Истинность чаще и более всего понимается как логичность, между тем как логичность не есть нечто определяющее истину, а представляет собой лишь критерий ее внутренней связности.
Логичность в формулировке недостаточна для определения сути истины - у каждого сумасшедшего, как известно, в рассуждениях присутствует логика и одно положение вытекает из другого, но эта логичность оказывается приводящей к некоему разрыву, к дефолту разумности, так что логичность оказывается не гарантирующей истину как некий закономерный, автоматически получаемый результат логических манипуляций. Логика - лишь инструмент и равно может обеспечивать внутреннюю связность как заблуждения, так и истины.
Поэтому логические теории истины представляют собой ошибку масштаба, при которой внутренняя связность выставляется как причина явления, - так сейчас "понимают" человека как машину с "серым веществом", не видя того, что это вещество есть равно у всех и его наличие не дает никакого влияния на качество получаемого на выходе продукта. Серое вещество равно есть и у дурака, и у сумасшедшего, и у умного человека и, - получается, - факт его наличия не определяет качества сознания. Определяет что-то другое, и это, - главное, -оказывается упущено.
Наличие сознания не соотносимо с наличием мозга - ясно, что если нет мозга, то нет и сознания, но психиатру, скажем, это откровение не даст ровным образом ничего, поскольку у всех его пациентов мозг есть, а с сознанием дело плохо. Логическое понимание истины отсекает от претензий на истину лишь совершенно уродливые мыслительные конструкты, но вопросу о том, что же такое истина эта операция отделения бреда ничего не дает, поскольку отсекая нелогичное, мы не получим автоматически в остатке истинного.
Ученый люд Запада все, что не подчиняется логическому схематизированию, записал в метафизику и отбросил как алогичное, но это алогичное (и дологичное), пожалуй, и есть самое главное в истине.
Ученый люд Запада попытался дойти до истины, исходя из логических тавтологий, в итоге этого эксперимента по выращиванию истины как логического гомункула получился кадавр современного непонимания природы истины. Если сделать "серое вещество", это не даст сознания, сколько этого вещества не произведи, если громоздить друг на друга "атомарные факты", - это не даст истины. Человека мало вылепить из глины, надо вдохнуть в него душу, истину нельзя разобрать на тавтологии, а потом собрать заново как механизм, логический подход к истине бьет мимо цели.
Логика работает внутри истинностных границ, но работает подобно шестерням машины, она важна, - если шестерни сломаются, машина не сможет работать, - но они не определяют работу машины, ее чертеж, ее продукт и сырье определены и предоставлены извне.
2. Истинные суждения не есть истина
Истину обычно представляют как некий монолит, к которому всяк может принести и прибавить в его массив еще какую-нибудь истину, большую или малую. И от этого монолит все растет и растет, все крепчает и предоставляет всем фундамент, с которого можно уверенно строить надежные постройки да хитрые механизмы для работы в прочем пространстве, где с истиной туго и все искривлено да запутано.
Истина, таким образом, понимается как СУММА истинного. Сваливая в кучу разные бесспорные утверждения (например, в виде пресловутых атомарных фактов) человечество стремится получить свод истинного, и, соответственно, решить вопрос поиска истины количественно - путем накопления маленьких бесспорных истинок.
Истина (в виде набора истин) же - есть то, что позволяет в предоставленном ею истинностном пространстве мыслить истинно, строить истинные суждения.
Собственно все и путают истины с их функциональной ролью предоставления рамок для понимания и действия и истинные суждения, которые могут быть истинными в предоставленных границах.
Повторюсь, - истина и истинные суждения - не одно и то же.
Истины могут вводить такие границы истинности, которые никак явно не вытекают из формулировки истины. Т.е. 'Бог есть/Бога нет', скажем, в любых вариантах, прежде всего, задает форму каузальности, поскольку на нее 'опирается' как на очевидный постулат. 'космос конечен/космос бесконечен' в обоих вариантах задает матрицу пространственности, так как имеет в своей основе представление о оформленности/граничности/предметности всего существующего.
Истинное утверждение истинно только в соответствующем ему истинностном пространстве. Нет абсолютно истинных суждений, - каждая истина имеет границы применимости. Поэтому всяческие там атомарные факты и тавтологические пропозиции надежны только на первый взгляд. Стоит перейти из одного истинностного пространства в другое и истинные суждения первого пространства могут перестать действовать в условиях второго.
И монолит истины, который создают люди науки, оказывается более-менее цельным лишь в истинностном пространстве науки, которое также, при ближайшем рассмотрении оказывается неоднородным, так что монолит время от времени трескается и расползается даже если не прилагать к нему вопросов из других областей человеческого бытия.
Отсюда современный релятивизм, - получив возможность иметь одновременно доступ к разным истинам, современные люди обнаружили, что столь надежные ранее привычные 'истины' не столь уж незыблемы. Получив большую широту взгляда, современный человек потерял 'почву под ногами', которую придавала ему ранее узость кругозора. И вот истина оказалась приравнена к 'работающему заблуждению' и отличается ото лжи лишь тем, что приносит своему адепту успех и банальные moneys.
Между тем как истина отнюдь не произвольна, - она, скорее, 'историческая судьба' (пользуясь определением Розенштока-Хюсси, сказанным им, правда, в несколько ином ключе).
При этом выбор истин отнюдь не произволен. Никого не удивляет почему-то, что при решении научной задачи прежде всего надо выбрать с помощью какой науки (и ее, соответственно, набора истин) мы возьмемся за решение этой задачи. Там, где нужна геометрия, никто не будет в здравом уме лезть с методами биологии, скажем. Эта аналогия отвечает на вопрос, - почему мы не можем обойтись одними единственными координатами истины, - хотя, казалось бы, как бы это было удобно и благочинно жить с одной истиной в голове. Но если даже ученые в науке своей не могут все свести к одной НАУКЕ, и им нужно много наук, много методов, много инструментов познания реальности, - так почему же вдруг от истины требуется единство?
Повторюсь еще раз, - атомарные всяческие там факты, что полагаются западными софистами за саму истину, являются истинными в границах только лишь определенных научных дисциплин, которые, - имеются в виду эти самые границы, - и есть настоящие истины. У каждой науки есть набор аксиом, дальше которого в этой науке, пользуясь ее методами, не пройти. Не только у наук есть такие 'аксиомы', определяющие истинностные координаты. И вот такие 'аксиомы' и есть-то настоящие истины.
3. Истинные суждения не равноправны
Получив доступ ко множеству истин, люди современности оказались в ситуации переизбытка истин, к чему человек оказался не готов, поскольку в более ранних обществах, люди всегда существовали в ситуации дефицита истин. В результате истины обесценились, и многие мыслители объявили о 'равноправии' истин, точнее об их всеобщей произвольности. Современный взгляд на истину можно сформулировать так: раз все истины представляют собой лишь конвенции, то можно выбирать себе истины по своему вкусу, менять их как перчатки и серьезно к ним не относиться.
Положение с увеличением количества истин можно проиллюстрировать следующим примером. Представим, что у нас есть общество, где каждый при рождении получает свой инструмент, - один копает грядки лопатой, другой забивает гвозди молотком, третий пироги печет с помощью печи и противней (и примерно так оно и было в средневековых обществах с устойчивыми профессиями, передававшимися по наследству, и столь же устойчивыми истинностно), - но вот все меняется и людям приходится иметь дело с более сложными технологиями, современный земледелец уже не обходится только лопатой, современный строитель тоже использует и технику, и множество инструментов, то же - и рабочий, и ученый. Так же и с истинами, - их приходится менять, поскольку того требуют усложнившиеся задачи.
Тот же, кто принимает вышеописанное релятивистское отношение к истинам за руководство к действию, оказывается в положении человека решившего, что раз уж инструменты надо время от времени менять и нет единого инструмента на все случаи жизни, то менять их можно в произвольном порядке, и вот он забивает гвозди микроскопом, копает грядки шилом, а перфоратором режет стекла, скажем.
4. Представления о недостижимости истины
Возьмем истину в ее классическом эпистемологическом виде. Истина предстает чем-то магичным, чем-то, что есть, но чего нельзя достигнуть, чем-то таким, каждый шаг к чему почему-то сопровождается отклонением от цели. Т.е. делает ученый шаг к истине, но достигнуть ее не может, поскольку, приблизившись по прямой, уходит на полшага в сторону. Он делает шаг еще раз и опять проскакивает немного мимо - и так бесконечно. Что же есть в истине такого волшебного, что не позволяет ее просто уловить? Откуда берется этот фактор Х, который так играет с ученым людом?
Начнем с начала. В границах истинностных координат действительные состояния и соотношения вполне выражаемы пропозициями. Но рассматриваемые объекты всегда оказываются сложнее, чем их описания, сделанные в пределах одного истинностного пространства.
Пример - мы можем описать участок земли геометрически, но этого мало агроному, ему надо знать еще и почвы на нем, а строителю надо знать характер грунтов, глубину водоносного слоя и глубину промерзания, скажем. Т.е. наши потребности в знаниях оказываются производны от наших потребностей.
В итоге мы имеем об одном объекте разные знания, которые не всегда сочетаются друг с другом и оказываются как в отношениях дополнения друг к другу, так и в отношениях дополнительности (когда не дополняют друг друга, а противоречат и мы можем дополнять их друг другом лишь (д)опуская между разными знаниями об одном и том же непримиримые противоречия).
Мы оказываемся вынуждаемы обилием целей увязывать в единую картину разные знания. Такое сведение в единую систему координат работает при малых степенях сложности / расхождения знаний, но оказывается редуктивным при больших расхождениях и при больших сложностях картин. А чем вопрос важнее, тем сложность выше и расхождения все более дополнительны.
В итоге такой 'объект' как 'мир' размывается в полной неопределенности, вполне гейзенберговой, - если мы фиксируемся на каком-либо одном его свойстве, мы теряем бесконечное количество остальных и знание о чем-то одном мы можем получить лишь за счет упускания в неопределенность всего остального мира. Мы можем сказать ВСЕ о чем-то одном, и ничего обо ВСЕМ. (За счет этого в общем-то и происходит выделение объекта, в природе которого отграниченность, отделенность от мира.)
Это непонятно ученому, который (будучи избалован лабораторными ограничениями своих исследований) не представляет этого валообразного роста сложности. Для него любой объект познаваем и в объекты он готов записать все, что на ум придет.
Если мы понимаем истину как научное описание, то ПОЛНОЕ ОПИСАНИЕ мира следует признать невозможным. Следует вообще лишить научное описание статуса абсолютной истины (которое оно незаслуженно заняло в прошлом веке) и определиться с тем, что научное описание работает лишь по случаю, что научное понимание всегда входит в мир 'по касательной', что с помощью науки мы можем решать лишь определенные частные вопросы (что само по себе чудесно и в общем-то более чем достаточно) и что требования от науки некоей 'полной истины', некоей 'формулы всего' - представляют собой непонимание сути научной деятельности. Суть науки в предоставлении теоретической базы для свода технологий, и плод науки - технологии. Надежды понять мир, опираясь на кучу технических регламентов, таблиц и паспортов установок - ничем не отличается от ожиданий магов, которые пытались управлять мировыми процессами, следуя принципу подобия. В своем отношении к миру наука сползает в магический параллелизм, когда пытается представить мир как нечто подобное получаемым ею на выходе технологическим цепям.
5. Истина не есть Благо
Со злом и добром, - как с истиной и ложью, - тоже не все так просто.
Казалось бы, чего проще, - 'твори добро на всей Земле' и все такое, однако мы часто вынуждены совершать зло, обязаны совершать зло, должны совершать зло, а иногда, - когда вроде бы и не должны, не обязаны и не вынуждены, но все равно совершаем.
Понятно, что зло злу рознь, но так ведь и добро добру.
И часто добро оказывается лишь нулевой точкой нарушения, несуществующей границей, которая нужна, чтобы от нее отталкиваться при занырах людей во зло.
Добро оказывается чем-то вроде гипотетического убежища на будущее - 'когда-нибудь я стану хорошим', - иллюзией временности зла. Мы живем во зле, но когда-нибудь мы соберемся с силами и начнем жить по заповедям, ну а пока добро имеет лишь отрицательную ценность придания ответственности человеческим поступкам.
Почему так?
Истины и представления о благе связаны воедино вполне в платоновском понимании и истинно то, что ведет к благу. Другой вопрос, что в каждом обществе представления о благе и об истине различны. Для каждого общества набор моральных обязательств оказывается столь же различен, как и набор истин.
Вина (первородный грех) человека оказывается в том, что ему с необходимостью приходится сочетать в себе разные истины / морали разных обществ. Эта размытость была лишь в зачаточной мере присуща людям древних обществ, но современный человек оказывается совершенно размыт и потерян среди множества противоречащих друг другу систем координат.
Поэтому истина для современного человека не есть Благо, но есть конфликт множества благ.
6. Истины иерархичны
Мы остановились на том, что ПОЛНОЕ ОПИСАНИЕ мира следует признать невозможным. Это кажется трагичным, но дело в том, что сведение мира к единой 'формуле всего' имеет разве что лишь некий 'спортивный интерес' и представляет собой следствие стремления человека к вульгаризации всего и вся. Нужен ли нам простой мир? Хотим ли мы жить на плоском и предсказуемом тетрадном листке? Истинное свойство реальности - ее неисчерпаемость, то, что можно подойти к ней с новой стороны и получить неожиданный отклик. Реальность постоянно порождает Новое, сдвигаясь в сторону Невозможного (но об этом я писал в той же 'Занимательной философии').
Однако, если мир и не сводим к единственной формуле (и такой мир был бы весьма уныл, вспомним, что писал Лосев о 'бане с пауками' картины мира, которую дает людям естествознание), то и в его противоположности, - в мире сингулярностей и бессвязных равно бессмысленных истин принимаемых 'по случаю' и по выгоде, - жить тоже неуютно.
Истина всегда имеет общий, общественный характер, поэтому истина всегда имеет под собой основу. Эта основа - Благо. То, что благо у каждого общества свое, не делает их равноценными, поскольку общества имеют иерархию.
Соответственно с этим и истины имеют иерархию. Истины связаны с обществами - каждая истина задает свое общество и каждое общество имеет собственный набор истин. Общества строятся иерархично - каждое общество входит в большее общество, имеет его основой и основывается на его наборе истин, но, при этом отличается от него наличием собственных истин, которые вторичны по отношению к основным истинам большего общества. В результате мы получаем иерархию истин, начиная с таких, что задают главные рамки восприятия, продолжая теми, что углубляют эти рамки, вводя новые границы и ограничения, давая инструменты для взаимодействия с миром, и заканчивая теми, что утончают взаимодействие мира до необходимых для конкретных работ специализаций.
Имея такое понимание, мы можем взять любого конкретного человека и определить набор его истин/принадлежностей к обществам, которые определяют его мировосприятие. Сведя все это, скажем, в форме таблицы, где одна колонка будет содержать общество, а вторая набор истин, которые определяют/отделяют от других это общество. Интересно увидеть количество ступеней истины у человека.
Но это уже не моя задача.
Моя задача была показать, что в видимом хаосе видимо конфликтующих истин есть внутренняя структура.
7. Терминология (немного повторюсь)
Итак, истина есть динамичная структура, сеть связанных между собой (связанных не напрямую, не механично, но сложной балансировкой) истинностных полей.
Устроена она так:
Превыше всего - Благо, вполне по Платону: 'всему познаваемому благо сообщает не только познаваемость, но и самое бытие, самую сущность, между тем как оно не есть сущность, но по достоинству и мощи стоит выше самой сущности'
На этом фундаменте находятся Истинностные Координаты (аксиоматические, - задающие координаты истинности, - истины).
Следующий этаж пирамиды - пропозиции (истинные высказывания), возможные в аксиоматически заданных координатах (и, соответственно, бессмысленные или ложные вне их).
(Еще есть Правда, - к ней вернусь при случае.)
Теперь о том, как эта работает.
