Выбранная нами ночь оказалась первой по-настоящему весенней ночью в этом году. Мартовские ветра быстро гнали по небу рваные тучи, и было слышно, как в лесу деревья с глухим шумом стряхивают с себя сырые снежные шапки. Воздух пах талой водой и просыпающейся землёй.
Ночью всё по-другому, ночь выделяет, делает выпуклым то, чего не заметно днём. И я увидела уже наступившую весну, только под покровом темноты, когда мы с Яринкой бесшумно выскользнули на крыльцо, благополучно миновав коридор и лестницу спящего корпуса. Шальной, живой порыв ветра хлестнул в лицо, и я захлебнулась им, закашлялась от неожиданности. После сухого спёртого воздуха дортуара этот весенний поцелуй оказался почти болезненным.
Радостно охнула Яринка, вцепилась в сползающий с головы капор, но ветер уже перебирал её пряди, и она тихонько засмеялась.
- Как здесь... каждую ночь бы гуляла!
Я задрала голову, посмотрев наверх, туда, где на четвёртом этаже спали наши одногруппницы и воспитательница. На этот раз мы спускались поодиночке, боялись, что после произошедшего с сестрой Нюры и её мальчиком, воспитатели удвоят бдительность. Но всё было тихо. Тем не менее, расслабляться не хотелось, было бы обидно провалить всю затею из-за банальной неосторожности.
- Как думаешь, - спросила я Яринку, которая с наслаждением, словно изысканный напиток, смаковала пьяный ночной воздух, - они все муляжи камер заменили на настоящие?
Она качнула головой.
- Все и раньше думали, что они настоящие, и знали про слепые зоны. Так сейчас и пойдём. Авось прокатит.
Я мысленно согласилась. Всё равно отступать уже поздно, да и не хочется. Поймают, так поймают, не убьют же.
- Странно, что корпуса на ночь не стали запирать..
Яринка хмыкнула.
- А смысл? Можно вылезти в окно на первом этаже. И вообще... мы думаем, что они теперь начнут нас пасти, а они думают, что мы так подумаем, и побоимся нарушать правила. Да сейчас лучший момент! Ну что, пошли?
Я зыркнула по сторонам. Тихо. Темно. Охранники сделали обход десять минут назад. Время третий час ночи. Пора.
Пригнувшись, мы двинулись вдоль стены, пока под прикрытием высаженных на газонах кустов акации. Но стена кончилась, и дальше до церкви нас ждало открытое пространство с редкими островками теней от подстриженных деревьев вдоль дорожек. Мы рассчитали траекторию передвижения с минимальным риском попасть под всевидящее око системы видеонаблюдения, и траектория получилась весьма извилистой, умножала то время, когда мы будем как на ладони у любого, кто вздумает вдруг выглянуть в окно.
- По одной или вместе? - спросила я, учащённо дыша и заранее напружинивая ноги.
- Давай вместе, - махнула рукой Яринка, - друг за дружкой.
И мы рванули по дорожке. От дерева к дереву, от скамейки к скамейке, замереть пригнувшись, прижаться к стволу, пытаясь слиться с ним, перелезть через сугроб, снова побежать... И церковь надвигалась на нас тёмной громадой, протягивала навстречу руки-тени.
По широкой дуге обогнув крыльцо, на которое был нацелен глаз, несомненно, одной из рабочих камер, мы шмыгнули к левой стене, к ряду окон, третье из которых было открыто мною этим вечером. Не теряя времени - в любой момент кому-нибудь страдающему бессонницей, может прийти в голову мысль посмотреть на улицу - я толкнула рукой раму, и она послушно подалась внутрь.
- Есть! - обрадовано шепнула сзади Яринка, как будто всё это время сомневалась в том, что окно и впрямь окажется не запертым.
Я толкнула себя вверх, подтянулась на руках, заскребла по стене коленками, и перевалилась по ту сторону подоконника, в темноту, в тишину, в запах ладана. И почти сразу рядом оказалась Яринка, спрыгнула на пол, торопливо закрыла окно и приникла к нему. Настал час истины. Если нас кто-то видел, то очень скоро сюда пожалует охрана.
Но шли минуты, мы опасливо сопели, вглядываясь в ночь за стеклом, но там по-прежнему было тихо и безлюдно, лишь качались деревья под натиском мартовского ветра.
- Кажется, пронесло, - наконец сказала Яринка, и шумно выдохнула.
В последний раз убедившись, что никто не спешит сюда по дорожкам, я тоже оторвалась от окна. И повернулась к темноте церкви.
Ночь и здесь изменила всё. Церковь, такая привычная и даже уютная днём, сейчас казалось величественной и таинственной. Потолок ушёл в высоту, там, под самым куполом мерцал слабый свет, я не сразу поняла, что это отблески фонарей, падающие с улицы сквозь мозаичные витражи. Этот же свет отражался от металлических рам, висящих по стенам икон, от подсвечников, он лежал на полу вытянутыми разноцветными пятнами и карабкался по стенам, разбавляя тьму, делая её красивой.
Когда мы собирались сюда, меня немного беспокоила мысль о темноте, которая должна царить в церкви ночью. Ни фонариков, ни зажигалок у нас не было. Зато сейчас я вздохнула с облегчением - идти на ощупь нам точно не грозило.
Взяв Яринку за руку, я медленно пошла вдоль стены, почему-то опасаясь выходить на середину помещения. Деревянные половицы тихо поскрипывали под ногами, чего я никогда не замечала днём, иконы глядели со стен почти живыми глазами.
- Как думаешь, - прошептала идущая за мной след в след Яринка, - Если бог есть, он рассердится на нас, за то, что мы сюда вот так залезли?
Я оглянулась и увидела, что подруга тоже смотрит на нарисованных святых, которые сейчас в темноте совсем не казались нарисованными.
- Да ну, делать ему больше нечего, - ответила я, впрочем, не совсем уверенно, - Разве кому-то стало хуже от того, что мы сюда залезли? Никто и не узнает... надеюсь.
Мы поравнялись с большим - в натуральный рост распятым на кресте Иисусом, и я невольно задержалась, глядя вверх, на искажённое страданием лицо. Лицо, на которое падал свет фонарей с улицы, казалось живым, даже сомкнутые веки слегка подрагивали. Чтобы прогнать наваждение я крепко зажмурилась, и, помотав головой, посмотрела снова, но Иисус не пожелал превращаться обратно в привычную раскрашенную деревяшку. Более того, на этот раз я ясно увидела, как вздымается в тяжёлом дыхании обнажённая грудь.
- Это ветер, - торопливо сказала Яринка, руку, которой я слишком сильно сжала, - Ветер на улице качает деревья, вот и кажется, что он шевелится.
С трудом оторвав взгляд от распятия, я повернулась к подруге. Она тоже посмотрела на меня огромными перепуганными глазами, и повторила.
- Ветер. Видишь, тени от веток везде качаются? Вот и мерещится всякое...
С трудом кивнув, я повлекла её дальше, торопясь оставить позади вечно страдающего Иисуса. Никогда не понимала, почему человек под пыткой стал символом христианства? Почему нельзя было изобразить сына божьего живым и здоровым, с улыбкой на губах? Ведь он воскрес, стало быть, вся эта история обрела счастливый конец, так зачем верующие должны всю жизнь наблюдать агонию своего Спасителя? Не знаю, как им, а мне бы это не прибавило ни духовности, ни оптимизма.
Обогнув церковь вдоль стены, и стараясь больше не обращать внимания на окружающее, мы, наконец, приблизились к цели - винтовой лестнице наверх, по которой никогда не поднималась ни одна из нас. И вот там, наверху, было по-настоящему темно.
- Высоко? - безнадёжно спросила Яринка, и я не стала отвечать, потому что мы обе прекрасно понимали - высоко. Колокольня нашей церкви возносилась выше крыш четырёхэтажных корпусов, выше любого здания на территории приюта. И лезть на эту высоту, на ощупь, в кромешной тьме, совсем не хотелось.
Как не хотелось и отступать. Разве за этим мы крались сюда, рискуя быть наказанными так сурово, как не наказывали ещё никого в группе? Разве за этим всю зиму и половину осени не знали свободы, к которой уже почти привыкли за лето, скрашенное лесными прогулками?
- Там должны быть окна, - сказала Яринка, заглядывая наверх, в темноту, - С улицы же видно, помнишь? Маленькие такие.
Я помнила, Действительно, пусть маленькие, но они были, карабкались по стене до самого верха, до колоколов.
- Да и на втором этаже наверно тоже светло, - продолжала утешать не то меня, не то себя Яринка.
Я покачала головой.
- Лестница на второй этаж не здесь. Здесь только на колокольню.
- Да и какая разница? - вдруг повысила голос подруга, - Время идёт. Полезли уже.
Я кивнула, и, ухватившись за перила, начала подъём. А, уже оставив позади с десяток ступенек, вдруг вспомнила, что в нашей комнатке за клиросом, должны лежать спички, которые брал батюшка Афанасий, когда нужно было зажигать свечи перед службой. Так что мы бы тоже вполне могли сейчас зажечь одну свечу и ею освещать себе путь. Но я не стала озвучивать свою запоздалую мысль, не хотелось возвращаться, да и подъём не оказался трудным. Ноги быстро привыкли к высоте и ширине ступеней, рука скользила по перилам, не давая сбиться с пути, а маленькие окна, встречающиеся на каждом новом витке лестницы, давали достаточно света, чтобы тьма не была кромешной.
Яринка тоже приободрилась и бодро топала за мной, успевая выглядывать в каждое попадающееся на пути окно. И восклицания, которые она издавала при этом, становились тем эмоциональнее, чем выше мы поднимались.
- Ух, красота, как далеко видно! - шептала она за моей спиной, приникнув к последнему окну, но я не присоединилась к ней, я хотела увидеть всю панораму уже с площадки, не через маленькое окошко, не сквозь стекло, а всё и сразу. И когда мои ладони упёрлись в тяжёлую деревянную дверь, я лихорадочно зашарила по ней, пока не наткнулась на массивный засов. Ухватилась за него, потянула...
Засов, видимо хорошо смазанный, поддался на удивление легко, а в следующую секунду меня чуть не смело вниз по лестнице распахнувшейся внутрь дверью и ворвавшимся в неё порывом шального ветра. Я успела схватиться за перила, и только благодаря этому удержалась на ногах, а в следующую секунду меня схватила за плечи подоспевшая Яринка.
Я хотела ответить, но закашлялась, захлебнувшись потоком холодного воздуха. Ведь знала, из тех же книжек, что на высоте должно быть ветрено, но ничего подобного не ожидала. Пожалуй, самая высокая открытая точка, на которой мне довелось побывать до сегодняшней ночи - это развесистая старая сосна на берегу речушки, недалеко от Маслят, на которую мы - дети, регулярно залезали. Но там не было такого простора, и тайга стояла стеной со всех сторон, препятствуя ветрам.
А здесь и сейчас, за распахнувшимися дверями зияла чёрная пустота.
Яринка опередила меня, выскочив на колокольную площадку первой, и застыла, торжественно вскинув руки. Ветер трепал её локоны, которые она, пользуясь ночью и свободой, не стала заплетать в косу.
Ступая осторожно, словно канатоходец, я прошла через дверной проём и замерла, стараясь привыкнуть к наполненной ветром высоте. Колокольная площадка имела форму полукруга. Три арки с висящими в них колоколами разных размеров, подпирали купол, который её венчал. И места здесь вполне хватало для нас двоих.
Яринка встала в средней арке, держась поднятыми руками за края самого большого колокола. Под порывами ветра он покачивался, и тонкая Яринкина фигурка качалась вместе с ним. Я понимала, что просить её отойти подальше от края бесполезно, поэтому сама подошла и встала рядом, вцепившись руками в опору арки.
Отсюда, сверху, приют больше не выглядел просторным, здания казались ближе друг к другу, дорожки - уже, фонарные столбы - ниже, и только лес вокруг остался прежним - высокой тёмной стеной корабельных сосен за забором.
Яринке надоело качаться вместе с колоколом, она уселась на деревянный настил площадки, и я торопливо последовала её примеру - сидеть было не так страшно, как стоять. Несколько минут мы молчали, наслаждаясь панорамой и значимостью момента. Всё-таки мы это сделали! Поднялись над всеми, обрели свободу на высоте, доказали себе, что бывают вещи важнее и нужнее навязанных чужих правил.
- Хорошо, - наконец с чувством сказала Яринка, - Прямо бы жила здесь.
Я согласно кивнула, довольно подумав, как удивится Дэн, когда мы приведём его сюда, он-то думает, что весь наш план ограничивается тайной встречей в ночной церкви. Кстати, о Дэне...
- Сколько уже времени? - растерянно спросила я Яринку, только сейчас сообразив, что ответа на этот вопрос нам не получить. Наручных часов мы никогда не имели, и обычно узнавали время из планшетов, или по большим настенным часам, в изобилии развешанным по корпусу и школе. Сейчас не было ни того, ни другого.
Яринка растерянно хлопнула губами, уставилась на меня. Н-да, ситуация. В записке переданной Дэну, мы сообщили, что ждём его в три часа ночи под окнами церкви, слева от крыльца. Дортуар был нами покинут в третьем часу, сколько же времени прошло с той минуты? Как скоро Дэн появится внизу? И что нам делать, если появится уже сейчас? Кричать нельзя, а сам он вряд ли додумается посмотреть вверх, на колокольню.
- Чёрт, - отталкиваясь пятками, я отползла подальше от края, и только тогда вскочила на ноги, - Ярин, я вниз, буду ждать Дэна. А ты смотри здесь, и как только увидишь его, крикни мне с лестницы, чтобы я открыла окно.
- Ты думаешь, он придёт? - спросила подруга, глядя на меня снизу вверх.
Я не думала, но очень надеялась. Записка из тайника исчезла, Дэн выполнил обещание - забрал её в тот же вечер, он знает, что мы его ждём, и наверняка захочет прийти. Хотя бы для того, чтобы я больше не кидалась на него в коридорах. И потом - он такой же, как мы, он не упустит подобное приключение.
- Думаю, да, - твёрдо ответила я, поворачиваясь к тёмному дверному проёму. Неприятно кольнула мысль о том, что скоро я окажусь одна внизу, наедине с ожившими иконами и страдающим на кресте Иисусом. Я прогнала её усилием воли, и крепко взявшись за перила, начала спуск.
Боялась я напрасно - мне не пришлось вздрагивать от таинственных шорохов пустой церкви и избегать взглядов святых, укоризненно смотрящих со стен. Не успела я отойти от лестницы, как сверху раздался сдавленный голос Яринки:
- Дайка, он идёт! Дэн идёт сюда!
Сразу забыв про все страхи, я рысью метнулась к окну. Открыла его и высунулась наружу, завертев головой.
Дэн приближался нашим же маршрутом. От стены девчачьего корпуса и перебежками по открытому пространству до церкви. Я отчаянно замахала ему рукой, не смея подать голос. Ни на секунду не останавливаясь, Дэн оставил позади разделяющее нас пространство, и гибко забросил себя на подоконник - я едва успела отскочить. Совсем как мы, он сразу захлопнул окно и приник к нему, проверяя, не был ли кем-то замечен. Я подождала пока не станет ясно, что тревога не поднята, и только потом робко сказала:
- Я очень рада, что ты смог прийти.
Дэн повернулся и принялся внимательно разглядывать меня, пока я в смущении не потупилась. Потом спросил:
- Ты совсем рехнулась?
- А?
- Бэ! Сначала налетаешь на меня в школе, теперь забираешься посреди ночи в церковь, да ещё сразу после... после этого случая с самоубийством! Ты хоть понимаешь, что будет, если нас тут поймают?
- Не поймают! - я тоже начала заводиться, - Если бы ты написал нам хоть одну записку, я бы не стала ни налетать на тебя, ни лезть сюда. Ты почему столько времени не отвечал?
Дэн раздражённо выдохнул, зачем-то оттащил меня на середину церкви, взяв за локоть, и там, наклонившись, прошипел:
- Обстоятельства изменились, я же говорил. Потом ещё эти двое с крыши сиганули. Я думал, у тебя хватит мозгов понять, что сейчас лучше сидеть как мыши и не высовываться!
- Если ты хотел, чтобы мы сидели как мыши, - тоже зашипела я, - Тебе нужно было нам это в записке написать! И про обстоятельства тоже! А не молчать всё это время!
Дэн помотал головой, но так и не нашёлся что сказать. Я тоже молчала, ожидая хоть каких-то объяснений. Секунды текли в тишине, только иконы строго смотрели на нас со стен, да вздыхал снаружи ветер. А потом Яринка маявшаяся в неизвестности, подала сверху голос:
- Дайка! Дайк! Ну что там? Он пришёл?
Дэн вздрогнул, начал оглядываться.
- Это Ярина, - поспешила я успокоить его, - Мы поднялись с ней наверх, на колокольную площадку.
- Да вашу... да вы совсем! - Дэн попытался взъерошить на голове то, что осталось от его волос после армейской стрижки, - Вас же могут увидеть снизу!
- Нет, не могут, - я взяла его пальцами за рукав, пытаясь увлечь за собой, - Мы не подходим к краю. Пошли, сам увидишь.
- Подожди, - Дэн не двинулся с места, - Я всё скажу тебе здесь, а ты уже потом передашь Яринке.
- Скажешь что? - насторожилась я - его тон мне совсем не понравился.
Дэн сунул руки в карманы брюк, вздохнул, и, глядя в сторону, сухо произнёс:
- Нам не надо больше общаться, Дайка. Плохая это была идея.
Я уронила руки вдоль тела. Ну, зачем, зачем мне понадобилась эта "случайная" встреча в школьном коридоре, эта вылазка, этот разговор? Неужели в глубине души я не понимала, что именно так всё и будет? Неужели не лучше было бы ничего не знать продолжать надеяться до тех пор, пока надежда не растает сама, не превратиться в воспоминание?
