Аннотация: Сказка о том, какой мир ты выбираешь. Мир реальный, пахнущий металлом и дымом больших городов, или мир, в который уже никто не верит. Написано в подарок для Мона-Эл.
Когда-то, не очень давно, в одном мире, на одной земле, был город. Он не был похож на город в нашем понимании - скорее, это была лишь деревушка, дома в которой летом увиты побегами плюща и диких роз, а зимой засыпаны снегом по самые оконца. Но жители этого места упрямо звали свою деревушку городом, и если спросить их, почему - никто не ответит. Просто так было заведено.
Деревушка эта стояла рядом с железной дорогой. Сейчас по этой дороге уже не ходят поезда, да и деревушка эта исчезла давным-давно, но тогда поезда ходили, но редко, а посему каждое появление огромной, гудящей машины было для жителей словно приветом из другого мира. Дети бежали за поездом, глотая пыль, размахивали грязными руками и кричали, покуда поезд, эта железная машина, это чудовище, извергающее пар, не исчезала за горизонтом, оставляя после себя лишь запах горячего металла да далекие гудки, доносимые теплым ветром.
А за железной дорогой, там, где кончались поля да луга - начинался Лес. Был этот Лес большой и темный, пугающий воображение детей тенями да злыми духами, что по поверьям водились там. В Лес этот никто никогда не ходил, а за дровами мужчины города-деревни ходили только большими группами, и далеко старались не заходить. А возвращаясь домой, у горящих очагов они рассказывали, что страшный этот Лес, нехороший, и деревья там шепчутся и стонут, стоит топору вонзиться в кору.
Детям этой деревушки было строго-настрого запрещено ходить в Лес, и дети слушались. Сильна была их вера в слова взрослых, силен был и их страх перед теми ужасами, что обитали в тенях многовековых стволов елей и дубов. Недобрым казался детям Лес, и одновременно манящим. Знойным летом доносился из Леса дивный аромат невиданных цветов, распускающихся в свете луны, да пение соловьев дурманило голову. Зачарованный был этот Лес, и чарами своими манил к себе юные головы и сердца. Боялись дети - да только раз в пару лет пропадало чье-то горемычное дитя, убегало в свет луны, к Лесу, вдыхая запах цветов, навстречу пению соловья. И не возвращалось более.
Вот в этой самой деревне-городке, в домике рядом с железной дорогой, жил мальчик по имени Мин. Жил он с матерью и бабушкой, травницами и знахарками, известными на всю деревню. Лунными ночами собирали они свои лечебные травы, исцеляли недуги и болезни. Славились они как женщины мудрые и знающие, поэтому приходили к ним люди не только за лечением, но и за мудрым советом.
Мину было девять зим от роду, и рос он здоровым и беспечным, как и все дети деревни. Он играл в те же игры, что и другие, слушал те же песни, читал те же книги. И мечты у него были такие же, как и у других детей - вот бы краснобокий поезд, изрыгая пар и дым, снова проехал по железным путям, опутанным плющом и вереском, вот бы остановился да забрал его с собой, в большие города и невиданные страны, о которых Мин только в старых книгах читал.
Весела и проста была жизнь Мина. Утром он с матерью собирал травы в полях, выбирая пальцами нужные стебельки и листочки, мокрые от росы. После он лез на крышу, раскладывал собранные травы на соломе, сушиться на теплом солнышке, и часто задремывал там, убаюканный пряным запахом и теплом. А потом убегал к узкой речушке, держа руку девочки по имени Натх, что была младше него не две зимы. Возвращался Мин под вечер, когда бабушка ставила на огонь котелок с травяным чаем, что пила на ночь, и рассказывала сказки.
- Слушай меня, Мин, и всегда помни, - говорила она, когда Мин садился на стул, зачарованно глядя на ее сморщенное лицо и ясные глаза. - Знаешь ты, что Лес за полями - колдовской, да знаешь ты, что ушедший туда один не возвращается. Каждое лето при полной луне цветут в этом Лесу особые цветы, да пение доносится оттуда манящее. Тянуть тебя туда будет, неудержимо манить песня и дивный аромат цветов. Помни, мальчик - не ходи туда, как бы сердце не велело обратного. Девять зим тебе уже, Мин, детство твое скоро закончится, а взрослых лес не зовет.
- А почему Лес зовет лишь детей, бабушка? - спросил Мин, опуская голову на скрещенные руки.
- Почем я знаю? - отмахнулась бабушка. - Знаю я лишь то, что только дети поддаются злым духам, что обитают в тенях. Ослушаешься моих слов, побежишь под луною в лес - сожрут тебя ужасные твари в тенях, одни кости останутся на земле белеть!
