Они стоят в огромном круглом зале. Потолки настолько высоки, что кажется, будто они уходят в бесконечность. Олег видит на стенах удивительные картины. Точнее, хорошо он может разглядеть только те, что расположены ближе к полу, остальное надежно скрывает темнота.
Но вот в центре зала вспыхивает свечение неземной силы, и становятся видны мельчайшие подробности на прекрасных полотнах великих мастеров, расположенных даже на самом верху у сводов.
Однако, необычный свет постепенно угасает, и на этом месте возникает высокий статный человек. Кажется, что он парит над полом, окутанный тихим мерцанием. Голова его и широкие плечи укрыты длинным серебрящимся плащом. Тень от капюшона скрывает лицо, но Олег угадывает крупные правильные черты.
"Как будто серебряный" - с восторгом думает Олег.
Серебряный тем временем поворачивается вокруг своей оси, и их дважды накрывает волна света: сначала, когда она растекается из центра, а потом, когда, оттолкнувшись от стен, возвращается обратно.
"Если были в жизни трудности - помни о них, но не грусти. Если трудности ждут впереди - знай о них и преодолевай. Если растратил много силы - не жалей о ней. Если нужно затратить больше - не жалей ее. Если было счастье - пусть оно согревает. Если хочешь счастья - согревай его сам. И на то тебе энергия - бери, сколько сможешь".
"Что это? - восторженно замирает Олег. - Слышал я эти слова, или они безмолвно вошли в меня вместе с удивительным просветлением, ощущением необыкновенного счастья и немереной силы?"
- Приветствуем тебя! - торжественно произносит тем временем Хранитель.
"Приветствую вас! - отвечает им необычный по силе голос. - Рад видеть тебя, Хранитель. Рад видеть тебя, Олег. И тебе сегодня особая наша благодарность. Редко такое случается во Вселенной. Ибо ты сумел сохранить наших братьев, наших друзей, часть нашей силы. Ты совершил то, что в твоей прежней жизни называется гордым словом "Подвиг". Я слышу и чувствую тебя, и знаю, что ты беззаветно любишь эту жизнь. Ты искренне любишь своих братьев, своего мудрого наставника, наш мир. Но ты должен знать, что жизнь эта гораздо многограннее и прекраснее, чем видится тебе сегодня. Заслужившим она преподносит чудесные подарки.
Вот и тебе решено преподнести редкий, почти сказочный подарок, имя которому - "Зашторенный мир".
Я хочу, чтобы ты знал: ни в той, ни в этой жизни ничего не бывает случайно. Во всем есть связь, закономерность, смысл. Если, конечно, пытаться их искать! А их нужно искать. Всегда. Жизнь вообще - только осмысленное существование. Существование ради смысла. Только тогда она имеет право так называться.
Получив свой подарок, ты не подумай, что вручен тебе дар приятный, но бесполезный. Что в то время, как другие защищают жизнь, ты будешь эту жизнь праздновать. Оцени его и пойми, для чего он предназначен. Ибо главная твоя задача - быть сильным и мудрым. И везде, где можно, ищи, находи и собирай эту силу и эту мудрость. И если чувствуешь, что они пребывают в тебе - светлые и чистые, что можешь поделиться ими всегда и безмерно, значит, существование твое по праву называется жизнью".
- А потом, - обращается он уже больше к Хранителю, - разве и мы тоже не имеем права на радость?
Олегу кажется, что Серебряный на мгновение улыбается. Но уже в следующую секунду он видит, как по воздуху движется круглый золотой поднос, на котором стоит изящный кувшин и три бокала на тонких высоких ножках. Повинуясь повороту головы Серебряного, поднос останавливается рядом с ними. Олег успевает представить, как кувшин сам будет разливать по бокалам вино, но делает это Хранитель.
- Попробуй, - подбадривает он Олега, - здесь у тебя это получится.
Медленными глотками пьет Олег нежное вино Вечности, настоянное на лунном свете его Родины и тихом сиянии ее звезд.
- На скольких планетах тысячелетия искал тебя Хранитель, - задумчиво произносит Серебряный, - и как хорошо, что он нашел тебя именно такого. И знаешь, что я еще скажу. Пусть это будет первый постулат... - он задумывается на короткий миг, а потом продолжает, - Серебряного: "Жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать"!
Заканчивается вино, заканчивается приятная беседа, как, впрочем, рано или поздно, заканчивается в жизни почти все. А на прощание их накрывает еще одна живительная волна энергии.
И Олег решает, что энергия эта, пожалуй, гораздо сильнее той, что хранится в недрах Монтэгэро, но дарит она совсем другие ощущения. Что-то с рецептурой на той планете, видно, перепутали - добавили бы чего в тот бульончик, а то вдруг опять нырять придется.
- Просто ты стал очень сильным, - отвечает на незаданный вопрос Хранитель.
А еще Олег думает о том, что Серебряный говорил, так же, как Хранитель - будто они братья...
21. Я расскажу тебе о...
C вершины холма хорошо просматривается бескрайнее белое поле, простирающееся до самого горизонта. Белые снежинки плавно кружатся в воздухе, стараясь до совершенства выбелить и без того абсолютную белизну снежного полотна.
Но облака постепенно редеют, и предзакатное малиновое солнце успевает нанести крупные малиновые мазки на синее затухающее небо.
Когда же небо становятся черным, то сначала робкие, а потом уже бесчисленные мерцающие звезды начинают искать в кромешной тьме безупречно совершенное поле.
Но попытки их тщетны, и тогда им на помощь выплывает огромная голубая луна и быстро его находит, но находит уже голубым, украшенным тихими серебряными искрами.
- Как одежда Серебряного, - наконец произносит Олег. - Интересно, где он сейчас? Остался глубоко в недрах этой планеты, или стремительно летит в какой-нибудь далекой галактике?
Хранитель молчит, а Олег и не ждет ответа.
- И планета эта называется по-другому, - вздохнув, продолжает он, - и на небе, конечно, не Солнце и не Луна. Но также красиво, как на моей Земле...
- Соскучился?
- Всякое бывало. Сейчас тоже... вспомнилось, но уже легко. Узнать бы, как они там?
"Я намеренно не предложил тебе улететь отсюда сразу, - произносит Хранитель. - Хотел, чтобы ты увидел это, привык. А теперь...
...я расскажу тебе о подарке. Тебе дарована чудесная возможность иногда жить в своей прошлой жизни. Не в прошлом, нет. В самом, что ни наесть, настоящем.
