Если проснувшись однажды утром, вы обнаружили дыру, а руки ваши, обнаружив себя оскучившимися и рыдающими, поняли что заштопать ее не выйдет, потому что, оглянувшись, вы обнаружили холодным потом, что сами же в этой дыре и находитесь. И даже если попытались бы руки ваши встать, то все равно безрезультатно - они всего лишь продолжили бы цепь пустотных обнаружений: что в вашем наборе ниток совершенно отсутствуют временные для ремонта соответствующей дыры; если так или иначе, занявшись совершенно непривычным вам водным и прозрачным ремеслом чистки, ноги ваши, неопытные слабые и вражеские, как известно, воде ( вспомните, что именно встреча новых ног Русалочки и воды и привели ее к гибели), ноги ваши выcкользнула из себя вода, ноги же, и с воздухом находящиеся в очень прохладных отношениях, упали вас целиком туда, откуда они родом - на землю, и в результате она, абсолютно не знакомая с рукоделием, раскроила вас по вопиюще неопрятной выкройке, да и выбрав для вашего нового наряда лишь один цвет, который различала кроме своего коричневого - красный; не различала слова и смилостивившись над вами решила, что красный - это красивый, а для вас, как и для всех, он обернулся калечностью; если вся эта профессиональная трагедия разыгралась с вами - мы поможем вам.
Если потом тот ширпотреб, который пыталась впарить вам земля, перекраивали чужие руки в казенном бесцветном ателье металлоремонта, которое было экстренно бесплатным, то есть вечно безразличным, чтобы не нарушить капиталистическое равновесие; и по тамошнему безразличию в вас забыли некоторые нитки, выполнив свой первый профессиональный долг - оставить после случившегося в вас хоть что-то, чтобы вы, потерявшие немного памяти и много профессии, помнили хоть что-то, когда ваши клиенты совсем забудут вас.
Если откинув экстренностью и бесплатностью, как это обычно бывает, творческий подход к пошиву, из вас скроили совершенно неженское платье - ведь женское можно хотя бы пустить на кожаную обивку сидений для кого-то или на худой конец утепляющую подкладку, и вы, мучаясь от бесполезного гниения, тянете теперь своими ужасающими сейчас своей нерабочестью руками - ведь раньше, не имея заказов, клиентов, сил для красок и нитей, эти нерабочие руки даже в таком плачевно-бутылочном состоянии держали хотя бы наполненный стакан, теперь же они лишились и этого; ими вы тянете эту забытую нитку, чтобы оборвать все связи, забыть все и всех, тем самым облегчив тягу профнепригодности; тянете, чтобы распустить себя на покрывало, раз больше вам никуда не пускается, ведь саваном стать вам не позволили тогда - за все было заплачено; ведь распустившись вы запутаете и запутаетесь, и никто по ниткам не найдет вас нигде, кроме как во сне; если теперь вы уже - кровать, потому что не можете быть в кровати - мы поможем вам.
Если теперь вы вынуждены быть отупленным и мокрым лицевым швом и гниющим изнаночным, и раз вы уже были на треть раздроблены; не отдавались никому, ожидаючи всегда - взамен же вас вдруг надругательски засосали в ничто, и вы были полностью раздавлены, и осанка ваша сгорбилась вопросительным знаком бесполости, то что же вам терять теперь -
- Чтобы не горбатиться теперь одним над замесом теста мучительности, вывернитесь все наизнанку, чтобы облегчить работу и нам - отдайтесь в дробильню производства целиком - приходите в наш Реабилитационный центр кройки и шитья!
Здесь на первых же занятиях вы встретите родственные вам модели тела, которые медицина не рассмотрела в качестве идеального и предельного случая трупа, и теперь им тоже не остается ничего иного, как быть роботами - освобождать свое тело как рабочую силу, потому что в них либо вовсе не осталось ничего живого и звериного, либо оно было глубоко зафиксировано анестезией в том же ателье металлоремонта, которое оставило вас лежать между трупом и манекеном, не имея возможности подползти ни к тому, ни к другому, и стать им; здесь те же,кто и вы - переспасенные металлоконструкциями и лишенные ими своей прежней живой звериной гибкости. Ложась в ваше положение, мы прекрасно понимаем, как трудно и одиноко вам будет отделиться от кровати, и поэтому дарим вам первое наше занятие дистанционно.
Урок первый
Итак, мы уже освоили некоторые азы приживания к перекройке - вы уже не вынуждены в беспамятстве метаться в невозможности примиряющей примерки новой выкройки себя, примиряющей вас друг с другом, потому что теперь знаете, что просто вынужденно перешли в новую модель тела: вам было не позволено стать идеальным случаем трупа, до этого вы перестали быть живым зверем как одушевленной, иногда аж до удушливости - как и в вашем случае, свалкой костей. И, воскресившись, вам не осталось ничего иного, как освоить модель робота.
Предельной моделью тела,то есть манекеном,вам, начинающим самошвеям, пока не светит стать, но в нашем Реабилитационном центре у вас есть уникальная возможность подшить себя под идеальный плагиат на жизнь, которым вы драматически вынуждены заниматься - у нас вы обретете манекена в качестве самого близлежащего постороннего - необходимое условие социального воскрешения, но с этим вы познакомитесь позже.
Наши занятия мы начнем с самого элементарного и самого вопиющего пробела в вас, который и привел вас в такое плачевное состояние - основы основания себе безопасности жизнедеятельности; и первое что мы сделаем - это смастерим как раз это основание - то есть рыболовную сеть; отныне кройка, шитье и рыболовство станут для вас смежными дисциплинами, поскольку это позволяет практически совместить два самых важных момента реабилитации - держать себя в сети, в безопасности и этой же сетью ловить свои прежние звериные воспоминания о бывших клиентах вашей швейной мастерской; к тому же важный психологический этап вашей реабилитации - работая с изготовлением того, что будет использоваться там, где вы и раскрошились - в воде, вы снова вспомните, насколько вы близки с ней, практически идентичны; и поймете, что то была не трагедия, как говорили вам, а неудачная попытка воссоединения - то, что такая роскошь не дозволена, и земля и воздух доказывали вам уже не раз.
Теперь запомните, что в реабилитационном рукоделии лишь два основных цвета - белый, то есть отсутствие цвета и тот цвет, в котором вы прибыли в то экстренное ателье металлоремонта, это же - отсутствие прежних воспоминаний и вас, и палитра для производного семицвета,цветов из спектра компульсивной нимфомании - увы, неизбежного побочного эффекта от обезболивающих средств после экстренной перекройки; итак белый, и черный - цвет вашего будущего диплома, который вы получите по окончанию нашего Реабилитационного центра, черный цвет - как цвет конца производства.
Теперь перейдем к самому неприятному - увы, процесс перекраивания себя сопряжен еще с двумя дисциплинами - медициной и экономикой. Аппарат искусственной вентиляции души работает на рабском топливе, как и другие нюансы, если вам необходимо как можно более успешно сымитировать жизнедеятельность с хоть некоторым подобием активности.
Для полноценной реабилитации в нашем центре вам придется симулировать инвестиции в в текстильное производство, то есть делать вид, что вы уверенно стоите в первой социальной позиции и шьете для кого-то; это же и сдраматизирует вам искомую женственность, которая соответствует вашей вас в анатомии и хотя бы слабыми стяжками обозначит ваш пол, то есть адаптирует вас в ткани.
Не стоит с тяжкой болью бочиться к стене, один очень известный и уважаемый в нашем центре закройщик, который точно так же как и вы, был вынужден подчиняться своей анатомии и выпячивать своей пол, тайно и по-женски все же увлекался ботаникой, и в своей статье о самых кричащих и раздражающих весенних цветах писал о том, что ныне вырабатывается самодовольное самошвейство женщины, вознаграждение ее за то, что внешние условия так урезали и ударили ее свободу в выборе судьбы - так он и разработал один из методов реабилитации для таких, как вы. Я помню его замечательные уроки и сейчас, и прекрасно усвоила его слова о том, что процесс перекройки себя под жизнеспособную модель ничем и не разнится с процессом общественного принуждения вас к этому, когда очередной жертве не оставляют иной альтернативы, кроме любви или ее имитации, к себе и от себя, самоинвестиции по заранее заготовленным выкройкам.
Итак, для начала занятий вы поставите себе манекен и, наверняка, единственно действительно найдете в нем своего лучшего брата, заботливо возвыщающегося над вами и анальгирующе молчащего; статично и беспристрастно, но жалостливо бумажно или сочувствующе пластмассово смотрящего в противоположную стену, превращая ваш собственный голос в фатально ободряющий, вселившись в него; круглосуточно заботясь так о вашем выправлении.
