Белоус Олег : другие произведения.

Хроники пропавшего города

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Другой вариант, надеюсь для редакции, "Попаданцев в стране царя Петра". Предложения приветствуются. Планирую раз в неделю выкладывать проду.

  Все персонажи являются вымышленными
  и любое совпадение с реально живущими
   или когда-либо жившими людьми случайно.
  
Предисловие
<
  Весною, в предрассветный час, случилось небывалое - в клочья разрывая зыбкую тишину, в безоблачных южноуральских небесах пушечным громом прокатился грохот, словно вестник судьбы. Звуки плыли в холодном и прозрачном воздухе над тихой излучиной уральской реки Вельки, над непроглядно-черным лабиринтом пятиэтажек и частных домов пока не затихли в невообразимой дали. Казалось, на противоположном краю Вселенной.
  Уличные фонари погасли, погрузив мир во тьму, через секунду вновь загорелись, отобрав у тьмы улицы, обрамленные серыми квадратами стареньких панелек. В тот же миг в небе заплясали в первобытной пляске яркие розовые, сиреневые, желтые сполохи. В мельтешении теней и стробоскопических вспышек, расцвечивающих дома внизу, город, степь и мир в тревожные краски, Южный Урал посетило грандиозное и завораживающее красотой зрелище - северное сияние. Стаи ворон, испуганно крича, поднялись с по-зимнему голых деревьев, завели дикой хоровод над спящими домами. Город не обратил на всю эту чертовщину внимания, он спал, лишь из полуподвального помещения с вывеской сбоку от дверей: 'Муниципальное управление ГОЧС' выскочил на улицу дежурный и с телефонной трубкой в руке. Карканье ворон, далекий собачий вой; небеса полыхают северным сиянием; разноцветные сполохи отражаются в первых весенних лужах; в пятиэтажках напротив загорелись окна - жильцов разбудил необычный звук.
  Что это? Откуда? Несколько минут дежурный то озадаченно озирался по сторонам, пытаясь понять, откуда звук, не взорвалось ли чего, то подымал лицо на полыхающее небо. Телефон, который в случае происшествия должен разрываться от звонков, загадочно молчал. Постепенно все успокоилось: зарево в небе исчезло; окна в домах погасли и пятиэтажки вновь погрузились в безмятежный сон, только где-то вдали брехали перепуганные собаки. Дежурный пожал плечами и пошарил в кармане, закурил. Огонек папиросы, то вспыхивая, то снова угасая, светился во тьме красным угольком. Еще раз пожав плечами, потушил окурок об бетонную стену, бросил его в урну, а сам спустился назад. Он еще не знал, что остаток ночи будут сыпаться сообщения об авариях на ЛЭП, оптоволоконных линиях связи, соединяющих город с областным центром, до утра будут работать аварийные бригады, и лишь к шести часам удаленные районы запитают электричеством от городской электростанции, а связь с окружающим миром так и не наладится...
Глава 1
  Иван Савелович проснулся, когда на улице еще царила холодная предутренняя темнота. Ночью спал плохо, болел желудок - мучил застарелый гастрит, да еще под утро что-то бахнуло на улице, разбудив некстати. Поняв, что уже не сумеет заснуть, он накинул халат и до утра просидел на кухне за кроссвордом. Таблетки от желудка помогли мало, так что день он начал со скверным настроением и гудящей головой. Наскоро умывшись и, перекусив извлеченными из старенького холодильника остатками вчерашнего ужина, угрюмо поплелся на соседнюю улицу, где стоял его гараж.
  Ключ провернулся в замке зажигания, старенькие жигули отозвались успокоительным рычанием. Пока не разогреется двигатель, вышел на улицу. Мяукала жаждавшая любви кошка. Небо на востоке потихоньку розовело. Весенний город был грязен и неуютен - еще таились в тени гаражей черные от пыли сугробы, стылый ветер пробирал до костей; холодные запахи весны и сырости плыли отовсюду, но с небес уже раздавались торжествующие крики перелетных птиц. Запахнув получше потертую куртку, облокотился на железную стенку гаража. Темные грубые руки, в которые, казалось, навечно въелась стальная окалина, вытащили сигаретную пачку. Дымок от первой, самой вкусной сигареты, поплыл к рассветному небу. Зевнув, посетовал про себя: 'Чертова баба, не могла на попозже купить билет на самолет! Сама то дрыхнет, а ему вставай ни свет ни заря!'. Иван Савелович уже шестой год как получал заслуженную пенсию металлурга и успел забыть, что это такое, вставать с утра на работу, а тут жена с ее дурацкой поездкой в гости к сыну. Навестить сына и внуков он и сам был не прочь, но зачем брать такой ранний рейс? Чертова экономка взяла самые дешевые билеты!
  Старенькая машина, проскрипев подвеской, втиснулась в поворот. 'Приедем, надо посмотреть, подкрутить!' - привычно отметил про себя Иван Савелович. Ремонтировать машину, как и делать все остальное он предпочитал собственными руками. Сила в руках, слава богу еще была, да и руки с нужного места росли. А тратить деньги на всякие шарашки - станции технического обслуживания... баловство это. Машина остановилась у крыльца подъезда. На жене был ее лучший парадно-разъездной костюм, она уже поджидала, нетерпеливо перебирая в руках ремень сумочки. Иван Савелович вышел из автомобиля, молча чмокнул в подставленную щеку, слегка оцарапав небритым подбородком. Супруга оценивающе глянула мужу в лицо и сказала с легким упреком:
   - А ты небритый!
  - Мужчине свойственно быть небритым с утра, - ворчливо ответил Иван Савелович, - некогда было.
  Тяжелая сумка отправилась в багажник, мужчина присел за руль. И так день не задался, а еще и эта лезет со всякими глупостями. Женщина обидчиво поджала ярко-алые губы.
  - Мог бы и побриться, хотя бы ради меня!
  Мужчина благоразумно промолчал, а супруга забралась на заднее сидение, хлопнула дверь. 'Курлы-курлы' - послышалось с небес. Машина неторопливо тронулась, а мужчина, не поворачиваясь, проворчал в ответ:
  - Ага! Счас! Только шнурки поглажу!
  Жена фыркнула, но не стала с утра нагнетать атмосферу. Из дамской сумочки появился телефон, женщина уткнулась в экран. Но вскоре и это надоело. Задвинув шторку со своей стороны, откинулась на сидение и прикрыла глаза. Старик включил магнитофон, забытый певец проникновенно пел о любви до гроба:
  И было ей семьдесят шесть,
  когда ее самой не стало.
  Нет, не страшила ее смерть,
  скорей, она о ней мечтала:
  бывало, знаете ли, сядет у окна,
  и смотрит-смотрит-смотрит в небо синее -
  дескать, когда умру, я встречу его там...
  
  Старик покосился на супругу, слегка поморщился и сделал звук потише. Через пару минут мимо промелькнули последние спящие пятиэтажки, с обеих сторон потянулись заборы и кирпичные дома частного сектора. Наконец, машина вырвалась на ведущее к областному центру шоссе и сразу прибавила скорость. Супруга Ивана Савеловича успела мирно задремать, когда пронзительно заскрипели тормоза, машина резко остановилась, двигатель заглох. Силой инерцией женщину толкнуло вперед, она едва не ударилась лбом о спинку.
  - Ты что? - взвизгнула женщина. - Смерти моей хочешь? Кто так останавливается?
  Несколько мгновений Иван Савелович напряженно разглядывал дорогу, затем повернулся к жене и ткнул пальцем вперед:
  - Смотри!
  Женщина перевела взгляд на лобовое стекло, пораженно охнула, бледность покрыла лицо. Яркий свет фар освещал невозможную картину - впереди вместо асфальта федеральной трассы голая степь. Резкие тени от сухого ковыля, блестят грязные, еще не растаявшие весенние сугробы. И тишина, про которую не хотелось думать: гробовая. Она повернулась. В десятке метров позади в свете двух шеренг ярких фонарей блестел мокрый асфальт. Контраст между цивилизованным шоссе и дикой степью был такой разительный, что в голове женщины заметались панические мысли. 'Да нет, это же... Да как же это может... Мы сто раз проезжали здесь!..'
  - А где... дорога? Почему мы едем по полю? - слегка дрогнувшим голосом произнесла женщина.
  - А я откуда знаю! - покраснев, словно вареный рак, проворчал мужчина. - Сам ничего не понимаю!
  От этого ответа женщина почувствовала злость. Завез ее неведомо куда и еще оправдывается! Стиснув губы в тонкую ниточку, с жаром накинулась на мужа:
  - Ты куда меня завез, старый черт! Я что, по твоей милости должна опоздать на самолет?
  - Да ты что! Я... - растерянным голосом попытался оправдаться Иван Савелович, но женщина схватила с сидения дамскую сумочку и изо всех сил ударила его по голове. Если бы мужчина в последний момент не прикрылся рукой, хорошая шишка была ему обеспечена.
  - Ой, - тоненько вскрикнул мужчина.
  - Вези меня в аэропорт! - вновь отчаянно взвизгнула супруга.
  - Чего дерешься? С ума сошла? Я тебя вез, как всегда, в областной центр, а потом дорога исчезла!
  - Где дорога? - иерихонской трубой взревела жена, не обращая внимания на возмущение супруга.
  - Не знаю, - вжался в кресло Иван Савелович. - Я ехал, как всегда, и вдруг раз, и дорога исчезла!
  - А где она? - снова пронзительно рявкнула обескураженная и одновременно разозленная супруга. - Ищи дорогу, старый черт!
  Иван Савелович крякнул от досады. 'Чертова баба', - подумал в который раз за утро, но спорить не решился. Осторожно потерев предплечье, провернул ключ зажигания. Машина негромко загудела, осторожно объезжая нерастаявшие сугробы, потихоньку двинулась вперед по бездорожью весенней степи. Спустя несколько минут даже супруге Ивана Савеловича стало понятно, что таким образом они никуда не приедут и лишь рискуют заблудиться, и необходимо возвращаться назад, на шоссе. Женщина уже хотела сказать об этом супругу, когда в неярком свете фар впереди показалась странная фигура. На невысоком лохматом коне сидел старик в рваном халате со сморщенным, как печеный картофель лицом. В руках он сжимал туго натянутый лук.
  'О! Спрошу у него дорогу', - Иван Савелович подъехал поближе и нажал на тормоз. Лошадь пугливо попятилась, а старик испуганно взвизгнул и прокричал что-то непонятное. Пронзительно тренькнула спускаемая тетива. С жалобным дзиньканьем на переднем стекле автомобиля появилось круглое отверстие, с густой сеточкой трещин вокруг, пронзительно свистнуло мимо водителя, словно крапивой, обожгло руки.
  Позади раздался женский крик, полный ужаса и боли. Мужчина не всегда был подкаблучником, покорно принимающим от жены тумаки. В юности и в армейской молодости он был горяч и скор на расправу с обидчиками. На память об этом остались белые полоски шрамов на лбу и груди. Это потом женитьба, заботы и полунищая жизнь надломили его, но, видимо, где-то глубоко в его душе еще прятался прежний: бесшабашный и скорый на ответку Ванька. Тело среагировало самостоятельно. Нога яростно нажала на педаль. Жилистые, красные руки металлурга с двадцатипятилетним стажем, привыкшего к каждодневному нелегкому труду, переключили передачу и газу! Сердце сумасшедше стучало в груди, а в голове билась единственная мысль: 'Только бы автомобиль не заглох и не въехал в яму!'. Машина, словно подстреленная антилопа, скакнула назад и помчалась задом, с каждой секундой набирая скорость. Вновь что-то вжикнуло совсем рядом, огнем опалило ухо. Мужчина скосил взгляд. Вплотную к голове еще трепетало оперение наполовину пробившей кресло стрелы. Надрывный крик на заднем сидении стал немного потише, перейдя в полный страдания прерывистый стон.
  Крутому повороту мог бы позавидовать сам Шумахер. Автомобиль почти на месте развернулся и на полной скорости понесся назад. Старик на лошади пропал из виду, позади наступило зловещее молчание. Мужчина скосил испуганный взгляд на зеркало заднего вида, женщины не было видно. Тогда он рискнул на секунду повернуться. Жена, с закрытыми глазами, сползла по сидению вниз, из живота торчало короткое древко с оперением, на пальто вокруг расплывалось темное пятно, и лишь едва заметно вздымающаяся грудь подтверждала, что она еще жива. Сердце в груди мужчины словно остановилось, он вздрогнул от внезапного понимания. 'Умирает! Этот гад подстрелил ее!' - в отчаянной панике подумал мужчина. 'Откуда он появился, этот сраный Робин Гуд? Не уберег голубку!' - бились в черепе бессвязные отрывки мыслей. Только сейчас старик понял, как супруга дорога ему и что любит ее так же, как и тридцать лет тому назад. Именно поэтому спускал все капризы. Слезы жалости навернулись на глаза, торопливо смахнул их рукой. Первым побуждением было остановить машину и оказать жене первую помощь, но тут пришла мысль, что возможно убийца догоняет их. Тогда вместо того, чтобы помочь, он окончательно погубит любимую. Значит, как можно быстрее доставить ее в городскую больницу. Лицо старика ожесточилось, паника, которой Иван Савелович едва не поддался, отступила.
  Ничем другим, кроме божьего промысла, то, что он не заблудился и сразу нашел шоссе, объяснить было невозможно. Старик мчался так, как еще никогда в жизни. Встречный ветер из разбитого лобового стекла ярился, рвал одежду, наотмашь стегал лицо. Плечи его вдруг задергались, странные корчи потрясали тело, он плакал, дергая головой, без слез, беззвучно. То ли от ветра, то ли еще от чего....
  Через считанные минуты гонки на бешеной скорости впереди показались городские огни. Взвизгнули тормоза, машина пошла юзом, но каким-то чудом удержалась на асфальте. Старик с аптечкой в руках выскочил из машины, рванул заднюю дверь. От увиденного по его спине потекла холодная струйка пота, а руки затряслись. Женщина была без сознания, но жива - все так же едва заметно вздымалась грудь. Стрела пробила тело насквозь и глубоко вошла в сидение. Иван Савелович с ужасом понял - 'Если сдвину стрелу, то могу ее убить, я же не доктор! Быстрее мчаться в больницу, только там смогут помочь!'.
  В мгновение ока мужчина постарел на десяток лет, лицо осунулось, морщины на нем стали глубже и заметнее. Иван Савелович запрыгнул в машину, автомобиль обезумевшей птицей рванула с места. На въезде в город стояла патрульная машина ГИБДД, рядом лучился довольствием толстый гаишник с поднятой полосатой палкой в руке - предвкушал законный куш от автолихача. Не доезжая несколько шагов, Иван Савелович резко затормозил. Лобовое стекло машины пробито, за рулем - смертельно бледный старик с окровавленными руками, кровь капала на руль с разорванного уха. Физиономия полицейского удивленно вытянулось, а рука торопливо залапала кобуру. Хлопнула дверь, Иван Савелович, выскочил из машины. Захлебываясь собственным криком, проорал:
  - Моя жена, она умирает! - и кинулся открывать заднюю дверцу.
  ***
  Пробуждение было резким и тревожным, но ничего не предвещало предстоящих фантастических событий.
  'Шшш' - громогласно зашипело разозленной гадюкой. Вздрогнув всем телом, Александр Петелин с трудом открыл глаза, непонимающий взгляд уперся в низкий белый потолок. 'Где я?' Через миг пришло понимание, он дома в небольшой двушке в 'брежневке' в 16 микрорайоне, ее он снимал пополам с приятелем-летчиком. Приподнялся. В маленькой комнате с трудом разгонял тьму светящийся белым экран телевизора да пробивающийся сквозь плотные занавески блеклый свет. На стене - фотографии 'псов войны'. На столе рядом с диваном в деревянной рамке фотография улыбающейся Оли. Александр познакомился с девушкой в ноябре прошлого года в небольшое кафе, где Оля в обществе подружек праздновала день рождения и сразу привлекла внимание парня. По прошествии полугода дело уверенно шло к свадьбе, по крайней мере, предложение руки и сердца, было принято благосклонно.
  Александр сонно улыбнулся в ответ.
  Рука торопливо зашарила по столешнице, на пол спланировало вскрытое письмо. Мать писала, что у них все хорошо: сестренка готовится поступать в институт и интересовалась, когда он приедет в отпуск?
  Александр чертыхнулся. Наконец пальцы нащупали среди царившего на тумбочке бардака дистанционник. Прошелся по всем каналам. Везде белый фон. Хмыкнул удивленно, месяца два тому назад проводили профилактику на ретрансляторной вышке, но даже тогда почти половина российских каналов и оба казахских работали, выключил телевизор и протяжно зевнул. 'Черт! Спать-то как охота!' Вчера до двенадцати с Оленькой - его почти невестой, зажигал в кафешке. Добрался домой поздно, и, когда улегся спать, часы показывали далеко за час ночи.
  Поднялся с кровати, по курсантской привычке - за почти год офицерской службы не успел от нее избавиться, застелил одеяло и открыл окно. Вместе с холодной, весенней свежестью, пропитанной бодрящим запахом набухающих почек, в комнату проник заунывный колокольный звон, знаменующий начало службы в церкви неподалеку. Подняв с пола письмо матушки и, прихватив мобильный, поплелся в ванную. Время - без десяти семь утра. Как раз хватало умыться, торопливо позавтракать и добраться до части.
  Вытирая полотенцем мокрое лицо Александр энергичной походкой зашел на кухню. За мутноватым после зимы окном над обшарпанными пятиэтажками медленно подымалось алое, словно губы любимой женщины, весеннее солнце. На общем с соседом кухонном столе - недопитая кружка с чаем и тарелка с засохшими остатками яичницы. Сосед - Сергей, лейтенант вертолетчик из базировавшегося на Горке отряда, вчера был на ночных полетах. Познакомились они прошлым летом в кафешке. К небольшому ростом парню приставали двое местных, а Александр заступился. Вырос он на радость родителям высокий и широкоплечий, так что местные здраво оценив шансы и последствия, предпочли отступить. Так началась их дружба. Характер у Александра был веселый, хотя, как он сам признавал, немного авантюрный, и с соседом за год они крепко подружились и после Оли и мамы он был самым близким человеком. Укоризненно покачав головой, убрал грязную посуду в мойку.
  Пожарив холостяцкую глазунью, как любил с мелко нарезанной колбасой, налил кофе и устроился завтракать. Дверь пронзительно заскрипела, в проеме показалась заспанная и мятая физиономия соседа. Александр поморщился и в который раз напомнил себе -не забыть смазать машинным маслом.
  - Привет, - негромко сказал Сергей, вяло ударив по протянутой ладони. Зевнул, прикрыв ладонью рот, потом принюхался к витавшему на кухне горькому запаху кофе. Уже гораздо энергичнее плюхнулся на стул и включил заурчавший электрочайник.
  - Ты чего так рано-то? - из вежливости поинтересовался Александр. - Вроде после ночных у вас отсыпной?
  - Да... - неопределенно покрутил рукой летчик. - Дела, вот и пришлось встать пораньше.
  Он протяжно зевнул, налил в кружку кофе - взбодриться не помешает и принялся понемногу прихлебывать, с философской тоской в глазах посматривая на залитую солнечным светом улицу. Заканчивая с яичницей, Александр включил мобильный и попытался открыть Интернет, но не тут-то было. Соединение не было. Помучившись, он досадливо поморщился и нажал кнопку выключения.
  - Слушай, - произнес, поставив кружку на стол. - А что с интернетом? Нет связи и все!
  - Да? - вяло удивился Сергей и достал телефон. Интернета не было и у него.
   - У меня тоже не работает, - он на секунду задумался, потом вяло предположил, - Может профилактика какая-нибудь или порыв.
  - Может и так, - произнес Александр, слегка прикусив губу.
  Поднялся из-за стола и, сложив посуду в мойку, направился к двери. Его тревожила какая-то деталь, на которую он до этого не обратил внимания. Наконец, он понял, что это. На секунду задержавшись у двери, задумчиво произнес:
  - Все-таки непонятно, почему сразу и телевидение вырубилось и интернет!
  - Да? - вяло удивился сосед и махнул рукой. - Сделают.
  Александр вышел на улицу, на миг зажмурился после полутьмы подъезда. Солнце, несмотря на конец апреля, светило и грело вполне прилично; тысячами бликов сверкало от металлических крыш; грязный, весенний снег еще не сошел, еще прятался в тени зданий, а в душу уже просилась весна. На бездонно-синем небе ни облачка - недаром местные старожилы с гордостью говорили, что из-за особенностей местной географии - город расположился в сотне километров от Уральского хребта, облака поднимались вверх, чтобы миновать горы и солнечных дней в городе не меньше, чем в Крыму. Деревья голые, но уже проснулись, готовятся выбросить миллионы почек. Это как если выздоравливаешь после тяжелой болезни, то вам известно блаженное состояние, когда замираешь от смутных предчувствий и улыбаешься без всякой причины. Как все весело, ласково, приветливо!
  Редкие по утреннему времени прохожие спешили по делам, с улицы Советской доносился шум проезжающих автомобилей. Александр торопливо, времени впритык, двигался мимо многоэтажек и проходил рядом с большим магазином с гордым названием 'Россия', когда в кармане забился мобильник. На экране высветился знакомый номер и фотография Оленьки.
  - Да, солнышко, - торопливо поднеся телефон к уху, произнес Александр и остановился перед зеброй перехода. Горел красный. Порывы влажного ветра донесли с окраин заполошный петушиный крик. Метрах в двухстах дальше башенным шпилем торчало трехэтажное здание пожарки.
  - Привет - желанной мелодией прозвучал в ушах девичий голосок. Губы парня расплылись в славной и широкой улыбке, сделавшей его на мгновение похожим на артиста Галкина.
  Припекало. 'Жарковато', - подумал Александр, пальцы торопливо расстегнули верхнюю пуговицу бушлата. Семафор мигнул, загорелся зеленый, послышался визг зимних шин. Он торопливо перебежал дорогу. С непонятным, но тревожным чувством двинулся по кварталу пропахших навозом разнокалиберных частных домов - здесь многие держали собственную живность.
  Оленька тараторила словно швейная машинка, торопясь вывалить всю ту обширнейшую информацию, которую она узнала, пообщавшись утром с многочисленными подругами. А еще она вчера 'сожрала' пироженку, потому что она вкусная, а ей от одной ничего не будет. Пусть Сашенька даже и не воображает себе ничего! Женщины любят говорить много, и в этом смысле Оленька была типичнейшей из представителей евиного племени. При всех ее весьма выдающихся внешних достоинствах, пленивших юного лейтенанта с первого взгляда, болтала она столько, что, пока он не привык, доводила влюбленного в нее словно мальчишка парня, до белого каления. Впрочем, перечень ее достоинств не ограничивался лишь шикарной внешностью, она была скромна и имела тот истинный житейский ум, который более важен для женщины, чем внешняя образованность и начитанность. Александр привычно поддакивал где нужно, он давно уже смирился с маленьким недостатком избранницы. Внезапно что-то его насторожило, он слегка нахмурился.
  - Повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказала, тут машина проехала, я не расслышал, - попросил он.
  - Вот опять не слушаешь меня, а обещал! - произнесла капризным голосом девушка. Александру так и представилось, как она обиженно надула пухлые губки, которые он так любил целовать.
  - Нет-нет, - запротестовал он. - Это машина проехала!
  - Ладно, - смилостивилась девушка, - Аня, ну ты помнишь, я ее тебе показывала?
  - Да-Да, Оленька, - поспешно подтвердил Александр, продолжая быстрым шагом идти мимо бетонных заборов по дороге в часть. Хотя, честно говоря, он не помнил никакой Ани.
  - Так вот, она работает в приемном отделении больницы медсестрой и под утро к ним привезли женщину, раненную настоящей стрелой в живот! Ты представляешь? Ей сделали операцию, она сейчас в реанимации, и у нее благоприятный прогноз! А еще скорая поехала в Ключевку, это за горкой, там уже район, а дорога вдруг исчезла, был асфальт и вдруг сразу поле. Куда она делась? Ты представляешь? - продолжала тараторить подруга.
  То, что прежде было лишь неясным подозрением, внезапно приняло ясные очертания и четко выступило в его сознании как факт, отрицать который невозможно. Ошеломленный фантастической догадкой, Александр внезапно остановился, не доходя всего пары шагов до дверей КПП.
  - Товарищ лейтенант! - дежурный по КПП высунулся из окошка и громко выкрикнул. - Тревога! Посыльный к вам уже убежал!
  Рука с телефоном упала вниз, Александр тихонько выпустил воздух меж зубов и уставился ошарашенным взглядом на сержанта. Видимо, в облике лейтенанта читалось что-то такое, от чего лицо вышедшего дожидаться командира части дежурного удивленно вытянулось. Все сходилось! Всем странностям сегодняшнего утра появилось пусть фантастическое, но логичное объяснение. А он в мае собирался в отпуск навестить мать, она так ждала его. По спине пробежал холодок...
  К утру, когда после напряженной ночи усталые аварийные бригады вернулись на базу, электричество появилось в последних районах города, но междугородняя связь, интернет и военная связь так и не восстановились. Если бы не остававшийся в пределах нормы радиационный фон и отсутствие хорошо знакомых военным признаков ядерного нападения, то командиры городских воинских частей решили бы, что началась война. Но ничего этого не было, поэтому они терялись в догадках. В восемь утра начальник гарнизона на собственный страх и риск распорядился поднять воинские части по тревоге. А с утра по городу поползли нелепые, но полные жути слухи, один фантастичнее другого. Мало того, что отсутствовали телевидение и интернет, так и попытки связаться по телефону с кем-либо за пределами города оказались безуспешными. А когда междугородные автобусы вернулись обратно на вокзал, так как шоссе исчезло с лица земли, а железнодорожные пути оказались разобраны, город забурлил. Записные сплетники сходили с ума в попытке разумно объяснить произошедшее.
  К обеду на тротуаре перед зданием администрацией города собралась разношерстная толпа, большую часть ее составили люди в возрасте или самого экзотического для провинции вида. Развернув яркие самодельные плакаты, громогласно требовали, чтобы глава города лично разъяснил землякам, что за безобразия творятся вокруг. Есть такая категория людей, у которых что бы не предприняла власть, это плохо. Если строится завод, то для них он источник экологических проблем, а не место, где они и их дети могут заработать средства для существования.
  - Соловьев! Выходи! - громогласно скандировал в мегафон странного вида потасканный субъект в облезлой курточке. Возбужденная толпа поддерживала его нестройными голосами. Полицейские у входа в администрацию, усиленно делали вид, что события их не касаются. Впрочем, это не мешало им отгонять слишком приблизившихся к дверям демонстрантов.
  А глава города, Виктор Александрович Соловьев, отодвинув в сторону белоснежные жалюзи, с высоты второго этажа рассматривал из окна кабинета входившую в азарт толпу. От его обычной невозмутимости не осталось и следа. Время от времени по лицу пробегало выражение надежды, тут же сменявшееся обычным хмурым выражением. Тогда он задумчиво почесывал до синевы выбритый широкий, характерный для людей волевых и властных, подбородок. Большинство из толпящихся внизу людей он знал лично, город небольшой, и все записные бузотеры наперечет. 'Подождут', - подумал и цинично улыбнулся. Заводилой был Ванечка - а кому еще тут митинговать, разглядывая слегка прищуренными глазами оратора, подумал Виктор Александрович. Он его хорошо знал, тот всегда вел себя активно, и предыдущая администрация едва не взяла его на должность, но даже там в последний момент сообразили, что неисправимые болтуны им не нужны. С тех пор тот слыл вечным оппозиционером и инициатором всяческих беспорядков.
  Виктор Александрович администратором был многоопытным. Он уже отруководил городом один срок, но, затем с треском проиграл муниципальные выборы. Земляки не простили алчность и множество квартир, записанных на родственников. Тогда он затаил в сердце жгучую обиду и желание реванша. Но город Соловьев любил, только своеобразно. Так, как рачительный хозяин любит и желает обиходить наилучшим образом бычка, которого выращивает для забоя.
  Новый глава оказался слабым хозяйственником, что сразу же отразилось на жизни города.
  Если кто думает, что вопрос власти при демократии - это вопрос предпочтений народа, тот ничего не понимает в том, как меняется власть. Стать во главе государства, области, города - не важно, может только тот, кого поддерживает элита или хотя бы ее часть: финансово, идеологически, организационно. Город, безусловно, не был исключением из этого правила. Те, кто имел власть или деньги- городская элита, делилась на две группировки, по большому счету похожие друг на друга как близнецы. Политика при победе другой партии менялась незначительно, менялся только зад, восседающий на мэрском кресле. Только одна из партий объединяла в основном местные кадры - ее безусловным лидером был Виктор Александрович, человек яркий, авторитарного склада характера. Вторая объединялась скорее по признаку неприятия личности Соловьева и не имела единого лидера. Наиболее авторитетными были директор ГРЭС, объединивший вокруг себя 'варягов' и миллионер а, по совместительству депутат городского собрания, Романов.
  На очередных выборах настало время реванша, воспользовавшись ошибками оппонентов и помощью сторонников, Виктор Александрович триумфально вернулся во власть. Горожане помнили все, в том числе и то, что он жесткий и деятельный организатор, способный наладить жизнь в городе, и на это раз проголосовали за него...
  Солнце едва успело окончательно прогнать утренние сумерки, когда Виктор Александрович как обычно, за час до начала рабочего времени, приехал в администрацию. Открывший дверь охранник, возрастом слегка за шестьдесят, вид имел помятый и подозрительный. Виктор Александрович на секунду остановился напротив, от охранника спиртным не пахло. 'Ладно, прощаю', - подумал Соловьев, пригладил 'ежик' седых волос и, по старой привычке перед объездом городских улиц, зашел в кабинет.
  Едва переступил порог, зазвенел телефон. Все началось с ночного обрыва питающей город линии ЛЭП, из-за чего автоматика переключилась на электроснабжение от городской электростанции. Звонили все, начиная от дежурных до руководителей вокзалов. На мэра обрушился третий вал информации о происходивших вокруг города таинственных событиях. Вначале он не поверил, даже разозлился, но сообщений было слишком много, и пришлось задуматься. А после известия, что за городом женщину ранили стрелой, глаза у него полезли на лоб. Рационального объяснения таинственным событиям он не видел, пока, сопоставив все известные ему факты, не пришел к невероятному, но объяснявшему все выводу. Утреннюю поездку он отменил, чем облегчил жизнь многочисленным коммунальным организациям города, с них он при каждом удобном случае спрашивал так, что только дым стоял столбом, и позвонил полковнику Гришаеву, командиру вертолетного отряда. Напряженным голосом летчик сообщил, что пропала связь с соседними аэродромами и командованием. Соловьев попросил его послать вертушку облететь окрестности города и разведать обстановку в районе областного центра. А секретариату поручил собрать военных и правоохранителей...
  - Дзинь! - оглушительно прозвенел в тишине телефон, Соловьев вздрогнул, по спине прошла волна ледяного озноба. Ломая в себе внезапно появившееся проклятое чувство боязни, повернулся, несколько секунд смотрел на телефонную трубку, словно это не творение человеческих рук, а ядовитая гадюка, затем подошел к столу.
   - Да? - он замолчал, слушая невидимого собеседника. - Понял! Благодарю!
  Нервно прошелся от стола к двери, рухнул в кресло. Черты лица буквально плыли: восторг и ужас и, снова восторг, один за другим пробегали по нему. Наконец, выдохнул воздух, высоко вздымая плечи. Лицо привычно окаменело. Тщательно подравнял и так аккуратно сложенные на столе документы, поднялся.
  В небольшой приемной, обставленной в современном офисно-деловом стиле, каких на просторах от Смоленска до Владивостока тысячи, Соловьев остановился у двери. Люди в форме кучковались по интересам, негромко переговариваясь и гадая о причинах срочного сбора. При виде главы города недружно поздоровались.
  - Здравствуйте! - небрежно бросил в ответ мэр и подошел к углу, где напротив окна за компьютерным столом самого казенного вида сидела секретарь. - Все собрались?
  Голос его, как обычно, был спокоен.
  Крашеная брюнетка, похожая на секретаршу в левой конторе, отрицательно покачала головой.
  - Нет еще командира вертолетного отряда, - на правах старой сотрудницы из времен первого периода управления городом Соловьева, она могла многое себе позволить. Секунду поколебавшись, спросила:
  - Виктор Александрович! Правда, что город куда-то перенесло?
  Тот недоуменно уставился на женщину, нахмурился. Как же быстро по городу разносятся слухи! Но все же ответил:
  - Да... - хотел еще что-то сказать, но сдержался.
  Женщина ахнула. Толпящиеся в приемной люди замерли, потом раздался чей-то изумленный возглас.
  Глава города отвернулся и поискал взглядом стоявшего отдельно крепко сложенного мужчину с короткой стрижкой в возрасте слегка за тридцать. Многократно перебитый нос делал его похожим то ли на бандита, то ли на боксера.
   - Володя, давай за мной!
  Тот кивнул и двинулся следом, в паре шагов за Соловьевым. Никакого официального статуса у него не было, но во всех поездках мужчина сопровождал Виктора Александровича и, поэтому его считали неофициальным телохранителем городского главы. Кто платил за это, никто не знал, но лицом он был приближенным к градоначальнику и его откровенно побаивались. Остановившись у дверей и, еще раз оглядев стоящих с обалделыми лицами военных и полицейских, Виктор Александрович кривовато улыбнулся и вышел из приемной.
  
  Бодигард - (англ. Bodyguard, от англ. Body - тело и англ. Guard - охрана) личная охрана; телохранитель.
  
  Едва мэр вышел из старинного здания администрации, яркое весеннее солнце хлестануло по глазам, он на мгновение опустил взгляд, замедлив шаг. Звонко громыхнула, закрываясь за охранником, массивная дверь. Посреди разношерстной толпы из пары десятков человек вдохновенно ораторствовал мужчина возрастом под пятьдесят, в грязных джинсах, волосы с изрядной проседью всклокочены - словом он никак не напоминал майора запаса, каким он являлся. Гостя он увидел первым. Поперхнулся на полуслове, рука с мегафоном упала. На губах промелькнула заискивающая улыбка, он слегка отшатнулся, словно надеялся затеряться среди митингующих.
  Толпа заметила мэра, люди замолчали и уставились на него кто со злобой, кто с интересом, но все с ожиданием: что-то будет?
  Аккуратно обходя неглубокие лужи, из которых распушившие перья сизые голуби с достоинством пили воду, Виктор Александрович подошел поближе и встал напротив окончательно смешавшегося заводилы.
  - Здравствуй, Иван Алексеевич! - произнес мэр, по губам его скользнула легкая, слегка презрительная улыбка, - Опять бузишь?
  Разбрызгивая лужи, мимо тротуара проносились легковые автомобили, водители с интересом поглядывали в окно, но у всех дела и машины проезжали мимо. Прохожие начали останавливаться, чтобы послушать главу. Заводила на мгновение замер, с растерянным видом оглянулся на глядящих на него с выжидательным выражением соратников. Видимо, это придало ему силы.
  - Этна... - невнятным голосом, словно во рту каша, ответил оратор и немедленно бросился в атаку, - А расскажи Виктор Александрович народу - тут он вновь оглянулся на обступивших его людей и продолжил с каждой секундой крепнущим голосом - что за беспорядки вокруг? Почему нет связи с областным центром? Почему нет телевидения? Почему вернулись назад междугородные автобусы? Мы тебя выбрали, - он остановился и указал рукой на обступивших его людей и почти прокричал, - и народ спрашивает тебя, почему безобразия допускаешь!
  Толпа невнятным, но одобрительным гулом поддержала предводителя, люди выжидательно уставились на главу города. Испуганная шумом стая голубей взлетела с асфальта, закружилась в круговороте над площадью.
  Виктор Александрович мысленно поморщился, но на лице сохранялась маска вежливого внимания. 'Достал. И как он с такой дикцией служил замполитом? Я бы и близко его к солдатам не подпустил.' Но люди стояли и ждали ответа, и, хотя объяснять что-либо не очень-то и хотелось, пришлось. Слегка разозлившись, заговорил спокойным, размеренным голосом, так не соответствующим содержанию его речи:
  - Вы, Иван Алексеевич не шумите. Что случилось - выясняем. С Горки вылетел вертолет, вот прилетит, тогда и узнаем, что за чертовщина вокруг, - он немного помедлил, раздумывая, стоит ли это говорить, но потом решил, что скрывать глупо. Все равно сегодня придется все рассказать, - Но уже известно, то ни областного центра, ни ближайших городов и деревень он не обнаружил. Зато нашел кучу стойбищ как у северных народов.
  Иван Алексеевич изумленно ахнул, ладонь с траурными каемочками под ногтями на миг прикрыла рот. Нервно оглянулся кругом. На него смотрели десятки испуганных и умоляющих глаз. Он не мог не оправдать их надежд.
  - Ты власть этна! Как ты ... как ты мог это допустить! - воскликнул, от волнения давая петуха.
  Виктор Александрович посмотрел на собеседника словно на дите малое, досадливо поморщился. Сейчас действовать надо, а тут приходится с этим балбесом объясняться.
  - Я тебе не господь бог и не контролирую природные явления, так что претензии предъявляй к Всевышнему или к природе, уж не знаю, верующий ты или нет, - ответил жестким тоном и перевел взгляд на притихшую толпу:
  - От имени администрации я заверяю вас, что мы предпримем все возможные меры, чтобы избежать катастрофы, хотя сразу предупреждаю, что будет нелегко и я потребую от вас дисциплины и работы. Дисциплины и напряженной работы! Тогда все у нас получится!
  Глава города слегка поджал губы и пристально оглядел стоящих вокруг людей. Они молчали и прятали глаза. Легкий весенний ветер настороженно гудел в проводах, трепал самодельные транспаранты. Одинокий бело-сине-красный флаг, крепко зажатый в руках невзрачного вида старушки в потрепанной дубленке, бился словно живой, невольно притягивая взгляд. Виктор Александрович внезапно почувствовал себя страшно одиноким. Все взгляды, обращенные на него, были как минимум недоброжелательны.
  - Ну раз вопросов больше нет, то до свидания, а вы расходитесь, нечего мешать администрации!
  Он повернулся, но не успел сделать и пару шагов, как в спину ему раздался слезливый женский голос:
  - Мы что в прошлое перенеслись, как в книгах про попаданцев?
  Виктор Александрович повернулся и разыскал глазами спросившую, невзрачную женщину в розовом, поношенном пуховичке, больше похожую на перепуганную мышку.
  - Пока не знаю, но, когда получу ответы, не стану ничего скрывать!
  Глава еще раз обвел глазами окончательно притихшую толпу и твердым шагом направился к дверям. В очередной раз он победил, слегка самодовольная улыбка пробежала по губам. Неожиданно что-то упало на плечо, он скосил взгляд и брезгливо поморщился, его 'оросил' голубь. 'По примете богатым буду!' - саркастически подумал Соловьев. На ходу вытащив из заднего кармана брюк платок, вытерся и выбросил его в урну у дверей администрации. Сейчас его ожидало гораздо более ответственное дело - встреча с военными. Теперь главное убедить их подчиниться.
  
Глава 2
  Соловьев открыл дверь. Раскаленная, словно солнечная корона, атмосфера приемной мгновенно разрядилась, яростный гомон людей в погонах затих. Военные и правоохранители стояли по группкам: отдельно - оба командира пограничных частей вместе с заместителем начальника городского отдела ФСБ в 'гражданке' - начальник отдела, как обычно, был занят, и он представлял службу вместо него, рядом сверкали крупными звездами на погонах полицейские: начальник горотдела вместе с руководителем отдела по борьбе с оборотом наркотиков. С ними главный таможенник с руководителем службы судебных приставов и пожарный, отдельно все три командира воинских частей с военным комиссаром. И если группа 'военных' состояла из приехавших издалека 'варягов', то в 'полиции' в основном местные, знавшие друг друга чуть ли не со школьных времен. Всех их Соловьев в той или иной мере знал. Их сильные, слабые стороны, и считал заслуживающими уважения людьми, но сегодняшние события их явно огорошили, ударили словно пыльным мешком из-за угла. Лица большинства бледные, в глазах плещется замешательство. Он мысленно усмехнулся: зрелище растерянности людей в погонах придало ему дополнительной спокойной уверенности в собственных силах.
  Пронзительную тишину нарушал лишь отчаянный стук по клавишам старенького ноутбука секретарши. Ошеломленные, полные ненависти, вопросительные - всякие взгляды моментально скрестились на главе города. Это лишь кажется, что люди в погонах вне политики. В маленьком городе им волей-неволей приходится с кем-то приятельствовать, а с кем-то враждовать. Вот немалая их часть и дружила с прежней администрацией города, да и Виктор Александрович с поистине медвежьей грацией успел отдавить немало любимых мозолей. Сильный порыв ветра закачал по-весеннему голыми ветвями росшего напротив окна тополя, бросая причудливые тени на людей в форме.
  Энергичным шагом градоначальник подошел к секретарше. Женщина прекратила печатать, пальцы с массивными перстнями, слишком крупными, чтобы быть золотыми упали на столешницу. Взгляд тоскливых глаз со слегка потекшей косметикой поднялся на начальника. Соловьев посмотрел на женщину осуждающе - не терпел он, когда расклеиваются, у него самого сын остался в Москве, но он же не устраивает истерики! Он со злостью сжал бледные губы в ниточку.
  Привычки начальника женщина давно изучила и понимала, что серьезно проштрафилась в глазах начальника. Секретарша посмотрела на Соловьева виновато, машинально чуть ли не в узел завязывая прядь волос.
  - Слушаю Вас, Виктор Александрович, - тихо произнесла немного хриплым голосом.
  - Вера, собери мне в кабинет замов и немедленно. - решив не упрекать за внешний вид, распорядился Глава. Не дожидаясь ответа и, ни на кого не глядя, направился в собственный кабинет.
  - Хорошо, Виктор Александрович, - произнесла женщина в спину и потянулась к телефону.
  У двери градоначальник неожиданно остановился. Повернувшись, натянул на лицо натуженную полуулыбку:
  - Товарищи офицеры, прошу вас немного подождать, не более десяти минут, мне необходимо отдать срочные распоряжения.
  Дверь бахнула, закрываясь, люди в погонах вновь принялись обсуждать ошеломляющие новости. Один за другим, едва успев поздороваться с военными, в кабинет Соловьева торопливо заходили заместители. Слухи по администрации расползались моментально, и в курсе фантастических новостей были все. Последней, на бегу кинув военным: 'Здрасте', торопливо прошмыгнула в дверь заместитель по социальным вопросам - унылого вида женщина далеко за сорок - типичный синий чулок. Градоначальник не обманул: не прошло и нескольких минут, как заместители с вытянутыми от удивления лицами пулей вылетели из кабинета.
  'Дзинь!' - взорвался трелью телефон, присутствующие нервно дернулись и замолчали. Взгляды скрестились на секретарше.
  - Да? - она подняв трубку, - Да, подошел... зовут... - скосила взгляд на лежащий на столе блокнот, торопливо перелистнула пару страниц, - Александр Степанович... хорошо.
  Положив трубку на место, объявила:
  - Заходите, товарищи, глава вас ждет.
  Полуденное солнце бликовало на длинном столе заседаний вдоль выходящих на площадь окон. Еще дальше, в глубине кабинета расположился Соловьев. С сосредоточенным видом торопливо писал в еженедельнике. За письменным столом был идеальный порядок: просмотренные и не просмотренные документы лежали ровными стопками, а две ручки гармонично расположились в небольшом органайзере с краю - все выдавало дисциплинированного человека, тщательно следящего за своей территорией. Бросив быстрый взгляд на входящих офицеров, произнес:
  - Садитесь, - торопливо махнув рукой в сторону стола заседаний, вновь уткнулся в бумаги. Начальник таможни попытался поздороваться, но Соловьев, не поднимая напряженный взгляд от разложенных перед ним документов, лишь нетерпеливо махнул рукой, дескать, не до этого. Зашуршали отодвигаемые стулья, офицеры расселись. Несколько секунд прошло в молчании, наконец мэр поднял взгляд - вроде все. Энергично поднявшись и прихватив с собой ежедневник со стопой бумаг, пересел на высокое кожаное кресло во главе стола заседаний.
  Соловьев расстегнул пиджак и тщательно подравнял принесенные с собой документы. Потом окинул оценивающим взглядом людей в форме. Многие из них его не любили, держа дулю в кармане, дескать, кто ты такой, царек недоделанный, но в глаза это никто не стал бы говорить. Сейчас они попали в одну лодку. А выплывут или потонут, во многом зависело от того, сумеет ли он их убедить подчиниться городской власти.
  - Александр Степанович, - обратился к высокому худощавому полковнику в синей форме летчиков, - расскажите, пожалуйста, о результатах облета окрестностей города.
  Тот поднял тусклый взгляд, встряхнулся, сбрасывая угрюмую задумчивость, и попытался по привычке подняться, но Соловьев небрежно остановил жестом, дескать, не надо.
  - Докладываю! - нервным и оттого слегка глуховатым голосом произнес летчик, - Борт RF - 95570 облетел окрестности города. За периметром в двадцать километров начинается совершенно чужая земля; дороги, поля обрываются словно ножом обрезали. Дальше одна степь, а на севере от города начинается настоящая тайга, что-то типа сибирской. Потом борт полетел в сторону областного центра, но ни его, ни лежащих по пути городов и деревень, не обнаружил.
  Летчик замолчал. Мысли его витали далеко от этого кабинета. Он вспоминал дочь с шестилетним внуком и думал, как рассказать жене о Переносе города. Неделю тому назад дочь с внуком уехали по путевке в Сочи. Теперь они все равно что умерли, родители никогда их больше не увидят. Комок черной желчи подкатил к горлу, пытаясь прорваться сквозь сомкнутые зубы и лишь многолетняя военная закалка спасала офицера от нервного срыва... За столом уже знали новости об облете города от самого летчика и встретили речь угрюмым молчанием. Пальцы градоначальника нервно побарабанили по столу, секунду он поразмышлял, затем поднял глаза на летчика.
  - Плотина электростанции с водохранилищем-охладителем осталась на нашей земле?
  - Да, - торопливо вытащив платок и откашлявшись, мрачно произнес летчик.
  - Это хорошо. - Глава незаметно выдохнул воздух и кривовато улыбнулся. Значит будем с электричеством. Уголь поблизости подходящих для электростанции марок есть. И его много. Еще немного подумав, вновь спросил:
  - А людское жилье, чужое, - он выделил интонацией последнее слово, - экипаж обнаружил?
  - Да, несколько стойбищ из чумов, по типу тех, в которых живут северные народы, и какие-то оборванцы возле них.
  - Ну и куда мы попали? Надеюсь, сам факт Переноса города с окрестностями сомнению не подлежит? - Мэр оглядел угрюмо молчащих офицеров, затем упер тяжелый, пронизывающий взгляд, каким хищник, готовясь к нападению, смотрит на жертву, в лицо летчика и с силой прижал ладонь к зеркальной поверхности стола.
  - Я не знаю. - тихим голосом ответил подполковник и опустил взгляд на столешницу.
  - Хорошо... - мэр кивнул и небрежно откинулся в кресле. - Фотографии окрестностей додумались сделать?
  - Да, - проронил полковник, вялым движением достал из кармана куртки тощую стопку белых прямоугольников и передал Соловьеву.
  Торопливо просмотрев фото и пару раз многозначительно хмыкнув, градоначальник передал их офицерам. Пока они, передавали фотографии из рук в руки и тихо переговаривались между собой, он неторопливо выровнял лежащие перед собой листки бумаги, продолжая с лихорадочной поспешностью решать, как строить диалог дальше. Он обязан победить. Сейчас или никогда! Давить, давить и убеждать в собственной правоте и необходимости ему подчиниться. Пока вояки не опомнились, он должен взять их под контроль, иначе все планы пойдут насмарку. Сами погибнут и город погубят. Соловьев обвел слегка сощуренными глазами офицеров. Те промолчали, угрюмые взгляды обращены в стол. Градоначальник внутренне усмехнулся. Не им соревноваться с ним, половину жизни проработавшим в еще том гадюшнике - городской администрации, в искусстве подчинения людей.
  - Значит так, мужики, я не господь бог и не знаю, где мы, но в одном точно уверен: мы не в России двадцать первого века. На другую планету нас перенесло или в другое время? Не знаю, пусть разбираются ученые. Главное, страны под названием Российская Федерация здесь нет, и это реальность, в которой нам предстоит жить дальше! Я избран главой города и для меня основное - любой ценой обеспечить безопасность, - он выделил голосом последнее слово, - и наладить материальную базу для нормального существования горожан. Мне и вам вместе придется этим заняться, или. ... Или мы все очень скоро погибнем.
  Главный таможенник и побагровел.
  - Кто нас перенес? Кто? На свете миллион таких городишек как наш, почему это случилось с нами? - суетливо вскинувшись, произнес истеричным голосом, - Или это какое-то природное явление?
  Офицеры непроизвольно коротко переглянулись, их и самих мучил тот же вопрос.
  Вопрос был риторический и не требовал ответа, но градоначальник вскинулся, словно ему противоречили.
  - Это неважно, важно сейчас, - он выразил интонацией последнее слово, - что нам делать чтобы выжить! Выжить и насколько это возможно сохранить научный и промышленный уровень.
  'Цзинь-цзинь', - беззаботно защебетала приземлившаяся на подоконник беззаботная весенняя птаха. Для нее ничего не изменилось, а мелкие проблемы людей важны лишь им самим. Толпа перед окнами здания, еще недавно с азартом выкликавшая главу администрации, таяла, словно кусок сахара в кипятке.
  Соловьев помолчал, в очередной раз поправил лежащие на столе документы, добиваясь их идеального выравнивания и произнес назидательно и проникновенно, почти по-дружески:
  - Мужики! От нашего мира остался только наш город. Семьдесят тысяч горожан и несколько тысяч сельских жителей, и они нуждаются в вашей защите. Есть тут враги, нет ли, я не знаю, но рассчитывать необходимо на наихудший вариант. Они есть, и они сильны. Поэтому считаю, что в связи с Переносом города черт знает куда, вы должны перейти в подчинение городской власти. Только так мы сможем дать отпор любому врагу, - он увесисто шлепнул рукой по столешнице.
  'Ловко', - подумал заместитель начальника отдела ФСБ, рассматривая большое желто-коричневое знамя города, в дальнем углу кабинета, рядом со стягом России. Глянул на градоначальника, он уловил этот взгляд, лицо на миг дрогнуло. В сейфе секретки отдела успело накопиться внушительное досье о незаконных делишках Соловьева, ждали лишь отмашку из центра, чтобы пустить его в ход. Из потенциального сидельца Соловьев превращался в спасителя города и начальника для людей в погонах.
  Молчание затягивалось. Только доносился приглушенный шум моторов из открытой форточки.
  Перспектива превратиться из привилегированных федералов и областников в подчиненных городской администрации никого не радовала. Это и снижение статуса, и повседневный контроль со стороны администрации города, в то время как командиры успели привыкнуть к самостоятельности. Из Москвы или областного центра все не проконтролируешь. Тем более что еще тлела надежда: Перенос не навсегда, немного потерпеть, и они вернутся назад, и все возвратится на привычные рельсы.
  Начальник пожарного гарнизона задумчиво нахмурился, машинально почесал бритый затылок и приподнял руку. Дождавшись кивка Соловьева, поинтересовался:
  - Вы полагаете, что обратный Перенос в наш мир невозможен?
  - Полагаю, - Соловьев усмехнулся и произнес небрежно, сверкая от возбуждения глазами, - Если я не прав, то и слава богу, но исходить нужно из того, что мы застряли здесь навсегда и соответствующе действовать. Во-первых объединиться в единый кулак. Только так мы преодолеем любые проблемы и любого врага! Все согласны?
  - Мы давали присягу России, а не городу. - смерив Соловьева неприязненным взглядом, произнес молодой, едва за тридцать подполковник, командир радиолокационного батальона, - У меня нет приказа переходить в подчинение городской власти!
  С градоначальником у офицера сложились очень непростые отношения. Еще на первом своем сроке у власти Соловьев обещал ему выделить землю под дачные участки военным, но так и не сделал этого. Офицер тогда не сдержался и высказал все, что думал о градоначальнике. Соловьеву доброжелатели об этом немедленно донесли, он даже ездил в штаб округа жаловаться и требовал убрать неугодного командира. Но там лишь посмеялись над излишне деятельным главой муниципалитета.
  Несколько мгновений мужчины мерились взглядами, потом Соловьев не выдержал и отвел глаза, левое веко чуть заметно дернулось. И тут же, спохватившись, что это могут истолковать как непростительную слабость, густо побагровел. На память он не жаловался и врагов помнил хорошо и никогда не забывал. Глянув на локаторщика взглядом, подобным уколу острозаточенных стилетов, произнес лязгающим металлом голосом:
  - Приказ? А какой может быть приказ если ваше командование осталось неведомо где? Может пора голову включить? - казалось, мэр обращается лично к локаторщику, но тут он сделал широкий жест, чтобы привлечь общее внимание, - И не забывайте, что речь идет о выживании города, вас самих и ваших семей. Присягу принимали защищать Россию? Так защищайте ее, сейчас вся она - это город и его окрестности! Или мы будем вместе, одним кулаком, - он приподнял крепко сжатый кулак над собой, махнул рукой, словно разбивая неведомую преграду, - или нас переломают поодиночке! Делом докажите, а не трескотней, что вы настоящие патриоты, а не балаболки!
  Соловьев медленно обвел взглядом застывшие лица военных, зрачки его сузились, продолжил:
  - И не забывайте, что вам, как любому другому жителю города, необходимы продукты питания, тепло зимой, вода, свет и главное - безопасность. Город будет вас обеспечивать всем необходимым, а вы станете сидеть на его шее и ждать приказа неведомо от кого? Не бывать такому!
  Торопливо глотнув, он облизал пересохшие губы.
  'Крыть - нечем, он прав...' - покрасневший подполковник - локаторщик катнул желваками и опустил взгляд вниз.
  - На ближайшие дни... и годы... безопасность и развертывание производства всего необходимого для выживания - это главная проблема, - произнес глава.
  Уже пару минут с напряженным вниманием что-то читавший в телефоне начальник горотдела полиции воспользовался паузой:
  - Р-разрешите? - спросил, слегка заикаясь. Во время командировки в Чечне его контузило и с тех пор он, когда волновался, заикался. Дождавшись кивка Соловьева, поправил очки и зачитал пришедшее на телефон сообщение: 'На Гончаровке наряд задержал подозрительного бомжа на коне, по-русски не понимает, говорит на языке, напоминающем башкирский', - полицейский оторвал взгляд от экрана и произнес с задумчивым видом, - похоже, попался абориген.
  
  Гончаровка - район города с малоэтажной (частной) застройкой.
  
  Офицеры оживились, послышался тревожный шепот. Если это действительно местный житель, то появился шанс узнать, куда же город попал.
  - Хорошо, - произнес Соловьев, - жду от вас информации, где мы и кто вокруг нас, - сказал он и пометил в еженедельнике.
  - Д-доложу, - согласно наклонил рано поседевшую голову начальник полиции и принялся что-то набирать на телефоне. Хотя формально полиция и не подчинялась местной власти, но ее финансирование шло в том числе и от муниципальных властей, а, как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. Главный городской полицейский давно привык, как минимум учитывать мнение администрации.
  - Да и пусть его медики проверят, не хватало еще чтобы он какую-нибудь заразу в город принес! - произнеся это, глава бросил пристальный взгляд на поднявшего голову офицера, но на лице того читалось лишь крайнее внимание. Молча кивнув, он продолжил набирать текст.
  - Виктор Александрович, - вновь обратился начальник пожарных, - нам будет проще принять решение, если бы вы вначале озвучили собственные предложения хотя бы на ближайшее время, что делать и нам и городу.
  Глава на миг задумался, затем согласно наклонил голову.
  - Ну что же, это разумно. Начнем с того, что действовать буду жестко! Иначе не выживем. Продовольствия в городе немного, максимум на три-четыре недели. Точное количество сейчас выясняют, поэтому все консервы придется закладывать на хранение на крайний случай и переходить на карточную систему. Запасы мобилизационного резерва на комбинате хлебопродуктов и мясокомбинате весьма значительны, их реквизируем и будем искать местные источники продовольствия, раз есть люди, то их не может не быть! Продержимся до осени - выживем, район засеет все, что только возможно! Что касается огородов - всем желающим десять соток, пусть сажают собственные овощи, фрукты. По углю и электричеству: уголь придется экономить, да все придется экономить, пока не доберемся до местного сырья. Запасов электростанции хватит месяца на два, это крайний срок. Не найдем за это время угля, зимой перемерзнем, а кто сумеет выжить, скатится в средневековье. Пока все, остальное после того, как разберемся в обстановке.
  Военный комиссар: румянощекий, с хитрыми маленькими глазками, недавно выбранный депутатом в городское собрание и, по слухам, ставший близок к градоначальнику, поднял руку.
   - Ну что, по-моему, дело ясное, - он слегка заалел, - я за предложение Виктора Александровича!
  Офицеры переглянулись: выбор предстоял сложный. Город должен возглавлять сильный управленец, пользующийся доверием и поддержкой большинства, а рознь и склоки неминуемо приведут к гибели. Многие горожане считали Соловьева радетелем за город, некоторые - всего лишь жуликоватым чиновником. Вот только в деловой хватке, организационном таланте и знаниях сложного городского хозяйства и те, и другие не сомневались. Он был лучшим из возможных кризисным управляющим для города попаданцев. С другой стороны, он лишь недавно избрался, стало быть, имеет нерастраченный кредит доверия населения. Первыми взметнулись вверх руки полицейских и начальника пожарных, за ними, после недолгих колебаний, нехотя поднялись руки остальных. Кто с заметной долей скепсиса на лице, кто с надеждой, но за предложение подчинить людей в погонах городской власти проголосовали все. Иного выхода не было.
  Соловьев сидел прямой, словно палку проглотил. Глаза зажглись торжеством - у него все получилось! Но ни единый мускул на лице не дрогнул, лишь сухие губы раздвинулись в чуть снисходительной улыбке, когда он произнес негромко:
  - Благодарю за принятое правильно, - он выделил последнее слово голосом, - решение и информирую вас, что сегодня же предложу депутатам дополнить штат администрации должностью заместителя главы по военным и внутренним делам, кандидатом на нее я вижу вас, Степан Алексеевич! - Соловьев указал ухоженным пальцем на военкома, - Вы не против?
  Военком еще больше зарделся, попытался сохранить серьезную выражение лица, но не выдержал, расплылось в самодовольной улыбке:
  - Спасибо за доверие! - подскочив с места, произнес с придыханием и глазами преданного пса уставился на благодетеля. К власти, пусть небольшой, в качестве депутата городского Собрания, он пришел в команде нынешнего градоначальника, и сейчас вновь убедился, что сделал правильный выбор.
  - Александр Степанович! - обратился мэр к командиру вертолетного отряда. - Организуйте, пожалуйста, облет окрестностей по максимально возможному радиусу.
  - Хорошо, - угрюмо кивнул подполковник и вновь опустил взгляд в стол.
  - Ну все, товарищи, - махнул рукой Соловьев, губы раздвинулись в холодной улыбке, - по рабочим местам.
  И тут же добавил, обращаясь к фсбшнику и, пародируя Мюллера из 'Семнадцати мгновений весны':
  - А вас, Олег Аркадьевич, я попрошу остаться.
  Градоначальник подождал пока закроется дверь, потом произнес, неприятно кривя губы:
  - Я знаю у вас есть на меня наблюдательное дело. Принесите его сюда.
  Для него не было секретом, что на всех глав администраций ФСБ ведет наблюдательные дела.
  Лицо фсбшника ничего не выражало, несколько мгновений он тяжело молчал, потом произнес бесстрастным голосом:
  - Хорошо.
  - Минут десять вам хватит чтобы доставить его в мой кабинет?
  - Хорошо я сейчас пришлю его. Я могу идти?
  Градоначальник кивнул. Едва фсбшник покинул кабинет, он вытащил платок. Шея мокрая словно в бане. Разговор, особенно его концовка тяжело дались, но все получилось! 'Ну я и монстр', - подумал он с ликованием. Еще через десять минут он изучал принесенную секретчиком папку. Вздыхал, матерился сквозь зубы, скрипел зубами. Потом собственноручно уничтожил ее. Он не знал, что в личном сейфе начальника отдела осталась копия дела.
  Сразу после обеда на улицах появились вооруженные автоматами полицейские патрули. К этому времени у ворот важнейших городских объектов встала вооруженная охрана из числа сотрудников МВД. Одновременно все автозаправочные станции опечатывали, исключение составила лишь АЗС на территории городского автобусного предприятия, но туда могли заехать лишь их собственные автобусы да автомобили по списку администрации. Совместные комиссии из вооруженных полицейских и 'наскипидаренных' чиновников поехали по городу. К засевшему в кабинете Соловьеву, словно в центр раскинутой по городу паутины, стекались доклады. В продовольственных магазинах несмотря на скандалы торговцев и собственников, консервы и продукты длительного хранения под расписку изымались и свозились на склады. Собственные действия полицейские обосновывали введением в городе режима 'Чрезвычайной ситуации' и приказом начальства.
  Вечером, когда после работы взбудораженные жуткими слухами горожане вернулись домой, неожиданно 'проснулись' телевизоры. На экранах появился Соловьев. И был он как никогда серьезен, так что в новость о том, что город перенесся в неведомый мир, поверили сразу. Немного подождав, пока горожане слегка опомнятся от невероятных известий, он призвал:
  - Уважаемые горожане! В ночь Переноса один из аборигенов напал и тяжело ранил пожилую жительницу города. Сейчас женщина лежит в реанимации. Так что за городской чертой цивилизация заканчивается. Для местных мы всего лишь скот, будущие рабы или отродья нечистой силы.
  Речь идет о самом нашем существовании, и я выражаю уверенность, что в этих нелегких условиях население нашего города проявит сознательность и сплотится вокруг администрации! Чтобы выжить нам всем необходимо работать, работать и еще раз работать! На долгие годы придется забыть о нормированном рабочем дне, отпусках и прочих достижениях двадцать первого века. А городской администрации придется принять множество непопулярных решений, но только они дадут нам шанс на выживание! Каждый из нас должен требовать от себя и других дисциплины, организованности, самоотверженности. Сделать все, чтобы получить шанс занять в этом мире достойное место.
  Он немного помолчал, словно вглядываясь в лица телезрителей, затем продолжил:
  - Горожане, друзья, наша земля бедна ресурсами, но вокруг нас богатейший Урал. Здесь есть вся таблица Менделеева, и только от нас, от наших рук и знаний зависит, сможем ли мы построить необходимые нам производства или проедим доставшиеся нам ресурсы и глупо погибнем! Пока новые предприятия не построили, я призываю к всемерной экономии любых ресурсов. Каждый целлофановый пакет, металлическое изделие, одежда, да все вокруг нас не воспроизводимы в ближайшие годы и должны всячески сберегаться, а после использования идти на переработку. Вспомните о старинных вещах, оставшихся от бабушек и дедушек. Механическая мясорубка или швейная машина, даже простая авоська теперь представляют огромную ценность.
  Соловьев еще долго рассказывал о дальнейших планах администрации, с цифрами в руках объяснял использование городских запасов и многое другое. Реакция ошеломленных горожан варьировалась от полного неверия до банальных истерик и инфарктов, так что диспетчеру скорой помощи пришлось до ночи принять множество вызовов к экстренным больным.
  - Я уверен, что все трудности мы преодолеем и победим! - сказал Соловьев напоследок и начались городские новости.
  На город опустилась тьма. Ночью, мрак - для луны был не сезон, улицы выглядели странными, чужими - уличные фонари не горели - в целях экономии угля приняли решение их не включать пока не наладятся стабильные поставки местного сырья на ГРЭС. Лишь изредка ночь разгоняли фары автомобилей, чтобы через секунды все снова поглотила тьма. В администрации по-прежнему горели окна. Сквозь зубы молча проклиная Соловьева вся администрация оставалась на рабочих местах. Как уйдешь, когда градоначальник на работе и ясно дал понять, что, кто не хочет работать МНОГО, тот будет уволен? Соловьев уже собирался домой, когда зазвенел телефон. Слегка заикаясь от волнения начальник горотдела полиции сообщил, что, наконец, смогли найти человека, который разобрал речь пойманного накануне аборигена. Помог старенький мулла, башкир по национальности. Оказалось, что город перенесся из 2011 года в прошлое на башкирские земли в южных предгорьях Урала в 1109 год по мусульманскому календарю или в 1689 год по-христианскому. Это означало что сейчас в России царствует, но не правит Петр первый, а главная в Кремле Софья его сестра. Старинный торговый и сельскохозяйственный городок, основанный на Южном Урале первыми русскими поселенцами был почти ровесником эпохи, куда его перенесло -его основали в самом начале семнадцатого века, на старинном караванном пути из Средней Азии на Урал. Веками он жил торговлей и сельским хозяйством, окружающие плодородные земли и умеренный климат давали возможность выращивать богатые урожаи пшеницы, разнообразные овощи и фрукты. Уже в советское время эвакуированные во время войны металлообрабатывающие заводы стали основой промышленности города. Город, процветавший во времена СССР, после его развала захирел, население уменьшилось с 80 тысяч человек до едва 70 тысяч. Заводы, силой вырванные из общесоюзных производственных цепочек, влачили жалкое существование. Вместо производства готовых изделий занимались ремонтом, моторный - двигателей, электротехнический - почти любых электротехнических изделий.
  На следующий день после Переноса силовиков собрали, и командиры предложили выбор: продолжить службу или уйти на гражданку. Для лейтенанта Петелина выбор был без вариантов - продолжать службу. Какая разница для каждого, в ком бьется русское сердце, кому служить, России, Российской империи, СССР, Российской Федерации - это одна и та же страна. Главный служите доблестно, так чтобы или грудь в крестах, или голова в кустах! Так повезло не всем: десяток майоров и подполковников оказались лишними, их безжалостно уволили на гражданку. Повезло тем, кто успел набрать двадцать лет службы - их досрочно отправляли на пенсию.
  Городские власти использовали время на полную катушку. Соловьев воспринял Перенос как вызов собственным способностям управленца и развел бурную деятельность, истово оправдывая кредит доверия горожан, стараясь делами доказать сомневающимся, прежде всего из городской верхушки, что он идеальный вариант руководителя и организует выживание города. На следующий день утром собрал в актовом зале подчиненных и 'порадовал' заявлением, что отныне рабочий день - десять часов, а выходные временно отменяются. А кому не нравится, он никого не держит, но и всему городу вскоре предстоит работать в подобном режиме. Осмелившихся уйти нашлось всего несколько человек.
  А Соловьев продолжил 'ломать' город через колено. В магазинах 'Охота и рыбалка' и оружейном все наличное оружие под расписку конфисковали и вывезли на склады воинских частей. Другие посланцы администрации, описали содержимое аптек и городского медицинского склада, магазины, торговавшие компьютерной техникой и средствами малой механизации, опечатали до дальнейших распоряжений. Протестовавшим против самоуправства хозяевам магазинов не помогли ни грозные знакомства, ни бурные истерики: посланцы администрации были непреклонны, а Соловьев возмущенные звонки игнорировал.
   Перед обедом состоялось внеочередное совещание городского Собрания. Соловьеву пришлось мобилизовать на него всех сторонников, а колеблющихся запугивать неизбежным хаосом, если не принять чрезвычайных мер. Ему самому пришлось дважды обращаться к депутатам с короткими, но весьма эмоциональными речами. Он давил, давил и еще раз давил! Большинство руководителей когда-то состояло в КПСС, затем в многочисленных провластных партиях, но по-настоящему они не разделяли ничьих убеждений, зато были донельзя прагматичны, разделяя принцип: не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей.
  
  Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей. Слова одного из лидеров Китайской Народной Республики Дэн Сяопина (1904-1997).
  
  Предложенные мэром преобразования выглядели разумно, а он сам имел репутацию бескомпромиссного, но умелого управленца и после непродолжительного, но яростного спора с оппозицией Собрание приняло постановление:
  
  'О сложившейся в городе экстраординарной
  и чрезвычайной ситуации'
  
  В соответствии со ст. 2, 3 Конституции Российской Федерации, ст. 3 Федерального конституционного закона от 30 мая 2001 г. ? 3-ФКЗ 'О чрезвычайном положении', в связи с сложившейся экстраординарной и чрезвычайной ситуации в городе, связанной с переносом его территории в семнадцатый век, и в целях гарантирования прав, свобод и жизни жителей города
   Собрание депутатов города РЕШАЕТ:
  1. Возложить на Собрание депутатов функции высшего законодательного органа города.
  2. Установить, что на территории города действует Конституция и законодательство Российской Федерации, в части не противоречащей нормативным актам города.
  3. Утвердить Временное положение о Режиме чрезвычайного положения (Приложение 1).
  4. Ввести на территории города Режим чрезвычайного положения с 21 апреля 1689 г.
  5. Юридическому управлению администрации подготовить проект нового Устава города до 1 мая 1689 г.
  6. Утвердить Положение о временных полномочиях администрации города (Приложение 2).
  7. Утвердить Программу действий по промышленному и сельскохозяйственному развитию территории города (Приложение 3).
  8. Настоящее решение вступает в силу с 21 апреля 1689 г.
  В. А. Соловьев
  Собрание провозгласило себя верховным законодательным органом и предоставило почти диктаторские полномочия мэру, утвердив его программу действий:
  - Создание крепкой армии, способной защитить город;
  - Развитие сельского хозяйства: растениеводство, разведение птицы и свиноводство, самообеспечение города основными видами продовольствия;
  - Разработка богатейших месторождений Урала и его окрестностей;
  - Развитие промышленности до уровня как минимум середины 19 - начала 20 века, прежде всего военной промышленности и металлообработки;
  - Создание черной и цветной металлургии, химической промышленности и фармакологии.
  Структура управления города приняла следующую конфигурацию. Во главе исполнительной власти стоял мэр, полномочия его существенно расширили, но власть его была далеко не диктаторской. Законодательную представляло Собрание депутатов города, а судебную - городской суд, руководствовавшийся решениями Собрания депутатов и российским законодательством в части, не противоречащей решениям законодательной власти.
  Первой жертвой реформированной власти стали городские банки и федеральное казначейство. Их объединили в городское казначейство и подчинили заместителю градоначальника по финансам. Вечером она выступила по телевизору и объявила, что банкноты Российской Федерации продолжают использоваться до их обветшания и замены металлическими монетами и банкнотами, которые планировало выпускать городское казначейство.
  Еще одним решением Собрание депутатов подчинило администрации предприятия, хозяева которых оказались за пределами города. А чтобы не терять времени на сборы руководителей, решение спешно размножили и заверенную копию развезли по предприятиям.
  Директорский корпус воспринял решение о переподчинении администрации с явным энтузиазмом - при всех печальных последствиях Переноса он давал шанс на возрождение заводов. Их устаревший для двадцать первого века станочный парк и оснащение для семнадцатого были немыслимым хай-тэком. Моторный и электротехнический заводы, железнодорожные мастерские и вспомогательные цеха электростанции делали стартовые позиции города в металлообработке более чем крепкими, а молокозавод в купе с хлебокомбинатом и мясоконсервным комбинатом позволяли наладить переработку сельскохозяйственной продукции. Плохо обстояло дело с легкой промышленностью - всего несколько частных цехов по изготовлению мебели и небольшая швейная фабрика. производство всего необходимого для армии. Так что несмотря на разрыв технологических связей, а производство достаточно сложного изделия требует сотен и тысяч поставщиков, у города были все шансы наладить расширенное производство всего необходимого для армии, промышленности и тысяч мелочей, необходимых для нормальной жизни горожанина двадцать первого века.
  На электростанцию - градообразующее для города предприятие, Соловьев приехал лично. На горизонте догорал багровый закат, когда служебный мерседес мэра остановился у проходной. С директором станции - одним из самых влиятельных людей в городе у Соловьева сложились сложные отношения. До Переноса тот был спонсором каждой местной фронды и сыграл немалую роль в первом отстранении Соловьева от власти, а на память Виктор Александрович никогда не жаловался. Кроме колоссальных денег, директор мог опереться на многотысячный коллектив, возможность шантажа неподачей тепла и электроэнергии в город и даже собственным силовым ресурсом - вооруженной охраной. Так что фигура более чем серьезная.
  Директор незамедлительно принял градоначальника в кабинете, даже более роскошном чем у Соловьева. Разговор был откровенным. Пришлось рассказать свой план переустройство жизни города и дать гарантии от преследования политических противников. Благоразумие взяло вверх - бунт на тонущем корабле опасен для всей команды: от капитана до последнего матроса. После некоторых колебаний директор принял условия администрации - фактическую национализацию ГРЭС при условии, что он по-прежнему ей руководит. Потом перешли в зону отдыха. Высокая, блондинистая секретарша расторопно накрыла изысканный стол и удалилась, одарив на прощание улыбкой. Усадив дорогого гостя на удобное кресло, хозяин кабинета рассыпался в комплиментах и в уверениях, что станция полностью подчиняется городу. Незримые подковерные игрища имеют неписанные, но от этого не менее незыблемые правила, поэтому Соловьев внешне вполне благосклонно принимал эти заверения, и лишь торжествующе блестевшие глаза выдавали его подлинные эмоции. Согласие одного из руководителей городской фронды было знаковым сигналом, означавшим поражение противников.
  Из всех директоров лишь директор мясокомбината, точнее оставшегося после всех обрезаний и сокращений 90-х годов небольшого огрызка в виде мясоконсервного цеха, возмутился самоуправством чиновников. Он категорически отказался подчиниться и расхохотался в лицо посланцу администрации. 'Варяг', совсем недавно приехавший в город, не представлял местные властные расклады и привык во всем полагаться на покровительство оставшихся в двадцать первом веке реальных хозяев производства. На демарш директора мелкий чиновник администрации посмотрел взглядом, каким смотрят на обделавшегося несмышленыша и саркастически улыбнувшись, молча вышел из кабинета. Не успел победитель насладиться триумфом, как дверь приемной с грохотом ударилась о стенку. Два полицейских заскочили в кабинет. Послышались возмущенные крики. При виде выволакиваемого под руки директора, с руками, скованными наручниками, секретарша громко ойкнула, но, наткнувшись на многообещающий взгляд одного из полицейских, искусно изобразила обморок. Вытащив на улицу ошарашенного директора, полицейские затолкали его в патрульную машину. Вечером бедолагу выпустили из КПЗ, но в его кресле уже сидел бывший заместитель, оказавшийся более понятливым. В тот же день на освободившуюся должность его назначил градоначальник.
  На следующее утро в актовом зале здания администрации не было свободных мест. Собрался актив города: мэр, финансово-экономическое и торгово-промышленное управления администрации, директора предприятий и частные предприниматели, активисты и заслуженные горожане. Первым к трибуне вышел градоначальник. Говорил он перед молчаливой аудиторией спокойно и по-деловому и ставил первоочередные задачи в области промышленности. В ближайшее время наладить производство огнестрельного оружия, как стрелкового, так и тяжелого, создать металлургию, как черную, так и цветную. В области химической промышленности - производство серной и азотной кислоты, соды и целого ряда других веществ. Наладить изготовление бумаги и множества необходимых современному человеку мелочей, начиная от ниток и мыла, заканчивая производством мебели. Провести обновление станочного парка и начать производство примитивных, похожих на модели 20-х годов прошлого века, автомобилей и тракторов.
  После него к трибуне вышел руководитель торгово-промышленного управления, затем директорам выдали утвержденное главой города задание по выпуску продукции и налаживанию новых производств. После этого директоров отпустили, а частные предприниматели остались. После недолгих споров бизнесмены определились, кто и что будет выпускать и получили на это одобрение от главы торгово-промышленного управления.
  Жизнь горожан уже в первые дни после переноса разительно изменилась, но население довольно спокойно это восприняло. Люди понимали, что перемены неизбежны и, для всеобщего выживания, необходимы. Лишь кучка вечно недовольных злобно пророчествовала наступление 'сталинских' времен. Помимо отсутствия с вечера до шести утра электричества, что приводило в неистовый гнев любителей 'ночной' жизни, с улиц исчезли легковые автомобили: без горючего не поездишь. Даже грузовые появлялись на улицах гораздо реже, зато вооруженные патрули военных и полиции круглосуточно попадались на каждом шагу. В продовольственных магазинах и киосках ассортимент стал гораздо беднее. С прилавков исчезли консервы и другие продукты длительного хранения, напоминая уже привыкшим к рыночному изобилию пенсионерам времена конца восьмидесятых. Частники, воспользовавшись моментом, попытались взвинтить цены до небес, но тут же нарвались на немедленно накладываемые полицией дикие по размерам штрафы. Цифры на ценниках моментально вернулись к прежним значениям. Хуже стало с 'культурной' жизнью. Вещавшее с утра и до отключения электроэнергии городское телевидение гнало вперемешку российские и зарубежные кинофильмы, изредка записи концертов и музыкальных клипов, а вечером городские программы. Но все это не могло заменить избалованным горожанам привычное информационное изобилие. Интернет отсутствовал от слова вообще, и привыкшая к нему молодежь не понимала, куда себя девать в свободное время. Хорошо, что Дома культуры и, единственный кинотеатр города продолжали работать в обычном режиме
  Что горожане безусловно одобряли, так это исчезновение с улиц безработных, тунеядцев и бомжей - их добровольно-принудительно направили на муниципальные работы. Кто шел сам, кто по направлению городского центра занятости, а кого и принудительно доставляли полицейские. Усилиями бывших безработных строилась линия обороны по периметру города: вслед за копающими ров, в человеческий рост, экскаваторами, по весенней грязи двигались добровольно-принудительные землекопы. лопатами и ручными трамбовками ровняли и укрепляли с внутренней стороны рва высокий вал; сооружались бетонные блокпосты на городских окраинах. Оставшиеся работники разбирали ставшие ненужными железнодорожные пути.
  Подоспели сообщения о результатах облета окрестностей города по максимальному возможному для вертолета радиусу. Никаких признаков человечества двадцать первого века. Вокруг только немногочисленные стойбища кочевников да деревянные крепостицы местных князьков. Ближайшие укрепления русских - в сотне километров ближе к полярному Уралу. Основные поселения русских еще дальше, вокруг Камы. Там же, находилась резиденция знаменитого купеческого рода Строгановых, в тот период почти самовластных владык русского Урала. Ничего не дало и недельное прослушивание эфира мощными радиостанциями городского радиоузле и военных: только треск гроз. После этого стало окончательно ясно, что попаданцы перенеслись из двадцать первого века одни.
  Соловьев пребывал в великолепном расположении духа, намеченные планы выполнялись и, если бы не упрямство районной администрации, он был бы почти счастлив. На предложение объединить с городом остатки района, глава районной администрации ответил категорическим отказом. И сельские депутаты, и их руководитель понимали, что гайки будут закручиваться с еще большим усердием, чем в первое пришествие Соловьева во власть. Да и становиться из довольно значительных чиновников рядовыми гражданами они категорически не желали. Не помогло убедить несговорчивых районников даже отсутствие силового ресурса - районный отдел полиции предпочел подчиниться городу.
  Прошло три дня, и люди начали понемногу привыкать к мысли, что город перенесся в далекое прошлое. Алексей Семенович или, как его звали приятели и заслужившие его уважения коллеги из районной полиции, Семеныч, натянул на тощие ноги старые спортивки и осторожно прошел босиком мимо жены. Хищные ноздри раздувались в храпе, на голове покачивались желтые бигуди. 'Везет ей, сегодня у нее выходной, а тут ни свет, ни заря тащись на службу'.
  На кухне поверх сверкающей молочной белизной газовой плиты, недавно купленной по настоянию супруги в кредит, красовалась пошарпанная, приобретенная как-то по случаю двухкомфорочная электроплитка. Он досадливо покосился на дорогую покупку, ставшую теперь лишним предметом мебели на кухне - газовая система третий день как пустовала и, похоже, что в ближайшем будущем газ так и не появится. Семеныч включил электрическую конфорку, выставил нагрев на шестерку. Чугунная сковородка легла сверху. Придется ждать: пока старая плита накалится, времени пройдет уйма. Сокрушенно вздохнув, пошарил в холодильнике. Нет бутылки. От чертова баба, знала же, что утром понадобиться опохмелиться!
  Выпить Алексей Семенович был горазд и даже подводил под это философскую основу. Он утверждал, что окружающая действительность мерзка и глядеть на нее нормальному человеку, тем более сотруднику полиции, трезвым взором совершенно невозможно. И что только принятые, но строго после работы - это принцип, сто граммов дают ему силы жить в мире, где господствует несправедливость, задержки в присвоении званий и живут разнообразные злодеи.
  Через полчаса он вышел из дома. На подъездной двери, посреди вздувшийся и облупившейся коричневой краски, которой когда-то покрасили дверь, белел бумажный лист с напечатанным ярко-алыми буквами объявлением. 'Уважаемые жильцы! Просим до двадцать пятого апреля получить в ЖЭКе по адресу: ул. Ленина 25 продовольственные талоны на семью. Для получения талонов иметь с собой паспорт. Внимание! По распоряжению администрации города продажа продовольствия без талонов с двадцать шестого апреля проводиться не будет!' 'Так - непроизвольно вздохнул Семеныч, - дожились, снова талоны как в конце 80-х'. Умом он понимал, что в их положении это неизбежно, но сама мысль о талонах, которые ассоциировались у него с бедностью и безденежьем, ему претила. Еще раз внимательно перечитав объявление, он покачал головой. 'Надо не забыть позвонить моей клуше. Пусть сходит, получит талоны, где лежат паспорта она в курсе. А то останемся как обычно на бобах. С тем дурдомом, который сейчас творится в отделе, еще не известно, когда вернусь с работы'. Алексей Семенович почти двадцать лет отдал службе в районной полиции, из них почти восемь участковым уполномоченным, так что о порядках в родном ведомстве знал все или почти все.
  Было прекрасное весеннее утро, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. Огненный шар солнца еще невысоко поднялся над горизонтом, но жарило не по-апрельски и палящие лучи успели почти расправиться со снежным наследием зимы в городе. Весело бежали по асфальту бурливые, коричневые, сверкающие ручейки. Лишь в тени многоэтажек, рядом с пробивающимися сквозь землю сочно-зелеными ростками еще скрывались, потихоньку истекая водой, покрытые грязью и мусором сугробы. Сырой ветер без устали размахивал по-весеннему голыми ветвями деревьев, дышал запахами сырых ветвей, перегнивших листьев и весны. Улицы пустынны, лишь кое-где торопятся озабоченные прохожие, да вдали промелькнул вооруженный автоматами полицейский патруль. До отдела идти всего минут двадцать, так что Семеныч не стал дожидаться автобуса. Тем более, по нынешним временам отсутствия в продаже горючего городские автобусы ходили по маршрутам гораздо реже и набитые людьми словно селедки в бочке. Удовольствие ниже среднего.
  Через пять минут Семеныч неторопливо - время еще позволяло, свернул на малолюдную в утреннее время улицу Советскую, застроенную бывшими купеческими домами. Мимо проплыл знаменитый дом Васильева. Ходили легенды что лицо сфинкса, украшающее стену над центральным входом имело портретное сходство с лицом первого хозяина дома, но Семеныч не верил в легенды. Попавшийся навстречу мужик с помятым лицом - сразу видно с ночной смены, дымил сигареткой. От этого зрелища рот заполнился тягучей слюной и непреодолимо захотелось курить. Пошарил в карманах, вытащенная из кармана пачка 'Winston', как на зло, оказалось пустой. Семеныч невольно оглянулся в направлении дома. Предвидя дефицит табака, он приобрел у знакомых торговцев стратегический запас курева. Семеныч остановился, потом решительно махнул рукой. Не возвращаться же домой из-за сигарет! Впереди у перекрестка стояла бледно-зеленая коробка киоска. С его хозяевами он был шапочно знаком, пересекались пару раз в гостях у общих приятелей. Он нахмурился и ускорил шаг - никак не получилось вспомнить имена владельцев киоска. Когда перед потенциальным покупателем открылось окошко, внимательно осмотрел поразивший бедностью по сравнению с тем, что было нормой до Переноса, убогий набор товаров. Несколько разновидностей полулитровок газированной воды, печенье, конфеты, немного сигарет и все. Продавец, небольшого ростика миловидная женщина с короткими волосами цвета созревшей пшеницы, слегка высунувшись из окошка, осведомилась профессионально-приветливым голосом:
  - Здравствуйте, чем могу вам помочь?
  Семеныч, наконец, вспомнил имя хозяйки и произнес, белозубо улыбаясь:
  - Здравствуйте, Танюша, Winston есть?
  Печальные и умные глаза женщины несколько секунд вглядывались в физиономию посетителя, потом лицо расцвело в дружелюбной улыбке. Вспомнила, где видела покупателя:
  - Здравствуйте, Алексей! - она торопливо оглядела небогатый набор товаров на прилавке и соболезнующее развела руками. - К сожалению, Winston кончился.
  - А чего так, Танюша, полки совсем пустые?
  Хозяйка ларька лишь неопределенно пожала плечами:
  - Оптовки порожние, везти совершенно нечего, на базе выдают совсем по чуть-чуть.
  - Жаль, буду искать, - Семеныч вздохнул.
  - До свидания, - хозяйка исчезла внутри ларька.
  Привык Семеныч к своим сигаретам. и привыкать к другому куреву не хотелось. Семеныч бросил взгляд на часы - время поджимало. 'Ладно, глядишь, и найду где-нибудь по дороге'.
  Еще через час он крутил руль выделенной для объезда закрепленного участка полицейской машины. Мимо безмолвными серыми пятнами пролетали пятиэтажки, на обочинах стыли никому не нужные без масел и высокооктанового горючего импортные легковушки. Курить хотелось так, что скулы сводило. По дороге он несколько раз останавливал знакомых полицейских из городского отдела, благо, патрули встречались на каждом шагу, но, как назло, 'Winston' ни у кого не оказалось. 'Ладно, - решил он, - стрельну хоть что-нибудь на выезде из города, на пропускном пункте'. Скрипнув тормозами, машина остановилась у высоких, в два человеческих роста, обшитых блестевшим сталью, ворот, перекрывавших выезд из города. Справа и слева змеился, скрываясь вдалеке, довольно высокий вал с широким рвом перед ним. Из стоящего рядом с воротами бетонного сооружения, высотой с двухэтажный дом с узкими бойницами, направленными в сторону окружающей город степи, неторопливо вышли двое с автоматами на плече. Один, в привычной полицейской форме, хозяйской походкой подошел к машине и потребовал документы. Его Семеныч не знал, видимо, из новеньких. Другой, в армейском камуфляже, остановился чуть поодаль, но так, чтобы контролировать действия водителя, а полицейский не перекрывал сектор обстрела. Семеныч предъявил пропуск на выезд, физиономия полицейского поскучнела. Он поинтересовался, не на участок ли Семеныч едет и, получив утвердительный ответ, повернулся к блокпосту и махнул рукой, дескать, открывайте ворота.
  Курить хотелось так, что Семеныч готов был согласиться даже на самосад. Не успели охранник ворот отойти, как он приоткрыл дверь и попросил:
  - Ребята, куревом не богаты, а то забыл дома?
  Полицейский остановился и дернул уголком рта. Извлек из кармана форменных штанов пачку, в которой сиротливо лежали несколько мятых сигарет. Не 'Winston'. Но хоть что-то!
  Сглотнув горькую слюну, Семеныч произнес:
   - Возьму парочку?
  Тот все также безмолвно кивнул и, спрятав пачку назад, направился в блокпост.
  - Спасибо, ребята! - бросил Семеныч вслед.
  В Малаховке и Новобуженке, ближайших от города деревнях его участка, обстановка нормальная, насколько это возможно после Переноса в прошлое. Электричества нет, но его обещали вскоре подать. К Селинной, очередному пункту маршрута, он поехал ближе к обеду, планируя там и перекусить у бабы Маши. Специально набрал в сумку продуктов чтобы не сидеть на шее у старушки. С шоссе в деревню вел грунтовый съезд. Полнеба закрыла черная туча, но солнце еще светило и в этом смешении света и надвигающейся тьмы было что-то зловещее.
  Маленькая - дворов на тридцать - умирающая деревушка разместилась за небольшими холмами, из-за этого мобильная связь там и до Переноса была неустойчивой. Промелькнули поля с не до конца растаявшими остатками сугробов, деревья в небольших рощицах бестолково размахивали на ветру потемневшими от весенней влаги ветками. Показались деревянные домишки, обитаемые и уже без хозяев: мертво застыли окна в грязных подтеках в брошенных избах, калитки распахнуты настежь; заборы покосились, почернели амбары и навесы. Чувствовалось, что давно они не видели хозяйской руки. Лишь в центре несколько изб посправнее. Население деревни: в основном старики и старухи по вечерам сходились там, разговаривали - о жизни и, о том, что будет. Только летом деревня была полна жизни - возились с ребятишками, которых привезли уехавшие в город дети.
  Раскисшая грунтовая дорога обрывалась у ветхого деревянного забора. За ним возвышалась изба из серых от старости бревен. Ремонт ей не помешало бы провести еще лет десять тому назад. Жила там одинокая старуха - баба Маша. Доживала век в бедности и одиночестве и была рада любому гостю. Машина проехала вдоль деревянного забора и остановилась у калитки. Участковый частенько заходил к словоохотливой старушке поговорить и узнать немудреные деревенские новости. Неожиданно здоровенные вороны, черные как безлунная ночь, взвились в безоблачно-синее небо, сухо и четко хлопая крыльями и истошно крича. Они закружились над двором, как над падалью. От всего этого невеселого пейзажа стало как-то не по себе. Семеныч бросил взгляд вдоль улицы. Никого. 'А где люди? Да что у них случилось?' - подумал он с недоумением и тревогой. Деревенские любопытны и не могли не заинтересоваться появлением посторонней машины.
  Он вылез из машины, небрежно забросил на плечо автомат. Вороны продолжали с хриплым карканьем кружить над двором, и больше ни единого звука, лишь ветер- тихо шуршал голыми ветками деревьев. Открыв незапертую калитку, сделал шаг вовнутрь и замер, холодок страха пробежался мягкими заячьими лапками вдоль спины. День стремительно переставал быть обычным. В паре шагов от входа, так что с улицы не видно, лежал полуразрубленный труп полугодовалого щенка, бесстыдно обнажив снежную белизну ребер и красноту мышц. Страшной силы удар почти напополам перерубил хребет несчастного пса. С краю наполовину впитавшейся в землю кровавой лужи виднелся отпечаток, алый след вел к двери в избу. Убили собаку давно, прошло как минимум несколько часов, и вороны успели изрядно исклевать мертвое тело. Это был любимчик бабы Маши, скрашивавший ей одинокую жизнь. Милиционер сбросил автомат с плеча, беря его наперевес, огляделся. Тишина, сельская идиллия, зловещее карканье ворон над головой и наполовину перерубленные труп собаки во дворе. Кусты невдалеке подозрительно зашуршали. Показалось, что на него кто-то смотрит оттуда голодным взглядом, он резко повернулся. Никого... судорожно выпустил воздух из груди, несколько секунд стоял, затаив дыхание. Мысли с бешеной скоростью сменяли друг дружку, не давая возможности сосредоточиться. 'Да что же это такое тут творится? Что это, бытовуха? Разбойнички городские или может сбежавший зэк отметился?' Почудилось, что за дверью, его поджидает что-то жуткое. Семеныч судорожно сглотнул. Он не был трусом - в Афгане, да и на службе повидал многое, но резкий переход от спокойной жизни к чертовщине мог вывести из себя кого угодно.
  Внезапный порыв ветра хлестанул по двери, с пронзительным скрипом она распахнулась, бесцеремонно открывая постороннему застывшее в полутьме нутро избы. Семеныч вновь вздрогнул и с силой обхватил цевье автомата. Это помогло собраться с силами, глаза сузились в узкие щелочки. Он опустил взгляд на труп несчастного кабыздоха. Сапог, оставивший след в кровавой луже, выглядел странным, с характерным широким носком, не встречавшимся у современной обуви. 'Аборигены отметились?' В избу идти отчаянно не хотелось, но это была его работа. Осторожно, словно к лодыжкам привесили пудовые гири, обойдя по широкой дуге кровавую лужу, полицейский подошел к двери. Несколько мгновений помедлил, собираясь с духом, затем осторожно заглянул в полутьму. Бесстыдно открытый шкаф с пустыми полками, рассыпанные порошки на до белизны отдраенном полу, чуть дальше валяется самодельная табуретка и ужасная вонь.
  Мерзкий запах крови и скотобойни, словно некто неведомый занимался разделкой мертвых туш. Семеныч поморщился.
  - Есть кто? - негромко спросил. Тишина, лишь злобное карканье кружащихся над двором воронов.
  - Эй, хозяйка, это я - участковый уполномоченный! - хрипло крикнул в полутьму. Гробовая тишина в ответ.
  Он немного помедлил. Сейчас он вновь был мальчишкой, бежавшим темным осенним утром на уроки. Безлюдная улочка темна, где-то в тени прячутся монстры и кто-то на мягких лапах крадется следом... Пробормотав что-то матерное под нос, аккуратно ступая по скрипучим доскам, зашел в безмолвную полутьму избы. Дальше, вглубь, вела цепочка кровавых следов. Он прошел дальше, на кухню и остолбенел. То, что он увидел - пестрое, мокрое и красное было столь неестественным, что он не сразу понял, что видит.
  В ярко-красной луже, наполовину впитавшейся в доски, лежала хозяйка в домашнем халатике. Скрюченные в судороге сухие старушечьи пальцы вцепились в скомканный самотканый половичек, будто сгребая его. Под животом лежал, отливая нежно-розовым и голубым, спутанный клубок змей, с жужжанием вились над ним жирные навозные мухи. Только через миг он осознал, что это вывалившиеся из вспоротого живота кишки. Мертвые глаза пристально вглядывались в живого, словно спрашивая: ну что же ты милок, не уберег меня? Семеныч похолодел внутри, попятился, запнувшись о порог, упал, дико вскрикнув. Вскочил, не отводя дикого взгляда от ужасной картины и поводя автоматом во все стороны. Вот откуда этот запах...' Спазм сжал горло, не пропуская ни звука'.
   Полицейский медленно попятился на выход из дома, выскочил во двор. Завтрак стремительно поднялся к горлу, несколько секунд, тяжело дыша, пытался совладать с рвотным инстинктом, пока позывы не прекратились. Ему не раз приходилось видеть погибших, в том числе от огнестрельного оружия, но такое зверское убийство он видел впервые...
  - Пей чай, милок, пей. В город за ним ездила, лучший купила. Видишь со слоником, индийский!' - всплыл в памяти надтреснутый голос говорливой и смешливой старушки. Пухлое, круглое и немного курносое лицо ее было больного, темно-желтого цвета, но довольно бодрое и даже насмешливое, взгляд выцветших глаз совсем не старый. Старушка налила из фарфорового чайника с советским гербом на боку, которым она очень гордилась - сам председатель колхоза им ее премировал, заварку в стакан Семенычу и подвинула тарелку с городскими пряниками. Это был его вклад в чаепитие.
  - Как же ты одна то здесь, баб Маша?
  Старушка опустила бородку на сухенький кулачек поднятой руки и немного болезненно улыбнулась.
  - Ничо, ничо, милок, мы еще повоюем! Нас просто так со свету не сживешь!
  Единственная дочь бабы Маши еще в молодости погибла в дорожно-транспортном происшествии. С тех пор женщина жила одна, но оптимизма не теряла...
   - Суки! - прошептал милиционер в пустоту, сжимая в руках автомат, - вы еще за это поплатитесь!
  Рука нырнула в карман и вытащила телефон, но на экране значок: отсутствие связи. Остервенело матюгнувшись, полицейский запоздало передернул затвор автомата и вновь нырнул в черный провал дверей.
  Участковый уполномоченный обошел все дома деревни. Всюду одно и то же. Следы торопливого, но тщательного грабежа, при этом грабители вели себя странно. Телевизоры, компьютеры остались на месте, зато исчезла вся посуда, инструмент, ткани, любая, даже самая изношенная, одежда и продукты питания. Везде окровавленные трупы стариков, ни одного моложе шестидесяти, характерные следы странных сапог, а на земле четкие отпечатки конских копыт. Семеныч сел в машину, прикрыв веки, откинулся на спинку кресла. Через минуту глаза вновь открылись, в них кипел гнев, губы полицейского побледнели и сжались в тонкую, словно рубленную топором, линию.
  'Девять человек! Он каждого из них знал. - За что их убили за еду и старую одежду? Сволочи! Подождите, это вам так не пройдет!'. Семеныч гневно рванул ворот форменной рубахи и вновь грубо выругался. Это помогло, белугой взвыл автомобильный мотор, машина, подпрыгивая на ухабах и разбрызгивая немногочисленные лужи, помчалась по грунтовке. Через несколько минут взобралась на невысокий холм и остановилась, продолжая рычать мотором. Значок на экране мобильного телефона показал - связь появилась. Торопливо отстукав по клавишам номер дежурного РОВД и услышав знакомый голос, Семеныч разлепил искривленные судорогой губы, из глотки вырвался полный ярости крик:
  - У нас чрезвычайная ситуация!..
  ***
  Соловьев аккуратно положил телефон на стол, откинулся в кресле и ненадолго задумался. 'Погибших людей жалко, но этот печальный случай однозначно доказывает, что без города деревне не выжить, и, естественно, подтолкнет районную администрацию на объединение. А вы, дураки, сопротивлялись!' Циничная мысль никак не отразилась на лице градоначальника. Рывком поднявшись с кресла, подошел к открытому окну. Свежий весенний ветер охладил пылающую кожу лица. Разгар рабочего дня, перед администрацией никого, лишь на противоположном конце площади у здания бывшего горкома бредет парочка старушек. 'Интересно, когда я увижу перед собой представителей района? Вряд ли придется дожидаться долго, они, несомненно, уже в курсе происшествия'.
  Победным маршем зазвенел рингтон на лежащем на столе мобильнике.
  
  Рингтон (англ. ring - звонок, tone - музыкальное ударение) - звук, мелодия, воспроизводимая на сотовом телефоне для оповещения о входящем вызове или входящем текстовом сообщении.
  
  Вернувшись на место, посмотрел на экран телефона. Губы раздвинулись в победной полуулыбке. Так и есть, это звонок от главы администрации района. 'Я все заранее правильно рассчитал, да я гений!'
  ***
  Солнце успело перевалить через полдень, и погода резко поменялась. Задул северный ветер, неся из низин последний привет зимы: холод и острый аромат влажной земли и делая все попытки светила обогреть после зимней спячки землю бесполезными. Температура упала, едва два-три градуса тепла, прошел короткий, но сильный дождь. Словно природа единым махом перескочила из конца апреля в его начало и зазеленевшая было старая и лезущая иглами молодая трава, крупно пожалела о своей торопливости. На плацу и около красной-серой коробки двухэтажной казармы никого. Лишь около курилки ежились от холодного ветра табачные маньяки. После обеда солдаты вернулись в казарму, а до развода еще минут пятнадцать. Александр, в самом прекрасном расположении духа шел из столовой в казарму.
  На территории города дислоцировалось несколько кадрированных воинских частей - в этом городу повезло. Плохо было то, что все они были тыловые, а вертолетный отряд вообще относился к МЧС. Наличное вооружение исчерпывалось легким стрелковым вооружением, и лишь в роте охраны отряда хранилось несколько пулеметов РПК. Повезло и в том, что в боксах бывшей рембазы стояло сорок единиц БТР-70. Почти все из них было возможно отремонтировать, беда в том, что в город техника прибывала для ремонта уже без оружия. После Переноса ремонтную базу объединили с радиолокационным батальоном. Получившегося мутанта пополнили людьми из вертолетного отряда и назвали мотострелковым батальоном. Почти триста солдат и офицеров, вооруженных современными российскими автоматами и снятыми с хранения бронетранспортерами, составили ударный кулак вооруженных сил города.
  Александр как был командиром взвода - маломерки из десяти человек, так им и остался. Вот только тихие времена закончились, и дел, как говорил в известном боевике одесский милиционер, стало за гланды. Размещение пополнения, снятие с консервации бронетранспортеров БТР-70 и постановка на хранение техники локаторщиков, подготовка из связистов и ремонтников мотострелков отнимали уйму времени. Время с утра до поздней ночи солдат и офицеров заполнили занятия по тактике, стрелковому делу и другим необходимым для выживания и победы предметам. Этакий ускоренный курс молодого бойца-пехотинца. И вели его пенсионеры - ветераны боевых действий, прекрасно усвоившие принцип: тяжело в учение, легко в бою. По распоряжению мэрии их временно прикрепили к батальону. Занятия ветераны вели без всяких скидок на возраст, звания и авторитеты. Александру пришлось самому и побегать вместе с солдатами и пострелять, хотя и немного, патроны берегли, и вспомнить курсантские лекции по тактике. Так что, когда приходил домой, стояла ночь. Терять время на готовку еды, дорогу домой и путь обратно на службу, не хотелось, поэтому последние дни он, как правило, кушал в части с солдатами. На незатейливый вкус вчерашнего курсанта там готовили вполне аппетитно и главное порции большие.
  
  БТР-70 - советский бронетранспортёр - боевая колёсная плавающая бронемашина, предназначенная для транспортировки личного состава мотострелковых подразделений и их огневой поддержки, в том числе и в условиях применения оружия массового поражения.
  
  Едва Александр открыл дверь в казарму, как в кармане бушлата забился мобильный телефон. 'Кто это? - подумал он, а губы расплылись в невольной улыбке - Оленька?' Первый раз он влюбился в десятом классе в девочку на год старше. Парень младше возрастом показался амбициозной девице неинтересен, финал так и не начавшегося романа был печален для Александра. Его чувства грубо отвергли, он долго страдал и лишь после военного ВУЗа влюбился во второй раз, но его чувство от этого стало не менее преданным и 'сорвавшим крышу' напрочь. Влюбленные договаривались вечером встретиться, сходить погулять. В девятнадцать часов он должен смениться и уйти отдыхать домой после суточного дежурства. Так что до утра он свободен. Александр вытащил телефон, на экране высветился принадлежащий дежурному по штабу номер. Молодой офицер разочарованно вздохнул. 'Что-то связано с тем, что он сегодня дежурный? - подумал с невольной тревогой. Не дай бог свидание сорвется, Оля мне этого не простит'.
  - Слушаю, лейтенант Петелин, - по-уставному представился Александр.
  - Тащ. лейтенант, младший сержант Рудской, дежурный по штабу! - до противности бодрым голосом произнес срочник, - Вас вызывает командир базы! Срочно.
  На миг сержант запнулся, сообразив, что сморозил глупость и немедленно зачастил дальше:
  - Ой! Извините, не привык еще, что теперь мы батальон!
  - Ничего страшного..., - настроение стремительно портилось. Похоже, его ждал большой облом со свиданием, но тень надежды, что все как-то обойдется, еще оставалась. Он помолчал, собираясь с мыслями, потом поинтересовался, - не знаешь, зачем вызывают?
  - Нет, тащ. лейтенант!
  В здании штаба было пустынно, сквозь окна на только что вымытый пол падали квадратные пятна света. Вот и обитая черным дерматином дверь с табличкой 'подполковник Изюмов С. В'. Александр негромко постучал и отворил.
  - Разрешите?
  Остановился перед массивным столом в глубине кабинета, за которым сидел подполковник Изюмов: густобровый плечистый мужчина за сорок, с офицерской выправкой и могучими волосатыми руками. В помещении густо плыл плотный, хоть топор вешай, сигаретный дым. Справа - серый квадрат сейфа. На стене позади офицера живой насмешкой над незадачливыми попаданцами все еще висел портрет Президента России. На расстегнутом кителе Изюмова напротив медальной планки серебрился полученный за Чечню крестик ордена мужества. Репутацией он пользовался строгого, который может, как говорили в одном фильме, мехом наружу вывернуть, но справедливого начальника. Что называется, слуга царю, отец солдатам.
  Подполковник поднял взгляд на подчиненного и затушил сигарету об полную окурков хрустальную пепельницу, махнул пару раз ладонью над столом, разгоняя вонючий дым и произнес густым басом:
  - Заходи, лейтенант!
  Остановившись перед массивным столом, Александр выпрямился и отрапортовал:
  - Товарищ подполковник! Лейтенант Петелин по вашему приказанию прибыл.
  Командир не стал разводить долгих прелюдий, человек он был прямой, да и армейские порядки их не предполагают.
  - Значит так, лейтенант, твой взвод сегодня - дежурная тревожная группа?
  - Так точно, - ответил Александр, его шансы на реализацию вечерних планов стремительно таяли.
   - Значит, и ехать тебе! Ориентирую. Напали на деревню Селинную, много погибших, часть населения пропала. Следы напавших ведут за границу зоны Переноса. Похоже, это местные. Полиция попросила помощи броней и бойцами.
  Произнеся это, подполковник бросил оценивающий взгляд на подчиненного, на лице Александра мелькнула тень растерянности, Изюмов это заметил и едва заметно нахмурился.
  Задание давало долгожданный шанс отличиться, но как же свидание? Оля убьет! Вчера он с трудом уломал начавшую злиться на то, что ее парень вечно пропадает на службе, Ольгу на встречу. Такую подставу она не простит!
  - Значит так! Берешь свой взвод, в оружейке получите автоматы и по четыре снаряженных магазина, бронники не забудьте. На складе сухпай на сутки, аптечки и перевязочные пакеты на каждого. Распоряжение дежурному по батальону я уже дал. В парке вас ждет 'парадный' БТР, водитель поедет мой. Выдвигаетесь к зданию райотдела полиции, там поступаете в распоряжение капитана Синицына. Старший вашей группы - начальник штаба Воробьев. Порядок связи, радиостанции - все у него. Задача сопроводить полицейских. При угрозе жизни применять оружие на поражение, но патроны экономить. В белый свет как в копеечку не стрелять! Вопросы есть? Вопросов нет!
  - Никак нет! Есть вопрос... - стиснул губы в тонкую ниточку Александр. Как назло, на ум ничего стоящего не приходило.
  - Ишь ты. Какие вопросы? - произнес командир, положил сложенные 'домиком' руки на столешницу и с раздраженным интересом посмотрел на подчиненного.
  Неловко переступив с ноги на ногу Александр, брякнул первое, что пришло на ум:
  - Товарищ полковник! Не могу я сегодня, просто не могу. К тому же сегодня взвод должен заниматься расконсервацией техники 'ДХ', если уедем, задачу не выполним.
  
  ДХ - длительное хранение
  
  - Ты не понял лейтенант, сейчас считай военное время, - произнес вкрадчиво, с каждым словом голос Изюмова нарастал, пока в конце не превратился в командирский рык, - За невыполнения приказа отправишься на гауптвахту а потом под трибунал! Выполнять! Распустились тут! Надо же не могу я...
  Александр еще сильнее сжал губы, против лома нет приема!
  - Лейтенант, кру-гом!
  Молодой офицер повернулся.
  - Бегом! - руки Александра согнулись в локтях. Скулы закаменели, Он ненавидел себя в этот миг, но не мог поступить по-другому. Слишком хорошо 'вдолбили' в него воинскую дисциплину, - отставить! Кругом!
  Командир вместе с креслом крутанулся к стоящему в углу металлическому сейфу, открыл и вытащил лист бумаги с печатью. Протянув его Александру, буркнул:
  - Пропуск! Без него не выпустят из города.
  Едва Петелин вышел, как зазвонил телефон.
  - Кто еще здесь? - рыкнул Изюмов и поднял трубку. Через миг черты лица расправились, ничего не говорило о прогремевшей только-что грозе.
  - Да зайка... хорошо зайка, постараюсь не задерживаться...
  Через полчаса БТР плавно затормозил у перегораживающих дорогу к похожему на барак одноэтажному зданию районного отдела полиции бетонных блоков. Напротив входа стоял полицейский с укороченным автоматом. Майор-начальник штаба спрыгнул на землю, бросив коротко:
   - Ждите меня, - направился к зданию. Коротко переговорив с полицейским на входе и, предъявив вытащенные из нагрудного кармана документы, исчез за дверью. Вслед за майором на раскисшую землю спрыгнул Александр. Налетел порыв зябкого и сырого ветра, мокрые кусты обдали брызгами. Перепрыгивая унылые лужи на асфальте, Александр отошел подальше и вытащил телефон. Набрал номер Оли. Нетерпеливо перетаптываясь на месте, слушал долгие, безответные гудки и про себя молил: 'Ну возьми же трубку!'. Он успел решить, что так и не дозвонится, когда послышался хорошо знакомый девичий голосок. Настроение у Оли было отличное.
  Он поздоровался и на вопрос зачем звонит, слегка смутился.
  - Тут это... не получится встретиться сегодня. Меня с тревожной группой отправили за город, не знаю даже когда вернусь.
  - Вот как? - судя по голосу, настроение девушки стремительно изменилось. С кокетливого на желание поскандалить с незадачливым влюбленным, - ну если тебе дороже твоя тревожная группа, тогда и встречайся с ней!
  - Олюня! - попытался возразить молодой человек, но девушка уже отключила трубку. Вообще-то Оля была хорошей и доброй девушкой и включала режим стервы редко. Скорее не из вредности, а чтобы жизнь медом не казалась.
  Александр вновь набрал номер, но телефон выдавал лишь короткие гудки. Негромко чертыхнувшись, положил телефон в карман, лицо парня исказила быстрая гримаса досады. Отношения с Олей для него очень важны, но служба была превыше всего...
  В сопровождении полицейского с капитанскими погонами появился начальник штаба и махнул рукой, дескать, залезай в машину, залез в БТР сам. Следом из ворот выехал уазик с полицейскими эмблемами, хлопнула дверь автомобиля, полицейский уселся рядом с водителем. Внедорожник тронулся первым, за ним БТР. Молодой человек мрачно уставился в окно, на душе скребли кошки. У подруги бывали приступы скверного настроения и тогда Александру приходилось по долгу дожидаться, пока она вновь начнет улыбаться.
  Кавалькада неслась, разбрызгивая лужи, по безлюдным - до конца рабочего времени еще несколько часов, улицам. Угрюмо и надменно вглядывались квадратами окон здания дореволюционной постройки, от старости вросшие в землю почти до окон первого этажа, потом пошли кирпичные и деревянные дома современной постройки. Пронзительно взвизгнули тормоза, автомобили остановились в нескольких метрах от серых свежеокрашенных ворот КПП охраняемого периметра.
  'Бум-Бум', - долбило по ушам откуда-то справа, со стороны ведущих к мясоконсервному комбинату железнодорожных путей. Вокруг них суетились железнодорожники вместе с приданными им в помощь разнорабочими. Пути разбирали круглосуточно, а освободившиеся рельсы складировали на станции. Их используют для строительства новых путей в казахстанские степи к будущему угольному разрезу.
  Вырвавшись за город, машины свернули на ведущее на север, где в будущем возникнет областной центр, шоссе и прибавили скорость. Наплывали и уносились назад полосатые километровые столбы, серели весенние поля, раскисшие, усеянные тающими остатками грязно-серых сугробов и черными, грустными столбиками нахохлившихся ворон. Весна старалась, но никак не могла нанести зиме окончательное поражение. Вокруг, словно в пустыне - ни единого человеческого существа. Лишь единственный раз проревел мимо спешащий куда-то трактор с мужиком в потертом ватнике в кабине. Фаллическим символом вздымавшиеся в стылое темно-голубое небо трубы электростанции понемногу уменьшались. Из средней вилась тонкая струйка быстро рассеивающегося дыма - все котлы, кроме самого маленького, потушили, да и тот работал в режиме строгой экономии.
  Покусывая губы и бездумно смотря вдаль, Александр молча переживал. Обидно, но он знал, что пройдет совсем немного времени, настроение девушки переменится, и он вновь простит. 'Дурак' - говорил он себе, но понимал, что по-другому не сможет.
  Попаданческая территория закончилась и шоссе обрывалось, словно обрезанное титаническими ножницами. Колонна повернула на грунтовый съезд, машины сбавили скорость, козлами запрыгали по наполненным водой колдобинам. Вдалеке показались два уазика: полицейский и погранслужбы с эмблемой: на фоне двуглавого орла синий щит с крестом. Дверь полицейского уазика открылась, на землю выскочила овчарка - здоровенная, ухоженная, отряхнулась. Вслед из кабины вывалились, радостно замахали руками полицейские с довольными лицами и двое пограничников. Долгое ожидание закончилось и приехала помощь! Неуклюжие в бронниках полицейские, и пограничники устроились на броне и, еще через пару минут, БТР тронулся в путь.
  Неширокая, перекипающая под порывами ветра река, несла стылые воды меж остатков грязно-белого льда по берегам. Вздернул и бухнул по воде могучим хвостом охотящийся на мелочь речной монстр, то ли сом, то ли щука. С другой стороны реки доносился утиный кряк. Вдоль узкой полоски берега по перламутровой россыпи ракушек, торопливо шагал, едва сдерживая рвущуюся с поводка собаку, полицейский кинолог. В нескольких метрах позади, угрожающе рыча двигателями и разбрызгивая во все стороны гальку и остатки ракушек, медленно ползла боевая машина - здешние места впервые услышали могучий рык рукотворного дракона. Воздух, напоен запахом свежей влаги, горьковатым ароматом пробудившейся земли, тлеющей хвои и набухающих почек, - весь этот весенний лесной запах странным образом напомнил запах покойного отца. Александр почувствовал полузабытое прикосновение бритых щек и запах крепкого табаку с потом - покойного отца. Он помрачнел.
  Дальше начинался лес. Даже не так - ЛЕС! Сторожевыми вышками вздымались в небеса лесные великаны - лиственницы, подымаясь над остальным лесным царством на добрый десяток метров; на противоположном берегу из-за стволов появились грациозные косули под предводительством увенчанного здоровенными рогами хозяина стада, спустились к воде, совершенно не интересуясь людьми. Сразу видно с человеком, вооруженным ружьем, они не встречались.
  Окружающая местность совершенно не походила на привычные картины леса из двадцать первого века. Зачарованные первобытной мощью девственной природы, пассажиры БТР, с открытыми ртами, только и успевали вертеть головами.
  Семейства кабанов, на миг показавшись из-за деревьев на противоположном берегу, спокойно протрусило к воде. Полицейский капитан не выдержал:
  - И почему сейчас нельзя поохотиться?! - восторженно хлопнул армейского майора по плечу, - Да тут просто сказка какая-то!
  Начальник штаба батальона, не оборачиваясь, неопределенно пожал плечами. Еще через несколько километров собака повернула в сторону от берега, свернув на узкую и незаметную с расстояния даже нескольких шагов, звериную тропу. БТР не смог бы проследовать по ней, напоследок рыкнув двигателем, боевая машина остановилась, майор приказал людям спешиться. Охранять БТР остался водитель с парой автоматчиков. Одному из них полицейский капитан оставил носимую рацию с наказом держать постоянную связь. Остальные солдаты и полицейские вслед за кинологом с отчаянно рвущейся с поводка собакой направились по лесной тропинке в лес.
  Воздух был свеж и живителен: густой, горьковатый. пропитанный запахами талой воды, прелых листьев, пробуждающейся земли и густым ароматом сосны. Со стволов знакомых только по кинофильмам лесных колоссов, не меньше двух метров в диаметре, стекали настоящие водопады ярко-зеленого мха; лесные птицы перепархивали с одной ветки на другую, не обращая внимания на двуногих, путешествующих по каким-то непонятным для пернатых делам; множество невидимых живых существ наблюдали за пришельцами. Первобытная, ни разу не тронутая топором дровосека тайга была настолько необычная, что даже самый суровый реалист мог допустить, что на ее тропинках можно встретить сказочного лешего или Бабу-Ягу. Тишина. Вязкая, сонная, умиротворяющая. Лесную тишь нарушали только звуки запаленного дыхания, хруст под ногами толстого слоя опавшей хвои, перемешенного с грязным снегом да крики птиц.
  Двигались молча - вокруг территория хроноаборигенов и быстро, почти бежали, среди широко и низко распростертых над землей ветвей, то нагибаясь, то отстраняя их от себя и тогда каскады воды под тихое чертыханье рушились вниз. Александр, настороженно оглядывался по сторонам, двигался сразу за кинологом. За ним солдаты и полицейские с пограничниками. Замыкало колонну начальство.
  Через полчаса быстрой ходьбы деревья поредели, в густом кустарнике на кромке леса кинолог остановил бешено рвавшуюся с поводка ищейку. Посредине обширной, метров двести в диаметре, поляны стояли два десятка изб - туземная деревня. На порывистом ветру трепыхалась вполне обычная для двадцать первого века одежда, что не оставляла сомнений, что напавшие на Селинное разбойники, находятся здесь. Шумно дыша, собака, уселась на землю под сырой от дождя сосной и положила голову на лапы. Из пасти вывалился алый язык.
  Полицейский капитан осторожно поднял руку, отряд остановился на краю леса.
  - Ложись, - приказал шепотом.
  Люди залегли, ноздри защекотал пряный аромат усыпавшей стылую землю желто-зеленой хвои. Александр, еще хорошо помнивший уроки тактики, приказал бойцам расползтись вдоль опушки в разные стороны от тропинки. А сам расположился рядом с полицейским капитаном и майором. Старший из полицейских достал из сумки бинокль, аккуратно отведя в сторону густую сосновую ветку, несколько минут пристально вглядывался. Стойбище аборигенов выглядело жалко. С соломенных крыш десятка убогих деревянных изб с красными дверями вился дымок. Сновали женщины в запашных халатах из неокрашенного сукна, беззаботно носилась детвора от малышей до подростков. Ближе к попаданцам перевернутой чашкой красовалась разноцветная юрта. У коновязи, напротив, переминались с места на место неоседланные лошади. По огороженному невысоким плетнем вольеру на окраине беспорядочно перемещались, громко и тревожно блеяли, облезлые после зимы овцы - предчувствовали собственную невеселую судьбу. Несколько мужчин вполне боеспособного возраста длинными ножами, больше похожими на кинжалы, прямо на земле разделывали тушу лося. Этакая средневековая пастораль.
  У коновязи с меланхоличным выражением на узкоглазом лице на корточках сидел кочевник в потрепанном халате. Рядом с ним, так что можно мгновенно схватить, торчало из земли узкое и длинное древко копья.
  Приказ однозначный, пленников любыми способами освободить, при попытке сопротивления применять оружие на поражение. Но вот каким образом его выполнить - непонятно. Аборигены явно были настороже, а рисковать, прочесывая деревню с туземцами, без сомнения готовыми биться до конца, не хотелось. Оттуда пахло даже не опасностью - смертью, но убивать всех подряд тоже не дело. Привычки двадцать первого века так просто не изживешь. Но приказ есть приказ! Полицейский капитан повернулся к офицерам:
  - Дождемся пока стемнеет и возьмем злодеев (милицейский жаргон: преступников) тепленькими на адресе (милицейский жаргон: место где будет произведено задержание)! У меня с собой прибор ночного видения и глушитель на пистолет Макарова, - произнес довольным голосом и похлопал рукой по кожаной сумке на боку, - Как вам план?
  Майор медленно снял очки, пожевав губами, неуверенно произнес:
  - Я не против, только предупреждаю, у меня распоряжение Изюмова! В захвате туземцев мы не участвуем, только прикрываем вас.
  Полицейский кивнул, довольно оскалился и вытащил из кармана рацию:
  - Как меня слышно, прием?
  - Слышу хорошо!
  - Передай в город: собака привела к туземному селению. Похоже это они злодеи. Дождемся ночи и будем брать!
  - Принято!
  Между тем багровый шар солнце понемногу склонялся к пламенеющему горизонту, начало темнеть. Деревья теряли форму, сливались в серую массу. Пение птиц постепенно ослабе?вало. Капитан вновь поднял к глазам бинокль. Потом опустил и, повернувшись к подчиненным, негромко распорядился двум бойцам занять позиции с обоих сторон поселка. Подхватив оружие и стараясь двигаться бесшумно, солдаты прорысили на позиции.
  Коротко прошуршала портативная радиостанция: 'готовы!'
   Сбоку звонко хрустнуло - видимо неуклюжий в снаряге боец неосторожно сломал ветку. Александр бросил взгляд в сторону проштрафившегося бойца и погрозил кулаком, но было уже поздно. Казавшийся до этого безучастным, как степной истукан, охранник стойбища вскочил с земли. Приставив ладонь ко лбу, несколько мгновений пристально всматривался в подлесок, в котором засели попаданцы. Потом завопил, указывая рукой на лес.
  На стойбище кочевников истошный крик произвело эффект схожий с втыканием палки в лесной муравейник. Между избами засуетились, суматошно забегали люди, ветер принес пронзительные вопли туземцев; заблеяли и заметались овцы, добавляя неразберихи и гомона. Подхватив на руки малолетних детей и подгоняя тех, кто постарше, женщины скрылись в избах. Мужчины, кто с луками с колчанами, полными стрел, кто с пиками, столпились всего в сотне метров от опушки на обращенной к пришельцам стороне деревни - готовились стоять до последнего. Считанные секунды и все затихло, словно действия по сигналу караульщика сто раз оттренированы - кому надлежит, спрятались, кто должен, приготовился к бою. Несколько мгновений царила напряженная тишина, нарушаемая лишь глухими ударами сердца об ребра. Внезапно стоящий немного впереди толпы туземец в драной кольчуге поверх длинного халата что-то гортанно выкрикнул, лук нацелился в небо, рука натянула тетиву к уху. Черной смазанной тенью стрела исчезла в синеве. И тут же со всех сторон перестук тетив. С шуршащим свистом стрелы ушли в небо, закладывая дугу...
  Через секунду над ухом Александра пронзительно свистнуло, на шею посыпались колючие хвоинки. Он скосил взгляд и ошарашенно хлопнул глазами. Древко стрелы, не далее, чем в полуметре от головы, глубоко вошло в землю, оперение еще несколько секунд трепетало, словно досадуя, что не попало в нежную человеческую плоть. С другого бока вновь свистнуло. Молнией промелькнула стрела, с глухим стуком вонзилась в пенек в нескольких шагах дальше. Переход от расслабленности до осознания смертельной опасности произошел слишком быстро чтобы не растеряться. 'Робингуды хреновы', - ошарашено подумал Александр, невольно поджимая незащищенные ноги, - Встать и перебежать на необстреливаемое место? Глупо, увидят и подстрелят!' Со всех сторон слышался противный свист, с которым стрелы пронзали хвою и глубоко вонзались в землю или в деревья, словно у аборигенов был неиссякаемый их запас и метали стрелы не пара десятков туземцев, а целое войско.
  - Ай, - и тут же что-то ругательное, по-кавказски, Александр повернул голову. Магомедов, схватился за незащищенным металлом предплечье, из которого торчало древко стрелы. Застонал, прижимая ладонь к ране, вокруг набухало алое пятно. Обращенное к Александру носатое лицо быстро бледнело. Стрела пробила мягкие ткани насквозь и глубоко вонзилась в грунт.
  Надо было что-то делать. Лейтенант оглянулся на старших экспедиции. В глазах майора плескался такой дикий ужас, что лейтенант понял, на него надежды мало. А на лице капитана полиции растерянность, раскрытый рот хватает воздух, словно у выброшенного на берег карася, рука шарила в поисках рации в кармане.
  - Нападение... на сотрудников... - бормотал полицейский.
  Между тем к стрелкам шустро подбежал малец в безрукавке на голое тело, в обоих руках здоровенный пук стрел и, начал раздавать их. Предводитель туземцев вскочил на коня, еще несколько туземцев поспешно седлали лошадей.
  Александр почувствовал, как спина покрылась противной испариной. 'Если ничего не делать посекут стрелами, а кто выживет - саблями', - подумал взводный. Было страшно. Первый бой запоминался навсегда и, он потом часто ему снился в кошмарах. В них было еще страшнее, чем в реальном бою. Неожиданно лицо молодого офицера изменилось. Рот пересох, сердце бешено заколотилось о ребра. В кровь хлынули лошадиные дозы гормонов и эндорфинов. Взгляд стал острым и цепким, губы отвердели. Теперь это был не вчерашний мальчишка, растерянный и надеющийся на старших по званию, но командир, ответственный за жизнь подчиненных. Будь он героем голливудского боевика, то в самый раз выйти из-за укрытия и начать стрелять от бедра, пошире расставив полусогнутые в коленях ноги и сильно откидываясь туловищем назад. Но такое эффективно только в кино, а здесь жизнь. И он не американский супергерой, а русский офицер. Так что обойдемся без эффектных трюков.
  
  Составные луки азиатских пеших лучников. Если применялись тяжёлые стрелы, то опасны они были до 225 м, но чаще пешие лучники стреляли навесом до 150 м, а прицельно лёгкими стрелами - на 50-70 м. Скорострельность до 5 стрел, одновременно держащихся в воздухе.
  
  - Огонь, - выкрикнул, от волнения давая петуха и вскинул автомат к плечу.
  'Тратата', - расцвел на пламегасителе калаша ярко-желтый мерцающий цветок. Через краткий миг со всех сторон барабанами замолотили звуки выстрелов вперемежку с яростными матами.
  Все дальнейшее происходило быстро.
  Несколько секунд и туземцы, кто молча, кто с криком, падали на землю, словно по ним прошлась невидимая свинцовая коса. Последний из живых кочевников, повернулся бежать и тут же, крутанувшись, рухнул, сбитый тяжелой пулей. Между деревьев повисла жуткая тишина, слышалось только прерывистое дыхание множества людей да нудный вой запутавшего в сосновых ветвях ветра. Тяжелая вонь сгоревшего пороха смешалась с всепроникающим запахом сосновой тайги. И отчаянный, заходящийся крик, даже вой, со стороны стойбища.
  'Добить врага пока не опомнились!', - подумал, вскакивая Александр и выкрикнул:
  - В атаку, вперед!
  Перехватив поудобнее автомат, он заорал что-то невнятное и изо всех сил рванул вперед. Позади раздавалось протяжное 'Ура', превращавшееся в какой-то страшный, утробный, протяжный звук: 'А-А-А!!!! И глухие удары о землю ботинок солдат и полицейских. А в голове билось только одна мысль: скорее добежать, и вцепиться в горло врага и бить его. Бить за все, за тот страх, который он только-что испытал!
  Остановился перед валяющиеся на неласковой, загаженной конским пометом и грязью земле телами в окровавленных, грязных халатах. Руки с крепко зажатым автоматом упали вниз. К мертвым туземцам никто не подходил. Гадостно пахло кровью и нечистотами - с перепуга никто из попаданцев не вспомнил о приказе экономить патроны и аборигенов буквально изрешетили. Испуганно ржал и отчаянно бился, пытаясь подняться с земли, конь, с крупа стекала кровавая струйка. Один из туземцев еще дышал, всхлипывая и крупно дрожа. На мертвенно побелевшем лбу выступил крупный зернистый пот. Потом он повернулся боком, плотно прижимая лицо к земле, затих. Человек в рваном халате медленно полз прочь, оставляя за собой багровый след. Тонкий, почти детский, стонущий крик рвался из рта. Судя по количеству багровых пятен на спине - не жилец. Ужас перед содеянным пронизывал все существо Петелина, мешая дышать, сковывая движения. 'Еще несколько секунд тому назад они были живы и здоровы. У них были дети, они тоже хотели жить. И все из-за меня', - подумал Александр, зеленея, - Неужели он чудовище?
  Недавний обед стремительно поднялся к горлу, склонив в мучительном приступе рвоты. Несколько бойцов повторили 'подвиг', расставаясь с содержимым желудка.
  Когда в желудке ничего не осталось, он разогнулся и вытер губы рукой. Где-то он читал, что глубоко в душе каждого человека сидит древняя жестокость. Что мы упиваемся властью, а убийство - это крайнее проявление власти. Возможно, святой человек простил бы убийц, а он не святой, он не желал жизни этих людей, он просто защищал собственную жизнь и своих подчиненных.
  Длинная очередь навскидку пересекла спину ползущего страдальца. Стало тихо.
  Погибшие в Селинной могли чувствовать себя отомщенными. Да воздастся каждому по делам его...
  Александр повернулся и натолкнулся на серый от злобы взгляд майора Воробьева.
  - Лейтенант! Кто вам дал право рисковать жизнью подчиненных? Забыли, что здесь старший я? - пронзительным голосом осведомился штабной, сверля взглядом лейтенанта, - И как вы смели стрелять по пленному?
  - Вы молчали, пока нас расстреливали. Подставлять пацанов под стрелы, чтобы посекли как Магомедова, я не дам! -огрызнулся Александр. Высокомерного начальника штаба он не уважал, но вынужденно подчинялся: против воинской дисциплины не попрешь.
  - Ах ты... - задохнулся от праведного гнева майор, - Щенок!
  - Я вам не советую меня оскорблять, - отчеканил Петелин. Несколько мгновений офицеры мерялись взглядами, майор не выдержал первым и отвел взгляд. И тут же, спохватившись, что стоящие рядом подчиненные могут истолковать это как непростительную слабость, побагровел:
  - Посмотрим, что скажет командир батальона! - пригрозил и отвернулся, отводя полные злобы глаза.
  'Вот и нажил себе врага. Ну и черт с ним'. Собственные действия он считал правильными.
  - Мы здесь! - послышался пронзительный женский крик, - мы здесь! Спасите!
  Голос раздавался откуда-то из-за домов противоположного конца стойбища. 'Это пленники и скорее всего из Селинного', - понял Александр. Глаза налились гневом, губы побледнели и сжались в тонкую линию.
  - За мной, - махнул рукой столпившемся позади солдатам и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился на голоса.
  Все произошло неожиданно и стремительно. Он обходил последнюю в стойбище избу, и уже повернулся к нему спиной, когда услышал скрип открывающейся двери.
  Офицер успел лишь повернуть голову и краем глаза увидеть, как в проеме появился ловкий, словно охотящийся тигр, еще встречающийся в казахской степи, узкоглазый и худосочный туземец и спрыгнул на землю. В ноздри ударил стойкий запах конского пота, сбруи, навоза. В опущенной руке блестел сабельный клинок.
  У Александра - автомат, но он не успевал повернуть ствол. Глаза залил оранжевый свет ненависти. Время в один миг застыло, потекло вязкой патокой, а звуки исчезли.
  Туземец шагнул, блестящая молния сабли взвилась в небо.
  Двигавшийся позади Александра полицейский начал поворачивать ствол автомата в сторону врага.
  Сработали боевые рефлексы, прочно вбитые за годы учебы в военном ВУЗе в подкорку. Развернувшись на каблуках, Александр оказался боком к туземцу. Стремительный выпад правой ноги и удар прикладом в подбородок, в который офицер вложил все свои силы, слились в одно движение.
  Глухой треск, словно ударили по хорошо просушенному дереву.
   Тонкокостного туземца словно ударило пушечное ядром. Сабля полетела в одну сторону, а он с деревянным стуком впечатался в стену избы и медленно сполз по стене. Время внезапно восстановило нормальный бег, вернулись звуки. Издалека продолжали доноситься призывные голоса пленников, а во рту металлический привкус крови от прокушенной губы.
  Туземец был недвижим. Струйки крови ползли между оскаленными зубами и возле уха, стекали по рыжей куцей бороденке, из глаз по капле уходила жизнь. Судя по неестественно вывернутой шее он мертв и на полпути к гуриям.
  Несколько мгновений офицер, тяжело дыша, стоял над телом туземца. Сердце яростно колотилось, в висках набатом стучала кровь.
  - Сука, сука, ты сам виноват! Сука, сука! - прошептали губы, - Ты сам виноват!
  Но на душе было гадостно. Одно дело расстрелять человека издали и совершенного другое убить, глядя ему в глаза. Накатила свинцовая усталость.
  Солдаты и полицейские обходили лейтенанта и его жертву и шли дальше, бросая на Александра странные взгляды. На плечо молодого офицера опустилась рука, капитан полиции сочувственно улыбнулся:
  - Пойдем, - произнес он, одновременно слегка подталкивая офицера в спину.
  Александр кивнул и направился на звуки женских голосов.
  За последним домом стойбища, в десятке метров, в земле темнели глубокая яма. Оттуда донеслись многоголосые причитания, а вокруг с ошарашенными лицами суетились солдаты и полицейские. Александр подошел поближе, из ямы шла тяжелая вонь отхожего места и разлагающихся нечистот.
  Упала вниз припасенная кем-то длинная веревка. Первая вытащенная из ямы женщина, лет сорока, в разорванной одежде, со свежими синяками на бледном, застывшим и настолько горестном лице, что Александру стало не по себе. Взгляд, каким, наверное, освобожденные узники концлагерей смотрели на воинов-освободителей остановился на юном милицейском сержанте. Словно слепая - ничего и никого не видя вокруг, подошла и движением сломавшейся куклы уткнулась в грудь покрасневшего как мак милиционера лицом, плечи затряслись...
  - Родненькие, дождалась вас, кончилась все! -прохрипела женщина, мотая залитым слезами лицом.
  Старший от полиции молча покатал желваками и коротко приказал:
  - Всех жителей на улицу, лейтенант, ваши люди пусть вытаскивают пленных.
  - Есть, - Александр шумно выпустил воздух из груди и повернулся к деревне.
  Полицейский в ответ кивнул и достал рацию.
  
Глава 3
  После выступления градоначальника ошеломленный город замер. Самые невероятные и ужасные слухи о причинах Переноса, и вернется ли когда-нибудь город назад в двадцать первый век, и множество других, циркулировали по городу. Не только вечно шушукающиеся на 'боевых' постах у подъездов старушки, но и молодежь и средний возраст, несмотря на факты, отказывались поверить в Перенос. Казалось, стоит закрыть глаза и сделать мысленное усилие и тотчас очнешься в старом, добром двадцать первом веке с его привычным комфортом, удобствами и угрозой термоядерной войны. И все исчезнет, как кошмарный сон, - и Перенос, и неопределенное будущее, и сонмы окружающих дикарей.
  Жизнь горожан изменилась и не в лучшую сторону. Закрылись десятки мелких продовольственных магазинов, киосков и большая часть промтоварных, от электроники до автомобильных - с оптовых баз им перестали отпускать товары. Крупные магазины продолжали торговать в прежнем режиме, но прилавки стояли полупустые, а ассортимент катастрофически сузился. К тому же большая часть товаров отпускалась только по карточкам. Горожане не голодали, но и не имели запасов - нормы были весьма скромными. Большинство не возмущалось, люди понимали, что до следующего урожая придется экономить еду. Зато предложений работы появилось множество. Не проходило и дня, чтобы по единственному каналу телевидения и городскому радио не зазывали работать на заводы и вновь открывшиеся предприятия. Голь на выдумки хитра и голь всячески исхитрялась чтобы начать изготовление тысяч необходимых современному человеку вещей. Опыты по изготовлению бумаги, стекла и зеркал увенчались успехом, вышло неказисто, но исследования продолжались, и уже вскоре бумага, зеркала и стекло собственного производства должны были появиться в магазинах. На базаре и в магазинах появились самодельные зажигалки на древесном спирту, их выпуск наладили умельцы. Две небольшие лесопилки, на окраинах города, получили изготовленное на моторном заводе оборудование, набрали рабочих и расширили ассортимент выпускаемой продукции от досок до комплектов для изготовления разнообразной мебели: от корпусной до мягкой.
  На следующий вечер после эпопеи с нападением кочевников мэр выступил по телевидению и пообещал, что власти сделают все возможное, чтобы нападения не повторились. Телезрители узнали, что на границах зоны Переноса оборудуются заставы, а пограничники уже приступили к охране. Потом выступили бывшие рабы кочевников с ужаснувшими горожан рассказами о нападении и нечеловеческих условиях в которых содержали выживших. Если и оставались желающие бежать из города или идти просвещать окружающие народы, то после этого они исчезли.
  По деревням и стойбищам обитавших вокруг города кочевников отправились знающие язык переговорщики татарской или башкирской национальности. А для убедительности их сопровождали военные на бронемашинах. Дары местным - пустые пластиковые емкости, разноцветные бусы и ширпотреб из магазина Подарки - пошли на ура, а за городские товары удалось купить немалые стада овец, коров и лошадей, их тут же загнали на мясокомбинат и договорились о продолжении торговли. Хотя посланники горожан категорически отказались платить за занятую городом землю, которую аборигены считали своей, дело в большинстве случаев удалось решить миром, лишь пара кочевых родов попытались захватить посланцев города. С этими поступили так же, как со стойбищем, напавшем на деревню попаданцев. Людей взяли в плен, дома разорили, а скот угнали в город.
  Время шло, таинственная сила, перебросившая город в семнадцатый век, никак себя не проявляла и люди начали привыкать к мысли, что всю оставшуюся жизнь они проведут в прошлом и никогда не увидят родных и друзей, оставшихся за непроницаемой стеной времени в далеком двадцать первом веке. Первоначальный шок прошел. Общим настроением горожан стало: 'А хрен вам! Вопреки всему мы будем здесь жить, рожать детей и лишь от нас самих зависит, как мы будем жить дальше. Жизнь продолжается, не мы, а мир прогнется под нас!'
  По главной улице города отшумел первомайский праздник с традиционной демонстрацией студентов и пестро одетых школьников. Хотя объединенный горсовет, в который теперь входили и сельские депутаты от перенесенных вместе с городом деревень, постановлением сократил праздничные дни на 1 и 9 мая до одного, это не уменьшило энтузиазма горожан. После обеда улицы опустели, в городе остались только немощные старики. Горожане, воспользовавшись солнечной и теплой погодой, потянулись с ведрами и инструментами за город - не было семьи, которая бы не воспользовалась щедрым подарком властей - всем желающим под посадки по десять соток под картошку и овощи.
  Полдень девятого мая Иван Савелович традиционно встретил на центральной площади. Казалось, что здесь собрался весь город. Толпы людей: мужчины, женщины всех возрастов, немногие ветераны стояли на тротуарах. С небес доносилось праздничное курлыканье возвращающихся домой птиц. Довольная детвора на плечах отцов с энтузиазмом размахивала разноцветными шариками и флажками. А из громкоговорителей неслись бодрые звуки песен военных лет. Хотелось поесть хорошего шашлыка и выпить чего-нибудь покрепче. Все это создавало как прежде, до Переноса, атмосферу праздника и весны.
  Наконец послышалось 'Прощание славянки' - начало праздника.
  'Та-та, татата! Та-та, татата!' - звуки еще плыли в прозрачном воздухе над городом, когда звонко закричали дети: 'Едут, едут!' и все заглушил могучий рев моторов. Из-за поворота один за другим неторопливо выехали украшенные полосами цветов георгиевской ленты по защитного цвета корпусу три БТР-70. Обдав легко и празднично одетых (день выдался теплым) горожан бензиновым чадом, уползли дальше. Испуганные стаи ворон слетели с деревьев в безоблачное небо и пронзительно закаркали. Даже без 14,5-мм пулемета КПВТ бронемашины выглядели внушительно и грозно. Следом послышался дружный топот и показались плотные коробки военных и полиции с оружием в руках, вид бодрый и подтянутый. Впереди печатают строй командиры. Иван Савелович довольно прижмурился. Вид защитников города внушал надежду на безопасность. Толпа взорвалась громкими и восторженными криками, замахали руками, приветствуя улыбающихся защитников. Следом и, гораздо хуже, прошагали пожарные и таможенники. Держать людей в форме без оружия слишком дорогое удовольствие, и пожарным вместе с таможенниками и прочими 'погонами' выдали автоматы Ак-74. На этом невеликие запасы найденного на складах воинских частей автоматического оружия почти закончились. Последней показалась коробка разномастно вооруженных, от гладкоствола до охотничьего нарезного оружия, но все в штанах с красными лампасами, казаков. Многие еще с прадедовскими шашками. Это в далеком двадцать первом веке на Урале казаки, в отличие от той же Кубани были просто ряжеными. Все изменилось после Переноса.
  Казачество стало резервом вооруженных сил города. Горожане и селяне, записавшиеся в казачье войско, принимали присягу, получали на руки оружие, а вместе с ним и обязанность по защите города и тех крупных деревень, которые решили не расселять - их охраняли казачьи отряды самообороны. Из них же, казаков, укомплектовали охрану рыболовецких и охотничьих партий, отправившихся за пределы перенесенной вместе с городом территории. Зверей в окружающих лесах и степях, рыбы во множестве озер, которыми были богаты степи к югу от города, было на неискушенный взгляд людей из двадцать первого века просто неимоверное количество. Первые грузовики с убоиной и рыбой уже пришли в город, а охотничьи и рыболовецкие партии отправились за новой добычей. Это позволило плотно забить холодильники мясокомбината и вдвое увеличить норму продажи горожанам мяса и рыбы. Другим признаком того, что город приспосабливается к жизни в семнадцатом веке, стала заработавшая локальная городская сеть. Дни и ночи компьютерщики копались в городской сети и распечатывали все, заслуживающее внимание: от художественных книг до учебников и технической литературы.
  ***
  После кардинально перевернувших провинциальную и тихую жизнь горожан событий, прошло двадцать дней.
  Гордо вздернув носик и, только иногда удивленно распахивая глазки, Ольга Соловьева передвигалась из комнаты в комнату по дядиному дому, словно по музею. Белоснежная стильная мебель, на стенах телевизоры метра полтора по диагонали, пол блестит иссиня-черным керамогранитом. За недолгую жизнь похожую обстановку Оля видела лишь в западных сериалах наподобие 'Богатые тоже плачут'. В углу очередной комнаты стоял настоящий камин. Несколько обгоревших поленьев вкусно пахли дымком. А над ним, на кирпичной стене, хищно блестела бритвенно-острым лезвием сабля. Рядом - потертый лук и короткое копье с до блеска вытертым древком. Оля подошла поближе. Наклонившись, несколько мгновений рассматривала оружие. Страшно! Сразу видно не муляж, настоящее боевое оружие, попробовавшее человеческой крови. Видимо трофеи. Окончательно ее добило, когда она спустилась в подвал. Небольшой, пять на пять метров, бассейн сверкал снежно-белой плиткой. Все красиво и богато, только не ее. Она чувствовала себя здесь лишней.
  Валя, дядина жена, ограничилась тем, что показала Оле ее комнату и, извинившись, что дела и придется уехать, посоветовала самостоятельно изучить дом. Предоставленная комната выглядела верхом роскоши, по крайней мере по сравнению с 'детской' в отцовском доме: паркетный пол, дизайнерская мебель, на стене зеркало в полный рост, в углу роскошное кресло - качалка. Стандартно-безлико, словно гостиничный номер. Этого Оля терпеть не могла и сразу попыталась разрушить впечатление, обжиться. В громадный, до потолка, белоснежный шкаф-купе отправилась одежда и всякие женские мелочи. На открытую полку кассеты и книги про романтическую любовь. По телевизору показывали какую-то тягомотину - интервью бывшего ректора сельхозакадемии. Его назначили заместителем главы города по науке. Планы исследований создающихся лабораторий и конструкторских бюро, восстановление промышленных технологий и экспедиции геологоразведки девушку абсолютно не интересовали и, она заскучала. Поняла только, что освободившиеся преподаватели и профессора совместно с конструкторами из городских предприятий, укомплектовали лаборатории промышленности, черной и цветной металлургии, химическую, фармакологическую и электротехническую и немедленно приступили к заказанным мэрией исследованиям. А в сельхозакадемии начали экспериментальные прививки от оспы взятым от коров материалом. Заняться было нечем и она последовала тетиному совету. Год тому назад Оле довелось побывать в дядином доме, но дальше следующей после прихожей комнаты, ее с мамой не пустили. Дальние и бедные родственники были дяде не интересны и, он не особо их жаловал, но поступить Оле в сельскохозяйственную академию все же помог.
  Из- за закрытой двери кухни доносился брязг посуды, негромко шумела текущая вода. Девушка открыла дверь, манящий, душераздирающий аромат свежей выпечки и еще чего-то вкусного, ударил в ноздри. Любила девушка булочки, вот только редко могла их себе позволить - сохранности фигуры выпечка не способствовала. Она судорожно сглотнула слюну. Над посыпанным мукой разделочным столом склонилась средних лет женщина в аккуратном передничке поверх простенького платья. На скрип дверей она обернулась, всплеснула руками и звонко рассмеялась.
  - Ой как ты меня испугала, вы, наверное, Оля Соловьева? - громко затараторила женщина, - А я Наталья Григорьевна - домработница Виктора Александровича.
  Оля предложила помочь, но женщина отчаянно замахала руками и слегка растерянным голосом, но категорически, отказалась. Девушка пожала плечами и уже собиралась уйти, как курносого носика достиг восхитительный и пряный запах дорогого сыра. Девушка замерла, принюхалась. Сверкая снежной белизной с темными прожилками, на столе лежала тарелка с сырной нарезкой. Немудренный кисломолочный продукт она с детства обожала до безумия. Будь ее воля, лишь им одним бы и питалась! Семья Оли не отличалась достатком, но сыр для любимой дочки приобретался регулярно. Вот только элитные сорта сыра в магазины ее родного городка не завозили и к восемнадцати годам она лишь однажды, на свадьбе подруги, пробовала вкуснятину - сыр Бри. Рот наполнила слюна.
  - Это что, тот самый сыр с плесенью? - стараясь говорить небрежно, сказала девушка, указывая тонким пальчиком на тарелку.
  - Да, камамбер, - кивнув, улыбнулась домработница и протянула тарелку, - будешь? А может, покормить тебя?
  Девушка немного поколебалась, но решив, что это лишнее, а то и так появился лишний жирок, вежливо отказалась. Вот только не взять восхитительно пахнущий сыр оказалось выше ее сил. Поблагодарив, с тарелкой в руках, отправилась дальше.
  Тетя до вечера так и не появилась. А когда Оля захотела прогуляться по улице, ее остановил сидевший на стуле у входной двери охранник - здоровенный бугай, смахивающий на обритого бабуина. Он окинул ее подозрительным взглядом, словно она преступница какая-то, но поздоровался вежливым голосом и попросил не выходить на улицу. Дескать это указание Виктора Александровича. Заявление озадачило Олю, настроение немного ухудшилось. 'Меня что, арестовали? Не слишком ли рано я обрадовалась, что дядя, наконец, обратил на меня внимание?'. Но спрашивать было некого. Не охранника же! Оля возмущенно фыркнула и ушла в комнату дальше скучать и строить планы на будущее.
  Поправив платье на высокой груди и на ходу сбросив на пол забавные, в виде розовых пушистых мишек, тапочки, Оля привычно забралась с ногами на черный кожаный диван.
  Из опыта собственной короткой жизни девушка сделала заключение, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Столько лет она была не нужна дяде а тут на тебе - вспомнил! Кстати, о сыре! Кусочек, еще один. Такой вкуснятины она в жизни не пробовала. Незаметно для себя, она опустошила тарелку. По телевизору шел полузабытый боевик, Олю он не заинтересовал, и, сделав звук по тише, девушка задумалась, вспоминая события сегодняшнего дня...
  День начался хуже некуда. Щурясь от северного ветра, осыпавшего лицо мелкими и холодными капельками, она шла по пустынной улице и едва не плакала. На лице девушке застыло выражение полнейшего недоумения и шока. То, что парней, за исключением немногих счастливчиков - отличников, отчислили из сельскохозяйственной академии и городских институтов, а затем забрали в трудовую армию - это нормально. Городу больше не нужно столько будущих юристов, менеджеров, агрономов и прочих, тем более. что большинство студентов были иногородними и теперь некому было оплачивать их учебу и проживание. Теперь, на полном довольствии города, они будут трудится на стройках и одновременно получать какую-нибудь нужную городу профессию. Заодно обучатся военному делу. А желающие после двух лет смогут заключить контракт с городом и продолжить службу уже военным или, к примеру, полицейским. Но вот призывать слабый пол... Девушка сжала губы, еще раз переживая посещение военкомата, это полная дурость! Не должны женщины служить по призыву и все! Да, она читала, что в Израиле даже девушки служат, но они же живут в России...или, по крайней мере, жили...
  Вчера Оля обнаружила в почтовом ящике повестку в военкомат, это повергло ее в шок и недоумение. Первым желанием было забыть про нее, но поразмышляв, она изменила намерение. Городская власть не церемонилась и желающих поиграть с ней в прядки осталось мало. Чуть что и мигом суд. Желания на многие месяцы отправиться в штрафники, разбирать городскую свалку или на другую не менее приятную работу, не было никакого! На следующее утро она переступила порог городского военкомата и к обеду получила на руки приказ завтра к восьми утра с вещами явиться на призывной пункт.
  По луже на проезжей части пролетела легковушка с нелепой нашлепкой газогенератора позади кузова - за сравнительно небольшую сумму их устанавливали в авторемонтных мастерских. Оля испуганно шарахнулась к стене ближайшего дома. Слава богу, не забрызгал, а то стирать проблематично, моющие средства почти исчезли из продажи. Изготовленное после Переноса мыло хотя и приятно пахло хвоей, но его было мало, к тому же оно совершенно не подходило для машинной стирки, а вручную стирать Оля не любила.
  Машина стояла у двухэтажного деревянного дома, почти барака, где она снимала комнату (такие далеко не редкость в старинном уральском городке). Смутно знакомый мужчина, с худощавым хищным лицом, слегка за тридцать, стоял на тротуаре, опустив руки в карманы новенькой серой ветровки, и, чуть закинув голову, в упор смотрел на нее.
  Ясно, пытается познакомиться. Оля гордо выпрямилась и презрительно поджала пухлые губы, в упор не замечая нахала. Она на улицах не знакомится, не из таких! Еще выше подняв курносый носик, попыталась обогнуть незнакомца, но не успела. Мужчина, раздвинув в вежливой улыбке тонкие злые губы, произнес деловым тоном, без единого намека на попытку познакомиться:
  - Ольга Николаевна Соловьева?
  - Да, - девушка остановилась, тонкие дуги бровей вопросительно приподнялись, откуда мужчина ее знает? Сколько она не напрягала память, но вспомнить не могла, но все же он кого-то напоминал.
  - А вы кто? Я не знаю вас!
  - Не волнуйтесь я не с целью познакомится. Я помощник вашего двоюродного дяди Виктора Александровича Соловьева. Он хочет поговорить с вами, - заметив на лице девушки колебание, мужчина вытащил из кармана плоскую коробочку мобильного телефона, - Секундочку.
  - Она здесь - и передал трубку девушке.
  Оля посмотрела на мужчину с сомнением, но все же взяла телефон.
  - Здравствуй, Оленька, душа моя, - голос дяди, хотя и видела его всего ничего, она сразу узнала. Дядя сказал, что Оля осталась его единственной родственницей на всем белом свете и, что он вместе с женой просит ее переехать жить к нему. А подошедший к ней мужчина - доверенное лицо дяди, он привезет ее домой. На слабые попытки девушки возразить, что она должна завтра явиться в военкомат, дядя лишь хохотнул и заявил, что эту проблему он решит. Девушка вначале растерялась. Затем, едва скрывая радость, ответила согласием...
  На часах было уже десять, когда бухнула входная дверь и послышался властный голос дяди. Девушка выскочила в прихожую, Соловьев переобувался в домашние тапочки.
  - Оленька, здравствуй! - дядя улыбнулся. Лицо землистое и усталое, - Приведу себя в порядок, зайду к тебе. Подожди немного.
  - Виктор Александрович, меня...
  Соловьев скривился, точно от зубной боли.
  - Никаких Викторов Александровичей, для тебя я просто дядя, - заметив что Оля хочет еще что-то сказать, произнес слегка недовольным голосом, - Все потом, дай привести себя в порядок.
  Решительно повернувшись, вышел из прихожей.
  Следующие полчаса Оля провела словно на иголках, тысячи вопросов, одновременно вертелись на языке и главный из них - почему всесильный глава города внезапно воспылал интересом к дальней и забытой родственнице?
  В дверь негромко постучали, не дожидаясь ответа, в комнату вошел дядя. Он переоделся в мохнатом махровом красном халате, лицо посвежело. Он улыбался. Вид у него был именинника.
  Племянницы слегка зарумянилась, поспешно вскочила с дивана и выключила звук на телевизоре. Виктор Александрович окинул одобрительным взглядом племянницу. Личико славное, черные, как ночь, ресницы. Интеллигентное, явно не с Гончарки с тамошними даунятами, тут порода чувствуется. И фигурка, такие бывают у занимавшихся балетом. Оля и действительно в детстве ходила в балетную студию, но потом умер отец и занятия пришлось бросить. Положительно, не будь она родственницей а он - помоложе, то ух!
  Приобняв племянницу за плечи, ткнулся сухими губами в пахнущую свежестью девичью щечку.
  - Пойдем, покажу тебе дом, где ты будешь жить, - покровительственным тоном произнес дядя. Отказываться было неудобно, и Оля отправилась в повторную экскурсию. Соловьев с видимым удовольствием рассказывал, где и как он приобрел обстановку очередной комнаты, или как ее строили. Наконец, экскурсия закончилась, они вернулись назад в комнату, Оля присела на диван.
  Дядя пододвинув поближе к дивану кресло-качалку сел, вытянув ноги. Развалился, качнулся разок.
  - Устал Оленька, работы, - Соловьев провел ребром ладони по горлу, - Во! Но ничего, прорвемся! Чтобы мы Соловьевы да не справились? Да не бывать такому! - дядя залихватски подмигнул.
  На экране телевизора мелькали безмолвные кадры мультфильма. Кукла Барби, с вечно улыбающимся лицом, бредет по густому лесу вслед за снежно-белым единорогом.
  Оля, похлопала наращенными ресницами, что сделало ее чем-то неуловимым похожей на героиню мультфильма.
  - Виктор Александрович...
  - Оленька! Мы же договаривались! Дядя или дядя Витя! - перебил мужчина и шутливо погрозил пальцем.
  - Хорошо, дядя, - девушка скромно опустила глаза в пол.
  Они немного помолчали, в комнате повисло неловкая тишина, на улице окончательно потемнело.
  - Кхм - внушительно откашлялся дядя, сейчас он вправду выглядел заботливым родственником, больше всего озабоченным счастьем двоюродной племянницы. Качнувшись в качалке, доверительно прикоснулся к руке девушки, - Ты будешь жить со мной на правах дочери.
  Оля нервно прикусила губу. Вот тебе и раз! Живи на правах дочери! Не верила она в бесплатные благодеяния, но и отвергать сходу более чем щедрое предложение, было бы глупым. Посмотрим, что от нее нужно, тогда и решу, как поступить.
  - Дядя, такая проблема... я училась на юридическом, а меня отчислили. Что мне делать?
  - Юристы нам больше не нужны, так что возвращаться в сельхозакадемию смысла нет. А там, глядишь, замуж выйдешь? А, Оленька? - дядя залихватски подмигнул.
  - Ой! Дядюшка, а откуда вы знаете про нас с Сашкой? - всплеснула руками девушка.
  - Какой Сашка? - Соловьев внезапно нахмурился.
  - Лейтенант с рембазы... ой! С батальона! - невольно улыбаясь, затараторила покрасневшая девушка, - Александр Петелин, мы с ним хотим расписаться!
  Губы Виктора Александровича сжались в тонкую нить, пальцы правой руки тревожно забарабанили по подлокотнику. 'Лейтенантик для моего зятя неподходящая кандидатура, если из вояк, то хотя-бы за майора вышла. Нет, выйдет замуж за кого я решу!' Под пристальным и немного скучающим взглядом дяди девушка смешалась.
  - Оленька, - проникновенным, но непреклонным голосом произнес мужчина, - ты теперь мне дочь и голодранцы типа этого Саши нам не нужны. Найдем достойного тебя мужа!
  И добавил про себя: 'и выгодного мне. Надо подумать, кого с помощью брака с девчонкой к себе привязать'.
  После Переноса жена Виктора Александровича порыдал об оставшемся в двадцать первом веке сыне, но через несколько дней успокоилась. В конце концов он взрослый человек, жив и здоров. А то, что она никогда его больше не увидит, так это изменить нельзя и, как увещевал батюшка Михаил из Храма Живоначальной Троицы, надо смириться. Соловьев к сыну относился подчеркнуто холодно. Тот оказался слишком похож характером на него самого, а двум медведям в одной берлоге, как известно не ужиться. Три дня тому назад супруга за традиционным совместным завтраком напомнила ему о существовании единственной оставшейся на всем белом свете родственницы - Оли. Соловьев тогда рявкнул на супругу, дескать, зачем ему эта нищета, воспитывавшаяся черт знает где? Жена обиженно поджала губы и замолчала, но с тех пор Виктор Александрович задумался, ему шестьдесят, кому он оставит все заработанное и нажитое? Чем дольше он думал об этом, тем больше мысль удочерить племянницу ему нравилась... Он столько сделал для города и столько еще сделает... неужели он не достоин стать основателем династии наследственных МЭРОВ, да какая разница как назвать, хоть царем!? Пусть не племянница, хотя бы ее дети могут пойти по его стопам. Все равно родная кровь. Цари Соловьевы! Звучит! В любом случае, девчонку необходимо забирать, и если не ее, то ее ребенка объявить наследником.
  Невозможно описать, как эти слова ошеломили Олю. Растерянная и покрасневшая, она смотрела на дядю и несколько мгновений молчала. Несмотря на возникшую к дяде неприязнь, она не могла не понимать, насколько выгодно для нее вхождение в семью подобного человека. Перед мысленным взглядом девушки появился облик жениха: чуть курносый нос, пухлые губы на которых цвела чуть виноватая улыбка. Она на миг опустила ресницы, но тут же смело взглянула ему в лицо грозного родственника:
  - Дядя! Мы с Сашей любим друг друга и я...
  - Так, - бесцеремонно перебил двоюродный дядя, - Я как твой старший родственник запрещаю тебе встречаться с ним!
  - Дядя! - повысила голос девушка, - Я...
  - Все я сказал! - рявкнул Виктор Александрович а сам подумал с одобрением: Упряма, под себя гребет. Наша порода! Но ты еще слишком мала чтобы меня строить, будет по-моему!
  Мультфильм закончился, на экране мрачные типы в кожаных куртках гонялись друг за другом и стреляли из пистолетов.
  Девушка задумалась, искоса украдкой взглянула на каменное выражение лица дяди. Теперь он хочет чтобы я была его дочерью, но я боюсь его, боюсь благодеяний от него, боюсь... Ах, если б уехать отсюда, где он бы не смог достать! Когда она только познакомилась с Александром, молодой человек сразу ей понравился и показался хорошей партией. Шло время, Оля лучше узнавала парня и в конце концов по уши влюбилась. И пусть новоявленный родственничек не мешает самой решать собственную судьбу! Пусть делает что хочет, но она выйдет замуж только по любви и за кого сама захочет!
  Положив руки на крутые бедра, девушка нервно прикусила губу и произнесла быстро и громогласно, сверкая от возбуждения глазами:
  - Тогда я хочу вернуться к себе. Не нужно мне от вас ничего!
  Несколько мгновений мужчина холодно смотрел на племянницу, пока она не отвела взгляд:
  - Девка не дури! Я, - он выделил голосом первое слово, - решу, что для тебя лучше! Будешь жить у меня!
  - Не имеете права! Я совершеннолетняя и сама за себя отвечаю! - Оля, закрыла ладонями лицо, жалко дрогнули губы. Между тонких пальчиков неудержимо закапали крупные слезинки. Из-под заплаканных ресниц украдкой взглянула на дядю. Неудача. Испытанное оружие слабой половины человечества не оказывало привычного воздействия. Дядя со скукой во взгляде смотрел на нее. Придется применить последнее средство, подумала девушка.
  Оля вытащила платок и вытерла лицо. Так... и тушь потекла. Черт!
  - Дядя, я не могу не выйти замуж за Петелина, - произнесла с вызовом, - я беременна!
  На лице Виктора Александровича промелькнуло выражение досадливого удивления, сцепив пальцы на груди в замок, он несколько мгновений молча покачивался в кресле, размышляя. Оля с тревогой наблюдала за мужчиной.
  'Так это даже хорошо... Можно не думать о наследнике, родит ребенка, будет кому все оставить... Жаль, что с сыном не сошлись характерами, он такой же упертый, как и я... Дай бог чтобы родился парень и дай бог сил, воспитать по-своему, не допустить ошибки как с сыном. Его я упустил. Решено, родит, а мужа ей потом подберу'. Раздражение на лице, вскоре поменялось на довольное выражение.
  - Посидишь пока дома, тебе нельзя сейчас волноваться. А я пока порешаю вопросы, - произнес глава города. Поднявшись с кресла, вышел из комнаты.
  ***
  Прошел день. Уже сгущались сумерки, когда Александр неспешно вышел за КПП части. Легкий ветерок дул в лицо, неся резкий и пряный аромат сирени, задувая холодок в расстегнутый бушлат и раскачивая керосинку, висевшую перед входом. Маленький пятачок света то вырывал из мрака табличку с номером части, то прятал ее от любопытных глаз. Небо затягивали сплошные серые тучи. Где-то поблизости пронзительно забрехала собака. Ни огонька. Пожалуй еще чуть-чуть и лужи покроются льдом. 12 мая на календаре но, по ощущениям погода максимум конец апреля. Гораздо холоднее, чем в двадцать первом веке, подумал он. Зябко поежился, пальцы торопливо застегнули верхнюю пуговицу. Все правильно - самый разгар малого ледникового периода. Так что с ранними веснами придется распрощаться.
  
  Малый ледниковый период (МЛП) - период глобального относительного похолодания, имевший место на Земле в течение XIV-XIX веков. Данный период является наиболее холодным по среднегодовым температурам за последние 2 тысячи лет.
  
  Вытащил выданный старшиной аккумуляторный фонарик. Дрожащий круг света выхватил из темноты клочок мокрого асфальта. Устало передвигая гудящие после вечернего марш-броска ноги, Александр побрел домой, полной грудью вдыхая прохладный воздух. Дома он не ночевал уже почти неделю - все как-то в казарме и в казарме, а про выходные успел забыть. Времени не хватала категорически. Даже на свидания с Олей, что начало ее откровенно злить. Последний раз она позвонила Александру днем вчера. Оказалось, что она дальняя родственница градоначальника и теперь будет жить в его семье. На следующий день Александр несколько раз ей звонил, но трубку никто так и не взял, заставив теряться во всевозможных догадках. Впрочем, справедливо решив, что в доме у новоявленного родственника ей ничего не грозит, молодой человек особо не беспокоился. Он проходил мимо кованной ограды пожарной части, когда на дороге показались два быстро приближающиеся огонька. Оказались полицейский патруль на велосипедах. Подъехали поближе, но увидев человека в форме, повернули назад.
  После похода по освобождению пленных попаданцев поблагодарил Петелина перед строем, а затем вызвал в кабинет и сделал выволочку за пререкания со старшим по званию и просчеты в управлении боем. Зато начальника штаба уволили, а на его место назначили замкомандира радиолокационного батальона.
  Коттеджи закончились, потянулись мрачные громады пятиэтажек. Пропахшие весенней сыростью пустынные и темные улицы тянулись и тянулись. Нигде ни души. Лишь кое-где в окнах мелькали слабые огоньки керосинок и аккумуляторных фонарей. Александр подходил к улице Советской, когда навстречу пронесся, обдав влажным ветром и едким запахом жженой древесины, микроавтобус. В целях экономии дефицитной солярки городские автобусы поставили в парк. Вместо них на линии вышли микроавтобусы, оснащенные работающими на древесине газогенераторами. Сквозь забрызганное слякотью лобовое стекло на миг показалось полутемное нутро автомобиля. Александр успел разглядеть водителя, по виду таджика и несколько усталых пассажиров. Проживавшая в городе община таджиков, по сравнению с крупными городами, где зарплаты ощутимо выше, была совсем маленькой.
  Александр завернул за угол своей панельной пятиэтажки. У дверей подъезда раскаленными угольками алели точки зажженных сигарет, во время затяжек освещая угрюмые, сосредоточенные лица двух парней, похожих словно однояйцовые близнецы: возрастом под тридцать, в кожаных куртках и одинаковых черных шапочках. Напротив, на проезжей части стояла красная тойота с погашенными фарами- весьма престижная в городе машина. Ни у кого из жителей дома такой не было, да и не будет больше. Парни торопливо побросали сигареты на землю и заступили дорогу. Оба высокие, ростом с Александра, но покрупнее и пошире в плечах - они вполне тянули на звание тех, кого в народе называли 'шкаф'. Александр остановился, глядя скорее удивленно, чем с настороженностью. После проведенной полицией повальной облавы криминалов и, посадки их в трудовой лагерь, преступность практически сошла на нет. Так что встречи с криминалами он не опасался.
  - Убери фонарик, - по блатному растягивая слова и, прикрываясь от света, произнес хриплым голосом парень слегка повыше ростом. От него тянуло табаком и немного спиртным.
  - Что надо? - опуская фонарик, сказал Александр.
  - Ты Петелин?
  Из-за туч выглянул острый серпик только что народившегося месяца, заливав спящий город мертвенным серебром и высветив на скуле парня белый зигзаг старого шрама.
  - Ну я, - остановился лейтенант, с легким удивлением разглядывая заступившего дорогу человека. Явно не с его района - обоих парней он видел первый раз,
  - Ты это... - неуклюже замялся 'шкаф', - Закурить есть?
  Второй, до этого молча наблюдавший за товарищем коротко гоготнул, блеснув золотой фиксой. Пахнуло свежим перегаром.
  Александр посмотрел с удивлением. После Переноса табак стал жутким дефицитом, через пару дней исчезнув с полок магазинов. Пачку сигарет отоваривали по талонам раз в две недели, еще можно было его добыть у спекулянтов, но втридорога. Сердца курильщиков грела лишь надежда на будущее изобилие: самосад, росший в саду у пары дедков из деревни Полушкино - в планах были посадки на больших площадях, да туманные перспективы на торговлю с Америкой. Так что теперь просили угостить сигаретой лишь у ближайших друзей.
  - Не курю, - бросил в ответ Александр и хотел пройти, но парень со шрамом протянул руку, вновь останавливая и тут же спросил, слегка растягивая слова по блатному:
  - Подожди фраерок, ты Ольгу Соловьеву знаешь?
  - Да, - глаза лейтенанта настороженно сузились, что от него надо этим блатным? - А тебе какое дело?
  - Уважаемые люди просили передать, чтобы ты отстал от нее, - качнувшись с носка на пятку, объявил тот, что стоял немного в стороне.
  
  Петелин дернулся. Потом его взгляд загорелся предостережением и потемнел. Хамства и наглости он не прощал никогда и никому.
  - Чего? Да пошел ты, - холодно произнес офицер.
  - Следи за метлой, баклан! - набычился тот, что со шрамом, а второй демонстративно сплюнул под ноги.
  
  Следить за метлой (тюремный сленг) - не допускать в разговоре оскорбительных выражений или отдельных матерных слов.
  Баклан (тюремный сленг) - хулиган. Слово имеет презрительный оттенок; авторитетных, уважаемых заключенных, даже осужденных за хулиганство, бакланами называть не принято.
  
