждого. И велел показать тебе чудо, тайну и авторитет.
   ВАРЯ. Больно! Пусти! Митя! Отпусти, умоляю!
   МИТЯ. Научу я тебя уму! Открою тебе великую тайну любви.
   ВАРЯ. Ой! Митька, пусти!
   МИТЯ. Научу тебя отличать чистоту от грязи, а иначе сгоришь во грехе! Клеветница!
   ВАРЯ. Да что ж за бес в тебе?
   МИТЯ. Ты у меня узнаешь, что есть свет, а что - тьма!
  
   МИТЯ затаскивает ВАРЮ в кухню и шумно закрывает за собой дверь.
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  
   Сад. Аллея. В плетёном кресле сидит ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Неподалёку, среди деревьев, прячется ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ, словно играет с кем-то невидимым. Слышно щебетание птиц.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Куцым, куцым! Ячки в паль! Будяк! Будяк свущ!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Осторожно, милый! Не поранься!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ). Фычки мляк!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну, конечно, фычки! Я не спорю. Только будь аккуратен.
  
   Появляется АННА. Подходит к ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ.
  
   АННА. Папенька бодрствует?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не смогла его уложить. Сначала рассказал мне об откровениях святых. Потом, стихи. Хотела записать, да не успела. Потом решил побродить по саду, поразмышлять. Не смогла ему отказать.
   АННА. Стихи?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Да, собственного сочинения.
   АННА. Любопытно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну что ты, Аннушка! Это было гениально.
   АННА. Не сомневаюсь.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Безумно талантливо.
   АННА. Теперь, он бегает среди деревьев.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что ж тут такого, Аня? И пусть себе бегает.
   АННА. Он бегает среди деревьев, словно малое дитя.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Он и есть дитя, Аня. Дитя божие!
   АННА. (после паузы). Давно хотела вас спросить, Ольга Петровна: вы серьёзно верите?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Во что, Аня?
   АННА. В то, что папенька - человек божий, и всё, что он говорит, есть божественные откровения.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА вскакивает с кресла.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Аня! Аня! Что ты говоришь? Ну, конечно же! Как может быть иначе? Что за сомнения? Я тебя не узнаю, Аннушка! Неужто это ты говоришь? Неужели, ты не веришь? Как такое может быть? Ну, конечно же, я верю! Верю! И не я одна! Ты сама это прекрасно знаешь! Боже мой, Аня! Боже мой! Что же ты говоришь? Что с тобой, Аннушка?
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА вынимает из рукава платок и вытирает мокрые глаза.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я знаю, Аннушка, знаю, я, ты давно живёшь в сомнениях. Я замечала, я чувствовала. Вероятно, ты думаешь, что твой отец болен, что он сошёл с ума? Так, Аня? Ответь мне. Об этом твои мысли?
   АННА. А вы разве так не думаете?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (закрывает уши руками). Я тебя не слушаю, Аня! Я тебя не слышу! Нет, нет, и нет! Господи! За что всё это?
   АННА. Успокойтесь, Ольга Петровна! Выпейте вина.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Зачем ты так со мной, Аня? За что? Откуда в тебе столько жестокости? Откуда? Я никак не могу понять!
   АННА. Иногда, мне кажется, что это я схожу с ума.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (чуть успокоившись). Может быть, Аня, ты считаешь, что я вышла за твоего отца из-за денег?
   АННА. Я этого не говорила.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (взрывается). Но ты так думаешь! Я уверена! И не только ты! Илья, и все, все вокруг! Никто не верит в человека! Не верят в искренность человека! (Падает на колени и поднимает руки над головой.) Господи! Ты видишь это? Ты слышишь это? Неужели ты покинул души этих людей? Верни им веру! Молю тебя, Господи! Куда мы летим?
   АННА. Перестаньте, Ольга Петровна! Встаньте сейчас же!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прости их, Господи! Не ведают они! Законопачены очи их! Глухи они к деяниям твоим, Господи!
   АННА. Боже мой!
  
   Неожиданно к ним подбегает ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (хаотично машет руками). Бурго! Бурго кармашил! Кармашил! Уууу! Пяль! Пяль калужку! (Убегает.)
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА поднимается с колен и отряхивает платье.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну что ж? Это крест мой и мне его нести. А люди... Слабость человеческая всем известна.
   АННА. О чём это папенька?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не доволен он тобой, Аня. Крайне, не доволен.
   АННА. И всё?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Разве этого мало?
   АННА. Я подумала, что очередное откровение.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Возмущается отец твой. Обеспокоен поведением твоим.
   АННА. Ах, вот оно что!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А ты как думала? Он всё слышит. Он всё понимает.
  
   Появляется КАРАМЕЛЕВ.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Милые дамы! Прошу прощения! Который нынче час?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ох! Что ж это я? Ведь обедать давно пора!
   КАРАМЕЛЕВ. Вот, чувствую я. Часы-то свои дома оставил.
   АННА. У вас, Карамелев, отродясь часов-то не было.
   КАРАМЕЛЕВ. Как же-с не было, милая Анна? Есть! Дома забыл.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Пойду, распоряжусь, чтобы накрывали. Присмотрите за Ильёй Степановичем.
   КАРАМЕЛЕВ. Не извольте беспокоиться, Ольга Петровна! Присмотрим!
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА уходит. Пауза.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Я знаю, Анна, что вы меня недолюбливаете. Думаю, что и презираете. Я и не требую от вас ничего. Но, так случилось, что я люблю вашего отца. Не только люблю, но и преклоняюсь перед ним и молюсь на него.
   АННА. К чему мне ваши откровения, Карамелев?
   КАРАМЕЛЕВ. Я хотел сказать, что я здесь не только из-за него.
   АННА. Я понимаю. Здесь стол и ночлег. ПричёмЈ совершенно бесплатно.
   КАРАМЕЛЕВ. Ах, Анна! Нет, нет! Не спешите с выводами. Я приезжаю сюда, чтобы... чтоб... увидеть вас. Вот почему я здесь.
   АННА. (удивлённо). Что? Что вы говорите?
   КАРАМЕЛЕВ. Милая, Анна! Я вас люблю. Вот какое дело-то.
   АННА. Что, что?
   КАРАМЕЛЕВ. Я понимаю, вы удивлены. Я не мог более молчать. Да, Аня, я вас люблю. Понимаю, что ждать взаимности глупо. Но, прошу вас, не гоните меня, не убивайте презрением. Позвольте, просто видеть вас. Слышать вас голос.
   АННА. Признаюсь, я поражена.
   КАРАМЕЛЕВ. Мне достаточно, просто быть рядом с вами. На большее я и не претендую.
   АННА. Вы с ума сошли, Карамелев, или вы пьяны?
   КАРАМЕЛЕВ. Вероятно, сошёл с ума! Обезумил от любви. Но, неужели я вам так не приятен? Да, я не красавец, и ростом не вышел, но моя любовь сильна и безгранична. Она придаёт мне уверенности.
   АННА. Ах, Карамелев! Это смешно! Просто напросто, анекдот.
   КАРАМЕЛЕВ. Ах, дорогая Анна! Совсем не анекдот. Я постараюсь доказать вам, что мои намерения серьёзны и я не стану терять надежды.
   АННА. Давайте, оставим этот разговор. Он ни к чему не ведёт.
   КАРАМЕЛЕВ. Постойте, Аня....
  
