Аннотация: Заявка с неверского феста. Начало Маски. Касавир/ГГ. Касавир выживает и находит ГГ, которая изнывает от голода. "Убей меня, я - монстр".
Перед глазами - непроглядная темнота. Тело не чувствовало ничего, кроме холода и боли. На ребра, кажется, еще давил рухнувший свод руин, а дыхание затихало в лишенных кислорода легких.
Касавир лежал неподвижно, и не открывал глаз.
Они победили Короля Теней день назад.
А кажется, что прошло несколько столетий.
Касавир не знал, где находится. Он бредил. Ему казалось, что он все еще там, под руинами, умирает от жажды, холода и тяжести, сдавливающей все тело. Он даже дышал медленно, словно боялся, что в следующую секунду уже не вздохнет и просто погибнет.
Под завалами камней приходилось дышать часто, но понемногу - иначе можно было погибнуть в первый же день.
Касавир, лежа под камнями, слышал, как кто-то кричит под огромными завалами, и попытался шевельнуться. Зловеще зашуршали камни, и ноги паладина, и без того пригвожденные к холодному полу, пронзило болью. Он не мог двигаться - любое движение могло спровоцировать новый обвал. Если это произойдет - погибнет и он, и все остальные.
Крики не утихали целые сутки. Потом они стали тише. После - затихли совсем. И в разрушенном храме воцарилась гробовая, холодная тишина.
Нет ничего хуже тишины. В ней паладину, бредившему от ран, слышался шепот сотен людей. Он напоминал шелест волн, и Касавир смог улавливать лишь отдельные слова и фразы. Несколько голосов он знал - они принадлежали людям из той, прошлой жизни, которая сейчас казалась сном. Остальные - незнакомые и пугающие, рычащие и визгливые, хохочущие и плачущие.
Тени Топей собрались под рухнувшими сводами, чтобы принять к себе новых мертвецов.
Так проходило время. Иногда Касавир засыпал на несколько часов, потом просыпался, дрожа и задыхаясь. Его прошибал холод, а язык немел от жажды.
Наверное, нужно было прошептать молитву Тиру, попросить о помощи - но впервые в жизни Касавир усомнился в том, что его бог сможет помочь. Бывают такие ситуации, когда даже богам проще закрыть глаза. Смерть под руинами Короля Теней - одна из таких.
Поэтому Касавир лежал неподвижно, чувствуя, как холодеет и останавливается кровь в жилах. Хотелось спать. Невыносимая тяжесть давила на веки.
Именно тогда снова пришли голоса. Касавир вздрогнул и с трудом открыл глаза. Вокруг слышался скрип и шорох отодвигаемых камней, мрачные перешептывания и хриплый смех. И странное гудение. Касавир прислушался к нему. Было в нем что-то знакомое, что-то...
Так гудел портал, в котором стояла Зиэйри. Так гудел портал, откуда вышел, мерцая темнотой, Король Теней.
Снова шорохи и пощелкивания. Темнота вокруг Касавира перестала быть черной. Откуда-то сверху на него лился слабый свет.
- Кто это? - хныкающий, тонкий голос. От него по телу Касавира пробежала дрожь.
- Не Калак-Ча, - ответил другой. - Очередной спутник.
- Он живой?
Холодная, когтистая лапа коснулась основания шеи паладина, потеребила за ворот доспеха.
- Похоже на то. Интересно.
- Что интересно?
- Просто остальным повезло меньше, сестра.
- Хватит болтать! - Хриплый, рычащий голос новой твари. - Берем Носительницу и уходим. Мне здесь не нравится.
Шаги удалились. Касавир глубоко вздохнул и шевельнулся. На ноги больше ничего не давило, на грудь - тоже.
Остальное Касавир почти не помнил. Он слышал чьи-то крики, видел вспышку яркого света, успел выхватить взглядом из полумрака бегущего Аммона Джерро и Келгара. Они надрывно кричали и звали кого-то - имя Касавир не смог расслышать. Но зато смог увидеть.
Фарлонг словно зависла в воздухе и летела по заваленным коридорам, легко и изящно. Руки были опущены, глаза закрыты. Казалось, она летела сама, по собственной воле, словно всегда так могла, но почему-то не решалась. Было что-то жуткое в этом зрелище - в откинутой назад голове, в безжизненно опущенных руках и перепачканных кровью и пылью волосах.