  Александр скрипнул зубами и шагнул в сторону, чтобы обойти блатных.
  Умелый апперкот в живот был столь стремителен, что лейтенант даже сообразить ничего не успел. Он согнулся почти пополам, дыхание перехватило, словно из легких выбили весь воздух. Фонарик упал на асфальт, покатился, звонко разбилось стекло и световое пятно уткнулось в серую панель стены. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
  Короткий боковой хук левого кулака 'быка' со шрамом. Резкая боль. Отшвырнуло в сторону.
  Следующим ударил 'бык' пониже. Сокрушительный хука по скуле, из глаз посыпались искры, Александр рухнул, чувствительно приложившись спиной об асфальт. Рот наполнило соленым вкусом крови.
  Несколько мгновений скрюченный Александр хватал воздух ртом, потом кислород живительной струей проник в легкие, наполняя организм счастьем дышать. Бешенство охватило его. Сердце заколотилось словно безумное, в висках набатом застучала кровь. Мысли исчезли, осталась только первобытная ненависть зверя, стремящегося добраться до горла врага. Он затаился в готовности ответить.
  - Баклан, - презрительно и довольно процедил 'бык' пониже. Подхватив с земли разбитый фонарь, осветил скрючившуюся на земле фигуру. Коротко хохотнув, шагнул к жертве.
  Широко, по футбольному, размахнулся чтобы добить поверженного.
  Александр использовал шанс до конца. Утробно хекнув, молниеносно ударил каблуками офицерских берц (офицерские ботинки) в живот. Словно словив телом пушечное ядро, блатной отлетел назад, с шумом сминая кусты около подъезда, покатился.
  Александр стремительно вскочил на ноги. Вернее, ему показалось, что он это сделал быстро, потому что второй из быков успел раньше.
  Сокрушительный удар! Скулу пронзила боль. Искры фонтаном из глаз. Александр вновь рухнул с размаху ударившись о землю затылком.
  Со звериным рычанием удар ногой по животу.
  Александра подбросило над землей, по голове и вновь по голове, заплясали искры.
  - Хватит, хватит я сказал! Забьете нахрен! - словно сквозь вату донеслось до Александра.
  'Бык' со шрамом что-то матерно пробормотав под нос, отошел, второй, пониже, с трудом поднялся на четвереньки, ошалело замотал головой.
  В голове Александра стоял сплошной гул, словно кто-то от души саданул по медному колоколу порождая оглушительный звон, который вот-вот разорвет череп. Саднило спину и живот.
  Хлопнули двери стоящего рядом автомобиля, неизвестный наклонился над Александром. Во тьме он различал только белый овал лица, короткую стрижку и провал тонких губ.
  - Жить хочешь? - спросил неизвестный. Голос его не походил на грубые голоса 'шкафов'. В отличие от них в нем чувствовалось сила привыкшего к беспрекословному повиновению человека и неплохое образование. Глаза смотрели холодно, словно принадлежали не человеку, а рептилии. Александр плюнул на землю кровь.
  - Хочешь, я знаю, - казалось, что говоривший ехидно улыбнулся, но когда он продолжил, в голосе появились стальные нотки, - тогда запомни, чтобы тебя больше возле Ольги я не видел, иначе убьем!
  Александр упорно молчал, с ветки на лоб упала капелька, поползла по скуле, щеке и пропала в земле.
  Неизвестный выпрямился:
  - Упрямый, - произнес вроде даже с одобрением, - Ладно я тебя предупредил. Все, пошли.
  Хлопнула, открываясь, дверь автомобиля. Пострадавший 'шкаф' подбежал к Александру и с руганью от души пнул полубесчувственное тело.
  - Я сказал поехали! - рявкнул начальник нападавших. Глухо бормоча нечто матерное под нос, 'шкаф' подчинился. Грохнула, дверь, загудел мотор, послышался звук отъезжающей машины.
  Через пару минут Александр заворочился. Опираясь о бетонную, шершавую стену дома, поднялся на ноги. Кровь тяжело бухала в висках. Мучительно ныли ребра, отдаваясь тупой болью в голове. 'Наверное, поломали пару'. Замутило, он согнулся в приступе бурной рвоты. Наконец, полегчало. Вытерев губы тыльной стороной ладони, прислушался к окружающей ночи. Мертвая тишина, ночь, ветер прилег на крыше, перестав колыхать ветвями деревьев и кустов. На земле сверкали в лунном свете вырванные с корнем пуговицы.
  Скрипнула, открываясь, дверь подъезда. На лестнице темно, хоть глаз выколи. Нога нащупала ступеньки, потихоньку, опираясь рукой о стенку, поднялся на второй этаж. Там стало немного посветлее, блеснул номер квартиры - тридцать шесть. Позвонил в дверь и облегченно выдохнул про себя - наконец то дома. Долго не открывали, пока наконец в дверном проеме показался сосед-летчик с зажженным фонариком в руке. Узкий и болезненно-яркий конус света вырвал из тьмы, закрывающегося ладонью Александра, его окровавленную физиономию и форму, всю в грязи. Глаза 'летуна' удивленно округлились, рот открылся, словно у выброшенного на берег карпа.
  Александр повернул голову. Болели бока, фингал под глазом, но еще горячее боли был стыд. Его как мальчишку избили, порвали форму. Унизили...
  - Это кто так тебя отметелил? - голос приятеля дрогнул.
  - Убери свет, - глухо произнес Александр. Когда 'летун' поспешно опустил фонарик, он немного помедлил, потом с видимой неохотой в голосе, слабо махнув рукой в сторону подъезда:
  - Там... какие-то уроды.
  Приятель прищурился, взгляд стал острым и цепким, губы отвердели. Теперь перед Александром стоял не старый приятель, но боец, готовый на пощечину ответить беспощадным хуком.
  - Пошли, - произнес решительным тоном и, осторожно подхватив Александра под руку, отвел в ванную и включил воду.
  - Сможешь сам умыться?
  - Да, - кивнул Александр, новый приступ боли взорвался в голове.
  Через минуту дверь в подъезде громыхнула, Сергей, с пистолетом в одной руке и включенным фонариком в другой, выскочил из подъезда. В отличие от пехоты-матушки, 'летунов' еще на прошлой неделе вооружили личным оружием. Тишина, нарушаемая лишь воющим в ветвях ветром, прохладно, даже холодно. Доносится кошачье мяуканье - весна, коты призывают невест. В двух шагах ничего не видно, тьму рассеивают лишь маленький серп равнодушной луны. Ни следа нападавших, лишь кровавое пятно и следы рвоты сбоку от дверей. Пару минут Сергей настороженно оглядывался по сторонам, луч фонарика хаотично метался, на миг выхватывая из тьмы то фрагмент асфальта, то серый бетонный угол дома, то мечущиеся на ветру покрытые нежной, свежей листвой ветви берез.
  - Козлы, - с чувством произнес молодой человек, закрывая дверь подъезда.
  ***
  В комнате постепенно светлело. Иван Савелович выплыл из мутных пучин сна, глаза открылись и близоруко моргнули. Взгляд упал на пустующую половину дивана, где до ранения спала его голубушка, лицо болезненно сморщилось. Ноющая болью вновь полоснула по сердцу. После ранения жены время словно повернуло вспять, в юность. Законная супруга вновь стало для Иван Савеловича не чертовой бабой, а голубушкой. Операция прошла благополучно и, слава богу, и она выздоравливала. Вчера вечером он приезжал к ней в железнодорожную больницу. Увидится в реанимацию не пустили, но удалось переговорил со строгой, но, сразу видно, знающей дело заведующей хирургическим отделением. Врач обещала, что все с женой будет хорошо. А еще его хвалила, дескать, он молодец, что быстро доставил жену в больницу.
  'Цок, цок, цок' - заклацали по полу когти домашнего любимца: дворняги по кличке: Жук. Собака подошла к дивану, хвостик бешено завилял. Не забудь! Меня нужно вывести на прогулку!
  Старик поднялся с возмущенно скрипнувшего дивана. Наклонившись, потрепал по холке пса, шершавый язык лизнул руку.
  Тяжелая штора отлетела в сторону. Над горизонтом поднималось солнце, лучи ласково коснулись лица. Мир просыпался. На листьях деревьев и траве бесценными алмазами мерцала роса, высокое, безоблачное небо обещает погожий денек. Настроение как-то само собой улучшилось. Вдалеке, на таком расстоянии, что немалый воздушный аппарат казался не больше мухи, беззвучно нарезал круги мотодельтаплан. Уже неделю как с аэродрома ежедневно взлетала на патрулирование границ парочка сверхлегких аппаратов. Время от времени они вылетали для разведки сопредельной территории, подолгу кружась над ближайшими стоянками туземцев и удобными для подхода кочевых орд к городу местами.
  Час полета современного вертолета стоил дорого, да и запчастей для ремонта вместе с авиационным топливом на складах не так много, как хотелось, так что было очевидно: как не экономь моторесурсы, но в лучшем случае через пару лет город останется без авиации двадцать первого века. Выход нашли почти сразу. Мотодельтаплан - далеко не космический корабль 'Буран'. Летающую самоделку несложно изготовить даже в обыкновенном гараже, было бы из чего и были бы преданные малой авиации энтузиасты. Уже через неделю после Переноса первый мотодельтаплан, сердцем его послужил низкооборотный четырехтактный двигатель с воздушным охлаждением от мотоцикла 'Урал', протарахтел в городском небе. В формирующийся отряд малой авиации пошли молодые летчики из вертолетного отряда, не желающие через пару лет расставаться с небом. А окрыленный успехом коллектив самодельщиков принялся строить более серьезные аппараты. Благо в технической библиотеке вертолетного отряда нашлись чертежи 'старых' самолетов, авиационные справочники и учебные пособия, а в городе - автомобильные двигатели мощностью от 100 квт и выше и дюраль для основных силовых элементов. В планах были самолеты, а точнее гидросамолеты, с двумя двигателями, способные летать долго и надежно, не нуждаться во взлетной полосе и нести серьезную бомбовую нагрузку.
  Иван Савелович поднялся, из полуоткрытой форточки пахнуло утренней свежестью и цветущей сиренью, он начал торопливо одеваться. 'Наконец долгожданная весна, а не мокрое и холодное недоразумение. Быстренько выведу собаку и на рыбалку. Сейчас самый клев!'
  С удочкой в одной руке и ведром в другой, Иван Савелович толкнул ногой дверь подъезда, протиснулся боком на улицу и зажмурился от лучей едва приподнявшегося над пятиэтажками солнца, зеленая трава пестрела на газонах. Дон-дон-дон-дон! - сорвавшись с колокольни, хрустальный звон залил город, пронесся над коробками пятиэтажек и затих над речными просторами. Звонили к заутрене. Птички щебечут, стараются. Вздохнул всей грудью - а славное утро! Грустных мыслей как не бывало - все будет хорошо, доктора вылечат голубушку и заживет он с ней лучше прежнего. На деревянной скамейке у подъезда в расслабленной, даже несколько вальяжной позе расположился сосед из квартиры напротив - энергичный пузан в спортивных штанах и линялой майке на пару лет постарше: Юрий Александрович. В тонких, линялых губах дымилась сигарета. Человек он был основательный: квартира, машина, гараж и садовый участок с времянкой, словом, все как положено. Особенно он гордился тем, что полжизни проработал сварщиком высшего - шестого разряда на моторном заводе, где он славился качеством шва и веселым нравом. Работал бы и дальше, но подвело здоровье. После инсульта он вышел по болезни на пенсию. С тех пор речь окончательно так и не восстановилась и при разговоре он заикался, особенно сильно, когда волновался. Впрочем, это не мешало ему, словно проклятому, пахать в саду и вести активную жизнь.
  - О! мой друг. П-привет С-савелыч! - расплылся в улыбке сосед, подвигал пальцами, словно разминая их и протянул черную от въевшейся смазки, обветренную и жесткую, как деревяшка, руку, - И еще с пустым ведром! Не хорошо. Этна... неприятность будет!
  - Сейчас пустое, вернусь полное будет, на рыбалку иду, - пожимая руку и улыбаясь в ответ, произнес Иван Савелович.
  - З-значит, - оживился сосед, - правда, что рыба прет со страшной силой?
   - Говорят... вот, хочу ушицы жене привести. Так что приходи на ужин - угощу!
  - О! - потер ладони сосед, - это дело! У м-меня еще и б-бутылочка самогоночки есть. В-взять? - произнес, слегка наклоняясь к собеседнику.
  Иван Савелович задумчиво почесал затылок, потом пожал плечами:
  - А давай! Выпьем за здоровье супруги, чтобы врачи ее быстрее на ноги поставили!
  - Покурим? - спросил Юрий Александрович, доставая пачку и засовывая сигарету в рот, но свои не предложил.
  Хотя курил Иван Савелович редко, но от вида аппетитно пускающего дым соседа во рту появилась тягучая слюна и отчаянно захотелось курнуть. В кармане еще полпачки осталось до конца недели, так почему не покурить?
  - А давай!
  Аккуратно обтер скамейку от росы вытащенным из кармана платком, пристроился рядом. Раскурил сигарету от поднесенной соседом спиртовой зажигалки.
  - Сам то, чего куришь? Тебе же нельзя!
  - З-закуришь тут, - невесело хохотнул сосед, - когда знамя части спи... Хоть т-ты не начинай! А то моя к-как увидит курево, ну сущая змея. Так и ш-шипит. Ну вык-курю я единственную сигарету в день и чего? Одна осталась радость - выпить да пок-курить. И той, сволочи, л-лишают! По карточкам - пачка р-раз в неделю, - он с досадою махнул рукой, - Ч-честное слово, знал бы, что такие времена наступят, накупил бы запасец.
  Он задумался, аккуратно пуская ароматные струйки сигаретного дыма в небо, и добавил мечтательно:
  - К-короче, еще и п-пару мешков муки прикупил бы. И тебе не помешало бы... Уж я редко говорю, да метко. Мое слово, верное! Да г-где сейчас их возьмешь?
  - А что, неужели мешок муки, который ты до Переноса купил, кончился? Ты же вроде тогда еще мешок соли притащил? - Иван Савелович слегка усмехнулся.
  - А толку? Надолго ли хватит? - загорячился сосед, жестикулируя двумя руками и заикаясь больше обычного, - з-зато еще почти п-полный мешок с-соли остался! М-мы с женой так соль любим, - коротко хохотнул, вспоминая, как однажды жена ответила на вопрос, зачем купила целый мешок соли. Он поднял на собеседника выцветшие глаза, угадывая, какое впечатление произвел рассказ.
  Иван Савелович хмыкнул слегка насмешливо и посмотрел на часы, стрелки замерли на пяти тридцати утра.
  - А ты что так рано проснулся? - спросил он.
  - А! - отмахнулся сосед, - т-ты знаешь, что дома не курю, а к утру уши опухли и не спалось, вот и в-вышел на улицу. А н-начальнички сигареты и не думают экономить, - закончил с неожиданной злостью, - карточки лишь для быдла! Это т-тебе повезло, получил карточки и на себя, и д-двойной паек на жену.
  Сосед любит пошутить, но такие шутки пахнут слишком плохо. Иван Савелович молча и пристально посмотрел в глаза собеседнику, а тот, сообразив, что сболтнул лишнее, крякнул. Слегка дрогнул лицом и состроил такую гримасу, что сердиться на него было решительно невозможно.
  - Ну ты же знаешь, что я д-дурак? У меня д-даже справка есть. И-извини, - произнес виноватым тоном, коротко и невесело хохотнул, ладонь прикоснулась к локтю собеседника.
  Несмотря на заикание, после выхода на пенсию он неплохо освоил интернет и вовсю пользовался довольно сложными дизайнерскими программами, так что дураком его назвать было нельзя. Вот бестактно-наглым - безусловно.
  - Ладно! - досадливо махнул рукой Иван Савелович. - Проехали!
  Откуда-то издали послышался нарастающий рев мотора, из-за угла дома выскочила блестящая коробка внедорожника 'Range Rover', с ревом проскочила мимо подъезда, резанув взгляд отсутствием ставшей уже привычной нашлепки газогенератора. За тонированным окном мелькнуло безразличное лицо хозяина жизни.
  - С-ссмотри, мать его! - задохнулся от возмущения сосед, вздымая кулаки к небу. - Ни для кого солярки нет, а для некоторых находится! Мать его поперек жопы ети. Вот почему м-моя машина должна стоять в гараже, потому что э-эк-кономим, а эти рассекают по городу? З-знаешь, чья это машина?
  - Нет, - провожая внимательным взглядом автомобиль, покачал головой Иван Савелович, затем посмотрел на собеседника, на лице которого полыхала смесь недоумения и озлобленности.
  - Романова! - словно выплюнул фамилию собеседник, матерно выругался сквозь зубы, заговорил веско и зло, - король жизни, мать его, а еще м-миллионер и депутат, магазин Россия, - он махнул рукой в сторону центра города, - его и еще куча магазинов. Это т-только у нас плохо, а у него всегда все прекрасно!
  Иван Савелович досадливо поморщился и запоздало подумал, что зря остановился покурить с соседом, пунктик у того по отношению к начальству был конкретный.
  - Ну а что ты предлагаешь? - произнес, неторопливо затягиваясь и стараясь, чтобы не обломился длинный столбик пепла. Он добился своего, пепел не упал, - Может, сбежать к кочевникам?
  - Да н-нет, - сосед слегка изменился в лице, пятерня почесала небритую щеку, - Я чо, дурак? К-короче с ж-женой смотрели по телеку про наших, попавших к ним в рабство, д-да не приведи господь.
  - Тогда куда, на Русь?
  Сосед отрицательно замотал головой. Пару дней тому назад весь вечер по телевизору показывали историков. Они рассказывали о жизни на Руси в эпоху Петра 1. Картина вырисовывалась далеко не радостная. Попаданцы одеты в необычные одежды, на русском семнадцатого века не говорят, привычных для той эпохи документов, оружия и денег нет, православных молитв не знают. Значит примут даже не за бродяг или беглых холопов, а за заграничных шпионов или колдунов. Сожгут посланцев диавола или схватят и станут пытать, пока не признаются в чем угодно. Средневековье только что закончилось, ничего не поделаешь, темен народ.... Зато порадовали рассказы о геологии родного края. Урал богат неоткрытыми еще в семнадцатом веке месторождениями, одна Магнитка даст городу высококачественной железной руды в избытке, есть цветные и полиметаллические - всем богаты родные места, даже алмазы и драгоценные металлы лежат в уральской земле.
  Разговор стал неприятным. Не любил Иван Савелович пустую болтовню за глаза о дрянном начальстве, предпочитая, если уж совсем припрет, высказать претензии в глаза. За что в свое время пострадал и вынужденно ушел по горячей сетке на пенсию, хотя силы и здоровье поработать еще были и он часто жалел, что в городе нет подходящей работы по специальности. Торопливо попрощавшись, старик подхватил немудренные рыбацкие принадлежности и направился мимо деревянных контейнеров с надписями: металл, бумага, тряпье, стекло и иной мусор, к речке. Распоряжением администрации города сортировка мусора стала обязательна. Баловник-ветер гонял по асфальту грязные бумажки, листья и пыль. Оживляя пустынный городской пейзаж промелькнул вооруженный полицейский патруль, пронесся мимо грузовой автомобиль.
  Там, где кирпичные коробки многоэтажек закончились, через лиловатую дымку тумана сквозь который ярко блестело утреннее солнце, проступила мутно-голубая лента реки. На противоположном берегу ослепительно блестели луковица купола и тонкий крест над ним - Храм Живоначальной Троицы. Все что ниже, тонуло в тумане и белоснежная церковь - новострой, скорее угадывалась. И не утерпишь, выйдешь прогуляться!
  Иван Савелович повернул за угол дореволюционной постройки одноэтажного (в нем еще при царях призывали на службу) здания городского военкомата. Остановился. Это было так похоже на сцену из старого фильма, где немцы гнали пленных, что старик вздрогнул.
  По проезжей части текла толпа, преобладали пестро одетые, черноглазые цыгане всех возрастов и безучастные физиономии вчерашних бомжей. Новая - старая власть не обращала внимания на заморочки с толерантностью и правами человека. Все это осталось в прошлой жизни, закончившейся в двадцать первом веке. По бокам от колонны, с автоматами на плечах, двигались полицейские. Увидев старика цыгане оживились, загомонили. Послышались женские голоса с характерным акцентом с просьбой пожертвовать денежку малую на пропитание.
  Напротив Ивана Савеловича остановился поджарый полицейский с холодным, внимательным взглядом. На плече короткий автомат, на запястье качается резиновая палка.
  - Проходите, гражданин, - сказал сурово и махнул палкой остановившимся цыганам, дескать, вперед! - Кто выполняет норму, те не голодают.
  Морок как появился внезапно, так и исчез. Перед ним снова были не несчастные заключенные а бездельники и тунеядцы, попавшие под постановление властей 'О социальных иждивенцах'. Сам он всю жизнь трудился, а живших на криминальные доходы паразитов, презирал. Не хотели работать? Так пусть теперь добывают на свалке макулатуру, тряпки для переработки в бумагу, пластик для вторичного литья, металлы и многое другое, выкинутое беспечными горожанами в далеком двадцать первом веке. Тем более что те, кто захочет начать новую жизнь, имели для этого возможность, конечно, за исключением пленных кочевников. Стоило им изъявить желание заняться общественно-полезным трудом, как они освобождались под надзор полиции.
  Цыгане с ворчанием, дескать обижаешь, начальник, двинулись дальше.
  - А что, есть и такие, кто не работал? - вежливо поинтересовался Иван Савелович.
  - Ухарей хватало, - неопределенно махнул палкой полицейский, - но когда поняли, что кто не работает, тот не ест, а отобрать еду у слабых не позволят, то дурака валять перестали.
  Полицейский направился дальше. Состав заключенных изменился, в строю преобладали гордые кавказские профили, лишь в конце с покорным видом шагали несколько одетых в потрепанные халаты оборванцев - явно хроноаборигены. Старик отвернулся.
  Колонна прошагала, оставив после себя стойкий запах потных тел и растоптанный сандаль, одиноко валявшийся посредине проезжей части.
  Мимо полосы пожухшей осоки, окрашивавшей берег в унылый, желто-бурый цвет, старик вышел к Вельке. Ослепительными яркими огоньками вспыхнула по реке рябьи река просветлела, сделавшись светло-синей. С воды потянуло свежим ветерком, донесло резкие запахи гниющих водорослей, тины и рыбы. Выше по течению на другой стороне реки над бетонными плитами недостроенного в советское время завода торчал густой частокол труб большого диаметра. Между ними двигалась стрела автомобильного крана, доносились грохот работающих двигателей и стук молотов. Станцию низкого пиролиза древесины строили круглосуточно. По телевизору говорили, что постройка станции обеспечит город дешевым метаном, а заодно ацетоном, скипидаром, смолой и пригодным для металлургии древесным углем. А для горожан и сельских жителей хорошей новостью стало то, что вскоре газовая система оживет и начнется продажа баллонного газа.
  
  У главного входа церкви, несмотря на раннее утро, уже толпились мужчины и женщины в темных платочках. После Переноса ни один из храмов города не пустовал, множество горожан посчитали, что произошедшее - промысел божий, но далеко не все, не все...
  
  С икон вглядывались кроткие глаза, цвета неба. В воздухе стояла та странная смесь сладкого аромата ладана, елея и горящего воска, по которой безошибочно угадывалась церковь. Струившийся сквозь цветные витражи свет бросал красные, фиолетовые, золотые блики по всему: по густой толпе прихожан, по иконам, алтарю с горящими перед ним крохотными искорками свечей, по вдохновенно-бледному лику отца Лазаря, с редкой бороденкой, совсем молоденького только после семинарии батюшки.
  
  - Вонмем. Святая святым! - ломким баском возгласил батюшка, глаза кротко блеснули.
  
  Дьякон Петр удовлетворенно кивнул. Батюшка был молод, но, по его мнению, достойный священнослужитель, весьма ревностный в служении.
  
  - Ха, херь какая! - громко произнес молодой человек в черной косухе, который до этого довольно бесцеремонно растолкав прихожан, пробился в первый ряд.
  
  Старушки зашикали на него, но тот лишь отмахнулся и быстрым шагом подошел к изумленно округлившему глаза батюшке.
  
  Петр всплеснул руками. Вот чувствовала душа, чувствовала, что не к добру этот хамски вырядившийся молодой человек заявился в церковь! Наряд молодого человека для церкви был явно неподобающим. Он даже собирался подойти поближе и сделать замечание, а то и выгнать, но не успел.
  
  Остановившись перед священником, молодой человек наотмашь хлестанул его ладонью по щеке и произнес, ехидно улыбаясь:
  
  - А что, поп, сказано ведь: 'Ударили по правой щеке, подставь и левую. Подставляй!'
  
  Храм замер.
  
  Бледное лицо отца Лазаря вдруг раскраснелось, а глазах уже не было кроткости молнии сверкнули в них.
  Хук слева, которым батюшка впечатал наглеца в стену храма, по которой тот сполз на пол, был великолепен, достоен мастера спорта по боксу, каковым отец Лазарь был до поступления в семинарию.
  
  - Сказано также, какой мерой меряете, - кротко произнес батюшка, - такой и вам будет отмерено!
  Храм ахнул.
  
  - Что там, что там, - затеребила рукав сутаны диакона Петра словно ссохшаяся старушка в черном вдовьем платочке. Из-за маленького роста она не видела, что происходит у алтаря.
  
  - Что там происходит?
  
  Дьякон с важным видом кивнул:
  
  - Батюшка Лазарь Евангелие молодому человеку объясняет...
  С воды потянуло свежим ветерком, донесло резкие запахи гниющих водорослей, тины и рыбы. Больше десятка энтузиастов с удочками сидели на берегу, с азартными лицами вглядывались в мутные, стылые воды реки, время от времени выбрасывали на берег сверкающие тушки немалых по размеру рыбин. Напротив строящейся станции, в нескольких метрах от кромки воды, застыл грузовой ЗИЛ. Молодые парни в одинаковой зеленой форме без погон, подбадривая себя дружными криками, с видимым трудом тянули сеть. Мобилизованных парней, кому не хватило места в армии, привлекли к решению продовольственного вопроса. В сочетании с гражданской обувью, военной не хватило на всех призванных, они выглядели потешно. Иван Савелович пристроился немного повыше по течению, забросил удочку в речку. Ждать пришлось недолго. Не прошло и часа как в его ведре плескались два здоровых, с пол руки, тайменя. К двадцать первому веку в промышленном, изгаженном стоками регионе, о тайменях давно позабыли. Но дело в том, что после Переноса в реку зашла рыба с верховьев и низовьев, так что теперь вода буквально кипела от речной живности. Процесс начал увлекать.
  Послышались азартные крики. Старик повернулся. Сеть, наконец вытащили на берег, она распласталась громадны, блестящим от рыбьей чешуи и слабо шевелящимся мешком. Между тонкими нейлоновыми нитками бились здоровенные, метр и более таймени, щуки, какие-то осетровые и многие другие виды рыбы, названия которых старик даже не знал. Рядом мелочь - рыбешки грамм по двести-триста. Через час, к тому времени, когда парни перебросали добычу в наполовину заполнившийся кузов грузовика, Иван Савелович успел вытащить небольшую, с полметра, щучку и десяток здоровых, с ладонь, карасей. Можно и дальше ловить, но зачем? Дай бог эту добычу всю переработать! Старик собрался, еще раз бросил взгляд на искрящуюся под солнечными лучами водную гладь и направился домой.
  Дома Иван Савелович распотрошил рыбу, потроха отправились в ведро а готовые тушки доверху забили морозилку холодильника. Не прошло и часа, как на кухонной плите остывала, распространяя запах рыбы и специй, трехлитровая кастрюля с приготовленным по всем правилам рыбным супчиком. Старик предпочел бы приготовить настоящую уху, вот только жене ее пока нельзя. В очередной раз зачерпнув деревянной ложкой получившееся варево, начал осторожно дуть. Вроде бы получилось, но еще раз попробовать не помешает.
  Пронзительный свист дверного звонка заставил Ивана Савеловича удивленно поднять полуседые брови. Собака залилась в захлебывающемся лае. Подбежав к двери, пес опустился на пол, продолжая облаивать, хвост яростной дробью застучал по полу.
  - Кого это нелегкая принесла? - произнес Иван Савелович подходя к двери и укоризненно покачал головой, - Как нестыдно гавкать на весь подъезд.
  Пес, казалось, понял человека, замолчал и виновато отвернулся, только хвост продолжал вышибать нервную дробь. После того как Иван Савелович уволился с Магнитогорского металлургического комбината и вернулся в родной город, он вел довольно уединенную жизнь. Друзья детства давно разъехались из неперспективного города, а иные уже и переселились на погост, так что навещать его особо некому.
  Загнал собаку в спальню, Иван Савелович и открыл дверь. На пороге стояла парочка странного вида. Небольшого роста мужчина с откормленным лицом и в мятом черном костюме с галстуком, похожий на чиновника средней руки. В руке он держал портфель со слегка облезлой ручкой. Немного позади - немолодая женщина с листом бумаги в руках, лицом напоминающая обиженную мышку. Старик видел их первый раз в жизни.
  - Здравствуйте, - в разнобой поздоровалась необычная парочка. Иван Савелович, выжидательно глядя на пришельцев, молча кивнул в ответ.
  - Иван Савелович? - высоким, тонким голосом осведомилась женщина. Мужчина смотрел на старика безразличными, слегка выпуклыми, словно при базедовой болезни, глазами.
  - Да, это я! - подтвердил Иван Савелович. - А вы кто?
  - Мы из службы занятости, - внушительно вступил в разговор чиновник, - мы к вам вот по какому делу. Вы же до пенсии работали металлургом?
  Чего греха таить, Иван Савеловичу даже снилось, как перед ним течет, брызгая огненными искрами, пышущая жаром река расплавленного металла. Сердце забилось быстрее, старик невольно потер левую сторону груди. Он скучал по родному цеху, по нелегкой работе металлурга. Ведь, в сущности, он был еще совсем не стар, и шестидесяти нет, а уже заранее записал себя в старики. Глаза мужчины мечтательно затуманились, а потом в них загорелись радостные искры.
  - Да, - произнес Иван Савелович и посторонился, - проходите.
  Чиновник зашел в крохотную прихожую хрущевки, огляделся и поджал губы. Женщина неожиданно тоненько, как мышка, чихнула, удостоилась гневного взгляда коллеги и тут же сконфуженно уткнулась в вытащенный из кармана розовый платочек.
  - Гав, гав! - раздалось из-за двери спальни.
  - Кто там у вас? - спросил мужчина.
  - Собака, - терпеливо ответил Иван Савелович.
  - Не люблю собак, - сообщил чиновник и произнес со значением, подняв указательный палец вверх и кивая с удовлетворенным видом:
  - Но ближе к делу. Не буду ходить вокруг да около. Городу нужны люди вашей профессии. Началось строительство металлургического завода и мы уполномочены предложить вам вернуться на работу, - он расстегнул портфель и протянул пластиковый файл с листком старику, - посмотрите, пожалуйста. Пенсию, разумеется вам будут продолжать выплачивать.
  Чиновник выглядел торжественно и строго, как истинный государственный муж, с достоинством несущий тяготы муниципальной службы. Служба занятости разыскивала рабочих и специалистов дефицитных специальностей: токарей, слесарей, металлургов, химиков, геологов, конструкторов и многих других, перерыла все возможные базы данных, включая полицейские. С найденными специалистами Соловьев потребовал работать индивидуально, выезжать с предложениями к ним домой. Гребли всех, даже тех, кто по возрасту мог быть только наставником, их опыт в условиях Переноса был бесценным.
  На лице Иван Савеловича едва заметно дернулся уголок рта: он мысленно поморщился. Раздутых самомнением чинуш Иван Савелович мягко говоря не любил.
  - Сам заместитель главы города по промышленности и планированию подписал! - с гордостью в голосе произнес чиновник.
  Старик, не слушая пришельца, неспешно достал из файла листок, глаза проворно забегали по строчкам. Остановившись в конце, старик едва не присвистнул от удивления. Цифра на бумаге соответствовала зарплате, получаемой стариком в Магнитогорске до его злополучного разговора с начальником цеха и вынужденного увольнения, и была существенно выше среднегородской. А еще там была приписка о полуторном пайке. Все это грело душу, но самое главное - он вновь востребован! Такой шанс вернуться он не мог упустить! Нет, если бы звать его пришел уволивший его начальник цеха Полухин, он никогда бы не вернулся обратно. Но сейчас, когда тот остался в далеком двадцать первом веке, пусть заочно, но он все же утрет ему нос! Здесь и сейчас он мог реализоваться в любимой профессии, всецело окунувшись в строительство будущего завода. Такой шанс он не мог упустить. Да и увеличенный паек с более чем приличной зарплатой совсем не помешают.
  Внимательно наблюдавший за мужчиной чиновник благожелательно ухмыльнулся и произнес:
  - Ну и что вы решили?
  - Что? - в первое мгновение Иван Савелович не мог сосредоточиться на вопросе, затем, когда до него дошло, он невольно улыбнулся и кивнул:
  - Конечно, да!
  
Глава 4
  Солнечное утро 13 мая не для всех началось с трудов и повседневных забот. Горожане еще только добирались на работу, толкаясь и теснясь в маршрутных такси, когда черный 'Range Rover' с тонированными стеклами немного притормозил у свежеокрашенного перед майскими праздниками здания городской администрации. Проехал еще немного по улице Ленина мимо ресторана Степные Дали. Любителей старины здание непременно умилило бы. Три этажа в шесть окон по фасаду, широкий фриз с кокошниками под крышей. Два балкона: один из них - широкий, в три окна, с литой чугунной решеткой и декором, выполненным в русском стиле. Автомобиль аккуратно свернул, разбрызгивая многочисленные лужи - ночью прошел короткий ливень, направо, во двор. Плавно остановился у второго, во внутреннем дворе и не для всех, входа в ресторан Степные Дали. Большинство подобных заведений города в условиях карточной системы на продовольствие вынуждено закрылись, но только не лучшее заведение города. Дверь автомобиля открылась. На асфальт сошел Романов Федор Владиславович, высокий, в классическом костюме с огненно-красным галстуком и с худым и нервным лицом, на котором застыло вечное презрительное выражение. На шее безвкусно и жирно сверкала толстая цепь. Быстрый взгляд на часы, приехал вовремя. Брезгливо посмотрел на неглубокую лужу на асфальте перед входом в здание, осторожно, стараясь не испачкать блестящие на солнце, словно лакированные, черные ботинки, обошел ее. Пробормотав что-то недовольно под нос, открыл дверь, ведущую внутрь здания. Недолгий, хорошо знакомый путь по полутемному коридору, затем вверх по лестнице на второй этаж. Все громче доносящиеся из-за закрытой двери звуки 'Владимирского централа'. Уверенной походкой хозяина жизни зашел в приватный зал. По мозгам ударили ароматы мяса и рыбных деликатесов. Слегка сощуренные глаза цепко пробежались по лицам сидящих за длинным столом из благородного натурального дерева. Приехали все, кого он пригласил. Романов ощутимо расслабился, на губах появилась радушная улыбка гостеприимного хозяина, вот только если бы кто-нибудь дал себе труд внимательно присмотреться к Романову, то появлялось мерзкое впечатление, словно неожиданно коснулся скользкой и холодной жабы. Первое впечатление, говорят, самое правильное и в данном случае верное. Была лишь одна вещь, которую он любил до самозабвения - это деньги. Этой всепоглощающей любви он посвятил всего себя, благодаря чему немало преуспел, надежно утвердившись среди хозяев жизни города.
  - Доброе утро, господа, - провозгласил Федор Владиславович, от стола послышались приветственные возгласы гостей. Стол под белоснежной скатертью до пола, ломился от тарелок. Лучи солнца бросали на скатерть разноцветные блики, преломляясь во внушительной батарее дорогих водок и коньяков - словно и не существовало в городе карточной системы. Словом - дорого, богато, по крайней мере в представлении провинциальных 'нуворишей'. Забияка-ветер из распахнутых настежь окон играл длинными, до пола плотными, с претензиями на стиль, синими с золотом шторами, доносил с улицы запахи пряной весенней свежести и цветущей сирени.
  Трое официантов, дожидавшись прихода хозяина заведения и, недружно поздоровавшись, удалились. В зале остались только гости. Федор Владиславович неторопливо обошел стол, крепко пожимая протянутые руки. Время от времени он останавливался и отвечал на поздравления с юбилеем ресторана. Собравшиеся крепкие мужики в возрасте от сорока до пятидесяти или немного больше в основном занимались торговлей, гостиничным бизнесом или содержали кафешки и рестораны. По мнению Федора Владиславовича, они и составляли высшее общество города. В компанию к ним затесалась единственная женщина, рыжая и зеленоглазая - хозяйка небольшого швейного цеха. Каждый из гостей, начав собственное дело почти с нуля в лихие девяностые, сумел сколотить приличный капитал, и к десятым годам двадцать первого века, так же, как и Романов, стал в масштабах маленького города известным предпринимателем. Про каждого из них Романов знал слишком много компрометирующего перед городской властью, чтобы в известной мере не опасаться предательства и доверять им. Впрочем, и им многое было известно о грязных делишках Федора Владиславовича. Кто-то конкурент, кто-то приятель, но всех их собрали общие непростые проблемы. Сплоченной группой они безуспешно противостояли на выборах нынешнему мэру и теперь не ждали для себя ничего хорошего.
  Романов небрежно набросил пиджак на спинку стула. Уселся в вальяжной позе уверенного в себе человека на свободное место во главе стола. 'Жаль, что директора заводов не приехали... Особенно, что нет директора электростанции. Нужны мне его обещания помочь в благом деле! Мне нужны деньги и помощники!'
  - Прошу вас, угощайтесь, - произнес Федор Владиславович и широко улыбнулся. Он был само воплощение гостеприимство, это впечатление портили только глаза, остававшиеся холодными и расчетливыми. Праздничный банкет обходился в копеечку, но по-другому собрать сливки городского общества, да еще так, чтобы никто не заподозрил неладное, невозможно. Когда гости утолили первый голод и даже пропустили по паре рюмочек Hennessy и других напитков, зорко наблюдавший хозяин небрежно отодвинул тарелку в сторону, направил дистанционник на висевшие под потолком коробки музыкальных колонок. Рев музыки уменьшился.
  
  Hennessy - один из старейших и известнейших французских коньячных домов.
  
  Хотя со всеми гостями провели предварительные разговоры, но это так, прощупывание, ничего еще не решено. Наступил его звездный час, но эту партию он должен провести филигранно, чтобы добиться от битых жизнью и недоверчивых коллег полной поддержки и участия в рискованном предприятии. Почесал нос, вкрадчиво начал заранее подготовленную речь:
  - Уважаемые друзья, - Гости, поняв, что начинается то, ради чего они здесь собрались, отложили столовые приборы, настороженные взгляды скрестились на гостеприимном хозяине.
  - Прошло уже три недели как божьим промышлением, - Федор Владиславович повернулся к углу, поискал глазами икону, не найдя, нервно дернул уголком рта. Правая рука размашисто перекрестилась, - мы перенеслись в семнадцатый век. Все, нет больше Российской Федерации! Ни страны, ни законов, по которым Соловьев выбирался, больше нет, и кто он такой теперь? Да никто! Такой же обыкновенный человек, как и мы! Нет за ним русской власти, значит и легитимности у него больше нет! Он просто самозванец, потому что только новые выборы могли бы придать его власти законность!
  Романов обвел взглядом обращенные к нему лица гостей и развел руками:
  - И встает вопрос: почему мы, лучшие люди города, должны подчиняться самозванцу? - голос Романова задрожал от плохо скрываемого праведного негодования, - А что он творит? Вместо того чтобы в трудное время поддерживать социально-ответственный бизнес, ввел карточную систему, словно во времена проклинаемого каждым порядочным человеком совка! Затем создал планово-промышленное управление, которое диктует честным бизнесменам, по каким ценам продавать продукцию, словно мы - при этих словах он яростно ткнул себя в грудь рукой, - сами не знаем, что и по чем продавать!
  Романов обвел полным неподдельного гнева взглядом гостей, ответивших ему дружным согласным гулом.
  - На прошлой неделе мне все это надоело. Я поднял цены в своих магазинах, так не поверите! Мне тут же запретили покупку товаров на оптовых складах, а потом явились чинуши из администрации и влепили штраф в пятьсот тысяч! Я всегда знал, что Витька изрядный самодур, а теперь он стал просто диктатором!
  Гости разразились дружным согласным шумом.
  - Да, Витька ох..., - не вставая со стула, запальчиво крикнул плотный мужчина с хитрыми татарскими глазами в рубашке с короткими рукавами, но в последний момент он оглянулся на единственную женщину в их компании и в замешательстве закрыл рот. Та не смогла смолчать и добавила неожиданно низким, почти мужским голосом:
  - Совсем ошалел! Не дает вздохнуть честному бизнесу.
  - Еще та сволочь! Устроил коммунизм, мать его! Почему мы должны платить? Кончилось русское время теперь каждый сам за себя! - поддержал даму кто-то из гостей.
  Дождавшись, когда гости немного успокоятся, Романов продолжил озвучивать список претензий к Соловьеву:
   - Далее, он фактически национализировал заводы, это хорошо, нечего чужим распоряжаться в городе. Но, на все директорские места расставил своих выкормышей или оставил тех же самых чужаков! - Федор Владиславович на секунду прервался, зал ответил недовольным гулом. По тонким злым губам оратора пробежала кривая ухмылка, а рука указал на гостей, - Если бы он действительно хотел блага, то мог поручить руководство предприятиями тем, кто уже показал себя талантливыми бизнесменами! Вам, уважаемые друзья! - патетическим голосом провозгласил, глаза предательски вильнули в сторону.
  'Вы бы напрочь разграбили их, ну и черт с ними! Главное, что бы я получил власть в городе и самый лакомый кусок собственности'. И с городом, и его жителями он не связывал дальнейшую судьбу. Схватить куш и слинять к чертовой матери!
  Федор Владиславович сделал паузу и посмотрел на реакцию гостей - предпринимателей. После принятых на грудь рюмочек они повеселели, а речь Романова приняли явно благосклонно. Он снова усмехнулся, но на этот раз несколько спокойнее, смахнул платочком пот с намечающейся лысины и продолжил более фривольным тоном:
  - Как вы знаете, друзья, Соловьев объявил монополию внешней торговли и строит поселок для иноземных купцов. Идея сама по себе неплоха. Прибывший неделю тому назад караван из Бухары привез среднеазиатские и китайские товары. Ну и естественно, увидев городские товары они раскупили почти все, что приготовлено для торга. Деньги - сумасшедшие. За штампованный из чугуна котел дают золотую монету! И все эти деньги утекают мимо нас!
  - Чугунные котлы не штампуют, их льют - ласково улыбнувшись, поправил татарин. Карьеру он начинал простым инженером в сборочном цеху и в инженерных технологиях как минимум ориентировался.
   Романов дернулся, потом выдавил из себя полуулыбку. Это далось ему не без труда:
  - Равиль, да какая разница? Главное, что бешеные деньги и громадные возможности лежат, валяются перед нами и ждут, когда подымем. И между ними и этим шансом стоит Соловьев.
  Татарин в ответ опять ласково улыбнулся.
  Романов его не любил: завидовал изворотливому уму, удачливости в делах и связям. Десяток лет тому назад тот начинал вместе с Соловьевым, но потом они что-то не поделили и их пути разошлись. Соловьев пошел по административной линии, а Равиль с головой ушел в бизнес:
  За столом угрюмо молчали. С одной стороны претензии к Соловьеву есть, но Романов - давний противник градоначальника, им то зачем ввязываться в авантюру? Узнает Соловьев, живьем сожрет. Не подавится!
  На дальнем конце стола мужчина лет сорока со злым взглядом потушил в пепельнице сигарету и громко произнес:
  - Свободное владение оружием, стоит только справку предъявить от полиции... надо же! Можно подумать она делает из босоты порядочного человека. Казаки, мать его! И что, когда Витька разбазарит городские запасы, я должен бояться: а не придут ли опереточные казачки меня самого грабить?
  Затем, налив рюмку дорогого коньяка и отодвинув в сторону мешавший галстук, он лихо закинул ее в рот. 'Халявщик проклятый, больше такого спиртного нет во всем мире, на вас не напасешься', - подумал, не прекращая радушно улыбаться, Федор Владиславович. 'Ну ничего, главное правильно провести эту партию, а когда перееду в Москву, там появится возможность развернуться и не считать каждую копеечку!'
  - Что ты предлагаешь?
  На ветку с молодыми листочками липы напротив окна присела здоровенная иссиню черная ворона. 'Кар, кар!' - каркнула громко и недовольно.
  Федор Владиславович нервно вздрогнул и бросил раздосадованный взгляд на окно, почесал нос.
  - Необходимо избавиться от Витьки, он зажрался и не понимает по-хорошему, - произнес решительно и оглядел притихших предпринимателей.
  Ответом ему было молчание. Только Равиль все так же ласково и понимающе улыбался, глядя не в лицо, а в огненно-красную точку галстука. Это нервировало Романова, он скривился на миг, продолжил четким, размеренным голосом:
  - Предлагаю, предлагаю купить большинство депутатов в городском совете, за любую цену... А потом принять постановление, по которому мэр станет свадебным генералом, а реальная власть перейдет к нашим представителям! - он крепко сжал руку в кулак.
  - А если не сможем собрать большинство депутатов? - выкрикнул мужчина с семитскими чертами лица.
  - Значит, соберем толпу из недовольных, их Витька сумел наплодить множество, перед администрацией и выгоним его к чертовой матери.
  Зал затих, владельцы жизни придирчиво взвешивали выгоды и возможные риски от предложения Романова. По всему выходило, что игра стоила свеч. Власть, пусть и негласная, могла стократно окупить вложения в переворот. Солнце спряталось за случайную тучку, в зале стремительно потемнело. Гостеприимный хозяин поднялся, подошел к стене, щелкнул переключатель, высветив сосредоточенные лица. Романов вернулся и встал перед стулом, пробежался взглядом по задумчивым лицам.
  - Господа! - обратился к гостям. - Как говорится, накатила грусть? - он зло хохотнул, - Накати и ты! Наполняем рюмки! Пейте, ешьте, гости дорогие! За все уплочено!
  Он первый наполнил себе коньячный бокал, тонкий аромат благородного напитка защекотал ноздри. Дождавшись, когда гости поднимут бокалы и рюмки, провозгласил:
  - За нас! За лучших людей города, которые поведут его в будущее!
  Подавая пример, первым слегка пригубил коньяк, поставил бокал на белоснежную скатерть и окинул оценивающим взглядом гостей. 'Не пора ли подкинуть новых дров в топку недовольства?'. По залу поплыл тонкий звон от соприкосновения наполненных дорогими напитками бокалов и рюмок, публика достойно закусила, нахмуренные лица слегка прояснились. Гости все больше пьянели.
  Мужчина с семитскими чертами лица поставил полупустой бокал на столешницу, лицо исказила неприятная судорога, которая тут же пропала, оно вновь стало настороженно-спокойным. Рассеяно побарабанив кончиками пальцев по тщательно выбритому подбородку, он спросил Романова, комедийно пародируя одесский говор:
  - Так что получишь ты, скинув Витьку, я понимаю, не понимаю я лишь одно: какой от этого гешефт бедному еврею? Хочешь чтобы мы вписались в рисковое дело за объедки с твоего стола?
  Напряженные лица разом повернулись к Романову. Что ответит на обвинение?
  - Ты, Александр, как всегда, в своем репертуаре! - воскликнул Федор Владиславович, широко разводя руки, словно хотел обняться с оппонентом, но обниматься и не подумал, а сказал жестко, на миг презрительно скривившись:
  - Только о собственной выгоде думаешь.
  Его собеседник насмешливо фыркнул и ответил со все тем же акцентом:
  - Так же, как и ты! Меня, как и всех здесь, - он обвел широким жестом гостей, -интересует собственный интерес!
  Он замолчал, с интересом рассматривая Романова, по лицу которого на миг промелькнула смесь озлобленности и нетерпения, впрочем, тут же сменившаяся благожелательной улыбкой. 'Главный вопрос, что получит каждый из присутствующих, от него зависит поддержат меня или нет. Витьку, пока совсем не зарвется, они согласны терпеть'. Из колонок доносилось:
  Владимирский централ - ветер северный!
  Этапом из Твери - зла немерено... Лежит на сердце тяжкий груз...
  
  - Вопрос, вопрос кто станет кем после, - последнее слово Романов выделил голосом, - мы сейчас обсудим, но я гарантирую отмену карточной системы и фиксированных цен, допуск бизнеса к торговле со среднеазиатскими и прочими купцами и передачу заводов в управление городским предпринимателям! И еще, помнишь тендер на поставку обедов в школы, под который ты взял кредит, и проиграл? И, отдавая деньги банку, тебе пришлось продать заправку?
  Александр нехорошо прищурился, все балагурство с 'одесским' акцентом с него слезло, как шкура с линяющего хищника, наружу вышла его человеческая сущность двуногого зверя.
  - И?
  - Я точно знаю, что это Соловьев дал указание прокатить тебя!
  Глаза мужчина с семитскими чертами лица полыхнули гневом, губы побледнели и сжались в тонкую линию. Он молча налил бокал коньяка, глотнул из него и произнес негромко, словно выплюнул слова:
  - Шлемазл... Я с тобой, Владиславович!
  - А что скажут военные и полиция если мы попытаемся убрать Виктора? - задумчиво почесав подбородок, спросил мужчина с хитрыми татарскими глазами.
  - Я сам был военным и понимаю их психологию, если мы прочно возьмем власть, они не станут раскачивать тонущую лодку и устраивать в городе бучу. Не стали же они брать власть после Переноса, зачем им возиться с экономикой, это не их, - ответил Романов.
  Он действительно закончил в конце восьмидесятых прошлого века Ярославское военное училище по профессии финансиста и даже успел получить звание старшего лейтенанта. Возможно, не будь Перестройки и бурных 90-х, дослужил бы как остальные до пенсии, но история не знает сослагательных наклонений. В 90-е он понял, что вот они деньги, у него в руках и начал воровать. Его вычислили и едва не посадили за растрату, но, он нашел кому всучить взятку и уволился. Часть скопленного на службе капитала удалось сохранить, и он с головой окунулся в бизнес. К десятым годам двадцать первого века стал долларовым миллионером, но репутация в городе у него была плохая: подставит и глазом не моргнет.
  Мужчина со злым взглядом трубно высморкался в платок, спрятав его в карман, произнес задумчиво:
  - Нет, это все ерунда, Витька руками и ногами станет держаться за власть. Есть план на случай, если заартачится?
   'О! - подумал Романов, - если даже этот говорит 'мы' скинем Витьку, значит, они уже мои, вопрос лишь в гарантиях, что все пройдет гладко!
  - Значит, обратимся к смотрящему за городом и попросим его помочь решить проблему. - хищно улыбнулся хозяин. - Есть еще принципиальные вопросы?
  - Ну, наверное, нет, - оглядев притихшую публику, отозвался татарин, по губам его скользнула едва заметная, холодная улыбка, - остаются сущие мелочи: как изменим Устав города, кто станет фактическим главой города и другие мелочи.
  - Это мы сейчас обсудим, - согласился Романов, - мои предложения, не сомневаюсь, устроят всех. Надо решить главный вопрос: все согласны, что необходимо менять мэра? 'Сливки' города дружно закивали.
  'Ну что же клубок друзей пришел к согласию'. Как же он в этот миг их ненавидел! 'Все эти хари, для которых главное: бабки! Бабки, бабки! За деньги мать родную продадут! Нет... Подкоплю золота с серебром, возьму лучших мастеров с инженерами и махну к Петрушке первому. А на этих и городскую шваль - плевать! С деньгами, моими знаниями двадцать первого века и оборотистостью, я стану для него Меньшиковым! Светлейший князь Федор Владиславович! Звучит! Только фамилию необходимо поменять, около престола в Москве должен быть лишь один Романов...'
  Даже при великих переменах в собственной жизни, люди остаются людьми со всеми свойственными им достоинствами и пороками. После Переноса Романов растерялся, но он не был бы тем, кем он стал, если бы не попытался извлечь из этого выгоду. Жизнь научила, что кризис, любой кризис это просто шанс урвать побольше. И значит он зубами вырвет у жизни то, что жаждет от нее получить!
  Федор Владиславович коротко хохотнул:
  - В таком случае, если возражений по главному вопросу нет, предлагаю сложиться на мероприятие, думаю, по сто тысяч достаточно...
  ***
  Александр проснулся. Свет утреннего солнца ударил наотмашь по глазам, при этом почему-то в основном слева, справа мир виделся словно через щелочку. На миг опустил веки, яркий свет нес почти физическую боль. Эхо захлопнутых дверей, разбудившее его, еще гуляло по квартире - это сосед-летчик убежал на дежурство. Раз в несколько дней с утра он летел на своем мотодельтаплане патрулировать границы перенесенной вместе с городом территории и до обеда его можно дома не ожидать. Из открытой форточки - противный писк птиц, внезапный порыв ветра принес мерзкий запах цветущей сирени. Ныли ребра и почему-то не открывался и болезненно дергался правый глаз, голова трещала, словно с похмелья. Вообще-то он почти не пил, но помаяться с перепоя однажды пришлось. В Новогоднюю ночь, он ее провел в небольшом кафе с Олей, до утра праздновали и безобразили с алкогольными напитками. На следующий день он до позднего вечера страдал и мучился так, что никакие анальгины не помогали. Рука осторожно притронулась к глазу. Больно! Подоспели вчерашние воспоминания, перед мысленным взором замелькали уголовные рожи избивших его парней. Яростно скрипнул зубами и тут же приглушенно охнул - голова взорвалась новой вспышкой боли. Внезапно он почувствовал себя очень худо и тяжело. Уж хуже этого, кажется, быть не могло. Стало жалко себя. Взгляд нашел будильник на столе. Полшестого. Черт! Вставать на службу вроде еще рано, но и спать не хочется.
  С трудом приподняв с подушки голову и, переждав новый приступ головной боли, опустил ноги с кровати на холодные доски пола. Осмотрел 'боевые' раны. Несколько шикарных фиолетовых синяков вызревали на боках, но, впрочем, ничего страшного. Бывало и посильнее доставалось в подростковых драках, вот только беспокоил не открывающийся правый глаз. Александр осторожно приподнялся с кровати, еще раз охнув от небольшой бомбы, взорвавшейся от неосторожного движения в голове, потихоньку доплелся до ванны.
  Глянул в небольшое зеркало над раковиной. Блин! Ну и рожа! Деформированная на правую половину бледно-зеленая физиономия с роскошным, уже начавшим чернеть, фингалом под сжавшимся в узенькую щелочку, как у китайца, глазом и второй синяк, поменьше, на челюсти. Вид, словно у избитого бомжа. Он отвернулся, было стыдно. Немного постоял перед умывальником, стараясь разобраться в своих ощущениях. Жить будет, это только одно хорошее известие. Потом сполоснул лицо, снял кружку со стеклянной полки над раковиной и жадно выпил воды - будто большой огонь внутри заливал он прозрачной водой. Это помогло. По крайней мере голова перестала изображать из себя барабан, в который изо всех сил лупят сумасшедшие барабанщики.
  Осторожно притронулся к заплывшему глазу и сморщился. Гады. Он сжал кулаки до белых косточек. Нет, в таком виде идти на службу и позориться перед срочниками, решительно невозможно! Решено, попрошу отгула у ротного, чтобы хоть немного привести себя в порядок....
  С непосредственным начальником - бывшим начальником отдела длительного хранения техники рембазы, несмотря на разницу положения майора и молодого лейтенанта, у него сложились неплохие отношения. Так что Александр надеялся, что тот войдет в положение.
  Н раковине вместо туалетного мыла лежал кусок чего-то непонятного, больше похожего по консистенции на хозяйственное - доморощенное, изготовленное после Переноса изделие. 'Сосед приобрел', - решил Александр. Осторожно понюхал мыло - пахло вполне приятно: какими-то травами и мылилось нормально. Кое-как умывшись, проковылял обратно в комнату. Из аптечки в шкафу достал пачку аспирина.
   Подхватив по пути мобильный телефон, зашел на кухню. Всю ночь простоявший обесточенным холодильник - лишь под утро дали свет, казалось, что даже рычит по-особенному, сыто и довольно. Вытащив из холодильника бутылку воды, запил таблетку. Потом рухнув на табуретку у кухонного стола, набрал номер мобильника командира роты. Поднес телефон к правому уху и тут же сдавлено охнул от молнией пронзившей голову боли. Чертыхнувшись, переложил телефон на другую сторону.
  'Дзинь! Дзинь!' Настойчиво трещали звонки, но к трубке никто не подходил. Александр облизал пересохшие губы, поднялся, из крана в подставленную кружку ударила тугая струя воды.
  Выпил. 'Ну же! Возьми трубку! Уже утро, ты не можешь еще спать!'
  - Да, - наконец послышался тихий голос, почти шепот ротного.
  - Здравия желаю, товарищ майор, - произнес Александр нервно-взвинченным тоном, - лейтенант Петелин беспокоит!
  В трубке сладко зевнули и продолжили так же тихо:
  - Петелин! Ты время видел?
  - Да, - растерялся Александр, но не успел он продолжить, как ротный перебил.
   - Я в двенадцать ночи домой пришел! Ты какого черта будешь в такую рань?
  В трубке послышался громкий младенческий плачь и недовольный женский голос.
  - Ну вот, Сашку разбудил, - в полный голос сообщил ротный и добавил обреченным тоном, - теперь не заснет. Чего звонил, говори уж!
  - Вчера, когда я возвращался домой у подъезда на меня напали. Разрешите взять на сегодня отгул, чтобы оклематься?
  Короткая пауза, а затем послышался мгновенно изменившийся настороженный голос:
  - Стоп! Четко и внятно рассказываешь с самого начала, что произошло!
  - Возвращался домой, у подъезда встретили двое уголовников. Вначале попросили закурить, затем стали требовать, чтобы я перестал встречаться с Олей. Я отказался. Тогда завязалась драка. Их двое, здоровые такие. Сбили с ног, попинали. Затем их отозвал другой мужик, сидевший в машине. Он тоже грозил, если не перестану встречаться с Ольгой.
  - Так-так, - донеслось из трубки. Похоже, что ротный лихорадочно о чем-то размышлял.
  - Сильно досталось?
  - Да так, не очень, только под глаз похоже хорошо засветили, совсем не видит, -немного скривившись, признался Александр.
  Ротный еще помедлил, затем все так же настороженно произнес:
  - А кто такая Ольга?
  - Невеста моя, Ольга Соловьева, - произнес Александр. Не выдержав, похвастался, - она племянница мэра и сейчас живет в его доме!
  - Вот как? - на это раз пауза была более продолжительной.
  Внезапно, словно луч света сверкнул в голове Александра, объясняя все странности поведения напавших на него уголовников. Он на мгновение растерянно замер, вспоминая подробности. Не может быть! Рука почесала затылок. Неужели нападение на него как-то связано с мэром города? Александр нахмурился, но не успел он обкатать запоздалую мысль, как в трубке раздалось:
  - Так, на сегодня я даю тебе отгул, будь у телефона, я звоню комбату, - отрывисто произнес ротный и отключился.
  Александр несколько раз набирал телефонный номер Ольги, но трубку так никто и не взял, давая повод для самых черных предположений. Вчера он ей тоже звонил, но девушка так и не ответила... Нервно хмыкнул. 'Что это - случайность или ее насильно удерживают в доме у дяди?' - размышлял он. Так и не придя к однозначному выводу, Александр торопливо набил подруге смску с просьбой перезвонить и занялся приготовлением завтрака. Он уже заканчивал расправляться с яичницей-глазуньей, когда вновь пронзительно зазвенел телефон.
  - Петелин? Подполковник Изюмов, - раздался знакомый голос командира батальона. Александр растерялся, но и ощутил острое волнение. Большое начальство еще никогда не удостаивало его звонков, уровень общения лейтенанта - командир роты, как максимум заместитель командира.
  - Здравия желаю! - торопливо поздоровался Александр.
  - Здравствуй, - небрежно отмахнулся комбат, и тут же осведомился простуженным голосом, - ну что там у тебя произошло. Докладывай все подробно.
  Рассказ подчиненного комбат выслушал молча, лишь в трубке иногда слышалось тяжелое дыхание, потом пару раз задал хриплым голосом уточняющие вопросы, кто из напавших что говорил, да запомнил ли он в лицо кого-нибудь из них. В конце подполковник поинтересовался самочувствием подчиненного. Получив ответы на все интересующие его вопросы, командир на несколько секунд замолчал, видимо размышляя, потом придя к какому-то выводу, приказал категорическим голосом:
   - Значит так, лечись, приводи себя в порядок! Обязательно, - командир выделил последнее слово интонацией, - сходи в травмопункт, сними побои. На службе светиться синяками не надо, даю тебе три дня, шестнадцатого с утра на службе. Понял меня?
  - Так точно, - излишне браво отрапортовал Александр, в трубке послышались гудки отбоя.
  Спустя час, на ходу застегивая 'гражданскую' куртку, лейтенант вышел из травмопункта на высокое бетонное крыльцо и облегченно вздохнул. Слава богу, наконец отпустили! Не любил он медицину, все эти насквозь пропахшие лекарствами больничные заведения. В травмопункте Александра первым делом отправили на второй этаж в рентгенкабинет, потом предпенсионного возраста медсестра уложила на кушетку и обработала 'боевые' раны на боках и лице, а молодая улыбчивая докторша - травматолог, внимательно изучив рентгеновские снимки, утешила, что трещин на ребрах нет. Он отделался гематомами, а от головной боли прописала анальгин.
  Александр спустился с крыльца, достав телефон, вновь набрал номер подруги, но в трубке по-прежнему раздавались лишь длинные гудки. Он нахмурился, забросил телефон в карман и крепко сжал кулаки. Что же с Олей случилось? Почему от меня требовали отказаться от нее под страхом смерти, а она не берет трубку телефона? Ничего не понятно...
  Размышлял он недолго, так как имел характер импульсивный и даже взрывной. Где стоял дом Соловьева знал весь город, даже коттеджный поселок, где он стоял, в народе прозвали Соловьевкой. Застегнув замок куртки, в тени ветер задувал вполне прилично, направился требовать встречи с подружкой. На улице все весело, ласково, приветливо. Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, надулись почки на березах и тополях - вот-вот проклюнут густо-зеленые листочки. С безоблачного неба припекало весеннее солнышко, птицы весело чирикали, в воздухе разлиты ароматы весны, даже холодный ветер не портил настроения. Ветер-хулиган с тихим шорохом тащил по тротуарам, обрывки бумаг, мусор, да изредка пролетали украшенные уродливой нашлепкой газогенератора автомобили, в основном грузовые. На миг в голову пришло - совсем как в войну. На перекрестке, где начиналась ведущая в Соловьевку дорога, взгляд привлекли выцветшая вывеска 'Аптека'. Остановился на миг, потом решительно свернул в ее сторону. Болеутоляющих пилюль дома осталось совсем немного.
  При виде потенциального покупателя полная, черноглазая женщина в белом халате за стеклянным прилавком, внутри которого виднелись упаковки с мудреными нерусскими названиями, оживилась, но, едва разглядела потенциального покупателя, глаза настороженно сузились. Одет прилично, но лицо 'украшено' роскошными синяками. Немного поколебавшись, женщина осведомилась, что Александр хочет. Взгляд парня торопливо пробежал по полупустым полкам. Медикаменты, как и многие другие продукты, стали в последнее время дефицитом, купишь, только если повезет.
  - А аспирин есть? - не особо надеясь на удачу, поинтересовался Александр.
  - Есть, есть, - женщина довольно прижмурилась. Приятно, что не приходится отказывать покупателю. Недолго покопавшись под прилавком, подала бумажный пакетик размерами в половину ладони. Александр взял его в руки. Большими печатными буквами надпись 'Аспирин', а прямо под ней - произведено 10 мая 1689 года. Внутри пересыпался какой-то порошок. Парень удивленно вскинул брови. Уже перешли на местные даты и начали производить собственные лекарства! Молодцы! Расплатившись за покупку, небрежно поинтересовался:
  - А откуда лекарство? Судя по дате и упаковке, его произвели в городе.
  Женщина изумленно всплеснула руками:
  - Вы что, телевизор не смотрите? Несколько дней подряд показывали экспериментальный фармакологический цех в сельхозакадемии!
  - Слишком занят, некогда телевизор смотреть - смешался под недоумевающим взглядом провизора Александр и смущенно развел руки. - А что, много новых лекарств начали производить?
  - Ну кое-что - обрадовано затараторила женщина, - вот вы порошок аспирина купили, валерьянку еще начали производить, валидол и еще кое-что, много лекарственных трав начали поставлять.
  Александр вновь посмотрел на прилавок и тут взгляд зацепился за несколько рядов с невзрачными белыми пакетиками, отличавшимися друг от друга лишь надписью на них. Он не разбирался в фармакологии и поэтому не мог оценить, каким прорывом для города стало получение стрептоцида. В сельхозакадемии нашлись толковые химики, они в кратчайшие сроки изготовили жизненно необходимое городу лекарство. До получения антибиотиков стрептоцидом достаточно успешно лечили опаснейшие заболевания вплоть до чумы, сибирской язвы и даже газового сепсиса. Лекарство должно было стать главным средством, помимо мер гигиены и санитарной профилактики, для борьбы с особо опасными инфекциями, естественные очаги которых таились на просторах казахстанских степей.
  Попрощавшись со словоохотливой женщиной, Александр вышел на улицу. Солнце палило вовсю, но воздух еще не прогрелся и в тени зданий приходилось поплотнее застегивать куртку. На фоне столиц и городов-миллионников город не блистал благополучием. Особенно туго пришлось в лихие девяностые. Безработица и безденежье, бомжи и откровенная бедность. Лишь в двухтысячные начали потихоньку работать заводы и появились прекрасно, по меркам провинциального города, оплачиваемые рабочие места. Вот только жители улицы Садовой, называемой в народе поселком Соловьевка, не ощущали житейских трудностей ни тогда ни тем более сейчас. Чем ближе к берегу Вельки, тем более непростые и зажиточные дома вокруг. В окружении яблонь, вишень и других садовых деревьев стояли двух- и даже трехэтажные особняки бесстыдно демонстрируя богатство и успешность своих обитателей. Над высокими бетонными и кирпичными заборами возвышался средневековый замок с каменными зубцами и башнями, блестела металлом крыша барского особняка 19 века, дальше вздымались белоснежные колонны жилища плантатора с американского юга. Показная роскошь сильных мира возмущали горожан, но что-либо сделать было невозможно.
  Влажные порывы ветра с реки охлаждали пылающее лицо. За поворотом уже виднелась металлическая крыша одноэтажного, скромного по меркам элитного поселка, дома мэра. Обильный свет играл на ней тысячами бликов.
  В десятке шагов впереди распахнулась чугунная калитка ближайшего домовладения. Быстрым шагом вышел еще не старый, под пятьдесят, крепко сбитый мужчина в синей форме железнодорожника. Рассеянный взгляд скользнул по Александру, он остановился и недоуменно нахмурился, словно что-то припоминая, рука торопливо провела по короткому белобрысому ежику, а губы раздвинулись в добродушной и слегка снисходительной улыбке. Мужчина сразу показался знакомым. Память подсказала - это начальник пожарного поезда. Зимой командир отправлял Александра со взводом в распоряжение железнодорожника - помочь с разгрузкой пожарного имущества. Справедливый оказался человек и к людям относился по-человечески. Тогда в столовой забыли отложить на солдат обед, так он за собственные деньги купил бойцам поесть. Александр белозубо улыбнулся. Проходя мимо, уважительно поздоровался:
  - Здравия желаю!
  Мужчина энергично протянул руку:
  - И тебе здравствуй.
  Рукопожатие оказалось неожиданно крепким, словно у человека, регулярно балующегося полуторапудовыми гирями, а глаза совсем молодыми, черными. Внимательный взгляд задержался на роскошном фиолетово-синем фонаре на подбородке.
  - Как дела? - поинтересовался вежливым голосом, продолжая удерживать ладонь Александра в своей.
  - Да все нормально, - невольно краснея от необходимости врать произнес парень. Делиться собственными проблемами с человеком, пусть и симпатичном ему, но встречавшемся лишь раз в жизни, не хотелось. Глаза мужчины прищурились:
  - А это что? - он кивнул на синяк на лице собеседника. - Есть проблемы? Может помочь?
  Улыбка сбежала с лица Александра. Он опустил взгляд вниз, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица и досадливо махнул рукой:
  - Справлюсь сам!
  А потом неожиданно для самого себя поднял отчаянный взгляд на пожарного и неожиданно заметил, что у него разноцветные глаза: правый зеленый, а левый-синий. Спросил немного растерянно:
  - Скажите, я знаю, вы верующий человек. Вот в библии написано: 'ударят тебя в правую щеку, подставь левую'. А я так не могу. Скажите, как мне научиться прощать?
  - Даже так? - с интересом произнес пожарный. Он задумался и щелкнул пальцами.
  - Ну в библии написано немного не так, но общий смысл ты правильно предал... А что касается твоего вопроса, то, что толку в лечении симптомов... Учись делать так, чтобы не на кого было обижаться. Повторяю вопрос: помочь?
  - Нет, сам справлюсь.
  - Ну-ну, - отпуская ладонь, пожарный задумчиво покачал головой, - Если что обращайся.
  Александр торопливо попрощался, завернул за поворот и облегченно выдохнул. Над высоким бетонном забором торчали голые ветви садовых деревьев, скрывавшие невзрачный, на фоне соседей, фасад коттеджа. Примерно посредине сверкала металлическая калитка с видеокамерой. Александр нажал на дверной звонок. Тишина. Секунды шли, но калитка не открывалась. 'Не может быть, чтобы дома никого не было!' Недоуменно нахмурившись, нажал снова. Наконец, калитка со скрипом открылась. Крепкий мужчина в сером расстегнутом костюме оглядел посетителя с ног до головы. Брови удивленно приподнялись, по лбу пошли морщины, несколько мгновений он с озадаченным видом рассматривал посетителя. Александру показалось, что мужчина его знает, хотя он мог поклясться, что видит того первый раз в жизни.
  - Кто Вы? - с нажимом произнес, настороженно сощурив глаза, мужчина, - Представьтесь.
  Александр растерянно моргнул, затем плотнее сжал губы, он был намерен во чтобы-то ни стало выяснить, где Ольга и почему он не может с ней связаться.
  - Я Петелин, Александр. Здесь, - парень кивнул в сторону здания, - Ольга Соловьева. Позовите ее, пожалуйста, мне нужно с ней переговорить.
  Бесстрастный взгляд, в котором, чувствовалась некая толика презрения, словно придавил Александра к земле,
  - Здесь режимный объект, без разрешения мэра проход на охраняемую территорию запрещен.
  - Тогда позовите Ольгу сюда!
  - Запрещено инструкцией.
  Глаза парня полыхнули гневом, а губы побледнели и сжались в тонкую линию.
  Охранник молча, с глумливой усмешкой в глазах смотрел на парня. 'Да они что, охренели совсем? Это моя невеста, я имею право встретиться с ней!' Он шагнул вперед, рука охранника нырнула за пояс, мелькнул край предмета, похожего на рукоять пистолета 'ПМ'. Глаза охранника сощурились, в них загорелась нешуточная угроза и неприкрытое торжество. Тяжелый взгляд обещал: еще шаг и пуля твоя! Сердце Александра забилось в бешенном темпе. Несколько мучительно длинных мгновений мужчины мерялись яростными взглядами, затем гневный блеск в глазах Александра медленно погас, уступая место стыду и бессильной злобе. Некоторое время тяжело дыша он неотрывно всматривался в горящие торжеством глаза противника. Затем молча повернулся и, опустив голову, понуро побрел назад. Оля стала первой, после школьных увлечений, большой любовью - во время учебы в военном институте как-то не получилось ни с кем познакомиться. У него словно отняли часть его души, а то, что осталось, кровоточило и требовало отмщения...
  Соловьев медленно опустился в жалобно скрипнувшее кресло и аккуратно положил выключенный мобильник на блестевший под ярким солнечным светом стол. Покрасневшее лицо исказила злобная гримаса.
  - Бараны! - произнес негромко, но с чувством, руки машинально поправили лежавшую на краю стола стопку документов.
  Несколько секунд он глубоко и часто дышал, с напряженным видом о чем-то размышляя и постепенно успокаиваясь. Крепкая рука протянулась к внутреннему телефону администрации, привычно нажала кнопку вызова секретаря.
  - Да, Виктор Александрович! - послышался из аппарата женский голос.
  - Володя в приемной?
  - Да.
  - Пригласи его.
  Вошедшего бодигарда глава встретил таким недобрым взглядом, что довольная улыбка мигом сползла с лица Владимира. 'Так, видимо где-то я опростоволосился', - подумал он, подходя к столу мэра.
  - Я какое задание давал насчет Ольгиного ухажера? - вкрадчивым голосом спросил Соловьев.
  Телохранитель еще больше помрачнел, от волнения прошиб пот. Соловьев 'славился' резкими решениями и за срыв задания вполне возможно 'поплатиться головой'. Немного помолчав, телохранитель нехотя выдавил из себя:
  - Поговорить с ним, пугануть и заставить отказаться от девушки.
  - Угу, - делая паузу, с довольным видом, словно кот, играющий с пойманной мышью, произнес Соловьев и откинулся в кресле. Несколько мгновений в упор рассматривал телохранителя, лицо которого под этим взглядом заметно вытянулось, - Так какого х... вы его избили так, что парень обратился в травмопункт? Почему мне с претензиями звонит Изюмов?
  Владимир растерянно отвел взгляд, сглотнул тягучую слюну.
  - Эксцесс исполнителя, - с трудом выдавил из себя, - перестарались парни.
  - Так зачем посылаешь баранов выполнять мое, - рявкнул мэр, краснея, как свежесваренный рак и выделяя интонацией последнее слово, - поручение? Мне нужен результат: четкое исполнение моих указаний!
  - Виктор Александрович! Ну реально не хотели его коцать (бить - блатной жаргон) Реально не хотели. Думали побазарим нормально без всякого кипежа (паника, волнение, беспокойство - блатной жаргон). А этот лох дерзить начал, в драку полез. Ну и что было делать? - последовала короткая пауза, потом бодигард продолжил, - Вот и перестарались парни слегка...- он сглотнул, опустив голову и, старательно пряча взгляд.
  Глава подался вперед:
  - Перестарались? Ты о чем базаришь баклан? Из-за твоих баранов мне проблемы с вояками и нах... не нужны! Не подчиняются, так расстреляй десяток, но, чтобы результат был! Значит так, этих - нах... с национальной гвардии. Понятно?
  Владимир, сначала ошарашенный тоном и натиском мэра, при этих словах почувствовал злость, но сдержался. Возглавлять придворную 'гвардию' - это был шанс стать вторым лицом в городе и, ради него, можно и потерпеть. Он молча наклонил голову.
  - И запомни, еще один такой прокол, и выводы я стану делать уже по тебе!
  Глава несколько секунд пристально смотрел на подчиненного, затем хмыкнул и продолжил гораздо более спокойным тоном:
  - Что с формированием национальной гвардии?
  Владимир понял, что гроза пока миновала и поднял взгляд на руководителя:
  - Процентов сорок уже набрали, автоматы от военных получили, но есть трудности с обеспечением пистолетами, почти половины не хватает. Договорился на моторном заводе. Там наладили переделку травматических и газовых пистолетов в боевые. Говорят, получаются лучше, чем настоящие ижевские, планируем покрыть нехватку за счет них.
  Глава аккуратно поправил стопку бумаг на столе. В любом случае, в смутное время помимо прежних силовиков необходимо иметь полностью собственную, всем обязанную только ему структуру. Как говорил Мао, винтовка рождает власть, и она у него появиться! Мысленно вздохнув - бараны! Ни на кого положиться до конца нельзя, бросил подчиненному:
  - Хорошо, иди, трудись.
  Когда бодигард уже открыл дверь, его остановил оклик главы:
  - Володя!
  - Да, Виктор Александрович! - повернулся тот к начальнику.
  - И получше отбирай кандидатов в мое подразделение!
  - Хорошо, Виктор Александрович! - наклонил голову телохранитель, выйдя из кабинета, и плотно закрыл дверь.
  Соловьев несколько секунд с немалым сомнением и мрачностью во взгляде смотрел на закрытую дверь. Задумчиво почесав переносицу, вновь нажал кнопку вызова секретаря. Дождавшись, когда та откликнется, приказал вызвать к нему начальника отдела ФСБ. Безопасность еще не успели переименовать, но суть ее работы не изменилась. 'Пусть приглядывает за военными и полицейскими, не нравится мне их поведение', - подумал он.
  В комнате с закрытыми окнами было душно, витали тяжелые запахи сивухи и свежей копчености. Александр, в куртке на голое тело, расположился на скрипучем диване. На покрытой выцветшей газетой кухонной табуретке перед ним стояла раскрытая и, на треть пустая, бутылка прозрачного как слеза самогона. Рядом показывала красно-белое нутро банка мясных консервов, на газете лежала тонко нарезанная пластинами ароматная лососина. В глубокой тарелке влажно поблескивали жаренные с луком вешенки - их начали выращивать в убежищах гражданской обороны по всем предприятиям города. Между ними стоял главный городской дефицит - толстый кусок черного хлеба с надкусанным краем. В телевизоре изгибалась перед микрофоном полузабытая певица из проклятых 90-х, пела... о чем-то. В парне плескалась бессильная, но от этого еще более жгучая злость...
  Вернувшись домой после травмопункта Александр еще раз набрал знакомый телефон Оли, но он по-прежнему молчал. Тревога за любимую сверлила мозг. Что с ней случилось? Почему его заставляли отказаться от Оли. И наконец, почему с ней невозможно связаться?
  Гнев и негодование так наполнили его душу, что для других чувств места больше не было.
  В квартире стояла гнетущая тишина - сосед-летун появится лишь поздним вечером. Александр включил телевизор, но даже это испытанное средство не помогло отвлечь от гнетущих мыслей. Помаявшись в пустой квартире, решил прибегнуть к испытанному мужскому способу бороться с проблемами и зашел к соседке по лестничной площадке. Неизвестно, из чего та гнала после Переноса самогонку, но по откликам знакомых на качество никто не жаловался. За бутылку пришлось раскошелиться. Раньше за такие деньги можно было купить бутылку неплохого коньяка, но торговаться он не стал. Не до того!
  Мрачно хмыкнув, Александр неторопливо налил до краев очередную рюмку, пальцы сграбастали просвечивающую на солнце пластинку копченой рыбы - самое то на закуску.
  Внезапно его внимание привлекла болтовня телевизора. Хмельные глаза мрачно уставились в экран. На фоне стоящего на железнодорожных путях черной громады путеукладчика суетились люди в сигнальных оранжевых жилетах. Под насыпью лежал в ряд десяток тел с закрытыми лицами в уже знакомых Александру грязных халатах кочевников, в ногах луки и сабли с топорами из плохенького железа. Диктор городского телевидения: лощеный и румяный, с дурацкой улыбкой на губах, вещала о том, что утром охрана отбила нападение шайки грабителей и только нескольким удалось убежать. Это, дескать, говорило о надежности защиты строящейся к будущему угольному карьеру железной дороги. Строителей посменно охраняли солдаты из роты капитана Стенькина.
  - Мужики, - отсалютовал рюмкой Александр, - удачи вам!
  Аборигены, несмотря на примитивность их воинского снаряжения, стоит лишь зазеваться, могли представлять нешуточную угрозу.
  По пищеводу прокатилась слегка вонючая, обжигающая жидкость, вслед за ней отправился кусок рыбы. Дыхание на миг сперло, непроизвольно поморщился, от чего болезненно дернулся подбитый глаз.
  Алкоголь не брал. Не туманил мозг. Не глушил боль, не физическую, более страшную - моральную. Голова оставалась ясной, хотя лучше бы ему впасть в забвение. Боль, гнев, ощущение бессильного унижения нахлынули с новой силой и одновременно нежданно-негаданно вернулась в самый неподходящий момент кристальная прозрачность мысли. Боль? Да черт с ним. Задета гордость. История давняя, но до сих пор саднившая в душе как незатянувшаяся рана. Отец его был тихим и терпимым человеком. Он давно смирился с тем, что юношеские мечты не сбылись и казался вполне довольным собственной жизнью. Александр был подростком, когда в соседнем доме поселились двое братьев - бывших зеков. Поначалу от них не было никаких проблем, но время шло. Они осмелели. Пьяные дебоши, гулянки, приставания и выклянчивания у Петелиных на спиртное. Вскоре жизнь по соседству стала настоящей каторгой, и семья задумалась о переселении. Отец терпел. А однажды ночью Александр проснулся от пьяных мужских голосов. Буйные соседи ворвались в дом и попытались ограбить. Отец терпел. Мать Александра была женщиной видной, и пьяные ублюдки попытались ее изнасиловать. Тогда отец с топором в руках бросился на насильников и его убили. Потом суд, братья отправились снова на зону а Александр, на глазах которого все это происходило, поклялся себе: никогда, никогда не спускать обид!
  Бутылка наклонилась над рюмкой, но еще и капли не пролилось вниз, как, по случаю, взгляд упал на противоположную стену.
  Среди фотографии 'псов войны' хищно сверкала сталью трофейная сабля. Положил бутылку на место, поднялся. Рука ощутила приятную тяжесть благородного оружия, бешено топнул об пол. Широкий мах, клинок со свистом пластанул воздух, словно срубая голову врага. Александр почти не сомневался, что это именно мэр натравил уголовников и отомстить хотелось до зубовного скрежета. Он представил: удар с длинным потягом по шее. Голова мэра, словно мячик падает на землю, катится, пятная ее алым. Тело, как в американских фильмах фонтанируя кровью, еще миг стоит, потом рушится. Гнусь и недоумение комкали душу.
  Он горько усмехнулся, переводя взгляд с клинка на глупые фотографии на стене, - мечты, мечты...
  Как поднять руку на дядю невесты? Мало ли что происходит между родственниками... Что же делать? Сможет ли Оля понять его и простить, если он решится на крайнее? Вопросы без ответа...
  Покачав головой, повесил саблю на законное место. Задушено скрипнул, принимая тело обратно, диван. Несколько мгновений невидящим взглядом сверлил стену. О чем бы он ни думал, мысли неизменно возвращались к невесте и обидчику-мэру. Рот пересох, сердце бешено колотилось о ребра, по всему телу прошло нечто вроде судороги, оставляя после себя покрытую мурашками кожу. Новая рюмка прокатилась по пищеводу гораздо быстрее, смывая горькую память. Бутылка почти опустела. Звук телевизора стал громче. Налившиеся кровью глаза повернулись к экрану.
  Длинная колонна нагруженных тяжелыми серыми мешками кораблей пустыни с достоинством ступая по мощеной досками дороге, заходила наскоро построенное для торговцев поселение. В воротах их встречали пограничники с автоматами и в ватно-марлевых повязках с медиками в белых халатах. Диктор за кадром взахлеб рассказывал о приезде первого каравана торговцев из далекой Бухары. Спустя всего месяц после Переноса слухи о диковинных товарах, производимых искусными мастерами неизвестно откуда появившегося на берегах Вельки города распространились по всей Великой Степи. Об этом чуде шептались в старинных городах Средней Азии, его обсуждали даже в далекой империи Цин.
  Всех гостей тщательно осматривали доктора и первым делом заставляли посетить баню. Противоэпидемиологические меры были жесточайшие. Даже 'попаданческий' персонал торгового поселка допускался в город только после тщательного осмотра. Камера вернулась назад и показала несколько юрт, шатров и глинобитных домов, и даже вполне русского облика избу. Вновь народившийся поселок из прибившихся к попаданцам башкир, русских и совсем неведомых племен попаданцы прозвали Шанхаем. Жил он за счет услуг, которые оказывали приезжавшим торговцам. Караван двигался дальше по улице. Тянулись длинные ряды караван-сараев; зазывали посетителей электрические огни рекламы в многочисленные магазины, харчевни и рестораны. Дальше виднелись навесы базара. Верблюды с достоинством несли маску невозмутимости, что не удавалось их погонщикам и гарцующим по бокам каравана конным охранникам. многие из них не в первый раз приходили на традиционный, с десятого века нашей эры, базар на берега реки Вельки, но сейчас они с явным испугом и почти мистическим восторгом озирались по сторонам. В прошлом году в этих местах еще никто не жил, лишь полудикие кочевники встречали караваны с товарами из стран Средней Азии и даже далеких Китая и Индии. А на это раз караван встретили вполне цивилизованные места и множество диковинок, начиная от гигантской, ранее никогда невиданной птицы, день тому назад несколько раз с грохотом облетевшей караван, заканчивая странными повозками местных жителей, резво бегающих без запряженных в них животных. Не из царства ли Иблиса появился это город?
  
  Ибли́с - в исламе: имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом, и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордыни был низвергнут с небес. После своего низвержения Иблис стал врагом людей, сбивая верующих с верного пути.
  
  Повидавшие в разных странах много диковинок купцы посетили магазины, где познакомились с образцами товаров. Это стало настоящим шоком. Металлические котлы, посуда и стальные топоры с пилами, опытные партии их произвели на моторном заводе, благо электропечь, литейка и кузнечный цеха были загружены не полностью, а обрезков стальных листов не жалко, прозрачные и очень легкие емкости, большие и маленькие зеркала с украшениями из городских запасов, произвели настоящий фурор. Из царства ли Иблиса появились неизвестно откуда появившиеся пришельцы, или из другого странного места, но за подобным товаром почуявшие умопомрачительный барыш торговцы готовы были и еще раз в этом году сходить в эти когда-то дикие, но все так же холодные места. Уже скоро ярмарка станет ломиться от белоснежного хлопка, вяленых фруктов, скота, кожи, экзотических товаров из далеких Индии и Китая и многого другого.
  Он выпил еще рюмку и ему вдруг нестерпимо захотелось свежего, еще горячего хлеба. Так чтобы можно было, как в детстве, вгрызться в теплую и хрустящую корочку.
  Александр вдруг заметил, что на улице весна и что жизнь не так уже и плоха. Полное озарение сошло на него в ту минуту, когда по телевизору закончились городские новости и начался концерт невероятно популярной в далеком двадцать первом веке артистки. Вот только Александр никак не мог вспомнить как ее зовут. Он презрительно хмыкнул и выключил телевизор. Душа требовала песню. Пошарил в телефоне, нашел нужную.
  Как на грозный Терек выгнали казаки,
  Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
  И покрылось поле, и покрылся берег
  Сотнями порубленных, пострелянных людей.
  Александр дождался припева запел хрипло и тягуче. Не песня, а волчий нарастающий вой рвался из оскаленного рта.
  Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
  С нашим атаманом не приходится тужить.
  От страшных слов песни пробило на пьяную сентиментальность. 'Лишь бы не скатиться в хмельную истерику', - успел подумать он, но опьянение достигло той стадии, когда не человек владеет собственными чувствами, а голые инстинкты. С каждой секундой глаза все больше стекленели, ему стало так жаль себя, любимого, у которого коварные враги похитили невесту, а самого избил. Он поднялся, скрипнул, открываясь, платяной шкаф, вытащил из формы удостоверения личности. Полистал. Ага вот и она: маленькая фотография невесты, он долго смотрел на нее, затем вновь положил обратно.
  - Завалю нахрен! - еле слышно прошептали сухие губы, горящий ненавистью взгляд застыл на дальней стене, словно там стоял его обидчик. Александр немного помолчал и вновь повторил страшные слова, и еще раз, и еще! Он повторял их все громче и громче, в последний раз проревел их полным ярости голосом...
  Сосед пришел поздним вечером. В обнимку с трофейной саблей Александр мирно спал на незастеленном бельем диване. Перед ним на стуле стояла пустая бутылка. Остатки закуски дополняли натюрморт - утро после пьянки. Грудь Александра ровно вздымалась, он удивительно по-детски чмокал губами. Парень устало покачал головой, до этого друга в таком состоянии он никогда не видел. Аккуратно, чтобы не разбудить скрипом, вытащив из шкафа одеяло, накрыл товарища и на цыпочках вышел из комнаты.
  Время было послеобеденное, когда Александр подошел к дверям КПП части. При виде Петелина стоявший у входа младший сержант - срочник, с красной повязкой дежурного, удивленно поднял брови - все офицеры уже давно на службе и торопливо вскинул руку в воинском приветствии. Другой небрежно придерживал ремень торчавшего из-за плеча автомата.
  'Ничего себе! Еще позавчера дежурили со штык-ножами, а сегодня наряд уже вооружен. Быстро все меняется! Неужели это из-за нападения на меня?' Молодой офицер небрежно козырнул в ответ и стремительным проскочил КПП, на ходу поправляя сползшие на нос черные солнцезащитные очки. Разбитое лицо под ними почти незаметно. Демонстрировать 'боевые' раны подчиненным лейтенанту совершенно не улыбалось. Хотя правый глаз понемногу начал открываться, синяк под ним налился темно-фиолетовым и сполз вниз.
  Проснувшись утром в пустой квартире - сосед уже убежал по делам, он решил: еще раз избить себя он ни за что не позволит! И, значит, у него должно появиться оружие! В оружейной комнате части дожидался закрепленный пистолет. Вот бы его получить на руки! Позавтракав и, замаскировал синяк на лице большими черными очками, надел военную форму и отправился в часть.
  В части безлюдно и тихо - перерыв в занятиях на обед. Свежий ветер тащил по асфальту плаца, по сверкающим солнце лужам, бумажки и сломанные вчерашним дождем ветки. Из одноэтажного здания столовой неторопливо выбирались солдаты. На краю плаца суетились строители. Батальон разворачивали до полного штата и, по указанию администрации на территории части ударными темпами строили двухэтажную казарму.
  Александр подходил ко входу казарме, когда открылась дверь, вышел едва знакомый старший лейтенант, недавно перешедший в батальон из 'локаторщиков'.
  - Привет - бросил он на ходу. В последний момент взгляд Александра остановился на кобуре на поясе офицера. Остановившись, Александр обернулся. Все правильно, на боку 'красовалась' оттопыривающаяся пистолетом кобура, а повязки дежурного на рукаве не было.
  - Алексей! - с трудом вспомнив имя старлея, крикнул молодой офицер. - А что, дали распоряжение получить личное оружие?
  Тот на секунду повернулся к Александру, ответил:
  - Ага, - и направился дальше.
  'Опа! Все к лучшему! Вот и решение, получу пистолет как все!'
  Александр переступил порог казармы. Дневальный торопливо выпрямился, ствол автомат за его плечами качнулся, слегка стукнув по затылку.
  - Дежурный по роте на выход, - проорал хриплым, словно со сна голосом и поправил автомат и украдкой почесал ушибленный затылок.
  Александр остановился, поджидая дежурного. Казарма пустая. Длинный коридор блестит, видимо, его недавно помыли, знакомо пахнет людским потом и гуталином. Подошел сержант с повязкой дежурный на правой руке остановился напротив, окинул его полным скепсиса взглядом. На солдатском ремне Александр с удивлением увидел вместо штык-ножа кобуру. 'Видимо, комбат приказал дежурных вооружать пистолетами'.
  - Открой оружейку, - распорядился Александр, натолкнувшись на вопросительный взгляд сержанта, пояснил, - Я хочу получить пистолет, - пошарив в кармане, вытащил карточку - заместитель.
  
