Песок был настолько горяч, что стоять неподвижно не было никакой мо́чи. Постоянно приходилось пританцовывать. Похоже, что таким образом ступни успевали охладиться, пока были в воздухе.
Вокруг не было ни души.
Я пританцовывал и с удивлением оглядывался. Песок был везде. И никак мне было не понять, какого он цвета. У меня под ногами он был жёлтый, немного поодаль, красный, перемежаясь какими-то коричневыми полосами. А у горизонта песок отливал золотом. И это казалось совсем странным в багровых лучах закатного солнца.
Вокруг не было ни малейшего ветерка.
А я всё пританцовывал. Пока мой взгляд не упал на аккуратно сложенную стопкой мою одежду. Тут оказалась теплая зимняя куртка, купленная мною в прошлом году, чёрные брюки, тёплый пиджак. А вот рубашка была с коротким рукавом. Рядом со стопкой стояли мои чёрные туфли.
И вокруг стояла страшная жара.
Внезапно я прекратил делать топающие движения, сообразив, что мне просто надо обуться. В обуви будет ещё жарче, но я перестану танцевать. Я подпрыгнул на месте, но не от радости, что мне пришла в голову такая светлая мысль. Мои пятки охватил огонь. И тогда я быстро прыгнул в свою обувь, оказавшуюся не менее горячей, чем тот песок.
А ещё вокруг не было воды.
Язык мой - враг мой. Как точно сказано! И сказано это про мой язык. Это он такой опухший и шершавый. Не язык это вовсе, а какой-то мягкий рашпиль. Им хорошо снимать окалину с только что отлитых чушек. Но литейного производства здесь нет. Хотя, судя по жаре, именно здесь ему самое место.
Вокруг гуляло марево.
Повсюду стали появляться странные видения. Странные, конечно, для нормального места, но не для этого... Позади меня взрыкнул двигатель автомобиля. Я быстро обернулся. И действительно, огромный внедорожник, отбрасывая бешено вращающимися колёсами фейерверки песка, промчался не более чем в паре метров от меня. Я махнул водителю рукой, однако, куда там. Машина, обдав меня облаком мелкого песка и горячего воздуха, скрылась за огромным барханом. Стряхнув с себя песок, одновременно чертыхаясь и радуясь, что он не попал мне в глаза, я ждал, когда машина вынырнет из понижения. Мотор натужно рычал, а автомобиль появляться наверху никак не желал. Отчаянно злорадствуя (а ты не пыли!) я со всей возможной прытью двинулся в сторону исчезнувшего в песках внедорожника. А его двигатель продолжал натужно рычать где-то внизу. Каково же оказалось моё удивление, когда, взобравшись на самый верх, я не обнаружил ничего. Машины здесь как и не было никогда. Не было и следов от покрышек автомобиля.
Вокруг стояла удивительная тишина.
Предположив, что это всё-таки был мираж, я с удивлением посмотрел на остатки пыли на себе и собрался идти обратно. Повернулся и обомлел. На горизонте до самого неба возвышался замок. Кривой какой-то, без присущих всем замкам элементов архитектуры, но это был замок. Вглядевшись, начинаю понимать, что это не что иное, как обыкновенный песочный замок. Удивляюсь его невероятным размерам и начинаю оценивать возможность песчинок удерживаться на такой высоте и под таким весом. Ужасаюсь и понимаю, что это невозможно, и тем не менее это было так. Решаюсь, наверное, опрометчиво, двинуться в сторону этого уникального строения, совершенно не задумываясь о том, что будет, если эта конструкция внезапно "поплывёт". На ходу подхватываю одежду, оставив на песке лишь зимнюю куртку, и медленно иду к песчаному строению.
Я не угадал. Самое страшное оказалось не то, что замок начнёт разваливаться и погребёт меня под миллионами или миллиардами тонн песка. Вовсе нет. Гораздо страшнее оказался тот (или та), кто этот волшебный замок строил.
В самом страшном бредовом или горячечном сне невозможно было себе представить размеры детской лопатки. Она заняла половину горизонта. Мириады тонн разнотонового горячего песка ссыпались с той лопатки. Каждый из ссыпающихся ручьёв мог бы поглотить такой среднестатистический город, как Тула или Курск. Однако, славным городам тем ничего не грозило, потому, как в обозримом окружающем пространстве их просто не было.
С ужасом утираю со лба пот, как вдруг начинаю ощущать движение песка под ногами. Мне бы побежать, но страх сковал мои мышцы, и я недвижимый, покорно жду своей участи.
А лопатка в это время высыпала песок на стену замка и начинает прихлопывать обратной стороной той же лопатки. Земля дрожит. Мои ноги утопают в песке. Чувствую, что ещё немного, и я утону...
Кто-то хватает меня за плечи и тянет назад. Сопротивляться даже и не пытаюсь. Более того, я даже боюсь оглянуться, чтобы лицезреть своего спасителя. Одежду тоже не выпускаю из рук. Господи, какой же он сильный! Несёт меня, словно пушинку. Я падаю на прохладное сиденье, не успевая удивиться тому, что в такой жаре что-то может быть прохладным. Оглядываюсь вокруг. И вижу, что сижу в открытом автомобиле.
Громко рычит двигатель, и машина срывается с места.
Рядом со мною сидит девица лет двадцати, не больше. Длинные пепельного цвета волосы её что-то мне напоминают. Пытаюсь заглянуть ей в лицо, но безуспешно. Не хочет она смотреть мне в лицо. Или не может? Где-то позади прямо из-под небес сыплются горы песка. Коль не удаётся заглянуть девице в лицо, оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что творится позади.
Лучше бы я этого не делал.
То, что держало детскую лопатку, оказалось огромной, прямо какой-то гипертрофированной девочкой. Как хорошо, что она работала одной лишь лопаткой, не подгребая песок, скажем, ногой. Чтобы тогда произошло, я просто затрудняюсь сказать.
Но даже из этой, совсем безобидной позы Девочка сумела напугать меня до полусмерти. Из её носа свисала огромная, я извиняюсь, сопля. Никогда и ни за что не подумал бы, что жидкость может в таком количестве висеть только за счёт сил поверхностного натяжения. Как это было возможно, представить себе было нельзя. И тем не менее. А может, и не жидкость то была, но тогда это тоже было невероятно.
Дальше я думать не стал по причине молниеносно возникших рвотных рефлексов. Перевалившись за борт машины, отчаянно удерживаясь за какие-то ручки, дабы не вывалиться из судорожно скачущего по барханам транспорта, я обильно поливал рвотой такие ненавистные мне пески. Когда рваться стало нечем, я обессилено привалился к спинке.
И тут началось!
Если бы у меня осталось хоть чуть-чуть чего-то, чем можно было рваться! Меня мутило, вертело и крутило. Меня сжимало в тиски и сворачивало в рог тура. Мне нечем было дышать. А потом, когда пропали силы, я отпустил что-то горячее, за что так крепко держался. И сейчас же моё тело покинуло пределы машины.
Пару секунд я крутился в воздушно-капельном потоке, а потом, совсем не больно, шмякнулся в зловонную мякоть.
- Эй, слышь, парень, что это с тобой?
Я приоткрыл глаза. Передо мной стояло совершенное чучело. Небритый, в странных с роговой старой исцарапанной оправой очками, за которыми едва были различимы бесцветные круглые глаза. Впалые щёки его шевелились, создавая впечатление, будто борода у него растёт не только снаружи, но и внутри щёк, и он отчаянно пытается уложить эту, внутреннюю шевелюру, прилизав её языком.
И это страшилище трясло меня за плечо.
- Слышь, парень.., - повторило чучело и, увидев, что я лежу с открытыми глазами, отдёрнуло от меня руку. - Ты так орал и плевался, что я подумал...
И тут я понял, что вонь, окружающая меня, исходит главным образом от этого пугала. То ли он был чем-то намазан, то ли просто был не вымыт.
- Это ты так воняешь? - бестактно прохрипел я и, не услышав ответа, добавил: - А где девушка?
- Какая? - выдавило из себя видимо обидевшееся на меня чучело.
- Ну, та, что на машине?
Заросший злорадно хихикнул и отошёл в сторону.
Я закрыл глаза и потряс головой в надежде, что это поможет отогнать это страшное видение. И сейчас же в голове колокольчики заиграли свою, поразительную мелодию. Это было неприятно, а временами даже больно, особенно когда они цеплялись за невидимые струны, натянутые там же.
И вдруг, сквозь зудящую пелену в ушах я услышал раздражённый Володькин голос, перекрывающий колокольчиковую какофонию: - "Какой муфлон, мать его, вчера варил грибы?"
Когда смысл вопроса дошёл до моего воспалённого сознания, я вдогонку вопросу мысленно крикнул: "Муфлон не муфлон, а вот прекрасный в своём диком ужасе фильм посмотрел только я".