Аннотация: Повесть о том, как из всего земного и обыденного способны вырастать громадные и совершенно неземные смыслы
ЧРЕВОВЕЩАТЕЛЬ
История эта случилась, когда я прошлым летом решил приватизировать квартиру. Эту квартиру еще при советской власти получила Варвара Федоровна Шаповалова - моя бабушка. В нежном возрасте мама прописала меня к бабушке. Я продолжал жить с родителями в Москве, а бабушка продолжала жить в Ламограде. Потом бабушка умерла, и я, уже достаточно повзрослевший, стал, как выразилась мама, ответственным квартиросъемщиком. После университета, двух неудачных женитьб и смены нескольких профессий я оставил Москву и сорокалетним дядькой переехал в Ламоград. Вот, собственно, и все предисловие.
***
- Как! Ты до сих пор не приватизировался? Ты что, лох? А если приватизацию отменят? - будто сговорившись, принялись долбить в мою голову все знакомые.
- Конечно надо, сынок! - о том же говорила мама.
- Ну, раз надо, значит надо, - наконец уверовал и я.
- Вот, собрался приватизироваться, - между прочим как-то поделился я со своим соседом.
Тут надо несколько слов сказать об этом человеке. Дядя Коля был моим соседом по дому, жил во втором подъезде и по возрасту, кажется, был близок к пожилому. Хотя твердо это сказать было невозможно, так как у моего соседа не было лица. Да, голова у дяди Коли была, а вот лица не было. Вместо лица у него росла борода. Борода росла сразу из всех частей - изо лба, из ушей, из носа, лохмотьями свисала со щек и даже кудрявилась на веках и губах. В сочетании с седой пышной шевелюрой такая растительность превращала голову в лохматый и совершенно бесформенный клубок торчащих во все стороны ниток.
Познакомился я с дядей Колей в первый день своего переезда в Ламоград. Была середина лета, сидел он за домом на раскладном стульчике и что-то очень серьезно объяснял сидящей рядом собачке.
- Иди сюда! - увидев меня, махнул палкой и позвал он, - это ты в сорок шестую въехал?
Вот так и произошло наше знакомство. Спросив, как меня звать, дядя Коля стал рассказывать, что вот сидит здесь и сторожит от набегов голожопых пацанов яблоню. Он действительно сидел под яблоней, на которой висели зеленые яблоки.
- Когда созреют, рви... а зеленые - не трожь! - погрозил почему-то мне палкой дядя Коля. Будто я имел намерение посягнуть на его яблочки! Этот странный и по-своему интеллигентный дедок мне показался прикольным. В его дремучей голове водились оригинальные мысли, и главное, как потом выяснилось, мудрый леший был не только приятным собеседником. И, кажется, и он во мне нашел послушные уши, которые могли выслушивать все, что варилось в его лохматых мозгах.
-Приватизация - дело понятное, - пожевал губами дядя Коля, - но зачем это тебе нужно?
- То есть, как - зачем? Чтобы жилье стало собственностью!
- Вижу, парень, выражаться ты научился, - освобождая для слов губы, большим пальцем раздвинул кудряшки дядя Коля, - но я такие слова уже раз тысячу читал в газетах.
- Что же тут такого? Кажется, любой человек хочет обладать собственностью.
- Возможно, кто-то и хочет. Но я не об этом спросил. Я спросил - тебе это зачем?
- Детям в наследство оставлю!
- А дети у тебя есть?
- Пока нет. Но вот стану собственником и сразу заведу наследников.
- Ну, о наследниках можешь не беспокоиться. Обычно, когда открывается наследство, то наследники прибегают сами, - усмехнулся дядя Коля. - Ладно, коли решил - делай! Кстати, я забыл, кто у тебя соседи?
- Со стороны кухни - Арсен, а со стороны комнаты - Роза Андреевна. Только она месяц назад умерла.
- Розу Андреевну я хорошо знал. У нее ведь, кажется, есть сын и дочь? Вот и наследники! Ты скажи - как с соседями частную собственность делить собираешься?
- Ты о чем?
- Да я все про стены...
- Про какие стены?
-Про ваши стены. Стена одна, а вас, собственников, как минимум на стенку претендовать будет двое!
- Туманно изволишь изъясняться.
- Ну, рассуди сам - в твоей комнате стены после приватизации будут чьи?
- Разумеется, мои.
- Но ведь твоя стена со стороны Арсена уже не твоя, а его. Понимаешь, что получается? Два собственника, а стена одна! Это как бы ты купил холодильник, а я туда несу свою рыбу. Проблема! Я уже не говорю про различные опухоли психического здоровья.
- А это еще что за зверь?
- Зверь серьезный и во всей этой чехарде главный! Ведь что такое дом?
- Дом - это дом... - уже стал раздражаться я на бестолковую болтовню старика, - стены, пол, балкон и что там еще? Крыша!
- Не совсем так. Дом - это в первую очередь место, где мы рождаемся, живем и умираем. Так?
- Ну, допустим - так.