А чтобы повысить меновую стоимость изделия, изготовлением которого мы с вами и будем заниматься, - рыболовной сети, вам придется вложить в этого своего северного - остывшего, как и вы - брата, душу и любовь, или их отсутствие, - не так важно, главное - чтобы вы эти понятия вообще вспомнили и почувствовали, иначе дело - труба, а железа и воды вам и так хватило.
Поэтому назовите его как-нибудь коротко и созвучно с вами, и, поскольку вы еще слишком слабы для творения, вам придется пойти на мелкое мошенничество и украсть для него немного чьего-нибудь лица, голоса и характера. Тот, у кого вы это займете, должен быть вам совершенно далек и абсолютно незнаком как живущий зверь, было бы прекрасно, если он будет являться спасительным манекеном для многих, потому что такая потребность спасающихся роботов, которые тянут лямку на превращение снова в зверя, эта их потребность в нем вполне материально - аудиально ли, визуально ли, вербально ли, - веером породит иллюзию его вездесущности, всеважности и всезнаемости при полном отстутствии его как зверя, но это и есть единственная возможность постоянного его присутствия и помощи, что необходимо для ваших дальнейших занятий и реабилитации.
Здесь мы столкнемся с необходимостью погружения в еще одну дисциплину - эстетику; скорее гуманитарную помощь в ней, ведь чем для большего количества спасающихся существует и ваш манекен, тем закономернее вероятность, что тот, кто одолжил этому манекену и страждущим себя, уже даже не зверь, а рангом повыше - тварь, к тому же зверь мучающийся не меньше вашего, а скорее всего даже и больше - если вы реабилитируетесь, работая, перекраивая руками чисто механически, то он этими руками творит, тратит себя и транжирится, поэтому чем больше души и сердца вы вложите в этот манекен, тем меньше будет ваш долг ему.
Чем сильнее в нем нужда избавляться от своей излишней эстетики, тем прилюднее эта сила доведет его и вытолкнет эту его раскаленную эстетику белым, - о роли этого цвета в реабилитационном рукоделии мы расскажем вам позднее - , коленом ее эксгибиционизма. Чем сильнее в нем нужда избавляться от своей излишней эстетики, тем лучший он тренировочный материал для вспоминания вашей - этот тварь может играть, к примеру, на струнных - чтобы играть на ваших нервах, освежевывая вас, или он может рисовать и снимать - тогда станет возможным палитровать себя и время как вздумается; то же, что он есть лишь тогда, когда вам нужно, - иначе его всегда можно нажать на "стоп" или убрать в шкаф - , облегчит груз от жестких требований к усвоению материала и использованию его в вашей будущей жизни, где у живущих зверей не будет кнопки "стоп" или хотя бы "пауза".
Если, конечно, после долгих тренировок с этим манекеном вы решите, что с вас вполне достаточно и этого, заказ жизни можно будет отменить и просто оставить отчаянные чаевые - тогда его эстетика перестанет спекулироваться вашим принуждением к реабилитации, облегченно сбросит с себя порочащую ее эту грязную функциональность и станет чистой медициной - кислородной маской в приступах вашей агонии - его неизменный бескровный целлюлоидный и оттого самый близкий и родной взгляд будет убеждать вас в том, что если от вас уже нет никакой пользы, то не будет никогда и вреда, раз уж вы так беспомощно и приступообразно любите хотя бы его - отсутствие; и здесь в ваше расписание вернется уже чистейшая эстетика - одному вы точно научитесь безупречно - видеть и кроить красоту в пустоте.
Для вас конкретно будет лучше всего, если он как зверь будет жить где-то далеко, севернее у моря, ближе к воде, чтобы плетение вашей рыболовной сети, одухотворенное его действительной звериной родственностью вам и воде, вашей и всеобщей, было бы ювелирным и филигранным; это любовное необходимое условие вашего оживления и реабилитации. И это единственная возможность примирить теперешний металл и всегдашнюю воду в вас, избежав воспалительной и ругательной с собой ржавчины.
Когда вы с помощью такого обучающего и спасительного манекена начнете вспоминать прежнюю звериность, вы начнете постепенно избавляться от тлетворного запаха той славной рыбы, которую вы уже упустили, или которая просто была из кочевой стаи и потому сама покинула вас, подкинув вам сводящую с ума вину и, в противовес свой цыганщине - проклятие постоянного возвращения на то место, где вы ее поймали; быть может, начнете даже пускать в сети ту рыбу, которую прежде панически держали за решеткой, самая же важная из них - вы сами; пока, когда вы сами заикаетесь от ужаса перед собой - глотните воды и задержите дыхание - если оно не остановится совсем, тогда, при успешном завершении первого курса реабилитации, в ваших водах начнется нерест, а вы, закидывая сеть, начнете снова теплеть и звереть. И только тогда можно будет продолжать наши занятия. Может, мы еще можем вам помочь научиться жить шить"
Внеклассное занятие. Диалоги о рыбалке
" Дорогие спасающиеся, учитывая каждодневную, а оттого монотонную мучительность вашего примерения с мыслью о, том, что вы вынуждены спасаться и теперь вы на всю жизнь обречены жить шить, мы решили подарить вам приятное бонусное занятие; не скроем от вас и нашу правду, а просто ласково скроим ее - конечно же, вы, как и всякий спасенный не совсем по собственной воле и проходящий потому реабилитацию в нашем центре, понимаете теперь, что жизнь неряшливо скроена красными нитками прагматизма - и от вашего бонусного получения удовольствия мы получим пользу и сможем, хотя бы, улучшить свою статистику по оживлению и озверению, ускорив этот процесс и процесс вашего обучения, ведь этим занятием мы поможем вам научиться превращать ту самую монотонность - что есть самый вопиющий порок шитья, делающий вас абсолютно профнепригодными - в хотя бы триколор для начала, плюс, это занятие призвано реанимировать в вас способность к коммуникации - необходимое условие для успешных и рентабельных ваших отношений с вашими будущими клиентами вашего будущего ателье. Для этого, конечно, потребуются длительные голосовые и словесные тренировки.
Общеизвестно, что, фатально замерзая снаружи, как и вы, изнутри начинаешь безрассудочно и глубоковерующе грезить о своем согревающем пребывании у берега какого-нибудь моря - итак, подойдите к своему спасительному реабилитационному манекену и дайте ему имя, как мы и советовали вам на первом уроке - как-нибудь коротко и созвучно с вашим именем - словом по-рыбьи, правда переделав приблизительность этого его названия к полному молчанию, с которым вы и так предельно и даже интимно близки - здесь, увы, как и во всем дальнейшем процессе обучения жить шить, для этого вам придется пойти на крайние - в кройке в вашем случае это синоним слова "банальные" - меры и дать ему предельно приторный и трогательный в своей всеобщности - увы, единственной и необходимой для вас пока возможности иллюзии единственной вашести - звонкий голос.
Такое называние его, словом по-рыбьи, необходимо вам как обезболивающее от колющей и будущей таковой экономики, к несчастью для вас, непременным обязательным вычурным атрибутом сносного шитья; к тому же это призвано оправдать очередную реабилитационную функцию - адаптировать для вас изучаемый предмет - то есть сделать из экономики сказку о рыбаке и рыбке, и эта функция на полных правах всучит вам нужность, которая, как водится по законам сказки, превратится в нежность, а вы поручите эту нежность в изготавливаемое вами изделие - рыболовную сеть - что, во-первых, разбавит ваши металлоконструкции так нехватающей теперь звериной мягкостью и мягкотелостью; а во-вторых принесет вам и свой приживающий психотерапевтический эффект, научив вас обманываться тем, что и сети нужны своим узникам, а такие вылюбленные сети даже необходимы им - это, ко всему прочему, покорно смирит вас с вашим нынешним положением - как и рыбаки нужны своим пойманным рыбкам.
Рыбаки, нежным, но крепким насилием спасающие их от того, что они, безмозглые, пустились от жажды и непонимания в воду, а там обнаружили, что есть одно долговременное условие - безумно плясать не менее непонятную жизнь; тем же, - кому цикличное плавание от берега к берегу и понимание этого, в общем-то, всемирного обмана, как и всем вам в нашем реабилитационном центре - , дано, - а по законам экономики если что-то дается, то что-то и отнимается сразу же - взамен на это отупленное понимание у них забрали возможность этого рыбьего спасения; они найдут себя в сетях, которые - сплошные дырки - и от того нити, тянущиеся к зверям и притягиваемые ими самими, и которые вы, пусть вынужденно и поздновато, но делаете себе.
Вернемся к вашему манекену. Пусть на это внеклассное время он станет для вас рыбаком, чтобы все же не отклоняться от программы реабилитации, где рыболовство, как вы помните, одна из основных практических дисциплин, на этом же внеклассном занятии мы позволим вам смягчить эту ее практичность, разыграв из нее теорию душещипательной, - все же, вспоминание вами тактильности также один из важнейших моментов вашей реабилитации - , романтики.