   К ним подбегает ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Хомса в бро? Хоци хомса в бро? Штулька в лучку! Штулька в лучку! Тык-шмык! Тык-бык!
  
   Он неожиданно набрасывается на КАРАМЕЛЕВА сзади и валит на землю, лицом вниз и начинает на нём извиваться.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Ох, Илья Степанович! Что? Что случилось? Аня! Помогите мне! Ай!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Штулька в лучку!
   АННА. Папа! Слезь с него!
   КАРАМЕЛЕВ. Что он хочет?
   АННА. Мне не известно! Папа! Немедленно слезь с него!
   КАРАМЕЛЕВ. Илья Степанович! Что случилось? Аня! Аня, помогите же мне!
   АННА. Я думаю, что вы посвящены, Карамелев!
   КАРАМЕЛЕВ. Вы считаете?
   АННА. А разве вы не поняли?
  
   Появляется ОЛЬГА ПЕТРОВНА. За ней следом ШАМЛАЕВ.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что случилось? Илья! Что ты делаешь? Перестань сейчас же!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Хоца штульку в лучку!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прекрати!
   КАРАМЕЛЕВ. Я не виноват, Ольга Петровна! Илья Степанович сам!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья! Немедленно поднимись!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Штулька в лучку!
   ШАМЛАЕВ. Что он говорит, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Благословляет! Всех благословляет!
   ШАМЛАЕВ. А! Тогда... да!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья! Немедленно поднимись!
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ встаёт. КАРАМЕЛЕВ, тяжело дыша, вскакивает и отряхивает костюм. ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ медленно идёт и садится в кресло.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Фычка брык.
   КАРАМЕЛЕВ. Ольга Петровна! Я не виноват! Илья Степанович сам...
   АННА. Это было неподражаемо.
   ШАМЛАЕВ. Да!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что же, Карамелев, хочу вас поздравить. Вы удостоены высокой чести.
  
   Все аплодируют КАРАМЕЛЕВУ. Входят МИТЯ и ВАРЯ с подносами в руках. На подносах бутылки, графины, тарелки с закуской. Они начинают накрывать на стол. ВАРЯ бросает взгляды на МИТЮ и улыбается.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Благодарю вас, Илья Степанович!
  
   КАРАМЕЛЕВ подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ, низко кланяется и целует руку.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Господа! Прошу к столу!
  
   Все усаживаются за стол. Появляются ПОЛЫНСКИЙ и САМСОНОВ.
  
   САМСОНОВ. А вот и обед!
   ПОЛЫНСКИЙ. В самую точку.
  
   Оба усаживаются за стол.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прошу, господа! Угощайтесь!
  
   Все принимаются за еду.
  
   АННА. Срочно водочки! Самсонов!
   САМСОНОВ. Ну, разумеется! (Наливает в две рюмки.) Илья! Как смотришь на водочку?
   ПОЛЫНСКИЙ. Смотрю положительно. (Наливает себе водки.)
   КАРАМЕЛЕВ. Я, пожалуй, вина! (Наливает себе бокал.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. И мне, пожалуйста!
   КАРАМЕЛЕВ. Всенепременно! (Наливает ОЛЬГЕ ПЕТРОВНЕ.)
   ШАМЛАЕВ. Ай! И я водочки! (Наливает себе водки.)
   АННА. Ну и славно, господа! Поднимем бокалы! За будущее этого дома!
   КАРАМЕЛЕВ. Да, за будущее!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Какой хороший тост, Аня.
   САМСОНОВ. Тост замечательный.
   ШАМЛАЕВ. Да, славный тост!
  
   Все выпивают. МИТЯ и ВАРЯ, закончив накрывать на стол, уходят.
  
   САМСОНОВ. Погода-то какая стоит. Урожай в этом году, вероятно, будет хорош.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ой, не знаю! Ничего в этом не понимаю.
   ШАМЛАЕВ. Хочу заметить, что урожай будет славным.
   КАРАМЕЛЕВ. Да уж. Так и есть.
   САМСОНОВ. Земля тут плодородная. Верно, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Право, господа, ничего не смыслю.
   ШАМЛАЕВ. Да чего уж говорить? Богатый будет урожай.
   САМСОНОВ. Покупателей, чай, много?
   ШАМЛАЕВ. У Ильи Степановича всегда покупателей много.
   САМСОНОВ. Прибыль, вероятно, не малая.
   ШАМЛАЕВ. Думаю, хорошая прибыль.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ой! О чём вы, господа? Всё о делах и о делах.
   КАРАМЕЛЕВ. Кругом только деньги.
   АННА. Что вам не нравится, Карамелев?
   САМСОНОВ. Анна Ильинична! Мы просто беседуем.
   ПОЛЫНСКИЙ. Пу-пу-пу! Трям-трям!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что ты говоришь, Илья?
   ПОЛЫНСКИЙ. Ничего.
   АННА. А вы, Самсонов, что говорите?
   САМСОНОВ. Я?
   АННА. Да, да! Вы!
   САМСОНОВ. А что я говорю?
   АННА. В том-то и дело, что вы ничего не говорите.
   САМСОНОВ. Ах, да! Сейчас!
   АННА. Ну же, Самсонов!
   САМСОНОВ. (поднимается). Дорогая, Ольга Петровна! Вы знаете, как я люблю и боготворю Илью Степановича. Вам также известно, как я почитаю и уважаю вас, Ольга Петровна. Но, вынужден сказать, и не просто сказать, а констатировать, что после глубоких исследований и наблюдений, я, и не только я, убедился, что на самом деле... на самом деле...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну, что же?
   АННА. Да, и что же?
   САМСОНОВ. Ольга Петровна! Господа! На самом деле, Илья Степанович...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что? Что Илья Степанович?
   САМСОНОВ. Илья Степанович... тяжко болен.
  
   Пауза. Все переглядываются.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Мне послышалось? Он сказал: болен?
   ШАМЛАЕВ. Да, Ольга Петровна! Самсонов сказал: болен.
   САМСОНОВ. Да, господа! Болен. Болен, странной и неизлечимой болезнью.
   ШАМЛАЕВ. Что это за исследования? Кто посмел? Кто разрешил?
   САМСОНОВ. Я долго наблюдал за Ильёй Степановичем, за его поведением и составил отчёт. Этот отчёт я отослал в Вену, некоему профессору Фрейду. Там я полностью описал поведение Ильи Степановича и профессор Фрейд, как и я, пришёл к выводу, что Илья Степанович болен. Шизофазия. Да-с! Тяжелейшая фаза. Вот-с! Простите, Ольга Петровна, но это был мой долг, как врача.
   ШАМЛАЕВ. Австрияк? Ну, вы даёте, Самсонов! Как можно верить иностранцу?
   КАРАМЕЛЕВ. Боже! Как вам не стыдно?
   ПОЛЫНСКИЙ. Тю-тю-тю! Вот так-так!
   АННА. Что, Илья?
   ПОЛЫНСКИЙ. Ничего, Аня, ничего.
  
