Чекалкин Павел Семенович : другие произведения.

Дивалика

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о любви
  
  
  
  
  ДИВАЛИКА
  (повесть)
  
  
  
  Глава I
  
  -Симпатичен ты мне, и я доверю тебе тайну души своей.
  Сам я из тех, кого называют новыми русскими. Не знаю как другие, а я горжусь этим статусом. Новое оно и есть новое. Не затертое. Например, человек в новой одежде чувствует себя свежее, увереннее, красивым видится сам себе, даже походка его становится краше. Из русских назвали новыми тех, кто жить решил по-новому, кто хочет жить лучше. Работать и жить богаче. Не воровать да грабить, а работать. Вор, скажу я тебе, даже если он интеллектуал, не будет счастливым со своими миллионами. Знаешь почему? Потому, что ему неуютно наедине с собой. Это он среди своих хорохорится, и то с оглядкой. Его тело охраняют здоровенные ребята, они так и называются "телохранители". А ты слышал о должности "честихранитель" или "совестихранитель"? Нет? Я тоже не встречал. Вот и гадко ему всё же с собой один на один.
   Мне, слышь, хорошо. А начал, смешно сказать, с мусора. Благо, вся страна загажена, отмывать надо. Довел это дело до совершенства. Людям хорошо, и у меня деньжата появились. Кирпичное дело открыл, купил "жигулёнка". И вот сидим мы с тобой, мил человек, попивая коньячок, из хрустальной посеребрённой бутылки. А в доме - то, каком сидим! Мечтал построить дачу в форме автомобиля шикарного, вот и построил.
  Ты погляди, какая красота! Тебя смущает внешность ее, форма? Признаюсь: это - дурачество. А может, и нет. Доказать хотел самому себе: смогу ли то, чего хочу. Смог!
   Давай-ка, дорогой мой человек, выпьем.
  Ты посмотри! Ты только посмотри, какая луна громадная на небе! Светлынь, какая!
  Расскажу я тебе сон. Снится мне такая же луна. Ночь полнолуния. Я стою, у окна большой горницы, и не нахожу в себе сил сдвинуться с места.
   Точёные брёвна стен поднимают потолок на восьмиметровую высоту, который видится куполом безоблачного неба. Пол застлан мягким ковром. Его невозможно отличить от зелёной поляны ухоженного сада. Настоящие деревья развесили свои кроны над мягкими креслами и диванами. Стену горницы разделяет надвое большое окно. Начинается оно от пола, и вверху оставляет нетронутыми лишь четыре бревна. Горница залита белым лунным светом.
  Я не заметил, когда и откуда вошли в сад две женщины. Они предстали моему взору двумя силуэтами за окном на фоне неба. Два женских профиля, один краше другого. Стоят друг перед другом. Нагие. Линии их фигур совершенны. Словно художник создал такое прекрасное произведение.
  Окно громадное открыто. Я стою перед ними - во весь рост. Самое странное то, что я не могу сдвинуться с места, пошевелить рукой или повернуть головы. Луна светит мне в глаза, а уж им - то я виден во всей красе. Да только в мою сторону они, похоже, и не думают смотреть. "Кто они такие? Почему в моём саду? Ну,- думаю,- удачное место я выбрал для дачи: деревья вокруг лиловые, да женщины путёвые, к добру - добро, к красоте - красота".
  "Прекрасное, что ты делаешь со мной?! Я боюсь дышать! Боюсь тебя! Счастья видеть тебя боюсь!" - Пытался закричать я, но даже шёпота в тишине не последовало. Две загадочные фигуры красавиц словно околдовали меня.
  Я прислушался к своим мыслям: было желание рассмотреть лица женщин, да луна, видно, преднамеренно защищала их от такого посягательства, и не убирала своих лучей с моих глаз.
  "Бабушка, ты так долго не приходила ко мне. Где ты была? Я тосковала без тебя, и теперь рада тебя видеть! Бабушка!" Говорила та из женщин, которая стояла справа от меня. Её полушёпот был приятен слуху. Говорила она без лишних эмоций, сдержанно, так говорит человек искренно, а понимание слушателя - само собой разумеющееся.
  "Бабушка?! Неужели бывают такие бабушки?!" - Хотел воскликнуть я, да только рот раскрыл, а мысли так и остались всего лишь мыслями.
  Тем временем заговорила бабушка: "Бог милостив. Ты, Дивалика, красивая у меня. Я пришла напомнить тебе, что в этом нет твоей заслуги, а, стало быть, и гордиться этим умной женщине не подобает. Со счастьем своим тебе не разминуться бы. Вон сколько их красивых да несчастливых. Счастье - это, когда человек любим любимым человеком. Тогда и беда не беда. Без этого ничто не сделает счастливой твою жизнь. Посмотри на луну. Прищурь глаза. Вон сколько их, лучиков, и только один из них твой. Не ошибёшься, какой именно, не свернёшь с него, быть тебе в счастье. Вот тогда гордись, радуйся, наслаждайся".
  "Бабушка, да как же выбрать, а, выбрав, не потерять?!"- Шёпотом воскликнула внучка.
  "То - то и оно, милая..."
  Наступила тишина. Женщины долго смотрели на луну, повернув в её сторону только лица.
  Я внимательно рассматривал профиль внучки, стараясь запомнить его, и уже смирился со своим положением: разговор о счастье меня немало занимал. Я отметил, что совершенно успокоился, а способность двигаться и говорить мне сейчас и ни к чему.
  Бабушка взяла внучку за руки и, прижав их к своей груди, продолжала говорить:
   "Я и пришла за тем, чтобы помочь тебе отыскать твой лучик
  . Многие люди полагают, что мечты и желания одно и тоже. Однако мечтают все, и о счастье тоже. Мечта - это картинка, нарисованная мыслью на прозрачном небе, а желания определяются действиями человека. Если человек готовит завтрак, значит, хочет, есть; колет дрова, значит, хочет, чтобы в доме было тепло. Надо знать: что есть для тебя счастье: деньги - работай, любовь - ищи её, иди к ней на встречу. Но всегда надо помнить, что счастье многокомпонентная штука - только богатство это ещё не счастье; только любовь - тоже. Но любовь - компонент обязательный".
  "А как же тогда: "С милым - рай в шалаше"?" - спрашивала внучка.
  "А шалаш - отвечала ей бабушка, - разве не компонент рая? Другими словами, с немилым и во дворце - ад. А дворец - это, в отличие от шалаша, не только крыша над головой. Во дворце, как во дворце: есть всё. Но, если нет любви, то дворец не просто ад, а горе в аду, которое в шалаше и представить не возможно. И помни, милая, что любовь подобна костру, за ним надо следить, чтобы он не наделал пожара, но и не погас. Сухие дрова должны быть заготовлены всегда, чтобы поддерживать жар костра. Я люблю тебя, Дивалика, и хочу, чтобы ты встретила свою любовь на пути к счастью.
   Слушай и не перебивай меня. За нашим селом, за холмами крутыми есть озеро "Лунное". Знаю, что ты там никогда не была. С давних пор повелось, что каждый осмелившийся пойти туда, рискует навлечь на себя беду. Над озером даже птицы не летают. Скот не пасётся на склонах приозёрных холмов. В воде того озера нет ни растительности, ни живности. От берегов озера - глубина, но не более твоего роста; на средине его вода едва скрывает стопы ног. Вижу: там начинается твоё счастье - твой лучик. Только упаси Бог хоть что - ни будь уронить с себя, когда будешь спускаться к озеру, и в самом озере. Упаси тебя Бог! Моя левая грудь гораздо меньше правой, потому что я уронила в озеро колечко, когда была ещё девчонкой. Ты пойдёшь туда сегодня же. Да хранит... вас Господь".
  Я слушал, закрыв лицо руками, и вдруг осознал, что женщина знает о моём присутствии, она видит меня, она меня называет счастьем своей внучки. ""Вас?" Вы имеете в виду и меня?"- произнёс я и, испугавшись своего голоса, открыл глаза. Женщин в саду не было. Мать родная, да я же совершенно голый здесь маячил. Вернувшись в своё кресло, я надел халат.
  "Вот это да", - думалось мне,- бабушка! Разве такими фигуристыми бабушки бывают?" Я ж тебе говорю, трудно сказать, кто из них красивее. Значит, бывают, если была передо мной. Я, говорила она, пришла к тебе ненадолго, и привела тебя сюда не случайно. Здесь сейчас молодой мужчина, который хочет стать счастливым
   Давай, приятель, выпьем, и я продолжу рассказ. Самое интересное впереди.
  Меня мучил вопрос, о каком мужчине говорила красивая бабушка? А что если был где-то, скажем в кустах, другой человек, которого они действительно видеть не могли. Я - то был как на ладони. А, может быть, она тебя имела в виду?
  "Что мне делать?"- вопрос, который сверлил мою голову, и в тоже время я знал, что не смогу с собой сладить и пойду к озеру. За счастьем пойду. Ты напрасно улыбаешься. Молодая, красивая женщина, как и я, живёт без любви. А что если это судьба. В силуэт я влюбился точно. Ты влюблялся когда-нибудь в силуэт? Нет. И я тоже. Вот, ведь как бывает. А почему бы и нет? Силуэты очень даже разные бывают. Если идти, то надо спешить. И я пошёл. Нет, я бежал. Очень быстро бежал. Сил потратил не мало, чтобы оказаться на вершине холма. И тут мне впервые подумалось: "да пойдёт ли она?" Решиться на это может только сумасшедший.
  
  
  
  
  
  Когда я с высоты холма взглянул в сторону озера, то только чудом не потерял вновь способность двигаться. То, что я увидел, может поразить воображение любого человека. Подобное может только присниться. Внизу окруженное холмами идеально круглое озеро, словно обручальное кольцо. По склонам холмов и у воды ни кустика. Только берёзы. Они словно женщины в изумрудных ожерельях, разбежались во все стороны, да так и замерли на расстоянии друг от друга - лишь бы только не касаться ветвями. Большая белая луна висит над ними. Под каждой берёзой тёмный коврик-тень Коврики постланы на громадный лилового цвета ковёр, мягкой, как пух, травы. Тишина такая, что дышать боязно. Это сказка. А в сказке возможно всё. Я решил, что лучше прислушаться к совету старухи. Разделся, разулся
  и отправился к озеру. Спускаться трудно. Было желание притормаживать своё движение, упираясь руками, в стволы берёз, но что-то подсказывало не делать этого. Представляешь, я даже коврики - тени
  обходил или перепрыгивал. И вот я, не колеблясь, вошел в воду. Она очень тёплая. Через три шага я погрузился по грудь. Впору уже и плыть, но с четвёртым шагом я стал выходить из воды. И посреди
  озера она едва скрывала стопы моих ног. На какое-то время меня охватила паника. Со всех сторон на меня мчались берёзы. Этот кошмар прекратился, когда я увидел спускающуюся по склону холма обнаженную женщину. Берёзы стоят на месте, а женщина проходит мимо них, так же как и я, только что, обходя тени - коврики. Вот уже она в воде. Погрузилась по самую голову и тут же стала выходить из неё и направляется ко мне. Дружище, не поверишь, это шла богиня. Она легко несла своё красивое тело. В её движениях ощущались и гордость, и покорность. Когда она приблизилась ко мне на расстояние одного шага, в её глазах я увидел страх. "Я боюсь этих берёз, они раздавят нас!" - старалась шепотом кричать она. "Защити меня!" И бросилась в мои объятия. Тело её вздрагивало. И я понял, что она очень много пережила страшного. Утешал ее, как мог и ласками, и уговорами. Нет, думаю, надо каким - то образом убедить её, что берёзы стоят на месте. И тут мой взгляд остановился на вершине одного холма. Смотри, говорю, смотри на вершину любого холма. Видишь, не одна берёза не движется по отношению к ней. Я настоял на своём. Отстранил её голову от своей груди. Она поступила, как я сказал, и
  мало-помалу успокоилась.
  "Ты спас меня от сумасшествия. Скажи мне своё имя".
  "Максом меня зовут". - Ответил я.
  "А моё - Дивалика".
  "Красивое имя". - Говорю я ей.
  "Я красивая, Макс, и хочу тебе понравиться", - сказала, она, - посмотри какая у меня красивая спина". Она повернулась ко мне спиной, и опустилась на колени.
  "Нет!" - закричал я. - "Здесь нельзя!" Взял её на руки и поспешил вынести из этого страшного рая.
  
  
  Глава II
   Григорий Локтев, когда напьётся в "хоть отбавляй", сонный вдыхая, выдаёт звук включенного стартера при работающем двигателе. Выдох - совершенно точно копирует фырканье лошади в знойную полудённую пору, когда её донимает овод. Кличка у Григория "Стартер". Он шофёр и это обстоятельство спасло его от более обидного прозвища. У него не по годам большой и твёрдый живот. "Стартер" лежит сейчас на правом боку и упирается животом в Софьин зад. При ужасном скрежете - вдохе он толкает им Софьины ягодицы и, фыркая, отдергивает его от них.
  Софья проснулась.
  -Господи, замкни ты его клеммы,- выдыхает она полусонная, и заливается горькими слезами,- помешал, на самом интересном месте помешал. Все бы там получилось. Разбудил. Ненавижу.
  Софья села на край кровати. Сняла с себя ночную сорочку, сердито забросила её в темный угол спальни.
  -А ты, бабушка, говоришь о каком-то счастье, - продолжала нашептывать Софья. Вот оно моё счастье под боком и ходить ни куда не надо сквозь преграды и страхи. Наслаждайся, сколько хочешь, любуйся и радуйся, откармливай и не забудь напоить, а то ведь и приласкать может, всю жизнь помнить будешь. Беды бедее, чем эта, не бывает.
  Она коснулась руками сосков своих грудей и, горько улыбнувшись, прошептала: "Успокойтесь, чего повскакали? Никто к вам не придёт". И хлынули слезы обиды.
  Софья засунула ноги в комнатные тапочки, поднялась с постели и, набросив на себя халат, вышла на крылечко.
  Деревня купалась в лунном свете. За озером во весь горизонт облака образовали на небе красивый горный пейзаж. Тополиная роща, что за огородом перед озером, удачно дополняла эту живописную картину.
  - Ах ты, луна, луна! Что натворила, накуролесила. Только не говори ни кому, милая. Что подумают люди?! Помоги мне найти его. Скажи ему, что жду его, хочу его, люблю. Поспеши родная, ты же скоро уйдешь с небосвода.
  Софья шептала молитву. Она обращалась к богине любви, которой была для нее сейчас луна.
  За огородом блестело зеркало озера. Софья направилась к нему. В конце огорода она перелезла через прясло, обошла кусты и вошла в тополиную рощу. Только на одно мгновение она потеряла рассудок или что-то в этом роде произошло с ней. Этого было достаточно, чтобы ночная тишина была разорвана пронзительным обезумевшим: "Ма-а-кс"! В наступившей снова тишине она услышала сдержанный возглас-вопрос полуобнаженного перед ней мужчины: "Дивалика?!"
  Вместо продолжения диалога Софья сбросила с себя халат, и теперь они долго, мучительно долго преодолевают расстояние между собой в пятнадцать шагов. Эти два человека в одинаковой степени испытывают неописуемый страх: они боятся, что это сон.
  
  
  Глава III
   У окна кассы школьной бухгалтерии тесновато. Дают зарплату. Кто-то пытается заговорить о грядущем повышении ее, но разговора не получается. От окошка пробивается мужчина. Прижимая кулак правой руки к сердцу, он громко шепчет: "Милая ты моя, да как же мы будем с тобой жить? Что я буду делать с тобой? Ведь я такой большой, а ты крошка - крошкой.
  У Воробьева, а это он сокрушается по поводу крошки-зарплаты, выражение лица благополучного человека. Хорошая улыбка словно застыла на лице его и в глазах слегка прищуренных ни капли печали.
  Даже тогда, когда он рекомендует школьнику хоть иногда быть серьезным, убрать свою улыбку ему не удается. И, слава богу, потому как действует она магически. Рядом с ним любому человеку хорошо.
   Я заметил печаль на лице твоем,
  Почему-то тоже вздумал печалиться.
  Улыбнись я тогда, мы бы точно вдвоем
  С той печалью сумели бы справиться.
  Все знают: это его. Он же не хочет признаваться, говорит, что где-то когда-то вычитал и запомнил.
  Давнишняя мечта Пал Палыча купить машину. Да нет, не новую. На вещи он смотрит трезво. "Хорошо бы "жигуленка" бэ-ушного. Говорят, можно купить теперь тысяч за пятнадцать. Сегодня они у него есть. Еще вчера было тринадцать, а сегодня - пятнадцать. Разве это не повод для хорошего настроения? Завтра же на рынок. Походить, присмотреться, цены узнать".
  
  Глава IY
  Пал Палыч вышел из школы. Спешить было некуда. К автобусной остановке шёл медленно. Улицу переходить не стал, а чтобы ехать домой, её надо перейти. Сел на скамейку. Закурил. Он понял, что на рынок поедет сегодня. "Ничего, что без денег. Посмотрю. Сориентируюсь, а то может быть и деньги снимать со сберкнижки еще рановато. Может быть еще, копить надо, А вот и автобус. Решено". Воробьев поехал на рынок. На остановке "Автосалон" Пал Палыч вышел. Дальше ехать на трамвае за город до конечной остановки. До трамвая путь следует мимо автосалона. Воробьев и не сразу заметил, что он любуется новенькими иномарками. Счастливые обладатели новеньких машин поздравляют друг друга, нахваливают каждый свою модель. Сходятся в основном на том, что все они хороши. Он присел на скамейку покурить (Пал Палыч никогда не курил на ходу).
  "Молодцы мужики, - думалось ему, - дай-то бог. Только вот на своем "жигуленке" я буду им мешать и пейзаж портить. Ну, ничего, потерпят, придет время, и наш брат учитель покатит на подобных". А в слух произнес: - "Товарищ верь..." и бросил окурок в мусорницу.
  -Я очень даже верю!
  Голос принадлежал мужчине, подошедшему к нему незаметно.
  -Не возражаете? - показал подошедший на скамейку.
  -Вдвоем в два раза лучше.
  -У меня к вам дело.
  -Дело? Ну, никак не дают побездельничать. Только настроился и, вот тебе, опять надо что-то делать.
  Они встретились взглядами. Лицо незнакомца заметно бледнело.
  -Да вы не волнуйтесь, - улыбнулся Пал Палыч, - решим мы вашу проблему.
  -Ради бога извините. Мне кажется, понимаете, мне только кажется, что я вас знаю. Нет, ни то чтобы знаю, нет. Я просто вас видел уже.
  -А это что так опасно? На вас лица нет. Стоит ли так волноваться. Мне известно, что я не настолько страшен, - искренне весело заметил Воробьев.
  -В том-то и дело, - попытался улыбнуться мужчина, - что я запомнил ваше доброе лицо. Только прошу не принимать это за лесть, она совершенно не уместна. Мне одинаково страшно ошибиться и назвать правильно ваше имя.
  Воробьев понял, что дело необычное и самому называть свое имя не следует. Похоже, это навредит незнакомцу. Он предложил ему закурить:
  - Я ведь могу предложить и познакомиться.
  -Нет! Нет! Пал Палыч, не надо!
  На их лицах застыли вопросы. На лбу незнакомца выступили капельки пота.
  -Снимаем вопросы, - улыбнулся Пал Палыч, хотя и весьма любопытно, потому что верно.
  Мужчина отвернулся. Воробьев понял, что там слезы.
  Воробьев прикуривал другую сигарету. Зажигалка долго "не зажигалась",- слез твоих, дескать, я не видел.
   -Пал Палыч, прошу вас, ни о чем меня не спрашивать. Однажды я сам все расскажу. В самое ближайшее время. Клянусь. Видите, ту светлую иномарку, рядом с вишневой "копейкой"? Вот ей я и клянусь.
  Собеседник явно справился с собой и повеселел.
  -Сейчас я спешу, - продолжал он, - туда, куда опаздывать мне никак нельзя. У вас есть водительское удостоверение?
  -Имеется.
  Мужчина полез в карман: - Вот документы на "копейку". Вы живете в этом городе?
  -Да
  -Далеко?
  -Километров семь будет.
  -Вы поедите на "копейке" домой
  -Подождите.- Прервал его Воробьёв, - Во-первых, ездун я никудышный, а во-вторых, вы её продайте мне. У меня есть пятнадцать штук, - сказал Пал Палыч, и лицо его почему-то взялось румянцем,- я как раз на рынок направляюсь.
  -Нет, Пал Палыч, есть и, в-третьих: вы будете ехать на ворованной машине, вас просто задержат и сочтут за вора.
  -То есть?
   -То есть, надо что-то придумывать. Идемте со мной.
  Они подошли к вишневой "копейке".
  -Вот она моя "вишенка". Побеседуйте с ней, я сейчас вернусь.
  Через пять минут он вернулся в сопровождении двух милиционеров.
  -Пал Палыч, все будет хорошо. Товарищи доставят вас и вишенку до вашего дома. Вы пассажир. Ждите от меня весточку. Мне чертовски везет на хороших людей. До встречи.
  Они пожали друг другу руки.
  Пал Палыч не выдержал: - Дмитрий Сергеевич, (это из документов) я вас прошу улыбнуться, уберите с глаз печаль. Поверьте мне, у вас все будет хорошо. И "копейка" будет в сохранности. Удачи вам.
  На том они расстались.
  
