Думаю, что каждому человеку, что хотя бы раз в жизни садился за перо, знакомо чувство, когда ты не знаешь, о чём писать, в голове у тебя пусто, а единственное, что ты можешь вспомнить - это пошлую шутку, рассказанную тебе одноклассником пару лет назад. Если вам знакомо это чувство, то вы отлично понимаете состояние, в котором я нахожусь. Я чувствую себя этаким Печориным в наше время, только в отличие от главного героя романа Лермонтова, я хоть и тухну в бездействии, но делать что-либо категорически не желаю. Пытаюсь писать рассказ - сбиваюсь, начинаю сочинять стихи - в голову приходят лишь такие рифмы, как "обед-омлет", начинаю работать над сценарием - не могу придумать ни одного диалога, - одним словом, тухляк.
Причём знаете, что интересно? Сегодня днём, сбежав с урока литературы, я сидел с моим другом и рассказывал о том, что делать в ситуации, когда нет вдохновения. Помню, очень долго доказывал ему, что это очень легко - и вот сейчас я понимаю, что либо мои советы ужасны, либо я, увы, не умею ими пользоваться.
А может, надо переставать придумывать? Перестать сочинять нереальные миры, в которых происходят нереальные события? Ну, как минимум, стоит попробовать, авось что-нибудь выйдет.
Глава 1.
Исповедь
Любого человека, вышедшего вечером погулять в парке, что располагался в самом центре Хамовников, привлек бы странный человек, который с отрешенным от мира взглядом шёл куда-то, по-видимому, сам не зная, куда. Одет он был в серый костюм, купленный пару лет назад в Лондоне. Точную цену его костюма мы разглашать не будем, дабы не взбудоражить слишком впечатлительных читателей количеством нулей. Поверх костюма был наброшен однобортный кромби, который достался ему от дедушки. Дедушка, понятное дело, рассказывал, что получил его в награду за спасение одного министра, но кто верит в эту чушь. Да и как-то раз, напившись, он признался, что купил его в секонд-хенде на Арбате, но странный человек дорожил этим пальто, ведь память - последнее, что у него осталось. Хотелось бы ещё отметить, что на нём были черные заострённые туфли, не подходящие для погоды, которая окутала Москву в белую шаль, и фетровая шляпа, совершенно не защищавшая от ветра. Тем странным человеком являлся я, Григорий Чуждов, малоизвестный писатель, поэт и литературный критик. Впрочем, важнее сказать, что являлся я самым настоящим лицедеем, обманщиком и циником.
Уверен, знаете ли, что в вашей голове появился тот глупый вопрос, что всегда появляется в самый неподходящий момент: "Почему, в одиночку гуляя вечером по парку, он выбрал именно такой костюм?". В этом вопросе нет никакой страшной тайны, это, увы, не детективный роман и не мелодрама, которая приглянулась бы читателям почтенного возраста. Это всего лишь рассказ о жизни человека, который, думая, убивал не только себя, но и других, поэтому ответ покажется вам глупым, но от этого он не станет менее правдивым. Суть в том, что я, как и многие, люблю производить впечатление, поэтому, выбрав такую одежду, я лишь хотел привлечь взгляды. В идеале это были бы взгляды красивых девушек, что в погоне за счастьем и любовью вышли на охоту в парк, но, как обычно, судьба решила пошутить, поэтому встретил я человека, которого никак не ожидал увидеть.
Сама встреча эта произошла до невозможного необычно. Погруженный в свои мысли, я шагал вдоль снежных залежей, что, подобно стенам белокаменной крепости, возвышались надо мной. Я чувствовал себя королем, который может сокрушать горы лишь одним мановением руки, который может управлять целым миром, который может помериться силой с Богом. Но всё изменилось в один миг, когда спортсмен, одетый в спортивный костюм, что мы так часто видим на стендах "Декатлона", но никогда не покупаем, и неподходящую для бега обувь, выбежал мне навстречу, испортив все ощущения.
Не люблю я тех, кто бегает по вечерам: одно дело - бегать утром, когда тебе нужно как-то взбодрить своё тело и сознание, но вечером - нет, это уже какое-то непотребство. Скажите мне, ну вот как можно променять теплую квартиру, где всегда есть горячий чай и удобная постель, на промозглую улицу? Такие люди находятся для меня за гранью понимания, поэтому моё лицо, показавшее всю степень отвращения, было вполне логично вытекающим.