- В доме нас всегда ждут, там всегда тепло, уютно и человеку, как птенцу в гнездышке, хорошо?
- Хорошо.
- И вот ты собираешься свое теплое гнездышко превратить в комбинацию из цифирей и ноликов! Ты понимаешь, что ты сделаешь?
- Интересно, что же я такого сделаю?
- Да ты, парень, не бычься. Лучше старика послушай. Человек вроде продолжает в доме жить. Но радуют его уже не на стенах развешенные портреты и фотографии родственников и не память о счастливых днях, а бетонные стены и драгоценные квадратные метры! Вот про такую опухоль я и говорю. А это, поверь, трудно пережить мозгам и сердцу.
- Мне кажется, дядя Коля, ты сгущаешь краски, - потрепал я пухлое плечо соседа и отправился заниматься приватизационными делами.
***
После длинных очередей и бумажных мытарств я наконец получил желанное свидетельство! Дело было в пятницу. После ночного ливня умытый город сиял и улыбался.
Размахивая файловой папочкой, я бодрым шагом спустился с холма. За моей спиной остался двухэтажный каменный с колоннами дом. До революции этот дом принадлежал городской управе; потом здесь была библиотека; лет пять назад библиотеку объединили с баней, а в дом с колоннами вселились регистраторы частной собственности. Были в Ламограде еще три холма. На соседнем холме из зарослей душистой сирени выглядывали красные стены тюрьмы. Третий холм располагался чуть в стороне. Что на нем было раньше, я не знаю. Сейчас там из стекла и бетона, как цитадель, стоит громадный торговый центр. Но самым высоким и самым красивым в городе был, конечно же, четвертый холм. На четвертом холме гордо возвысился ламоградский Кремль! Точнее, никакого Кремля сейчас нет. Сохранились несколько отремонтированных церковок да еще две боярские палаты. Что в этих палатах было раньше, я тоже не знаю. Сейчас там художники устраивают выставки. Рядом с палатами высоченная белая с золотым шлемом колокольня. Колокольня тоже отремонтирована, но почему-то не колоколит. Вся эта территория ухожена, с выкрашенными скамеечками, и возле каждой стоит урна. И вся эта красотища обнесена ажурной, с промежуточными башенками, высокой изгородью. Ночью Кремлевский холм со всех сторон подсвечен и смотрится нарядным пряником. За изгородью по внешнему контуру холма тянется вал. Крепостной вал - это единственное, что сохранилось от древнего Кремля. Сейчас вал покрыт густой травой и, будто бородавками, сплошь оброс колючим кустарником. Зимой с вала удалые мальчишки любят съезжать на ледянках! Да и остальные граждане круглый год повально туда прутся. Сложилась даже традиция - по субботам прямо из загса на вал через бурьян лезут пары; летом гуляют с собачками пенсионеры; и круглый год по кустам вечерами шарится подростковая молодежь. И почему-то все считают нужным на холме выпивать! Лично я такие кремлевские пьянки не разделяю. Ну скажите, чего, к примеру, душным летом через весь город переться на вал, когда можно культурно отдохнуть в парке! Наш парк очень хороший! Недавно в одной телевизионной программе его на всю страну даже показывали! По выходным играет оркестр; дорожки асфальтированы; по вечерам включаются круглые фонари; внизу большой пруд, где, пожалуйста, вам и с чистым песочком и деревянными грибочками пляж, и лодочная станция, и для детишек бесплатные карусели. Для желающих подрыгаться в парке есть танцевальная площадка и перед входом из желтенькой будки тетя Маруся наливает холодненькое с пушистой пенкой клинское пиво!
***
Итак, в ту умытую ночным ливнем пятницу, спустившись с регистрационного холма, я шел домой. В голове веселой мухой гудела фразочка: "Да здравствует священная и неприкосновенная частная собственность!" У супермаркета "Афродита" я купил сливочное эскимо. Мороженое я решил домой не тащить, а съесть прямо тут под нежно сияющим солнцем. Под цветущей липой я выбрал лавочку. Только я распаковал прохладную сладость, как на площадку на модном велике выкатился пацаненок. Следом появилась девушка. У девушки были прямые длинные волосы, на лице громадные солнечные очки, а на ножках она несла серебряные шпильки.
- Валерик, покатайся пока тут, - сказала девушка мальчишке и, оглядевшись, присела на соседнюю лавочку.
Паренек круто развернулся и принялся вокруг большой лужи нарезать залихватские круги. Молодая мамашка сняла очки, закурила и, достав из сумочки цветной журнал, принялась его перелистывать. Мой язык продолжал слизывать молочную сладость; лицо продолжало греть свежее умытое солнце; у лужи ворковали и толкались суетливые голуби; продолжала листать свой журнальчик красавица; и вокруг нас сиял пятничный город.
"А ведь что-то есть необычное во всех пятницах! - принялся рассуждать я. - Вот, к примеру, по пятницам люди начинают больше улыбаться, разглаживаются уставшие лица, и даже птицы по пятницам поют веселее!"