  
  Глава Y
  Машину Воробьев определил в большой сарай - дровяник. Жил он по-деревенски, как теперь говорят, на земле. Правда, отопление центральное и водопровод есть, и удобства не на огороде. Дом его с многочисленными надстройками и пристройками и даже огородик приличный, и баня есть.
  В бане русской парок - не порок,
  но для тела хороший урок.
  В субботу у него всегда гости - банщики. Свой дом он любит. Родительский дом. Обычно он с ним здоровается, когда возвращается домой: " Здравствуй! Здравствуй! Дом родной!"
  А сегодня забыл. В душу закралась тревога.
  Сейчас он курит, сидя на прошлогодней сосновой чурке в углу зеленого двора. Ему надо докопаться до причины этого безобразного состояния и уничтожить противника. Шутка не развеселила его. Отказать в помощи человеку - не его принцип. Поступить иначе он просто был не готов. Да и причины отказать не было. Человек совершенно доверяет ему. Стоп. Пал Палычу начинает казаться, что он "ухватил причину за хвост": Дмитрий Сергеевич узнает меня и при этом какая-то тревога холодит его кровь, он бледнеет. В чем дело? Ничего плохого я не делал ему. Да и вижу его в первый раз. Он твердит о добром лице человека. Действительно, одинаково боится угадать и не угадать его имя. Он явно страдает. О чем - то он только что забылся, и ему было хорошо. Мое дурацкое лицо напоминает ему нечто, что приносит явное страдание. Я видел это мучение. Такого нельзя было не заметить. Но нельзя не заметить и то, что он очень сильный человек, хоть сказать в чем моя вина, духу не хватило. Не хорошо. Мог бы и понять, что я тоже не из железа и буду мучительно ломать голову".
   Пал Палыч закурил и направился к гаражу, чтобы закрыть ворота.
  " Ну, лицо с ухмылкой носят многие, - продолжал свое расследование Воробьев,- но имя, имя назвал".
  Пал Палыч долго будет заниматься сегодня этим " делом". Забудет о футбольном матче по телевизору. Уснет далеко за полночь, так и не докопавшись до своей вины в душевных страданиях своего нового знакомого.
  А ровно через неделю, в пятницу, в полдень у его дома скрипнет тормозами милицейская машина и те же два милиционера, как со старым знакомым поздороваются с ним за руку. Один из них на сотовом телефоне наберет номер и передаст телефон ему.
  - Я слушаю вас,- скажет ему знакомый голос.
  - Нет, это я вас слушаю, Денис Сергеевич,- ответит Пал Палыч.
  - Правильно, и делайте это внимательно. Возьмите все документы на "копейку", свой паспорт и водительское удостоверение и с ребятами приезжайте к автосалону. На вас не давит бремя неотложных дел?
  -Да нет, бремени нет.
  -Прекрасно.
  Телефон умолк.
  Воробьев стоял, не отключая телефон.
  -Вы что-то не поняли, Пал Палыч? - спросил сотрудник и с нескрываемой поспешностью забрал у него телефон.
  -Вроде бы...
  -Тогда надо рационально двигаться, Пал Палыч!
  В ответ сотруднику прозвучало что-то между возмущением и восхищением: "Мать твою бог любил".
  Через три минуты "шестерка" с мигалкой неслась к центру города.
  
  Глава YI
  На оформление доверенности Денис Сергеевич и Пал Палыч потратили часа полтора.
  -Пал Палыч, давай договоримся о том, что и у тебя, и у меня никакого деликатного положения, - предложил Денис Сергеевич, - и без объяснений понятно: мне,- что машина не первой свежести, тебе,- что не за деньги. Распоряжайся ей, как знаешь с чистой совестью, прошу тебя. Ну, заберу я твои деньги, тебе станет легче. А ей-то нет. Ей-то "лекарства" нужны. А каждый ее "сустав" стоит, сколько она сама. Эти деньги тебе нужнее, чем мне. Боже тебя упаси, чувствовать себя униженным. Ты для меня человек, которому я доверю куда больше, чем эта вишневая старушка. Я очень бы не хотел тебя обидеть и прошу помочь мне не сделать этого. На мой счет "три" мы одновременно должны сказать одно слово, которым называется наше следующее действие. Идет?
  -Идет.
  -Обмыть! - выдали они синхронно.
  Прозвучало и одновременное "спасибо"
  Два мужика облегченно вздохнули.
  -Давай, Паша, устроим себе "вечер благодати". Сварим, где - ни будь, на берегу ухи и... напьемся. Погода отличная! Водка "Столичная"! Пойдет?
  -Пойдет, Денис.
  -Тогда вперед! И без волнений, Паша! Все предусмотрено. Даже удочки есть.
  Они долго ехали молча.
  -Денис, ты за рулем - профессионал.
  -Спасибо. И ты им обязательно станешь, Паша Тебя это интересует?
  -Да. Неуверенность в этом деле не лучший спутник, я понимаю, Денис, но все равно сомневаюсь.
  -У тебя получится, и знаешь почему? Потому, что за рулем сидящий, в первую очередь должен быть человеком, а не только имеющий определенный набор категорий в водительском удостоверении. Я не извиняюсь за нескромность. Не мои эти слова. Так говорил мне отец, когда я был еще мальчишкой. Он мне внушал, что человеком я стану тогда, когда научусь любить себя, уважительно относиться к себе. Однажды я даже возмутился, но как оказалось не в самый подходящий момент.
  Похоже, говорю ему, что ты хочешь сказать, что я не человек. Ты знаешь, что он мне ответил? По форме, говорит, ты человек уже двенадцать лет, с пеленок то есть. Ты на вопрос матери "Как дела в школе?" что ответил сегодня?
  "Нормально, говорю, ничего особенного".
  "Вот видишь. А ведь ты и в школе-то не был. Так что по содержанию тебе до человека, как до луны пешком. Ты неуважительно отнесся к матери, но я на тебя, не сержусь. Дело времени. Ты научишься уважать себя, то есть ничего не делать себе во вред, и тогда ты легко будешь уважать другого человека. Я, говорит, думаю, ты способен это понять"
  Помню, Паша, у меня было желание исчезнуть, провалиться сквозь землю. Мне казалось, что мое лицо воспламениться, я чувствовал, как оно горит.
  Водитель без уважительного отношения к участникам движения - опасное существо, то есть преступник. Все остальное дело не хитрое. Опыт вождения - дело наживное.
  -Мне интересно, Денис, кто твой отец по профессии.
  -Он пожизненно приговорен к трактору. Я круче - я шофер, десять лет крутил баранку на грузовиках.
  -Феноменально! Железное воспитание!
  У Дениса случился приступ смеха. Он прижался к тротуару и остановил машину.
  -Над чем издеваемся?! - спросил Воробьёв.
  -Ты не поверишь, у отца кликуха "Железо".
  -А у моего коллеги - фраза - лозунг: "Воспитание должно быть железным!"! Понимаешь? Он физрук! Штангист! Ха-ха-ха... Мать твою бог любил! Ха-ха-ха...
  Что ты сказал, Паша?
  -Да матерок у меня такой!
  -Ты еще и матершинник, оказывается!?
   Пал Палыч присел на бардюрину, схватился за живот, готов был кататься по тротуару от смеха.
  -Над чем, Па-а-ша, издеваешься?
  -Замолчи, Денис, не могу. По-ни-ма-ешь, кликуха у меня - "Матершинник". Мать твою бо-ог люби-ил!
  -Ты, слышь, поосторожнее со своим матерком. Сейчас не любят, Па-а-ша! Теперь любовью занимаются. Представляешь, Па-а-ша?! Динь - динь - занятия начались; динь - динь - окончены занятия! Отсталый ты элемент!
   Ха-ха-ха, - надрывались они в обнимку.
  Появились уже и зеваки. Одна дама присела перед ними на корточки и взмолилась: - Господа, перестаньте! Вы же лопните от смеха, а я... я - от зависти.
  -Стоп, господин Денис! Это хоть и первое, но серьезное предупреждение. Пострадает совершенно невиновный человек.
  Толпа смеялась.
  -Спасибо за внимание, граждане господа! - Пал Палыч первым направился к машине, - нас ждут великие дела!
  -Да вы как-нибудь поосторожнеее. выпимши-то ведь, пьяные, как - никак, - напомнил кто-то из толпы. Гаишники за поворотом.
  -Не беспокойтесь, господа, у нас прививки, - нашелся Денис Сергеевич и нажал педаль акселератора.
  Минут через пять они вырвались из объятий города, и по бетонке покатили подальше от его суеты.
  Солнце заглядывало в левое окно автомобиля, дескать, давайте ребята определяйтесь с ночлегом, до горизонта мне рукой подать.
  -Денис, в наших "ха-ха" мне не ясен один момент.
  -Если смогу, помогу.
  -Вот с железным Феликсом все ясно и понятно. В школе проходили, а о твоем отце, Сергее ни слова.
  -Действительно, налицо пробел в знаниях. Устраним.
   Дело в том, что "железный" и "железо" не одно и то же. Железный отвечает на вопрос, "какой", а железо на вопрос "что?".
  Сережа - пионер уволок в школу два отцовых лома, и пять штук прихватил у соседей. Пионеры выполняли план по сбору металлолома.
  На пионерских разборках "У кого стащил?" Сережа выдал: - Металлолом - это лом из металла!
  -Железо где, Сережа? Железо! - возмутилась пионервожатая.
  -Какое железо? Я железо... Я железо....
  -Ну что ты заладил: я железо, я железо!? Ты подвел отряд. Неси немедленно свои трофеи туда, где взял.
  Так и остался мой батя на всю жизнь "железом". На вопрос "как здоровье?" он отвечает всегда "без ржавчины". Теперь нередко можно услышать "ржавею". Спешит подшутить сам над собой, чтобы другие не успели посмеяться. С юмором у него лады.
  -Ну и, слава богу. Честное слово история смешная, а смеяться не хочется. Не скажешь почему?
  -Скажу. Мы оба уже у костра, на берегу озера.
  -Мне нечего сказать, Денис.
  
  
  Глава YII
  Они закурили, и некоторое время продолжали путь молча.
  На сто сороковом километре свернули вправо, на асфальт, а еще через пять, перед первым домом деревни - влево и, проехав по сухому лугу, остановились на берегу озера.
  -Паша, мы приехали, - констатировал Денис Сергеевич.
  -Великолепно. Только зачем нам много рыбы, на уху мы могли бы поймать где-нибудь и поближе. Впрочем, на такой машине можно и к чертям на кулички.
  Денис не ответил. Он открыл багажник машины и освободил его от содержимого.
  -Паша, быстро костер. Вот дрова. Линьки, смотри, два судака, вода. Рыба почищена. Подсолена. Лучше, чем из линей, ухи не бывает.
  -А как же из петуха? Где ты наловил линей?
  -Не скажу, Паша, переловишь всех!
  -Не хорошо, Денис.
  -Удивительная память у человека.
  -А ты думал! Ты в секрете держишь и причину своей тревоги. Брось приятель. Выкладывай, как удалось этой деревушке ранить сердце не слабого молодца. Выкладывай, будет легче.
  
  -Не торопись, Пал Палыч, затем и привез тебя сюда. Ночь длинная. Давай за стол, а то есть хочется, аж не выпить нельзя.
   Быстро развернули походный столик, стулья. Решили проблему освещения, установив раздвижной шест и повесив на него переноску.
   Вечерело.
  Денис Сергеевич принес приличных размеров чемодан, открыл его, и они принялись перемещать содержимое чемодана на стол. Оба молчали.
  -Ты прав, Паша. Я тоже не знаю, зачем все это, да ещё в таком количестве. Но только не для того, чтобы потерять друга, не успев его найти. И не от дури, Паша.
  Короче, наливаем, и понимай, как знаешь.
  -Как понимать, я тоже не знаю, а вот, что наливать пора, я в курсе, Только меня волнует вопрос очередности. Слушай и запоминай, начиная с большого пальца: шампанское, ром, коньяк, водка, пиво. На счет 3-4 показать пальчик. Усек? Тогда... три...четыре.
  Вышло - водка.
  -Спасибо Паша, я счастливый человек.
  -Приятно посмотреть. Рад с вами познакомится, Денис Сергеевич.
  -Нет слов. Я рад оформить эту формальность, Пал Палыч. За знакомство! Да будут они счастливы.
  -Да будут! - Поддержал Воробьёв.
  Они выпили. Закусывали молча, а потому показалось долго.
  Уха была уже готова, и Денис Сергеевич встал, чтобы убрать ее с костра.
  -Под ушицу? - Спросил Воробьев
  - Нет, Паша. Не хочу дать тебе повод уличить меня в нетрезвости. То, что я тебе сейчас поведаю, можно принять за бред пьяного человека. Ты уж потерпи, мой дорогой друг.
  
  
  Глава YIII
  Ты со мной знаком, Паша, ровно неделю, а я тебя знаю почти год.
  Денис Сергеевич сделал длинную паузу.
  -Ты истинный учитель, Пал Палыч. Действительно задавать вопросы типа "как это?", "неужели?", "правда?" и тому подобное, глупо. А на твой судьбоносный вопрос "можно ли курить?" отвечу заранее и положительно.
  Денис Сергеевич продолжал:
  - Так что в одностороннем порядке я с тобой знаком давно. В июле прошлого года вам, то есть тебе и твоим двум приятелям, зачем - то потребовалось много карасей, и в теплую ночь полнолуния вы прикатили на это место, где мы сейчас находимся...
   Чего только не приходило в голову Воробьеву в течение недели, но мысль об этом, точно помнит он, даже не постучалась.
  ...-Твои друзья ставили сети. Время от времени они обращались к тебе, называя тебя по имени "Пал Палыч". А там поодаль, - Денис Сергеевич указал рукой, - плескался в озере мужик. Он чертовски устал и решил освежиться. Закончив водные процедуры, подошел к тебе "стрельнуть" закурить. Со словами "Святое дело поделиться с жаждущим " и с обворожительной улыбкой ты отдал ему начатую пачку "Золотой Явы". Твоё лицо освещала луна, а "стрелка" высвечивала с затылка. Правильно, дорогой, это меня ты спас тогда от мучений без сигарет. Со словами "Бог даст, встретимся" я удалился к своей машине, к небезызвестной теперь тебе вишневой копейки.
  Это тогда я удалился. Теперь деваться не куда. Давай выпьем. Ты убедился, что со ста грамм я не пьянею.
  - Я хорошо помню этот случай. Могу день и дату назвать. Мы ловили рыбу, к свадьбе готовились. Физик женил сына. Не вижу причины не пить, - бурчал Воробьев, - держи за знакомство. Выпили. Закусили черной икрой.
  Закурили. Денис Сергеевич продолжал: - Несмотря на духоту в машине и ослепительный свет луны, я уснул довольно быстро и крепко. И снится мне, Паша, что я рассказываю тебе сон.
  Денис Сергеевич встал. Прошелся по лугу туда сюда: - Если бы ты знал, как я всё это время, почти год, мечтал встретить тебя и рассказать тебе его не во сне.
  Теперь ты знаешь, что случилось невероятное. Давай каким - то образом убедимся, что мы,... что мы не спим, и ты слушаешь тот сон.
  - Денис, ты уверен в том, что нам это удастся. Ведь ущипнуть самого себя, как это принято в подобных случаях, можно и во сне. Или ты знаешь другой способ убедиться?
  - Да не спим мы! Не спим! Это не сон, Паша! И всё тут! Ну, тебя к черту! Налей!- с нескрываемым испугом выпалил Денис Сергеевич.
  
  Он выпил.
  - Слушай, Пал Палыч, я расскажу тебе сон.
  
  
  Глава IX
  Дорогой читатель в отличие от Воробьева, ты уже в курсе необычного сновидения. При желании или необходимости ты можешь вернуться к первой главе нашей повести, да и следовать с ним, что называется, в одном времени. Денис Сергеевич рассказывает сейчас Воробьеву тот самый сон, который он рассказывал ему во сне.
  Они будут пить. Доберутся до коньяка и рома, до ухи и прочего. Да и то правильно. Чего ради терпеть? Пусть пируют. Не будем им мешать. К тому же, какой интерес за пиром наблюдать?
  Однако не забыть бы, вернуться к ним вовремя.
  
  
  Глава X
  -Денис Сергеевич,- выслушав Максимова, заговорил взволнованно Воробьев,- в ту ночь, когда ты спал в машине и смотрел этот сон, перед самым рассветом я слышал ужасный, пронзительный крик - возглас "Макс". Я как раз проснулся и вышел из палатки, чтобы убедиться, что нашими сетями никто не интересуется. Друзья мои тогда, поставив сети, уехали, а меня оставили сторожить их и "наслаждаться лунной симфонией". Признаюсь, было жутковато. На сигнал злоумышленника, увидевшего меня, голос явно не тянул. Потом было все спокойно. Тихо. Ничего постороннего. Вспомнил о мужике, которому дал сигареты. Грешным делом подумалось, а не он ли с дружками рыбой да сетями интересуется. До рощи-то, смотри, далековато, и машину твою за деревьями не видно было. Во спасение своё, я искал объяснение этому возгласу - почти визгу. Так кричать может только обезумевшая от страха женщина. А может быть, деревенский мужик занялся на заре воспитанием своей единственной, да не верной.
  -Да, Паша, возглас был ее ужасен, когда она увидела меня.
  Я проснулся весь в поту, и намеревался пойти в воду, чтобы как можно быстрее прийти в себя от этого сновидения. Мне казалось, что луна светит ярче солнца...
  -Что дальше-то Денис.
  -Не мужское это дело, Паша, рассказывать интимные подробности. Скажу только, что я был счастлив. То был миг истинных чувств любви, сладкое опьянение души. Продлись он, то был бы уже бред. Подобные мгновения наиболее благоприятны для зачатия человеческой жизни. Возрастают шансы появиться на свет неординарной личности.
  Уже начинался рассвет, и она ушла. Пойду, говорит, застукает муж, убьет твою возлюбленную, а нам говорит, это не к чему. Ушла не оборачиваясь. В душе пустота.
   Я уехал. Ты стоял на берегу у самой воды и курил. Тогда я еще не знал, что уезжаю, не попрощавшись со своим будущим другом. То стоит Пал Палыч, рыбак, человек с улыбчивым лицом. Только позже я сообразил, что во сне передо мной сидел и слушал сон ты. Ужасно, я мог потерять тебя, и не было бы у меня ни Дивалики, ни Пал Палыча. Я хочу выпить за тебя, матершинник, мать твою бог любил!
  -За меня выпить я тоже не возражаю, но есть вопрос.
  -Только после того. За тебя!
  