Ты будешь и там, и не совсем там. Твой мир будет, как будто зашторен. В нем ты сможешь делать все, что угодно. Исполнимы любые разумные желания. Мысленно отдергивая штору, можно наблюдать за тем, что происходит в реальной жизни, можно даже выходить в эту жизнь, неизменно сохраняя при этом свою зашторенность. Ты будешь среди людей, но они не будут тебя видеть, а ты не сможешь влиять ни на них, ни на окружающую их действительность.
Ты уже достаточно сильный, чтобы справиться с таким счастьем, и достаточно мудрый, чтобы все сделать правильно".
Он, конечно очень сильный, он уже давно ощущает в себе эту огромную "нечеловеческую" силу. И многое видел. И ко многому чудесному привык. "Но! Это... такая новость..., - мысли еле двигаются у Олега в голове, - Можно было бы, конечно, и серьезнее к такому известию подготовить, а то как-то..., - и, не найдя ничего более подходящего, он спрашивает:
- Это то, что ты называл многомерностью пространства?
- Одно из его многочисленных проявлений.
- У-гу...
После еще более затянувшейся затянувшейся паузы рождается второй, уже конкретный вопрос.
- Почему нельзя открыто выходить в реальный мир? А вдруг будет очень нужно. Можно ведь постараться сделать это незаметно.
- Что-то менять в том мире, например, случайно, по неосторожности, а, тем более, преднамеренно - это значит совершать чудеса с точки зрения человеческого бытия. А право на чудо тебе не дано.
- Я, в общем-то, и сам это понимаю. Так, спросил, на всякий случай. А вдруг? Я из-за этого на Соиде очень сильно переживал.
- Верю, тем более, что потом я обо всем узнал.
- Так ты и прошлые мысли тоже читать можешь?
- Когда от меня зависит принятие решения, я могу многое.
- Я, конечно, уже привык жить в рентгеновском кабинете, - вздыхает Олег, - но иногда все равно удивляюсь.
- Странно, - улыбается Хранитель, - что ты до сих пор еще не поинтересовался, как у нас только что происходил процесс поглощения жидкости из бокалов?
- Кстати! - оживляется Олег, - Типично мой вопрос. Наверное, слишком большой объем информации в единицу времени пропустил. Мозг, а точнее сказать, его аналог, плохо, справляется. Так как же это было?
- Не это сейчас важно. Главное, что в твоем Зашторенном мире это тоже будет возможно.
- Типично твой ответ. Но перспектива мне нравится.
- Что-нибудь хочешь сказать еще?
Олег уже давно заметил, что Хранитель все это время постоянно улыбается и, так же улыбаясь, произносит:
- Спасибо!
После продолжительного молчания Хранитель задумчиво говорит:
- А это и вправду здорово, что я нашел тебя именно такого... Но ты как будто не очень торопишься на свою малую Родину. Волнуешься?
- Хочу увидеть, как взойдет солнце, - применяет Олег прием собеседника, уходить от ответа.
Но солнце они так и не увидели. К утру небо вновь затягивают облака, и маленькие белые художники снова начинают старательно отбеливать и без того абсолютную белизну.
22. Зашторенный мир
Они решили, что лететь лучше Космосом. Сейчас Олегу многое по силам, особенно скорость. Они развивают ее совершенно фантастическую. Звезды различимы лишь вдалеке, а ближние мгновенно превращаются в короткие светящиеся прочерки. Но пройдя границу Млечного Пути, скорость снижается, и звезды благодарят их за это картинами потрясающей красоты и чудесной музыкой.
А спустя еще какое-то время случается необычное. Взгляд Олега выхватывает неприметное, освещенное приглушенным светом строение, точнее небольшой домик. Он висит в пространстве не сам по себе, а как будто размещается на покатом холме. Несколько плакучих ив свесили над ним печальные ветви, чуть заслонив маленькое оконце. Все настолько неожиданно, и пейзаж этот так мало соответствует привычным картинам космоса, что в голову Олега закрадывается сомнение: "Не показалось ли? И был только тихий свет, а фантазия уже сама дорисовала и домик этот, и седые волосы старца, склонившегося над толстой книгой за тем окном..."
Явление уже давно осталось позади, а душа все трепещет и радуется, как на пороге чудесной тайны. И он решает, что если это чудо когда-нибудь снова встретится, то он непременно расспросит об этом Хранителя.
"Это хижина Отшельника, - отвечает тот сам. - На всех планетах, где есть разум, обязательно "горят его огни" - великие страдальцы за святость каждого народа. В муках и страданиях они проходят прекрасный и трагический путь свой земной.
Но и в этой жизни они продолжают исполнять свое величайшее предназначение - их молитвами охраняется Добро на планетах. И защита эта не менее важная и сильная, чем та, которую осуществляют воины. Только действует она иначе и в других случаях.
Во Вселенной есть много мест их пребывания. Некоторые из них предпочитают привычно оставаться в уединении. Их пристанища и называют "Хижинами отшельников".
- Я все понимаю, я даже чувствую, как это важно, - соглашается Олег, - но, чтобы вот так все время одному... А где же та радость и счастье, о которых говорил Серебряный?
- А помнишь, какую радость испытал ты, когда возродилась энергия воинов? А теперь попробуй представить, какое счастье испытывают они, когда их стараниями рождаются красивые крепкие дети, выздоравливают больные, одинокие находят свои вторые половинки, прекращаются страшные войны и поддерживается в людях вера. Что может быть лучше, если благодаря тебе высыхает слеза и расцветает улыбка, истерзанную душу наполняет живительная радость, а безысходное отчаяние сменяется надеждой?
- Но, что бы вернуть улыбку, радость, надежду, сколько же нужно увидеть горя...
- А если тебе снова потребуется спускаться в кратеры Монтэгэро?
- Я понял тебя, Хранитель, - и после некоторого молчания Олег снова спрашивает. - Почему же за все то время, что я здесь, он встречается мне только первый раз.
- На самом деле они были на твоем пути уже неоднократно, просто ты не мог их видеть. Тебе нужно еще много сокровенного понять, важных дел совершить и света в душе накопить прежде, чем откроется твоему взору вся красота и сила их сияния. Ты даже представить себе не можешь, какие мощные костры, рожденные силой их святости, полыхают во всех пределах Вселенной. И дают они не только отраду и очищение, но и надежно укрывают одиноких путников, ибо нет у Зла такой силы, чтобы суметь их одолеть. Если бы после боя, спасая воинов, ты смог разглядеть того из них, кто встретился тебе на пути, насколько менее опасным было бы твое приключение.
Еще какое-то время они наслаждаются полетом, и, наконец, Олег видит свет долгожданной звезды - той, чьим именем он называл светила на всех планетах; той, чьи лучи согревали его недолгие двадцать три земных года; той, которая хранит теперь мир его близких, и куда летит он сейчас, чтобы получить чудесный подарок.