Так вот, я лизал мороженку и наслаждался солнечной пятницей! А передо мной, вертя педали, пыхтел, рычал щеками и гудел губами пятилетка Валерик. Когда сменялось направление ветерка, до моих ноздрей с дымком доносился запах женского тела, закутанного в нежные испарения парфюма. Гудящая в голове муха заткнулась, и я незаметно принялся фантазировать. Сначала я представил, что эта девушка, я и Валерик - мы одна семья. Имя "Валерик" мне не понравилось. Я решил, что оно не подходит к этому отчаянному гонщику. Подумав, я назвал мальчишку Стефаном! Вот так, в какие-то пять минут моим воображением наша семья была слеплена! Я с именем Жорж, моя прекрасная жена - фотомодель Камилла и наш - будущий победитель всех мировых гонок - сын Стефан! Надо сказать, что когда я начинаю фантазировать, то люблю имена менять. Это я делаю, чтобы не пачкать мечты реальностью.
Жорж, Камилла и Стефан были готовы! Оставалось найти повод для знакомства. И тут Стефан, лихо промчавшись по луже и разогнав голубей, остановился прямо перед моей лавкой.
- Стефан, привет! - помахал я мальчугану.
- Я Шумахер! - ответил юный гонщик.
- Да? А что, похож! Очень похож! - кивнул я и скосился на Паулу.
- Не приставай к дяде! - подняла от журнальчика прелестное лицо Розанна.
"О, боже! Она мне улыбнулась! Отлично! Нам еще осталось сказать друг другу пару фраз, подарить пару улыбок - и все готово! Мы поднимемся и вместе пойдем..."
Куда мы должны будем пойти - этого придумать я не успел.
- Я Шумахер! - не слезая с велика, повторил мальчуган.
- Ладно. Ты Шумахер. А хочет ли Шумахер мороженку?
- Валера, я тебе что сказала? Или катайся, или пойдем в магазин, - выбросив в урну сигарету, открыла косметичку и принялась поправлять макияж Кларисса.
"Ну, для кого она теперь украшается? - уже ликовал я. - Конечно, для меня!"
- Дядя, я Шумахер! - топнув ножкой, повторил мальчишка.
- Я тебя понял! Сейчас все оформим! - поднявшись с лавки, я быстро подошел к палатке и купил два эскимо. Одну мороженку я протянул Шумахеру; вторая предназначалось моей ненаглядной Лионелле! Мне уже было все равно, как следует величать мою любимую! Ведь я по уши вошел в тему и уже любил!
- Нет, нет! Спасибо! Не надо! - почему-то отказалась кареокая Стелла. - Валера, вон идет наш папа! Езжай скорее к нему!
И Шумахер, ловко управляя одной рукой своим красным мустангом, вихрем умчался прочь. Вслед за сыном поднялась и зацокала серебряными шпильками моя Полина.
"Куда же ты?!" - чуть не заорал вслед я.
Как дурак, я еще с минуту стоял, моргал и ничего не понимал. По пальцам продолжало течь тающее мороженое.
"Почему мою Жоржетту целует какой-то наглый блондинистый пузан?"
- Папа, ты видел, как я по луже гонял? - закричал на всю площадку Шумахер, и я очнулся.
- Вот всегда оно так! - швырнул я в урну расплавленное эскимо и двинул домой. - Ну их всех к черту - и Шумахеров, и всех Стелл и Камилл!
Но я не успел отойти пяти метров, как услышал за спиной крик:
- Стой, дядя!
Я оглянулся. Ко мне, крутя педали и раздувая щеки, несся на своем красном мустанге Шумахер.
- Дядя, ты забыл..!
- Спасибо, дружок! - взял я из его руки свою забытую на лавке файловую папочку и погладил мальчишку.
- До свидания! - круто развернулся и погнал назад пацан.
Под цветущей липой, где еще две минуты назад я так сладко и солнечно мечтал, теперь лыбилась и сосала сигарету Джульетта, и ей что-то продолжал говорить жирный Ромео. Вокруг большой лужи крутил педали мальчишка. И никто из них на меня не смотрел.
***
Вернувшись домой, я прошел на кухню, сел за стол и, достав из файла документ, внимательно прочел его. Из свидетельства следовало, что с момента регистрации я являюсь полным и безраздельным собственником этой квартиры!
"Так, так! - задумался я, - а до этой бумажки кем я здесь был? Так, никто. Конь в пальто! Зашел пожить! Ладно, зато теперь я собственник"!
Отложив документ, я поднялся и двинулся осматривать свою частную собственность.
"Прожил я в этих стенах почти шесть лет... - постояв в прихожей, прошел в комнату я. - В прошлом году соседи сверху меня залили. Вон в углу до сих пор виднеется ржавое пятно. А за этой стенкой жила Роза Андреевна. Как же страшно она зевала и громко кашляла!"
Я вплотную приблизился к стене и пальцем провел по шершавым обоям.
