Чем бессмысленнее секс с женщиной, которая не дала сразу, тем мучительнее мысль о втором. Это стало очевидным по факту, но когда я только переехал из Торонто в Монреаль, симпатичная франкоговорящая соседка по имени Мари-Жозе была для меня призраком, вытесняющим реальность.

Тринадцать лет назад, став англоговорящим жителем Квебека, я думал: каждая из женщин, говорящая на незнакомом языке - это нечто особенное, а любовница - из ряда сверхъестественного.

Сегодня я уже понимаю французский язык и то, что муж Мари Жозе, с которой я встречаюсь в мотелях за городом, удивляется её сообщению по телефону:

- Дорогая, ты срочно уехала по работе в Торонто?
- А?.. Что ты говоришь, дорогой?.. Я не слышу. У нас идёт дождь.

Позже, в мотеле, я спросил:

- Ты никогда не думала, что враньё франкофонов не отклонение, а естественный способ выживания?
- Нет. А почему?
- Представь, какая была бы тишина в Монреале, если бы люди говорили только правду.
- Зачем ты так? - обиделась она. Я самая простая женщина в мире. Я поступаю так, как хочу. Это естественно. Как дождь.
- Дождь? - переспросил я.

"Конечно. В загородном мотеле, где ты встречаешь любовника, фон дождя за окном стандартный саундтрек. Чтобы не слышать телефон."

- Да, дождь. Или землетрясение. Разве ты не знаешь? Отказывать себе в любовнике всё равно что отказать себе в природе. Любовники могут пролить дождь, обрушить грозу. Любовники заменяют природные явления.

С этого момента я должен был принимать свою роль в её игре. Как актёр, которому режиссёр указывает: Так выглядит любовник.

Мысли об этом напоминали аварийный отчёт. ДТП с участием пешехода, вышедшего из-за припаркованного авто. Кто виноват?

Чтобы ответить, мне хотелось пожалеть себя или сделать ситуацию похожей на то, как Лев Толстой в последние месяцы перед уходом работал над текстом, само название которого оказалось важнее содержания:

Нет в мире виноватых...

"Поздравляю!- сказал я себе. - У тебя началась мужская менопауза."

Понимание ситуации только усиливало противоречие.

Я пытался думать, но мысль "Что делать с Мари-Жозе?" превращалась в нерешаемый парадокс Зенона.

Когда Ахиллес добегает до точки, где черепаха была мгновение назад, черепаха уже дальше. Точно также и у нас.

И он никогда её не догонит.

После первого секса с Мари-Жозе эта бесконечная делимость выглядела как попытка сложить два плюс два и получить что-то за гранью математики. Потому что за этой гранью кончалась "наша" история и начиналась - "её".

Но я то знаю: парадокс Зенона работает на бумаге, а в реальности молодой Ахиллес догоняет черепаху, насилует её, убивает и варит суп.

Старый - оплачивает такси до финиша.

Но "Что делать?" не выходило из головы.

Оставшийся, после отъезда Мари-Жозе уик-энд, я просидел у окна мотеля, глядя на пруд.

Вода была полуоткрытым ртом, края - незаживающей раной.

Золотые рыбки подплывали и брали корм с чьих-то ладоней.
На другой стороне пруда, в кафе, женщины, которых можно снять за деньги, напоминали призраков, растворяющихся в воде.

"Простить себя и забыть Мари-Жозе?" думал я.

Пруд с китайскими рыбками, в конце осени, утверждал:

Посторонние продолжают жить вечно.

Но я не собирался ждать так долго.

Поэтому я ждал первую проходящую латиноамериканку, чтобы спросить:

"Как сказать: "Нет в мире виноватых" по-испански?"