   Пауза. ОЛЬГА ПЕТРОВНА тяжело поднимается со стула.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Так. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Мне не хватает воздуха. Не хватает воздуха.
   ШАМЛАЕВ. (вскакивает с места). Воды! (Машет на ОЛЬГУ ПЕТРОВНУ руками.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Боже! Что он сказал? Что он сейчас сказал?
   КАРАМЕЛЕВ. Как вы посмели? Бездарный вы докторишка!
   САМСОНОВ. Я?
   ШАМЛАЕВ. Не слушайте его, Ольга Петровна! Не слушайте! Самсонов! Вы в своём уме?
   САМСОНОВ. Что я сказал? Что Илья Степанович болен. Что он - не излечим. Сказал, как врач. Только, как врач! Я бездарен?
   АННА. Это точно, Самсонов?
   САМСОНОВ. Можно провести некоторые анализы, но, я думаю, что это уже ни к чему. Нужно срочно составить отчёт и отослать. Я, как врач! Только, как врач!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (закрывает глаза и садится). Боже мой! Замолчите, Самсонов! Немедленно замолчите!
   ШАМЛАЕВ. Вы слышите, Самсонов? Замолчите!
   КАРАМЕЛЕВ. Да отсохнет язык твой!
   САМСОНОВ. Простите, Ольга Петровна! Я знаю, какую боль я вам причиняю, но я не мог молчать. Господа! Я вынужден был сказать. Анна! Илья! Это мой долг. Я давал клятву Гиппократа!
   АННА. Ну, что ж, Самсонов! Благодарю вас за откровенность. Вы поступили благородно.
   ПОЛЫНСКИЙ. Пум-пум-пум! Хрясь! Браво, Аня! Браво!
   АННА. Ты пьян, Илья!
   ПОЛЫНСКИЙ. И безумно этому счастлив.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что же это, Шамлаев? Что же происходит в этом мире? Прошу вас, ответьте мне!
   ШАМЛАЕВ. Самсонов! Немедленно заберите свои слова назад и скажите, что всё это ложь! Немедленно!
   САМСОНОВ. К сожалению, господа! Но это - медицинский факт. Что ж поделать?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Сердце! Сердце закололо! Как больно! (Берётся за сердце.)
   ШАМЛАЕВ. (наливает бокал вина). Выпейте, Ольга Петровна! Прошу вас!
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА берёт бокал и жадно пьёт.
  
   САМСОНОВ. Ещё раз: простите, Ольга Петровна!
   ШАМЛАЕВ. Сударь! Замолчите!
   АННА. Шамлаев! Почему вы не даёт говорить науке?
   САМСОНОВ. Собственно, господа, я всё сказал. Я лишь врач!
   АННА. Илья! Ты почему молчишь?
   ПОЛЫНСКИЙ. Что же ты хочешь от меня, Анна?
   АННА. Что ты думаешь, о том, что сказал Самсонов?
   ПОЛЫНСКИЙ. Думаю, что тебя можно поздравить.
   АННА. Не понимаю тебя, Илья.
  
   КАРАМЕЛЕВ поднимается с места.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Самсонов! Вы... Вы дьявол во плоти! Вы безбожник! Вы чёрт, и я... я.... вызываю вас на дуэль!
  
   Пауза. Все смотрят на КАРАМЕЛЕВА.
  
   САМСОНОВ. (усмехается). Вы с ума сошли, Карамелев? Какая дуэль?
   КАРАМЕЛЕВ. Говорю при всех: вы, Самсонов, человек без чести, без совести и без Бога в душе. Таким, как вы, не место на этой земле. Я вызываю вас на дуэль!
   АННА. Успокойтесь, Карамелев!
   КАРАМЕЛЕВ. При всём моём уважении, Анна Ильинична, вам лучше не вмешиваться.
   ПОЛЫНСКИЙ. Браво, Карамелев! Что скажите, доктор? Ну же!
   АННА. Илья! Прекрати немедленно!
   САМСОНОВ. Анахронизм, какой-то!
   ПОЛЫНСКИЙ. Осталось выбрать оружие. (Наливает водки.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Перестаньте, господа! Прекратите немедленно!
   КАРАМЕЛЕВ. Вы, Самсонов, подлец и негодяй! Вы - жалкий докторишка, и я убью вас, потому как, моей рукой движет Господь.
   САМСОНОВ. Он пьян, господа! Он пьян! Угомоните его!
   КАРАМЕЛЕВ. Выбор оружия предоставляю вам!
   САМСОНОВ. Вы смешны, Карамелев!
   КАРАМЕЛЕВ. Да, может быть! Так смейтесь, господа, смейтесь! Что же вы не смеётесь? Смейтесь, над жалким и убогим человечишкой! Хохочите! Ну же, смелее! Давайте! Почему вы не смеётесь, господа? Перед вами самый смешной человек на земле! Но сейчас, господа, вы присутствуете при рождении нового человека! Да! Нового человека! Вы, Самсонов, перешли тонкую грань. Вы мерзкий и гадкий! И знайте: я вас убью! Убью, и глазом не моргну!
   АННА. Перестаньте, Карамелев! Что это вы раздухарились? Сидите в своей скорлупе, и не показывайте носа.
   КАРАМЕЛЕВ. Ах, Анна Ильинична! Жаль, что всё случилось именно так. Но видимо, Господу так было угодно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что же это, господа? Что же происходит? Шамлаев! Спасите меня.
   ШАМЛАЕВ. Ничего, Ольга Петровна, всё будет хорошо. Всё будет хорошо.
  
   С кресла поднимается ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ и, медленно, подходит к столу. Все замирают на своих местах.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (тихо). Валкал на фысь. Валкал и шмуль. Пых!
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ хватается за край скатерти, накрытой на столе, и с силой дёргает на себя.
  
   Занавес
  
   КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА
  
  
   АКТ ВТОРОЙ
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  
   Гостиная. На большом диване, запрокинув голову и закрыв глаза, полулежит ОЛЬГА ПЕТРОВНА. На голове у неё полотенце. У окна, на стуле, сидит ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. По центру гостиной ходит ШАМЛАЕВ.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья! Ильюшинька! Я тобой недовольна. Прости меня, мой ангел, но вёл ты себя сегодня вызывающе. Это не хорошо. Ты слышишь меня? Мне и так сейчас не просто, а твоя выходка меня расстроила.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (показывает пальцем в окно). Кулюшки врыцат! Кулюшки!
   ШАМЛАЕВ. Что он говорит?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Восхищается свободою птиц.
   ШАМЛАЕВ. Да-с! Прав, Илья Степанович! Птицы свободны. Не то, что люди.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Верно, Шамлаев! Ох, как верно! Не может человек, словно птица, оторваться от земли и унестись ввысь, к солнцу, к пушистым облакам. Бродит он по земле и ищет любви и уюта.
   ШАМЛАЕВ. Вы так бледны, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Сколько всего сразу навалилась! Нужно заниматься хозяйством, Илья Степанович требует внимания, а ещё этот Самсонов! Боже мой!
   ШАМЛАЕВ. Какой, простите, негодяй! Правильно ему Карамелев высказал. Но вы, Ольга Петровна, не переживайте. Это полная ерунда! Никто земскому доктору не поверит.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (встаёт). А если поверят? Что тогда?
   ШАМЛАЕВ. Да кто же позволит, земскому доктору, оболгать такого человека? Да мы, если будет нужно, и до Святого Синода дойдём.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вот этого я и опасаюсь. Живем мы тихо, уединённо и не хотелось бы лишнего шума. Вы представляете себе? Приедут доктора, профессора, начнут изучать Илью Степановича. Анализы, пробирки разные. Начнут совать в него свои приборы! Боже мой! Нет, я этого не переживу! А Илья Степанович? Каково ему будет? Нет, нет! Человек общается с иными сферами, а тут ему.... Ой! Страшно подумать!
   ШАМЛАЕВ. Не волнуйтесь так, Ольга Петровна! Думаю, до этого не дойдёт. Ах, этот Самсонов! Пригрели змею на груди.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Боже! Я так доверчива.
   ШАМЛАЕВ. Вам не хватает защиты.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Защиты?
   ШАМЛАЕВ. Да, настоящей защиты.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (подходит к ШАМЛАЕВУ). И что же вы предлагаете, Шамлаев?
   ШАМЛАЕВ. (полушёпотом). Выслушайте меня, Ольга Петровна! Неужели, два сильных, смелых и, простите, богатых человека, не справятся с каким-то земским врачом?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я не совсем вас понимаю, Григорий Кузьмич.
   ШАМЛАЕВ. Неужели, в самом деле, не понимаете?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Простите, нет.
   ШАМЛАЕВ. Ах, Ольга Петровна! Неземной вы человек! Как и Илья Степанович.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Да, в земных делах плохо смыслю.
   ШАМЛАЕВ. Раз Карамелев решил вызвать на дуэль Самсонова, то пусть и вызывает. Мы не станем им мешать. Останемся в стороне и посмотрим, чем кончится дело. Пусть стреляются. Кто-то, в кого-то должен попасть. Если попадёт Карамелев, так и славно. А коли Самсонов, то от правосудия ему не уйти. Видите, в любом случаи - мы в выигрыше!
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА безумно смотрит на ШАМЛАЕВА и отходит назад.
  