Попросите милости у физики и, выключив свет в комнате, сядьте рядом с ним на каком-нибудь так обнадеживающе пустынном холодном утреннем причале у кого-нибудь откровенно, но от этого так прекрасно серого моря, где, наверное, и правда живет он как зверь, пожертвовавший немного себя на манекен для многих нуждающихся. Оденьте его как-нибудь нелепо и слишком по-мальчишески - в какую-нибудь клетчатую рубашонку, застегнутую под самое горло, отчего и голос его кажется таким мягко, тепло и приятно тесным, добавьте дурацкую дешевую ветровку сверху и удочку в руках; сами же, раз уж мы решили сделать вам забытое-как-это приятное, можете шикануть и надеть свое лучшее платье из тех времен, когда вы были зверем, женщиной - наверняка какого-нибудь глубокого, но кричащего цвета платье, чтобы быть с ним в унисон при вашем добровольном молчании.
И тогда, когда он закинет удочку и глубоко, широко и коричнево - как вы часто мечтали, почти мистически уставится на бездвижный поплавок, такая же монотонная, как ваше шитье, но безразличная к такой скорбной статичности рябь на морской глади непринужденно подтолкнет вас к тому, чтобы начать с ним диалоги о рыбалке - в это время вы, естественно, не заметите и здесь практической пользы в обучении коммуникации, неизбежной от невыносимой скучности и тягучести бесплодных минут бесшития - не заметите, потому как вспомните немного, как бегали зверем и сидели вот так с другими зверьми, чаруясь тем, насколько тогда для вас наполнены смыслом были их ресницы.
И вспоминая, будете молча вести с ним эти диалоги о рыбалке, получая в ответ сказочные монологи о пойманных и спасенных им от слишком глубоководной жизни рыб; вероятно, говорить он будет тихо и бренчаще напевно - что, как он скажем вам, и влечет рыб к рыбаку - влиться в такую чистую и свободную воду зовущего любовно голоса, и погружаться в нее все глубже и глубже, чтобы добраться до самой этой дурманящей низости голоса рыбака; что им делать как не вливаться и влюбливаться в этот голос, раз сами они немы, и даже заплакать они ему не могут, потому что в воде все равно не видно, да и никому нет никакого дела до слез, оттого и сдаются они так отчаянно и добровольно на крючок его удочки. Вам же и раньше это было недоступно, теперь же, после экстренного спасения - вообще пока категорически запрещено пытаться добыть себе такую же участь; но, вспомним экономику - забирают нечто - получаешь что-то, и вы в отличии от рыб хотя бы можете плакать, хотя бы только ему- хотя бы только манекену - то есть хотя бы только никому, лишь это слезно роднит вас с рыбами в такой же степени, как и молчание.
Только на этом занятии мы предоставляем вас так же свободно, как свободны и спасенные рыбаками рыбы, мы предоставляем вас самим себе и вы, единственно наконец, сможете остаться наедине с собой, единожды будучи этому так зверино и ненасытно рады будучи при этом не одни; и лишь единожды, в ваших с ним диалогах о рыбалке вы сможете осторожно и так трогающе вас чужим голосом дотронуться до совершенно, привыкайте!, совершенно утилитарно запретной в нашем Реабилитационном центре темы сказочной смерти.
Подергивая удочку, будто гитарную струну, ваш пока рыбак так похоже зверино впялится в вашу зелень обезоруживающе своекоричнево и предложит вам, так отекшим и окостеневшим от усиленного принудительного обучения, по его мнению ( то есть конечно, по вашему - пусть голос и его - его зверя, но слова-то, увы для вас, только ваши), позволить себе утопический, но оттого такой прекрасный досуг - хотя бы ненадолго дать себе роскошь дать себе роль в этих наших внеклассных ролевых играх и стать той рыбой, которую он вот-вот собирается поймать и спасти; для этого вы должны будете закрыть глаза - и тогда, по основному закону романтической оптики - действительно увидеть.
И тогда, будучи рыбой, вы поймете, почему они, так слепоживущие и почитающие это за величайший морской дар, срываются на рыболовное спасение - удочка и правда зазвучит как гитарная струна, а под гитарные струны всегда кладется заманивающий голос, про это вы уже слышали, а теперь услышите очередную спасорыбаковскую песню, которую он пел уже не раз другим, вертящимся у крючка его удочки, у наживки - его поставленного голоса, но теперь, - конечно же скажет он вашими словами - , только о и для вас и вашего спасения.
Это будет сказка в сказке, незатейливая струнная балладка о том, как, - ожидаемо для простенькой - , и милой падкому на подобные, как и положено балладам, искренние имитации искренности сердцу, он был одинок и вдруг неожиданно стал рыбаком и как много теперь рыб, ждущих его удочки, но кто бы знал, что выберет он и его удочка именно вас, и воспримет, естестественно, как золотую, именно вас конечно же, потому что вы уже давно выбрали именно его для добровольного отреченного спасения, и он так якобы счастливо увлечен именно этой вашей рыболовкой, счастливо увлечен для себя может даже в большей степени, чем для вас, что плевать ему на будущее, и он, конечно, обнадежит вас тем, что не знает насколько долга эта сказка, и смирит ваше разочарование от того, что сказки всегда и незаметно быстро заканчиваются, тем, что в этой рыбалке обещать что-то "навсегда" - пошло и практически нецензурно, да и золотой рыбке, сказанной для творения лишь чудесных-от-того-что-мгновений, это пресное "навсегда" безвкусно не к лицу и не к морю, но "сейчас ", - ее главное достоинство, - сейчас пусть это удильное утро длится и длится и длится, и пусть все так только в забавно придуманном и крошечном и обреченном, - в отличии от вас - , на крайне скороспалительное существование, но зато только вашем мирке; и окончательно дотянет ноту обязательной для баллады и для вас банальностью - что никто не знает будущего, а пока он еще полон молодой рыболовной сноровки - ловись рыбка! Возможно для пущей клейкой медовости он налепит туда пару обязательных для таких случаев наклеек - вроде январского снега и всех оживших только для вас под ним цветов.
И тогда сам процесс реабилитации, - такой же обезличенно белый и потому такой рассыпающийся ледяными колючими хлопьями повсюду, и рассыпающий вас понемногу всюду - чтобы не было так обидно бесполезно медленно таять, не будучи частью или хотя бы причастием хоть чего-то. Как и тот снег, процесс реабилитации соборно действительно раскроется перед вами тысячелистной розой, розой ветров - что снова поставит на ноги, как и вас в свое время, так затасканную вами - , видимо, в отместку за это, - романтику вашей моторики. Розу ветров, которая очередным бонусом позволит однажды вам подобно тому снегу разнестись и рассыпаться во все стороны пронизывающих вас насквозь зимних ветров. И обморожение этими ветрами, по законам сказочной географии, пригрезит вас помимо всех остальных точек на карте мира и к берегу того самого - , северного, моря, у берега которого, наверное, действительно и домится клетка его зверя.
И все лепестки тогда, аленько восхищая вас своей откровенной наготой, раскроются перед вами, поочередно примеряя нежную шкурку соседнего и так примирясь с тем, что лишь все вместе они, не только не смотря на, но и парадоксально благодаря, ветрам своим - прекрасный цветок; а по одному - невыразительные, безразличные и вечно борящиеся за упрощающую свою единственность для стены хлопья штукатурки на пути к куполу чего-то, вроде бы, действительно любовно соборного и важного.
Начнем собирать, чтобы если вы и рассыпались, то хотя бы в одном месте, где все это можно будет быстро и легко собрать и отдать той самой земле, которая вашими силами пыталась состроить из себя опытную кройщицу, а теперь глубоко и сыро обижена на вас за свою же в результате несостоятельность в этой роли - как и полагается, мы модно следуем законам моды и, конечно сотрудничаем с организацией по очистке окружающей среды и защите ее среднестатистичности. Для вашей реабилитации, как вы уже сожалеюще поняли, нам придется примирить вас с этой бездарной швей - во-первых тем, что для этого будет использоваться цветок, который у нее так не в пример ее шитью талантливо получается выживать и распуская выпускать из себя; во-вторых, чтобы склонить ваш конфликт хотя бы к обоюдному безразличию - склонитесь к ней и ее цветку. Начнем мы, к тому же и целях успешности вашего обучения сносно жить шить, - начнем с низшего лепестка.
Это, как вы уже, наверняка, зазубрили, один из азов шитья - экономика, в вашем конкретном досуговом случае - спасительная экономика. На первом занятии мы предупреждали вас о необходимости рано или поздно возвратить ваш долг совершенно дистанционному зверю, жертвенно транжирящего пока себя на близкому вашему, в частности, манекену.
Действуя по собственной необходимости в соответсвии с красотой того же растущего и вновь и вновь распускающегося цветка, он из необходимости собственной эгоистической мессионерности вынужден вновь и вновь увядать, чтобы расцвести снова, - и, если раньше это был просто незатейливый полевой лютик легких ветерков разницы географических горизонтов рождения и последующей жизни, - то, так пока он тоже рискует превратится в реющую над мировыми океанами розу ветров, слишком пронизывающих его для возможности своей соборности, - при таком огромном количестве таких же горизонтов спасающихся, и рискует возможностью расширения окружности бутона этой розы до размеров экватора.
Он и так уже продал пару килограммов своей души манекенной пустоте, и за это вы доступно и ежедевно платите своей любовью к этой пустоте; но за то, чтобы не рисковать тем, что он совсем кусочно разлепестился прямо из сердцевины своего бутона так, что не среагирует ни один компас, придется вам отдать гораздо большую цену.
Учитывая, что день теперь у вас идет за год, вы можете получить долгосрочный кредит и долговременную отсрочку по его выплате - сейчас, во время замечательности вашего внеклассного занятия, вы можете тренировочно сыграть в полное погашение своего долга, зная, что за досуговой звериной трогательностью и приятностью, взятыми вами на прокат в нашем ателье, вы и не заметите, как велика цена; вы, опомнившись как робот, наверняка, вообще заметите только вопиющую абсолютно мимо нот - это, конечно, естественная звериная реакция ваших пока жабр на спасительный зов и подергивание поплавка рыбака - заметите лишь необходимость отдать долг полностью, немедленно и тепло - собой же, исчезнув для этого полностью.
А такое добровольное любвеобильное исчезновение для кого-то-чего-то, как вы знаете, - первым пунктом в прейскуранте услуг спасительной веры, где спасение оправдывается определенной платой - в зависимости от меры этого спасения, в зависимости от степени вашей желанности принуждения к нему.
Спасительной веры, которая, - что вам прощается по положению реабилитирующегося - , конечно бумажно и звучно прикрывается спасительным притворством, которое подстрокой реабилитирует болезненные - , как и принято понимающим и потому теперь реабилитирующимся, - отношения вашей головы с верой действительной, где, как известно, тоже не обошлось без рыб, символов и спасения, - сама она и писала о нем, как о "неводе, закинутом в море и захватившего рыб всякого рода". Кстати, это возвышает практическую ценность и меновую стоимость изготавливаемой вами рыболовной сети практически до тех самых небес , и стильно сглаживает вычурность ее желтизны как раз небесной белезной, о чем мы расскажем позднее, - но раз уж у вас внеклассное время - держите, душа моя, очередную конфетку для своего диабета - видите, как романтичен может быть шитьевой прагматизм!
Так что, даже в такой неизучаемой в нашем Центре по звериным интеллектуальным соображениям дисциплине, как теология, будет уместен ваш манекен, который нынче как раз занят спасительной рыбалкой, адаптируя вас собой во все-, и даже иногда поту- стороннем прагматизме шитья. Ведь по некоторым свидетельствам этой веры -вопреки звериным заблуждениям, именно рыбаки являются представителями древнейшей профессии, а учились они ей именно у первой мессии спасения, - благодаря чему и посадили оба этих понятия на крючки своих удочек. Первая же песня, сложенная ими для зазывания рыб, -
Ловец человеков,
Спасаемых
Из моря нечестия
Рыб чистых
Из волны враждебной
к сладостной жизни уловляющий
- стала образцом для подражания для их последователей, - а значит и вашего рыбака с его балладкой -, из-за своей простой и роматической банальности, где рыбы и звери так сказочно отождествляются, что и подсадило к зверям в клетку такую веру в чудеса, чудеса рыбьего спасения в частности. Балладка вашего рыбака написана практически под копирку, только он, конечно, добавил для вас туда еще пуд коричневого романтического сахара.
И последняя строчка этой образцовой первой песни - "к сладостной жизни уловляющий" - опустит все ваши прошлые провальные самоспасительные концы в воду, - добавив еще кусочек романтического сахара в ваш душевный отчаянный чай и размешав его удочкой. И тогда, - раз уж пока мы сечем в теологической оси координат, милосердно и прагматически подспудно делая из вашего занятия из вашего внеклассового занятия и занятие дополнительное - , эти концы в воде превратят вашу плату ему за выловленное из воды ваше спасение в ваше купание в этой воде, чьим буйком всплывет освобожденное искупление. И этим новым словом разбавит трактование обсуждаемой нами уже не раз практики вашей спасительной экономики, - которая так омрачает это ваше внеклассное время рыбалки - , снова разбавит проверенной своей традиционной образцовой романтикой.
Правда после неожидаемого второго отшествия, где-то в смутные времена сексуальной революции, некоторые из этих последователей решили помимо роли спасателей, - отрекшись от воды и отдавшись, строго по тексту мифа о предательстве на капиталистической почве, ей же - почве - , решили исполнять и роли мессий для сирых и убогих, вестно и красочно играя клоунов апокалипсиса на праздничных светских раутах по его же поводу, выпуская серпантин из кинолент и магнитофонных пленок в разгаре веселья.
Итак, это ваше слепое и немое притворство, как мы говорили ранее, подстрокой реабилитирует, аж до фотографичности наглядно подтверждая основание ее на свободе любовной антропологичности. Аж до эротики любовью этого вашего реабилитационного тренировочного душевного онанизма на эту до ненаглядности наглядность упраздняя ваш нынешний патологический трепет страха перед фотографичностью ее же спасителей. Уговаривая вашу нервную скрипку не бояться своего смычка, порванных струн и дерзновения их замены, - тем, что шить можно и под свою музыку, где и ноты бывают низкими, когда играют эту антропологию, простительно выписывая естественность сольфеджио романтики ее свободо-и-любивости.
И все это не только простится вам в противоположности земли, это же будет и вашим поощрительным зачетом по реабилитационному шитьевому прагматизму и одновременно завершением курса по нему, который, как вы помните - еще одна очередная нога, благодаря которой вы-таки ходите.
То есть, ваше кажущееся сказочное рыбье спасение станет вашей оплатой ему в полной мере, на деле же, по законам прагматичной безопасности, это останется тем же переливанием из пустого в порожнее, то есть вашей оплатой собственных услуг себе же. Но учитывая, что это все же внеклассное занятие, и здесь вас ждет приятный и необходимый вам бонус - эта ваша оплата спасением, сдающимся в безмерной благодарности своему спасателю в его полное распоряжение и разряжение, станет для вас "нужным" исчезновением для кого-то - на практике же нужным, конечно, исключительно вам самим,как и необходимое условие реабилитационного шитья - за шелухой жертвенности и любовной мессионерности скрывать горькую сердцевину своего цветочного эгоизма. К тому же, это станет с одной стороны практическим освоением вами в процессе обучения кройке и шитью желтого цвета, и с другой стороны - начало ваших занятий по зооботанике, где вы научитесь оправдывать изобилие в зверях таких цветов, как нарциссов; затем вы научитесь тому, как стильно сглаживать эту вычурную желтизну белизной безличного человеколюбия.
Плюс, о необходимости постоянного присутствия в вашем психическом лексиконе такого слова как "нужность", мы говорили вам еще на первом занятии, когда объяснили, что лишь таким способом можно повысить меновую стоимость и качество изготавливаемой вами рыболовной сети - мы вынуждены напоминать вам о прагматизме проходящей реабилитации, чтобы не наградить ваши души и сердца еще вдобавок и усугблением их и так неизлечимого сахарного диабета, если вы слишком увлечетесь такой похожей на настоящую звериностью вашего досуга с вашим манекеном-рыбаком.
Теперь, дабы не испортить вам эту фантасмагорию вашего рыболовного досуга, мы поднимемся к тем лепесткам, что ближе к сердцевине бутона, и увлажним сухость всего сказанного ранее поворотом на прямой романтический угол. Чтобы, как и полагается, достаточно феерично завершить розыгрыш этой романтико-героической мистерии, вы должны заставить себя перестать ожидающе-рыбьи молчать и самим выступить в роли основного действующего и голосящего лица, то есть одухотворенно, как это водится - расширенными зрачками и порхающими ресницами, разыграть драму человеколюбия и позволить ему, наконец, отдохнуть, сменив его на посту.
В подтверждение своих слов и намерений вы можете предложить ему прервать рыбалку для партии в бадминтон, где романтическая утопленница и обретет живо свое звериное лицо - перебрасывая друг другу воланчики и отбивая их ракетками, разродится иллюзия хотя бы настоящей любви, если она сама таковой не является - скептически усомнимся мы в ваших реабилитационных целях разработки защитных механизмов того, что, по некоторым предположениям, находится в районе груди и сердца.
Пусть ракетки и станут на время вашего досуга этими вашими "предполагаемыми-в-районе", и вы уже не будете просто спасающейся получающей единицей, вы будете без раздумий и разработки какой-либо тактики - потому что любовь же играете - будете перекидывать друг другу эти воланчики - "На возьми мою душу даром, она хорошая душехозяйка!" - отбиваешь воланчик ракеткой - и тут снова сетка ракетки, снова сети, ну что вам, не хватило что ли, видите - нас теперь настолько двое, что мы - один, а один минус один равно ноль - и я, вечным вычитанием полностью отрицающая саму себя, утешила это свое удрученное обезображенное эго тем, что я - хотя бы страстно исчезнувший для кого-то ноль - разве нулям нужны сети, разве их там можно удержать - тем более, если на деле они просто исчезли для никого, кроме себя - а права на пустоту давно заявила любовь, которой главное постоянно любить, а любить пустоту - самый доступный и неутомительный способ для разочарования, права на которое тоже полностью у любви, конечно.
Когда игра закончится, естественно, вничью, и вы почувствуете, как скоро уже вам быть рыбой, вы пустите слезу, помня о том, что больше заплакать, будучи рыбой, не сможете; это же будет и последнее, что вы выпустите из своих сетей - сказав, что выиграл все равно, конечно же он, и вы страстно рады готовы расплатиться. И вспомните, как в своей балладке он сладко снимал кожуру с очередной банальности - о том, как он надеется, что вы, как спасающаяся утопленница, всегда будете с ним в его воспоминаниях и, как золотая рыбка, конечно, в мечтах, - для желаний; синхронно с вами вспомнит это и он, и, когда вы заглотите крючок и он вытащит вас наружу, следущее что он сделает - это достанет из дорожного рюкзака старый фотоаппарат, повидавший уже неисчислимое количество добровольных утопленниц в спасении его владельцем.
И сделает очередную пошловатую фотографию, из разряда тех, где почтенные рыбаки триумфально запечатлены с пойманной рыбиной. Фотография, которая потом будет висеть на стене, как и все остальные, в его спальной комнате. На блеклой этой, из-за фотоаппарата - от его старости и усталости видеть одно и то же каждый раз, фотокарточке, перспектива на фотографии будет невероятно одуховтворенная, - поскольку ему пришлось заносить фотоаппарат над собой, чтобы сфотографирововаться - , и оттого будто его сверху вниз, с небес сфотографировали. На доску почета?
Улыбка его будет оттого большой, смешной и слишком широкой, а глаза на фоне моря не будут отличаться от него ничем, кроме живости своего коричневого фона, и будут широко распахнуты, а брови приподняты - словом, как и полагается для удачной фотографичности триумфа. Раз уж в соответствии с его баладой, вы, естестевенно, сказочно, - естественно бально, как Золушка, в определенный час стали золотой рыбкой, это не могло не отразиться на фотографии - блики от вашей чешуи и свет восходящего на пьедестал солнца сделали свое блеклое дело, виртуозно подтвердив тем самым одновременно и сказочность произошедшего с вами и реальность вашего исчезновения - и убрав часть пейзажа в верхнем правом углу невнятно-персиковой вспышкой обесцвеченного пятна - как раз там, где он держит пойманную и спасенную вас, и гордо приподняв вас над собой и прижав к себе, склонил свою голову к вам - как и диктуют основные, а соответственно банальные, фотографические правила фиксации влюбленных зверей на снимке. И ваша голова, с умиротворенно отупленными выпуклыми мертвыми глазами там на уровне его глаз и висков, а хвост он прижимает другой рукой к сердцу - словом, вам достались все части тела, которые обычно и достаются влюбленным и любящим.
Удовлетворившись и вздвушись этой своей мессионерско-отчужденной участью - и именно так живые позавидуют мертвым, сочтете вы - возлюбленная чужая жизнь и облюбованное собственное отсутствие для нее, наполненное так, как никогда не была сама ваша жизнь. Это - , если вы захотите окончить свой досуг, получив вожделенный яркий романтический абсурд - впарить душу и не очень удачно пока дающейся вам дисциплине - экономике, - идеальное хозяйство с коровой, дающей предельно парное молоко для подобных вам млекопитающих - целительный эликсир романтики эго гуманистического эскапизма. Вы с ним поменяетесь ролями, и, теперь уже вы будете лакированно и целлюлоидно молчать на стене, и именно поэтому вам можно будет рассказывать все, отыгрываясь за ваше одиночное резонерство в виде бесконечных наболевших монологов ему как манекену, и отыгрываясь своими монологами о том, как то увядает, то снова расцветает его роза, а от ее вихревых ветров он вообще уже простыл, но что делать - просто неожиданно он ненадолго стал поразительно востребованным рыболовным спасателем. -
- В нашем Центре это трактуется как факт того, - что по законам логики спасительной экономики страховочно объяснит вам в рамках реабилитационного душевного прогматизма ваш выбор манекена, -
- То, что он любо подкупил вас именно интимом откровенного обнажения своей, - так трогающе секуляризированной и оттого так сентиментально почти провинциальной кондитерской - , истинной правдивой звериности на корпоративе по поводу назначения его на эту должность - вместо стриптизерши, выпрыгивающей из торта. По уже знакомому вам наиболее успешному повышению меновой стоимости, именно таким был рецепт выпечки бисквитного коржа такой рентабельной его всеобщей манекенности - рецепт выпечки в собственной душевой кабине при незадернутых шторках.
Будучи одним из основных проявлений сахарного диабета, который вы заработали в нынешней гипогликемической коме своей звериности, выходя из которой вы вынуждены, как вы помните, идти на крайние, то есть, как вы помните , банальные меры; - по законам спасительной логики и беззаконию логики романтики все это и подвезло вам наиболее подошедшую к вам логистику вашей реабилитации - практикой вашей лечебной физкультуры, за которую вы и платите. Не отвлекайтесь, это была просто необходимая инъекция инсулина во время этого внеклассного занятия, где вы уже сказочно полностью расплатились.
Так вернемся же и к сказочной медицине - он говорил о том, как то увядает, то снова расцветает его роза, а от ее вихревых ветров он вообще уже простыл, но что делать - просто неожиданно он ненадолго стал поразительно востребованным рыболовным спасателем но никто не знает будущего, как истинно он и балладил. И поэтому внизу фотографию он подпишет на иностранном языке, - как водится по законам романтики - для ощущения причастности к чему-то большему, чем просто к себе и своей географии - для того, чтобы любовь нахохлилась и напыщенно распустила свой павлиний хвост. Подпишет, вспомнив свою балладку и то, как вы сломя голову подписались под ее содержание, вспомнив ее во время партии в бадминтон.
Подпишет, чтобы письменно закрепить возврат вашего долга, свои права и обещанные вами обязанности - и будет у него на фотоживоте написано вам и о вас - "promise me you`ll be mine"(1), лишь только не уныло и пошло "навсегда", как он и говорил тогда на причале, ведь это превратит его спасение вас в скучный и губительный провал, да и вам, как золотой рыбке творить подобные превращения совершенно позорно, и караются они увольнением с занимаемой должности за оскорбление профильного "сейчас" и осуждением "навсегда" за убийство той самой романтики, которая мыслится только во временной категории "сейчас"; "навсегда" же - позволительная роскошь лишь в приятных случаях памяти подобных пятен "сейчас", как, например, эта рыбалка. Да и кому как не вам, экстренно перекроенным лишь с минимальными текстильными дефектами майским тогда, после чего вы и попали в наш Реабилитационной центр, представлять ужас случающегося иногда в шитье "навсегда". И согласно одной из статей романтического кодекса эта подпись может расцениваться как запоздалый молчаливый ответ на немо написанное вами когда-то точно так же отупленное вопрошание - " tell me please why can`t I?" (2)
Рассвет, тем временем, уже невыразительно тлеет и ужасно, но угаснет - так что самое время представить,что вы заглотили крючок удочки, попавшись на эту наживку. Причал остается, роза ветров увядает, море остается, остаются все декорации, кроме вас - этот реабилитационный спектакль логично закончился на немой сцене по законам сказки - карета, доставившая вас на этот причал, превратилась в тыкву кровати, а трогательная музыкальная шкатулка этой мистерии - в душную новодневную петлю реальности.
Вынуждены вас оповестить о том, что ваше внеклассное время закончилось, чтобы вывести вас из этого лживого досуга, как насильно выводили вас тогда из наркоза, мы вынуждены сказать вам очередную правду - в отличии от сладчайшего балладного никто, мы авторитетно знаем ваше ближайшее будущее. Вы будете скрупулезно и дотошно жить шить.
И хотя по установленным правилам кройка и шитье не верит в чудеса, и мы в нашем Центре вынуждены оперировать только научными фактами, опять же в реабилитационных целях вашей успешной перекройки, единственное, чем мы можем вас хотя бы немного утешить в такой кратковременности подаренного вам досуга - так это то, что мы, как живые звери, все же верим в чудеса. А цель нашей реабилитации - снова превратить вас именно в таковых., к тому же ваш сахарный диабет станет в этом случае очень хорошим подспорьем для нас. Как специалисты же мы вынуждены толковать только что признанную веру затасканным, но необходимым психологическим прагматизмом, не более чем душевной страховкой.
Но факт остается фактом - сказки иногда имеют свойство становится былью, и как звери мы говорим вам - ваш манекенный рыбак определенно не врал вам в своей балладе хотя бы о том, что никто не знает будущего, которое к чудесам совершенно безразлично, но безразборочно гостеприимно по самой своей сути.
И в завершение печальный факт для повышения вашей работоспособности путем отрезвления от угара случившегося с вами досуга. До, ничем не отличающихся от других, но новых встреч."
Урок третий и заключительный. В мире животных
" Рады снова видеть вас в нашем Центре отдохнувшими после внеклассного времени, пусть вы сами и вечно не рады его завершению. Обрадуем вас исключительно в уже известных вам целях повышения производимости изготавливаемой вами сети тем, что оно станет заключительным. И на нем мы постараемся научить вас - во первых, осваивать необходимою для успешного шитья цветовую гамму, недоступную пока вам из-за монотонности вашей ежедневности, и от того, что вы так привыкли в экстренном ателье в процессе вашей перекройки к исключительно белой халатности, - осваивать для начала хотя бы в рамках уже упоминаемого нами триколора. Во-вторых, это станет практическим занятием по мастерству применения вашей рыболовной сети, основной функцией которой в процессе реабилитации, будет, как мы и говорили вам на первом уроке - улов ваших прежних звериных воспоминаний, дабы вам приготовить из них наваристую уху и перестать уже так кисло вариться исключительно в собственном соку.
Итак, поскольку мы только начинаем учиться, все остальные ваши замечательные звери останутся пока за скобками и, - вот ваш первый триколор, нарисованный из ваших же цветов до перекройки - когда вы были оголтелым зверем, во всю прыть пытающимся запрыгнуть на беговую дорожку вас как женщины. И от этой прыти, видимо, женщины, получающей цветы исключительно в виде, - видимо, роковой для вас -, розы ветров по разбросу географической обоснованности своей любви, - то есть сказочным цветиком-семицветиком - , а любовь, как известно, склонна к абсолютно слепой космополитичности. К тому же, это станет вашим зачетом по экономике - ведь каждый из этих трех зверей так или иначе был связан с ней связан, размешивая ее романтическим сахаром в угоду вашему душному диабету так же свежо и не хуже, чем во время вашего внеклассного занятия. Итак, ваш триколор - дабы не ослепить яркостью разницы вашу привычную монотонность - будет пока в одном цветовом спектре.
Первый зверь и цвет - бежевый, беговой
Там, откуда он родом - очень близко к родине Дракулы, - раньше будучи с ней до единости близки, а теперь, как это часто случается в таких отношениях потом, просто по граничащему соседству с ней - , в жарком климате его родины плодятся дальнейшие родственники этого кровопийцы - комары, и он, далеко родствуя с ними тоже выпил из вас немало крови, а на вашей встрече с воздухом, землей и законом всемирного тяготения вылилась и вся остальная, - так что при перекройке в вас пришлось заливать ее соверешенно новую и чужую, после чего вы и потеряли окончательно свою собственную звериность.
Там, откуда он родом, молоко топят из винограда, а у женщин низкая и темная грудь от солнца и от того, что они круглыми сезонами топят виноградное молоко, и дети их пахнут виноградом, припав к материнской груди. Он не может говорить, потому что его язык - как пиратская кассета с записью итальянских песен - первые несколько минут поет сладко, а потом сводит зубы от обиды. Он один из тех немногих, что смогли взять вашу воду в руки, долго удерживать ее, не проранив ни капли, но он и каждый их тех, кто не смог удержать ее меж пальцев столько, сколько нужно, чтобы она стала теплым паром от жара человеческий рук. Он подобрал вашу воду. Из песни выкинешь слова, выкинь, как же они надоели, они как отеки на щеках - каждый по три литра, и не желают спадать, если только саваном.
Молоко вообще редко равнится с холодной водой, но здесь, вдалеке от своих виноградников, здесь, прямо в шейной артерии вашей родины вы оба были бездомны, и дом мог бы стать стать высокой полусохлой травой, на которую можно плюнуться почти голой и не было бы видно; но хватало и того, что ему не хватило образования, а ваша вода вобрала в себя и перебралась этим образованием, и вот! -
- Он выкидывал прямо на трассу слова из песни и вода ваша становилась из холодной жидкости теплой, чистой, тугой, глупой и беззаботной жаркой женщиной, и даже любовницей, и вам так хотелось от этого петь на его языке, если бы не наваливалась на вас коромыслом "С" вашего родного и не тащила за собой весь остальной алфавит. И ваша вода оставалась старухой-собседницей для всего сущего, акапелла звеня вязальными спицами и выдвая старческий песок за золотой. Так пили ее все, но не он. Но и он оказался не собою, когда перевернулась кассета. Только он уже на другой песне. Сладко, с другой.
Тогда, тем вечером на вокзале, когда вы плакали из-за того, что опоздали на последнюю электричку, будто это была электричка жизни, - предвестником того, что это и правда почти уже случилось с вами - , стало то, что именно тогда этот зверь и подкрался к вам со своим силком провереннной уловки цыганского мошенничества - ясновидения и так кидающейся полоумно мимо глаз для верности сразу на шею встречному - а в вдруг он слеп? - , вашего больного натоптыша, - со своим так вам непривычным будто бы обыденным, а оттого и вдвойне гипнотическим для вас "девушка, вам помочь чем-нибудь?", и тем самым незамедительно заграбастав в свои руки монеты вашей полной сдачи ему, которые все равно и так уже были обесцененнными, как считали вы.
Несладко ему только без гремящих монет, которых и на шеях цыганок его родины уже не осталось. И не смотря на неутолимое желание этой родины политически и юридически задокументированно впарить себя в небеса Европы, ее родные не могут отлепить от платка своего менталитета аляповатость цыганщины и незамысловатость ее же экономических промыслов.
И совместив эти два родных факта, он сквозь виноградные листья на железные колеса , припевая - Rusi, Rusi, noroc!(1) И вместо низких грудей своих женщин он падал на каменные груди фасадов богатых домов, и вместо виноградного молока по его шее стекал цемент. Но он не умел говорить, он умел только петь, поэтому пели и груди фасада, и его голова оставалась не на высоте, а в невесомости. И потому, когда спал на спине с просто водой, гвозди, которыми была прибита фанера к вашему потолку, казались звездами.
Все что есть - все женщина, считал он. Все что есть женщина - все желанно и нужно, - так вы тогда впервые и обтупились и обточились среднестатистичностью. Тогда-то он, скучно зевнул и подмяв под себя подушку безопасности своего менталитета, обогащенного, - как ей и полагается -, цыганщиной, тогда-то он и перекочевал в неизвестностном направлении.
Уматывая со всех ног и умывая свои руки, - чтобы не замараться- , он ударами чужих рук, - чтобы одним махом отбить у вас всякую охоту к продолжению - , прервал ровно по-полам, то есть "без", нудную плеву тягомотины процесса вашего оженствления, так и оставив вас калекой на обочине той дороги, по которой вы и рассчитывали вычислить координаты той неизвестности, в которую он направился. И те координаты оказались лишь нулевыми меридианами широты опасности нежизнедеятельности вашего самодурства и параллелями долготы крепкой заварки вашей отчаянности. Так ваша начавшая вроде бы течь вода и вернулась в свое болото.
И сказали вы тогда этому зверю, неумеющему говорить, так неожиданно много обидных слов, - угрожая полным уничтожением его географических координат на вашей родной карте, и тем, что он ответит за все это беззаконие хотя бы по закону сообщающихся сосудов - расплатой за всю вылитую соленую воду из морей ваших глаз затоплением им самого себя его же собственной в равной степени -
- Но по законам географии, как известно, Москва слезам не верит и не боится их, - и все это закрутилось удавкой телефонного провода, который на следующем витке своей спирали повернулся короткими гудками подмены действующих лиц. - И вы обернулись на себя, нарядив свою подсудимую голову прической несостоявшейся невесты, обручившись со смертью и став уже ее невестой -
- Обмотали кудри того телефонного провода вокруг своей шеи и нажрались до слез и слюней своей кажущейся виной, - видимо от огромного количества выпитого вами в свое время - и тот вечер тоже не был исключением - вина. Нажрались кажущейся своей виной за сказанное вами ему тогда -
- И похмелье от этого стало первопроходцем инстинкта той вашей платы, которую вы отдаете теперь своему манекену, и расцвело оно бутоном рока, - или проклятия этого зверя вас цыганщиной, которая куда бы не кочевала, все равно возвращаентся всегда на свое прежнее место, - бутоном розы вихрей вашей головы, положив его на вашу свадебную могилу.