  
  Глава XI
  Воробьев понимал свою роль в судьбе этого человека. Он, Воробьев - отдушина для него. Денис доверил ему сокровенное и теперь у него есть сопереживатель. Без сомнений сон пугает его до сих пор. Денис не может поверить, что такое возможно и хочет, очень хочет, чтобы поверил он, Воробьев.
  Похоже, Денис Сергеевич не очень уверен, что проснулся до появления Дивалики, а не после ее ухода от него к мужу. Это опасно. Он знает что "до", но допускает мысль, что "после". Его душа в момент их встречи наяву была переполнена счастьем, а это куда опаснее, чем его недостаёт. Произошло всё очень быстро и совершенно неожиданно. Нужна Дивалика. А где её, простите, взять. Между прочим, её состояние может оказаться подобным. Её спасение - беременность. Во сне не понесёшь. Так ведь у ней есть муж. Муж? Похоже, муж объелся груш.
  -Скажи-ка мне, дядя, есть ли у тебя жена?
  -Нет у меня жены уже четыре года. Укатила в Германию. Дочка четырёх лет с матерью.
  -Невероятно!
  -Не понял.
  - Я и сам не пойму что творится. Моя тоже там.
  - Я люблю тебя, Воробьев! Люблю за то, что ты здесь, что ты есть.
   Ах ты, матушка, Россия!
   Ты в беде и я в беде!
   А Европу мы видали
   своим хреном во...
  - Мать твою бог любил, Максимов! Круто!
  И покатилось по озеру громкое "ха-ха-ха!"...
  - Ответ понятен, - продолжал Пал Палыч. - Так вот, сударь, человеку часто снится то, чего ему больше всего недостает.
  Уверен, что у Дивалики, в этом плане, "бюджетный дефицит". И только приходится удивляться тому, что мне не снился ваш сон, а то бы я точно закрутил роман с бабушкой.
   Друзья смеялись от души и запивали коньяком:
   Не печалюсь не о ком,
   Запиваю коньяком.
   Эх, налейте водочки,
   Милые девчоночки!
  -Экспромт, Паша?
  -Экспромт, Денис!
  - Матершинник ты, однако!
  - Так. Пойдем дальше. Любовницы у тебя нет. Некогда потому что. Это хорошо. И не заводи ее, Максимов. Не заводи любовницу. Потерпи. Даю голову на отсечение: Дивалика ищет тебя и найдет. Ты, за
  каким назвал себя Максом? Враньё всегда усугубляет положение. Ты же это с детства усвоил. Даже во сне никогда не ври.
  - Напрасно ты так. Все меня зовут Максом, по фамилии. Требую реабилитации.
  - Не у меня - у ней будешь просить. Плохо, Денис. Плохо. Дивалика, говоришь, красивая? Действительно ли ее так звать? А если нет? Романтики, мать твою бог любил! Сами себе свинью подложили. По - человечески надо все делать. И знакомиться тоже.
  - Ты прав, старик, хреново.
  - Но имя действительно красивое. Оно из двух красивых русских слов состоит: "диво" и "лик". Диво лика - красота лица. А она красивая, Денис, наяву?
  - Красивая. Блондинка длинноволосая. Глаза синие. Понимаешь, синие. Не голубые, а синие. Роста приличного, мне до подбородка.
  - Твой рост?
  - Метр восемьдесят пять.
  - Целоваться со мной ей удобнее, я метр семьдесят восемь.
  - На лице есть что - ни будь такое?
  - Что ты, Паш, ничего лишнего.
  - Ну что - ни будь, особенное есть?
  - Паш, ты что, станешь раздевать всех синеглазых блондинок?
  - Надо будет, разденем.
  - Нет, по-моему, ничего. Да и мог ли я видеть, Пал Палыч, детали?
  - Будем искать. Нам ли с тобой не верить теперь в чудеса?!
  - Ты пытался с ней встретиться?
  - Нет, Паш, боюсь подвести ее, деревня маленькая, все на виду.
  - Вот увидишь, Макс, мы ее найдем. Допрос окончен.
  Воробьев старался во всю и теперь уже боялся переборщить. Надо тормозить.
  - Вот что, психолог хренов, я и без тебя знаю, что проснулся в машине до ее прихода, и разделся, чтобы пойти искупаться, не после того как она ушла. В этом я уверен, милый Пашка, так же как и в том, что мы не спим, и никак не можем напиться. Но все равно страшно. - На одном дыхании выпалил Максимов.
  - О снах в руку, слышал, наверно:
  Увидала я во сне,
  что сидела на сосне,
  а когда проснулася,
  с кровати навернулася.
  - Не так, Паша, не так ее надо петь! В селе у нас, ее поют без искажений. Чего юлить-то, частушка ведь?!
  - Читатель, Макс, сам додумает. Уважать читателя надо.
  - Какого читателя, классик доморощенный?
  - Моего, мать твою бог любил!
  - Хорош! Закупоривай бутылку. Перепили.... А оперу ты не намерен отгрохать?!
  - А что?! Название обсуждению не подлежит. Оригинально. Красиво: "Дивалика". А хочешь: "Дивалика и Макс"? Сюжет интригующий. Вот узнаем финал, и - за дело. Нет, оперу не обещаю, а повесть - попробую.
  - Только попробуй, ты у меня частушки клепать разучишься, ни то чтобы повести.
  Тут Воробьёв подбоченился и пошёл вокруг стола:
  - Я частушку сочинила,
  отнесла в редакцию.
  Говорят, затормозила
  оморализацию.
  - Вот видишь, композитор, частушка должна быть матерной. Почему поэтесса затормозила оморализацию? Да потому, что матершиннее той частушки никто не может теперь сочинить.
  Ха - ха- ха... Железная логика, Максимов! Ха-ха-ха...
  - Не вижу поощрений!
  Воробьёв налил водки и, сдерживая смех, продолжал: - А я понимаю ситуацию иначе: частушка была действительно исключительно матерной, и после её появления в печати депутатам Госдумы было рекомендовано обходиться без матерков.
   Разумеется, выпить мужики налитую Воробьёвым водку не смогли. Случилось невообразимое. Они, как мальчишки, катались по траве, держась за животы, и безудержно смеялись.
   В тополиной роще проснулись вороны и подняли невообразимый галдёж.
  - Ты слышишь, Воробьёв, своих братьев по разуму. Они возмущены.
  Ты слышишь их призыв: "Верните свободу депутатам?! Пусть летят они, летят! Все свободно жить хотят!"
  - Довольно, Ма-аксимо-ов! Уймись. Не могу бо-ольше! - едва выговаривал слова Воробьёв.
   Они подползли на четвереньках друг к другу. Уперлись головами.
  - Что будем делать, Паша? Бодаться или думать?
  - Думать, Денис. Одна голова хорошо, а две... надо подумать.
  - Думаю, Пал Палыч: покурить, а потом выпить или наоборот?
  - Думаю, Денис Сергеевич, что можно одновременно.
  - Одновременно вредно, но можно. Жевать дым с пищей, конечно, красиво. А красота требует жертв.
  - А поскольку нам не перед кем красоваться, давай сначала...(?)
  Дуэтом прозвучало: "по-ку-рим.!" Усевшись за столик, закурили. С минуту молчали.
  - Воробьев, ты веришь в судьбу? - спросил Денис.
  - Верю. А ты, вижу, Максимов, не веришь. Ты хочешь знать, что будет. И то, что будет, называешь судьбой. А оно это "что" может быть, и может не быть. То есть не веришь. И правильно делаешь, потому что это "что" не есть судьба. Толи оно будет, толи не будет. Судьба, Денис, - это то, что есть, что уже свершилось. Кирпич с крыши упал на голову - судьба; пролетел мимо - судьба; ты увидел, что он летит, и поймал его - судьба. Теперь веришь?
  - Верю, Паш. Смотреть надо и ловить.
  Гнал судьбину свою десять верст,
  а она показала мне хвост.
   Не сумел я поймать. Твою мать!
   Знать судьбина моя - век страдать.
  - Вот именно. Но... опять же "но". Как сказать, а то ведь и радоваться будешь, Денис Сергеич. Судьба - то судьбой, Максимов, а нам надо действовать. Ловить судьбу за хвост. Может пойти в деревню? Заняться розыском?
  - Нет. Нельзя. Замужняя она. А может быть и вовсе, не деревенская. Не похожа она на деревенскую. Может из отдыхающих на озере, а может быть... да мало ли что может быть, мы имеем дело с женщиной.
  
  Глава XII
  -Скажи мне, мужчина, имеющий дело с женщиной, может ли человеку присниться то, о чем он не имеет ни малейшего представления? Например, имя женщины, о существовании которого он и не подозревал.
  - Видишь ли, Паша, имя "Дивалика" неизвестно тебе.
  Неизвестно по причине незначительной продолжительности нашего знакомства. Я придумал его давно, а мы с тобой только знакомимся и то очень медленно. Какое это к черту знакомство?! Нам надо исправляться.
  - Мать твою бог любил! Он придумал имя. Да, что ж ты молчишь, Максимов, словно воды в рот набрал?!
  - Не воды, а пива. Пал Палыч, ты и представить себе не можешь, в какую страну меня увлёк. В волшебную, Паша, страну. Было мне лет семнадцать, когда приехала к нам в село молодая женщина, воспитательница в детский сад. Сельский совет снимал ей комнату в нашем доме. Красивая женщина. Городская. Была она старше меня лет на семь - восемь. А я, Паша, еще ребенком влюблялся в женщин, и когда подрос, девчонки меня не волновали. Козявки, да и только. Женщина почему - то тревожила всегда мою душу, и возбуждала моё воображение. И вдруг в моем доме засветило солнце, да так что глаза слепит, а закрыть их, сил нет. Меня словно подменили, Паша. Учиться стал прилично. Чистюля, каких село не видело. Книги
  
  
  теперь - моё любимое занятие. Был у неё словарь Даля. Четыре огромных тома. Веришь - нет, зачитывался. Он - то, Даль то есть, и разжевал мне два слова: "диво" и "лик".
  И вот однажды попросил мой дедушка, который жил рядом с нами, съездить за травой для скотины. А Таня, так звали квартирантку, услышала, о чем просил меня дед, и напросилась поехать со мной. Я покраснел. Она это, конечно, заметила, но виду не подала.
  Под вечер мы поехали. До нашего сенокоса километра три. На лошади ехать - это не близко. Ехали, сидя на досточке, бок о бок. При каждом прикосновении к ней меня бросало то в жар, то в холод.
  Приехали на наш сенокос. Пока я косил траву, она рвала полевые цветы. Потом сложили мы с ней на телегу накошенное, и я помог ей взобраться на возок. Паша, легко сказать помог. Я прикасался руками к женскому телу, и делал это впервые в жизни. Надо ли говорить, что испытал я тогда. На возке душистой травы она лежала на спине в лёгком платьице, а я стоял на коленях, так удобно управлять лещадью, сбоку от неё. На полевых неровностях телегу раскачивало. Татьяна держалась за запястье моей руки. Ой, говорит, Денис, держи меня, а то я вылечу из этой душистой постели. Вот так, говорит, дер
  жи, и сама перекладывает мою руку на свою талию. Я прижимал её к себе, чтобы она не упала с возка. Она видела, как я боюсь её, и в тоже время тянусь к ней всем сердцем. В конце концов, мы разбаловались, разыгрались. Она привлекала меня к себе, а я и не сопротивлялся. Денис, говорит, сверни в тот лесок, там наверно красиво. Мы свернули в молодой пихтач. Остановились. Таня, говорю, я ей дрожащим голосом, я придумал тебе новое имя. Такого имени нет на белом свете. Оно красивое, как ты. Интересно, говорит. Так что же это за имя, говори. Ты, шепчу я ей, Дивалика, а не Татьяна. Можно просто звать: Дива или, Лика. Ей-богу, Паша, имя ей понравилось. Я согласна, говорит, и поцеловала меня в губы. Правда, говорит, Денис, красиво.
  Душистая трава, запах пихтовой смолы и цветов опьяняли наши души. Над вершинами пихт плыли облака и тоже кружили в пьяном танце. Она говорила мне, что и как я должен делать с ней. Это, Паша, был урок, который не прочтешь ни в одном учебнике и на экране не увидишь. Потом она просила целовать её и целовала меня. Казалось, что мы никогда не стеснялись друг друга, что было всегда вот так, как теперь.
   Да, мы встречались потом тайком. Нам это, к счастью, удавалось до глубокой осени. Она чётко обозначила цель наших встреч. Никаких, говорит, видов на будущее. Осенью она перешла на другую квартиру, а после Нового года уехала из нашего села.
  Денис Сергеевич замолчал.
   Молчал и Воробьев, словно ожидал продолжения.
  - Я хотел рассказать тебе Паша, только о появлении в моей жизни женщины с именем "Дивалика". - Поставил точку Максимов.
  
  
  Глава XIII
  В Фойе кинотеатра шумно. У делегатов учительской конференции школ города обеденный перерыв. Одни спешат в буфет, другие к столикам. Кричат чего покупать, чего не брать, занять на кого очередь. Иные не в состоянии "остыть", продолжают обсуждать наболевший вопрос, поднятый только что на конференции.
  Суета и шум. И только один человек не спешит. Он сосредоточен. Его интересуют женщины-блондинки с синими глазами и привлекательной фигурой. Свой интерес он проявляет профессионально, не привлекая к себе внимания. За плечами Пал Палыча Воробьева, а это, как не трудно догадаться, он, в этом деле трёхлетний опыт. На улицах, в магазинах, на базарах всюду и всегда он всматривается в женские лица вот уже третий год. Он натренирован до такой степени, что может многим женщинам сказать, где и когда их видел. И здесь сейчас он встречает "знакомые" лица.
  Вдруг его внимание привлекает дама с длинными волосами, цвета перезревших колосьев пшеницы. Она только что прошла мимо него и теперь он видит ее со спины. На ней голубое, облегающее платье, перлина из синей ткани, туфли на полувысоких каблуках.
  "Одежда под цвет глаз" - подумалось Воробьеву. По спине его пробежал холодок. Совершенно не понятно, зачем полез во внутренний карман пиджака и начал изучать название напитка, бутылка которого была в другой его руке. Пал Палыч последовал за женщиной, только слегка ускорив шаг. "Теперь дело за глазами, за цветом их. Воробьев, не суетись. Сколько раз ты обжигался на глазах? Много. То-то и оно".
  Женщина прошла в угол фойе, к последнему столику. Там ее поджидали подруги. Воробьев подошел к женщинам: - Простите, может у вас есть...
  Четыре пары женских глаз смотрели на него. А он смотрел в глаза одной:
  ... - Извините, я вижу, у вас нет.
   Воробьев медленно удалился от столика.
  - Какое милое лицо, - услышал он за спиной.
  Женщины сдержанно засмеялись: -Жаль, что у нас нет.
  Пал Палыч ощутил противную слабость в ногах: "Присесть бы где - ни будь. Синие! Мать твою
  бог любил! Денис, где ты?!" - Воробьев схватился за сотовый.
  "Ты с ума сошел, Пал Палыч. Да, мало ли что. Очнись".
  Воробьев открыл бутылку напитка, сделал несколько глотков и мало - помалу успокоился: "Ах, какая женщина! Красавица. Жить с такой, надо уметь, иначе - хватишь горя".
   Сотни раз Воробьев прокручивал в голове разговор с красавицей, повстречай он ее, а теперь не знал, как его начать. Больше всего ему хотелось подойти к ней и назвать, окликнуть её по имени.
  Тем временем женщины оставили столик и направились к выходу из фойе, они приближались к Пал Палычу.
  Воробьев пошел им на встречу:
   - Простите, дамы! Можно, эту сударыню, - указал он взглядом на синеглазую, - я отниму у вас на минутку.
  -Всего-то?! - в один голос весело обиделись женщины.
  -Сударыня, торгуйтесь! - добавила одна из них.
  -Будет видно, девочки. Время пошло!
  Женщины удалились.
  -Милая, - начал Воробьев, только ради бога не волнуйтесь.
  -Да, что мне - то волноваться? Вы успокойтесь.
  -Мы вас ищем три, нет, четыре года, Дивалика.
  -Что вы сказали? - прошептала женщина, бледнея, - Помогите мне.
  Удерживая её за талию, Воробьев помог женщине дойти до окна. Теперь она сидела на подоконнике и приходила в себя: - Извините, сейчас пройдет.
   Кто-то предложил воды, и через минуту - другую люди оставили их наедине: бывает, переутомилась.
  -Да, кто же вы? - спросила она.
  -Я друг Макса.
  Теперь женщина плакала.
  -С ним, сударыня, всё в порядке. Поплачьте.
   Она улыбнулась: - Вот что, подождите меня, я отпрошусь. Да и вы тоже. Вы ведь из этого люда? Встретимся у входа.
  - Вам хорошо, у вас слезы. Ладно, я тоже что-нибудь придумаю.- сказал Воробьёв.
  Она засмеялась: - Какой вы милый шутник!
  
  
  Глава XIV
   Воробьев вышел первым из кинотеатра.
  "Можно бы и позвонить Максимову. Разумно ли? А если у ней есть муж? Не спеши, Паша. Все узнай и согласуй с ней. Это дело такое. Деликатное. Мужа нет. Она хочет счастья, а не замужества".
  -Говорите, как мне вас называть, - прямо со ступенек парадного входа обратилась к Воробьеву веселая синеглазая красавица.
  - Можно, как только что.
  - Да вы проказник...
  - Пал Палыч.
  - Да вы проказник, Пал Палыч....
  - Воробьев.
  - Люблю воробьёв! - засмеялась она.
  - Не надо так шутить. Посмотрите на себя в зеркало!
  - Воробьев, ты милый человек. Мне кажется, что я знаю тебя давно. - Поцеловала она Пал Палыча в щёку.
  Такого развития событий Воробьев явно не ожидал и покраснел.
  - Надеюсь это не подарок?
  -Надейся Паша, надейся. Угадай, с трех раз, как меня назвала сейчас наша директриса, одна из тех троих.
  - Коммерсанткой, не задумываясь, выпалил Пал Палыч.
  - Это уже не смешно, потому что верно. Она влюбилась в тебя, Воробьев.
  - Скоропостижно?
  - Нет, с первого взгляда. Такое бывает, Паша. Бывает.
  Честно говоря, Воробьев ничего не мог понять. Предполагаемое "Что? Где? Когда?" и тому подобное не последовало. Он уже ломал голову над тем, немедленно ли, потом ли всё ей рассказать.
  "Да она кокетничает, Воробьев! Неужели ты дал повод этому любвеобильному созданию. Дошутился. Поцелуя - подарка ему не надо, видите ли. Скотина ты, Воробьев. Всё испортил. Шутник несчастный. Убери свою дурацкую улыбку".
  
  - Эй, Воробье-ов! Пал Па-а-лыч! Где вы? Тук - тук! - легонько ладонью постучала она по его плечу.
  Воробьев не заметил, когда он отвел глаза от собеседницы: - что? меня уже нет?
  - Слава богу, ты еще рядом со мной, Паша.
  Он увидел, что женщина сдерживает слезы.
  -Прости меня, Дивалика,- перешел Воробьев на "ты",- Ты забыла представиться.
  - Разве в этом есть необходимость? Тебе же известно мое имя. Представлюсь, Пал Палыч. Надеюсь, у нас есть время. Сейчас мы пойдем на автобус, поедем ко мне. Я приглашаю тебя. Или ты четыре года искал меня, чтобы только сказать, что ты друг Макса? А где же твой друг, Паша? Что-то его долго нет.
  -Макс в Германии.
  -Ах, вот оно что!
  Максимов действительно две недели назад улетел в Германию. Жена попросила срочно приехать. Что-то не давало Воробьеву сказать о причине поездки Макса к жене.
  
