Аннотация: Выиграна или проиграна война, порой становится совершенно неважно. Ведь каждый день - это бой. Бой с самой собой, с судьбой, с известными обстоятельствами и неизвестностями...
Глава 1. Причуды памяти
Непослушный луч солнца отыскал небольшую дырочку в тряпичной крыше походной палатки и, ярким зайчиком скользнув внутрь, заплясал по полу и стенкам, повинуясь капризным переменчивым вздохам ветра, колышущего натянутое полотно. В палатке было сумрачно, и крохотный огонек не мог разогнать плотной тени, скрывающей простенькую обстановку, состоящую из письменного переносного стола, пары стульев, сундука с вещами и кровати под пологом. Зато солнечный зайчик смог отыскать там зеркало, запрятанное в самом углу. Он допрыгнул до него не с первой попытки, а лишь тогда, когда случайный порыв ветра как следует, до треска дернул ткань палатки. Лучик скользнул по полу, отскочил от гладкой блестящей зеркальной поверхности и резанул, словно тонким светящимся стилетом по лицу девушки, которая лежала на походной кровати.
Ресницы девушки пару раз дернулись, она открыла глаза, проморгалась и удивленно осмотрелась. Её память была чиста, как новый лист бумаги, на котором никто не успел ничего написать и даже нерадивый ученик не успел поставить еще ни одной кляксы. Чиста, словно первый выпавший снег, по которому не успела пройтись ранняя хозяйка с коромыслом, полным ведер, не замарали вездесущие собаки и который лежит ровным сверкающим от белизны покрывалом, скрывая под собой землю, кочки и камушки. Так и неведение скрывало память девушки. А девушка даже не чувствовала себя ущербной, даже не знала, что она лишилась всех своих воспоминаний, всей своей жизни. Ведь для того, чтобы понимать, что ты чего-то лишился, нужно знать, что это что-то у тебя изначально было, а она ничего не знала. Совсем ничего.
Все вокруг для неё было загадкой, все вокруг было интересным, любопытным, неизведанным, но непременно хорошим. На сердце было легко и спокойно.
Девушка села на кровати и с любопытством огляделась вокруг. Она посмотрела на стол, не зная того, что смотрит на стол, посмотрела на стулья, не зная того, что это - стулья. В углу маячила какая-то непонятная тень. Девушка опустила босые ноги на ковер, которым был устлан пол палатки, и тут же отдернула их - ворсинки весело защекотали ступни. Но, поняв, что ковер для неё безопасен, она все же решилась ступить на него, несмело поднялась с кровати и подошла к темному углу. Оттуда на неё смотрела, застенчиво улыбаясь, хрупкая стройная девушка, почти девчонка, совсем еще ребенок: вздернутый носик, мягкие черты губ и огромные зеленые глаза, под которыми залегли глубокие тени. Миловидное и приятное лицо слегка портил глубокий шрам на лице, пролегший от правой брови до левой щеки через переносицу. Тусклые безжизненные волосы сосульками свисали чуть ниже пояса. Одета незнакомка было до невозможного просто - в холщовую нижнюю рубашку с длинными рукавами из грубого сукна, которая была ей явно велика и доставала почти до пят. Больше на ней ничего не было.
Девушка без памяти несмело улыбнулась незнакомке, и та ответила ей точно такой же неуверенной улыбкой. В этот момент ветер резко хлопнул тканью, закрывающей вход в палатку, словно приглашая выйти на свежий воздух. Девушка осторожно подошла к выходу и выглянула, придерживая трепыхающийся край. Тот, словно недовольный тем, что кто-то посмел ограничить его свободу, так и пытался вырваться из рук. Она вышла из палатки, запрокинула голову и, улыбаясь, зажмурилась. Она не помнила, что солнце способно ослеплять и вообще не помнила, что такое солнце и что это именно оно светит с безмятежного лазоревого небосвода лишь кое-где потревоженного мелкими перистыми прочерками облаков. Девушка, щурясь от слепящих лучей, огляделась - вокруг стояло неисчислимое множество палаток, только они выглядели не в пример скромнее, чем та, из которой она вышла. Рядом с палатками суетились этэны, они казались основательно потрепанными, многие с боевыми ранами и перебинтованными руками, ногами, головами. Но у каждого из них была какая-то общая, объединяющая черта, делающая их лица похожими друг на друга - они все были веселы. Лишь изредка мелькнет призрак сожаления, печали или грусти на чьем-то лице - словно тень от облака, на мгновение закрывшая радостный свет солнца.
У самого входа стояла бочка с мутной водой грязно-бурого цвета, рядом с ней валялась груда покореженного железа. Чем она была изначально, уже невозможно было опознать, настолько конструкцию обезобразили вмятины и рваные дыры с зубастыми острыми ртами, полными зазубрин, на гранях которых плясали вездесущие солнечные зайчики. Железо все было сплошь покрыто мелкими и крупными бурыми пятнами, такими же, как цвет воды в бочке.
Девушка без памяти постояла возле палатки, несмело переминаясь с ноги на ногу, и пошла вперед, внимательно и с любопытством вглядываясь в разнообразные лица воинов - молодые и старые, с усами, бородами и совсем без растительности, с синяками и расплывшимися кровоподтеками, добродушные, сосредоточенные, открытые и замкнутые. Воины, увидав девушку, мгновенно откладывали свои дела и, прекращая разговоры, кланялись ей. А она, удивленно улыбаясь, кивала в ответ. Но стоило ей пройти, как за её спиной неизменно раздавался громкий шепот. Если бы она знала значения слов, то обязательно бы поняла, о чем шепчутся этэны, но все языки мира были ей сейчас незнакомы. Так она и шла, куда глаза глядят, не отдавая себе отчета, куда идет и зачем, лишь кивая в ответ на приветствия и бесхитростно улыбаясь каждому встречному. Босые ступни ступали по пыли, траве и земле. И пусть все вокруг было новым, но эти ощущения почему-то казались ей знакомыми.
- Госпожа, - к девушке внезапно подскочил огромный седой воин с перевязанной головой, - ну нельзя же вам вот так в одном исподнем ходить, - немного сурово сказал он, накидывая на её плечи плащ со своего плеча, в который девушка могла обмотаться с головы до пят несколько раз. "Госпожа" испуганно глянула на вояку, но больше почувствовав, нежели, поняв, что он желает ей добра, несмело улыбнулась и кивнула. Воин поклонился и отошел к своим собеседникам, с которыми стоял до этого и которые немедленно склонили покорно головы, увидев, что девушка их разглядывает.
"Госпожа", придерживая плащ на плечах, двинулась дальше. Огромное одеяние волоклось по земле и при особо сильных порывах ветра широко разлеталось, словно крылья птицы. Постепенно забинтованных и раненых на её пути становилось все больше и больше. Они уже не разговаривали друг с другом, а с трудом сидели или лежали прямо на земле. Рядом с ними суетились этэны в желтых балахонах, и девы в серых и черных глухих платьях, с покрывалами на головах полностью скрывающими волосы. Со всех сторон раздавались стоны и крики, пахло кровью. Этот настойчивый тяжелый запах висел в воздухе и пропитывал насквозь одежду, волосы, кожу. Лишь иногда его перекрывали другие ароматы от настоек, и отваров, которыми обрабатывали раны или которые готовили для того, чтобы их обработать.
Робкая застенчивая улыбка девушки казалась здесь неуместной и несвоевременной, но откуда непомнящей знать, что такое боль, страдания, смерть. Её любопытный взгляд с интересом рассматривал все вокруг, оставаясь безучастным к чужому горю.
"Госпожа" присела рядом с сестрой врачевания, поящей своей кровью вампира, чтобы вернуть ему силы. Сестра слегка поморщилась, когда клыки проткнули кожу на запястье, но ровным спокойным голосом сразу же начала произносить формулу отречения, чтобы обезопасить этэна от клятвы магии крови. Вампир был молод, красив и, по всей видимости, благороден. Он с усилием поднял раненую руку и попытался положить её на губы девушке, чтобы остановить поток слов. Но сестра врачевания с легкой улыбкой на губах, полной горечи, остановила его ладонь в воздухе и положила молодому человеку на грудь, произнеся формулу до конца.
"Как все странно", - с восторженным изумлением познающего мир ребенка, подумала или скорее попыталась сложить эмоции в мысли девушка без памяти. Она поднялась и пошла вперед, оставив служанку здоровья и дитя тьмы позади себя.
- Я все равно теперь ваш слуга, хотите вы того или нет, - раздался за спиной уходящей тихий голос.
Что ответила вампиру сестра, и ответила ли вообще, "госпожа" не услышала.
Раненные, кровь, боль, страдания, смерть... Но и здесь везде "госпожу" встречало почтение. Забинтованные с ног до головы воины, лежащие на земле на грубых подстилках, приветствовали её, прижимая к груди руки или культи - у кого, что осталось после боя. Маги в желтых балахонах кланялись, сестры в черном, пробегая мимо, неизменно приседали, склонив головы. Девушке без памяти не оставалось ничего иного, как отвечать на все их приветствия молчаливой наивной улыбкой.
Но один из солдат, мимо которого она проходила, никак не среагировал, на "госпожу". Он стонал, кричал, кусая губы, и тянулся ладонями к окровавленной перевязке на животе, которая уже приобрела буровато-коричневый цвет. От него плохо пахло, но девушка без памяти, хоть и чувствовала этот тошнотворный запах, от любопытства или любознательности подошла к нему еще ближе, так, что полы подаренного ей плаща при вздохах ветра хлестали страдальца по лицу. Солдат поднял на неё свой невидящий взор, захрипел, плюясь кровью, задергался, смешно вытанцовывая ногами по земле, и затих. Его застывшие глаза смотрели прямо в лицо незнакомке. "Госпожа" еще какое-то время постояла рядом, пристально вглядываясь в солдата, но поскольку тот так больше и не зашевелился, она вскоре потеряла к нему всякий интерес и медленным шагом двинулась дальше.