У нас есть народ, имеющий общее Благо. Народ работает с энергией Блага, для чего ему надо создать машины истины, каждая из которых имеет дело с определенными областями Бытия и соответственно должна ограничивать сырье входа и продукт выхода. В результате различные общества к общей базе истинного добавляют свои небольшие прибавления в виде аксиом, которые позволяют обществам существовать в немного ином пласте реальности. Но внутри каждого общества происходит дальнейшее расслоения и к общему истинностному набору общества каждое подразделение общества - подобщество прибавляет еще некие аксиомы и получает собственные истинностные пространства. Такое деление происходит и далее и каждая меньшая группа получает все больший набор истин. В итоге такого усложнения часть истинностных наборов приходит к внутренним противоречиям, а разные общественные группировки начинают отрицать друг друга. Истинностные постройки в процессе своего роста иногда как бы загибаются и растут как бы кто вниз, кто вбок, - как на душу придется.
В качестве аналогии - представим шахту, из которой люди изначально добывали, скажем, камень. Шахта углубилась и там обнаружился уголь. Часть шахтеров стала добывать уголь, а часть - камень, одни пошли по угольным пластам, другие - последовали за камнем. Далее обнаружилась руда, которую стали ковырять по ее жилам, потом - другая руда, потом - что-то еще, - и вот разные команды шахтеров пошли по разным направлениям, следуя разным целям. Иногда разные команды неожиданно встречаются, время от времени они подрывают шахты друг у друга, иногда проваливаются в чужие ходы.
Целей у людей множество и количество 'шахт' - подходов к Реальности неисчислимое количество, а потому стоит ли удивляться, что некоторые из них противоречат друг другу?
Ну и еще кое-что. Благо оно конечно абсолютный фундамент, но к нему также идет, пусть слабая, но обратная связь. В результате народ теряет единство.
8. Миф о пещере и правда
Способны ли люди жить вне пещеры? - ехидничает Жижек. - Нет вне пещеры никого и ничего. (Впрочем, и в самой пещере тоже никого нет, - спешит он инвертировать все в полное извращение.)
Действительно, люди в пещере оказались не случайно. Раз они там, то не от хорошей жизни и вне пещеры им еще хуже, чем в ней (во всяком случае, большинству).
(Трубецкой, кстати, формулирует:
'Опытное человеческое знание есть лишь познание последовательностей и сосуществования теней'
Это приговор научному знанию, которое по природе своей норовит все уложить в проекцию на плоскость, а заодно и приговор любому доксическому знанию, редуктивному по природе.)
А что в пещере никого нет, - это нормально с французской точки зрения. Пещерные зрители - реципиенты доксических очевидностей, а следовательно несамостоятельны, - они те, кто позволяют использовать себя, - т. е. люди лишь потенциально.
'подлинный миф - это представление, что за пределами театра теней существует некая 'истинная реальность' или центральное солнце' - крутит Жижек так и этак (правда с фигой в кармане - де, это 'стандартная постмодернистская вариация')
Т. е. истина нигде вовне не обретается, она производится внутри 'пещеры'/общества для внутреннего потребления. Кем? - Никем. Потому что внутри пещеры, как мы выяснили, и нет никого самостоятельно мыслящего. Для кого? - Да и ни для кого, собственно, - по той же причине. Истина сама производится, сама собой, как внутрипещерная данность, частью которой являются зрители, создатели и даже немногие склонные к самостоятельности и побегу из пещеры философы.
Такая стройная система с зомби-зрителями и транслируемой в их пустые головы истиной оказывается разрушаема правдой (к которой я обещал вернуться в предыдущей части).
Само понятие правды предполагает противостояние, правда - это истина, оказавшаяся во враждебном окружении. Оказавшись среди неприемлемых истин, человек находит защиту от них в правде, которая представляет собой канал связи со 'своим' обществом.
И вот эта-то правда и дает человеку свободу, дает ему самостоятельность, в результате чего зритель может не принимать показываемых ему 'фигур' и их толкований. Благолепная картина языка как пещеры Бытия оказывается разрушена, и человек оказывается не беззащитным и внушаемым реципиентом посланий, но способен самостоятельно выбирать интерпретации.
9. Мощное сознание не гарантирует истину
О том, что многознание не есть ум, многие знают, но никому почти это знание ума не прибавило. В наше время мнят, что истина - это нечто вроде логико-математической задачи, которую, если напрячься, можно собрать вроде паззла. А для этого надо лишь иметь 'интеллект' помощнее. 'Искусственный интеллект', к примеру, априори полагается лучшим, нежели человеческий, потому что он, - внимание, - МОЩНЕЕ. Умение быстро считать, согласно современным умникам и многознайкам, тождественно уму.
Мнят, что рост сознания ведет к истине, однако, если всмотреться внимательнее, то все не так. Рост человеческого сознания есть переход от одних заблуждений к другим, - от детских к взрослым. От маленьких - к большим. Рост сознания - есть одновременно и рост заблуждений. Машина, имей она сознание (что невозможно в принципе, поскольку сознание нельзя ПРИДАТЬ, внешним образом подключить), неминуемо свалилась бы в такие дебри заблуждений, откуда ее не вывернешь никаким бульдозером.
То, что большинство людей бежит от избыточного, ненужного в их жизни уровня разумности, - стратегия притупления сознания, - оправданно, поскольку ограждает их от ошибок, в которые они могли бы впасть имей более мощное сознание. Это - крест немногих.
10. Фальшь истины
Встречаясь с истиной, зачастую чувствуешь в ней некую, не обнаруживаемую логикой, фальшь. Вот вроде да, все так, все вроде бы верно, автор излагает гладко, теория стройна, все следует друг за другом и ничто не цепляет глаза несоответствием, - но все-таки что-то не так. Часто в теории настораживает именно ее красота и логичность, и там, где нет возможности научно, логически или как-то еще в этом роде опровергнуть истину, на помощь приходит философское 'не так!'.
В природе философии неприятие общепринятого, так что за всякой общей истиной философ видит доксу. В качестве примера приведу ситуацию с субъектом. Я говорил о несуществовании субъекта, пока никто не пересекал пути моей мысли, но когда я прочитал о том же самом у Жижека, пришло желание вступиться за Декарта. А для этого придется довернуть немного дальше отрицание субъекта.
Субъект - личность 'без философского паспорта', сомнительная личность. Он сомнителен, но он ЕСТЬ. Это очевидно вполне по Декарту, как бы мы не перекручивали его 'Cogito...', как бы не потешались над ним, в главном он прав, - всякий может убедиться в том, что есть нечто истинное, поймав на мушку сознания собственное же сознание. Собственное мышление и собственное существование очевидно для каждого мыслящего и существующего.
Да, 'в пещере никого нет', да субъект более сложен, чем это обычно полагается, и границы его при ближайшем рассмотрении оказываются размыты и распределены и, вглядываясь в субъектную твердь более пристально, мы вдруг оказываемся над пропастью и видим, что твердое стало зыбким, а столь телесные было границы превратились в ткань связей, да... но ведь это можно сказать о чем угодно. Пристальное рассмотрение чего угодно, вырывающее рассматриваемое из контекста, уничтожает его привычный образ.
Субъекта нет не более, чем нет всего прочего (что прекрасно себе есть). Нет камня, а есть лишь марево атомов. Атомов нет, а есть лишь марево частиц. Частиц нет... Ничего нет и все есть. Оттого что камень устроен более сложно, чем это видно поверхностному взгляду, он не перестает быть камнем и если им запустить по голове человека, увлекшегося абстрактными рассуждениями и потерявшему камень в хаосе формул, тот, несмотря на всю сверхсложность своего внутреннего строения, пребольно ударит многознатца.
Проблематизация субъекта есть лишь насмешка над доксическим псевдопониманием. Когда философ показывает пропасть на месте субъекта, это не более, чем фокус, которому он может подвергнуть все, что угодно. Это всего лишь попытка разбудить от сна многознания. В обычной же жизни доксическое понимание более чем достаточно и цель философа всего лишь в том, чтобы доксу не продляли в бесконечность и не лезли с обыденными мерками в более сложные области.
Примечание к 10:
Кантовские антиномии - это прямо-таки вершина человеческой мысли пред которой всяк прохожий замирает в изумлении. Однако дело в том, что его 'есть Бог/нет Бога', 'мир конечен/мир бесконечен' можно сказать о чем угодно. Любая вещь одновременно - 'есть вещь/ вещи нет' и любая же вещь 'конечна/бесконечна'.
Возьмем тот же камень - он конечен и бесконечен одновременно. Обычный камень конечен и определен, но он же одновременно бесконечен и неопределен, он есть со всей определенностью и его нет, он потерян в своей внутренней неопределенности. Мы можем вдвигаться внутрь его бесконечно, открывая в его конечном объеме бесконечную сложность составляющих его частей и отношений.
Метафизический жест
Жижек (постоянно прячась за Лаканом) пишет:
'Возможно, в этом и состоит самый элементарный метафизический жест: в этом отказе принимать Реальное в его идиотизме'
'Этот парадокс как раз и имеет в виду Лакан в своем 'les non-dupes errent': больше всего заблуждается тот, кто не позволяет себе попасться на удочку символического обмана /вымысла и продолжает верить своим глазам'
Символическое для человека более реально, чем факты: 'циничная редукция к реальности терпит крах'
И эта реальность символа есть реальность фактическая, поскольку иной реальности нет. Поэтому то, что он дальше накручивает по поводу фундаменталистов, которые, де, слишком реально воспринимают 'фантазии' символического:
'фундаменталист не способен поддерживать минимальную дистанцию по отношению к своей фантазии'
выглядит бредовато, поскольку как же должен верующий воспринимать символическую реальность своей веры иначе, чем как фактическую реальность? Третьего не дано - знание и вера неразводимы - человек либо верит/знает либо не верит/знает, что все не так, символическое пространство для него может быть только реальным, обжитым, своим, либо чуждыми вымыслами.
Жижек приравнивает фундаментализм к цинизму, поскольку и тот и другой оперируют с грубыми фактами, с реальностью:
'фундаментализм' производит коротко замыкание между Символическим и Реальным, то есть в нем некий символический фрагмент (скажем, священный текст, Библия в случае с христианскими фундаменталистами) сам полагается в качестве реального (его следует прочитывать 'буквально', не играть с ним, короче освободить его от всей диалектики прочтения'
Это 'открытие', сделанное Жижеком, выглядит забавно, поскольку миф - либо реальность, либо сказка, и никакого третьего между ними нет. Так что сказать, что: 'истинная опасность фундаментализма кроется не в том, что он ставит под угрозу светское научное знание, а в том, что он ставит под угрозу саму подлинную веру'
- это предполагать, что вера должна содержать 'либерально-ироническое' отношение к своему содержанию, т.е. содержать в себе неверие.
Находиться в символическом, понимая его как символическое, способен лишь философ Читая Мамардашвили 10 и хотя, возможно, азы философской грамотности как-то начинают проникать в мир, но в области веры даже философ должен отключать свои способности видения ('Верую ибо абсурдно'), чтобы не нарушать душевной гармонии сограждан. Философ должен уважать 'историческую судьбу' своего народа и не 'создавать новых богов', а защищать по мере возможности старых.
Примечание:
Принципиально невидение символического, потеря его, представляет собой неумение работать с масштабом*, при котором субъект (каковым человек обращается после самоизгнания из символического объема) в своем восприятии проваливается в физику и физиологию и за кишением частиц и органов не способен видеть целого, того, что все эти частности собирает воедино.
** Возможен и обратный случай этого неумения работать с масштабом, - при котором субъект впадает в иную крайность - чрезмерной высокоорганизованности, чрезмерной высокоупорядоченности- пример того, скажем теория всемирного заговора или чересчур наивная религиозность вроде теософии и разнообразных 'творений' мистиков - самоучек.
Вывод: только правильное прочтение символического и правильная работа с ним обеспечивают собой человечность.
Риккертовское решение вопроса истины
Риккерт производит постановку истины с головы на ноги. Не 'что есть истина?' и не 'есть ли истина?', но человек есть потому что есть истина. Вослед кантовскому Великому Треку, переместившему пространство и время извне вовнутрь, Риккерт то же проделывает с истиной. Человек видит вокруг себя пространственно, временно и истинностно, потому что он так видит, потому что в его мышлении заложены именно такие категорийные матрицы.
Человеческое мышление столь же обоснованно катероиями истинности, сколь и категориями временности и пространственности. Истинность выступает как внутренняя принудительность суждений, - человек может мыслить лишь истинностно, имея истину как внутренний критерий своего мышления.
В своем анализе субъекта Риккерт добирается до его внутренней подоплеки, до внеиндивидуальной субъектности. Которая, - в моем понимании, - общественно обусловлена. На дне мыслящего индивида мы обнаруживаем общество и категорийные матрицы, которыми оперирует человек, вовсе не возникли в нем сами собой - они заложены обществом. Через человека мыслит общество (точнее, - общества, - в достаточно сложно иерархизированном взаимодействии). И поэтому категорийные матрицы не жестки и не одинаковы для любого человека, они немного 'ходят', немного дрейфуют и оттого в разных обществах несколько отличаются друг от друга от самых своих основ и далее.
Будьте как дети
Дети хороши, потому что не исключают.
Люди изначально оказались злы, потому что они пошли (идут всегда (за редкими исключениями), - вневременно) по пути экономии душевных сил, - прогибаясь под одни общества, - часто только внешне следуя их поведенческим стереотипам, - они отрицают другие. Это-то и вызвало гнев Бога (вневременный опять же) и изгнание из Рая (внепространственное же). Тот создал человека как собирателя смыслов, сумматора этих общественных богатств, их преобразователя, а он оказался смысловым отрицателем, приспособленцем и внешним подражателем. Как же тут не злиться и не изгонять?
Реальность
Реальность рождается во встрече двух несуществующих самих по себе потоков, двух 'мнимых величин', - эйдетическое и единичное, встречаясь, порождают сущее. Так человечество воплощается в единичных людях, иссякает в них и в них же получает силу реальности. По отдельности невозможно ни первое, ни второе, ни человечество без людей, ни люди без человечества, но лишь совместно, неслиянно/ нераздельно.
Вот, скажем, 'пространственно - временной континуум' проник уже даже в детские мультфильмы, как нечто очевидное, как безусловно истинное и само собой разумеющееся. Однако дело в том, что человек способен воспринимать реальность, лишь воссоздавая ее (коллективно) в смысловом виде (и здесь присутствует та же все раздвоенность, когда коллективное возможно лишь в напряжении конкретного индивидуума, и все расширения возникают лишь как индивидуальные открытия и откровения, чтобы потом, получив санкцию общественного понимания-как-само-собой-разумеющегося, то бишь войдя в ранг доксической очевидности, существовать в сумме коллективных смыслов), и конкретный индивидуальный человек практически никогда не имеет непосредственного контакта с 'реальностью', получая ее в смысловом виде через общественное. Все, что человек знает, все, что он видит, все, что он воспринимает, все это входит в него не напрямую, он видит через общество, его видением, его взглядом, понимает его пониманием, обдумывает его умом (кроме немногого выходящего за рамки общественных докс) насколько может, опять же, - насколько мощности хватает.
Следует понимать, что какие бы красивые и удобопонятные узоры не складывали очевидности, - они не есть мир, но лишь его тени на стенах пещеры. И как бы ни очевидны были такие рамки понимания как 'пространство' и 'время', пытаться 'путешествовать' в их 'континууме' - все равно как пытаться поесть из нарисованного на стене котелка над нарисованным огнем.
Наука вещь полезная, но при условии, что она не пытается занять собой место религиозного мифа. Сила науки в сфокусированности, то есть в узости ее направленности, в абстрагировании, в удалении лишнего, в создании чистых условий минимума факторов, а потом в переносе полученного результата в технологические цепочки с минимумом потерь в чистоте. Присвоение наукой функции мифообъяснения всего неправомерно. То, что в науке время от времени рождаются теоретические кадавры вроде 'флогистона', 'черных дыр' или 'Большого Взрыва' - в этом нет ничего плохого, пусть существуют в виде загоризонтных гипотез для ученого люда, но зачем все это несется в массы? Для масс наука должна быть средством решения конкретных проблем, к чему ей эта потребность вытеснить религию и встать на ее место?
Приложение n. n. Большой Взрыв и Аристотель
Аристотель полагает движение не имеющим ни конца, ни начала.
Движение способно переходить из одного вида в другой, но неспособно ни исчерпываться, ни угасать, оно просто непрерывно меняет форму. Этому его утверждению соответствует закон сохранения энергии, представляющий собой одно из оснований современной науки.
Тогда его Перводвигатель это, в общем-то, не совсем двигатель, поскольку ничего ни добавить, ни убавить от этого исконного, изначального, бесконечного, все- и вне- временного импульса движения в принципе не способен. Его Перводвигатель это, скорее всего, само движение, некая его суммарная энергия. И находится он соответственно не вне пространства, а скорее, вне времени, поскольку со временем он оказывается никак не связан, - раз уж ни добавить, ни убавить к изначальному Импульсу движения ничего не способен.
Вынесение Перводвигателя вовне пространства, это скорее абстракция, неосознаваемая проекция вовне имманентного пространству мирового движения. Абстракция эта нужна для понимания природы мирового Импульса, но самостоятельного значения не имеет. Бесконечное движение просто есть в мире, являясь условием его существования, и в этом плане неотделимо от мира, как неотделим мир от него, является имманентным коренным свойством мира. Мир и есть Движение.
Интересно сопоставить эту мысль Аристотеля о бесконечности мирового движения с современной научной парадигмой Большого Взрыва. Впрочем, принадлежность этого предположения к науке не делает его в точном смысле слова научным. Появление мира из ничего плохо уживается с собственно научными законами - с тем же законом сохранения энергии и законом сохранения вещества. Еx nihilo nihil fit и все такое. И вдруг наука разрождается "Большим Взрывом", который выглядит весьма беспомощным построением.
Когда Солнце восходит из-за горы, оно тоже кажется Большим Взрывом. Но то, что оно было скрыто горой, не значит, что его до сего появления не было и оно вдруг образовалось из ничего нам на радость.
Момент Большого Взрыва, на мой взгляд, скорее нечто вроде момента оборачивания Вселенной за горизонт возможного, - т.е. момент за который мы, люди, будучи людьми, неспособны заглянуть в ее вечное движение, которое было до этого "начала", и которое будет, соответственно, и после "конца". Поскольку было и будет оно непредставимо для нас, людей, несовозможно с нами, людьми.
Вселенная была, существовала, но в виде, который для нас представить невозможно, который несовместим с антропным принципом.
Отсюда можно предположить, что расклад возможностей однажды изменит наш мир так, что он вновь станет чуждым для людей, несовозможным с нами. Мир исчезнет для нас, но не исчезнет сам по себе. Просто движение в нем будет передаваться таким образом, который несовместим с нашим существованием.
Мировое движение, мир, Перводвигатель - это все одно и то же. И как оно не может возникнуть из ничего, так не может и исчезнуть в никуда. Движение в мире, постоянно переходя из одной формы в другую, время от времени порождает взаимодействие этих форм, которое в свою очередь способно порождать Новое. Новое меняет мир. Понемногу, исподволь. С каждым Новым уходит что-то Старое. Мир постоянно меняется. Старое становится Невозможным, то, что было Невозможным становится Возможным. В результате мир дрейфует в сторону все более Невозможного и Несовозможного со своим содержанием.
Содержание мира сталкивается с меняющимися условиями и раньше или позже оказывается полностью измененным. Происходит оборачивание мира - оставаясь той же суммой движения, он оказывается совершенно иным, несовозможным со своими более ранними версиями и содержаниями.
Мир - это перманентный Конец Света как для всего неизменного, так и для всего, что не успевает за его оборачиванием.
Приложение n. n+1. Через 5 миллиардов лет...
"Поэтому Солнце, светила и все небо в целом находятся в постоянной деятельности, и нечего опасаться, что они когда-нибудь остановятся, как этого боятся те, кто рассуждает о природе"
Аристотель "Метафизика"
Мой пятилетний ребенок сообщил, что через пять миллиардов лет Солнце погаснет. Я на это ничего не сказал, дабы в лишний раз не акцентировать детское внимание на ерунде, пусть уж - как пришло, так и забудется.
Заинтересовался, где он сие почерпнул. Источник обнаружился неподалеку - детская книга про космос с жутковатыми картинками. Присутствуют Марс, Венера, Меркурий и все прочее, что положено, по списку. Под невнятной иллюстрацией и впрямь было написано, что через пять миллиардов лет Солнце погаснет.
Книга французская, переводная, кто-то старался, мучился, переводил, подбирал слова (неизвестно, правда, откуда) чтобы донести "свет знания" в детские умы.
Зачем ребенку эта нелепость? Прошло время всесилия науки, оно было ничего время, но, прочитавши подобный бред, только радуешься, что наука угасла.
Правда, взамен ничего, и уж лучше наука, конечно, чем эта пустота, но все-таки были моменты, в которых наука с ее самоуверенностью была совсем уж несносна.
Через пять миллиардов лет Солнце погаснет... "Дон Педро умер. Какая жалость"
Поди, не знает бедолага ученый как бы ему до зарплаты дотянуть, а вот, гляди-ка, судьбы Вселенной решает! Аж на пять миллиардов лет глядит вперед - вот ведь прозорливец каков! Не видит, правда, того что будет с ним через неделю, но зато норовит до конца времен мыслию своею растекшеюся (то ли по древу познания, то ли по внутричерепной пустоте своей) дотянуться.
Так и видится, как через пять злополучных миллиардов потомок злополучного племени ученых, скажет: "Ну, ошиблись, ошиблись, не учли пи-м-эффекта взаимодействия разреженных барионов с заряженными марионами. Ну, протянем еще пару миллиардов лет..."
И почешет при этом затылок тонкой зеленой рукой, виновато помаргивая всеми пятью глазами.
Ну да, не в ученых дело. То, что они столь уверенно высказывают свои абстракции, принимается обывателем за чистую монету, но ученый муж сегодня уверен в одном, а завтра в другом, коли математика покажет это другое как результат. А там, глядишь, и вовсе сменится поколение и явится миру новая парадигма. Не в ученых дело и не в их невнятном болботании. Дело все в тех же "менеджерах мысли", что печатают всякую муть, не думая. Нечем им думать.