  Глава XV
  -Согласись, Паша, в нашем положении должна быть ясность. Ты женат? У тебя семья?
  -Нет. Жена покинула меня. Уехала в Германию. Она немка.
  -Давно ты один?
  -Четыре года.
  -Что же ты не захотел жить в раю?
  -А мне и здесь хорошо, - просто ответил Воробьев. - Идёмте.
  Он взял её пакет, набитый книгами и направился к автостоянке.
  -Нам не туда, Паша, остановка автобуса там, - указала она рукой.
  -Идём, идём за мной, я на машине.
  -Вот здорово, Паша! Хочешь, я угадаю, какая твоя?
  На мгновенье Пал Палыч растерялся. От Дивалики его замешательство не ускользнуло. Ох уж эти учителя, ни скрыть, ни не заметить.
   Она шла вдоль ряда машин впереди Воробьева. "Копейка" его стояла за автобусом и женщина не видела ее заранее. Когда она миновала автобус, Воробьев заметил, что опущенная ее рука медленно стала сгибаться в локте и застыла на груди женщины. Дивалика продолжала идти.
   В конце ряда она развернулась, улыбнулась Воробьеву, считала с его лица информацию, и прошла мимо остановившегося Пал Палыча. Дойдя до "копейки", повернула к ней. Игнорируя пыль на капоте машины, она присела на него. Воробьев стоял перед ней. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Вдруг женщина бросилась к Воробьеву, обвила руками его шею, прильнула лицом к его груди и разразилась рыданием:
  -Он продал ее! Всё, всё продал вместе с ней и меня тоже. Паша! Ненавижу! Ненавижу! Пашенька, да как же так, любовью - то торговать?!
  - Да не продал он ее мне! Не продал! - невыдержал Воробьев, подарил, понимаешь, подарил. Документы у меня в кармане, ты убедишься. Успокойся, прошу тебя.
  - Как подарил. Паша?
  - Да вот так. Подарил и всё тут, - полез в карман за документами Пал Палыч.
  - Не надо. Потом. Я верю. Значит согласно моим причитаниям, он подарил и меня тебе.
  -Согласно причитаниям,- получается.
  - Ну и как подарочек?
  - Да ничего старушка. О лучшей, я и не мечтал.
  - А что бывает лучше?
  - Если денег много, бывает.
  - Может быть. Прости меня, Пашенька. Открыла я тут мокрое дело. Краска, небось, на глазах потекла?
  - Есть малость. Садись в машину и займись ими, а я покурю.
  - Да ладно я здесь на капоте
  Воробьев закурил. Думать не хотелось. Если и есть, какие мысли, в кучу не собрать. Скакуны, да и только. Зато курилось с аппетитом. Давно так не курил. Что за дурь? Кто придумал это никчемное занятие? Ничего человек в своей жизни не делает так методично и добросовестно, как угробляет здоровье курением.
  - Пал Палыч! Мы едем, слез не было!
  Они сели в машину.
  -Подожди, Паша, не заводи. Я хочу убедиться, что это-та машина.
  -Так ведь номер.
  - Номера я не знаю. Не видела тогда, Пал Палыч. Не видела. Не до номера было. Вот здесь, Пал Палыч, в кармане противосолнечного козырька должна быть резинка от бигудюшки. Ты не убирал?
  
  -Нет.
  -Тогда достань ее.
   Воробьев достал резинку, ничуть при этом не удивившись.
  -Макс попросил распустить волосы, как во сне, говорит. О возвращении в машину я и не думала тогда. А вот подишь ты, сижу в ней. Расскажи кому-нибудь, не поверят. Ну и не надо. Макс ночевал в машине, здесь была постель. Поехали, Павел Павлович!
  -Укажите путь, штурман!
  Дивалика пояснила, где и куда надо ехать. Воробьев хорошо знал город и определился с пунктом назначения. Ехали молча.
  
  
  Глава XYI
  На полпути Пал Палыч остановился у магазина.
  -Правильно, Паша. Только я хотела предложить магазин чуть подальше.
  -Разница есть?
  -Нет. Паша, мы же выпьем, правда? - спросила она
  -Вазочка с рулем, а я за ним.
  -Какая еще Вазочка, Пашка?
  -Любовница моя старая.
  -Старая подождет. Обойдется.
  -Ты серьезно?
  -Серьезнее не бывает.
  -Шутка, Дивалика!
  -На этот раз неудачная шутка.
  -Да машину я так зову. Понимаешь? У ней на лбу написано крупными буквами "ВАЗ", вот и получается что Ваза.
  -Выдумщик. Теперь смешно. Да только смеяться не хочется. Ты не знаешь почему?
  -Нет, - соврал Воробьев.
  -Паш, ты уже такой большой, а до сих пор не усвоил, что обманывать тебе не дано богом. Ты что пьешь? Давай определимся здесь.
  -Всё, что прикажите. Вот денежка, и - тебе решать!
   - А если я всю оставлю её в магазине?
  -Тогда придется ещё, но уже идти, в магазин. А это ни к чему.
  -Воробьев, ты напрашиваешься на "люблю". Жди меня здесь. Покури.
   Магазины Воробьев не любил. Зайдет, купит, то, что определил заранее и точка. Неужели она это поняла? За последние три года он посетил все магазины города и не один раз. Это не считается. Сейчас ему там делать нечего. Синеглазая красавица найдена. Мало того, она уже для него продукты покупает. Ну что ты ухмыляешься, Воробьев? Жизнь полна неожиданностями, разными поворотами и разворотами. Следи за исправностью ее рулевого управления! Ох, следи, Воробьев. Да и, как в песне верно поется, крепче за баранку держись. Да куда же это меня понесло? С чего бы так? А-а-а, Воробьев! В низу живота жарковато! Сердце прибавило обороты? Воробьев, прикури еще одну сигарету. Убери ногу с акселератора, ты увлекся скоростью".
  Пал Палыч достал вторую сигарету. Прикурил. Ему стало не по себе. "Уехать что ли? Бросить все. Воробьев, ты же не поступишь так, ну и не трепись, вцепись в баранку, мать твою бог любил и рули".
  - Паша, возьми пакет, неси в машину. Поддерживай. Там стекло. Я еще кое-что куплю.
  - Быстрее! Я скучаю! - вырвалось у Пал Палыча.
  "Зачем же так-то Воробьев. Слава богу, дверь хлопнула, кажется одновременно с фразой. Не слышала. Что же ты испугался-то? Правды бояться? Не хорошо. Нет... нет... нет".
  А сердце на каждое его "нет" отвечало троекратным "да". "Ерунда это все. Была шутка. Скучаю, поторопись".
  Вернулась Дивалика, и они продолжили путь.
  
  
  Глава XYII
  - Паша, у нас ведь праздник? Я на завтра пригласила подруг, тех женщин.
  - Гулять так, гулять.- ответил Воробьёв. Праздник, как обозначила?
  - Я просто сказала им: - Радость бабы. А они обрадовались: " Мы тоже хотим поторговаться".
  Сейчас нам не до торгов. Нам говорить с тобой, не переговорить.
  - Да, Пашенька, да. Обид нет, что не по отчеству?
  - Что ты, я влюблен в свое имя. Как ты его не крути, я - Пашка. Ваше имя, красавица, дивное, вы б поведали мне о нем.
  - Ух, ты! Какое оформление заявки. Без ответа не оставим.
  - Мы приехали, Дивалика.
  
  - Правда! Невероятно! Нет, серьезно, ты как так?
  - После вашего объяснения, госпожа учительница, Ваш дом и слепой найдет. Да я и квартиру вашу знаю. - Воробьев разошелся, - вон балкон на втором этаже, цветок с бутонами цвета глаз хозяйки.
  Воробьев "рисковал": угадал - не угадал, это ли важно:
   Ваши глаза небес синее,
   Озер синее под луной.
   Мой милый друг, вы все сильнее
   меня влечете за собой.
  - Прелесть-то, какая. Пашечка!- А с квартирой как?- Посмотри, вон левее на третьем этаже тоже цветок с синими букетами. Так какая из этих моя квартира?
  Воробьев задумался на мгновение:
  - Та же.
  - Почему?
  - А на третьем этаже не учительница живет.
  - С чего ты взял?
  - Учительница не станет сушить своё бельё на балконе.
  - Это еще почему?
  - Потому, что школьники могут решить, что ты в школу не пошла, и тоже не пойдут.
  Дивалика смеясь, обняла Воробьева: - Шерлок Холмс! Следуй за мной.
  
  
  Глава XYIII
  Они поднялись на второй этаж и вошли в квартиру Дивалики.
  - Проходи, мой милый гость. Здесь нам будет хорошо. Пакеты вот сюда на кухню. Сам куда хочешь. Тропа, которая не зарастет - вот она. Может быть, уступим даме дорогу, пардон, тропу?
  Дивалика включила телевизор. Добавила громкость и нарочито поспешно, а может быть, и в самом деле, надо было спешить, закрылась в туалете, дескать, не надо Паша стеснятся.
  " С ней легко" - отметил Пал Палыч.
  Он снял пиджак, туфли и прошел в зал. Осмотрелся. Внимание его привлекла большая картина в приличной рамке на стене и две внушительных размеров фотографии в рамках.
  Он еще вернется к этим предметам.
  А вот и хозяйка: - Я настаиваю повторить мой подвиг!
  Воробьёв не стал сопротивляться.
  Выйдя из туалета, Паша принял позу отвечающего у доски ученика и монотонно начал декламировать:
  - Я вертелся в туалете,
  за стеной играли дети:
  "Гости! Гости! Ешьте, пейте.
  как хотите, так балдейте!"
  Я старался не дышать,
  чтобы детям не мешать.
  - Садитесь Воробьев. Молодец, пять. Дети наше будущее, им не надо мешать. Правда, Паша, изоляции никакой.
  Выключив телевизор, она задержалась у женского портрета: - это моя бабушка! Господи...
  Дивалика внезапно умолкла.
  - Ты что-то хотела сказать?
  - Да. Чуть позже. Чуть позже, - повторила она и улыбнулась. Ты тоже хотел сказать что - то, уступаю тебе.
  -Я вот о чем. Ни то чехи, ни то поляки самым гениальным изобретением в двадцатом веке назвали кнопку на телевизоре. Скажи, молодцы братья-славяне. Включил - сходил в туалет - выключил. Гениально!
   Дивалика и Воробьёв смеялись.
  
  Глава XIX
   Стол накрыли быстро. Без горячего.
  - Паша, принято считать, что мужчинам комплементы говорить не следует. Я думаю, что это чушь.
   Мне очень хочется тебе сказать комплемент. Ты красивый, Паша. И не только...
  - Открою тебе секрет, - перебил ее Воробьев, чтобы стать красивым, например, мне, надо просто умыться, и об этом я вовремя вспомнил.
  - Ты наверно неисправимый весельчак?
  - Ради бога, не исправляй меня. Вдруг тебе это понравится.
  - Господи, да как мне сегодня хорошо! Я помню, Паша, о принципе маятника "чем дальше влево, тем дальше вправо", и боюсь.
  - А мы его сейчас остановим.
  
  Воробьев подошел к большим часам, открыл дверцу и остановил маятник:
  - Нашелся тут принципиальный. Все будет так, как хочет женщина! Чего хочет женщина выпить? Выбор: вино, водка.
  -Женщина выбирает вино.
  - И Правильно поступает. За что пьем?
  -Пал Палыч, не суди меня. Выпьем мы еще за того парня, но сначала, за нашу встречу. Ничего подобного в моей жизни не было. Я даже не могла представить, что такие отдушины могут быть у людей, что один человек может приносить столько радостных минут другому. Я понимаю, что так хорошо все время быть не может и не должно. К празднику надо идти через будни. Но, Пал Палыч, милый Пашка,
  ей-богу, только не так долго. Она вновь подошла к портрету бабушки и прошептала: -Бабушка как долго я шла.
  - Мой дорогой, - подошла она к Воробьеву, - как женщина, я должна в нашем положении сказать, чтобы потом нельзя было сослаться на опьянение, что я не смогу обойтись без нашей близости. Если ты против, то нам лучше расстаться сейчас. Никакого разговора у нас не будет.
  Она замолчала.
  "Воробьев, у тебя нет времени на раздумье. Шутки в сторону".
  Он поставил бокал с вином на стол. Подойдя к женщине, протянул ей руки.
  Поцелуи были неистовы.
  -Пашенька,- шептала женщина сквозь счастливые слезы,- нам надо поспешить.
  - Да, милая,- выдохнул Пал Палыч.
  Дверь в спальню за ними закрылась.
  
  
  Глава XX
  Давай не будем, дорогой читатель, заглядывать в спальню. Не хорошо смотреть в чужую постель. Нам есть, о чем подумать. Может быть, Воробьев чуть позже проговорится о чем-нибудь. Надежд, конечно, мало. Однако, как говорится, поживем, увидим. Жаль, телевизор выключили. Новости можно было бы посмотреть. На футбольный матч у нас времени, надо полагать, не будет, они ведь еще не ели. А там, кто знает. Им еще в ванную надо будет идти. Вместе они не пойдут. Нет. Рановато еще вместе-то. По одному пойдут. По очереди. Интересно, кто пойдет первым. Да какая вообще-то разница. Была бы только вода горячая. В холодной оно конечно быстрее, да простудиться ведь могут. Будем надеяться, что горячая вода есть.
  Вот, пожалуйста, Дивалика пошла первой. Голышом, бесстыжая. Красавица женщина, ничего не скажешь. Пусть она моется себе. А ты послушай: Приятель приятелю говорит, оборачиваясь на прошедшую мимо них женщину:-"Ух ты, красивая какая!" " А ты что раздевал ее?"-спросил другой.
  Смотри, Дивалика возвращается, в халате, и пленнику халат несет. Сейчас выйдет в женском. Мужских, похоже, в этом доме нет. Точно, в женском. Можно бы и посмеяться, да не нашего ума дело, раз им не смешно то и нам тоже. Неужели курить пойдет? Дивалика решила остаться в халате. Воробьев надел штаны и рубашку. Ну и напрасно. Оставался бы тоже в халате. Во-первых, смешно, а значит весело, во-вторых,...да мало ли что, во-вторых. Бог с ним, его дело.
   Они поставили к дивану журнальный столик, переставили часть закуски. Если надо будет еще, возьмут. Не забыли и вино. Устроились на диване рядышком. Да и то правильно, так удобнее.
  - Дивалика, послушай. - Воробьев нежно поцеловал женщину.
  - Ты не уверен, что долг вернул?
  - Я подумаю, а сейчас послушай:
   Не ведал счастья я иного:
   уж наяву, а не в бреду,
   о, боже мой, я снова, снова
   за Вами в ад любви иду!
  - Ты хороший, Паша. Только как бы не зазвездить тебя, Воробьев.
  - Волнение напрасно. Я уже свыкся с этой бедой. Привык. Смирился.
  - Милый мой, у тебя даже любовницы - то нет! Ой, Пашка, ее ведь надо определять на ночлег. Хулиганы и старухами не брезгуют.
  - Разве я похож на хулигана? Диво ты мое!
  Они весело рассмеялись, упали на диван, принялись целовать друг друга. Женщина в халате - великий соблазн.
  Милый мой, милый - шептала она, - счастье мое, неужели у нас нехватит силы воли выпить за знакомство. Воробье - ов?! Иди ко мне, моя птаха! Лети, гнездышко готово...сейчас лети...лети ко мне... лети.
  - Радость ты моя пшеничная! Здесь я. Приюти странника!
  - Родной мой! Как долго я тебя ждала нежного, милого, желанного. Паша...Паша....я - все... все... мой родной. А ты повремени, оставь на "потом". Пашечка мой!
  Женщина лежала с закрытыми глазами. Слезинки одна за другой вырывались из них и катились по ее лицу. Они казались Воробьеву голубоватыми:
  - Не надо плакать, вы же разольете
   волшебных глаз, родная, синеву!
  - Поэт Голый, помогите мне, - подала руку Воробьёву Дивалика, - мы хотели, есть, а для этого надо сесть. Воробьев, я лишаю вас слова и настаиваю выпить за знакомство. Прямо вот так, как есть. Все равно, все мы под нашими платьями ходим нагими. Паша, это не мое, но согласиться всё равно можно.
  Они выпили.
  - Берегись, Воробьев, я тебя съем!
  - Умоляю, начни с прочего, может быть, передумаешь.
  - Уговорил. На десерт, мой сладкий, оставлю тебя.
  
  
  Глава XXI
  - Паша, я пойду к дяди Васи, - набросив халат, заспешила Диволика, - у него свободный гараж. Ты одевайся. Да, Паша, не называй меня при нем Диваликой. Так меня никто, нигде не зовет. Не забудь только.
   Дивалика ушла к соседу дяди Васи, а Воробьев вышел на балкон.
  День уступал место вечерним сумеркам. В домах города то там, то здесь зажигались огни. Воробьев стоит на балконе, курит. "А что делают другие люди в эту минуту? Ага, кто-то, щелкнув включателем, отходит от него, кто-то подходит к нему, кто-то щелкает. Счелк - и светло. И всего-то, чтобы стало светло? Так просто?" От выключателя мысль Воробьева понеслась по проводам и столбам через город, степи и горы до громадин - строений электростанции и водохранилища, вернулась назад и ... в окне дома напротив вспыхнула лампочкой. А вот она, мысль уже на скамейке возле автосалона, и пошла, и понеслась дальше, словно ищейка по следу Воробьева. На этот раз она не вернулась к нему, а догнала Пал Палыча на балконе квартиры Дивалики.
  - Пал Палыч, идемте, Василий Петрович нас ждет, - это голос Дивалики.
  Василий Петрович пенсионер, живет в соседней квартире. Машину забрал в деревню сын, а за гаражом все никак не соберется.
  - Ставьте её драгоценную, - говорит Василий Петрович, подавая ключ от гаража, у меня есть другой и я вас беспокоить не буду, ежели что. Ты знаешь гараж-то, соседка. Ну и ступайте. Я пойду. Там стреляют, телевизор ходуном ходит. Старуха, слышь, со мной спать уже не ложится. Ты, говорит, Васек, врежешь мне во сне - то, я и вылечу в окно со второго этажа. Будешь, говорит, долго кости собирать, как я рассыплюсь. Это, говорит, хорошо, что ты прошлый раз промазал и попал кулаком в стену, а то бы, о-о, размазал, говорит.
  Я ей говорю, чего боишься-то, со второго - то не рассыплешься, небось. Вон, говорю, с небоскребов летят и хоть бы хны. Да им-то молодым, говорит, чё доспеется. Нет, говорит, Вася, боюсь. Не лягу. Так вот один и сплю. Не привычно как-то. Столь лет вместе, а теперь врозь. Хоть выбрасывай телевизор. Ну да ладно. Переживем.
  - Спокойной ночи, Василий Петрович, - улыбнулась Дивалика дяде Васе.
  - Да ну что уж там? Были бы проблемы. Не за что.- Ответил Василий Петрович.
  Они подошли к машине. Воробьев открыл ее, взял пачку Золотой Явы, зажигалку.
  Дивалика направилась к гаражу: - Вон тот, Паш, что посредине. Я открою. Заезжай.
  - Тебе здесь будет хорошо, любовница ты ненаглядная, - закрывая гараж на замок, приговаривала Дивалика, - обойдешься. А вы давно, Паша, с ним друзья?
  - С ним-то? Почти три года. Я расскажу тебе.
  - Ну, так рассказывай.
  - Мне не хочется начинать разговор здесь. Он будет долгим и не легким. Даже несколько часов назад я не мог представить себе, что будет все так, как есть. А уж тем более год, два, три назад.
  - Это еще надо посмотреть.- Сказала Дивалика.
  - У тебя есть основания так говорить?
  - Есть, Паша, есть. Кажется, я кое-что начинаю понимать.
  
  
  Глава XXII
  Они вернулись в зал.
  Дивалика подошла к портрету бабушки. Прикоснулась к нему рукой. Слезы, уже в который раз сегодня, хлынули из ее глаз.
  Воробьев подошел к женщине. Обнял плачущую:
  - Что происходит, милая моя? Что происходит?
  
