Чайка Алексей Дмитриевич : другие произведения.

Мулен-Дор: эпизод второй

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Раз уж взлетел на небо, надо откапывать мертвеца, который сможет перевести на лодке через молочную реку. А потом просыпаться песком через вентиляторы, разгоняющие время меж мирами, дабы оно не прокисало (знаете, как жутко воняет прокисшее время?). Оказавшись в зеркальном городе, уютно разместившемся на облаке, следует немножко потерпеть, пока тебя клеймят царским клеймом. Дальше волноваться не стоит: лучевой поезд домчит со скоростью света до Ключевого Переносного Пункта, чтобы царь мог наловить звёзды и с их помощью попасть в царство.
   -1-
  Представьте себе золотой туман, такой плотный, что сквозь него совершенно нельзя разобрать предметов. Туман сияет, клубится, вытягивается в нити, цепляющиеся между собой и рвущиеся, сгущается в горные каскады, распадается на клочки парусов загадочного, на миг явившегося судна. Если тысячу лет смотреть на игру тумана, на его вечное движение, то и тогда не утомишься, потому что перед тобой стихия, подобная воде и огню, стихия, заключённая сама в себе, независимая, гордая и бесконечная. Это стихия Межмирья, или Антир. Она дополнена светом, который хоть и был отделён от неё вначале, но теперь стал её неразрывной частью, и лучи, сплетаясь со стихией, преломляются, ветвятся, догоняют друг друга, чтобы образовать хрупкие, растворяющиеся через секунду кольца. Теперь представьте, что золотой туман разлит в невесомости, и поместите в него каплю чистейшей воды, сияющей как бриллиант в скачущем, хаотичном, необузданном свете. Капля эта имеет форму идеально шарообразную, капля дрейфует, то поднимается, то опускается, вращается, иногда она гонима сгустками тумана.
  Но если присмотреться внимательнее, вам откроются чудеса из чудес: хрустальная капля разделена на три этажа, пробита квадратными оконцами, напичкана столами, стульями, сейфами, цветочными горшками, а также кухонной утварью и даже туалетом. Словом, добро пожаловать в Первое (оно же и последнее) миграционное ведомство Мулен-Дора.
  Соткался из тумана согбенный мужичок и ловко шагнул на крошечное крылечко, дёрнул позолоченную дверь и вошёл в коридор, состоящий из множества дверей и узеньких стеночек. Пришелец вытер ножки о половичок и потопал вправо, там скатился по лестнице с поражающей ловкостью и в один миг оказался у двери из матового калёного стекла, сквозь которое проникал всё тот же золотой свет. Дёрнув за стальную солидную ручку, мужичок рассеяно поклонился и упал на стул. Напустив на себя изнеможенный вид, словно он до смерти замучен одышкой, посетитель замахал тоненькой папочкой. Кресло по другую сторону массивного стола, загруженного бумагами, повернулось и теперь только что явившемуся господину стал виден толстяк с добрым лицом и сигарой меж полных пальцев с тяжёлыми золотыми кольцами.
  - Отдохнули, Пал Семёныч? - глухо спросил толстяк, пустив изо рта опять-таки золотившийся дым.
  - Да какой там! - закрыл глаза Павел Семёнович. - Один денёк. Что такое один денёк? Дохнуть пару раз свободно.
  - Но всё-таки, - мурлыкнул по-особенному владелец внушительно укомплектованного кабинета.
  - Конечно, Евгений Борисович, конечно, - спохватился гость. - Один денёк, но я сейчас полон сил. Только маленько надо отдышаться... Представления за сегодня и вчера.
  - И много?
  - Тринадцать.
  - Мм, - нахмурился Евгений Борисович. - Нехорошее число. Ты бы добавил... мало ли...
  - Уже сделано, Евгений Борисович, - улыбнулся Павел Семёнович. - Так и подумал: вам не понравится. Исправил.
  - И как же?
  - С позавчера отнял.
  - Ну, ступай.
  Павел Семёнович положил папку на груду бумаг, так, чтобы повыше и ближе к начальнику, поклонился и вышел. Едва ли кто видел, как посерело его лицо от досады. И на этот раз без похвалы за смекалку. Обидно!
  А Евгений Борисович вновь обернулся к окну. Хорошее настроение играло в жилах, щекотало сердце, поэтому он с радостью и лёгонькой сладкой грустью глядел в туман, который ощущал внимание человека и особенно старался обрадовать: то пролетит мимо стая золотых голубей, то пустится дождь, то запрыгают молнии, махнут крылья, выстроится замок.
  Евгений Борисович наблюдал за происходящим до тех пор, пока не выкурил сигару. После этого мысль о работе настойчивее забилась в голове, и толстяк с неохотой и брезгливым выражением лица откинул плотную обложку папки. В ней с маниакальной аккуратностью строго по алфавиту лежали пока тоненькие дела будущих мулен-дорских царей.
  Евгений Борисович просмотрел все дела, запоминая количество полных лет. Он обратил внимание на цифру "20" и имя Кирилл, задумался о чём-то и отложил дело в сторону. Минуту толстяк сидел неподвижно, взгляд его замер на несуществующей точке, потом рука его скользнула вниз, к выдвижному ящичку. Зажурчал по хрусталю тёмно-красный, почти чёрный коньяк, зазвенели парующие кубики льда. Ноздри человека задрожали, веки пали, грудь наполнилась возбуждающим ароматом алкоголя, полные розовые губы пустили в рот обжигающий напиток.
  Евгений Борисович поставил широкий низкий бокал на выступ, скрывающий его от любопытных глаз подчинённых, и ещё раз просмотрел все дела. Лучше всех был Кирилл. Чиновник внимательно прочёл заключение психолога, результаты слежения. Ни одна мелочь не ускользнула от него, и он понял, что более подходящей кандидатуры из этой партии едва ли удастся найти.
  "Ах, Кирилл, Кирилл. Ты ещё так молод! И чего тебе не жилось?"
  Незаметно рабочий день кончился, Евгений Борисович успел на пару подчинённых накричать, одну симпатягу похвалил (он взял её за талию, а рука случайно опустилась ниже; девушка хлопнула ресницами, щеки её подёрнулись невинным румянцем, а он решил в следующий раз спросить, нравятся ли ей в постели толстяки). В кожаный портфель чиновник сунул дело Кирилла, обязав себя изучить его дома. При этом он размышлял:
  "Жить-то надо. Каждый ищет доход, как может. В том, что я хочу жить красиво, нет ничего предосудительного и преступного. Риск минимальный, а деньги за царство какого-нибудь недотёпы платят мне исправно, причём, деньги неплохие. Кому он нужен, Кирилл этот? Мелочь, Господи, прости что скажешь, головастик крошечный да и только, не понимающий, что в жестоком мире надо как-нибудь выживать".
  Евгений Борисович сдержано кивал подчинённым, прощающимся с ним, минул коридор и рассеялся золотой пылью в тумане.
   -2-
  В детстве, как и многие дети, я падал с велосипеда. И в первый миг, когда ладони касаются асфальта, когда ещё в твоих ушах позвякивают спицы и звонок на руле, а ты не чувствуешь боли, тогда кажется, что падение тебе приснилось. Может, это надежда, инстинкт сохранения или ещё какой шут, но такая неубедительность в происходящем бывает в самые опасные минуты нашей жизни. Нечто подобное, только гораздо растянутей, я ощущал и в тот захватывающий и наиинтереснейший день.
  Через плечо крепко державшей меня Татьяны я видел уносящийся вниз город, причём, была такая странность: дома падали, уменьшались, складывались и в то же время на горизонте появлялись новые, как будто они плотнее жались друг к другу, подползая к центру на бетонных присосках. Чем выше мы поднимались, тем сильнее хлестал дождь, а ветер свистел всё пронзительней, словно хотел побить самого Витаса, выбрав, как назло, мои уши в качестве боевого плацдарма. А поток воды был столь плотен и холоден, что я дышал ртом, втягивая в лёгкие смесь воздуха с водяной пылью.
  Наконец, город пропал, скрылся в серой массе, окутавшей нас. Дышать стало ещё тяжелее, но Татьяна, чувствуя моё неважное состояние, рванулась ввысь с удвоенной скоростью. Теперь дождь исчез, осталась стопроцентная влага, которая ручьями лилась по нам до тех пор, пока вверху что-то не блеснуло, плотность туч не уменьшилась настолько, что сквозь неё начали пробиваться лучи.
  Ура! Плотная масса облаков ухнула вниз. Теперь она застилала всё небо под нами, и я перестал ощущать высоту. Я сощурился на низкое солнце и догадался, что нынче где-то второй час по полудню. Повторюсь, солнце было очень низким, буквально висело над серой кремовой гладью облаков.
  Самое страшное осталось позади, а потому вернулось осознание, что меня прижимает к себе девушка, на которой ранее было скромное платьице Евы. Пышные груди упёрлись в мою худенькую грудь. Мне показалось, что я и от этого немало задыхаюсь. Но как я мог что-либо сказать? Мой острый подбородок послушно отдыхал на её упругом плечике, а губы плотно сомкнуты.
  Неизвестно, сколько бы времени мы летели так, наверное, до тех пор, пока наша траектория не пересеклась бы с орбитой какого-нибудь спутника. Однако нас начало тянуть в сторону.
  - Осторожнее, мой повелитель, - сказала ровным, как европейские автомагистрали, голосом Татьяна и пустила меня в свободный полёт, держа лишь за руку.
  А нас по-прежнему тащило в бок, пока, наконец, не развернуло. И теперь я летел грудью к небу, но, честное слово, у меня постепенно начало появляться ощущение, что на небо я как раз-таки падаю, а не лечу к нему по собственному желанию. И действительно, через минуту я чётко осознавал, что точно падаю и скоро расшибусь вдребезги, а тут некому даже справить поминки. Вокруг не души за исключением Татьяны. Признаюсь, я бы умер, наверное, со страху, если бы она не держала меня за руку. Она придавала мне сил возле синей бездны, в которую я стремительно нырял.
  Плотность воздуха увеличивалась, хотя по моим представлениям она должна была уменьшаться. Здесь же, кажется, стратосфера или ещё какая географическая фигня. Мне, по правде говоря, было всё равно, как называлось то, что начало стремительно уплотняться и затягивать мои ноги. Ещё чуть-чуть, и серые светящиеся под солнцем кремовые облака оказались над моей головой, а внизу - небное болото.
  Мягко говоря, с беспокойством я посмотрел на Татьяну, но она только улыбнулась поддерживающей улыбкой полненький розовых губ. Но вот мы увязли по грудь в синей жиже неба. Проводница отпустила мою руку и зашагала в направлении, противоположном солнцу, раздвигая руками синюю кашицу. Я хотел вернуться на землю, там хотя бы есть твёрдые тротуары да асфальт, а ещё мягкий ковёр, у которого никогда не было недостатка в надёжности, но это было бы явной трусостью, и попросить даму вернуться назад я бы ни за что не решился. Поэтому мне оставалось только проследовать за ней, так же разводя небо ладонями.
  Мы быстро вышли на мель и дальше брели до бархана, возвышающегося впереди. Дул лёгкий зимний ветерок, теребил мои волосы. Ах да, я забыл сказать, что ноги мои утопали в синем песке. Вероятно, мы попросту топали по пляжу на небе.
  С трудом мы взобрались на песчаный бархан, и с его вершины я увидел текущую слева направо реку, довольно-таки широкую с беловато-кремовой странной водой.
  - Никогда не видел? - спросила Татьяна.
  В ответ я покачал головой.
  Она засмеялась и вдруг толкнула меня с такой силой, что я, как пташка, сначала пролетел некоторое расстояние в горизонтальном направлении, а уж потом клюнул носом и кубарем скатился с бархана. Было ужасно неожиданно, однако нельзя не отметить главный плюс подобного вида спусков - их мгновенность.
  Я поднялся, потёр ушибленную спину и отряхнул синий песок с одежды. Татьяна каким-то образом уже была у реки.
  - Потереби песок, где-то там, - крикнул она.
  От обиды за то, что она, будто я мальчишка, спустила меня с бархана, я не спросил, что именно должно быть около меня. Я пошарил руками в мягком нежном песке и вдруг к своему удивлению отыскал обыкновенный гранённый советский стакан.
  - Тащи сюда!
  Когда я протянул Татьяне стакан, она зачерпнула воду в реке и протянула мне.
  - Пей, мой господин.
  - Царей так не толкают, - буркнул я.
  - Извините, ваша неторопность, в другой раз я дам всего один пинок, чтобы вы оказались аж на том берегу.
  "Вот они, подданные! Уже шалят, как черти".
  Я сделал глоток и вытаращил глаза.
  - А вы что думали, ваше величество? - спросила, смеясь, проводница.
  - Но это же... молоко!
  - Молочные реки, кисельные берега, не так ли в сказках? А Мулен-Дор, в который мы направляемся, чтобы на трон вас посадить, и есть одна большая сказка. Так почему же эта река не может быть молочной?
  - Всё пить?
  - Да, до дна.
  - Тут много, - вздохнул я, никогда не пивший много молока, от сытости которого меня начинало слегка тошнить.
  - За папу, за маму? - скривилась в усмешке Татьяна.
  Я опять напустил на себя обиженный вид и выдул весь стакан.
  - А теперь, пожалуйста, дном стакана как-нибудь нарисуйте на песке лопату.
  - Лопату? - переспросил я.
  "Опять фокусы?"
  - Да, самую обычную лопату, которой на приусадебном участке картошку копают.
  "Ладно, товарищ проводница, уж если быть дураком, так до конца, со всей, так сказать, жертвенностью". Я начертил на песке лопату с длинной ручкой.
  - Пожалуйста, покопайтесь так же, как вы копались, когда надо было найти стакан.
  Не вопрос. Я запустил руки в прохладный песок и скоро наткнулся на что-то твёрдое и длинное. Вытащил новенькую лопату.
  - Хорошо, ваше величество. Теперь предпоследняя просьба: закиньте стакан, как можете далеко, только чтоб на песок.
