Молодой Щепкин взглянул на старые настенные часы, что с незапамятных времен покоились в заснеженной пылью гостиной, и тяжело вздохнул: "Стоят". Он вооружился инструментом, снял часы с пожелтевшей, словно лихорадочный больной, стены и с упоением принялся за работу. Хитрого устройства механизма Щепкин до конца не понимал, отвертка в его руке чувствовала себя юной неопытной особой, по непреклонной воле родителей согласившейся на гнусный расчетливый брак. Стрелка часов то бездействовала в равнодушном спокойствии, как скованная вечными льдами река, то, наоборот, вертелась волчком, будто резвясь на спидометре лихого гоночного автомобиля. Эти волнообразные конвульсивные перемены в поведении стрелки продолжались бесконечно долго, хотя самому Щепкину казалось иначе.
Неожиданно позвонили в дверь. Пришел доктор.
- А я за вами, Щепкин! - торжественно объявил он - Помирать пора. Время, видите ли, настало.
- Это вы как нельзя кстати! - радостно затараторил сухой желтый Щепкин, указывая на неисправный часовой механизм.
- Да, - вздохнул доктор и через минуту добавил с явным нетерпением - Ну же, идемте.
Едва захлопнулась входная дверь, знаменуя вечную безвозвратность Щепкина, старые часы вновь обрели покой на пожелтевшей стене заснеженной пылью гостиной. А стрелка на потертом циферблате звонким равномерным бегом хладнокровно отсчитывала секунды, минуты и все новые и новые жизни.