Часть 2. Смысловая математическая география
0
Греция - это исток, начало, координатный ноль цивилизации. Она есть, ее не выкинешь, она соприсутствует нам, событийствует, даже уже не существуя, она присутствует в нашем языке, в философских основах. Ее нет, - она ноль, но она есть, как некий нулевой уровень, ниже которого - провал хаоса, а выше... выше лишь некие единичные прорывы....
1
Рим возник вне культурного ареала а потом ворвался в него и грубо присвоил. Рим присвоил греческие достижения, ничего в них не добавив, подавил Грецию, вознесся над ней, грубо превзошел ее и взял первенство.
Снова 0
Теперешний ноль - это Европа. Она есть, и ее уже почти нет, культурные силы ее истощены и она существует лишь как некое дно, ниже которого - варварство, а выше - лишь некие единичные прорывы.
i ( мнимое число)
Таков Новый Свет, открытый волею Колумба.
Он был, но его не было (как и сам Колумб), он стал, он есть, но есть он, лишь будучи перемножен сам на себя. Грубо говоря, "за морем телушка - полушка", но, чтобы овеществить это заморское чудо дешевизны, - потребуется рубль на перевоз. Современные люди привыкли к некоему равенству восприятия, когда все, что названо "государство" имеет одинаковый вес (Что не совсем так *), и для нас Новый свет нечто однородное со Старым...
Но расстояние действует горизонтозаворачивающе. Т.е., скажем, есть за морем-океаном великая армия, но пока ее докуда - нибудь довезешь, она морально разложится в условиях перебоев поставок кока-колы. Как Антей был силен, лишь стоя на земле, так и Америка сильна, пока не вылезает со своего острова, стоит отойти ей от него, - она, как леший вне своего леса, уменьшается до уровня травы, - поэтому американские военные таскают свой остров за собой в виде авианосцев, припадая к бортам которых, они чувствуют себя на своей земле (плюс опять же запасы кока-колы в холодильниках). Есть мощная экономика, но оная на поверку состоит из финансовых пузырей. Есть множество мудрецов, которые читают только сами себя и интересны лишь самим себе. И так далее.
Вроде что-то есть, но есть лишь как-то само для себя, да и то не особо уверенно. Лишь на самом горизонте реальности, под угрозой постоянного сваливания за грань мира.
Отрицательные числа
Восток.
Ранее - антипод "свету Рима", который тот нес своими мечами, распинаниями и огнями, а теперь - антипод Европы, согнутый ею в бараний рог, но не сломленный и устраивающий время от времени экономические контрнаступления - то дешевым ширпотребом завалит, то металлопрокатом.
1
Россия.
Как раньше варварский Рим пришел на смену Греции, так и теперь культурная окраина мира спешит (уже четвертый век) на смену теперешнему все более и более коптящему светочу культуры. В итоге - судьба Европы - повторение греческого бесславного финала.
i ( мнимое число)
Космос.
Космос также мним, как и Америка с Австралией и иже с ними. Волей и безумием Колумба Новый Свет был насильственно введен в оборот реальности, но подобная воля исключительна и почти необъяснима - вряд ли что-то подобное возможно по отношению к космосу и он так и останется мнимым, неким невнятным маревом на горизонте реального.
Кстати, сказать, что космос реален помимо его введенности в человеческую реальность и где-то и как-то существует сам по себе, - это мысль докантовского уровня осознанности. Америка существовала и во времена Греции и Месопотамии, но это существование не было реальным. Ничто не реально, пока не введено в реальность ибо "границы моего языка есть границы моего мира". И потому космонавты - это люди, высунувшиеся за общую реальность, как-то пытающиеся приобщить космос миру, это люди расширений, подобные художникам, поэтам, писателям (немногим, лучшим из них)**.
Отрицательные числа
Сибирь.
Если Восток это неглубокий минус, из которого он стремится выбраться на ноль культуры, то Сибирь - это минус в его движении в другую сторону. Это хаос, который утвержден в своей хаотичности и который ею вполне устроен. Культура строит в нем острова, которые хаосу безразличны. Жаль только, что тех, кто способен принимать хаос, как свой, почти не осталось и скоро все мы вымрем, мы, - последние автохтоны Хаоса. И станет Сибирь как Африка местом, где среди ее пирамид, сфинксов, львов, слонов и прочих камелофантопардолисов ,бессмысленно выпучив глаза, пасутся стада туристов.
Отрицательные числа
Африка
В отличие от Сибири плацдармов порядка здесь больше, но хаос время от времени выглядывает то тут, то там. В принципе вся Африка - это такой традиционной провал на грани реальности, правда, провал уже более-менее обжитой, обставленный запрещающими знаками и огороженный заборчиками. Правда, если какой-то любознательный турист вдруг перелезет за такой забор и пренебрегет предупреждающими знаками, то, скорее всего, столкнется лишь с другим пасущимся стадом туристов, которые бредут по другую сторону забора. Хаос умер, а порядок на его место не пришел - Ничто.
Приложения:
*Состоявшиеся негосударства
Есть такой термин "несостоявшееся государство", но стоит ввести и противоположный ему термин "состоявшееся негосударство". Если в первом случае некоему народу (ам) оказалась неким случайным образом придана государственность и они привели ее к состоянию полного коллапса, то во втором - коллапса не произошло и все вроде нормально, но народ(ы), что государство это составляют, не доросли до уровня собственной государственности. Не всем это дано.