- Ты можешь выбрать любое место на своей планете, - говорит Хранитель. - Я знаю, что когда-то ты хотел поселиться в тайге, обзавестись кузницей и проводить время среди вековых сосен и диких зверей. А может, ты захочешь увидеть интересные места, побывать в которых ты тогда мечтал. У тебя богатый выбор.
- Нет, свой выбор я уже сделал. Есть там у меня свой... уголок Рая.
- В общем-то, именно так я и думал, - соглашается Хранитель. - Но только помни: очень многое из того, что ты там не получил, можно получить в новом мире, но абсолютно ничего из того, что ты там сделал уже не исправить и не изменить. Ну что ж, дальнейшее мое присутствие становится излишним. Но я не прощаюсь?
- Будем на связи, - улыбается Олег, и они мгновенно оказываются очень далеко друг от друга. И уже совсем близко находится звезда с самым лучшим во Вселенной именем Солнце.
Он уже в тысячный раз представляет себе место, которое так замечательно назвала когда-то сестра. На высоком крутом берегу широкой реки раскинулся поселок, утопающий в зелени яблоневых садов. Вниз по течению через реку переброшен мост. Он начинает свой изгиб у старого монастыря, а заканчивает на противоположном, правом берегу, возле большой красивой церкви из красного кирпича. Сам же тот берег полог, и заливные луга его простираются до самого горизонта. Выше по течению реки их сменяет густой сосновый бор. Он тянется на многие километры до того места, где река делает резкий поворот, прячась за лесным массивом, и замыкая горизонт крутизной левого берега.
И никто, кроме его семьи, не знает, что среди этих яблоневых садов есть один, в котором находится уголок Рая. Это их дача, где под сенью старых деревьев прячется маленький домик, которому уже скоро сто лет, и они всем сердцем любят это тихое родовое гнездо.
Олег опускается в центре сада.
Май, перелетев через свою середину, соловьиной трелью возвещает об окончательном пробуждении природы. Год обещает быть яблочным, судя по тому, как роскошна ласкающая тонким ароматом белая пенность деревьев. Наступил тот самый день, когда раскрылись все многочисленные соцветья на грушах и яблонях - последний день абсолютной белизны. "Вот и здесь поработали маленькие художники. Ай, нет, - Олег внимательнее присматривается к белому совершенству, - здесь-то вы не так усердно старались". Некоторые цветы сохранили нежные розовые полутона.
Оглядываясь вокруг, он представляет, будто весна так торопилась к загадочному жениху, что потеряла здесь свою фату, и та, зацепившись за ветки деревьев, укрыла собою сад. Но внезапно налетает ветер, он озорно срывает пропажу, подхватывает ее и весело уносится вдогонку за рассеянной невестой. А Олег все стоит и никак не может перестать улыбаться - так радует его яркое солнце, синее небо и вновь обретенный им мир. А маленькие художники старательно выбеливают цветочными лепестками его темно русые кудри.
Он думает о том, что штору, закрывающую от него другую жизнь, наверное, он отдернет завтра, а сегодня он постарается привыкнуть к жизни этой. Он очень хорошо теперь знает, что радость нужно пить маленькими неспешными глотками, иначе избыток ее может оказаться непосильным.
Еще он ясно ощущает, что в его мире нет людей. Есть все: воздух, запахи, насекомые, птицы, а людей нет. Разглядывая сад, он замечает, что здесь ничего не изменилось. Потом он представляет себе, какой наведет тут порядок, как по-своему все обустроит, и, наконец, решается войти в дом. Поднимаясь на крыльцо, он оборачивается, чтобы еще раз испытать восторг, вдохнуть божественный аромат, но... испытывает сильный шок:
- О!!!
От неожиданности он даже садится на ступеньку. Теперь в саду порядок. То есть, не порядок вообще, а именно тот, который он только что представил. Исчезла компостная куча в углу сада и сложенные про запас строительные материалы. Даже дорожки, про которые он подумал, что хорошо бы им стать немного ровнее, но здесь ничего уже не поделаешь, теперь поражают своей образцовостью.
Олег начинает соображать - соображается быстро. Он вспоминает, как, повинуясь взгляду Серебряного, плыл по воздуху поднос, когда они были у него в гостях, как легко пилось там вино, и Хранитель обещал, что в Зашторенном мире это тоже будет возможно. "Значит здесь действительно многое возможно, - делает вывод Олег. - Только нужно осторожнее быть с пожеланиями, тем более что очень хочется все сделать своими руками".
Постепенно прямые дорожки начинают раздражать своей идеальностью. Вернее даже сказать, что они ею начинают сильно портить общую картину. Приходится срочно вспоминать, какими они были прежде. Однако, кучу и строительный мусор он все-таки решает не возвращать - найти дела поинтереснее, чем примитивная расчистка территории.
Обстановка внутри дома тоже осталась прежней, только потолки кажутся Олегу слишком низкими. Но когда он видит себя в большом напольном зеркале, то понимает, что стал заметно выше ростом, шире в плечах, да и фигура такая, о которой он мечтал, когда начал ходить в "качалку". Он вообще сильно возмужал, и только глаза по-прежнему озорные, смеющиеся. А тут и рот растягивается в радостной улыбке.
По дате в календаре становится понятно, что это первая весна без него. Он обходит дом, дотрагивается до предметов, потом ложится на диван и включает телевизор. Фильмы его не интересуют, а вот блок новостей он смотрит от начала до конца, но вскоре понимает, что и в мире нет никаких существенных перемен: все тот же президент, те же проблемы - все, то же самое.
За окном начинает смеркаться, и Олег решает отправиться к реке. Он не стал спускаться к воде, а расположился на высоком берегу, и отсюда осматривает окрестности, намечая дальнейший план действий. Для начала решено сделать самое неотложное, и сделать это прямо сейчас, раз уж дана ему такая потрясающая возможность. Во-первых, он убирает цементный завод, который находится за рекой недалеко от церкви, а заодно и прилегающий к нему жилой массив. И церковь, оставшись полноправной хозяйкой, от радости тут же воспаряет в сумеречном пространстве. Из соснового бора исчезает военный полигон. И еще он расчищает от строений весь свой берег: от поселка до самой излучины.
Давно ушло за горизонт солнце, потухли сумерки, и на небо взошла молодая луна. Она повисла над рекой тонким серпиком и совсем не мешает звездам радовать Олега своим манящим светом.
Он сидит на земле, обхватив колени руками, и смотрит на высокое небо, которое вновь стало крышей его мира. Но теперь он знает, что за этой звездной гранью есть огромный, удивительный, и совсем иной мир, как, впрочем, и за этой жизнью приходит уже другая жизнь, необыкновенная и замечательная.