Мин кивнул, пугливая дрожь пробежала по его спине. Бабушка отставила котелок в сторону и медленно кивнула, глядя на внука.
- Запомни, что я сказала тебе. Услышишь соловья пение - зажми уши да закрой глаза, и морок спадет. И ничего дурного с тобой не случится.
Бабушка поцеловала мальчика в глаза, улыбнулась тревожной улыбкой.
- Иди спать, мой мальчик, да пусть уберегут тебя добрые духи от злых голосов.
Мин пробрался в свою комнату, лег на соломенный тюфяк возле открытого окна, закрыл глаза, вслушиваясь в звуки ночи. Тихо было, лишь сверчки пели в зарослях диких роз под окном, да луна заливала своим бледным светом деревянные половицы. Слабый ветер, залетавший в комнату, нестерпимо сладко пах нагревшейся за день землей, травами и розами.
Мин заснул, заложив руки за голову. Однажды ему показалось, что звуки ночи изменились, и нежное пение с запада, со стороны Леса, коснулось его слуха, да тонкий, неземной запах дохнул в лицо, и соловей, злой соловей-путаник завел свою манящую песнь, но когда Мин открыл глаза, уже рассвет занимался над горизонтом.
Утром Мин снова отправился с матерью за травами, щурясь на ярко-красное солнце и убирая с мокрого лба спутанные светлые пряди. Обратно в деревню Мин шел, подпрыгивая и улыбаясь. Пение Леса коснулось сегодня его слуха, но не поманило за собой. И сегодня он пойдет с Натх к реке, а потом снова домой - слушать сказки своей мудрой бабушки-знахарки.
У калитки их дома мать оступилась, схватившись рукою за сердце. Мин осторожно выглянул из-за ее спины, взглянул на порог. Там стояла бабушка и обнимала безутешно рыдающую черноволосую женщину - матушку Натх.
- Убежала ночью она на зов Леса, - рыдая, кричала она. - Мы с мужем моим бежали за ней, поймать пытались, но только она на границу Леса забежала, так деревья сомкнулись за ее спиной, и как мы ни пытались, не смогли войти.
Мин почувствовал, как радость и счастье покинули его сердце, оставляя внутри лишь холод и страх. Он задрожал всем телом, прижав пальцы к дрожащим губам, и заплакал.
В этот вечер по всей деревне загорелись костры. Старухи завывали старые песни, по поверьям, способные рассеять чары Леса. Старухи пели эти песни каждый раз, когда пропадал ребенок, да вот только дети не возвращались, и Лес не отпускал их.
Пение старух, тягучее и рваное, доносилось до дома Мина, залетало в открытое окно. Мальчик сидел на полу, склонив голову, и слезы лились из его глаз. Сердце болело, глаза щипало.
Ему было страшно. Он думал о Натх, о маленькой девочке, что убежала в Лес. Что с нею сталось? Сожрали ли ее тени, как бабушка рассказывала? Белеют ли ее косточки под темнотой древесных ветвей?
Мин не мог поверить в это. Не поверил он, когда бабушка пришла к нему и погладила по голове, сказав, что ничего уж сделать нельзя.
Сердце ребенка никогда не верит в смерть. Сердце ребенка верит в чудо.
Мин перестал плакать, когда догорели костры, взошла полная луна, а с запада снова донеслось пение соловья. Мин поднялся на ноги, упрямо выпятив подбородок, вслушался в соловьиное пение, доносившееся оттуда, где шумел кронами Лес. Мальчик кивнул, точно отвечая на немой вопрос, прокрался в комнату матери, поцеловал ее в теплый висок и светлые волосы, погладил по седой голове бабушку, с трудом подавив рыдание.
- Натх жива, - шепотом сказал себе мальчик, спускаясь по шаткой лесенке и выбегая на улицу, мчась по склону, по лунной тропе. - Она жива, и я ее найду.
Холодные травы щекотали босые ноги мальчика, ветер овевал разгоряченное лицо, а песня Леса - да, это была песня, чудесная, неземная песня - стала громче, и от нее сердце неровно забилось в груди.
На опушке Леса Мин остановился, упираясь руками о колени и переводя дух. Сладостный запах Леса звучал в ушах, отдавался эхом в глубине всего тела, заставляя его трепетать. Луна серебрила дрожащие ветви деревьев, и узкую тропинку, уходящую в темноту.
Мин выпрямился.
- Я не боюсь! - громко сказал он. - Я пришел за подругой, и я вернусь. Мне не страшно! Ты слышишь?