А вокруг нее клубились тени. Когтистые руки придерживали Фарлонг за спину, талию, ноги и плечи, несли бережно и осторожно. Создавалось ощущение, что бесплотные создания боятся причинить своей ноше боль.
- Стойте! - Аммон Джерро перепрыгнул через камень и бросился следом. - Отпустите ее!
Твари обернулись - Касавир увидел ярко-алые глаза, сияющие на угольно-черных, бородавчатых мордах.
Все поплыло перед глазами. Касавир куда-т о бежал, пытаясь сфокусировать взгляд на покрытых кроваво-пыльной коркой волосах Фарлонг.
А потом оступился, нелепо раскинул руки, и рухнул в никуда.
Последнее, что он запомнил - это невыносимый холод и визг, вспышку яркого красного цвета и гулкое эхо.
А теперь он лежал, чувствуя, как тело пронизывает холод, и боялся открыть глаза. Сердце в груди билось медленно и рвано. Под спиной Касавир ощущал что-то твердое и шершавое, похожее на деревянный пол.
Женский голос. Звучный, негромкий, приятный, но внушающий какое-то неприятное чувство. Касавир не смог определить, какое.
- Да. Скоро очнется. Нужно переносить ее.
- Осколок...
- Будет в надежном месте. Все идет по плану.
- Думаешь, она выберется из Кургана?
- Должна. Тем более, ей в этом поможет Сафия.
Касавир шевельнул рукой. Тело ломило и болело, глаза слезились. Разговоры на мгновение утихли.
- А с этим что? - во втором голосе сквозила неприкрытая неприязнь. - Туда же, куда и Джерро?
- Основательница ничего не говорила про воина. Может, вернем его?
Снова шаги. Кто-то склонился над Касавиром - он чувствовал пряный запах женского дыхания - оно пахло гвоздикой. Он приоткрыл один глаз.
Над ним склонилась безволосая, смуглая женщина. На гладко выбритом черепе расцветали угольно-черные татуировки, на руках - узоры из хны, тоже темные. Длинное одеяние обнимало фигуру женщины, широкие рукава спускались чуть ли не ниже кистей.
А тонкие пальцы, как и ладони, и мантия - были заляпаны кровью. Совсем свежей. Но почему-то и она была черной.
- Нет, - сказала она медленно. - Он останется здесь.
Она резко поднялась и махнула рукой. Из углов комнаты, скуля, выступили три уродливых существа, и склонились в нелепом поклоне.
- Унесите женщину через портал в Курган, - распорядилась женщина в темном одеянии. - И возвращайтесь.
- Да, госпожа, - хором выдохнули твари, после чего подхватили изломанное, маленькое тело Фарлонг, доселе лежащее на столе, и уволокли прочь, в темноту.
А Касавир, с трудом пытаясь держаться, рухнул в забытие.
Он не знал, сколько проспал. Час, сутки, неделю или месяц. Все казалось одной сплошной чередой кошмаров, перемешанных с реальностью. Несколько раз Касавиру снилась Крепость-на-Перекрестке - залитая солнечным светом, наполненная грохотом молотков и руганью строителей. Ему безумно хотелось поверить в то, что все это - правда. Что Крепость цела, что все они - спутники, друзья, товарищи - живы, и ждут его там, у теплого очага.
Но наваждение быстро прошло - Касавир содрогнулся от холода, съежился на деревянном полу в черно-белой комнате, и закрыл лицо руками.
Темнота заполонила собой все.
***
Проснулся Касавир здесь же. Комната, погруженная в неестественный полумрак. Пахло сыростью. Было холодно.
Паладин медленно сел, разглядывая свои дрожащие руки - все в ссадинах и глубоких рубцах. Некоторые еще ощутимо болели.
Касавир осторожно поднялся на ноги. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким слабым и разбитым, как сейчас. Впервые он ощутил свой возраст, как никогда раньше.
Придя в себя, Касавир начал медленно обходить комнаты. Под его сапогами скрипела пыль. Пахло затхлостью. Но при этом нигде не было видно ни крыс, ни пауков, которые обычно живут в местах, покинутых человеком.