Он теперь многое знает и по-своему представляет вселенскую структуру Мироздания.
Олег видит ее по образу и подобию - великий организм, в котором все рационально необходимо. Как кровеносные сосуды существуют связи ангелов, по которым перемещается информация и летают воины; мозг Вселенной - Носители разума; недремлющие очи Хранителей; ее сердце - тот в серебряном, про которого Олег не знает ничего и только чувствует, что он - сердце. И великая ее Душа, непостижимая Тайна Вселенной - Он, как всеобъемлющее Начало.
И только слезы человека, когда они текут по его щекам, уже чужие, ненужные. А слезы Бога - это рожденные души человеческие. Он собирает их и наделяет новой сущностью, делая полезными и даже необходимыми для этого вечного вселенского Мироздания.
"Что же ты, человек, - с досадой говорит Олег самому себе, - "слеза Бога"..., так тускло проживаешь свою короткую жизнь на этой малой Родине? Ведь и потрудиться-то тебе нужно совсем недолго.
Да, как бы тогда знать, как бы верить..."
23. "Соседи"
Как быстро прошла эта ночь...
Он уже совсем по-другому привык ощущать время в Вечности. Но потухла последняя звезда, и вернувшийся из ночных скитаний мост в безмолвном почтении изогнул свою спину, приветствуя каменную красавицу. А та все ни как не может насладиться подаренной ей свободой.
Олег отмечает, что мост весьма неплохо смотрится на фоне восходящего солнца, но с оговоркой: "Сделаю сам", будет все-таки лучше, если его конструкция станет более выразительной.
Понятно, что начинать день нужно с водных процедур. И только теперь он замечает, как неуместен здесь белый воинский наряд. Олег отбрасывает его далеко в сторону, стремительно сбегает с горы и ныряет в прохладную воду. Плыть, конечно, не так здорово, как лететь, но удовольствие все равно огромное. Мощными гребками он быстро рассекает водную гладь, устремляясь навстречу розовеющему небосводу. Оттолкнувшись от каменной сваи моста, он возвращается обратно. Противоположный край неба еще темен, и на высоком пустынном берегу у излучины теперь как будто чего-то не хватает. "Там будет стоять замок с высокими резными башнями, - решает он. - Но это позже, сначала я построю мост".
На песчаном берегу у кромки воды его уже ждут сложенные стопочкой потертые общаговские джинсы и такая же видавшая виды растянутая синяя футболка. Он натягивает их на влажное тело и сразу ощущает абсолютную гармонию c окружающим миром.
Сад еще хранит нежный аромат, но деревья уже начали терять вчерашнюю безупречность. Олег садится на скамейку и, глядя на неспешное преображение природы, думает о том, что ничто в этом мире не уходит в никуда. То, что теряют деревья, получает земля в виде замечательного белого ковра. Это завтра он станет почвой, соком цветка, нектаром для пчелы. А сегодня - это просто красота, просто радость. Хотя... красота и радость - разве это просто?
Ветер еще не возвращался с тех пор, как улетел на поиски "потеряшки", поэтому лепестки с деревьев падают тихо, медленно покачиваясь в полете, и выкладывают на земле удивительные круглые узоры. Под кронами деревьев круги совсем белые, многослойные, но, увеличиваясь в размерах, они постепенно тают. А потом и вовсе виднеются многочисленные, не укрытые лепестками пустые пятна.
"Как в жизни, - вспоминает Олег. - В детстве все пространство вокруг сконцентрировано, заполнено до предела: масса впечатлений, и все они значимы, а совершаемые открытия велики, так как для малыша впервые увиденная букашка не менее важна, чем для мореплавателя новый материк. И этих впечатлений так много, что они наслаиваются друг на друга, и, чтобы разобраться в этом многообразии, времени тоже нужно очень много. И оно, время, понимая маленького человечка, его трудное и важное существование, замедляет свой бег и дарит малышу длинные-длинные дни. И он очень долго проходит свой первый маленький круг, гораздо дольше, чем оставшиеся большие.
Обычно потом люди начинают думать, что все про эту жизнь поняли и заменяют белизну познания, пустотой созерцания, заменяют важное, но трудное легким, образуя тем самым пустоты больших кругов. Интересно, а у тех, которые не успокоились, у которых поле жизни до конца остается белым и они до последней своей минуты пытаются его познавать, с какой скоростью жизнь проходит у них...
"Да, как она проходит, жизнь? - восклицает Олег и мысленно отдергивает "штору".
Он сидит на той же скамейке, те же белые круги на земле, только в саду снова есть компостная куча. Вокруг никого не видно, но следы недавнего пребывания людей обнаруживаются в виде брошенных лопат на только что выровненных грядках. Олег внутренне напрягается, он даже на всякий случай оглядывается по сторонам, хотя точно знает, что никто не может его увидеть, и быстро срывает молодую сочную травинку. Он держит ее на ладони, теплую от солнечных лучей, и она же, целая и невредимая, остается на прежнем месте, крепко цепляясь за землю сочными молодыми корнями.
"Две одинаковых травинки в одном и том же мире, - думает Олег. - Да, нет, в двух совершенно разных мирах".
В этот момент из дома выходят родители...
Все оказалось и просто, и легко - он испытывает огромную светлую радость.
Родители обсуждают какие-то "огородные" проблемы, и он начинает осознавать, что эта тема и для него неожиданно становится очень интересной. Только выясняется, что в агрономии он ровным счетом ничего не понимает. "Почитать бы толковую книжку...", - не успевает подумать он, как толстая, в красочном ярком переплете, она уже лежит на его коленях. Читать получается довольно быстро, скорость соответствует той, с которой его пальцы переворачивают книжные страницы. Однако, вскоре выясняется, что страницы можно переворачивать и по нескольку сразу - текст все равно воспроизводится в голове и сохраняется весь, до мельчайших подробностей. Вскоре про выращивание овощей он знает практически все. "Круто! - произносит Олег почти забытое им слово. - Ну, что же, дорогие мои, вызываю вас на соревнование - ваш колхоз против моего".
Олег еще долго сидит и наблюдает за тем, как они суетятся, испытывает острое желание быть полезным, и стыд за то, что редко испытывал это раньше: помогать, помогал, когда просили, но вот чтобы испытывал потребность... Олег думает о том, что уже в который раз прав был Хранитель: "Многое из того, что не дополучил, можно получить в новом мире, но ничего из того, что там сделал, уже не изменить и никогда не исправить".
К полудню возвращается ветер. Наверное, он так никого и не нашел, потому что с досады бросил ненужную фату прямо на вскопанные грядки. Да и деревья больше не желают тратить силы на красоту. Они усиленно избавляются от праздничного наряда, заменяя его на рабочий, повседневный, более подходящий для выполнения важного дела - сотворения плодов.