  
  Дивалика обернулась к нему и принялась очень нежно, чуть прикасаясь губами к его лицу, целовать, обливая его слезами.
  - Ну что ты наделала! Идем к воде. Тебе надо основательно умыться.
  - Сударь, вам то же самое.- Она за руку повела его в ванную.
  Умывшись, Воробьев стоял, теперь разглядывая себя в зеркале.
  - Паша, тебе придется выйти. Я накрашусь.
  - Хорошо... Стоп... Дивалика, я хочу видеть тебя ненакрашеной.
  - Милый мой, мы рискуем. Воробьев, я хочу тебя предупредить, что накрашенная и не накрашенная женщина - две разные вещи. И не только по виду, но и по содержанию.
  - Я знаком с этим в какой-то степени. - Серьезно ответил Воробьев.
  - Стало быть, жена твоя брюнетка.
  - Да. Моя бывшая жена брюнетка.
  - Ну, а теперь смотри не накрашенную пусть и не совсем блондинистую, но всё же блондинку: - повернулась лицом к Пал Палычу Дивалика.
  Воробьев был искренне удивлён перемене внешности Дивалики. Перед ним стояла девчонка - существо совершенно безразличное к тому, что происходит вокруг неё - что есть, то и есть, так наверно везде и со всеми. Только румянец застенчиво высвечивал наготу её мыслей: какое бесстыдство! какая распущенность! докатилась! разлюбит!
  - Великолепно! - наконец-то вымолвил Воробьев и осторожно, вдруг будет возражение, снял с Дивалики халат.
  - Воробье-ов! Я чувствую, как сильно ты влюблён в это великолепие, сильнее, чем только что.
  Он взял женщину за талию, привлек к себе и прикоснулся губами к её глазам: - Родная, не дай погибнуть!
  Она повернулась к нему спиной, встала коленями на мягкий низкий стульчик и, удерживаясь руками о край ванны, наклонилась вперёд.
  Две ямочки на пояснице женщины включили сердце Воробьёва на полные обороты. Со всей нежностью своей, истосковавшейся в одиночестве, души, он принялся их целовать.
  - Паша, родненький, не опоздай!
  Воробьев не опоздал...
  Теперь они стояли, обнимая и лаская, друг друга.
  - Паша, тебе понравилось? Так удобно тебе и мне. Я задистая, Паша.
  -Да, милая, мы это с тобой учтем и уж точно воспользуемся этим преимуществом.
  -А ты видел нас в зеркало?
  -Да
  -Тебе хорошо. Мне не было видно.
  -Мы что-нибудь придумаем потом.
  -Обязательно. Фантазер ты мой!
  -Это ты виновата. Это ты прелесть.
  -От прелести слышу!
  
  
  Глава XXIII
  -Дивалика, мне надо позвонить домой, матери. Уже поздно, она будет беспокоиться.
  -Что же ты не позвонил до сих пор?
  -Буря связь нарушила, спутник сошел с орбиты.
  -Учись в себе искать причину, Пашечка. Что говорить - то будешь? Врать-то не умеешь.
  -А я и не намерен обманывать.
  Они вышли из ванны.
  - Ты не видела, где я оставил сотовый?
  - Зачем он тебе? Вон телефон на тумбочке. А сотовый телефон в кармане пиджака.
  Взяв в пиджаке сотовый телефон, Воробьев подошел к тумбочке и набрал номер.
  - Мама? Это я, твоя крошка.
  
  Дивалика чуть не рассмеялась. Зажала рот ладонью.
  - Ты меня не жди, - продолжал Воробьев по телефону, - со мной все в порядке... да-да, ты угадала: продолжение конференции. Спокойной ночи, мама!
  - А почему мать сама не звонит тебе?
  - Это дома она называет меня крошкой. А номером сотового никогда не интересовалась.
  Воробьев говорил правду: позвонить на сотовый телефон ему может только Максимов. Сейчас он вертел телефон в руках: отключить - не отключить.
  Получалось, что и то, и другое скверно. "Завтра сам ему позвоню. Да, что ты говоришь, Воробьев! Так уж и позвонишь?! Что - то ты не уверен.
  
  
  Вот и я тоже сомневаюсь, Воробьев. Ладно, есть ещё время подумать. Враль. У тебя, его нет. Позвонить Максимов может в любую минуту, а тебя приглашают к столу, похоже, будет разговор".
  
  
  Глава XXIV
  Дорогой читатель, нам не трудно догадаться, что они сейчас основательно займутся вином и едой. Давно пора. Будут иногда выходить на балкон полюбоваться огнями ночного города, а в основном, чтобы Воробьеву покурить. Все это нам знакомо, а потому не интересно.
  Нам интересен их разговор. А говорить они будут. Часов до трех ночи им придется говорить. Вот где можно и узнать что да как. На часы смотреть они не будут, счастливые потому что.
  Правда, справедливости ради, надо заметить, что хорошо им, когда они вместе, когда говорят или действуют. В этом мы уже убедились. Но как только появляется пауза, то есть они врозь, о стопроцентном комфорте их душ говорить не приходится. Сомнения возникают. Надо полагать, разговор будет не безынтересным. А может и не только разговор, за что судить их сегодня - взять грех на душу.
  
  Глава XXV
  - Скажи. Паша, он может позвонить тебе?
  - Да позвонить мне может только он, Денис Сергеевич Максимов, и никто другой. Ты хочешь с ним поговорить?
  - Паша, я спрашиваю о Максе.
  - Дивалика, Денис Сергеевич и есть Макс. Макс - его кличка по фамилии. У меня тоже есть кликуха, я тебе её не назову, так как ты меня сразу раз...
  - Нет, Паша, моё счастье - ты, а не Макс. Я выстрадала тебя, Паша, а не его, и не разлюблю тебя...даже если узнаю кликуху твою. Не разлюбишь и ты меня, Я ведь вон какая хорошая, хоть и учительница. Выкладывай.
  - Повременим. Позвонить он может в любую минуту.
  - Воробьёв, ты только послушай, Максим Максимович Максимов!
  - Это ваш сын с ложным отчеством, - спокойно констатировал Воробьёв, - мы обязательно посетим его в деревне. Я хочу видеть спасителя моей возлюбленной.
  - Это невероятно! Ты пугаешь меня, Воробьёв. Действительно можно утверждать, что он спас меня от беды. Да только тебе - то, откуда знать? Это меня страшит.
  - После нашего знакомства с Максимовым я понял, что его надо спасать. Он, попросту говоря, может сойти с ума. Надо сказать тебе, что этот человек симпатичен, вызывает уважение. Он довольно умён, достаточно образован, с чувством юмора; мыслит, я бы сказал, красиво. Но слишком прост, а потому совершенно незащищён. Денис Сергеевич понимал, что одному ему не выкарабкаться. Он никак не мог определить грань между сновидением и явью.
  -Мой родной,- прижималась Дивалика к Воробьёву,- ты в курсе всех событий!?
  -Милая, не волнуйся. Самое страшное позади. Вы оба живы и здоровы.
  То, что ты поняла только сегодня, я допускал ещё три года назад, когда слушал внимательно сон Максимова не во сне, а наяву. Твоя красавица бабушка не настаивала на встречи с счастьем твоим посреди озера, но на пути к нему оно есть. Чтобы в этом убедится, мне нужна была женщина с синими глазами и с именем, которым её никто не знает. А жаль. Очень красивое имя.
  -Он рассказал тебе всё?
  -Полагаю да. Он не плохой рассказчик.
  -Но почему именно тебе доверился он?
  -Вообще-то на моём месте мог оказаться любой Пал Палыч с дурацкой улыбкой на физиономии как у меня.
  По воле случая им оказался я. Я тогда был напуган его состоянием. До такой степени он переживал. Пал Палыч я или у меня другое имя - боялся одинаково. Дело в том, как позже выяснилось, во сне он рассказывал сновидение именно мне, потому как буквально перед сном, видел моё лицо. В его сне я - пассивный персонаж. Без реплик. Молчаливый слушатель.
  Наше знакомство у автосалона не помогло бы ему, если бы не одно счастливое совпадение. В ту лунную ночь мы с друзьями ставили сети на озере, что рядом с твоей деревней. Карасей в нём сама знаешь, хоть пруд пруди, и твой возглас "Максим", который мог поднять мёртвого, я слышал, и поспешил сказать ему об этом. Было очень важно опередить его. Не он должен был сказать мне об этом возгласе, а я ему.
  -Понимаешь?
  -Понимаю.
  
  Глава XXYI
  Дорогой читатель, бестактность или даже жестокость, которую проявляет сейчас Воробьёв по отношению к женщине, можно и нужно оправдать.
  
  
  Дивалике ещё предстоит рассказывать ему "как" и "что". А вдруг она упустит этот момент - её возглас, в который она вложила всё: и страх, и любовь, и страсть, всю себя - женщину. Умышленно или не умышленно упустит. Что тогда? Воробьев прав: ее надо упредить. Он знает всё и любит её. Ты же видишь, Дивалика, Воробьев все знает, все понимает и любит тебя. Однако есть Максимов и встреча с ним неизбежна.
  Ну и дела: Мы, Макс, решили вот так, значит, ты поступать, должен эдак. Кажется, здесь такое не проходит. А ребенок? На кого бы он ни походил, его отец - Макс. Поймет ли Денис, что через любовь к нему во сне она шла к Воробьеву наяву, сама того, не ведая до сего дня.
  
  
  Глава XXYII
  -Я хотела бы верить, Паша, что ты не упрекаешь меня, и, что понимаешь то мое состояние истинно. Я любила не Макса, я шла на встречу счастью своему, ошибаясь и убеждаясь в ошибках. Мне бабушка сказала: "Тебе предстоит пройти через муки, к счастью не бывает легких дорог". Только теперь я поняла, что это не только преодоление подъемов и спусков по горам и скалам через заросли и трущобы. Есть нечто сложнее, труднее во сто крат - бороться с собой. Да, каждый год в эту ночь полнолуния
  шла я на то место в деревне. Он не приезжал. Но там всегда стояла светлая иномарка. Вишнёвой машины там не было. Не было ее и среди машин на лугу. Я уходила со слезами, душу разрывала обида. Я думаю, что в лицо он меня не узнал бы, да и я его тоже. Все прошло тогда слишком быстро в полусонном бреду. Глаза застилали слезы. Я спешила вернуться домой, боялась мужа и дурной славы.
  Когда добежала огородом до дома, оглянулась. Машины не было видно из-за кустов. За тополями, за огородом на горизонте причудливые горы ни то из тумана, ни то из облаков. Зашла в дом. Впервые обрадовалась мужнину храпу. Прилегла на диван и умудрилась заснуть.
  А что дальше, я не могу толком объяснить.
  - Я помогу тебе, милая. Теперь реальное в роще для тебя - сон. Ты в это не хочешь верить и, конечно, находишь доказательства, но они не убедительны, потому что ничего подобного с тобой не происходило никогда ранее. А если и было, то просыпалась, как говорят, на самом интересном месте. Здесь бы можно и посмеяться, да с каждым днем становилось все не смешнее. Появились страх, тревога. Впору, и к психиатру бежать. А тому надо все рассказывать... и пошло, и поехало. Так ведь не далеко и до "гуси полетели".
  - Ты опасный человек, Воробьев.
  - Не приучай меня к комплиментам. Выдохнешься, где брать-то будем?
  - Найду. Паша, не тужи. Что дальше, ты тоже знаешь. И месяца не прошло, обнаружилась беременность. Слава Богу, гуси выпорхнуть не успели. Не сон, говорю себе, Софьюшка. Явнее этой яви не бывает. Во сне не понесешь.
  - Так Софья, говоришь?! Соня - засоня! Рад познакомиться. Стой! Я где-то вас видел. Ах, да, вы целовались с каким - то Пашей. Он не говорил вам, что влюблен в вас?
  - Нет, не говорил.
  - Терпеливый, однако, господин. Ладно, шутки в сторону.
  -Какие шутки, Паша?!
  - Да я пошутил.
  - Паша, ... еще слово и... шутки в сторону.
  - Софья! Милая моя! Если серьезно, то мне хочется вас целовать.
  - Видите ли, Воробьев, дело все в том, что... я не возражаю, целуй. Пашенька, целуй меня везде.
  - Неужели вам уже восемнадцать?
  - Да, Пашенька, уже. ... уже.
  - Нет, вы только посмотрите, не дашь ведь человеку.
  - Дам! Целуй мой хороший, мой сладкий, мой милый ... милый ... милый! Паша, ... я скоро ... ой, я -уже. А ты притормози, мой родной. Да что это делается со мной, люди?!
  
  
  Глава XXYIII
  -Соня, где вы беседовали с бабушкой во сне?
  - В огороде, сидя на лавочке под яблоней.
  -Скажи, у бабушки был какой-нибудь дефект грудей?
  -Что ты, Паша! Да вот они ее груди, - распахнула халат Софья, - точь - в точь, мама говорит.
  -А ты видела бабушку, ну, без ничего, чтобы так утверждать, - уточнил Пал Палыч, припадая губами к ее грудям, и нежно касаясь их руками.
  -Да, хулиган, тебе титьку в руки не давай: в рот потянешь. Подожди, Паша.
  -Хорошо. Я терпеливый. Давай теперь разберемся с самым сложным. Тебя в этом сне бабушка называла Диваликой?
  -Нет. Только Соней и доченькой. Она вообще звала меня доченькой.
  
  
  Диваликой меня звал дедушка: диво ты мое, говорил он, лик твой дивный, красавица ты ненаглядная. Посадит меня на колени, бывало, и говорит: - Скажи мне, Дивалика, что изображено на этой картине?
  Она предложила Воробьеву подойти к картине. Пал Палыч ждал этого момента.
  -Дедушка очень любил ее. Она досталась ему от отца, то есть от прадеда моего. "Полнолуние" называется, оригинал. Фамилии художника нет на картине. Нет и никакой другой надписи. Только название на обороте маслом. Дедушка любил ею любоваться при свечах. Эффект изумительный. Я сейчас принесу свечи.
   Дивалика принесла две свечи. Воробьев засветил их зажигалкой и пристроил в подсвечники, прикрепленные на стене слева и справа от картины. Софья выключила свет.
  -Мать твою Бог любил! - восторженно прошептал Воробьев.
  -Что ты сказал? Паша!
  -Я не сказал. Я заматерился.
  Софья искренне рассмеялась: - Да ты еще и страшный матершинник. Сосуд ты мой неиссякаемый.
  Они отошли подальше от картины. Наступило молчание.
  На лице Воробьева застыл восторг.
  Сама луна на картине не изображена. Вся картина залита лунным светом. На переднем плане тени вершин деревьев, которые находятся, как бы, между зрителем и картиной. Создается впечатление, что луна где-то над зрителем, за его головой. Хочется повернуть голову назад, чтобы взглянуть на луну. Де
  ревья, и горы с овальными вершинами, два странника удаляющиеся по дороге от зрителя залиты светло-лазурным светом. Тени короткие. Над землей тишина и ничто ее никогда не потревожит.
  - Великолепно! - нарушил молчание Воробьев. Можно восторгаться мастерством художника. Он достиг цели. Зритель испытывает чувство тревоги, на душе не спокойно. Полнолуние. Дивалика, может быть, ты помнишь что испытывала любуясь картиной, сидя на коленях у деда?
  - Помню свое поведение. Я прижималась к деду, мне хотелось зарыться в него, спрятаться. Мне казалось, что странники не касаются ногами земли и вот-вот растворятся в этом густом лунном свете. Страхом это наверно назвать было нельзя. Тогда бы я просто убежала и не соглашалась бы впредь смотреть с дедом картину, а я так не поступала. Сейчас можно сказать, что в картине магическая сила, притягивает к себе.
  - Ты говоришь, что деда называла Максиком в ответ на "Лика". А при других обстоятельствах ты его по имени называла?
  - Да, мне нравилось называть его "Макс". Была у меня ещё такая, как бы, дразнилка: "Макс - Маркс". Это уже потом, когда я училась в школе.
  - Вспоминай, милая, ради бога, вспоминай различные обстоятельства.
  - Да, вот ещё такой случай. Мы с дедом сидели и любовались при свечах картиной. Он читал стихи, в которых обязательно упоминалось о луне, лунной ночи. И вот однажды он посадил меня на диван, а сам куда - то удалился. Я, говорит, сей час приду. Я стала засыпать, и мне пригрезилось, что странники парят в воздухе, Они машут руками - крыльями и летят прямо на меня. Я испугалась. Вскочила, и слышу, что кричу "Макс! Макс!". Дед и все, кто был дома, прибежали ко мне. И я всем всё рассказала. С тех пор дед никогда не оставлял меня одну у картины при свечах. Полнолуние, говорит, не для тебя. Тяжело. Пойдем, Паша, на кухню, поколдуем над кофе.
  Зазвонил сотовый.
  
  
  Глава XXIX
  Собеседники от неожиданности вздрогнули, сменились в лице. Воробьев не спешил брать телефон.
  - Паша, сотовый! - вскрикнула Дивалика, явно растерявшись.
  Со словами "на сегодня многовато" Воробьев подошел к столу и взял телефон.
  Софья застыла на месте. Но при первых же словах Пал Палыча вышла на балкон.
  - Макс!? - ответил Воробьев. - Слушаю тебя... Привет! Ты где?.. Как у тебя там?
  Воробьев заметно волновался. С минуту он слушал Максимова.
  - Я понимаю тебя, Денис, и мои советы не уместны. Наверно ты иначе и не можешь поступить, да и
  ...Ничего. Я не знаю что...
  Прошло добрых пять минут, в течение которых Пал Палыч слова не вымолвил.
  ...Обязательно. ... До встречи!
  Воробьев выключил телефон. Взял сигарету. Вышел на балкон. Он обнял одной рукой Софью. Теперь они стояли бок о бок лицами в противоположные стороны: Софья - к городу, он - к балконной двери. Никто не хотел начинать разговор. Воробьев жадно курил.
  - Здесь не жарко. Ты уже замерзла. Идем в комнату. Можно было бы и не выходить.
  - Да, Паша. Идем. Идем на кухню, сварим кофе.
  - Он оформляет документы на переезд в Германию. Что-то серьезное с дочерью. Он, как я и предполагал, все вычислил. Просит не оставлять его без внимания. Никто из нас троих, считает он, не заслуживает осуждения и упреков. Все должно случиться так, говорит, как произойдет на самом деле. Приедет через неделю.
  
  - Вот тебе кофемолка и кофе, действуй. Где-то у меня был сахар рафинад. Да вот он. Как ты думаешь, он уже обо всем догадывается?
  - Мне показалось, что да. Сщадил меня. Не давал мне говорить, чтобы не вынудить меня врать. Макс, Дивалика, опередил меня. Ты, говорит он, запнулась душой о его тело. Тебе очень больно. Это оказалось самой трудной, самой сложной преградой на твоем пути к счастью. Ты поспеши, говорит, Паша, ей на встречу. Ты говорит, Воробьев, спаси ее и будешь, счастлив вместе с ней.
  Глаза Софьи наливались слезами. Синь озер ее глаз выходила из берегов. И трудно было Пал Палычу понять, от чего разрывается источник этих озер - сердце женщины: от горя или счастья; от груза тяжкого или пустоты.
  - Он опередил меня,- продолжал говорить Воробьев после паузы, - Максимов дал нам понять, что среди нас троих нет, и не может быть, предателей. Никто никого не предает. У каждого человека дорога к счастью своя, другого эта же дорога приведет к разочарованию. Короче, я скажу так: все мы из сновидения, но не спал при этом один.
  Софья, не вытирая слез, обняла Воробьева, улыбнулась:
  - Как хорошо, что ты не проспал. Ой, кофе! Проспали!
  
  
  Глава XXX
  Они вернулись в зал к холодной закуске. Софья включила свет, загасила свечи:
   - Паша, на сегодня довольно. Давай пожалеем себя, поговорим о пустяках.
  -О! У нас еще вино не тронуто. Позорище! Кто так пьет? Я вас спрашиваю.
  -Простите сударь! Не извольте гневаться! Налей, Паша!
  И они выпили по полному бокалу.
  -Да и ладно. Бог с вами, ребята, пейте, - выдохнул, выпив Воробьев, - такой уж у вас сегодня день. Не корите себя, не вините за такие дозы.
  - Дивалика, а-а?.. - Пал Палыч по - пионерски поднял руку.
  - Андреевна. Выйди. Выйди Воробьев. Я бы и сама за тобой побежала. Может быть, уступишь очередь?
  -Нетушки! Заплатите за идею! - заспешил Воробьев в туалет.
  Софья ушла в спальню и занялась постелью.
  -Вот, - встретила она Пал Палыча, когда он вернулся,- здесь мы будем спать. Мне подумалось, как же я буду спать, если ты рядом? А что в это время будешь делать ты? Тебе ничего подобного не успело прийти в голову?
  -Конечно, успело! А когда успело, то обнаружилась проблема: спать надо, но не с тобой. Спать с тобой преступление. Место преступника за решеткой. А я, как никогда, хочу свободы.
  -Воробьев, ты бываешь серьезным?
  -А что серьезнее бывает?
  -Бывает Паша. Например, отмыться хорошенько.
  -А это не страшно, Дивалика?
  -Я пойду с тобой, трус несчастный!
  -Смелая ты женщина!
  -Ну, правда, Паш, дуй в ванную. Подожди, тебе же надо побриться. Паш, у меня есть чем. Не уверена, что лучший вариант, но я рискну предложить. Вот смотри, пойдет?
  -Пойдет. Лишь бы не липучка. А то у нас один попробовал, сдури, теперь зубы со щеки торчат.
  - Пашка, я ноги не брею. Да, ну тебя, как хочешь!
  -Ты, Воробьев, хочешь как? Бриться? Ну, так чего сидишь?
  И он отправился в ванную, чтобы стать чистым. Софья подала ему свой чистый халат: - вернешься в нем, все, что найдешь нужным, - в стирку. Я постираю. Если что, я рядом, не бойся, мой хороший!
  На стирку Пал Палыч не потратил не одной минуты. Он успел постирать, пока ванна наполнялась водой. Это он умел делать с малолетства. Воробьев мечтает о современной стиральной машине. Уж больно хочется, чтоб мать увидела это чудо у себя в доме.
  Мылся, не спеша, тщательно, с удовольствием. Хорошо, если бы человек делал все с удовольствием. Хорошо когда бы кнопка "надо" включаясь, включала кнопку "с удовольствием". Жизнь, твоя человек, была бы прекрасной. Это ж надо! Все, что надо - с удовольствием!
  С бритьем тоже славно вышло. "Ну вот, как сказал поэт, "и хоть снова записки пиши". Давай-ка, Воробьев, посмотрим в зеркало. Кого она любит? И можно ли этому верить".
  Зеркало старенького трельяжа отражало его от головы до колен. "М - да, произведеньице".
  С юношеских лет Пашка не верит, что женщина может любить мужчину. Другое дело любит он женщину. Женщина - божество. Красивой может быть только она, женщина. Мужчина не может быть красивым. Пашке, надо чтобы любил он, а женщина принимала его любовь и всячески поддерживала ее, не гасила. Так, есть ли тут привлекательное? - вновь сосредоточился Воробьев на своем отражении. Не было бы отвратительного.- Ответил ему голый господин из зеркала. Идем, Воробьев, не забудь надеть халат.
  
  Софья встретила его в зале: - Ой, я умру от зависти!
  -Так поспеши утопить ее! Бегом к воде.
  -Паша, постель готова. Блаженствуй. Имей в виду я не долго! Пользуйся моментом!
  В ванной зашумела вода.
  Хозяйка не теряла время даром, пока была одна. Наведен порядок. Все подправлено, подтерто. На журнальном столике только нераспечатанная бутылка водки, лимон, две рюмочки, нож на тарелке. Дескать, желаете, - пожалуйста.
  По понятиям Воробьева учительский порядок в доме балансирует на грани беспорядка. Он противник музейной безупречности. Порядок должен быть, но не пресекающий желания гостя прикоснуться к чему - либо, присесть, не оглядываясь и во всю тяжесть тела своего и дышать, конечно.
  Он утверждает: - Лучше не гордиться беспорядком, чем порядком давить.
  - Пашенька, лови меня, - послышался голос из ванной. Еще через мгновение она была в объятьях Воробьева, свежая, с влажными волосами, красивая и счастливая. А глаза "синей весенней неба сини".
  Нежно прижимая ее к своей груди, обливаясь рыжиной ее волос, Воробьев трепетно шептал:
  - Ах, ты моя Венера русская!
  Беда со мною - вижу тускло я -
  Слепила взор очей моих красавица!
  Наверно с сердцем мне уже не справиться.
  - Паша! Паша!, - отвечала очарованная лаской Софья, - может быть и через край твоя душа богата, но все равно прошу, поэкономнее. А с сердцем не борись. Оно правильно поступает. Рядом с ним мое сердце. Послушай, как оно стучится к твоему. Пусть они говорят на языке понятном только им, и не надо мешать, родной мой, не надо. А когда туман в глазах твоих рассеется, мой милый Павлик, то увидишь, что твоя Венера еще краше. Давай пожелаем друг другу спокойной ночи.
  
  
  Глава XXXI
  Дорогой мой друг, читатель мой, будем считать, что нам повезло: наши герои не стали закрывать дверь спальни и тут, как говориться, мы ни причем. Давай успокоим свою совесть тем, что в спальне темно, наверно в светильнике перегорела лампочка. Знаем мы, какие в наше время электролампочки. Спичка дольше горит. Новую хозяйка купит только завтра. Хоть и договаривались они говорить о пустяках, вероятного мало, что у них это выйдет. Страшно подумать, что они будут говорить, например, о погоде или, например, о том, что третьеклассник Петя послал куда-то соседку по парте Свету прямо во время урока. Девочка не поняла, куда он ее послал, и обратилась за разъяснением к учительнице, потому что Петя не хочет вдаваться в подробности. Нет, нашим героям не до подобных пустяков. Они слишком долго шли друг к другу, чтобы думать сегодня о чем-то другом. Две речки, слившись вместе, продолжают путь одной рекой, одна в другой, определяя новые, общие себе берега.
  
  Глава XXXII
  Да вот мы уже и слышим. Это голос Софьи, наверно, читая мысли, Пал Палыча:
  - Четыре года, Паша, я не была с мужчиной. Были предложения? Были. В том числе, и серьезные предложения. Я пыталась представить себе жизнь с человеком, который "не оттуда", который не знает Макса и никогда не поверит в историю рождения моего сына. А это значит, что я буду рядом с этим человеком, а жить с тем который явился мне в ту ночь полнолуния. Надо ли объяснять, что это была бы медленная мучительная смерть. Рядом со мной будет страдать человек. Я и с мужем развелась не только потому, что забеременела. Да, поводу я была рада. Замуж я вышла рано, в девятнадцать. Увлеклась симпатичным парнем - шофером. Ребенка сразу не получилось. Он стал обвинять в этом меня. Любви, о которой мечтали, тоже не вышло. Он стал приходить домой пьяный, а потом и вовсе опустился, перестал следить за собой, располнел. Мне уже и двадцать пять прокукарекало, а я при муже вроде бы, но без него. В институте училась заочно.
  
  Не знаю, Паша, говорить тебе или нет. Да мне кажется, ты уже заметил. Вообще-то в этом деле надо все выкладывать на чистую тарелочку. Когда я стала жить одна, совершенно неожиданно обнаружила в себе нечто. Дай мне свою руку. Прикасайся пальчиками то одним, то другим к соску моей груди. Вот так. Ты чувствуешь, что с ним делается? Паша, и эта тоже напрашивается, не обижай ее. Паша, а что если языком едва касаясь? Ой. Пашка...Пашка...Я приехала. Погладь меня вот здесь. Пашенька, ты потом, если хочешь с такой же увертюрой. А то я тебя сегодня замучила.
  Когда было уже совсем невмоготу, бралась, Паша, я за это оружие, чего скрывать-то. Другого под руками у меня не было, теперь я передаю эти две батареи в арсенал твоего вооружения. Надо отметить, что при твоем отношении с ними они стреляют куда лучше. Милый мой, Пашечка, я сплю. Давай я тебя обниму. Вот так.
  Воробьев не перебивал ее ни вопросами, ни репликами. Надо полагать, что он признался - таки себе, что полюбил эту красавицу еще там, в фойе кинотеатра, сразу, как только увидел ее. С той минуты ему все сильнее и сильнее хотелось быть "полноправным" участником сновидения и он уже уверовал: она
  
  шла к нему, ее счастье - он. Теперь ему казалось, что она убеждает его в своей верности ему. Он этого не хотел и даже боялся. Их встреча - их судьба. Судьба любви и счастья. Вот во что она должна верить, как верит он - Воробьев. И пересказав ей, телефонный разговор с Максимовым, он считал эту тему закрытой.
  Выходит, что на этот раз Софья не угадала мысли Воробьева.
  
  Глава XXXIII
  Пал Палыч проснулся первым. Яркое солнце беззазрения совести смотрело в окно спальни. Оно не знало, что кто-то так долго может спать.
  Большое счастье слеплено из маленьких лоскутков, ломтиков, кусочков. Один к одному, и вот тебе - счастье. Выбирай сам из чего. Что нравится. Воробьеву, например, по душе пришлись фантики - обертки от карамелек. Вот такая мысль пришла в голову Воробьева, когда, проснувшись, он поднялся с кровати и увидел спящую Софью. Счастливый Воробьев человек, если ему приходят на ум такие милые чепушинки.
   Она лежала на левом боку, подложив под щеку ладонь левой руки. Правая кисть руки - между ног, чуть выше колен. Груди - наделенной богом девушки на выданье, "живота нет". Пшеничный блеск волос рассыпан по телу женщины и постели.
  Луч солнца, словно замер на высоком ее бедре Одеяло - на полу.
  Воробьев в женском халате стоял сейчас не перед кроватью спящей обнаженной Дивалики. Он любовался картиной кисти художника, сердце которого пылает страстной любовью. Луч солнца на бедре спящей красавицы - это он, художник.
  На миг Пал Палыч испытал желание смахнуть луч с бедра обнаженной. Что это?! Да это же ревность, Воробьёв! Не бери в голову, Пал Палыч. У картин великих мастеров самые разные желания испытывают люди. Воробьев сбросил с себя халат и вернулся в кровать, чтобы разбудить Дивалику. Стоя на коленях, он положил руку на бедро милой. Дивалика проснулась. Луч исчез. Воробьев и не подозревал, что он теперь отчаянно мечется по его спине.
  - Доброе утро, Пашка!
  -Какое утро, Соня!
  - Да очень даже доброе, хороший мой. Вон как ты ласкаешь свои батареи. Как же им не служить тебе верой и правдой?! Паша, я тебя позову... еще чуть-чуть... и позову... чуть-чуть... и позову... иди Пашечка... иди ко мне...
  - Ты моя прелесть... я люблю тебя, милая... милая...
  Теперь Воробьев признается в том, что у него была мысль приготовить и принести ей кофе в постель. Он об этом читал и видел по телевизору.
  - Ты выбрал второе и правильно поступил. Всему свое место.
  - Признаться, я испытывал чувство неловкости при мысли о кофе.
  - Значит, ты никогда так не поступал. Человек ко всяким поступкам себя приучает и ему одинаково не стыдно их совершать, дурные они или нет. Хорошие, но не привычные, могут угнетать человека, а дурные привычные доставлять ему удовольствие.
  У нас много хорошего впереди, Пашка, и кофе в постель тоже попробуем и посмотрим, надо ли привыкать. А что у нас в самом ближайшем времени? Ой, Пашечка! Дайка я тебя потискаю, да вперед! Нас ждут великие дела. Одно из них мне видится проблематичным. Давай на кухню там все и обсудим. Матери сообщи, что ты жив, слава богу, а то она тебя потеряла.
  В зале зазвонил телефон.
  - Вот оно - это дело. Звонит. Волнуется, - надевая халат, приговаривала Софья.
  - Алло, слушаю... здравствуйте, Татьяна Борисовна... Нет, не разбудила, еще сплю... Я слышала, что некоторые и дольше спят, но почему-то не сегодня... Вы готовитесь? Мне бы надо знать каким образом.... Ой, девочки. Спасибо!... Из деревни? Хорошо иметь там домик!... Сладим!... Хорошо, к четырем.
  Софья положила трубку телефона: - Паша, Паша? Где ты!
  - На кухне. Что-то случилось?
  - Случилось, Пашка: бабы нагрянут в четыре ноль-ноль. Паша, невиноватая я. Они сами напросились. Уж больно им приглянулся мой гость.
  - Мать твою бог любил! Сказала бы им, что он уже не тот, не улыбается уже. Хмур, как туча, и вообще выведен из строя. Они не из старых дев?
  - Нет, но без мужей, по разным соображениям холостячки.
  - Дело серьезное, Воробьев. Противник непредсказуем. - Схватился за голову Пал Палыч.
  
  - Ой, зачем пошел я в поле,
  моя дурья голова?!
  не пойду к девчатам боле,
  унес ноженьки едва!
  И такое мы видали,
  
  когда ночью шли домой:
  три девчонки целовали
  симпатичный носик мой!
  - Чему ты радуешься? Я ведь могу сказать, что ты мой муж.
  - А я скажу, что это ужасная ложь. Бабы, скажу, выручайте. Что у них, сердца нет что ли? Помогут. Хочешь я им частушку спою:
  У меня жена красива,
  думаете, я в раю?
  Не дала вчера ... на пиво,
  На развод с ней подаю!
  Дивалика смеялась от души:
  - Ну а кто мы с тобой?
  - Действительно. Они ведь тоже могут задать этот умный вопрос.
  - Паш, а может быть, у тебя хватит, часа на полтора частушек, стихов там разных, прибауток? Да и пусть едут домой.
  - Дельное предложение! На том и порешим! Что нас послушать нельзя?!
  - Паш?...
  - Сонь, давай подкрепим наше хрупкое здоровье. Я вот насобирал на стол того - сего. Но особо сосредоточимся на пельменях. Всё готово. К столу.
  
  
  Глава XXXIV
  Воробьев едет домой. Забежит на рынок, чтобы купить, указанное Ликой в списке. Это он настоял разбежаться на часок-два. Лика займется квартирой, а то в детской абсолютный кавардак.
  У Пал Палыча, слава богу, около двух часов на "побыть с собой". Нет, он не почитатель уединений, но "побыть с собой" - его потребность. В больших компаниях он вмеру разговорчив, поддерживать дружеские беседы может, разговоры для разговоров не для него. И уж конечно не балагур, не заводила. Он собеседник с хорошим добрым чувством юмора.
  Сейчас он, выполнив, поручение Дивалики сидит в машине, курит. Его волнует предстоящее. Разговоры, конечно, будут касаться его и Дивалики. Этого не избежать. Он не намерен ничего сочинять. Лишь бы дозволенной правды хватило.
  Предстоящая беседа за чашкой кофе в обществе женщин Воробьева настораживала. Из своих непреднамеренных наблюдений он знает, что женщины, расслабившись, могут говорить одновременно все, сразу обо всех и обо всем. При этом нередко бестактность принимает окраску самозабвения. Разговора или хотя бы упоминания о ребенке не избежать. Почему она не говорит ему подробностей о сыне? Воробьев должен предостеречь ее от возможных неприятностей. Давай Пал Палыч мчись на минутку-две домой и поспеши к своей милой.
  
  
  Глава XXXV
  - Привет, Лика! Это Пашка! - начал с порога Воробьев, - На нём мокрая рубашка. Он старался. Весь в поту. Без тебя - не вмоготу!
  - Гениально, Воробьев! А как ты меня назвал? Лика? Так только дедушка меня называл. Он меня - Лика, а я его - Максик.
  - Ты не будешь возражать, если я, тебя буду звать Ликой?
  - Да нет, конечно, если тебе нравиться, Паш.
  - Лика, давай подойдем к портретам твоих замечательных предков.
  - Ты что - то хочешь сказать?
  - Посмотри, моя хорошая. Ты вылитая Максим...
  - Максимыч
  - Максим Максимыч. Лицо аристократа. Да и росточком ты не в бабушку пошла, а в деда. У бабушки твоей очень умное, но всего лишь симпатичное лицо. Не аристократка. Скоре всего из крестьян она. Уж больно открыта и проста. По части тела ничего тебе от нее не досталось. Это дед был великолепного телосложения.
  - Папа, между прочим, то же самое маме толкует. "И титьки, говорит, не ее, - а мощная дедова грудь". Мама не соглашается. "Не может быть того, говорит, баба же она". И спорят, и спорят. У мамы - то груди скромные.
  - Эта информация, милая Лика, важна в том плане, что имя Макс у тебя на слуху - с детства, а стало быть, навсегда дорогое и близкое твоему сердцу. Счастливее детства, каким бы оно на самом деле ни было, у человека никогда ничего не будет. Когда он мысленно возвращается туда, то сам того не подозревая, делает это для того, чтобы побыть счастливым.
  Лика, с тобой рядом счастливое существо - твой ребенок с именем Максим и тоже Максимович.
  
  
  Я хочу, это в наших с тобой интересах, чтобы ты, совершенно однозначно "да" или "нет" ответила мне на вопросы. Только однозначно.
  - Хорошо.
  - Максимка похож на тебя, то есть на прадеда?
  - Да, Паша. - Ответила Софья, слегка побледнев.
  - Однозначно, милая.
  - У него есть родимое пятно? - Пошел вобанк Воробьев.
  - Да. - Женщина, не моргая, смотрела на Пал Палыча широко раскрытыми глазами. Руками она, словно боясь за свой подбородок, подпирала его.
  - Оно под мочкой правого уха, словно тень клипсы?
  - Да. Да.
  - Это пятнышко элипсообразной формы со смешным хвостиком с боку?
  - Да, Паша. Да! Откуда ты знаешь?
  Воробьев закурил. Неисключено, что Пал Палыч сейчас достаточно симпатичен ему. А Лике?
  - Милая моя, теперь за нас ты можешь не переживать. Я знаю отца твоего сына - это Макс. Тот самый, о которого, по его словам, ты запнулась в полусонном бреду. А то, что мальчик похож на тебя, это же здорово! Мы его будем звать Максик, как ты любила называть своего дедушку. Так, что фотоальбом родители в деревню не забирали и гостьи могут осчастливить себя, посмотрев его уже в который раз. Портрет сына ты повесишь сейчас во - он на тот гвоздик под картиной. Ты ждал, родная моя, меня. Ты знала, что я тебя найду, и счастье наше мы будем лепить вместе.
  Щеки Софьи зарумянились: - прости меня, Паша. Я усвоила урок. Ты опередил женщин, и я благодарна тебе. Я могла оказаться в более глупом положении, спроси тебя перед приходом гостей, как ты относишься к тому, что у меня ребенок, который не похож на Максима. Боже мой, как удивительно все складывается. Одному не приходится удивляться.
  - Я знаю чему.
  - Чему, Паша?
  - Тому, что я тебя люблю.
  - А я тебя очень.
  Нежно касаясь губами губ, они шептали:
  - Ты милый мой, хороший друг!
  - Ты диво дивное! Признаюсь:
  я полюбил тебя!
  - А вдруг
  я, сударь, вовсе не влюбляюсь?
  - Ах, я забыл предупредить:
  меня нельзя не полюбить!
  - Зачем же долго так скрывать?
  Ведь я могла и опоздать.
  Не убирай с объятий руки,
  тебя молю! О, это муки -
  твои же руки возвращать.
  
  
  Глава XXXVI
  Гости оказались пунктуальными. Ровно в четыре часа в дверь позвонили. Софья открыла после третьего звонка. - Чем они занимаются? - весело прозвучал первый вопрос женщин,- не дозвониться! Здрасте!. - Здравствуйте! Проходите!- встретила Софья гостей.- Пал Палыч, слушай, смотри и запоминай: Татьяна Борисовна- директор нашей замечательной школы; замечательные рядовые - Светлана Егоровна и
  Ольга Федоровна. - Пал Палыч.- Представился Воробьев.- Всем очень приятно! - Воистину приятно,- улыбнулась Татьяна Борисовна, - с вами познакомиться. - И нам тоже!- В один голос признались Светлана Егоровна и Ольга Федоровна. - Пал Палыч, мне поручено сообщить вам или даже предупредить вас,- заглядывая в нос Воробьеву продолжала низкорослая Светлана Егоровна,- что по одной минуте на каждую из нас, мы считаем, маловато. Стало весело, все смеялись. - Я ожидал, что будет торг,- как можно серьёзнее, произнёс Воробьёв,- и в целях экономии времени предлагаю групповой вариант. Последовала реакция в три голоса:- Что-о?! Ольга Федоровна призналась, что ни разу не пробовала. Светлана Егоровна успокоила коллегу: - Оленька, все бывает в первый раз. - Софья Андреевна, помогите, нам засеките время,- попросил Воробьев. - Женщины! Внимание! Я произношу первую строчку четверостишия, вторую - Татьяна Борисовна, третью - Светлана Егоровна, четвертую - Оленька. Начали: - Мы собрались веселиться - Зачем мы собрались еще?- размышляла вслух Татьяна Борисовна,- Зачем еще? А-а... да, вот И в Пал Палыча влюбиться! - Так. Так. А что же получается? Что мы имеем? Есть: Слышим только шуточки. - Конечно шуточки - соглашается Ольга Федоровна: Для каждой по минуточки! - Соня, стоп! Сколько? - Ровно три минуты. - Вот, видите, дамы, по две минуты плюсом на каждую. Коммерсанты!- Констатировал Воробьев.- А теперь за стол! - За стол это хорошо,- согласилась за всех Ольга Фёдоровна, - но торг продолжается. - Вот что мои дорогие,- заговорила Софья, когда все налили себе водки,- в моем доме праздник. На сегодня, самый радостный праздник в моей жизни. Со мной рядом человек, который дарит мне его. Вот по этому случаю мы здесь, мои дорогие. Паш, ты посмотри, какой гусь на столе! Его из деревни девчонки привезли! Объеденье! Ты не зевай Паш! - Не переживай, Софья Андреевна! С жареными гусями я умею вести беседу. Давайте выпьем за деревню и за то, что бы туда никогда не сделали хороших дорог. - Пал Палыч! Да что вы говорите такое?!- возмутилась Светлана Егоровна.- Почему не надо в деревню
  хороших дорог? - Понимаете, убегут тогда все из деревни. По хорошей - то дороге лучше убегать. И не будет тогда у нас гуся на столе. Наградив Пал Палыча смехом, все выпили за деревню. Закусили. Гусь остался пока не тронутым. - Теперь прошу я всех налить!- Татьяна Борисовна дала понять, что говорить будет она. - Вы знаете, Пал Палыч,..... - Знаю!- перебил Татьяну Борисовну Воробьев. - Что вы знаете?- искренне удивилась она. - Я знаю, что вы знаете. Все засмеялись, понимая шутку Воробьева. Шутка в тему. - Я хотела сказать, - продолжала Татьяна Борисовна, поднимаясь со стула,- вы знаете Пал..... Дружный смех с новой силой прокатился по застолью: - Я тоже знаю, что вы знаете, Татьяна Борисовна! - на высокой ноте пропела Светлана Егоровна. - И я уверена в ваших знаниях! - поставила точку Ольга Федоровна. - Вы...короче, Пал Палыч, мы все влюбились в вас с первого взгляда. - Настойчиво старалась закончить свою мысль Татьяна Борисовна, - и я предлагаю выпить за нашего милого друга. Софья Андреевна, у вас, как у хозяйки, другие мнения есть? - Нет. Мне кажется, - улыбаясь Воробьеву, отвечает Софья, - что моего гостя милым можно назвать без натяжки. Вообще-то он скромный человек и может заявить самоотвод. А? Пал Палыч? - Да что ты, Лика, ей - богу! Зачем отвыкать от хорошего?! Выпьем! У гостей вопросительно раскрылись рты. Правда, пауза была короткой, но заметной. Все дружно выпили. Закуска разнообразна и вкусна. А также: водка, вино и пиво. Пей, - не хочу! - Софья Андреевна, вы уверены, что все это, - указала директриса на стол, - не под зорким оком скрытой камеры? А то ведь подведем бастующее учительство. Софья не спешила с ответом. Посмотрела на Воробьева. - Так она вам и призналась! - Пришел Воробьев на выручку: - За такие услуги деньги платят, и не малые - Ну, тогда конечно! - сказала Светлана Егоровна. С ней согласились все тихим смехом. А Ольге Федоровне захотелось задать вопрос: - Не могу, Пал Палыч, удержаться от вопроса: Скажите нам, что за Лика в образе нашей Софьи Андреевны? Воробьев встал. Вы знаете, - начал он с нажимом на "знаете". Смех за столом прервал его. И тут Татьяна Борисовна явно, что называется, нашлась. Она соскочила с места. Ударила ладонью по столу и, войдя в роль, серьёзно заметила: - Знаете, Воробьёв! Если бы мы знали, так вас бы не спрашивали! За этим последовал смех "вприпляску", с короткими припевками без очерёдности, с повторениями в разных тональностях на три голоса: "ой я не могу", "ой, я падаю", "ой, бабаньки, горшок мне!" "ой, не успею! Не успею!", "дайте мне воды! Люди, вам воды жалко?! "ой, не могу! Мне больно!" "Да остановите вы меня!" "ой, кто такое может вынести?!" "Да не ешьте вы без меня! Я сейчас!"... Софья и Воробьев смеялись до слез, оставаясь за столом. Было заметно, что они прошли "обкатку". Они смеялись над происходящим. - Татьяна Борисовна, угомоните своих подчиненных! - взялась спасать положение Софья: - Мне, кажется, гусь сейчас улетит. - Бабы! Это уже не смешно! - взяла себя в руки Татьяна Борисовна: - Гусь - это серьезно! Все за стол!
  
  А вам, Пал Палыч, ответить на вопрос, все равно, придется. Ольга Федоровна, кто там, в образе Софьи Андреевны? - Какая - то, Лика. Так ведь, Пал Палыч, вы назвали Софью Андреевну? - Да, Оля, она для меня есть
   Лика, Дивалика. Татьяна Борисовна поставила на стол бутылку с водкой, не налив ни себе, ни рядом сидящим. - Я налью, Татьяна Борисовна - поднялся, Воробьев со стула. Что с вами, Татьяна Борисовна? Все обратили внимание на директрису и прочли на ее лице что - то похожее на замешательство, неожиданную растерянность. - Все в порядке. Это от чрезмерного смеха. Выпьем за веселую компанию! Да займемся гусем. Так и сделали. Теперь о гусе можно уже не беспокоиться. - Пал Палыч, вы ведь тоже учитель? - обратилась Ольга Федоровна к Воробьеву. - Да. - А вам нравиться ваша работа? - Я как-то серьезно над этим не задумывался. Но зато точно знаю что: Все равно ты мой хороший, говорит мне маменька, даже, если ты учитель, и зарплата маленька! Частушка всем понравилась. Софья поаплодировала Воробьеву длинными ресницами. А Пал Палыч - ей в ладоши, от удивления. И теперь все аплодировали Воробьеву. - Вы сами сочинили ее? - спросила Воробьева Светлана Егоровна. - Нет. - А кто? - Кажется, жизнь. Точно, она. - А Софьин Максим уже сочиняет стихи. Все повернули головы на портрет мальчика, висевший под картиной. - Он вам еще не рассказывал своих стихов, Пал Палыч? - спросила Татьяна Борисовна. - Нет еще. -Хороший малыш. Умный мальчик и красивенький, потому что на мать похож, а, стало быть, и на прадеда своего, Максима Максимовича.- Проинформировала директриса. - Пал Палыч, если бы вы были свободным человеком, то есть холостяком, вы кого бы из нас четверых взяли в жены? - обнимая Воробьева, спросила Оленька. - Мы все вас любим и все свободны. Софья Андреевна, вы ведь тоже, как и мы влюбились в своего гостя? - Конечно! Я подруг не подвожу. И меня этот вопрос волнует не меньше, чем вас. -Любовь, - поднялся со стула Пал Палыч, - тема вечная. Можно бы и о любви поговорить, но мы не будем говорить о ней по двум причинам: первая: тема очень серьезная; вторая: я помолвлен. - Пал Палыч! Я рада за вас! - Подошла Софья к Воробьёву. - Уверена, ваша избранница великолепна и счастлива! Она поцеловала "жениха", больно ущипнув его за бок. Воробьёв боль стерпел: - Ей - богу, женщины, она - само очарование! Правда у ней есть один сущест
  
  
  венный недостаток - любит щипаться, мёдом не корми. - Хорошо, что мы успели выпить за наше знакомство и нового друга! - снова взяла слово Ольга Федоровна, и теперь можем рассчитывать на приглашение на свадьбу. - Я уговорю свою невесту, и вы все будете на этой свадьбе. Лика, может быть, гитара у нас найдется? - Попробую к соседям обратиться. - Господи! Да что за невезуха. Все хорошие мужики при деле.- Искренне сокрушалась Светлана Егоровна.
  
  Глава XXXYII
  Гитара нашлась. - Вы ещё и поёте!? - Ни то удивилась, ни то спросила Татьяна Борисовна. - Исключительно, когда не петь не могу. Надо сказать, что на гитаре Воробьев играл так себе. Но уверенно мог подыграть и спеть что-нибудь душевное или частушки. Он взял несколько аккордов. И в темпе вальса приятным баритоном привлек внимание всех сидящих за столом: За селом заиграла гармоника,
  
  догорает хороший денек. Зарумянилась девка, Дивалика, за прудом ее ждет паренек. Пал Палыч пел хорошо, потому что с ним пела его душа. Он улыбнулся Софье, дескать, убери с лица растерянность, а вслух произнёс: - Припев пойте все и два раза: Поскорее набрось покрывало синее, ночь, на себя, я, поверь мне, устала дожидаться тебя. На повторе припева пели уже все. Воробьёв увидел, как Татьяна Борисовна спрятала слезинку в кулак, и очень тихо запел второй куплет: Проводи меня тропкою длинною, через темный сосновый лесок я приду к нему спелой рябиною, пусть любуется ей тополек. Припев теперь пели только женщины: Поскорее набрось покрывало синее, ночь, на себя, я, поверь мне, устала дожидаться тебя. Воробьёв был весь в песне. Он продолжал: И гармоники, дивно сплетенные голоса, будут петь, говорить, как всю летнюю ночку влюбленные могут ласки друг другу дарить. Женщины умоляли ночь поспешить: Поскорее набрось покрывало синее, ночь, на себя, я, поверь мне, устала дожидаться тебя. Пал Палыч продолжал рисовать это ночное рандеву: На пахучей траве свежескошенной, на поляне в сосновом лесу мне хотелось сказать:- "Ты, хороший мой", да роняла лишь в травы слезу. Женщины! Припев будет иной! - предупредил Воробьёв: Не спеши снять с себя покрывало, ноченька, дай долюбить! Я ещё не устала нежность губ его пить. На повтор припева вступили все и спели его ещё дважды. Песня удалась. Никто не хотел нарушать воцарившуюся тишину. Светлана и Ольга смотрели на Со
  фью. Софья - на Воробьёва, а Пал Палыч и Татьяна Борисовна - друг на друга. Воробьёв, объяви антракт. Он уже поднялся со стула, но его опередила Софья: - Антракт, господа! Без перегрузок! Когда человек искренен, он решения принимает быстро. Софья разрежала обстановку. Да и самой не терпелось кое - что уточнить: - Пал Палыч, помогите мне, пожалуйста, на кухне. - Дивалика! Я в вашем распоряжении, и следую за вами! - Заторопился Воробьёв. - Женщины, милые, мы мигом. Предлагаю подумать над следующем номером нашей программы. Дивалика и Пал Палыч удалились на кухню. - Паша, неужели ещё одна Дивалика? Ты же неслучайно заменил слова в песне на "...девка Дивалика". Я не слышала этой песни, но там такого быть не может. - Ты права. Мне надо уточнить её реакцию на твои имена "Лика" и "Дивалика". Думаю, это и есть та самая Татьяна, для которой много лет назад было придумано имя одним молодым человеком. - Паша, ты что - то не договариваешь. - Да, Лика. Надо прежде убедиться, чтобы открыть тебе ещё один немало важный момент в нашей эпопее. Я думаю, что сегодня мне это удастся сделать. Откладывать на "потом" нельзя. Давай не будем задерживаться на кухне. Они вернулись к столу с тарелками нарезанных огурцов и помидоров. Эх, огурчики, да помидорчики! Меня милый целовал да в коридорчике! - Встретили женщины Софью и Воробьёва. - Пал Палыч, - обратилась к Воробьёву Татьяна Борисовна, - мы всё ещё находимся под впечатлением песни. Замечательная песня. Вы заразили нас своей лирикой. Да и петь мы все старались. Скажите, с каким умыслом вы называете в ней девку Диваликой? Скорее всего, в оригинале нет имени вообще. В песнях имя бывает очень редко. Признаться, мы её слышим впервые. - Действительно в песне этих слов нет. - А какие слова на самом деле? - Продолжала выяснять Татьяна Борисовна.. - "Там давно у зелёного холмика за прудом ждёт меня паренёк". -Красиво. Женщина говорит о себе. Она разговаривает с ноченькой. Это ни Софья ли спешит к вам под этим именем?! _ Нет, не Софья и не ко мне. А разве каждая из вас не могла себя представить с таким красивым именем в тёплую летнюю ночь?! И вы спешите тайком к возлюбленному, который называет вас Диваликой, то есть женщиной с удивительным, дивным лицом. - Так оно и было, Пал Палыч, когда мы пели песню! - За всех призналась Оля. - Простите, я выйду на балкон, - прошептала Татьяна Борисовна. Воробьёв взял сигареты и последовал за ней. - Пусть они покурят, - сказала Софья, - а мы, девчонки, споём нашу любимую.
  Глава XXXYIII
  - Татьяна Борисовна, я с вами, и тоже покурю. - Пал Палыч, почему тоже? - Потому что я рад предложить вам сигарету. - Тогда, конечно, было бы стыдно не принять предложение. Они закурили. -Татьяна Борисовна, вам никто никогда не говорил какой, цвет принимают ваши глаза при ярком лунном свете? - Странный вопрос. Жаль, что нет луны. Наверно, они темнеют и видятся не голубыми, а синеватыми. Не знаю. Обязательно понаблюдаю. Пал Палыч, вы действительно женитесь? Разве вы не женаты? - Татьяна Борисовна, женатые мужчины не женятся. - Жаль. - Жаль, что не женятся женатые? - Да, нет. Так я. Просто. То, что вы одиноки, видимо, особый случай. Не влюбиться в вас просто не возможно. И ещё, с вами хочется быть откровенной без оглядки. Почему, объяснить трудно. Наверно потому, что вы не умеете осуждать. Я в молодости, Пал Палыч, влюбилась в парня моложе себя. Как я его любила, Паша! Он не только красив, но очень умный молодой человек. С открытой нараспашку душой. Добавив, к своим двадцати годам, еще пять, я выставила себя перед ним, этакой благородной молодой женщиной, которая обучает его искусству интимных дел. Он верил мне, и всё равно пылал страстью. А я себя считала преступницей, и готовилась, словно к самоубийству,- вырвать его из своего
  сердца, да только ничего у меня не вышло. Я видела, Паша, что ты заметил мою реакцию на имя "Лика" и "Дивалика". Представляешь, это он придумал мне такое имя.
  Татьяна Борисовна плакала. - Поплачьте, Татьяна. Это хорошо. Таня, вы очень красивая женщина. - Спасибо. Я знаю, Паш. Я видела себя раздетой в зеркале. А вам - то откуда знать? - А я видел вас "на пахучей траве свежескошенной". Правда, Татьяна, у вас всё ещё впереди. Сейчас вы пойдёте к женщинам с хорошей, как ваша, улыбкой. И обязательно пойте. Я хочу вам сказать, что у вас есть основания веселиться. Без вопросов. -Умоляю тебя, не надо, а то я разревусь. -Нет. Ещё рановато. Потом. Успеется, Татьяна. А за любовь упрекать себя так же глупо, как и требовать за неё любви. Лучше посочувствуйте тому, чьё сердце не любит. - Спасибо, Пал Палыч, у вас хорошая душа. Татьяна Борисовна удалилась к подругам. "Что скажешь, Воробьёв? Я знаю, что люблю, но не знаю ещё кого? Зато я знаю, Максимов! Мать твою бог любил! А теперь можно и к дамам".
  -В чём дело?! Не слышу песни! Запевайте свою любимую. Лика, ты же предлагала. - У нас, Воробьёв, без тебя не получится. Иди к нам. - Встретила Софья Пал Палыча с улыбкой. - Ты знаешь песню о том, как мы с тобой познакомились в малиновой роще? - Ей - богу, не знаю. - Тогда слушай. - Да что нам, девчонки, в первый раз петь - то её!? - Напомнила Татьяна Борисовна, - давайте споём для Пал Палыча. И полилась мелодия из женских душь. Ой, в малиновой мы роще познакомились с тобой. Думала, всё будет проще, а случилось... ой- ё - ёй! Ой, случилось-получилось!... Губы алые твои были сладкими - пресладкими! И такими же мои! Хоть малиновая сладость Не проходит до сих пор, надо всё - же, моя радость нам сходить в сосновый бор. Там малина вновь поспела, надо бы не опоздать: ты поел бы, я б поела, чтоб надёжней, так сказать! Коли так уж получилось, губы, милый мой, твои от малины стали сладкими и такими же мои, в ту малиновую рощу нам по ягоды ходить, пусть все думают, что проще так друг друга полюбить. Ох, калина красная - любовь опасная, А малина алая - счастливой стала я. Калина красная - любовь опасная, Малина алая - счастливой стала я. Малина алая. Малина алая1. -Милые женщины! Я в малиннике! - хлопал в ладоши Воробьёв. - Ах вы - ягода - малина! Дивно! Дивно! А женщины аплодировали восторгу Пал Палыча. Повеселившись ещё час - полтора, гости засобирались домой: пора и честь знать. Софья Андреевна и Воробьёв проводили их до автобусной остановки, где единогласно порешили теперь во время отпуска встречаться чаще, и хорошо бы на природе. Когда показался автобус, женщины стали целовать Воробьёва и Софью: - Всё было хорошо! Пока!
  Глава XXXIX
  - Пашенька, я соскучилась! - Я тоже, милая! Осмотревшись по сторонам, они поцеловались. - Паша! Паша! Ты только посмотри, как они целуются! - воскликнула Софья, указывая на их длинные тени. - Смотри! Смотри! И они принялись целоваться вновь, играя своими тенями на асфальте. Воробьёв обнял женщину за талию и, глядя в синие её глаза, дрогнувшим вдруг голосом сказал: - Лика, мне, почему - то хочется плакать. - Родной мой, ну так и поплачь. - Да ведь нельзя же мужчинам плакать. - Чушь, какая! Тебе же больно в горле, Пашенька. Паша, слёзы счастья, как и слёзы сострадания, есть дыхание души человека. Идём в сквер, посидим на скамейке. - Идём. Нам надо, дорогая Лика, ещё кое - что выяснить, чтобы была полная ясность в нашей ситуации. Прежде чем я расскажу тебе о Татьяне Борисовне, ты мне поведаешь о своём сне. Софья, пожалуйста, подробнее, особенно окончание сна, то есть, что было перед тем, как ты проснулась. Такое, давай ска
  жем в кавычках, расследование необходимо, поверь мне. Мы в этом скоро убедимся. - Паш, бабушка в этом сне упрекала меня за то, что я рано "выскочила" замуж, говорила, что она видит какая я несчастная, что у меня нет настоящей любви. Лёгкого пути к счастью, говорила она, не бывает. Сейчас ты пойдёшь на встречу своей любви. Мужчина, который будет любить тебя всей душой, у озера за тополиной рощей. Иди и не бойся ни каких преград. Я пошла к озеру. Там ждал меня молодой, очень красивый мужчина. Ночь была светлая и тёплая. Мы пылали страстью. Меня разбудил ужасный храп мужа. - Вы там, у озера друг друга по имени называли? - Нет.
  Глава XXXX
  Что было дальше, ты, дорогой читатель, уже знаешь. Однако здесь следует обратить твоё внимание на тот факт, что во сне женщина прошла по огороду, по тополиной роще, а затем по лугу до озера. Наяву же, сразу за огородом, она, что называется, наткнулась на полуобнаженного мужчину. Картина "Полнолуние" из детства и полнолуние - явь сделали своё дело: Софья в испуге звала деда, как тогда на диване, "Макс!". Глава XXXXI
  - Дивалика, в то время, когда ты в своей кровати, а Максимов за твоим огородом, в машине пребывали в сновидениях, я находился, что называется, в эпицентре декораций - на берегу озера. Я наслаждался "лунной симфонией". И никак не мог подозревать, что в это время один из вас, рассказывает мне сон, а другая, пришла ко мне на рандеву. Мало того, проснувшись, ты направляешься ко мне тем же путём, но происходит, нечто невероятное. - Произошло то, Паша, что отодвинуло нашу встречу на четыре года. - А может быть, Дивалика, произошло то, без чего вместе нам не быть бы вообще. - Почему ты так считаешь? Ведь я пришла бы к тебе на берег. - Милая, но там, на берегу я - не Макс. А главное, в отличие от Максимова, не знаю никакой Дивалики. И то, что я сейчас рядом с ней, называется судьбой, дорогой мой Денис Сергеевич. - Причём здесь Денис Сергеевич? - удивилась Софья. Беседа у нас с ним была на тему "Судьба". Будь он сейчас рядом, я бы спросил у него, в чьих руках наша дальнейшая судьба. Его нет. Может быть, ты скажешь, Соня? - Моя судьба в моих руках, Паша. - Моя - тоже. В любом случае верно, когда речь идёт о судьбе "моей". Я же спрашиваю о "нашей". - Ты о чём, Пашенька? - Я, милая моя, любимая Лика, о том, что наша судьба в руках маленького человечка с большими правами... Можно, я закурю? Воробьёв закурил. - Пашенька, - прижалась Софья к плечу Воробьёва,- а ... - Прости меня, - перебил её Пал Палыч, - я прошу не говорить, если у тебя не вопрос о Татьяне Борисовне. - Да, Паш, я хотела спросить именно о ней. Какое отношение к происходящему имеет она? - Ты будешь удивлена. Она имеет самое непосредственное отношение. Можно сказать, первая скрипка. Изначально у меня создалось ложное представление о том, кого во сне видел Максимов. Он видел, полагал я, женщину по имени Дивалика, которую никогда в жизни не знал. После сновидения она приходит к нему в тополиную рощу. Она для Макса - женщина из его сна, его судьба. Кроме того, снилась ему и её бабушка, у которой, по её словам, левая грудь меньше правой. Когда я спросил Максимова, слышал ли он имя "Дивалика" до сновидения, то он рассказал мне об интимной связи с молодой женщиной. Имя этой женщины Татьяна. Сам он был тогда очень юн, лет семнадцати, и воспылал к ней жаркой, неповторимой юношеской любовью. Удивительно, что он избрал не современный путь к сердцу женщины: прилежная учёба, увлечение художественной литературой, искусством. Представляешь, прочитал весь словарь Даля, оказавшийся у Татьяны. В нём - то он и "откопал" слова "диво" и "лик". От чистой влюблённой души придумал и подарил своей любимой имя "ДИВАЛИКА". Согласись, Соня, если для твоего дедушки Максима Максимовича, человека - аристократа, эти два слова были обыденными, то для юного Дениса - целый, познанный им, мир прекрасного. Во сне он видит очень красивую женщину - богиню. И надо ли искать причину подобного сновидения? Но сразу после сна являешься ему ты - женщина с тем же имением, красавица, и с теми же проблемами, что и во сне Максимова: дефицит любви со всеми её прилагательными. Однако приходит не Татьяна. Значит, или сон
  продолжается, или ты из сновидения явилась. А что же происходит с тобой? Ты на грани потери рассудка. Но произнесённое Максимовым "Дивалика", ни только спасает, но и убеждает тебя в том, что перед тобой мужчина по имени Максим. Человек из сна - твоё счастье. Чёткой грани между сном и явью в твоём сознании пока ещё тоже нет. Соня, скажи, как ты шла к нему, увидев его? - Я нагая, иду очень медленно. Очень. Мучительно медленно, Паша. И он тоже. Казалось, что мы никогда не сблизимся. Меня одолевал ужасный страх. Я боялась, что это сон. Теперь, я уверена, что и он испытывал то же самое. - A может быть и в большей степени. Дело в том, что ты не Татьяна, но Дивалика. Максимов страдает по Дивалике - Татьяне, и снится ему она. И вдруг Дивалика не Татьяна, а просто Дивалика. Значит, во - первых он придумал имя, которое уже давно носят женщины, во - вторых, он изменил Татьяне. Теперь он жалеет об этом и говорит, что она, то есть ты, запнулась душой о его тело. Слова Татьяны "Никаких видов на будущее", предупреждающие Максимова в самом начале их близких отношений, держали его, что называется, на тормозах. Он не пытался её найти, но надежды встретить её никогда не терял. Не исключено, что это она, Татьяна зажгла перед ним красный светофор на пути в Германию. По его словам, с ней он был в волшебной стране и, видимо, не покидал её. - Соня! - вдруг воскликнул после некоторой паузы Воробьёв. - Возражений не принимаю, а потому соглашайся! Всех нас: тебя, меня, Дениса, Максима, Татьяну и всех остальных, и всё, что с ними происходит, придумали мы с тобой! Мы пишем с тобой рассказ! Нет, повесть пишем с названием "Дивалика"! Её нам пора заканчивать. Твоё предложение, каким образом. Предлагай вариант окончания. - Пашка, какая повесть?! О чём ты говоришь? - А ты представь, что мы пишем повесть о том, что случилось с нами со всеми, начиная со сновидений твоего и Максимова. - Паша, зачем придумывать окончание? Надо дождаться, чем дело кончится, да и написать всё, как есть. - Милая! Что значит "чем дело кончится"? Паш, ну как тебе сказать? Читатель хочет знать, кто с кем остался из нас четверых. - Почему четверых? Соня, нас шестеро. - Да, да, Воробьёв.
  - Хорошо, так мы и поступим, то есть подождём и расскажем читателям всё, как будет на самом деле. И всё же предложи свой вариант. - Пашенька, а что, могут быть затруднения? Ты уже их видишь? Мне казалось, что я придумываю сложности в нашей ситуации, что просто пугаю сама себя. А оказывается, что ты тоже о том же.
  Глава XXXXII
  Воробьёв достал сигарету. Отошёл в сторонку и прикурил. Сейчас он сравнивает своё состояние с состоянием человека, который потерял ориентацию, проснувшись в темноте собственной спальни. Воробьёв знает, для того, чтобы восстановить её, надо нащупать, какой ни будь, предмет и убедиться, что он на
  - ходится в обычном положении по отношению к нему. И Воробьёв предлагает самому себе ответить на два вопроса, которые человек должен задавать себе всегда, приступая к любому действию: "почему?" и "зачем?". В своё время, Пал Палыч, ты приступил к поиску женщины, которая сейчас с тобой рядом. Почему? Правильно. Потому, что узнал историю появления её в судьбе Максимова, другом которого ты стал. Зачем ты приступил к поиску женщины? Ну, конечно, чтобы помочь другу и ей обрести счастье, к которому они стремятся, а ребёнку, если он появится на белый свет, - отца. Вот и стало понятно, почему ты только что испытал неприятное состояние проснувшегося человека и потерявшего ориентир в собственной спальне. Слава богу, ориентир восстановлен, что само по себе, не мало важно. - Соня, ситуация заставляет меня позвонить Максимову. - Ты уверен в том, что он тебе нужен? Зачем? Чтобы передать меня ему? Соня, информация для любого человека представляет большую ценность. Я думаю, что Максимов сейчас ломает голову над принятием серьёзного решения. Информация о том, что на горизонте появилась любящая его Татьяна, очень даже может повлиять на его действия. - А если он всё же отдаст предпочтение мне, то, как станешь действовать ты? - Не исключено, что он выберет вас с Максимом, не смотря ни на что. Предвидя это, прятаться я не намерен, а, убедившись, убивать его не буду. Появившуюся тень горькой обиды в его восприимчивой душе Пал Палыч стёр своей великолепной улыбкой. А вспыхнувший в ответ румянец на щеках Софьи, как след стыда, и вовсе вернул ему ощущение счастливого человека. - Понимаешь, - вновь заговорил он, - нужен не Денис мне, а я ему со своими сообщениями. Сейчас я должен сказать Максимову о том, что со мной рядом находятся две женщины с одинаковым именем - Дивалика. Одна из них - голубоглазая Татьяна, другая - синеглазая Софья с трёхлетним сыном Максимом. Что
  ты на это скажешь, милая моя? Софья явно тянула с ответом. Воробьёв не торопил её. - Поскольку сегодня суббота, а я не просто твоя, а милая твоя, да, если учесть то, что у моего Пашечки есть баня, то я скажу: "Пошлите мы все в баню!". Правда, Воробьёв, уважь. Сто лет не была в бане. Как там у тебя:
   Русской бани парок - не порок, но для тела - хороший урок! Вот, давай, и зададим мы нашим телам пару! А потом, и решим, что да как. - Мудро! Сейчас я позвоню Марии Фёдоровне и вперёд. - А это кто, Паш, с таким красивым именем? - Моя мама. Максимов набрал номер телефона. - Крошка, я у Крепиловых. - сообщила ему мать с помощью автоответчика. - Она, оказывается, к сестре своей уехала. Воробьёв набрал номер телефона Крепиловых: - Ало! Тётя Лина? Привет! Ваш племяшик Пашик! Вы ещё не наговорились? ... Не спешите? Хорошо! Мария Фёдоровна говорит, что вы ей рады? Я вам завидую, тётя Лина! ... Мам, я еду домой. ... Нет, традиционных банщиков сегодня не будет. ... Обойдутся. ... Ничего, переживут. ... Мам, не рановато ли мне? ... Тогда я подумаю. Пока! - Вот видишь, мать считает, что жениться тебе в самый раз. Время подошло. Не маленький уже, - сказала Софья Андреевна. - Паш, ты о нашей помолвке не забыл?
  Глава XXXXIII
  Они идут по вечернему городу, держась, рука за руку. Вполне возможно, что в эти минуты счастливее их никого нет в этом городе. Да и города лучше, чем этот, быть не может. Я тебя люблю не потому, что ты меня любишь, а потому, что не могу тебя не любить. А ты меня любишь, потому что у тебя есть счастье любить меня. В порыве истинно нежной любви они целуются сейчас посреди сквера. Два взрослых человека пьянеют от любви на глазах у прохожих. Прохожие, приближаясь к ним, замедляют шаг, некоторые и вовсе останавливаются, и последних становится всё больше и больше. Люди тихо радуются счастью влюблённых. Никто не разговаривает, словно боятся вспугнуть птицу счастья. Одна парочка стоит на скамейке. ОН держит ЕЁ руки в своих руках, поднимает их вверх: Тебя я, жизнь, люблю в лице подруги Насти! Она, как ты, полна чудес, надежд и страсти! Все аплодируют. Пал Палыч и Софья вместе со всеми тоже хлопают в ладоши. И вдруг в этот маленький мир радости врывается телефонный звонок. Это оказалось настолько неожиданным, что тишина воцарилась мгновенно. Многие взяли в руки свои мобильники и теперь смотрят на
  них с полным разочарованием. Ты человек, рождён сиять улыбкой счастья. Тоску, печаль в глазах ты сам себе придумал. И вот все уже понимают, что звонят той паре - виновнице прекрасного мгновения. Лица этой пары почему - то бледны. Мужчина поднял, подающий сигналы, телефон над головой: - Простите, друзья, я не могу, не имею права отключить его. Они отошли в сторону, и Пал Палыч ответил Максимову. Люди разошлись. В сквере стало пустынно.
  Глава XXXXIV
  Дорогой читатель, нам с тобой не трудно догадаться о дальнейших действиях наших героев. Конечно, они сейчас пойдут в гараж за машиной и поедут к Воробьёву топить баню. Русская баня для городского жителя - мечта. И да пусть она сбудется сегодня у Софьи Андреевны.. Тем более, что у Воробьёва не просто баня, а, как теперь говорят, - супер. Он "списал" её у художника Кустодиева. Если ты с ним (с художником) не знаком, то надо познакомиться обязательно. Разумеется, речь идёт о книге с картинами Бориса Кустодиева. Своеобразный, интересный живописец конца девятнадцатого - начала двадцатого столетия. У Пал Палыча она есть. Ты помнишь, как Воробьёв назвал Софью: "Ах, ты моя Венера русская". Так вот, есть картина Кустодиева, на которой изображена молодая женщина в бане с веником. Она и называется "Русская Венера". Между прочим, Дивалика, хоть и миниатюрнее гораздо, и лицом красивее, но очень схожа с изображённой на картине женщиной. А волосы, скажу я тебе, словно списаны художником с её волос. В бане Воробьёва нет ничего металлического и пластмассового. А ушат, так и вовсе копия с картины. Оригинальный человек Воробьёв. Софья Андреевна попросила Пал Палыча остановить машину. -Паша, в пятиэтажке, что напротив нас через улицу, живёт Татьяна Борисовна. -Чудеса, да и только! Через квартал - и мы приехали. -Пашенька, во вторник, говоришь, у нас всеобщее свидание. Правильно ли мы поступаем, не вводя в курс дела Татьяну? -Лика, мы подумаем, как нам поступить. У нас есть ещё время. К ней у меня есть вопросы. Например, что это за красавица - бабушка, которая снилась Денису? Была ли Татьяна замужем? -Нет, она не была замужем. Паша, у ней ведь дочь двенадцати лет. ... Не уж-то ... Максимовская?! Ей - богу, можно спятить. Его, Паша! Его! Дивалика она у ней! Дивалика Денисовна. Софья умолкла.
  Глава XXXXV
  Максимову не терпелось встретиться с Татьяной. Все эти долгие тринадцать лет он помнил о ней, любил её сердцем обречённого на безответную любовь. Однажды он признался Воробьёву: "Касаясь тела жены, я душой бывал с той женщиной. Воображение моё настолько было сильным, что сердце наполнялось счастьем. Понимаешь, Пал Палыч, я ложь довёл до совершенства. Жена уверена, что муж пылает к ней страстью, а я убеждён, что со мной объект моей любви - моя Лика. Я придумал легенду о женщине по имени Дивалика, рассказал её Анне. Теперь я не боялся назвать жену Ликой. Имени "Татьяна" для меня не существовало. Жена верила мне, и даже сопоставила имя "Дивалика" с именем "Анжелика". Порой я испытывал к себе чувство отвращения. Ложь в любом случае остаётся ложью. Я всегда считал,
  что ложь есть высшая форма оскорбления. А потому отъезд жены в Германию принял как счастливый финал нашей драмы. Должен признаться тебе, Паша, в том, что, если до развода с женой я думал о Татьяне, как правило, находясь в постели с ней, то после всё больше и больше стал отвлекаться от дел думами о любимой. Понимаешь, я стал страдать. Мне нужна была женщина. Это очень мешает работать. Валандаться с любовницами - значит опять врать и сжигать время. Результат - сновидение. Удивительный и пугающий сон, да безумная связь с синеглазой красавицей". Мысленно Денис Сергеевич уже давно на месте встречи, о которой они договорились с Воробьёвым, - на берегу того самого озера. Он пытается представить, как всё будет происходить. Но "видит" только вишнёвую "копейку" да улыбчивого Пал Палыча. Представить двух женщин, Татьяну и "ту синеглазую", рядом ему не удаётся. Они словно стирают друг друга в его воображении. Давай, Максимов, трогай на берег, у озера и подождёшь их. Чего томиться здесь? Ни дел, ни отдыха. Глава XXXXVI
  Бетонка, словно водяная лента, течёт под машину Максимова, раскручивая её колёса. Работы двигателя не слышно. Чтобы усилить ощущение реальности движения, Денис Андреевич опустил боковое стекло.
  Теперь шуршание колёс и шум ветра сопровождают картинки его мыслей. Через сорок минут Максимов был на сухом приозёрном лугу. Жаркое, июльское солнце уже успело местами пожелтить его зелёный ковёр. Знакомая роща на возвышенности манила к себе прохладой под роскошными кронами высоких тополей. Денис Сергеевич повернул вправо, проехал у самой воды по берегу вдоль озера и въехал на возвышенность в рощу. Остановился в тени под тополем. Прямо перед собой, чуть левее и ближе к озеру он увидел конную повозку. К телеге, нагруженной зелёной травой, привязана лошадь. Максимов отметил её ухоженность. Лошадь упитана. Шерсть на ней лоснится, грива расчёсана. Хозяин, знать, души не чает в ней. Наверняка добрый человек. Да вот, похоже, он с внуком идёт к нему. -Не помешаю? - спросил Максимов. -С такой красивой машиной не помешаете, - ответил мальчик, поправив шикарную рыжую шевелюру. - Меня звать Максим Максимович. -Денис Сергеич - пожал руку мальчику Максимов. - Сколько же тебе лет, синеглазый? -Четвёртый год мне. А это мой дедушка, Андрей Максимович. Он мамин папа. А баба Лиза дома. Она управится и тоже придёт сюда, потому что приедет мама со своими друзьями. Мы с дедушкой решили наловить карасей и угостить всех ухой. -Если честно, - пожимая руку Андрея Максимовича, сказал Денис Сергеевич, - то я в восторге от малыша. -Городской он у нас. Да и мама учительница. Смышлёный парень, нечего сказать. Рассудительный. -Между прочим, Макс, - снова обратился Денис Сергеевич к мальчику, - я здесь тоже, чтобы встретиться с друзьями. Они вот - вот должны подъехать. -Чем больше друзей, тем живётся веселей! - ответил Максим, - карасей только вот надо подловить ещё. -У меня есть удочки. Возьмёшь в бригаду меня? -С удовольствием! Берите свои удочки, и вперёд на карасей! -Максим, в кого ты такой синеглазый да рыжеволосый? - нетерпеливо полюбопытствовал Денис Сергеевич. - Девчонки, наверно, завидуют. -Все говорят, что я вылитый прадед, который дедушкин папа. А вот сын Андрей не похож на него. Я заметил, что взрослые любят говорить о том, кто на кого похож. Вот и вы тоже. Для них наверно это важно знать. А девочки? Лика, например, говорит: "Давай, Макс, поменяемся глазами да волосами. Зачем, говорит, тебе такие глаза да волос нужны?" А тебе, говорю, зачем? Ты, вон какая, красивая. Она любит меня, я тоже её люблю. Может быть, приедет сегодня. Я обещал ей кое - что здесь подарить. -Смотри, Макс, у тебя клюёт. Парень дождался, когда поплавок его удочки утонет, и потащил карася на берег. Было видно, что для него это привычное занятие. -Скажи, приятель, а что это за девочка, Лика? -У мамы есть подруга тётя Таня, Татьяна Борисовна. Так вот, Лика её дочка. Лика уже взрослая, она в шестой класс перешла. Нам с ней никогда не пожениться. Но я всё равно её буду любить. Так же бывает, Денис Сергеевич, что женятся на одних, а любят других? -В жизни, Максим, бывает всякое. И такое тоже.
  Глава XXXXVII
  С луга донёсся сигнал автомобиля. Денис Сергеевич узнал его: - Господа, рыбаки, мои друзья приехали, идёмте встречать. Оставив насадки на съедение карасям, они вышли из рощи и остановились на возвышенности перед лугом. По автомобильному следу на лугу к ним приближалась вишнёвая "копейка". -Денис Сергеевич, вам надо успокоиться и улыбнуться, - сказал Андрей Максимовичь, - на вас лица нет. Я постараюсь. - Ответил Максимов. "Жигулёнок" легко въехал в подъём и остановился в тени под тополем. Из машины вышли почти одновременно все пассажиры: Лика и Пал Палыч - с передних, Софья и Татьяна - с задних сидений. Все они остались стоять у машины. Для приехавших и встречающих было много неожиданного. -Мама! Мама! - вскрикнул Максимка и бросился к матери. - А Денис Сергеевич сказал, что едут его друзья! - Денис Сергеевич! Выходит, у нас с вами одни гости! - восклицал мальчик, возвращаясь уже к своему новому знакомому, - значит все мы друзья! Мама! Тётя Таня! - не умолкал Максим, - Я обещал Лики подарить запах свежей скошенной травы. Мы с дедушкой специально накосили её! Мальчик поспешил взять девочку за руку, и они побежали к повозке, взобравшись на телегу, упали на душистую траву. В наступившей тишине взрослым был слышен их громкий шёпот: - Лика, у Дениса Сергеевича под ухом родимое пятнышко, как у нас с тобой. Может быть он наш папа?! -Макс, да такого быть не может! У нас мамы разные. -В жизни, Лика, бывает всякое. ... И такое тоже. - Прошептал Максимка Дивалике.
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  П. Чекалкин Дивалика 2004 _______________________________________________
  
  
  
  
  
  1
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"