  Карточка - заместитель, - служит для приема и выдачи оружия и боеприпасов.
  
  Сержант слегка замялся, но не сдвинулся с места. Александр с удивлением взглянул на дежурного. 'Это что-то новенькое. С каких это пор сержант не выполняет распоряжение офицера?'
  - Я не понял сержант, чего стоим? - произнес резким тоном.
  - Тут такое дело, товарищ лейтенант, в отношении вас есть распоряжение вначале пригласить вас к комбату.
  - Чье распоряжение? - раздраженным тоном осведомился офицер и побледнел.
  - Комбата, - развел руками дежурный, старательно пряча взгляд от разгневанного офицера. Молча покатав желваки, Александр развернулся и, хлопнув дверью, вышел из казармы.
  Подполковник Изюмов, аккуратно положил трубку на телефон, взгляд наполнился задумчивостью. Сквозь закрытое окно в кабинет доносились звуки стройки: скрип, неритмичные удары и далекие человеческие голоса. Разговор с директором ГРЭС прошел сложно. С одной стороны, тот был признанным лидером тех директоров предприятий, которые раньше были в оппозиции к Соловьеву, с другой - промышленную политику, проводимую после Переноса администрацией, он полностью поддержал, особенно нахваливал мэра за оперативность при строительстве железной дороги на юг, к будущему угольному разрезу. На попытки прощупывания отношения к мэру, директор недвусмысленно посоветовал не раскачивать тонущую лодку. Это означало что оппозиции в городских верхах градоначальнику нет. Пальцы офицера машинально простучали ритмичную мелодию по гладкой поверхности стола, на лице нарисовалось задумчивое выражение. Это глупая иллюзия, что оружие в руках равнозначно власти. Эпоха, когда воинское сословие господствовало над обществом, закончилась с разрушением феодального строя. В современном мире на штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя. Изюмов достаточно прожил в городе, чтобы успеть встроиться в его верхушку и понимал, что существует несколько группировок, с переменным успехом бьющихся за контроль над властью, и что-либо сделать возможно лишь опираясь на согласие, как минимум, большинства из них.
  
  На штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя. В оригинале: Штыки годятся для всего (со штыками можно делать все, что угодно), только сидеть на них нельзя. Испанская народная пословица. Смысл выражения: военная сила хороша только для военных целей (разгрома врага, вооруженного переворота и т. п.), но для собственно управления страной необходимо нечто гораздо большее, нежели просто сила, - нужны интеллект, идеи, объединяющие общество, общественное согласие, общая воля и т. д.
  
  'Ладно', - произнес он про себя и резким движением придвинул к себе лежащий на краю стола документ. Глаза еще раз торопливо пробежали по приказу: командировать взвод на охрану будущего угольного разреза, срок исполнения - 18 мая. Подполковник непроизвольно поморщился. Одна молодежь кругом без боевого опыта. Опасно оставлять без присмотра, но придется.
  В дверь постучали, в приоткрывшемся проеме показался Петелин. За длинным столом с дымящейся пепельницей перед папкой с документами расположился комбат. При виде посетителя хмыкнул. В глазах нет и тени удивления. 'Видимо, ему успели доложить о моем появлении', - подумал Александр
  - Разрешите?
  Немного недовольным голосом подполковник пробасил:
  - Заходи!
  Молодой офицер зашел. Закрыв дверь, остановился перед длинным письменным столом командира:
  - Здравия желаю.
  Поздоровавшись, комбат указал на стул и произнес необычным для него, слегка сконфуженным голосом:
   - Присядь!
  Секунду Александр колебался, как поступить - присаживаться в командирском кабинете ему еще ни разу не предлагали. 'С чего это такая забота', - подумал беспокойно и осторожно уселся за стол-приставку. Кепка отправилась на столешницу, недоверчивый взгляд остановился на расположившегося с противоположной стороны роскошного стола командира. Со странным выражением лица офицер рассматривал подчиненного.
  - Очки сними...
  Черные очки легли на стол, лицо повернулось в сторону открытого окна. Ему было неловко в таком виде перед командиром.
  Подполковник поджал губы, несколько мгновений молча разглядывал роскошный синяк под глазом подчиненного, потом искривил губы в ироничной усмешке.
  - Нда, знатный фингал, - пробасил нарочито спокойным тоном и качнул головой, глаза продолжали цепко следить за Александром:
  - Догадываешься, кто тебя так разукрасил?
  Александр поспешно одел очки, ответил с заметной заминкой:
  - Да, товарищ подполковник, думаю это кто-то из помощников Соловьева.
  - Правильно...
  Командир вытащил из кармана пачку с лейблом Мальборо. Взглядом спросил у Александра, не против ли он, вытащил зажигалку, закурил. Полупрозрачные струйки ароматного дыма потянулся к открытому окну.
  - Кончаются сигареты. Я уточнял и в городских запасах осталось совсем немного. Прямо не представляю, как быть, все же двадцать лет дымлю, - поделился он с подчиненным, на что тот лишь молча наклонил голову, продолжая настороженно смотреть на командира.
  - А на службу почему пришел, я же тебе три дня выходных дал?
  Александр замялся, взгляд невольно остановился на противоположной стене кабинета. Невыгоревший на солнце прямоугольник отмечал место, где когда-то, казалось сто лет тому назад, висел портрет Президента России. Правду говорить не хотелось, но и скрывать ее казалось глупым, стоит комбату позвонить в роту, она тут же откроется.
  - Пистолет получить.
  Изюмов криво усмехнулся.
  - И зачем он тебе? Что, мстить собрался?
  Лицо Александра закаменело. Один раз его застали врасплох, второго шанса врагам он не даст:
  - Никак нет. Чтобы никто даже не попытался вновь напасть. Пристрелю как собаку.
  Несколько мгновений комбат смотрел в лицо подчиненного, затем кивнул, поверив в серьезность сказанного.
  - Экий ты злобный братец, - хохотнул невесело, широко разводя руки, словно хотел обняться с подчиненным, но обниматься и не подумал, а рявкнул жестко:
  - Мальчишка! Нападешь, отправишься под трибунал! Времена сейчас простые. В прошлую пятницу поймали убийцу - насильника. Видел, к чему его приговорили?
  - Да. Половина города ходила смотреть на повешенного.
  - Ну вот и делай выводы! - раздраженным голосом, но уже немного потише произнес Изюмов, тщательно потушил сигарету в пепельницу, - если не хочешь получить высшую меру!
  Помолчал, потом поинтересовался:
  - В чем причина твоих неприятностей, - он на секунду запнулся, тут же нахмурился и продолжил - с мэром города, знаешь?
  - Да... Из-за моей невесты. Он ее забрал к себе, Ольга какая-то его дальняя родственница, вот и требует от меня чтобы прекратил встречаться, а мы собирались с ней расписаться!
  - Да, племянница, а еще он собирается ее удочерить. Так что это теперь ваши внутрисемейные дела. В папашу, пусть и приемного, собственной жены стрелять будешь?
  Лейтенант опустил глаза и несколько секунд хранил ошеломленное молчание, затем поднял взгляд на командира:
   - Товарищ подполковник! - произнес отчаянным голосом, - Если Соловьев себя словно какой-то урка, то какой он к черту градоначальник? Гнать такого нужно!
  Ничего не ответил на вопрос, будет ли стрелять по Соловьеву, - отметил про себя Изюмов, - кремень мальчишка...
  В кабинете стремительно потемнело, стало сумрачно. Небо заволокла мутная пелена и туман несло пологами. Подполковник, глянул в окно, протянув руку, щелкнул выключатель. Загорелась настольная лампа, выхватывая из сумрака напряженное, с обострившимися скулами лицо молодого офицера. Хозяин кабинета молчал, сузившимися глазами рассматривая подчиненного. Потер гладко выбритую щеку. 'Хороший парень, правда, излишне горячий, зато имеет боевой опыт. Жаль, если из-за глупости потеряю перспективного офицера. Но и проблем из-за мальчишки не стоит искать на ровном месте. Наверное, имеет смысл согласиться с предложением Соловьева, да и иметь в распоряжении офицера, у которого такой зуб на мэра, что готов прибить его словно муху, не помешает'.
  - Даже думать забудь о Соловьеве, это приказ, лейтенант! Если вместо того, чтобы налаживать более-менее цивилизованную жизнь, начнем строить из себя мстителей, все погибнем. Я сказал, ты меня услышал и все на этом!
  Александр молча ожег командира злым взглядом. Подполковник только хмыкнул про себя. Ишь как реагирует, просто бешенный.
  - Лейтенант, ты кому присягу давал? России? Сейчас наша Родина - этот город! Так и служи ему, мать твою, а не корсиканские вендетты устаивай! - рявкнул голосом, привыкшим командовать на плацу ротами. Взгляд, и так не отличающийся кротостью, сейчас словно резал по металлу, лейтенант потупился. 'Ну что, пришло время подсластить пилюлю', - подумал Изюмов.
  - Мне звонил мэр. Да-да, и нечего так сверкать глазами! Он просил извинения за действия подчиненных, и еще вот.
  Командир батальона выдвинул ящик стола и достал офицерские погоны, сверкающие тремя звездочками старшего лейтенанта.
  - Он подписал приказ - за спасение жителей деревни Селинной досрочно присвоить тебе очередное звание - старший лейтенант! Выйдешь на службу, вручим в торжественной обстановке, так что готовь поляну для обмывания звания.
  - Спасибо, товарищ подполковник! - голос парня невольно дрогнул. Отступные щедрые, даже более чем. Карьера для профессионального военного важна, а сейчас его без всяческих изысков покупали, но и отказаться он не мог. Для парня из совершенно обычной семьи, без каких-либо связей в военной среде, получить досрочно звание было верхом удачи и еще одним шагом к осуществлению заветной мечты - когда-нибудь примерить полковничью папаху, а то, и чем черт не шутит, однажды надеть генеральский мундир.
  - Спасибо - это слишком много, - небрежно отмахнулся подполковник, - у меня есть вот какое предложение. Пришел приказ от мэрии об организации охраны угольного разреза, строящегося на границе с казахской степью. Срок командировки - два-три месяца. Предлагаю возглавить взвод охраны тебе. Нечего тебе шляться по городу, а то еще какую глупость совершишь.
  - Я могу отказаться? - Александр поморщился, уезжать, при том надолго, когда ситуация с Олей еще не разрешилась, не входило в его планы.
  Подполковник отрицательно покачал головой:
  - Нет.
  Молодой офицер недовольно поджал губы, но под насмешливым взглядом командира опустил глаза в пол. Несколько секунд угрюмо молчал, затем вскинул глаза на командира, в них плескалась хорошая порция злости и упрямства. 'Пока меня не будет, самовластный правитель города может черт знает что сделать с Олей! Вдруг выдаст замуж, кто его остановит?' Уехать означало отказаться от невесты. На это Александр был не согласен даже ради успешной карьеры. Он собирался заявить, что готов написать рапорт об увольнении, но не успел. Подполковник вновь выдвинул ящик стола, белый конверт без адреса упал на стол перед Александром. Слегка насмешливым тоном командир произнес:
  - И вот еще..., прочитай.
  - Что это? -молодой офицер поднял на командира глаза, в которых плескалось упрямство, непонимание и затаенная надежда.
  - Письмо тебе, читай! - конверт скользнул по столешнице к Александру.
  Торопливо подхватив его, он разорвал с краю. Внутри лежал листок бумаги, донизу исписанный почти каллиграфическим почерком, который он сразу узнал - это была рука Оленьки. Чем дальше он читал, тем больше ощущал острое волнение, легкая улыбка коснулась его губ. Глаза еще раз пробежали по последним строкам. 'Прошу тебя согласиться на командировку. Дядюшка может противиться моему замужеству с безвестным лейтенантом, но отказать герою не посмеет! Я его уговорю! Люблю, целую, твой Олененок...
  Комбат молча ждал. Александр размышлял недолго. В его сердце боролись две, но пламенные страсти, любовь к Оле и желание сделать карьеру, но сейчас, когда невеста сама попросила согласиться на командировку, он размышлял недолго.
  - Хорошо, я согласен.
  ***
  Сквозь коричневые шторы проникал приглушенный свет, но разглядеть царивший в кабинете главы города порядок это не мешало. Еле слышно тикали настенные часы. Их стрелки словно увязли на двадцати минутах третьего. За массивным письменным столом в глубине кабинета восседал его хозяин в светлой рубашке с короткими рукавами - на улице наконец-то потеплело и он переоделся. Перед ним лежала тонкая стопка бумаги, украшенная грифом секретности, прищуренные глаза стремительно пробегали по строкам, ненадолго останавливаясь на одном месте. Время от времени он подымал взгляд, чтобы пытливо глянуть на сидевшего напротив, за столом-приставкой, средних лет мужчину в неприметном черном пиджаке. Все совершенно заурядно и неприметно - пройдешь в толпе мимо, не запомнишь, зато впечатляла должность - начальник отдела ФСБ. С утра в его кабинет позвонила секретарь мэра и попросила прибыть к шефу в 14 часов со сводкой оперативной обстановки. Пришлось откладывать дела на потом и готовить сводку. Теперь он с каменно-спокойным выражением лица ожидал, пока Соловьев дочитает многостраничный документ, лишь глаза жили, перебегая от мэра к окну с видом на покрытую глубокими лужами пустынную площадь перед зданием администрации и назад. Понять по профессионально-спокойному, словно у игрока в покер, лицу посетителя, о чем он думает, было невозможным.
  Наконец Соловьев отодвинул на край стола бумаги, тщательно подравнял стопку и откинулся с задумчивым видом в кресле. Острый взгляд вонзился в непроницаемое лицо подполковника ФСБ.
  - Константин Васильевич, по заброске агентуры. В вашем отчете упомянут только сам факт, расскажите, пожалуйста, поподробнее.
  Собеседник неторопливо снял очки, вытащив платок, медленно протер стекла. Выигранное время он использовал для того, чтобы обдумать, что следует довести до мэра, а о чем лучше умолчать. Градоначальника он откровенно не любил, да и за что уважать коррумпированного чиновника? К величайшему сожалению офицера, ситуация сложилась так, что он вынужден подчиняться Соловьеву, но копия досье на градоначальника продолжала пополняться новыми материалами. Всему свое время. Время разбрасывать камни и время собирать камни и бросать их в воров.
   Мэр терпеливо ждал, собеседника он до сих пор немного побаивался, поэтому старался вести себя корректно. Слишком грозная репутация была у конторы глубокого бурения. Именно она присматривала за властью на местах, а ее сотрудники заводили уголовные дела на попавшихся на взятках или ином криминале чиновников. Надев очки, подполковник про себя тяжело вздохнул и поднял взгляд:
  
  контора глубокого бурения - сокращенно КГБ - предшественник ФСБ, название перешло по наследству.
  
  - Виктор Александрович, в агентурной работе мы сделали ставку на информаторов из местных, для чего наладили работу с пленниками. Удалось завербовать девятерых, происходящих из живущих поблизости от города родов. Их отпустили. Благодаря им мы достаточно плотно контролируем обстановку в ближних окрестностях города. Хуже обстоят дела с освещением обстановки вдали от города и в настоящее время мы работаем по этому вопросу. Так что, возможно, с целью прикрытия новых информаторов будем ходатайствовать о частичном освобождении пленников.
  - Что вы работаете, Константин Васильевич, это хорошо, но из ваших слов следует, что у вас нет агентов на дальних подступах к городу. Я правильно вас понял?
  Фсбшник кивнул, очки холодно блеснули.
  - И как вы тогда можете гарантировать, что, если у дикарей снова возникнет желание попытаться пограбить город, мы узнаем об этом заранее?
  - Относительно ближайших - безусловно узнаем, - наклонил голову офицер, на миг показав безупречный пробор, - К тому же главы ближайших родов плотно подсели на перепродажу нашей продукции, да и заложников дали. Так что нападения 'наших' кочевников практически исключены. А те, кто живет вдали, увы... - офицер развел руками в сожалеющем жесте, - пока не удастся организовать агентурную сеть, мы бессильны.
  Соловьев аккуратно поправил тонкую стопку бумаг в углу стола и пристально посмотрел в глаза собеседника, левое веко дернулось. Внутри разгорался холодный гнев. Это его город, и за него он любого порвет! Он пообещал горожанам, что впредь таких нападений, как на деревню Селинная, больше не будет и намерен выполнить обещание, а тут этот надутый 'индюк' рассказывает, что у него все под контролем, хотя что происходит вдали от города не знает! Всю жизнь Виктор Александрович относился к связанным с госбезопасностью делам с немалой опаской, и небезосновательно: грешков у него за плечами хватало. Все изменилось после Переноса - из потенциальной жертвы правоохранителей он превратился в их главного начальника. А руководить он привык жестко, не обращая внимания на былые заслуги и достижения. Усилием воли мэр сдержался и произнес подчеркнуто вежливым тоном:
  - В этом городе за безопасность жителей отвечаю я и мне нужен результат. Причины, оправдания и прочее меня не интересуют. В утренней сводке была попытка прорыва границы и в том, что она провалилась - заслуга пограничников, а не ваша, - Соловьев остановился, поправил стопку бумаг, взгляд прищуренных глаз уколол собеседника, - Мне нужна информация, и как вы ее будете добывать - это ваша забота, на то вы и госбезопасность! Сколько вам нужно времени, чтобы организовать эту вашу агентурную сеть? В первую очередь, меня интересует положение дел у Строгановых и в казахском ханстве.
  Фсбшник задумался.
  - Ближние окрестности - вплоть до Среднего Урала и северного Казахстана - от полугода до года. Все остальное сможем контролировать только частично. Увы...
  - Почему так долго Константин Васильевич?
  - К сожалению это не ускоришь. Чтобы навербовать аборигенов, необходимо время. А наших надо долго готовить к заброске. За три века изменился и язык, и обычаи, это потребует времени.
  - Хорошо, - Соловьев наклонился к рабочей тетради и сделал в ней пометку, - ставлю появление информаторов у казахов и Строгановых себе на контроль и начиная с первого октября жду от вас ежемесячных докладов, как продвигаются дела.
  Подполковник со все тем же профессионально бесстрастным выражением лица качнул головой:
  - Принято, - фсбешник и мысленно поморщился. То, что секретную информацию фиксируют в 'обычной' тетради, нарушало все режимные правила, но делать замечание не стал. А еще больше ему не нравилась играть роль подчиненного, но пока он ничего не мог с этим поделать.
  Соловьев поднял со стола ручку, с задумчивым видом несколько раз нажал на кнопку, игнорируя выжидательный взгляд собеседника. 'Поставить в город в положение терпил я не дам', - подумал мэр, недовольно поджимая и без того тонкие губы. Пусть что хочет делает, но даст информацию по окружающим город племенам и государствам!
  - Хорошо. Что известно по банде?
  - Пограничники взяли пленного, остальные уничтожены. Банда пришла с Среднего Урала: половина манси, остальные башкиры.
  - Если станем спускать нападения, местные нас порвут. Со всех сторон навалятся! Только и будем отбиваться, глупо теряя людей! - мэр вновь уколол неприязненным взглядом, но фсбшник никак на него не прореагировал, - Выяснили, где живут роды, из которых пришли эти отморозки?
  - Частично да, но пришла в основном молодежь, которая по тем или иным причинам порвала с родственниками, так что, если нанесем удар по стойбищам, аборигены даже не поймут причину нападения. Так что только дадим им повод для кровной мести.
  Соловьев недоверчиво покачал головой, но потом, решил, что большего не добьется и произнес ледяным тоном:
  - Хорошо, я отдаю решение вопроса по удару возмездия на усмотрение моего заместителя по военным и внутренним делам. Вы профессионалы в своем деле, вам и решать целесообразность нанесения карательного удара по селениям, откуда пришла банда.
  'Пой, птичка, пой, папочка в моем сейфе пополняется новыми материалами', - подумал фсбшник, глаза его продолжали бесстрастно следить за хозяином кабинета.
  Несколько мгновений в кабинете стояла полная тишина, потом Соловьев негромко сказал:
  - Константин Васильевич, прошу до исхода дня предоставить мне список пограничников, отличившихся при отражении ночного нападения!
  - Военные оказали нам помощь. Я ходатайствую и о их награждении.
  Соловьев внимательно глянул на собеседника и согласно наклонил голову.
  - Их тоже!
  Зазвонил телефон, мэр искоса глянул на него, и торопливо бросив собеседнику:
  - Извините, - поднял трубку.
  Пару минут слушал телефон, изредка вставляя фразу, другую. Начальник отдела покосился на висевшее в углу кабинета тряпкой знамя города. Флаг России оттуда уже убрали, это было неприятно офицеру ФСБ. 'Все, даже думать забыл, что он гражданин России', - слегка сощурив глаза, подумал офицер.
  Наконец, мэр положил телефон на стол. Сложив на столешнице руки в замок, вопросительно посмотрел на фсбшника и произнес:
  - Хорошо, какая новая информация по банде Чумного?
  - Пока ничего нового. Как ушла банда через границу, так и никаких следов, словно растворились. По жалобам от кочевников произошло несколько нападений на их селения, вырезали всех, вплоть до младенцев, затем нападавшие ушли на запад в сторону Руси.
  - Удалось установить, что с Чумным произошло? Был же обыкновенный бандюган, а тут словно сбесился? Казак доморощенный... мать его.
  - Казачья кровь в нем тоже есть, он наш, уральский, из оренбургских казаков. У него мать жила в Селинном, погибла во время нападения...
  - Вот оно в чем дело...месть... - задумчиво покрутил головой мэр.
  - В обзоре нет ничего по военным и полиции. Какие там настроения?
  - Ничего особого, в целом такие же, как и среди остальных горожан. Надеются, что сможем наладить нормальную жизнь, готовы защищать город.
  - Больше ничего по их настроениям сказать не можете?
  Подполковник ФСБ, не отрывая чуть прищуренных глаз от лица мэра, отрицательно качнул головой. Но Соловьев ему не поверил: 'Чего-то он темнит, надо будет озадачить сбором информации полицейских и Володю'.
  - Новая информация по беглецам - студентам из Казахстана появилась?
  - Нет, по-прежнему последние известия - это показания тракториста из Малаховки. Он видел их на следующий день после Переноса уходящими вдоль дороги М-101 на юг. По докладам наших информаторов в ближайших стойбищах, кочевники их тоже не видели.
  Мэр молча кивнул, судя по недовольному выражению лица, ответ его не устроил, но потом, по-видимому, решив, что безопасники сделали все, что в их силах, сухо произнес:
   - Работайте, Константин Васильевич! Я вас больше не задерживаю, - приподнявшись с кресла, мэр протянул фсбшнику руку.
  
Глава 5
  Грохот газотурбинных двигателей вертолета рывком усилился - словно пара сумасшедших землекопов заработала в черепе отбойными молотками, стал почти невыносимым. В животе родился маленький холодный ком, будто несешься на сумасшедшей скорости вниз по американским горкам. Александр скривился, будто съел дольку лимона и тут же по губам, еще хранившие горько-сладкий вкус поцелуя, дрогнули в улыбке. Было необыкновенно легко на душе и славно, как бывало только в детстве. Когда еще был жив отец, а мир казался большим, неизведанным, когда хотелось помчаться во весь дух, подпрыгивая и взвизгивая от восторга!
  Он выглянул в иллюминатор. Серый бетон взлетной полосы стремительно проваливался вниз, здания аэропортовых служб, несколько вертолетов МИ-8 и громадин Ми-26 стали маленькими, словно игрушечные. Показались крыши построенных вокруг аэродрома многоэтажек. Хотя все это субъективно, на самом деле это тяжелый многоцелевой транспортный вертолет Ми-26Т2 стремительно возносился в безоблачное, ласкового василькового цвета весеннее небо. Грохот двигателей уменьшился - вертолет разогнался до крейсерской скорости и стало возможно разговаривать.
  Нахлынуло воспоминание о недавней встрече, лицо парня засветилось в блаженной улыбке...
  После памятного разговора с подполковником Изюмовым следующие четыре дня прошли словно один миг. Уже на следующий, после довольно скромного обмывания внеочередных погон - времена тяжелые, пришлось выйти на службу. С утра до позднего вечера он проводил в нешуточных хлопотах: встречи в ротной канцелярии с добровольцами, подробные разговоры о жизни и биографии. Отобранные солдаты и сержанты подписывали контракты о прохождении воинской службы. Впрочем, аналогичные договора предлагали заключить всем срочникам, в противном случае к осени бойцов собирались уволить независимо от срока службы, а учитывая, что большая часть из них оставила родных и дома в навеки покинутом двадцать первом веке, желающих уйти со службы было немного. А еще в памяти остались армейские и гражданские склады, на которых он всеми правдами и неправдами выбивал из кладовщиков необходимое для автономной жизни взвода имущество, оружие и боеприпасы. Словом, приходилось сожалеть, что в сутках всего двадцать четыре часа. Время до вылета пролетело как один миг, но он успел. Все эти дни он что-то ел и пил, и загружал себя работой так, чтобы не помнить о Оленьки, но тщетно, она приходила ему во снах, когда он ненадолго засыпал на железной кровати в канцелярии.
  От текучки новоявленный старший лейтенант опомнился, лишь подъезжая к свежеокрашенным воротам с красными звездочками посредине - военному городку вертолетного отряда. Справа от них, в тени стоявшего в качестве памятника списанного вертолета Ми-8, стояла его Оленька. Она вся сжалась, затаилась, одна против всего мира. И все в ней: от вьющегося на ветру облака светло-русых, распущенных волос, и до стройных ножек, вокруг которых билось на ветру легкое голубое платьице, было так волшебно, так пленительно, что Александр внутренне ахнул. Глаза засверкали, донельзя довольная и, одновременно, растерянная улыбка раздвинула губы. В нем смешалось все: и радость, и смирение, и такая нахлынула безмерная, еще ни разу не испытанная нежность, что он едва не задохнулся. Но как она здесь оказалась!?
  Пальцы Александра с силой вцепились в плечо подпрыгнувшему от неожиданности водителю.
  - Стой! - прокричал ошалелым голосом.
  - Блин, больно! - сбросил руку водитель и пробурчал под нос еще что-то, явно нехорошее, но послушно затормозил машину напротив памятника. Александр выскочил из кабины на обочину, оглянулся, на клумбе расцвели алые тюльпаны, сорвав несколько, подошел к раскрасневшейся, призывно улыбающейся девушке. Взгляд утонул в огненно-черных глазах.
  - Привет! - голос его дрогнул. Ах, как давно они не виделись!
  Сладко-горькие губы любимой были ему ответом. Он обнял ее за гибкую, как тростинка, талию, узкие ладошки опустились мужчине на плечи.
  - Дождешься меня? - жаркое дыхание защекотало девичье ушко. Исходящий от нее аромат полевых цветов и чистого женского тела - были до головокружения прекрасны, жутко хотелось бросить все и остаться.
  За спиной, словно пытаясь разрушить очарование, проехала легковая машина, бибикнула, но влюбленным было не до нее. Оленька вдруг ощутила себя крошечным комочком, послушным мужской силе.
  По девичьему лицу одна за другой катились слезы, Ольга хотела что-то сказать, но не находила слов и молча кивнула.
  - Я люблю тебя, слышишь? Люблю безумно, у меня оставались только мать, и ты... матери теперь нет, и я не могу себе позволить тебя потерять.
  Девушка блаженно выдохнула воздух, на лице появилась глупая, беспредельно счастливая улыбка.
  - Это предложение выйти замуж? Фу как грубо!
  - Это значит нет? - снова горячее как огонь мужское дыхание защекотало ушко.
  Девушка яростно замотала головой, так что развивающиеся волосы сделали ее немного похожей на Горгону из старого советского мультика о греческих богах.
  - Да, да, значит да!
  Прошагал солдатский строй, последний, с широкоскулым 'казахскими' лицом напоследок оглянулся, во взгляде горел огонек любопытства.
  - Ты странный... - шептала девушка, крепко обнимая Александра, - но очень хороший. Я знаю, ты меня любишь. Молчи только молчи! Ты такой, каким Господь повелел быть человеку... верный, сильный... Разве могла я выбрать кого-то другого? Только тебя, тебя... выбрать тебя, любить и хранить, ибо ты душа моя...
  Как девушка сумела узнать время вылета экспедиции и, вырваться из-под надзора властного дядюшки, так и осталось тайной. Оля только на неискушенный взгляд казалась глупенькой девчонкой, на самом деле она была умная и предприимчивая, аж жуть. В маленьком башкирском городке, где она провела детство, ребенку из бедной семьи без этих качеств не прожить. Наконец, довольно улыбающийся лейтенант нехотя посмотрел на часы и, оглядываясь на ходу на сверлящую пламенным взглядом его спину девушку, запрыгнул в кабину...
  Через десять минут машина осторожно заехала на бетонные плиты с проросшей в стыках ярко-зеленой травой, взлетного поля. Ветер нес ядреную смесь керосина и машинного масла. Проехала мимо вышки руководителя полета. Позади остались два МИ-8 с суетящимися вокруг техниками, подъехала со стороны грузового отсека, к вертолету Ми-26 и остановилась.
  С тревожным чемоданчиком в одной руке и автоматом в другой, Александр выскочил из кабины. Серая махина, высотой, пожалуй, с трехэтажный дом. Вертолет его поразил. Вот это да! Ох, не зря Ми-26Т2 считался крупнейшим серийно-транспортным вертолетом в мире. На миг он ощутил прилив гордости за страну, которая смогла сделать такую громадину и тут же нахмурился. Нет такой страны. И дай то бог, чтобы когда-нибудь появилась.
  Махнув рукой подчиненным, первый поднялся по гулкому трапу в металлическое нутро вертолета, за ним вереницей нагруженные словно ослики солдаты и сержанты. В широком проходе, вплоть до пилотского отсека, громоздились к потолку контейнеры с имуществом будущего разреза и сводного взвода. Перед отсеком пилотов паллеты с двумя тракторами ЮМЗ, за ними три переделанные в багги автомобиля. Пассажиры уже были: у пилотской кабины расположился низенький и бородатый, так что издали походил на престарелого гнома, начальник будущего угольного разреза, рядом десяток гражданских в полувоенной форме. Александра познакомили с будущим начальником еще вчера, и он показался ему дельным и не высокомерным человеком.
  
  Паллета - поддон для перевозки грузов.
  
  На правах командира Александр оккупировал себе место у иллюминатора. Бойцы добровольческого взвода расселись на свободных скамейках вдоль бортов, туго набитые снаряжением вещмешки легли у ног вместе с старыми, добрыми АК - 74. Итого четыре десятка пассажиров и многие тонны имущества. Из солдат взвода Петелина в длительную командировку вызвались двое: замковзвода сержант Тихонов Иван и выписавшийся после легкого ранения из городской больницы и, скучавший без приключений, Магомедов.
  Винтокрылые гиганты не могли существовать без авиакеросина, масла и запчастей. Год, от силы два и запасы складов истощаться, даже если вообще не эксплуатировать вертолеты. Поэтому решили из экономии ресурсов авиации не делать фетиш, а использовать вертолеты для ускорения работ по важнейшим и первоочередным проектам: строительству угольного разреза и железной дороги.
  Один из гражданских, ростом с Александра, но покрупнее и с глубоко посаженными черными как ночь глазами, упорно не сводил с лейтенанта горящего взгляда. Где-то молодой офицер его видел, но где, не мог вспомнить. Время от времени непонятный тип переговаривался с соседями, гаденько улыбаясь и, продолжал сверлить взглядом Александра. 'Что уставился? На мне узоров нет', - мрачно подумал новоиспеченный старший лейтенант и отвернулся к иллюминатору. На небе ни облачка, до далекого горизонта отличная видимость.
  Вертолет, слегка кренясь, заложил стремительный поворот. Ускоряясь, понесся на юг и, за несколько секунд, набрал крейсерскую скорость. Неприятные ощущения прошли, досаждал лишь нудный и громкий вой вышедших на рабочий режим двигателей - говорить почти невозможно. Александр еще раз оглянулся, странный мужик продолжал сверлить его взглядом. Определенно где-то видел его, но где? Вспомнить так и не удалось, Александр мысленно плюнул и вновь повернулся к иллюминатору.
  Далеко внизу проплывали черные битумные крыши пятиэтажек, мелькали похожие с высоты на игрушечные автомобили. Вскоре многоэтажная застройка закончилась, вертолет летел над мутно-синей, с серебряными искрами, лентой реки. На образованной ею полуострове сверкал построенный за пару последних недель гигантский тепличный комплекс. Даже в условиях холодного и короткого лета несколько гектар, занятых теплицами, гарантировано обеспечивали город овощами и фруктами. Александр достал бинокль. Под стеклом и полиэтиленом виднелись ростки, зеленели плодовые деревья. Городу очень повезло, что на его территории располагалась сельскохозяйственная академия. Ее профессура возглавила приспособление сельского хозяйства к малому ледниковому периоду. 'Быстрее бы появилась зелень... мясо с рыба уже в рот не лезет', - подумал Александр, невольно облизнулся и шумно сглотнул слюну.
  Ближе к реке стояли похожие на скелеты доисторических животных деревянные каркасы недостроенных теплиц. Вокруг них суетились строители.
  Рядом с тепличным комплексом возвышался остов трехэтажного свинокомплекса. Строили его ударными темпами - в три смены, круглосуточно. На первом этаже планировалось разместить биореакторы для переработки свиного навоза в гумус, а на втором и третьем выращивать свиней. Помимо мяса и гумаса, ферма будет производить из переработанного в биореакторах навоза аммиачную воду. Исходя из соображения логистики ферму и поставили рядом с тепличными комплексами. Неплохое удобрение будет поступать туда самотеком по трубам.
  Стремительно пролетели серые коробки блокпостов на окраинах, черная нитка рва с земляным валом. Винтокрылая машина вырвалась за границы города и понеслась вдоль блестящей металлом полоски железной дороги на юг. Вокруг чернота свежевспаханных полей, кое-где зеленеют небольшие рощицы. Александр оглянулся назад, город вскоре пропал из виду, лишь три трубы электростанции, из которых одна дымилась, да длинная антенна, смонтированная на центральной трубе, еще какое-то время виднелись вдали. Делать было совершенно нечего и Александр погрузился в собственные мысли. Хотя он и старался сохранять видимость беззаботности, но, по правде сказать, на душе у него скребли кошки. Два месяца очень большой срок... Вдруг дядя сумеет настроить Олю против него? Думай - не думай, сейчас все равно ничего не изменишь. Отогнав тревожные мысли, он снова выглянул наружу. Неторопливо проплывали назад крыши деревенских домов, дальше белела свежесрубленная стена-защита от нападений со стороны бандитов. Впрочем, не она была главной гарантией безопасности сельчан, а люди в погонах, общей численностью включая пожарных и таможенников, больше тысячи человек, а на крайний случай - казачий отряд самообороны. Малые поселения, где отряд достаточной численности невозможно создать, жители покинули, дома разобрали и перенесли в большие деревни. На крыше длинного полуразрушенного здания, располагавшегося на окраине у стены, копошились строители, сверкали свежие бревна. Сразу за стеной зеленел небольшой пруд. В городских новостях рассказали, что вокруг деревень вырыли небольшие пруды для выращивания хлореллы, ее планировали использовать и на корм скоту, и для удобрения почвы. А крестьян в добровольно-принудительном порядке объединили в что-то среднее между колхозом и производственным кооперативом. Лишь крупное сельскохозяйственное производство могло обеспечить город достаточными объемами зерна, молока, мяса, фруктов и овощей.
   От вида воды внизу сильно захотелось пить, Александр сглотнул тягучую слюну и оглянулся: у двери пилотской кабины белела тумбочка кулера. Вытащив чемодан, разыскал солдатскую кружку и направился мимо подымающихся до самого верха рядов паллет за водой.
  Александр проходил по узкому проходу между паллетом и стеной мимо того странного типа, который исподтишка сверлил его взглядом, когда тот неожиданно выставил ногу. Молодой офицер запнулся и с размаху рухнул, едва успев выставить руки. Кружка, звеня, полетела по грязному металлическому полу. Сверху глумливо захохотали. Ошеломленный Александр приподнял голову. Поставивший подножку парень, презрительно щуря черные отчаянные глаза, сквозь зубы, но достаточно громко, чтобы перекричать шум двигателей, произнес с приблатненной интонацией:
  - Баклан, кружку убери, на паперти и без нее подадут.
  И тут Александр узнал голос и вспомнил, где видел этого человека. Это был один из напавшей на него несколько дней тому назад троицы. Кровь ударила в голову.
  - Сука! Порву! - рявкнул офицер. Вскочил на ноги с фиолетово-синим от ярости лицом. Никогда! Никогда более он не позволит безнаказанно избивать или унижать себя!
  Последующее разыгралось с изумительной быстротой.
  Приблатненный начал подниматься с сидения, но не успел. С хриплым рыком Александр стремительно шагнул вперед и, врезал, вкладывая в удар весь вес, полусогнутой рукой сбоку в челюсть, да так что рука онемела.
  Приблатненного откинуло в сторону. Наткнулся на скамейку и с глухим стуком рухнул на грязный пол.
  В глазах бандита мелькнул неподдельный испуг, он явно не ожидал такого ответа, но замешательство длилось какой-то миг. Рука с траурными ободками под ногтями прикоснулась к челюсти, парень с матерным ревом вскочил на ноги.
  Оскаленный, побледневший блатной, прижимая к груди кулаки и, весь наклоняясь вперед, кинулся на ожидавшего с перекошенным от ярости лицом Александра.
  Вскочившие соседи, повисли на плечах, удержали блатного на месте. С сведенных судорогой губ его, лились невнятные, перемешанные с матерной руганью угрозы. Тяжело ступая, подошел будущий начальник угольного разреза - бритый, полный, слегка обрюзгший мужчина под сорок лет. Над жесткой черной гномьей бородой сверкали угольные глаза. Он остановился напротив драчунов, насмешливый взгляд осмотрел их. Сразу стало тихо. Парни, державшие приблатненного, отпустили его. Вокруг драчунов столпились солдаты Александра, видно - не оставят командира в беде. Блатной зыркнул на них чернявым глазом и нервно щелкнул суставами пальцев.
  Перекрикивая рев вертолетных двигателей, начальник угольного разреза перекрикивая вой двигателей произнес клокочущим низким голосом:
  - Что здесь произошло?
  - Этот, - поспешно произнес бывший национальный гвардеец и ткнул пальцем в Александра, - ударил меня!
  Задравшаяся на запястье рубашка обнажила синие линии татуировки.
  Взгляд мужчины остановился на ней - явно ее опознал. Задумчиво пожевав нижнюю губу, внимательно посмотрел на Александра:
  - Это правда?
  На щеках молодого офицера катнулись обтянутые розовой кожей желваки, но ответить он не успел. Вмешался подчиненный Александра - Магомедов. После памятного боя, когда освобождали пленников из Селинного, командир взвода стал для него непререкаемым авторитетом
  - Я все видел, этот, - парень махнул рукой в сторону приблатненного, - начал первым. Он подставил взводному ногу и тот упал.
  - Ну, что скажешь в свое оправдание? - повернув голову к бывшему национальному гвардейцу и воинственно выпятив вперед короткую гномью бороду, пробасил начальник разреза.
  Приблатненный заорал, распальцовывая пальцы, в глазах безумный огонек:
  - В натуре, начальник, врут, наговаривают на честного пацана! - во рту блеснула золотая фикса, - Офицерик первый начал. Зуб даю врет фраер!
  Александр многозначительно прикоснулся к саднившим костяшкам руки.
  Начальник разреза хмыкнул насмешливо:
  - Золотой свистящий? - взгляд заледенел, - Этого мало. Кто еще что видел?
  Невысокий мужчина в ковбойской шляпе поднял руку. Дождавшись, когда взгляд начальника карьера остановиться на нем, громко произнес:
  - Я видел. Старлей лежал на полу, а этот, - взглядом указал на блатного, - обзывал его бакланом.
  - Понятно... задумчиво протянул начальник разреза, взгляд, обращенный на блатного, стал злым:
  - Когда вербовался на разрез, - пробасил громко и зло, - читал в контракте, что запрещено?
  - Да, - нехотя процедил блатной и Александра мазанул лютым взглядом.
  - Ну, тогда не обижайся! За этот месяц я лишаю тебя премии, еще одно нарушение правил - вылетишь со стройки быстрее собственного визга! - рявкнул мужчина.
  Начальник разреза остановился, продолжая смотреть на уставившегося в ноги блатного, покачал головой и добавил:
  - Ты понял меня?
  Блатной ссутулился, словно в тюремной робе на холодном ветру.
  - Да - процедил, не поднимая взгляда.
  Начальник разреза отвернулся и, наклонившись к Александру, громко, так что даже монотонный шум двигателей не помешал офицеру выслушать упрек, прошептал:
  - А вот вам должно быть стыдно, господин офицер, что повелись на провокацию!
  Александр вспыхнул от смущения. Во многом старший товарищ прав. Не стоит заранее устраивать конфликты. И военным, и гражданским еще предстоит провести несколько месяцев вместе. Добравшись все-таки до кулера, он выпил воды. Между тем, блатной постоял, покачиваясь на пятках и поигрывая желваками на скулах. Затем рухнул обратно на скамейку и отвернулся к иллюминатору. Вернувшись на место, молодой офицер посмотрел на бывшего национального гвардейца. Тот упорно не отрывал взгляд от простиравшихся за бортом видов и лишь на скулах перекатывались злые желваки.
  - Дебил с нетрадиционной сексуальной ориентации, - негромко произнес Александр, но сидевший рядом замковзвода Тихонов его услышал. Парень из интеллигентной семьи вообще весьма неодобрительно относился к ругательствам.
  - Тащ старший лейтенант! Нельзя человека оскорблять! Даже если он это заслужил!
  - Слушай, Тихонов, не лезь ты сейчас ко мне! Человека нельзя, а дебила можно!
  Сержант обиженно хмыкнул и отвернулся. Впредь придется с блатным быть поосторожнее, решил Александр и посмотрел вниз. В иллюминаторе неспешно проплывала узкая, бликующая на весеннем солнце металлом ниточка железной дороги. Попаданцам повезло еще в том, что и до Переноса пути и так вели в Казахские степи так что им требовалось только продолжить их дальше на юг. По параллельной путям грунтовой дороге ехали, вздымая за собой облака пыли, грузовики с щебнем. Появилась длинная коробка путеукладчика. Работа кипела вовсю: крутилась смонтированная на первом вагоне путеукладчика узкая стрела крана, дальше работали бульдозеры, сдвигая верхний слой грунта и формируя земляное полотно. Используя доступные ресурсы: рельсы с разобранных путей и, входившими в оснащение железнодорожной станции машинами для укладки путей, строители круглосуточно, даже ночью, при свете пожарной световой башни, гнали однопутную дорогу на юг, к месторождению угля. Задача была успеть с поставкой угля до исчерпания запасов на электростанции. По телевизору стройку так и называли - наша дорога жизни.
  Мельтешение людей и машин вокруг путеукладчика стремительно пролетело назад, скрылось из виду.
   Дальше до горизонта тянулась плоская зеленая равнина. Гнулись на порывистом ветру зеленые степные травы. И тогда казалось, что словно темно-изумрудные волны гуляют по зеленому океану и ни одного признака цивилизации вокруг.
  Прошло еще минут двадцать, посреди перехваченной цепью холмов равнины появилась широкая, заросшая высокими соснами долина, за многие тысячелетия пробитая тихой степной речкой. Вертолет начал снижаться. Вода внизу такая прозрачная, что на дне отчетливо видны бело-черные камни. Посреди леса на правом берегу, на очищенном от деревьев участке стояли в ряд несколько тентованных Уралов. За ними две большие, армейского образца палатки и пара вагончиков. Дымилась труба полевой кухни, повар в белом переднике приложил руку козырьком к глазам, другой придерживает, чтобы не унесло ветром, поварской колпак. 'Ну вот и прибыли', - поджал губы Александр.
  Винтокрылая машина осторожно коснулась колесами земли. До неба взметнулась пыль, закрыв лес и лагерь серой пеленой. Нудный вой винтов прекратился, сквозь серую завесу проникли солнечные лучи. Пассажиры оживились, заговорили громко, полет в надрывно гудящей, накалившейся на солнце жестяной банке успел изрядно надоесть. Открыв дверцу, пилот сбросил лестницу. Потом обернулся к пассажирам.
  - Выходим, товарищи! - произнес, белозубо оскалившись.
  Подхватив чемоданчик и, придерживая за ремень на плече автомат, Александр, первым подошел к дверце, от нагретой солнцем за время полета обшивки винтокрылой машины тянет металлом и керосином. Выглянул наружу. В паре десятков метров слева - поблескивает серебряными ресничками волн темно-голубая гладь реки, справа вздымаются вверх поросшие красавицами - соснами стены речной долины, а над всем этим - ярко-синее небо с огненной кляксой солнца над головой. Воздух пропитан густым, хоть ножом режь, запахом сосны, порыв ветра донес от реки легкую сырость. Тишина - лестные обитатели, испуганные прилетом гигантской птицы, примолкли. Напротив вертолета столпилась кучка бородатых аборигенов - геологов и городских казаков и с нетерпеливым выражением лица рассматривает прибывших. 'Красивое место, просто благодать', - подумал Александр.
  Спустившись на пару ступенек вниз, спрыгнул на покрытую высокой травой землю, но не успел отойти в сторону, когда по окрестностям прокатилось громовое:
  'Бабах!'
   Александр от неожиданности вздрогнул и оглянулся на звук. 'Что это взорвалось?' Звук взрыва долгим эхом пронесся над окаймленной узкими полосками каменистых пляжей рекой. Стая ворон - вечных спутников человеческого жилья - с недовольным карканьем сорвалась с веток и закружилась над лагерем. Но старожилы встретили взрыв с полным безразличием и Александр немного успокоился.
  - Не робей, старлей! Это оксиликвитом рвут породу над месторождением, - покровительственно хлопнул молодого офицера по плечу старожил в полувоенной одежде и с окладистой бородой, в которой уже мелькали первые нити седины. На городской электростанции работала кислородная станция, так что производство оксиликвита наладили в считанные дни после Переноса.
  
  Оксиликвит - бризантное взрывчатое вещество, получаемое пропиткой жидким кислородом горючих пористых материалов (уголь, торф, мох, солома, древесина).
  
  Благодарно кивнув, Александр отвернулся. Пока солдаты и сержанты спускались по лестнице и строились, а гражданских разбирали аборигены, никто, кроме часовых, не обращал внимания на окрестности, а зря. Кто-то очень бдительный мог заметить угрюмый, недобрый взгляд с противоположной стороны реки, пристально наблюдавший за всем происходящим на другом берегу. Вскоре ветки кустов с другой стороны реки слегка шевельнулись, а неизвестный, разглядывавший лагерь попаданцев, исчез...
  Прошла неделя. Широкая Кама-река величаво и неторопливо несла воды промеж каменистых, поросших дикой тайгой берегов, с узкой полоской каменистых, обрывистых пляжей, чтобы многими сотнями километров ниже влиться в главную артерию России - в Волгу. Ветер-бродяга мчался над ее просторами, гнал волну, ритмично плескавшую о деревянную пристань на сваях. Трудолюбивыми муравьями сновали с купеческих кораблей на набережную и обратно амбалы (грузчики) с тюками, мешками и бочками на плечах. На берегу, перед приземистыми бревенчатыми складами - завалы товаров. Чуть дальше подпирал небо потемневшими деревянными стенами форпост русского владычества на Урале и Предуралье - Орел-городок. Коренные жители Пермского края, коми-пермяки, называли его Кергедан, что в переводе на русский означало: 'город в устье реки'. Крепость мощная, высокие и толстые деревянные стены, острые шпили сторожевых башней по углам, многочисленная артиллерия и прекрасно обученный гарнизон - впору не купчине, а государевым людям такой владеть. При одном взгляде на могучую крепость грезились бесчисленные ногайские, татарские и другие орды, бурным потоком накатывавшие на несокрушимые стены и бессильными, кровавыми брызгами откатывавшие прочь. Орел-городок, основанный во второй половине шестнадцатого века Григорием Аникеевичем Строгановым, из рода богатейших купцов Строгановых, стал на долгие годы резиденцией одной из самых известных фамилий в истории российского предпринимательства.
  Науке двадцать первого века точно не известна родословная Строгановых. По одной версии род вел происхождение от одного из родственников татарского хана, возможно, даже его сына. Согласно легенде, он был послан на службу к Дмитрию Донскому, в Москве принял христианство и при крещении получил имя Спиридон. В битве с татарами он попадал в плен, но все старания склонить его к возвращению в старую веру отверг, за что хан приказывал 'привязать его к столбу, тело на нем изстрогать, а потом, всего на части изрубя, разбросать', что и 'делом было тотчас исполнено'. Родившегося после смерти Спиридона сына назвали Козьмой, и дана ему была фамилия Строганов (от слова 'строгать'). По другой версии, род Строгановых брал начало от старинной новгородской фамилии Добрыниных. По крайней мере, несомненно, что в старинных новгородских районах, Устюжском и Сольвычегодском, семья Строгановых с незапамятных времен контролировала сбор оброка. Родоначальником же Строгановых был действительно некий Спиридон, живший во времена Дмитрия Донского.
  К началу восемнадцатого века торгово-промышленная империя Строгановых подошла с пику могущества. Строгановы подлежали только личному суду царя, их владения были неподвластны воеводам и наместникам. Фактически сложилось что-то вроде 'государства в государстве', с собственной администрацией и вооруженными силами. Дела Строгановых шли так хорошо, что в Смутное время купцы имели возможность помогать денежными взносами власти. Общая сумма пожертвований тех лет составила 841 762 рубля, за что царь Василий Шуйский пожаловал Строгановым особый титул - 'именитых людей', с правом называться с '-вичем', что являлось привилегией самых знатных княжеских и боярских родов.
  Могущество Строгановых держалась на трех китах.
  Первый из них - соляной промысл. В те времена соль ценилась очень дорого и имела устойчивый и надежный сбыт. Добывали ее из-под земли по сложной для тех времен технологии: бурились скважины, в них закачивали воду, а обратно выкачивали соляной раствор, который и выпаривали в специальных чанах. Строгановы поставляли соль речными кораблями и обозами в Казань, Нижний Новгород, другие города Поволжья и Центральной России. При этом дарованное русскими царями право беспошлинной торговли и владение крупнейшими месторождениями соли в Соли Камской, где они добывали ее до 7 миллионов пудов в год, делало их в регионе Восточной Европы фактически монополистами.
  Другими источниками могущества купеческого рода были: порученное им Иваном IV Грозным наблюдение за коммерцией английских купцов в России и, конечно, торговля с британцами. Другим источником силы и влияния рода были колоссальных размеров земельные владения. Только в 1558 году Иван Грозный пожаловал среднему сыну А. Строганова Григорию 'для всего рода' (так было сказано в царском указе) 3,5 млн десятин земли на Северо-Западном Урале. В конце XVI века в распоряжении Строгановых было уже более 10 млн десятин земли. Кроме земли, род владел 20 городами и 'острогами', а также более 200 деревень и 15 тысяч крепостных мужского пола.
  Кроме солеторговли купцы не брезговали вести активную торговлю и другими дарами щедрой уральской земли: пушниной, рыбой и иными товарами. Строгановы были жесткими, но рачительными и даже щедрыми хозяевами. Обещаниями привилегий и льгот привлекали на свои обширные территории переселенцев со всей России. На собственные средства Строгановы строили города и крепости по рекам Каме и Чусовой, содержали в них для 'бережения от ногайской и других орд' вооруженные гарнизоны: из пушкарей, пищальников и воротников' а также отряды для охраны соляных промыслов.
  В глубине кремля Орла-городка стояло самое большое и красивое здание, принадлежащее хозяевам всего окружающего - Строгановым. Полуденное солнце, проникая через раскрытые настежь окна, ярко освещало старательно, до белизны оттертые деревянные стены светлицы. За длинным, недавно выскобленным и вымытым липовым столом в 'красном' углу восседал глава рода Григорий Дмитриевич Строганов в окружении великовозрастных сыновей Александра, Николая и Сергея. Перед ними пока еще пустая серебряная посуда, кружки и кубки. Изможденные лики с икон, на стене в углу светлицы, строго и с укоризной вглядывались в бородатые лица именитых купчин. Глава рода бросил недовольный взгляд на дверь: что-то служанки запаздывают.
  - Кхм, - откашлялся и неторопливо побарабанил по столу, на пальце сверкнул огромный зеленый камень. Сыновья молчали: пока отец не высказал мнения, им надлежит набрать в рот водицы.
  Наконец, на лестнице послышались торопливые топот женских шагов. Открылась дверь, с коротким мявком первым ворвался серый кот, едва не попал под ноги вошедших следом служанок, но увернулся и проворно метнулся под стол. Девушки в традиционных русских сарафанах и в пестрых платках на голове дружно поклонились. В руках блестят металлическими боками многочисленные кастрюли, кувшины и кашники. Бросив испытывающий взгляд на хозяина, и увидев, что он не сильно гневается за задержку, прошли к столу и принялись накладывать по тарелкам, начиная с Григория Дмитриевича. Умопомрачительные запахи мясного варева завитали над столом, заставив судорожно сглатывать голодную слюну.
  - Плесни мне погорячее, - подобревшим голосом распорядился глава рода.
  Не успели Строгановы съесть и пары ложек, как сквозь закрытые двери послышался гулкий грохот торопливых шагов. Ну и кто там не дает именитым купцам спокойно пообедать? Взгляды скрестились на двери. Кто-то торопливо поднимался по лестнице на второй этаж. Александр, отличавшийся несдержанностью, возмутился:
  - Да кого там еще несет, поесть не дают!
  У торопливо вбежавшего в светлицу доверенного приказчика Пахомова вид был одновременно испуганный и пораженный до глубины души. Куцая борода стояла колом, остатки волос вокруг обширной лысины топорщились, глаза шалые. Торопливо обмахнув себя крестом на красный угол, он повернулся к хозяевам.
  Григорий Дмитриевич сразу понял - вестник прибежал с недоброй новостью. Потянувшись к висевшему рядом полотенцу и вытерев рот, неторопливо спросил:
  - Что, опять басурмане шалят? Где?
   - Хуже! Гораздо хуже!
  - Ух ты! А что же хуже? - снова не выдержал Александр, удостоившись укоризненного взгляда отца.
  - Птица огромная, железная, с шумом и грохотом страшным села на поляну за городом, из нее люди вышли неведомые, говорят по-русски, но странно, приглашают тебя, батюшка Григорий Дмитриевич, на переговоры торговые! - произнес приказчик и вновь истово перекрестился на иконы...
  ***
  В день прилета военных казаки, до этого охранявшие лагерь и место будущего разреза, тепло попрощались с остающимися и вечером на вертолете, доставившем армейцев, улетели в город. Заодно туда загрузили ставшее ненужным имущество геологов и два паллета с копченостями - результатом трудов рыбаков и охотников.
  К исходу дня в ряд с палатками геологов встала серая армейская, солдаты занесли внутрь тумбочки и железные кровати. Временное жилище готово! Александр поселился в палатке вместе с подчиненными, благо, погода баловала теплом. После отбоя долго ворочался на кровати, нервы после стычки на вертолете гудели от напряжения, словно высоковольтные провода, спать не хотелось совершенно. В палатке жарко, душно и темно, лишь едва разгоняет тьму свет от болтающейся под потолком маленькой лампочки. Монотонно выл над рекой ветер, временами заглушая громкое пение степных цикад и дружный храп усталых бойцов. В голову Александра лезли беспокойные мысли о взаимоотношениях с Олей, на душе было беспокойно. Одно утешало - судя по прощанию, отношение девушки к жениху не изменилось. Затем мысли вернулись к текущим делам, он долго размышлял, что необходимо сделать, чтобы усилить охрану и как обороняться, если из степей нагрянет орда. Место, где расположилась стоянка строителей разреза, было очень удачным в стратегическом отношении. Расположенный на левом, высоком берегу лагерь контролировал единственный в окрестностях брод, ведущий из казахстанских степей на север, к Уралу и, стало быть, к городу. Солнце уже готовилось вернуться на небосвод, и горизонт начал потихоньку светлеть, когда он забылся в тревожном сне.
  Утром после роскошного по нынешним городским меркам завтрака, он подошел со своими предложениями к Иван Ивановичу, так звали начальника разреза. Он уже сидел в дежурном Уазике, когда Александр окликнул его. Остановив шофера, он вылез из кабины. Внимательно выслушав немного сбивчивые соображения Александра, Иван Иванович одобрительно крякнул и выделил в распоряжение Александра троих рабочих с бензопилами и трактор.
  Первые дни командировки прошли вполне благополучно, если не считать того, что к вечеру руки и ноги от непривычной плотницкой работы гудели, да взглядов злобно зыркающего исподлобья бывшего национального гвардейца. Впрочем, задираться или подгадить он больше не пытался, поэтому Александр старался не обращать на недоброжелателя внимания.
  Прошло пять дней, и на степных границах попаданческой территории поднялись сторожевые вышки. На них круглосуточно стояли караульные. Их задачей было вовремя оповестить о набеге и эвакуироваться к своим. Лагерь окружил глубокий ров, за ним четырехугольник стены из вкопанных в землю заостренных вверху бревен высотой в два человеческих роста. Позади стены установили капитальные помосты для стрелков. Молодой офицер искренне гордился, что удалось так быстро построить укрепления и небезосновательно надеялся, что отцы-командиры оценят его старание.
  Караульная служба и жизнь взвода мало-помалу наладились. Утром, после завтрака, и вечером, перед ужином, Александр вместе с заступающими на очередные двенадцать часов солдатами садился в багги и выезжал менять на сторожевых вышках парные караулы. Дорога недалекая, и уже через час он возвращался с голодными солдатами в лагерь. Остальное время он был сравнительно свободен. И все вроде хорошо, но он несколько раз ощущал тягостное чувство чужого, испытывающего взгляда с противоположного берега реки. Неприятное такое ощущение, словно кто-то с брезгливостью разглядывает. Он долго наблюдал в бинокль лес на противоположном берегу, но некого так и не увидел. Дважды он не выдерживал и, взяв тройку вооруженных бойцов, переплывал на резиновой лодке на другую сторону реки. Несмотря на все усилия, поиски гипотетического наблюдателя не принесли результатов, если не считать полного ведра красавцев - сморчков, собранных за время прочесывания леса...
  В это утро Александр, отправив зевающих и сонных бойцов на завтрак, спустился к реке. Ярко-голубое, безоблачное небо отражалось в неспешно текущей речке, сонно квакали лягушки, в паре километров дальше она круто поворачивала на юг. Ни единого порыва ветра. Солнце, неспешно поднимающееся к зениту, жалило лучами. Играла, пуская по поверхности серебрянные круги, мелочь-рыбешка. С той стороны, за белизной песчаной косы, величаво и строго высились темно-зеленые вершины старых сосен. Просто райское место! До обеда дел больше не было. Александр разделся по пояс и снял обувь, положил все на доски построенной попаданцами пристани, сверху автомат. Присел рядом.
  Сверху послышался все нарастающий гул. Вскинул голову, прислушиваясь. Да, точно, это не кажется! Вскочив на ноги, приставил руку козырьком к глазам, всматриваясь в небосвод. Вроде бы сегодня никто прилететь не планировал? В бездонных небесах показался стремительно увеличивающийся в размерах ярко-алый крестик летательного аппарата. На мотодельтоплан или вертолет не похоже. Что это? Аппарат еще больше приблизился и стало ясно - это самолет, только вместо колес у него поплавки.
  Сделав над лагерем круг, самолет стремительно зашел на посадку. Легко коснувшись поверхности реки, несколько раз подпрыгнул на волнах. Хрипло ревя моторами, понесся по водной глади с каждым мгновением гася бешенную скорость. Наконец неторопливо повернул к пристани, через минуту несильно ткнулся в резиновые шины, небольшая волна прокатилась по деревянному помосту. Гул двух моторов, укрепленных над крыльями умолк, аппарат устало заколыхался на волнах. На мокрый помост осторожно спрыгнул незнакомый Александру пилот и принялся крепить аппарат к пристани. За ним выбрался начальник пожарного поезда. В синей железнодорожной форме и со щегольской кобурой на боку.
  При виде Александра пожарный расплылся в дружелюбной улыбке и протянул руку. Рукопожатие было твердым, мужским.
  - Здравия желаю, - Александр неожиданно вспомнил, как зовут пожарного, и добавил, - Степан Викторович.
  - И тебе того же, старлей, смотрю, курорт тут у вас, загораете, - он указал рукой на голый торс лейтенанта.
  Почему-то это предположение показалось Александру обидным, боднув пожарного тяжелым взглядом, ответил тоном, в котором чувствовалось недовольство:
  - Между прочим, мы здесь не только загораем, но и обеспечиваем охрану разреза от кочевников.
  - Все - все, сдаюсь, старлей, не обижайся на старика, - вновь улыбнулся, шутливо вскидывая руки вверх, Степан Викторович. Несильно хлопнув по плечу Александра, направился в лагерь.
  - Слышь, браток, - окликнул Александра летчик, - куревом не богат, а то аж уши пухнут.
  - Извини, у нас с куревом положение не лучше, чем в городе, - развел руками Александр, - а сам я не курю.
  - Жаль, - летчик сморщился от досады и сглотнул слюну. Речные волны, одна за другой набегали на алые плавники гидросамолета, покачивая его им в такт.
  - Слушай, а гидросамолет откуда? Неужели наши 'кулибины и его сделали?
  - Атож! Им целый цех для работы выделили. Так это первый в серии. Будут собирать несколько. Не поверишь, среди нашего брата - летчиков уже очередь на них летать!
  Помолчали, Александр вновь поднял взгляд на собеседника:
  - Слушай, а чего это Степан Викторович к нам прилетел?
  - Ты не местный?
  Александр отрицательно покачал головой.
  - Степан Викторович у нас легенда. Сначала отряд свой вывел в лучшие в области, потом как уволился - пожарный поезд. Теперь вот мается, где руки приложить. Он у нас такой... всех под себя построит, беспокойный, словно шило в одном месте. Удивляюсь, что он в политику не лезет...Хотя, может и правильно, - непонятно было то ли с одобрением то ли с осуждением сказал летчик, - вот и к вам примчался смотреть место работы для своего бронепоезда.
  Александр недоуменно поднял брови.
  - Так ты не в курсе? А, ну да... вы же тут как в ссылке, не знаете, что в городе происходит. Значит так. Поезд его реконструировали, теперь это настоящая крепость на колесах. Вагоны и локомотив укрепили сталью, добавили бронеплатформу под установку орудий. Пожарных вооружили автоматами. Так что они теперь ужас на колесах для любой орды. И да... подчинили ему несколько бронированных летучек. Три в одном и спасатель и пожарный, и охранник железной дороги.
  Ниже по течению, там, где вскрывали почву над местом будущего угольного разреза, ослепительно блеснуло и через миг над спокойной поверхностью реки прокатился громкий раскатистый звук, больно ударил по барабанным перепонкам:
  'Бабах!'
  Звук взрыва протяжным эхом загулял по узкой речной долине. На месте взрыва поднялась сплошное облако пыли. Стая ворон с громким и недовольным карканьем сорвалась с деревьев и закружилась над долиной. Летчик резко обернулся и с растерянным видом уставился на место взрыва, затем повернулся к лейтенанту. Александр насмешливо подмигнул. На правах старожила покровительственным тоном пояснил остолбеневшему летуну:
  - Не бойся! Взрывают верхний слой почвы на месте будущего разреза.
  - Весело тут у вас, - удивленно покрутил головой летчик, махнув рукой, залез в кабину самолета.
  Нежданный посетитель улетел через пару часов. Вечером, после ужина, когда уставшие после работы рабочие, инженеры и отдыхающие караульные настроились заняться личными делами, начальник разреза собрал их на посадочной площадке. Когда подошел последний человек, он оглядел прищуренным взглядом недоумевающую толпу и объявил, что темп обустройства разреза отстает от графика железнодорожников, и городская администрация просит ускорить работы. С завтрашнего дня разрез переходит на круглосуточный режим работы. Ошарашенная толпа примолкла, переваривая неожиданное известие.
  - Ну и что теперь? - откуда-то сзади послышался истеричный басок. - Что, кончилась расейская власть и теперь можно нагибать трудяг по беспределу? День-ночь юмать, так, чтобы все соки выжать? Не... кто как хочет, а я на такой беспредел не подписывался!
  
  Юмать - работать (блатной жаргон)
  
  Александр повернулся. Тот приблатненный тип, которому он удачно подрихтовал в вертолете физиономию, возмущался решением начальника карьера. Лицо багровое от злости. Толпа работяг поддержала приблатненного дружным возмущенным гулом. Глаза Александра настороженно сузились, только бунта им хватало для полного счастья.
  Начальник карьера обвел толпу слегка ироничным и властным взглядом. Потом удовлетворенно огладив гномью бороду, поднял руку вверх. Выкрики постепенно смолкли, толпа настороженно затихла. Все взгляды скрестились на Иван Ивановиче.
  - Значит так! - произнес он, демонстративно не глядя на бузотера, - Сегодня будет еще один рейс из города, привезут дополнительно рабочих, инженеров и оборудование, так что людей нам хватит, чтобы организовать круглосуточную работу. За сменную работу будет двойная оплата. Если кого не устраивают эти условия, может на сегодняшнем вертолете возвращаться в город.
  Толпа притихла. Так, как предлагает начальник, вроде получалось неплохо. Обладатель гномьей бороды еще раз с иронией оглядел работяг, на миг остановив взгляд на крикуне:
  - Желающим разорвать контракт и улететь в город остаться, остальные могут расходиться.
  Через несколько минут примолкшая толпа исчезла, даже крикун незаметно смылся. Александр облегченно выдохнул, начальник разреза, криво усмехнувшись, ушел в палатку.
  

Глава 6

  
  У двустворчатой, обложенной медными бармами двери в светлицу истуканами замерли стрельцы. В костлявых ладонях хищно сверкали острым лезвиями массивные бердыши. Длинные алые кафтаны, лица, заросшие до глаз густыми русыми бородами - все это придавало им звероватый и в тоже время внушительный облик. В полутемном коридоре, освещенном пробивающимся сквозь похожие на бойницы окошечки светом, показался высокий, словно жердь, и худой человек в странном для России семнадцатого века костюме - начальник вновь образованного планово-промышленного управления администрации города Петр Семенович Рожковский. Лицо надменное, но, если приглядеться, в глубине глаз видна опаска. Во дворе его возвращения поджидала охрана - десять экипированных экспериментальными доспехами бойцов. Штампованные из легированной стали кирасы с наплечниками, наручи и поножи - легкий доспех, аналогичный древнеримскому, плюс морион с забралом из многослойного стекла, превращали вооруженных автоматами, пистолетами и ручными гранатами бойцов в некое подобие двуногого танка. Да, защита не абсолютная, но сильно уменьшила уязвимость бойцов, если предки поведут себя неправильно - порвут всех.
  
  Морион - шлем эпохи Ренессанса с высоким гребнем и полями, сильно загнутыми спереди и сзади
  
  Грозный вид латной пехоты города внушал надежду на безопасность посольства, но вдруг они не успеют?
  Позади посланника таинственного города с тяжелым сундуком в руках следовали двое телохранителей. Стрельцы поспешно раздвинули бердыши, украдкой пожирая неведомых пришельцев подозрительными и слегка испуганными взглядами.
  Вчера утром, на оперативке в кабинете мэра, Соловьев объявил, что пришла пора устанавливать торговые связи с Русским государством и, что оптимальным станет контакт с купцами Строгановыми. Как торговцы, они наверняка заинтересуются уникальными городскими товарами, в ответ смогут продать продовольствие, соль, льняные и конопляные ткани, смолу, поташ, деготь и канифоль. Чтобы к купчишкам ехал сам Соловьев - слишком много чести, поэтому поедет... мэр сделал поистине мхатовскую паузу, оглядывая ежащихся чиновников администрации. Задумчивый взгляд остановился на женщине - начальнике торгового управления. Он мысленно поморщился. Хотя налаживать торговлю - ее обязанность, но бабу не пошлешь к предкам, слишком опасно да не поймут они. Слишком сильны еще домостроевские порядки. Взгляд устремился дальше и остановился на Петре Семеновиче. 'Поедет начальник промышленного управления', - наконец, объявил он. Было откровенно страшно, но еще больше он боялся не выполнить указание Соловьева и с треском вылететь с волчьим билетом из администрации. На следующий день утром, мрачный Рожковский садился в вертолет.
  Рожковский зашел в просторное, залитое ровным однотонным светом из низеньких окон под сводами, помещение. Вкусно пахло свежими пирогами. С утра не евший Петр Семенович непроизвольно сглотнул голодную слюну. С любопытством осмотрелся. У бревенчатой стены, на длинном столе из крепких сосновых досок, покрытых вышитой скатертью, стояла холодная закуска: многочисленные блюда с салатами из варенных овощей с мясом и фруктами, заманчиво блестели тарелки со студнями и многочисленные пироги - постные с горохом, репой, солеными грибами, и скоромные - с зайчатиной, с мясом, с лапшой. Отдельно кувшины с иностранным вином. Словом, первая перемена блюд согласно 'Росписи к царским кушаньям'. За столом расположились именитые гости Строгановы. Слуга с большой сумкой на плече зашел следом. Положив ее на пол, низко поклонился, исчез за дверью.
  
   Роспись к царским кушаньям - одна из старейших русских кулинарных книг. (1611-1613 гг.).
  Гость (гости) - название крупных купцов до введения купеческих гильдий, иноземный купец.
  
  Прикидывая, что ждать от пришельцев, глава знаменитого рода - Григорий Дмитриевич, встретил пришельцев внимательным и напряженным взглядом. Крепкого телосложения, с по обычаю длинной, седеющей бородой, в высокой шапке, отороченной мехом черно-бурой лисицы и богатом кафтане, из-под которого выглядывала вышивка рубашки, он производил внушительное впечатление. Рядом с хозяином дома с настороженными лицами застыли его великовозрастные сыновья. Зашедшие следом телохранители поставили рядом со столом ящик и немедленно вышли. Любопытные взгляды Строгановых скользнули по поклаже и вновь устремились на посла пришельцев.
  Как себя вести во время переговоров, Рожковского проинструктировал настоятель Храма Живоначальной Троицы. Петр Семенович, первым делом размашисто перекрестился на иконы в красном углу светлицы, затем коротко кивнул поднявшимся с мест и поклонившимся хозяевам. Особо религиозным Рожковский себя не считал, хотя после Переноса, как и многие другие горожане, начал посещать церкви довольно регулярно. Деланно безразличный взгляд старшего Строганова на миг остановился на щепоти, которой крестился пришелец. На лице главы рода не дрогнул ни один мускул, лишь мысленно он сплюнул - крестился тремя перстами по никонианиновски! Но незваные пришельцы еще у крылатого корабля показали, как взрываются хитрого устройства гранаты и возможности скорострельных мушкетонов. Только после этого гости продемонстрировали образцы привезенных с собой товаров. Показанное поразило и настолько впечатлило фактически хозяев Пермского края, что они согласились выслушать пришельцев в приватной обстановке и пригласили их предводителя на пир честной в резиденцию...
  
  Мушкетон - особый род короткоствольных ружей для кавалерии или моряков.
  
  Глава рода Строгановых перебирал бусинки привезенных из святого града Иерусалима четок. По старшинству начинать разговор предстояло именно ему.
   - Гость именитый, присаживайся, отведай яств наших, - дождавшись, когда пришелец расположиться на свободном стульце, продолжил, - Все же никак не возьму в толк, откуда град взялся на берегу Вельки. Сто раз проходили там казачки, никакой город великий там не стоял!
  Русский язык семнадцатого века хотя и отличался от того, каким пользовались попаданцы, но все же вполне понятен. Рожковский досадливо нахмурил брови:
  - Григорий Дмитриевич, я же вам уже объяснял. Господь наш Вседержатель, - при этих словах посланник города повернувшись к иконам, осенил себя православным крестом, - совершил чудо, перенеся наш город в ваш мир.
  Мужчины за столом еще раз внимательно пронаблюдали, как крестился пришелец, никониан Строгановы не любили, но слишком ослепительные перспективы разворачивались перед купцами. В душах купцов алчность боролась с неприязнью к никонианам. Синхронно повернувшись к красному углу светлицы, они осенили себя крестом.
  - Ну пусть будет так, - согласно кивнул Григорий Дмитриевич, - нет ничего невозможного для Господа нашего, - вновь осенил себя крестом глава Строгановых, - Возможно и сие чудо.
  Помолчали. Надетый Рожковским под рубашку кевларовый бронежилет болезненно врезался в тело, то ли плохо подогнан, то ли мал. Но не раздеваться же, чтобы поправить! Воспользовавшись продолжительной паузой, пришелец встал из-за стола, вытащил из лежащей на полу камуфляжного цвета сумки оббитую алым бархатом коробочку, положил на стол перед Строгановыми и сел обратно.
  - Виктор Александрович, глава нашего города, жалует вас набором столовых приборов.
  В открытой коробке блеснули золотом ложки, вилки и ножи. В светлице повисла звенящая тишина. 'Неужели, это все золото', - потрясенно подумал глава рода, подарки впору царю. Несколько секунд завороженным взглядом рассматривал содержимое коробки, затем посмотрел на отвисшие челюсти сыновей. Заметив недовольный взгляд отца, младшие постарались принять безразличный вид. Старший Строганов недовольно крякнул, резким движением захлопнул коробку и придвинув ее поближе к себе. Двигалась она легко. 'Значит, не золото, но тяжелое, - понял Григорий Дмитриевич, - но почему сверкает словно золото? Непонятно.... Потом разберусь что это', - решил он. Низко наклонив голову, произнес степенно и тихо:
  - Лепо, уважили, гости дорогие. Порадовали подарком драгоценным.
  - По нраву ли тебе, Григорий Дмитриевич, наши товары? - учтиво кивнув, поинтересовался посланец города.
  Глава рода пробежался пальцами по бусинам четок, блеснул огромный зеленый камень с надетого на палец кольца. Кивнув собственным мыслям, ответил грустным тоном:
  - Привезенные тобой на дивном летучем корабле искусно сработанные кузнечные товары, хороши, особливо топоры, пилы и лопаты железные, и цены невеликие. Тебе, Петр Семенович, остается только позавидовать. Хороши мастера в вашем городе. Опять же, зеркала огромные, не хуже венецианских, искусно изукрашенные шкафы холодильные, но уж больно много просите за них, надо бы сбавить цену. Очень дорого! - глава рода Строгановых досадливо поморщился. - Ты влезь в нашу шкуру. Налоги внеси в царскую казну, работникам заплати, да еще не только воеводам, каждому дьяку посул занеси. А торговлишка совсем захирела. Как жить? А? Надо бы скидку...
  Для создания невероятной по меркам семнадцатого века новинки - газоэлектрического холодильника, попаданцы воспользовались давно известной технологией, достаточно несложной, чтобы легко воспроизводиться. Охлаждение достигалось за счет испарения аммиака из хладагента, состоящего из водорода, аммиака и воды. Горелка подогревала водно-аммиачный раствор в абсорбере, в котором за счет нагрева аммиак растворялся водой и двигался дальше по трубкам до испарителя. В испарителе аммиак выделялся из водно-аммиачной смеси, охлаждая при этом пластины испарителя, охлаждая камеры холодильника. Другим дорогостоящим новшеством стали зеркала больших размеров, до этого монопольно производимые венецианцами. Хотя стекольного завода в городе до Переноса не было, но недалеко от города находились месторождения известняков, кварцевых песков и соленые озера. Имея сырье, развернуть полукустарное производство зеркал и оконных стекол оказалось несложным. Благо специалисты, когда-то работавшие в стекольном производстве, нашлись. Долго, несмотря на литье по всем правилам на слое расплавленного олова, не удавалось добиться необходимого качества зеркал, но, наконец, и это удалось.
  Рожковский досадливо поморщился: прибедняется один из самых богатых людей в Московском царстве, ишь, какой камень блестит на руке, стоит, наверное, умопомрачительных денег. Но коммерция - это не его стезя, даже торговаться на базаре он доверял жене. Благо в помощь ему дали профессионала - представителя торгового управления администрации.
  - Со мной прилетел Петр Соломонович, это он показывал вам товары, все разговоры о скидках по ценам - это с ним.
  Григорий Дмитриевич недоуменно поднял брови:
  - Жидовин что ли?
  Рожковский вспомнил слегка навыкат глаза Петра Соломоновича, в которых казалось, отражались все страдания его народа:
  - Наверное, я точно не знаю, - посланец города нервно щелкнул суставами пальцев.
  Глава рода Строгановых недовольно искривил губы ноздри чуть раздулись. Московские цари с подозрением относились к евреям, славившимся склонностью к торговле и, не позволяли им селиться на русских землях. Мало того, что пришелец проклятый никонианин, так еще и нехристя притащил. Такой партнер для торговли Григория Дмитриевича не радовал.
  Глава рода задумчиво погладил бороду, но не успел он что-либо спросить, как в разговор вмешался до этого молчавший старший из сыновей:
  - Летучий корабль продадите? - быстро и энергично произнес он и уперся испытывающим взглядом в лицо пришельца, - за него никакие деньги не пожалеем!
  Посланец города сделал паузу, стараясь получше подобрать слова и откинулся на спинку кресла:
  - Нет, этого мы продать вам не сможем. Возможно, когда-нибудь позже. Воздушные корабли очень сложны в изготовлении и управлении, их у нас у самих немного.
  - Жаль, жаль, - покрутил головой наследник именитого купеческого рода, кривовато улыбаясь, - а говорите, что вы друзья и нам, и царству Русскому.
  Нервным движением посланец города вытащил платок и торопливо вытер потный лоб, щелкнул суставами пальцев. Как-то не очень хорошо идут переговоры. Такого агрессивного напора он от Строгановых не ожидал.
  Старший Строганов скривился и бросил недовольный взгляд на отпрыска. Не гоже, когда сын поперек отца слово молвит. Кашлянув, чтобы привлечь внимание, он вновь вступил в беседу:
  - А мушкетоны скорострельные продадите и брони, какие на стрельцах ваших?
  'Хотя бы здесь не полностью отказываем', - подумал посланец города и откликнулся с небольшой заминкой:
  - Скорострельные продать не сможем, но мушкеты вскоре начнем продавать столько, сколько вам понадобиться. По качеству они будут гораздо лучше, чем у свейских, галантских и аглицких немцев, но вполовину дешевле, то же и по доспехам. Летать сюда снова на вертолете дорого, так что ждем вас к нам на ярмарку.
  Григорий Дмитриевич задумался, продолжая машинально перебирать бусинки четок. Жаль, конечно, что пришельцы не согласны продать летучий корабль и скорострельное оружие. Царевна Софья как раз готовила новый поход на Крым, так что если поклониться ей скорострельным оружием, то ее благодарность была бы гарантирована. Говорят, есть на Урале гора магнитная, царевна охотно пожаловала бы землицей вокруг нее. Поставить там доменные печи, железа можно будет выплавлять очень много. А его на Руси мало, и потому оно очень дорого и прибыль обещала давать колоссальную. Впрочем, даже та партия товаров, которую пришельцы привезли для показа, при перепродаже обещала гигантские барыши. А когда запахло хорошей прибылью, то неважно, как крестятся партнеры, купец способен пойти на очень многое...
  Григорий Дмитриевич внимательно посмотрел на собеседника, потом, наконец, прервав молчание пообещал:
  - Приедем. А что возьмете в обмен на товары свои, кроме злата-серебра?
  - Нужны шкуры и шерсть, интересуют поставки соли и серы.
  При этих словах Строгановы переглянулись, уж чего-чего, а соли у поднявшихся на соледобыче купцов полные склады, а опустеют, то недолго еще добыть. Между тем посланец города продолжал:
  - Еще нужны ткани, деготь, смола, нефть, купим олово, свинец, медь.
  - Это возможно, а что такое эта твоя нефть?
  - Черная горючая жидкость, вытекающая из земли, ее еще персы привозят, есть она и на русской земле.
  - Ну коль есть она в русской земле, то покажите, где она вытекает, привезем ее тебе.
  Прошло три необычно теплых и солнечных для Южного Урала дня. Посольство попаданцев в Московское царство к купцам Строгановым благополучно вернулось назад, привезя в полностью забитой паллетами грузовой кабине вертолета МИ-26 холщовые мешки с солью, огромные связки выделанной кожи, меха и немного слитков меди, свинца и олова. С цветными металлами в русском царстве семнадцатого века было плохо, в основном импортные, и потому дорогие. Отдельно в пилотской кабине лежал неподъемной тяжести мешок с серебряными монетами - плата за изделия городской промышленности. Деньги предназначались на закупку у иноземных торговцев товаров, необходимых попаданцам. Теперь ход за купцами Строгановыми, оставалось ожидать прибытия русского торгового каравана.
  Город жил и приспосабливался. Неплохими темпами развивалось городское производство. Прибыл очередной автомобильный караван с грузом добытой на озерах, расположенных всего в полусотне километров севернее города, соли. Для добычи и доставки соли наняли местных башкир и население двух недавно появившихся в тех местах русских острогов. Соль, кроме использования в пищу и в качестве консервирующего средства, служила исходным сырьем для выработки кальцинированной соды, хлора, хлорной извести, каустической соды и в производстве десятков других веществ и материалов.
   С ближайшими к городу хроноаборигенами после нескольких стычек установились неплохие отношения. За забором торгового поселения продолжал разрастаться 'Шанхай' из прибившихся к попаданцам башкир, русских и представителей других племен. Каждый день в нем появлялись новые люди, ставились не только временные юрты, шатры, возводились круглогодичные жилища - глинобитные дома и деревянные избы. Если говорить о взрослых аборигенах, то вряд ли они могли интегрироваться в общество попаданцев, а вот их дети, которых администрация обязала ходить в открытую на территории торгового поселения школу, могли в будущем претендовать на статус полноправного горожанина.
  За Велькой, на территории заброшенного завода, заработала экспериментальная мартеновская печь, что резко снизило нагрузку на электропечь моторного завода. Сырье, пока не пошли железо и сталь от создаваемого металлургического кластера в районе Магнитки, давали городская свалка и пункты металлоприемки. Рядом с печью задымили трубами небольшой цементный заводик и кирпичное производство. Хотя степень механизации на них оставалась весьма низкой, первоначальные потребности города в строительных материалах они закрыли.
  Жизнь горожан продолжала стремительно меняться. По телевидению объявили, что запасов реагентов для очистки воды на очистной станции водоканала хватит на три-четыре недели. Ее продолжат хлорировать и фильтровать, но для питья она станет непригодной. В ожидании этого момента коммунальные службы экстренно рыли и обустраивали по несколько колодцев в каждом городском районе.
  Горожане очень по-разному приняли изменения и, у многих были к этому очень весомые основания. Помимо карточной системы, ее большинство считало необходимым злом, людей страшно злило распределение дефицитных лекарств, которые в ближайшем будущем город не сможет производить, прежде всего антибиотиков и инсулина. Их распределяли 'нужным' людям: ученым, промышленникам, рабочим дефицитных профессий и приближенным к администрации. Это обернулось валом смертей среди пенсионеров и тяжелобольных людей. Бывшие мелкие бизнесмены тоже были недовольны - они в один миг стали из почти хозяев жизни простыми рабочими или крестьянами. Многочисленные магазины, ларьки вынужденно закрылись, а их хозяева и продавцы пришлось утраиваться на, появившиеся словно грибы после дождя, заводы, фабрики и новые сельскохозяйственные предприятия: от животноводческих ферм до тепличных хозяйств. Город подспудно кипел словно котел с неисправным манометром. Взорвется и разнесет все вокруг или пронесет? Никто не знал...
  Регулировщица, так называли женщину горожане, была сумасшедшей. Говорили, что в юности у нее с головой было все в порядке. Была семья, дети. Никто, кроме психиатров, не знал, какое событие привело к тому, что ее разум утонул в пучине безумия, но однажды горожане увидели на обочине дороги женскую фигуру, одетую в по-цыгански длинную, но опрятную юбку, с немного скуластым татарским лицом, суматошно размахивающую руками и карикатурно подражающую действиям полицейского-регулировщика. Из-за этой фобии она и получила прозвище. Горожане успели привыкнуть к регулировщице, машины мчались по улицам, не обращая на нее внимания. Лишь изредка кто-нибудь из водителей нажимал на автомобильный сигнал, и тогда раскатистый звук пролетал по улицам города, а женщина безмятежно улыбалась. Никто и никогда не видел ее агрессивной, так что даже дети подходили к ней без боязни. У женщины всегда находилась горсть конфеток для угощения.
  Беспощадное полуденное солнце, нависло над городом, палило не по-детски. С запада летели косматые тучи. В переулках, впадающих в центральную площадь, сгущались иссиню-черные тени. Лужи на площади, после ночного дождя, на глазах исчезали, почти ощутимо парили. Вокруг никого, словно город вымер. Лишь изредка промелькнет прохожий или машина и опять тишина. Даже ветер притаился, словно в испуге.
  Перед парадным входом в свежевыкрашенное в кроваво-красный цвет здание, построенного еще в девятнадцатом веке, много лет служившее пристанищем городской администрации привычно скучали два автоматчика в серой форме национальной гвардии. До конца смены оставался еще час. Один из гвардейцев скорчил страдальческую гримасу - форменный ботинок ощутимо давил. Он наклонился и ослабил шнурки. Вроде стало легче. 'Дурак! Говорила же мама, разноси вначале! Страдай теперь!'
  Когда он выпрямился, перед ним стояла женщина в темной и грязной одежде. На мертвенно-бледном, в подтеках высохшей грязи, лице женщины лежал отпечаток безумия, и одновременно выражение усталой обреченности. Она что-то тихо бормотала под нос и не отводила взгляд от закрытых дверей.
  Охранник вздрогнул и невольно скосил взгляд направо и налево. Только что никого не было! Он мог мамой поклясться в этом! Она что перенеслась сюда?
  Лишь через миг он ее узнал. Да это же регулировщица! Мужчина облегченно выдохнул. Ну надо же! Привидится всякая чушь!
  
  - Ты чего это? - спросил он, но женщина не ответила, а начала вначале медленно, затем все быстрее крутиться вокруг себя, подобно турецкому дервишу, исполняющему ритуальный танец. Ошарашенные охранники замерли. С одной стороны, регулировщица тихая сумасшедшая, а танцевать перед администрацией никто не запрещал. С другой стороны, несколько дней тому назад неизвестные развесили по городу листовки с призывами к вооруженному восстанию против тирании Соловьева. После этого коммунальщики до вечера срывали с заборов прокламации. Кто это сделал, сколько полицейские не искали, но так и не нашли. После этого национальных гвардейцев на случай волнений населения застращали и заинструктировали до слез.
  Охранники так и не решили, как поступить, как регулировщица рухнула на асфальт.
  - Ааааа! -в мелкие клочья разрывая тишину, громко и страшно закричала - завыла женщина, так, что пронзительный звук был слышен в самых дальних уголках площади. Несколько ворон с карканьем сорвались с деревьев и закружились над валяющейся в луже женщиной. Гулкое эхо загуляло по площади:
  - Ааааа....
  Случайные прохожие оборачивались, закрываясь рукой от солнца, рассматривали что происходит перед входом в администрацию.
  - Ты, это, - неуверенно сказал один из охранников, - давай прекращай, не положено тут, но регулировщица никак на него не прореагировала.
  Несколько человек остановились, неуверенным шагом направились к регулировщице.
  Женщина затихла, жалобно всхлипнула напоследок и медленно поднялась. Лицо ее в подтеках от грязи и непрерывно льющихся слез производило ужасное и дикое впечатление, ничем не напоминая прежнюю тихую городскую сумасшедшую. Повернувшись к постепенно густеющей толпе вокруг, она обвела безумным взглядом людей, подняла вверх сухенькие кулачки. 'Ой!' - громко воскликнула маленькая, опрятная старушка, стоявшая в первом ряду, и прикрыла ладошкой в черной перчатке рот. Только что площадь пустовала, а вот уже около администрации множество людей, в основном по случаю рабочего времени любопытствующих стариков и детей. Проезжие машины на миг притормаживали, чтобы разглядеть сборище, затем мчались дальше.
  Автоматчики застыли в нерешительности. С одной стороны, происходило явное нарушение порядка, с другой, их задача - охранять вход в администрацию, а на него никто не покушался.
  - Придут, - промолвила сумасшедшая, делая странные пассы руками, - Придут! Повторила, точнее проорала изо всех сил, так что гулкое эхо загуляло по площади, отражаясь от невысоких зданий на противоположной стороне. Волосы всклокочены, глаза горели дьявольским, фанатичным огнем достойным самого Фомы Аквитанского (около 390 - около 460 гг.) - святой, проповедник, богослов и историк родом из римской провинции Аквитания (на границе Галлии с Испанией).
  - Злая вода обрушится на город, за ним с неба падут огненные вихри, голод и мор, - продолжала громко и страстно вещать сумасшедшая, в дикой ярости тряся сухенькими кулаками над головой.
  В толпе - мертвая тишина. Слышались только истеричные крики 'пророчицы' и шум пролетающих мимо автомобилей. Несколько старух, с испуганными лицами, лихорадочно омахивали себя крестом. Сердца многих, слишком многих, сжимались от ужаса: неужели устами этой женщины с ними говорит Всевышний, неужели это правда? Регулировщица еще несколько минут красочно описывала предстоящие городу несчастья, и люди не выдержали. В ее голосе было столько убежденности в собственной правоте, что не поверить ей было невозможно.
  Потемнело. Грозные зловещие тучи закрыли пламенный шар солнца. В глазах людей, один за другим, загорался огонек безумия. Сам факт необъяснимого с точки зрения науки Переноса, расставание с жившими в России родственниками и друзьями, житейские трудности, надломили психику слишком многих и толкнули, с одной стороны, в объятия церкви. Множество неверующих или лишь считающихся православными повернулись лицом к церкви. О причинах Переноса возможно лишь гадать, но версия о том, что это Божья Воля, была самой популярной. А с другой стороны - сделали людей легко внушаемыми.
  В окне на втором этаже, там, где находился кабинет Соловьева, мелькнуло бледное лицо и исчезло. Горожане все продолжали и продолжали подходить.
  - Городу недолго стоять! Ибо погряз он в грехах тяжких и блуде! И корысти! - продолжала сурово и громко вещать безумная пророчица, от внимания множества столпившихся вокруг людей наливаясь внезапным вдохновением.
  Тяжелый взгляд ее словно поджигал толпу, готовую внимать каждому слову самозванной пророчицы.
  - Это он виноват в Божьем гневе, Соловьев, антихристов приспешник, - указующий перст показал на второй этаж администрации, где размещался кабинет мэра.
  Взволнованная толпа безмолвно смотрела на пророчицу, лишь черные, как грех, вороны продолжали кружиться над людьми, громко зловеще крича.
   - Быть городу пусту! Быть пусту, быть пусту! К черту в Преисподнюю провалится! Как появился, так и сгинет! И место его не найдут, окаянного!
  Слушатели волновались, бросая гневные взгляды на администрацию, то и дело раздавались то мужские, то женские истеричные голоса:
  'Спасите нас! Покарать отступников! Смерть Соловьеву!'
  Возгласы становились все громче, стали плакать дети, и, наконец, тяжело хлопнула, массивная дверь администрации. Люди обернуться на шум. Выскочивший начальник национальной гвардии, на миг замер, оглядывая толпу. Потом повернулся к караульным на входе и яростно проорал что-то гневное, но неслышное за беспорядочным шумом толпы. За охрану здания администрации и мэра отвечала не полиция, а он. Затем решительно кинулся в плотное скопище вокруг новоявленной пророчицы, но люди не расступились и не пропустили к новоявленной мессии. Наоборот, послышался многоголосый возмущенный ор, замелькали предусмотрительно взятые зонтики. Пророчица продолжила вдохновенно вещать. Автоматчики ожили, скинув оружие с плеча, ринулись вслед за начальником в толпу. Несколько выскочивших из здания национальных гвардейцев бросились им помогать. Трехэтажный мат, отчаянные крики. Свалка.
  'Бах' - раздался гулкий пистолетный выстрел, загуляв долгим раскатистым эхом над площадью. Никто не успел понять, что это, как вслед за выстрелом, автоматная очередь громом ударила по барабанным перепонкам:
  'Трататах!'
  - Аааааа! - убили, - полетел над площадью пронзительный и одновременно жуткий женский крик. Настроение моментально изменилось из агрессивного на дикую панику, толпа распалась. Голося так, что резало уши, старики, старухи, дети испуганными мышками помчались, сталкиваясь, спотыкаясь и падая на асфальт, с площади прочь. Вновь поднимались, все в грязи, бежали прочь. Прошли считанные секунды, и площадь обезлюдела. Перед дверью администрации осталась небольшая кучка растерянных и молчаливых людей в форме национальных гвардейцев с опущенными стволами вниз автоматами в руках. На асфальте валялись брошенные зонтики и сумочки.
  Недвижное тело доморощенной пророчицы лежало в луже в десятке шагов от входа в администрацию. Застывшие глаза недоуменно уставились в нахмуренное небо, лишь на востоке, из прорыва в тучах, выглядывал ультрамариновый, политый косым солнцем клочок неба. На блузке набухала темная клякса. Кровь стекала в лужу, розовыми ручейками постепенно растворяясь и тая, рядом блестел вороненой сталью ствола переделанный из газового в боевой пистолет. Начальник гвардейцев присел рядом, осторожно приставил два пальца к шее, тщетно - женщина мертва. Досадливо крякнув, поднялся под вопросительными и умоляющими взглядами подчиненных, но лишь отрицательно покачал головой. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Он готов голову дать на отсечение, его люди не стреляли из пистолета, а автоматную очередь дали вверх!
  В противоположном углу площади, откуда открывался прекрасный вид на двухэтажное здание администрации, но густые тени от деревьев не позволяли ничего рассмотреть, таился автомобиль с затонированными стеклами. В глубине салона угадывался человеческий силуэт и светился огонек сигареты. Когда площадь опустела, стекло с водительской стороны поползло вниз, дымящийся бычок огненным светлячком вылетел на асфальт. Еле слышно загудел мощный двигатель, автомобиль неторопливо сдал назад и вывернул на соседнюю улицу.
  ***
  Великая Степь - колыбель, выплескивающая на просторы Евразии молодых и жадных до славы и добычи кочевых народов, простиралась на юг до жарких пустынь Хивы, гор Копетдага. Велика она и простирается на многие недели пути. Караван, вышедший от северных отрогов Южного Урала по весенней степи, густо покрытой кровавыми точками цветущих тюльпанов, переступит стены древних городов Средней Азии, только через многие недели пути, когда беспощадное солнце превратит степи в высушенное преддверие ада.
  Весна в степи - лучшее время. Еще нет летней, удушливой жары. Вольный ветер катил по степи неспешные травяные волны, переходя от бледно-зеленых в сиренево-фиолетовые, подобные тем, что гуляли по настоящему океану. На ярко-голубом небе, немного ниже яростно пылавшего золотого круга солнца, неподвижно висели ястребы, распластав крылья и устремив взгляд в траву. Ветерок с юга гнал черную, перистую тучу. Воздух наполнен тысячами птичьих свистов и криков, тоскливо, мертвенно пахли подсыхающие на жарком солнце травы. На сотни километров ни следа присутствия цивилизации, только на одиноком холме вонзался в чрево неба шпиль сторожевой вышки. У ее подножия застыли два багги, несколько человек вокруг занимались своими делами.
  Александр развалился на заднем сиденье автомобиля. Со смутной печалью во взгляде ковырял в зубах соломинках, рассматривая успевшую изрядно надоесть картину весенней степи. Очередную проверку часовых он совместил с доставкой им обеда.
  Дзинь - звонко пролетело что-то над ухом. Непроизвольно вздрогнув, Александр обернулся. Водитель нал пустую консервную банку, словно настоящий футбольный мяч, по утоптанной солдатскими ботинками площадке вокруг вышки.
  Дзинь - банка влетела в образованные столбами, на которых покоилась сторожевая вышка импровизированные ворота, блестящей молнией промелькнув мимо гордого, словно вырубленного топором лица рядового Магомедова. Привалившись к столбу спиной, тот энергично работал ложкой над котелком с супом. Банка скатилась вниз по пологому склону и потерялась в ковыльных зарослях внизу.
  Кавказец стремительно покраснел.
  - Э! - крикнул с легким кавказским акцентом и отложил в сторону котелок с - Я тут хаваю! Петров, ты что, не видишь? Чуть не поперхнулся из-за тебя!
   - Да что тебе сделается? Ты же в бронежилете, - схохмил водитель, но, глядя на еще больше побагровевшего кавказца, повинился, - Извини, я уже понял, что у вас в Махачкале за такое морду бьют! - и сделал такое сконфуженное лицо, что дальнейшие ругательства застряли у аварца в глотке.
  А насмешник не унимался:
  - Особенно на улице Хизроева...
  Магомедов на миг воздел глаза к небу и безнадежно махнул рукой. Дескать, что с дурака возьмешь. Кавказец пододвинул назад котелок и с удвоенной силой замелькал ложкой.
  - Сибгатуллин, - крикнул Александр караульному на вершине вышки, - поел? Пора ехать, хорош копаться словно в ресторане! Забирайте кашу, и поехали.
  - Нет еще! - раздалось в ответ.
   - Кашу? - заинтересованно поднял голову от котелка Магомедов. - Что, правда? А какую?
   - Гречневую, - усмехнулся Александр.
   - Я сейчас, уже заканчиваю, - раздался гулкий голос с вершины сторожевой башни.
   - Ваха, ты особо не рассчитывай на кашу, там больше мяса, чем той гречки, - откликнулся водитель, криво ухмыляясь
   - Аааа, - разочарованно протянул кавказец.
  И столько было в его лице искреннего разочарования в лице сто Александр чуть не расхохотался.
  Поднявшись на ноги, Магомедов отряхнулся и подошел к автомобилю.
   - Санек, насыпай... эту кашу, - попросил водителя, протягивая пустой котелок.
   - Тащ. старший лейтенант! - громом среди ясного неба прозвучал тревожный крик караульного, - Всадники, - голос дрогнул, - Много, тысячи, сюда скачут! С оружием.
   От неожиданности все замерли на месте. Стала слышнее скрипучая, привычная музыка кузнечиков и сверчков. Вылезя из нор, суслики оглашали степь свистом. Природе и дела нет до глупых разборок людей, почему-то считающих себя разумными...
  - Ни хрена себе каламбурчик... - хрипло произнес Александр. 'Вот и соседи из Казахстана появились и, вряд ли с дружественными намерениями'. Он не считал себя слабонервным человеком - стрелял. В него стреляли, видел погибших, но сейчас его затрясло, но скорее от возбуждения, чем от страха. Так волнуется рожденный для битв волкодав перед первым боем. Подождав секунду и, вновь обретя утраченное самообладание, произнес нарочито спокойным голосом:
  - Сейчас поднимусь, разберемся что там за гости.
  Впрыгнул из машины, стремительно прошел к вышке, взлетел по скрипучей лестнице наверх, в кабину.
  На шее караульного болтался бинокль, взгляд ошарашенный.
   - Тащ. старший лейтенант! Это что, война с местными? - спросил быстро и громогласно, от возбуждения сверкая глазами.
  - Дай бинокль! - протягивая руку произнес Александр, - Где противник?
  Солдат ткнул в сторону юга.
  В трех километрах от вышки, из-за неприметного холма, каких в степи тысячи, выплескивалось на равнину что-то черное, но подробности не различишь, слишком далеко. Привалившись к стенке кабины, поглядел в бинокль: в оружьях стекол виднелась плотная толпа всадников, в клубах степной пыли, бодро рысивших к вышке. Железом и сталью сверкали доспехи и наконечники поднятых вверх копий. Рты раскрыты в неслышных, но, несомненно, угрожающих воплях. Александр перевел бинокль дальше. На горизонте - густые толпы всадников, гораздо многочисленнее чем первая группа. Тысячи, тысячи и тысячи. А попаданцев на карьере всего несколько десятков. Хватит ли у них сил, чтобы продержаться до получения помощи из города? Перед внутренним взглядом появились окровавленные тела кочевников на окраине туземной деревни. Неужели и он будет так лежать, никому не нужный и забытый?
  Страх ледяной рукой сжал горло, и тут же жгучая волна злости горячей волной смыла его в самые дальние глубины души. Адреналин яростно заклокотал в венах. Гадюками на скулах молодого офицера загуляли желваки. Ты искал шанс отличиться? Вот он! На губах офицера появилась злобная усмешка. Драка? Пусть будет драка! Ты же этого хотел: проверит себя в деле, тот, первый бой в деревне не в счет! Тогда он лишь следовал за ситуацией.
  Александр посмотрел на передовую группу конников, часть приняла правее, в сторону брода. 'Это уже опасно. Отрежут от лагеря и рано или поздно посекут стрелами. К тому же играть в Робин Гуда комбат запретил. Все, уходим в лагерь. Главное, все сделать правильно...'
   - Уходим! - приложив руки ко рту крикнул вниз Александр. Подождав, пока караульный окажется на земле, схватился за периллы. От скоростного спуска сердце рухнуло вниз, как в далеком детстве, когда Александр в родном городке слетал по ледяной горке к замерзшей реке.
  Порядок действий при приближении противника тренировался многократно. Солдаты уже в азартно урчавших двигателями машинах. Ждали только командира. Едва Александр запрыгнул в багги, автомобили понеслись к подножию холма. Свежий, напоенный ядреным запахом степных трав ветер, ударил в лицо, норовя сбросить с багги все плохо закрепленное.
  Спустившись с холма, багги яростно взревели моторами, пробуксовали в песке и, добавили газу. На лицах попаданцев нешуточный азарт. Война, испытания в охотку и удовольствие. Рукава закатаны до локтей, воротники расстегнуты. Где вы кочевники? Только попадитесь - покрошим в капусту! Машины запрыгали по разнотравью. Мчалась навстречу алые маки, превращавшие весеннюю степь во что-то сказочное. Только непонятно, сказку с добрым концом или кровожадное фэнтези.
  Йес! - согнул руку в залихватском жесте Александр. Его переполняла хищная радость от осознания самого факта, что он смог предугадать действия кочевников.
  Вытащил из разгрузки рацию, вызвал лагерь.
  Оповестив о нападении, приказал провести срочную эвакуацию и запросить помощь у города.
  - Езжай к броду! - прикоснулся к плечу водителя, тот молча наклонил голову.
  Короткая кавалькада автомобилей, выглядевших футуристично даже для привычного ко всему двадцать первого века, стремительно неслась по майской степи. Молодой офицер обернулся назад. У холма замелькали всадники, лошади вставали на дыбы, бесились, сбрасывали недоумевающих наездников на землю. На земле образовалась куча - мала из лошадей и наездников. По губам Александра промелькнула мстительная улыбка - не зря захватил с собой несколько бухт колючей проволоки. А вот нечего соваться туда, где не знаете безопасной дороги, жаль, что обещанных мин не успели подвести. Промышленность города изготовила экспериментальную партию противопехотных мин, на взрыватели пошли капсюли-детонаторы, еще из двадцать первого века. Если мелкосерийные партии порохов и бризантной взрывчатки получить удалось, то с производством инициирующих взрывчатых веществ, на основе азида свинца и гремучей ртути, химики еще продолжали экспериментировать.
  Они уже подъезжали к реке, когда из неглубокой котловины, более всего напомнившей формой суповую тарелку выскочили всадники. Расстояние метров пятьдесят.
  Александр похолодел. Пахнуло опасностью, даже не опасностью - смертью!
  Руки действовали сами, на одних вбитых в подкорку рефлексах.
  'Трата-та-та', - длинная, патронов на тридцать, очередь почти в упор прошла по толпе, вышибая из седел, поднимая на дыбы ржущих в испуге лошадей.
  Потом начал бить прицельно, по несколько патронов.
  'Тратата', - грохотал позади автомат Магомедова.
  Под дикое ржание и людские крики мгновенно возник завал из бьющихся в агонии лошадей, раненых и убитых людей. И, конечно, растерянность, паника - все, спрессованное в мгновения.
   Передние всадники еще падали в траву, а задние уже пытались под пулями развернуться, но ни времени, ни простора для маневра у них не оказалось.
  'Вжик!' -просвистело над ухом, щеку обдало холодком. Из пола торчало и еще хищно трепетало белоснежное оперение стрелы. Длинные казахские стрелы с тяжелыми наконечниками способны пробить насквозь тело врага, одетого в броню, или сорвать с седла тежелобронированного рыцаря. Хотя броню двадцать первого века пробьют едва ли. Острый укол страха на мгновение кольнул и тут же пропал смытый досадой на собственную трусость и вспышкой ненависти.
  Звонко щелкнул, отсоединяясь, магазин автомата, Александр торопливо нащупал новый, вставив в ствольную коробку, передернул затвор.
  'Тра-та, Тра-та' - вновь загрохотал автомат.
  И вдруг стрелять стало не в кого. Бьющиеся в агонии людские тела и конские туши, лежащие по одному и грудами. Несколько счастливчиков, нахлестывая коней, скрылись за холмом.
  Меньше чем за минуту попаданцы расстрелял по несколько магазинов.
  Александр повернулся. Магомедов, оскалив зубы, словно разъяренный алабай, проорал со слегка гортанным акцентом:
  - Получили, бычье!
  Стрелы кочевников и его и водителя не задели. 'Молодец, чертяка аварский, - с невольной симпатией подумал офицер. После боя с грабителями Селинного, солдат искренне уважал своего командира и готов был с ним хоть в огонь, хоть в воду.
  'Отбились! И он жив!' - нахлынуло такое острое, кристально-чистое счастье, что Александр едва не заорал от переполнявших его эмоций.
  Был ли у кочевников шанс? Безусловно был! Полсотни тугих монгольских луков способны за минуту сотни стрел. Нашпигуют как ежиков иголками и скажут, что так и было! Их подвело то, что не ожидали увидеть врагов и луки лежали в налуче а автоматы - вот они в руках. В любых других условиях багги если бы и прорвались, то с потерями.
  - Прекратить огонь, ходу! - произнес Александр в микрофон рации.
   Влажный ветерок принес запахи близкой реки: тины и пряный дух рыбы. Дорога вильнула - начался пробитый бульдозером спуск к реке, путь крутой и опасный, так что водителю волей-неволей пришлось сбавить скорость. Кавалькада спускалась меж вековых, смыкавшихся в вышине огромных деревьев, показался берег: заросли камыша, зеленая, извилистая кайма тины. На другом берегу деревянные стены свежесрубленного форта попаданцев, над воротами на порывистом ветру плескался бело-сине-красный, российский флаг. Напротив него был брод. Здесь самое опасное место. Если кочевники выставили здесь засаду, попаданцам несдобровать! Александр развернулся назад и взял под прицел росшие на спуске в широкую речную долину раскидистые деревья. Один за другим автомобили въехали в реку, помчались, разбрызгивая мелкие капли сверкающей на солнце алмазами, воду.
   Кортеж успел добраться до середины, когда вверху снова замельтешили всадники в халатах, но спуститься вниз вслед за попаданцами враги не рискнули. Стрелы взмыли вверх с громким плеском падали навесом в воду. Александр сморщился от досады. кочевников прикрывали стволы деревьев. Им стрелять удобнее, сверху вниз, в отличие от попаданцев, вынужденных стрелять круто вверх, да еще и с ежесекундно подбрасывающего, подобно норовистой кобыле, автомобиля. Александр выцелил одетую в серый халат фигуру.
  'Тра - та - та', - расцвел на секунду огненный цветок на конце ствола. Попал - не попал, за деревьями не видно.
  Офицер торопливо перевел прицел на следующего врага. Краем уха уловил грохот выстрелов со стен форта. Бойцы прикрывали бросок товарищей.
  'Тра - та - та', - вновь грохотнула короткая очередь автомата молодого офицера.
  Багги вырвались из реки, натужено ревя двигателями, понеслись вверх по крутому склону. Александра прижало вниз, но он продолжал стрелять короткими очередями по мельтешившим на другой стороне кочевникам. Стрелы с противным свистом вонзались в землю.
  Автомобиль завернул за поворот, стены форта исчезли за поворотом и только приближающиеся звуки выстрелов подсказывали - спасение близко. Наконец, машины поднялись на такую высоту, что стрелы перестали долетать до попаданцев. Считанные секунды и тяжелые деревянные ворота форта медленно открылись. Защитники на стенах, не только солдаты, но и добровольцы - вооруженные рабочие, разразились ликующими криками, тяжелые деревянные ворота медленно открылись, автомобили въехали на территорию форта и затормозили перед линией палаток. Александр снял каску, рука провела по вспотевшим, словно после марш - броска, волосам. Запоздало затрясло от выплеснувшего в кровь адреналина. Но форс дороже всего! Правая рука согнулась в локте:
   - Йес!
  Он соскочил на землю и повернулся к автомобилю подчиненных, и словно мороз пробежал по коже. Водитель второго багги - Сибгатуллин, с ужасом во взгляде смотрел на пассажира - стрелка. Неподвижный взгляд направлен куда-то вдаль, из подключичной впадины в узком, не прикрытом бронником промежутке, на две трети длины войдя в тело, торчало древко стрелы. По старой, почти до белизны застиранной форменной куртке, расплылось тусклое, мокрое пятно. Магомедов мертв, мертвее не бывает. Попади стрела парой сантиметров в сторону, то, скорее всего, не пробила бы металл бронника, но судьба полностью израсходовала лимит везения солдата. Внутри Александра словно оборвалась невидимая гитарная струна. 'Доигрался, стратег я хренов, не уберег бойца. Все-таки добили аборигены Магомедова'.
  Ликующие крики смолкли, тишину нарушали лишь звуки работающих на холостом ходу двигателей. Тяжелым шагом подошел к погибшему, ладонь закрыла глаза. Судорожно сглотнул слюну. Подошел Иван Иванович, слегка хлопнул, выражая сочувствие, офицера по плечу и молчаливой глыбой застыл рядом.
  Александр медленно подошел к погибшему, закрыл глаза. Со скорбью смотрел на побелевшее лицо. Перед мысленным взглядом молодого офицера стремительно пролетели месяцы совместной службы. Бывало разное, но, в сущности, неплохой парень, смелый, верный, и если и были у него 'кавказские закидоны', то совсем немного.
  - Прощай... вац (брат по-аварски), - тихо прошептали губы.
  Подбежал штатный медик: мужчина с курчавой шевелюрой и повязкой с красным крестом.
  - Разберитесь... - не глядя ему, а глаза произнес Александр и тяжелым шагом направился к палаткам. Дел много. Горевать и переживать станем, когда победим - в условиях осады власть в поселке менялась, главным становился Александр.
  - Дежурный! - выплескивая боль и ярость наружу рявкнул молодой офицер. - Ко мне!
  К нему подбежал дежурный - сержант Тихонов, с растерянно-бледным лицом замер перед телом погибшего товарища. После начальственного рыка опомнился и довольно связно доложил, что все рабочие и солдаты охраны эвакуировались в форт, успели эвакуировать даже большую часть техники с разреза. Из города пришло сообщение, что помощь придет в течение часа - полутора.
  Александр распорядился унести погибшего, сам, подхватив автомат, отправился на стену. В сторону реки сотня метров безлесного пространства заканчивались крутым спуском, внизу, изгибаясь и взблескивая под беспощадным, яростным казахстанским солнцем ослепительными искрами, застыла река. За ней заросший высокими и раскидистыми соснами противоположный берег. Просто идиллия! Если бы не парочка трупов в грязных халатах на галечном пляже, да бьющаяся в агонии лошадь, то можно подумать, что никакого набега нет. Рядом с гладкоствольной 'Сайгой' в руках занял позицию тот самый мерзавец, с которым у Александра была стычка. Офицер угрюмо покосился, но промолчал.
  Солнце зашло в облака и словно воспламенило их, словно окрасило в кровавый цвет. Тишина, чирикают беззаботные птицы, да парит в высоком небе степной стервятник. 'Что они намереваются предпринять? - с беспокойством думал молодой офицер, - хотя какая разница! Скоро придет помощь от города и, уже мы продиктуем условия!' Возможная атака форта со стороны брода Александра не беспокоила. Пара сотен метров под кинжальным огнем тридцати автоматов и гладкостволов рабочих на узком броде остановит орду любого размера.
  Слуги проворно расстелили на лесной подстилке ковер, сложив руки крестом на груди, отошли назад. Тауке-хан - повелитель всех казахов, грузно опустился на ковер и сел по-турецки. Рука протянулась в сторону свиты, султан Ералы с почтением вложил в ладонь подзорную трубу и с поклоном отступил в сторону.
  - Приступайте, - произнес хан, поднес трубу к глазам и застыл загадочным степным божком.
  Тревожные, резкие звуки: заунывный вой среднеазиатских труб - сигнал к бою, раскатился над речной долиной. Они плыли и плыли в теплом, прозрачном воздухе, пока с другой стороны реки не откликнулось звонкое эхо. И все пришло в движение. Среди высоких деревьев на беззаконно захваченном урусами берегу замелькали маленькие фигуры пеших лучников. Не меньше нескольких сотен их перебрались через неширокую реку где-то поблизости, за пределами видимости со стен форта попаданцев. Для переправы через реку кочевники использовали традиционные подручные средства: плоты салы из камыша и тальника, надутые бычьи желудки или высушенные тыквы. Неровный ряд из нескольких сотен лучников приблизился к стенам на пару сотен шагов. Хан с довольным видом хлопнул ладонью по ковру. За спиной одобрительный гул голосов беев и султанов. Ай, молодцы!
  Но не успели они поднять луки, как начали падать. Хан помрачнел. Хм. Похоже, сведения о невиданно дальнобойном оружии урусов, оказались правдивыми.
  По неслышной команде стрелки вскинули луки, потянул тетиву к уху. С легким щелчком стрелы с шуршащим свистом ушли высоко в небо, закладывая дугу.
  Ливень стрел обрушился на немудреное укрепление попаданцев.
   - Шух! Шух! Шух! - пронзительно свистели тяжелые стрелы пробивали брезент армейских палаток, барабанили по металлу автомобилей, пронзали тент кузовов, глубоко впивались в истоптанную землю вертолетной площадки.
  'Тра-та' - в ответ коротко взрыкивали автоматы солдат. 'Бах-Бах' - солидно поддерживали их ружья рабочих. Противник нес потери, уже несколько десятков окровавленных тел валялось на земле.
  Лучники, раненные или мертвые падали в траву. Потом по неслышной команде они не изменили тактику и не скрылись за стволами деревьев. Метнув стрелу, они немедленно прятались за стволы деревьев - словно знали возможности оружия двадцать первого века.
  Хан махнул рукой и вновь взревели трубы.
  Из-за защиты деревьев вышли вооруженные карамультуками (длинноствольные фитильные ружья азиатских народов) отряды. Построившись неровной шеренгой в несколько рядов, установили своих 'монстров' на подставки и попытались дать по крепости залп, но не тут-то было! На стрелков обрушился сосредоточенный огонь автоматов и ружей. Через десяток секунд передние ряды рухнули, кто-то замертво, кто-то еще бился в агонии. Следующие попятились, яростно размахивая ружьями и угрожая противнику, скрылись в лесу. Попаданцы стреляли метко - не зря перед командировкой каждый день жгли на стрельбище дефицитные боеприпасы.
  Сказать, что хан был зол, это не сказать ничего. Он был в бешенстве. Подумать только, он привел целое войско и застрял у маленькой крепостицы с гарнизоном несколько десятков человек! Это просто уму непостижимо!
  Перестрелка, с явным преимуществом попаданцев продолжалась, но на форт продолжал падать густой ливень стрел.
  - Шух - пропела очередная стрела и тут-же послышался короткий и болезненный вскрик.
  Бывший национальный гвардеец, схватился за плечо, из которого торчало еще дрожащее древко стрелы. Вокруг нее на рубашке стремительно расплывалось темное пятно. Во взгляде страдание.
  - Помоги, - произнес он хриплым голосом и коротко простонал.
  Это был враг, тот человек, которому Александр желал только зла. Тот, кто избил его. Подлец и негодяй. Он страдает, он ранен, ведь я же этого хотел? Хотел отмщения? Так вот же оно! Я удовлетворен?
  И в то же время это человек кто не струсил, кто встал с ним в один боевой строй. Значит его боевой товарищ.
  Имеет ли он право, несмотря на все, что было между ними отказать товарищу в помощи?
  - Аккуратно, - произнес Александр, осторожно обхватывая раненного за талию. Он довел его до медицинского пункта, устроенного в металлическом кунге, потом вернулся на стену.
  Через считанные минуты на опушке лежали целые кучи мертвых тел, но лучники не унимались. Периодически выскакивая из-за деревьев, метали стрелы. На противоположном берегу, на дороге, спускающейся к броду, появились четыре упряжки с пушками на передках, поскакали вниз. За ними бежала обслуга в длинных халатах. Александр не стал проверять на какое расстояние пробьют средневековые монстры и приказал снайперам проредить пушкарей. Считанные секунды и упал один пушкарь, второй, третий - словно свинцовая метла прошлась по артиллеристам. Уцелевшие поспешно скрылись под защитой деревьев.
  Не один Тауке-хан искрошил себе зубы в бессильной ярости. Все воины его войска доведены до последней стадии терпения, жаждая дотянуться-таки до глоток этих ненавистных и бесчестных ублюдков.
  По неслышной из форта команде, опушка ожила, из-под защиты деревьев и непроницаемого для взгляда кустарника выбежали густые толпы воинов, они тащили лестницы и огромные осадные щиты. В руках кривые сабли и боевые луки, у некоторых - длинные бандуры кремневых пистолетов и карамультуки. С диким визгом мутной волной накатили на стены.
   'Трата-та, бах! Бах!' - скороговоркой отвечали автоматы и ружья пришельцев.
  - Огонь! - яростно орал Александр, поливая врагов пулями из автомата, словно из брандспойта. Вокруг бойцы, лица потные, напряженные и злые и, главное, полные решимости устоять перед натиском кочевников. С каждой секундой все больше одетых в халаты фигурок падало на землю, пятная ее кровью. Наконец кочевники не выдержали, так и не добравшись до стен, мутным прибоем откатились назад под защиту деревьев. На поле перед крепостью стонали раненые, кто мог, отползал под защиту деревьев. Подранков попаданцы не добивали, не из гуманизма, а из соображений экономии боеприпасов и создания проблем орде с ранеными: воевать не могут, но требуют и еды, и ухода.
  Прошел еще час, ситуация застыла в неустойчивом равновесии. Весеннее солнце жгло землю, и зной быстро усиливался. Бойцы на стенах изнемогали от жары. Повар разнес защитникам стены фляги с приготовленным еще утром компотом. Лучники кочевников перестали показываться из-за деревьев - слишком опасно, предпочитая бить из глубины леса по площадям, но и попаданцы опасались высунуться из-под защиты стен. Еще двоих раненных рабочих эвакуировали в импровизированный медпункт. У одного легкое ранение - стрела пробила руку, а второго ударила в спину. Вместе с ранеными прятался от обстрела немногочисленный женский коллектив разреза.
  Александр связался по радио с городом. Ругался и яростно требовал назвать точное время прилета авиации, но в ответ получил лишь указание держаться и ждать.
  День стекал к исходу, когда издали послышался еле слышный, низкий гул, донесшийся откуда-то с севера, но вскоре гул стал отчетливее. Александр поднял голову к небу, между пухлых, пронизанных солнцем кучевых облаков виднелись черные точки. Облегченно улыбнулся. 'Наконец-то!' Первыми тарахтели самолетика попаданцев, а позади, нагоняя их, рубила винтами воздух пузатая махина Ми-26.
  - Наши! - высоко взлетел над фортом чей-то ликующий, протяжный крик с противоположной стороны.
  Неправильные крестики в небе увеличились - самолеты достигли речной долины, закружились над фортом, заходя в хвост друг другу. Вертолет, грохоча моторами завис над рекой. Ошеломленные внезапным появлением железных птиц кочевники затаились, словно перепуганная мышь под веником. Летчики сориентировались на местности - где враг, а где свои, самолеты снизились, один над противоположным берегом реки, второй над укрывавшим лучников лесом.
  С неба, навевая дикий ужас в суеверные души кочевников обрушился низкий, тягучий и нарастающий вой, подобный сиренам немецких 'лаптежников' времен второй мировой. Для пущего страха самолеты оборудовали сиренами, вот только пикировать самоделки не могли, впрочем, это и не нужно. Неторопливо открылись люки. Черные мячики авиационных бомб убийственным градом понеслись к земле.
  'Бах! Бах! Бах!' - резкие, глухие взрывы, огненно-дымные цветы взметнулись над деревьями, верещание осколков. Чудовищный грохот ударил по барабанным перепонкам. На земле воцарился ад: горел, дымился лес, на земле лежали вырванные с корнем деревья. Стены форта затряслись от близких взрывов. Они все гремели и гремели: то близко, в лесу, то подальше, то совсем далеко, на правом берегу реки.
  Александр поднялся во весь рост. Душа замирала от страха и восторга.
  Победа?
  - Победа! - изо всех сил проорал Петелин в темнеющее небо, выплескивая в него все то, что скопилось в душе за бесконечно длинный день. Он выжил! Блаженная улыбка расплылась на измазанном грязью лице. Кругом не менее радостные лица. У них все получилось!
  Самолеты, опустошив фюзеляжи, полетели назад, гул двигателей постепенно затих вдали.
  Солидно прострекотав винтами, к противоположной стороне реки, где укрылась орда, подлетел вертолет. Из открывшегося люка вновь посыпались бомбы, но теперь в гораздо большем количестве.
  'Бах! Бах! Бах!' поднялись над землей новые огненные цветы.
  Сбросив все бомбы, вертолет снизился над фортом, вздымая к небу пыль, приземлился. Когда пыльное облако развеялось и остановились винты, открылась дверь. На землю упала лестница. По ступенькам спустились бойцы, в доспехам они выглядели скорее не солдатами российской армии, а терминаторами из одноименного фильма. Последние четверо вынесли трубы и опорные плиты двух минометов и ящики с минами - их в экспериментальном порядке изготовили на моторном заводе.
  Александр спустился вниз и поздоровался с командиром прибывших бойцов, потом распорядился о их размещении.
  Сияло солнце, неторопливо текла к далекому морю река. В лесу - кладбищенская тишина. Ошеломленные звери и птицы, те из них, кто уцелел, безмолвствовали. Множество дымов поднималось в небо, слабый ветер сносил их к форту, нес запах горящего дерева и тошнотворную вонь сгоревшей плоти. Тела погибших при попытках штурма кочевников взрывами разметало по полю, на траве лежали окровавленные фрагменты человеческих тел: руки, ноги, туловища. Реальность войны - это совсем не то, что в голливудском кино. С экрана не почувствуешь запаха смерти - запах крови, вонь развороченных человеческих внутренностей и кислый смрад сгоревшей взрывчатки. Совесть Александра не терзала: правильно ли поступает, убивая кочевников. Они первые начали. Это пусть интеллигентки пускают сопли по поводу слезы ребенка, а мы на удар по щеке ответим добрым хуком!
  Прошел еще час, на правом берегу появился одинокий всадник с белым флагом в руке. Приблатненный, с кем у молодого офицера был конфликт, на следующий день умер. 'Жил как сволочь, а погиб с оружием в руках как человек', - с невольным сожалением подумал Александр. Перед лицом смерти старые счеты выглядели смешными. Еще пятерых рабочих, не защищенных доспехами, посекло или, скорее, поцарапало стрелами.
  
Глава 7
  Время лечит - утверждал блаженный Августин в автобиографических 'Исповедях' и, хотя многие с этим несогласны, но, по большому счету он был прав. Прошло всего два дня после разгрома орды, но природа успела если не залечить, то замаскировать полученные ею раны. Ночью на долину рухнул короткий, но сильный ливень, сбивая на землю пыль, смывая, пряча прах людей, коней и травы, залечивая результаты бомбардировки и пожаров. Утро украдкой, на цыпочках проникло в еще спящую долину. В розоватой, в свете поднимающегося солнца речной воде, кружились листья - словно стая диковинных бабочек. Стояла тишина. Вязкая, сонная, умиротворяющая. Из предрассветной мути проступал мокрый, обгоревший лес, уязвленный черными, траурными проплешинами; сломанные, вырванные с корнем деревья.
  Кочевники, как и полагается мусульманам, в тот же день захоронили погибших, выжившие лучники эвакуировали с 'попаданческого' берега. В свою очередь пришельцы из двадцать первого века заменили непригодные палатки и тенты, подремонтировали машины, но к работам на разрезе так и не приступили, а переговорщики договорились о встрече на высшем уровне. Казахов должен был представлять возглавивший поход на пришельцев правитель ханства Тауке-хан. Попаданцев - Соловьев. Мир с южным соседом был слишком важен. Город нуждался в спокойных коммуникациях к планируемым поселениям, местах под будущие рудники на территории ханства и торговле с казахскими жузами - это и побудило мэра согласиться на переговоры на самом высоком уровне.
  Ранним утром 27 мая на вертолетную площадку форта плавно приземлился Ми-8. Рядом с площадкой уже переминался Иван Иванович, изрядно потея под палящим солнцем и придерживая рукой шляпу, которую так и норовил унести ветер-хулиган. На шаг позади стоял Александр. Начальник разреза привычно прикидывал, все ли возможное сделал для строительства. Выходило, что себя упрекнуть не в чем. Заодно по кулацкой своей сущности прикидывал, что еще можно выпросить у высокого начальства для ускорения стройки. Едва бешено вращающиеся винты перестали сотрясать тушу вертолета, и густая пыльная пелена осела, из открывшейся двери упала лестница, первым на землю спустился Соловьев, огляделся. Двое часовых на стенах старательно делали вид, что разглядывают противоположный берег, у ворот парочка рабочих вылезли из-под капота Урала. Под стеной мирно дымится полевая кухня, около нее немолодая женщина в белом халате закрылась рукой от солнца и рассматривает прибывшее начальство. Посреди форта стояли в ряд большие армейские палатки и несколько вахтовок. За градоначальником на вертолетную площадку спрыгнули заместители: вначале опасливо сошел полный, возрастом за пятьдесят, человек в сером костюме - тройке. Никита Иванович отвечал в администрации за промышленность и планирование и слыл воплощением благоразумия. За ним молодцевато спрыгнул на утоптанную землю бывший военком, а ныне заместитель по военным и внутренним делам, и тут же небрежно отряхнул рукой пыль с окрашенного в камуфляж полувоенного костюма. После них - секретари, телохранители и прочая обслуга.
  Соловьев подошел к встречающим, пожала ладонь начальника разреза. Рукопожатие было крепким. Немного позади с каменным лицом стоял молодой офицер, поздоровался и с ним. Глаза мэра слегка сощурились, почти физически укололи. Длинный, худой, в застиранной полевой форме, и этого в мужья моей единственной наследнице? Да таких в базарный день пучек за пяточек!
  - Показывайте, что тут у вас после нападения! - произнес градоначальник и устало потер ладонью лицо.
  Начальник разреза солидно огладил короткую гномью бороду и пригласил гостей пройти за собой. Впереди, как здешний хозяин, двигался Иван Иванович, за ними Соловьев, дальше - оба его заместителя. Александр - последний, и это было хорошо, так никто не мог видеть обуревавших его эмоций. Вот он будущий тесть. И что делать? Дать в морду организовавшему на него нападение и сославшего его под стрелы казахов будущему родственнику? И гарантировано попасть под суд, да и с военной карьерой придется распрощаться. И все это без всякой гарантии, что препятствие между ним и Олей исчезнет.
  Или броситься на шею с криком: 'папа'. Ага... после того, как Соловьев организовал его избиение не очень-то хочется. Так и не решив, как поступить, он молча шел позади.
  В дальнем углу укрепления чернели свежевырытой землей два холмика с багровыми букетами увядших степных тюльпанов, посреди островка степных трав. На ветру они горбились и скорбно шуршали. На коротких не успевших потемнеть на солнце деревянных столбиках в изголовье свинцового цвета краской даты рождения и смерти, у обоих погибших попаданцев - 1689 год. Мэр подошел, постоял у могил. Петелин стоял позади, скорбно глядел на последние прибежища своих бойцов. Потом Соловьев коротко поклонился, поднялся на стену форта, долго и со странным выражением лица разглядывал следы отгремевшего сражения. Одно дело читать отчеты о нем, совсем другое - увидеть собственными глазами обгоревший лес, весь в черных проплешинах от разрывов авиабомб, почувствовать горький запах еще не до конца выветрившейся гари и смерти.
  Потом приехали в карьер. В сопровождении свиты с настороженным любопытством прошелся. Ну что еще они без его руководства допустили? Оказалось, что не все так страшно, как предполагал. В сущности, казахи мало что успели испортить. Технику поцарапали - так это мелочи. Вместо старых палаток и тентов- их остатки отправили в переработку, уже стояли новые. И, главное, все готово к добыче угля. Наконец, он задумчиво покачал головой и, повернувшись к сопровождавшим, благодушно произнес:
  - Изрядно... Что с техникой и имуществом? Нужно помочь с чем-нибудь?
  - Спасибо, Виктор Александрович, но думаю справимся своими силами, осталось только разобраться с двумя бульдозерами, думаю, завтра заведем их. Вот только вахтовка, ее только в разборку, спалили, ироды! -с нескрываемой горечью в голосе произнес Иван Иванович. Порученное дело - строительство разреза он принимал близко к сердцу, как личное, и любые препятствия на пути к цели воспринимал крайне болезненно.
  Соловьев понимающе кивнул:
  - Ждите, завтра придет конвой, будет вам новая вахтовка...
  На обратном пути в форт он улыбался. Ему было чем гордится. Оставалось только дождаться пока дойдет железная дорога и можно отправлять первый уголь в город. И все это благодаря его мудрому руководству!
  Оглушительный рев среднеазиатских труб, возвещавших прибытие казахского хана, хотя и был ожидаем, но застал попаданцев врасплох. Соловьев, в окружении свиты, стоял у стен форта, но от неожиданности вздрогнул и тут же расслабился. В глазах на миг плеснулось недовольство и тут же исчезло. 'Да чтоб вас!' - тихо ругнулся про себя и поднял к глазам бинокль. Тауке-хан прибыл на переговоры пышно. Из густых зарослей на опушке леса показались сверкающие на солнце сталью и железом доспехов с оружием девять всадников. В руках трепетали на ветру белоснежные флаги с неразличимой на расстоянии картинкой. Следом шли тридцать человек в нарядных халатах, шитых серебром и золотом. И лишь позади них на необычайной красоты гнедом скакуне с белой звездочкой на лбу, завязанными в узлы гривой и хвостом ехал сам хан в атласной белой шубе на соболях. Позади него на таких же конях с подвязанными хвостами и гривами двигались беки и султаны свиты в сверкающих на солнце золотыми и серебряными узорами халатах. Чистейших кровей племенные скакуны от избытка резвости грызли стальные удила, пританцовывали. Позади, не отставая ни на шаг от хана и его приближенных, ехала охрана, из верных батыров и телохранителей - нукеров.
  Ханская ставка - огромная белая юрта была украшена с варварской пышностью. На стенах - дорогие ковры из далеких стран. На полу - узорные ширдаки, покрытые шкурами барсов, тигров и медведей. Хан сидел впереди, за его спиной - по-турецки расположились придворные беки и султаны, в узких глазках ничего не разобрать. Хан слегка поджал словно прорубленные топором злые губы и бросил испытывающий взгляд на сидевшего напротив на подушке предводителя пришельцев из будущего. Лицо русского бесстрастно, на лицах советников застыло напряжение.
  Начало переговоров прошло в представлениях участников и взаимных претензиях, лишь слегка замаскированных восточными славословиями. Договорились лишь, что за пропуск орды обратно, в степи, хан заплатит по десять голов скота за каждого воина. Прошло два часа в плетении словесных кружев, но до сути так и не добрались. Хотя насилие - плохой аргумент для обеспечения верности слову, Соловьев был уже готов плюнуть на все перспективы по заключению торгового договора и аренды мест месторождений и силой добиться своих целей. Стоит кочевникам откочевать подальше, где гарантия, что они станут соблюдать силой оружия вырванные обещания? Наконец, добрались до сути дела.
  Наконец хан повелительно махнуть рукой. Неподвижно застывший, подобно степному божку, каких бесчисленно разбросано по курганам бесконечной Великой Степи, визирь по имени Абулхаир, ожил. Появился пергаментный свиток, его он расстелил на ковре между своим повелителем и повелителем непонятных русских. Это оказалась карта. Соловьев и оба его заместителя нагнулись. Хан отчертил ногтем место на краю:
  - Эта река на день пути к северу издавна принадлежала племени табын, а вы самовольно построили здесь крепость, - помолчал и закончил угрожающим тоном, - Уходите. Уходите мирно, пока я разрешаю.
  Соловьев странно, - так пристально, что навернулись слезы, - взглянул в желтоватые, суровые глаза повелителя казахов. Умный и жесткий взгляд узких монгольских глаз хана подтверждал прочитанную Соловьевым характеристику правителя степняков, как твердого и умного правителя. К тому же пользующегося популярностью в народе и сумевшего объединить большинство казахских родов и племен. По лицу Соловьева пробежала саркастическая усмешка. Ответил жестко, собирая напряженные и глубокие морщины у рта, впиваясь взглядом в лицо хана:
  - Это наша земля! Вы пришли с войной, убили наших людей, но победили мы, значит мы сильнее. Если что-то не нравится, продолжим войну и тогда ни один ваш воин в степи назад не вернется.
   После перевода бурный гнев ударил в голову Тауке-хана, глаза налились кровью. От далеких предков вокруг казахская земля! В юрте повисла угрожающая тишина, лишь слышно, как вдалеке нудно тарахтел движок электростанции. Послышался далекий собачий брех. Рука хана невольно сползла к рукояти длинного, изукрашенного алыми рубинами, хорасанского кинжала, подвешенного к поясу, но так и не коснулась его, в последний момент он удержался от опрометчивого поступка.
  'Поспешное решение, да еще под влиянием гнева, первый враг повелителя. Мой род происходит от Чингиз-хана, потрясшего Вселенную, - думал хан, - В шестнадцать лет я собственными руками зарезал сына самого Жумадек-батыра. Почему я должен терпеть выходки проклятого уруса?' И сам себе ответил на риторический вопрос. 'Потому что оттуда, где восходит солнце, навис проклятый Могулистан. Казахско-джунгарская война продолжается уже полвека, но Аллах не дает никому решительного перевеса, в битвах побеждаем то мы, то враги, но они покорили уже множество городов, над которыми раньше властвовали мы. Народ казахов нуждается в помощи'. Пришельцы могли стать хорошим и прочным намордником для зарящихся на казахские степи волков! Была еще одна причина, ее хан таил даже перед самим собой. Шайтан-урусы с летающих арб могли вновь обрушить на головы славных батыров грохочущую смерть, тогда мало кто из казахов вернется в родные степи. И самое главное: тогда месть хунтайши джунгар Галдану, разбившего войско казахов и захватившего сына хана в плен станет нереальной.
  
  Хунтайши - титул повелителя Джунгарии.
  
  Главный урус никак не реагировал на гнев повелителя казахов и выглядел безучастным. Сидевший за левым плечом главного уруса лысый визирь, под чьим началом были ремесла, изменился в лице. Зато второй, в одеждах того же цвета, что и воины урусов, зло сверкнул глазами. Эти урусы совсем не походили на виденных ханом ранее, они не испытывали никакого почтения и трепета перед родовитым владыкой степи. Хан угрюмо молчал: воевать он не мог, слишком смертоносно оружие урусов, но и пойти на уступки просто так не мог, это стало бы потерей лица перед многочисленными степными беками и султанами. С другой стороны, раз не удалось добыть чудо-оружия пришельцев, значит, надо договариваться. С
  Соловьев многозначительно молчал, держа мхатовскую паузу, сделавшую бы честь настоящему актеру, внимательно наблюдая за покрасневшим от бешенства главой казахов. Профессиональный телохранитель с пистолетом Глок-17 в плечевой кобуре придавали ему уверенности перед лицом разъяренного хана. Лишь в глубине глаз его таилось понимание. делав для себя соответствующие выводы, Соловьев слегка наклонил голову и произнес:
  - Уважаемый хан, не стоит сорится. Я приготовил вам небольшие подарки в знак моего к вам уважения, - произнес совсем другим, уважительным тоном, прикладывая руку к груди, - Предлагаю пройти, осмотреть их.
  В сущности, дары были простой формальностью и стояли для города сущие копейки, но для восточных людей важна форма, даже если их нагибают, это необходимо делать вежливо и с учтивостью.
  Дождавшись, когда переводчик переведет по-казахски, русский поднялся с подушек, на которых сидел. Незаметно прикоснулся к затекшим мышцам и жестом предложил выйти из юрты. На лице хана одна за другой пробежали эмоции: нежелание, угрюмость и, наконец согласие.
  Хан поднялся, за ним потянулась на выход свита. Лежащие на большем ковре, расстеленном прямо поверх травы подарки, потрясли хана, много повидавшего в полной богатств и приключений жизни. Еще немного, и он бы пораженно замер бы перед ними, подобно черной кости. Огромные, в пол, зеркала, их в Великую Степь привозили из чудовищно далекой Венеции, и они были чудовищно дороги, холодильный шкаф, по передней стенке ползли золотые строки из Корана. Когда его открыли, то, к удивлению хана, внутри, несмотря на жаркий день, лежали куски белоснежного льда, будто только что привезенные стремительным гонцом из алтайских гор. И самое главное, было то, что любезно сердцу настоящего воина, от чего хана цокнул языком, а в глазах его появился восторженный блеск. Искусно изготовленные стальные доспехи, их в упор не пробила бронебойная стрела, выпущенная по приказу повелителя казахов нукером, а скорострельная аркебуза производства пришельцев лишь немного вмяла металл. Не такая, как у воинов урусов, но настолько же лучше имевшихся у казахов, насколько сабля дамасской стали превосходит грубое изделие простого степного кузнеца. Выстрелом из нее телохранитель урусского вождя играючи поразил летевшего высоко в небесах степного орла, чем вызвал еще больший восторг казахов. Стоимость подарков была заведомо выше цены земли, занятой пришельцами, вместе со стоимостью подарков самого хана.
  Когда переговорщики вернулись в юрту, хан окончательно успокоился.
  - Хорошо урус, дары хороши. Я дарю эти земли тебе, но при одном условии, - заявил он, усевшись на подушку.
  По земельному закону казахов - 'Жер дауы' - хан обязан был компенсировать потери рода Табын и предоставить им другие пастбища и водопои-выгода от сотрудничества с городом перевешивала любые издержки.
  'Ну вот, дурашка, - подумал Соловьев, - а ты сопротивлялся'. Степь попаданцам была не интересна, нужны были конкретные места под рудники и полоса под железную дорогу к городу. Согласно подготовленной Соловьеву справки, Тауке-хана был очень популярным в народе, жестким и властным политиком, сумевшим подавить междоусобную рознь среди казахов и объединить под своей властью большинство родов Степи, и, самое главное, прагматиком, понимавшим выгоды торговли и мирного сосуществования, к тому же больше всего обеспокоенным необходимостью противостояния джунгарам.
  История обладала колоссальной инерционностью, словно вязкая и плотная вата, в которой глохнет любой звук и, после появления города попаданцев, она не успела измениться. Справку о плачевном состоянии дел у южных соседей Соловьев читал еще в первые дни после Переноса. В 1680 году повелитель Джунгарии Галдан Бошогту завоевал Кашгар и Яркенд, в следующем году предпринял успешный поход на Сайрам. В 1681 году правитель джунгар Галдан совершил поход в Семиречье и Южный Казахстан. Казахский правитель Тауке-хан был разбит, а его сын попал в плен. Затем, в 1682 году, Галдан подчинил Турфан, где правил Абдурашид-хан; затем Хами, кара-киргизов и разорил Ферганскую долину. В результате походов 1683-1684 произошел захват джунгарами Сайрама, Ташкента, Шымкента, Тараза. Казахо-джунгарские войны длились столетие и исчерпали возможности казахов к сопротивлению, поставив их на грань физического уничтожения. Именно это стало главной причиной их добровольного вхождения в состав Российской империи. Этим обстоятельством Соловьев и планировал воспользоваться. Предложить казахскому хану помощь в борьбе с джунгарами в обмен на необходимое чтобы дожить до нового урожая мясо, установление торговых связей и аренду месторождений. А тут казахи сами предлагают то, что ему необходимо. Он мысленно ухмыльнулся. 'Нас слишком мало. Со всеми потенциальными врагами одни не справимся, силенок не хватит, да и боеприпасы закончатся гораздо раньше. Значит надо действовать мирными средствами - приручить вождей хроноаборигенов, заставить их соревноваться между собой в стремлении получить наши товары и нашу помощь. А казахам мы еще долго, десятилетия, будем нужны в качестве щита против джунгар. Именно это обстоятельство стало решающим аргументом Соловьев решил пойти на сотрудничество с казахами, но всего этого он не стал говорить, лишь спросил:
  - И каком же?
  - Вы продадите нам летающие арбы и свои скорострельные мультуки.
  Соловьев отрицательно покачал головой и скрестил руки на груди. Еще чего не хватало, дикарям, любым, хоть русским, хоть казахским, хоть серо-буро-малиновым, продавать современное для двадцать первого века оружие. Не бывать такому!
  - К сожалению уважаемый хан, это невозможно, таким оружием будет вооружена только наша армия. Но мы готовы продать вам холодное оружие, доспехи и мушкеты, наподобие вам подаренного.
  Хан недовольно засопел, ладони легли на колени, но спорить не стал.
  К плечу Соловьева склонился одетый в цвета воинов пришельцев визирь и прошептал что-то на ухо. Тот согласно кивнул и обратился к казаху:
  - Скажите, хан, ведь вы знали о нас и возможностях нашего оружия. Скажите, к вам дошли беглецы из города?
  Дождавшись перевода, Тауке-хан недовольно нахмурился. Скрывать очевидное глупо. По действиям казахов даже слепой поймет, что они знакомы с возможностями оружия пришельцев, но и расставаться с доставшимися ему беглецами из города он не собирался.
  - Да, дошли, - недовольно буркнул хан.
  - В таком случае, вы знаете, откуда мы пришли, - Соловьев сделал паузу и, выделив голосом последнюю фразу, закончил, - И еще, это наши люди, и их необходимо вернуть.
  Градоначальник замолчал, рассматривая лицо царственного собеседника, на котором вновь полыхала смесь удивления и злости.
  - Урус, я не могу это сделать, даже если бы захотел. Они умерли, и, как полагается мусульманам, до заката солнца их похоронили.
  'Врет, - хмыкнул про себя Соловьев, - впрочем, что могут знать недоучившиеся студенты? Все, что могли, они уже рассказали и теперь не опасны. Пусть прозябают в средневековых аулах, раз выбрали такую жизнь'. Соловьев несколько мгновений с едва заметной усмешкой молча смотрел в каменное лицо повелителя казахов, пока не обратил на себя внимание сидевший за плечом Тауке-хана визирь.
  - Кхы, - негромко кашлянул он, - разреши сказать, о повелитель?
  - Говори, мой верный визирь!
  Тот, не вставая, наклонил голову в сторону хана и тихо заговорил, обращаясь к главе попаданцев:
  - Престарелый хунтайши Галдан вновь собирается в поход на владения казахов. Если вы поможете отвадить волка от нападений на наши земли, мы готовы заплатить. Ойратские гарнизоны стоят в Сайраме, Ташкенте, Шымкенте, Таразе. Если мы нанесем поражение основным силам Галдана, им придется оставить наши города.
  Беки и султаны на время превратились в безмолвные статуи, боясь прослыть неприличными.
  'Все правильно, - подумал хан, - если не удалось завладеть оружием из будущего, то следует самих пришельцев сделать союзниками и навсегда закрыть Джунгарские ворота. Что не год, из них появляется новое войско злобных пришельцев с востока'.
  
  Джунгарские Ворота - горный проход между Джунгарским Алатау с запада и хребтом Барлык с востока, соединяет Балхаш-Алакольскую котловину и Джунгарскую равнину. Представляет собой плоский и широкий (более 10 км) коридор длиной около 50 км.
  
  Соловьев несколько секунд думал, а еще точнее изображал задумчивость. Ну что же, на ловца и зверь бежит. Значит, выбьем из казахов дополнительные бонусы'.
  - Если вас устроит цена, я готов обсудить условия предоставления военной помощи. Нам нужен скот, установление торговых связей и аренда месторождений. И еще, - Соловьев оглядел казахов хищным взглядом и продолжил спокойным, размеренным голосом, так не соответствующим содержанию его речи, - нам необходимо золото.
  Позади Соловьева кто-то судорожно вздохнул от неожиданности, но мэр не обратил на это внимание, продолжая сверлить хана пристальным взглядом. 'Все городу, а вот золото мне, мне... бескорыстно пусть дураки работают!'
  Тауке-хан внимательно и оценивающе посмотрел прямо в глаза собеседника и поджал губы. В ухо, обдавая горячим дыханием зашептал визирь. Хан полузакрыл узкие щелочки глаз - мать его была ойратской наложницей, затем тщательно выверенным жестом согласно склонил голову, дав возможность урусам рассмотреть бархат и волчий мех покрытого вышивкой борика (казахский головной убор). Цена велика, но результат оправдывал ее.
  Вечером, когда уставшие, но довольные переговорщики вышли из юрты на ужин, соглашение в общих чертах было готово. Город получал все необходимое ему для выживания, Соловьев - золото, а казахи - обязательство послать в экспедицию к Джунгарским воротам батарею тяжелых минометов с мотострелковым взводом прикрытия. А гарантией от вероломства кочевников стал наследник Тауке-хана. Он отправлялся к пришельцам из будущего в 'гости' до тех пор, пока отряд попаданцев не вернется назад.
  ***
  Полдень следующего дня. Душно и жарко. Никак не желавшая вступать в свои права весна неожиданно сменилась настоящим летом, и даже вездесущие воробьи куда-то исчезли, попрятались по укромным местам. Горожане давно разошлись по предприятиям и фермам, пустынно.
  - Соловей-разбойник! Уходи! - неожиданно проник через открытое окно в зал заседаний администрации, где за длинным, монументальным столом собрались городские и, оставшиеся в составе объединенного Собрания сельские депутаты вместе с чинами администрации и городскими журналистами, усиленный громкоговорителем голос.
  Виктор Александрович запнулся на полуслове, раздосадованный взгляд упал на окно. Внизу - неизвестно откуда появившаяся, густеющая толпа. Над головами реяли самодельные транспаранты с надписью: 'Соловьев, уходи!' Потом - на противоположный край длинного стола, где злорадно усмехался Романов. Под скулами опухли и катнулись желваки.
  - Так что, - слегка ошеломленным голосом закончил фразу мэр, - к осени город может не опасаться нашествия аборигенной армии любой численности.
  В напряженной тишине слышался только доносившийся с улицы призывы к мэру уйти да крики полицейских, требовавших от толпы разойтись. Введенный в городе режим чрезвычайного положения запрещал любые собрания и демонстрации, но толпа и не думала слушать увещевания правоохранителей. Глаза Романова хищно сверкнули, почесав нос, высоко поднял руку. Среди депутатов глупцов, пожелавших из огня таскать для Романова каштаны, не нашлось - слишком они были битые жизнью и опытные. Хочешь не хочешь, а пришла пора брать инициативу на себя. Получив слово, Романов, не вставая с кресла, произнес:
  - Мой вопрос немного не по теме, я хочу спросить вас, Виктор Александрович, - произнес Романов вкрадчивым тоном, глядя в лицо мэру, - до каких пор вы будете прессовать честных бизнесменов и мешать директорскому корпусу вытаскивать город из клоаки, в которой по вашей и милости чинуш администрации, он очутился? - с каждым словом его тон менялся, набирал силу и негодование.
  Глаза Романова буквально пожирали градоначальника, но на лице того читалось лишь отстраненное внимание. Соловьев был слишком опытным политическим бойцом, чтобы показывать врагу собственные эмоции.
  Взгляды столкнулись словно лезвия шпаг, смертным холодом повеяло от незримого удара. Оба поняли, что сегодня все решиться. Власть и город могли принадлежать лишь одному из них.
  Таких необоснованных и крутых претензий к градоначальнику не ожидали. Директор электростанции заинтересованно посмотрел на Соловьева: не все скоту масленица. Ну и как он будет выкручиваться из ситуации, когда ему открыто бросают вызов? Смутные слухи о недовольстве среди бизнесменов доходили и до него, а о брожении умов простых горожан он знал не понаслышке...
   Очередное заседание Собрания депутатов было самым заурядным и отличалось от других только тем, что по настоянию оппозиционеров на него пригласили градоначальника. Депутаты изъявили желание задать лично ему вопросы о текущем положении.
  Председатель Собрания - Виктор Серебро потер свежевыбритый подбородок и взглянул массивный швейцарские часы на запястье. Двенадцать дня - пора, на депутатов и приглашенных, вроде все в сборе. Посмотрел в сторону градоначальника, тот прикрыл глаза - дескать начинайте.
  Постучав ручкой по столу и дождавшись тишины, торжественно провозгласил:
  - Кворум есть. Десятое заседание объединенного Собрания объявляется открытым. Повестка дня, уважаемые депутаты, вам роздана, какие будут предложения.
  - Утвердить, - слегка напряженным голосом откликнулся расположившийся на противоположном конце стола, рядом с городским знаменем, Романов. Почесав переносицу, тут же спрятал руки под стол. Проклятые нервы! Руки подрагивали. Депутаты, в том числе кучковавшихся возле Романова оппозиционеры, до этого сидевшие с апатичными выражениями на лицах, оживились, послышались возгласы: 'Утвердить!'
   Виктор Серебро, слегка прищурившись, бросил на вечного бузотера испытывающий взгляд. Дескать, что ты опять затеваешь и поставил предложение на голосование. После того как депутаты единогласно подняли руки, предоставил слово для ответа на вопросы депутатов главе города. Раздался невнятный гул шепотков, быстро сошедший на нет.
  Соловьев выглядел уверенным в себе и спокойным. Неторопливо вытерев со лба платком липкий пот, тяжело поднялся со стула и прошел за трибуну. Минувший месяц здорово его укатал, глаза ввалились, мешки под ними стали еще больше, но уверенность в собственных силах не уменьшилась. Несколько листков с подготовленными для него помощниками цифрами, легли на трибуну. Градоначальник аккуратно подравнял их и выжидательно посмотрел на председателя Собрания.
   - Виктор Александрович, - начал тот, - у меня здесь письменный запрос депутата Менькиной. Виктор Серебро на миг прервался, бросил быстрый взгляд на сидящую в уголке крашенную в блондинку монументальную даму, таких еще называют гранд дамами. Женщина величественно наклонила голову.
  - Прошу вас пояснить, - Серебро опустил взгляд на лежащий на столе листок, - что у нас продовольствием? Хватит ли до нового урожая? Не секрет, что на момент Переноса запасов было недостаточно, чтобы без проблем дождаться нового урожая.
  Менькина, впрочем, как и Виктор Серебро, состояли во фракции, на поддержку которой опирался градоначальник, и о 'каверзном' вопросе мэра предупредили заранее.
  - Спасибо за важный для горожан вопрос, - наклонил голову и сдержанно улыбнулся Соловьев, - спешу развеять всяческие домыслы и слухи по поводу продовольственного вопроса. Администрация активно закупает скот у проживающих вокруг города кочевников, работают охотничьи и рыболовецкие партии. Посевная заканчивается, необходимыми горюче-смазочными материалами селяне обеспечены. С учетом выкупа казахов - пятидесяти тысяч голов скота, а также ожидаемого где-то через месяц прибытия торгового каравана с грузом зерна от Строгановых, я могу с уверенностью заявить, что мы сумеем прокормить население города до нового урожая без уменьшения карточных норм. К сожалению, перекос в сторону преобладания мясных продуктов до осени устранить не получится. Ну и в июле ожидаем первый урожай овощей и фруктов из пригородного тепличного комплекса. Его строительство в целом закончено. По строительству птицефабрик и свиноферм. Обе птицефабрики сдаем на днях, свинофермы - в конце июня, планируем после их выхода на полную мощность на сто процентов закрыть потребности города в мясе птицы, свинине и куриных яйцах. По молоку - часть закупаемых у кочевников коров пойдет на фермы, надеемся, дефицит молока и молочных продуктов уменьшить к августу.
  Романов демонстративно хмыкнул скептически, мэр на миг остановился, но не стал поддаваться на провокацию и отвернулся. Подошла секретарь и поставила на трибуну открытую пластиковую бутылку с водой и стакан. Соловьев кивком поблагодарил и перевел вопросительный взгляд на депутатов. Ответ не вызвал особого оживления в зале, в общих чертах депутаты были в курсе, лишь журналисты городского телевидения засуетились. Желающих задать вопросы больше не находилось, что вызвало у градоначальника беспокойство. Как правило депутаты интересовались каждой мелочью, особенно настроенные оппозиционно, даже их лидер - Романов - молчал, словно его не интересовал мэрский отчет и лишь беспокойно шарил глазами по сторонам, будто ожидал чего-то. Соловьев обвел подозрительным взглядом сосредоточенные лица молчаливых депутатов и слегка нахмурился.
   Руку поднял Александр Владимиров, седовласый, крупнотелый директор городского автобусного предприятия, ну и заодно депутат собрания. Он считался нейтральным, но месяц тому назад в критической ситуации поддержал Соловьева. Председатель собрания кивнул. Мужчина поднялся, солидно откашлявшись в кулак, задал вопрос:
  - Расскажите, пожалуйста, что у нас по освоению природных ископаемых и особенно как обстоит дело с добычей нефти. Меня, как транспортника, тревожит обстановка с дизельным топливом. Если по машинам с бензиновым двигателями вышли из положения использованием в качестве замены топлива скипидара и переоборудованием автомобилей на газогенераторы, то запасы дизельного топлива ограничены и при самом экономичном использовании к осени закончатся.
  - Спасибо за вопрос, Александр Сергеевич. Действительно, обеспечение горючим крайне значимо для выживания города - благожелательно кивнул Соловьев. Хотя вопрос и не был 'постановочным', но мэр привычно держал под контролем основные направления деятельности администрации, да и в лежащих перед ним документах основные цифры были, поэтому ответ его не затруднил. Пошуршал бумагами, вот они, нужные сведения, не торопясь налил в стакан воды, отпил.
  - На разведку нефти отправлены две геологоразведовательные экспедиции: одна на север, в район, где в двадцать первом веке встанет коркинский разрез. По архивным сведениям, там нефть расположена очень близко, буквально под поверхностью земли и на запад, на территорию Башкирии. Обе экспедиции благополучно достигли указанных районов и приступили к разведывательному бурению.
  Пользуясь случаем, проинформирую вас об освоении и других месторождений.
  На сегодняшний момент главным для нас является уголь. Что уже сделано: разрез вскрыт, по плану к концу июня к нему подойдет железная дорога, и город получит первый уголь. Попутные изыскания в полосе железной дороги обнаружили залежи глины в районе, где в будущем стоял поселок Берлин. Печь для обжига уже дала первую продукцию, не только кирпич, в том числе огнеупорный, но и черепицу с глиняной посудой.
  Что по железу. Рядом с нами находится гора Магнитная вблизи будущего Магнитогорска. Это уникальное месторождение. По архивным данным запасов руды там до 500 млн тонн, останется даже нашим потомкам. На месте уже развернуто строительство рабочего поселка металлургов, организована добычу руды, возводится экспериментальная доменная печь. К сожалению, даже с учетом разбираемых внутригородских путей рельсов до Магнитки не хватит. Поэтому дорога туда пойдет второй очередью, после того как начнем производить собственные рельсы.
  Что касается экспедиции в район будущего Карабаша, то она наладила контакты с несколькими общинами староверов и проводит изыскания меди.
  Мэр продолжал рассказывать, скромно сидевший на 'галерке' директор электростанции, едва заметно поморщился. Не все так благостно, как излагал депутатам градоначальник, есть и серьезные проблемы. Самое главное, и его, и остальных директоров напрягала мелочная опека заместителя главы города по промышленности и планированию. И с этим что-то необходимо было делать.
  Виктор Серебро вновь покосился на Романова и его приятелей. Какие-то подозрительно тихие. Неясные слухи о готовившейся на заседании буче доходили и до него, и до градоначальника.
  Когда мэр закончил обрисовывать перспективы освоения природных ископаемых Урала, слово взял председатель Собрания:
   - Вопросы Виктору Александровичу, - предложил он, но их вновь не последовало. Непонятная пассивность оппозиции не на шутку напрягала. Что они задумали? Соловьев бросил хмурый и задумчивый взгляд на депутатов-оппозиционеров. В зале повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь легким гулом кондиционера. Наконец, руку поднял прежний соратник градоначальника, его он в далекие девяностые называл по-простому Равиль. Когда ему предоставили слово, депутат с самым дружелюбным выражением лица спросил:
  - Виктор Александрович, расскажите, что у нас с производством оружия?
  - Считаю неплохо! - громко и излишне уверенно начал мэр, - из того, что уже выполнено. В лабораториях сельхозакадемии произведено три тонны аммонала, получен бездымный порох и более трех килограммов гремучей ртути, опыты по созданию других инициирующих взрывчатых веществ продолжаются. Полученного хватило для снаряжения нескольких сотен осколочных и фугасных авиабомб, а также тысячи минометных мин. В дальнейшем планируется передача производства взрывчатых материалов на строящийся в Сосновке химический комбинат. В оружейном цехе бывшего моторного завода из газовых баллонов изготовлены две батареи неплохих, по отзывам военных, минометов, третья ожидается в ближайшие дни. Изготовлены и испытаны ручные огнеметы, они показали обнадеживающие результаты и их предлагают монтировать их на бронетранспортеры. По авиации: заканчивается изготовление третьего гидроплана. Также продолжаются проектные работы по производству прототипов орудий и винтовок по типу Берданки. Выход их на испытания ожидаем к осени, после изготовления для них патронов и орудийных снарядов. К сентябрю вооруженные силы города с учетом мобилизации составят полторы тысячи вооруженных автоматическим оружием военных, полицейских и прочих, и до двух с половиной тысяч вооруженных гладкоствольными и нарезными ружьями, бронетехники - до двадцати пяти вооруженных огнеметами БТРов, и до тридцати бронированных УРАЛов. Воздушные силы: помимо вертолетов, до четырех гидросамолетов и нескольких мотодельтапланов. Так что...
  Полным праведного гнева взглядом Романов обвел примолкших депутатов, поднявшись с места во весь немалый рост, продолжил обличать мэра:
  - А последние события вокруг угольного разреза вообще не входят ни в какие рамки! Казахи пришли резать и убивать, а что делает мэр? Вместо того чтобы поголовно истребить орду и покарать их становища? Он добрячок, он отпускает их, и даже более того, отдает им на съедение взвод наших солдат, вынужденных после всего произошедшего проливать кровь за несостоявшихся убийц и насильников! Я обращаюсь к градоначальнику: почему не отомщены погибшие солдаты? Почему мэр не дает казахам и джунгарам друг друга взаимно уничтожить, чтобы мы потом спокойно забрали Казахские степи? Что это, еще глупость или уже предательство?
  Соловьев, ошеломленный последним заявлением, тихонько выпустил воздух меж зубов. Да, этот волк далеко пойдет, если его не остановить. Огляделся. Лица депутатов: враждебные, безразличные, ошеломленные. Он вдруг понял, как же он одинок, чертовски одинок и это тянется уже очень давно.
  Депутат по имени Равиль слегка поморщился, популизм он не переваривал, а призывы вырезать казахов, людей одной с ним веры, были ему неприятны. Председатель Собрания: Виктор Серебро, не выдержал. Отчаянный взгляд скользнул по словно каменному лицу градоначальника, что-то решив для себя, он торопливо постучал ручкой по столу и взвизгнул:
  - Ваши вопросы не по регламенту заседания!
  Но не тут-то было! Вошедший в раж Романов лишь досадливо отмахнулся рукой, а его сторонники - депутаты дружно зашикали на Председателя, что он нарушает свободу слова, а его как выбрали, так и переизбрать могут. Виктор Серебро покраснел и замолчал.
   'Что, власти захотелось Федюня? А вот хрен тебе!', - подумал Соловьев и поднял руку. Постепенно установилось молчание, градоначальник произнес:
  - Хорошо, я отвечу на нелепые обвинения.
  Романов присел на место и откинулся в кресле поудобнее, сузившимися глазами внимательно наблюдая за мэром.
  - Уничтожив орду, мы ослабим казахов, тем самым автоматически позволим джунгарам вырезать их. К каким последствиям это приведет? Остатки кочевников побегут от врагов и станут, не считаясь с потерями, укрываться от победителей, где только возможно, в том числе и на Урале. Нужно нам это? Нет! Замена южных соседей на джунгар - это замена шила на мыло, получим такую же кочевую орду под боком, только через пару лет. Надо нам это? Нет! А оказав сейчас помощь казахам, мы подсадим их еще на несколько десятилетий на нашу военную помощь, взамен получим места под рудники и железную дорогу, спокойные караванные пути и рынок сбыта товаров. Большего нам не нужно. Вот тут предлагают вырезать казахские становища и забрать степи себе... Какими ресурсами? Гоняться за аулами по бескрайней степи на вертолетах или автомобилях, тратя невосполнимые моторесурсы и горючее? Полная глупость и бесполезная растрата ресурсов! А какими силами Федор Владиславович предлагает занять несколько тысяч квадратных километров степи? Городским батальоном и парой сотен казаков? Это демагогия, которую я отвергаю и...
  Мужчина с болезненно худым и злым лицом, по правую руку от Романова выкриком с места:
  - А почему военные сами отбивались от казахов, где была твоя национальная гвардия, в городе жирела, когда солдаты жизни клали? Ты чувствуешь личную ответственность за погибших солдат?
  - Я считаю вы не правы, - резким тоном бросил с места реплику одетый в форму железнодорожника начальник пожарного поезда, - каждое подразделение должно выполнять собственные задачи. Национальная гвардия - охранять наиболее важные объекты, военные - бить врагов на дальних подступах. Заставлять выполнять несвойственные задачи нерационально и преступно, пример такого отношения - создание неэффективного монстра - МЧС. Ничего хорошего из объединения пожарных, гошников и спасателей не получилось!
  Романов оглядел притихших депутатов. Молчат, затаились и ждут чья возьмет. Необходимо усилить натиск.
  - Виктор Александрович считает нас дураками? - поднимаясь с кресла, поинтересовался ядовитым тоном, - Пока ресурс техники не израсходован, а соседи о проблемах города не знают, как раз самое время уничтожить орду и занять освободившиеся степи. Это станет мощнейшим стимулом для остальных соседей сохранять с нами мир. Орда недалеко, еще не поздно ее нагнать и уничтожить, переговоры - это все для слабых. Пленный хан и мертвые батыры куда весомее аргумент, чтобы убедить сохранять мир!
  Соловьев, прищурившись посмотрел на окно, гвардейцы отгоняли толпу от входа в здание администрации, затем перевел взгляд на оппонентов. Вызвать гвардейцев и арестовать наглеца Романова и его прихвостней? Не вариант пока на улице волнуется и бушует недовольная толпа. Верные гвардейцы сейчас заняты на улице, их не вызовешь. Тем более, это будет незаконно, а военные и прочие силовики и так не слишком довольны заключенным с казахами миром. Придется терпеть...пока...
  - Истратить ресурсы...А если кто-нибудь из соседей посчитает по-другому и попробует захватить город, чем мы станем отбиваться? Твоими расчетами? - с откровенной издевкой произнес градоначальник.
  Кар, кар! - громко и неожиданно каркнула ворона, присевшая на ветку росшей напротив окна липы. Федор Владиславович нервно вздрогнул и бросил раздосадованный взгляд на окно.
  - Ты только что, только что рассказывали об огнеметах и минометах или и это ложь? Почему эти достиженья городской промышленности не применили против орды? - голос Романова буквально задрожал от праведного негодования.
  Часть депутатов и галерки громко возмущались, остальные молчали или безуспешно старались утихомирить внезапно разбушевавшихся коллег. Спор, крики. Из отдельных восклицаний и возгласов нельзя понять ни одного слова. Давно древние стены особняка, в котором размещалась администрация, не знали таких страстей. Председатель Собрания вновь попытался призвать депутатов к порядку, но тщетно. Громкие крики и угрозы приверженцев Романова заставили его замолчать.
  - Это экспериментальная техника, и ее не успели опробовать и тем более доставить на разрез!
  Депутатов и приглашенных продолжали галдеть. Романов обвел их холодным, змеиным взглядом - сейчас или некогда! Подняв руку, на указательном пальце сверкнул перстень с кроваво-красной точкой рубина, гаркнул резким, гортанным голосом:
  - Тихо!
   Все замерли, в наступившей тишине стали хорошо слышны призывы гнать градоначальника и рев разъяренной толпы. Лидер мятежных депутатов злобно посмотрел на мэра. Крикнул запальчиво, выставив обличающе палец и, глотая от волнения буквы:
  - Твоими, твоими усилиями разорено множество мелких предпринимателей, горожане уже голодают! Ты понимаешь это? А что творится с дефицитными лекарствами? Их выдают только нужным тебе людям, а простые горожане, особенно пожилого возраста, гибнут! Наконец совершенно невозможный случай: двадцать пятого мая твои клевреты убили мирно протестующую гражданку Ригматулину. Ты можешь пояснить, кто и почему это сделал?
  Романов обвел взглядом ошеломленно молчавших депутатов.
  Соловьев катнул желваками, побагровел, медля с ответом. Налив в стакан воды, неторопливо выпил. Градоначальника, с почти диктаторские полномочиями, публично обвиняют в немыслимых грехах, а он ничего не может сделать в ответ. Несколько мгновений он вглядывался в лицо обвинителя, пытаясь отыскать хоть какие-то следы эмоций, помимо 'праведного' гнева, оскалился в ответ:
  - Идет следствие, но полиция уже установила, что гвардейцы не стреляли в женщину, выстрел произвели из толпы.
  Взгляд Романова на мгновение вильнул в сторону, но тут же уперся в лицо мэра. По губам депутата мелькнула язвительная ухмылка. Бросил зло в лицо Романова:
  - Это не ответ. Что, пытаешься отвести ответственность за преступление от своих подчиненных? А может ты сам и приказал совершить убийство, и поэтому покрываешь душегубов?
  Широко разводя руки, словно хотел обняться с Романовым, но обниматься и не подумал, Соловьев жестко ответил:
  - Ты с ума сошел? Это наглое вранье и попытка замарать власть преступлением, которое она не совершала.
  Взгляд Романова вновь вильнул в сторону. Какое-то время в потрясенном страшными обвинением зале царило молчание, потом мятежный депутат глухо произнес:
  - Ты самый настоящий тиран... Тебе противопоказана абсолютная власть и поэтому я предлагаю отменить Постановление 'О сложившейся экстраординарной и чрезвычайной ситуации в городе'. Вместо этого принять решение о реорганизации власти.
  Глаза Романова блеснули торжеством, править будет он!
  - Пожалуйста, Александр Павлович, - Романов кивнул сидевшему рядом депутату с худым и нервным лицом. Тот проворно вскочил и, открыв лежащую перед ним папку, торопливо пробежался по депутатам, оставляя каждому листки с проектом постановления. Десяток строк проекта не только отбирали чрезвычайные полномочия у градоначальника, но и передавали исполнительную власть в руки Собрания, фактически превращая мэра в ничего не решающую марионетку.
  'Даже проект заранее заготовили, уроды', - подумал Соловьев, руки на трибуне до белизны сжались в кулаки, взгляд серых глаз уколол врага. Тихий дворцовый переворот? Неужели не понимают, что на тонущем корабле это приведет к гибели всего экипажа, и инициаторы переворота пострадают в первых рядах? Нет... Это мой город, и его я не дам погубить! Этому уроду только бабки важны, на любое г_вно пойдет ради них. В бараний рог урода согну!
  - Голосуем! Кто за? - решительным тоном, не давая опомниться опешившим депутатам, провозгласил глава мятежников и первый поднял руку. Обежал взглядом депутатов, двенадцать 'за' - недостаточно для принятия решения. Подвел Равиль, он отвернулся и не стал голосовать. Лица мятежных депутатов вытянулись.
   'Черт, черт! Романов сжал губы в тонкую линию, лицо сморщилось от досады. Сегодняшний спектакль, все усилия по убеждению и даже подкупу депутатов, оказались напрасными.
  Соловьев, хлопнув ладонью по трибуне громко расхохотался, обнажив ненатурально ровные фарфоровые зубы.
  Романов скрипнул зубами.
  - Посмотрим, что скажет собравшийся там, - ткнул рукой в сторону улицы, - народ, и кто будет смеяться последним!
  Романов вскочил с места и, ни на кого не глядя, выбежал из помещения, гулко хлопнула дверь. Не успело еще эхо затихнуть между старинных стен, как приверженцы мятежника, один за другим поднялись, вереницей пошли на выход. Воцарилась тишина. Директор электростанции внутренне поаплодировал разворачивавшемуся у него на глазах хорошо отрепетированному спектаклю. 'Ну что же, теперь Соловьев будет гораздо осторожнее в отношениях, а то слишком уж возгордился, ни с кем не считается'.
  Председатель Собрания Виктор Серебро, неожиданно вскинулся, ручка глухо простучала по столу. Обведя растерянным взглядом оставшихся депутатов, он откашлялся и произнес:
  - Нда... Заседание провозглашается закрытым.
  Первым среагировал Соловьев, подхватив лежащие на трибуне листки бумаги, стремительным шагом вышел. На ходу гневно рванул ворот рубахи, матерно помянул Романова, в руке блеснул металлическими боками телефон. 'С кем вздумали состязаться? С самим мной! Порву, уродов!' Промелькнул по экрану список абонентов, вот тот, что нужен: начальника ФСБ.
  - Константин Васильевич, делай что хочешь, но копни мне Романова, до самых глубин его подлой душонки, копни. Ты меня понял? Считай это самым приоритетным заданием!
  В объявленном оппозицией бессрочном митинге Романов участвовать не стал. Зная дальнейшее развитие событий зачем нарываться на возможность получить случайную пулю? Это не его. Себя он любил и берег от ненужных опасностей. Его дело организовать полезных идиотов, а затем прийти на готовый результат и сорвать плоды победы! Подставить других, а самому получить выгоду - давно стало его стилем жизни. Как обычно, он устроился наблюдать за событиями в спокойном месте в противоположном конце площади, напротив здания администрации, где под густыми ветвями деревьев машина была почти незаметна.
  Заполненная до отказа людьми центральная площадь старинного уральского города, кипела под жарким солнцем необузданными страстями и долго сдерживаемым гневом. Вместе с разоренными мелкими предпринимателями, на площади были родственники тех, кому не досталось жизненно-важных лекарств, городские чудаки, кому до всего есть дело, да мало ли тех, кому городская власть за месяц после Переноса успела наступить на любимую мозоль?
  Таня подвигала плечами, ввинчиваясь в плотной толпе поближе к середине. Было душно и тесно, но она готова терпеть. Ларек она давно закрыла, в нем и торговать то было почти нечем. Если сравнить с ассортиментом до Переноса, то на глаза наворачивались слезы: несколько видов газированной воды, чипсы, печение и конфеты, копчености рыбные и мясные - все доморощенной выделки. Оптовые склады давно закрыты постановлением градоначальника. Нет, Танюша понимала, что город оказался в крайне сложном положении с продуктами питания, но черт возьми, почему никто не входит в ее положение? Если раньше ларек давал пропитание ее семье и еще двум девушкам, торговавшим посменно, то сейчас ей одной не хватало. Вот почему власть не обращает внимание на мелкий бизнес? Им что ложись и помирай?
  Теплый, порывистый ветер доносил горький запах перегретой степной пыли, людского пота и чего-то горького. Колыхал самодельные плакаты с самыми разными призывами к городской власти: от безоговорочных требований уйти в отставку до справедливого распределения дефицитных лекарств и помощи малому предпринимательству. Тогда казалось, что белые барашки плакатов, словно волны по гневному океану, пробегают над входившей в азарт разношерстной толпой разбиваясь о стоящий посредине грузовик.
  Стоящий в его кузове очередной оратор - один из покинувших Собрание оппозиционных депутатов, - кричал в мегафон, обращаясь к толпе:
  - Город в опасности, Соловьев предал его!
  - Уууу, - поддержала толпа оратора дружным и невнятным гулом, недолго гулявшим эхом среди окружающих площадь домов. Испуганная шумом стая голубей сорвалась с крыш, закружилась в чистом небе над людским морем.
  - Зажравшаяся клика Соловьева!
  - Аааа, - словно поддерживая оратора, отзывалось эхо.
  - Продался казахам! - толпа вновь дружно взревела.
  Федор Владиславович прикусил губу и досадливо поморщился. 'Что же пошло не так? Ведь он был весьма убедителен, но все равно не хватило голоса, чтобы отобрать у Витьки власть!' Жаль, что нельзя подписать под переворот военных или ментов, не пришлось бы ломать комедию с народными протестами. Отношения с военными уволенного с позором в звании капитана Романова не сложились, многих из силовиков он подставлял, а память у людей в погонах хорошая. С полицейскими отношения тоже не ахти. Скользкого как налим Романова, не чуравшегося в девяностые откровенного криминала, они на дух не переносили, но считались с ним как с одним из крупнейших предпринимателей города. А тут еще эти, на митинге, рассусоливают. 'Достали, сколько можно разогревать толпу? Ладно... как говориться терпи, казак, атаманам будешь. И он будет атаманом, несмотря ни на что!' Раз решил положиться на других и открыто не вмешиваться в происходящее, придется ждать...
  Тонкая линия защитников администрации - национальных гвардейцев, сиротливо жалась к стенами администрации. Стоило кому-нибудь из демонстрантов приблизиться к незримой границе - паре метров до оцепления, тут же следовал требовательный рык гвардейца - отойти. Пока что их слушались, но, наверное, охрана молила всех святых, чтобы возбужденная толпа не пошла на штурм ненавистной цитадели. Остановить толпу гвардейцы могли лишь применив судорожно сжатые в потных руках автоматы. Причем не факт, что это помогло бы сдержать толпу, а не только раззадорило ее. Переделанного охотничьего оружия на руках у населения было несколько тысяч стволов и, хотя в толпе его никто не держал открыто, но и поручиться, что демонстранты безоружны, никто не мог. Толпа - это большой ребенок. Она руководствуется не разумом, а страстями и собственными, особыми законами. Понимали это и сотрудники администрации, в окнах второго и третьего этажа мелькали бледные, словно маски, лица мужчин и женщин.
  На обоих выходах с площади замерли патрульные машины, гаишники с полосатыми жезлами в руках никого не впускали внутрь и разворачивали назад автомобили. Многозначительно застыли здоровенные автобусы, из окон изредка выглядывали полицейские. Дальше две красные автоцистерны, за ними белый кузов машины скорой помощи. Возле автомобилей спецслужб неторопливо прохаживались, разглядывая митинг и, о чем-то неслышимом разговаривая, полицейские чины. Похоже, что в происходящие события силовики решили не вмешиваться.
  Очередной оратор закончил пламенную речь, подойдя к краю кузова, спрыгнул на асфальт. Паузой воспользовались защитники администрации. Усиленный громкоговорителем голос уведомил о том, что митинг незаконен, и требовал разойтись, толпа уже привычно ответила презрительным свистом и проигнорировала призыв.
  В кузов залез новый оратор, он изменил облик. Отрастил клочковатую бороденку с изрядной проседью. Новый облик, как он считал, делал его похожим на трибуна революции. Записной бузотер, вечно обиженный на власть, независимо от того, кто сейчас градоначальник, ждал только удобного повода, чтобы вывести людей на улицы, а если за это еще заплатят...
  'Наконец-то!' - подумал Романов, глаза его прищурились. Долго телился! С такими как Иван Алексеевич, он любил иметь дело - они порой непредсказуемо упрямы, но, в общем и целом, прекрасно подходили на роль баранов во главе стада, которые поведут его хоть куда. На бойню? Значит на бойню! Не глядя, Федор Владиславович, нащупал в бардачке пачку сигарет, закурил и открыл дверь, тонкая струйка дыма потянулась вверх. Оратор, воинственно встопорщив бороденку, сходу начал обвинять власть и градоначальника. Ветер переменил направление, и то, что он выкрикивал толпе невнятным, словно во рту каша, голосом, стало хорошо слышно.
  - Город в опасности! - словно мантру настойчиво вдалбливал в головы митингующих человек в кузове, - Соловьев жулик и вор он грабит всех нас! После Переноса его никто не выбирал, поэтому он не имеет права руководить городом! Если мы, народ, не выгоним его, он погубит и город, и нас всех. Вместе мы сила! Так победим! Людское море вспыхнуло, заштормило. Толпа под руководством нового оратора начала громко и дружно скандировать, заводясь еще больше:
  - Соловей-разбойник - уходи!
  Толпа - зверь страшный, злой и очень глупый и, если найдется тот, кто умеет ею манипулировать, она способна на многое. Толпа усредняет людей, растворяет в себе личность так же, как вода растворяет соль и, тихие домохозяйки превращаются в хамоватых уличных торговок, а интеллигенты тупеют и дичают. Психологи давно установили: достаточно двадцати пяти процентов тех, кто дошел до критической точки, и тогда у всей толпы срывает башню, тогда-то и происходят общественные катаклизмы, вплоть до революций.
  - Уходи, уходи, уходи! - тревожно отозвалось эхо, новые стаи голубей закружились над людским морем.
  Глядя на площадь, где десятки 'соратников' воплощали в жизнь его замыслы, Федор Владиславович сильнее ощущала свое одиночество. Хотя какие они были ему 'соратники', так, пушечное мясо. Использовал по пути к власти и выбросил!
  Дверь администрации распахнулась, на оцепленный гвардейцами тротуар в сопровождении шкафообразного телохранителя вышел глава города, как всегда уверенный в себе и во всегдашней темно-серой 'двойке'.
  - Жители города, - перекрывая шум толпы, послышался уверенный в себе голос Соловьева, толпа замерла.
  Первым опомнился оратор в кузове автомобиля.
  - Бей тирана! - истошно заорал в мегафон.
  Толпа взорвалась единодушным воплем. Частым градом посыпались в мэра и его национальных гвардейцев предусмотрительно прихваченные тухлые яйца, камни, все что попадалось под руку.
  Телохранитель выскочил вперед чтобы прикрыть собственным телом охраняемого, но недостаточно проворно. Что-то белое мелькнуло перед лицом мэра, желто-склизкое, гнилостно пахнущее серой расплылось на пиджаке, поплыло струйками вниз. Телохранитель попятился, тесня Соловьева к двери, из-за его плеча мелькнуло безгранично растерянное лицо градоначальника. Едва за ними захлопнулась дверь, в нее с глухим стуком забарабанил град увесистых камней. Толпа озверела, как вкусивший первую кровь маньяк. Столь же грозно и неумолимо как штормовая волна, ринулась на тонкую цепочку оцепления, топча неудачников, не удержавшихся на ногах. В один миг разбросала кровавыми брызгами гвардейцев.
  Да полно, те ли это мирные люди, которые собирались здесь утром? В них не осталось ничего человеческого. Лица бунтовщиков перекошены, зубы оскалены словно у волков, в глазах безумие, а в руках оружие от ножей до охотничьих ружей. Сейчас будут убивать.
   Дверь то ли не закрыли, то ли штурмующие сумели с ходу ее выбить, но уже через десяток секунд разгневанная толпа ворвалась внутрь здания администрации. Через несколько секунд оттуда часто забухали приглушенные толстыми стенами звуки выстрелов. Где-то с краю ринувшейся на штурм толпы изо всех сил работала локтями, пытаясь вырваться из обезумевшей толпы, но не в силах сдвинуться и на сантиметр, маленькая женщина по имени Таня. За страшные секунды, когда толпа превратилась в монстра, она успела сто раз проклясть себя за то, что решилась прийти на митинг.
  На лице Романова засияла торжествующая и высокомерная улыбка, кулак ударил об раскрытую ладонь. 'Все получилось! Пипец тебе, Соловьев', - подумал самодовольно, продолжая прищуренными глазами наблюдать за бушующим на площади людским морем.
  - Внимание! Ваша демонстрация незаконна, - донесся от входа на площадь усиленный мегафоном голос, - немедленно разойдитесь и прекратите нарушать общественный порядок! В противном случае мы будем вынуждены применить силу. Повторяю, немедленно разойдитесь!
  Из открытых дверей автобусов один за другим выпрыгивали полицейские: в черных шлемах, с большими, блестящими на солнце металлическими щитами и резиновыми дубинками в руках они выглядели грозно и многообещающе. Пробежав мимо полицейского чина с мегафоном, выстраивались в длинную и тонкую шеренгу. За ними - линия солдат-контрактников с автоматами наизготовку. Обе пожарные машины подъехали к границе площади, из открытого люка на кабине показались бойцы в боевой одежде, короткие лафетные стволы в их руках угрожающе зашевелились, обещая холодный душ излишне разгоряченной толпе.
  'Все-таки решили прийти Соловьеву на помощь! Суки! Ненавижу!' Романов почувствовал, как похолодели ноги, а по спине потекла липкая струйка пота. Слишком все случилось неожиданно. Еще миг тому назад он торжествовал победу, а вот уже потерпел сокрушительное поражение. Все кончено, перед мысленным взором замаячило лицо Равиля с ехидной улыбкой, он словно говорил: ну что, получил власть? На секунду мысли в голове исчезли, как будто там осталась только вата. Он до боли сцепил зубы. Ничего не было, кроме злости - холодной, рассудочной, звериной.
  Люди в толпе по-разному прореагировали на действия силовиков. Большая часть буйных успела исчезнуть в здании администрации. Оставшиеся на площади более вменяемые затихли, некоторые начали поспешно пробираться к выходу. Желающих связываться с решительно настроенными силовиками оказалось мало.
  - Долой, - дал петуха стоявший на кузове машины оратор, - мэра в отставку!
  - Долой, - вяло отозвалась толпа, но уже далеко не так дружно, как минутами раньше.
  Несколько камней по большой дуге полетели в направлении тонкой шеренги полицейских. Большая часть их, не долетев пары метров, упали на асфальт, покатились по направлению к шеренге. Лишь несколько с металлическим грохотом врезалась в подставленные щиты. Это стало последней каплей.
  По неслышной команде полицейские дружно ударили дубинками по металлическим щитам, одновременно шагнули на отшатнувшихся в испуге людей.
  Первые тяжелые струи с пожарных машин вонзились в плотную массу людей, растворяя и размывая ее, как горячая вода размывает кусок сахара. Каменно-крепкие струи воды играючи сбивали с ног даже крепких мужчин, тащили по асфальту словно по льду. Панические крики окрепли, слились в животный, полный боли вопль. Ему вторили вороньи крики, целой стаей вестники смерти кружилась над площадью. Геометрически ровный строй стальных щитов приблизился к мятежникам. И начался настоящий бой, достойный кисти великого баталиста Верещагина - 'Апофеоз войны'.
  - Господи, господи, спаси и сохрани! - шептали побелевшие губы Танюши. Каким-то чудом она пробралась сквозь толпу к закрытым воротам частного дома и прижаться к ним спиной. Бойня происходила у нее на глазах. Она становилась все бледнее и бледнее; в обрамлении волос лицо казалось чуть ли не зеленым.
  Мелькали полицейские дубинки, палки и арматурины мятежников. Ожесточение достигло максимума, били по чему попало, не разбирая мужчина это или женщина или старик, пока человек не падал или убегал.
  Битые стекла бутылок на асфальте, окровавленные лица. Давка, какофония диких криков, сочные звуки ударов резины по мясу.
   Мат, кровь и вылетающие на асфальт зубы. Запоздалые крики в мегафон 'Разойдись! Приказываю разойтись!'.
   Вот мужик с железной палкой в руке с утробным криком, какой испускают мясники при рубке туши, бьет полицейского по голове, дубина отскакивает от подставленного щита. Он с размаху получает 'демократизатором' по плечу, с хрипом падает вниз.
  Бестолково мечущаяся девица с безумным криком прыгает на полицейского пальцы сведены судорогой, вопьется в глаза, вырвет их. От встречного толчка щитом в лицо летит назад, пропадает в толпе.
  Кирпич врезается в закрытое забрало шлема, словно подрубленный, боец падает, стена щитов смыкается над провалом, шеренга неумолимо продвигается вперед.
  Стоявший в кузове машины оратор не стал ждать чем закончиться бой и незаметно исчез.
  Организация закономерно победила хаос и бой закончился поражением неорганизованной толпы. Большая часть людей с криком ринулась на второй выход, стоявшие там полицейские не препятствовали или кинулись в переулки между окружавших площадь домов. Только малая часть слишком злых или глупых продолжала оказывать сопротивление.
  Из здания администрации перестали доноситься звуки стрельбы. С тем или иным результатом, но бой там, в отличие от площади, закончился.
  Кусая тонкие губы, Романов неотрывно смотрел на разворачивающуюся перед ним картину никогда не виданного в городе события - разгона демонстрации. Слишком нежные и неспособные держать удар среди бизнесменов вымерли еще в девяностые. Руки нашли сигаретную пачку, одна спичка чиркнула по коробке - сломалась, только со второй он смог закурить и начал привычно прикидывать, как перевернуть ситуацию в собственную пользу.
  Между тем шеренга полицейских, за ней неторопливо передвигались пожарные машины и шли вооруженные солдаты - контрактники, почти приблизилась к противоположному краю площади. Еще немного, и все закончится. Огонек недокуренной сигареты метеором вылетел из салона автомобиля на асфальт. Романов торопливо вытащил телефон, найдя знакомый номер, нажал кнопку и поднял мобилу к уху.
  - Это я, узнал? - спросил он невидимого абонента. - Как он?
  Последовала короткая пауза, потом раздался изумленный возглас, и следом растерянный голос Романова:
  - Как жив?!
  После короткой паузы Романов произнес хриплым от волнения голосом:
  - До связи, - и положил трубку. В углу рта появилась злая складочка.
  С размаху ударил кулаком в раскрытую ладонь:
  - Черт! Он выжил, выжил! - вслух вновь и вновь восклицал он, горящими от адреналина глазами рассматривая последствия разгона демонстрации. На покрытой лужами площади, под палящим солнцем слабо шевелились окровавленные демонстранты, на асфальте валялись обрывки одежды, осколки стекла, камни, а посреди площади одинокий грузовик, с которого выступали ораторы. Из здания администрации национальные гвардейцы выволакивают первых арестованных мятежников, а шеренга полицейских по команде поворачивает назад. 'Пора сматываться, но еще не вечер! - мелькнула у Романова мысль, - Не получилось так, получится по-другому! Но дома лучше не появляться, а то загребут'. У успешного переворота много родителей, у провалившегося - ни одного родственника...
  Почти беззвучно автомобиль завелся и сдал задом, выезжая на улицу Приречную.
  