Из разговоров Олег понимает, что к вечеру приедет его сестра с мужем.
- Ну, тогда я пошел, - вздыхает он, - а то у вас уже огуречная рассада высажена и помидоры в теплице "колосятся", а у меня еще "конь не валялся". Лучше я с вами вечером посижу.
А еще он думает: "И откуда во мне эта любовь к сельскому хозяйству взялась? Наверное, с материнским молоком передалась, только сквасилось оно лишь сейчас. Кстати, прощения просим, рассаду-то я вашу с собой прихвачу". И он выдергивает из грядок саженцы огурцов и помидоров, не нанося при этом ни малейшего ущерба семейному хозяйству. "А ведь мог все сделать усилием своей мысли!" - удивляется он необъяснимому желанию делать своими руками.
В Зашторенном мире Олег достает из сарая лопату и быстро, с огромным удовольствием вскапывает землю, потом ловко формирует и выравнивает грядки и, наконец, с удовлетворением разглядывает результаты своего труда.
- Это вы там пользуетесь всякими достижениями цивилизации, - улыбается он, зная, что отец копает землю механическим культиватором, - а мы тут по старинке, как деды-прадеды учили - ручками, лопаточкой. Вот, зато у нас какие грядочки ладненькие получаются. И огурчики-помидорчики у нас тоже по старинке без удобрений всяких химических вырастут. Мы их лучше своей любовью удобрять будем".
Правда, периодически все-таки приходится выскакивать "к соседям", как он теперь называет параллельную жизнь, потому что компостную кучу возвращать не хочется, а одной любовью кормить растения в соревновательных целях было бы нечестно. Дело в том, что он все больше начинает ощущать в себе неизвестные ранее способности и уже отчетливо понимает, что этой своей любовью он к вечеру не то, что овощи вырастит, он из них уже салат нашинкует. За водой он тоже постоянно выбегает к "соседям", и суета эта доставляет ему совершенно новое, и непередаваемо приятное удовольствие!
Соседями, впрочем, он называет родителей не случайно. На даче они спали в разных комнатах, но разделяла их довольно тонкая стена, к которой с разных сторон были придвинуты кровати. И когда они ложились спать, мама тихо постукивала в стенку и говорила: "Спокойной ночи, сосед!" а он отвечал ей: "Спокойной ночи, соседка!" и традиция эта сохранялась годами, отчего слово "соседи" сегодня для него имеет совершенно особенное значение.
К вечеру все намеченные дела уже закончены, и, наконец, приезжает сестра. Олег возвращается в человеческий мир, подходит к ней и осторожно целует ее в щеку. А она, ничего не замечая, продолжает начатый разговор. Тогда он становится смелее и целует по очереди всех.
К лавочке, расположенной в глубине сада, выносится стол и там же натягивается синий шатер, тот, который он подарил маме в последний свой День ее рождения. Олег быстро возвращается к себе и проделывает здесь то же самое. Только душа его просит чего-то из давно ушедших времен, и мысль рождает старинный стол на гнутых резных ножках с толстой деревянной столешницей, добавляет пару таких же кресел, да и шатер его оказывается гораздо больших размеров.
У соседей, тем временем, уже горит огонь в мангале, сад постепенно наполняется аппетитным запахом жарящегося шашлыка, привычно режутся салаты. Эх, как бы ни хотелось, но ничем не может он помочь своим близким и привыкнуть к этому никак не получается. А, с другой стороны, и просто смотреть тоже ведь приятное удовольствие.
Но вот все рассаживаются за столом, шашлык, нанизанный на шампуры, роняет жирные слезы на большое круглое блюдо, а в бокалы наливается красное сухое вино. Он пристраивается на лавочку между родителями, и, принеся искренние извинения, забирает тарелку у одного и бокал у другого. Голода он не испытывает, но удовольствие от принятия пищи получает такое же, как в прошлой жизни. Он присоединяет свои пожелания к произносимым ими тостам и свой бокал к их бокалам, он даже участвует в беседе. Получается даже здорово, потому что сегодня его мнение никто не оспаривает. А когда новости закончились, и на время воцаряется молчание, он начинает рассказывать про свою жизнь. Они не могут его слышать, но почему-то молчат, и он успевает рассказать им все-все.
Когда на небе вспыхивают звезды, дом выманивает из ночной прохлады в свое тепло, а Олег еще какое-то время остается в их мире, продолжая находиться в незримой, неосязаемой своей оболочке, которая крепче любых пут не пускает его в прошлую жизнь.
- Какой удивительный был этот день. Один из лучших в моей жизни, - размышляет он.
Он понимает, что не только ради этого оказался он здесь, но решает, что то, другое, начнется завтра, а пока он будет смотреть на звезды и думать.
- Хранитель, я так счастлив сегодня. Жалко, что я не могу поделиться этой радостью с ними.
- То, о чем я тебе сейчас скажу, можно применять крайне редко, - откуда-то издалека и совсем рядом звучит голос Хранителя, - дело в том, что ты можешь кому-нибудь приоткрыть свой мир, сделав его прозрачным. Это очень просто - заведи человека в зашторенное пространство, а потом он все забудет. По-другому я бы сказал так - подари ему сон.
- А можно один только раз пригласить в гости их всех?
- Только один раз можно.
Утром все члены его семьи охвачены радостным возбуждением и никак не могут успокоиться. Выясняется, что всем приснился один и тот же сон, будто вчера, когда они жарили шашлык, с ними за столом был Олег. Только стол, шатер, да и сад их тоже выглядели несколько иначе.
"Нет, прав был вчера Хранитель, впрочем, как и всегда, - думает Олег, глядя на их суету. - Очень осторожно нужно обращаться с человеческой жизнью, очень бережно".
24. Первый месяц
Его жизнь быстро входит в определенное русло. Каждый день рано утром Олег заскакивает в гости к родителям, садится рядом с ними за стол, берет у мамы ее чашку со свежесваренным кофе, и вместе они пьют этот один на двоих некрепкий напиток. Олег слушает, как родители обсуждают планы на день, и уже все вместе слушают новости по телевизору. Он чмокает их, провожая на работу, и желает, чтобы наступивший день прошел удачно и не принес больших огорчений.