   ШАМЛАЕВ. Что с вами, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Боже мой, Шамлаев!
   ШАМЛАЕВ. Что такое?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вы хотите... Боже мой!
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Он... его...
   ШАМЛАЕВ. Если, вам не угодно...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А ведь вы правы! Нам остаётся только наблюдать.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Килик, килик и в брямку!
   ШАМЛАЕВ. Что он говорит?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Он полностью поддерживает вашу идею, Шамлаев. Он её благословляет.
   ШАМЛАЕВ. (улыбается и кланяется). Илья Степанович! Благодарю вас!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я всегда знала, что вы человек не глупый, Григорий Кузьмич. Можете разобраться в делах мирских.
   ШАМЛАЕВ. Приятно слышать. Но я, Ольга Петровна, тоже, так сказать, человек не совсем земной. Стихи пишу. Хочу вам прочесть.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Палёк на маёк! Тирка на мырку. (Улыбается.)
   ШАМЛАЕВ. Что, что?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья Степанович говорит, что нам нужно пойти и посмотреть: всё ли идёт по плану.
   ШАМЛАЕВ. Ах! Ну, коли так!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ). Милый друг! Мы тебя покинем! Но скоро вернёмся! Прошу, душа моя, ты не скучай. Ничего не трогай, договорились?
   ШАМЛАЕВ. Илья Степанович! Благодарю вас за компанию. Мы ещё увидимся.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (шёпотом). Поклонитесь.
   ШАМЛАЕВ. Что?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (чуть громче). Поклонитесь.
   ШАМЛАЕВ. А! Простите! (Низко кланяется ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вот, так-то оно спокойнее.
   ШАМЛАЕВ. Нужно срочно выяснить, всё ли идёт, как нужно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Да, да, конечно! Идёмте же! Надеюсь, Анна нам не помешает?
   ШАМЛАЕВ. Так Анна нам, только в помощь.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Какой вы мудрый, Григорий Кузьмич.
   ШАМЛАЕВ. Это практика, Ольга Петровна. И вы научитесь.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Надеюсь, надеюсь.
   ШАМЛАЕВ. Вы знаете, Ольга Петровна, я восхищаюсь вами.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. (игриво). Когда всё уладится, мы побеседуем с вами о слиянии наших капиталов.
   ШАМЛАЕВ. Ах, Ольга Петровна... да я... да я... мы.... Ольга Петровна! Вы только намекните и мы с вами наведём порядок на этой священной земле. Вот увидите.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Идёмте, Григорий Кузьмич, идёмте! Позже переговорим. Следует, как можно скорее, всё разузнать.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА и ШАМЛАЕВ направляются к двери. ОЛЬГА ПЕТРОВНА останавливается.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А вам не страшно, Шамлаев? Ведь такое дело...
   ШАМЛАЕВ. Я понимаю, о чём вы.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Так как? Не боитесь?
   ШАМЛАЕВ. А чего нам боятся, Ольга Петровна? Сам Илья Степанович благословляет. Значит, дело святое. Не так ли?
  
   Оба оглядываются на ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (грозит кулаком в окно). Уууу! Жулька! Падь в зеляку! Падь!
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА и ШАМЛАЕВ уходят.
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  
   В глубине сада, на пеньке сидит САМСОНОВ. Перед ним бутылка водки и две рюмки. Вокруг него ходит АННА и курит длинную папиросу.
  
   АННА. Вяло, Самсонов! Не убедительно! Не было напора, не было уверенности, в вашей речи.
   САМСОНОВ. Анна! Вы слишком строги. Дело-то непростое! Обвинение серьёзное. Требует определённой подготовки. Блин вышел комом.
   АННА. Это вы, Самсонов, родились комом! Обещать - вы мастер! А как до дела дошло, то и двух слов связать не можете!
   САМСОНОВ. Но суть я объяснил! Внёс, так сказать, смятение.
   АННА. Будем надеяться, Самсонов, что вы хоть что-то внесли.
   САМСОНОВ. Я с самого начала, выражал сомнения.
   АННА. Но вас закружило на балу, и вы потеряли голову! Не так ли? А может быть, казино в Монте-Карло вам привиделись?
   САМСОНОВ. Причём же здесь Монте-Карло? Я не понимаю, Аня, иронии.
   АННА. Всё ты понял, Самсонов! Так вот! Коли пошёл туда, откуда не возвращаются, то иди смело и не оглядывайся.
   САМСОНОВ. Куда я пошёл?
   АННА. Туда, Самсонов, туда, где тьма и вечные муки. Где черти, разогревают свои сковородки.
   САМСОНОВ. Я не понимаю тебя, Аня! Какие черти? Какие сковородки? Какой-то, вздор!
   АННА. Оставим это! Оставим! Ах, что же нам делать с Карамелевым?
   САМСОНОВ. Напористый, чёрт!
   АННА. Если он будет продолжать настаивать на дуэли, то оказаться нельзя.
   САМСОНОВ. Так от чего? Глупо же?
   АННА. Тогда получится, что вроде, он прав, а ты - нет! К тому же, это лишний раз докажет твою силу и уверенность.
   САМСОНОВ. Для чего мне доказывать? Дело вовсе не в его религиозных чувствах.
   АННА. Он считает иначе.
   САМСОНОВ. Лукавит он, ох, лукавит! Этот Карамелев - прохиндей!
   АННА. Тем не менее, выглядит он убедительно.
   САМСОНОВ. Скользкий уж, этот Карамелев! Желает показать Ольге Петровне, свою истинную веру. Смотрите, мол, как я боготворю Илью Степановича! Не гоните, мол, барыня в за шей. Позвольте и далее харчеваться и ночевать. Смех!
  
   АННА подсаживается к САМСОНОВУ.
  
   АННА. Налейте водки, Самсонов.
  
   САМСОНОВ наливает в обе рюмки. Одну подаёт АННЕ.
  
   АННА. Так или иначе, он нам явно мешает.
   САМСОНОВ. Ну его, совсем! (Выпивает.)
   АННА. Ах, не скажите! Его фанатизм, может нам немало навредить. (Выпивает.)
   САМСОНОВ. Что же вы предлагаете?
   АННА. Вы, Самсонов, ей богу, как ребёнок. Как что? Нужно, чтобы он нам не портил всю обедню.
   САМСОНОВ. И как же это сделать?
   АННА. Вы примите его вызов и убьёте его.
   САМСОНОВ. Что? Как убью?
   АННА. Вот этого я уж не знаю. То ли, из пистолета, то ли, саблей зарубите. Мне не известно. Хотите, можете забить его камнями.
   САМСОНОВ. Я отроду не держал в руках оружие!
   АННА. Вот и подержите. Пойдите на пустырь и поупражняйтесь.
   САМСОНОВ. Я не желаю с ним драться! Только этого не доставало! Я не военный, а врач! Я спасаю жизни, а не убиваю.
   АННА. (обнимает САМСОНОВА за шею). Ну перестаньте! Перестаньте ребячиться, право! Вы не только это для меня делаете, но и для себя. Или вы забыли?
   САМСОНОВ. Нет, я не забыл.
   АННА. Так что же? Неужели вам так трудно?
   САМСОНОВ. Как-то странно вы говорите, Анна! Ведь, убийство же! Это вам не рюмку водки выпить.
   АННА. Это верно! Кстати, как у вас с руками?
   САМСОНОВ. В какой смысле?
   АННА. Не дрожат?
   САМСОНОВ. Нет, не дрожат! А причём здесь мои руки?
   АННА. Пистолет в руках, нужно держать твёрдо.
   САМСОНОВ. Боже! Пистолет...
   АННА. Желаете на саблях?
   САМСОНОВ. Боже! Сабли...
   АННА. Вам нужно успокоиться, Самсонов! Возможно, прилечь, отдохнуть.
   САМСОНОВ. Я не в силах успокоиться.
   АННА. Примите ваши порошки.
   САМСОНОВ. А если он меня убьёт? Вы подумали об этом, Анна?
   АННА. Да ну что вы? Как такой тип, как Карамелев, может кого-то убить? Вы присмотритесь к нему. Что за человек? Не человек, а, даже можно сказать, что и тряпка. Он и оружие в руках удержать не сможет.
   САМСОНОВ. Да, возможно, и тряпка. Только пуля, она ж дура!
   АННА. Выберите саблю!
   САМСОНОВ. Час от часу не легче!
   АННА. Вы, Самсонов, причудник. Вам трудно угодить.
  
   Пауза. САМСОНОВ поднимается и начинает ходить взад и вперёд.
  
   САМСОНОВ. Но всё же... как-то, право, странно.
   АННА. Что же странного?
   САМСОНОВ. А разве никак нельзя обойтись без дуэли? Можно и на словах выяснить.
   АННА. Так как вы решили, Самсонов, чем вам лучше будет: из пистолета или саблей? У папеньки есть и то, и другое.
   САМСОНОВ. Господи! Я не знаю! Я не знаю!
  
   Подбегает к дереву, прислоняется к нему лбом и закрывает голову руками. АННА спокойно поднимается и подходит к САМСОНОВУ.
  
   АННА. Птицы поют. Как хорошо здесь. Воздух волшебный. Когда я была маленькой, мы с папенькой и братом, играли здесь в прятки. Потом, падали в траву и катались по ней. Как мы смеялись! Мы были чисты и невинны. В тот момент казалось, что весь мир принадлежит нам, а отец наш - Бог этого мира, а мы - его счастливые дети. И мы верили, что так будет всегда. Всегда! Ах, как наивен человек! Убейте его, Самсонов! Я вас прошу! Мы уедем отсюда и будем счастливы. Вы понимаете? Счастливы! А теперь, мой друг, налейте водки. Мы выпьем, да, мы выпьем и споём. Мы споём песню о любви. Ты помнишь её? Нашу любимую? Ах, какой воздух! Боже мой! Как поют птицы.
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  
   Сад. Среди деревьев стоит большая скамья. На ней сидит ПОЛЫНСКИЙ. Перед ним бутылка коньяка и две рюмки. Рядом, спиной, стоит КАРАМЕЛЕВ.
  
   ПОЛЫНСКИЙ. Пум-пум-парам! Браво, Карамелев! Браво! Признаюсь честно - не ожидал! Вы были неотразимы! Какой порыв! Какая страсть! Ваши глаза блестели, вызывая ужас! Дуэль! Поразительно! Я знал, что вы не равнодушны к моему отцу, но готовность умереть за него, достойна восхищения. Да-с! Браво!
   КАРАМЕЛЕВ. Этот докторишка, перешёл грань всякого приличия! Какая наглость! Так оболгать святого человека! "Болен"! Этот Самсонов сам болен. На челе его знак греха. Я не смог молчать.
   ПОЛЫНСКИЙ. Вы могли его послать ко всем чертям, но вы вызвали его на дуэль. Вот это настоящий поступок. (Наливает коньяк в обе рюмки). Вы умеете стрелять, Карамелев?
   КАРАМЕЛЕВ. Стрелять? Что вы? Разумеется, нет!
   ПОЛЫНСКИЙ. Вероятно, вы владеете холодным оружием? Шпаги, сабли? Рапира?
   КАРАМЕЛЕВ. Шутить изволите?
   ПОЛЫНСКИЙ. Как же вы собираетесь сражаться, Карамелев?
   КАРАМЕЛЕВ. Не знаю.
   ПОЛЫНСКИЙ. Ну же, взбодритесь, Карамелев! Отступать поздно. Вы, как человек чести и блюститель нравственности, обязаны наказать этого выскочку.
   КАРАМЕЛЕВ. Да, да, конечно. Илья Ильич! Будьте моим секундантом.
   ПОЛЫНСКИЙ. С удовольствием!
   КАРАМЕЛЕВ. Благодарю.
   ПОЛЫНСКИЙ. Ни за чтобы не пропустил такое.
   КАРАМЕЛЕВ. (после паузы). Я знаю, Илья Ильич, что вы и все вокруг, считаете меня сумасшедшим.
   ПОЛЫНСКИЙ. С чего вы взяли?
   КАРАМЕЛЕВ. Моё отношение к вашему отцу, искренняя любовь к нему, вызывают у всех смех. Но я верю! Я верю! Даже жена его не так верит, как я. Это, по истине, человек святой. Да, он не творит чудес, он не ходит по воде, но его явление к нам - знак! Понимаете, знак! Илья Степанович предупреждение всем нам. Мы должны пересмотреть нашу жизнь! Очиститься, и, так сказать, начать всё заново, с истоков. Мы должны вернуться к началу. К началу времён. Понимаете? Через него, говорит с нами всевышний. Трудно мне объяснить, не умею я говорить. Вот вижу, что вы улыбаетесь и не верите мне.
   ПОЛЫНСКИЙ. Послушайте, Карамелев! Вера - личное дело каждого. Но, неужели вы не видите, что отец находится не с нами? Разве вы не понимаете, что он далек от нас? Когда-то, давно, в моём детстве, он казался святым и безгрешным. Потом что-то произошло, я не знаю, что именно, но он, постепенно, стал терять человеческий облик. И вот, к чему это привело: одни называют это божественным откровением, а другие - болезнью. Мы брошены, Карамелев, мы одинокие овцы, вышли за ограду и разбрелись.
   КАРАМЕЛЕВ. Он же ваш отец! Как вы можете?
   ПОЛЫНСКИЙ. Вам не понять, Карамелев.
   КАРАМЕЛЕВ. Я многого не понимаю. Я не так умён, как вы Илья Ильич. Мне не приходилось учиться в университете.
   ПОЛЫНСКИЙ. Перестаньте, право! Университет я закончил, но так ничему и не научился. Так-то! Давайте-ка лучше коньячку? (Подаёт рюмку КАРАМЕЛЕВУ.)
   КАРАМЕЛЕВ. (берёт рюмку). Как хорошо жить. Просто жить. Смотреть на всю эту красоту, вдыхать этот воздух. Просто жить.
   ПОЛЫНСКИЙ. Вы правы, Карамелев!
   КАРАМЕЛЕВ. Почему человек не знает покоя? Скажите мне, Илья Ильич!
   ПОЛЫНСКИЙ. Ох, не знаю! Не знаю.
   КАРАМЕЛЕВ. Захвачен человек страстями, вот что я вам скажу.
   ПОЛЫНСКИЙ. Куда ж без них?
   КАРАМЕЛЕВ. Вот сейчас, смотрю я на это дерево, вроде такое же оно, как и вчера. Ан нет! Что-то изменилось.
   ПОЛЫНСКИЙ. (поднимается). Я помню это место и эту скамейку. Давно, в детстве, я, моя сестра и отец, играли здесь в прятки. Потом мы катались по траве. Боже! Какая зелёная была та трава! Мы громко смеялись, и слёзы текли по щекам. То ли от радости, то ли от печали. И жизнь казалась бесконечной, и отец наш такой добрый и весёлый. Мы были счастливы! И казалось нам, что счастье будет длиться вечно.
  