Глава 8
  Это же время, но несколькими сотнями километров северо-восточнее, в родовой резиденции Строгановых в Орел - городке.
  Старший приказчик Пахомов, запалено дыша, пронесся по безлюдным, сумрачным переходам. Торопливо поднялся по скрипучей, неистребимо пропахшей мышами, деревянной лестнице наверх, на второй этаж. У низенькой дверцы остановился, переводя дух, хозяйский зов застал его далеко от резиденции Строгановых, на пристани, так что сюда пришлось бежать. Ждать старший хозяин не любил, едва отдышавшись, Пахомов осторожно постучался. Дверь открыл сам Григорий Дмитриевич. Пристально, без улыбки оглядев, молча кивнул - заходи. Вид у Строганова болезненный и неприветливый: нос заострился, седая борода лопатой, глаза маленькие, но живые и проницательные. В лице нечто напоминающее одновременно и лису, и волка. Приказчик усердно поклонился, сверкнув обширной лысиной, обрамленной вокруг остатками волос. Строганов молча посторонился. Гость зашел в жаркую спаленку с одним, едва пропускавшим туманный свет, окошком. Напротив расстеленная пышная кровать. По углам крепкие сундуки дорогой работы, лавки, в красном углу перед иконами горят лампады. Лики святых, сложив пальцы символом истинной веры - двуперстием, кротко и укоризненно смотрят в полутьму спаленки, на живых.
  Быстро и мелко перекрестившись под ложечкой на красный угол, приказчик остановился посреди спаленки.
  - Звал, батюшка? - спросил, с затаенной тревогой зыркая на Григория Дмитриевича. К себе старший Строганов вызывал редко. Если вместо традиционного московского послеобеденного сна позвал к себе, это означало, что предстоит важный разговор по делам тайным, боящимся огласки.
  - Звал, звал, - ворчливым тоном произнес хозяин и опустился на покрытую ковром скамью у стены.
  - Ох, грехи мои тяжкие, - охнул и принялся массировать занывшие колени и тут же обмахнул себя крестом, бросив опасливый взгляд на древние почерневшие иконы. Дорогой немецкий дохтур, ежедневно пользующий старшего Строганова, мало помогал в лечении болезни ноющих суставов.
  
  Пользовать - книжн., устар. лечить
  
  - Что, опять колени ноют, батюшка? А как же немец - дохтур? Что, не помогает?
  Строганов криво ухмыльнулся и с досадой махнул рукой:
  - Да что там тот немец, от старости лечить кто сумеет? То только господь наш Вседержатель может, - он опять быстро и мелко перекрестился, - а смертным сие сделать, - Строганов поднял палец к потолку и продолжил наставительно, - невозможно!
  - Истинно, истинно, - как китайский болванчик закивал головой старший приказчик.
  - Ладно, про колени мои станем потом, - взгляд хозяина стал настороженным и строгим, - что с подготовкой торгового каравана к гостям нашим незваным, на летучем корабле прилетевшим?
  - Так все готово, батюшка, - развел руками приказчик, - ладьи товаром добрым нагружены, людишки собраны, завтра, как ты велел, отправимся.
  - То хорошо, - задумчиво произнес Григорий Дмитриевич, - будет тебе еще урок. Приплывете на торг в город пришельцев, примечай там все. Чем вооружены стрельцы их? Довольно ли припасов в войсках? Не терпят ли какой нужды? Велико ли войско, и много ли у них летучих кораблей и скорострельных пищалей? Я все должен знать.
  
  Урок - Устар. работа, заданная на определенный срок.
  
  Приказчик непроизвольно моргнул и потеребил куцую бороденку:
  - Не изволь беспокоиться, Григорий Дмитриевич, все вызнаю, все узнаю.
  Строганов посмотрел на приказчика тяжелым взглядом. Тот уже не раз выполнял для хозяина 'деликатные' задания, но лишний раз построжить подчиненного по мнению Григория Дмитриевича, будет ему лишь на пользу. Город изрядно заинтересовал Строганова. Купеческий род его был богатейшим, пожалуй, лишь царский превосходил именитых купчин по накопленным богатствам. Все было: и собственные крепости, и наемное войско, не раз приходившее при нужде на помощь царским воеводам, вот только власть купцов ограничивалась Камой-рекой и уральскими владениями. А чем Строгановы хуже царей - никониан, предавших древнее благочестие? Разве хуже Строгановы, ведущие происхождение от татарских ханов, выскочек Романовых родом из Пруссии? Вот и надо поглядеть, что там у пришельцев, может, хватит злата - серебра подкупить лучших людей города, чтобы крикнули себе в правители Строгановых, а если не получится добром, то и дружины изрядные найдутся, уговорить непонятливых. Будет город в подчинении, тогда посмотрим, кто царствовать в стольной Москве станет...
  
  Согласно родовому преданию, предки Романовых выехали на Русь 'из Пруссии' в начале XIV века.
  
  - Не балаболь! Все примечай, есть ли в городе недовольные, что хотят? Так ли много ли искусных мастеров, как хвастаются, и как там относятся к истинной вере? Много ли никониан? Согласны ли принять к себе и защитить от гонений приверженцев истинной веры?
  - Все исполню в наилучшем виде, не извольте беспокоиться! - приказчик поклонился.
  - Иди, - слабым движением руки Строганов отправил подчиненного прочь, мечтательная улыбка промелькнула по губам. Если явил Господь чудо, перенеся город из другого мира в наш, то, может, оно и к добру. Поможет воцарению на русском престоле государей истинной древней веры!
  ***
  Во время мятежа пострадало шестеро сотрудников национальной гвардии, погибло трое мятежников, семьдесят восемь гражданских обратились за медицинской помощью. Город, подавленный и капитально шокированный произошедшими на площади кровавыми событиями, затих, притаился, словно пойманная мышь под веником. Редкий прохожий рисковал выскочить на улицу и то, по большой необходимости. До ночи только патрульные автомобили полиции до глубокой ночи с пронзительным, душераздирающим воем носились по пустынным городским улицам. Арестовали всех заговорщиков, за исключением бывшего приятеля мэра - татарина Равиля. После неудачного для Романова заседания Собрания депутатов он вовремя сориентировался и по старой дружбе попал в кабинет градоначальника. Под гарантии личной неприкосновенности он рассказал все, сдал всех подельников.
  Испуганным и подавленным заговорщикам в прокуратуре предъявили обвинение по тяжкой статье 279 Уголовного кодекса - вооруженный мятеж, за что грозил длительный срок. Лишь одного предводителя неудавшегося переворота - Романова, так и не задержали, под вечер полицейские обнаружили его автомобиль, брошенный на окраинной улице у реки. Прохожие видели его выходящим из машины, но дальнейший путь главаря мятежа терялся. Пущенная по следам собака довела полицейских до реки, но на пляже потеряла его, поэтому полиция и ФСБ в поисках главаря мятежа продолжали переворачивать город.
  К вечеру центральная площадь, спешно очищенная от мусора работниками ЖКХ, сверкала словно новенькая. Лишь подсыхающие лужи, оставшиеся после работы пожарных машин, вместе с блестящими в закатных лучах солнца свежевставленными стеклами в здании администрации да смешенный караул вооруженных автоматами гвардейцев и полицейских у входа в администрацию, напоминали о попытке вооруженного мятежа. Гораздо позже обычного, в двенадцать ночи, открылись ворота внутреннего двора администрации. Машина градоначальника в сопровождении патрульного автомобиля полиции направилась домой.
  Остаток дня Романов провел в зарегистрированном на другого человека гараже. Автомобиль бросил по дороге, а по пути никто из знавших его в лицо, его не видел. Закрыв за собой дверь на засов, облегченно выпустил воздух меж крепко стиснутых зубов. Ну вот, он в относительной безопасности. Никто, даже ближайшие друзья не знали об этом месте. Хотя какие у него друзья? Люди его круга, временные союзники, не более. Как он мог им доверять настолько, чтобы ставить под угрозу собственную безопасность? Тем более сейчас! У успешного переворота много родителей, у провалившегося - ни единого родственника.
  Последний раз он был в гараже месяц тому назад. Внутри было сумрачно, тусклый вечерний свет проникал сквозь щели между воротами и стеной, рисуя на полу тревожные тени. Сумрачно и тихо, с соседней улицы доносится грохот плохо отрегулированного мотора. В воздухе крепкий, настоянный запах пыли и бензина, посредине, на яме - древний, обшарпанный, но вполне работоспособный жигуленок, вдоль стен из красного, словно кровь кирпича, полки с барахлом, из которого только малая часть автомобильные запчасти. У стены за автомобилем притаился обшарпанный диван. Щелкнул выключатель у входа, над головой моргнула и зажглась слабенькая лампочка. Закружилась в мутном электрическом свете пыль. Мужчина сбросил с дивана потертое, пыльное покрывало, прихваченная из машины сумка опустилась на пол. Затем лег на диван и задумался. Почему? Почему? Ведь все так хорошо продумал! Ну ничего. Не повезло сейчас, значит, фарт придет чуть позже! Он же везунчик по жизни! Когда в 95 он, сам об этом не подозревая, влез в интересы екатеринбургских воров, пуля могла пройти несколькими сантиметрами ниже и все закончилось бы для него фатально. Тогда он не только выжил, но и сумел с прибылью для себя урегулировать трения с братвой. Вывернется и сейчас, не впервой выкручиваться из сложных положений. Романов задумчиво почесал нос, из карман появился телефон. Его он совсем недавно купил с рук, и этого номера не знал никто, стало быть, и спецслужбы не могли запеленговать телефон. Пальцы привычно пробежали по клавишам.
  - Узнал? Уже в курсе того, что произошло на площади?
  Собеседник с минуту о чем-то рассказывал Романову, от чего тот гневно хмурился и нервно чесал переносицу.
  - Что весь город знает? - наконец деланно удивился Романов, поджимая и так тонкие губы. Сделав паузу, поинтересовался. - Ладно, наш договор в силе?
  Выслушав ответ собеседника, прошипел:
  - Двойная оплата? А не слишком большой кусок ты решил проглотить?
  Романов выслушал ответ невидимого собеседника. Глаза полыхнули сдержанным гневом, губы побледнели и сжались в тонкую линию. Несколько секунд молчал, затем неохотно процедил:
  - Согласен, все как договорились, встречаемся там же?
  - Хорошо, я буду, в четыре тридцать утра, - произнес Романов, затем нажал кнопку выключения и процедил с ненавистью глядя на алые кирпичи стены, - Жизнь висит на нитке, а думает о прибытке... Урод.
   С задумчивым лицом посидел на диване, покурил, потом рывком поднялся на ноги. Пройдя в дальний угол гаража, подобрал лопату. Осторожно спрыгнул в смотровую яму под машиной. Неожиданно с улицы послышался шум автомобиля. Машина остановилась напротив гаража, где прятался Романов, продолжая мерно тарахтеть двигателем. Беглец испуганно замер, напряженно прислушиваясь к происходящему на улице. 'Неужели за мной? Откуда они узнали про гараж?' Страх накрыл Романова с головой, по спине потекла холодная струйка пота. Рука торопливо скользнула к заднему карману штанов, в тусклом свете укрепленного под потолком фонаря сверкнул вороненый ствол пистолета.
  - Да ты что! Это не наш гараж! - послышался с улицы хриплый мужской голос. - Поехали отсюда!
  С улицы послышался шум отъезжающего автомобиля. Только дождавшись, когда звук машины исчез вдалеке, Романов позволил себе облегченно выдохнуть.
  - Уроды, - тихо, но с чувством прошептал, замелькала лопата, выброшенная наружу земля летела на пол гаража. Не прошло и пяти минут как лопата звякнула о что-то стеклянное. Появившаяся на краю ямы трехлитровая стеклянная банка тускло блеснула желтым. Беглец выпрыгнул наружу, оглянулся. Лежавшей на полке тряпкой обтер банку от земли и поставил на диван. Сквозь стекло туго набитой банки просвечивали пачки пятитысячных вперемежку с бежево-зелеными стопками с портретами мертвых президентов США, разноцветными пачками евро, а между ними желтели золотые кольца, сережки и немалой толщины цепочки.
  Вытащив несколько пачек рублей и горсть золотых изделий, чем порядком опорожнил банку, Романов тщательно пересчитал деньги. На ближайшую перспективу российские деньги продолжали обращаться в городе, правда, дефицитные товары без карточек не продавали, зато на черном рынке за рубли возможно достать хоть черта! Затем положил деньги в сумку и уложил ее под диван, а банку положил в угол гаража, небрежно прикрыв тряпьем. 'Интересно, - подумал Романов, - что с другими?' Он присел на диван и наугад набрал несколько номеров заговорщиков, но трубка доносила только длинные гудки. Лишь в последний раз, когда он уже собирался прекратить бесполезное обзванивание, в трубке раздался незнакомый басистый голос:
  - Але! Я слушаю!
  Романов невольно вздрогнул и поспешно бросил телефон на диван, словно перед ним не мобильник, а ядовитая змея.
  - Кто это говорит? - послышалось из трубки, но уже гораздо тише.
   Романов торопливо нажал на кнопку выключения. По всей видимости, владелец телефона в полиции, и трубку поднял следователь. Но, это не мои проблемы, горе неудачникам! Главное, я на свободе и у меня есть шанс схватить удачу за хвост. Если бы Соловьев знал, что я нахожусь так близко, он бы, наверное, с досады лопнул, - с ехидством подумал Романов. Гаражный кооператив, в котором прятался беглец, находился всего в пяти минутах ходьбы от коттеджа градоначальника. Сегодняшняя ночь обещала стать особенно трудной, поэтому Романов вытащил из дивана подушку с покрывалом и застелил постель. Не раздеваясь, прилег. Через несколько минут он уже забылся в беспокойном сне.
  'Трын-тын-тын. Трын-тын-тын' - словно бешенный зверек забился в кармане. Романов с трудом разлепил глаза. Темнота... Лунный свет проникал через щели в гараж, рисуя на стенах тревожные тени. Где я? Ах да. Он вытащил из кармана мобильный телефон. На экране четыре часа десять минут утра, пора вставать. Включать свет не стал - опасно. Отсветы могут увидеть снаружи а там и до любопытства полицейских недалеко. Подсвечивая фонариком мобильного телефона, торопливо собрался, проверил пистолет и, прихватил сумку с деньгами. Через несколько минут Романов, поеживаясь от ночной прохлады, шел по пустынным и тихим улицам города по направлению к коттеджу мэра. Узкий луч фонаря мобильника высвечивал маленький круг мокрого после ночного дождя асфальта. За высокими бетонными и кирпичными заборами проплывали тонувшие в листве окружавших их садов едва угадываемые в ночной тьме здания.
  На подходе к Соловьевке он услышал шум двигателя патрульного автомобиля. Он затаился на обочине и, слава богу, его не заметили. Небо постепенно светлело, обещая совсем скорый восход солнца. Крепко пахло перегретой пылью, и полынью, которой уродилось в этот год неисчислимо...
  Полицейская машина с мигающими синими проблескивающими огнями на крыше, как и договаривались, стояла на обочине дороги, идущей через пустырь между городскими пятиэтажками и коттеджным поселком. В кабине виднелся силуэт человека, время от времени он беспокойно оглядывался по сторонам. Романов остановился у последней пятиэтажки, снял пистолет с предохранителя и несколько минут понаблюдал за окрестностями. 'Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет', - подумал, невесело хохотнув про себя. Вроде все тихо, вокруг никого. Как всегда, Александр углядел его заранее и испортил Романову весь эффект внезапного появления. До машины оставался еще добрый десяток метров, когда хлопнула дверца автомобиля, а водитель в полицейской форме неторопливо вышел на улицу. Рука лежала на кобуре, В лицо Романова ударил свет фонарика, заставив прикрыться ладонью.
  - Ты с ума сошел светить фонарем? - прошипел Романов. Обычное спокойствие покинуло его.
  Впавшие щеки предводителя мятежа, уже сутки не бритые, отливали желтой синевой, из-под бровей тускло, как осколки антрацита, светили глаза. Две неудавшиеся попытки взять власть в городе дорого стоили ему.
   - Не боись, Романов, мне полицейскому, можно. Принес? - потушив фонарик ответил человек в форме.
  - Да! Вот, - отвечая на вопросительный взгляд, Романов встряхнул сумкой, звякнуло металлом. Нервно улыбнулся.
  - Хвост не привел? - спросил полицейский и еще раз подозрительно оглянулся по сторонам.
  - Да какой там хвост, меня сразу же арестовали бы, а не бегали за мной, - невесело усмехнулся Романов.
  - И то правда, - ответил его собеседник и требовательно протянул руку.
  Романов передал ему сумку, полицейский на секунду распахнул его, в руке вспыхнул фонарик, осветив лежащие внутри пачки с деньгами и россыпь золотых изделий. Небрежно закрыв сумку, мужчина забросил ее на сиденье рядом с водительским местом.
  - Покажи ты! - потребовал Романов.
  - У меня все точно, как в аптеке! - коротко хохотнул полицейский и, обойдя автомобиль сзади, открыл багажник. На дне лежал гранатомет РПГ - 7, - Поедешь со мной?
  - Здесь тебя подожду, - отрицательно покачал головой Романов, потом высокомерно ухмыльнулся, - Осторожного коня и зверь не берет.
  'Еще не хватало рисковать жизнью! Я зачем тебе такие деньги плачу?!
  - Как знаешь, - пренебрежительно хохотнул полицейский, захлопнув багажник, сел за водительское место и завел машину. Включились фары, осветив участок грязного асфальта, машина въехала на улицу Садовую и, повернув за поворот, исчезла из виду.
  Романов оглянулся: в полусотне метров возвышалась безмолвная и темная громада ближайшей к Соловьевке пятиэтажки. Общие балконы как раз выходили на коттеджный поселок. Самое безопасное место, заодно видимость, словно в театре, решил Романов. Дверь дома оказалась без кодового замка. Через пару минут Соловьев стоял на балконе пятого этажа и горящими от нетерпения глазами всматривался в предрассветные сумерки. Вид на поселок открывался замечательный. Солнце еще не встало, но уже достаточно рассвело, чтобы видеть стволы деревьев на фоне черно-зеленой земли и разноцветные здания поселка.
  Крыша мэрского коттеджа была ближе к реке, найдя ее взглядом, он прислонился к стене и закурил.
  Был ли Романов злодеем? Не более, чем десятки тысяч мелких российских хозяйчиков, воспитанных волчьими временами девяностых годов, когда или ты сожрешь конкурента, или тебя. Когда главное - обогащайтесь, и не важно, каким образом ты 'заработаешь' первый миллион зеленых, и что будет стоить твое богатство окружающим. Романов никогда не стал бы бессребреником или матерью Терезой, не тот характер, не тот жизненный опыт, но, если бы не события девяносто первого года, катком проехавшие по судьбам и жизням миллионов людей бывшего Союза, убийцей Романов точно бы не стал. А тут подвернулся случай сорвать крупнейший банк в его жизни, он не мог устоять против такого искушения, тем более что устоев и моральных принципов у него осталось не больше, чем у сношающегося кролика.
  Он докурил, красный светлячок непотушенной сигареты полетел вниз в предрассветную полутьму. Время тянулось в томительном ожидании. От невидимой реки тянуло сыростью и тиной, он поежился от утренней прохлады и поплотнее запахнул тонкую ветровку. Облачное небо на востоке будто обрызгало кровью и вдруг, первый луч солнца прорвался к земле, окрасил в алый свет крыши домов коттеджного поселка, осветил серую нить реки, окаймленную блекло-зеленой щетиной рощиц, чуть дальше. От волнения руки стоявшего на балконе одинокого человека сжались в кулаки. 'Не кинул ли меня наемник? Вряд ли'. Рекомендации тот имел железобетонные и такой же авторитет в очень узких кругах. Хотя Романов впервые в жизни прибег к помощи наемного убийцы, но сведшему с ним человеку он верил настолько, насколько это позволяла его натура. Оставалось только ждать. И тут:
  'Бам!' - вместе с ослепительно-красным всполохом, донеся звук взрыва и принялся эхом гулять между коттеджей. Тревожно завыли во дворе поставленные на сигналку машины.
  Через пару секунд в ответ зачастил автомат:
  'Так-так-так-так-так!'
  В ответ часто захлопали одиночные выстрелы из пистолета.
  Сердце в груди бывшего офицера, бывшего бизнесмена, а ныне мятежника, на миг остановилось. 'Что там происходит? Один выстрел из гранатомета и наемник должен скрыться! Откуда автоматчики? Это что, засада? Черт!'
  Вцепившись руками в ограждение балкона и, продолжая изо всех сил вглядываться в рассветную муть, Романов произнес яростным шепотом:
  - Лишь бы попал, он не мог не попасть!
  'Так-так-так-так-так!' - тревожно заливался второй автоматический ствол, в унисон ему зарычал двигатель машины, но через несколько секунд умолк, замолчали и автоматы.
  В наступившей относительной тишине стало слышно, как, хлопая крыльями и пронзительно крича, словно радуясь очередной человеческой бойне, кружится вокруг дома черная воронья стая. Где-то вдали послышался нарастающий звук полицейской сирены. Сейчас здесь будет полицейских словно мух, понял Романов и кинулся по лестнице вниз. Одна лишь мысль не давала ему покоя, что с мэром? Убили его или нет? Судьба наемника его совершенно не интересовала.
  Полиция встала на уши и к вечеру нашла гараж, где скрывался Романов но, его там уже не было. Покушение завершилось лишь частичным успехом. Соловьеву повезло. В предыдущий вечер он повздорил с супругой и ночевал в зале, а не в спальне. Взрыв залетевшей в окно первого этажа гранаты на месте убил жену Соловьева, сам он отделался лишь испугом. Его несостоявшийся убийца позаботился о том, чтобы предварительно снять из бесшумного оружия дежурного национального гвардейца. А вот то, что из-за произошедшего накануне путча градоначальника станут охранять еще двое полицейских, он не знал. Внезапно выскочив из дома они изрешетили автоматами машину, на которой пытался убежать наемник Романова. Он погиб на месте.
  Сколько ни прочесывали город и пригороды полицейские, Романова так и не нашли. Лишь через пару дней начальник ФСБ доложил Соловьеву, что начальник первой пограничной заставы за взятку пропустил незарегистрированный Уазик за пределы охраняемой территории. Посланные на перехват пограничники тревожной группы нашли в ста километрах от города сломавшийся автомобиль, а Романов растворился в бескрайней уральской тайге.
  После неудачной попытки вооруженного путча прошло три дня.
  Колонна из двух десятков фургонов, подпрыгивая и переваливаясь на ухабах утоптанной до каменной крепости степной дороги, катила по древнему тракту, соединяющему Южный Урал с Джунгарией и дальше с Китаем. В авангарде и арьергарде колонны гарцевало по небольшому отряду приданных повелителем казахов разномастно одетых степных всадников - хан отправил их в качестве сопровождающих и проводников.
   Гортанные крики возниц заглушал скрип рессор.
  Небо выцвело, серо-бурая, совсем не похожая на весеннюю, степь километр за километром ложилась под копыта лошадей. Серый шлейф пыли, взбитой колесами фургонов и копытами лошадей, неподвижно висел в горячем воздухе, залетал вместе с терпким запахом конского пота в занавешенные окна фургонов и на привале приходилось подолгу умываться и бесконечно отхаркиваться серой, горькой слюной.
  Но хуже всего была свирепая тирания солнца, она начиналась, стоило лишь ему оторваться от кромки горизонта. Жара была поистине африканской, ужасной. Жара вскрывала череп, обнажая белый мозг и шипящие, как провода в лампах ночных фонарей, нервы. Жара угнетала русскую душу.
   Только ночь давала краткую передышку.
  Далеко на востоке, у западного выхода из Джунгарских ворот по повелению Тауке-хана собирались тумены казахского войска, чтобы силой оружия остановить очередное нашествие агрессивных соседей с востока. В соответствии с договором между городом попаданцев и казахским ханом им в помощь выдвигалась минометная батарея с пехотным прикрытием из взвода автоматчиков.
  Когда стало известно об готовившейся военной экспедиции на помощь казахам, Александр разъярился. Помогать вчерашним врагам? Пролитая кровь погибших бойцов требовала отмщения! Оставить казахов на съедение джунгарам или того лучше, дождавшись, когда степь, вырезанная пришельцами с востока, окончательно опустеет, ударить по ним и забрать степи себе! Подобные мысли обуревали большинство подчиненных Александру бойцов и гражданских работников форта угольного разреза. Поэтому, когда его вызвал на беседу заместитель мэра по военным и внутренним делам и предложил возглавить взвод пехотного прикрытия экспедиции, он категорически отказался. Но к его огромному удивлению, чиновник не стал 'ломать' его, а постарался убедить, что помощь казахам крайне выгодна городу. Под давлением убедительных аргументов, Александр, скрипя сердце, признал его правоту.
  Ни людей, ни свободных ресурсов, чтобы освоить бескрайние казахские степи, у города не было. Поэтому необходимо было как-то выстраивать мирные отношения с кочевниками. Более того, если победят джунгары, то, сколько бы их ни били потом попаданцы, кочевники по неистребимой ненависти номадов к оседлым вновь и вновь станут приходить за добычей в город. Другое дело казахи. Кровопролитные войны с восточными соседями продлятся еще несколько десятилетий, и все это время они будут безгранично заинтересованы в военной поддержке попаданцев. Стало быть, их правители будут искать с городом дружбы и приложат максимум усилий для ее поддержания. Правда, и помогать казахам в ответных походах в Джунгарию не стоит. Ликвидировав своего непримиримого врага, они сами станут опасными городу. Целесообразно помогать в отражении нашествий джунгар, но окончательно врага не добивать - это единственно правильная тактика попаданцев, гарантирующая относительно спокойную южную границу. Благополучие и мирную жизнь города Александр посчитал более важным, чем собственные обиды и амбиции. После того, как он нехотя согласился с мнением чиновника, тот благожелательно улыбнулся и предъявил ему письменный приказ командира батальона о назначении Александра в состав экспедиции на должность командира пехотного взвода. Это означало еще как минимум на пару месяцев продление срока командировки и разлуки с Олей, но выбирать не приходилось.
  Первые дни путешествия Александр больше всего опасался предательства со стороны казахов. Он и сам держал оружие под рукой и подчиненным приказывал сторожиться, но время шло. Кочевники, казалось, не обращали особого внимания на пришельцев. По вечерам исправно привозили в лагерь попаданцев свежезаколотых барашков для походного ужина. Утром, усевшись около коняшек на кошму, расстеленную прямо на траве, терпеливо ожидали, пока фургоны попаданцев тронутся в путь. Несмотря на подчеркнутое безразличие казахских воинов, попаданцы каждый вечер вставали на ночевку отдельным лагерем: фургоны выстраивались в оборонительный круг, выставлялся усиленный караул, да и сами отдыхали с оружием под рукой.
  Дни шли, но ничего не происходило.
  На третий день Александр слегка успокоился, хотя разумную осторожно по отношению к кочевникам продолжал проявлять. Он и не предполагал, что казахи с таким же недоверием относятся к пришельцам из удивительного города. Едва хан заключил мир с попаданцами, по степи немедленно пополз распространяемый недругами хана слух: 'Снюхался с урусами хан... Продал степную свободу неверным, поэтому и идут они ему на помощь!'. Слухи, конечно, передавались шепотом. Но, как говорится, самый тихий шепот услышит аллах, а что известно ему, то передаст он людям. Так что глупцы и фанатики, способные нарушить волю правителя казахов, подвергали маленький отряд попаданцев нешуточной опасности. Спасало то, что сопровождать попаданцев хан отправил отряд из доверенных нукеров, которые ни при каких обстоятельствах не переступят через волю хана.
  В один из дней казавшегося бесконечным пути Александр поймал себя на том, что мысли о навеки покинутом двадцать первом веке больше не приносили боль одиночества и утраты, как в первые дни и недели после Переноса. Словно подернулись вуалью времени, стали тусклыми и почти нереальными и суматошная жизнь больших городов и бензиновая толчея транспорта и Интернет и, самое главное, мать. А реальностью стало то, что вокруг него. Заунывная песня, бесконечная как сама степь, проводника-казаха, которую он пел, аккомпанируя себе на струнном музыкальном инструменте, грубо вырубленный из камня идол - обатас на вершине затерянного в степи холма, город и лицо Оли, то ласковое, то грустное. Он глубоко вздохнул и покачал головой:
  - Вжился, черт... так вжился, что прежнее почти и не помнится!
   Нет, конечно все помнилось, но то была память разума, а не чувств. Эмоции и чувства диктовались уже миром семнадцатого века. Века кровавого, но и великого. Еще недавно непонятного и пугающего а теперь почти родного. Ко всему привыкает человек, особенно такой молодой, как Петелин.
  На четвертый день экспедиции пришло сообщение, повергшее членов экспедиции в шок. Нашлась пропавшая в степи за несколько дней до набега казахов геологическая партия. Судя по оставленным нападавшими следам, геологов подловили ночью. Расположенный на берегу степного озерка лагерь варварски разграбили, технику раскурочили, а что не смогли снять, разбили. Попаданцев после пыток подвергли мучительной казни, посадив на колы. Совершившие это изверги бесследно растворились в бескрайней степи.
  
Глава 9
  Закончился первый летний месяц. Второго июля суд огласил приговор по уголовному делу заговорщиков. Все десять дней процесса локальная сеть гудела от яростных диспутов, а телевидение освещало заседания суда как главную новость. Даже бабульки, заседающие у подъездов, живо обсуждали ход процесса. В итоге суд вынес суровый приговор. Заговорщики получили от 18 до 20 лет тюрьмы - максимально возможные тюремные сроки по статье 279 Уголовного кодекса. Этому суровому решению немало способствовал телефонный звонок градоначальника городскому судье. Собственность осужденных реквизировали в казну. Подавляющее большинство горожан встретили суровый вердикт с полным удовлетворением. Затеянная богачами буча могла привести к гражданской войне и гибели города, а деятельность администрации, несмотря на все издержки, они в целом одобряли.
  Разбойников c изуверством уничтоживших геологическую партию так и не разыскали. Облет территории в радиусе пятидесяти километров вокруг места преступления и проверка обнаруженных там становищ кочевников ничего не дали. Ни малейших следов предметов двадцать первого века. Сами аборигены категорически открещивались от нападения на лагерь геологов. Тщательное расследование, проведенное начальником ФСБ, смогло установить, что это кто-то неместный. Ни окрестные башкиры, ни казахи отношения к преступлению не имели. Наконечники стрел, немногочисленные предметы, забытые убийцами на месте преступления, разительно отличались от используемых местными. Агентура, навербованная среди окружающих кочевников и, оставленные Тауке-ханом заложники, в один голос клялись аллахом и Тенгри, что найденные стрелы используют джунгары. Следствию не помогла продвинуться даже щедрая награда, обещанная за информацию о напавших на лагерь геологов разбойниках. Как могли пришельцы с востока оказаться так далеко от родных земель, или преступники все же ряженные башкиры или казахи, так и осталось загадкой.
  Неспокойно было и на границе перенесенной территории попаданцев. Четырежды за июнь разноплеменные банды степных удальцов пытались пробраться вглубь 'попаданческих' владений. Но не тут-то было! Тех, кому повезло не напороться на минные поля, прикрывшие наиболее опасные направления, обнаружили дежурившие сутками на сторожевых вышках по периметру 'попаданческих' владений пограничники. Разбойникам было невдомек, что в приборы ночного видения даже во тьме они видны, словно в яркий день. Автоматическому оружию вкупе с самодельными минометами вызванной по тревоге маневренной группы на БТР-70, степные разбойники ничего противопоставить не могли. Основную часть потенциальных грабителей уничтожили или захватили в плен, пополнив ряды штрафников, лишь малая часть скрылась в лесу. Чтобы не подвергать солдат излишнему риску, преследовать разбойников не стали.
  Приспосабливаясь к новой жизни, город продолжал меняться. Заработало еще несколько небольших, полукустарных, но так необходимых жителям производств, оживились кустари. На центральном рынке и в немногих оставшихся городских магазинах в изобилии появилась продаваемая без карточек глиняная посуда, разнообразный кухонный инвентарь и почти весь ассортимент магазинов 'Тысяча мелочей', пусть сделанный погрубее, чем в двадцать первом веке, и в основном не из привычного пластика, но главное, он появился в продаже! Покупателям предлагали мебель и стройматериалы в неплохом ассортименте. Даже оконное стекло, хотя и дорогое, вновь появилось в магазинах. Мясо, в связи с обилием поставляемого казахами скота, начали продавать без карточек и по цене в разы меньше, чем до Переноса. В свободной продаже появилась речная и озерная рыба. Заполненные до отказа холодильники мясокомбината позволили разнообразить питание горожан, начать производство и продажу мясных и рыбных консервов разнообразных копченостей. Жить стало лучше, жить стало веселее!
  На днях ожидалось долгожданное открытие железной дороги к разрезу и начало поставок на электростанцию добытого угля, но неофициально дорога уже работала. Почти ежедневно по утрам жителей прилегающих к железной дороге домов будил грохот идущих на юг составов. Туда шли платформы с тяжелой техникой для работы на разрезе: бульдозерами, грейдерами, самосвалами и экскаваторами, грузовые вагоны с всяческими припасами. Назад поезда возвращались полупустые. Подумали и о безопасности дороги: для защиты от возможного нападения степных разбойников, перед локомотивами шли бронеплатформы: бронированная кабина для размещения десятка автоматчиков и площадка для миномета. А между грузовыми составами по несколько раз в день по железной дороге курсировал переделанный в бронепоезд пожарный поезд или бронелетучки...
  ***
  Простором и покоем веяло от тихой речки с широкой долиной, которую пришельцы назвали загадочно: Велькою. Напоенный влагой, пряными запахами тины и рыбы свежий ветер свободно гулял над мутно-голубыми просторами реки, забирался под небогатый, но вполне еще приличный, без дырок, кафтан. Старший приказчик Пахомов невольно поежился от речной сырости и посильнее запахнул одежду. Строгановы с платой не обижали, но и не баловали, так что для путешествия и старый кафтан сойдет. Приказчик привстал с сидения невеликого своего корабля, прищуренными глазами наблюдая за приближающимся городком попаданцев - целью экспедиции. Сидящие вдоль бортов кораблика мужики, мощно хекали, отталкиваясь веслами от упругой речной волны, изредка бросая любопытный взгляд на берег. С тихим шелестом бились об белевший недавно напиленными и не успевшими потемнеть досками пирс пенистые волны. Широкая, утоптанная дорога от пристани кружила по склонам холма к деревянной крепостице - цели торговой экспедиции. Деревянные крепостные стены из свежих, нестроганых бревен, правда, вокруг ворот и по углам невеликой крепости стоят островерхие каменные башни, но не из кирпича, а из неизвестного серого камня. Над стенами не видно ни единой маковки церквей. Словно и нехристи какие там живут!
  Вокруг посад вперемешку стояли юрты, шатры, глинобитные домишки с плоскими крышами и русские, покрытые соломой, избы. Безлюдно. Лишь изредка мелькнет фигура взрослого, занятого собственными делами и безразличного к каравану судов Строгановых, да копается в грязи разного возраста детвора. У стен крепостицы на травке спит пьяница в тряпье. Струйки дыма густо вьются над крышами, хозяйки готовят мужьям. Приказчик невольно сглотнул голодную слюну: завтракал давно, подкрепиться не мешало. Поодаль, у круто спускающегося к воде песчаного пляжа, расположилось с десяток телег, видать мужики хотят подзаработать на перевозке товара. На другой стороне реки - на низком берегу подпирают небо нетронутые человеком зеленые великаны-сосны.
  Несколько человек в коротких зеленых кафтанах пришельцев и баба в белых одеждах, с чудными белыми повязками на лицах, терпеливо поджидали на середине пирса, пока караван судов именитых купцов Строгановых подойдет к берегу.
  - Невелика крепостица, - густым басом прогудел сидевший на веслах мужик с окладистой седой бородой, чем-то похожий на попа. Пахомов бросил на него внимательный взгляд и снова принялся рассматривать городок пришельцев. 'Ну, такую взять приступом не мудрено'. Никакого сравнения со знатной крепостью Строгановых на Каме или каменными крепостями на западе русского царства. А уж их он за собственную бурную жизнь перевидал немало, пришлось и с поляками биться, и с татарами в Сибири. Потаскало его за сорок годов по всей России - матушке только Восточного (Тихого) океана не видел. Чего нет, того нет. Крепостица, скорее, походила на наспех срубленные укрепления, какие для бережения от немирных инородцев на скорую руку ставили воеводы по сибирским дорогам.
  Выступив в поход больше месяца тому назад, торговые люди купцов Строгановых почти повторили легендарный маршрут дружины Ермака, столетие тому назад ушедшей покорять Сибирь. Караван поднялся вверх по реке Чусовой и ее притоку Серебрянке до волока к Жеравле, впадающей в Баранчу - приток Тагила. Затем спустился Тагилом в Туру, далее Тоболом прошел до реки Вельки. Маршрут частью хоженый, известный, а частью - в новинку, так что прошли с приключениями. На волоке, когда, надрываясь, тащили тяжело нагруженные кораблики в Баранчу, налетела толпа разномастно одетых диких всадников с луками и конскими хвостами на копьях. Подскакав поближе, косоглазые разбойнички вздели в небо монгольские луки, в воздух поднялось смертоносное облако стрел. Раздался нарастающий рев - разбойники с кривыми саблями, дубинами, копьями налетели на охрану и взявшихся за оружие работников. Знали - если что, пощады не будет никому. Хорошо, что Пахомов - тертый калач, опытный, заранее выставил охрану с мушкетами и пушками наготове, насилу отбились. Слава богу, трудное путешествие благополучно закончилось в месяце липец 7198 года от сотворения мира.
  
  Липец - июль по древнерусскому календарю.
  
  Когда до поселения пришельцев оставалось верст десять, из-за ближайшего мыса, словно чертик из коробки, выскочил чудесный, без парусов и весел, самобеглый кораблик с ратными людьми в чудной одеже и шустро направился наперерез каравану. С палубы его закричали, дескать, останавливайтесь! Пахомов облегченно выдохнул, торопливо и мелко перекрестился. Слава богу, доплыли! Упорствовать не стал, приказал поднять весла, караван остановился, потихоньку дрейфуя вниз по течению. Ратные подплыли поближе, поинтересовались, кто такие, по какой надобностью приплыли. На что получили ответ: мы гости торговые, посланы именитыми купцами Строгановыми по приглашению воеводы Соловьева на торг. Стрельцы бегло осмотрели и пересчитали привезенные грузы, записали в книгу и пропустили караван к крепости. А товар корабли привезли изрядный: хлеб, мед, соболиные, лисьи, волчьи и другие шкуры, льняные и конопляные ткани, смолу, поташ, деготь, канифоль и немереное количество соли.
  Корабль уткнулся о бревна пирса, приказчик первым выскочил на берег. Сняв шапку, угодливо поклонился встречавшим странно одетым стрельцам, залебезил, на что хозяева ответили надменным кивком. Ратные люди вначале осмотрели, сверяясь с записями, людей, груз, оружие: сабли с мушкетами и две взятые в поход пушки, наконец, назвали мыто.
  
  Мыто- таможенная пошлина.
  
  От названной суммы Пахомов густо побагровел. Он спорил, божился, рвал себя за камзол на груди и целовал крест, убеждая, что никак нельзя столько, что это сущее разорение, но стрельцы стояли на своем и лишь посматривали на приказчика с непонятной усмешкой. Мужики около телег равнодушно смотрели на разыгрываемый Пахомовым спектакль, видать, уверены - никуда не денется, тряхнет мошной. Наконец, приказчик утих, смирился и уплатил столько, сколько требовали. С извозчиками Пахомов сговорился о плате быстро и недорого. Мужики оказались русскими, они прибились к пришельцам и построили избы тут же в торговом поселении. Загрузив нанятые телеги, Пахомов уселся на первую. Распорядился недовольным голосом возничему - место тому не хватило, и он стоял на земле, сбоку:
  - Поехали.
  У ворот в городок стояли ратные люди со скорострельными мушкетами. Сопроводили хмурым взглядами возы, ворота закрылись.
  Небольшая, мощенная битым красным камнем площадь, огорожена однообразными, высокими и узкими, в два жилья, бревенчатыми избами, покрытыми по-господски - черепицей. Наверху, под самыми крышами, диво - дивное, светятся огнями узнаваемые, но слегка непривычных очертаний, буквицы. 'Трактир' - поднатужившись, прочитал название над одной из изб Пахомов и покачал головой. Поди ты! Пришельцы неизвестно откуда, а пишут по - нашему! Что больше всего поразило Пахомова, это чистота, как будто мусор (зола, падаль, битые горшки, сношенное тряпье) не выкидывался на улицу, лишь с краю площади дымились, 'благоухая' свежие катышки лошадиного навоза. Из-за угла к ним резво подскочил худой как щепка мужик, деревянной лопатой сгреб добро в ведро и был таков. С площади мощеная красным камнем широкая дорога шла к центру, там виднелись узнаваемые очертания деревянных навесов, доносился гул торжища и стук топоров.
  Телеги втянулись за ворота и дорогу заступил высокий мужик с внимательным взглядом и поднял руку в останавливающем жесте. Ветер развевал длинные полы его белого халата. Ездовые привычно натянули поводья, остановившись в паре шагов. Старший приказчик, недоуменно нахмуря брови, толкнул в плечо ездового:
  - Это кто?
  - Дохтур, - не поворачиваясь буркнул тот, - щас вас осматривать будет!
  - Так смотрели уже? - удивился Пахомов.
  - Три раза должны осматривать, - все так же не оборачиваясь, мрачно буркнул мужик, затем нехотя добавил, - прибрел тут один давеча, тело в сыпи, внутри их водица черная!
  Мужик подумал еще и добавил со значением подняв закорузлый, с траурной каемкой под ногтями палец вверх:
  - Черная оспа! Если бы дохтора не углядели, всем смерть! Сторожатся болезней хозяева наши, купцов только после осмотра допускают, а в их город и нам дороги нет.
  - О как, - только и смог сказать Пахомов.
  Работа разведчика тайная и заключается в получении точных сведений, а как он их добудет, это начальство не волнует, выкручивайся, как хочешь. 'А как я исполню урок Григория Дмитриевича? Как выведаю про жизнь их и войско? Ладно, осмотрюсь, придумаю что-нибудь, не впервой!'. Вздохнув глубоко и шумно, он примирился с неизбежным осмотром.
  Дохтур заставил торговых людей задирать рубаху, осматривал и опрашивал всех, включая самого последнего гребца, но к мужикам близко не подходил, видать, брезговал. Пахомов недовольно крякнул и смерил дохтура мрачным взглядом. А чего брезговать? У любого посмотри - тело чистое, белое. Ни вшей, ни иной живности нет. В походе старались, регулярно мылись в реке, стирали порты и рубахи с кафтанами. Хотя, конечно, месяц пути. Как не береглись, бороды нечесаны, на голове космы отросли, да и в баню охота. Не найдя к чему придраться, дохтур отправил людей в стоящую на площади баню. После помывки людишки разгрузили товар в указанный стрельцами склад и еще трижды возвращались к речке за товаром. Закрыв на замок дверь склада, Пахомов оставил людей в просторном гостевом дворе. Там уже располагались не только купчишки из далекого города Бухары, но и свои, торговые гости из Тобольска. Отметив, что к пришельцам есть дорога в Тобольск и другие сибирские городишки, Пахомов отправился посмотреть невеликое поселение.
  Ходил, дивился. Много он городов повидал, и в Новгороде случалось быть, и в стольной Москве, и в латинских городах, но таких чудес не встречал. На мощеных камнем и досками мостовых чисто, во всех окнах стекла, на улицах вперемешку горящие огнями вывесок харчевни да постоялые дома. Немногочисленные прохожие: башкирцы, татары да наши русские мужики и бабы проходили мимо, скользя по Пахомову безразличными взглядами. Видать, привыкли к гостям. И никого, кто видом напоминал пришельцев. Напротив здания с вывеской 'Школа', он остановился посреди дороги, с удивлением разглядывая блестящую стеклом окон трехэтажную избу. Двери распахнулись настежь, пестро одетая толпа мальчишек и девчонок с гамом и смехом вывалилась на улицу. Впереди неслась пигалица лет десяти, показавшаяся издали похожей на его Софьюшку. Кровь резко, толчком, ударила в голову, и лишь через миг он увидел - похожа юница, но не его дочь. С задорным криком:
  - Не догонишь! - девица пулей промчалась мимо Пахомова, завернула в ближайший переулок. За ней промчались остальные дети.
  Пахомов постоял, почесывая затылок и глядя вслед мальцам. Хороший разведчик не должен ничему удивляться, но сегодня не тот случай. Ну мальцов учить, это еще куда не шло, юниц-то зачем? Не понять этих пришельцев, с жиру бесятся!
  Высота и толщина крепостных стен заставили скривиться в презрительной усмешке. Стоявшие у ворот ратные люди нахмурились, грозно покосились.
  - Что надо? Проваливай давай!
  Пахомов втянул голову в плечи, торопливо отвернулся, попятился. От греха подальше, чтобы не наваляли, поспешил прочь.
  Только отошел от ворот, как вновь натерпелся страху: из-за угла с шумом вынырнула самобеглая повозка. Сердце екнуло в груди, изумленный Пахомов закрыл глаза и застыл соляным столбом. Машина бибикнула, не останавливаясь объехала глупого аборигена и свернула в переулок, оставив после себя в воздухе медленно тающий серый дымок и неприятный запах. Он стоял, изумленно глядя машине в след, ноги не несли. Чуть дрожащим голосом зашептал молитву, часто, быстро и мелко крестясь. От ворот послышался обидный смех, не оборачиваясь, плюнул на землю и побрел дальше.
  Из центра поселения доносились удары топора и крики торга, Пахомов повернул на звуки. В углу небольшой площади споро ладили бревенчатую церковь, возведя ее до второго этажа. Мастеровые с носилками сновали, тащили кирпич и раствор известковый. Поодаль плотницкая бригада доски сбивала, стружки из-под топоров, да других, чудных инструментов то дождем сыплются, то лентами вьются. Пахло смолистой сосной. Под деревянным навесом в центре - торжище. Купцы кричат, зазывают покупателей. На травке у стены будущей церкви спит нищенка в тряпье. Юродивый, заросший, оборванный, увидев приказчика, оживился. Звеня тяжелыми веригами, запрыгал, тыча пальцем в новенького, громко завопил, застонал:
  - Христа ради помоги, боярин!
  От юродивого зловонно воняло. Пахомов молча обошел попрошайку.
  Подошел поближе к торжищу и пораженно застыл на месте. Изрядно! Торговало десяток лавок, но чего там только не было! Металлические котлы, посуда и стальные топоры с пилами, большие и маленькие зеркала, стеклянные бусы, прозрачные и очень легкие емкости и другие диковинки. То ли бухарец, то ли еще какой азиатец в синем халате с узорами, азартно торговался, размахивая зажатыми в руке четками, на ломанном русском языке. Дальше несколько лавок, где торговали съестным, оттуда доходил запах свежевыпеченного хлеба. В животе противно забурчало, напоминая - с утра в рот маковой росинки не перепало.
  Из дощатой лавки навстречу высунулся купец, видом чистая лиса, и сладкогласно:
  - Заходи, уважаемый, такой товар, как у меня, ни у кого не увидишь!
  Пахомов лениво отмахнулся: торговать станем завтра. Сегодня станем исполнять данный старшим Строгановым урок. На противоположном конце площади заманчиво горела надпись 'Къобакъ' над длинной избой с высокой вехой, торчавшей над дверьми. Рядом под деревом телега оглоблями вверх. Коней не видно, видимо, в конюшне. То, что нужно. Где, как не в питейном заведении, возможно все узнать и заодно поесть?
  Скрипнула дверь, Пахомов, колпак горделиво заломлен, переступил порог кабака. Со света темно. Постоял у входа, подождал, пока глаза привыкают. Тишина по случаю утреннего времени, вдоль стен скобленые столы. В нос шибало ядреной смесью запахов вчерашних щей, жареного лука и хлебного вина - привычный запах кабака. В зале по раннему времени пусто, лишь за длинным, рубленным из скобленного дерева столе, сидел единственный посетитель - мужик в одних портках и рубашке. Кудри смоляные, нечесаная борода. Лицо опухло, видимо, пил без просыпу. На длинном столе перед ним, хватит десятерых посадить, пустой штоф и тарелка с остатками каши. Напротив, за небольшим барьером скучала баба - кабатчица, мордастая, ядреная. Позади нее на полке - штофы хлебного вина, пузатые стеклянные кубки. В углу - еле теплились лампады перед почерневшими ликами на иконах.
  Мужик глянул на Пахомова черными, бедовыми и чуточку хмельными глазами и расплылся в щербатой улыбке.
  - Ходи сюда!
  Несколько мгновений Пахомов колебался. В пустом кабаке вряд ли получится разжиться нужными сведениями, но уж слишком он проголодался. Истово омахнув себя двоеперстием на угол с потемневшей иконой, присел за единственную лавку напротив завсегдатая. Глаза мужика при виде того, как крестился Пахомов, слегка сузились. Строгановский приказчик степенно кивнул кабатчице:
  - Налей-ка щец и каши сыпни, да не скупись, полну миску. Изголодал, с утра не жравши.
  Кабатчица, оценив небогатую, но справную одежду посетителя и, сделав вывод о его платежеспособности, мигом налила исходящую парком глиняную миску горячих щей. Поставила на стол перед приказчиком вместе с кружкой с квасом. Мужик слегка насупился, конвульсивно дернулся тощий кадык:
  - Откуда пришел мил - человек? Как зовут, меня Фролом кличут! - поинтересовался, дыхнув ядреным чесночным перегаром.
  - Строгановский я, с Орла - городка идем, с матушки Камы-реки, - нехотя процедил Пахомов, слегка сморщился и отвел взгляд в сторону. Сосед ему не глянулся, чересчур походил на кабацкого ярыжку, пропившего все, до последнего кафтана. Глазища у мужика черные, жгут приказчика насквозь, ждет.
  
  Ярыжка - беспутный человек; пьяница, развратник, голь кабацкая.
  
  Нехотя метнув новый взгляд на ярыжку, добавил:
  - Старший приказчик я у батюшки Григория Дмитриевича, Иван Пахомов.
  Больше не обращая внимания на собеседника, взялся за ложку, неторопливо отхлебнул из тарелки - щи хороши, настоенные!
  - Слушай, Иван Пахомов, налей штофик хлебного вина, а? Душа горит, Христом - богом заклинаю! - заканючил ярыжка.
  - А твои деньги где? - между отправляемыми в рот ложками с горячим варевом поинтересовался Пахомов. Будучи старообрядцем к водке и к тем, кто ее употреблял, он относился резко отрицательно. Старообрядцы считали главным виноделом Антихриста. В крайнем случае допускалось употребление вина, и то не более трех рюмок и только по воскресеньям. 'Если выпить одну чарку, то это не грех, вторая идет на гулянье, третья же на блуд'.
  - А кончились! - продолжая смотреть умоляющим взглядом на приказчика, развел руками пьянчужка.
  - Пропил он все, как выгнали его хозяева наши. Околоточным он здесь служил. Так неделю уже пьет беспробудно, - бросила реплику кабатчица.
  - Чтоб мы пили и гуляли, и портки бы не спадали! - пропел слегка дребезжащим голосом пропойца и с надеждой уставился на Пахомова, - ну что, нальешь?
  - Нет, - резко и сурово ответил приказчик, во взгляде его мелькнула толика презрения.
  - Купи, крапивное семя! - простонал с истерикой в голосе Фрол, крепко обхватывая себя руками с траурными каемками на ногтях, за плечи. Пахомов отрицательно покачал головой и равнодушно отвернулся.
  - Вот всегда вы так раскольники. Говорите, что заповеди божьи почитаете, а сами жадные! Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в царство божье! Волю вам дали жить, вот и развелось вас как тараканов в избе, на каждом шагу.
  Мужик напротив, прекратил истерику, вперил тяжелый, пронизывающий взгляд в приказчика, продолжая изо всех сил держать себя за плечи. Пахомов смолчал, равнодушно отвернулся, вновь потянулся ложкой к тарелке, но для себя отметил, что людей истинной веры тут много и не притесняют их. Это хорошо. Внезапно с гортанным ревом, словно дикий зверь, Фрол кинулся на Пахомова, ухватил пальцами за горло, начал душить. Приказчик оторопел, почувствовал, что задыхается. И тут бы конец ему вышел, если бы не пришлось в молодости Пахомову несколько лет казаковать. В курене он и набрался хитрых казачьих ухваток. Двумя сцепленными руками он сбил руки противника с горла, схватив со стола тяжелую тарелку, с размаху обрушил ее на голову пропойцы, тарелка раскололась. Глаза ярыжки закатились. Весь в остатках щей и крови он медленно сполз под лавку.
  'Интересный приказчик. Фрол силен аки медведь, а этот его мигом успокоил, - подумала с отстраненным видом наблюдавшая за происходившим кабатчица. - Надо будет донести о нем начальнику, лейтенанту из безопасности...'
  Негромко тарахтя, разведывательный мотодельтаплан сделал круг над отрядом кочевников, одновременно парируя снос усилившимся ветром легкого аппарата. Пошел на второй круг. Взгляд Сергея Евдокимова не отрывался от земли, но больше никаких странностей он не заметил, и летчик уже собирался брать курс на базу, когда донеслись гулкие звуки выстрелов.
  'Бабах! Бах! Бабах!' - одновременно аппарат тряхнуло.
  Кровь резко, толчком, ударила в голову. Он обернулся. Пуля пробила дыру в металлической трубке каркаса. Из средневековых карамульков попасть в летящий на солидной высоте аппарат, не смог бы и Робин Гуд, значит стреляли из украденного у геологов оружия. Он нашел убийц геологов! Тело, между тем, сработало самостоятельно. Правая рука потянула трапецию от себя и влево. Пора удирать. Это только в дурацких голливудских фильмах фортуна вечно на стороне хороших парней. Там главный герой стоит под ливнем пуль и ни одна не попадет, а он поражает врагов одного за другим. В реальной жизни, часто все происходит наоборот.
  Летчик торопливо доложил на базу об обнаружении отряда с оружием пропавших геологов.
  Краем глаза Сергей заметил справа вверху несколько стремительных теней, но не успел ни среагировать, ни понять что это. Мотодельтаплан сотряс новый, более сильный удар, словно огромным кулаком ударили позади сидения, кренясь на правую сторону, аппарат заскользил вниз, затрясся, словно норовистый жеребец на родео. Летчик судорожно задергал трапецией, через несколько секунд выправил аппарат. Оглянулся, вместо прозрачного колеса пластующих воздух лопастей, позади бешено пластал воздух ошметок винтов. Ураловский двигатель, весь в птичьих перьях и крови, умирающе гудел, судорожно кашлял черным дымом. Летчик похолодел, приплыли. То ли усилившийся ветер тому причина, то ли резкий разворот мотодельтаплана, но аппарат столкнулся с пикировавшей стаей птиц. Придется идти на вынужденную посадку.
  
  Трапеция - так называют дельтапланеристы ручку управления
  
  - Южный, я, жаворонок 3, столкнулся с птицей, аппарат поврежден, мне нужна помощь. Буду тянуть домой сколько смогу! - крикнул он в микрофон.
  - Вас понял! Держись! Аварийно-спасательная группа вылетает! -послышался взволнованный голос руководителя полетов.
  Присвистывая и подвывая аппарат тянул на север, а за ним полз черный траурный дым. Пилот отчаянно работал трапецией. В это мгновение человек и гибнущий мотодельтоплан слились, стали едины в стремлении протянуть еще хоть чуть-чуть ближе к родному аэродрому. Но железо не человек, не способно выдержать не предусмотренные конструкцией нагрузки. Двигатель последний раз глухо татакнул и заглох, остатки пропеллера крутанулись еще пару раз, замерли. Пронзительная тишина, лишь громко выл встречный ветер. Все, теперь только садиться. Главное, чтобы внизу простиралась ровная поверхность, куда можно мягко спланировать.
  Десяток бесконечных секунд Сергей отчаянно боролся за собственную жизнь и спасение аппарата. Выжженная безжалостным солнцем унылая и мрачная серо-зеленая равнина стремительно приближалась. Наконец снизу ударило, глухой стук - касание, рвануло вперед, больно приложился лбом об алюминиевую трубку. Искры из глаз!
  Мотодельтаплан запрыгал по невидимым из-за травы кочкам, все части его жалобно застонали. Проехал недалеко, замер. Пилот облегченно выдохнул и тут же зашипел. Больно! Но это все мелочи, главное он благополучно приземлился! Как станет выбираться и отбиваться от вооруженных убийц, это все потом. Как всегда, выкрутится, он везучий...
  За два дня до встречи разведчика города с отрядом степняков, где-то в скребущих скалистыми вершинами небо заснеженных горах Тянь-Шаня, на юго-востоке Казахстана, родился ветерок, пока еще больше похожий на легчайшее дуновение. Вначале был он очень слаб, даже если бы над планетой продолжала кружиться гирлянда метеоспутников, его вряд ли бы заметили и, тем более учли такую безделицу в прогнозах. Но это невозможно. В 1689 году от Рождества Христова весь штат метеорологической службы на Земле исчерпывался пятью гражданскими специалистами и одним военным. О том, что происходило за пределами контролируемой попаданцами территории, они могли лишь догадываться, и их работа во многом походила на шаманские таинства. Так что неудивительно, что метеорологи прошляпили рождение ветра. Словно в отместку за пренебрежение, спустившись с горного хребта, ветер усилился. На другой день, пронесшись над югом Казахстана и набрав ярости и мощи, он приготовился к штурму севера евразийской степи и Южного Урала. Не зная о нем, второго июля, как обычно, мотодельтапланы пришельцев вылетели на разведку...
  Мотодельтоплан Сергея Евдокимова летел по многократно пройденному и известному до последнего холмика маршруту на высоте девятьсот метров. Позади мерно и успокаивающе гудел четырехтактный ураловский двигатель. Огненный глаз солнца посреди неба, густого, насыщенно-синего цвета, какой бывает в этих местах только в разгар лета, ощутимо жалил лучами. Порывистый ветер безжалостно трепал одежду, безуспешно пытаясь добраться до тела, насвистывал в уши заунывную мелодию. Неторопливо плыл навстречу до жути угрюмый и утомлявший глаза однообразием ландшафт: на десятки километров бесконечное 'море' выгоревшей, пожелтевшей степи, ровной как стол; изредка радовали глаз тихие степные речки и озерца с зеленеющими вокруг сосновыми и березовыми рощицами.
  С губ летчика не сходила самодовольная улыбка: полет, похожий на парение птиц и, слияние с машиной наполняли его радостным чувством свободы. Только полет, один лишь полет...
  Летать, тем более так, чувствуя встречный ветер всем телом, всей душой, он мечтал с сопливого отрочества и, к шестнадцати годам отчаянно заболел небом. В семнадцать поступил в летное училище. Перенос разделил его жизнь на две неравных половины. До него он пилотировал вертолет, а в отпуск ездил в горы, чтобы за считанные минуты и секунды промчаться вниз по крутому лыжному спуску. Так, чтобы дух замирал, а сердце падало в пятки! Так чтобы море эндорфина! После Переноса стало очевидно, что максимум через два года вертолеты встанут на вечный прикол, а покидать небо не хотелось до зубовного скрежета. Поэтому, когда появились первые мотодельтопланы, ни секунды не раздумывая, написал рапорт о переводе и не прогадал - на мотодельтаплане получал экстрима еще больше, чем когда летал на тяжелом транспортном МИ-26.
  Вдали слева показались невысокие холмы, в лощине между ними клубилась туча пыли. Рука пилота легкими движениями рукоятки управления направила аппарат навстречу. Приблизившись, мотодельтоплан спланировал на высоту сто метров - безопасную высоту, куда не добьют ни стрелы, ни примитивный огнестрел казахов. В клубах поднятой тысячами ног пыли, неспешно брели гигантские табуны лошадей. За ними бессчетные коровы и верблюды, последними - многотысячные гурты коз и овец, и лишь потом гарцевали на лучших конях кочевники. Следом катились арбы с добром. Мотодельтоплан сделал пару кругов, и, не найдя ничего подозрительного, полетел дальше по маршруту. А внизу оставался жуткий переполох, крики мечущихся казахов и рев перепуганной зрелищем невиданной птицы скотины.
  
  У простых кочевников - имелось не менее 30-50 лошадей, не менее 100 овец; у богатых - до 26 тыс. лошадей, несколько десятков тыс. овец (богатые составляли около 11% всего населения).
  
  Эпоха GPS - навигации для ближайших поколений канула в Лету. Пилотам пришлось вновь освоить старинное искусство летать по ориентирам. Достигнув круглого как пиала, степного озера и, сверившись с картой, приклеенной скотчем на металлической трубе каркаса, и компасом, Сергей вышел на связь с аэродромом:
  - Южный, докладываю: наблюдаю ориентир 4, поворачиваю на ориентир 5.
  В наушниках зашуршало, после непродолжительного молчания донесся хрипловатый голос РП:
  
  РП - руководитель полетов.
  
  - Принято! Что наблюдаете на земле?
  - Все то же, попалась пара отрядов кочевников, все мирные.
  Летчик одобрительно улыбнулся, рука аккуратно отклонила рычаг трапеции, аппарат плавно и послушно начал разворот влево.
  Нащупал на поясе фляжку. Не отводя пристального взгляда от земли, жадно прильнул губами к горлышку. В памяти всплыла полузабытая песня, соответствующая настроению. Слегка фальшивя, принялся напевать вполголоса:
  Призрачно все в этом мире бушующем,
  Есть только миг, за него и держись.
  Есть только миг между прошлым и будущим,
  Именно он называется жизнь.
  Вечный покой сердце, вряд ли, обрадует,
  Вечный покой для седых пирамид.
  А для звезды, что сорвалась и падает,
  Есть только миг, ослепительный миг.
  
  И замолчал - дальше он не помнил. Это была песня предыдущего поколения, он лишь слышал ее несколько раз по телевизору.
  Через полчаса на горизонте появилась синяя полоска реки Тобольки. Сергей добрался до крайней точки патрулирования и заозирался. Небо быстро заволакивали мрачные тучи, а ветер усилился и упорно сносил хрупкий аппарат в сторону от маршрута. Приходилось постоянно манипулировать трапецией и газом. На предполетном инструктаже предупреждали лишь о небольшом усилении ветра. 'Опять ветродуи напутали', - нахмурился Сергей.
  
  Ветродуй - метеоролог, слэнг пилотов.
  
  Он уже собирался поворачивать назад, на временный аэродром в районе угольного разреза, и предвкушал заслуженный отдых, когда увидел справа туманное облако пыли, какое бывает при откочевке массы скота и всадников. Взгляд метнулся на циферблат. Горючего, судя по показаниям, больше половины бака. Более чем достаточно для возвращения. 'Ладно, гляну что там', - решил пилот и повернул к очередному кочевью, аппарат начал планировать вниз, словно с горки.
  Пыльная туча приблизилась, внизу проплывали тысячные гурты скота, метались в испуге всадники и вначале он не заметил ничего странного. Лишь подсознательно что-то не понравилось, но что именно? Не понять... Сергей нахмурился и заработал трапецией, одновременно передвинув вперед торчащую слева ручку газа. Двигатель взревел чуть басовитее, аппарат начал тяжело поворачивать на круг, одновременно набирая высоту. Усилившийся ветер уже ощутимо мешал управлению. Внизу, в какой-то сотне метров, проплывали стада, метались испуганные лошади со всадниками и без. Стоп, мелькнула мысль, а почему так мало арб? Если это всего лишь мирные кочевники, то где их вещи? Лицо летчика исказила гримаса удивления. Перед полетом инструктировали: при проверке кочевий обращать внимание на странности и одной из примет, позволяющих предположить, что внизу не мирные кочевники, а замаскированный воинский отряд, был малый объем перевозимых вещей.
  - Южный, я жаворонок 3, как слышно, прием?
  - Слышу Вас, - раздался в наушниках голос РП.
  - Наблюдаю отряд кочевников, почти совсем без вещей, иду на второй круг.
  - Принято, Вам десять минут и возвращайтесь на базу, погода ухудшается!
  - Принято...
  'Блин! Везучий случай, сел на вынужденную и ничего себе не сломал!' Трясущимися руками летчик отстегнул скользнувшие по телу змеями ремни, шагнул на покрытую желто-серой травой землю, слегка шатнуло.
  Солнце плавило выцветшую синеву небес. Степные цикады тянули однообразную, томительную песню, ветер вздымал в воздух горячую, сухую пыль, по выжженной солнцем земле катились спутанные клубки высохшего до состояния проволоки перекати-поля. Переживания потом, вначале что с мотодельтапланом. Летчик наклонился над аппаратом. Одна из лопастей винта, примерно посредине, обломана, из поврежденного топливного трубопровода сочится тонкая струйка бензина на еще горячий двигатель, на прилипшие к нему измазанные в крови перья неудачливой птицы. Летчик машинально смахнул их ладонью и, брезгливо поморщившись, вытер руки о брючину. Чтобы починить мотодельтаплан необходимо, минимум, несколько часов. Он невольно вздрогнул. Потом сглотнул жесткий ком в горле. Наконец, справившись с чувствами, повернулся на юг и поднял сложенную козырьком ладонь к глазам. До горизонта высохшая, пропахшая пыльным ковылем степь. В сотне метров правее вздымался в жаркое безоблачное небо, господствуя над окружающей местностью, заросший травой, с крутыми склонами холм - ставший могильным для давным-давно погибшего древнего воина. Века и века он спал в степной постели с верным другом - боевым мечом. С вершины взирал на мир косыми глазами памятник неведомых эпох - надгробный камень в форме застывшего идола - обатаса, человекообразного существа с обвисающими усами и чашей в руке. Многотысячные стада животных, среди которых прятались степные бандиты, в паре километров позади. Им хватит десяти минут, чтобы прискакать к месту падения мотодельтаплана.
  Что делать? Бежать? Всего результатов - умрешь уставший. На плоской равнине конники догонят пешего на раз, заарканят или издали стрелами превратят в ежика. От пистолета, даже современного, против десятков или даже сотен конных бандитов в голой степи проку мало, всех не перестреляешь. Искать место, где возможно спрятаться и дождаться помощи? Нет такого в плоской, словно доска, степи, а заросшая вечнозелеными соснами долина Тобольки отсюда далеко ... Сергей вспомнил фотографии погибших страшной смертью геологов - их обязательном порядке показывали военнослужащим и сотрудникам полиции. Искаженные нечеловеческим страданием лица, окровавленные тела, еще живыми насаженные на колы, так что, пронзив все на своем пути, багряное от крови острие вышло наружу в районе ключицы. Это было страшно, это противоречило самой природе и чувствам человеческим. Ноги похолодели, несмотря на палящее солнце спина покрылась липким противным потом. Изо всех сил, так что побелели костяшки, Сергей стиснул кулаки, как-то незаметно для самого себя он поборол шок, весь подобрался. Хотя сердце все еще продолжало биться учащенно и неровно, но от недавней беспомощной растерянности не осталось и следа. Глубоко выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, все он готов к бою. 'Степные уроды думают, что поймали добычу? Они не учли - я не беспомощная жертва и, если что, отправлю в гости с гуриями'.
  Сергей еще раз повернулся к степным бандитам. Из табуна один за другим выезжали всадники. Сверкали искры на металле оружия и доспехах. Бандиты неспешно, сбивались в кучу и направлялись к месту падения мотодельтаплана. Аэродром подскока, откуда может прийти помощь, в пятидесяти-шестидесяти километрах севернее. Значит, с учетом сборов, помощь следует ожидать где-то через час, полтора. Он оглянулся по сторонам, взгляд вновь остановился на увенчанном надгробным камнем холме. Склоны крутые, так что всадник на лошади не сумеет взобраться на вершину, а с пешими бандитами он еще посостязается в меткости. Слава богу, до Переноса в тир летчиков водили регулярно. Решено - укроется на господствующей над местностью вершине. Это его единственный шанс дождаться аварийно-спасательной группы.
  Сергей поспешно вытащил из крепления рядом с креслом пилота сумку с авиационным носимым аварийным запасом. Рванул молнию. Так, паек, рация, это, не то! Наконец-то! Схватил пистолет. Рифленая рукоять АПС -внушила уверенность. В кармашке запасные обоймы и почти двести патронов и две гранаты РГД-5. Поспешно снарядил обойму. С хищным щелчком она вошла в пистолет. Разгрузка упала на плечи, застегнул липучки. Небрежно засунув оружие в карман, забросил сумку на плечо и порысил к холму.
  На землю в тени каменного идола легла сумка, Сергей присел. Верхушка холма представляла из себя почти идеальный круг метров пятнадцати в диаметре, заросший выгоревшим на степном солнце ковылем. Первым делом снарядил запалами и положил между двумя качающимися на усилившемся ветру кустами обе гранаты. Вскоре все четыре запасные обоймы, снаряженные патронами, нашли место в карманах разгрузки. Оставшиеся - остались лежать россыпью в сумке. Все, он готов, что мог, сделал. Привалившись спиной к идолу, с противоположной от бандитов стороны, замер, отдыхая. Силы ему еще пригодятся. Небо хмурилось стремительно несущимися на север тучами. Над курганом почти неподвижно висит точка одинокой степной птахи. Один против сотни, а то и больше врагов... расклад неравный. Может и повезет дождаться спасателей, но шанс маленький. Еще будучи курсантом на первом курсе, когда он узнал об восстании в лагере Бадабер, то твердо решил, что, если судьба, то живым в руке 'бармалеев' не дастся!
  