  Разбить понравившийся мне своей простотой стакан я не боялся, так как песок был мягкий, и потому зашвырнул его со всей силы. Он блеснул в высоте и опустился, брызнув синим фейерверком задетого песка.
  Вместе с Татьяной я направился, как говорят корреспонденты по ящику, на предполагаемое место падения. Проводница подняла стакан, брякнулась на песок, разлёгшись на нём, и дёрнула пальчиком.
  - Копайте, ваше величество.
  - Что? - я от неожиданности уставился на девушку, хотя по лопате мог бы догадаться, что меня ожидает трудовая неприятность.
  - Копайте в том месте, где упал стакан. Здесь не глубоко. Не больше двух метров.
  "Ну, это уже верх свинства! Она лежит, а его величество будет мозоли натирать? Хотя... - я присмотрелся. Передо мной лежала прекрасная девушка, - она ведь, к несчастью, женщина. Как я буду отдыхать, а она работать?"
  Эта здравая и стопроцентно мужская мысль не только уняла обиду, придала мне сил, но и бросила зёрнышко мужской гордости в моё храброе, ну, почти храброе сердце. Я был доволен собой и начал копать.
   -3-
  Благо, песок - не земля, он копался легко, только сильно ссовывался, и чтобы продвигаться вглубь, надо было на славу потрудиться вширь. И промелькнуло полчаса прежде, чем я углубился метра на полтора и при этом устал и взмок, как собака под дождём.
  - Отдохните, ваше величество, присядьте.
  Я последовал умному совету и лёг по другую сторону от ямы. Меня терзало любопытство. Наконец, я не выдержал.
  - А что там? - спросил я.
  - Увидите.
  - Такой секрет?
  - Я не хочу говорить.
  - Ага, но вы, наверное, обязаны.
  Татьяна прищурилась.
  - Вы что-то знаете о мулен-дорских правах и обязанностях?
  - Вот именно, - крякнул я, - моя беда в том, что я их не знаю, и меня никто не удосужился с ними ознакомить.
  Татьяна хотела ответить иначе, колко, но, вероятно, решила, что и так слишком распоясалась и что, став царём, я могу вспомнить её вольности и плохое поведение, и тогда ей организуют взбучку по первое число. Подумав, она мягко сказала:
  - Вы будете хорошим царём, но прежде надо чуть-чуть побыть рабом. Так уж заведено.
  Ах, читатели мои, знал бы я тогда, какие ужасы и страдания ожидают меня и насколько пророческими окажутся эти слова, я бы приставил острую лопату к прелестной шейке и велел Татьяне доставить меня в любимый университет под пинки моего любимого Вадима! Но будущее напоминает жирный пахучий крем, на который смотришь, думая о самом лучшем, не подозревая, что в ближайшую ночь, когда будет неимоверно хотеться спать, твоими лучшими друзьями станут белый холодный унитаз и узор на плитке перед отяжелевшими веками.
  Я отдохнул, точнее, больше замёрз, чем отдохнул (не забывайте, что зима на небе - такая же зима, как и на земле, только без дождя и снега). Я поднялся, поглядел вверх на облака, которые начали расползаться, обнажая перевёрнутую вверх ногами серую кляксу города. Никакого страха не было, хотя я понимал, что стою вниз головой, а ноги мои пусть твёрдо, но всё же упираются именно в небо!
  Лопата вновь заработала в моих руках, но ненадолго, так как совсем скоро она ударилась о что-то деревянное.
  - Оставьте там и отойдите, - вскочив, радостно велела Татьяна.
  Она вытянула руки, растопырила на них пальцы и медленно подняла на уровень головы. Ком синего песка вздыбился, выполз из молочного пляжа и, бурля и шипя, поплыл по воздуху. Мои глаза чуть не вылезли из орбит от завораживающего зрелища. Несколько тонн песка с глухим продолжительным ударом рассыпались неподалёку от гигантской ямы.
  - Вух, - девушка вытерла выступивший на лбу пот. Вероятно, это требовало порядочных усилий. - Спросишь, почему я сразу так не сделала, да? Я бы не смогла, я хилая. Какие цари, так и проводницы, - тут она спохватилась. - Я хотела сказать...
  - Конечно, я хилый. Я и не спорю, - пожал я плечами.
  Татьяна ожидала каких угодно, только не таких откровенных слов и некоторое время бессовестно смотрела на меня в упор. Я уже начинал чувствовать себя дураком, но она указала рукой на дно ямы, в которой покоился тёмный продолговатый ящик с двумя железными поржавевшими кольцами.
  - Это надо вытащить, если получится.
  Мы спрыгнули в яму и попытались поднять ящик. Он оказался не тяжёлым, но было очень неудобно вытаскивать его на поверхность пляжа. Мы даже запыхались, пока справились с этим нехитрым делом.
  Татьяна вытянула из кучи песка лопату и начала дубасить ею по бокам ящика. Я приблизился и увидел гвозди.
  - Э... - протянул я с великим подозрением. Тут не удивишься, если это будет одна из худших вещей на свете. - Что это?
  - А ты как думаешь?
  Я не ответил, а лишь спросил:
  - Можно я?
  Всё-таки я не доверял полненьким девичьим ручкам.
  Татьяна с радостью отдала мне лопату, и я довольно быстро разбил в щепки те места, где находились гвозди. Крышка начала двигаться из стороны в сторону.
  - Отлично, хватит, - махнула девушка, запустила пальчики в образовавшуюся щель и одним движением откинула крышку.
  Тяжёлый, не проглатываемый, спирающий дыхание ком образовался в горле. Наверное, он и сдержал вопль, который непременно должен был вырваться из моей груди. Дело в том, что ящик оказался всего-навсего гробом, а в нём покоился полуразложившийся труп.
  Когда человек работает в морге, или он спасатель, а может просто крепок нервами, - это одно, а когда я ни разу в жизни не видел мёртвого человека, а тем более полуразложившегося, - это совсем-совсем другое. Ладно, если бы одни косточки блестели, так нет: из черепа торчали длинные запутавшиеся волосы, между рёбер проглядывала какая-то дрянь, а сверху то там то сям разбросаны клочки полуистлевшей одежды.
  Я отшатнулся, но девушка моего испуга не заметила или игнорировала. Она пропела "где же стаканчик?" и, найдя подле себя столовой предмет, побежала с ним к реке. Я не рискнул оставаться один на один с мёртвым господином и сделал три-четыре шага назад, из-за чего чуть не свалился в яму. Эта случайность так меня поразила и потрясла, что меня залихорадило, и появилась тошнота. Но куда идти?
  Между тем, вернулась Татьяна и с развесёлым видом, пальчиками приоткрыла мертвецу челюсть и влила молоко в его мерзкое нутро. Я был на грани обморока.
  - Ваше величество, вам плохо? - наконец, удосужилась заметить моё паршивое состояние Татьяна. - Может, выпьете молочка?
  И она протянула мне стакан, с которого только что поила покойника!
  Боже, я чуть за голову не схватился, чуть сам коньки не отбросил. А когда труп зашевелился, и в его движениях обнаружилось явное желание подняться, я заорал во всё горло таким предсмертным голосом, каким за миллион лет не кричал ни один царь Мулен-Дора, это я вам гарантирую. Даже самому было удивительно, как моя глотка сподобилась родить столь оглашенный вопль.
  Мертвец поднял своё ветхое туловище, и теперь получилось, что он сидит. Его слепая голова сразу обратилась в мою сторону, как только я начал голосить. Потом он пошарил под собой рукой и достал пару белых шариков, которые тут же вкрутил в глазницы. Теперь он смотрел на меня, всё ещё орущего, но уже выдыхающегося. Татьяна стояла рядом с ним и, разинув рот, тоже глядела на меня с превеликим удивлением.
  - Ну, будет, - скрипучим голосом сказал мне мертвец.
  Я затих. И странное дело, вместе с воплем из меня вышел холодящий страх. Теперь я чувствовал лишь потрясение увиденным и не более того.
  Девушка подбежала ко мне и схватила за руку.
  - Вы чего, ваше величество? Чего вы так кричали?
  - А... э... у... - вырывалось у меня. Наконец, я догадался показать пальцем на труп. Какая ему, собственно, разница, прилично тыкать пальцем или нет?
  - Это? Это ведь лодочник, ваше величество. Без него мы не переплывём на другой берег.
  - Не переплывёте, - подтвердил мертвец, с трудом вылезая из гроба.
  Меня всё ещё трясло.
  - Ну, ну, чего вы так? - Татьяна обняла меня и даже неуверенно погладила по голове.
  Я наблюдал через её плечо, как труп, ужасный на вид и рассыпающийся, в клочках одежды, переворачивал гроб. Мертвецу пришлось трижды перекрутить свой дом, чтобы получилась лодка. Даже верёвка нашлась, за которую он и потянул судёнышко к реке.
  - Пойдёмте, ваше величество
  Лодка казалась ненадёжной, изгрызенной червями, но пока она мерно покачивалась на молочных волнах. Девушка заботливо посадила меня на хлюпкое сидение. Едва не перекрестившись, я вцепился в борт. Рядом умостилась Татьяна. Прямо перед нами сидел мертвец. Я старался смотреть куда-то в сторону, хоть это было и трудно.
  - Вы забыли про весло, господин лодочник, - вежливо сказала проводница.
  - Пожалуй, - кивнул мертвец.
  Я опасался, как бы его голова при кивке не отпала и не покатилась мне под ноги.
  Лодочник же сильными костяшками пальцев вырвал из борта верхнюю доску, и она стала его веслом.
  "Что ж, начало очень вдохновляющее для желающих утонуть".
   -4-
  Я трижды поседел прежде, чем мы достигли другого берега. Лодка по щиколотку наполнилась молоком и скрипела, каждую секунду скрипела, будто этим хотела непременно извести меня или сделать психопатом. И должен признаться, отчасти ей это удалось!
  Когда нос лодки воткнулся в сыпучий золотистый берег, я с прытью молодой косули скакнул из судёнышка. За мной вылезла Татьяна и поблагодарила лодочника за приятную поездку.
  "Приятную?!" - воскликнул я (конечно, про себя) и прижал пальцем отчаянно дёргавшееся веко.
  Мертвец склонил голову и разлюбезничался:
  - Вас, красавица, я бы каждый день возил. Для меня это нисколько не трудно, а наоборот, уверяю вас, чрезвычайно приятно. Выполнив свою миссию, вы, быть может, заглянете ко мне?
  Татьяна загадочно хихикнула, а я пробурчал сквозь зубы:
   -Старый развратник!
  Всё-таки я был обижен на лодочника за его существование, жуткий вид и ненадёжное транспортное средство. Хорошо, ещё денег не взял за доставку, а то у меня в кармане ни шиша.
  Помахав мертвецу вслед, Татьяна повела меня через гряду барханов. Наши ноги проваливались в странное сыпучее вещество, по цвету мало похожее на песок.
  - Что это? - спросил я, набрав горсть. У меня появились смутные предположения, уж слишком вещество походило на...
  - Золото, - махнула рукой проводница.
  - Ого! А на обратном пути его можно будет взять с собой? Хотя бы капельку.
  - Обратно мы пойдём другим путём, - цитируя, сказала Татьяна. - Да и вообще, зачем вам эта чушь? Думайте о серьёзных вещах.
  "Вот я и думаю, на какие гроши буду жить", - нахмурившись, подумал я.
  Мы поднялись на золотой бархан, и передо мной предстал огромнейших размеров карьер, в дне которого вращались в разные стороны вентиляторы. Их было только два, но каждая из шести лопастей могла уместить, наверное, железнодорожный состав, растянувшийся от одного края до другого. Вентиляторы крутились довольно медленно, но я всё равно чувствовал передающуюся почвой мелкую дрожь.
  - Эти штуковины установлены здесь довольно давно, - объясняла Татьяна, - чтобы разгонять время.
  - Что? Время? - переспросил я, не веря своим ушам.
  - Видите ли, ваше величество, в рамках одного мира время ведёт себя ещё более ли менее сносно и особых хлопот не приносит. Но когда миры соприкасаются, как, например, здесь Мулен-Дор и Хрюкен-Быш, то есть ваш мир, время застаивается и киснет. А прокисшее время, поверьте мне на слово, воняет хуже иного туалета. К тому же находиться там, где время начинает бродить и выделять газы, очень опасно: бактерии, которые размножаются в огромном количестве, сначала вызывают воспоминания, а потом выедают мозги, переселяя их или в прошлое или в будущее, отчего вы благополучно остаётесь в настоящем без мозгов.
  Я украдкой прикрыл себе нос и рот.
  - А тут не опасно? - поинтересовался я как можно обыденней, словно спрашивал, хорошо ли взошли баклажаны и патиссоны.
  - Нет, это же путь царей. Здесь не может быть опасно. Для того и стоят вентиляторы. Но всё-таки в инструкции по завозу царей не рекомендуют задерживаться в этом месте.
  Спускаясь по склону бархана, я думал о том, что, когда стану царём, я обязательно составлю высочайшую петицию и хорошенько распеку всех мулен-дорских чиновников: надо искоренять эту неприличную и обидную для наших величеств терминологию и заменять её новой, более политкорректной. "Царезаготовка", "завоз царей" - что это за безобразие? Я за обходительность с высочайшими особами.
  Вдруг Татьяна мёртвой хваткой вцепилась мне в руку и остановила меня.
  - Я чуть не забыла, Кирилл. Сейчас нас переправят в Мулен-Дор. Не бойтесь.
  Вот зачем так говорить, а? Только она произнесла "не бойтесь", я сразу начал бояться, тем более, я прочёл настоящее беспокойство в глазах моей проводницы.
  Она оглянулась, и я оглянулся. Золотой песок склона зашевелился, встал острой шуршащей волной и закачался. Мои ноги начали тонуть в ожившем веществе. Я выдернул правую ногу, но Татьяна резко сказала "не надо". Волна опустилась и как будто передумала что-либо делать, однако через секунду она ударила меня в спину. Я упал лицом в песок. Тут меня и накрыло.