Она шла мимо окровавленных, мучающихся от боли воинов и снующих врачевателей, но ей не было до них никакого дела. Раненые теперь лежали не только на земле, но и на грубо сколоченных из бревнышек настилах. И таких было все больше. "Госпожа" обернулась на противный скрежещущий звук и перед её взглядом предстала занимательная картина. Маг в желтом балахоне пилил тонкой медицинской пилой раздробленную ногу какому-то бедолаге. Тот сладко спал, убаюканный заклинанием или чарами. Молоденькая - не больше тринадцати человеческих лет сестричка, ассистирующая хирургу, была белее полотна. Девушка без памяти посмотрела на них какое-то время и вновь пошла вдоль рядов раненых.
Но ушла она недалеко, остановившись возле молодого умирающего вампира. Что заставило её остановиться, она так и не поняла. Да и не задавалась она таким вопросом. "Госпожа" внимательным взглядом посмотрела на неестественно обескровленное лицо, заострившиеся черты лица, клыки, выпирающие из-под верхней губы, на длинные черные опущенные ресницы. Почему-то она точно знала, какой у этого дитя тьмы взгляд - вишневый.
Сестра врачевания, затянутая в строгое серое платье, расстегнула тугой манжет на рукаве, освобождая запястье. Она только собралась приложить свою руку к посиневшим губам вампира, но проходящий мимо лекарь ухватил её за ладонь, приспустил ткань, которой молодой человек был накрыт до шеи и указал на развороченную рану у него в груди, где виднелись обнаженные вдавленные во внутрь белые кости.
- Это магия шаманов, твоя кровь его не спасет. Он выпьет хоть десяток таких, как ты и не излечится. Его может спасти лишь кто-то из весенних, а еще лучше зимних, - сказал маг, со странным выражением на лице смотря на "госпожу", низко поклонился ей и отправился дальше по своим делам. Сестра тоже поднялась, с легким сожалением взглянув на красивое бледное лицо юноши, низко присела перед "госпожой" и поспешила к другим раненым.
Девушка без памяти протянула ладонь и откинула прядь потускневших черных волос со лба вампира, которые все еще сохранили легкий красноватый блеск. Она уже видела, как это делается, так почему бы не попробовать, раз желание, рвущееся из груди от самого сердца так сильно, что ему невозможно противиться. Незнакомка освободила свое правое запястье от лишней ткани рукава и поднесла к холодным губам вампира. Ничего не произошло, сын ночи остался недвижим. Девушка испытала чувство сродни разочарованию, но названия ему она все равно не знала, её бровки удивленно сдвинулись. Она резко неосторожно отдернула ладонь, задев острые клыки, на нежной коже выступила тоненькая полоска крови. Вампир резко инстинктивно вскинул руки, хватая запястье девушки, и жадно впился в него зубами. Горячая кровь полилась в рот, оттуда в горло, растеклась по телу, излечивая его и возвращая жизнь сыну ночи. "Госпожа" улыбалась счастливой улыбкой и даже не делала попыток вырвать свою руку из цепких пальцев молодого человека, даже когда начала кружиться голова и перед глазами пошли белые пятна. Вампир сам, обессилев, опустил руки, и запястье девушки скользнуло по ткани, которой он был накрыт. Незнакомка смотрела, как выравнивается его дыхание, как кожа теряет свой синюшный оттенок, как розовеют губы. "Госпожа" не произнесла ни слова. Ведь она не помнила их, ни о какой клятве и речи не могло быть, лишь улыбка - радостная и счастливая, словно она сделал что-то хорошее и важное.
Келл вдруг увидел свою королеву среди ужасов походного госпиталя и кинулся к ней, зовя на бегу по имени. Он узнал бы её в любом виде, в любой одежде, даже как сейчас, когда на ней была простая холщовая рубаха, да потрепанный плащ с чужого плеча.
- Ваше величество королева Эйриэн! - звонкий мальчишеский голос вознесся над криками, стонами и разговорами.
Паж подбежал к эльфийке и пал перед ней на колено.
- Ваше величество... моя королева... - мальчишка запыхался от бега и нахлынувших эмоций. - Там единороги. Они просят вас прийти. Я зашел в палатку, но вы оттуда уже ушли. Я еле нашел вас. Они просили поторопиться.
Что-то знакомое, словно бы позабытое было в мальчике, который опустился перед ней на колени. Он, кажется, что-то кричал за её спиной, подбегая. Слово, которое было таким родным, таким близким. Но поначалу девушка без памяти не обратила на бегущего подростка никакого внимания и это столь важное слово, достигнув слуха, не задержалась в омуте её памяти. Она уже забыла про вампира, которого спасла своею кровью, словно и не было ничего, только быстро затягивающиеся две маленькие ранки на запястье еще могли напомнить о произошедшем. Но и они вскоре исчезли с её кожи, так же, как и мимолетные воспоминания. Девушка без памяти улыбнулась несмелой улыбкой юноше, преклоненному перед ней.
- Ваше величество! - Келл вскочил на ноги, и, схватив королеву за руку, настойчиво потянул её за собой. - Пойдемте быстрее. Единорог... он умирает. Господин Алата просил привести вас, как можно скорее.
Девушка без памяти, повинуясь настойчивости юноши, поднялась на ноги и послушно последовала за ним. Её сердце не тронули ни громкие титулы, которыми её нарек паж, ни его жаркая речь.
Вместе они прошли через ряды раненных, постепенно их становилось все меньше и меньше, а вскоре этэны и вовсе перестали попадать на глаза девушке. Её босые ступни коснулись свежей нетронутой травы, а сбоку выросла мощная стена леса. Деревья, от которых исходила могучая волна магии, грустно пели торжественную песнь, и её девушка понимала, потому что в мелодии не было слов - лишь горечь чувств, полных печали. Ведь ларенхали оплакивали того, кто был им дорог. Сердце девушки защемило, так, словно она сама кого-то потеряла. Это ощущение было ей еще не знакомо, и она с удивлением прислушивалась к нему.
Девять единорогов стояли кругом и их копыта тонули в зеленой густой траве. Только они и никого больше, не считая "госпожи" и того, кто её привел. Дети зимы были бледны, казалось что-то или кто-то выпил весь их свет, опустошив до дна. Лишь молочно-жемчужные рога сверкали бликами солнца. Десятый единорог лежал в траве. Он уже не мог подняться на ноги и было видно, что никогда больше этого не сможет.
Если бы у Эйриэн сохранились воспоминания, то она узнала бы его. Это был тот самый этэн, который сражался с ней плечом к плечу против шаманов орков. После боя у него появилась одна очень запоминающаяся примета - обломанный рог.
Единорог умирал. Это чувствовалось на расстоянии и вызывало боль во всем теле. Его собратьям, наверное, было еще хуже, чем эльфийке, ведь это умирал их родич. Он не хрипел, как обычные кони, не плевался пеной и кровью. Он просто неподвижно лежал в траве, хлопал длинными пушистыми светло-зелеными ресницами и переводил взгляд с одного стоящего единорога на другого, словно прощаясь. А еще он угасал, как лучина, время горения которой подходило к концу, таял, словно свет звезд пред наступлением утра, исчезал, будто легкий осенний туман под безжалостными лучами солнца.
Дети зимы расступились, освобождая место в круге для девушки. Она приблизилась, и когда взгляд умирающего упал на неё, воспоминания вспыли в её голове, но они были еще нечеткими, размазанными, как если бы она смотрела на них через размытое окно, заливаемое непрерывными потоками струй дождя.
Мгновение и единороги все разом, словно повинуясь единому порыву или движению мысли, сделали шаг вперед и склонили головы, коснувшись рогом умирающего собрата. Зимний конь совсем поблек, затем он вдруг засветился, засиял и рассыпался на мириады ярких блестящих искр. Его не стало... Лишь рога родичей сверкали, впитав в себя часть его жизненной магии и напоминая о том, как скоротечна жизнь даже тех, кто живет столь долго.
Смерть единорога была такой красивой и вместе с тем такой печальной. Боль прорвалась слезами. Эльфийка поднесла к глазам пальцы и с удивлением обнаружила на них капли влаги. Она не понимала, что с ней происходит и почему ей одновременно так томительно больно и так мучительно сладко.
В траве остался лежать лишь обломок рога, переливающийся разноцветным искрами. И сама трава, казалось, стала гуще, ярче, сочнее в том месте, где умер единорог. Жалобно застрекотали кузнечики, ветер всколыхнул ветви ларенхали, подхватывая их печальную песнь и унося её в вышину, словно невидимый почтальон, передавая весть о кончине всем, до кого мог домчаться. По краям поляны начали распускаться разом все цветы, откуда-то поналетели белые бабочки - большие, средние, маленькие и совсем крохотные. Они плотно-плотно расселись на траве, рисуя своими крыльями фигуру лежащего единорога. Нежные тонкие крылья трепетали и еле слышно шелестели.
Единороги дружно отступили на шаг назад, поднимая головы. В этот момент бабочки белокрылой стаей сорвались с травы и взмыли в синеву неба. Лишь несколько штук задержались, присев на рога зимних коней.
"Подойди, сестра, и возьми рог моего брата в память о битве", - раздался в голове у девушки перелив колокольчиков, который на самом деле был голосом Алаты.
Эльфийка совсем по-детски размазывая кулачками слезы на щеках и тихонько всхлипывая, повиновалась этому безмолвному мягкому приказу. Она подошла к обломку, присела на траву и взяла прохладный осколок в руки. Задержавшаяся бабочка, часто хлопая крыльями, белым воспоминанием полетела прочь. Чистый сияющий фрагмент рога слегка дрожал от наполняющей его магии.