Дэн ждал моей реакции на свои слова, и, не дождавшись, заговорил сам, быстро и виновато:
- Прости, что втянул тебя во всё это. Я сам не понимал, что делаю, я не думал, что это так серьёзно, что последствия могут быть ужасными. Вы с Яриной ещё дети и вам не нужно ввязываться в ... - он резко замолчал.
- Во что? - прошептала я. Прокашлялась и повторила громче, - Во что ввязываться?
- Уже не важно, - Дэн потёр ладонями лицо, - Просто забудь обо всём, что я тебе говорил. Прости меня.
И резко развернувшись, он зашагал к окну. Я наблюдала за ним как во сне, не в силах сдвинутся с места, не в силах окликнуть своего потерянного друга. Свистел за стенами ветер, качались вокруг тени ветвей, Иисус продолжал бесконечно страдать на кресте, и я страдала вместе с ним, и так же была не в силах что-либо изменить.
Дэн открыл окно, и порыв свежего воздуха пронёсся по церкви, хлестнув меня по лицу, откинув назад волосы. Он, этот воздух был наполнен запахом хвои и сосновой коры, запахом талых вод, он был по-настоящему живой, и он перебил, вытеснил застоявшийся запах ладана и старых церковных половиц.
Я сорвалась с места, подбежала к окну, и оттолкнула Дэна в сторону с такой силой, что он едва устоял на ногах.
- Дайка?!
Запрыгнув на подоконник, я села, свесив одну ногу наружу, одну оставив внутри. И отчеканила, глядя в растерянное лицо Дэна.
- Если ты сейчас попробуешь уйти, я заору на весь приют.
Настала его очередь бессильно ронять руки.
- Дайка, ну зачем это?
- Затем! - мой голос звенел от подступающих слёз, - Затем, что я имею право знать, почему ты больше не хочешь меня видеть!
- Я хочу! Хотел бы... но нельзя, понимаешь? Вы с Яриной ещё дети...
- Мы не дети! - перебила я, - Мы - девушки, невесты! И у нас уже есть женихи-старпёры, с которыми мы связались только потому, что ты сказал это сделать!
- Мне очень жаль...
- А мне нет! С тех пор как мы познакомились, я снова стала чему-то радоваться! Начала думать, что ещё всё будет хорошо, а до этого... до этого...
Я никогда не умела хорошо выражать свои мысли, не была такой острой на язык, как Яринка, или такой спокойно-рассудительной, как Зина. Но если бы я могла, то сейчас бы сказала, что только с появлением в моей жизни Дэна, снова стала собой. Именно тогда после долгого сна, больше похожего на кому, проснулась Дайка, почти вытесненная на тот момент послушной и безразличной ко всему Дашей. Я бы сказала, что его слова про то, что мы с ним другие, вдохнули в меня желание и жить по-другому. Что его рассказы, его книги, его стремление не дать сделать из меня здесь очередную безропотную марионетку, были той самой соломинкой, которая удержала меня на плаву, когда я уже готова была пойти на дно. И что если этой соломинки не станет, я может, уже не утону, но и никогда не вернусь на берег.
Ничего этого я не сказала, не нашла нужных слов, а которые нашла, не сумела собрать в предложения. И поэтому просто расплакалась, уткнувшись лбом в оконный косяк.
- Дайка, - рука Дэна легла мне на плечо, но я сбросила её, - Дайка, не реви. Ну, послушай меня...
Я не хотела слушать. Сейчас я хотела только одного - вернуть ему боль, которую он мне причинил, хоть как-то отомстить за разрушенные надежды.
- Ты не имел права! - я подняла мокрое лицо, - Ты не должен был мне ничего рассказывать, книги давать, в лес приходить! Наигрался, да? Интересно было дикарку вблизи разглядеть?!
Дэн кусал губу, не глядя на меня. Я понимала, что мои слова попали в цель, и радовалась этому. Держи ещё!
- Зачем ты вообще тогда хотел, чтобы мы виделись? Ведь это ты предложил! А если бы нас поймали с твоими книгами или записками? Не думал об этом?!
Дэн рывком приблизился ко мне вплотную. На миг я испугалась, подумав, что сейчас он просто отшвырнёт меня в сторону и выпрыгнет в окно, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни. Но вместо этого он вдруг схватил меня за плечи и почти закричал:
- Об этом я и думаю! Этого и боюсь! Вы не знаете, во что можете влипнуть, и я раньше не совсем понимал, поэтому и затеял всё это! Ну, дурак я был, дурак! Что мне сделать, чтобы это исправить?!
Неожиданно его крик подействовал на меня отрезвляюще, словно, выпустив своё отчаяние, я передала его Дэну. И перестав плакать, я почти спокойно ответила:
- Ничего уже не сделать. Думаешь, если ты перестанешь с нами общаться, всё будет как раньше? Мы продолжим учиться, а потом пойдём замуж или работать? Вот уж нет. Мы убежим.
Дэн выпустил мои плечи и, снова уронив руки, с длинным вздохом поднял глаза к потолку. Я понимала, что мои слова прозвучали глупо и по-детски, поэтому поспешила уточнить:
- Да не сейчас, конечно. Дождёмся как-нибудь шестнадцати - восемнадцати лет. А потом убежим.
- Куда? - в голосе Дэна звучала даже не ирония, а жалость, - На Запад?
Я фыркнула. Он совсем меня за дуру держит?
- На Запад без помощи других... ну других, ты понимаешь - нам не попасть. Мы убежим в Сибирь, в тайгу. И будем искать такие деревни, как моя. Они есть. А ещё есть охотничьи избушки, где можно перезимовать, если поиски затянутся. Я знаю, как ставить силки на зверя и птицу, рыбачить, искать грибы и ягоды, заготавливать запасы на зиму, колоть дрова, топить печь, ходить на лыжах... И Яринку научу.
Дэн вглядывался в моё лицо, и я с удовольствием отметила, что ни жалости, ни снисхождения в его взгляде больше нет, что старший друг наконец-то воспринял мои слова всерьёз.
- Сибирь очень большая, - наконец ответил он, - Если вы не найдёте никакой деревни, что тогда?
Я слегка развела руками.
- Тогда рано или поздно мы погибнем, если это будет зима. Или выйдем в город и сдадимся в полицию. Что с нами сделают?
Дэн задумался.
- Документов не будет у вас, если вы убежите, но личность рано или поздно установят. Значит как минимум - побег из коррекционного приюта, бродяжничество, тунеядство. Значит - в тюрьму.
- Вот-вот, - мстительно подытожила я, - В лучшем случае. В худшем - в тайге даже наших косточек не найдут. И всё из-за тебя.
- А ведь это настоящий шантаж, - с угрозой в голосе заметил Дэн, но я не дрогнула.
- Вовсе нет. Я просто говорю тебе, что будет, если ты сейчас нас бросишь.
- Тогда может мне рассказать тебе, что будет, если не брошу? - предложил Дэн.
- Давай!
- А то же и будет. Или тюрьма или смертная казнь, если успеете погулять подольше и натворить побольше.
- А если мы не будем творить?
- Не получится.
Мы зашли в тупик и замолчали. Дэн выглядел раздражённым, но уйти больше не пытался, и я, расценив это как добрый знак, решила не останавливаться на достигнутом. Осторожно дотронулась до его руки и примирительным тоном спросила:
- Ну что с тобой случилось? Почему ты расхотел с нами дружить? Они запретили, да? Те, другие из города? Ты виделся с ними, и они этого не хотят?
Сказав это, я затаила дыхание. Сейчас выяснится, была ли права Яринка тем зимним вечером, когда говорила, что Дэн общается с другими за территорией приюта.
- Да нет же! Они-то как раз не против, нам нужны люди.
Ай да Яринка! Я с трудом сдержала ликующий возглас - мы не одиноки!
Дэн покусал губы, явно не зная говорить дальше или промолчать, но решил быть откровенным до конца:
- Особенно ты. Они думают, что ты могла бы... не сейчас конечно, а когда подрастёшь, помочь нам выйти на другие деревни, как ваша. Чтобы объединяться.
Я чуть не подскочила на подоконнике от радости и торопливо заверила:
- Конечно! Я смогу, я знаю, что есть другие деревни, и знаю, где надо искать.
Честно говоря, тут я лукавила. Другие деревни, конечно, были, взрослые говорили об этом, но точно не в пешей доступности от Маслят, и я понятия не имела где именно. Мы никогда мы не ходили в гости к "соседям", и никто из других деревень не приходил к нам. Как верно сказал Дэн - Сибирь большая. Конечно, круг поиска можно сузить до территорий, прилегающих к рекам и озёрам - никто не станет селиться вдали от воды, обеспечивающей утиную охоту и круглогодичный рыбный промысел. Но сколько их в Сибири - рек и озёр?
Дэн продолжал молчать, и это обнадёживало. Стараясь, чтобы мой голос не дрожал, и не звучал слишком просительно, я тихонько добавила:
- Если мы убежим одни, то я никогда не найду родителей, не смогу узнать в какой они тюрьме и когда их выпустят. Я же... в этой вашей городской жизни ничего не понимаю. Да и поймают нас быстро, если останемся в городе.