   Вдалеке раздаётся выстрел.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Что это?
   ПОЛЫНСКИЙ. Похоже, что выстрел.
   КАРАМЕЛЕВ. Охотники?
   ПОЛЫНСКИЙ. Здесь нельзя охотиться. Вся округа принадлежит папеньке.
   КАРАМЕЛЕВ. Но это явно был выстрел.
   ПОЛЫНСКИЙ. Кажется, я начинаю догадываться.
  
   Вдалеке раздаётся выстрел.
  
   КАРАМЕЛЕВ. Ещё один!
   ПОЛЫНСКИЙ. Похоже, что ваш соперник не дремлет.
   КАРАМЕЛЕВ. Вы думаете, что это Самсонов?
   ПОЛЫНСКИЙ. Сомнений нет.
   КАРАМЕЛЕВ. Где же он взял оружие?
   ПОЛЫНСКИЙ. Вероятно, Анна.
   КАРАМЕЛЕВ. Похоже, что я расслабился.
   ПОЛЫНСКИЙ. Не волнуйтесь, Карамелев. Я сделаю из вас первоклассного стрелка.
   КАРАМЕЛЕВ. Боже! Как же это?
   ПОЛЫНСКИЙ. Ну, ну, Карамелев! Не стоит отчаиваться! Выше нос!
   КАРАМЕЛЕВ. Странное ощущение.
   ПОЛЫНСКИЙ. Предчувствие?
   КАРАМЕЛЕВ. Вроде, как.
   ПОЛЫНСКИЙ. Страшно?
   КАРАМЕЛЕВ. Скорее, волнение.
   ПОЛЫНСКИЙ. И я взволнован.
   КАРАМЕЛЕВ. Вы знаете, Илья Ильич, первый раз в жизни, я совершаю поступок. Что была моя жизнь? Серость, грязь, уныние. Всё изменилось, когда явился в моей жизни Илья Степанович. Появился смысл моего существования. А теперь я должен, нет, я обязан, защитить всё то, что мне дорого.
   ПОЛЫНСКИЙ. Ну, что же, Карамелев, браво! Идёмте, возьмём пистолет. Вам нужно научиться целиться. Я знаю одно укромное место, там нам никто не помешает.
   КАРАМЕЛЕВ. Как громко поют птицы. Словно чуют что-то.
  
   Вдалеке раздаётся выстрел.
  
   Занавес
  
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
  
   Сад. Аллея. В плетёном кресле сидит ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Рядом с ним, на табурете, сидит ВАРЯ. У неё в руках чашка, из которой она кормит кашей ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА. Рядом стоит МИТЯ, который периодически вытирает ему рот салфеткой. Неподалёку, за маленьким столиком, сидит ОЛЬГА ПЕТРОВНА и раскладывает пасьянс. ШАМЛАЕВ раскачается в кресле-качалке и читает газету.
  
   ВАРЯ. (зачерпывает кашу). Вот так. Ещё ложечку.
   МИТЯ. Не спеши.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Варя! Не пора ли ужинать?
   ВАРЯ. Сейчас, Ольга Петровна! Скоро закончу.
   ШАМЛАЕВ. (читает). " Необычайное представление! Впервые в Российской империи! Живая обезьяна из экзотической страны, отгадывает ваши желания и предсказывает будущее! Спешите, спешите, спешите! Цена в первые ряды три рубля". Вот что за глупости? Три рубля! Откуда такие цены?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ой! Я никогда не видела обезьян.
   ШАМЛАЕВ. Поверьте, Ольга Петровна, чудовище. Притом, пахнут.
   ВАРЯ. (кормит ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА). Ещё ложечку.
   МИТЯ. Дай прожевать.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что-то тихо.
   ШАМЛАЕВ. (читает). "Вчера мещанин Семён Карякин, выпив водки со служащим торгового товарищества Никитой Белогородько, зарубил последнего топором, ударив обухом по голове два раза. Местные жители тут же прозвали Карякина "Нижегодский Раскольников". (Смеётся.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Боже, Шамлаев! Что вы читаете? Какая гадость!
   ШАМЛАЕВ. Да! Сурова матушка Россия! Что и говорить?
   МИТЯ. У меня в деревне, ещё и не такое было.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Только, Митя, я прошу тебя, ничего не рассказывай. Эти твои вечные ужасные рассказы.
   МИТЯ. Ладно, ладно, не буду.
   ВАРЯ. (кормит ИЛЬЮ СТЕПАНОВИЧА). Ещё ложечку.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Забойки в кульку!
   ВАРЯ. Ольга Петровна! Илья Степанович что-то говорит.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья Степанович доволен кашей.
   ВАРЯ. А! Кушайте, кушайте!
   ШАМЛАЕВ. (откладывает газету и встаёт). Был у меня один знакомый, помещик Гаряев, так он, как-то раз, пригласил к себе на обед своего друга. А тот возьми, да и скажи, что, мол, подгорела у тебя кулебяка. Горяев, недолго думая, взял, да и зарезал его ножиком. Его, конечно, на каторгу, а друг-то живой, да. Только теперь уж на обеды званные не ходит. (Смеётся.)
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Григорий Кузьмич! Читайте газету. Только про себя.
   ШАМЛАЕВ. Ничего дельного нет.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Варя! Варвара! Когда ж ужинать?
   ВАРЯ. Уже бегу.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Должна заметить, что времена меняются. Нет того, очарования, что ли? Так ли, Григорий Кузьмич?
   ШАМЛАЕВ. Так, Ольга Петровна! Ваша правда.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Отчего это?
   ШАМЛАЕВ. А кто ж его знает?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Новый век.
   ШАМЛАЕВ. Так и что ж от этого? Что тот век, что этот.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Какой он будет, новый век?
   ШАМЛАЕВ. А кто ж его знает? Поживём - увидим.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ничего-то вы не знаете, Шамлаев.
  