Затем он бежит к реке, сбрасывает с себя одежду, быстро проплывает до излучины и обратно к мосту, где потом старательно осуществляет его грандиозную реконструкцию. Ему нравится эта веселая неутомительная работа. С поразительной легкостью поднимает он огромные каменные блоки. Его воображение создает их из серого сверкающего гранита, и в обычной жизни для человека они совершенно неподъемны, но сейчас, не напрягаясь, он быстро складывает из них свой удивительный гигантский конструктор. При этом он все время громко распевает песни: и те, что любил в жизни той, и те, которым научили его воины в жизни этой. Он поет их на языках разных народов, живущих на далеких планетах. Он уже давно знает, почему одни из них переполнены радостью, а в других стонет невыносимая тоска. Вода охотно подхватывает звуки и уносит их далеко за излучину.
Несмотря на то, что темпы строительства моста весьма приличные, Олег понимает, что до замка дело все равно дойдет очень не скоро, и решает немного схалтурить. Он возводит замок усилием своей мысли, решив, что когда-нибудь потом отдельные детали доделает сам.
А еще он вычищает реку. Пропадают ивы, в большом количестве разросшиеся вдоль берегов. Исчезают кувшинки вместе с заболоченными затонами. Сами берега, как и дно реки теперь устилает чистейший золотистый песок. Конечно, не такой, как на Монтэгэро, а самый лучший - обыкновенный земной. Вода в результате, становится такая же, как на Голубых озерах. Утром она дарит ему свою зелень, а к обеду, когда он возвращался в сад, провожает небесной голубизной.
Дом он переделывает несущественно. Кухня и прежде была большая, но он объединяет ее с ванной комнатой, предварительно избавившись от самой ванны (зачем она, если рядом есть река) и уже в этом измененном пространстве заменяет газовую плиту на камин с витой решеткой. Мебель Олег подсмотрел на картинах старых мастеров: резной сервант с маленькими стеклянными дверцами, удобный мягкий диван и круглый дубовый стол. Часы, начавшие отмерять ход времени еще в позапрошлом веке, но совершенно не вписавшиеся в новый интерьер, он решает не трогать, только исправляет остановившийся механизм и подтягивает гири. И часы в благодарность за заботу с одобрением начинают отсчитывать время его пребывания в этом мире: так-так; так-так...
В саду все остается по-прежнему, лишь в конце сада он выстраивает кузницу. Когда-то ковкой увлекался его отец, и Олег, пока не заболел, представлял, что когда-нибудь тоже займется для души этим трудным делом. И вот уже первый его собственноручный катана лежит на столе, и совершенный изгиб его клинка окрашивают в синий солнечные лучи, пробивающиеся сквозь неплотную ткань шатра.
Вскоре он осуществляет давнюю свою мечту побывать в тайге. Далеко отправляться не хочется, поэтому тайга располагается сразу же за садом. Иногда он берет старое отцовское ружье, одевает "камуфляж" и уходит на встречу мечтой. Впрочем, ружье он никогда с плеча не снимает, оно нужно ему просто так, для антуража. Он бродит между деревьев, слушает, как гудят высокие сосны, как перекликаются юркие кедровки, беспокойные сойки и важные дрозды. Все звери и птицы в его тайге ручные, поэтому ему на плечи садятся мудрые совы, а красавцы тигры или добряки медведи подставляют свои мягкие морды в ожидании ласки. Но они всегда здесь и никогда не переходят незримую границу между тайгой и садом.
Эти посиделки с родными, стройка, таежные походы непонятным образом помогают освобождать душу от остатков тревоги и тоски, все еще цепляющихся за сознание. Он будто выгоняет их из себя громкими песнями, и печаль, недолго побарахтавшись на волнах, навсегда погружается на речное дно.
А еще в его мире есть одно не им созданное, но очень дорогое его сердцу чудо. Каждый день в тот час, когда в мире людей проходит церковная служба, здесь тоже звонят старые монастырские колокола. Конечно, в монастыре нет ни одного послушника, но когда за "шторой" пономарь забирается на высокую колокольню, колокола по эту сторону начинают раскачиваться, наполняя пространство его мира неземным загадочным звоном.
Но самое интересное и важное случается тогда, когда он садится на скамью под синим шатром.
Редчайшие книги, хранящиеся в лучших библиотеках мира, появляются на его столе, и он мгновенно прочитывает их на любых языках. В то же время Олег может слушать концерт, который звучит сейчас на сцене Большого театра, или плач скрипки, на которой великий Паганини играет своей возлюбленной, но чужой жене Элизе - сестре Наполеона. Перед его взором возникают картины и скульптуры великих мастеров разных эпох и картины важных исторических событий. При этом, любопытства ради, он пробует вина из лучших погребов прошлого и настоящего - даже любимое мушкетерами бургундское, кстати, показавшееся ему редкой кислятиной. Но, ни одна книга не исчезает с библиотечных стеллажей, ни один звук не теряют струны старинного инструмента, как ни на одну каплю не убавляется вино в бокале у отважного мушкетера.
Здесь на Земле ему открывается огромный, как Космос, мир. Олег непрестанно удивляется почему, по какой причине, будучи совсем рядом, раньше этот мир был спрятан от него, да разве только от него? Миллионам людей на планете вместо несметных и бесценных сокровищ, накопленных человечеством, достаются только жалкие крохи, а порой ненужные или очень вредные "пустоты белых кругов".
Жизнь его теперь полнокровна, насыщена, осмыслена и прекрасна. Дома все хорошо, события там проходят привычно размеренной чередой. Правда, у мамы появилось новое увлечение. Теперь она все свободное время занята тем, с чем так безуспешно боролась когда-то с ним самим. Она сидит за его ноутбуком. "Что ж, - с удовлетворением констатирует Олег, - дело, как и техника, перешли в хорошие руки". Ему очень хочется подсмотреть, что именно так заинтересовало ее в этом процессе, но он почему-то стесняется. А однажды она перебирала какие-то бумаги и забыла на диване листок. Очень долго Олег не решается, но потом не выдерживает и читает текст:
"Осень путается в листьях сентября,
Солнечными бликами играя,
Осени легко - она не знает,
Как мне одиноко без тебя.
Улетает в дальние края
Клин усталых белых журавлей.
Как мне справиться с тоской моей?
Как мне одиноко без тебя!
Ты прости меня, мое дитя.
Может, даже сможем жить счастливо?
Будет все - и это справедливо,
Только одиноко без тебя..."
"Вот в чем, оказывается, дело, - думает он. - Ты снова начала писать стихи. Хорошая моя, только пусть они не будут такими грустными, а то у меня снова появляется чувство тоски или даже вины". Но, глядя на экран монитора, усыпанный черными буковками, она плачет не так часто, а больше улыбается, изредка глядя в окно. Только взгляд у нее такой, будто там за стеклом она видит не зеленое кружево вишневых листьев, а что-то совсем иное, недоступное всем остальным, находящимся рядом.