Надеялся я на то, что он, увидев, как изменилось моё лицо, побежит дальше, но то ли я показался ему смутно знакомым, то ли судьба так бросила кости, но спортсмен остановился и, внимательно осмотрев меня, раскрыл рот от удивления. Я был очень недоволен этой заминкой, но тоже остановился, желая услышать причину. "Прощу прощения, а вас, случаем, не Гришей зовут?" - оглядев меня ещё раз, спросил спортсмен. Тут уже я начал его разглядывать: всё же было интересно, откуда этот человек меня знает. "Извините, вы меня слышите?" - сказал он, не услышав моего ответа. "Вы что-то спросили?" - "Да, я хотел узнать, как вас зовут?" - "Меня?" - "Да, именно вас" - "Гриша!" - сказал я и понял, что совершил самую большую ошибку в моей жизни. Этот человек изнурил меня, поэтому я перестал следить за своими эмоциями и теперь получу кару. Надо было поворачиваться и уходить, а лучше - убегать как можно дальше, и плевать, что он подумает, ведь события, последовавшие за этим, казалось бы, обычным разговором, уничтожили меня.
Кости судьбы выпали так, что тем статным и красивым мужчиной, что встретился мне в парке, оказался мой друг детства, человек, с которым я, не расставаясь, провёл шесть лет, - Даня Красивин. Раньше, когда трава ещё была зеленее, а единственной проблемой было то, что конфеты нельзя есть вечно, мы с Даней были неразлучными друзьями, придумывали разные фантастические вещи, рассказывали друг другу всё, что происходило в жизни, в общем, были не разлей вода. Помню даже, что как-то мы решили построить бункер. И пусть вас не пугает эта идея, ведь бункер - просто детская забава.
Мысль об этом зародилась в школьной столовой, когда, страдая от скуки и ужасной каши, мы обсуждали, чем бы заняться. Мы были уже в том возрасте, когда ты всё ещё смешиваешь реальный мир и воображение, но при этом благодаря интернету знаешь больше, чем должен. Что же до бункера, то большинство мальчиков любят всё, что связано с войной, поэтому понятное дело, что мы сидели на форумах, косвенно связанных с солдатами, оружием и драками. Тема бункера на случай ядерной катастрофы пришла нам случайно, но сразу же влезла в наш мозг и не желала уходить, сколько бы мы не переводили темы.
В итоге мы настолько увлеклись, что начали думать о том, какие ресурсы нам понадобятся в бункере, и во сколько это обойдется. Сошлись на том, что и без еды можно прожить пару десятков лет, потому что цены, указанные в интернете, повергли в шок мальчиков, которые не держали в руках больше тысячи рублей. И хоть неожиданное открытие, которое показало нам, что за всё надо платить, смутило, но не выбило из колеи, поэтому, забыв про неудачу с бункером, мы начали придумывать новые грандиозные планы.
Жаль, что ничто не может быть вечным. Всё изменилось, когда, переехав, я ушел из школы, где мы вместе учились. Да, мы всё ещё созванивались и даже иногда встречались, но мы стали расти, наше увлечения начали меняться и общение начало затухать. Переписки были стерты, идеи - не реализованы, тайны - забыты.
И вот сейчас, спустя столько лет, этот человек с улыбкой на лице обнимает меня и, беря под руки, ведёт к себе домой, чтобы напоить чаем (как мы все прекрасно знаем, на чае такие вечера не заканчиваются) да узнать, каким чередом идёт жизнь.
Долго и бесполезно описывать то, о чём мы говорили, пока шли к его дому, что располагался в центре Хамовников близ Новодевичьего монастыря; тот разговор был обычным и непримечательным, знаком он каждому, кто после долгой разлуки встречал своего друга. Да и, если быть с вами полностью честным, плохо я помню всё темы, которые перебирались нами. Возможно, если бы не события, последовавшие дальше, я смог бы пересказать каждое его слово, но в голове моей врезались лишь фразы, сказанные им, когда мы, придя к нему в квартиру, которую он, оказывается, снимал у одной дальновидной старушки, сели пить чай, заливая британский "Эрл Грей" хорошим шотландским виски.
- Чем ты сейчас занимаешься? Тебе же, если я ничего не путаю, после... э... смерти родителей перешла их фирма, так ведь? - спросил Даня, поздно поняв, что наступил на больную мозоль.
- Да, так и было, но в какой-то момент поняв, что в бизнесе я не смыслю, я продал компанию какому-то бизнесмену. Сжег, как говорится, последний мост. А ты где работаешь?
- Да так в "Комсомольской правде" журналистом, веду одну из колонок, не так плохо, как кажется на первый взгляд. Платят скудно, но на жизнь хватает.
- Второсортным писателем... тебе это нравится? - удивленно спросил я.
- Ну, я бы не сказал, что нравится, но больше ничего не умею. Подожди, ты, вроде бы, сам пишешь, где-то я слышал об этом.
- Да, пишу, но я не зарабатываю на этом, можно сказать, что это - так, путевые заметки.
- И о чём ты пишешь?
- О всяком. К примеру, недавно начал писать книгу о клубе неких писателей, которые, встречая человека с взглядами, полностью отличающимися от их, меняют свои убеждения. Боюсь, конечно, руки не дойдут до полноценной книги. Но, может, пару глав напишу уж точно.
- Ох, интересно, тоже всегда хотел стать писателем, - мечтая, сказал Даня. - но как-то не сложилось. Кстати, а как на личном-то? Слышал, что ты с Дашей встречаешься, это правда? - спросил он, подмигивая, но, увидев моё лицо, перекосившееся после вопроса, пододвинулся и спросил:
- Что такое? С тобой всё хорошо?
- Она... - сказал я и замолчал, понимая, что рана всё ещё не зажила. Мне больно говорить и даже вспоминать об этом, но молчание - тоже не выход, он должен знать.
- Она... мертва.
- Я... я... я не хотел, прости. - заикаясь, пробормотал Даня. - Я не знал, ведь вроде же недавно... мы все вместе виделись на выпускном. Боже, - закрыв лицо руками и опустив глаза, шепотом спросил он. - когда это произошло?
- Пару месяцев назад её убили. Какой-то пьяный подонок. Шатаясь, он шёл из бара и в переулке встретил Дашу. Я говорил ей, что могу встречать её после работы, но она не слушала, говорила, что ничего не будет, а теперь... её нет. - мы молчали и слушали, как снег, падающий за окном, издает едва слышный шорох, когда касается отлива. - Прости, что тебя не пригласили на похороны. Её родители пытались найти твой адрес, но после школы ты куда-то уехал, и никто не знал, куда.
- Я... я... я уезжал в Новосибирск на... заработок, вернулся только месяц назад. - с отрешенностью в голосе сказал Даня.
- Пей. - сказал я, протянув ему стакан, до краев наполненный виски. - Смирись, я понимаю, это тяжело и неожиданно, но думаю, она не хотела, чтобы тебе было плохо.
- Я не знал... ничего не знал. Сколько ей было? 20? У неё всё было впереди... Почему жизнь так коротка? Почему наш мир такой плохой? - задавал Даня вопросы, обращаясь то ли к себе, то ли к Богу.
- Знаешь, наш мир нельзя назвать плохим, но и хорошим его назвать трудно. Жизнь не короткая, просто мы тратим её не на то, - залпом осушив ещё один стакан, сказал я, решив, что не могу я больше молчать, слушая его сопли. - посмотри, к примеру, на людей, которые говорят, что благополучие, стабильность, константность и всё такое - хорошо. Это же как минимум скучно. Только представь: ты каждое утро встаешь в семь, проклиная директора и своих коллег; пьёшь чай, заедая свою обиду и злость окаменелым хлебом и протухшей колбасой; потом всё с таким же грустным лицом садишься в пропахшую серостью и нервами маршрутку, всю поездку листаешь какую-нибудь социальную сеть и мечтаешь об отпуске, которого никогда не будет. Ты даже не задумываешься о том, чтобы взглянуть в окно и посмотреть на то, как прекрасен мир. А он истинно прекрасен! Даже в тех муравейниках, в которых мы живём, можно найти так называемую красоту и эстетику, но мало кто это замечает... и она это знала, она - единственная, кто видела. Она пыталась рассказать об этом людям, но они не слышали, они ехали в офис, где целый день играли в "Пасьянс" и притворялись, что усердно работают. И как только часы, висящие над дверью, пробивали шесть, все "работники" срывались из-за стола и, забив на все другие дела, неслись домой, где, открыв баночку пива да включив телевизор, смотрели на то, как такой же серый человек будет делать то, что он всей душой ненавидит. А когда глаза устанут, а в голове будут лишь мысли о том, что все страдания окупятся, наступит сон, краткий отдых. Не знаю, как мы всё ещё не умерли от однотипности бытия...
- Да что за фигню ты несешь?
- Правду. Такой, как она есть. - грустно сказал я.
- Да зачем мне твоя правда? - вспылил Даня, но, поняв, что не будет никакого спора, который поможет выплеснуть всё то, что накопилось в душе, Красивин сел и пробормотал старый анекдот, который приобрел свою бороду на просторах сети:
- Пессимист говорит, что стакан наполовину пуст; оптимист говорит, что стакан наполовину полон; и лишь реалист кинет в тебя стакан со словами "жизнь - полнейшая херня".
- Суть просто в том, что даже зная, как всё это тупо и скучно, люди всё равно, отпраздновав своё тридцатилетие, станут такими же. Увы, но это - в нашей природе, это заложено в нас с самого начала. Мы умеем лишь подчиняться и страдать. Она рано умерла, но получила больше впечатлений и эмоций, чем все эти "планктоны" вместе взятые.
- Деньги... - шепотом сказал Даня.
- Что?
- Им просто нужны деньги. Им нужно кормить семью, обеспечивать себе жизнь. Они не хотят умирать в двадцать, они хотят жить и поэтому работают!
- Ты осуждаешь Дашу?
- Нет, но...
- Да как ты не понимаешь, она не подросток, который устал от серости и однотипности жизни и решил покончить жизнь самоубийством! Она боролась с этим, так она и отличалась от всех! Да, подростки, которые хотят лишь эмоций, умирают рано, потому что понимают, что сказок не существует, но её убили! Пойми, у-би-ли!
- Ты изменился... - неожиданно сказал Даня. - Это из-за Даши? Что с тобой произошло? Ты же не был таким... никогда не был...
- После смерти родителей я начал анализировать реальность, окружавшую меня, начал задумываться над тем, что происходит. Наверное, это ты и считаешь изменением.
- Я тебя не понимаю. Ты так легко говоришь о какой-то правде, о какой-то красоте и эстетике, о людских пороках и подобных вещах. Тебя вообще не волнует смерть Даши? - вспылил Даня, окатив меня всем букетом эмоций, что он держал в душе. Я видел, что он разочарован во мне, в моих взглядах, в моих убеждениях. Даня увидел не человека, с которым он бок о бок провёл шесть лет - ведь тот человек не стал бы пороть чушь; он бы плакался на плечо Дане, говоря о том, как он скучает по Даше, говоря о том, как ему плохо. А сейчас он видит только человека, которому, как он думает, плевать на мертвую девушку. Видимо, он считает, что она была для меня, как и другие, девушкой на день, не более. Но всё не так, он ошибается. Я любил её и люблю до сих пор.
Если Даня был бы верующим (настоящим, а не тем, кто, не зная ни одной строки из Священного писания, ставит свечку, путая "за здравие" и "за упокой"), весь наш разговор пошёл бы по другому пути. Те, кто чтят Бога, с самого начала знают, что люди порочны и неидеальны. Ах, если бы он был верующим... Он бы принял мои мысли, нового меня, а так - лишь желчь и ненависть. Всегда так. Они не готовы к изменениям, они не готовы к тому, что я уже поменялся.
Сегодня я потерял последнюю надежду, последнего друга, который помнил меня таким, каким я был раньше. Теперь есть лишь солдаты, стоящие по разные стороны баррикад и убивающие словом.
- Гриша, зачем ты всё это рассказал? - вывел меня из раздумий Красивин. - Когда я встретил тебя, думал, ты вернулся, но нет, ты просто смахнул пепел с остатков моста. Раньше я скучал по тебе, теперь ненавижу... Ты предал её, ты предал меня, ты предал всех... Ты так и остался бабником, которому плевать на тех, кто его любит! Уходи... Уходи, я больше не могу тебя слышать... Уходи, уходи навсегда, реалист... - сказал он едва слышным шепотом и отвернулся. Его голос отдавался горькими ударами в моём сердце, сердце человека, умершего на могиле Даши Веровой.
Я снова перелистнул страницу своей жизни. Перелистнул черную смоль, ожидая увидеть сады Эдема, но снова погряз во мраке.
Я не помню, как собирал вещи; не помню, как уходил. "Бух" - и я на промозглой темной улице, ухожу как можно дальше от старого непримечательного дома в Хамовниках, где на восьмом этаже рушится последний столп, на котором держалось моё прошлое.
Я шёл - и на моих глазах выступали слезы, я плакал - впервые после смерти Даши. Смахнув их, я побежал, не знаю, куда и зачем - я просто бежал. Моя душа разрывалась на части, а легкие пылали, принося мне ещё большие мучения.
Если бы я остановился, то услышал бы крики, раздающиеся у подъезда старого непримечательного дома где-то в Хамовниках, и вой, что издавали машины, что катились по пустынным улицам в сторону дома, где не было совпадений или случайностей, где происходило только то, что должно было произойти. Но я бежал, слыша только вой ветра в моих ушах, который скандировал строчки, что вгрызлись в мой мозг подобно тому, как пираньи вгрызаются в жертву, упавшую с лодки близ их логова: