Дискуссия Сталин и Россия, тематика которой послужила основой для предлагаемого эссе, иногда понимается узко - как поиск исторической истины с целью обретения основы для такого преподавания истории, которое отвечает нашим национальным интересам. Думается, однако, что понимать ее следует шире - как обсуждение выбора исторического пути для России, поскольку в дискуссии не исключается и выбор по образцу октября 1917 года, выбор, который у нас реализовался в течение трех четвертей века строго по-сталински.
Оглядывая наше движение за последние 25 лет, можно увидеть, что нация в целом откликнулась на тот импульс, который ей бы сообщен мировой историей в начале этого периода, и, хотя мы еще находимся в переходном процессе, сходимость его к общемировой цивилизационной картине (из которой мы выпали было 100 лет назад) кажется реальной. И когда говорят о ностальгии по советскому прошлому, это чувство видится скорее платоническим у тех, кто искренен в такого рода чувствительности, и спекулятивным и лицемерным у тех, кто, благоденствуя в нынешних условиях материального достатка и либерального законодательства, стенает о былом времени социальной справедливости.
Как правило, на этих дискуссиях высказывается довольно узкий спектр суждений, они небогаты лексически и локализованы в круге из двух-трех десятков спорных тезисов. Оппоненты пользуются каждый своей фактологией, достоверность которой у обеих сторон сомнительна, отчасти по той причине, что российская историческая наука все еще обременена известными отягощениями. Так, даже на таких представительных ток шоу как "Агора", можно услышать немало пафосного, сказанного с искренним волнением, о бытовой скромности Сталина, о глубине его философской и экономической мысли, его мудрости как полководца.
В обсуждаемой дискуссии для одной стороны Сталин есть и пребудет в веках - мудрый вождь, создавший могучую, монолитную державу, победившую в мировой войне. Для другой стороны это - личность, отягощенная синдромом серийного убийцы, избравшая, по ограниченности ума и кругозора (при избытке необузданной воли), самый простой и легко реализуемый метод построения государства и управления им - метод тотального террора. При столь резкой разнице в оценках, дискуссия, скорее всего, бесплодна в смысле ожиданий от нее того или иного согласительного и конструктивного заключения. И никакие научно-исторические изыскания не могут обеспечить разрешение этого спора: всегда будет множество сторонников как одной, так и другой трактовки, ведь линия разграничения проходит через несовместимые морально-этические оценки событий и личностей. Рано или поздно оппоненты оказываются в точке бифуркации, где, в соответствии с природообусловленным различием человеческих особей, Сталина оправдывают те, для кого тотальные ложь и насилие приемлемы как основной инструментарий государственности, а гуманисты по своему внутреннему устройству - решительно осуждают.
Однако, как уже отмечено, дискуссия имеет свою внутреннюю ценность, так что ее следует продолжить, перейдя, хотя бы на время, с тупиковой морально-этической плоскости (из-за отсутствия на ней общепринятых количественных критериев) на более конкретную плоскость социально-экономическую.
На плоскости социально-экономической - взгляд от прогресса
В социологии, как и в естественных науках, в основе исследования, претендующего на научность, лежит анализ результатов тех или иных социальных процессов и сопоставление с тем, что ожидалось на стадии их замысла и планирования. В этом плане поучительным и полезным было бы осмысление опыта социалистического эксперимента - хотя бы той его части, которая осуществлялась в России. Мировоззренческим и идеологическим фундаментом его является разработанный западноевропейской мыслью "научный" социализм, а целеполагание жестко и красноречиво выражено во многих российских документах и мероприятиях.
Так, в 1919 году был создан Коммунистический Интернационал, в уставе которого сказано, что он ведет борьбу "за установление мировой диктатуры пролетариата, за создание Всемирного союза социалистических советских республик, за полное уничтожение классов и осуществление социализма"; до своего трагического и бесславного конца в 1943 года эта организация служила проводником интересов СССР, как их понимал Сталин.
