Математическая параллель по поводу возможного и действительного
Чтобы возможность стала действительной, она должна опереться на другую возможность (точнее, на несколько других сразу), это делает действительность схожей с мнимыми числами математики, которые становятся действительными лишь при соумножении.
Что рождается при таком взаимодействии возможностей? Новые возможности, которые также ничего не значат без опоры друг на друга. Любая сложившаяся комбинация, любая определенность, внутренне падает в новые возможностные сочетания.
Бывшее небывшее
Реальность постоянно выпирает за рамки реального, вылезая из них, словно тесто из кадушки. Реальность постоянно зависает в нереальном, а нереальное мечом ме-она нависает над реальным, так что любое реальное при ближайшем рассмотрении оказывается сомнительным.
Реальное может получить реальность лишь из будущего. Это как если бы некто строил мост, не зная, доберется ли до другого берега, просто громоздя все новые и новые элементы в туман неизвестности, так что если его конструкция не обопрется на другой берег, то обвалится, и, лишь при условии обретения опоры, мост станет реальным.
Таким образом любое действие зависит от результата и обретает смысл лишь задним числом. Как только бывшее перестает действовать, оно становится небывшим, а любая нелепица, добравшаяся вдруг, по случаю, до опоры, получает бытие и становится реальным.
В качестве косвенного примера, посмотрим на вопрос не столь значимый как реальность реальности, - где любительство перетекает в профессионализм, где действие, совершаемое для себя, переходит в экономически значимое, в действие для других? Пока человек не достиг некоего социально важного результата (впрочем, часто это лишь видимость, но от этого отвлечемся, не будем принимать во внимание) его занятие - лишь любительство, лишь его личное дело, никому не нужная забава. Но вот человек достиг некоего предела, и общество оперлось на его навык, а его навык оперся на нужды общества. Человек делает то же, что и делал до этого, но теперь его действия общественно реальны и значимы. Стали ли они другими? Нет, он делает то же, что делал и до того, как достиг признания. Тогда выходит, что то, что было забавой и любительством, не просто вдруг СТАЛО чем-то иным, но - задним числом, - всегда БЫЛО важным и нужным.
Человек бросает себя, - по Хайдеггеру, - и бросок этот обретает реальность, при достижении опоры. Если же опора не достигнута, то и бросок и сам бросающий оказываются неважными для Бытия, не просто потерянными для него, но и попросту вовсе небывшими, лишь пустыми вырожденными возможностями, тенями значимого.
А так как все теряет, - не сейчас так потом, - свою реальность, то что же есть действительно бытийного в мире, где все тлен, пыль и тени? Истинно реальна лишь решимость броска.
Как у скорости есть ускорение, так и у реального есть своя движущая сила - решимость броска, решимость без оглядки на результат и без размышлений, сколько результат этот просуществует.
P.S. А еще ситуация примера интересна в плане примера алогичности. Есть А, которое не Б, и Б, которое явно никак не А, но в данной ситуации происходит сдвиг, так что нечто является и А и Б одновременно.
Слова как вещи
Вещи делятся на атомы, как смыслы делятся на слова. Существуют ли слова отдельно от смыслов? Реально? Что такое вещь? Что такое реальность?
Реальность существует в поиске опоры. Пчела, вылетев на поиск нектара, не может знать, наткнется ли на цветок, как и цветок понятия не имеет и иметь не может про то, есть ли в мире пчелы или всех их уже извели люди излучениями своих мобильников. Цветок просто растет, пчела просто летит, они либо деловито, как должное, встречают друг друга, или безразлично не встречают и тихо умирают, словно бы и вовсе не жив, не оставив ничего после себя. Если что-то исчезло бесследно, значит этого и не было, даже если оно было. Ведь оно было лишь физически, не смыслово. Не осуществив потенциально заложенного в себе смысла. Так бывают бессмысленные слова и бессмысленные книги, исчезающие, словно их и не было.
Смыслы опираются на слова, порождая реальность столь же деловито, как пчела производит свой мед, или не порождая, безразлично угасая, как северный день, не найдя опору, не родившись, уступая дорогу крепчающему морозу и тьме Хаоса.
Вторичность теории
Представление о веществе, как о бесконечно делимом и потому внутренне как бы пустотном, зависающем, имплозирующем в этой своей внутренней необоснованности, - в определенном смысле наивно.
Разделение вещества должно быть поддержано общественными практиками, иначе оно провалится в дыру теорий ни о чем. Нет смысла в дальнейшем делении, если предыдущая стадия деления никак не используется. Тысячелетия атомы были лишь теоретической возможностью, - попыткой как-то обосновать свойства веществ, исходя их внутреннего строения, - а потом стали использоваться химией и вошли в жизнь общества множеством веществ и материалов. Физика вторглась еще далее вглубь атома, и общество получило электричество и атомную энергию. Это дало плацдарм для более глубокого проникновения теории в вещество, но это вовсе не значит, что теория может двигаться бесконечно глубоко. Не будучи поддержана практикой, она лишь волнами пустых заумств растечется по древу возможного (что в принципе сейчас и происходит в физических теориях).
С другой стороны мало ли было теорий, поддержанных общественными практиками, но которые потом были сняты более совершенными теориями. Теории вторичны и появляются там, где общество сосредоточило свою деятельность.
Черепаха убежала за горизонт
Ахиллес ищет ее следы. Они пока еще видны. И он бежит, по-прежнему, полагая себя заведомым победителем, но следы остывают, теряются в hyle.
Параллель атомизма со словами. Примитивные народы пользуются речью, не задумываясь. Потом приходит понимание слов и работа с языком. Писатели. Филологи. Слова делятся на звуки, как вещества на атомы. Специально обученные люди ищут смыслы все глубже - в корнях, в отдельных звуках, в чертах иероглифов.
Язык может развиваться в две стороны - в педантизм четкой терминологии, т.е. в разложение, вторая тенденция - в усложнении. Они опираются друг на друга. Атомизм неплох, если общее смысловое напряжение растет, и отвлекает от главного, когда все надежды возлагаются на технические уловки.
Люди надеются, что детализируя все, дробя и технологизируя сущее, они подчинят себе Бытие и ограничат мир в его стихийной самостоятельности. Оттуда, изнутри вещества покорить Бытие, оттуда изнутри слова "заговорить" мир, зафиксировав его в жестких границах терминов. Попытка позитивистов создать язык однозначных слов, подобный машинному, тождественна попыткам инженеров создать "язык" технологий, чтобы переописать с его помощью мир и заместить его искусственными построениями, заместив мир словно бы изнутри.
Такое переописание равнодушно ускользающего мира производится как бы с досады. Не могущий ухватить Бытие и контролировать мир человек пытается в некоем магическом напряжении пересоздать его заново в более послушном и, само собой, более понятном виде.