  Я сообразил, что должен утонуть в песке, и ужас проткнул сердце ледяным кинжалом. Лёгкие, лишившиеся воздуха от удара, расширились, но втянули не воздух, а миллионы острых крупиц, которые обожгли горло и заполнили меня изнутри. По телу прошёл ток и разорвал меня на крохотные кусочки, объединённые общей мыслью.
  "Разве я не задохнулся?" - спросил я сам себя, но вынужден был ответить на свой вопрос отрицательно, поскольку я вынырнул из песка и пополз над самой поверхностью.
  Меня было много, очень много. Такое вот странное нашествие меня самого. Я скользил над песком, плыл в песке, я пытался увидеть, где Татьяна, но не находил её. Впрочем, я не мог даже разглядеть самого себя, потому что песок был по бокам и снизу, только сверху я глядел на землю, замечая ленточки рек и серые покрывала лесов. Потом я вспомнил, что надо смотреть всё-таки вперёд, и ужаснулся: я нёсся уже по твёрдому дну карьера, впереди грозно гудел вентилятор.
  "Нет, нет, не туда!" - закричал я, но мой крик не вышел за границу разума, а остался звенеть, заколдованный в песчинки.
  Я не имел власть над собой. Я разогнался и кинулся на лопасти, рассыпавшись по одной из них и разметавшись упругим потоком времени, разбавленным воздухом. Я летел, я катился, я был под собой и над собой, я пока только срывался с карьера в бездну и отскакивал от металла.
  Наконец, я сорвался весь. К счастью, в головокружительном полёте я не был одинок. Рядом со мной был я, и я укреплял себя морально, поддерживал оптимистичными мыслями, что я, наверное, по какой-то неясной причине стал песком, а песок не может разбиться, потому что он уже разбит. Лишение целостности не страшит того, кто уже не цел, кто сыпуч и не может быть пойман.
  Ветер крутил меня, и я не мог ему противиться, так как был микроскопичен и лёгок. Спустя минуту безудержного полёта я даже начал получать удовольствие от падения, и меня не страшило неизбежное приземление.
  "А всё-таки хорошо падать, когда ты неразбивчив", - подумал я и усмехнулся, заметив схожесть с Алисой в придумывании слов.
  Тут-то я ударился о мраморную поверхность. Вправду сказать, я долго бился, наверное, секунд десять, пока мои остальные я не долетели до площадки. В общем, себя я долго ждал, так как сильно растянулся, когда бросался на вентилятор.
  Наконец, последнее я обрело покой, и мне захотелось собраться. Это было какое-то животное желание, шедшее изнутри. Я ужасно захотел стать единым и позвал себя для единения.
  "Иду, иду!" - кричал я на свои мысленные зазывания.
  Я забирался всё выше по самому себе до тех пор, пока не увидел, как в пальцах рук исчезают песчинки. Услышав шорох, я оглянулся. Рядом из рассеянной кучи золотого песка создавалась Татьяна.
  - Ну как, всё нормально, ваше величество? - спросила она и внимательно поглядела мне в глаза.
  - Да, - кивнул я и почему-то улыбнулся. В груди копошилось замечательное настроение. - Только правильно ли я понимаю?
  Татьяна рассмеялась.
  - То, что вы прилетели сюда песком? Да, правильно. Так оно и есть. В человеческом теле нельзя попасть в другой мир.
  - Как? Значит, я сменил тело?
  - Не совсем. Вы его меняли только на время путешествия. Впрочем, как мне долго объясняли, пока я поняла, тело - это как вода, дважды не войдёшь.
  Я похрустел костлявыми пальцами и спросил:
  - Получается, моё тело чуть-чуть изменилось?
  - Вы - это вы, только на мулен-дорский лад.
  Что ж, пока меня всё устраивало. Только как-то трудно сознавать, что находишься в другом мире.
  - Поглядите, ваше величество, красотища какая! - воскликнула Татьяна.
  Я повернул голову и прозрел.
   -5-
  Мы стояли на мраморной плоской вершине колонны, а рядом возвышалась другая. Вероятно, они созданы как раз для того, чтобы цари, если так можно выразиться, просыпались через вентиляторы и все до песчинки собирались в одном месте. Надо сказать, высотища была ужасающая, такая, что мне захотелось обзавестись липучками и намертво присосаться к надёжной глянцевой поверхности. А глаза, меж тем, так и лезли из орбит, потому что зрелище предстало воистину завораживающее.
  Нас окружала воронка цвета жжёного кирпича. Её края плавно заворачивались и переходили в сталактиты самой разной длины. Эти сосульки были облиты сияющим, играющим бликами веществом. Когда я напряг зрение, мне стало ясно, что вещество это неоднородно, а состоит из великого множества пористых шариков. Вокруг сталактитов летали не то птицы, не то гигантские насекомые (поверьте, было очень трудно определить расстояние, поскольку, попав в другой мир, я не знал размеры составляющих его предметов). Эти животные передвигали шарики, брали их в рот или клюв и бросали в ярко-жёлтые плазменные облака, которые скрывали поверхность и упирались в колонны, кутая их основания.
  - Что это? - спросил я.
  - Что именно? - в свою очередь поинтересовалась Татьяна.
  - Ну, - я пожал плечами, - сталактиты, облака. Что под облаками?
  - Всё проще пареной репы, ваше величество. Сталактиты - это древние образования на слое, который разделяет миры. Прозрачные шарики - вы их видите? - это царства...
  - Царства?! - выдохнул я. - Но... э... то есть как?
  - В Мулен-Доре пространство совсем не то, что в вашем мире. Здесь через угольное ушко можно протянуть нить, на которую будет нанизана не одна тысяча царств и, быть может, миллион человек, в них проживающий. В Мулен-Доре всё разное, не такое скучное, как у вас.
  - А облака?
  - Вас интересует, какого лешего они светятся? Здесь нет солнца. Вот облака и работают вместо централизованного светила. Но погодите, вам ещё всё расскажут. Я совсем не знаток Мулен-Дора. Я ведь тут в первый раз.
  Моя челюсть, не медля, отправилась в свободный полёт. Вероятно, на моём лице читалось такое искреннее и ничем не прикрытое недоумение, что Татьяна вдруг засмеялась.
  - Вы так смотрите на меня, ваше величество, будто я пляшу перед вами голой. Что ж удивительного в том, что я в Мулен-Доре ни разу не была? Зато я ждала вас в другом, весьма любопытном месте, о котором мне запретили с вами говорить, уж простите. Там-то и поделились множеством интереснейших вещей. А Мулен-Дор я знаю... ну, потому что знаю! - и она снова засмеялась, но уже тише и плотнее. - Кстати, мне известно, что сейчас нужно не то скакнуть, не то прыгнуть.
  Моя проводница ухватилась за плащ и подпрыгнула, как бесшабашная девчонка, глухо ударив подошвами мраморный пол. Я ни о каких возможных последствиях этой глупости не думал, и вдруг колонна как будто провалилась. Нас прилично тряхнуло, отчего я едва удержал равновесие, и стремительно потянуло вниз.
  Татьяна перехватила в воздухе мою ладонь. Мы опускались, и от этого у меня захватывало дух, и желудок подскочил под самое горло, а с ним накинулась и тошнота. Лифты я не переносил, а тут в сто раз быстрее. Казалось, ещё чуть-чуть прибавить скорости, и мы закувыркаемся в невесомости.
  Сталактиты, которые до этого были на одном уровне с нами, поднялись вверх, а облака приближались, сияя всё ярче. Мне пришла в голову мысль: обожжёмся ли мы, когда попадём в толстое брюхо псевдосолнечной тучи?
  Через секунду вокруг нас закрутилась оранжево-огненная вата, которая становилась всё плотнее. Я начал ощущать тепло, а потом и жар, сильный жар.
  - Мамочки, - пробормотал я и закрыл глаза.
  Сияние пробивалось сквозь веки. Лицо, уши, руки жгло неимоверно.
  "Да что же это за безобразие такое? Честное слово, адскими условиями так и хотят извести нас, царей!" - так я размышлял с гневом, вдыхая раскалённый воздух.
  Но мои опасения были напрасны. Всё-таки до солнечной плазмы тучкам далеко. Они грели подобно энергосберегающей лампе, но с вольфрамовой нитью они соперничать не могли, куда там!
  Почувствовав, что температура начала снижаться, я открыл глаза и ахнул от красоты световых облаков, которые только что пропорол. Нижний их слой бурлил, закручивался в спирали и даже выстреливал протуберанцами. Света здесь было очень много, аж чересчур.
  Дабы сберечь очи, я опустил взгляд на город, которой поразил меня ветвистыми стеклянными небоскрёбами. Более того, присмотревшись, я заметил, что дома хаотично двигаются относительно друг друга. Острова зелени плавали между ними, и сновали туда-сюда крохотные толстенькие дирижабли.
  И вот колонна прекратила движение. Она вся вошла в тело величественного небоскрёба, рядом с которым красовался другой, абсолютно такой же небоскрёб, с вытянутой под второй вентилятор колонной. Пол вокруг нас лопнул и та часть, на которой мы стояли, приподнялась и выстрелила блестящей никелированной трубой. По примеру Татьяны я схватился за эту трубу, и кусок мраморного пола, плавно двинувшись вдоль небоскрёбной крыши (или верхнего основания колонны), вынес нас на край здания, дав моей голове повод закружиться от страшной, просто ужасающей высоты. Подумав несколько секунд, плита начала опускаться.
  Мы проскочили несколько слоёв движения, чуть не столкнулись с городским парком, дрейфующим вместе с полусотней отдыхающих, и причалили к нелепому готическому балкончику, увитому чёрным кованым чугуном. Прежде чем проследовать за Татьяной, я поднял голову и с трудом разглядел, что колонна возвращается в своё прежнее положение, и верхушка её уже исчезла за облаками.
  Честное слово, я чуть не умер от удивления, когда зашёл в комнату. В первую секунду мне показалось, что здесь никого нет, и мраморное транспортное средство напрасно нас сюда доставило, но потом я увидел людей, которые расположились за столами, привинченными к потолку и забросанными кипами бумаг. Более того, эти работники и сами висели вниз головой и, вероятно, прекрасно себя чувствовали, потому что мой нос ловил знакомый запах натурального кофе, а глаза не давали усомниться: в чашках парует чёрный смоляной напиток и не смеет вылиться.
  На кой шут им вздумалось эксплуатировать потолки таким экзотическим способом, то есть ходить и размещать на них мебель, - этого я не знал и не нашёл сил спросить: до того я был поражён.
  - Добрый день, - приветствовала нас дама, сидящая почти надо мной. - Вы за доступом?
  - Да, - кивнула Татьяна.
  Она оттолкнулась, наклонила своё дело в полёте и чудесным образом "припотолочилась".
  - Сюда, ваше величество.
  - Да я... того... тут постою...
  - Ваше величество, - сказала дама, - здесь нужна ваша роспись. Так что будьте любезны, - и она с улыбкой указала на стул подле себя.
  Ох, не для того я тащился в другой мир, что в первой попавшейся конторе свернуть себе шею. Бабушкой клянусь, не для того.
  Однако делать было нечего. Я подпрыгнул, кое-как попытался развернуться, но испугался и не довёл дело до конца. В результате, я боком шмякнулся о потолок. Выругавшись про себя, я поднялся, быстренько отряхнулся под взглядами прочих работников неизвестного учреждения и сел на стул, отдуваясь и краснея.
  - Здравствуйте ближе, - улыбнулась ещё приветливей дама, - меня зовут Эльвира Каземировна. Я выдаю рецепты. Назовите, пожалуйста, ваше имя.
  - Кирилл.
  - Вы первый раз в Мулен-Доре, Кирилл?
  - Да.
  - Ага, - дама начала перебирать стопку папок чуть поодаль. Она едва доставала, но подниматься ей не хотелось. - Так, кажется, вижу. Кирилл, - она пролистала содержимое папки. - Здесь всё замечательно и никаких ограничений нет. А это значит, я могу выписать вам рецепт.
  Дама перенесла на стол чемоданчик, открыла его и протянула мне стекляшку салатного цвета.
  - Посмотрите в неё.
  Я, как дурак, поднёс стекляшку к одному глазу. Канцелярский мирок позеленел да и только.
  - Ээ, двумя глазами?
  - Без разницы.
  Наверное, чтобы не быть дураком лишь на половину, а так сказать, полным, я повторил процедуру и вернул стекляшку. Эльвира Каземировна приложила её к прямоугольничку искрящейся глянцевой бумаги и давила до тех пор, пока кончили пальцев не стали совсем белыми (я даже испугался за бедную работницу учреждения, как бы ни случилась какая-нибудь атрофия). Потом дама попросила меня лизнуть правый верхний уголок бумажки ("лизните пожирнее" - так она сказала) и пробурчать в эту же свёрнутую трубочкой бумажку любую глупость.
  - Я вас не утомила? - спросила Эльвира Каземировна, не прекращая улыбаться. - Всё почти готово, осталось только поставить роспись.
  Я бесшумно вздохнул, тем самым поспешив.
  - Протяните руку.
  Не успел я выполнить её просьбу, как она молниеносным движением вонзила мне в палец железочку, а потом собрала ею кровь.
  - Пишите быстрее, пока не засохло.
  Не ожидавший такого садизма, я кое-как подарил им свой бесценный автограф и с облегчением поднялся, когда Эльвира Каземировна сказала:
  - Теперь всё. Сейчас вас проведут в лабораторию. Там дадут ключ, - и она дернула висевшую с пола верёвочку.
  - Я подожду тебя здесь, можно? - спросила Татьяна.
  Этого предательства я никак не ожидал. Всё-таки в чужом мире проводница была как бы своей. Но я не мог признаться в том, что мне будет без неё неуютно.
  - Конечно, оставайте... ся.
  Дама потянула верёвочку ещё раз и тут же отпустила, потому что в коридоре совсем близко зазвенел колокольчик. Угасающий звон прокрался и в помещение вместе с псом, между прочим, тем самым, у которого в груди находились полезные выдвижные ящички.
  - Элемент, проведи его величество в лабораторию.
  Знакомому псу я обрадовался несказанно.
  "Хм, Элемент! Значит, это мальчик, - подумал я, обходя стол, - что ж, это было видно: умный".
   -6-
  Пёс довёл меня до глухой стены коридора и уселся, сунув под себя хвост. Как будто знал, что я буду долго соображать.
  - И? - спросил я кратко.
  Элемент посмотрел мне в глаза самым красноречивым для собаки взглядом, а потом поднял лапу и потёр ею стену.
  Полагаю, было самое время рассмеяться от циркачества умнейшего животного, но я пребывал в растерянности и потому лишь похлопал ресницами и нерешительно провёл ладонью по скользкому материалу, похожему на пластик.
  В стене бесшумно образовалось оконце, через которое высунулась чёрная штуковина, размерами и формой напоминающая бутылку (не подумайте плохого: я самый непьющий человек в мире). Из конца неизвестного объекта, управляемого искусственной рукой, брызнул алый лазерный луч и заёрзал по лицу. Я хотел ему помочь и покачал головой, пытаясь подставить под луч правый или левый глаз, но устройство только ослепило меня и двинулось дальше. Тогда я решил прекратить самодеятельность и замер, будучи уверенным, что я должен всего лишь пройти идентификацию и никакое насилие надо мной совершаться не будет. Наконец, луч остановился как раз в том месте лба, где у меня находилась залепленная Аркадием Апполонычем дырка, расширился, задрожал, словно от возбуждения, и через секунду потух, а стена восстановила свою целостность и офисную строгость. Тогда справа от меня что-то пикнуло, часть стены плавно развернулась обратной стороной, обнажив висевшее на ней зеркало в мой полный рост.
  Элемент вскочил, завилял хвостом и ткнул носом в своё отражение, потом отошёл и стал ждать. Я тоже никуда не спешил, критично разглядывая себя зеркального.
  "Ну и рожа!" - подвёл я знакомый итог и отвернулся. Я терпеть не мог себя. Когда я долго не глядел в зеркало, я начинал представлять себя другим, симпатичным малым с горками мышц на обеих руках и рельефной грудью, проглядывающей даже через толстый слой зимней одежды. Зеркало обнажало меня, делало таким, какой я на самом деле, то есть тощим придурком с никудышной фигурой, Сильвестром Сталлоне, которого сунули меж страниц в толстую книгу и засушили для гербария.
  Я сморгнул. Мне показалось, что угол коридора позади меня рассыпался, а вместо него выстроился металлический мост, пересекающий необъятное плохо освещённое помещение. Я оставил фантастическое видение в зеркале и обернулся.
  - Ага, - сказал я, устав удивляться.
  Зиял проход в полутёмное помещение, плиточный пол превращался в мост из железных перекладин с трубчатыми перилами. Идти туда мне очень не хотелось. Я вообще люблю всё светлое, чистенькое, глянцевое и деревянное. От металла меня воротит.
  А пёс бросился на мост с радостью.
  - Элемент! - скакнуло эхо из глубин помещения. - Неужто новый клиент?
  - Гав!
  - Я так и знал. Ну, и где же он? Почему не торопится получить ключ от царства?
  Надо было перебороть своё нежелание, и я зашагал по гулкому мосту. Элемент хотел возвращаться за мной, но увидел меня и громко залаял.
  Да, комнатка на любителя. Под высоким потолком светились белым длинные лампы, но их свет, казалось, не долетал до пола, на котором размещалось больше десятка столов, нагруженных самыми разными станками, но, в основном, тёмными, смахивающими на слесарные. Заметил я и гигантское кресло. Стены по вертикали пересекали невероятной длины шкафы. Наверное, они были пригвождены, иначе рухнули бы, достав до моста, точно посередине пересекавшего это странное помещение. Кстати, почти сразу я увидел его хозяина.
  Пса гладил мужчина очень маленького роста, почти коротышка, полный до округлости, но с острой бородкой, которой в ответственный момент можно проткнуть обидчика насквозь. Он взлетел и через секунду опустился возле меня, глядя мне в лицо снизу вверх.
  - Здравствуйте, сударь. Вы тоже от Эльвиры Каземировны? - спросил он чрезвычайно вежливо, чем сразу мне понравился вопреки месту, в котором обитал.
  - Да, она послала меня вместе с бумагой, - я без уверенности протянул облизанный и расписанный кровью листок.
  - Тут о вас вся информация, необходимая мне для создания ключа, - сказал мужчина, беря бумажку и бросая на неё короткий, но исчерпывающий взгляд профессионала. - За мной сударь. Медлить не будем.
  Он снова взлетел, и на этот раз я хорошо разглядел то, что помогало ему обманывать гравитацию. Мужчина был обут в ботинки, из подошв которых вырывался синий газ, похожий на подстриженную траву, перевёрнутую вверх корнями. Балансировка ему удавались по той простой причине, что на запястья у него были надеты браслеты с небольшими, но эффективными соплами. То есть когда он летел, ему приходилось держать руки впереди себя согнутыми в локтях.
  - Ах, да, меня зовут Леонид Артемьевич. Так, к сведению. Я ведь здесь человек маленький, в прямом и переносном смысле этого слова.
  Я дошёл до края моста и спустился вниз по изгибающейся и тоже металлической лестнице, а мужчина уже успел положить мою бумажку на какое-то подобие конфорки, сверху накрыть прямоугольным стеклянным ящичком с колбой по центру. Я стал рядом.
  - Думаю, для многих это любопытно, а я не дождусь пенсии. До неё мне ещё очень и очень далеко: пятнадцать лет, восемь месяцев, три дня и не знаю сколько часов. Уверяю, и вам надоест быть царём. Это пока хочется, а потом... Вам же хочется занять трон, а?
  Говоря эту тираду, Леонид Артемьевич повернул кран, и ящик заполнился жёлто-красным текучим пламенем, который сожрал мою бумажку и кусочка не оставил. Мне даже стало жаль её. Я пожал плечами, огорчённый судьбой бумажки.
  - Не знаете? А многие хотят так, что аж поджилки трусятся. Одного тут даже откачивали. В обморок бухнулся, думали, помрёт и выносить придётся вперёд ногами. А он пришёл в себя, восторженно пропел "Ах, я царь!" и снова без чувств. Так его и увезли в лечебницу. Не знаю, что было дальше. Так-то порой от счастья человек теряет голову.
  Леонид Артемьевич ссунул задвижку и закупорил, таким образом, пламя, находящееся в колбе. Эту колбу он несколько раз встряхнул, потом засунул её в парующий холодильник, постоял с минуту, упёршись кулаком в дверцу и без перерыва разговаривая, затем достал и остывшее киселеобразное пожелтевшее пламя вылил на металлическую форму, которую тут же ловко подставил под станок и, дёрнув рычаг, с глухим ударом, сотрясшим пол, отпечатал ключ. На этом действия мужчины не завершились. Он под шипящей струёй воды промыл изготовленный ключ, потом опять нагрел его, держа щипцами над горелкой.
  - Пожалуйста, расстегните плащ и всё, что под ним, так, чтобы грудь оказалась открытой.
  Истязаемый подозрениями, я повиновался. Леонид Артемьевич меж тем достал из шкафа стеклянную палочку длиной сантиметров десять и привинтил её к коротенькой ручке из чёрной затёртой пластмассы. Ключ был брошен на дно прозрачного бочонка, наполненного странной жидкостью, поделенной на кубики белого и светло-коричневого цвета. Я такой удивительной жидкости никогда не видел, ни до, ни после. Когда прозрачная палочка нырнула в бочонок, она в один миг уродливо разбухла, а потом вдруг приняла все черты ключа, лежащего на дне. Леонид Артемьевич щёлкнул пальцами, и жидкость исчезла, а ключ прыгнул ему на ладонь.
  - Разделись? Сядьте в кресло.
  Я сел, и спинка тотчас опустилась, неприятно тем самым меня поразив.
  - Что это? - спросил я. Голос мой предательски дрожал.
  - Ерунда одна. Мне самому ни разу не делали, говорят, что не очень больно.
  Я округлил глаза. Его слова звучали так: "не очень больно"! На меня навалилась пыльная удушающая паника.
  Одной рукой мужчина вжал меня в кресло (откуда в нём нашлось столько сил?), а другой приложил прозрачный ключ к той части груди, где билось моё сердце.
  Я не кричал, а только застонал, наверное, потому что в лёгких не оказалось воздуха. Из глаз брызнули слёзы. Они всегда вели собственную жизнь и сочились независимо от того, хочу я этого или нет. На мою грудь как будто набросили огненное покрывало.
  - Царей надо клеймить, сударь, - сказал Леонид Артемьевич и подал мне мокрое полотенце, которое я поторопился положить себе на левую сторону груди. - Простите, что не сказал раньше. Многие или бояться, что их будут клеймить, или считают это позорным. А ведь только благодаря клейму царь может войти в своё царство. Иначе никак. Хотя, конечно, нашлись умники, которые воруют царства разными хитростями. Но это не наше дело. Ну, как?
  Мне трудно было прийти в себя. Никто ещё с такой неожиданностью не делал мне больно.
  - Жжёт, - только и сказал я пересохшими губами.
  - Пройдёт. Можете одеваться. Купите где-нибудь цепочку и повесьте вот это, - мужчина протянул жёлтый с красными линиями ключ. - Храните, ибо ничего ценнее в мире нет. Запомните: есть лишь несколько мест, где такие штуковины куют.
   -7-
  - Вы хорошо себя чувствуете? - заботливо спросил Леонид Артемьевич. - Может, вам воды?
  - Нет, нет, - я поднялся и отдал полотенце, а ключ спрятал в карман рубашки, надетой под свитер. - Спасибо.
  - О, только не держите в тайне на меня обиду, ведь клеймение - не личная прихоть, а обязанность, - говорил мужчина очень искренне, чем мгновенно вернул прежнее к нему расположение. - Давайте я вас проведу...
  Но отрывисто и совсем незлобно залаяв, Элемент известил нас о приходе следующего клиента. Леонид Артемьевич развёл руками и ущипнул себя за бороду.
  - Увы, работа.
  - Ничего, - я поднялся по лестнице и зашагал по мосту. За мной трусил пёс.
  Навстречу мне вертела весьма недурными бёдрами высокая складная девушка, а за ней ковылял точно такой же пёс, как и мой Элемент. Я кое-как поздоровался, разрываясь между идеальной комплектацией представительницы женского пола и абсолютной схожестью собак, и остановился.
  Леонид Артемьевич сделался пунцовым, неоткуда явилась одышка и даже бородка сама по себе вспушилась. Он подлетел к барышне и залепетал нежнейшим голоском, таким сладковато-приторным, что у меня даже скулы свело.
  - Прошу пройти сюда, любезная сударыня...
  Каюсь, это было верхом бестактности, но я наглым образом ткнул пальцем в двух идентичных псов.
  - Они одинаковые? - спросил я, совсем не чувствуя уколов совести. Думаю, в ту минуту, сам этого не замечая, я ревновал специалиста по клеймению к девушке, с которой он ещё будет возиться, а я вынужден уйти.
  - Что? - растеряно переспросил Леонид Артемьевич. К счастью, в его голосе раздражение или злоба явно были умножены на ноль.
  - Собаки, - повторил я, показывая на Элементы, которые беспардонно нюхали друг у друга под хвостом. - Они одинаковые?
  - Ну и что с того, что одинаковые? - неприветливо буркнул Леонид Артемьевич, тем самым, умоляя меня смыться поскорее. - Пёс, хитрый плут, он множит себя в зеркалах. Их тут много: и зеркал, и собак по кличке Элемент. Мы уж раздали этих Элементов больше сотни. Всё никак не возьмусь: надо защиту придумать для зеркал.
  - Ой, пёсики! Близнецы? - воскликнула девушка, только сообразив, что перед ней абсолютно одинаковые животные.
  Мужчина рассыпался перед девушкой в любезных подробностях и объяснениях, грозивших затянуться на добрые полчаса. Во мне же её возглас нейтрализовал действие всех прелестей, которыми наградила барышню природа, и я быстро развернулся и ушёл. Правда, при выходе из лаборатории мои ноги заплелись, и я едва не растянулся на полу. Причиной этому недоразумению явилась короткая, как вспышка молнии, мысль, что сейчас Леонид Артемьевич скажет девушке: "Раздевайтесь", а потом чуть ниже груди прислонит своё раскалённое клеймо.
  "Чёрт возьми, а действительно! Как же он клеймит женщин?!"
  Но азарт быстро потух, потому что я догадался: цивилизованные люди найдут способ лишить процесс клеймения женщин всякого интереса. Наверняка, дочерей Евы награждают печатью царицы в другом месте.
  "И правда, им же предъявлять печать в каких-нибудь учреждениях. Не для красоты же нас мучают"
   Остаток коротенького пути я был занят размышлениями об Элементе: считать его той же собакой, что была у Аркадия Апполоныча, или это уже совсем другое животное? Наверное, другое, ведь у данного Элемента своё тело, свои мысли в крошечном мозгу и своя судьба. Очень странно... В нашем мире это называется клонированием.
  - Как ваше самочувствие? - спросила, по-прежнему улыбаясь, Эльвира Каземировна.
  "А ты, улыбчивая клуша, могла бы и предупредить о клеймении. Я принял бы кой-какие меры", - подумал я с раздражением, а вслух произнёс выученное назубок:
  - Нормально.
  - Славненько. Сейчас вы сядете на лучевой поезд и посмотрите царство, не так ли? - обратилась дама к Татьяне.
  - Да, мы сегодня же вернёмся. Кстати, я хотела вас попросить активировать счёт Кирилла. Наличных денег у нас нет.
  - Вы очень во время вспомнили, - кивнула Эльвира Каземировна и в мгновении ока организовала расписку, протянула её мне, чтобы я расписался, а потом открыла сейф и отсчитала несколько монет. - Счастливой дороги.
  Наконец, мы покинули этот маленький оплот большого бюрократического царства и через балкон перешли на мраморный островок, беспрекословно нас ожидающий. Это странное транспортное средство, название которого я не узнал, опустило нас в самый низ, где открылось множество любопытных для меня вещей. Например, дома размещались не на какой-нибудь угрюмой земельке, а на плотных, серебристо-серых облаках. За счёт этого небоскрёбы и двигались.
  По мне, так это замечательнейшее свойство, так как северные квартиры могли несколько часов в день наслаждаться солнцем, а южные - отдохнуть от жаркого светила. Правда, я только потом догадался, что от дрейфа зданий толку здесь никакого, ведь всё равно вместо солнца - плазменные облака льют свет равномерно со всех четырёх сторон. Такая вот несправедливость!
  Мы втиснулись в поток воздушных лодок, нёсшихся на уровне первого этажа в обе стороны. Ветер приятно обдувал лицо. Температура была комфортная: и не холодно и не жарко, как у нас весной или тёплой осенью.
  - Куда мы теперь? - спросил я от нечего делать.
  - На ту сторону.
  Ответ не удовлетворил бы даже самого нетребовательного к познаниям человека, а меня тем паче.
  - Как это?
  - Вон, смотрите, - Татьяна указала подбородком на светящийся круг между двумя облаками, удерживающими здания. - Это световые тоннели.
  Мраморная плита юркнула под основной поток транспорта, долетела до круга и рухнула в него. Круг оказался трубой.
  Я уверен, вы видели когда-нибудь неоновую рекламу на магазинах и кафе. Точно из таких же сияющих колец, закреплённых друг с другой, состоял этот тоннель. Синие, красные, зелёные, жёлтые кольца имели диаметр метра четыре, они чередовались между собой и, разумеется, представляли зрелище попросту невероятное!
  Сначала мы опускались как на лифте, потом мраморная платформа повернулась на девяносто градусов, и я смог видеть оба края тоннеля, крутя головой, и уже перед вылетом она перевернулась, так что мы стали рассекать головами воздух. По моим несмелым соображениям, мы всего лишь опускались глубже и глубже, но я ошибался. Когда туннель кончился, мы выскочили на поверхность точно такого же города и стали частью его уличного движения.
  - Удивлены, ваше величество? - усмехнулась Татьяна. - Вы помните виниловые грампластинки? Видели хоть раз? Ну вот, возьмите такую пластинку и приклейте бумажные домики с обеих сторон. Это будет простейший макет города Зи.
  - Но как всё держится? - воскликнул я потрясённый.
  - Как мне долго объясняли, виновата в этом равномерная гравитация. Отсюда давит один небоскрёб, оттуда - другой. Они уравновешивают друг друга, но иногда качаются.
  - Да, да, я видел! Они становится то ниже, то выше.
  - Ага, вам не откажешь в наблюдательности, ваше величество. Кстати, мы уже на подходе к вокзалу Лазков.
  - Странное название.
  - Почему? - подмигнула Татьяна. - Лазков - это всего лишь прочитанное сзади наперёд слово "вокзал". В Мулен-Доре такое любят, уж поверьте. Здесь есть города Род-Нелум, Дорлумен, Менродлу, Лунемрод, Ремнудл и так далее. Продолжать не буду, чтобы не утомить вас.
  Мы вырвались на край города, за последний небоскрёб, и остановились перед зданием совершенно неожиданной архитектуры. На моё восхищённое оханье Татьяна отвечала сдержанной гордостью:
  - Это настоящая ракушка, которую выловили много лет назад, внутренности, наверное, с аппетитом съели, а панцирь оставили полуоткрытым. Теперь это самый знаменитый в Пограничье вокзал.
  - А что такое Пограничье? - спросил я, заходя рядом с Татьяной под светлую гофрированную крышу вокзала.
  - Межмирье - это тоненький слой, который в одних местах почти исчезает, а в других достигает огромной толщины. Небо с золотым песком, молочной рекой, вентиляторами - и есть Межмирье. Следующий слой называется Пограничьем. В нём целая куча городов, которые походят на город Зи. А в самом Мулен-Доре почти нет городов, а если они есть, то относятся к древним царствам, которыми правят монархические династии.
  Пока моя проводница говорила, я успел заметить ярких птах чуть больше голубя. Птицы летали по залу от одного путешественника к другому, что-то собирая с их рук. Странно, неужели каждый из них припас корм? Нет, на кой шут приличным гражданам страдать от витающих перьев и помёта, сыплющегося на головы! Помяните моё слово, что-то здесь не так!
  Но когда птаха, взмахивая радужными крыльями, подлетела к нам и отрывисто пиликнула, всё стало ясным. Татьяна тотчас достала из кармана монеты, выданные нам Эльвирой Каземировной, протянула их на ладони и сказала:
  - Два билета до КаПэПэ.
  Я вздрогнул от аббревиатуры (меня от всего, что связано с армией, в дрожь бросает!), а птичка схватила клювом монету и проглотила её, потом посмотрела на меня и Татьяну своими острыми птичьими глазами, пиликнула, вытянула шею и срыгнула сдачу.
  - Спасибо, - мягко сказала Татьяна улетевшей птахе.
  "Хорошо, что не я покупал тут билеты, которые, кстати, нам так и не дали", - подумал я, пытаясь согнать метающийся перед глазами образ птички, которую тошнит от нашей сдачи.
   - О чём задумались, ваше величество? Надо спешить: поезд отходит с минуту на минуту.
  Лавируя между людьми и чудом ускользая от ударов, мы пробрались через людскую толпу к цепочке металлических платформ с четырьмя рядами частично занятых кресел и стеклянными арками. Мы влезли на платформу и, найдя пару свободных мест, уселись. Я ничего не понимал, совершенно ничего.
  - Мы так и поедем? - с сомнением поинтересовался я, оглядывая с высоты открытого поезда копошащуюся толпу, ожидающую другой рейс.
  - Что вы, ваше величество, - дёрнула бровями Татьяна. - До КаПэПэ миллионы вёрст. Их проедешь только на лучевом поезде.
  "Уважаемые пассажиры, - услышал я дрожащий голос диспетчера, - поезд маршрутом "Зи - Ханайский Пик - Зи" отправляется через минуту. Прошу всех желающих приобрести билеты у фиверов, наших летающих кондукторов. Не забудьте указать в анкете ваше мнение о данном нововведении. Счастливой дороги!"
  - Что такое КаПэПэ? - не выдержал я, даже злясь на себя за любопытство.
  - Ключевой Переносной Портал. Иначе их называют Вратами Царств.
  - Хм, второе название красивее.
  - Я тоже так думаю, но кое-кому оно показалось пафосным и совсем несерьёзным.
  Выразить своё несогласие я не успел, так как по перрону растёкся продолжительный гудок, за ним фоновое, едва уловимое ухом шипение.
  "В целях безопасности отойдите не менее чем на пять метров от поезда. Спасибо за понимание!" - пророкотал машинист.
  Шипение усилилось и оборвалось. Вы помните звук, с которым в западных фильмах тухнут кварталы городов? Конечно же, такого звука нет при обычном выключении света, это фантазия режиссёров, уловка для усиления эффекта погружения во тьму. И вот точно такой же глубокий низкий звук я услышал, когда от кабины машиниста к первой арке протянулся дугообразный лазерный луч. Затем такой же луч сорвался с первой арки на вторую, со второй на третью, и вот он окружил ту платформу, на которой сидели мы, и полностью скрыл от нас перрон.
  Я поёжился. Странное всё-таки ощущение. Вероятно, у меня есть боязнь замкнутого пространства, только она до поры до времени сидит внутри и не показывается.
  Плотные алые световые стены пропустили короткий гудок, и меня слегка вжало в кресло.
  - Тронулись, - констатировала Татьяна и поднялась, положив руку мне на плечо. - Посидите здесь, ваше величество, а я закажу скромный обед. За короткое время нашего пути мы всё-таки успеем перекусить.
  - Хорошо, - обрадовался я, украдкой оглядывая салон вагона, погружённого в камерный красноватый свет. Потом я повернул голову вправо и пригляделся к сферическому лазерному лучу.
  Интереснейшая вещь. Как будто сталкиваются между собой миллиарды крошечных красных мошек, спрессованных невидимой силой.
  Тогда я не догадывался, что лучевой поезд несёт меня к царству со скоростью света.
   -8-
  В сером клубящемся облаке курительных трубок сидел император, развалившись в золотом кресле. Шёлковые подушки берегли его обрюзгшие бока от твёрдого красного дерева, пупырышек жемчуга и острых углов бриллиантов. Император вёл беседу со своим советником по особым делам, который почтительно и, на первый взгляд, совсем раскованно восседал на стуле.
  - Учти, мой друг Сафьян Максимыч, я уже заказал себе новую корону. В ней на пять камней больше, чем в прежней, а значит, тебе надо поработать на славу.
  - Я всегда рад работать на вашу славу, ваше императорское совершенство. Но позвольте спросить: достаточно ли у вас жемчуга?
  - Что ты, что ты! - скривился император и замахал руками, - я не знаю, куда девать этот мусор. Моя жена и... - он повертел головой, пытаясь что-то разглядеть сквозь облако, - и четыре любовницы с ног до головы в жемчуге. Так что уволь, мой друг, слышать о жемчуге не могу.
  - Вам надобны камни, в смысле...
  - Бог ты мой, Сафьян Максимыч, уж тебе ли объяснять?
  - Я понял, ваше совершенство, - уверенно сказал советник.
  - Пять штук, не меньше, смекнул? Я достраиваю северо-западную башню; ты видел, она будет на треть выше всего замка. И с её вершины я вижу обрыв, а сие неприемлемо, ясно тебе? Я терпеть не могу обрывов.
  - Разумею, ваше величество.
  Император пошевелился, как бы примериваясь к движению, но всё-таки оставался на месте.
  - В другой раз я тебе покажу. Это ужас, просто невежество какое-то. Моё щедрое любвеобильное сердце не выдерживает, когда я вижу границы своего царства. Разве я должен так страдать? Неужели я заслужил страдания? - чуть не плача, воскликнул император.
  - Никак нет, благими делами вы заслужили одно блаженство, - сказал советник, которого, между прочим, передёрнуло от царского восклицания.
  - Вот, я тоже так думаю, - голосом раненного зверя пропел император и утёр выступившую слезу, - я ведь стяжаю землю для своих милых детушек.
  - Вы совершеннейший семьянин, ваше величество.
  - Правда?
  - Отрубите мне голову, если это не так, - храбро заявил советник и даже привстал от возбуждения.
  - Полно, полно, братец мой, верю тебе, как самому себе. Позаботься, пожалуйста.
  - Конечно, ваше величество, сегодня же начну.
  - Не сегодня, а сейчас же! - капризно заявил император.
  - Будет исполнено.
  - Ступай.
  Советник поклонился до пола и вышел из залы. Сомкнув за собой золотые створки дверей, он вздохнул свободно, но выражение восторга с лица не снял, потому что стояли охранники, а рядом с ними шушукались разные льстивые твари, без которых не обходится ни один двор на свете. Советник тогда только полностью расслабился, когда вскочил в свою летучую карету
  - Трогай, - коротко велел он чёрной обивке, скрывающей плоть живого существа и понимающей самые простейшие приказы.
  Карета дёрнулась, качнулась и понеслась, чуя дорогу и поэтому обходясь без кучера. Это очень полезно, потому что, будь хоть сотню раз живой, карета никому не сможет разболтать то, о чём каждый раз шипел советник, выходя из дворца.
  А содрогали воздух вещи воистину страшные. От таких ругательств и хулений побледнел бы палач, крепко схватившийся за шею советника, если бы последнего выдали императору.
  - Старый ..., уродливый ...! Захотелось ему, ..., подлой ..., камешек на ... толстую повесить! ... ему в ...!
  Сафьян Максимыч даже ворот расстегнул, до того от ругательств ему стало жарко.
  Да, он злился. Императора он презирал до какого-то самозабвения, а вместе с ним он презирал и себя за слабость, за то, что находится в плену. И действительно, женившись и заведя детей, он не мог отныне быть свободным в словах и поступках. Близость ко двору накинула на него невидимые, но крепкие цепи. Временами он ощущал на себе их тяжесть, и до того ему становилось худо, что он даже подумывал о самоубийстве.
  Советник по особым делам сорока лет отроду имел ответственные задания, от которых, по сути, зависит направление внешней политики и форма государственных границ. Если копнуть глубже, окажется, что должность эта очень проста: в обязанности входит выколачивание новых земель желательно мирным, но подлым способом, и перехват и присоединение царств только явившихся в Мулен-Дор владык.
  Камни в готовящейся к выплавке короне императора - это царства маленьких людишек, подобных Кириллу, неумелых и беззащитных. Земли эти уже открыты, поэтому они особенно ценны. Жемчуг же является царствами закрытыми, в которых по какой-нибудь причине не успел побывать их законный владелец. В Мулен-Доре ими размениваются на тысячи.
  Да, ситуация была критическая, статистика похищений и убийств царей ужасала, но Смотрители уже не могли ничего сделать, потому что у них фактически отобрали власть, им объявили немую войну императоры, незаконно захватывающие царства.
  Сафьян Максимыч всё это знал лучше других и прекрасно понимал, чем занимается, чтобы прокормить семью. Но он был небезнадёжен, потому что не мог простить себя, хотя, надо признать, его больше беспокоила собственная совесть, чем незавидная судьба новых царей, которые бесследно исчезали презренными рабами в грозной пучине Мулен-Дора.
  Вот и сейчас он летел на встречу в отель "Миранда", где его ожидал солидный господин Шиндер с безупречной репутацией. Был ли на свете человек, который устроил свои дела с подобной маниакальной точностью и ледяным расчётом? Ни одна душа не догадывалась, что этот господин с белёсыми глазами и рыжеватой короткой бородкой руководил сетью "чистильщиков" - профессиональных убийц, сгубивших не одну сотню новоиспечённых царей.
  Мы не знаем, о чём советник говорил с Шиндером, потому что они, как всегда, расположились в люксовых номерах с нулевой структурой. Главная особенность таких номеров в том, что они заключены сами в себя. Форма, из которой не выбраться и в которую не попасть постороннему, строится по сигналу находящегося внутри хозяина. В таком случае, ни один звук не вырывается наружу, а потому мы можем лишь догадываться о содержании разговора. Впрочем, догадываемся мы правильно, так как знаем, какие ужасные несчастья произошли с Кириллом в дальнейшем.