Раз за разом Касавир обходил большой деревянный стол, к которому были прикреплены железные кандалы. На гладкой поверхности стола бугрились пятна крови. По крайней мере, Касавир предполагал, что это кровь. В черно-белом мире, в котором он оказался, ни в чем нельзя было быть уверенным. И все же Касавир был убежден - это - кровь. И он даже знал, чья.
Он видел, как лежала на этом столе Фарлонг, как склонялись над ней две женщины, как лезвие резало плоть, как извлекался серебряный осколок.
Его передернуло.
Он отвернулся от стола, соскользнул ладонями по гладкой поверхности и вышел из комнаты, твердо решив, что сюда он больше не вернется.
Скоро он осознал, что находится в театре. На стенах - костяные и глиняные маски, корчащие ему рожи из полумрака. Пустая, пыльная сцена, заваленная коробками, ларцами и изодранной одеждой. Перевернутые скамейки. И двери. Деревянные, тяжелые, накрепко запертые не только изнутри, но, судя по всему, и снаружи. Казалось, что хозяева театра отгородились от того, кто может сюда войти. Мысль была неприятной.
Вскоре Касавир понял, что из театра нет выхода. Входная дверь заколочена, а других он не нашел. Стало тошно от мысли, что ему придется остаться здесь, в мире без цветов и красок, где всегда холодно, а за стенами театра слышится чьи-то крики и плач.
И постоянно Касавир думал о Фарлонг. Его грызло чувство вины и тянущая изнутри тоска. Тогда, в их последнюю ночь, он обещал, что всегда будет рядом, всегда придет на помощь. Но сейчас его обещание не стоило ничего.
Где она сейчас, женщина, победившая Короля Теней - Касавир не знал.
Запертый в ловушке, он не мог ничего.
Касавир провел в театре несколько дней - так, во всяком случае, ему казалось. В кладовой он нашел небольшой запас воды и еды. Почти вся еда была испорченна, но хлеб казался съедобным. Касавир разделил его так, чтобы хватило хотя бы на неделю. Но этого все равно не хватало. Он был ранен, он был голоден, его трясло от усталости, холода и отвратительного чувства собственной никчемности.
Он засыпал на одной из продавленных кроватей и просыпался, вздрагивая от кошмаров, приходящих к нему во снах. Он постоянно видел Фарлонг - измученную, бледную женщину, тень от былой силы. Она тянула к нему белые руки, шептала что-то, растворяясь в темноте, а Касавир никак не мог ее догнать.
Так прошло несколько наполненных бесполезным ожиданием дней.
Одной ночью Касавир услышал шаги и скрип просевших половиц. Слабый шорох одежды, тихий шелест дыхания.
Паладин поднялся на ноги, нервно огляделся по сторонам. Шаги приближались - Касавир мог услышать, как шуршит под ногами пыль.
Черная тень на темной стене.
- Эй!
Звук чужого голоса еще никогда не казался Касавиру таким сладким для слуха. Источником голоса служила маленькая, круглая дворфийка в простом платье и длинной, вязаной шали. Глаза смотрели испуганно и несколько враждебно.
- Ты что тут делаешь? - требовательно спросила дворфийка.
- Я тут застрял, - честно ответил Касавир.
Женщина отступила на шаг и вскинула голову, взглядываясь в лицо паладина. Она едва-едва доставала ему до пояса.
- Как ты сюда попал? Ты был вместе с Красными Волшебниками, да?
Касавир почувствовал, что все меньше перестает понимать, что происходит.
- Что? Нет. Я тут уже давно. Пришел сюда за... за похищенной подругой. Но, похоже, ее здесь нет.
Женщина сощурилась.
- Кого здесь нет?
- Фарлонг. - Касавир запнулся, повертев на языке имя женщины, которая предпочитала, чтобы ее звали по фамилии. - Таша Фарлонг.
Дворфийка помолчала. Касавир так же молча ждал. Он видел, как нервно сжались ее пальцы, как дрогнул взгляд, и в нем появилось нечто похожее на жалость напополам с неуверенностью.
- Фарлонг, - наконец выдавила она.
- Ты ее знаешь?
- Как и ты, кажется.
- Она здесь?
- Не совсем. - Женщина нахмурилась. - Она ушла три дня назад. Куда - не сказала.
Что-то в ее голосе и взгляде заставило Касавира насторожиться.
- С ней все в порядке?
Дворфийка мрачно поджала губы, помусолила их зубами и отвернулась.
- Боюсь, твоей подруге недолго осталось.
