Чайник на газовой плитке весело булькал, гремя крышкой, а куча заварки темнела, дожидаясь своего часа в чашке - "залить закипающей, но не кипящий водой и дать настояться 3-5 минут" - привычное вечернее времяпрепровождение. Так всегда бывает около одиннадцати, в час, когда, если не пасмурно, включаются звезды. Впрочем, осенью, полной дождя, их редко можно встретить.
За окном хмуро. Неистовый, неутомимый ветер гоняет по газонам бурую листву голых, стонущих, скрипящих на все лады (в его ледяном дыхании), промокших и простуженных деревьев, утонувших в невысыхающей, густой и клейкой грязи, вечной спутнице ставропольской осени.
Почти все вечера приходится проводить дома - перед ворчащим телевизором. Слушать то, что оттуда говорят. Там собралось очень много ужасно умных, грамотнейших людей, - какой канал ни возьми - кладезь премудрости, наслаждение общением. Чувствуешь какую-то чуждость, когда "дикторша", пульсируя от восторга, пытается убедить в важности очередной ерунды; она уговаривает, уверяет, ужасает... А тем временем на экране проходят мимо великие люди, выдающиеся деятели, гении, культовые фигуры и прочая шушера, начинающая напыщенный монолог со слов: "Ну, на самом деле..." И, постепенно, я сдаюсь - великие, великие... а как же иначе? Приветливо моргнув нарисованными глазами, довольная, она исчезает. И, все-таки, так хорошо знать, что есть еще на свете люди, которые рады поделиться своим мнением, при необходимости настоять, навязать... Ведь благодаря им, жизнь кажется и понятнее, и легче, и надежнее...
И так приятно освежить усталые глаза, выйдя на балкон. Ловить щеками ледяные капли и смотреть на мокнущий город. А сегодня - еще лучше. Погода позволяет прогуляться - спасибо! Обойду разок-другой вокруг дома. А горячий чай, разливаясь внутри приятной волною, согреет. Ведь только высунешь нос на улицу, и обдает холодом, а ветер, набиваясь в уши, свистит столь злобно, словно желает, оторвав от земли, унести куда-то прочь - не иначе, в царство свистуна Борея. Но стоит ветру на мгновение остановиться, отдышаться, возникают другие звуки. И слышно в краткий миг затишья стоны стариков кленов, отягощенных скованной заморозком ночной влагой - превратившейся снаружи в ледяную корку. И скрежет палой листвы, посеребренной инеем. Но иногда, из приоткрытой ненадолго соседской форточки, или даже балконной двери, - кое-кто еще ценит свежий воздух, доносятся крики телевизоров, мерцающих чуть ли в каждом окне, - необходимое дополнение к хлебу с колбаской - веселящее и воспитывающее...
Поздняя осень - тоскливое время. Нет в ней места хороводам пьяной листвы, багряным ковром ложащейся под ноги, величию рубиновых закатов в оправе тускнеющего золота леса... И радости последнего шашлыка в году, когда красное, как лес, вино, позволяет думать, расслабившись, только о приятном. Рождает осень другие мысли - себе под стать. И на продуваемом всеми ветрами балконе, и на пронзающем сквозь тонкие подошвы холодом грязном асфальте двора; в мерцающих отсветах окон и вое взбесившихся звуков, в колючих стылой сыростью объятиях ветра... Везде, где встречаешь эту дряхлую старуху, птицей Феникс вновь и вновь восстающую в преддверии зимних метелей, сильнее ощущаешь опустошенность, чуждость... И тем острее кажется, будто все самое лучшее, самое ценное в "этом мире", все, ставшее целью всех и каждого - пустое, преходящее, никогда не принесет удовлетворения, а, значит, и покоя...
...И вот соприкоснувшись снова с грязью природы и другой, чувствуешь какую-то странную оторванность от бытовых, житейских радостей - уютного тепла квартиры, кресла, чая. От телевизора, и это особенно давит, ибо он - "наше все". Эталон суждений. Не сразу он сделался таковым. Путь был не прост. Но все позади. "Ящик" стал символом навязанных мыслей. Ведь раньше как было? Новости, пусть порой лживые, отдельно, а комментарии - отдельно. Теперь же сразу - факты и мнения о них. Непросто думать самому, отсеяв зерна истины от плевел однобоких объяснений. Впрочем, никто и не собирается. Удобно думать одинаково. Это объединяет. Избитая истина - промывка мозгов превращает людей в толпу. В толпе легче жить. Толпой проще править. Муштру и пропаганду сменили сериалы. Мыслить - не модно. Модно - потреблять.
Однако все это не мешает мерзнуть на ветру, любоваться людишками, спасающимися от наглой стихии. Ведь нерадостные "думы" почти никогда не слышны. Их лейтмотив неразличим в нервном аллегро симфонии жизни - веселых воплях и визге. И лишь изредка слышен слабый голосок, будто грошовая скрипочка плачет. И вспоминаешь, что ты человек, а не особь из бездумного стада.
Вот вместе с этими мыслями и является оно - чувство знакомое каждому, предпочитающее, затаившись до поры до времени, обнаружиться, когда тоскливо. И вдруг перестает радовать жвачка "важных дел" и развлечений, заставляющая деловито, по муравьиному, суетиться в "часы досуга"- дарящая подобие счастья и наделяющая все неким смыслом. Впрочем, у многих пресловутого досуга нет. Есть работа, дача и снова работа. И телевизор спешит воспользоваться этим - "отдохните бесплатно"! А ведь плата - высока. Правда, порой прозрение приходит поздно. Горько тогда. Бывает не приходит никогда. Тогда умирают в неведении. Тяжело об этом думать. Но я успел, за совсем еще недолгую жизнь, привыкнуть.
...Оно преследует неотвратно - с самой колыбели, когда еще весело пускаешь слюни, невпопад улыбаешься и гукаешь, даря радость. Уже тогда оно дает знать о себе, - когда надрываешься в крике - ночью, в кроватке, один, а вокруг безмолвие и мрак. Кажется, что всеми покинут, или того хуже - кто-то, все же, есть - все ближе, ближе... Но вот свет раздирает пропитанную страхом тьму - и забыто все...
...Но не навсегда. И вновь, в шумной школе, толпе на митинге... в полузабытой уже очереди, например за сахаром - "килограмм в одни руки", где ты важен лишь как обладатель пресловутых "рук"... на медосмотрах и вечеринках, в постели с той, кого называл любимой - оно всегда тихо крадется следом. А потом, привыкнув, ты начинаешь носить это чувство с собой, и, постепенно, не просто носить, - с гордостью таскать, воображая, что лишь ты один отмечен печатью печали - печатью одиночества. Но в этот миг оно перестает быть просто чувством. Оно становится состоянием. Состоянием одиночества. Диктуя, как и с кем жить, заставляя пугаться искренних чувств, оно помогает влиться в нескончаемый поток вечно спешащих, и вечно не знающих, куда и зачем спешить, людей - властелинов жизни.
И вот забыто все - и одиночество, и грусть, и то, что ты лишь песчинка в океане печали.