Сегодня меня убили. Три раза. Во сне. Такого ужаса я не испытывал, наверное, 150 000 лет. В течение ночи я трижды просыпался, мучимый кошмарами. Трижды ощущал, как липкая от пота простынь обволакивает мою тушу. Трижды я силился поверить в то, что еще жив. И трижды радостно проваливался в новый сон, надеясь не сдохнуть снова.
Сначала мне приснилась война. Я стоял на балконе и смотрел, как над городом кружат грозные бомбардировщики и забрасывают его смертоносными снарядами. Вокруг грохотало, будто одновременно разразились тысячи гроз. Москва сверкала от взрывов и на глазах превращалась в руины. Я стоял и ждал, когда очередная бомба разнесет мой дом. Вцепившись в балконные перила, я вглядывался в пролетающие самолеты, надеясь угадать тот, который принесет мне смерть. Но не угадал. Не успел угадать. Я лишь на секунду закрыл глаза, а когда их открыл, оказалось, что я горю. Как полено в костре. Не получилось даже крикнуть - огонь в одно мгновение прожарил меня насквозь. Кожа лопалась и шипела, как колбаса на сковородке, глаза стекали по лицу словно разбитые куриные яйца, местами прорезались кости, обмотанные кровоточащим мясом. В общем, из меня вышел бы неплохой обед. Если бы не руки, которые по-прежнему держали плавящиеся перила и отбивали всякий аппетит.
За оптимистический я принял второй свой сон, очутившись в месте, напоминавшем пансионат, в котором я отдыхал маленьким. Зеленела трава, слегка вихляясь на ветру; верхушки разжиревших деревьев царапали небо. Я шел на пляж с полотенцем на плече, поглядывая на свои загорелые ноги. Я слушал стрекотание кузнечиков, наблюдал возню крылатых насекомых в воздухе. Я дышал полной грудью и зубасто улыбался хорошей погоде. Да, солнце заставляло меня улыбаться, слепило меня, и я не заметил, как оказался в реке. Теперь я уже шел в воде: по щиколотку, по колено, по пояс; но так же шел - улыбаясь и щурясь от света. С полотенцем на плече. Кто-то кричал мое имя, кто-то, я чувствовал, бултыхался рядом, волнуя реку. В конце концов, холодная вода, добравшись до моей физиономии, хлынула в рот, в нос, затопила легкие. Больше идти не было сил - я медленно опустился на дно, уткнулся головой в песок и, подхваченный подводным течением, заскользил в неизвестном направлении. Я утонул. Однако, уже будучи мертвым, откуда-то сверху, я видел, как стальной багор, уцепившись за ребро, тащит мое тело на поверхность.
В моем третьем сне развернулась картина революционного восстания. По Москве носились толпы людей, одетых в военную форму. Слышались неразборчивые крики, выстрелы, вечно наличествующий в таких ситуациях детский плач. Я спрятался в метро. Забежал в вестибюль станции "Таганской". Там меня и повязали. Вернее, прижали к стене и приготовились расстрелять. Удивительно, но когда мне сказали, что сейчас убьют и ткнули пистолетом в грудь, я не испугался. Ничего подобного. Я только ответил: "Давайте быстрее". И тогда в меня выстрелили. Горячая пуля прошила тело. Я четко ощущал, как трещат кости, рвутся ткани; как монотонно циркулировавшая кровь, будто унюхавшая выход из бесконечной рутины, хлещет из раны. Вторым выстрелом мне размозжили череп. Я свалился набок, заплескивая пол своими жидкостями, выдохнул: "Вот и все", и сдох. Что же сопровождало мой конец? Жуткая боль, грязный пол, десяток свиней, наблюдавших мою смерть; и отсутствие страха. Да, я не испугался. Это сейчас мне не по себе, потому что сомневаюсь, что в реальной жизни я был бы столь же хладнокровен.
![Koshmary [Cesarin]](/img/c/cesarin_d_a/koshmary/koshmary.jpg)