   Вдалеке раздаётся выстрел. Все вздрагивают.
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ой!
  
   Все замирают и смотрят в сторону леса. Раздаётся второй выстрел.
  
   ШАМЛАЕВ. Ещё один!
   ВАРЯ. Господи! Святые угодники!
   МИТЯ. Сбегать, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. К чему?
   МИТЯ. Посмотрю!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Стало прохладно. Погода портиться. Может быть, нам водочки выпить? Что скажите, Григорий Кузьмич?
   ШАМЛАЕВ. Два выстрела к ряду. А? Водочки? Почему бы и нет?
   ВАРЯ. Господи!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Почюли вмякли. Пык! Быбык! Вмякли.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ильюша! Не волнуйся!
   МИТЯ. Так я сбегаю?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Тебе бы, Митя, только бегать. У Ильи Степановича каша на брюках.
   МИТЯ. Уберём. (Убирает кашу с брюк ИЛЬИ СТЕПАНОВИЧА.)
   ШАМЛАЕВ. Два! Каково? А?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. "Два"! И что с того?
   ШАМЛАЕВ. Оно как-то странно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. И кофту надо бы тёплую надеть.
   ШАМЛАЕВ. А вот Митя нам сейчас и организует водочки-то! Верно, Митя?
   МИТЯ. Я мигом.
  
   Слышится хруст веток. Среди деревьев бежит ПОЛЫНСКИЙ. Все застывают. Он проносится мимо всех, и, запрыгнув по ступенькам, исчезает в дверях дома.
  
   ШАМЛАЕВ. Илья Ильич!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья всегда так! Промчится мимо тебя, и слова не скажет. Ты ему: "Илья! Илья! Что такое?", а он пробежит и всё! Ни слова, ни полслова.
   МИТЯ. Может сходить, посмотреть?
   ВАРЯ. Ох, батюшки!
   ШАМЛАЕВ. Как вы думаете, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я? Я! Я ничего не думаю. Чего же тут думать, Григорий Кузьмич?
   ШАМЛАЕВ. Илья Ильич забежал в дом.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что же вы считаете, Шамлаев, я не заметила этого?
   ШАМЛАЕВ. Полагаю, что заметили.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Да, я заметила! Вы, порой, что-нибудь скажите такое, что не знаешь, как к этому и относиться.
   ШАМЛАЕВ. Простите, Ольга Петровна!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прощаю! Разумеется, прощаю!
  
   Из дома выбегает ПОЛЫНСКИЙ. У него в руках саквояж. Он, промчавшись мимо всех, исчезает среди деревьев.
  
   ШАМЛАЕВ. Илья Ильич!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что я вам говорила? Всегда так!
   ШАМЛАЕВ. С саквояжем.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я заметила.
   ШАМЛАЕВ. Не его саквояж.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не его. Самсонова саквояж.
   ШАМЛАЕВ. Вот так-так!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Митя! А давай-ка, дружок, нам водочки!
   МИТЯ. Слушаюсь.
  
   Митя уходит в дом.
  
   ВАРЯ. Всё! Мы закончили.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Прекрасно!
   ВАРЯ. Прикажите накрывать?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Погоди, Варя. Погоди! Всегда ты спешишь куда-то.
   ВАРЯ. Вы сами говорили. Мол, ужинать пора.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я?
   ВАРЯ. Вы, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Я такого не говорила.
   ВАРЯ. Говорили, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ты что, грубишь мне?
   ВАРЯ. Я и не думала! Что вы, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Нет! Ты мне грубишь. Грубишь, и прямо в лицо!
   ВАРЯ. Да что вы, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Замолчи! Сейчас же замолчи!
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Успокойтесь, милая моя! Не нужно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вас не спрашивали, Шамлаев! Так ты мне грубишь? Ты распустилась, Варенька! Ох, как распустилась! Кто тебя так научил разговаривать? Илья Ильич?
   ВАРЯ. Простите, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Нет, вы посмотрите на неё! Она и слово не даёт мне вставить.
   ШАМЛАЕВ. Оля!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Какая я вам Оля?
   ШАМЛАЕВ. Простите, Ольга Петровна!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Да вы тут все сговорились?
  
   Из дома выходит МИТЯ. У него в руках поднос. На подносе графин с водкой, рюмки и тарелка с огурцами. Он подходит к столу и ставит поднос.
  
   МИТЯ. Водочка!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Раздевайся!
   МИТЯ. Я? Зачем?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Не ты! Ты принеси из конюшни плеть. А ты, Варенька, раздевайся.
   ВАРЯ. Как раздеваться? Зачем?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А затем, что буду учить тебя, как нужно разговаривать с хозяевами.
   МИТЯ. Плеть? Какую плеть?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что ты, Митя, глупости спрашиваешь? Разве тебе неизвестно, как выглядит плеть?
   МИТЯ. Известно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Так вот и принеси плеть. Ту, которой лошадей стегают. А ты, Варя, снимай с себя всё и ложись на скамеечку.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Шульги! Породым, породым! Мунькккк...
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Илья! Хватит!
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Оля! Что с вами?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Что со мной? Со мной ничего! Вы разве не видите, Григорий Кузьмич, как прислуга распустилась. Я должна поставить её на место или нет? Иначе, до чего мы так дойдём? Я вас спрашиваю, Шамлаев, до чего?
   ВАРЯ. (хнычет). Ольга Петровна! Не надо, ради Бога!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Это, Варенька, будет тебе уроком.
   ВАРЯ. Я поняла, Ольга Петровна! Я больше не буду!
   ШАМЛАЕВ. Ольга Петровна! Я прошу вас, простите её. Не нужно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Это ваша прислуга, Григорий Кузьмич?
   ШАМЛАЕВ. Нет, не моя.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А чья же?
   ШАМЛАЕВ. Ваша.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А раз прислуга моя, то я и буду делать с ней то, что считаю нужным. А если вы не переносите вида крови, Шамлаев, то закройте глаза. А то вдруг вы в обморок упадёте, потом с вами возись.
   ВАРЯ. (хнычет). Ольга Петровна! Не надо! Пожалуйста!
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Бокульки смякли! Эххххх!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Замолчи, Илья! Не могу больше слышать это!
   МИТЯ. Ольга Петровна! Не надо так-то!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ты ещё меня учить будешь? И ты, Митя? Ну знаете ли, господа! Все против меня! То есть - все! Понимаю! Понимаю и принимаю! Что же вы считаете, что я не справлюсь? Вы меня не знаете, господа! Вы меня не знаете! Я всё могу! Да я вас всех, сотру с лица земли нашей матушки! Сотру и пройдусь, по тому месту, плугом! За плугом буду стоять сама! Засею, то место, хлебом, соберу урожай и продам втридорога! Поеду в Баден-Баден, и проиграю эти деньги в открытом игрецком доме. Поставлю всё на зеро и проиграю! Вот что я могу сделать! И никто мне не помешает! Никто не встанет у меня на пути, потому что я снесу все стены и все преграды! (Короткая пауза.) Ну! Что? Кто хочет сказать? Прошу, не стесняйтесь, говорите!
  
   Среди деревьев появляются ПОЛЫНСКИЙ и АННА. Они подходят к столу. У обеих руки в крови. ПОЛЫНСКИЙ берёт с подноса графин и наливает рюмку водки.
  
   АННА. И мне.
  
   ПОЛЫНСКИЙ наливает вторую и подаёт АННЕ. Оба, молча, выпивают.
  
   АННА. Варя! Принеси таз с водой.
   ВАРЯ. (тихо). Сейчас. (Уходит.)
   ШАМЛАЕВ. Ну что там?
  
   ПОЛЫНСКИЙ наливает ещё две рюмки. Одну подаёт АННЕ.
  
   ПОЛЫНСКИЙ. Всё. Кончено.
   ШАМЛАЕВ. В каком смысле?
   ПОЛЫНСКИЙ. В том смысле, что - всё!
   ШАМЛАЕВ. А где Самсонов с Карамелевым?
   ПОЛЫНСКИЙ. Там.
   ШАМЛАЕВ. Где?
   ПОЛЫНЕСКИЙ. Там, на поляне.
   ШАМЛАЕВ. Что ж они там делают?
   ПОЛЫНСКИЙ. Лежат.
   ШАМЛАЕВ. Лежат?
   ПОЛЫНСКИЙ. Да, лежат.
   ШАМЛАЕВ. Почему?
   АННА. Потому, что оба мертвы.
   ШАМЛАЕВ. В каком смысле?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Оба мертвы?
   МИТЯ. Господи всемогущий!
   ШАМЛАЕВ. Как же они мертвы?
   АННА. Какой вы право, Шамлаев!
   ПОЛЫНСКИЙ. Оба попали. Сначала Самсонов. Карамелев упал. Пуля попала в грудь. Но он приподнялся и выстрел. И, представьте себе, тоже попал, и также - в грудь. Самсонов покачался и упал. Так оба и лежали, обливаясь кровью. Я сбегал за самсоновским саквояжем. Самсонов лежал и говорил, что делать, чтобы остановить кровь. Я пытался помочь Карамелеву. Анна - Самсонову. Они стонали, оба стонали. Потом - затихли. Не получилось.
   ШАМЛАЕВ. Так они оба убиты? Так и лежат в траве?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вам же ясно объяснили.
   ШАМЛАЕВ. Вот как-с!
   ПОЛЫНСКИЙ. Вот такая получилась дуэль.
   ШАМЛАЕВ. Поразительно!
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну что ж!
   ПОЛЫНСКИЙ. Я не смог закрыть глаза Карамелеву. Так и лежит он, с открытыми глазами.
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. Завылка вмякла.
  
   Из дома выходит ВАРЯ. В руках у неё таз с водой. Она проходит и ставит его на стол. АННА поднимается, подходит к столу и начинает мыть руки.
  
   АННА. Сколько крови. Сколько крови вытекло из Самсонова.
   ПОЛЫНСКИЙ. Из Карамелева, также, немало.
   АННА. Как, однако, всё странно.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ну что ж! Илья Степанович помолится за них. Души их успокоятся. А что ж ужин? Варя! Душенька моя! Прости, я что-то тут наговорила. Забудь, милая моя! Забудь, это нервы. И вы все, господа, простите меня. У меня бывает, этакое. Это всё местный воздух виноват. Ах, вы чувствуете, господа?
   ВАРЯ. Ой, Ольга Петровна, ну что вы? Не нужно вам это.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Ах, дорогая моя девочка! Как мы дружно живём! Ведь, правда?
   ВАРЯ. Господи! Конечно, Ольга Петровна! Ой! Я побегу! (Убегает в дом.)
   ПОЛЫНСКИЙ. Там-там-парам! Ужин.
   АННА. Ужин.
   ШАМЛАЕВ. Воздух холодный.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. А что если нам поужинать в доме? Что скажите? Аня! Дорогая моя! Ты грустишь? Это ничего, это пройдёт. Ильюша! Ты тоже грустный. Ну, мне так не нравится! Улыбнись, Илья! Григорий Кузьмич! Хоть вы скажите, что-нибудь весёлое.
   ШАМЛАЕВ. Что ж сказать, Ольга Петровна?
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Нет, нет, нет! Так не пойдёт! Мы должны жить. Мы должны жить, не так ли?
   ШАМЛАЕВ. Конечно, Ольга Петровна.
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА. Вот так! Илья Степанович! Душа моя! Ты должен сказать нам, что-то ободряющее. Ну! Дорогой мой! Скажи! Ну! Скажи! Ну! Илья! Ну! Ободряющее! А? Илья! Ну же! Говори! Говори! Говори! Не молчи! Ты должен! Ты обязан сказать! Скажи нам! Скажи! Скажи, старый ты идиот! Идиот! Боже...
  
   ОЛЬГА ПЕТРОВНА падает на колени и, склонив голову, затихает. К ней подбегает ШАМЛАЕВ и помогает подняться.
  
   ШАМЛАЕВ. Ну, ну! Ольга Петровна! Ну что вы, милая моя! Вставайте, пойдёмте в дом. Там тепло. Там мы накроем стол. Выпьем вина. Согреемся. Ну, не нужно так-то. Не нужно. Пойдёмте. (Оба медленно уходят в дом.)
  
   Пауза.
  
   ПОЛЫНСКИЙ. Пум-пум-пум! Да-с!
   АННА. Что?
   ПОЛЫНСКИЙ. Ничего.
   АННА. (про себя). Ничего. Ничего. (Подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ.) Папа... ты... (Пауза. Идёт в дом.)
   ПОЛЫНСКИЙ. Аня!
   АННА. (останавливается). Что?
   ПОЛЫНСКИЙ. Ничего.
  
   АННА заходит в дом. ПОЛЫНСКИЙ подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ.
  
   ПОЛЫНСКИЙ. (после паузы). Ты слышишь, как поют птицы? (Пауза.) Ты узнаёшь меня?(Пауза.) Что ты помнишь? Что ты утаиваешь? (Пауза.) Кто ты? Я тебя не знаю. Я тебя не вижу. Ты спрятался, и тебя, словно, и нет. Ты играешь с нами. Это я знаю точно. Ты слышишь меня? Скажи, что-нибудь. (Пауза.) Но ты молчишь. Хорошо, пусть будет так. Пусть так и останется. (Пауза.) Холодает. Надо идти в дом. Что ж ты молчишь, мой старый дурачок? Ну, молчи, молчи. Хорошо, пусть будет так. Пусть всё остаётся, как есть.
  
   ПОЛЫНСКИЙ уходит в дом. МИТЯ подходит к ИЛЬЕ СТЕПАНОВИЧУ. Некоторое время смотрит на него, тяжело вздыхает и направляется в сторону леса. Темнеет. На небе появляется луна. Птицы замолкают.
  
   ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ. (один). Ду-ра-чок.
  
   Занавес.
  
  
  
   Март. 2016 год.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"