- О чем ты?
Женщина покачала головой.
- Я не тот человек, который может тебе все рассказать. Идем отсюда.
Касавир не стал спорить.
***
Сначала от обилия цвета у него заболели глаза. Пройдя через портал, мир вокруг словно взорвался красками. Белели на стенах маски, матово сиял красно-коричневым цветом деревянный пол под ногами, танцевали под сквозняком языки свечей.
- Кстати, меня зовут Магда, - неловко произнесла дворфийка, остановившись и крутанув в пальцах черный камешек. Портал за ее спиной закрылся, снова превратившись в обычное зеркало.
- Касавир.
- Это театр "Вуаль". Мой театр. А вон там - человек, который тебе нужен. Его зовут Ганн.
Касавир открыл рот, чтобы задать новый вопрос, но передумал. Магде явно нетерпелось от него избавиться. Она запиналась, нервничала и отводила взгляд. От этого становилось не по себе.
Вместо того, чтобы снова заводить с ней разговор, Касавир посмотрел туда, куда указывала дворфийка.
В потертом кресле у очага сидел молодой человек, до странного женственный и красивый. На голоса он поднял голову, откинув с лица длинные волосы, и уставился на Касавира глазами пугающе-темно-зеленого цвета. Лицо не выражало ничего, кроме вежливого участия. Кожа в свете очага казалась фиолетовой. При ближайшем рассмотрении Касавир понял, что глаза его не обманиывают - кожа у человека на самом деле была нежно-фиолетовая.
Глаза человека (Касавир не был уверен, что это - человек) встретились с его собственными. В них не было удивления.
- Ты - Касавир, - сказал он, когда Касавир подошел ближе.
Голос у него был тихий, вкрадчивый, почти неслышный за треском дерева в огне.
- Откуда ты знаешь? - напряженно отозвался паладин.
Ганн слегка сузил глаза. Погладил кончиками пальцев подлокотники кресла. Слегка помедлил, прежде чем ответить.
- Я видел тебя в ее снах. И в своих.
Он замолчал, ожидая новых вопросов, или хотя бы удивления. Было видно, что он надеялся произвести эффект своими словами. Но лицо Касавира оставалось похоже на каменную маску.
- Где Таша? - спросил паладин, когда молчать уже не осталось сил.
- Далеко. - Ганн вздохнул и вытянул длинные ноги. - Надеюсь, что так же далеко она и останется.
- Что ты имеешь в виду? - нахмурился Касавир.
- Магда тебе не рассказывала?
- Очевидно, если бы рассказывала, я бы не спрашивал.
Ганн дернул плечом - в этом жесте явственно сквозило раздражение. Так обычно делают люди, для которых неприятна тема разговора.
- Твоя подруга - чудовище, - без обидняков сказал он. - Она сама, и то, что она делает.
Он сказал это просто, словно говорил о погоде за стенами. Нарочито-холодно.
Касавир смотрел на него сверху вниз, без выражения. Где-то глубоко в груди рождалось чувство раздражения. Бешеного раздражения, которое, как всегда думал паладин, был способен вызвать только Бишоп, со своей злобой и сальными шуточками, бившими точно в цель.
Напополам с гневом бушевала внутри нешуточная тревога. Касавир знал - с Ташей что-то случилось, что-то страшное. Знание пришло откуда-то со стороны, и пугало.
- Я должен ее найти, - произнес он, убедившись, что его голос не выдает бушующих внутри эмоций. - Как можно быстрее.
- А я тут при чем? - поинтересовался Ганн.
- Ты знаешь, где она. Ты меня отведешь.
Ганн медленно закрыл глаза, а когда открыл, то посмотрел на Касавира с такой ненавистью, на которую только был способен. Касавир не обратил на это внимания.
- Я был бы очень тебе признателен, если бы ты перестал тратить время попусту.
- А что мешает мне отказаться?
Касавир ничего не ответил. Просто посмотрел - тяжелым, ледяным взглядом.
Ганн мог отказаться. Вот только Касавир первый раз в жизни не был уверен, что сможет держать себя в руках.
- Думаю, что ничего.
Ганн сощурился. Бесконечно долго взглядывался в глаза Касавира, словно прикидывая, что последует, если он откажется. А потом кивнул с таким видом, словно делает великое одолжение.
- Надеюсь, ты позволишь мне собрать вещи? - язвительно поинтересовался Ганн. - И самому бы не помешало, кстати. В таком виде в Эшенвуде тебе делать нечего.
- С этим я разберусь. - Касавир немного помолчал. - Ганн?
- Чего еще?
- А почему ты не пошел с ней в Эшенвуд?
- Она не одна туда пошла. Но я не последовал за ней потому, что не могу находиться рядом с монстром.
По выражению лица Ганна Касавир понял, что спрашивать об этом больше не стоит.
Поэтому Касавир больше ничего не сказал.
***
За свою жизнь Касавир повидал многое. Такие вещи либо преждевременно старят, либо делают человека невосприимчивым к чему-то новому.
Касавир относился ко второй категории людей. Но теперь, в лесу Эшенвуд, он не мог отделаться от чувства иррационального страха пополам с восхищением.
Эшенвуд был наполнен тишиной зимней ночи. Тихий звон ветвей, мякий снег с черных небес, и тихий шепот, нарастающий и затихающий, как морской прибой. Шепот шел отовсюду - от крон деревьев, от их корней, от звезд, от воды в ручье, от полупрозрачных животных, что скользили по снегу, не оставляя следов.
Ганн шел впереди, выискивая запорошенные снегом отпечатки. На волосах его таяли снежинки, у рта клубился пар. Ноги ступали бесшумно, и двигался он удивительно тихо и быстро. Касавиру стоило больших трудов не отставать. Меховая накидка оттягивала плечи и мешала нормально двигаться. Но другой одежды он не нашел, а привычные доспехи пришлось выбросить - они были окончательно испорчены.
Скрипел снег под подошвами сапог. Мороз щекотал щеки.
- Ты сказал, что Таша - чудовище, - сказал Касавир, нагнав Ганна.
- Именно так я и сказал, - ответил Ганн, не оборачиваясь.
- Почему?
- Потому что она пожирает духов.
Он сказал это так, словно это объясняло если и не все, то, во всяком случае, многое.
- И она умирfет?
- Хвала богам. Голод требует пищи, но так же убивает своего носителя изнутри. Пожирает его.
- И ты ничего по этому поводу не чувствуешь?
- Нет. Мне все равно. - Ганн остановился, прищурившись, и удовлетворенно кивнул, снова выйдя на след. - Она сожрала Окку.
- Окку?
- Бог-медведь. Ему все рашеми поклонялись долгие столетия. Он хранил эти земли. А теперь его нет - и все потому, что твоя подруга была голодна.
К середине ночи они вышли на поляну. На нем раскинуло свои ветви сияющее, словно облитое золотым светом, дерево. У его корней, несмотря на снег вокруг, цвела густая, зеленая трава и какие-то мелкие, душистые белые цветы.
Молчаливыми стражами застыли у дерева крылатая женщина и красная волшебница. Ганн скользнул вперед, подняв руки.
- Свои!
Женщины обернулись - изможденные, напуганные, бесконечно усталые. Но Касавир не смотрел на них.
Он смотрел на Фарлонг.
Она сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, неподвижная и чужая. Тень от той женщины, которой она была когда-то. От нее - прежней - не осталось ничего. И это было по-настоящему страшно.
На звук шагов она открыла мутные, слезящиеся глаза. Потрескавшиеся губы шевельнулись.
- Касавир...
Он застыл, словно ноги перестали принадлежать ему. Ему хотелось сесть рядом с Ташей, обнять ее, как он всегда делал раньше, но он не мог.
- Я смотрю, ты снова вляпалась. - Касавир запнулся, поняв, что его юмор сейчас совсем не к месту.
Меловые губы дрогнули.
- В самое пекло.
Касавир медленно сел, взял руки Фарлонг в свои. Они были ледяными и тонкими. И казались очень хрупкими.
- Ганн сказал, что ты...
- Чудовище? Он прав.
Она сказала это легко, и даже улыбнулась - некрасивой, зловещей улыбкой.
- Как это произошло?
- Я не знаю. - Таша вздохнула. - Я так ничего не поняла. Мельком - какие-то образы, но они нечеткие. Видения этой... твари внутри, они заполоняют собой все, выталкивают мои собственные воспоминания. Я стала забывать... все. Я с трудом вспоминаю, кем я была до того, как попала сюда.