Звук его голоса замер в темноте, деревья послушно зашептались в ответ, покачивая кронами, точно кивали ему, мальчику девяти зим от роду, явившемуся на зов за девочкой по имени Натх.
Мин ступил на тропу, усыпанную мягкой листвой и еловыми иглами, и сияющая огоньками деревня, поля и железная дорога - все это исчезло, едва ноги мальчика пересекли черту.
Мин медленно зашагал вперед, провожаемый тонким пением и перешептыванием. Трава пружинила под ногами, древесные ветви нежно касались лица мальчика, а стволы словно расступались освобождая ребенку путь. В небе сияли огромные, точно яблоки, звезды - таких крупных Мин не видел никогда. Казалось, что само небо приблизилось, касаясь собою верхушек необхватных деревьев.
Мин вдруг понял, что ему не страшно. Руки и ноги перестали дрожать, дыхание выровнялось. Он осознал, что ему нечего бояться. Лес, казавшийся доселе таким зловещим, оказался светлым, наполненным печальными, нежными голосами невидимых существ.
На плечо Мина сел соловей - крохотный, теплый комочек перьев - сжал рубашку мальчика тоненькими коготками, нетерпеливо взмахнул крылышками, словно поторапливая - вперед, вперед! Мин ускорил шаг, поспешил по тропинке, навстречу музыке и голосам, что звали его из чащи.
В просвете между деревьями показался огромный костер - искры его взлетали к черным небесам, вереск и веточки трещали, а языки пламени точно танцевали под ритм чужой, незнакомой, но очень грустной мелодии, от которой Мину вдруг захотелось рыдать. Мин зажмурился, сдерживая слезы, а когда открыл глаза, он увидел, что вокруг костра сидят дети. Они сидели, взявшись за руки, и улыбнулись, увидев Мина. Среди детей была и Натх, и мальчик, убежавший год назад, и две девочки-близняшки, и еще много незнакомых Мину девочек и мальчиков, которые, возможно, убежали за много зим до рождения самого Мина.
А рядом с ними, вокруг костра и вокруг детей, танцевали деревья и прекрасные полупрозрачные женщины в длинных зеленых одеяниях, танцевали под музыку луны, звезд, ветра да собственные голоса. И танцующие деревья, и необыкновенной красоты женщины - они сияли изнутри, словно сама луна пылала в их груди, и лучи ее пробивались наружу, сквозь кожу и кору, рассеивая мрак.
Мин сел на траву, обняв за плечи Натх. Она смеялась и хлопала в ладоши, глаза ее блестели от счастья. Мину и самому хотелось смеяться и хлопать, уж настолько были красивы танцы невиданных существ, о которых ни в одной сказке не было написано. Вот они какие - жители Леса, совсем не злые духи, а удивительные создания, поющие свои песни при луне и зовущие детей разделить с ними вместе и радость, и светлую печаль.
- Ты пришел к нам, - пропело дерево-дуб, огромное, самое высокое дерево, которое только может расти на земле, питаясь почвой и водой. - Ты пришел за другом, по лунной тропе, и мы рады тебе, маленький путник. Мы звали тебя, как звали и других, и ты пришел.
- Почему вы зовете нас к себе? - спросил Мин. - Бабушка говорит, что вы детей вы зовете для того, чтобы съесть их, и оставляете белеть их кости на земле. Но я не вижу костей.
- Мы не едим детей, мой маленький друг, и не оставляем ничьи кости белеть на земле. Мы просто танцуем при луне, творим то колдовство, которое еще можем творить, и мы хотим лишь одного - чтобы в нас верили. Ваши отцы приходят к нам, рубят моих братьев и моих сестер, потому что боятся нас, но не понимают, что рубят не деревья вовсе - а собственные мечты, собственную веру в чудеса.
Мин поднял взгляд, встретился глазами с деревом. Очень странно был видеть на сморщенной древесной коре глаза - огромные, влажные, темно-каштановые, удивительно глубокие и добрые.
- Почему только дети слышат ваши песни?
- Наши песни слышат все - и дети, и взрослые. Но взрослые отказываются от наших песен и наших голосов, забывают их... и в конце концов, перестают слышать. Они остаются жить в своем мире. А дети же - часть и нашего мира тоже, потому что они слышат нас - не разумом, а сердцем.
- А почему те, кто сюда уходят, не возвращаются домой?
- Они не хотят возвращаться. Вот уже столько лет к нам приходят слышащие и чувствующие, и остаются с нами, потому что понимают - они больше не смогут жить на той стороне границы. Они верят в нас, мой маленький друг. Они - часть нас, а мы - часть их самих.