  Советник сделал заказ, Шиндер его принял и спустя неделю выполнил. Одной из жертв и стал Кирилл.
   -9-
  Перекусили мы очень даже мило, правда, я так и не осмелился спросить, что такое мы ели. Моллюсков и прочую экстремальную пищу я в рот никогда не брал, а потому, ориентируясь лишь по слухам, могу предположить, что нам принесли каких-то животных океанского происхождения. Во всяком случае, вкус у них был рыбный, с лёгким присутствием солёности и йода. Я был голоден и чихать хотел на то, чьи бездыханные тельца я буду переваривать в ближайший час.
  Лучевой поезд несколько раз останавливался, причём, лазерные стены его пропадали во всех вагонах, подобно тому, как в придорожной электричке открываются все двери. Но если в электричке ты преспокойненько сидишь в кресле и дремлешь, уткнув нос в холодное, потеющее от дыхания стекло, то здесь на каждой остановке ты оказывался на открытой платформе, доступный всем ветрам и любопытным взглядам. Ощущения непередаваемые: будто стенки вокзального туалета по велению злого волшебника рухнули, и ты предстал перед проезжающими с голым задом на унитазе или вынутым из штанов... колокольчиком. Пока мы стояли на незнакомых перронах, я откладывал вилку и невинными глазами смотрел по сторонам, пуская за шиворот слюнки и ругая создателей лучевого транспорта.
  На самом деле, штуковина это была первоклассная и замечательнейшая в своём роде, но совершенно не пригодная для микроскопических земных расстояний. Учивший с удовольствием физику и довольно-таки хорошо её знавший по уровню школьной программы, я сразу не поверил Татьяне и стал объяснять ей, что тело, имеющее массу покоя, не может двигаться со скоростью света.
  - Почему же? - изумлённо спросила Татьяна, выкатив глаза (надо сказать, замечательные глаза в этот миг).
  - Да потому что с увеличением скорости, с приближением её значения к световой, масса тела будет неуклонно возрастать. И не существует такого двигателя, который бы смог разогнать тело до световой скорости, пусть даже это тело будет песчинкой, а в двигателе - все запасы термоядерной энергии Вселенной.
  По правде говоря, я разговорился, так как мы стояли на очередном вокзале из жёлтого стекла, а народ, снующий туда-сюда, беззастенчиво глазел на нас, несчастных пассажиров.
  - Ишь ты! - воскликнула девушка.
  Удивление было неподдельным, поэтому я даже на минуточку влюбился в неё. Я всегда на короткое время влюбляюсь в девушку, которую могу удивить.
  - Это часть специальной теория относительности Альберта Эйнштейна, - сверкнул я знаниями.
  Тут моя влюблённость достигла своего естественного пика. Но ей суждено было навсегда рухнуть к нулевому значению, потому что Татьяна махнула рукой и сказала дерзки, по-мальчишески:
  - Плевала я на вашего Эйнштейна.
  Её слова полоснули меня по сердцу. Ах, как же больно мне было! Я не сказал больше ни слова и отвернулся.
  - Мы ведь точно летим со скоростью света. Хотите, я поведу вас к машинисту, он расскажет, как это получается?
  - Нет, - я тоже махнул рукой, глядя в сторону. Я представил себе, какими глазами посмотрит на нас машинист. Он точно подумает: вот, припёрлись дура и придурок отвлекать от работы. Ну, уж нет, никуда я не пойду.
  Вскоре лазерные стены вновь закишели мошками, и поезд продолжил путь.
  Я уже разлюбил Татьяну, но не чувствовал обиды на неё. Просто мне было ужасно жаль Эйнштейна. Честное слово, плакать хотелось - до того было жаль этого выдающегося, моего любимого учённого, самой умной головы двадцатого столетия.
  Мы закончили перекусывать, и проводница моя сказала, что скоро наша остановка и через десять минут я попаду в своё царство и увижу выстроенный мулен-дорскими архитекторами замок. Тут уж я забыл и про Эйнштейна, и про всё на свете и разволновался не на шутку (волнение моё было хорошее, перетекающее в ажиотаж, как перед премьерой долгожданного фильма или первой ночью с женщиной). Я спросил, действительно ли замок уже готов и ждёт меня.
  - Конечно, ваше величество. Разве я буду обманывать? - ответила Татьяна, вытирая полные розовые губы, поблёскивающие от жира, тонкой салфеткой с оранжевым цветочком в уголку. - Не скрою, кое-чего там не будет.
  - И чего же? - насторожился я.
  - Царских регалий, потому что их надо добыть в состязании.
  - Аа, - протянул я разочарованно.
  "Да, рано ты, Кирюша, собрался на троне штаны протирать. Не для тебя эта работка, задним местом чую, не для тебя".
  - Но я могу отказаться от трона?
  - Можете, конечно. Но я бы не советовала.
  - Почему?
  - Да по-свински это, - простодушно ответила Татьяна.
  Я закусил губу. Неприятно было слышать такие слова, но я заставил себя проанализировать положение своё и мулен-дорских организаторов и быстро пришёл к неутешительному выводу: да, мой отказ в полной мере подтвердит моё непосредственное отношение к семейству Пятачков.
  - А какой выход? - неожиданно для себя спросил я вслух.
  - Что?
  - Да нет, ничего, - промямлил я, пытаясь отвертеться.
  Проводница посмотрела на меня таким чужим, пронизывающим взглядом, что мне стало не по себе.
  - Вы спрашиваете, что вам делать, если вы не хотите остаться в царстве, но и обидеть нас не хотите? Я правильно понимаю, да? Так вот. Мы оставляем вам право выбора, честное слово. И давить на вас не собираемся. Кстати, насчёт выражения "по-свински", вы уж простите меня, сорвалось, - я хотел вставить что-то вроде "да ладно" или "проехали" и сделать неопределённый жест, но Татьяна выпрямилась, как пружина, и голос её зазвенел лёгким испугом. - Наша остановка!
  Поезд остановился за считанные мгновения и сбросил лазерную шкурку. На платформу обрушилась лавина холодного свежего воздуха, над головами разверзлась бездна ночного небосвода, усыпанного невероятно крупными, размером с горошину, звёздами. Мы прибыли на Ключевой Переносной Пункт или к Вратам Царств. И от этой мысли у меня скрутило живот.
   -10-
  Я спустился следом за Татьяной, будто пыльным мешком ударенный. Трудно сказать, что я чувствовал. Знаю только, что ощущал я новизну разворачивающегося вокруг меня действа. Странно, мне было жаль покидать поезд, к которому я привык за время короткого часового путешествия. Там, куда мы высадились, стало очень зябко, как на зимнем пронизывающем ветру, плюющимся в лицо колючим снегом и металлическим морозом.
  - Это ночь? - спросил я, и вдруг зубы мои застучали.
  - Трудно сказать, ночь ли это, если здесь нет дня, - поёжилась Татьяна.
  - Как? Совсем нет?
  - Совсем, ваше величество. Здесь всё время так: холод и звёзды. Хорошо, что поставили фонарь.
  Я оглянулся через плечо и засвидетельствовал наличие белой головы фонаря на тоненькой трубе, вбитой в почву. Кстати, поверхность, на которой мы переминались с ноги на ногу, походила на лунно-марсианский грунт: все камни, валуны и воронки твёрдые как сталь. Наверное, кругом была застывшая лава, я только не мог понять, откуда она тут взялась. А впрочем, я потерял всякое представление о масштабах Мулен-Дора и даже не сказал бы, на Земле мы или давно покинули Солнечную систему.
  Поезд загорелся красным и обдал согревающим светом, после чего мигнул и исчез, словно его и не было.
  - Ого, - сорвалось у меня.
  - Скорость света, - едким голоском пропела Татьяна и, наклонившись, подняла с земли камень. - Давайте сюда ключ.
  - Зачем ещё?
  - Потом трудно будет доставать. Давайте.
  Я подозрительно на неё посмотрел и вытащил ключ, который мне сделал Леонид Артемьевич. Татьяна спрятала его в кармане плаща.
  - Не волнуйтесь, я его не съем. Отдам в самый ответственный момент.
  Я ничего не ответил, даже не почувствовал осколков раздражения, как будто её слова относились к другому, например, были брошены одинокому фонарю, вокруг которого вился клубок мелких мотыльков. Татьяна, меж тем, замахнулась и швырнула камень в небо.
  "Валяет дурака", - вынес я приговор, но тут же мои глаза едва не вылезли из орбит.
  Камень, который по всем правилам должен был упасть в десятке метров от нас без каких-либо глобальных последствий, в нашем случае шмякнулся о звезду и сбил её, бедняжку. Небесный объект, находящийся вроде бы в тысячах и миллионах световых лет, вспыхнул чуть ярче и начал падать. Более того, за одной звездой потянулись другие, и скоро вывалился целый пласт ночных светил и рухнул на землю, рассыпавшись отдельными звёздами.
  Татьяна издала победный клич и бросилась к участку Ключевого Переносного Пункта, усыпанного белыми сияющими шариками. Я поспешил за ней, причём, отпавшая челюсть моя трепалась у плеча, как уносимый ветром галстук.
  - Держите, - проводница бросила мне на руку тяжёлый сгусток серебряного света размером с теннисный мяч. То была мохнатая звезда. Честное слово, мохнатая, только вместо шерсти или колючек она была покрыта упругим нежным светом, который сгущался к середине, превращаясь в твёрдое ядро.
  Если бы позади меня упала ядерная бомба, я и тогда не смог бы оторвать взгляд от этого милого небесного чуда.
  - Ой-ой! - воскликнул я, когда звезда приоткрылась и высунула серебряные лапки. От моего крика она вновь сомкнулась.
  - Не дайте ему убежать. Накройте сверху другой рукой.
  - Ему?!
  - Да, это звездуны, животные такие.
  - А они не кусаются? - обеспокоился я.
  - Никогда, ваше величество. Звездуны ласковые. Самки, правда, могут грызнуть, когда с детёнышами.
  - А это кто?
  - Самцы. Они белые, голубые, разные одним словом. А самочки красные или, в крайнем случае, жёлто-оранжевые. Вы ведь слышали из астрономии про белых карликов и красных гигантов? То-то. Самки огромные, что и на руку не помещаются, а самцы крохотные. Это вам большой попался. Вы трёте его?
  - Чего?
  - Трёте, говорю?
  - А его надо тереть?
  - Я вам не сказала? Конечно, их надо тереть, ведь с них сыпется пыльца, она-то нам и нужна.
  Боясь причинить вред удивительному животному, я начал неловко вращать ладонями.
  - Он пищит и... и вибрирует! - испуганно возопил я.
  - Ясно дело, ваше величество. Звездуны боятся щекотки и хохочут, когда их трут. Не волнуйтесь, они очень живучи. Падающие звёзды, под которые любят загадывать желания, - это звездуны, которым надоело торчать на небе. Они падают, чтобы подкрепиться.
  - Что они едят?
  - Я не знаю. Они лазят между цветами и набирают на себя пыльцу лунной трехундрии, которая помогает им светиться. Да выпускайте уж своего, а то вы его защекочете насмерть. Покажите ладони.
  Я присел на корточки и дал звездуну скатиться, потом вытянул руки. Они светились.
  - Отлично, давайте я поделюсь с вами пыльцой, - и Татьяна, переминая пальцы, ссыпала мне на ладони серебряный порошок, отчего мои руки засветились ещё ярче. Прилетел первый мотылёк. - Подойдите к фонарю. Надо сделать так, чтобы вилось как можно больше мотыльков.
  Будучи наипослушнейшим царём на свете, я поплёлся к фонарю и стал под ним, вытянув руки вперёд. Клянусь вам, я и моргнуть не успел, как передо мной образовалась стайка насекомых.
  - Собирайте, собирайте! - громким шёпотом проговорила Татьяна, весёлыми глазами глядя то на меня, то на мои руки.
  С каждой секундой мотыльков становилось всё больше. Мои опасения, что они будут меня кусать, не оправдались. Их околдовывало сияние пыльцы и её сладковатый густой запах.
  "Отмоюсь ли я? Вдруг буду пахнуть целую неделю как девчонка! Придётся дома сидеть", - так приземленно думал я, вместо того, чтобы наслаждаться зрелищем и задавать бесконечные вопросы: зачем это всё и что будет дальше. Ах, каким же скучным типом я был!
  И вот мотыльков стало чрезвычайно много. Плотным облаком они летали перед лицом. Я начал бояться, что они попадут мне в нос. А Татьяна вынула ключ.
  - Вот теперь... осторожненько... - бормотала она, - главное - не спугнуть...
  Она медленно сунула руку в гущу обезумевших насекомых. Наверное, какая-то магия запечаталась в ключе, потому что мотыльки, изменив направление полёта, колыхнувшись и рассеявшись на мгновение, с новой силой и упорством бросились на ключ. Послышался коротенький металлический взвизг, мотыльки рванулись во все стороны, как пух из распоровшейся от удара подушки, и я увидел, что на мои вычищенные ладони посыпалась щепотка полупрозрачных стружек - только это осталось от ключа.
  А мотыльки сделали круг над нашими головами и сгруппировались, собрались в живую серую трубу и метнулись к Татьяне. Девушка чуть подняла голову и закрыла глаза. Насекомые ударили ей в грудь с такой силой, что она покачнулась. С немым ужасом я наблюдал, как они исчезают в её теле и фонтаном появляются из спины. Фигура Татьяны посерела, треснула и распалась, а остатки рассеялись в воздухе.
   -11-
  Какое злодейство только что свершилось, я не понимал. Я был не в состоянии оценить, что произошло на моих глазах, хорошо это или плохо. Может, исчезновение проводницы - лишь часть какого-нибудь мулен-дорского ритуала по перенесению в царство?
  Но раздумывать некогда. Мотыльки бурлящим облаком пронеслись вокруг фонаря, затмевая собой свет, а потом хлынули в мою сторону.