Дэн коротко вздохнул. Посмотрев на него исподлобья, я поймала полный жалости взгляд, и мысленно поздравила себя с очередным шагом к победе. Но требовать многого сейчас было бы не слишком благоразумно, и поэтому я решила пойти на компромисс.
- Давай, ты подумаешь? А пока просто продолжай переписываться с нами и давать книги, хорошо? А там... ну кто знает, что будет дальше?
Облегчение, промелькнувшее на лице Дэна, не осталось мною незамеченным, и я поспешила поставить себе ещё один плюсик.
Дэн снова мазнул ладонью по ёжику на голове, пытаясь по старой привычке взъерошить несуществующие пряди, и махнул рукой.
- Ладно. Но вы должны мне кое-что пообещать.
- Что угодно! - мысленно я запрыгала и захлопала в ладоши. А Дэн (прежний мой Дэн, сосредоточенный и серьёзный) уже перечислял, загибая пальцы.
- Во-первых - никаких больше ночных вылазок, это слишком опасно.
Я с готовностью закивала.
- Во-вторых - вы продолжаете общаться со своими старпёрами и выражаете согласие на все их предложения, свидание, венчание, что угодно.
На этот раз я помедлила, но Дэн ждал ответа, и пришлось опять кивнуть.
- И в-третьих - если вдруг я долго не отвечаю, то ни ты, ни Ярина, не бросаетесь на меня в коридорах, а ждёте столько, сколько потребуется.
Я кивнула в третий раз, и начала слезать с подоконника, рассудив, что разговор подошёл к концу, и пора освобождать выход из церкви. Наверно вид у меня был донельзя довольный, потому что Дэн усмехнулся и слегка щёлкнул меня по носу.
- Мелкая шантажистка.
Я расплылась в улыбке, уже не скрывая радости.
- Так мы ждём книги, да?
Дэн рассеянно кивнул, глядя в окно.
- Ждите. И не забывайте про осторожность. Вот ещё что... в следующей записке опишите по возможности ваших старпё... женихов, в общем.
Я уже собралась спросить, зачем Дэну это понадобилось, но вовремя спохватилась и лишь уточнила:
- Описать, как выглядят, или кто они такие?
- Всё опишите, только без имён.
Меня это несколько удивило, потому что именно Дэн считал нужным при каждой встрече напомнить о крайней осторожности, которую мы должны блюсти при нашей переписке. Никаких подробностей, никаких мест и примет, ничего такого, что могло бы косвенно указать на адресата или адресанта.
Но задавать вопросы, а тем более спорить, я не осмелилась, боясь спугнуть чуть не упущенное счастье.
Дэн шагнул к окну, опёрся ладонями о подоконник и оглянулся на меня.
- Ярине привет. Записку и книги ждите на днях. Долго тут не засиживайтесь, наверху не мельтешите. И чтобы больше по ночам на улицу носа не казали!
- Как скажешь!
Высунувшись наружу, я наблюдала, как он возвращается в корпус, перебегая от тени до тени, от дерева до дерева, гибко перебрасывает себя через скамейки и сугробы. Приют по-прежнему спал, лишь ветер качал деревья и кусты, заставляя их непрестанно кланяться.
Когда Дэн пропал из виду, я с чувством глубокого удовлетворения, закрыла окно и, рассеянно улыбаясь, побрела через церковь к лестнице, больше не обращая внимания ни на иконы, ни на Иисуса. И испуганно отпрянула, когда мне навстречу из темноты бесшумно выступила чья-то тень.
- Это я, - поспешила успокоить Яринка, и я шумно выдохнула, машинально прижимая ладонь к груди, стараясь унять затрепыхавшееся сердце.
- Предупреждай хоть. Давно спустилась?
- Давно. Сразу как крикнула тебе, что Дэн идёт.
- А чего пряталась?
- Не хотела мешать вам разговаривать. Ты же меня знаешь, я бы скандалить начала, а ты вон как хорошо всё уладила.
Хорошо? Я вспомнила, как ревела, бросаясь в Дэна обвинениями, и кажется, покраснела, благо в полутьме церкви этого не было видно. Но Яринке и не нужно было видеть меня, чтобы знать, какими сомнениями обуреваема её подруга.
- Правда хорошо, - подтвердила она, - Тем более, что сказала ты правду. И про то, что ему вообще не следовало с нами связываться, раз это так опасно, и про то, что мы в любом случае убежим отсюда.
Я кивнула. В конце концов, всё действительно улажено, разве нет? И почему бы мне в таком случае не принять похвалу как должное?
Яринка через моё плечо посмотрела в сторону окна.
- Ну что, дело сделано, пора уходить? Кажется, времени прошло уже много.
- О, чёрт, - начала я, но тут же виновато осеклась, покосившись в сторону Иисуса, - Ярин, мы же время не знаем. А вдруг охрана в обход пойдёт, и мы тут...
Судя по тому, как подруга округлила глаза, ей тоже не пришло в голову задуматься об этом раньше.
Впрочем, я уже придумала, что делать.
- Полезли опять наверх. Будем смотреть оттуда, и как только охрана пройдёт, тогда и двинем.
На этот раз подъём не показался нам долгим, мы уже освоились в тёмном и тесном пространстве винтовой лестницы, и поднимались без задержек. Не знаю, как Яринка, а я была даже довольна отсрочкой возвращения в корпус - хотелось ещё раз оказаться на ветреной высоте, окинуть приют взглядом с непривычного ракурса, почувствовать себя победительницей. Тем более, что данное Дэну обещание вряд ли позволит мне ещё когда-нибудь побывать там.
На этот раз мы поступили умнее, и не стали маячить на колокольной площадке в полный рост. Вместо этого, легли на живот, и, высунув головы за край, молча любовались ночной панорамой. Светились внизу огни фонарей, бросая неровные пятна света на подтаявший снег, качались под ветром деревья и от леса шёл ровный успокаивающий гул. Эта ночь совсем не походила на ту, августовскую, когда мы с Яринкой впервые убежали из приюта вдвоём и, взявшись за руки, лежали на прохладной траве под кронами сосен. Не было ни падающих звёзд, ни прозрачной тишины, в которой слышался шум бегущих где-то поездов, ни тёплого запаха лета, но я всё равно ощутила острое дежа-вю. Мы снова лежим рядом в темноте, мы снова боимся быть увиденными, и снова от этого только интереснее, и чувство опасности острым пёрышком щекочет душу. Пропустить охрану, рвануть до корпуса, подняться незамеченными в дортуар, и, всё - дело сделано. Можно будет потом и эту ночь вспоминать с замиранием и гордостью за собственную смелость.
Но текли минуты, а охрана с обходом не торопилась. От порывистого ветра и лежания на впитавшем зимний холод полу колокольной площадки, меня начало пробирать дрожью. Судя по тому, как рядом возилась Яринка, сжимала и разжимала пальцы, горячо дыша на них - не меня одну. Какое-то время мы мужественно терпели, втягивая головы в воротники пальто и безнадёжно высматривая хоть какое-то движение внизу, но в итоге сдались.
Я лишь кивнула. Пусть внизу обзор будет уже не тот, но так или иначе - охрана пройдёт мимо церкви. Мы на четвереньках отползли к дверям, и только там поднявшись на ноги, вошли во тьму лестничного пролёта, не забыв закрыть за собой дверь. А внизу, уже свыкнувшись с ночной церковью, и больше не замечая в ней ничего таинственного или жуткого, мы по-хозяйски расположились на подоконнике, лицом друг к другу, совсем как у себя в дортуаре. Уткнулись носами в колени, притихли, поглядывая за окно.
От испытанных переживаний и позднего часа, глаза начали закрываться сами собой. После холода наверху, уютное, пахнущее ладаном и воском тепло церкви действовало усыпляющее. Яринка заразительно зевнула, я тут же подхватила, и мы немного похихикали над этим, надеясь смехом прогнать наступающий сон. Не помогло. Я попыталась подсчитать в уме, сколько времени могло пройти с момента появления Дэна, но уставший мозг отказывался соображать. А что, если наш с ним весьма эмоциональный разговор длился дольше, чем показалось, и сейчас уже почти утро? И если мы продолжим выжидать, то скоро начнёт просыпаться персонал приюта?
Не на шутку встревожившись, я высказала свои опасения клевавшей носом, совсем осоловевшей Яринке. Она покивала.
- Я совсем засыпаю. Давай в корпус, а? А то разбудят нас здесь утром...
Кто-то может подумать, что Яринка так пошутила, но угроза была реальной. Вопреки тому, что нас уже нарекли невестами и вовсю сватали замуж, - детский организм жил по своим законам, и требовал заслуженного сна так настойчиво, что шутками здесь и не пахло. Поэтому я согласилась на риск.
Сначала мы долго всматривались в ночь, по пояс высунувшись из окна. Потом спрыгнули на землю, и присели, затаившись. Наконец, не услышав ничего подозрительного, не увидев никакого движения, кроме качающихся под напором ветра деревьев, медленно двинулись к углу церкви, к открытому пространству, отделяющему нас от корпуса.
И прямо на это пространство, из-за этого чёртова угла, нам навстречу выступили две затянутые в камуфляж мужские фигуры.