Чуть позже, в преамбуле текста Конституции СССР 1924 году прямо говорилось: "...что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику".
Отметим, что присутствие в этих и им подобных документах популистской терминологии лишь дополнительно оттеняет суть этого крайне воинственного и экспансионистского социального учения.
Невозможно говорить с полной определенностью о замыслах и планах такой мутной личности как Сталин, но, обобщая знакомство с его деяниями, высказываниями и сочинениями, можно сделать вывод, что Сталин был ортодоксальным марксистом и, слепо и свято доверяя догмам этого учения, видел своей задачей широкое воплощение марксистских идей и взял курс на смертельную борьбу с мировым империализмом. Поэтому, наверное, одним из первых и основных его деяний в этой роли было - разгром того, что нарабатывалось в ходе НЭПа, форсированная коллективизация в сельском хозяйстве и разнообразные меры по гомогенизации всей общественной жизни на основе беспрекословного подчинения его воле. Вот так и получилось, что Россия (в образе СССР) при Сталине пошла именно путем конфронтации со всем миром и долго еще шла тем путем после его смерти.
Обозрим теперь, хотя бы в основных чертах, результаты этого грандиозного столетнего социального события в истории России с точки зрения его характера и места в современном цивилизационном прогрессе.
В рамках данного текста нет возможности углубиться в разъяснение фундаментальных представлений о прогрессе: генезис прогресса, основные его механизмы и перспективы довольно детально описаны в книге автора "Негапология прогресса. Столкновение цивилизации с прогрессом" (М., 2013 г., изд. Грифон); здесь лишь пунктирно объясняется крах марксоориентированной мировой социалистической системы ее несоответствием природообусловленным условиям непрерывного прогрессирования.
Прежде всего, необходимо указать на два характерных заблуждения в понимании феномена цивилизационного прогресса.
Первое - это суждение о прогрессе, как о простом движении человечества от всего худшего ко всему лучшему; ошибочность такого понимания многим стало очевидной (хотя и не вполне понятной поныне) уже к середине ХХ века. Второе - отсутствие у большинства людей (в том числе и социологически мыслящих) представления о структуре прогресса как совокупности двух равнозначных и непрерывно взаимодействующих компонентов: материального прогресса и личностного (антропологического).
Поскольку об этом втором компоненте отсутствует столь же определенное представление, как о первом, вкратце перечислю его основные черты, сообщив сначала - для незнакомых с учением о прогрессе - что авторы первых систематических трудов о проблематике этого феномена (Франция, XVIII в.) видели в нем не что иное, как прогресс разума.
В современном понимании, основными компонентами личностного прогресса являются ничем не ограничиваемая эмансипация мышления, духа и эмоционального мира человека, рост образованности, релятивизация морали, физическое совершенствование, увеличение продолжительности жизни и численности населения Земли, непрерывный рост и усложнение материальных и культурных потребностей.
Для нашего рассмотрения важнейшим элементом является именно этот непрерывно "прогрессирующий" конгломерат потребностей человека: непреодолимое желание удовлетворить их (то есть, по сути, стать собственником предметов, процессов, услуг, комплексов ощущений и т.д.) непрерывно стимулирует научный поиск новых знаний, создание новых технологий и их индустриальную и коммерческую реализацию.
Таков, схематически, основной механизм взаимодействия между обеими составными частями прогресса в человеческой цивилизации.
Вследствие такой всеобщности и всеохватности, прогресс представляет собой основу ткани всего исторического процесса, поскольку по своей бытийной сути он является социальным аналогом той физиологической похоти, благодаря которой человечество самовоспроизводится и непрерывно бытует в природе. И, подобно тому, как бытование человечества обусловлено проявлением и взаимодействием множества инстинктов, бытование прогресса также обусловлено взаимодействием большой группы инстинктов человека, где основными являются те, которые связаны с инстинктами собственническим и познавательным.