  Коротеньким хвостиком махнула в голове юркая мысль:
  "Бежать... к бабушке!"
  Смертельное движение в неутолимой жажде крови я уловил краем глаза, потому что мои ноги приняли решение быстрее мозга и понесли меня прочь, пока эти крылатые монстры не отобедали мной без гарнира.
  Я нёсся со скоростью баллистической ракеты, ничего не видя перед собой. Позади был фонарь и щёлкающие челюсти десятков тысяч мотыльков. Ей-богу, грунт подходил для ломания шей. Я спотыкался, нырял по щиколотку в ямы, несколько раз едва не упал.
  Внезапно я врезался в тёмную стену, совершенно невидимую и оттого неотделимую от воздуха, которым я дышал. Удар был так силён, что меня отбросило назад, и я перекувыркнулся через голову. Ледяная лапа перехватила сердце, а во лбу, наоборот, полыхнул огонь. Секунду или две я лежал, анализируя, что же всё-таки произошло.
  "Кажется, тут стена..."
  Я попытался подняться, но тьма кружилась передо мной смоляной метелью вместе с белой точкой фонаря вдалеке. Разве я мог увидеть бесшумную стаю бешеных мотыльков? Конечно, нет. Они вонзились в спину, когда я стоял на четвереньках, и жестокая тошнота вывернула меня наизнанку. Я повалился бы на живот, если бы чьи-то руки не поддержали меня.
  - Ваше величество, что вы? - с ужасом воскликнула Татьяна.
  Тошнота отхлынула, её место заняла вакуумная боль в голове. Мне было совершенно безразлично, что я нахожусь уже в другом месте, светлом и радостном, что под ногами не марсианская поверхность, а ровная твёрдая площадь облака.
  Да, мы стояли на облаке, точнее, Татьяна стояла, согнувшись надо мной, а я по-прежнему на четвереньках, словно животное, которое следует добить, чтоб не мучилось.
  - Господи, да я ж не думала, что такая проблема будет с мотыльками. Почему вы так дышите? Вы что, бежали от них?
  - Нет, давал по вилке и салфетке, чтобы не запачкались, когда будут жрать меня, - простонал я. И как это столько слов во мне нашлось? - Что же я должен был делать?
  К счастью, я смог выровняться по-человечески.
  - Повторять мои движения вы должны были. Стоять смирно и не драпать, - в голос Татьяны медленно подмешивалась повседневность, хотя волнения ещё было достаточно.
  Ох, и доставил же я её хлопот, царёк психически не уравновешенный, головой сто один раз ударенный! Бедная Татьяна!
  - А... - во лбу стрельнуло, и я схватился за него.
  - Что, что такое? - запричитала проводница.
  - Ударился, - плаксиво заявил мой бессовестный язык. - Там стена какая-то.
  - Вы бежали и со всего маху вмазались в стену?
  - Ага.
  - Боже! - ахнула Татьяна, - горе мне с вами! Вы как маленький ребёнок. А ну-ка, покажите лоб. Да покажите же, не прячьте! - она отодрала мою руку и цыкнула языком. - Да у вас кровь. Пломба, видать, сорвалась.
  Тут мне стало совсем худо. То, что из дырки сочится кровь, повергло меня в уныние, и привиделась смерть с ржавой косой.
  "Нацарствовался, Кирюша, несчастный ты человечек. Пусть Мулен-Дор будет тебе пухом".
  Реальность потекла перед глазами, стало зябко, и ужасно захотелось спать. Я покачнулся.
  - Эй, чего это вы? - повышенным голосом спросила Татьяна. - Не вздумайте в обморок падать. Тут до царства рукой подать.
  Но я уже едва держался на ногах, и вертикальное положение грозило смениться горизонтальным.
  - Да что вы разнюнькались! - воскликнула проводница и, представьте себе, шлёпнула меня по одной щеке, потом по другой. И звонко так получилось, что я даже оглох на минуту и сразу очнулся. - Ранка-то не бог весть что, а вы уже падать. И не стыдно вашему величеству. - И она для порядка влепила мне контрольную пощёчину, вероятно, припомнила все хлопоты, которые я её доставил.
  - Что? - опешил я. - Как вы смеете? Я уже...
  - Да-да, вы уже пришли в себя и чувствуете себя хорошо. Ага, уже, - затарахтела Татьяна и поправила на мне плащ, и даже волосы пригладила.
  А я рассердился и бурчу:
  - Вы бьёте, как будто щёки мои казённые.
  - Простите, ваше величество, - она даже присела, как служанка перед барином.
  Правда, по губам её блуждала, то исчезая, то появляясь, лукавая улыбочка нашкодившей, но не желающей признаваться в содеянном девчонки. Однако я старался не замечать этой улыбочки и специально глядел вдаль, на соседнее облако, по которому шагал человек.
  - Что там? - спросил я, как будто меня больше не казались ни плотоядные мотыльки, ни удар головой о стену, ни пощёчины, сделанные с явным удовольствием.
  - Вход в царства, точнее, уже выбранное царство, - ответила Татьяна, тоже забывшая наши общие шалости и промахи. - Пойдемте к краю.
  - Зачем?
  - Чтобы не было недоразумений, я всё расскажу, - проводница подавила усмешку, которую нарочно не захотела полностью скрыть. - С этого облака на другое перекидывается мост. Видите, человек исчез, как будто в тумане растворился? Это он перешёл в своё царство, которое начинается прямо с моста. Скажу даже так, как мне объясняли: соседнее облако только представляется нам облаком, на самом деле оно - нейтральное царство, пустышка. А когда перекидывается мост, псевдоцарство наполняется содержимым царства, владельцем которого является человек, перекинувший мост. Поняли?
  - Вроде как, - мне инстинктивно хотелось почесать лоб, поэтому я сделал вид, что хочу вытереть кровь.
  - О, давайте я, - Татьяна вынула платочек и удалила остатки крови. - Больше не сочиться, так что с пломбой всё в порядке. Аркадий Апполоныч - спец по этим делам. Если честно, у него человек пять едва не организовали червячку масленичную неделю своими мозгами. Не по своей воле, конечно.
  - Конечно, - согласился я, осторожно поморщившись.
  Мы подошли к краю. От высоты у меня в первую же секунду перехватило дух, и я отступил на пару шагов назад. Татьяна странно посмотрела на меня, как бы и сочувствующе и насмешливо (насмешки была толика, но ведь не литр дёгтя портит бочку пчелиных трудов, верно?).
  - Ваше величество, - медленно и довольно тихо, но так, чтобы я слышал каждое слово, сказала она, - вам надо шагнуть, иначе не получится.
  - Как это - шагнуть?
  - Подойти на самый край, выставить ногу и опустить подошву так, словно там уже есть мост.
  Я посмотрел на неё, как на сумасшедшую, и отвернулся.
  - Вы точно смерти моей хотите. Почему так всё сложно? Почему не просто: "Кирилл, ты царь. Посмотрит своё царство и скажи нам, согласен ли ты быть царём". Я: "Хорошо, Аркадий Апполоныч, с удовольствием оценю ваше предложение". Вук, тыдыщь - и я в царстве. "Посмотрели, разобрались?" Я: "Конечно". Мне: "Прошу назад". Прымь, и я возле института стою и размышляю, быть мне царём или нет.
  Татьяна слушала мою чушь и улыбалась. На этот раз улыбка её было доброй, без какого-либо подвоха.
  - Так не бывает, ваше величество.
  - Даже в Мулен-Доре?
  - Даже там. То есть тут.
  - Жаль, - вздохнул я, будто намекая на обратный путь.
  Пауза в несколько продолговатых, как таксы, секунд.
  - Так что? Шагаете?
  Я покачал головой. Тут же, словно сама судьба хотела меня переубедить, на наше облако опустился поддерживаемый потоком воздуха мужчина в великолепном чёрном плаще с белоснежным мехом на воротнике, рукавах и краю подола. Я заметил, что мужчина относительно молод, лет тридцати не больше, среднего роста и широкий в плечах. Шёл он уверенной поступью, какой шагают президенты и министры, но без зазнайства.
  Он увидел нас и моё внимание к нему и кивнул. Татьяна обернулась и пошла ему навстречу, сделав знак, что хочет поговорить. Мы встретились и поклонились друг другу.
  - А вы... - мужчина бросил на меня красноречивый взгляд, - в первый раз?
  - Его величество не желают перебрасывать мост, - наябедничала и даже не покраснела Татьяна. - Поэтому у меня к вам просьба: пожалуйста, убедите их величество, что в перебрасывании моста нет ничего страшного.
  - Хм, что ж, это просто. Пойдёмте.
  И мы направились к краю. Я чувствовал себя полным дураком и сердился на проводницу.
  - Вы должны знать... простите...
  - Кирилл, - вставил я.
  - Вы должны знать, Кирилл, просто знать и быть уверенным, что мост появится в любом случае. Иначе быть не может. Вот смотрите.
  С моих губ успел сорваться лишь короткий "ох!", а мужчина одним смелым движением толкнул своё тело в пропасть. Его правая нога в чёрном, до блеска начищенном ботинке остановилась в воздухе на уровне облака и под ней из ничего сотворилась доска шириной метра полтора, обвязанная светлой новой верёвкой. За первой доской в одну секунду создались ещё три, и так, не успел я протереть обвиняемые в обмане глаза, как мост был сооружён и, наверное, где-то далеко, в какой-нибудь затхлой бюрократической каморке покоился с необходимыми подписями и синими печатями акт о его сдаче в эксплуатацию.
  - Вот так, - улыбнулся мужчина, остановившись на трети моста. - Ступайте прямо сейчас же, а я посмотрю.
  "С моим везением только в такие мосты и верить, - сглотнул я, - начитавшись "Анны Карениной" и не найдя поблизости железной дороги".
  Скажу так, выбора у меня не было. Если на мужчину смотрит мужчина и ждёт, что он сдвинет гору и бросит её в море, честное слово, он сделает это. Женщина - слаба, она и другому может слабость простить, а мужчина - едва ли.
  Поэтому я за секунду попрощался с миром, сказал жизни "прости и прощай", врагам - "I'll be back", закрыл глаза и шагнул.
  "Будь что будет. Устал бояться".
  И было. Что было? Был я. Долго ещё был, должен вам сказать. Много лет я был всем на зло.
  Моя нога упёрлась в доску, а я лишь покачнулся и открыл глаза. Мужчина засмеялся, махнул рукой.
  - Удачи в царствовании! - крикнул он и двинулся прочь.
  Я обернулся к Татьяне. У неё на лице покоился отпечаток гордости за меня.
  - Вперёд, ваше величество, - сказала она и тоже ступила на мост.
  Но я сомневался.
  - Нейтральное царства успеет смениться под меня? - спросил я, головой указывая на мужчину, а пальцем тыча в соседнее облако, быстро затягивающееся ошмётками тумана.
  - Ну и дотошный же вы, ваше величество. Успеет. Куда оно денется?
  И мы пошли дальше, рука об руку. Деревянный мост покачивался над синеватой клокочущей бездной, но мне почему-то не было страшно.
   -12-
  Да, я не боялся, это правда. Но колотящееся сердце тонуло в жиже волнения.
  Я волновался нестерпимо из-за того, что сейчас, вот сейчас, через секунду, я увижу своё царство.
  Странно, не так ли? За столь короткий срок, погодите, за часов шесть или семь, я полностью свыкнулся с ролью царя. Я принял и, кажется, понял, что Мулен-Дор всё-таки есть, и он передо мной, реальный и осязательный. Наверное, если бы мне сказали, что это всего лишь яркий, захватывающий сон, я бы молча нашёл крюк и повесился, ибо жизнь прежняя стала мне в тягость. Похоже на то, как выходишь из кинозала и сожалеешь, что завтра опять душный грохочущий трамвай, пары, злые преподаватели и... скука, непомерная скука жизни. Хочется остаться в фильме, потому что увлекательная жизнь героев кажется в большей степени жизнью, чем моя.
  Туман рассеялся, очистив горизонт. И открылась великолепная картина вдохновенного мулен-дорского художника, от красок, масштаба и эпичности которого я ослеп и прозрел не скоро.
  Совсем близко от нас рокотал водопад, срываясь в долину, где перерождался в широкую реку с лугами, звенящими пчёлами, задумчивыми ивами и песчаными берегами. В кустах переливались голоса птиц. В небе густой синевы копошились редкие облака, а солнце (да-да, привычное для меня солнце) грело, сияло, играло.
  - Это ваше царство, - торжественно сказала Татьяна.
  И правильно сделала, потому что я не посмел бы нарушить гармонию тишины и говора природы.
  - Тут жарко, а мы в плащах, - сказал я, конечно, чепуху, но что же я ещё мог сказать?
  - Мы оделись так на случай зимы в вашем царстве.
  - А вы не знаете?
  - Кто это "мы"? Нет, ваше величество, мы способны узнать содержимое царства, только если побываем в нём. Хватайте меня за руку: мы полетим в замок.
  Я напряг зрение, чтобы лучше разглядеть крошечную белую горку на горизонте. Ошибиться сердце не могло - то мой замок.
  - Вы и тут умеете летать? - поинтересовался я будничным тоном.
  - Ну, как и вы, если не будете лениться, - усмехнулась Татьяна и продолжила. - Владыка царства имеет безграничную власть, ему покоряются не только жители, но и деревья, горы и вся материя, из которой построено царство. Вдохните глубже, вдохните. Вы чувствуете? Вы правите этим воздухом, он ваш, такой сладкий и чистый. А я могу летать, потому что я ваша проводница. Дайте же руку.
  Татьяна ещё не договорила, а уже оторвалась от земли и повисла в полуметре над ней. Лицо её, по общепринятому выражению, сияло счастьем. И должен вам сказать, оно действительно сияло, особенно глаза. Впрочем, здесь всё горело и пылало светом и теплом.
  Наши ладони сомкнулись, и мне передалась её лёгкость. Теперь я обращал внимание на гравитацию меньше, чем шарик, надутый гелием. А восхищение, азарт, безумная, фонтанирующая радость прожгли меня насквозь.