Однажды в конце мая, уже в сумерках выйдя из Зашторенного мира, Олег чувствует манящий запах шашлыка. В поселке эти запахи не являются редкостью, тем более по пятницам или субботам. Особенность именно этого состоит в том, что он доносится из сада, в котором, проживает друг его детства. Сейчас он учится и работает в Москве, дома бывает не часто но, видимо, сегодня он все-таки посетил своих родных. И он, и его мама обязательно в таком случае позвали бы Олега к себе, но поскольку теперь получить приглашение не представляется возможным, Олег отправляется туда без него.
В саду, кроме родственников, находятся молодые люди. Олег знает их с тех пор, как его приятель начал заниматься в городском хоре, в силу чего компания эта отличалась необычайной певучестью. И вот, когда шашлык уже съеден, а вино на столе заметно поубавилось, кто-то берет в руки гитару... И уснувшим деревьям, цветам, хранящим капли вечерней росы, редким облакам на темном небе, становящимся таинственно черными, когда прячется за них ущербная луна, обрамляя их края голубым неоновым светом, рассказывает этот стройный хор молодых голосов о том, как гулял по Дону молодой казак, а его любимая горько плакала над быстрыми речными водами. Да много еще других грустных и веселых историй повезло услышать тем, кого вывела в эту ночь на улицу бессонница помечтать под высоким звездами.
"Как много значит песня для человеческой души, - размышляет Олег. - В этом непонятно куда несущемся мире она дарит человеку редкую возможность остановить этот бег, время на мгновение остановить и задуматься об этом самом мире: о себе в нем и о нем в себе. Хотя... сам человек вряд ли это замечает".
В эту ночь Олег неожиданно испытывает острую необходимость увидеть всех, с кем свела его прошлая жизнь.
Он перелетает через реку и оказывается в доме, где он много раз бывал за последние десять лет. Черноволосый смуглый красавец с бешеной скорость стучит пальцами по клавиатуре компьютера. Олег неловко пристраивается рядом и подключается к игре. Теперь у него это получается настолько хорошо, что уже через пару минут становится неинтересно, а еще через минуту он осознает абсолютную бессмысленность происходящего. Тогда он садится напротив и рассказывает свежие анекдоты.
- Что ж ты не смеешься, дружище? Я ведь еще никогда не рассказывал их так хорошо. Эх ты... - и он ласково треплет его по плечу.
Затем он перемещается в воинскую часть, расположенную недалеко от Москвы. Здесь в своем последнем дежурстве по батальону стоит самый большой по габаритам мощной фигуры и по величине доброго и как-то очень правильно бьющегося сердца другой его товарищ. Олег берет у него боевое оружие, и некоторое время они стоят рядом, охраняя неизвестный Олегу объект.
- Прости, братишка, что не могу побыть с тобой дольше. Теперь увидимся уже на гражданке.
Весь следующий день он мечется по улицам родного города, Москвы, Зеленограда, некоторых иных близких и дальних городов. Он подсовывает друзьям, сдающим в институте зачеты, легкие билеты, весело объясняет бестолковым начальникам, какие замечательные люди - другие его товарищи и как необходимо срочно повышать им заработную плату.
Наблюдает, как читает уже давно знакомую ему самому книгу его друг, а по стилю мышления философ. Олег ерошит и без того непослушные философские волосы и спрашивает, хитро заглядывая в черные миндалевидные глаза:
- Ну что, поспорим теперь, титан мысли! Посмотрим, чья идея победит сегодня?
Затем он попадает в помещение, где небольшая музыкальная группа исполняет приятную печальную песню. Молодой парень с окладистой бородой настаивает на том, что текст предполагает присутствие в музыке некоторой доли оптимизма.
- Ты зачем такую бороду отрастил? - улыбается Олег. - Сбрей, тебе не идет. А вы, уважаемые музыканты, моего друга послушайтесь - он прав.
Пролетая над небольшим кафе, Олег замечает красивую влюбленную пару. "Как хорошо, что они до сих пор вместе, - думает он. - И пусть так будет всегда!" Он тут же подсаживается к ним за столик.
- Спасибо тебе, - обращается он к девушке, - за то, что считала меня самым добрым человеком в своей жизни, и за то лукошко с московской суетой, которое так настойчиво пыталась притащить в мою обитель, и притащила-таки вместе с девятью замечательными оболтусами. И тебе спасибо, друг, за то, как бескорыстно предложил свою помощь, а потом тепло обнимал, засыпая рядом на диване.
Он повидал их всех: с кем делил скудный студенческий бюджет и тесные общаговские метры, с кем ездил на далекое красивое озеро или ходил на близкое зеленоградское. Как много оказалось в той жизни друзей и умных добрых товарищей.
Олег навещает и близких, и родных, тех, кто помогал ему в дни тяжелых испытаний, кто делом, кто светлой молитвой. В далекой Украине он долго обнимает мудрую и трудолюбивую свою бабушку, желая ей самого долголетнего долголетия. А уже в самом конце дня, ближе к полуночи, внимательно наблюдает, как заполняет эпикризы та не случайная в его жизни женщина и самый замечательный доктор.
И у всех он попросит прощения, потому что не до конца успел это сделать тогда - во время коротких передышек между болью. И что удивительно, каждый, к кому он прикасается, на секунду замирает. И Олег чувствует, как, несмотря ни на какую зашторенность, совершается маленькое чудо, и через непроницаемые стены проникает крошечная толика его энергии, добавляя каждому из них чуточку здоровья и искорку тепла.
Но таким был только один его земной день. Остальное время он проводит в учении и трудах.
И вот уже скоро заканчивается первый месяц его нового пребывания на Земле.
Ему так много стало известно, так тонко он понимает теперь чувства и поступки людей. И, главное, знает, как это происходит, почему возникают именно такие чувства, и как можно было бы повлиять на причины тех или иных событий, чтобы избежать неправильных последствий. И сильно сожалеет о том, что не понимал раньше, как много можно получить, пребывая в той жизни. Как много дадено людям теми, кто ждет их ПОСЛЕ и очень надеется, что придут они просветленными и не с пустыми руками, а точнее, не с пустой душой. И что будет она, их душа, очень нужная и полезная для той новой жизни.
Он так много теперь знает...
Но есть еще внутри пустое пространство, и душа не терпит этой пустоты и этим мучает. Как будто не выткан до полного совершенства белый ковер его. Словно не хватает воздуха, когда восстанавливаешь дыхание по окончании трудного пути, точнее не хватает того последнего щ909
глотка, после которого дышать легко и жизнь снова по силам. Ведь душа уже освободила место для самого важного.
- Небо, хоть ты подскажи мне разгадку самой главной тайны прошлой жизни, - Олег с надеждой даже смотрит на это темное украшенное звездами небо.