"Надо бы их переклеить", - приложил к ним ухо я. Тут мне припомнилось, как бабушка Роза Андреевна целыми днями громко разговаривала по телефону. Бабушка звонила всем! Она звонила в милицию и в мэрию, звонила в приемную мэра и в приемную самого губернатора! Она пыталась дозвониться даже в Кремль! Но дозвониться в Кремль ей, кажется, что-то помешало. Энергичная Роза Андреевна целыми днями звонила во всевозможные учреждения. И каждый раз, когда она куда-нибудь дозванивалась, я слышал, как бабушка подолгу объясняла, что в городе все плохо, что нет урн, никто не убирает улицы, что не течет из крана вода и подъезд обоссали кошки. При этом речь ее была хоть и напористой, но всегда интеллигентной. А вот в конце таких бесед бабушка начинала чем-то твердым колотить в стену. При этом она кричала отборным матом, что все в городе и в стране скупила и захватила жидовская мафия! Что имела в виду старушка, я не очень понимал. Меня больше интересовал вопрос, чем это она стучит в стену? Когда я задал этот вопрос Розе Андреевне, бабушка резонно мне ответила, что стена ее и чем хочет, тем она и будет в нее стучать!
"Хоть головой!" - выкрикнула напоследок Роза Андреевна и захлопнула дверь.
Вечерами, видимо, вдоволь наоравшаяся и успокоенная, она миролюбиво разговаривала с дочкой и сыном. Короче, из-за отличной слышимости я был в курсе всех дел Розы Андреевны. А теперь, когда бабушка умерла, за стенкой стало подозрительно тихо. Зато "веселье жизни" продолжалось у соседа Арсена. Этот хитрый армяшка два года назад охмурил нашу дуру-продавщицу Любашу. Вот с тех пор я буквально слушаю и нюхаю их праздник жизни.
"Кстати! - вспомнил я. - В туалете у меня от армянина с прошлого года трещина! У себя, значит, он марафет наводил... а меня трещиной наградил!" Трещина, конечно, пустяшная. Я ее тогда же показал Арсену.
- Возьми! Это французская шпаклевка! - приволок Арсен целое ведро. - Когда ремонт будешь делать, зови, помогу!
"Да, умеют джигиты, мать бы их через косяк, мозги запаривать! Вот и мне с этой шпаклевкой лапшу на уши навесил! Не выйдет! - прошел в туалет, поглядел новыми глазами на замазанную трещину и погрозил сразу всем соседям я. - Слышите, ничего у вас теперь не выйдет! Хватит мне яйца морочить! Теперь я собственник и буду защищать свою собственность!"
Тут в голове снова ожила вчерашняя муха: "Да здравствует священная и неприкосновенная частная собственность!" - гудело и пело моим мозгам насекомое.
- Да, слышите, священная и неприкосновенная! - вышел в прихожую и заорал я. - Я заставлю вас уважать частную собственность!
Следующим днем была благословенная суббота! Конечно, моим любимым днем была пятница. Но субботу я любил еще больше! Если в пятницу я вынужден был делить радость приблизившихся выходных со всем городом, то суббота принадлежала только мне!
"О, суббота! Ты день безграничного царства неги, истомы и прекрасной лени!" - как-то в порыве чувств сочинил я.
Но в этой субботе ожидаемого кайфа я не почувствовал. Проснувшись, я принялся думать о квартире! Мысли тут же перескочили на соседей. Квартира представилась убогой, обшарпанной, давно не ремонтированной норой; соседи же выглядели хитрыми и наглыми существами. И вот вместо того, чтобы наслаждаться прекрасным субботним днем, я окунулся в ядовитый раствор нахлынувших чувств.
Часам к десяти, окончательно обозлившись на себя и на весь мир, и при этом проголодавшись, я вылез из постели, голыми пятками прошлепал на кухню и сварил крепкий кофе. Кофе был хорошим, но радости он не прибавил. В кухне я сначала слушал радио, потом слушал, как за балконной перегородкой на стороне Арсена кто-то разговаривал. Потом там что-то упало, и что-то тяжелое принялись двигать.
"Я тут, значит, радио слушаю и купаюсь в фантазиях, а пройдоха Арсен за счет моих стен продолжает нагло устраивать свои делишки! Он, значит, благоустраивает свою собственность, а моей собственности достаются пятна и трещины?"
Помыв кофейник и чашку, я вернулся в комнату, включил телик и снова занырнул в кровать. Тупо, часа два, я пялился в ящик, пока не прозвучала та замечательная фразочка:
- ...обратите, дорогие телезрители, внимание, - благодушно рассуждал из ящика розовощекий ведущий, - хотим мы или не хотим, но уже повсюду проявляется действие закона частной собственности! Вы спросите, какова суть этого закона...?
-А ну, скажи? - выпрыгнул из кровати и прильнул к телику я.
- ...суть закона частной собственности проста: "Мое - не чужое; чужое - не мое!"
- Отлично! - выключил телик и веселым зайцем принялся прыгать по комнате я. - Мне насрать на всех! Особенно насрать на Арсена-армяшку! Какое мне дело, что ему надо стучать, сверлить и красками вонять? Трещину сделал - значит, нанес ущерб! Значит, ремонтируй санузел! А еще лучше - всю квартиру!
***
Звонок в дверь прервал мой танец. Я приоткрыл дверь. С лестничной клетки улыбнулась борода дяди Коли.
- Чего надо? - буркнул я.
- Тебе плохо? - спросила борода.
- Наоборот, мне очень хорошо!
- Значит, точно плохо. И лицо какое-то кривое.
- Это потому что я по субботам привык радоваться о счастье человечества!
- Э, куда залез!
- Куда надо, туда и залез. Говори, чего пришел?
- Давай слазь с человечества и собирайся.
- Ого! - усмехнулся я. - Что, на дворе новый тридцать седьмой год?
- Не дури. Пойдем, погуляем.
- Ты что, девушка, чтобы с тобой гулять?
- И про девушек тоже поговорим. Жду на лавочке ровно десять минут.
"Ишь, командир! - вернувшись в комнату, снова рухнул в кровать я. - Ждет он десять минут! А что потом? Потом полный расстрел!" - перевернувшись на живот, набросил на голову подушку я.
- Цзынь!- с улицы ударилась муха в окошко.
- Цзынь! - через минуту ударилась вторая.
Третья муха, влетев в форточку, мелким камушком упала на линолеум.
"Ах ты, наш меткий ворошиловский стрелок!" - сбросил одеяло и выглянул в окно я.
- Я жду, - с лавки глядела на меня борода.
- Ладно, - вернулся в комнату и стал одеваться я.
На улице я обошел дом и, остановившись на углу, целую минуту разглядывал этого волосатого чудилу. "Кажется, трезвый. Тогда непонятно, чего он такой с утра жизнерадостный".
- Я тебя вижу! - обернулась борода. - Чего топчешься? Пошли, - поднялся с лавки и, не оборачиваясь, зашагал от дома дядя Коля. Я хмыкнул и поплелся за ним.
"Чего у него со штанами?" - шел позади и смотрел дяде Коле на жопу я.
Левая штанина была заметно ниже правой и рука что-то выпирающее придерживала.
"Это же бутылка!" - подобрел мозгами я. - Эй, снаряд не разбей, Бармалей!
Двигаясь гуськом, мы от домов по тропке спустились с горки, перешли Овражную улицу, миновали помойку и углубились в посадку.
"Зачем он сюда прется? - шагал и оглядывался я. - Тут же сплошной мусор и бурьян. Присесть негде!"
Между тем дядя Коля все шагал и шагал. Мы миновали посадку, миновали здание Мосэнерго, перешли две улицы и приблизились к торговому центру "Афродита".
"Вчера под этой липой я сладко мечтал! - поморщившись, вспомнил я. - А сейчас, как вшивый бобик на поводке, тащусь за этим чудилой! И куда же мы идем? Может, в городской парк?"
Но мы прошли поворот, и парк тоже остался в стороне.
"Ладно, веди, Сусанин! Я буду следить за твоими штанами".
Мы шли, а штаны спускались все ниже и ниже. Вот показалась полоска красных трусов. Затем низ левой штанины соскользнул с ботинка и запылил по асфальту.
"Еще пару шагов, и он их потеряет!" - с интересом представил я смешную картинку.
Но за секунду до позора выскочила рука и произвела рывок вверх. Штаны подпрыгнули и сели на свое место.
Перед зданием городской администрации дядя Коля наконец остановился.
"Неужели он бухать собирается прямо тут?" - огляделся в поиске ментов я.
- Я иногда сюда прихожу, - сказал дядя Коля.
- Здесь не надо, - указал глазами на стоящего с другой стороны площади полицейского я, - лучше быть подальше от начальства.
- Вон мое начальство! - глянул за мою спину дядя Коля. - С ним иногда прихожу в шахматы поиграть.
Я оглянулся. Из глубины разлапистых елочек наблюдал за нами каменный статуй. На левом плече и на голове истукана сидели две крупные вороны.
- С Лениным, что ли, в шахматы играешь? - вздернул левую бровь я.
- Ладно, не напрягайся. Пойдем, - двинулся дальше дядя Коля.
***
- Может, наконец скажешь, куда мы премся?
- Почти пришли! - вдруг указал на Кремлевский холм он.
- Ни хрена себе прогулочка! Это надо было через весь город тащиться, чтобы в Кремле выпить бутылку!
-Не гунди.
Еще какие-то двадцать минут назад небо было чистым и ясным. Но вдруг стали собираться кудрявые барашки, и брызнул мелкий дождик.
"Вот, вот! - шел и ворчал я. - Промой, боженька, этому старому дураку мозги! Куда он теперь прется?"
Дорога к Кремлю свернула вправо, а мы перешли на другую ее сторону и почему-то двинулись влево.
- Ты, часом, не заблудился? - догнал дядю Колю я.
- Нам туда! - указал вперед и вверх он.