  В стройных ножках Татьяны, скрытых подолом плаща, точно были замаскированы реактивные сопла. Как же иначе она могла с головокружащей скоростью взвиться ввысь, а потом рвануться с горы в ложе божественной долины и лететь, лететь над лесом, перехваченным вьющейся лентой свинцовой радужной реки?
  "Это во истину круто!" - и радость вскипала в жилах густой смолой.
  Быстро приближался и рос на глазах белоснежный замок с восемью башнями, с резными бойницами и полукруглыми окнами. Представляете, что значит для человека в первый раз увидеть настоящий замок, созданный по высочайшим примерам древнеевропейского зодчества, а ведь до этого ты видел замки только на картинках и в фильмах о драконах, королях и "Гарри Поттере"?! Надо ли говорить, какой немыслимый восторг перехватывал дыхание, когда вырисовывались готические орнаменты на стенах, ширился сад с восточной стороны замка, зацветали живой зеленью луга для прогулок, блистал всё ярче ручей неподалёку от круглой просторной беседки, увитой плющом?
  Мы пересекли долину, сделали круг над замком и свалились на луг, с хохотом перекувыркнувшись на мягкой свежей траве. Татьяна вскочила и сбросила с себя плащ. Она смеялась и была похожа в те минуты на ожившую от надежды найти Мастера, весёлую какой-то бесовской, безумной весёлостью Маргариту, намазавшуюся волшебным кремом Азазелло. Я тоже снял плащ и бросил его прямо себе под ноги, стянул через голову и свитер, потому что воздух дрожал и переливался тёплым дыханием весны, и побежал следом за Татьяной, которая была уже недалеко от мраморного, великолепного, действительно царского крыльца с балюстрадами тончайшего вкуса.
  Что было дальше, я плохо помню. Нет, смею вас заверить, головой я больше не бился. Просто блеск и шик просторных комнат, красные ковры на лестницах, золото на дверях, блики хрусталя в люстрах с тысячью свечей, нежнейший перелив шёлка на окнах, - всё это смешалось в игристый коктейль, от которого я не на шутку опьянел. Мы вынуждены были присесть в столовой, так как дальше я идти не мог.
  - Сколько тут народу поместится? - спросил я, оглядывая лакированную плоскость дворцового стола.
  - Ну, - Татьяна пожала плечами, - точно не знаю. Наверное, сотня по одну сторону, сотня по другую.
  - Ага, а стульчик с белыми подлокотниками - для меня?
  - Вы имеете ввиду кресло? Да, для вас. Подлокотники из слоновой кости, а подушки набиты ценнейшей пухом хрютопундры.
  Я кое-как пытался соображать, отмахиваясь от золотой пыли в глазах.
  - Кто же всё это создал?
  - По-моему, я уже говорила. Твой замок - работа Хранителей Мулен-Дора.
  - А кем я буду править и вообще... я один буду следить за порядком?
  Татьяна посмотрела на меня с подозрением в слабоумии.
  - Ваше величество, вы меня удивляете! Ну, подумайте сами, каким вы будете царём, если так и останетесь без подданных? Сами над собой будете царствовать? И какой царь, позвольте вас спросить, драит полы своего дворца?
  - Значит, люди появятся? - неуверенно спросил я.
  - Конечно, ваше величество! Те, кто умирают, так и не узнав о Мулен-Доре, становятся подданными царя, которого они выберут. В течение полугода люди могут выбирать подданство, а уж потом они обязаны присягнуть короне.
  - У меня нет короны, - вставил я.
  - Именно, ваше величество, вы должны её получить, пройдя курсы по управлению царством. Вам будут читать лекции, организовывать практические занятия на лабораторном царстве, а после всего этого вам выдадут свидетельство и корону, разработают гербовую печать вашего государства и допустят к состязаниям.
  - Ты говорила. Состязания... - я пробовал это слово на вкус, и оно давало привкус горечи.
  - Да, состязания сложны, но, во-первых, они не опасны для жизни, во-вторых, нет проигравших.
  - Как это?
  - Очень просто, ваше величество. Состязания царей существует издавна, чтобы выявлять сильных, а не унижать слабых. Но что об этом говорить? Вы ведь ещё не дали согласия на царствование.
  - Я ведь могу подумать, не так ли?
  - Конечно, и это право отбирать у вас никто не собирается. Подумайте, ваше величество, хорошенько подумайте.
  Мы вновь стали бродить по замку. Свет хлестал через высокие окна и разводил огонь на золоте, которым были полны царские палаты, коридоры, лестничные пролёты и даже кладовые. Там, где не лежали на полу роскошные ковры, от наших шагов скакало по драпированным стенам эхо.
  - Вы не подумайте, Кирилл, - снова заговорила Татьяна тихим, доверительным голосом, - я вовсе не хочу обмануть вас блеском бесконечных комнат этого замка. Попробуй вас обмани! Фиг с маслом! Жизнь царя - далеко не сплошные празднества, салюты, иллюминация, пиры да жаркие фаворитки, каждую ночь новые. Жизнь царя - это политика, а она подразумевает бессонные ночи не по причине сладостных утех. Ты будешь решать судьбу целого государства, которое с каждым днём становится всё больше и сложнее. У тебя появится свой народ, смысл жизни и вообще... И вообще, - вдруг захохотала она, - это так смешно всё звучит, что и говорить не хочется.
  - Спасибо, что предупредила.
  - Ты чего? О чём? - Татьяна начала озираться по сторонам, хотя усмешка не сходила с её губ. - Запомни: я тебе ничего не говорила. Всё гламурненько и как в раю, понятно?
  Я поморщил лоб и тут же пожалел об этом: молнией скользнула боль.
  - Кажется, понял. Ты должна была молчать о минусах.
  - О, в точку! Но вы не спешите с выводами, не надо, - погрозила пальчиком девушка, - Хранители Мулен-Дора не от хорошей жизни вынуждены скрывать часть правды от будущих царей. Мулен-Дор поделен на сферы влияния между могущественными императорами. Они объединяются друг с другом в коалиции, чтобы нападать на врага, который остался в одиночку, а потом дерутся между собой. Побеждают сильнейшие и злющие, захватывают новые громадные территории. Это неправильно и совсем ненормально, поэтому Хранители стоят горой за каждого царя. У них каждый царь на вес золота. И ты им тоже очень дорог, Кирилл.
   -13-
  Моя проводница замолчала, а я хотел сохранить возникшую паузу.
  - Осмотрели замок. Давай облетим границы?
  Я пожал плечами. Всё-таки я ожидал чего-то другого. Не знаю, лучшего или худшего. Может, просто другого.
  Покинув блистающие комнаты и спустившись с крыльца, мы подняли свои плащи и взвились в небо. Летели мы долго, с полчаса, и когда мы приземлились на берегу моря, у меня от свиста ветра гудела голова.
  - Это южная граница вашего государства. Здесь можно выстроить резиденцию, в которой вы будете отдыхать, - Татьяна присела на корточки и намочила руку в прибое. - Не желаете искупаться? Море тёплое.
  - Нет, - мне совсем не улыбалось раздеваться перед девушкой да ещё на пустынном пляже. Вот если бы она, ну, так сказать, была моей, и я бы любил её, то это другое дело, а так...
  Мои скучные мысли оборвала сама же Татьяна. Она цапнула меня за руку, подняла в воздух и потянула прочь от берега.
  - Что... куда?..
  Через десять метров проводница выпустила меня. Как лягушка, я замахал руками и задрыгал ногами. Кажется, воздух и сам был бы рад поддержать своего царя, но я не давал ему указаний, поэтому гравитация оказалась сильнее. С паническим возгласом я плюхнулся в солёную сине-зелёную воду.
  И тут самое время посмеяться над шалостью девушки, да не до смеха мне было, по той простой причине, что я плавал не хуже топора. Я зашлёпал по воде руками, пеня широкие низкие волны и хватая ртом и носом воздух с сильным запахом йода, а потом пошёл ко дну самым беззастенчивым образом. Море сомкнулось надо мной и хлынуло в рот.
  Но Татьяна, конечно, была рядом: выхватила меня, плюющегося и хрипящего, из лап Нептуна и потащила к берегу, не вынимая полностью из воды.
  Когда я разлёгся на песке, чтобы отдышаться и прийти в себя, она склонилась надо мной. Лицо её было мокрым не то от воды, не то от слёз.
  - Господи, вы ещё и плавать не умеете... - простонала она.
  - Никогда... так... не делайте... - зашипел я и перевернулся на живот для отхаркивания остатков воды.
  В носоглотке пекло невыносимо, в глазах тоже. Дышать было тяжело.
  - Но я ведь не знала...
  - Вот и не делайте, если не знаете.
  Да, я был суров и даже жесток в ту минуту, но в последней фразе заключался весь мой характер. Человек я острожный, не такой, конечно, острожный, чтобы растоптать сердце Данко, но я никогда не делаю то, чего не знаю. Авось что-нибудь плохое случится. А Татьяна поступила совсем на оборот, и её поступок удивлял меня, поражал, выводил из себя. Каюсь, тогда я считал её гиперблондиночной дамой.
  - Вам надо обсушиться.
  - Конечно, надо, - язвительно согласился я.
  Татьяна обиделась. Отвернувшись, она удушенным голосом сказала:
  - Я поняла: вы стесняетесь меня. Давайте я улечу на время, а вы попытайтесь хотя бы выжать одежду.
  Девушка чуть присела и, обдав меня песком, как Нео, со сверхзвуковой скоростью исчезла за горным хребтом.
  А вернулась она нескоро. Я успел раздеться, выжать свои мокрые тряпки, одеться и побродить по одинокому пляжу, наполовину высушившись под прохладным морским бризом. Множество сомнений тревожили сердце, а грубые как войлок мысли разорванными клоками перекатывались в голове. Но подкрадывающейся беды я не чувствовал.
  - Ну где, где тебя носит! - наконец, буркнул я. У меня болела шея от постоянного оглядывания горизонта, и от бесконечных хождений туда-сюда мелко дрожали ноги.
  Татьяна из чёрной точки на белеющей синеве превратилась в девушку и приземлилась лишь для того, чтобы подхватить меня и полететь по границам царства. Встречающиеся особенности она объясняла короткими, заточенными фразами, которые красноречиво подтверждали мои догадки, что она всё ещё на меня обижена и "отобидится" нескоро.
  - Здесь у вас лиманы, - говорила она, - возле них можно выращивать рис. А там, где выше и теплее, на юге, самое место чайным плантациям. Где холоднее, там следует разводить яблоневые сады.
  Я не выдержал:
  - А здесь такие же скучные фрукты и овощи?
  - Как это "скучные", ваше величество? Плоды могут быть сладкими или кислыми, пахучими...
  - Да знаю я! - я тоже готов был рассердиться.
  Татьяна включила задний ход, заявив:
  - В Мулен-Доре куча всяких фруктов, которые покажутся вам экзотическими. Я говорю, чтобы вам было понятно. Ой, погодите... - она пристально вгляделась в горизонт, который вдруг помутнел и залился серым. - Да неужели...
  Она произнесла последние слова страшным, пропитанным испугом голосом, и я закричал:
  - Что "неужели".
  Мы остановились и повисли в воздухе. Подолы наших плащей колыхались.
  - Подмена... - пересохшими губами шепнула Татьяна.
  Солнце за нашими спинами померкло. По воздуху прокатилась волна и низкий, на грани инфразвука, рокот.
  Я глядел на всё широко открытыми глазами, полными непонимания.
  - Да... подмена! - и Татьяна до хруста сжала мои пальцы и рванула к горе, на которую мы опустились по прибытии в царство.
  Скорость наша была нечеловеческой. Мне казалось, что ушные перепонки лопнут. Воздух обрёл тягучесть и стал холодным, будто мы залетели в Антарктику. И заветная гора плавно приближалась, вздуваясь и двигаясь навстречу.
  Но враги действовали быстрее.
  Толчок как от ядерной бомбы сбил с курса, и мы завертелись, словно крошечные щепочки. Вихрь уничтожил представления о том, где верх, где низ; стороны света разом оказались бредовой выдумкой географов. Одна сторона земли поднялась к зениту, другая осталась на месте. Между ними протянулась извилистая трещина, полная тьмы.
  Запомнился мне из явившегося хаоса только момент, когда вода выплёскивалась из озера и заскакала по вертикальному склону первой половины царства. Пролилась и река. Белый замок рассыпался, а горы выпали из поверхности, словно были приклеены к ней детском неверной ручкой.
  Татьяна закричала и закрыла глаза ладонями.
  Серое небо раскололось и посыпалось на нас звонкими осколками. А потом исчезло всё, даже невообразимый грохот преобразился в звук падающих тел.
  Тут я понял, что лежу на каменном полу, и мой нос втягивает пыль, осевшую на нём. Я хотел подняться, но сделать это не успел, так как меня вздёрнула крепкая рука.
  Передо мной возникла широкая физиономия мужчины, а рядом надрывно закричала Татьяна. Крик её мигом вернул меня в действительность, и я с кинематографической чёткостью и замедленностью видел, как блестящее острие меча вошло в грудь Татьяны, как через секунду с её губ сорвался фонтан крови, а потом она вся дёрнулась, согнулась и рассыпалась прахом.
  Никаких чувств. Никаких мыслей. Я свидетель и не более того.
  Мужчина, стоящий передо мной, вложил мне за шиворот нож и одним движением разрезал и плащ, с которого сыплются пуговицы, и свитер, и рубашку, и майку.
  - Горяченький, - сказал мужчина.
  Я опустил глаза. Клеймо на груди сияло белым махровым светом.
  Другой незнакомец, убивший Татьяну, поднёс чёрное зеркало с ручкой позади и припечатал его так сильно, что я начал задыхаться.
  - Ну, стой, - запоздало велел мне мужчина, убрав зеркало.
  - Кончаем? - спросил другой.
  - Нельзя. Выбрасывай.
  - Всё?
  - Всё.
  Меня взяли под руки, протащили через дверной проём и, не мешкая, скинули в бездонное небо, со всех сторон окружавшее здание.
Продолжение следует
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"