"Мы выполнили свой долг. Теперь мы можем уйти, помните о нас и помните о том, что любой, знающий язык леса может попросить у нас помощи, и мы поможем", - Алата напоследок дотронулся до лба девушки своим рогом, развернулся и не спеша пошел в сторону Заколдованной рощи. Остальные единороги по одному последовали за ним.
Девушка, сидящая на траве, не могла вымолвить ни слова, со слезами на глазах безмолвно провожая уходящих детей зимы, крепко сжимая в ладонях подарок и напоминание о дружбе и боли. Она видела, как невесомые хрупкие создания дошли до кромки леса, обернулись, словно прощаясь, - даже отсюда были видны их пронзительно-зеленые грустные глаза, и скрылись среди толстых необъятных стволов, хранящих тайны рощи, как зеницу ока. Ларенхали торжественно запели на высокой ноте, достигнув апогея, и мелодия стала затихать, пока не превратилась в еле слышный ненавязчивый мотив, гармонично сливающийся с окружающей природой.
Боль наполняла сердце эльфийки и находила выход в слезах. Они текли по девичьим щекам и, скатываясь по подбородку, капали вниз, разбиваясь об обломок сияющего рога в мельчайшую невесомую искристую пыль.
- Ваше величество, королева... Эйриэн, - Келл осторожно дотронулся до плеча дочери весны.
Звук собственного имени, которое она, наконец, четко услышала, взорвался в голове, словно магической вспышкой. Воспоминания обрушились на неё непрерывным потоком водопада, четкие, ясные, словно это происходит здесь и сейчас, фрагменты памяти всплывали, вспыхивали и гасли, чтобы мгновенно смениться новыми, спешили, торопились, обгоняли друг друга, смешивались, как в причудливом фантосмогоричном калейдоскопе.
...Голос матери, поющей колыбельную; топот маленьких бегущих ножек, гулко отдающийся в коридорах дворца; родители, сидящие на тронах в зале для приема; горечь от их отъезда...
Эйриэн стиснув зубы, сжалась в комок, до боли в побелевших пальцах вцепившись в рог единорога. Голова, казалось, вот-вот разлетится на части, не в силах выдержать напора воспоминаний. А они все продолжали сыпаться и сыпаться, будто горох из дырявого мешка.
...Нежданно нагрянувшее посольство орков; горящие бешенством глаза волкодлака; знакомство с Арейоном; рушащиеся стены склепа, служившего домом Литавию; бешеные "догонялки" с шаманским огнем на окраине Эсилии; смертельная скачка до Анории...
Битва.
Смерть Ивэна...
Королева прикусила губу, не в силах поверить, не в силах вновь пережить эту невыносимую утрату. Крохотная надежда тлеющим огоньком вспыхнула в сердце. Что, если все это не правда, а лишь дурной кошмарный муторный сон, шаманское наваждение, вызванное, чтобы сломить её дух, уничтожить без оружия лишь одной этой мыслью, лишь одной этой болью?! Что если ничего еще не случилось и она все еще стоит вместе со всеми на поле в ожидании боя, заслушавшись шаманских бубнов, отбирающих желание жить, подавляющих волю?!
Эйриэн стремительно вскочила на ноги, вцепилась в Келла, приподняла его над землей:
- Где Ивэн?! - громко закричала она ему в лицо.
Мальчишка, нелепо бултыхая ногами в воздухе, испуганно уставился на свою королеву. От её внезапной смены настроения, причины который ему были неизвестны, он потерял дар речи и смог лишь поднять руку, чтобы указать нужное девушке направление. Эльфийка отбросила слугу в сторону, как котенка и побежала туда, куда он её направил.
Путь девушки пролегал вдоль края походного лагеря. Она искала отца среди воинов, как если бы он был жив. Вокруг тайного советника постоянно толпился народ - солдаты, слуги, шептуны, просто преданные люди. Ивэн всегда был окружен теми, кто по одному его слову был готов отдать свою жизнь, готов был выполнить любой его приказ, слепо повинуясь и не размышляя, только лишь потому, что этот приказ исходил от человека всецело и бесконечно преданного своему отечеству и своей королеве.
Но тайного советника нигде не было видно, а воины, столкнувшись с девушкой взглядом, узнав в ней королеву, поспешно, повинуясь какому-то всеобщему чувству вины, отводили глаза в сторону. Эйриэн не хватило духу подойти к кому-либо и спросить, где она может найти Ивэна. Она все еще отказывалась верить в произошедшее, и надеялась, что ей просто приснился, привиделся кошмар.
Эльфийка издалека увидела грандиозную конструкцию, состоящую из сложенных ярусами разнообразных и разнокалиберных щитов, накрытых от верха до низа знаменами побежденной армии. Она так же увидела и того, кто лежал на самом верху этого колоссального постамента, но до последнего отказывалась верить глазам. Королева аккуратно ступила на нижний слой щитов, словно на ступень. Строение было шатким и непрочным. Наверняка эльфы постарались, отдавая долг чести и уважения павшему бойцу, совсем не подумав о том, как людям будет сложно спустить советника с самого верха. Но легконогая дочерь весны без труда добралась до сердца пирамиды. Сейчас она даже была благодарна своим сородичам, уверенная наверняка, что никто не сможет потревожить её здесь или хотя бы подойти бесшумно.
Сверху вниз Эйриэн смотрела на человека, который за половину жизни стал ей ближе, чем настоящие родители, на того, кого перед самой его смертью назвала отцом. Тайного советника словно приготовили на торжественный парад. Он был одет в самый лучший свой доспех, сияющий в лучах полуденного солнца тончайшими линиями гравировки. Вездесущие солнечные зайчики старались и тут, без устали скользя и прыгая по глади металла. Лицо Ивэна было спокойным и на удивление живым. Королева стояла и боялась опуститься. Она все еще надеялась, что учитель жив, что он просто спит. Хоть и видела, что грудь человека не вздымается, и не слышала биения сердца в груди, не смотря на то, что была совсем рядом. Девушка присела на колени и, переборов себя, дотронулась до лица учителя. Странно, но пальцы ничего не почувствовали - ни тепла, ни холода, совсем ничего. Не смотря на то, что она прекрасно чувствовала гладкость рога, который сжимала в ладонях.
- Удивительно, правда? - раздался все же за спиной неожиданный голос. Он мог принадлежать во всем лагерю лишь одному этэну: - Ты исчерпала всю свою магию, но вернуть жизнь не смогла - этого никто не может, зато теперь он теплый, словно не умер, хоть его сердце и не бьется, и сам он не живет.
Эйриэн молчала. Боль в душе тяжким грузом пригибала к земле. Слез не было. Они застревали где-то в горле не в силах вырваться рыданиями или хотя бы словами. Эльфийка вложила в руку учителю обломок рога, и приложилась губами ко лбу мужчины. Губы и впрямь почуяли живое тепло. Как же это было несправедливо - насмешка судьбы! Ну почему мертвый кажется таким живым?!
- Поплачь... - Мерилин присел позади девушки и обнял её за плечи.
Губы королевы дрогнули, резь в глазах заставила её часто-часто заморгать ресницами. Как же легко было плакать, видя умирание единорога, ничего не помня и ни о чем не зная. Те слезы несли упокоение, облегчение, умиротворение. Слезы же сейчас могли принести лишь новую боль.
Сжавшись в комок, уткнувшись в мертвое лицо отца, Эйриэн разрыдалась безнадежно, безысходно, горестно. Облегчения не было. Соленые капли резали глаза и щеки, ослепляя острой болью, словно наконечники стрел или копий. Сколько она так провела, девушка не знала, ей казалось, что слезы никогда не кончатся и боль не пройдет. Но все имеет конец и хорошее, к сожалению, и плохое, к счастью.
Девушка перестала содрогаться от рыданий и замолчала, застыв на теле Ивэна. С первого взгляда было сложно определить, кто из них сейчас мертвее. Соловей приподнял королеву за плечи, развернул к себе и встретился глазами с её пустым взглядом. Она исчерпала себя еще раз. Тогда на поле она тратила магию, а сейчас здесь растратила все чувства до последнего. Апатичный взгляд, безвольное тело, поникшие плечи. Казалось, вместе с жизнью учителя, она потеряла и свою собственную жизнь. Так горька и велика была потеря.
- Сельба, - менестрель легонько потряс её за плечи, - Сельб Эйриэн, - Позвал он, но не дождался никакой реакции от девушки. Даже зрачки зеленых глаз не дрогнули, чтобы обратить свое внимание на зовущего.
Певец прижал эльфийку к себе и принялся гладить по волосам:
- Ну что ты, сестренка, ну нельзя же так. Разве для этого твой учитель спас тебя, разве для этого положил свою жизнь? Он хотел, чтобы ты жила и дальше, чтобы смотрела на мир, радовалась ему.
- Сестренка, ты же - королева, а королева не может так выглядеть перед лицом своих воинов, - голос менестреля был чарующим и ласковым, а слова правильными и Эйриэн слышала их все до последнего, послушно повторяла в своей голове, но они не затрагивали её разума, не касались её души. Так непонятная речь чужого языка проскальзывает мимо ушей, не оставляя от себя ни следа понимания. Разве слова могут вернуть кого-то к жизни? Разве они могут избавить от этой такой липкой, такой убийственной боли, разрывающей изнутри грудь?!
- Эйриэн, - между тем продолжал говорить эльф, кажется, ему было безразлично, слушает его девушка или остается глуха к его речи. - Ивэна не вернешь, но остались еще этэны, которым ты дорога - я, Алессия, Литавий. Он очень плох, вряд ли доживет до конца сегодняшнего дня. И, я уверен, я много кого еще не назвал, просто потому что их имена мне незнакомы. Ты не должна умирать вместе с твоим учителем.