Касавир притянул ее за плечи, попытался обнять, но Таша покачала головой.
- Все будет хорошо. - Касавир осторожно провел пальцами по щеке Фарлонг. - Я не дам тебе забыть. Вместе мы справимся.
Таша покачала головой.
- Нет, мы не справимся.
- Почему ты так говоришь?
- Я монстр. - Она сжалась, словно в ожидании удара. - Я не хочу так больше.
Она замолчала и посмотрела ему в глаза. Касавир еще никогда не видел таких глаз. В них было все - и боль, и отчаяние, и страстная мольба.
- Я умереть хочу.
Таша видела, как медленно Касавир осознает всю серьезность ее просьбы, и содрогнулась. Она умрет, а ее проклятье перейдет в первое живое тело поблизости - в него. Таша понимала - это была малодушная просьба. Низкая. Но разве это важно, когда бороться больше не остается сил?
- Я не могу, - выдавил Касавир тихо. - Не проси.
- Если не ты, то кто-то другой это сделает. Я хочу, чтобы это сделал ты.
- Ты не понимаешь, о чем меня просишь. Я не палач.
- Ты никогда им и не был. Я просто устала страдать. Ты понимаешь?
- И ты хочешь, чтобы мне было больно?
Таша прикрыла глаза. Отняла свои руки из рук паладина.
- Иначе будет только хуже.
Касавир понимал - она решилась. Он обнял ее, чувствуя холод ее кожи. От нее пахло смертью.
- Я уже давно мертва, - шепнула она ему на ухо. - Просто сейчас - по-настоящему.
Клинок вошел в тело легко. Она тихо выдохнула, улыбнулась и подставила руки под рану, собирая кровь.
- Горячая, - улыбнулась она. - Так тепло...
На ее губах выступила кровавая пена. Несколько раз Таша судорожно вздохнула, чтобы больше не выдохнуть. Сведенные судорогой руки и ноги расслабились.
Касавир почувствовал, что у него дрожат губы, как на плечи, на грудь, на сердце наваливается холод. Словно что-то липкое обнимало его, мерзкими, крепкими объятиями, которые ничто не в силах было разорвать.
А потом пришла боль.
Касавир никогда не кричал от боли - он терпел, сжимая зубы и кусая губы в кровь, но не кричал. Сейчас же, когда нечто проникало в него, словно разрывая внутренности и пожирая душу - он кричал, срываясь на хрип, выдирая с корнями зеленую траву и мелкие, белые цветы.
"У нас новый хозяин! Давай встретим его! Калак-Ча умерла, но у нас есть другой. Он сильный. Он накормит нас? Мы голодны, хозяин! Старая хозяйка совсем не кормила нас!"
Перелив голосов в голове. Чье-то холодное прикосновение к шее, к горлу, к мочке уха. Лежа на земле, Касавир увидел над собой бесформенную тварь, постоянно мерцающую и изменяющуюся. Она мерзко смеялась, и паладин мог увидеть длинный, туманный язык, плотоядно скользнувший по оскаленной морде.
"Множество решило поприветствовать нового хозяина. Хозяин будет кормить нас?"
Касавир поднялся на ноги, и тут же согнулся, когда Голод с рычанием шевельнулся там, где сердце.
Потоком хлынули воспоминания - чужие, зловещие, подернутые красной дымкой. Этот поток вытеснял собственные воспоминания Касавира, проносились перед глазами, словно подхваченные ветром листья, и сводили с ума.
Когда все закончилось, Касавир увидел, что белокрылая жрица, красная волшебница и Ганн стоят рядом, молча ожидая, когда он придет в себя. За их спинами переливалась черная тварь, невидимая для остальных, но видимая для Касавира.
Они ждали. В глазах жрицы и волшебницы застыл страх, в глазах Множества - торжество.
Один Ганн смотрел с непередаваемым отвращением, и когда Касавир посмотрел на него, он сказал:
- Теперь ты - монстр.
Деревья Эшенвуда горестно вздохнули в ответ.
Касавир обернулся, чтобы посмотреть на расслабленное тело Таши Фарлонг.
"Вот, что она дала тебе. Оставь ее в лесу, пусть хищники сожрут ее. Или дай нам полакомиться ею, хозяин!"
Касавир спрятал дрожащие руки за спиной.
Он понял - он тоже не справится.
Но пути назад уже не было.