Мерделэйн - болота мертвецов, ступишь - рискуешь не вернуться назад. Говорит молва - недобрые здесь тропы, исчезают они под ногами идущего, заманивают в гиблую трясину.
Много непутевых путников осталось здесь - заплутали, пропали, присоединились к мертвецам под мутной водой.
Мерделэйн - старые топи, они многое помнят, многое знают, тысячи тайн похоронили под стоячими водами, тысячи мертвецов убаюкали шелестом камышей.
Разрастаются Топи, медленно, как гнойная язва, отравляют воздух гнилью и смрадом, странные, тревожные сны навевают жителям болот.
Мерделэйн - вой неприкаянных душ и смех старых костей. Не для живых эти болота - для мертвых.
Дэйгун и Носительница.
"...Меня часто упрекают в том, что я не относился к приемной дочери, как должно. Что девочка росла, словно дикий звереныш, лишенный ласки и любви.
Я не считаю себя плохим отцом, нет. Просто любить ребенка, ради которого пожертвовали жизнями жена и подруга - совсем не просто.
Я всегда наблюдал за дочерью. Иногда она раздражала меня, иногда казалась забавной, но чаще - чаще всего заставляла стискивать зубы от чувства несправедливости и злобы. Два последних чувства возникали непрошенно. Я всегда ощущал их, глядя как моя дочь, в точности копируя движения Эсмерэль, поворачивает голову, улыбаясь узкими губами - губами Эсмерэль, только принадлежавшими молодой и живой девушке, а не мертвой красивой женщине, давно сгнившей в земле.
Слишком многое напоминает мне моя приемная дочь, слишком часто, сама о том не ведая, бередит старые раны.
Объяснить ей это - быть может, но девочка не поймет. Легче оттолкнуть."
- Из дневника Дэйгуна Фарлонга.
Дункан и Носительница.
"...Она появилась в моей жизни неожиданно - громко хлопнула дверью, вошла в окружении странных друзей - немного зажатая, маленькая, бледная - она напомнила мне о прошлом, заставила вздрогнуть, заставила вспомнить.
Черные волосы, взгляд исподлобья и сжатые губы - при взгляде на нее у меня явственно возникло ощущение, что я смотрю назад сквозь годы и смерть, и вижу Эсмерэль - вот-вот она вскинет голову, упрямо выдвинув подбородок или засмеется низким грудным смехом.
Но дочь, в отличие от матери, не смеется, а тоненько хихикает, по-детски прижав к губам ладонь - уже не ребенок, еще не женщина.
Она неумело принимала мою заботу - не привыкла. Смущалась, когда я обнимал ее за плечи, избегала прикосновений, наотрез отказывалась от завтрака, мотивируя это тем, что она может приготовить себе сама...
Свою привязанность показывать тоже не умела, и мне иногда хотелось прибить Дэйгуна за его черствость и бессердечность. Топить себя в воспоминаниях о былом, забыв о том что жизнь не стоит на месте, что у него остался ребенок - не глупо ли?