Был май, и на душе было немного морозно. Не было сигарет, не было денег. Бякин осторожно прогуливался по балкону, что ещё вчера было немыслимо из-за засилья там стеклотары. Теперь же единственное неудобство создавали коробки с помидорной рассадой, которую мать вот уже третье воскресенье как обещала отвезти на дачу. Помидоры произрастали в разрезанных пакетах из-под однопроцентного кефира, чем ещё больше обостряли терзания Бякина. Он прошёл на кухню походкой несущего на голове корзину с финиками, взял небольшой чайник с отстоявшейся водой ("пусть хотя бы хлорка испарится", - учила мать) и вернулся на балкон, внимательно следя за носиком, так как чайник был опасно переполнен. Впрочем, на балконе Бякин осознал, насколько преувеличенным было это внимание, сделал два жадных глотка, тяжко вздохнул и приступил к поливу. Вода впитывалась удивительно быстро; по балкону распространился пряный запах. Бякину представились необъятные помидорные плантации, сгорбленные над грядками блестящие спины индейцев, жертвенные чаши майя, наполненные сердцами пленников, политыми помидорной аджикой, загадочное шоссе в Андах, уходящее за горизонт. Взгляд его устремился вовне. Было раннее утро, прозрачное и бодрящее, такое, от которого обычно радостно и призывно щемит в местах, где челюсть соединяется с черепом, где во впадинах шеи располагаются какие-то особые восторженные центры. Бякин ещё раз пожалел о вчерашнем вечере. Свет уже выровнялся, внизу лежали пустые ещё улицы и крыши старых кварталов. Медленно и одиноко проехала покатобокая машина, оставляя за собой узкую тёмную полосу мокрого асфальта. Какой-то человек неподвижно стоял на перекрёстке у светофора, стоял уже минут десять. У Бякина возникла странная мысль. Ему вдруг взбрело в голову выйти и стрельнуть у человека сигарету, пока тот не ушёл. Кажется он видел, как человек прикуривает. Бякин натягивал штаны, чувствуя некий азарт: успеть, пока он стоит, пока не ушёл. Вниз бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, один раз даже махнул целый пролёт и чуть не вывихнул ногу. Такая гонка окончательно привела его в странное состояние нервной приподнятости. Весь путь до перекрёстка он изображал из себя совершающего утреннюю пробежку, чему по неясной причине несказанно обрадовался. Человек уже не стоял у светофора. Это Бякин заметил ещё издалека, и это его только развеселило. Он решил догнать незнакомца. Автобус не проходил, рассуждал Бякин на бегу, значит далеко он не мог уйти. Улицы, расходящиеся в перспективу на все четыре стороны, не обнаруживали ничьего присутствия. Бякин пустился почему-то вверх по улице, которая где-то метров через триста упиралась в железнодорожную насыпь. Эта улица хорошо просматривалась из окон его квартиры; зелёная тихая улица, в закоулках которой скрывалась старая почта, а дальше, ближе к насыпи, - магазин "Дары природы", уже несколько лет как почивший в вечном ремонте. Раньше там можно было купить мёд, маринованные опята, различные варенья и сок в трёхлитровых банках. Бякин это прекрасно помнил. Когда-то здесь, возле почты, летом прорвало трубу и фонтан бил прямо посреди дороги: восхитительный сверкающий гейзер - только ужасно холодный. Машины медленно проезжали под ним с включёнными дворниками, и почти все водители улыбались. Никого из приятелей тогда не было дома - многие на лето разъехались, - и Бякин ходил смотреть фонтан один. Потом ему надоело, и он решил прогуляться до самой насыпи и может быть даже перелезть за неё. Но он не полез. Сначала потому, что проходил товарный поезд, а потом уже как-то не решился. У насыпи дорога вливалась в перпендикулярную; открывалось два пути. Один вёл в сторону станции, другой - в неизвестном (по крайней мере тогда) направлении. Это был как бы длинный, всегда пустынный, коридор, ограниченный с одной стороны насыпью и примыкающим к ней непрерывным строем гаражей, с другой - казавшимся бесконечным двадцатиподъездным домом. Всякий раз, оказавшись здесь, Бякин останавливался, не решаясь идти дальше. Остановился он и на этот раз. Непривычно долгий бег утомил его, хотелось отдышаться. Упёршись руками в колени, он с шумом втягивал воздух, чувствуя боль в надсаженных лёгких; глаза упрямо искали фигуру незнакомца. Неожиданно он вспомнил о скамейке. Да, абсолютно точно: где-то приблизительно посередине длинного дома есть арка, а в глубине, во дворе - скамейка.