...Он еще не стал таким прекрасным, как обещал Хранитель, но уже отчетливо виден ему высоко над головой тихий манящий свет, исходящий от Хижины отшельника, и старец за окошком, склонившийся над толстой книгой. Он поворачивается к Олегу, его седые волосы касаются пожелтевших страниц, и глаза их встречаются.
Как много могут сказать глаза...
А такие могут открыть самую главную тайну жизни: "Не засоряй свою душу, содержи ее в чистоте и порядке, чтобы всегда там было место для любви, сострадания, мудрости и святости".
"Вот оно - то, чего не хватает, - Олег даже удивился, настолько простым оказался ответ. - Я так много узнал созданного людьми и простыми, и великими. Великими, но... не святыми".
И он с грустью опускает взгляд. На столе...
На столе лежит толстая книга с пожелтевшими листами. Он открывает ее наугад: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное"... И Олег неторопливо читает эту книгу с самого начала.
А когда перевернулась последняя страница, он задумывается: "Может, это правильно, что детей сюда берут сразу без испытаний. Маленький ребенок, конечно, способен безоговорочно поверить в другую жизнь, как в сказку. Но поверить в нее, как в неизбежную и необходимую реальность способен только взрослый человек, страдающий и мыслящий. Только переживая за себя, за других людей и все время при этом размышляя, он обязательно должен понять, что вера нужна ему не для блага в жизни сегодняшней, а для блага в жизни грядущей.
Но все равно, и там и здесь, жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать, что это такое - счастье, и что для него правильно".
Олег вспоминает, как уходя от погони, и сохраняя в себе воинов, он мог бы сбросить этот "груз", и тогда полет его стал бы легок и приятен, и он быстро избавился бы от проблем. Но главным тогда было не его собственное в данный момент существование, а то, что хранилось у него внутри и то, что с этим будет после.
А ведь и в прошлой жизни также. Главное в человеке не он, тот, что снаружи, о то, что у него внутри. Только трудно идти по жизни, неся в себе правильную душу, отягощенную строгой совестью. И человек иногда сбрасывает этот груз, и приходит легкая жизнь, и уходит ее великий смысл.
25. Гость
Сегодня утром он признался себе в том, что проиграл битву за урожай.
"Да..., не научился я еще управлять своей любовью, - размышляет Олег, с грустью разглядывая созревшие до самых макушек помидоры. - А интересно, можно ли умалить в себе любовь до неощутимого состояния? Ненависть, знаю, можно, зависть, жадность. А любовь? Контролировать попробовал - и то не получилось".
Что и говорить, если свои огурцы он ел уже через четыре дня. С помидорами дела обстояли лучше. Он честно соблюдал правила соревнования и дозировал свое внимание к ним в соответствии с процессами, происходящими у "соседей". Окучивал, как они, поливал, а вместо удобрений любил. И так полюбил эту работу, что сегодня за одну ночь абсолютно все плоды предательски покраснели. Июнь уже перешагнул свой экватор, но в соседской теплице многочисленные помидорные кисти имели стабильно зеленую окраску. А у него - вот, полюбуйтесь.
Озвученная дата напоминает ему о том, что скоро День рождения мамы. Первый без него. Становится безумно грустно от того, что ничего не получится подарить, даже стихотворение. Этот способ всегда выручал - особенно в периоды сильного безденежья. А сейчас сочинить-то сочинишь, а как подаришь? Остается только сон. "Что ж, попробую завести новую традицию - на Дни рождения дарить им сны", - решает Олег. - С папой буду ездить на рыбалку, с сестрой слушать музыку, а с мамой... Ну... - это еще нужно хорошенько обдумать".
- Ты уж обдумай, пожалуйста, очень хорошо, - Хранитель стоит рядом и загадочно улыбается.
- Даже не сомневайся, я прекрасно помню недавний переполох, - Олег сияет от радости, как только что начищенный самовар. - Как здорово, что ты здесь! Хочешь, я покажу тебе свой мир? А ты надолго? - он сыплет вопросами с такой скоростью, будто боится, что Хранитель сейчас исчезнет.
- Мне подарена огромная куча времени - до полуночи, как Золушке. Потом меня, как всегда, ждут.
- Круто! - Теперь Олег знает много новых и умных слов, но иногда хочется чего-то короткого и емкого. - Скажи, как там мои?
- Круто, когда кругом "свои". Правда? - весело повторяет за ним Хранитель. - Нормально твои, даже отлично. Почти поправились. В Космосе тоже довольно спокойно. Только настораживает меня это затяжное спокойствие. Ну, да не будем сегодня ни о чем кроме, как о хорошем. Кстати, как раз об этом. Сразу после меня жди еще гостей. Много нельзя, а пятерым дозволено.
Олег, если бы смог, наверное, заплакал бы от счастья.
- Хранитель, спасибо! Просто парад чудесных подарков. Только, знаешь...
- Знаю... Счастье нужно пить маленькими глотками. Но кто знает, сколь долго будет спокоен космос. Так, как, выдержишь?
- Выдержу, выдержу! - беспокоится Олег, как будто кто-то собирается отбирать у него эти замечательные дары. - Только вот я никак не решу, с чего нам лучше начинать экскурсию.
- Давай не будем нарушать установившийся порядок, - предлагает Хранитель, с наслаждением вдыхая прозрачный аромат утренней росы.
- Я только "за", - соглашается Олег.
В родительский дом они попадают к утренним новостям, и даже два раза забирают у мамы ее кофе. Потом Олег традиционно чмокает родителей, и ведет Хранителя к реке.
День обещает быть замечательным. Уже поднялось над мостом солнце, и по воздуху, невидимо касаясь зеленоватой поверхности воды, рассыпается заутренний звон.
- Плавать будем? - спрашивает Олег.
- Будем! - согласно кивает Хранитель.
- А мост строить?
- Все будем!
- Отлично, тогда: раз, два ...
И они мгновенно разрушают сверкающую водяную вязь, а когда плывут к излучине, Хранитель спрашивает у Олега:
- Можно мне кое-что поправить в архитектурной композиции замка? Мне кажется, что он не выражает ни один из существующих стилей. Или твое решение принципиально?
- Делай, что хочешь. У меня до него руки не доходят. Я его вообще давно придумал, когда еще ни одной книги по этой теме не прочитал. Тем более, если что не так, то всегда переделать смогу, - добавляет Олег, хитро улыбаясь.
Когда они возвращаются к мосту, Олег оборачивается и на мгновение замирает. На высоком крутом берегу реки у самой излучины стоит такой благородный красавец, что слов, достойно отражающих меру его красоты, быстро найти не получается. Поэтому он произносит банальное: