Он стоял на перроне. В лазоревом небе плыли седые облака. Воздух за холмом почернел, и вот уже показался пыхтящий паровоз, диким посвистом исторгающий из утробы клокочущие клочки пара, пачкающий бирюзу неба клубами густого черного дыма. Новый, могучий, блеском свежепокрашенных боков вызывающий восторг у мальчишек и публики. Сейчас он, гремя красными, с белым ободом, колесами, осыплет золою и гарью молоденькую, но уже увядшую листву тополей, растущих вдоль дороги. Минует будку у ограды станции, новомодно окрашенную темно-вишневой краской, с медной табличкой "Кипятокъ" над дверью. И, обдавая встречающих паром и вкусным теплым запахом скорости и мощи, остановится у низенького перрона, чтобы выплеснуть из себя строго нормированную, согласно оплаченным билетам, дозу достойных, спокойно держащихся, немного чопорных господ (1-й класс), веселую, легкомысленно шумящую публику (2-й класс), угрюмую толпу усталых людей (общий вагон).
Последние интереснее. Люди из общего вагона привезли в город немало полезного. Два крепких парня, кряхтя, краснея от натуги, тащили ящик с инструментом - рабочие депо. А вот чахлые, чахоточные будто, типографские. Канцелярская мелюзга в истрепанных кургузых пальтишках. Известный скряга, ростовщик - меняла Гавкман, прозванный нищими чинушами и студентами Кговопивцем...
Ну а окрестные крестьяне, приехавшие на ярмарку (грязеплавающих телег пока не изобрели), навезли горы снеди. Торопились выгрузиться. Пытались покинуть поезд, ничего не забыв. Слышались строгие окрики. Летали узлы, мешки, баулы. Работники аккуратно укладывали хозяйское добро вдоль насыпи. Чего здесь только нет! Даже гуси - орали, торча из корзинок. Сновали, путаясь под ногами, дети: в воздухе стоял треск подзатыльников.
Тем временем, из первого после тендера вагона, выгрузили почту - письма, газеты и, опоздавшие, как обычно, толстые журналы...
Публика же, кроме картонок, коробок, кофров и прочего хлама, привезла главный товар. Его не продают, - его дарят, взамен приобретая внимание окружающих и чувство превосходства. Это сплетни. Новости же, выкинутые из почтового вагона на траву чуть раньше, пылились тут же.
Полно новостей. Но разве это новости? Дело Дрейфуса - пожалуйте, сударь. Г-н Короленко встал на защиту уличенных в жертвоприношениях вотяков - читайте, читайте, - возмущайтесь! Случится что подобное у нас - первые побежите в суд улюлюкать. Заграница сообщает: американцы укокошили очередного президента, англичане спустили на воду очередной броненосец для Японии (обсуждается, нещадно перевирая фамилии и названия) - только первая свежесть, подробно. Чего изволите-с?
А сплетники привезли немного - щепотку. Рассказывая друг другу - увеличат во сто крат - до пуда. Будто и новости, но местного приготовления. А там другие подоспеют. И чтоб не скучно жить.
А она не приехала. Вчера вечером прислала телеграмму. Встречай, дескать, приеду утренним поездом. И не приехала.
А он так ждал. Задергал прислугу свою, Глашу, и пол был вымыт до немыслимого блеска. Игнат два раза подмел двор. Костюм с иголочки; трость (терпеть не мог) - ее подарок. Кельнская вода легла на гладко выбритые щеки и подстриженную эспаньолку полчаса назад. Но все без толку, ибо в толпе, расфуфыренной и галдящей, ее не оказалось.
Немного отдышавшись, поезд, стукнув звонко и надрывно колесами, двинулся прочь... А он ждал, пока не растаяли в ясном весеннем небе последние тучки угольного дыма.
И на унылом Савраске, ободряемом таким же унылым, рыжебородым Митюхой (как же можно не замечать этого весеннего великолепия?), поехал через весь город домой - зеленеющими аллеями бульвара, заполненного очнувшейся от спячки публикой. Мимо Присутствия, выкрашенного подобно станционным постройкам в темно-вишневый. Городской голова - "ценитель всего прекрасного", долго "не отдавал" белые колонны, надоедая всем и вся, но губернатор был неумолим. Пока они спорили (исход известен был сразу), Присутствие чем-то напоминало виденный в молодости царскосельский шедевр затейника Растрелли, где также чередуются белые колонны с лазурными - в центре, и бордовыми - по флангам, просветами. Белое, бордовое, белое. Там он познакомился с ней. Шелестели деревья старого парка, укрывая за стволами скамьи и скульптуры. В шепот листвы вплетались птичьи трели...
***
А вообще красные стены в моде. Очень практично окрашивать здания красным - не видно кое-каких пятен. Вот и Зимний тоже. Что бы это значило?
...Новости - что пули. А телеграф? И газета утром с кофейником, маслом и свежей булкой. И тоже свежая.
Но вот зачем оно им? Вся эта суета ...зачем? В нашем заштатном городишке, кому интересны все эти генералы и адмиралы, короли и президенты? Англо-буры воюют? Бедняжки буры. Гадкие сволочи англичане! А если ему плевать на дрязги колонизаторов, рабов не поделивших? Ах, вы ничего не понимаете. Вы бесчувственный болван! Вот Извековский, душка, добровольцем пошел! Вон уже извозчики балканский вопрос обсуждают. Копеечку в помощь сербско-болгарским "братушкам" несут.
Впрочем, пусть. Лишь бы водки меньше пили. Всех касается. А то ведь раньше, что ни вечер - водка, вино, карты, снова водка... Званые вечера. Светские господа. Теперь - разговоры. Конгресс в Гааге и платья на балу в день тезоименин супруги губернатора, в соседском N. И в сотнях других N, тысячи людишек будут мыть кости королям и соседям, обсуждать премьеры, которые им не суждено увидеть. Пошлые сказочки скудоумным квакшам-купчихам, заменят "полезные советы" и убогие фельетоны...
И каждый дурак рассуждение имеет. Идеалов ему подавай, да смысла жизни.
Мерзко все. И она не приехала. Может дома уж телеграмма ждет?
- Эй, поторопись, хамская морда, совсем заснул!
Надо будет к вечернему экспрессу не опоздать.
***
...Тонкий ехидный месяц висел над городом, будто предвещая недоброе. Он возвращался домой. Пешком, через весь город. По бульвару, где ветер шаловливо шелестел прочитанными газетами. Мимо Присутствия, со старичком-дворником, коротающим ночь у посапывающего самовара. Театр, "Трактиръ Чайкина", Ресторация, Дворянское собрание. Но мимо, мимо...