К тому же шитье все перекраивает на свои места, и если вы пользовались тем зверем как болеутоляющим и болеисправляющим, совершенно не любив его, то теперь платите за использование своего манекена именно любовью. За отсутствие. Привычка, - враг цыганки-, что поделаешь.
Просто пусть он учтет, что когда застойная вода начинает течь, все ругаются. Пусть обнимет свою голову и пропоет, что здесь, на вашей родине, все пропойцы. Ваша вода все равно будет литься вечно, вода бесплодна. Она лишь тушит, а он пусть теперь свободно жарится в столичном зоопарке.
Второй зверь и цвет - терракотовый
В его улове нам придется вернутся к зооботанике и разрезать вашу эту розу ветров снова в теологической оси координат - стебель его нации растет из земли обетованной, и сочтя потому для себя необходимым оправдывать звание этой нации как нации, будучи самим первым мессией избранным народом; сочтя так, он светски и инстинктивно разрешил свою обязанность постоянно доказывать это, увлекшись философскими учениями, и дилетантскими своими попытками решил учить вас наиболее продуктивно, - как и принято в зайклеймлениями клише о его народе - , научить вас этим жить, не понимая, что именно такая вот учеба это умение и отбивает.
Это клеймо мастерства обращения с денежными единицами накалилось однажды до такой безудержной страсти, которая автоматически и разыграла драму его связи с экономикой. Так он полностью отдался этой страсти, согласно медицинским справочникам совершенно забыв, что мастерство получения денежных единиц в свою пользу от автоматов этой игры из этой экономической драмы исключается, это как в том игрушечном футболе, где вместо футболистов - пластмассовые фигурки на палочках - игра в одни ворота - в ворота автоматов, естественно.
И обернулось это тем, что играющий живой футболист провалился в эти ворота и понес за это тягу принужденного заключения в них, валив потом лесные деревья в северной республике, вместо того, чтобы свободно валить своими познаниями в философии.
А ведь до этого он тоже пел и орал свои песни, и на этой ноте вы с ним и познакомились, когда вы были еще молоды и свиду светлоголовы; когда он орал эти свои песни на празднично оформленном протесте против закрытия какого-то точечного радиоисточника таких же песен. И вы, естестественно, - песни же- , проверенная приманка для вас, традиционно влюбились.
Но это ваше традиционное участие в этом протесте, как естественны и традиционны были все протесты для вас, возможно, и обрекли его попытки своими речами научить вас наиболее продуктивно, - прикрываясь в знак социальной вежливости хотя бы личиной улыбки - , научить вас жить. Но звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли - так что далее по тексту звук его песни в душе молодой остался - без слов, но живой. и долго на свете томилась она, желанием чудным полна - и единственное, что ему удалось в личном оправдывании избранности небесами своего народа, так это трансформировать эту вашу вечную и навязчивую романтику, - в принятые на тех же небесах, а затем переданные и в знающие - а значит, как и известно, скорбные - умы земли - , упростить и трансформировать ее лишь в необременительные свободу равенство и братство.
И по проклятию первого зверя это однажды снова повернулось подменой действующих лиц - и на страшном суде, где вы были и судьей и подсудимым одновременно - на том страшном суде, где вас пожизненно осудили на адские муки за систематическое изнасилование своей еще несовершеннолетней тогда головы, - просто в исполнении приговора вам была дана отсрочка из-за беременности безумием -, изнасилование ее, отягченное тем, что оно было вроде-как-добровольным - из-за вовлечения вами этой наивной головы в наркозависимость, что обернулось ее физической передозировкой метафизической интоксикации, и окольцеваться порочный круг этого романа не мог, конечно же, ничем иным, как венчанием - доведением ее до праздничного самоубийства. Все это - решетка уже другого триколора - тех трех статей, за которые вы и были осуждены.
В этой подмене он развернулся из того подсудимого и осужденного- , которым стал из-за своей развратной связи с экономикой, - в вашего свидетеля защиты, превратив этот процесс в процесс оправдательный, которым вы ему снова телефонно, - проклятие же - , бредили тогда. Тогда, когда он сам валил себе на спину стволы деревьев в северном лесу вынесенного его приговора, вы бродили по трясине своего бреда, лежа привязанными к койке в экстренном ателье после того, как вас раскроила земля, и голова ваша красно раскроилась литрами по ней, приведя в исполнение жизненную казнь, к которой вас тогда приговорили, - что впоследствии и привело вас в наш Центр. Ведь небеса, как виртуозные магистры шитья, не марают легкость и свободу своей палитры тяжестью и металлом весов судопроизводства.
Третий зверь и цвет - землянисто-коричневый
Ваши отношения с этим зверем по своей сути были очень похожи на ваше внеклассное занятие - то есть были - и географическим, как водится, тоже - совмещением приятного с полезным - совмещением получения приятной работы и вашего первого, и, как выяснилось в нашем Реабилитационном центре и, как нам кажется было одной из причин вашего теперешнего пребывания в нем, совершенно бесполезного и даже медленно губительного из-за примеров смертельных приемов ваших давнишних коллег, вашего первого образования.
Родные корни этого зверя одной ногой его породившей растут из горных хребтов той родины, которая, согласившись с условиями капитализма, превратила свои реки и озера в один из самых популярных, - из-за того, что на него налепили очередной ярлык - лучшего, коньяков.
Этот зверь, не пролистывая газет с объявлениями о работе, которые обещают то соотношение цены и качества, от которого, может и не кружится, как и полагается женской, голова, но, по крайней мере ваша болит не так сильно от окружения лишь своим образованием, и остается на месте, получая необходимый минимум витаминов, адреналинового допинга и личного удобоварения.
Он нашел вам работу. Любимую работу. И не потому, что это было, как вы помните по уже беспамятству первого зверя, гипнотическое присутствие в одном предложении женского рода слова "работа" и слова "любимая"; и даже не потому, что вы ее любили. А потому что работа заключается именно в этом - любви.
Плавающий график. Вы плавали среди граф и графиков на доске с расписанием, находя между этих строчек и букв невозможное им, ненужное им. Это была бумажная волокита, но и бумага когда-то была живой, а волочиться в любом случае придется, пока приходится жить. Неполная занятность, но полная занятность. Оклад - со всех сторон, так что бежать некуда.
Так он влюбил вас в изучаемую вами филологию тем, что все глаголы стали частью речи, вас, вашей возможности тогда жить только благодари своим -голизмам. Голизм - на той вашей работе служебный роман входил в ваши непосредственные обязанности. И вы хотели, чтобы -голизм потерял свою трудовую приставку, сутки и страх; и значил только одно - голая.
Пока у вас была любимая работа, вы могли жить хотя бы несколько часов в день. Тогда вам, абсолютно игнорирующие экономику шитья, которую теперь вам так усердно приходится изучать - хотя на необходимость этого вам безрезультатно указывали собой все три те ваших зверя -; тогда вам казалось, что вас никогда не затронет кризис, ведь он и так уже давно приласкал вас к себе. Но это была ваша любимая работа и работодатель, который давал ничего - а уж в таких трудовых отношениях у вас незавидно огромный профессиональный опыт.
Вы считали, что он не так уж и разоряет, если к нему привыкнуть - что, в общем-то, и доказывает ваша реабилитация. Хотя, что это как ни ваше разорение и профнепригодность, если вы недостаточно хватки и терпимы для 24-часового шитья. Этот труд не делал из вас зверя, а был соучастником того медленного убийства его в вас. Это была слишком легкая от слишком своей и вашего тогдашнего работодателя близости к земли.
Как это он, ваш работодатель, так живет, думали и мечтали вы. Как это - жить так, мечтая о четырехколесье передвижения, менять эти колеса, молчать так, что другие резонеры, вроде вас, знают только о дорогах его, колесах и больше ничего, и не узнают, не заразят никогда своей головой и ее болью. И то было субординацией, принятой в трудовых отношениях - никогда ни один пейзаж, ни один будильник, покуда они сторожат весы отведенного вам куска мира, не подпустят вашу голову к этой простоте - голова болит, не знает, что творит, и пляшет дико от незнания и ужаса от творения, в пляске вешается на шею каждой святости для нее со своими потными ладошками. Никогда не подпустят, но не в силах выносить этот танец рассыпного разноцветного скисшего тела, сжалясь, разрешат иногда греться у ее, - простоты - , костра в светлое время суток, попеременно подставляя под жар то затылок, то лоб, - ослабляя мигрень, усмиряя. Да и вы сами не посмели бы испортить еще одно; очень устали, остыли, остыдились и остановились - вам было совершенно достаточно и только этой милости.