Мин поджал губы.
- А что это за место?
Дерево взмахнуло ветвями, выпрямляясь.
- Это Старый мир, мой мальчик. Мир, где сохранилось волшебство и чудо, где грезы и мечты видят и слышат. Мир без поездов и пыли, без железных дорог и оружия, без смерти и болезней. Мир, которого больше нет в сердцах людей... но который все еще теплится в детских сердцах. Теплится слабо, и когда огонек веры погаснет - наш мир исчезнет.
- Почему?
- Потому что без веры мы ничто.
- Но все попавшие сюда могут вернуться, правда?
- Разумеется. Вопрос только в том, хотят ли они возвращаться. Чего хочешь ты, Мин?
Мин прижал Натх покрепче к себе, закрыл глаза. На той стороне Леса, быть может, мать и бабушка уже заметили, что Мин пропал, и громко плачут, созывая соседей. Матушке больше не с кем будет собирать травы по утрам, а бабушке - варить ароматный сливовый чай и рассказывать сказки. А через год еще несколько детей убегут навстречу своей вере в чудеса, в которые больше никто не верит, а еще когда-нибудь их деревушка-городок исчезнет, потому что в ней не останется никого.
- Что ты выбираешь, мой маленький друг? - спросило дерево мягко. - Я вижу в твоих глазах решимость. Ты принял решение, мальчик.
Мин поднялся на ноги, потянув за собой Натх. Слезы заблестели на его щеках, а девочка горько заплакала, уткнувшись лицом в плечо друга.
- Мы должны уйти, - хрипло сказал Мин, глотая слезы. - У меня дома мама, она без меня никак, и бабушка тоже. И у Натх - тоже мама. Ей без нее плохо.
Дерево кивнуло - медленно и печально.
- Да будет так, храбрый мальчик. Но прежде чем ты уйдешь, позволь мне сказать тебе последнее. Когда ты поймешь, что время твое пришло, не забывай про это место, и всегда помни - мы всегда будем тебя ждать. Тебя и всех, кто найдет в своем сердце веру.
Мин пообещал.
Они вышли из Леса с первыми лучами рассвета, и едва деревья сомкнулись за их спинами, сладостная песня, провожавшая их всю дорогу, оборвалась навсегда. Натх плакала, и не успокоилась даже тогда, когда мать прижала ее к сердцу и осыпала поцелуями холодное личико. Мин чувствовал, что его мать и бабушка тоже обнимают его, но на сердце его не было сладостной правоты возвращения.
Песнь Леса больше не звала его.
Когда Мину исполнилось семнадцать зим, по железной дороге, заросшей плющом и вереском, промчался краснобокий поезд. Он остановился на несколько часов, извергая дым, а когда он снова тронулся, Мин поехал вместе с ним вперед. Поезд, греза его детства, привез его в огромный, пыльный город, в котором люди были похожи друг на друга и одинаково безлики, а воздух был отравлен гарью.
Мин прожил в городе до глубокой старости. Он стал большим ученым, женился и похоронил жену, воспитал дочь и потерял на войне сына. Когда он почувствовал, что старость и смерть подкрадываются к нему, он снова сел на поезд, который довез его до старой деревушки-городка, и оставил его стоять на полянке, с потертым чемоданчиком в руке и шляпой на голове.
От деревушки-городка мало что осталось. В ней уже давно никто не жил, окна в домах закрыли побеги роз и диких трав.
Мин захромал вниз по склону, расстегивая пуговицы на пиджаке и ослабляя узел галстука на морщинистой шее. Солнце закатывалось на западе, на небе высыпали первые звезды, и в Лесу снова затянули свои трели соловьи. Воздух благоухал нежным запахом невиданных цветов, что расцветают только при полной луне.
А Лес впереди, словно встрепенувшись от долгого сна, зашелестел ветвями, приветствуя старика.
На опушке Леса Мин отбросил в сторону свою палку-клюку, вдруг перестав нуждаться в ней и ощутив, как боль покидает кости. Следом отправился теплый пиджак, и галстук, начищенные ботинки, и потертый старый чемоданчик. Глубоко вздохнув, Мин улыбнулся, и шагнул вперед. Лес расступился перед ним, как раньше, и тропа снова изогнулась под ногами своего путника.
Маленькая пташка-соловей вывела Мина на старую поляну, где танцующие деревья на мгновение остановили свой ход, чтобы мягко и тепло встретить старика, который всю свою жизнь продолжал верить в чудо. Боль и старость отступили от Мина, прошла тоска по умершему сыну и жене. Все было хорошо.
Больше Мин не возвращался.