  Восстание в лагере Бадабер - эпизод Афганской войны, в ходе которого 26 апреля 1985 года произошёл неравный бой между отрядами афганских моджахедов и поддерживавшими их частями регулярной пакистанской армии, с одной стороны, и группой советских и афганских военнопленных - с другой. Попытка военнопленных освободиться из лагеря не удалась. В результате двухдневного штурма лагеря Бадабер с применением артиллерии большинство военнопленных погибли.
  
  Навалились воспоминания о навеки потерянных матери и отце. Матушка происходила родом из донских казаков, а отец - из центральной России. После Переноса первые дни он отчаянно тосковал по родителям и ужасно жалел, что не попросил отпуск зимой и не навестил родителей. Теперь ничего не исправишь. В детстве отец учил его: в драке берут не силой, а яростью и готовностью идти до конца. Ну что же, он покажет бандитам, каков в бою русский офицер! Рот пересох, сердце бешено колотилось о ребра. Мысли из головы улетучились, оставалась лишь постепенно разгорающееся пламя ярости. Приходите! Вам понравится! Как говорили в фильме про спецназ: ПОТАНЦУЕМ!
  К тому времени, когда внизу послышались гортанные крики преследователей, 'крышу' у него окончательно сорвало. В душе осталась лишь голая ярость. Ну наконец-то, он почти обрадовался. Вытащил из кармана пистолет. Перекатившись на живот, осторожно выглянул из-за идола. Лицо летчика исказила быстрая гримаса удивления. Ого! Сколько их, - мысленно присвистнул он. Два десятка степных бандитов столпились у подножия холма. Галдя на непонятном языке, показывали руками на вершину. Часть еще пыталась забраться на крутой склон холма на коне, но более догадливые уже спешивались. Еще пара десятков подъезжало. Хотя, какая разница, сколько их там? Шакалы за моим скальпом пожаловали, но как бы вам самим не уйти стриженными!
  - Эй, летчик, - послышалось снизу русском языке с едва уловимым акцентом, - сдавайся, и мы сохраним тебе жизнь!
  Бандиты одеты одинаково: в грязные халаты и железные доспехи, кто кричит, не разберешь. 'Ага, только шнурки поглажу Я русский, а русские не сдаются!' Он родился в эпоху, когда еще помнили о подвиге Маресьева, когда предать мальчишке с питерского или уральского двора было просто немыслимо. Прикинув расстояние, где-то метров сто, Сергей взял пистолет обеими руками. У Стечкина, да еще при стрельбе очередями, отдача будь здоров! Пальцем сдвинул предохранитель на автоматический огонь. Пока степняки в куче, грех не попытаться очередями обезвредить нескольких бандитов. Перекатился на бок из-за защиты идола и тщательно прицелился по самой большой группе.
  'Тра-та-та' - забился словно живой в руках пистолет.
  - Вас сюда не звали! - прошептали побелевшие губы. И тут же снова короткая очередь: тра-та-та!
  Бандиты словно тараканы, застигнутые ночью на кухне хозяином, брызнули в стороны. Несколько человек попадали вместе с конями на землю. Кровь, дикое ржание раненных лошадей, крики раненых.
  - Ааа, - ползет, медленно перебирая руки раненый бандит изо рта рвется тонкий, почти детский, стенящий крик. Гримаса дикого восторга на миг исказила лицо летчика и тут же пропала. Все, больше стрелять нельзя, патроны нужно экономить. Лакомых целей не осталось, а одиночными на большом расстоянии степняков не достанешь. Внизу послышалась гортанная команда. Бандиты проворно вскинули луки к небу, неслышно защелкали спускаемые тетивы. Дистанция слишком велика для прямого выстрела, бандиты метали стрелы вверх, чтобы они падали на вершину холма почти отвесно. Позади пронзительно свистнуло, затем еще раз. Сергей оглянулся. Вокруг вонзались в иссохшую землю стрелы, делая ее похожей на колючую шкуру ежика. Необходимо подняться, так поражаемая площадь станет меньше. Лишь самоуверенный дурак считает, что стрела - это не серьезно. Хороший лучник, а плохих среди кочевников нет, держит несколько стрел в полете одновременно, а незащищенного броней человека пронзить стрелой насквозь, ему раз плюнуть! Летчик яростно оскалился, торопливо вскочив на ноги, укрылся за каменной тушей идола. Все что оставалось, и это самое трудное сейчас - поджидать, пока степняки пойдут на штурм и молиться чтобы не зацепила стрела.
  Гортанные крики с подножия холма, свист стрел и надрывный, в котором не осталось ничего человеческого, крик раненого. Наконец, он утих, завершившись коротким и отчаянным всхлипом. Сердце в груди словно остановилось. Прирезали, понял Сергей, если со своими так, то как они поступят с пленным? Проверять не хотелось.
  Ливень стрел приутих. Сергей осторожно выглянул из-за идола. Почти сразу ударил глухой ружейный выстрел, метрах в двух фонтанчиком брызнула земля вперемешку с травой, он торопливо отпрянул обратно. Кто-то из стрелков внизу вооружен огнестрелом попаданцев. Хреново. Техническое превосходство, на которое Сергей рассчитывал, оказалось фикцией.
  Сергей немного выглянул из-за преграды с другой стороны идола. Ага! Посреди толпы аборигенов пятнистая фигура с вполне современного вида охотничьим ружьем в руках. Тщательно прицелился. На, получи!
  'Тра-та-та!' - коротко прорычал пистолет. Попал! Незадачливый стрелок беззвучно рухнул. Ноги в сапогах в темпе чечетки застучали по земле. А вот нечего переходить на сторону насильников и убийц! Выдернув чеку из гранаты, метнул вниз. Крикнул:
  - Держите подарочек!
  Предупредить, что именно сбросил вниз попаданец, оказалось некому. Любопытные лица бандитов нависли над ребристым яйцом гранаты.
  'Бах!' - славно громыхнуло. Огненная стихия разметала в разные стороны поломанные тела бандитов. Хищная улыбка пробежала по губам Сергея. Немало отважных аскеров и по совместительству убийц получили свое. Вокруг вновь засвистело, дождь из стрел усилился. Сергей судорожно прижался спиной к каменному памятнику.
  Словно по сигналу обстрел закончился, и тут же правее на верхушку холма прыжком вскочил узкоглазый мужик в грязном халате и металлическом шлеме на голове. Увидев попаданца, радостно взвыл, из ножен вылетела узкая и длинная сабля.
  Пистолет бабахнул, рука дернулась от отдачи. Дикий крик. Бандит, сбитый пулей, словно ударом доброй дубины, с истошным воплем покатился с холма. Через миг со всех сторон враги густо полезли на холм. Сергей юлой закрутился вокруг памятника.
  'Бах!' - краем глаза увидел еще одного врага. Крутанулся.
  'Бах!', через миг еще 'Бах!'
  Неистовые и злобные крики, вой раненных, гулкие одиночные выстрелы и короткие очереди из пистолета. Вроде бы он сам что-то яростно орал в ответ, но утверждать, что именно так и было, он бы не стал. Дважды торопливо вбивал в пистолет новый магазин. Наконец, все закончилось. Сергей, тяжело дыша, укрылся за идолом и злорадно улыбнулся. Собой он был чрезвычайно доволен. Их много, он один, но победил он! Казалось, что штурм длится невыносимо долго, но, когда все закончилось, и он посмотрел на часы, оказалось, все длилось от силы пару минут, а от момента, когда он вызвал спасателей, прошло уже полчаса. Снизу слышались вопли раненных, всего в трех метрах перед Сергеем валялся в алой луже крови, успевшей натечь с простреленной головы, мужик с копьем, намертво зажатым в руке. Шустрый оказался, почти успел добежать. С другой стороны памятника слышался надсадный вой раненного. Скверные у него раны, в живот и грудь, не факт, что даже продвинутая медицина двадцать первого века такого смогла спасти. А в условиях семнадцатого-практически верная смерть!
  Вновь начался обстрел, значит, пока не полезут. Занудно засвистели, вонзаясь в сухую землю стрелы. Сергей расстегнул ворот, сверкнул невзрачный серебряный крестик, летчик поднес его к сухим губам, торопливо зашептал:
  Отче наш, Иже еси на небесех!
  Да святится имя Твое,
  да приидет Царствие Твое,
  да будет воля Твоя...
  
  Сергей замолчал. Дальнейший текст молитвы от волнения забыл. Хотя он и был в детстве крещен и считал себя православным, но церковь посещал от силы раз в год и даже Перенос не изменил этого. Но... 'На войне даже коммунисты становятся немного религиозными и молятся богу'. Вой раненого с другой стороны памятника прекратился, видимо получил свое от 'дружеской' стрелы. Сергей посмотрел на наручные часы, и робкая надежда затеплилась в его душе. Осталось совсем немного продержаться. Поискал глазами, где сумка с боеприпасами. Вот она, в двух шагах от памятника, пока он крутился по вершине, отбиваясь от бандитов, случайно отбросил ее на пару шагов. Аккуратно подтянул ногой, принялся торопливо снаряжать магазины.
  Он уже заканчивал набивать последний, когда правую руку обожгла дикая боль, словно на обнаженную кожу плеснули кипятком. Сергей вскрикнул, очередной патрон упал, покатился по земле и исчез в жухлом ковыле. Скосил глаза. Пущенная наугад стрела нашла долгожданную цель. Пронзила насквозь правое плечо, пришпилив руку к животу. Из-под стрелы засочились алые капли. 'Черт, черт, черт! Ну вот и все, в таком состоянии он не боец'. Летчик прислонился спиной к идолу. Попробовал пошевелить пальцами правой руки и вскрикнул -тело пронзил новый огненный разряд боли. Липкий, тягучий пот потек по позвоночнику.
  Боль слегка утихла. Было обидно, до слез обидно. Ну почему это досталось именно ему? Потом лицо исказила презрительная гримаса. 'Думаете, уроды вонючие, возьмете меня? Да хер вам!'
  Кулак ударил по спекшейся до каменного состояния земле. Рану словно прострелило жгучей молнией, из груди вырвался стон.
  Лицо его было бледно, только губы -точно яркая алая лента.
  Там, где кровь тонким, щекотным ручейком стекала на землю, отчаянно зачесался бок.
  Левой, здоровой рукой подтянул последнюю гранату, вытащил чеку и взял ее в руку, продолжая прижимать спусковой рычаг.
  Закружилась голова. Он изо всех сил сжал зубы. Только не потерять сознание и дождаться. Чтобы не зря. Уходить один он не желал. Только в окружении сонма врагов!
  - Боже, - взмолился, - если ты есть, не о жизни тебя прошу я, дай мне уйти так, чтобы стыдно не было...
  И тут нахлынуло осознание, что это все. Что остались считанные секунды или минуты. Умирать... не хотелось. Хотелось жить так сильно, что рука едва не разжалась. Перед глазами встали родители. 'Прощайте, мама и папа! Я виноват перед вами... не будет внука или внучки, о которых вы мечтали... прощай Сашка'. И так ему стало себя жалко, так он растравил самого себя, что по пыльным щекам поползли мокрые борозды. Да что там, он попросту рыдал, по-мальчишески всхлипывая и размазывая по лицу кулаком с намертво зажатой гранатой грязь, кровь и слезы. Ярился на себя до зубовного скрежета, но ничего не мог с собой поделать.
  Сквозь слезы он увидел разбойников. Выставив копья и сабли, они осторожно подходили к нему.
  Со сведенных судорогой губ оскаленного, бледного Сергея вырвался поток невнятных, перемешанных с матерной руганью слов.
  Что происходило дальше, видели лишь выжившие враги да степная птаха, висевшая в восходящих потоках воздуха над холмом. Она терпеливо дожидалась, когда глупые двуногие наконец уйдут и дадут полакомиться свежей мертвечиной. Когда кольцо врагов сомкнулось над привалившимся спиной к идолу человеку в синем, пилотском костюме, из центра круга с громовым ревом вырвалось яростное пламя. Врагов разбросало по вершине холма. А у каменного идола осталось лежать изломанное, окровавленное тело в окружении десятка трупов и неистово вопящих раненных. Эхо взрыва, понеслось по степным просторам и вскоре затихло. Лишь усилившийся ветер, видевший и не такое, пел скорбный реквием над вершиной холма...
  Двадцать минут спустя хмурые и неразговорчивые после осознания чудовищных потерь бандиты заканчивали грузить на арбы погибших и легкораненых, тяжелых они прирезали сами. Молодой бандит в перепачканном землей халате обладал самым чутким слухом или, возможно, обостренной 'чуйкой' на опасность. Он неожиданно остановился, из-за чего напарник, тащивший вместе с ним труп товарища, споткнулся о камень и отчаянно засквернословил. Не обращая внимания на ругань, молодой несколько мгновений с видимым недоумением смотрел на север. С хмурого неба на грани слышимости доносился отдаленный гул, а на горизонте появилась постепенно растущая точка. Наконец, он уверился, что это ему не кажется, протянул руку на север и гортанно выкрикнул. В коротком бою не выжил ни один выходец из двадцать первого века, прибившийся к шайке, поэтому объяснить кочевникам, что это летит к ним неотвратимое возмездие в виде вертолета МИ - 8, было некому, но угрозу разбойники и сами смогли понять. Стремительно приближающегося небесного дракона увидели остальные бандиты, их охватила нарастающая паника. Громкие тревожные крики, испуганное ржание коней. Бросая арбы с трупами и легкоранеными, бандиты спешно садились в седла. Горстка всадников, изо всех сил нахлестывая камчой лошадей, стремительно понеслась на юг. Но попытка обогнать на лошади стремительного небесного дракона заранее обречена на неудачу. Вскоре окрашенная в светло-серый цвет туша винтокрылой машины с большой красной звездой на корпусе, выросла до размеров корабля, плавающего по морю, которое потомки назовут Каспийским. Понеслась низко над землей вслед за беглецами, пригибая степные травы к земле. Грохот газотурбинных двигателей давил физически, стал почти невыносимым.
  Невыразимый ужас проник в черные сердца степных разбойников. Одни, часто оглядываясь на догоняющего их дракона, продолжали мчаться, оставляя камчой кровавые полосы на лошадиных боках. Другие соскакивали с коней и бросались ничком на землю, моля Аллаха, чтобы небесный дракон не обратил на них внимания. Все тщетно! Над всадниками машина немного приподнялась вверх. Горохом полетели вниз небольшие, размерами с гранату, осколочные бомбы.
  'Бах! Бах! Бах!' - невиданные огненные цветы распустились над степью, молотом ударили по барабанным перепонкам, разметав изломанные, окровавленные людские тела и туши ни в чем не повинных лошадей. Все, внизу местный филиал ада, остались в лучшем случае раненые и оглушенные. Вертолет резко сбросил скорость, повис на месте, затем неторопливо направился вниз. Вздымая к небу пыль, бешено взбивающими воздух винтами, приземлился. В открывшуюся в корпусе узкую дверь упала лестница. Один за другим десяток экипированные в броню бойцов торопливо спрыгнули на землю. В спецназ города набрали воинов, прошедших суровую школу Чечни, так что крови они не боялись. С казачьей шашкой в одной руке и надежным ПМ - ом в другой, пробежались по выжившим бандитам. Жалости они не знали. На безнадежных и тяжелораненых пули не тратили, карающей молнией сверкала казачья шашки и очередной душегуб, захлебываясь кровью, отправлялся в ад. В любом случае городской суд знал лишь один приговор убийцам - смерть, так зачем заниматься бюрократизмом? За прошедшие после Переноса месяцы горожане ожесточились сердцем и зверскую расправу с геологами прощать не собирались. Легкораненых бандитов пинками согнали в кучу. Потом с ними поработают дознаватели. Для города жизненно необходимо выяснить все обстоятельства нападения бандитов на геологическую партию. Между тем вертолет не стал дожидаться бойцов, вновь поднялся в небо, совершив крутой вираж, подлетел к холму, на котором принял последний бой Сергей. Над вершиной машина сбросила скорость, тарахтя двигателями, зависла неподвижно в метре от поверхности. По степному ковылю наотмашь ударил ветер, вжимая стебли в землю, из открывшегося люка спрыгнула пара вооруженных бойцов, тут же изготовившихся к обороне, за ними спустилась женщина-медик в белом докторском халате. Вертолет вновь поднялся в небо и полетел в сторону кочевья. Там оставалась охрана и рабы. Каждый получит то, что заслужил.
  Костяк вырезавшей геологическую партию группы составили посланные повелителем Джунгарии в Казахские степи разведчики и диверсанты, к ним за время пути к Южному Уралу прибились разноплеменные бандиты и отщепенцы. К сожалению, главари банды и примкнувшие к шайке попаданцы погибли в бою, так что ничего больше следователям ФСБ узнать не удалось...
  Узкий, шириной десять километров и, плоский словно доска коридор, ведущий из Джунгарии в Казахстан, не раз выплескивал на евразийские равнины орды алчных завоевателей. Тауке-хан, владыка казахов знал о готовящемся вторжения чужеземцев и принял ответные меры. На его приказ о сборе войска откликнулись все казахские роды. На заросшей буйной степной травой равнине, раскинувшейся за Джунгарскими воротами, стоял гигантский войсковой стан прибывших для защиты родной земли отрядов. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая в кровь вздымающиеся в темнеющие небеса вершины горных хребтов: Джунгарский Алатау и Барлык, бросало алые отблески на поле будущей битвы равнину - поле будущее битвы. Тысячи разноцветных юрт, палаток, теснились на очень небольшом для многочисленного войска - десятки тысяч человек - месте. Впрочем, хаос был лишь кажущимся. Казахи разбили становища строго по племенам, ближе к озеру Алаколь, одному из самых больших в Казахстане, кереи, найманы, аргыны и кипчаки, дальше к горному проходу все остальные. Между станами племен паслись многотысячные табуны коней, блеяли, мычали бесчисленные стада овец и коров, оставляя после себя вытоптанную, взлохмаченную копытами землю. В воздухе витала кислая смесь запахов конского навоза и человеческого общежития, смешавшаяся с ароматами степных трав.
  Экспедиция попаданцев, направленная в помощь казахам 2 июля достигла конечного пункта маршрута. Лагерь разбили на краю орды Тауке-хана: на берегу озера Алаколь внутри круга из фургонов стояли четыре пятнистых, цвета летней степи, палатки. Между ними вздымалась в небо разборная мачта радиостанции, негромко тарахтел движок электростанции. Из трубы полевой кухни вился ароматный дымок, порывистый ветер с озера доносил густой запах исходящей соком жареной баранины, заставляя прогуливающихся вдоль охраняемого периметра часовых сглатывать голодную слюну. Повар в застиранном фартуке открыл крышку кухни, половником помешивает варево. Суп почти готов, поспеет как раз к возвращению с фортификационных работ бойцов.
  Второй день они рыли окопы и блиндажи под взводный опорный пункт и позиции для минометной батареи. Александр сегодня дежурил и оставался в лагере. Воспользовавшись тем, что появилось немного свободного времени, ушел к озеру.
  Подложив руки под голову, лежал на галечном берегу и бездумно смотрел на с тихим плеском накатывающиеся на пустынный пляж прозрачные волны. Тихо шелестели степные травы, нежные пальцы ветра касались разгоряченного лица. Смеркалось. Бездонное небо темнело, вершины гор за спиной - стена в пару километров все еще ярко освещена солнцем, ниже выжженые безжалостным солнцем горы уже теряли форму, все сливалось в серую, постепенно темнеющую массу. Было невыразимо приятно лежать на спине, подставив заходящему солнцу лицо. Все мирно и спокойно. Словно он на курорте в Сочах, где он был с родителями еще подростком, словно не предстояло впереди сражения. За последние дни и недели Александр очень изменился. Не только внешне: загорел до черноты, волосы выгорели на южном солнце, взгляд стал уверенным и непреклонным, он поменялся внутренне. Война, огонь сражений, гибель товарищей опаляют не только тело человека, но и душу. Из юноши, в меру честолюбивого и в то же время довольно легкомысленного, готового лететь туда, куда подует ветер, вылупился на свет человек, твердо знающий, что именно он хочет, и умеющий ради целей, коль они поставлены и признаны жизненно важными, идти напролом, не обращая внимания на любые ограничения, запреты и трудности, ломая об коленку мешающих и сопротивляющихся.
  Тьма летом в этих широтах наступает поздно, но падает стремительно, как атакующий ястреб; вроде еще сумерки, потом раз и, словно щелкнул невидимый выключатель, и наступила тьма. Только плывет перевернутый ладьей серебряный месяц, яркие южные звезды словно подмигивали посреди черной ночи. Две цели вели его по жизни - долг офицера защищать и любовь к далекой Оленьке.
  Думал о ней с нежностью: то были мысли человека, разом потерявшего все, и привычный мир и, родичей, которого держал на плаву единственный якорь по имени Оля Соловьева. А еще, пожалуй, долг перед друзьями и сослуживцами. Память упрямо подсовывала прекрасное девичье лицо, чуть склоненное набок, счастливо и победно улыбающееся. Раннее, свежее, тихое утро. Они гуляют по осеннему саду, небо улыбчивое - словно в ноябре опять началось бабье лето. Оля поворачивает голову озорно стреляет огненно-черными глазками. Пухлые, жадные губки шепчут что-то... он так любил их целовать. Сердце билось неровно, и каждый удар, будто звон набата, отдавался в голове, порождая протяжные сладкие отклики эха: Оля, Оля...
  Александр вздрогнул. На миг показалось, что ощутил манящий до дурноты аромат девичьих волос. Ноздри его раздулись, но... нет. Показалось.
  Усилием воли отогнал женский образ. Бой, возможно, уже завтра. По донесениям разведки войско повелителя джунгар стоит лагерем у озера Жаланашколь, ближе к выходу из джунгарских ворот, и, если завтра враги двинутся вперед, приблизительно к обеду они наткнутся на преграждающее им путь казахское войско.
  - Тащ. старший лейтенант, - послышался хриплый крик повара, - пробовать ужин будете?
  Александр поднялся с песка и громко крикнул в ответ:
  - Конечно, - надел на голову кепку и направился мимо придвинутых вплотную друг к другу в оборонительный круг фургонов к кухне, откуда шел густой аромат варенного мяса и специй. Забурлило в животе.
  - Что приготовил-то? - офицер сглотнул голодную слюну, до того аппетитно пахло.
  - Бешбармак, - довольно прижмуривая 'монгольские' глазки, расплылся в довольной улыбке повар, - такого бешбармака вы не пробовали! Это я вам как казах говорю!
  Повар налил совсем немного, лишь слегка прикрыв дно металлической тарелки. Наваристый, духовитый бешбармак получился на славу. Кушать в одиночку, когда подчиненные еще не ели, Александр категорически не желал. А снять пробу - для этого полная тарелка не нужна. Не успел он устроиться на земле рядом с кухней, когда из палатки выглянул радист с бумажкой в руке. Вид у него был угрюмый и растерянный. Оглядевшись и увидев дежурного офицера, он направился к нему.
  - Что случилось? - нахмурившись, поинтересовался Александр.
  - Вот, радиограмма из города - радист протянул вырванный из блокнота листок со все тем же мрачным видом, - здесь все написано.
  Александр взял желтоватый лист радиограммы, глаза пробежались по строчкам. 'Уничтожена банда, совершившая нападение на лагерь геологической партии. Костяк банды составила разведывательная группа, посланная Хунтайши Джунгарии. В ходе ликвидации банды погиб летчик лейтенант Евдокимов С. В.'. Пилотов в городе немного, можно пересчитать по пальцам, и единственным из них с фамилией Евдокимов, сосед по квартире и лучший друг - Сергей. Александр остолбенел. Он хотел что-то сказать, но горло сжал жесткий спазм. Кровь резко, толчком, ударила в голову, несколько секунд он молчал, перечитывая сообщение.
  - Спасибо, можешь идти, - хриплым голосом произнес офицер и медленно, сгорбившись, словно на плечи давила невидимая гора, отвернулся от поспешившего исчезнуть солдата. 'Господи, - подумал он, - как же я без Сереги?' И тут же жаркая волна стыда заставила покраснеть и отвернуться. Да о чем он думает? Эгоист! Его больше нет... Губы, подбородок, щеки задрожали, словно ему смертельно хотелось разрыдаться, только он забыл, как это делать. Из груди вырвался судорожный вздох. Было больно, словно оторвали важную часть тела и она болит и кровоточит. Он посмотрел на восток: холодно и насмешливо блестели ледники, венчавшие горы, за которыми скрывалась Джунгария. Взгляд изменился. Из растерянного стал угрожающим, недобрым. Еще раз с силой, высоко вздымая плечи, выдохнул воздух, лицо закаменело в новой ипостаси.
  Вечером, когда усталые солдаты вернулись с подготовки укрепрайона, поужинали и готовились укладываться спать - завтра, возможно, предстоял сражение - сменившийся с дежурства Александр отозвал в сторону, подальше от подчиненных, замковзвода прапорщика Сорокуна.
  - Сергей, - глухо откашлявшись, произнес офицер, - говорят, у тебя водка есть?
  - А кто сказал - то? - прапорщик набычился, бросив на начальника тяжелый взгляд исподлобья. В исполнении парняги, ростом под два метра и весом около сотни килограммов, это выглядело достаточно впечатляюще - Вы больше слушаете всяких стукачей!
  - Это не важно! - угрюмо боднул головой Александр, - у меня друг погиб, летчик, помянуть надо. Так есть или нет?
  - Тот самый летчик, о котором писали в радиограмме? - почесал подбородок прапорщик, под рукой хрустнула успевшая с утра отрасти щетина.
  - Да.
  - На святое дело найдем немного, тем более для вас.
  Начальника, несмотря на разницу в возрасте, Сорокуну слегка за тридцать, он уважал. Вне службы у них сложились ровные, почти приятельские отношения. Даже разок, когда Сорокун был в контрах с женой, он ночевал в комнате у начальника.
  Нырнув в фургон, через пару минут прапорщик вернулся с замызганным пластиковым пакетом в руках.
  - Вот, правда, не водка, а самогонка.
  - Да пойдет! Спасибо, - с чувством произнес Александр, крепко пожимая руку подчиненного, - приходи в нашу палатку после отбоя!
  - Приду - кивнул головой прапорщик.
  Сорокун заглянул в палатку командира, сквозняк раскачивал тусклую лампочку под потолком. Она бросала таинственные тени на лица офицеров, на миг то скрывая в густой тени, то открывая взгляду небогатый военно-полевой стол во всей его немудрености. Посредине - большая миска с бешбармаком, дальше - глубокие тарелки с маринованными опятами и, истекающими ароматом копченостей и специй толстыми ломтями мяса и рыбы. Негромко трещал движок электростанции да жужжали вьющиеся вокруг лампочки надоедливые степные насекомые. Пир был небогат, зато дружен по-братски - вокруг были боевые побратимы.
  - Разрешите? - пробасил прапорщик, углядев в углу начальника экспедиции майора Афонькина.
  - Заходи, опаздываешь! - буркнул майор, покосившись на просочившегося в палатку прапорщика и нетерпеливо махнул рукой, - надеюсь, эта бутылка последняя? А то знаю я вас, прапорщиков, все норовите в норку запрятать, глядишь, если пошарить там, то не одна еще бутылка найдется?
  - Да что вы такое наговариваете, - совершенно искренне возмутился Сорокун, но взгляд его предательски вильнул в сторону.
  - Все собрались, прошу к столу, - негромко заметил Александр.
  Когда по солдатским кружкам разлили пахнущий сивушными маслами напиток, Александр поднялся. Несколько размышлял над тем, что ему следует сказать, затем дернув уголком рта, произнес:
  - Вчера погиб мой самый большой друг, русский герой Евдокимов Сергей. Пусть земля ему будет пухом.
  Офицеры молча и дружно поднялись. Лица торжественно-печальны, не чокаясь, выпили.
  - А ведь это джунгары убили твоего друга, - усевшись на место, угрюмо произнес майор.
  Сверчки тянули свою однообразную, томительную песенку. Послышалось конское ржание.
  Александр перевел напряженный взгляд на начальника. На лице змеями катнулись желваки.
  - Я знаю.
  Выпили.
  - Я вот все думаю, - оторвавшись от толстого куска мяса, пробасил Сорокун, - А зачем мы здесь за тысячи километров от России и города. Здесь мы все чужие... И не нахожу ответа...
  Петелин поднял глаза, зло боднул взглядом прапорщика.
  - Серега Евдокимов... геологи... Суки, чтобы любая тварь до поноса боялась подумать о том чтобы наших задеть. Своими руками душил бы гадов. Чтобы в кровавую пыль, - рыкнул Петелин, не отводя взгляда сжавшихся в узенькие щелки глаз от покрасневшего лица Сорокуна.
  - Спокойно, спокойно, - то ли пораженно, то ли удивленно произнес прапорщик и покачал головой, - Не кипятись, это я так, ради поддержания разговора, а ты изменился, стал кровожадным...
  - Зато справедливый.
  После третьего тоста бутылка закончилась. Завтра предстоял бой, так что продолжения не последовало.
  Александр последним вышел из палатки. Горел погребальным костром закат, и волками смотрели звезды из-за вуали облаков.
  Знаете ли вы что такое ночь перед боем, когда не знаешь увидишь ты следующую ночь или нет? Вот и Александр не знал, но то ли сказался выпитый алкоголь, то ли он сам огрубел, но через полчаса он спал, так же как и маленький лагерь попаданцев. За исключением дежурных.
  На следующее утро за полчаса до обычного подъема послышался слегка охрипший голос майора Афонькина:
  - Подъем.
  После легкого завтрака фургоны, составляющие оборонительный периметр вокруг лагеря попаданцев, сдвинули в стороны. В образовавшийся проход выехали два фургона с минометами и боеприпасами, вслед за ними вышел взвод пехотного прикрытия во главе с Александром. Повозки из оборонительного круга немедленно сдвинули назад, а в лагере остались одни часовые.
  Южное солнце палило неистово, напоминая своей ненавистью ко всему живому, яростный дьявольский взгляд. Раскаленный воздух струился над выгоревшей степью - местом, идеально подходившим для войска казахов, где их конные отряды могли реализовать преимущество в подвижности. Несмотря на утро зной волнами отражался от раскаленной земли, к полудню температура обещала подняться под сорок градусов. Заунывно выл, играясь сухими 'колобками' перекати-поле жаркий южный ветер, желто-зеленые волны пробегали по степному океану. Гнул выгоревшие на летнем солнце травы. Холодно и ярко сияли ледники Джунгарского Алатау а над ними выцветшее, пронзительно-голубое небо. Невольно думалось сколько из тех кто здесь увидел рассвет, увидят закат?
  Через пятнадцать минут взвод добрался до построенного по всем правилам военной науки будущего опорного пункта, расположившегося в центре объединенного войска. Вдалеке, между двух горных вершин, узкий коридор Джунгарских ворот. Посредине вилась утоптанная тысячами караванов пыльная и каменистая дорога. Где-то там, пока еще невидимое, двигалось навстречу судьбе джунгарское войско. Горячий ветер с юга усиливался, обдавал злым запахом раскаленной пыли и пересохшей полыни. 'Это хорошо, - с одобрением подумал Александр, доставая платок и смахивая со лба липкий пот, - Когда джунгары доберутся до наших позиции, ветер снесет стрелы в сторону'. Разгрузили минометы, боеприпасы и комплекты доспехов с изображением городского герба и стальные щиты, изготовленных по образцу полицейских из двадцать первого века. Проведенные в городе испытания показали, что для бойца в кирасе из легированной стали с наплечниками, наручами и поножами представляло опасность только огнестрельное оружие и то при выстреле сблизи. Когда груз оказался на земле, фургоны направились назад, в полевой лагерь, а пехота, одев защитное снаряжение, с негромким гомоном попрыгала в глубокие, в рост человека, окопы.
  Выбранное Тауке-ханом место для боя удобно для попаданцев - пока не сметут стоящих на флангах казахов, опорный пункт невозможно окружить. Взвод окопался в одну линию, сто метров по фронту, загибавшуюся флангами назад. Приданным огнеметчикам молодой офицер определил позиции на флангах взвода. В глубине, за батареей минометчиков, дополнительно отрыли окопы для круговой обороны. С фронта, в степном ковыле, спряталась колючая проволока.
  Голова была чистая и ясная. Александр приготовился драться на смерть - потому что ничего другого ему и не оставалось. Испытывал ли он страх перед предстоящим боем? Конечно, да, как любое живое существо, рискующее жизнью, но все же не такой, чтобы его нельзя было превозмочь. Скорее, он чувствовал лихорадочное возбуждение, когда вроде все уже подготовил, но, кажется, что необходимо сделать еще что-то. А вдруг что не досмотрел? Оставив на командно-наблюдательном пункте взвода наблюдателя, он направился по ходам сообщения. Бойцы обустраивались в окопах, нервничали, тихие разговоры, угрюмые лица. У кого еще осталась заветная пачка сигарет, упивались табачным дымом. Одной из тем разговоров была гибель летчика. Александр нахмурился и невольно ускорил шаг. Когда друг принял последний неравный бой, Александр был далеко. Разумом офицер понимал, что где он находится, зависит не от него, а от приказов руководства города. И его вины в гибели друга нет, но глупому сердцу не прикажешь. Настроение окончательно испортилось.
  Справа и слева от опорного пункта попаданцев неторопливо выстраивались в более-менее ровную линию племенные отряды и дружины крупных феодалов - многие тысячи прирожденных кавалеристов. Тревожно ржали кони. Впереди - богато экипированные командиры с развевающимися на ветру разноцветными флажками родовых цветов на конце копий. Позади них рядовые бойцы с нарукавными повязками или нашивками таких же цветов. Армия сильная для средневековья, но с недостатками, обрекавшими ее в семнадцатом веке на поражение. У казахов было крайне мало артиллерии, а пехота отсутствовала.
  Александр вернулся на командно-наблюдательный пункт, достал из разгрузки рацию и доложил о готовности к бою. Узнаваемый голос майора, командный пункт начальник экспедиции держал на минометной батарее, сообщил что джунгары начали выдвижение. Сердце забилось чаще. Скоро все произойдет!
  Солнце поднималось все выше, жгло яростными лучами, и зной быстро усиливался. Бойцы попрятались на дно окопов, начали поругивать командиров за преждевременную тревогу. Александр неожиданно успокоился. Усевшись на постеленную на дно окопа тряпку, он все чаще недовольно поглядывал на палящее не по-детски солнце, высоко приподнимавшееся над горами и равниной, время от времени прикладываясь к фляге с водой. Мало-помалу его начала одолевать сонливость...
  Наблюдатель опустил бинокль. Повернувшись к командиру, громко и немного растерянно крикнул:
  - Идут!
  - Кто? - вздрогнув, подскочил во весь рост Александр и тут же ответил себе на вопрос - джунгары. Торопливо вскочил, поднес к глазам бинокль. Изображение рывком приблизилось. Километрах в четырех, из-за коричнево-серой горы медленно, словно объевшийся питон, выползало первые ряды многотысячного войска хунтайши Галдана.
  Сердце Александра на мгновение сжалось от страха, но лишь на миг. Перебить толпу из нескольких десятков тысяч человек даже со штатными минометами нереально, и тем более из произведенных промышленностью города самоделок. Зато рядом не менее многочисленное войско казахов, так что еще посмотрим, кто кого. Экая глупость. Ему не первый раз воевать с местными, как-нибудь сладит и с этими! Решив для себя все, он почувствовал облегчение. По крайней мере в ближайшие часы, все решится, пытка ожиданием закончилась. Порыв ветра донес заунывный вой больших труб и мерный рокот варварских барабанов.
  Полководцем предводитель джунгар был многоопытным и, опасаясь подвергнуться на марше вражеской атаке, заранее развернул армию для сражения. Джунгары выдвигались в излюбленном построении, которое они называли лук - ключ. Центр армии отогнут назад, фланги выдвинуты в сторону противника. Впереди строя на покрытых пестрыми попонами племенных жеребцах ехали предводители тысяч - ханские дружинники. Порывистый ветер развивал разноцветные флаги у них в руках, колыхал султаны из конского волоса и птичьих перьев на высоких сфероцилиндрических шлемах, напоминавших по форме вазу или кувшин с длинным узким горлышком. В середине боевого порядка неумолимо двигались плотные шеренги мушкетеров, вооруженных изготовленным в основном в городах Средней Азии ручным огнестрельным оружием. Искусством стрельбы из ружей джунгарские воины владели прекрасно, и, если допустить их близко к окопам, они могли представлять немалую опасность для попаданцев. В промежутках между шеренгами по степному разнотравью двигались густые колонны одетых в сверкающие на солнце доспехах пехотинцев. Над их головами колыхался густой ворс длинных копий, издали похожий на щетину исполинского вепря. Джунгар нельзя было назвать обыкновенными кочевыми варварами. Уже при основателе ханства Батур-хунтайджи активно поощрялось земледелие, строились укрепленные 'городки'. Для развития пашенного земледелия его приемники активно переселяли в центральную Джунгарию оседлые народы. Благодаря вынужденным иммигрантам в ханстве развивалась черная и цветная металлургия, суконное производство. Знали они и огнестрельное оружие, и широко его использовали.
  
  Эрдэни-Батур (Батур-хунтайджи, ум. в 1653) - первый хан Джунгарского ханства.
  
  На флангах вражеского войска, заметно опережая медлительных пехотинцев, вперемежку двигались проворные отряды конных лучников, сверкали сталью эскадроны, тяжелой панцирной кавалерии. Впереди отрядов гарцевали на горячих жеребцах степные тайши (племенные вожди). По выучке и снаряжению конные латники напоминали европейским путешественникам знаменитых 'крылатых' гусар. Так что относиться к ним следовало со всей серьезностью. В одном ряду с джунгарами - воинские подразделения вассальных племен: енисейских кыргызов, телеутов, кашгарских 'бухарцев' и халхасов. Такие же конные отряды составляли вторую линию и резерв войска.
  Александр достал рацию и нажал на тангетку:
  - Первый, ответь второму!
  - Слушаю, чего тебе, второй? - послышался слегка напряженный голос майора.
  - Наблюдаю войско джунгар.
  - Аналогично, расслабься старлей и наблюдай за представлением минометной батареи!
  Александр положил рацию на место. 'Ну вот и шанс отдать должок', - подумал, хмурясь. Пусть с помощью товарищей и союзников - казахов, но он отомстит! Мрачно усмехнувшись недобрым мыслям, вновь поднял бинокль к глазам.
  Позади, где стояла минометная батарея, глухо бумкнуло. Через считанные мгновения перед вражескими рядами расцвел огненно-дымный цветок разрыва. 'Недолет', - досадливо поморщился Александр. Войско джунгар, казалось, не обратило на вражеский снаряд никакого внимания - все также продолжали мерно маршировать мушкетеры и копейщики, рысили бесчисленные отряды конников.
  Следующий минометный разрыв поднялся в самой гуще отряда копейщиков. Накрытие! Десятков воинов разбросал, словно детские игрушки - будто злой великан бросил в гущу оловянных солдатиков биту. Через несколько секунд в гуще мерно шагавших пехотинцев поднялись к небу сразу пять огненных цветков. Отчаянный вой раненных, испуганные крики. Для аборигенов конца шестнадцатого века артиллерия попаданцев била слишком далеко и точно.
  Залп, залп и еще залп. Каждые несколько секунд над отрядами мушкетеров и копейщиков поднимались смертоносные фонтаны огня и дыма. Свистели чугунные осколки, убивали, безжалостно рвали человеческие тела. Не спасали даже металлические латы копейщиков. Окровавленные бойцы падали на степную траву, выли от боли, с ужасом глядя на оторванные руки и ноги. Целые ряды рушились на землю, словно трава под косою, но слишком хорошо хунтайши Джунгарии выдрессировал пехоту. Шеренги поспешно смыкались. С великолепным презрением к смерти, прямо по трупам погибших и телам раненных, под мерный рокот барабанов и грозный вой труб, пехота продолжала размеренно шагать.
  Полководец джунгар сделал верные выводы из невиданной скорострельности и дистанции, на которую стреляли вражеские орудия. Он не стал полагаться на жестоко избиваемую пехоту, а постарался как можно скорей превратить сражение в рукопашную схватку конных отрядов. Да, у врагов есть невиданно дальнобойная артиллерия, способная стрелять каждые несколько секунд. Зато у него есть прекрасная тяжелая панцирная кавалерия. Необходимо только добраться до врага, а дальше скажет собственное слово профессиональная выучка и отличная экипировка латников. На вражеской стороне по-иному затрубили трубачи, тревожно забухали барабаны, передавая войскам приказ.
  - Рысью, марш! - услышал юный латник Сенге. Кровь по жилам растеклась огнем, сознание стало ясным и чистым. Там осталась только жажда схватки. Он покажет жалким казахам, что такое воин из племени дербеты!
  Понукая коня и набирая ход, перебросил из-за спины щит. Потянул из петли копье. На коня особо не наседал - необходимо держать строй. Нога на секунду потеряла стремя, поспешно словил его с внутренним страхом, не успеет до сшибки - он гарантированный покойник.
  До джунгар оставалось километра три, когда фланги войска, состоящие из конных отрядов, заметно ускорились, кони пошли рысью, а пехота остановилась, в ее строе появились разрывы. В них показались отряды панцирной кавалерии второй линии.
  Опустив бинокль Александр, покачал головой и невольно выругался. 'Классно идут'. Даже если это враг, но мужество, не может не вызывать невольного уважения.
  На стороне казахов пронзительно взвыли трубы. Повинуясь приказу, первая линия всадников ощетинилась опустившимися параллельно земле копьями. Конная лавина тронулась с места. Готовясь к сшибке, кони пошли шагом, постепенно ускоряясь, начали разгоняться. Под дробным стуком тысячами копыт о прокаленную зноем землю загудела степь.
  Цели минометчиков изменились, три ствола продолжали методично молотить измученную потерями пехоту, а по одному пытались нащупать минометными разрывами наступающие конные отряды врага. Пропустив кавалерию, пехота не выдержала избиения, сначала попятилась, затем отдельные бойцы побежали, через считанные минуты бегство стало всеобщим.
  Взрывы мин наносили ужасающие потери коннице джунгар, но наступательный порыв монгольских батыров остановить не смогли. Слишком быстро сближались две конные лавины, и слишком много людей яростно стремилось вцепиться во вражеские глотки.
  Вот они уже совсем рядом. Кони перешли на галоп. Воинственные кличи казахских родов громогласно разнеслись над примолкшей степью. В ответ джунгарские воины прокричали собственный клич.
  Все, дальше стрелять невозможно, можно задеть союзников. Будешь бить в эту кучу конников - поразишь и своих, и врагов. Минометы переключаются на остатки убегающей пехоты, большая ее часть уже скрылась за горой.
  В первом ряду дружины тайши дербетов Сенге мчался навстречу приближающимся с небывалой быстротой врагам. Стыло сердце, но он был полон решимости. В щит ударила стрела, мотнув руку. Рядом раздался короткий вскрик, товарищ рухнул под копыта. Пронзительно заржала лошадь, заглушая человеческий вопль. Сенге наклонил копье. Выбрав противника, прицелился в грудь. Еще чуть-чуть! Уже видны едва не выдавленные волнением и страхом глаза казаха, совсем близко страшная муть его лица. Две конных лавины с треском, грохотом, яростными криками, отчаянным ржанием лошадей сшиблись примерно на полпути. Сенге ударил противника копьем. Тот успел закрыться щитом, но таранный удар, помноженный на мощь гораздо более тяжелого коня, не оставил ему ни единого шанса - словно пробка из бутылки он вылетел на землю, под копыта обезумевших коней.
  Пальцы разжались, выпуская размочаленное копье. С легким шелестом сабля покинула ножны.
  За вскинутой головой коня маячило потное, разгоряченное лицо немолодого казаха.
  Сверкнув на солнце, клинок обрушился на голову. Казах попытался прикрыться щитом, но тяжелый клинок перерубил и щит, и живую плоть.
  Конь понес дальше.
  Трещали под ударами сабель и копий шлемы и панцири. Воином овладела горячка боя.
  Коней развело. Краем глаза он увидел яростно оскаленный рот противника и уловил атаку слева. Клинок полоснул по подставленной сабле.
  Сталь о сталь брызнула с визгом, которому вторили разъяренные и испуганные крики противников.
  Конь гулко прохрипел.
  Несколькими ложными ударами Сенге усыпил бдительность казаха и, изменив направление удара пырнул его острием сабли и тут же, привстал в стременах, с безумным рычанием рубанул по голове. Острие глубоко вонзилось в кость выше уха.
  Все следующий! Поле сшибки заволокла густая пыль.
  Копыта коня опустились на хрустнувшее под ними тело убитого.
  Вокруг исполненные ужаса предсмертные крики, вопли ярости, страха и злобы, ржание ошалевших от ударов коней, скрежет железа - все слилось в сплошной адский гул.
   Управляя коленями, развернул жеребца. Впереди затянутая в халат спина. Н-на! Сабля прочертил косую полосу, взрезая ткань, плоть и кости. Казах испуганно-удивленно вскрикнул, завалился на холку коня и скатился вбок на землю.
  Казалось, бой длился бесконечно, но противник неожиданно закончился.
  Крутнув над головой окровавленным клинком, он завертел головой в его поисках.
  На смятый конскими копытами ковыль упала желтоватая пена. Лошадь протащила мимо мертвого казаха. Нога застряла в стремени, лошадь несла, мотая избитое тело по земле.
  Закричал, размахивая флагом родовой тайши, призывая воинов строиться для атаки...
  Примитивная тактика джунгар - лобовая копейная атака, оказалась достаточно действенной. Бывают на войне ситуации, когда техническое преимущество обесценивается, а исход баталии решает голая сила и воинский дух. Линия боя по флангам прогнулась под напором превосходящих сил джунгар, но пока держалась. Другое дело центр, где с казахами сшиблись в основном латные отряды. Там не так радужно. Страшным таранным ударом панцирники разметали линию казахских отрядов.
  Александр опустил бинокль и оглянулся на окопы. Руки невольно сжались в кулаки, в голове зазвенело. В километре-полутора сверкала железом ламинарных доспехов конница джунгар. На ходу выравнивая ряды, она неторопливым галопом приближалась к опорному пункту попаданцев. 'Ну вот и наша очередь пришла вступить в бой', - подумал Александр и невольно сглотнул слюну. Через пару секунд Александр взял себя в руки. Подняв рацию, произнес:
  - Пятый, шестой, седьмой, на связь!
  Когда командиры отделений один за другим доложились, приказал:
  - Огонь открывать самостоятельно по приближении противника к ориентиру один. Огнеметчиков это тоже касается! Траншеи перекрыть щитами. Как поняли?
  - Принято, - послышалось вразнобой.
  Александр поднял прислоненный к стене щит и положил сверху на окоп. Вместе со щитом наблюдателя стальная защита перекрывала почти всю длину окопа.
  - Не высовывайся! - буркнул наблюдателю, тот торопливо пригнулся и поправил ремень автомата. Александр опустил вниз бронестекло шлема, конница врага, несмотря на частый минометный обстрел с пронзительным визгом приближалась. Копья латники сломали еще при сшибке с казахами, но и тяжелые сабли вместе со стрелами и примитивными пистолетами при стрельбе в упор могли принести нешуточные проблемы попаданцам. Племенные, откормленные на зерне кони перешли на быстрый галоп.
  Сенге давно заметил откуда летели поразившие столь многих товарищей снаряды и горел жаждой мести. Сейчас жалкие черви, посмевшие противиться джунгарам, получат достойное возмездие! Рекой потечет кровь нечестивых!
  До длинных ям, куда спрятались от праведного гнева ойрат (самоназвание джунгар) убийцы, оставались считанные мгновения скачки, когда жеребец под Сенге споткнулся и с жалобным ржанием полетел оземь. Страшный удар о землю и боль в затылке почти вырвали сознание из тела. Во рту железистый вкус крови, глаза заливала кровь, мешая видеть небо. Родное небо Великой Степи. 'Все', - с облегчением скользнула мысль. А потом только черная пустота.
  Конница достигла рубежа колючей проволоки. Лошади на всем ходу падали оземь, поднимались на задние копыта, сбрасывая всадников или опрокидываясь. Давка, столпотворение и затор. Конское ржание, полное страдания и боли. Крики, вопли людей.
  'Лежачих бить нельзя? - Правильно! Их необходимо добивать!' Со стороны невидимых окопов загромыхало: тра-та-та! Ожили, судорожно задергались, автоматы засевших в окопах пехотинцев, поливая свинцовым дождем плотную толпу одетых в латы конников. Тяжелые пули били в плотную массу остановившихся всадников, одна пуля могла пронзить двоих, чтобы застрять в третьем. Мертвые падали вниз, раненые судорожно хватались за поводья, стараясь удержаться в седлах, а то неминуемо затопчут. Затрещали редкие ответные выстрелы, в воздух взвилось несколько стрел, но они никак не изменили картину тотального избиения. Да и добить до окопов попаданцев примитивное оружие по большей части, не могло. Расстояние слишком велико. Жирную, долго потом вонявшую тошнотворным запахом сожженной плоти точку в избиении конницы поставили выстрелы огнеметов. Со змеиным шуршанием с флангов опорного пункты протянулись к куче-мале из людских и лошадиных тел огненные росчерки. Горящие заживо люди и кони заметались по полю, никогда еще Александр не слышал такого истошного, пробирающего до глубин души воя. Через считанные метры несчастные падали наземь тлеющими трупами. Выдержать плюющегося пламенем дракона оказалось выше сил суеверных хроноаборигенов, и стало последним перышком, сломавшим спину верблюда. Задние, непострадавшие ряды конников в панике повернули коней. Изо всех сил нахлестывая коней, помчались прочь от увиденного ужаса по полю, покрытому окровавленными трупами и жалобно стенающими раненными.
  Вновь гулко забухали минометы, сопровождая бегство остатков конницы частоколом разрывов. Жестокое избиение и паническое бегство элитной, латной части войска перешло во всеобщее бегство. Побежали джунгарские отряды на флангах. Сначала обратились в бегство одиночки, следом, спасая жизни, бросали боевую линию целые отряды. Вскоре уже вся линия джунгар, в панике выкидывая по пути все тяжелое, в ужасе бежала с поля боя.
  Александр медленно снял с головы шлем, устало провел рукой по лицу, по взмокшим, словно после марш-броска, волосам. Взгляд упал на древко стрелы, глубоко вонзившееся в землю, всего несколько шагов, не долетев до окопа. Видимо, среди джунгар нашелся настоящий мастер, сумевший забросить смертоносный снаряд на рекордное расстояние.
  'Победа!' - подумал с ликованием. Справа послышалось шуршание, он повернулся на звук.
  Раджабов - командир отделения, прыжком выскочил на бруствер. Босой с кинжалом в руках.
  - Асса! - раздался полный восторга вопль. Самозабвенно заплясал в бешенном ритме под только ему слышимую музыку, руки и ноги выделывали затейливые 'па' дикой лезгинки.
  - Асса! - снова изо всех сил выкрикнул кавказец, подняв лицо к синему-синему, как в родных горах, небу. Не поддаться животному магнетизму и силе этого танца было просто невозможно. Бойцы поднялись из окопов. Раздались первые хлопки, сопровождавшие танец вместо музыки. С каждым мигом они становились гуще и вскоре бешено хлопал весь взвод.
  - Асса!
  И столько в этом крике было неукротимой, дикой силы а в лице Раджабова бешенного азарта и незамутненного счастья, что Александр, наконец, до конца поверил. Они выживут и прогнут этот мир под себя. Совершенно детская улыбка тронула губы, покачал головой. Потом не выдержав, расхохотался от души.
  Порыв ветра донес с переполненного трупами - их уберут потом, жуткую вонь горелой плоти и смерти. Кричали тонкими от ужаса и боли голосами раненые. Трупы и умирающие повсюду. Их много, очень много. Седоватый джунгар в длинном степном халате и, в слишком коротких доспехах, расставаясь с жизнью, бил ногами по земле, впору доброму коню на привязи. На колючей проволоке отходил молодой парень с красивейшими женскими глазами. Из косого разреза живота вылезал отливающий нежно-розовым и голубым клубок кишок на изрытую копытами, обожженную землю. Дымясь, увеличивался в размере. Александр отвернулся. Недавнее ликование исчезло. Перед мысленным взором мелькнуло лицо погибшего друга. Он сильнее сжал челюсти. Алаверды по полной!
   А над полем боя все звучало дикое, первобытное, теряясь в степной дали:
  - Асса!
  Вечером во взводной палатке было тихо, но когда Александр вошел туда, понял, что солдаты пьяны последней степени изумления. Навстречу поднялся, покачиваясь, Раджабов.
   - Простите, товарищ старший лейтенант...
   - Ничего, Теймур. Ничего... Никому слова не скажу, но, чтобы к подъему все были трезвые! А то собственными руками прибью. Тебя прибью первым, запомни это, сержант.
   Глава 10
  Тот же день, второго июля 1689 года от рождества Христова, на другом конце огромного евразийского континента. В стольном городе русского царства Москве смутно и тягостно. Казалось, все по милой сердцу старине: благообразно и чинно. Стрельцы и старообрядцы после показательной казни князя Хованского с сыном Андреем присмирели. Даже разбойнички, грабившие не только в дремучих лесах вокруг Москвы, но и в самом городе, после нескольких публичных казней 'шалили' с опаской. Но что-то нехорошее и кровавое подспудно вызревало в удушливой атмосфере третьего Рима. Об этом украдкой шептались прожженные интриганы из боярской думы. Да что они! Это тайком обсуждала вся Москва. Оба царя: и Иван и Петр вошли в возраст и в полную силу. Младшему: Петру, незадолго до этого - 30 мая - исполнилось семнадцать. К этому времени он, по настоянию матери, женился на Евдокии Лопухиной, девке из захудалого, но многочисленного и горластого дворянского рода и по обычаю стал совершеннолетним. Формальных поводов для регентства над малолетними царями у Софьи Алексеевны не оставалось, но она продолжала, к великому неудовольствию царя Петра, цепко удерживать в маленьких женских ладошках бразды правления русским государством и стрелецкие начальники с приказными чинами продолжали ей подчиняться. Царь Петр жаждал власти и пытался настоять на собственных правах, но безуспешно. Отдавать власть, возвращаться к Домострою и закрываться на женской половине царских хором Софья не желала. Судьба царской дочери, у которой два пути: в монастырь или угаснуть безвестно на женской половине дворца, ее категорически не устраивала. Назревало неизбежное противостояние. Кремль и двор Петра в Преображенском, не без оснований подозревая друг друга в намерении разрешить противостояние силовым, кровавым путем, готовились к неизбежному столкновению...
  Горячее летнее солнце с любопытством заглядывало сквозь частые стекла окошечек в маленькую кремлевскую светлицу, жарило разноцветными лучами. Сюда допускались только избранные. В воздухе плыли ароматы засушенных трав. В дальнем углу изразцовая с лежанками русская печь. У одной стены - громада напольных часов, медленно вертится расписанный розами циферблат. Рядом длинная лавка. В красном углу потемневшие лики смотрят с икон, перед ними еле теплится неугасимый огонек лампадки. Напротив книжный шкапчик. Книги истрепаны, видно, что ими пользуются постоянно. Все по московской старине.
  У покрытого белоснежным холстом стола на изящном, венецианской работы стуле сидит царевна Софья, глаза полузакрыты, недавно вернулась с обедни, устала. Только и успела перекусить наскоро. Но она не спит, внимательно слушает стоящего напротив стола окольничего Федор Леонтьевича Шакловитого, молодого красавца, убежденного сторонника и фаворита царевны. За семь лет регентства Софья постарела, подурнела. Думы, беспокойства и тревоги оставили заметный след на когда-то красивом и юном лице, но одеваться царевна продолжала по-девичьи пышно.
  - Есть еще, матушка, - поднял на царевну умный и холодный взгляд окольничий. После князя Василия Голицына, которого многие почитали за любовника царевны, он набрал наибольшую силу при московском дворе. Дождавшись едва заметного кивка, продолжил важным голосом читать присылаемые на царевнино решение челобитные и письма:
  - Жалоба на воеводу боярина Никиту Ивановича Примакова-Ростовского от купцов Астраханских. Торговлю разоряет поборами в собственный карман. Мзду берет со струга по алтыну, а с воза по шести копеек. Купца Ивашку Борзова безвинно томил в чулане, от чего тот помер. И еще грозит: коли станут жаловаться, всех купцов астраханских разорить.
  - Воруют, - глаза царевны открылись, по-бабьи подперев голову ругой, тихо произнесла, - да будут ли пределы алчности боярской?
  С каждым словом она все больше мрачнела, тяжело, по-мужичьи глядя на фаворита.
  - Матушка, не велика шишка боярин Никита Иванович, а трогать нельзя. Царь Петр вошел в возраст, аки лев алчущий, добычи рыкает и требует власти. Пока нас поддерживают и Дума, и войско, а начнешь против шерсти бояр гладить? Мигом перебегут в Преображенское!
  Лицо Софьи посерело, ноздри раздулись:
  - Милославское семя голову подняло! Забыли стрелецкий бунт! Того и гляди меня попросят от правления!
  Женская рука протянулась, подняла лежавший на столе зачитанный томик библии, нерешительно подержала в руке и вновь положила назад. После неудачного крымского похода скрытое недовольство правлением Софьи среди высшей аристократии и дворянства лишь усилилось. Задевать их было откровенно боязно. Отвернувшись к стене, чтобы не было видно лица, царевна произнесла глухим голосом:
  - По челобитной отдать на приговор Думы.
  - Хорошо, матушка, - участливо глянув на царевну, произнес Шакловитый.
  - Если что есть важное, давай своими словами. Остальное потом, устала я!
   Молодой стольник, белозубо улыбнувшись и, отложив грамотки на стол, послушно продолжил после небольшой паузы:
  - Есть дело важное... Письмецо от Строганова Григория Дмитриевича. На границе с киргизцами появился из ниоткуда город великий. Говорят, промышлением божьим он перенесся из 2011 года от Рождества Христова в наши времена, - с удивлением в голосе произнес стольник. Повернувшись к иконам, быстро и мелко перекрестился.
  - Охти мне! - прижала руки к пышной, но уже висячей как у рожавших женщин груди, Софья и взглянула на фаворита с удивлением, тонкие дуги выщипанных в ниточку бровей поднялись домиком, в глазах непонимание:
  - Да может ли такое быть?
  - Промышлением божьим и не такое возможно, лишь бы он, - поднял глаза вверх стольник, - восхотел этого.
  Царевна оживилась, бледные щеки слегка заалели, в глазах зажглись искры неподдельного интереса.
  - И какие дива у них есть?
  - Сказывают, что привезли они для торговли в Орел-городок кузнечную рухлядь, искусно сработанные топоры, пилы и лопаты железные. Еще зеркала не хуже веницейских и искусно сработанные шкафы холодильные, что в них не положишь, стоит долго, словно в погребе со льдом.
  - Ишь ты, - восторженно выдохнула царевна, глаза ее горели восторгом, словно у ребенка, услышавшего чудесную сказку. Город дивный из-за тридевяти земель, полный диковинок...
  - А живет там кто?
  - Люди православные, говорят по-русски, но немного чудно, но не это самое важное! - стольник остановился, дожидаясь реакции правительницы Русского царства.
  Дождавшись заинтересованного взгляда царевны, тонко и немного злобно усмехнувшись, продолжил:
  - Пришла мне такая мысль. Делают пришельцы хитрого устройства мушкеты, стреляющие на версту и более. Сказывают оные, в любую цель попадают точно. А Петр ходит по Коломенскому без опаски, да и кто сможет что понять, если за версту кто-то выстрелит в него?
  Глаза царевны сузились, она размышляла. Взгляд Софьи скользнул по красному углу. Аскетичный лик Христа с почерневшей от времени иконы кротко и укоризненно смотрел на царевну. Она отвернулась. Зло конечно, но куда царям без него. Чай вымолит прощение божье. Она тяжко вздохнула. Ох грехи наши тяжкие! А ведь вправду никто не поймет, кто убил Милославское семя. Один выстрел, и она навсегда избавится от волчонка, Иван болен и кроток, проблем не принесет. С другой стороны, скоро узнают, что дальнобойные мушкеты есть только у пришельцев. Значит, и вину за убийство, если что, будет легко на них свалить! Решено, отправить к пришельцам подсылов с заданием любой ценой нанять стрельца искусного и привести в Москву. А там посмотрим, что это за мушкеты, и что за людишки появились на окраине уральской.
  Когда Софья посмотрела на фаворита, тот стоял молча, лишь преданно смотрел на повелительницу.
  Молча поманив стольника к себе, царевна, обдавая жарким дыханием, зашептала советнику на ухо...
  Из писанного по латыни письма французского военного инженера Галларта, адресованного в королевство Польское в Варшаву:
  ... А еще брат Вуйчик, спешу проинформировать вас о доподлинном и преудивительном случае. Известные вам купцы Строгановы донесли в царскую канцелярию, что на Урале неведомо откуда появился город. Живут там искусные мастера, владеющие секретом изготовления больших зеркал. Ежели сие правда, то это серьезная угроза европейской негоциации и интересам наших друзей с острова Мурано. Город сей населен такими-же moskovit, как и остальная Russie, но жители его не подчиняются Tsar. А еще донесли престранные слухи, якобы есть у них летающие корабли, что, несомненно, полная глупость, ибо даже в просвещенных странах таковых не имеется. По своей природной склонности ко злу moskovit пытаются обмануть просвещенные народы, о чем душа моя скорбит, видя столь низкое падение нравов столь близко к Европе. Тем не менее город сей представляет интерес и посему прошу вас спросить брата провинциала, как следует мне поступить.
  За сим молю бога, чтобы он поддерживал вас, брат Вуйчик, своей святой охраной.
  
   Провинциал - руководитель ордена иезуитов в пределах известной территории, образующей провинцию.
  Словно круги после упавшего в воду камни множились события меняющие мир конца семнадцатого века, переделывающее его самим фактом появления города попаданцев.
  ***
  Смена заканчивалась. В комнате отдыха Иван Савелович мирно попивал чаек с медом. А почему бы не отдохнуть, если строительная лихорадка и штурмовщина ввода в работу экспериментальной мартеновской печи и первых плавок, уже закончились? Неожиданно дверь распахнулась, в комнату юркнул только устроившийся на работу после кратких курсов парень. Савелович знал только его имя: Сашок.
  - Главный инженер зовет в цех, срочно, - произнес заполошно, шмыгнул носом и, не дожидаясь ответа, выскочил в дверь, громко ею хлопнув.
  'От блин, балаболы! Опять без меня не могут! Даже чай спокойно не дадут попить!', - ворчливо, но в то же время с некоторой гордостью, подумал Иван Савелович. Не торопясь, допил чай и направился в цех.
  Около ковша стоял взъерошенный главный инженер, а около него все имевшие опыт в металлургии 'аксакалы'.
  - Все вроде? - не дожидаясь ответа заговорил нервно и дергано, - Прозевали козла (остаток металла, застывший в объеме печи или ковша)! Черт! А плавку задерживать никак нельзя! Что делать будем?
  Он замолчал и с выжидательным выражением лица посмотрел на окружавших его старых, опытных металлургов. Сам он, хотя и имел высшее образование, но в сфере, далекой от металлургии, и сейчас лишь осваивал азы профессии. Впрочем, не один он здесь был такой, большинство рабочих и инженеров экспериментального цеха впервые увидели мартеновскую печь вживую, а не на экране телевизора, только после Переноса. Кадровых металлургов в городе было раз два и обчелся.
  'Аксакалы' задумались. Иван Савелович почесал затылок и первым нарушил молчание.
  - Козел значит... это плохо, но не смертельно. Можно его и вручную сбить!
  - Сдурел Савелович? - отрицательно покачал головой главный инженер, - Ковш - раскаленный, а ждать пока остынет нет времени. Директор сказал, что хотите делайте, но, чтобы вторую плавку сегодня начали!
  - Не сомневайтесь, Александр Петрович, не впервой! - слегка снисходительно улыбнулся Иван Савелович, - Вот смотрите, остудим ковш водой и пробьем вручную выпускное отверстие!
  Он оглянулся на стоящих рядом металлургов, большинство из них его возраста.
  - Да, это возможно! - дружно загомонили 'аксакалы'. Главный инженер нехотя согласился с Савелычем. А тот, как предложивший рискованную операцию, сам и вызвался ее исполнить.
  К ковшу для охлаждения подвели шланги со сжатым воздухом и водой. Тугая струя ударила во внутренности, в ответ оттуда повалили густые клубы пара, словно из извергающегося вулкана, заволокли цех горячим туманом. Через несколько минут раскаленный докрасна огнеупорный кирпич внутренностей ковша потемнел, пара стало выходить гораздо меньше. И хотя жар еще оставался внутри кирпичей, времени дожидаться полного охлаждения не оставалось, через час - плавка.
  Иван Савелович надел валенки, суконную спецовку, войлочную шляпу, рукавицы и защитные очки, бросил во внутренности исходящего паром, словно баня ковша, лестницу. Улыбнулся ободряюще. На глазах собравшейся около ковша молчаливой толпы спустился вниз. Шипели струи сжатого воздуха, сбивая внутри ковша жар.
  'Дын - дын - дын!' - гулкие удары лома далеко разносились вокруг.
  За один заход сделать все не удалось. Иван Савелович вылез наружу. Сам весь красный. С жадность выпил две кружки кваса, посидел на скамейке у стены цеха. Потом облился с головы до ног прохладной водой и снова залез в ковш. До плавки оставалось немногим более получаса, когда показался снова. Со спины валил густой пар, а края спецовки обуглились.
  - Говорил, сделаю и сделал! - сказал Иван Савелович хрипловато и, пошатываясь, пошел от печи.
  Рабочая смена заканчивалась, когда Иван Савелович, негромко постучавшись, зашел в кабинет главного инженера и попросил разрешения завтра выходной. Завтра забирать из больницы жену. Тот, еще раз горячо поблагодарив старого металлурга, разрешил. Вернувшись после вечерней поездки в больницу, Иван Савелович до ночи возился с уборкой в квартире. Жена у него была чистюля и не терпела беспорядок.
  На следующий день - третьего июля, Иван Савелович вышел из подъезда гораздо позднее обычного и на миг зажмурил глаза от яростного солнца. День обещал быть хорошим. Густо-синее, безоблачное небо, впрочем, как обычно. Даже зимней порой дни с хмурым небом можно пересчитать по пальцам. Южноуральские пичуги, невидимые, под защитой веток и листьев, звонко выводили рулады. Мужчина широко улыбнулся. Настроение у него было таким же солнечным, как и утро. На улице безлюдно - все на работе. Лишь соседка этажом ниже, сухая, словно вобла, пенсионерка Светлана Яковлевна, занимала излюбленный боевой пост на выцветшей скамейке у подъезда. Кое-кто называл ее большой сплетницей, но сама себя она считала всего лишь слегка любопытной и даже более того неравнодушной к людям. При виде Ивана Савеловича женщина, оживившись:
  - Доброе утро, Иван Савелович! - произнесла грубоватым, почти мужским голосом.
  - Доброе, - кивнул мужчина.
  Машину Иван Савелович еще вчера вечером пригнал к подъезду. За прошедшее после Переноса время автомобиль оснастился уродливой нашлепкой газогенератора. На реконструкцию своей 'ласточки' мужчина решился скрипя сердцем, но иных способов оставить ее в строю не было. Открыв топку газогенератора, Иван Савелович щелкнул зажигалкой на древесном спирту. Огонь стремительно побежал по заранее заготовленным щепкам. Открыв багажник, Иван Савелович вытащил несколько хорошо высушенных дровишек и подкинул их в разгоравшуюся топку. Оставалось подождать минут двадцать, прежде чем автомобиль сможет начать движение. Заглянув в салон, убрал с заднего сидения в багажник ящик с водительским инструментом.
  Захотелось курить, сглотнув тягучую слюну, досадливо махнул рукой. Сигареты в магазинах давно закончились, а массовое появление деревенского самосада, не говоря о американском табаке, ожидалось не раньше, чем через несколько лет. Приходилось терпеть. На рынке из-под полы куревом еще торговали, но просили за него уж совсем дикие цены. А эрзац-сигареты с начинкой из пропитанных никотином капустных листьев слишком большая гадость. В первое время у Ивана Савеловича болела и даже кружилась голова - синдром курильщика, но постепенно привык обходиться без курева. Присев на скамейку напротив соседки, откинулся на спинку, задумчиво поглаживая до синевы выбритый подбородок.
  Светлана Яковлевна окинула мужчину пытливым взглядом, поерзала на скамейке, потом, не выдержав пытки любопытством, вкрадчиво спросила:
  - На работу то не опоздаешь, Иван Савелович? Директора, едрит их, лютуют!
  Настроение у Иван Савелович было прекрасное и, вопреки обыкновению, охотно поддержал разговор:
  - Отпросился я на сегодня, за Аннушкой поеду. Забирать. Выписывают ее сегодня из больницы.
  - Вот и молодцы, молодцы, - торопливо закивала пенсионерка головой в цветастом платке.
   Старуха, до этого не замеченная в религиозном пыле, рьяно соблюдала все православные правила и вбила себе в голову, что без платка выходить на улицу неприлично. После переноса и храмы, и единственная мечеть города никогда не пустовали, а рьяных приверженцев православия и мусульманства стало в разы больше.
  Они еще немного поговорили, обсудили дефициты и то, что в последнее время со снабжением города продуктами стало получше. Начали поставлять продукцию ударными темпами построенные пригородное тепличное хозяйство и птицефермы. На пустынных ранее полках магазинов в изобилии появились привычные овощи и фрукты, куриные яйца, и мясо: от говядины с бараниной до курятины. Заработал свинокомплекс, обещая в новом году насытить рынок собственной свининой. Наконец, Иван Савелович решил - пора ехать. Торопливо попрощавшись со словоохотливой соседкой, сходил домой и вернулся с собакой на поводке. Пес привычно забрался на задние сидение а Иван Савелович, поправил кобуру и сел за руль. Среди горожан после разрешения свободной продажи оружия стало модно его носить постоянно. В основном покупали короткоствольный огнестрел, любители экзотики приобретали казачьи шашки и сабли. Несколько стариков, помнивших приемы фехтования, бесплатно обучали желающих. Иван Савелович, хотя и не был склонен следовать модным веяниям, после того как едва не потерял супругу, предпочитал всюду носить револьвер.
  Еще через пятнадцать минут впереди показался железнодорожный переезд. Одновременно с предупредительным сигналом перед машиной неторопливо опустился шлагбаум. Иван Савелович затормозил, досадливо поморщившись, нетерпеливо застучал пальцами по рулю. Время на часах без пятнадцати десять а в больнице просили приехать ровно в десять утра. Опаздывать он не любил, предпочитая приехать лучше пораньше, чем опоздать всего на минуту, а на переезде можно и пять минут простоять и все двадцать, кто его знает, когда пойдет поезд! На этот раз повезло. Позади успели собраться всего несколько автомобилей, когда по окрестностям разнесся протяжный звук гудка. Из-за поворота вначале показалась бронеплатформа, дальше - длинная вереница открытых вагонов, доверху наполненных жирно сверкающим на солнце углем. Ежедневно, утром и вечером, эшелону проходил в сторону электростанции. Наконец, длинная гусеница состава прошла. Вновь прозвучал звонок, шлагбаум дрогнул и начал подниматься вверх.
  В больницу Иван Савелович успел почти вовремя, часы показывали две минуты одиннадцатого. Мужчина торопливо вошел в приемный покой, в руке - трехлитровая пластиковая канистра, сама по себе после Переноса немалая ценность. В нос ударили знакомые запахи больницы: хлорки и еще чего-то столь-же неприятного. До боли знакомые, слегка облупленные стены, примерно до середины крашенные ядовито-зеленой краской, а дальше белой водоэмульсионной. Сверху плакат: куришь, пьешь? Быстро умрешь! Жена, уже не в больничном халате, а в привезенных заранее повседневных джинсах и блузке, поджидала на скамейке у входа. На полу - пухлый пакет с немудреными больничными пожитками. При виде мужа она сначала поджала губы, но потом лицо женщины расцвело облегченной улыбкой, напомнив мужчине ее такой, какой она была четверть века тому назад. Сердце слегка защемило... Стремительно поднявшись и поцеловав мужа в подставленную щеку, супруга торопливо шепнула:
  - Подожди здесь, я сейчас, - нырнула куда-то внутрь больницы.
  Иван Савелович, терпеливо вздохнул и уселся на скамейку. Обратно жена вышла через пару минут. За ней двигался мужчина в белом, изрядно мятом халате, из кармана его торчал краешек какого-то медицинского приспособления. Юрий Соломонович: невысокий, с уже намечающимся брюшком, крупным сизым носом и грустными глазами навыкат, в которых, казалось, собралась вся скорбь иудейского народа, считался одним из лучших хирургов в железнодорожной больнице и лечил женщину после перевода из реанимации. Стрела кочевника задела толстый кишечник, что привело к осложнениям - перитониту и сепсису. Ей очень повезло, что Иван Савелович быстро доставил ее в больницу. К тому же поначалу антибиотиков хватало на всех больных. Несмотря на это и все усилия докторов, женщина пролежала на больничной койке больше двух месяцев.
  Хирург вальяжно подошел к супругу пациентки. Торопливо поднявшись, Иван Савелович пожал протянутую руку.
  - Здравствуйте, здравствуйте! - доктор немного пожевал губу, словно в задумчивости, - Ну что же, забирайте супругу и больше не подставляйте ее больше под стрелы кочевников. Перитонит и сепсис нам больше не нужны! Хорошо? - с легкой смешинкой в голосе произнес доктор.
  - Юрий Соломонович! - возмущенно всплеснул руками мужчина и слегка заалел, - Кто же знал, что нас перенесло и нарвемся на этого... - на секунду замер, подбирая слово, чтобы не высказаться матерно. Лечащего жену доктора Иван Савелович искренне уважал за заботу о пациентах и профессионализм.
  Доктор вяло погрозил пальцем.
  - Обойдемся без ненормативной лексики. Все я знаю, берегите жену. Она у вас большая умница, под конец лечения антибиотики закончились, но сумела выкарабкаться. Просто молодец!
  Доктор посмотрел одобрительно на женщину, отчего та засмущалась и потупила глаза.
  - Милочка, не забудьте: диета и дробное питание!
  - Я поняла, Юрий Соломонович, - с серьезным видом женщина кивнула и принялась наматывать на палец прядь отросших за время лечения волос.
  - И купите жене компрессионные чулки. Она больше двух месяцев в больнице пролежала, - доктор упер строгий взгляд выпуклых глаз в Ивана Савеловича.
  - Хорошо, Юрий Соломонович, - согласно наклонил голову мужчина и протянул канистру хирургу, содержимое внутри тяжело плеснулось, - Доктор, это вам.
  - Что это?
  - Первак, хороший. Не побрезгуйте!
  Губы женщины сжались в тонкую ниточку, острый локоток незаметно ткнул мужа в бок а доктор заметно повеселел.
  - Мужики сказали, - охнул Савелович, оборачиваясь к жене и стрельнул на нее опасливым взглядом, - сам не пробовал.
  - Да я вас умоляю, что доктора не люди? - врач хохотнул и забрал канистру, - Спасибо, спасибо... Алкоголь - лучший антисептик и антибиотик для хирурга. И ранку промыть, и употребить внутренне.
  По пути домой Анна не отрывала взгляда от проплывавшего за окном пейзажа, рука машинально гладила собаку. При виде потерянной хозяйки пес почти сошел с ума. Прыжки, повизгивания. Большой, красный язык пса обслюнявил лицо. Наконец пес немного успокоился и прочно оккупировал колени хозяйки. Так, по мнению Жука, он не позволит ей опять исчезнуть.
  Стоило закрыть глаза и чудилось, что вокруг привычный город, такой, какой был до Переноса. Успокоительно жужжал двигатель автомобиля, муж негромко рассказывал о делах. Порывы влажного ветра доносили с окраин заполошный петушиный крик и людские голоса.
   Но стоит оглядеться, и наваждение рассеивалось.
  Знакомый, казалось, до последней черточки, город неузнаваемо изменился. Телевизор, который супруга смотрела в больнице, не давал понять масштаб произошедших перемен. Вроде все те же, окруженные глухими заборами одноэтажные дома частного сектора и панельные пятиэтажки, дороги и трубы электростанции на горизонте, но впечатление город производил другое. Стал собранее и суровее. Словно досужий гуляка, переодевшийся в строгую военную форму. Прежде всего женщине бросилось в глаза отсутствие на улице праздношатающихся. Разгар рабочего дня и на улицах только старики и дети, да вооруженные патрули полиции вперемежку с военными. Машин, особенно легковых, на дорогах гораздо меньше, большинство из них изуродовано таким же горбом газогенератора, как у мужниных жигулей. Недлинные очереди, в основном из подростков там, где стоят свежевырытые колодцы и машины-водовозки, благо водоносные слои, с качественной водой, в районе города залегали неглубоко. Реагенты для очистки на водозаборе давно закончились, и, хотя ее продолжали обеззараживать и подавать в дома, благо добычу хлора путем электролиза раствора поваренной соли наладить сумели быстро, в пищу воду из системы не употребляли. На многие годы для питья придется использовать колодезную или привозную воду. Склонившись под тяжестью ведра или канистры, горожане, брели по широким улицам домой.
  Нет, это совершенно не похоже на 'старый' город.
  Через четверть часа машина скрипнула тормозами и остановилась около подъезда родной пятиэтажки. Иван Савелович торопливо выскочил из машины, открыл жене дверь. На улице было чисто и безлюдно и даже пахло по-иному чем до Переноса: сгоревшим углем и антоновскими яблоками, которых уродилось неисчислимая сила.
  Светлана Яковлевна, на 'боевом' посту у подъезда при виде живой-здоровой соседки всплеснула руками и подскочила со скамейки.
  - Едрит-колотить! Аннушка! С выздоровлением! - воскликнула искренне, по сухим щекам потянулись мокрые дорожки слезинок. Широкой, мужской походкой подошла, обняла, хотя раньше женщины не были особо близки.
  А еще через пару минут за счастливыми супругами с грохотом захлопнулись дверь подъезда.
  
Глава 11
  Тауке-хан спал... но вдруг, словно ужаленный скорпионом, открыл глаза и приподнялся на локте. Сквозь открытый тундюк полная луна заливала внутренности шатра мертвенным серебром и по временам неверный блеск пробегал по стенам шатра, по полу в коврах с разнообразными рисунками, огрызкам свечей в канделябрах, резной серебряной посуде и тогда казалось, что там, где ее свет не доставал, шевелится нечто...
  
  тундюк, - конструктивный элемент, увенчивающий купол юрты в виде решетчатой крестовины, вписанной в обод.
  
  Он был один - наложницу не стал брать на свое ложе, годы брали свое. Верная сабля покоилась рядом, в ножнах, на стене, рукоятью к хозяину. Тауке-хан не любил надолго разлучаться с оружием - жизнь научила никогда не расставаться с ним. Отовсюду плыли холодные запахи ночи, смешанные с тревожным и горьким ароматом степных трав. Где-то поблизости глумливо проухала сова. Стояла душная тишина, долетавшие время от времени звуки были решительно ни на что не похожи и в них приходилось долго опознавать нечто хотя бы приблизительно знакомое. Все было как обычно и в то же время знал, что его разбудил некий звук слишком необычный, чтобы быть естественным.
  Хан замер, вслушиваясь в тишину. Узкие, словно щелки, - сказывалась кровь матери-наложницы, родом из Джунгарии, глаза всматривались в полутьму шатра. Ергенек едва заметно колыхнулся... Показалось, нет? Нет, показалось.
  
  ергенек (дверца входа), приставная дверь юрты в виде деревянной резной решётки, которая снаружи занавешивается войлоком.
  
   Старания Тауке-хана были вознаграждены. Совсем рядом послышался бряк металла и тут же едва слышный хрип, какой издает человеческое горло, когда его перерезает боевой нож. Бесшумно, словно леопард на охоте, хан вскочил. Миг и в руках хищно блеснул обнаженный клинок... немного помедлил и присел, в левой появилась вороненая сталь подаренного пришельцами из будущего пистолета.
  Ергенек отлетел в сторону, в шатер ворвался убийца, в руке его матово блеснула сабля.
  'Бах' - оглушительно в тишине летней ночи прогремел выстрел в упор.
  Словно пораженный молнией, человек согнулся, сабля глухо упала на дерево решетки. Вслед за ним и убийца.
  Еще трижды пистолет пел смертоносную песню и лишь один раз хану пришлось скрестить саблю, чтобы добить подранка.
  Последний из убийц ворвался в шатер, когда снаружи уже слышался лязг сабель и крики дерущихся - подоспела личная стража хана и, поэтому, Тауке-хан решил взять его живым.
  'Гостя' Тауке-хан поприветствовал хитрым ударом в правое плечо, но, к его удивлению, тот парировал выпад и, презрительно фыркнув, в следующее мгновение ответил, наметившись на предплечье - не достал. Хану пришлось отпрянуть назад.
  Тауке-хан медленно пятился, с трудом успевая парировать непрерывные атаки убийцы. Острия встречались с глухим стуком, а при боковом ударе клинков раздавался короткий немузыкальный лязг.
  Хан уже жалел об опрометчивом решении взять убийцу в плен - ему достался настоящий мастер сабли к тому же он давно не тренировался в смертоносном 'танце' с остро отточенными кусками стали. Тауке-хан уже собирался применить последний аргумент-пистолет, когда в шатер ворвался нукер стражи хана с факелом в одной руке и саблей в другой.
  Убийца начал разворачиваться, но не успел, коротко и страшно пропела сабля, прочерчивая кровавую борозду по спине последнего убийцы. Через миг тот рухнул на ковры.
  - Мой повелитель! - склонил голову нукер, - вы не пострадали?
  Хан лишь отмахнулся и, с саблей в руке склонился над раненым:
  - Посвети!
  Лицо убийцы хану было смутно знакомым. Точно! Этот человек Сасык-бия. Каракалпаки? Вражье семя!
  - Говори, говори! Азгын (конченный человек) почему, почему вы предали своего государя! - остро отточенный клинок коснулся горла раненого.
  - Ты, - на губах показалась кровавая пена и хан понял - этот не жилец, - ты продался урусам...
  - Акымак! (дурак) - хан плюнул в лицо несостоявшегося убийцы. Острая сталь привычно, словно жертвенному барану, прочертила кровавую полосу по горлу. Раненный захрипел в последнем усилии сохранить улетающую к гуриям жизнь. Пятки забили чечетку по коврам, но Тауке-хан уже вычеркнул его из сферы своих интересов. Выпрямившись, рявкнул во все горло:
   - Собрать ко мне всех! Живо!
  Резня кровавым смерчем пронеслась по Казахскому ханству. Вырезали всех, не разбирая мужчина или женщина, взрослый или ребенок - мстителей не должно остаться. Через месяц все закончилось, но только немногие сумели бежать на восток к джунгарам или на запад к русскому царю.
  ***
  Очередной день истекал к исходу. Пахло сгоревшим углем и антоновкой. Солнце опускалось за бетонные коробки серых пятиэтажек; бросило несколько теплых лучей, огненной полосой прорезавших кроны тополей, растущих у кирпичного со статуями колхозниц фасада ресторана Степные Дали. Потом один за другим они погасли.
  Вечером в приватном зале собрались только свои. Ресторан недаром считался лучшим в городе. Ныне он стал единственным - остальные закрыли. После суда и конфискации у главы заговора Романова, его передали на баланс комитета по ЖКХ и создали отдельное муниципальное предприятие по управлению им. Свежий, теплый ветер врывался через открытые настежь окна в просторный - главный зал ресторана, трепал длинные, до пола, портьеры глубокого коричневого цвета. Скатерти были белоснежны, посуда изящна, вокруг столов суетились вежливые, отлично вышколенные и угодливые до безобразия официанты, но это как раз и являлось важнейшей частью сервиса. Когда тебе смотрят в рот - невольно исполняешься сознанием собственной значимости. Громкие звуки музыки из покинутого и недостижимого двадцать первого века плыли по залу. Что-то из Эннио Морриконе. На столах: дорогие и изысканные блюда, разнообразные закуски; поблескивая импортными этикетками, красуются пузатые бутылки с винами, дорогие коньяки и водки. Словно и не было Переноса, карточной системы и до сих пор по многим позициям пустых полок магазинов. Далеки еще до исчерпания хранящиеся на оптовых складах запасы... только доступны они далеко не всем.
  На почетных местах в центре зала расположились руководители администрации города в строгих деловых костюмах. По особому списку пригласили доверенных директоров предприятий и бизнесменов - прошлой весной именно они привели Соловьева к победе на выборах градоначальника. 'Сливки' города негромко переговаривались, гадая о причине, по которой их собрал Соловьев. Ее никто не знал, и, им оставалось только ждать.
  Ровно в десять вечера дверь открылась, в зал вошел почти двухметрового роста амбал в расстегнутом пиджаке, красноречиво оттопырившегося слева, вслед за ним мэр города - Соловьев. После покушения градоначальник всюду передвигался в сопровождении телохранителей. У дверей на миг остановился, цепким взглядом, в глубине которого читалось превосходство и, даже некоторая брезгливость, прошелся по сидящим за длинным столом. Вроде бы все.
  - Здравствуйте, - куда-то в пространство проронил Соловьев, не глядя ни на кого, проследовал к месту во главе стола в центре.
  Зашуршали отодвигаемые стулья, чины администрации и муниципальные директора дружно поднялись из-за стола, приветствуя мэра. Это было что-то новенькое. До Переноса так приветствовали фигур не ниже Губернатора. Наглеет Соловьев, но делать нечего. Назвался груздем - полезай в лукошко! Бизнесмены, кто со слегка обалдевшим выражением лица, кто с непроницаемой физиономией игрока в покер через пару секунд ступора последовали примеру.
  Охранник, оглядев настороженным взглядом зал, уселся на заранее приготовленный стол у входной двери. Соловьев присел за стол и все также в пространство проронил:
  - Садитесь.
  Пока приглашенные молча рассаживались, сам наклонился к расположившемуся справа заместителю по промышленности и планированию - Никите Ивановичу. Выслушав произнесенный тихим голосом доклад, Соловьев кивнул. Подождав, пока официанты разольют по рюмкам напитки и удалятся, повернулся к гостям. За прошедший месяц после заговора Романова и гибели жены сильно сдал внешне. Одутловатые мешки под глазами, нездоровый цвет лица. Если раньше ему давали всего лишь пятьдесят с хвостиком, то сейчас выглядел шестидесятилетним пенсионером. Только прищуренный взгляд остался таким же, жестким и цепким. Неторопливо выровняв лежавшие перед ним тарелку и столовый прибор, поджал губы и поднял загоревшийся лихорадочным возбуждением взгляд на гостей. Сильно изменился и внутренне. Вначале зациклился на желании отомстить Романову, а когда тот бесследно исчез, его захватило стремление перегнуть через колено Русь. Ведь это же очевидно, что, город, как самая цивилизованная и технически развитая часть России, должен стать ее центром. А возглавлять его, и, стало быть, всю Русь, будет он, Соловьев. Это казалось логичным и соответствующим интересам и горожан, и остальной Руси. Он, к сожалению, еще не самовластный правитель города и нуждался в поддержке единомышленников. Ну что же, поговорим. Ему нужны разделяющие его цели люди.
  - Делу время, потехе час! Пить водку будем потом, - произнес Соловьев, внимательно оглядывая притихших и насторожившихся бизнесменов и чиновников.
  - Уважаемые соратники! Я называю вас именно так потому, что только при вашей поддержке мы смогли благополучно пройти первые, самые трудные месяцы после Переноса. У нас была единственная цель - выжить в страшном и диком семнадцатом веке. Сейчас мы можем с уверенностью сказать, что у нас это получилось! Благодаря нашей общей работе, город сумеет самостоятельно прокормить себя и сохранит подавляющее техническое превосходство над остальным миром.
  Это было правдой, и аудитория довольно загудела, да и хвалебные слова мэра многим пришлись по душе. Переждав эмоциональную реакцию, градоначальник продолжил:
  - Еще из школьных уроков нам известен ход истории. Нравится нам то, что происходило в России? Революции, кровавые войны, вонючая дикость и варварство?
  Градоначальник оглядел соратников, затем, отвечая на собственный вопрос, покачал головой:
  - Нет. Можем мы, выходцы из цивилизованного двадцать первого века, не допустить все это? Я считаю - да! В жестоком мире семнадцатого века все решает сила, а она у нас есть! Оружейники и химики произвели первые партии патронов, что при 3-сменной работе всех четырех прессов штамповочного участка моторного завода дает в неделю до 10 000 патронов. Довольно неплохо! Сконструированы и успешно опробованы в реальном бою минометы. Маленькое экспедиционное подразделение, отправленное в помощь казахам, сыграло решающую роль в разгроме нашествия джунгар. А с ними в нашей версии истории казахи боролись многие десятилетия.
  Послышался стук и, не дожидаясь разрешения, дверь распахнулась. Вошел знакомый всем собравшимся - Сергея Иваненко. До Переноса - скандальный блогер и журналист областной газеты, а ныне работник малотиражки электростанции. Обликом тот карикатурно напоминал гнусной памяти Егора Гайдара, такой же гладкий и плешивый, эфемерно добродушный. Но внешность обманчива. Журналист был из тех акул пера, кого, скорее, следует назвать гиеной. Ради красного словца и мать родную не стал бы жалеть.
  - Здравствуйте, - небрежно поздоровался Иваненко и попытался прошмыгнуть в зал, но безуспешно. Ладонь охранника, размерами с две у обычного человека, уперлась ему в грудь и остановила на полпути.
  Градоначальника перекосило, через миг глаза налились кровью, уши побагровели. Он даже приподнялся со стула и посмотрел на журналиста так, как смотрят на пойманную вошь:
  - А ты что здесь делаешь?
  - Почему вы мне тыкаете? У нас свободная пресса! Я имею право присутствовать! -отчеканил побледневший журналист и поднырнул под руку, чтобы обойти телохранителя, но не тут-то было! Жесткие пальцы схватили его за плечо.
  Глаза Иваненко стали круглыми, как блюдца.
  - Пусти меня, горилла! - закричал, давая петуха и, безуспешно пытаясь оторвать руку гиганта-охранника.
  - Ничего ты не имеешь! - рыкнул Соловьев, левое веко заметно дернулось, - Не стой в дверях и не стесняйся - иди нахрен отсюда! Выкинь его Валера отсюда!
  Виктор Александрович в свое время немало пострадал от обвинительных статей Иваненко, а сейчас такая великолепная возможность поквитаться!
  Лапа охранника перехватила журналиста за шиворот, потащила к выходу. На пол градом полетели вырванные с мясом пуговицы, обнажая впалую, болезненно-белую грудь, Иваненко засеменил спиной вперед, часто перебирая ногами. Из горла вырвались испуганно-протестующие крики и, естественно, запнулся и едва не упал, но падение на полпути остановила вцепившаяся в ворот рубашки рука. Что-то хрустнуло. Словно куль, охранник поволок по безукоризненно чистому дубовому полу вопящую и, безуспешно сучащую ногами жертву к двери. Возмущенные вопли еще несколько секунд слышались из коридора, затем затихли. Наступила относительная тишина, лишь в дальнем углу шепотом обсуждали происшествие. Кто-то злорадно хихикал. Многие из присутствующих в свое время пострадали от статей Иваненко, так что желающих заступиться за репортера не нашлось. Губы градоначальника ощерились в злой улыбке, глаза довольно блеснули. Слава богу, больше нет причин сдерживать себя. Соловьев потянулся к бутылке с минералкой, открыв, налил в стакан, и с удовольствием отпил.
  - Продолжим. Я уже говорил, что сила у нас есть, - обвел взглядом вновь притихших чиновников и предпринимателей Соловьев. Зал притих, внимая откровениям мэра.
  - Южнее города расположены казахские степи. Малонаселенный и бедный регион, там проживают чуждые нам по религии и менталитету люди. Стало быть, развиваться необходимо, взаимодействуя с московским царством, где проживают наши прямые предки и такие же православные люди, как и мы. Но как? Если пытаться договариваться с царской властью, идти на уступки - посчитают слабаками. Станут требовать все больше и больше, начнут навязывать собственные порядки, по незнанию развалят хозяйство, а обратного пути уже не будет. И постепенно все скатится к тому, что посадят нам на шею воеводу, который станет драть с нас по три шкуры во благо царя и его бояр.
  Градоначальник замолчал, еще раз выровнил столовый прибор. Стояла тишина, столь полная, что было слышно жужжание бившейся о стекло мухи.
  - Виктор Александрович, - с места поднялся директор городского водоканала, с сомнением пожевал губами, - так как городу себя вести с Москвой, все-таки они нам не чужие.
  Градоначальник с досадой махнул рукой.
  - В политике это не важно, чужие, не чужие. Итак, какие должны быть отношения с Москвой? Только с позиции силы! И силу мы скоро покажем! Вместо 'аборигенного' царя в Москве должен сидеть человек из города, а все противящиеся этому должны гнить в земле.
  Градоначальник замолчал, оглядел притихший и ошарашенный зал. 'Бояться с огромной Россией связываться, трусы!' Презрительно хмыкнув про себя и, продолжил:
  - Мы навяжем им собственный образ жизни, а не Москва нам. Так мы цивилизуем варварскую Россию! Все со мной согласны?
  Зал заполнился фальшивыми улыбками и не менее фальшивыми, но дружными аплодисментами. Лишь один из приглашенных - начальник бронепоезда Чепанов смотрел с недоумением и не хлопал, но мер его не заметил в толпе.
  Соловьев еще раз обвел внимательным взглядом зал ресторана. Все взгляды смотрели мимо, но возразить не решился никто. 'Ну что же, и это для начала неплохой результат'. ... Душа его вдруг наполнилась ощущением безмерного одиночества. Вокруг только подчиненные и зависимые. Усилием воли заставил себя отрешиться от неуместных мыслей. Зачем ему, с его волей и талантом, соратники? Он сам, своей волей и талантом сделает все, что пожелает! Подавление мятежа Романова и успехи города еще больше уверили его в собственной гениальности.
  Поднялся, театральным жестом вскинул к потолку запотевшую рюмку с кристально чистой водкой:
  - За будущее процветание города!
  - За город! - дружно откликнулся зал. Мэр лихо опрокинул рюмку в рот. И принялся неторопливо насыщаться - он стремился все контролировать и наслаждаться жизнью в любых ее проявлениях.
  ***
  После победного сражения с джунгарами прошло больше месяца. За это время экспедиция попаданцев успела обратно пересечь Великую Степь и вчера, девятого августа, благополучно прибыть на попаданческий форпост - угольный карьер. Рискованная экспедиция закончилась. Ведь что стоит помощь, если она уже оказана? Но никаких попыток нападения со стороны казахов так и не произошло. Или они оказались достаточно благородны, чтобы ценить помощь, или понимали, что город им еще не раз пригодится для отражения новых нашествий из Джунгарии. Хунтайши невредимым ушел с поля боя и несомненно строил планы реванша. А, скорее всего, обе причины сыграли вместе и обеспечили лояльность и верность слову повелителя казахов. Отмывшись в бане форта, прикрывавшего разрез, взвод ветеранов - а они, прошедшие две короткие, но кровавые войны с казахами и джунгарами, могли себя так называть с полным правом, впервые за последние месяцы переночевали в полной безопасности. Испытания сплотили, они не боялись ни крови, ни трудностей и, за своим командиром готовы были идти до конца.
  Ранним утром, когда солнце едва приподнялось над горизонтом, их покормили в гарнизонной столовой и посадили в отправлявшийся в город железнодорожный состав.
  Недолгое путешествие запомнилось Александру тем удивлением, которое испытал при виде того, как много успели сделать по обустройству границы попаданческой территории. Разрезала землю, уходя к горизонту, много раз перепаханная, черная как ночь, контрольно-следовая полоса. В полусотне метров за ней стояла линия высоких, с трехэтажный дом, вышек. Пограничники посменно несли на них круглосуточное дежурство. Еще дальше, на холме, белел свежесрубленными стенами деревянный форт. А еще непониманием. Что происходит? Когда эшелон въехал в зону уверенного покрытия мобильной связью, попытался связаться с Олей, но сколько не звонил, трубку никто не поднял... Может забыла дома или не слышит? Но верилось в это слабо.
  Подъехали уже в полутьме. Торжественный колокольный звон плыл над замершим в мягком закате городе. А сам производил впечатление незнакомого и мрачного: ни огонька, и только ветер гудел, пролетая между сумрачными громадами зданий, в которых изредка мелькали слабые огоньки.
  На вокзале поджидали несколько армейских тентованных Уралов.
  Сдав имущество и оружие, включая захваченные раритеты: джунгарскую пушку и несколько ручных огнестрелов, Петелин отправил солдат в казарму отдыхать, а сам направился на доклад к комбату. С затянутого тучами неба закапали редкие, но крупные капли.
  Петелин прошел по пустынному коридору штаба командирскому кабинету. На негромкий стук из-за двери послышался знакомый голос комбата:
  - Заходите!
  За долгое отсутствие Александра в кабинете, ничего не изменилось. Даже куревом воняло по-прежнему. Разве что вместо любимого Изюмовым 'CameL', рядом с полной окурков хрустальной пепельницей лежала вскрытая пачка эрзац-сигарет со смешной надписью на лицевой стороне: 'Горожанин' на фоне труб электростанции. Невольная улыбка тронула губы Александра - комбат показался ему почти родным человеком.
  - О! Наш герой возвратился, - густо пробасил подполковник Изюмов, поднимаясь из-за стола. Не давая по-уставному доложиться о прибытии, перехватил подчиненного на полпути и протянул руку. Рукопожатие было крепким.
  Изменился, уже не мальчишка, а многое повидавший и переживший мужчина, - отметил Изюмов. До черноты загорел, волчий взгляд видевшего смерти и убивавшего человека. Под глазами мешки - видимо досталось по полной.
  У командира Александр пробыл минут двадцать. За это время успел вкратце рассказать о приключениях и удостоиться множества похвал. Затем командир объявил от лица службы благодарность, пообещал, что это лишь начало наград и разрешил неделю отгулов.
  Александр вышел на крыльцо штаба. Посмотрел на часы: одиннадцатый час вечера. Не переставая ни на минуту, дождь полосовал косыми струями мир. Воздух настолько пропитался холодной, все проникающей сыростью, что казалось, еще одна капля и, вплоть до низких серо-темных облаков, превратиться в сплошную, холодную воду. Зябко запахнув плащ, набрал номер Оли, но в трубке вновь только длинные гудки. Губы старшего лейтенанта еще продолжали улыбаться, но глаза уже настороженно сузились от тревожного предчувствия. Впрочем, еще продолжал надеялся, что все в порядке и Оле удалось уговорить дядю не препятствовать встречам влюбленных. 'Ну что же, зайду завтра к градоначальничку, узнаю, что случилось', - поправил кобуру и накинув на голову капюшон плаща, направился домой.
  Утром густые тучи, укутывавшие небо саваном, исчезли. Солнце требовательно всматривалось с голубой лазури неба, лужи на асфальте почти ощутимо парили, стало жарко. Александр снял плащ и перекинул через руку. Всю дорогу мучился сомнениями, почему Оля не отвечает на звонки? Неужели, когда Соловьев признал ее, отношение к Александру изменилось? Ну не может такого быть - она же обещала дождаться, но от сомнений на душе стало погано.
  Так и не придя к определенному мнению, дошел до дома градоначальника. Вокруг пустынно. Из будки напротив ворот вышли двое с автоматами Калашникова за плечами: один в серой полицейской форме, второй в афганке с надписью на правой стороне груди 'Национальная гвардия'. Неторопливо двинулись навстречу. Александр подобрался, как волк перед прыжком, но внешне это никак не проявилось, походка оставалась столь же размеренной, а выражение лица - безмятежным.
  - Сержант Авдеев, - представился гвардеец, а полицейский молча встал напротив, - Вы к кому?
  - К невесте, она живет в доме Соловьева. А что случилось?
  - Покушение на Соловьева было, слышали?
  Александр молча кивнул.
  - Вот и усилили охрану дома мэра. Как вас представить?
  - Александр Петелин.
  - Минутку, - произнес нацгвардеец. Отошел в сторону, так чтобы не услышали переговоры и достал кирпич радиостанции. По мере разговора лицо его каменело. Автомат упал с плеча в положение наизготовку, кивнул напарнику. Второй автомат уставился гипнотическим зрачком дула в грудь Петелина.
  - Вам допуск к дому Соловьева запрещен. Уходите!
  На миг из запавших глаз выглянул убивавший и рисковавший жизнью матерый волчара.
  Жесткий, ненавидящий взгляд впился в глаза напрягшихся охранников.
  Кобура с ПМ - ом жгла бедро Александра. Если бы все происходило несколькими месяцами раньше, то, наверное, Петелин вспылил, попытался качать права и размахивать пистолетом. Но прошедшие испытания его изменили.
  Кривая, волчья ухмылка промелькнула по губам офицера, перевел взгляд на забор мэрского дома. Охранники крепче перехватили оружие, пальцы закаменели на спусковых крючках. Несколько камер на столбах повернулись и, несомненно, охрана в доме уже в курсе событий.
  Соловьев отлучил меня от невесты, посылал в места, где могли на раз убить. Он ненавидел его.
  Перед мысленным взглядом встала картина: пистолет, приставленный ко лбу Соловьева... заманчиво! Жаль только полная фантастика - Соловьев всюду с телохранителями.
  Круто развернувшись, Александр направился прочь. Повернув за угол дома, прошел мимо неприветливо темневшего сада, остановился. Из кармана появился перстенек с зеленым камешком, величиной с добрую горошинку. Несколько мгновений придирчиво осматривал несостоявшийся подарок, потом положил обратно и зашагал дальше.
  
  
Глава 12
  Прошло три с лишним месяца с момента Переноса. Жизнь горожан продолжала изменяться в лучшую сторону. Пригородное тепличное хозяйство наладило стабильные поставки продукции, дачные участки горожан дали первые фрукты и овощи и, самое главное, пошел второй хлеб - молодая картошка. На прилавках магазинов и на базаре появилась знаменитая местная вишня, а умельцы ухитрились вырастить на приусадебных участках для стола горожан виноград и неплохие арбузы. Сельские жители привычно готовились к уборке свеклы, а полукустарный заводик, принадлежавший артели с многозначительным названием 'Сластена' - к ее переработке. Это позволяло надеяться на будущее изобилие сахара. Осенью, по прогнозам агрономов, ожидался неплохой урожай картошки и пшеницы. Все это давало возможность хотя бы частично отменить надоевшую карточную систему.
  В экономике города создали своеобразный нэп как наиболее соответствующий развитию производственных сил. Как будет развиваться в будущем, бог весть, но в крупной промышленности безраздельно господствовало государство, во всем остальном безраздельно господствовала частная инициатива.
  Кустари - одиночки, мелкие и крупные частные предприятия, множество артелей, возникли буквально из ниоткуда и оказалось, что в критической ситуации избалованный современный горожанин способен из ничего изготавливать вполне приличную и востребованную покупателями продукцию. Промтоварные отделы магазинов наполнились разнообразными товарами: всевозможной одеждой, от нижнего белья до натуральных шуб, мебелью, посудой, строительными материалами и еще тысячей мелочей. В ход шли все доступные ресурсы. От добываемых городом металлов, соли, глины, песка и вторичных ресурсов до привозных кожи и мехов, шелковых тканей из Китая, хлопчатобумажных из Средней Азии, льняных из России и многое другое. Из пластиковых бутылок после переработки изготовляли канализационные трубы и множество других востребованных товаров, из макулатуры освоили производство пусть пока сероватой, но достаточно качественной для печати книг и городской газеты, бумаги. Леса давали не только бревна и доски, но и продукты низкотемпературного пиролиза: ацетон, скипидар, смолу и качественный древесный уголь.
  Национализированные предприятия, сосредоточились на наиболее важных, дорогих и технологичных областях: военной промышленности, металлообработке, создании черной и цветной металлургии, химической промышленности и фармакологии. Оружейники изготовили винтовку, прообразом которой стала берданка номер 2, 1870 года, а также револьвер, за основу для него взяли наган образца 1895 г., только в отличие от прототипа, 6-зарядный, калибра 9 мм. Целые дни они грохотали на загородном стрельбище.
  Развивалось производство патронов. В целях его упрощения решили для наганов и винтовок использовать единую унифицированную гильзу 9×45. Главными достижениями химиков стали: экспериментальные партии силикона и пластмасс, натурального каучука из одуванчиков, начало полупромышленного производства бездымного пороха.
  В свою очередь, машиностроители возились с детскими болезнями трактора 'Сельчанин'. С раннего утра до ночи опытный образец ездил по сельским дорогам и бездорожью. Внешне трактор напоминал знаменитый 'Запорожец', только с гораздо более продвинутым оснащением и двигателем, но также, как и его предок, был способен использовать в качестве топлива все, что горит. Не спали и пищевики. Воспользовавшись щедрыми поставками казахов, заложили в защитное сооружение на мясокомбинате, превращенное в холодильник, почти полумиллиона банок мясных и рыбных консервов.
  
  'Запорожец' - один из первых советских тракторов. Выпускался с 1923 года на заводе 'Красный Прогресс' в городе Большой Токмак Запорожской области УССР.
  
  На месте будущего коркинского угольного разреза построили небольшой форт и развернули добычу нефти, после чего геологическая экспедиция с первой добычей вернулась назад. Привезенную нефть, неплохого качества, отправили на опыты по производству масел, Уайт - спирита и парафина. Переработка на солярку и бензин могли еще подождать. Большую часть машин, продолжавших эксплуатироваться, давно перевели на разнообразные суррогаты, а машинные масла заменить было нечем.
  Для регулярной поставки нефти подрядили аборигенов и первый конный обоз с бочками с нефтью подъезжал к границе попаданческой территории.
  Несмотря на все достижения в промышленности и сельском хозяйстве, моральная обстановка в городе оставалась напряженной. С одной стороны, недовольство, выплеснувшееся наружу во время заговора Романова, никуда не делось, его лишь загнали вглубь. Мелким предпринимателям, потерявшим собственный бизнес и ставшими ненужными вчерашним клеркам, пришлось идти работать на производство или в пригородный оранжерейный комплекс. Работа часто грязная и непрестижная, что лишь прибавляло недовольства собственным положением А родственникам тех, кому не досталось жизненно-важных лекарств, объяснить что-либо было невозможно. С другой стороны, возникли новые поводы для недовольства. Горожане злобились втихомолку на кухнях, сравнивая собственное благополучие с образом жизни чинов администрации и элиты. Городские верхи по-прежнему катались на дорогих автомобилях и горючее для этого находилось. К их услугам был городской ресторан Степные Дали. Они по-прежнему вкусно ели и сладко пили. Уровень их жизни остался таким же, как до Переноса.
  Дополнительными дровишками в огонь недовольства стали гулявшие среди горожан странные и тревожные слухи. Город маленький, ничего не спрячешь. Один - о большом скандале между Соловьевым и директором электростанции. Что-то связанное с кражами и распилами бюджетных средств чинами администрацией. Подробностей никто не знал, но в результате директора едва не уволили. Второй - с тревожными шепотками о грядущем противостоянии города с аборигенной Россией. В городской газете неожиданно появились явно заказные материалы о варварской сущности Русского царства, тяжелой судьбе, рабском и бедственном положении крестьян и о предстоящих гибельных для народа петровских реформах. На телевидении выступали историки, демонстрировали убедительные документальные материалы. Завуалированно высказывалась мысль, что горожане, как представители просвещенного двадцать первого века, обязаны спасти угнетенных соплеменников - хроноаборигенов, пусть м вооруженным путем. Горожане жалели русских семнадцатого века, но идея воевать с собственными предками большинству казалась дикой и безумной.
  Сразу после возвращения экспедиции в помощь казахам, по телевидению и в газете прошли материалы о войне с джунгарами. Героями передач стали начальник экспедиции майор Афонькин и артиллерист. Оба на следующий день после возвращения в город получили очередные воинские звания, а об Александре словно забыли, лишь корреспондент малотиражки электростанции Сергей Иваненко в первый же день по возвращении в город, взял у него интервью, вскоре появившееся в газете...
  Едва подполковник Изюмов после утреннего построения переступил порог своего кабинета, раздалась трель телефонного звонка. Звонила секретарь градоначальника. Вежливо поздоровавшись, передала приглашение прибыть в шестнадцать часов в актовый зал администрации. А когда Изюмов поинтересовался, по какому поводу внеочередной сбор, то получил ответ что она не в курсе, после чего секретарь торопливо попрощалась. После Переноса силовиков часто звали на разнообразные совещания, в том числе по темам, далеким от военных, но обычно Изюмову знал о них заранее.
  Подполковник отключил трубку. Задумчиво хмыкнув, Изюмов прикурил сигарету и попытался прояснить ситуацию. На телефонный звонок откликнулись начальник штаба батальона - бывший заместитель командир радиолокационного батальона, другие коллеги, но все, что сумел выяснить - в администрацию пригласили всех силовиков, но причины сбора никто не знал. Философски пожав плечами, никуда от нудной рутины не денешься, подполковник пододвинул поближе раскрытый ежедневник. Перелистав, нашел страницу с сегодняшним числом - одиннадцатым августа и записал время совещания. Золотой солнечный зайчик застыл на полированной столешнице, напомнив позавчерашний разговор с директором электростанции. Тот категорически утверждал, что за поддержку казахов лично Соловьеву заплатили золотом. В правильности решения оказать помощь южным соседям в борьбе с джунгарами, подполковник не сомневался, да и с экономикой у градоначальника все получалось. Вот только моральная сторона ... Не слишком ли мы поторопились с решением о подчинении градоначальнику?
  День прошел обычно, лишь пару раз отрывался от документов: на обед и дневное построение батальона. Без двадцати четыре Изюмов глянул на наручные часы и со вздохом облегчения отодвинул на край стола наполовину просмотренную увесистую папку с документами, поднялся с кресла. Сквозь распахнутые окна вместе с порывом бодрящего ветра донесся басистый сержантский рык:
  - Запевай!
  Дружный хор молодых голосов грянул:
  Я по свету немало хаживал,
  Жил в землянках, в окопах, в тайге,
  Похоронен был дважды заживо,
  Знал разлуку любил в тоске.
  
  Но Москвой я привык гордиться,
  И везде повторял я слова:
  Дорогая моя столица,
  Золотая моя Москва.
  Дорогая моя столица,
  Золотая моя Москва.
  
  Изюмов задумчиво нахмурился и потер гладко выбритую щеку. Песня пробудила мучительные воспоминания. Он родился в маленькой деревне дальнего Замкадья, и с тем, что никогда больше не увидит родные места, до сих пор не мог примириться. Москва семнадцатого века не его Родина, но, в тоже время, чувствовал какое-то родство с этим незнакомым городом. Захлопнув дверь кабинета, подполковник направился по коридору на выход из здания, по пути бросив дежурному по штабу:
  - Я в городскую администрацию. Звонить, только если случится что-то важное!
  - Есть - торопливо подскочил со стула сержант - сверхсрочник.
  - Подполковник Иванов выехал?
  - Никак нет, товарищ подполковник!
  Изюмов прошел немного дальше по коридору, приоткрыл дверь кабинета начальника штаба. Хозяин помещения с мрачным видом укладывал в светло-коричневый портфель толстую плитку ежедневника. Мелкий городской бизнес: частники и две артели производили широкий ассортимент продукции из привозной кожи: от курток до портфелей и кошельков, насытив магазины своей продукцией. При этом качество кожи было гораздо лучше, чем у изделий из двадцать первого века, правда ассортимент фурнитуры был очень узок.
  - Чего такой мрачный, Сергей Федорович?
   Наедине командир и начальник штаба общались на 'ты'. Их отношения вне службы скорее следовало назвать приятельскими.
  - Ну ты же знаешь, - голос заместителя дрогнул в ушах еще стоял бабий крик и плач дурным голосом, - вчера соседа по подъезду хоронил. А там двое детей осталось. Погодки пять и шесть лет.
   Служивший по контракту пограничник во время ночного боя с разбойниками неосторожно поднял забрало. Шальная стрела ударила в глаз, и он скончался на месте.
  - Сочувствую, - понимающе кивнул Изюмов и хлопнул начальника штаба по плечу, - считай, мы все сейчас на войне... Ты со мной едешь в администрацию или сам доберешься?
  - Да с тобой, наверное, - застегнув портфель, слегка задумчиво произнес подполковник. Забросив ремень портфеля на плечо, направился вслед за командиром.
  В актовом зале администрации собрались одни силовики: от военных до пожарных с таможенниками. На сцене покрытый длинной, до пола, красной скатертью с двумя задвинутыми стульями, стол. А перед ним закрытая, словно перенесенная из восьмидесятых годов двадцатого века, трибуна. Ветерок из открытых окон колыхал стоящий в дальнем углу сцены желтый с продольной красной полосой поверху флаг города. 'Только военных собрали, - Изюмов слегка нахмурился, - а по какой причине?'
  Пройдя по коллегам и, крепко пожимая протянутые руки и перекидываясь парой слов, поздоровался. Изюмов устроился рядом с руководителем пожарных, следующим присел его начальник штаба.
  - Вадим Сергеевич, - обратился Изюмов к пожарному, - Не знаешь, зачем собрали?
  - Сам теряюсь в догадках, - недоуменно пожал плечами пожарный, - скажут, что от нас понадобилось.
  Ровно в шестнадцать часов из-за кулис появился градоначальник с папкой в руках. Позади него в форме, сияя полковничьими погонами - заместитель по военным и внутренним делам. Вид у него был хмурый и немного смущенный. Не глядя ни на кого, мэр проследовал к столу, присел. У другого края торопливо разместился заместитель. Виктор Александрович положил перед собой на стол лист бумаги, подвинул его ровно посредине. Слегка поджав губы, поднял тяжелый взгляд на офицеров и руководителей.
  - Добрый день, товарищи офицеры!
  Золотом сверкали погоны, полные внимания лица обращены к оратору. 'Это итог моей карьеры. - внезапно подумал градоначальник. 'Сейчас у меня больше власти, чем когда-либо еще! Осталось в очередной раз заставить исполнять мою волю..., и я сделаю это!'
  - Я собрал вас, чтобы обсудить дальнейшие перспективы развития города, - ровным, спокойным тоном произнес градоначальник и, время от времени опуская взгляд на в лежащий перед ним листок, начал рассказывать о успешно преодолеваемом производственном кризисе, о выпуске военной продукции и многом другом.
  Все, о чем говорил мэр, включая цифры производства, было правдой, но Изюмов об этом уже знал, так что через несколько минут начал скучать. Вежливо прикрыв рот рукой, зевнул. Вчера поздно лег, а встал рано. Наконец, градоначальник перешел к тому, ради чего собрал силовиков. Изюмов насторожился, а вскоре после слов мэра последние остатки сонливости окончательно ушли.
  - Сегодня мы можем с оптимизмом смотреть в будущее, но при одном условии. И это условие обеспечение безопасности! Южнее нас казахские степи, они малонаселенные и опасности для города не представляют. А вот западнее - варварское Московское царство с многомиллионным населением. Только оттуда на наши земли могут вторгнуться бессчетные орды. Ради будущего наших детей, мы просто обязаны принять превентивные меры и навсегда отвадить московское царство от Урала, а в перспективе и взять его под собственный контроль. Только усилившись за счет ассимиляции русского аборигенного населения, мы сможем привести к светлому будущему Россию, это единственный реалистичный путь.
  Градоначальник замолчал, рассматривая замершую аудиторию в погонах. В зале - гнетущая тишина, словно на кладбище. Глаза непонимающие, неверящие.
  'Так вот с чем связана пропагандистская компания о варварской сущности Русского царства и предложения вооруженным путем изменить его судьбу', ошарашенно вскинул высоко брови Изюмов. Между тем глава, налюбовавшись изумленным видом офицеров, продолжил излагать все таким же размеренным тоном, так не соответствующим содержанию его речи:
  - Посмотрим, какие исторические события предстоят. Уже этой осенью к власти в Москве придет Петр первый. Кто он? Эпилептик, садист и алкоголик! Развяжет множество войн с соседями и угробит четверть населения страны. С ним взаимоотношения строить нельзя, невменяем! Точно также невозможно мирно ужиться со Строгановыми. По нашим сведениям, они готовят операцию по захвату города...
  
  'Как красиво и как благородно' - внутренне саркастически улыбаясь подумал Изюмов. Вот только жизнь его давно научила, что как правило за красивыми и правильными словами скрывается натуральнейшее дерьмо и был уверен, что есть и другие, более веские причины для войны с Россией. Скажем конкретные материальные блага для градоначальника в случае войны.
  ... - Поэтому я приказываю разработать план по вытеснению московского царства с Урала. Начать с установления контроля над Орлом-городком, резиденцией купцов Строгановых.
  'Вот оно! - подумал Изюмов, - Вот истинная причина!' Богатства Урала и купцов Строгановых безмерны. Получив их под контроль Соловьев сможет укрепить собственную власть в городе и...чем черт не шутит, стать князьком не теоретически, а по-настоящему'.
  Градоначальник величественно откашлялся в белоснежный платок, повернулся к заместителю по военным и внутренним делам и произнес:
  - Пожалуйста, Степан Алексеевич! - Соловьев направился к столу.
  Кивнув и, пуще обычного раскрасневшись, тот, поспешно поднялся, с папкой в руке поспешил к трибуне. Офицеры отмерли, послышался неодобрительный шум. Изюмов нервно стиснул руки. Меньше всего ожидал от, казалось бы, вполне адекватного мэра, глупой авантюры. Что будет дальше, через несколько лет, когда попаданцы построят собственную промышленную базу, бог весть. Но сейчас разжигание войны с русским царством, с собственными предками - выглядело безумием.
  - Вот дурак! - тихо прошептал, так что расслышали лишь ближайшие соседи, начальник пожарных.
  - Распоряжение Главы города, - громко и внятно произнес заместитель градоначальника.
  Из текста следовало, что командиру батальона во взаимодействии с вертолетным отрядом надлежит разработать план захвата Орла - городка и не позднее 20 августа провести операцию.
  - Да пошел ты на... - шепотом, но вполне отчетливо произнес начальник штаба батальона. Мэр, с каменным выражением лица, покосился на возмутителя спокойствия и сделал вид, что ничего не расслышал. Докладчик, подавившись на полуслове, оторвался от бумаги и слегка побледнел. Несколько мгновений с растерянным видом смотрел на хмурые лица офицеров. Затем вопросительно, чуть растерянным, косящим взглядом - на градоначальника, дескать, как поступить? Виктор Александрович бросил стальной взгляд на заместителя. Уткнувшись в бумагу, тот продолжил торопливо зачитывать распоряжение. Изюмов легонько толкнул зама в бок локтем, наклонившись к уху, злобно прошипел:
  - Серега, прекращай! С ума сошел!?
   Иванов в ответ молча наклонил голову и катнул желваками, не отводя пылающих яростью глаз от градоначальника. Взгляд, и так не отличающийся кротостью, сейчас резал словно по металлу. И до Переноса его отношение к Соловьеву не отличалось благожелательностью, а сегодня совпало все. И вчерашние похороны погибшего в бою соседа, и слухи о прикарманенном мэром золоте казахов, и неадекватное предложение напасть на Московское царство. Если бы аборигенные русские сами атаковали попаданцев, вопросов бы не было, но без всяких причин первыми напасть на собственных предков? Подобно Гитлеру? Это для большинства людей в погонах было абсолютно неприемлемо. Чем дольше Иванов слушал дичайшее распоряжение, тем больше наливался яростью, она распирала его, грозя взорвать мозг.
  Бывший военком, а ныне чиновник закончил читать распоряжение. Украдкой выпустил воздух между крепко сжатых зубов и вернулся на место. Градоначальник окинул пристальным взглядом офицеров и произнес ледяным тоном:
  - Вопросы есть?
  - Да, - неожиданно для себя самого поднялся с места начальник штаба батальона.
  Комбат вспыхнул, схватил за ладонь, потянул, пытаясь усадить.
  - Да подожди ты! - запальчиво крикнул Иванов, отталкивая руку командира. Заговорил громко, почти захлебываясь от эмоций.
  - А я, как военный человек, против. Захватом Орла - городка мы ничего не приобретаем, зато отвлекаем далеко не лишних людей от обороны городской территории и аванпостов! К тому же, как начальник штаба батальона, заявляю, что мы не готовы к военным действиям в большом отрыве от своей территории. Людей мало, ополчение еще только формируется и для него отсутствует вооружение. Теперь про боеприпасы. Для автоматического оружия их чрезвычайно мало. Хватит на десяток серьезных боев и останемся с голой задницей! А производство собственных патронов и оружия лишь налаживается. Потратим на... - офицер немного замешкался, затем твердым голосом закончил, - авантюру, останемся без боеприпасов, зато с войной с Русским царством. И еще... в Орле-городке проживают русские люди, такие же, как и мы. И я не вижу причин, убивать собственных предков! А по поводу желания Строгановых подмять город думаю следующее. Мало ли чего они хотят? Придут, разберемся так же, как с кочевниками. Нападут царские войска, дадим отпор. А сами мы ни в коем случае не должны нападать! Иначе станем для местных чужаками и врагами!
  Зал замер. Кто-то закашлялся. Дисциплина, вбитая на уровне подсознания, мешала офицерам высказаться, но в душе большинство поддерживало дерзкий демарш.
  Соловьев поправил галстук, короткая гримаса: презрительная и ледяная на миг преобразила лицо, состарив на пару лет. Несколько секунд безмолвно в упор рассматривал наглеца. В душе разгорался начальственный гнев. Давно, с памятного дня мятежа Романова, никто не бросал ему публичный вызов. Но вот вновь нашелся наглец. Жизнь отобрала у него все. Сына, жену, оставив единственную страсть - желание властвовать и возможность претворить замыслы в дело, и за это последнее, что осталось в его жизни, был готов драться насмерть! При воспоминании о недавних трагических событиях и гибели жены, веко градоначальника конвульсивно дернулось. Всю жизнь по отношению к силовикам вел себя осторожно, но после гибели супруги у него словно сорвало тормоза. Офицерик бузит? Офицерик не понимает, что достаточно одного щелчка и вылетит с должности как пробка! Начальники городской полиции и отдела ФСБ под полным контролем, так что мнение военных не важно. Раздавлю... Аккуратно подправив лист бумаги точно по краю стола, Соловьев ответил нарочито спокойным тоном.
  - Мы, горожане, выходцы из двадцать первого века и не имеем никакого отношения к населяющим сейчас Россию дикарям. А вы подумайте, хорошо подумайте, перед тем как оспаривать распоряжения законной власти.
  - Мы давали присягу России, а не городу и тем более не вам! - уже слегка тише произнес офицер, но все так же непримиримо и тяжело рухнул на место. Он уже сожалел о эмоциональной вспышке.
  - Еще вопросы? - ни на кого не глядя обронил в пространство градоначальник и посмотрел в зал. Всюду натыкался на недовольные и раздраженные лица. 'Ну и как убедить этих упертых баранов поддержать меня? Пообещать каждому по десять тысяч крепостных? Да их и нет пока у меня. Тем более, что они скорее всего, откажутся от них'.
  - Дааа ... - прошептал Изюмов, выпуская воздух меж крепко стиснутых зубов. - высказался, не пером описать, не матом сформулировать.
  - Тогда все свободны.
  Зашуршали отодвигаемые стулья.
  - Константин Васильевич, задержитесь - произнес градоначальник в спину поднявшегося с места фсбшника.
  На следующий день начальник штаба батальона не появился на службе. А после звонка его жене оказалось, что офицера неизвестно куда увезли приехавшие под утро вооруженные национальные гвардейцы.
  Девять вечера. День стекал к исходу, на улицах безмолвье. Сквозь тяжелые, свинцовые облака на западе, обещающее скорый дождь, пробивался трепещущий золотистый свет заходящего солнца. Южный, пришедший из Казахстана, пропахший пылью и жарой ветер качал раскидистые деревья, тревожно шумел, безостановочно гнал вдоль тихих городских улиц песок, пыль и мелкий мусор. Служебный уазик Изюмова вихрем промчался по пустынному и не отошедшему от дневной жары кварталу частных домов.
  Командирский уазик Изюмова промчался по улице Советской, потом свернул на идущую к реке улицу и, через пару минут, остановился у кованного забора с острыми пиками, пожарной части, напротив полосатого шлагбаума. Вокруг ни души, лишь выскочивший из бетонного блокпоста пожарный - постовой с вопросительным выражением лица смотрит на автомобиль. Дверь его открылась. Узнав офицера, постовой вытянулся в струнку и, придерживая ремень автомата, торопливо козырнул.
  Дурное настроение и гнев, смешанные с искренним недоумением, появились с утра, когда Изюмову доложили о задержании мэровскими гвардейцами начштаба. Пришлось отложить дела и взяться за телефон. Звонки заместителю градоначальника и самому мэру ничего не дали. Он лишь выяснил, что Иванову предъявлено обвинение в подготовке военного переворота, и содержат его где-то в здании администрации. Обвинение абсурдное, потому что Изюмов точно знал - ничего такого его приятель не готовил, но его личное поручительство за лояльность начштаба и уверения, что произошла нелепая ошибка, никак не повлияли на мэра. Он, что называется, закусил удила. Звонки прокурору, приятелям из силового блока тоже оказались безрезультатны.
  Настроение еще больше ухудшилось. Встал выбор: смирится с планами нападения на Россию, с беспределом превращавшегося в царька градоначальника или оказать сопротивление? Сложность была в том, что хотя сил батальона вполне хватало для захвата власти, но полиция и другие силовики могли встать на защиту Соловьева и рисковать нарваться на вооруженное противостояние не хотел. Гражданская война в попавшем в семнадцатый век городе грозила гибелью или, в лучшем случае, рабством попаданцам.
  В последний раз бросив трубку телефона, матерно выругался. К прежней жизни возврата нет, неожиданно понял и даже замер, пораженный ясностью и обжигающей правдой этой мысли. Да можно смириться, но тогда сам себя не будет уважать. Где-то глубоко внутри его души короткостриженый мальчишка-курсант Семен, готовый жизнь отдать за абстрактные понятия: честь, любовь к Родине, был все еще жив, но лишь постарел и заматерел.
  Он не хотел предать самого себя. Потерев гладко выбритую щеку, задумался. Удобнее всего будет встретиться с руководителями силовиков сегодня и, в неформальной обстановке, пятница - 'командирский' день в бане у пожарных.
  С небольшим пакетом в руках Изюмов вышел из машины, окинул вышедшего из блокпоста постового пожарного тяжелым взглядом, молча кивнул и наклонился к открытому окну машины:
  - Сергей, за мной не заезжай, доберусь домой самостоятельно.
  Водитель утвердительно наклонил голову, машина слегка газанула и сдала назад, чтобы выехать на центральную дорогу.
  - Я в баню, - на ходу бросил подполковник постовому, тот понятливо кивнул. За последние три месяца силовики стали частыми гостями у пожарных и их знали в лицо.
  Скорым шагом направился вглубь территории, а постовой скрылся на блокпосте. Баня пожарных славилась по городу задолго до Переноса. Пользовались ею все сотрудники, независимо от должности и звания, только пятница была назначена командирским днем. Вечером в предвыходной день поговорить под пивко, а то и бутылочку - другую водочки, собиралось руководство отряда и пожарных частей, а с ними и 'союзники'. Еще со времен, когда пожарная охрана входила в состав МВД, у 'тушил' остались прочные связи с полицейскими, с тех пор частенько посещавшими баню пожарных. После Переноса многое изменилось. Это раньше силовики были каждый сам по себе. Объединенные полувоенным положением, в котором находился город, схожими задачами и проблемами, силовики сплотились. Пятничные посиделки у пожарных посещали военные, пограничники и другие силовики.
  Скрипнула, открываясь, дверь, Изюмов зашел в уютную прихожую - отделанные лакированными досками стены, шкафчики в рост человека с одной стороны, с другой - картина с буднями пожарных. Из-за закрытой двери надрывается проигрыватель: 'Офицеры, офицеры, Ваше сердце под прицелом'. На звук открывшейся двери выглянул начальник пожарных.
  - Какие люди! - улыбаясь, картинно развел руками, - Семен Викторович, в баньку или как?
  - Или, - гость криво дернул уголком рта. Лицо напряженное, с обострившимися скулами. Он был в ярости. В холодной такой ярости, которая гонит человека вперед, не застилая при этом глаза и не отключая голову.
  Хозяин внимательно посмотрел в лицо гостя, улыбка исчезла с лица. Против обыкновения не стал подкалывать, а лишь крепко пожал протянутую ладонь. Кивнул на свободный шкаф и скрылся за дверью.
  Раздевшись, обмотался банной простыней из шкафчика и, подняв с пола увесистый пакет, прошел дальше. Небольшое окно под потолком пропускало слишком мало света, в основном помещение освещалась висевшей над длинным деревянным столом люстрой. Чистота, порядок. Пахло банной сыростью, копченостями, пролитым самогоном и немного хлоркой. Сквозь приоткрытую дверь в противоположной стене виднелся небольшой бассейн, дверь слева вела в душ и затем в парную. Оттуда доносился звук льющейся воды. За столом, обильно уставленным мясными, рыбными блюдами вперемежку с ранними фруктами, овощами и бутылками, одна уже почти пустая, расположились чуточку хмельные мужчины с красными после парной лицами и, словно древние римляне в простынях - командиры и начальники городских силовиков. По крайней мере, большая часть. По левую руку от сидевшего на правах хозяина во главе стола начальника пожарных, с наполненной рюмкой в руке стоял бывший начальник районной полиции, а ныне руководитель уголовной полиции города. Дальше расположился командир вертолетного отряда с угрюмым лицом. В углу на приставном столике красная коробка стационарного телефона, у оббитой мореными брусками стены - невысокий шкаф с посудой. С другой стороны стола, все четверо начальников пожарных частей. В общем, все свои. Полицейский чуть растерянно оглянулся на звук и присел на место.
  - Добрый день, - угрюмо произнес Изюмов, пошел вокруг стола, вяло пожимая руки.
  - Присаживайся, Константин Сергеевич - предложил, изображая гостеприимного хозяина, начальник пожарных и указал свободное место на противоположной стороне стола. Вот только в его взгляде от напускного шутовства не осталось и следа. Самый молодой из начальников частей подхватил пакет Изюмова с вкусностями, шустро раскидал ломившемуся от еды столу. Последней поставил на стол бутылку дагестанского коньяка. Немалую редкость по нынешнему времени. Хозяин бани всем своим видом показал картинное удивление.
  - Семен Викторович, тебе коньячку или как нам, сирым, самогоночку? - поинтересовался начальник пожарного гарнизона.
  - Да как всем, - слегка скривился и досадливо махнул рукой Изюмов.
  Один из командиров пожарных частей поднялся, придерживая рукой на плечах простынь. Забулькала, наливаясь в рюмку, прозрачную словно слеза младенца, самогонку. Пахнуло сивухой. Рюмку налили до краев, на голодный желудок - как-то не получилось выкроить время для обеда, а сейчас уже и ужинать пора, выходило немало. Изюмов слегка поджал губы, потом решил: 'А черт с ним!'.
  На ходу вытирая полотенцем мокрые волосы, из парной появился краснолицый и медведеобразный атаман казачьего войска с пшенично-желтыми усами. Он был свой, из военных отставников. Хищно улыбнулся.
  - Товарищи ну и парок! Блеск! - изобразил шутовской поклон хозяину. Заметив гостя, развел руками и подошел к нему.
  Рукопожатие казака было могучим и энергичным, как и он сам.
  Дождавшись, когда всем нальют, пожарный обратился к гостю:
  - Рассказывай Семен Викторович про дела наши грешные, что там с твоим начальником штаба.
  Изюмов дернул щекой, глаза потемнели. Отодвинув рюмку в сторону, поинтересовался:
  - Вадим, здесь прослушки нет?
  - Обижаешь! - раздвинул губы в холодной улыбке пожарный, - что мы, ничего не значим в городских раскладах? Бывшие подчиненные твоего начштаба хорошо соображают в радиоделе. 'Жучки' нашли и те, кто их поставил, сейчас слушают как мы тут пьем и гуляем... в одну из наших прошлых встреч.
  Изюмов коротко и свирепо хохотнул, заметно расслабился, словно сбросил с плеч непосильный груз, вытянулся на стуле. 'Ну что же, значит поговорим откровенно, для исполнения задуманного необходима поддержка силовиков'.
  - Давайте сначала выпьем, устал за день как собака, - поднял густо пахнувшую спиртом и сивухой емкость.
  Дождавшись, когда остальные офицеры последуют его примеру, поднялся, оглядел сверху сидящих за столом соратников. На мгновение в его взгляде мелькнул тот, кем являлся на самом деле и кого тщательно прятал - матерый волчара. В офицерской молодости подполковник служил в морской пехоте. Во время очередной командировки в Чечню набил морду зажравшемуся снабженцу, за что его едва не выкинули со службы, но повезло, заступился командир, и командование ограничилось тем, что сослало в ремонтники. Громким голосом провозгласил:
  - За Россию! Господа офицеры стоя!
  Прошуршали по деревянному полу отодвигаемые лавки. Офицеры поднялись.
  - Две коротких, последняя протяжная, - напомнил главный пожарный.
  Чокнулись. Холодная жгучая жидкость стремительно пролилась по луженым глоткам, привычно обожгла желудок.
  - Ура, ура, урааааа! - рявкнули дружно.
  Присели, наскоро зажевали чем под руку пришлось. Глаза комбата полыхнули сдержанным гневом. Дождавшись, когда все взгляды обратятся в его сторону, произнес, едва сдерживаемый гнев:
  - Значит так! По Сергею Федоровичу ничего не изменилось. Держат его в администрации, обвинение с него не сняли. Я звонил Соловьеву, но он и слушать ничего не хочет, а остальные только руками разводят, дескать, ничего сделать не могут, - Изюмов помолчал. Щека дернулась, как бывало всегда после контузии, когда волновался. Продолжил, с каждым словом голос наливался яростью, - Да кто он такой, чтобы арестовывать Иванова? Без меня и военного прокурора, он права не имел арестовывать!
  - Да господь с тобой Семен, - злобно-ироничным выражением лица сказал полицейский, - какой военный прокурор, нет их у нас в городе. А на законность Соловьеву насрать с высокой башни.
  - Хоть ты то понимаешь, что никакой он переворот не готовил, - произнес с горечью Изюмов, - счеты с ним Соловей сводит!
  - Да все это понимают. Не дети, но горсовет формально наделил нацгвардию полномочиями по расследованию преступлений против основ конституционного строя. Так что Соловей в пределах своих полномочий.
  За столом повисло напряженное молчание, лишь из проигрывателя доносился тихий голос французского шансонье. Он тихо напевал что-то о вечной любви. Если молча проглотят необоснованный арест одного из старших офицеров, то в следующий раз репрессии могут коснуться любого, кто рискнет противоречить Соловьеву.
  - Это еще полбеды, Викторович, - произнес начальник пожарного гарнизона злым и абсолютно трезвым голосом и сцепил руки перед грудью в замок. Он был бодр и свеж, только слегка раскраснелся, - А что ты думаешь по поводу приказа организовать захват строгановского городка? Это, конечно, ваши военные дела, но, на мой взгляд, твой начальник штаба все верно говорил. Силенки захватить есть, а потом как удерживать и снабжать гарнизон? На расстоянии сотен километров... Вертолетами? Так сдохнут они скоро. Голимая авантюра, и не надо забывать, что отбивать город рано или поздно придет уже царское войско. Придется воевать со всей Русью, и, боюсь, война вскоре превратится в крестовый поход против города колдунов. Расклад даже при нашем техническом превосходстве неравный, несколько миллионов против семидесяти тысяч. Город может просто сточиться.
  - Волюнтаризм, - басом прогудел атаман. На его красной огромной физиономии серьезность. Скорчив страшную гримасу, размашисто перекрестился. Взгляды офицеров на миг скрестились на нем, затем скользнули на комбата - к шутовской манере казака все давно привыкли.
  - Иванов прав, это я вам как профессионал говорю, - Изюмов на миг остановился. Подчеркивая интонацией важность произносимого, продолжил слегка погромче, - Дело не только в этом. Я за Россию любому горло порву, и мне похрену, какой в ней век. Там, - неопределенно мотнул головой куда-то в сторону окна, - тоже Россия, пусть варварская, нищая, да, пусть сраная, но, это моя страна, я ей присягал, там живет мой народ. Я русский офицер, и в такой хрени участвовать не собираюсь.
  С каждым словом говорил все громче, на багровое от ярости лицо страшно смотреть, наконец, кулак с силой бахнул по столу. 'Бамм', - пронесся глухой звук по помещению. Тарелки с закусками подпрыгнули, а стоявшая рядом рюмка опрокинулась. Для сидящих за столом мужчин присяга была непустым звуком и мнение товарища, несмотря на его резкость, они в целом поддерживали. Казачий атаман торопливо положил руку на плечо Изюмову.
  - Семен Викторович, спокойно! Тут все тебя поддерживают! - а мне вообще по барабану как называется моя страна я за нее любому порву жопу на филиппинский флаг, - густым басом прогудел атаман. Скорчив страшную гримасу, еще раз размашисто перекрестился.
  Пожарный хмыкнул и поинтересовался:
  - Слушай... А почему филиппинский?
  Атаман пожал плечами, улыбнулся озорно.
  - Не нравится филиппинский порву на американский! И всего делов! Мне без разницы!
  Посмеялись, это немного разрядило обстановку.
  Атаман, хотя был изрядно навеселе, но полностью контролировал себя и вел по-трезвому. Для него вопрос был проще пареной репы. Что тут рассуждать? Противник святой Руси просто не имел право на власть и точка. Дальнейшие обсуждения излишни! Подмигнул младшему из пожарных. Тот понятливо кивнул. Отточенным движением вытащил пробку из новой бутылки, прошелся вдоль стола, разливая по рюмкам.
  Атаман поднялся во весь немалый, под метр девяносто рост, и стал похож на древнего римлянина в белоснежной тоге. Залихватски закрутив пышные русые усы, а что за казак без усов? Провозгласил:
  - За русских офицеров!
  Дружно чокнулись. Вторая рюмка пошла еще лучше, чем первая.
  Пару минут за столом под шансон девяностых активно закусывали, хрустели на зубах поднятые из погребов малосольные огурчики и маринованные грузди. Нарезанная тонкими, до прозрачности, дольками ветчина и копчености вмиг перемалывались крепкими зубами, народ напряженно размышлял. К экономическому курсу мэра у собравшихся претензий не было, но то, что его затея по нападению на русский город может привести к самым печальным последствиям, были согласны все. И спускать беззаконие с одним из них не стоило.
  Молчавший до этого командир летного отряда слегка побарабанил пальцами по столу и, когда взгляды скрестились на нем, задумчиво произнес:
  - Вот что, камрады, выскажусь и я. Война с Русью. С чисто военной точки зрения... Периметр зоны Переноса, считаю, удержим по любому, а вот об организации рудников и копий на Урале не будет и речи. Сил для их охраны взять не где. Поход на Москву? Столицу Русского царства возьмем без вопросов, но и буквально все на этом. Доставку боеприпасов и снабжения за несколько тысяч километров по полному бездорожью организовать невозможно. Значит, придется грабить местных и довольствоваться крохами боеприпасов. Для хроноаборигенов мы чужие, значит, нехристи и захватчики. Начнется партизанская война, перебьют по одному. При этом собственный город придется оставлять почти безоружным. Что еще остается? Организовать смуту в России и ловить рыбу в мутной воде? Узнают, что виноваты мы, получим ответный крестовый поход и войну на уничтожение. Хоть так, хоть так, а получается полное дерьмо и глупость!
  Главный пожарный отодвинул от себя полупустую тарелку, лицо напряглось. Посмотрел на летчика внимательно, перевел взгляд на атамана, на Изюмова, пытаясь подметить даже тени эмоций, затем видимо обнаружил то, что искал, небрежно спросил:
  - Что предлагаешь, Викторович?
  Крепко сжатые губы Изюмова побледнели, превратились в тонкую линию, кулак, в котором пустая рюмка, судорожно сжался. Еще чуть-чуть и раздавит. Огляделся. Офицеры, с выжидательным выражением на лице, смотрели на него. Их порядочности и честности он мог доверять. А за начальников пожарных частей ответит Вадим. Сейчас или никогда! Он решился.
  - Соловьев сидел бы не дергался, и все у него получилось бы, а он вообразил себя маленьким царьком. Убирать его нужно от власти, он совсем ох..., - твердым голосом произнес комбат.
  Над столом плыла песня группы Любе. Расторгуев вдохновенно пел а капелла:
  Полюшко мое, родники.
  Дальних деревень огоньки.
  Золотая рожь, да кудрявый лен,
  Я влюблён в тебя Россия, влюблен.
  Главный пожарный пару секунд помолчал. Внимательный, оценивающий взгляд прошелся по взволнованным лицам полуголых людей. 'Ну вот и молодец, - подумал он, - первый назвал и подталкивать почти не пришлось!' Скупо улыбнулся, внимательный взгляд вновь уперся в лицо комбата, хмыкнув, пожарный заметил:
  - А что думал, в сказку попал? Мы его не первый год знаем. Он такой был всегда. Ничего удивительного, что когда стал самым главным, то превратился в царька. Кстати, ты недавно сам говорил, что во главе города необходим хозяйственник.
  Изюмов дернул щекой.
  - Так ты, Вадим Сергеевич, первым это и сказал, так что здесь мы квиты.
  Пожарный наклонился на стуле вперед. Задумчиво постучав пальцами по столешнице, заговорил, тщательно подбирая слова:
  - Так я и сейчас считаю, что тогда мы поступили правильно. Соловьев многое сделал по организации армии, производства и сельского хозяйства. Только слепой это не увидит. Но сейчас он явно потерял берега. Снова спутал собственный карман с городской казной. Информация от директора электростанции... стопроцентно точная. К тому же эта идиотская и ненужная войнушка со Строгановыми и Русью! Короче, мое мнение - убирать его с должности градоначальника и как можно быстрее, пока дел не наворотил. Кто как считает?
  - А что тут думать, - первым, громким голосом откликнулся атаман и озорно улыбнулся, - в старое время таких козлов в мешок и в воду, всего делов, или, - казак на миг остановился. Повернувшись к стене, атаман поднял веник, вытащил из него палку, - вот на такую мы и насадим дурака.
  Офицеры переглянулись и невесело расхохотались. Лишь Изюмов поморщился, все же иногда в шутках атаман переступал грань с клоунадой. Взгляды присутствующих скрестились на полицейском. Тот задумчиво почесал подбородок, впрочем, размышлял недолго. Ему было по-настоящему жалко, что приходится отстранять от власти многоопытного администратора, сумевшего оттащить от пропасти город, но алчность и самодурство Соловьева не оставляли другого выбора.
  Переведя многозначительный взгляд на терпеливо ожидающих его реакции собеседников, произнес сожалеющим тоном:
  - Если он начал себя так вести, то пока не остановим, не успокоится, - он еще немного помолчал, потом, решаясь, закончил, - я поддерживаю.
  - Я тоже за, - решительно произнес летчик и сжал губы в ниточку.
   Главный пожарный удовлетворенно кивнул, показав на секунду наголо бритый, крепкий череп, все шло именно так, как и планировал. Откуда-то издали послышалась заунывный вой сирены пожарной машины. Все замерли. Главный пожарный слегка поджал губы и бросил взгляд на телефон на приставном столике в углу и повернулся к одному из начальников пожарных частей.
  - Что случилось? Позвони в дежурку!
  Тот кивнул, под настороженными взглядами поднялся, торопливо набрали номер. После короткого разговора махнул рукой и произнес:
  - Да ничего страшного, по первому номеру выехали.
  
  Номер (ранг) пожара - условный признак сложности пожара, определяющий в расписании выезда необходимый состав сил и средств гарнизона, привлекаемых к тушению пожара. Вызов ? 1 Поступило сообщение о задымлении или пожаре.
  
  На вопросительные взгляды собравшихся, не имевших отношения к тушилам, пояснил:
  - Задымление скорее всего, если что серьезное, позвонят.
   - Вадим, слушай, у вас тут покурить можно? - поинтересовался Изюмов, - курить охота так, что уши пухнут.
  - Тут нельзя, - покрутил головой пожарный, повернувшись к шкафу вытащил начатую пачку 'Мальборо' и предложил, - угощайся! Только на улицу выйди!
  - Спасибо, - поблагодарил Изюмов, - у меня настоящие сигареты уже закончились, а эрзац курю, курю, а накуриться не могу!
  На улице уже не так жарко. Багровый круг солнца навис над блестящими крышами многоэтажек. Изюмов облокотился об стену бани. Закурил, с удовольствием вдохнул ароматный дымок. Он струился вверх, потихоньку растворяясь в темнеющих небесах. Итак, все решено. Есть время разбрасывать камни, и есть время собирать автомат Калашникова. Теперь, когда все изменилось, и воин, солдат - это один из столпов и охранителей общества, возвращаться к положению винтика, об которого в 'святые' 90-е вытирали ноги зажравшиеся чиновники и проходимцы, ставшие миллионерами, он не желал. Если петровские войска сами придут, разгромит их, но сам... никогда не станет участвовать в нападении на Россию! Надо прикинуть, кто и что делает и претворить план в жизнь как можно быстрее, пока до Соловьева не дошла информация о заговоре. Яркая точка окурка, кувыркаясь, полетел в урну.
  Когда вернулся за стол, рюмки были наполнены по-новому, но прикасаться к ним никто и не думал. Изюмов присел на стул, поднял испытывающий взгляд на пожарного.
  - Основной вопрос, кто займет после Соловьева место градоначальника, - произнес тот, холодно улыбаясь.
  Над столом повисло озабоченное молчание. Изюмов внутренне поежился. Вопрос о власти, как учил дедушка Ленин, основной при революции и перевороте. Повисла тишина. Итак, кто заменит Соловьева? Они - силовики разных ведомств, каждый хорошо разбирался в собственном деле - военном, пожарном, полицейском, а для управления городом необходим человек с другими знаниями и навыками. Практик - хозяйственник. Возиться с коммуналкой, промышленностью и сельским хозяйством... нет, это решительно не его. Пост командира батальона его полностью устраивал. Лица офицеров поскучнели.
  Пожарный внимательно посмотрел офицерам в глаза, как давеча, когда вынудил Изюмова предложить свержение градоначальника. Лицо у него вдруг стало неприятное. Неторопливо прокашлявшись, привлек к себе внимание и произнес деланно безразличным голосом:
  - Есть у меня кандидатура, предлагаю моего бывшего руководителя, а ныне начальника пожарного поезда, Степана Викторовича Чепанова. Руководитель и хозяйственник он отличный. По-моему - идеальная кандидатура.
  Закончив говорить, откинулся на стуле, продолжая сузившимися глазами пристально наблюдать за собеседниками. Офицеры молчали, обдумывая неожиданное предложение. Изюмов взял в руки бутылку. Забулькала, наливаясь в стакан, минералка. Слегка пригубив, поставил стакан перед собой на стол и положил сложенные 'домиком' руки на столешницу. 'Вообще - то неплохая кандидатура. Да что там, идеальная...', - подумал с нешуточным облегчением. Прежний начальник пожарных славился умением поддерживать порядок и слыл отличным хозяйственником, и, самое главное, он - из круга силовиков. Его знали и доверяли. Справится. Изюмов поднял глаза на усиленно изображавшего безразличие пожарного:
  - Я за, - произнес и вновь отхлебнул из стакана минералки.
  - Да, мировой мужик Степан Викторович, - одобрительно прогудел казак и расправил усы.
  - Согласен, - коротко произнес летчик.
  - Поддерживаю, - наклонил голову полицейский. Вадим Сергеевич перевел взгляд на подчиненных, те лишь согласно наклонили голову. Во взгляде пожарного мелькнуло тщательно скрываемое ликование и облегчение, он украдкой выдохнул воздух.
  - А он сам в курсе планов на него? - поинтересовался полицейский.
  Главный пожарный вновь стал веселым и радушным.
  - Вот сейчас позовем его и посвятим - произнес с плохо скрытым торжеством и поднял мобильник со стола, - он тут рядышком живет, дойти пять минут.
  Трубку бывший начальник пожарных поднял быстро. Недолго переговорив, Вадим Сергеевич довольно потер руки, вспоминая произошедший месяц тому назад, сразу после разгрома заговора Романова, разговор. Тогда бывший начальник предупредил его, что Соловьев зарывается, и высказал мысль, что он сам стал бы неплохой ему заменой на посту градоначальника. Вадим Сергеевич нисколько не кривил душой. Он считал, что Чепанов идеальная кандидатура: и из круга силовиков, и руководитель крепкий так же, как и хозяйственник.
  - Так, - залихватским тоном произнес главный пожарный, - Степан Викторович сейчас подойдет. По рюмочке, пока ожидаем его?
  Противников такого предложения в среде законно отдыхающих офицеров не могло быть априори. Рюмки с глухим стуком соприкоснулись, но выпить офицеры не успели. Дверь распахнулась. В проеме стоял, как обычно, в безукоризненном костюме, Константин Васильевич - начальник городского отдела ФСБ. Немая сцена: приплыли. Офицеры замерли с рюмками в руках, меньше всего они ожидали увидеть безопасника. 'Ну шо, всралыся', - произнес про себя на полузабытом языке детства фсбшник. Любил он жестокие шутки, от которых подследственные порой лишались чувств. Начальник отдела ФСБ по-хозяйски подошел к столу. Усевшись на незанятое место, принялся холодным, словно у змеи, взглядом рассматривать примолкших офицеров.
  'Кап-кап' - звонко долбили, отсчитывая мгновения, о пол капли из неплотно закрытого крана в душевой.
  Фсбшник неторопливо снял очки, вытащив платок, медленно протер стекла. Потом раздвинул губы в змеиной усмешке и негромко произнес:
  - Ну, здравствуйте заговорщики. Что, без меня заговор плетем потихоньку?
  - Да чтоб вам всем пусто было, - в полной тишине неожиданно высоким голосом произнес атаман и лихо забросил содержимое рюмки в глотку. А когда в следующий раз получится выпить? Не знаете? Вот и он не знал, но не пропадать же добру!
  Изюмов тихонько выпустил воздух меж зубов и поставил рюмку на стол. 'Приплыли... Арест, срок или расстрел? А где его пограничники?' В горле застыл ледяной ком. Если и были глупые надежды, что появление безопасника случайно, то они растаяли словно мартовский снег под дождем. Только что они положили на плахи собственные головы. Реальный заговора против власти Соловьев ни за что не простит. В помещении стремительно потемнело. Невольно глянул в окно. Серовато-багровые, подсвеченные последними лучами тучи у самого горизонта наползли на чуть сплющенный багровый сгусток солнца.
  Фсбшник молчал, внимательно и слегка настороженно рассматривая офицеров. 'Да нет, держат удар достойно, молодцы'.
  У главного пожарного вспотели ладони, он украдкой вытер их о скатерть. 'Как, как? Как безопасник сумел пройти в баню без моего ведома? Почему его не остановили на КПП?'.
  Широкое лицо атамана запунцевело, цветом став подобным спелому помидору.
  - Полковник, ты не охренел? - взревел он, - ты кого в предательстве обвиняешь? Меня? Да я таких как ты в Афгане на клочки рвал! И плевать мне на твоих псов! - немного неуклюже после принятой немалой дозы начал вставать, но на плечо ему легла рука хозяина бани, надавила.
  - Уймись! Уймись, я сказал! - гаркнул. Недовольно ворча, казак сел на место. Пожарный перевел взгляд на незваного гостя, - Сдашь нас? Арестовывать пришел? - произнес подчеркнуто небрежным тоном и невидимые под столешницей кулаки сжались до белизны костяшек.
  Начальник городского отдела ФСБ разочарованно посмотрел на него и слегка нахмурился:
  - Если бы хотел, то давно сдал вас Соловьеву. Это мой город, и вы настоящие дураки, если строите иллюзии, что я не в курсе всего, что в нем происходит!
  Офицеры облегченно выдохнули, арест, похоже, отменялся. Значит, и безопасники, и погранцы с ними, это уже половина успеха. Зеленые фуражки после Переноса напрямую подчинялись руководителю отдела ФСБ, что сделало его силовой ресурс вторым по значимости после армейцев.
  - От безопасности ничего не скроешь, - почти шутливым тоном произнес фсбшник и погрозил пальцем, только глаза его оставались холодными и оценивающими.
  Изюмов слегка поджал губы, потер гладко выбритую челюсть. Недомолвок он не любил и решил прояснить ситуацию:
  - Константин Васильевич, вы с нами?
  Фсбшник медленно кивнул и произнес слегка ворчливым тоном:
  - В принципе я против переворотов, но здесь особая ситуация. За Соловьевым тянется шлейф грязных делишек еще со времен его первого 'мэрства', - после небольшой паузы продолжил, - Ладно, это дела прошлые, но он принялся за старое. Совершенно непродуманный приказ готовить нападение на московскую Русь ... Дружить надо с предками, а не воевать! Последней каплей стали махинации с казахским золотом. Пора его убирать! Так что, считайте, к вам пришел тренер по переворотам. А то намутите мне как Романов. Поправляй потом за вами...
  Фсбшник оглядел просветлевшие лица собеседников, еще минуту тому назад мысленно примерявших арестантскую форму и слегка сморщился:
  - Ну, что тут напланировали? И самое главное - кто будет непосредственно паковать (задерживать, милицейский сленг) Соловьева?
  Офицеры переглянулись, Изюмов встрепенулся, задумчиво почесал бритый подбородок. У него как раз появилась идея.
  - Решить мы еще ничего и не успели. А по Соловьеву... есть у меня парнишка - старший лейтенант Петелин, Александр. Молчит, но знаю, зубами готов мэра рвать! - произнес решительным тоном, - поручим, все сделает!
  Константин Васильевич на миг задумался, затем удивленно вскинул брови:
  - Тот, который в экспедицию к джунгарам ходил?
  - Да, - согласно наклонил голову Изюмов.
  Фсбшник оценивающе пожевал губами затем кивнул:
  - Пойдет.
  Пожарный, безмолвно слушавший абсурдный, на грани сюрреализма разговору, нервно хохотнул и окинул фсбшника взглядом, в котором смешались удивление и недоумение. Ну не мог не выяснить, на чем прокололся. Как в ФСБ узнали, о чем офицеры разговаривают? Ведь в бане нет жучков... Или есть?
  - Константин Викторович, вы что, нас слушали, мы не все жучки нашли?
  Пару секунд фсбшник с иронией во взгляде рассматривал собеседника, потом одел очки:
  - Не в моих правилах отвечать на подобные вопросы, но все же скажу, нет...
  В дверь небрежно постучались. Едва переступив порог, начальник пожарного поезда, застыл. За столом сидела странная компания из полуголых заговорщиков и фсбшника в деловом костюме. Несколько секунд с растерянным выражением лица стоял на пороге, доставляя несказанное удовольствие Константину Викторовичу. Но искушенный взгляд быстро уловил, что между сидящими отсутствует конфликт, скорее, они одна компания с общими интересами. В глазах пришедшего появилось понимание и сверкнула легкая насмешка:
  - Я так понимаю, безопасность и пограничники с нами? - произнес Степан Викторович абсолютно спокойным голосом.
  Прошло три дня. Рабочее утро Соловьева началось с традиционного объезда города. Маленькая кавалькада: красная 'вольво' мэра позади БМВ-пятерки с тремя национальными гвардейцами - после покушения они всюду его сопровождали, негромко гудя отлично отрегулированным мотором, мчалась по пустынным улицам. Под колесами стелился мокрый асфальт улиц, ровно урчал мотор. Угрюмо поглядывали темнотой окон, спрятавшиеся за кирпичными и деревянными заборами, одно-двухэтажные здания частного сектора - нигде ни души, пролетали ядовито-зеленые кроны деревьев. Еще слишком рано, лишь изредка в окне промелькнет торопящийся прохожий, да со свистом пронесется рейсовый микроавтобус. Большая часть городских производств перешла на круглосуточный режим, люди или только шли на работу, или уже возвращались домой.
  В идеально убранном салоне автомобиля шума двигателя почти не слышно, из проигрывателя доносилась негромкая музыка, как любил Виктор Александрович - советская эстрада. На сидении впереди, рядом с водителем, блестит свежевыбритым черепом начальник нацгвардии. Градоначальник - позади, с полуприкрытыми глазами и немного рассеянным видом, из полуоткрытого окна - запах утренней свежести, конского навоза и угольной пыли. Пальцы машинально и звонко постукивали по двери. Голова побаливала - спал плохо, просыпался десять раз, но помогло даже проверенное средство - стакан коньяка, который пришлось выпить в два ночи. Снилась супруга-покойница, она рыдала и о чем-то предупреждала его, но о чем именно, проснувшись, так и не вспомнил, так что к завтраку, накрытому поварихой, спустился разбитый и с больной головой.
   По старой привычке Соловьев высматривал повод, за что 'вздрючить' коммунальные службы, но мысли его витали далеко от вопросов чистоты и благоустройства. Четвертые сутки наглец сидит под арестом в администрации, но реакция силовиков оказалась удивительно пассивной. Вчера вызывал в кабинет начальника ФСБ. Тот утверждал, что дальше перешептываний по углам, силовики не пошли. Соловьев недоверчиво покачал головой. Весь его опыт настойчиво твердил о том, что они просто так не смирятся, что медлить - смерти подобно. В конце концов, силовики - это достаточно сплоченный клан, а Иванов в нем не на последнем месте. Взгляд Соловьева стал острым и цепким, морщина на переносице разгладилась, губы отвердели, это был уже не дремлющий пожилой мужчина, а битый волчара, выигравший множество неизвестных общественности, но от этого не менее тяжелых подковерных сражений. Голова была чистая и ясная, а злоба - спокойная, деловая. 'Когда наглец спорил со мной, на рожах своры открытым текстом читалось полное одобрение. Нет... необходимы превентивные меры... Найти повод и снять с должностей командира батальона и начальника полиции. Так будет спокойней. Слишком мрачные у них были рожи, - губы градоначальника искривились в саркастической улыбке, - И откладывать это нельзя'.
  - Володя! - окликнул верного бодигарда.
  Тот повернулся и посмотрел вопросительно.
  - Возвращаемся в администрацию, - слегка досадливым голосом произнес мэр.
  В ответ руководитель охранников наклонил голову. Поднеся рацию к губам, продублировал команду подчиненным и, обернувшись к водителю, приказал:
  - Поворачивай, едем назад!
  - Хорошо Виктор Александрович, - бросив взгляд на зеркало заднего вида, водитель резко крутанул руль. Не обращая внимания на изрядно выцветшую двойную сплошную линию, автомобиль развернулся на сто восемьдесят градусов.
  Кортеж мчался по безлюдным улицам городских окраин. В потемневшем небе разоралась стая ворон. Объезжая гигантские лужи, автомобили сбавляли скорость. Мимо окон проплывали высокие изъеденные временем бетонные плиты заброшенного завода - памятника ушедших эпох. Еще раз притормозили, переезжая через ржавые рельсы, ведущие к воротам. Началась жилая застройка. Быстро разогнавшись, машины понеслись к центру. Кристально-чистыми каплями брызнули в разные стороны лужи.
  В кармане градоначальника забился поставленный на беззвучный режим телефон, вздрогнул от неожиданности. Отвечать не хотелось, нахлынуло мучительное чувство, что сейчас произойдет нечто плохое и пришлось буквально заставить себя вытащить мобильный. Меньше всего ожидал увидеть высветившийся на дисплее номер. Недоуменно пожав плечами, все же отжал кнопку и поднял телефон к уху:
  - Да, - произнес слегка настороженным голосом. Несколько секунд слушал невидимого собеседника не перебивая, глаза полыхнули гневом, губы побледнели и сжались в тонкую линию.
  - Точно? - лязгающим, словно несмазанная телега, голосом произнес Соловьев. Выслушав ответ, произнес:
  - Благодарю, я у вас в долгу, - опустил телефон и гневно рванул ворот рубахи:
  - Уроды, б..., - высказался нецензурно и с размаху шандарахнул крепко сжатым кулаком по сиденью. 'Еще повоюем! За меня национальная гвардия и как минимум часть полиции и таможенников и депутаты, и администрация изменить побоится. Посмотрим, кто кого!' Телохранитель торопливо повернулся и с удивлением уставился на разбушевавшегося шефа. Градоначальник перевел гневный взгляд на телохранителя, выкрикнул, от торопливости давая петуха:
  - Новый заговор проспали, б..., поворачивай!
  Но было уже слишком поздно. Операция по захвату власти перешла в решающую стадию и началась одновременно в добром десятке мест. Все, как учил мудрый дедушка Ленин. Под дулами наведенных автоматов побледнели и торопливо подняли руки нацгвардейцы у входа в администрацию, в здания узла связи, вокзалов и телевидения зашли вооруженные армейцы, пограничники и полицейские. В собственных кабинетах арестовали главных сторонников Соловьева. Внезапность и решительность - удивительные вещи и действуют безотказно. Всегда. В девяноста девяти случаях из ста оказывается, что их достаточно для решительной победы...
  Вдали ударил в землю огненный зигзаг молнии, через десяток секунд донесся отдаленный гром, предвещая скорый и очистительный ливень. Откуда-то издали послышался собачий брех, заглушивший воронье карканье. Кортеж подъехал к перекрестку. Еще полкилометра и администрация.
  С боковой дороги, словно чертик из табакерки или сама судьба, выскочил армейский бронированный Урал. Остановился посредине дороги, перекрывая ее внушительной тушей цвета хаки.
  Ехавший впереди автомобиль с охраной затормозил, завизжали насилуемые тормоза, но поздно. Черный БМВ, сверкавший словно новенький полтинник, многотонная массой врезался в преграду. Металлический шелест сминаемого железа смешался со звоном осыпающихся стекол, из-под смятого капота появился первый, еще робкий дымок.
   Водитель мэровской 'вольво' сжал руль побелевшими пальцами, нога изо всех сил вдавила педаль в пол. Неистово заскрипели тормоза, автомобиль повело боком, остановился в считанных метрах позади понемногу занимающейся огнем машины охраны. Инерцией движения тяжелого автомобиля градоначальника повело вперед, с размаху врезался лбом об подголовник. Острая боль, искры из глаз, из горла вырвался сдавленный хрип, Сердце на миг остановилось в груди.
  - Засада! - иерихонской трубой взревел охранник Володя, потрясая рацией в каменно сжатом кулаке, - разворачивай назад!
  Побледнев, словно полотно, водитель изо всех сил закрутил руль. Дикий скрип насилуемых ходовой и коробки передач, автомобиль в считанные мгновения развернулся на сто восемьдесят градусов, помчался прочь от засады.
  Из автомобиля охраны выскочил нацгвардеец, лицо окровавлено. Огляделся воспаленными глазами, пригнулся, прикрываясь тушей внедорожника, щелкнул затвор автомата. Вскочил, поворачиваясь в сторону преградившего путь Урала. Отчаянно заорал нечто невнятное.
   'Так-так-так-так-так' - сумасшедшим барабанщиком яростно загрохотал автомат. Судорожно запульсировал ярко-желтый, мерцающий цветок на конце пламегасителя.
  'Жик-жик' - завизжали, заглушая вопль охранника, рикошеты от бронированной кабины Урала.
  Тра-та-та - в ответ откуда-то со стороны загрохотало сразу несколько автоматов.
  Из кроссовера рухнул на асфальт еще один нацгвардеец. Схватился обеими руками за окровавленную голову, рот разинут в неслышном крике.
  'Вольво' проехал всего пару десятков метров.
  Брат - близнец перегородившего дорогу грузовика выскочил из открытых ворот в считанных метрах от набиравшего скорость автомобиля с мэром. Вновь отчаянный скрежет тормозов ударил по перенапряженным нервам. Машина застыла в считанных сантиметрах от темно-зеленого брони 'Урала', двигатель заглох. Сердце градоначальника отбивало испуганную дробь, струйка чего-то липкого потекла на глаз. Рука прикоснулась ко лбу, провела, ладонь в красном. Мысли исчезли, осталось лишь отчаянное желание выжить.
  - Уходим! - проорал главный телохранитель, чертиком выскакивая наружу и на ходу выхватывая пистолет из кобуры. Нападающих по-прежнему не было видно. Коротко пролаял автомат, грудь верного бодигарда наискось перечеркнула ярко - алая цепочка попаданий. Мертвое тело отлетело на капот и медленно сползло вниз. Лужа под ним потихоньку наливалась розовым, словно в дурацком детективном сериале, созданном бесталанным режиссером, но это была реальность. Страшная реальность.
  Из машины вывалился водитель, дрожащие руки взметнулись вверх:
  - Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! - завопил отчаянным голосом насмерть перепуганного человека, - Я водитель, просто водитель!
  Грохот автоматов позади внезапно прекратился. Соловьев оглянулся - на мокром асфальте около дымящегося, с разбитым 'передом' кроссовера валялись два тела, одно из них слабо шевелилось. Тишина, нарушаемая лишь жалобными криками выжившего нацгвардейца да вечными шумами города. Где-то вдали звук проезжающего автомобиля, громкий испуганный крик женщины, призывающей на помощь. Все эти мирные звуки настолько противоречили тому ужасу, что Соловьев только что пережил, что из груди его вырвался жалобный всхлип, руки медленно закрыли посеревшее лицо. В голове билась лишь одна мысль. Пусть этот ужас быстрее прекратится, неважно как! Но прекратится!
  Побледневшее лицо всемогущего градоначальника под седым ежиком волос выглядело жалко.
  Громом среди ясного неба хлопнула калитка домовладения напротив. Виктор Александрович громко ойкнул, помимо воли прикрывавшие лицо руки упали. К машине шел человек в доспехи пехотинца, но без шлема, с пистолетом в опущенной руке. Его лицо показалось градоначальнику знакомым. Точно! Ему показывали фото Ольгиного женишка, да и видел он его однажды, когда летал на угольный разрез, на переговоры с казахами. Лицо полыхнуло ненавистью. Щенок! Это ты! Ты! Почему я раньше тебя не удавил!
  Пара стремительных шагов, рука рванула дверь. Ненависть, мутной волной вскипевшая в душе мэра, дала ему силы смотреть в каменно-спокойное, неподвижное, словно маска гневного африканского божка лицо человека с пистолетом.
  Ствол пистолета поднялся, холодное дуло уперлось в лоб градоначальника. Побелевший палец застыл на спусковом крючке. Взгляд, ненавидящий, бескомпромиссный, вонзился в зрачки градоначальника.
  Тягучей патокой тянулись мгновения. Сердце заколотилось как бешенное.
  Закапал дождь, несколько секунд и уже стоял стеной, с яростью долбил по лужам и асфальту.
  Кадык Соловьева судорожно дернулся, сглатывая едкую, как кислота, слюну. Между ним и смертью только этот застывший на спусковом крючке палец. И не поможет ничто: ни сотни преданных людей, ни национальная гвардия ни авторитет, ни деньги. Это был крах, окончательный и бесповоротны и столь страшный, что Соловьев почти желал, чтобы проклятый офицерик нажал на курок, чтобы прекратить этот ужас и унижение!
  - Дд-урак, а ведь я мог приказать тебя прибить, - произнес слегка заикаясь.
   'Боже! Ведь погубят же город. Погубят! А так хорошо все начиналось!'
  - Если бы обидел Олю, пристрелил бы как собаку, а так живи, тварь... - ствол медленно опустился.
  
   иллюстрация создана нейросетью Kandinsky 2.1

Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"