Мы сошли с тротуара и по густой траве двинулись вкруг Кремлевского холма. Слева остались автобусная остановка и желтая коробка магазина. Потом из громадного борщевика вылез и уставился на нас черными провалами окон старый сгоревший дом.
"Откуда здесь такие дебри?" - тихо матюгался я.
За сгоревшим домом неожиданно открылся симпатичный лужок. На лужке паслись белая коза и рыжая корова.
- Дядя Коля! - остановившись, расхохотался я. - Давай покатаемся! Ты на козе, я на корове!
- Не свалишься? - не оглядываясь, пересек лужок дядя Коля. - За мной! - нырнул в колючую плотность кустов он.
Делать было нечего. Я погрозил пальцем уставившейся на меня козе и полез следом.
Кустарник тут же оцарапал мне спину, грудь и руки; паутина сухой соплей прилипла к лицу; острые ветки норовили залезть в глаза. Вдруг под левой ногой что-то чавкнуло, и какая-то тварь скользнула из-под сандалии. Я в ужасе отпрыгнул и оглянулся. Слева в яме из крапивы торчал грязный бок пузатого холодильника.
Еще несколько раз споткнувшись, я наконец выбрался на волю! На чистом, как щека выбритом бугорке поджидал меня дядя Коля.
"Истукан!" - успев подумать, отер грязный вспотевший лоб я.
"Здесь я тебя убью!" - зависла над моей головой и злорадно каркнула ворона.
- Немного, Ванечка, потерпи, - улыбнулся и достал из правого кармана нож дядя Коля.
Тут дождик прекратился, и выглянуло солнышко. Я смотрел и не мог оторвать глаз от сияющего лезвия.
"Сейчас как барана прирежет..." - от бессилия опустился в мокрую траву я.
Кружащая ворона еще раз каркнула. И тут появилась вторая.
"Это же те самые вороны... - стал думать я, - сидели на голове у Ленина и вот теперь за нами прилетели сюда! Чуют поживу, твари..!"
- Перед таким делом надо, Ваня, обязательно принять, - достал из кармана бутлик и смахнул ножом металлическую нахлобучку дядя Коля.
Еще немного покружившись и устроившись на сухой ветке поваленного дерева, вороны стали с насмешкой разглядывать нас.
- Ничего не замечаешь? - отхлебнув, передал мне бутылку и, подождав пока я хлебну, поинтересовался дядя Коля.
-Замечаю.
- Что?
- Ворон.
- И больше ничего?
- Больше ничего, - икнул я.
- Отлично! Значит, объект замаскирован хорошо! Пошли.
Метров через десять мы уперлись в отвес каменистой горы. По всем ориентирам это должен был быть наш Кремлевский холм. Но был ли это холм? Я уже сомневался. Ведь я никогда в нашем городе не видел таких отвесных скал!
Тут дядя Коля раздвинул куст. Я увидел уходящие вверх ступеньки.
- Полезли! - вступил на нижнюю ступень и сразу переступил на следующую дядя Коля.
"Что происходит? - то ежились, то дыбились мои мозги. - Говорящие вороны, этот двусмысленный нож, ухмылочки дяди Коли и мое судорожное глотание водки! Разве я мог себе представить, что буду... - вот так запросто, из горлышка да без закуски..? И откуда взялась в нашем городе эта скала?" В ту минуту я, наверное, не удивился бы, даже если бы здесь приземлился космический корабль!
Итак, мы лезли все выше и выше! Впереди карабкался и натужно пыхтел дядя Коля. Левая его штанина снова стала сползать. В своих усилиях дядя Коля периодически громко пукал. Я полз в двух метрах позади и больше всего боялся оглянуться.
- Уф! Все! Прибыли! - крякнул и, последний раз пукнув, повалился набок старик.
- Что все это значит? - дополз и тоже рухнул рядом я.
- Сейчас... сейчас! - раскинув руки, лежал на спине, тяжело дышал и, отгрызая травинку, плевался в небо дядя Коля.
- Мы же могли пройти сюда по асфальту.
- Не могли.
- Почему? - приподнявшись на локтях, стал оглядываться я. - Это же Кремлевский холм! Вон же и колокольня, и церковки...
- Сюда не могли... - повторил дядя Коля.
- Тогда давай объясняй - какого перца нам надо было сюда через жопу лезть?
- Как-как ты сказал? - поднял из травы бородатую голову дядя Коля. - Ты сказал - через жопу?
- Да, именно так я и сказал! - с досадой оглядывал ссадину на коленке я.
- О, ты даже не подозреваешь, насколько ты прав!
Я отвернулся и стал смотреть на узоры металлической вязи. Конечно, я заметил, что и свеча колокольни, и нарядные храмы отсюда смотрелись иначе. Но в чем была инаковость..?
- Ладно, хорош мозги морочить! Доставай бутылку, - обернулся к дяде Коле я.
- Эхма! - рванулся и заскулил он. - Пролил! Вся, как есть, вытекла! - вытащил он из кармана бутылку и заглянул в горлышко.
- Что ж... будем считать, суббота прошла прекрасно! - сурово поглядел на пустую бутылку и охающего старика я. - Теперь, я думаю, можно возвращаться.
- Ах, боже мой... боже мой! Как же это..! - по-бабьи кудахтал, ощупывал штаны и снова заглядывал в бутылку дядя Коля. - Ведь пролил..! Все, как есть, пролил!
- Ничего там себе не обжег?
- Иди к черту! - сплюнул и сел дядя Коля. - Вон, туда смотри!
***
Сколько раз я смотрел на наш город с Кремлевского холма? Раз тысячу точно смотрел. Первый раз сюда меня привела за руку мама, когда я мелким приезжал в гости к бабушке. Затем, когда уже сам приезжал на каникулы и с местными пацанами мы ходили на вал шмалить болгарские сигареты. В седьмом классе я два раза привозил из Москвы сюда Иринку Светлову. Иринка жила в моем доме, и у нее были мягкие губы. На холме мы забирались в кусты и целовались. Нацелованные вусмерть, мы вечером голодными возвращались в Москву. А уж когда я поселился в Ламограде, всех навещавших меня гостей я уже сам таскал на холм! У меня был даже разработан ритуал. Сперва мы усаживались за стол, закусывали, пили сухое вино, кушали киевский торт, обменивались новостями и, конечно же, расточали друг другу любезности. Через час-полтора я поднимался, подходил к окну, распахивал штору и говорил: баста! Теперь мы идем на холм!
- Какой, к черту, холм..? Зачем..? Что оттуда можно увидеть..? - неохотно вылезали из-за стола, подходили ко мне, глядели в окно и интересовались гости. - Может, лучше в магазинчик..?
- В магазинчик заглянем тоже! - отвечал я. - А что на холме - увидите сами.
Итак, после застолья мы отправлялись на вал. Честно говоря, именно на старый вал я и сам никогда не ходил, и гостей не считал нужным туда водить. Какая необходимость сворачивать с асфальтированных дорожек, тащиться по мокрой траве, карабкаться через бурьян и спотыкаться о всякие колдобины? Нет, мы восходили на смотровую площадку. Здесь все было цивильно, приятно и аккуратно! А главное, именно тут была самая красивая точка обзора. Под холмом пластался каменно-деревянный городок, а здесь божественно царствовали кремлевские купола!
На смотровой площадке мы останавливались. В приподнятом градусе патриотизма я делал шаг вперед и, как бы отделяясь от гостей, выразительным взглядом окидывал открывшийся простор. Эта мизансцена была у меня отработана до блеска. Пауза созерцающего молчания должна была продолжаться, пока гости не успокаивались и не обращали на меня внимание. Тогда я медленно поднимал руку и жестом, будто распахиваю громадный занавес, во всю ширь своим московским гостям показывал Россию! Эффект был потрясный!
Гости, ошарашенные увиденным, сперва немели. Затем они принимались вздыхать и хмурить лбы. В эту минуту я отходил в сторону. Со стороны я наблюдал, как открывшиеся дали, распахнутое небо, гигантский простор и пьянящая воля начинают плющить критически настроенных москвичей. Вот на лицах моих гостей румянцем начинает проступать порыв еще очень смутных, но, очевидно, уже пробуждающихся новых чувств! Этот момент нельзя пропустить. Тут опять требуется мое вмешательство. Необходимо провести закрепление новорожденного состояния. Я нагибаюсь и, открыв рюкзак, достаю бутлик и стаканчики.
- Да, да! Надо... надо срочно усугубить! - сплачиваются вокруг рюкзака гости. Я открываю бутылку и быстро разливаю водку. Стаканчики плывут по рукам, и я слышу, как благодарно крякают в тишине глотки, хрустят соленые огурцы, и в багровеющих лицах моих гостей проступает суровое величие! И вот тут, апогеем всех новоявленных чувств, будто сияющий нимб, над Кремлевским холмом восходит высокая печаль Сергея Есенина! Это я начинаю читать стихи.
- Россия! Вот где наша Россия! - перебивая Есенина, будто прорезавшимися голосами, аки львы, начинают рычать мои ошалевшие гости!
- Разве такой простор из Москвы мы можем видеть! - в грандиозном объятии ко всему сущему расставляет могучие руки Силуан Порженский.
- Это, господа, разверзлось Небо духовной глубины! - вдруг начинает орать тихий Виталик Капитанов.
- Как же хорошо и по-русски вольно..! - прикрывает тяжелые веки и утробно хрипит Ирэна Шушурнина.
- Предлагаю каждый год здесь собираться! - подхватывает пафос подруги Элка Завардина.
- Почему раз в год? Не хочу раз в год..! - топает в асфальт ногой Силуан Порженский.
- Каждый месяц! Будем собираться здесь каждый месяц! - подпрыгнул и закружился вокруг березки с пустым стаканчиком Виталий Капитанов.