Отметим, что исходно социологические представления Маркса были в общем русле бытовавших в ту эпоху радужных надежд на всемогущество прогресса, и, подобно многим мыслителям, он недооценивал предупреждения Руссо, Канта и других философов об опасностях прогресса. Более того, он полжизни положил на теоретическое доказательство того, что капиталистическая форма хозяйствования несовместима с прогрессом и, поэтому, должна быть и неизбежно будет заменена более передовой, социалистической, неуклонно прогрессирующей формацией. От глубоко внедренного в народное сознание представления об истинности и всесильности этого учения, у нас и по сей день преобладает примитивное и наивное представление об СССР, как о стране величайшего прогресса. Так, в частности, сформировалось убеждение, что именно потому мы опередили США в "космической гонке", что СССР гигантскими шагами идет впереди всего прогрессивного человечества. Но наши главные идеологи, по-видимому, все же понимали (вместе с учеными и конструкторами), что это было лишь локальное опережение конкурента в создании мощных ракет-носителей. Поэтому, для демонстрации нашего бурного и масштабного прогрессирования велись громкие пропагандистские компании по любому реальному или хотя бы предполагаемому научно-техническому достижению - как было с "мирным атомом", изобретением "Токамака", реактивным пассажирским самолетом, судами на воздушной подушке, поворотом сибирских рек и тому подобными эпизодическими научно-техническими вспышками.
Но тысячеликий материальный - и неотделимый от него антропологический прогресс, пронизывающий все поры индивидуальной и общественной жизни человека на планете Земля - это было нечто столь далекое от понимания советского руководства, что он так и не сделался объектом планирования и систематического воспроизводства. Сущность и содержание этого феномена стали раскрываться только после исчезновение "железного занавеса", разрушенного в ходе радикальной политико-экономической революции, когда информация о нем и мириады его артефактов хлынули в СССР.
Картина советского социализма
Основной причиной отсутствия полномерного прогресса в странах социалистической формации был фундаментальный конфликт между марксистским упованием на научно-техническое развитие производительных сил человечества и повсеместным использованием социально-экономической модели, подавляющей в человеке собственнический инстинкт. Уже одно это усекновение полностью обесценивало всю гуманистическую риторику социологии Маркса, но полный паралич идей "научного" социализма был обусловлен тем, что последователи Маркса пренебрегли представлением нескольких поколений мыслителей о том, что необходимым условием прогресса является свобода: "прогресс - это человеческая свобода во всем ее многообразии" - свобода мысли, чувствования, воли, и действования - таково было убеждение апостолов прогресса.
В результате, парадоксальным образом, прогрессистское (по своей лексике) учение фактически сделалось идеологическим фундаментом и инструментом одного из тормозящих прогресс механизмов - тоталитарного социализма советского покроя и изготовления. И, очевидно, основная заслуга в успешном функционировании этого механизма принадлежит лично Сталину. Здесь нет места для подробного описания извращения им идеи и духа свободного прогрессирования и перечисления жертв сталинщины во всех ее проявлениях, достаточно напомнить хотя бы об отдельных сферах его разрушительных акций и деяний.
Аресты, ссылки, запреты на деятельность, шельмование, тюремно-лагерное содержание и - расстрелы, расстрелы, расстрелы, расстрелы... От всего этого пострадали наука и ее служители в очень многих направлениях: филология, история, экономика, философия, биология и даже те сферы, которые прямо или опосредованно касались оборонной тематики - физико-математические науки, авиа- и ракетостроение, кибернетика, ядерная физика. Репрессиям подвергались практически все слои населения - крестьянство, военные, партийно-хозяйственные работники, большие этнические группы, интеллигенция; под руководством Сталина была осуществлена расправа над деятелями международного коммунистического движения и разгромлен Коммунистический Интернационал - что некоторыми историками квалифицируется как его подлое предательство.
В период сталинского правления и в первые послесталинские годы в советской науке просто не было многих научных направлений и значимых научных школ по имеющимся направлениям. К мировому научному уровню лишь фрагментарно приближались направления, так или иначе связанные с милитаристскими отраслями народного хозяйства. Особенно убогим и катастрофическим для прогрессирования было положение с познанием и научным исследованием в гуманитарной сфере. Лишь после смерти Сталина и некоторым отдалением власти от практики тотального насилия в отношениях с народом, кое-что в стране начало приобретать гуманистический окрас.
Это, в частности, выразилось в том, уже в начале 60-х годов в общий поток мировой гуманитарной мысли начал вливаться и пересохший было ручей российской науки. Оживились поиски и исследования в классических компонентах философского знания - этики, эстетики, теории познания. Оформились в виде отдельных наук философская антропология, социология, а позже - и политология; обрели свою нишу и новейшие разделы философии, такие как феноменология, экзистенциализм, неотомизм и многие другие. Получил свое развитие ряд общеметодологических дисциплин, таких как системология с семиотикой, герменевтикой и синергетикой, новейшие разделы логики и психология с десятком ее ответвлений.
Потребности животноводства, растениеводства, теоретических разделов медицины и нарождающейся науки экологии обусловили отход в биологической науке от лысенковщины, которой покровительствовал Сталин; реанимировалась генетика - фундамент современных биотехнологий.
Ослабление мировоззренческого пресса, идущего от трудов Маркса-Энгельса-Ленина через директивное, по духу и содержанию, философствование самого Сталина, позволило расширить научно-информационные связи СССР с мировой наукой: интенсифицировались исследования в фундаментальной науке и в новейших технологиях, появились первые советские нобелевские лауреаты.
В гораздо меньшей мере эволюционировала в прогрессистском направлении экономическая сфера. В прагматие послесталинского времени стала зарождаться конкуренция между волюнтаризмом и технократизмом, кое-что начало меняться в понимании прогресса даже властями: вспомним суматошные метания Хрущева в области сельского хозяйства, химической промышленности, авиастроения; по-видимому, ему не чуждо было и смутное представление о человеческой компоненте прогресса, что выразилось по-сталински примитивно - в виде обещания народу вскоре построить коммунизм.
В те годы трагическую роль сыграл прорыв в космической отрасли: прорыв оказался нарывом, опасным, как вскоре выяснилось, не только своим истощающим действием на экономику, но и дезориентирующей демонстрацией превосходства социалистического способа производства над капиталистическим. Так и не было осознано, что мобилизационный режим, который как-то работает в милитаристской атмосфере, неэффективен там, где требуется постоянное интенсивное движение по всему фронту исторического процесса. Из-за такого миропонимании руководства, Россия оказалась далеко на обочине того мощного прогрессистского потока, который захватил западные страны и уже разливался в Японии, Южной Корее и успешно просачивался в Китай. Россия же бытовала с научной и технологической отсталостью, замороченным, бедствующим духовно и материально населением, с фактическим отсутствием гражданского общества, подмененного жесткой административно-командной системой. Несмотря на кратковременный всплеск достижений в некоторых направлениях науки и техники, общая картина народного хозяйства была настолько тревожной, что Хрущев был срочно отстранен от власти. Для исправления положения тогдашний председатель Совета Министров А. Косыгин предложил ряд изменений в действующей экономической модели, однако закостенелая сталинская модель не позволяла реализовать даже скромные инновации косыгинской реформы, и советская экономика еще 20 лет катилась по прежним рельсам до своего катастрофического истощения.
Несомненно, что уже тогда были у нас достаточно образованные экономисты и социологи, знакомые с политэкономией не только по Марксу, но и по другим источникам, и понимавшие необходимость смены сталинской социально-экономической парадигмы. Не случайно ведь (по отрывочным сведениям), уже в марте 1953 года на заседаниях высшего кремлевского руководства председатель Совета Министров Маленков и его заместитель Берия выступали со своими предложениями и даже принимали конкретные меры по реформированию установившейся у нас экономической системы.
Но Сталин стремился увековечить свою модель и выступил в 1952 году с директивным, по сути, сочинением "Экономические проблемы социализма в СССР". в котором сформулировал свой одиозный "основной экономический закон социализма", закон, так и не открытый предыдущими поколениями мыслителей-социалистов.
Нельзя сказать, что сталинское правление принималось всегда и всеми безропотно.
Практически по всему социалистическому лагерю неоднократно вспыхивали локальные бунты, по смыслу своему направленные против советского влияния. Первыми сталинскому политико-экономическому диктату воспротивились в Югославии, затем были протестные выступления в Германии, Венгрии, Чехословакии, Польше, и, наконец, к полному пониманию порочности сталинской экономической модели и к сближению с капиталистической моделью раньше других пришли в Китае.
Имеется немало свидетельств того, что и внутри страны существовало как явное противодействие социально-экономической сталинщине, так и, в не меньшей мере, латентное, стихийное, без определенных организационных форм.
Так, против прямого товарного ограбления бунтовали середняки и зажиточные крестьяне; люди, по-разному пострадавшие от террористического режима, во время Великой Отечественной войны были объединены в структуры вроде власовской Русской Освободительной армии и красновского Казачьего стана; против идеологического засилья выступали разного рода диссиденты, против насилия над собственником в человеке было сопротивление в виде вещизма и несушества; подавление предпринимательского начала прождало теневую экономику, спекуляцию, незаконный оборот драгоценностей, произведений искусства, валюты. Причем, во всем этом нередко оказывались замешанными личности из самых верхних эшелонов власти.
Если учесть еще, с каким формализмом уже в середине 70-х годов преподавались и с каким брезгливым скепсисом изучались предметы марксистско-ленинской идеологии, нетрудно понять, почему страна оказалась, в духовном и житейском плане, на пороге сокрушительного общенационального бунта. И наконец, произошел исторический разлом - на фоне идейного противоборства двух ветвей верховной государственной власти, одну из которых возглавлял Горбачев со своим социалистическим выбором, другую - Ельцин с идеей решительного слома старой системы. И хотя численно преобладали первые (что и проявилось в виде выступления ГКЧП), верх одержали вторые: на их стороне была энергия общественной системы, жестко сдавленной сталинской моделью. Именно эта энергия, в первый раз высвободившись во время Великой Отечественной войны и накопившись за 40 послевоенных лет, снова высвободилась - по новой исторической необходимости - в период горбачевской перестройки.
К счастью, процесс этот не превратился в классический русский бунт, бессмысленный и беспощадный (хотя и не обошлось без чеченской Вандеи), а, по существу, явился надолго запоздавшим, но цивилизационно логическим продолжением реформ Александра II и русской февральской революции 1917 года. Метаисторически, мирный его характер можно объяснить повзрослением российской цивилизации, пробуждением ее от глубокого марксистско-ленинского морока и психологической усталостью нации от кровопролития октябрьской революции и сталинской эпохи; именно в таком свете видится наше нынешнее историческое движение.
Среди множества советских идеологических клише, вроде декларации об окончательной победе социализма в СССР, одним из важнейших был словесный штамп несколько демографического оттенка, созданный еще при Сталине и широко использовавшийся вплоть до отмены 6-й статьи Конституции 1977 года. Он гласил, что в Советском Союзе создана человеческая общность нового типа, которая получили название советский народ. Как и многие другие, этот штамп не соответствовал реальности не только морфологически, но и вообще никак: и советскому обществу, и каждому жителю СССР всегда были присущи все природообусловленные достоинства и пороки вида homo sapiens; особенно ярко и убедительно это проявилось в лихие 1990-е годы - в период самого резкого слома устоев нашего социализма.
Пока у нас, в твердом убеждении, будто бытие определяет сознание, строился так и не поселившийся в сознании советских людей коммунизм, в странах традиционного общественного развития строилось, исходя из свойств реального человека, общество потребления. Сведения о житейском прогрессе на Западе и крохи с его жирного стола все же доходили до советского человека сквозь "железный занавес" и пробуждали в нем естественное желание иметь у себя побольше того же самого.
А было там много такого, что делало повседневную человеческую жизнь более содержательной, здоровой и комфортной, и о чем простой советский человек мог только мечтать: от геронтологии и лапароскопии до современных канцтоваров и унитазов, от свободы слова и совести до свободы перемещения по всей земле. Невозможно перечислить и миллионной доли разнообразных благ развитого человеческого общества, являющихся признаками и элементами личностного прогресса, к которому инстинктивно стремился и советский народ, приговоренный бытовать в тисках советского образа жизни.
И вдруг этому народу стало до изумления очевидным, что практически вся выпускаемая у нас продукция неэстетична, ненадежна, неэргономична, недолговечна, функционально неполноценна и, в результате, совершенно неконкурентоспособна сравнительно с продукцией мирового рынка, хлынувшей на наш, так широко распахнутый рынок. И рухнуло в одночасье наше дряблое дефицитное производство товаров народного потребления, остановились десятки тысяч предприятий - от сельскохозяйственных до крупных фабрик и заводов и целых отраслей. Более других пострадала наиболее многочисленная у нас городская среда - отраслевая наука и инженерно-технические работники. И каким жалким и печальным зрелищем был повальный их переход к реальности мелкой торговли, челночества, кооперативного промысла, огородничества и других видов самообеспечения, переход, которому предшествовало массовое избавление от комсомольских и партийных билетов, навязанных тоталитарной идеологической пропагандой.
С тех пор прошло всего четверть века, и сейчас бывший советский народ, окидывая непредвзятым взглядом всю среду своего обитания, может видеть несметное количество изделий и отпечатков полномерного антропологического прогресса - на себе, вокруг себя и внутри себя.
Итог сталинщины и сталинизма
Сегодня мы - очевидцы результатов уникального исторического феномена: как будто самим провидением Россия оказалась центром мирового социалистического эксперимента. Но вместо царства свободы, необходимость и неизбежность которого предсказывал "научный социализм", было, под руководством "отца народов" И.В. Сталина, спланировано и построено царство тотального обмана, принуждения и рабства. И вот однажды оно рухнуло организационно и юридически (распущены СЭВ, ОВД, СССР) по всему своему пространству (кроме острова свободы - Кубы), оставив после себя в России разлагающийся, но столь живучий организм, что присущие ему экономические и социальные структуры не позволяют провести модернизацию и диверсификацию экономики.
Странно, что эта почти очевидная картина не находит должного отражения в нашей историографии именно как непосредственное следствие государственнической деятельности Сталина, а в обсуждаемой дискуссии попытки высветить эту картину успешно затушевываются простой мантрой: "Благодаря индустриализации и коллективизации Сталин выиграл войну". Безусловно, в этом есть историческая правда: Сталин - личность, вокруг которой произошла консолидация всех национальных сил, материальных ресурсов и энергии народа - для победы в мировой войне; для этого он немало потрудился еще до ее начала: террор и культ личности диктатора - универсальные средства консолидировании нации.
Но есть и иная правда, исторически не менее содержательная: Сталин на основе марксизма сконструировал и воплотил в жизнь модель государственности, подавляющей в человеке основные социальные инстинкты - свободы, познавательный и собственнический; и, поскольку тоталитаризм - один из основных факторов торможения неостановимого прогресса, социалистическая формация оказалась отвергнутой историческим процессом.
Таким образом, оглядывая течение мирового исторического процесс за столетний период, можно увидеть и всемирно-историческое значение личности Сталина - как могильщика марксовского социализма.