Лекари и сестры врачевания сбиваются с ног. Твои знания и способности могут помочь им спасти раненых, ты не должна бросать тех, кому нужна.
Анорию отстояли, страна спасена. Главный советник прислал письмо, в котором все подробно рассказывается. Орки били сразу по нескольким направлениям, вышли к столице, но не ожидали, что там уже все готово к их приходу. Им устроили горячий прием. Слышишь, сестренка, жизнь продолжается, ты должна жить!
Бесполезно. Верные, умные слова друга отскакивали, словно мелкие камушки от стены. Умом она понимала его правоту, но сердце оставалось безучастным, а душа пустой.
- Кто это сделал? - спросила она, обведя рукой конструкцию, что бы хоть что-то сказать.
- Наши братья, они уже отправились обратно в столицу, - менестрель лишний раз подтвердил правоту мыслей королевы.
"Сорвали аплодисменты и сделали ноги", - желчно подумала она про своих ближайших родичей.
- Эйриэн, главный советник пишет, что приехали твои родители, слышишь? Ты разве не рада? Ты не хочешь их поскорее увидеть?
Эльфийка присела возле учителя и погладила его бесчувственными пальцами по щекам, затем резко поднялась на ноги, взглянув на Соловья пустым бездонным взглядом.
- У меня нет больше родителей, - глухо сказала она и почти бегом спустилась с пирамиды из знамен и щитов и застыла, не зная куда идти и что делать дальше. Сейчас ей хотелось больше всего свернуться где-нибудь в темном пустом углу калачиком и просто плакать до состояния, когда глаза, опухшие от слез просто уже не смогут открываться, но она понимала, что ей этого никто не позволит. Друзья и просто сочувствующие будут приходить со словами утешения и соболезнованиями, такими пустыми и такими глупыми. Эта мысль почему-то очень сильно разозлила её.
- Пойдем, я отведу тебя к Литавию, - помог девушке с выбором неслышно подошедший Мерилин.
Эйриэн кивнула, принимая помощь. Менестрель повел сестру по крови вдоль края лагеря к походному госпиталю, где её, собственно, и обнаружил совсем недавно Келл.
- Что это на тебе надето? - изумился вдруг певец, которого, кажется, ничто не способно было вывести из равновесия, кроме его возлюбленной Алессии.
- Не знаю, - безразлично пожала плечами дочь весны. Ей сейчас и впрямь было глубоко все равно, что с ней, во что она одета и одета ли вообще.
- Ваше величество, позвольте вам сообщить, что вы выглядите просто неприлично для королевы. Ну что это за роба? Что за плащ, который явно вам велик? Вы что, его украли у кого-то!? - изумился певец, приподнимая край её одеяния.
В другое время и в другом состоянии, Эйриэн, вспылила бы, вырвала плащ у менестреля из рук, ответила бы что-нибудь резкое и едкое. Но сейчас она лишь подняла на него усталый взгляд и промолчала. К тому же девушка совсем не помнила, откуда у неё эта одежда и где она её взяла.
- Ладно, - вздохнул обреченно менестрель, меняясь с королевой плащами. - Раз тебе все равно, остальным-то нет. - Он перекинул снятый с неё плащ через руку, поскольку посчитал его чересчур скромным для себя.
Эльфы вступили на территорию походного госпиталя, где перед ними предстали во всей красе последствия войны. Но память решила вновь сыграть с повелительницей злую шутку. Эйриэн помнила себя только с того момента, когда Келл на поляне перед Заколдованной рощей назвал её по имени. А о своем первом посещении походного лазарета она не сохранила даже малую толику воспоминаний, словно это и не она блуждала здесь, вглядываясь с наивным любопытством в лица раненных, покалеченных и страдающих, приветственно улыбаясь сестрам и врачевателям.
Но и в этот раз чужие страдания оставили её безучастной. Погруженная с головой в собственное горе, эльфийка почти не смотрела по сторонам, а даже если и смотрела, то ничего не видела - перед её недвижимым взглядом до сих пор стояло невероятно спокойное и умиротворенное лицо тайного советника.
- Литавий? - удивленно воскликнул менестрель, и громкий звук его голоса вернул девушку к действительности. - Эти костоломы все-таки нашли для тебя лекарство, а то все голову мне морочили.
Эйриэн несмело взглянула на бледного осунувшегося вампира и почувствовала, как на её глаза снова наворачиваются слезы, на этот раз слезы жалости. Синие обескровленные губы принца попытались сложиться в улыбке, но лишь вызвали новую гримасу боли.
- Лежи, не двигайся, - остановила его королева от более решительных действий, осторожно провела ладонью по черным волосам и удивилась тому, что пальцы вновь ничего не чувствуют.
Алые глаза дитя тьмы смотрели на девушку с бесконечной любовью. Было видно, что молодой человек порывается что-то сказать, но он не стал этого делать, повинуясь приказу эльфийки.
- Идите, идите отсюда ваше величество, - достаточно грубо замахал на стоящих возле вампира эльфов внезапно подошедший лекарь в желтом балахоне. - Вы что не видите разве?! Господин только что вылез из лап смерти, ему нельзя беспокоиться, а вы тут вдвоем нависли над ним... - маг поднес к губам вампира чашу с каким-то зельем кровавого цвета. А, может, это и была кровь. Врачеватель подозвал двух помощников и приказал им отнести носилки с вампиром в палатку.
- Ему нельзя на солнце сейчас находиться, - пояснил он в воздух, обращаясь то ли к помощникам, то ли к особе королевской крови, то ли просто размышляя вслух.
- Уважаемый! - подскочил к лекарю слуга, одетый в ливрею цветов какого-то графа. - Там мой хозяин вас просит, у него локоть вывихнут. Вправить просят, заплатят сколько надо.
- Какой хозяин? - заорал на слугу маг. - Какой локоть? У меня тут умирают на руках - ноги-руки раздроблены, головы на одном честном слове держатся, а ты ко мне со своим локтем лезешь! Что, собственного костоправа не привезли с собой?!
- Так привезли, но генерал Грозный Гвидо приказал всем лекарям идти вам на помощь, вот у нас и не осталось никого, - попытался оправдаться слуга.
- И правильно сделал! - рявкнул маг. - Тут дела посерьезней локтей творятся! - он широким жестом обвел вокруг себя, затем задумчиво почесал бороду. - Значит вывих, говоришь?
- Да, ваше лекарство, - с надеждой кивнул слуга.
- Если вывих, то все просто, - лекарь взял парня за локоть, - вот сюда нажмешь, вот в эту сторону дернешь. Только сильно, понял?! Чтоб суставы на место встали.
- Но господин маг, - молодой человек растерянно обернулся вокруг, словно ища у кого бы попросить помощь в борьбе со строптивым лекарем. - Но как же так? Может вы все же сами. Если все так просто, это же минутное дело, а мы заплатим... - кажется, он не собирался сдаваться так просто.
Мерилин, разглядев во взгляде упрямого слуги готовность втянуть двух высокородных особ в свой спор, поспешил шепнуть на ухо Эйриэн, "пойдем отсюда поскорее" и взял её под руку, уводя прочь с территории походного госпиталя. Но девушка вдруг внезапно остановилась.
- А где Антуан? - спросила она, устремив на друга свои огромные зеленые глаза, сияющие изумрудами на бледном лице.
- Кто? - в свою очередь спросил королеву гаэрленец.
Королева вдруг поняла, что эльф и ученик мага не знакомы.
- Ваше Величество, - раздался вдруг за спиной знакомый голос, - я знаю, где Антуан, позвольте проводить вас.
Этот голос принадлежал Келлу. Странно, как некоторые события удивительно меняют людей. Во дворце его днем с огнем сыскать невозможно было, а дозваться лишь через магический перстень, а тут от королевы ни на шаг не отходит, словно привязанный, каждое слово выполняет, по жестам желания угадывает...
- Да, Келл, проводи пожалуйста, - попросила Эйриэн тихим голосом и ни сколько не удивилась, когда паж повел её обратно вглубь госпиталя.
Соловью не оставалось ничего другого, как сопровождать свою подругу. Он шел рядом и внимательно смотрел на ту, кого завистливые злые языки Гаэрлена называли обидным прозвищем "королева-дикарка". Еще бы! Было чему завидовать - никому еще не доводилось править страной, не достигнув совершеннолетия. По меркам своей Родины, Эйриэн была совсем юным подростком. Её сверстницы только начинали постигать азы магии, разучивали Цириту, вышивали и учились стрельбе из луков, о фехтовании даже и речи пока идти не могло. Детям запрещали брать в руки оружие, чтобы не случилось чего страшного, иль они ненароком не порезались.
А она здесь, среди покалеченных воинов, после боя, где самые искусные и искушенные воители выжили с трудом. Война обезобразила милое девичье личико, и даже природная магия не смогла с этим справиться, потому что ушла вся на борьбу с шаманством. Ни за какие сокровища мира Соловей не согласился бы поменяться с Эйриэн местами. И будь прокляты все завистники Гаэрлена вместе взятые, кто захочет на таких условиях занять трон одного из самых крупнейших королевств в Западных землях - непобедимой Эсилии. Будь прокляты те, кто обрек её на такую судьбу. Смогли бы они вырвать собственных детей из Заморья*, оторвать от родных корней, от магии, что питает и дает жизнь всем эльфам и со спокойным холоднокровием, граничащим с непристойным любопытством наблюдать, что же будет дальше, и как будут развиваться события?! Вряд ли! Все эльфы трясутся над своими отпрысками, ведь дети у весенних рождаются не так часто, как у летних. И каждый из них - достояние расы, её сокровище и кладовая. И вот так запросто разбрасываться сокровищем может лишь тот, кто не понимает его цены. Чужое всегда легко отдавать, им легко разбрасываться, легко терять, ведь это не свое.
Маленькая крошка Эйриэн еще до рождения попала в мельничный жернов судьбы, интриг и заговоров и удивительно, как он еще не перемолол её в пыль. И более опытные и умудренные ломались, а она держится, словно молодое деревце - его пригибают к земле, гнут, пытаются сломать, а оно назло врагам выпрямляется раз за разом и упрямо вскидывает непокорные зеленые ветви. Да, пожалуй, так и есть. Деревья с прочной толстой корой, потерявшие гибкость ломаются, а королева Эсилии юна и лишь в этом её удача. Преданная несколько лет назад родителями, только что пережившая смерть приемного отца, зеленоглазая дочь весны шла между рядов покалеченных воинов, привычно вскинув гордую голову, и даже в тряпье издалека была видна её гаэрленская стать и гордость.
"Сестренка"... Именно так Мерилин начал называть соотечественницу с недавних пор, и даже правда о её положении в иерархии королей не смогла изменить отношение эльфа к этой хрупкой девочке. И это было не только и не столько родство крови, это было родство душ. Менестрель лишь еще больше стал уважать и обожать подругу по приключениям, когда узнал, кто она.
Глава 2. Последствия войны
Между тем, Келл подвел эльфов к одной из самых больших палаток госпиталя и сделал жест рукой, приглашая своих спутников войти вовнутрь. Соловей слегка нагнулся, чтоб не задеть вход головой и приподнял край ткани, чтобы Эйриэн не пришлось нагибаться, хоть это было и излишней предосторожностью. Потому что королева была явно ниже своего собрата.
В палатке, не смотря на открытую настежь полотняную дверь и клапаны для воздуха, было душно. Приторно и горько пахли настои, солоноватый аромат крови сплетался в тесных объятьях со сладковатым запахом гноящейся плоти. Это разнообразное благоухание живо напомнило Эйриэн лабораторию Старого Лукеена. Палатка была полна магов: те, кто мог стоять на ногах, лечили тех, кто подняться уже не мог.
- Нам сюда, - шепнул паж эльфам, направляясь вглубь палатки.
Королева среди мелькания спин, разглядела бледное лицо Антуана прежде, чем они дошли до него.
"О, Боги, - взмолилась девушка, - почему они все такие бледные?! Словно сама смерть коснулась их своею дланью. Цвет войны не красный, нет, а вот такой бледный. Кровь это жизнь, но когда кровь вытекает, сама жизнь покидает тело, а с нею и все краски, губы синеют, щеки белеют и даже глаза становятся тусклыми".
Эйриэн закусила губу, вспомнив румянец на щеках Ивана. На щеках Антуана тоже играл румянец, но он был каким-то болезненно-нездоровым, словно кто-то случайно раздавил на его бледных щеках по ягоде брусники и растер неумелыми пальцами. Королева осторожно провела дрожащей ладонью по волосам ученика мага, вновь ничего не чувствуя онемевшими перстами. Но лишь стоило ей коснуться горящей румянцем щеки молодого человека, как она чуть не закричала от нестерпимой волны жара, пронзившей все её тело насквозь. Лишь невероятным усилием воли ей удалось сдержать крик, готовый вырваться из горла. Можно представить какая паника бы началась в палатке, если королева вдруг заорала изо всех сил, а желание закричать было поистине нестерпимым. Перед глазами поплыли белые круги, такой сильной и обжигающей была боль.
Эльф удивленно пожал плечами и протянул девушке ладонь. Дочь весны дотронулась до собрата, пальцы вновь отказывались чувствовать. Да что за не задача такая?! Её Величество наморщила лоб, пытаясь понять, что с ней происходит.
- Что-то не так? - спросил Соловей, который не сводил с сестры по крови внимательного взгляда.
- Я ничего не чувствую... - тихо прошептала Эйриэн, - точнее даже не так, - она прикрыла глаза, чтобы собрать воедино разбегающиеся мысли и сопоставить ускользающие за вуаль душевной муки ощущения. - Я чувствую, но как-то выборочно. Там... - девушка сглотнула, пытаясь не дать воли мешающим сейчас слезам, - на сооружении из щитов, когда ты сказал про тепло, я ничего не почувствовала пальцами, лишь губами. Но обломок рога был прохладным. И когда я гладила Литавия по волосам и сейчас... ничего... Только коснувшись щек Антуана, я почувствовала нестерпимый жар.
Менестрель поднес пальцы девушки к глазам - зрачки эльфа на миг полыхнули зеленью, настраиваясь на магическое зрение. Он присмотрелся, слегка сощурившись в мягком полумраке палатки, и удовлетворенно кивнул, своим мыслям.
- А так что-нибудь ощущаешь? - поинтересовался Соловей, с интересом глядя на королеву.
- Да... - удивленно ответила Эйриэн, поглаживая пальцы друга. - Что это? Что со мной случилось?
- Такое бывает, - Соловей аккуратно сжал ладонь повелительницы Эсилии и отпустил для того, чтобы легким невесомым касанием дотронуться до шрама на её лице. - Это вещи одного характера. Обычно так происходит, когда исчерпывается магия. Кожа восстановилась, но чувствительность пальцев пока не вернулась. Не стоит беспокоиться, все пройдет со временем.
Мерилин наклонился совсем близко к уху девушки и горячо зашептал, аккуратно заправив локон соломенных волос, что бы они не касались его губ:
- Нам с тобой повезло, мы - весенние и наша кровь рано или поздно вновь наполнится волшебством, а им, - эльф широким жестом обвел вокруг себя, имея в виду лежащих повсюду магов, - повезло гораздо меньше. Взгляни на них, они исчерпали себя, выжгли дотла. Может время еще пощадит их, вернув молодость лицам и цвет волосам, но творить чудеса эти несчастные больше никогда не смогут.
Эйриэн сглотнула слезы, плотно сжав губы, чтобы не расплакаться. Не здесь и не сейчас, не время и не место. Слезы не помогут, ей-то может и станет легче от них, а вот магам нет.
- Так что с Антуаном? - голос эльфийки был тих, но почти не дрожал. Она беспомощно оглянулась, ожидая ответа хоть от кого-нибудь.
- Никто не знает, что с учеником Старого, - пришел на помощь королеве седой старец, низко склонившийся перед высокородными особами. - На поле боя его поразило шаманское заклятье и с тех пор он вот в таком состоянии - между жизнью и смертью, одной ногой здесь, другой там. Он дышит, живет, спит, но не просыпается и никто не знает, как его разбудить. Лишь врачеватели говорят, что жизнь словно ускользает из него через дыру в ткани миров. Я был рядом, когда это произошло, но ничего не смог сделать, я и сейчас ничего не могу, их магия слишком сильна для меня.
Голос старика был смутно знаком, и в нем чувствовалась искренняя грусть и сожаление. Он поднял на королеву печальные выцветшие глаза, которые раньше, в молодости, скорее всего были синими-синими, словно морская вода и Эйриэн узнала его.
- Лукас, Лукас Мирен? - её голос все-таки предательски дрогнул. Она широко раскрыла зеленые блестящие очи, пытаясь в который раз сдержать коварные слезы.
- Да, Ваше величество, он самый. Так вы не узнали меня поначалу?! Это, наверное, из-за волос?! - он шутливо приподнял седую растрепанную прядь и улыбнулся, глаза его сверкнули, возвращая водному магу на миг былую молодость и задор.
- Да, скорее всего, - слабо ответила королева. Она оказалась не готова к тому, что ожидало её после милосердного забытья. - Мерилин, - повернулась она к эльфу, - уведи меня, пожалуйста, отсюда, - она вцепилась в его руку, словно в спасение.
- Конечно, Ваше величество, - слегка поклонился менестрель. - Поправляйтесь, Лукас, я думаю, мы еще зайдем попозже проведать наших славных героев, - тепло улыбнулся молодой эльф, выводя дочь леса из палатки.
Откуда менестрель находил правильные слова в нужный момент, как ему хватало сил терпеть все, что творится вокруг, Эйриэн не представляла. Наверное, это была не его война, не его страна, поэтому его не настолько трогало все происходящее. Королева же когда смотрела по сторонам, еле сдерживала слезы от боли, пронзающей сердце словно стальными иглами.
- Мне кажется, в первую очередь тебе нужно переодеться и поесть, - Соловей, видя плачевное состояние своей соотечественницы, держал эльфийку под локоток, стараясь как можно быстрее увести её с территории походного госпиталя. Он подозвал королевского пажа, быстренько что-то нашептал ему на ухо и мальчишка с серьезным выражением на лице умчался выполнять поручения менестреля.
- Куда ты его отослал? - спросила Эйриэн у друга, провожая бывшего сорванца, а ныне послушного слугу глазами.
- Распорядился, чтобы он поторопил служанок приготовить тебе новое платье и обед. Ума не приложу, как тебя смогли выпустить в этом? - Мерилин картинно всплеснул свободной рукой, за которую не держалась девушка. - На твоем месте я бы разжаловал слуг и взял новых, раз они допустили подобное.
Королева промолчала, она не знала, что ответить на вполне законный упрек друга. Если бы она вообще помнила, как вдруг, ни с того ни с сего, оказалась в сердце стоянки. Но, похоже, менестрель ориентировался в расположении лагеря лучше неё, поэтому эльфийка, полностью доверившись другу, безропотно шла рядом с ним.
Свою палатку дочь весны разглядела задолго до того, как подошла к ней. И дело было даже не в том, что её походное жилище возвышалось над всеми прочими палатками в лагере. На самой её макушке, гордо возносясь к небу, реяли знамена Эсилии, Гаэрлена и самой Эйриэн. Выше всех трепетало зеленое полотно, на котором сплелись в крепких объятиях месяц и солнце, в самом низу колыхалась серебряная маргаритка на черном поле в окружении изумрудных звезд. Ненавистный сейчас королеве Эсилии флаг её Родины, гордо играл с ветром между двумя вышеуказанными. Дерево травянистого цвета возносилось или скорее вырастало посреди изумрудных волн.
Изумрудный - цвет Гаэрлена. Как же его ненавидела и проклинала сейчас Эйриэн. Ей хотелось перекрасить даже звезды на собственном гербе, чтобы навсегда отречься от корней и забыть о том, что она тоже эльф. Тоже... как её предатели-родители, как Радул Калат, как те самые чистенькие профессиональные лучники, что пришли под конец боя лишь для того, чтобы сорвать сливки с победы потом, кровью и смертью заработанной эсилийскими воинами.
Девушка встала, как вкопанная перед своей палаткой, куда её все же довел Мерилин, запрокинула голову, сощурилась, глядя против солнца и четко, ясно, громко и зло приказала:
- Снять флаг Гаэрлена!
Стражник, который стоял и сторожил временное пристанище королевы, услышав указание, с шумом втянул в себя воздух и выпученными глазами уставился на эльфийку. Этот приказ был равнозначен фразе "солдат, предай меня".
- Её величество шутит, - сквозь зубы улыбнулся менестрель и, больно сжав локоть Эйриэн, потащил её в палатку, вход в которую уже услужливо открыл Келл.
- Не смей отменять мои приказы, - зашипела на друга девушка, пытаясь вывернуть свою руку из цепкого захвата приятеля.
- Я не твой подданный, не забывай об этом! - Соловей слегка встряхнул девушку за плечи и покосился на слуг. - Опомнись, возьми себя в руки! Не позволяй гневу и злобе брать вверх над собой! Нельзя предать свою Родину, нельзя от неё отречься! Убрав флаг, кому ты сделаешь хуже? Гаэрлену или Эсилии? Подумай над этим, ты же королева, ты должна думать в первую очередь о своей стране и о своем народе, а не о личных глупых обидах.
- О глупых обидах?! - возмутилась Эйриэн.- Это кто кого предал? Я или меня? И кто спрашивал меня, хочу ли я быть королевой, нужно ли мне это все? Я устала думать обо всех, о каждом! А я? Как же я? Кто обо мне будет думать? Ты? Да ты только вчера узнал, кто я такая на самом деле! Или мои родители, которые бросили меня?! А может в твоем Гаэрлене меня кто-нибудь захочет удочерить или взять на воспитание, как сироту, у которой больше никого не осталось? Или может мертвый Иван обо мне позаботиться? Пока мог, заботился, и к чему это привело? Где он сейчас?!
Девушка отвернулась, сжав до боли в пальцах кулаки:
- Ненавижу... - одними губами произнесла она, представляя, как собственными руками душит убийцу приемного отца. Он ведь тоже эльф. Темный, светлый... Эйриэн сейчас казалось, что между ними нет разницы. Разве что цвет глаз, да волос и все.
Менестрель устало прикрыл глаза рукой. Чего он, право, хочет от ребенка?! Главное, не плачет, а злость многих вытаскивала из апатии и вялости. Он подошел и обнял девушку за плечи.
- Мне кажется, по возвращении в Анорию тебе необходимо в первую очередь поговорить с родителями. Тогда, возможно, ты все поймешь.
- Возможно, - тихо согласилась эльфийка, только для того, чтобы прекратить этот разговор, сохраняя на лице выражение, полное нескрываемой ненависти и презрения. Она вдруг обернулась к служанке, тактично отошедшей в угол палатки, чтобы не мешать эльфам и не попасть под горячую руку Её величеству.
- Дай мне чистое платье, - бросила Эйриэн девушке, - и Келл, потрудись объяснить мне то, что заинтересовало так же и моего друга - каким образом я оказалась посреди лагеря в одном нижнем платье? - она сняла с плеч плащ менестреля и протянула ему обратно, кивнув в знак благодарности и признательности.
- Я... я не знаю, - пролепетал мальчишка, чуя, что ему может достаться сразу за всех. - Я пошел узнать, где все - господин Мерилин, господин Литавий, Антуан, госпожа Алессия и ваш конь, и как они все себя чувствуют, - ответил он, оправдываясь.
- Я могу объяснить, - послушно склонилась в низком реверансе служанка, - Вы были долгое время без сознания, даже когда мы снимали с вас доспех и омывали ваше тело от крови, вы не пришли в себя. Поэтому я, как старшая из служанок, на данный момент, распорядилась, чтобы Лиза пошла на кухню, принести ужин к вашему пробуждению, Нонету отправила в госпиталь, поскольку так приказал генерал Гвидо, а Карла, я думаю, до сих пор пытается отстирать ваш походный костюм. Сама я вышла всего на несколько мгновений - солдаты что-то кричали возле палаток, вместе со мной отошли и солдаты охраны. По-видимому, в этот момент вы и вышли из палатки, Ваше величество.
- А ты языкатая, - заметила Эйриэн, присаживаясь на походный табурет рядом со столом, и жестом руки приглашая менестреля последовать её примеру. - Что-то я тебя не припомню раньше.
- Я двоюродная племянница вашей поварихи Марии Добрэ, с вашего позволения, - девушка повторно присела, низко опустив голову, но королева увидела в этом движении суть - в служанке не было ни капли покорности. Дай ей волю, она и полк построит, не хуже, чем Мария поварят в своей кухне, и все её бояться будут, подчиняться, уважать и слушаться.
- Подойди сюда, - поманила эльфийка служанку, - я хочу повнимательнее тебя рассмотреть. Когда ты поступила на службу во дворец, и кто тебя принимал?
- Я - Шейца Грэм, приехала в столицу перед самым сражением, поступила на службу во дворец по протекции своей тетки Марии Добрэ, Ивэн ла Шург лично разговаривал со мной, прежде чем назначить вашей служанкой.
Эйриэн ухватила девушку за подбородок в тот самый момент, когда она приседала в очередном поклоне, заглянула ей в глаза и разглядела в них непокорность, которую не смогла скрыть даже тень от пушистых густых ресниц. Королева усмехнулась и отпустила девичий подбородок.
- Вся в тетку! Не успела появиться, как уже командуешь, порядки свои наводишь, даже взгляда не отводишь, когда смотришь в глаза королеве. И слова-то, какие умные знаешь - протекция! Говоришь складно, как пописанному. Ладно, - махнула рукой Эйриэн, - командуй пока, Келла тоже тебе доверяю - приглядывай, чтоб всегда под рукой был и где попало не шастал. Вернемся в столицу, там посмотрим. Надеюсь, Мария тебе сказала, что слуг я не люблю, особенно когда они мельтешат беспрестанно перед глазами. Зашли, все, что нужно сделали и ушли - никаких посторонних, когда у меня гости или друзья. Тебя это, кстати, тоже касается. Ты все поняла?
Шейца понятливо кивнула, отведя взгляд, и отошла в сторонку, чтоб не мозолить коронованной особе глаза, предварительно расстелив на кровати чистое мужское платье.
Королева взглянула на одежду, и её лицо перекосило, губы задрожали, а глаза увеличились в размерах, шрам на лице порозовел от прилившей к нему крови.
- Что это? - спросила она охрипшим голосом, указывая на вещи.
- Ваше платье, - осторожно ответила служанка, подозревая, что она по неопытности сделала что-то не так.
- Я просила платье, - Эйриэн топнула ногой по затянутому коврами полу палатки и дернула себя за нижнюю рубашку. - Женское платье, а не мужской костюм, - она с ненавистью взглянула на дорогие тряпки. - Никогда их больше не надену. Камзол, штаны, кинжал, меч, война. Теперь это для меня вещи одного порядка. Мужчины! - Эльфийка презрительно фыркнула. - Ни одна женщина, если она не дочь князя, не додумается выяснять отношения с помощью драки или поединка. Да и дочери князей посчитают ниже своего достоинства драться ради какого-то мужика, будь он хоть расчетырежды благороден и первороден.
Мерилин лишь усмехнулся в кулак, слушая гневные рассуждения своей соотечественницы, и благоразумно промолчал, не собираясь попадаться ей под горячую руку.
Шейца же, услышав требования королевы, побледнела и даже, кажется, впервые в жизни стала заикаться:
- Н-но, Ваше Величество, мне сказали, что в спешке все забыли про платья. В ваших сундуках только мужские костюмы военного кроя и доспехи. Даже рубашка сейчас на вас моя, - почти шепотом докончила девушка.
Соловью стоило больших усилий не рассмеяться, когда он увидел на лице Эйриэн желание по дурной привычке Серого квартала смачно сплюнуть себе под ноги, не взирая на баснословно дорогущие ковры.
Последнее заявление не повергло властительницу в состояние шока, скорее первое. Ей-то не в первый раз было щеголять в одежде прислуги и в исподнем тоже не в первый раз, правда, в чужом исподнем, пожалуй, все же впервые.
- Любое женское платье, - эльфийке стоило большого усилия не зарычать и не закричать, - достань, где хочешь. Я даже платье сестры врачевания одену, если у них найдется запасное. Ты поняла меня?
- Да, Ваше величество, хорошо, я мигом, - Шейца присела в низком реверансе и пулей вылетела из палатки.
- Ну и как все это понимать? - всплеснула руками дочь весны, взглянув на менестреля.
- Ничего удивительного, - Мерилин подпер подбородок рукой. - В Эсилии давно не знали что такое война, все растерялись, брали лишь необходимое в сражении. О том, что тебе может понадобиться женское платье, никто просто не додумался. К тому же, даже я, зная тебя, не мог бы предположить, что однажды ты откажешься носить подобного рода одежду. На моей памяти я видел тебя в платье всего раза три, пожалуй. Раньше ты не пылала к ним такой любовью, - заметил, усмехаясь, менестрель.
- Все меняется в этой жизни, - королева с мрачным видом забарабанила пальцами по крышке походного стола. - Келл, - подозвала она пажа через несколько стрелок. - Раз ты узнал, где все, давай, рассказывай.
Мальчик вышел из тени угла палатки, где скрывался от бушевавшей сейчас эльфийской фурии и бесстрашно преклонил перед ней колени:
- Господин Мерилин сейчас рядом с вами, Антуана и Литавия вы уже видели, Арейон стоит в стойлах, он не ранен. Госпожа Алессия вместе с Томасом Линном сейчас на месте бывшего сражения помогает разыскивать и хоронить наших павших воинов, а так же составлять список погибших. Вас интересует еще чье-нибудь местонахождение? - смиренно спросил мальчик.
"Разыскивают павших воинов?" - удивилась про себя Эйриэн. Ах, да, конечно, некоторые заклятья, которые, не стесняясь, применяли в битве обе армии, разносили бойцов в клочья, а другие были просто разрублены в капусту в пылу сражения. Девушка в который раз сжала в кулаки ладони, чтобы сдержать злость и ярость, грозившие вырваться наружу и посечь ни в чем не повинную голову. В этот раз ей удалось справиться с эмоциями.
- Меня сейчас больше всего интересует местонахождение моего ужина, - улыбнулась она через силу, задумалась на мгновение и добавила. - И узнай, пожалуйста, был ли в списках добровольцев этэн по имени Даниэль Мельядо. Он мог записаться под другим именем, но его легко узнать по своеобразной внешности - он потомок расы зимы и весь словно жемчуг, а еще некоторым он известен, как маэстро Даниэль.
- Я узнаю, Ваше величество, - пообещал паж ничуть не удивленный достаточно странной просьбой королевы, решившей отыскать лучшего вора Эсилии. Он поднялся и стремительно покинул палатку, спеша выполнить поручение.
- Мерилин, расскажи мне, пожалуйста, что за бардак сейчас твориться в лагере и не оправдывай его внезапностью и растерянностью, - попросила королева, когда они остались наедине с певцом.
- Почему именно я? - деланно удивился Соловей, картинно взмахнув руками. - Напоминаю - я ведь даже не твой подданный, я - свободный музыкант, который кочует из страны в страну и чья родина далеко за морем. И в эту заварушку со сражением и войной я попал абсолютно случайно по воле судьбы. - Пафосно сказал он, состроив вдохновенную физиономию, но, увидев не совсем довольный взгляд Эйриэн, пошел на попятную. - Ладно-ладно, сдаюсь.
Значит так, на данный момент в лагере происходит следующее. Всем командует и заправляет генерал Гвидо Лютер по прозвищу Грозный, думаю, ты должна лучше моего знать, что это за тип и на что он способен. Оказывается Ивэн ла Шург, назначенный твоей королевской волей перед сражением главнокомандующим, издал распоряжение, по которому в случае смерти или недееспособности его или твоей, или вас обоих, этот Гвидо временно становится исполняющим обязанности главнокомандующего и получает полную власть над ситуацией, пока войско не достигнет столицы. Рациональное решение, на мой взгляд, потому что генерал Лютер очень рьяно и вполне разумно приступил к исполнению своих обязанностей. Он, перво-наперво организовал полевой госпиталь и отправил туда всех, кто хоть как-то может помочь магам-врачевателям, конечно же, в числе первых это оказались личные лекари и костоправы знати. Не сказать, чтоб благородные господа были очень рады этому приказу, но громко высказываться по данному поводу вслух не отважились. Похоже, этот дядька и впрямь не просто так носит прозвище Грозного.
Походная кухня работает прекрасно. Всем сразу же были розданы сухие пайки и по кружке волшебной воды, восстанавливающей, сберегающей силы и дающей скорейшее выздоровление, которую заколдовали твои маги еще во время шествия от столицы. Одновременно с этим в нескольких точках лагеря начали раздавать горячий ужин. Так что, я думаю, к данному моменту все твое войско сыто и довольно. Ты даже не поверишь, кто сейчас заправляет на кухне наравне с твоей стряпухой, - усмехнулся Соловей, пытаясь привлечь внимание Эйриэн, которая кажется от его плавной и размеренной речи начала впадать в легкую дремоту или того хуже вновь в апатию.
- Ну и кто же? - спросила нехотя эльфийка, лишь для того, чтобы дать понять менестрелю, что она его внимательно слушает.
- Толстый Роджер! - воскликнул Мерилин и, увидав на лице девушке законное удивление, довольно рассмеялся. - Он, оказывается, тоже пришел добровольцем, был ранен в бою - получил перелом левой руки и легкое сотрясение головы и, конечно же, не смог пройти мимо кухни, особенно когда от неё во все стороны разносятся такие пленительные запахи. Знаешь, они так уморительно ругаются с твоей стряпухой, что это уже начинает попахивать серьезными отношениями, - улыбнулся менестрель, дождался ответной реакции королевы и продолжил доклад.
- Маэстро Томаса, как одного из самых важных и пронырливых шептунов, генерал Гвидо отправил составлять списки погибших и выживших, сняв с твоей охраны. Алессия отправилась ему помогать, а твой покорный слуга все это время провел в госпитале, штопая, накладывая шины, вправляя кости и уча молоденьких сестер варить отвар из трав, которым пропитываются бинты. А то процедят плохо, всякая пыльца-травинка на бинтах останется, а они потом так наивно удивляются, и чего это рана загноилась и почему руку-ногу теперь отрезать надо?! Алессия осталась бы со мной, но она плохо переносит вид чужих страданий, а мертвые не страдают. Им с Томасом и помощниками удалось отыскать еще несколько живых. Все, конечно, в тяжелом состоянии, почти трупы, но крошечный шанс, что бедняги выживут, все же есть.
Знаешь, у меня сложилось впечатление, что генерал Грозный Лютер тебя не сильно-то жалует, как, впрочем, и эльфов вообще. Дерзить он мне, конечно, в открытую не стал и говорил со мной достаточно вежливо, но ты же знаешь, мы, эльфы, всегда чуем фальшь, в этом нас обмануть невозможно. Не то, что бы он хотел прямо там разрубить меня на куски, но какое-то нездоровое желание стукнуть меня по голове чем-нибудь тяжелым читалось в его глазах достаточно явно. Да и решение генерала снять Томаса с твоей личной охраны и назначить вместо него какого-то молодого лейтенантика, чуть ли не сегодня утром возведенного в сей скромный чин, говорит само за себя.
- Да, - согласилась Эйриэн, - Гвидо Лютер один из тех немногих, кто считает, что Эсилией должны править люди. Но он понимает - за плечами эльфов стоит власть и сила и лишь поэтому скрепя сердце терпит наше господство и служит настолько верно, насколько может. Правда, подчинялся он всегда одному лишь Ивэну, считая его главнее всех прочих в королевстве. Лишь Николо мог с ним совладать или убедить в чем-то наравне с тайным советником. Думаю, меня он не может простить за то, что я отказалась от помощи Гаэрлена, когда орки объявили нам ультиматум. Если он и признает сейчас кого-то властителями, то только тех, кто именует себя моими родителями. Я поговорю с ним позже и в более пристойном виде. А то у него появится повод лишний раз ткнуть всех носом, что я недостойна носить королевский титул.
Платья, этикет, условности, как же я все это ненавижу, - горестно вздохнула эльфийка.
- Кстати, а где письмо, пришедшее из столицы? - поинтересовалась королева, внезапно вспомнив о том, что ей говорил пару боев назад Соловей, - Я хочу его прочитать.
- У генерала Гвидо, конечно же, - усмехнулся певец.
- Значит и впрямь придется с ним разговаривать, - Эйриэн недовольно сморщила носик. - Можно, конечно, послать Келла за посланием, но лучше не проявлять малодушия.
- Королеве малодушие ни к лицу, - согласился менестрель и замолчал, потому что вход в палатку открылся, и на пороге появились сразу две служанки, одна из них была Шейцей и держала в руках платье, а другая несла поднос с ужином.
Пока Лиза расставляла на столе приборы и тарелки и раскладывала еду, королева рассматривала принесенное племянницей Марии платье. Кажется, её приказ или скорее пожелание было понятно слишком буквально, а, может, в лагере просто не нашлось более приличных нарядов. Но это явно было одолжено у сестер врачевания. Судя по серой добротной ткани с легким муаровым блеском, раньше оно принадлежало какой-нибудь настоятельнице, правда к нему пришили зеленых кружев и лент по подолу, а так же по краям рукавов и воротника, чтобы хоть как-то придать нарядность, но казенностью от него все равно несло за милю. Чья-то ловкая рука подогнала первоначальный размер платья под скромные формы эльфийки, так что она не боялась, что утонет в нем с головой, а подол будет волочиться за ней по земле длинным шлейфом, собирая изрядную долю пыли и колючек.
- Ладно, и такое сойдет, - вздохнула королева и повелела Шейце, - достань из сундука какой-нибудь приличный плащ к нему, только без герба на спине, не хочу сверкать им на весь лагерь.
Служанка выполнила требование - разложила зеленый плащ с серебряной подбивкой на кровати и покинула палатку, её примеру так же последовала и Лиза, которая уже приготовила стол к трапезе.
- Теперь я буду серо-зеленой мышью, - вздохнула королева, глядя на свой более чем скромный наряд, взяла в руки вилку, поковырялась ею в тарелке и поняла вдруг, что у неё напрочь отсутствует аппетит.
- Ешь, - настойчиво посоветовал Эйриэн менестрель, который уже уплетал за обе щеки свою порцию, - а то перестанешь таскать ноги, и у злых языков появится повод назвать тебя не только молодой и взбалмошной, но еще и немощной, - намекнул он на генерала Лютера.
Дочь весны нехотя оправила в рот первый кусок еды, даже практически не глядя, что ест, пережевала и чуть не выплюнула. Это оказался кусок жареного мяса. В нос сразу же ударил запах паленой кожи, так похожий на тот, что разнесся по воздуху, когда она сняла после боя железные латные перчатки. Девушка позеленела.
- Лучше пока овощей поешь, - менестрель, моментально смекнув в чем дело, пододвинул к ней тарелку с салатом.
Эйриэн, благодарно кивнула, усилием воли проглотила кусок мяса, чуть было не застрявший комом в горле и приступила к поеданию салата. Задумавшись, она даже не заметила, как опустошила всю тарелку. Все-таки переживания переживаниями, а молодой растущий организм требует своё. Как раз тогда, когда она закончила борьбу с овощами, трапезу эльфов нарушил Келл.
Паж вошел в палатку и поклонился, он тактично промолчал о нахождении ужина, поскольку трапеза была в самом разгаре, и доложил про разыскиваемого королевой этэна:
- Ваше величество, я нашел того, кого именуют маэстро Даниэлем Мельядо. Он сейчас находится в госпитале. В сражении ему сломали несколько ребер, и он был ранен в голову, но сейчас чувствует себя достаточно сносно. Как только вы пожелаете, я сразу же провожу вас к нему.
- Хорошо, Келл, спасибо, - поблагодарила королева мальчика и вымученно вздохнула, прежде чем отдать ему следующее распоряжение. - Будь добр, позови ко мне генерала Гвидо Лютера.
- А если он не захочет к вам идти, сославшись на срочные дела? - осторожно поинтересовался мальчик, который не хуже королевы знал о строптивом нраве полководца.
- Тогда вручишь ему вот это, - усмехнулась королева, снимая с пальца кольцо с королевской гербовой печатью, которое, не смотря на все приключившиеся злоключения, все еще осталось не только цело, но и на месте. - И попроси его принести с собой письмо из Анории. - Эйриэн бросила перстень пареньку, тот поймал его в воздухе, сжал в кулаке и, поклонившись, вышел выполнять указание.
- Да, конечно, - кивнул менестрель, поднимаясь. - Позовешь, когда будешь готова.
- Соловей, - королева остановила друга на полпути, схватив его за руку, - побудешь рядом, пока я буду говорить с генералом, поддержишь меня, а то я, кажется, сама растерялась после смерти учителя, - тихий голос девушки был полон мольбы.
- Разумеется, - улыбнулся бодро певец, пытаясь вернуть уверенность подруге, - мы - эльфы никогда друзей в беде не бросаем, чтобы ты не думала про своих собратьев, - заверил он и вышел, оставив девушку "лицом к лицу" с её нарядом.
Эйриэн приблизилась к кровати и со скепсисом взглянула на явно не королевское платье. Да ладно, и не в таком ходить приходилось! Переодевшись, повелительница подошла к зеркалу, придирчиво осматривая себя. Серый цвет вполне сочетался с бледным цветом её кожи, шрам, пересекающий лицо должен был сообщить Грозному Гвидо, что она в бою тоже за спины не пряталась. Эльфийка огляделась в поисках расчески и нашла искомое на сундуке. Как ни странно, её прихватить не забыли. Приведя в порядок спутанные волосы, девушка еще раз глянула в зеркало и громко позвала друга:
- Мерилин, можешь заходить! Ну, как? - спросила она, когда певец вернулся в палатку.
- Неплохо, - менестрель осмотрел её с ног до головы, подобрал плащ с походной кровати и накинул на девушку, застегнув его под горлом на фибулу, сияющую изумрудами, расправил складки на одежде. - А вот так совсем хорошо. Подожди, осталась одна деталь, - он принес стул и поставил его за спиной королевы, - присаживайся, а то не дело королеве стоять.
- Но тогда он будет смотреть на меня сверху вниз, - возразила Эйриэн.
- Тоже верно, но с его ростом он по любому будет смотреть на тебя сверху вниз, даже если ты подпрыгнешь, - заметил менестрель. - А так ты просто укажешь ему его место. Я буду рядом, - он зажег свечи, потому что опускающиеся сумерки уже съели часть света в палатке, и встал за плечом подруги.
- Короны или венца на голове не хватает, - тихо пожалел Соловей.
Дочь весны только собиралась ему ответить, но не успела, потому что услышала топот приближающихся шагов. Судя по звуку, к ней в палатку направлялся полк - не меньше.
Грозный Гвидо был тертым политиком и интриганом, и он не привел с собой всех, способных держаться на ногах, офицеров лишь потому, что в полном составе они не смогли бы поместиться в королевскую палатку.
- Генерал Лютер, - возвестил, влетевший вперед маленького войска Келл, припал на колено, поднялся и по примеру Соловья встал за спиной эльфийки.
Девушка улыбнулась про себя - пусть маленькая, но все же поддержка.
Вместе с исполняющим обязанности главнокомандующего, чуть не наступившего на пятки Келла, вошли еще пятнадцать офицеров, разных званий и возрастов.
- Добрый вечер, госпожа Сельб Эйриэн, - достаточно дипломатично начал Гвидо и слегка склонил голову в знак приветствия. Вояки, стоящие за его спиной, переводили изумленные, а некоторые даже испуганные взгляды с генерала на королеву и обратно и тоже нерешительно кивнули. Те, кто стоял ближе к генералу, были спокойны и сдержанны, и огонь решимости горел в их глазах. Но, похоже, большая часть еще не понимала, что происходит, а вот королевская особа быстро смекнула, что дело неприятно и гаденько попахивает бунтом.
Дочь весны удивленно вскинула брови:
- Разве так приветствуют свою королеву, генерал? И скажите, вы кого-то опасаетесь здесь, раз привели с собой столько отличных и бравых вояк?! - она иронично усмехнулась.
Пока Грозный Лютер собирался с ответом, Эйриэн уже поднялась со стула, продолжая говорить:
- Или вы привели этих славных бойцов, украшенных лентами побед и шрамами доблести, чтобы я выказала им свое восхищение и поздравила с очередной и самой главной победой?! С победой Эсилии над злым и беспощадным врагом. Что ж я немедленно сделаю это прямо сейчас. Господа! - Звонкий голос разнесся по походной палатке ничуть не хуже, чем под сводами дворца. - Для меня было большой честью сражаться с вами плечом к плечу, я счастлива, что в Эсилии так много храбрых и честных бойцов. Как ваша королева, я клянусь вам, что по прибытии в Анорию, каждому воздастся по заслугам и ничьи подвиги не будут забыты - ни мертвых, ни живых!
Эльфийка сама удивилась, откуда у неё взялись силы, мужество и подходящие для ситуации слова. Но мысль, что Ивэн по достоинству мог бы гордиться ею в этот миг, придавала сил.
Офицеры не раздумывая, рухнули на колени, и палатку огласил громкий дружный клич:
- Служу Эсилии и королеве! - в глазах некоторых бойцов, особенно убеленных сединами, тех, кого время сделало чуть более сентиментальными, стояли слезы.
Эйриэн не удалось скрыть торжества на своем лице, когда она взглянула в пунцовое от злости лицо Грозного генерала.
- Благодарю вас, господа, я тронута вашей преданностью, - кротко и как можно более искренне улыбнулась эльфийка. - А сейчас, друзья мои, будьте добры, прошу вас, оставьте нас наедине с графом Лютером, нам необходимо обсудить дела государственной важности.
- Конечно, Ваше Величество, - офицеры, низко кланяясь, покидали палатку. Последним выходил молодой красавец Сауэл Минт, которого прошедшее сражение в один момент сделало героем. Он на миг замер перед выходом, ударил себя левой рукой в грудь, туда, где билось его сердце и смог лишь произнести на одном дыхании, захлебываясь наполнявшими его эмоциями:
- Королева Эйриэн, я весь ваш... и навсегда... - преклонил колени, покорно склонив голову, чтобы не смущать высочайшую особу своим дерзким взглядом и стремительно покинул палатку.
Эльфийка благосклонно кивнула молодому герою и села обратно на стул, чувствуя, что силы покидают её.
- Генерал Лютер, будьте добры, дайте мне письма из столицы, перстень королевской власти и предъявите указ о назначении вас главнокомандующим в случае непредвиденных ситуаций, - её голос все еще был тверд, хотя сама она чувствовала чудовищную слабость. Возможно, ей удалось всех обмануть, но себя-то не обманешь - испугалась она ни на шутку.
- А я еще генерал? - удивился Грозный Гвидо, не опуская глаз и пытаясь сохранить если не честь, то хотя бы лицо. - Совсем недавно вы назвали меня просто графом, я подумал, что вы уже разжаловали меня, осталось лишь подписать приказ. - Мужчина достал из-за пазухи свернутые письма и протянул их королеве. Девушка подала знак, и Келл молнией выскочил из-за её спины, принял у генерала письма и с поклоном передал их Эйриэн.
Самообладание изменило офицеру, он побледнел, получив еще одно унижение, что не без удовлетворения отметила коронованная особа.
- Вам не идет на пользу думать, это, увы, не ваш удел, - заметила с невинными интонациями в голосе дочь весны, опуская свертки на колени. Она не собиралась читать их перед генералом, даже не смотря на то, что их содержание уже было ему известно. - Ваш удел воевать, вести войско в бой, но никак не думать, и уж тем более не устраивать заговоры и не интриговать. В следующий раз не забудьте предупредить офицеров, для чего вы ведете их на аудиенцию к королеве, а то на лицах большинства из них я разглядела непонимание и недоумение. Вы хоть понимаете, что если бы я посчитала это представление бунтом, то им бы тоже не поздоровилось? - спокойно спросила королева.