- А еще лучше - каждую неделю! - рассмеялась, ухватила за край куртки Виталика и повалилась в траву Элка. - Немедленно, Капитанов, поцелуй меня!
- Прямо здесь?
- Да, прямо здесь! - потянула на себя мужика хмельная Элка.
-Извини... но сейчас никак не могу! - отшатнулся тот.
- Ну тогда пошел нахер, импотент! - вскочила, будто ужаленная, Элка. - Если бы ты понимал, какая по моему телу течет мощная энергия!
- Элка, я тоже чувствую! Это энергия вселенской Любви! - подбежала к подруге Ирэна.
- Будем же друг друга любить и обожать! - приплясывая, подкрался и ущипнул Ирэну ниже пояса Силуан Порженский.
- Пошел..! Пошел прочь, охальник..! - утробно расхохоталась та.
- Я тоже любви хочу! - отпрыгнув в сторону, Силуан наскочил на расплакавшуюся Элку.
- Что с тобой, моя курочка? - присел и протянул ей стаканчик Порженский.
- Порженский, я согласна! - отшвырнув стаканчик, крикнула Элка. - Но требую после поцелуя, чтобы ты под этим высоким небом сделал меня счастливой!
-Господа, прекращайте сорить и хамить..! Ваше блядство на фоне большой России - это же пошло..! - встал на колени и тоже заплакал Виталик Капитанов. - Как же вы этого не понимаете!
Я продолжал стоять в стороне. Моя задача - контролировать ситуацию. Когда допивается принесенная водка и поднятые со дна души чувства напряглись и готовы вот-вот разрядиться - это значит, что пик достигнут! Чтобы Высокое Созерцание не превратилось в банальную оргию, немедленно следовало возбужденную компанию спустить с холма в долину.
- Господа! - наконец обращаюсь к просветленным гостям я. - Сойдем же с холма, чтобы уже внизу окончательно закрепить наши новые чувства!
- Сойдем! Закрепим! - хором взвывают гости, и мы спускаемся вниз. В городе мы отправлялись в достойное место и там продолжали наш праздник обновленных чувств!
***
"Да, чаще всего наше веселье продолжалось в "Купеческом" ресторанчике", - сидел теперь в траве рядом с дядей Колей и предавался воспоминаниям я.
- Что ты видишь? - дернул меня за рукав он.
- Вижу Великую Россию! - брякнул я первое, что пришло мне на ум.
- А конкретнее?
- И конкретнее - тоже ее вижу!
- А вот я никакого величия не вижу.
Ты не видишь, потому что думаешь о пролитой в штаны водке! Но погоди! Что это там такое?
Вместо привычных видов со смотровой площадки я теперь видел не живописно по холмам раскинувшийся город, а черт знает что!
- Господи, что это..? Сплошные руины!
- Не узнаешь?
- Слушай, это же наша баня!
- Точнее - бывшая. Была баня, а стала руина!
- А там что такое? - перевел я взгляд левее. - Е-мое..! Неужели наш дом?
- Он самый.
- Не может быть! Вот та халупа - это наш дом?
- Смотри дальше.
Дальше, за кучкой таких же однообразно ветхих четырехэтажек, черным пальцем ковыряла небо труба котельной. Вокруг были навалены груды угля и шлака. За котельной кудрявился пяток березок, и потом уж до самого горизонта широким простором тянулась свалка. Я, конечно, знал, что на эту свалку красные рычащие мусоровозы свозили хлам и вонь из всей Москвы. А наши ламоградцы там же отыскивали все для себя необходимое. Например, я слышал, что на свалке находились запчасти не только для велосипедов и тележек, там можно было нарыть все необходимое, например, для холодильников, телевизоров, стиралок и даже автомобилей! Несколько лет назад в городской газете была статья про одного умельца. Дядька на свалке собрал автомобиль "Запорожец"! Но ведь я был уверен, что свалка где-то не так уж близко от города. Теперь же, с высоты крепостного вала, свалка выглядела очень близким полем! Теперь мне казалось, что на этом поле копошились не люди, а ковырялась гигантская рука какого-то Злодея! Рука Злодея ядовитыми семенами засеяла поле, и вот теперь повсюду торчали взъерошенные лохмы вони и грязи! Над свалкой кружилась туча ворон. Карканье наглых птиц слышно было даже здесь. С другой стороны свалки на голом, как бледная коленка, пустыре ржавыми пятнами рассыпались одноэтажные бараки. Еще левее, за бараками, хорошо просматривалась территория кирпичного завода. Мертвый, остановившийся завод, будто окоченевший ящер, щерился на город своими беззубыми челюстями разрушенных корпусов. И над всем этим безлюдьем, будто старая простыня, провисло мутное тяжелое небо. Чтобы простыня не плюхнулась на обезображенную землю, брюхо ей подпирали громадные железяки электрических опор.
- Неужели это тоже наш город? - смотрел и не верил своим глазам я.
- Да, это тоже он, - переждав вспышку моего замешательства, ответил дядя Коля. - На самом деле не все так плохо. Особенно если глядеть со смотровой площадки.