Местность, лежащая по правую руку от дороги, с востока защищённая как китайской стеной бесконечным домом, всегда оставалась белым пятном в топографии Бякина. Она, как непройденные участки в компьютерной игре-стратегии, была покрыта в его сознании непроницаемым жёлтым туманом. Он часто наведывался туда во сне. Вообще, во сне вся местность несколько видоизменялась. Так, вместо насыпи была река, а зелёная дорога переходила в огромный мост, напоминающий бруклинский. За рекой жил кто-то из родственников, в реальности не существовавший, у него дома был рояль и фарфоровые китайцы, похожие на запорожских казаков. За домом-стеной обычно располагалось колесо обозрения или иногда - цирк. Цирк Бякин никогда не любил и чувствовал себя там неуютно всегда, а во сне тем более. Как-то он рассказал об этих метаморфозах своему другу Косте Проппу, на что рассудительный Пропп резонно заметил, что самый верный способ развеять мистический туман - это сходить и изучить таинственную местность детально. И они отправились. Сразу сворачивать в кварталы они не стали. Задача экспедиции состояла в том, чтобы пройти по "коридору", внимательно изучив "китайскую стену" по всей длине, узнать в конце концов, где она кончается и кончается ли вообще, затем обогнуть стену и, углубившись в пугающий мир старых кварталов, пересечь их по диагонали и выйти к родному перекрёстку с грузом бесценных сведений. Однако первоначальный план пришлось изменить уже на раннем этапе экспедиции, который был ознаменован триумфальным открытием в стене загадочной арки. Первым её обнаружил Костя. Арка была низкая, глубокая и тёмная и оттого ещё более притягательная. Однако сходу штурмовать её первопроходцы посчитали шагом безрассудным. К тому же у самого входа был грозный страж - какой-то дяденька стоял спиной к ним, задрав голову кверху. Решив проявить себя, Бякин крадучись стал приближаться к стоящему, знаками призывая Проппа следовать за собой, изобразив на лице выражение, не позволяющее усомниться в том, что он знает, что делает. Когда они были совсем близко, дяденька видимо услышал их и обернулся. На его бледном лице играл болезненный румянец, глаза были неясны. Он улыбнулся и пошёл сквозь арку, тяжело перебирая ногами так, как если бы шёл вброд через реку. Бякин хотел было идти за ним, но Пропп зачем-то вдруг взял его за руку и потянул назад, и он подчинился. Они сделали всего несколько шагов по направлению к дороге, когда из-под арки донёсся странный и ни на что не похожий звук, от которого вниз по спине просыпалась тысяча мельчайших острых ледышек, как будто кто-то дохнул морозом в флейту позвоночника. Оба обернулись и бегом, хотя и с опаской, бросились смотреть. Дяденька лежал на самом выходе из-под арки, правой рукой указывая на север, а левой как будто пытаясь удержать что-то очень тяжёлое в равновесии. Голова его была как-то дальше от тела, чем следовало, а глаза смотрели не вниз, а прямо. Торцом упёршись ему в затылок, тело вдавливала в асфальт почти целая радиола "Беларусь". Дверца проигрывателя открылась, и рядом лежала, видимо выпавшая, пластинка с надписью "Zodiac". У Бякина была такая пластинка. Крови, кажется, не было. В глубине двора прямо напротив арки стояла яркая, недавно выкрашенная в светло-голубой цвет скамейка.
К этой скамейке теперь и направился Бякин. Он уже реже вспоминал об этом случае, а когда вспоминал, старался быстрее забыть. Это был первый раз, когда он столкнулся с настоящей смертью. Гоня прочь воспоминания, Бякин шёл к арке, чувствуя упругую тяжесть в мышцах ног. Подспудно он всё ещё высматривал незнакомца в конце улицы. А ведь он мог зайти в арку, во двор, тоже посидеть на лавочке. Высказав такое предположение, Бякин собрался нырнуть в тень арки, как вдруг услышал окрик. Голос как будто шёл сверху, и Бякин задрал голову. Вереница уменьшающихся окон ушла перед ним в ослепительное майское небо, от чего у него голова пошла кругом. Он зажмурил глаза, затем обернулся, увидев позади себя в нескольких шагах двоих мальчишек. Один, чуть меньше ростом, стоял ближе к нему и смотрел виновато, второй был светловолосый с суровым лицом. "Вы что кричите?" - спросил Бякин, постаравшись улыбнуться ободряюще, повернулся и пошёл к лавочке. Похоже, после того раза её так больше и не красили.