Но первый зверь проклял вас расплатой вечного возвращения на одно и то же место в противовес своей цыганщине; и вы продолжали думать как это - может и не бояться ничего, и не писать ничего, и может даже не читать ничего; просто быть и так легко свиду это терпеть. И напишут тогда о нем другие, с мокрым полотенцем на пульсирующем лбу. Но ему будет все равно. Все просто. Как же тогда хотелось этого и вам, как таблетки от головы хотелось, с наслаждением сбросить эту голову те колеса и просто пойти.
А может все вовсе не так - шуршала в угоду и утешение вам ваша словоблудная почерневшая голова, и та простота это простота гладиатора, идущего на смерть, а молчание лишь скрывает вынужденную аскезу. Хотя может все и вправду не так - ведь нет никаких доказательств - это все голова, она болит, а значит ей нельзя верить, а тепло того костра проходит прямиком в грудь, только греет, не мыслит, и поэтому никогда не обманывает - все равно бессмысленно же.
Однако вы считали, что эта легкость работы -так даже лучше - только она выносит тяжесть нервов за периферию рабочего дня, и знаете ли - кризис, и пока нужно жить, особо выбирать не приходится. Остальные, наверное, догадывались, что на самом деле работник из вас никакой, если играть по-настоящему.
У трудоголиков настоящего нет, а будущее, как известно, не наступит никогда. Когда расклад оклада таков. Это вы и доказали фактически, когда трудились состроить из женского рода своего существительного вас хотя бы сносную, - в первую очередь для вас самих - , домохозяйку, - и начали с традиционного весеннего мытья окон.
И доказали символично в День Победы над вражеским захватчиком, что не менее символично и краснознаменно кроваво ознаменовало все это вашим полным поражением, - и что и привело вас сначала в операционную экстренной перекройки, а после нее и в наш Центр.
Когда вы неумело и аляповато намалевавшись, - что прощается вам ввиду того, что тогда мы еще не изучали цвета -, все же отправились на выпускной на место той вашей работы, чтобы отдать вашему уже бывшему работодателю свое заявление об уходе, увольнении, - выяснилось, что задержанная и отданная потому сразу зарплата за вашу работу, была вскладчину по крохам собрана теми жалостливыми зверьми, которые учились тогда с вами, чтобы вы смогли стать в буквальном, как они и привыкли, смысле, железной леди. И вы заслуженно дорого сложили и обогатили складки своих ходулей - имплантировались - , а судя по толщине пачки заплаченных за это денежных купюр - даже инкрустировались! - своими теперешними металлоконструкциями.
Зверь же тот, подобно первому, исчез в неизвестном направлении, но в отличии от того первого, просто строго по правилам трудового законодательства.
Теперь мы можем поздравить вас с первым уловом, - скудным конечно, ведь изготавливаемая вами рыболовная сеть пока не дошита -, пожелать вам в вашем дальнейшем шитье более щедрых и так щедро трогающе вас фактурных клиентов вашего будущего ателье, и попрощаться с вами для закрепления пройденного материала очередной банальностью - желаем вам как можно более успешно, - то есть выносимо - , а возможно, хотя бы иногда даже и удачно все-таки жить шить, - раз уж обстоятельства сложились по такой выкройке."
У меня есть рыжий
Кот
И, словно словом предвидев грядущую редкими зубьями расческу его бессудьбы
Его прежние хозяева в лучших традициях трюков цирка уродов
Насмешливо назвали его - Персик
Заранее нажав на смыв и ответив уже лишь сортирным юмором на вопрос -
Я что, рыжий?!
Юмористы аж до эквилибристики -
Их животы так лопались от всевозможного смеха, что однажды это закончилось тем, что живот жены хозяина раздулся до такой степени, что она родила настоящего сына
И стало не до смеха - под предлогом младенческой аллергии кота отдали первому похожему на него встречному человеку - и мой отец принес его в наш дом
Так продолжив свой род, они решили напоследок последний раз от без души посмеяться над его породой -
- Экзот - как уникальный и неповторимый, выпестованный в теплице человеческими руками, а не облапанный и обляпанный природой, образец
И то, что рыжий - молчаливое подтверждение и одобрение этого цветовым спектром
Эта порода была выплюнута хохотом таких же юмористов, но ученых -
Ведь наедине с микроскопом мало- и даже микро-душно не посмеешься вдоволь
И от брюзжания скукой этой ученые юмористы решили в импотенцию науки, которой заразились и сами
Решили посеять этой породой в ней крестом невероятную красоту -
Так они, как и полагается ученым, интеллигентно прикрыли мастурбацию анархизмом своей сублимации
А экзот Персик после рождения сына и его отлучения от семьи, совершенно замолчал и только рыжая его шерсть лезла клочьями, а на их месте стали болеть язвы и кровавые корки - так персик с издевательской изюминкой черного юмора превращался в сухофрукт
И глаза его теперь вечно мокрые и грязные - язвы Персика стали кровоточить -сливом а корки сохнуть черно-
А хвост его и вовсе облез - наверное, это была его последняя неудачная попытка забыть все то, что позади
Может он молчит от того, что продолжает слышать смех своих хозяев - " порода искусственной идеальной красоты.. - тычут, тычут в него своими пальцами - ..какой урод! хахаха.."
И чтобы не слышать этого смеха, он приходит в мою комнату, где - ни звука
Залезает на подоконник, за плотную штору - там щели продувают зуд его язв, ну не рассчитывает же он повторить мою участь иии - пли!
Ой, точнее - вниз!
Он же видел, что вышло и вылетело это безрезультатно, что пытаться..
Тем более, что раз у меня на счету уже шесть своих человеческих жизней - а у него-то, у кота..
Он сидит там облезлой спиной ко мне
И я не знаю, смотрит ли он на улицу, потому что сама не смотрю туда
Наверное, не смотрит - навидался он двух ног и ржущих ртов
А ко мне, наверное, приходит, потому что порода у нас нынче общая, куцая -
- Меня разве смутить болезнью и уродством?
Так что меня для него вроде как и нет, ведь мы же теперь одной породы по одиночке
Ведь и сам он уже не живет, а лишь болеет и существует - видимо, лишь такова вечная жизнь - Невидимо.
Единственное, что в нем живет - это жажда мести покинувшим и бросившим роженицам, матерям и отцам
- Каждые пару месяцев он совершает - ну вуду буду, совершает! -
- Ритуал по надуванию животов моих кошек котятами, а потом даже не подходит к ним и не смотрит на них, а порой и бежит от них - как и те, кто его бросил тогда
Так мой дом кроваво и мокро линяет местью и множественным числом оставленности.
Иногда я жалюсь над собой, и закрыв глаза и надев ласты погружаюсь в мертвое море ласки -
И я, с такими же мокрыми опрелыми и грязными черными глазами - иногда у меня трясется надеждка увидеть хотя бы свою тень и тогда я страдаю приступами покраски своих ресниц тушью -
- И я такая глажу его по голове, чтобы не мечтать о такой же ласковой и нежной гильотине для головы своей
И говорю ему - это ничего, Персик, что мы теперь лишь сморщенная и сухая курага, нас же не ест и не видит никто, кроме одухотворенных изображениями настоящей и здравствующей красоты стен моей комнаты. Ты не стесняйся, они, - изображенные -, все равно нас не видят в ответ, да и к тому же бумага все стерпит. Даже такая. Красивая. Я же знаю, как сложно забыть о том, кто и как тебя бросил, и знаю как больно, когда бросаешься сам. Давай уважать чернослив нашего безумия, здесь не цирк уродов, где лишь облегченный и смотрящийся в зеркальце горделиво гогот, здесь - кунсткамера, а там - кодекс молчания и восхищения перед болезнью и уродством.
Единственное что я слышу в ответ, и вообще единственный живой звук в моей комнате - клокот его остервенелой чесотки своих болячек. Не сдерешь ты заразивших тебя, они же вонючие воздушные гимнасты - только ты их с шеста сердца - так они уже на трапеции паха или батуте головы.
И говорю ему - а может мы все-таки сможем вылечиться, Персик, а?
И ухожу от окна к одухотворенным стенам своей и без того дымной и душной комнаты, нажимаю на "play" в проигрывателе, и сигаретой заново завожу ее музыкальную табакерку
Не новое, а заново
Один и об одном
Дорога в мой дом и для любви это не место