Родился я до войны в 1940-ом году, ребёнком был я поздним, отцу с матерью уже перевалило за тридцать. Родители своего жилья не имели и долгое время им приходилось часто менять своё место жительства, одно только было неизменно - всё это происходило в Вязниковском районе Владимирской области. Район этот славился своими ткацкими предприятиями, а отец у меня был специалистом ткацкого производства, - в 1933-ем году окончил он Вязниковский льнотехникум. Первое время мы жили у родителей отца, в деревне Большие Холмы, рядом была расположена деревня и Малые Холмы. Отец работал на ближайших к деревне населённых пунктах с ткацкими фабриками, иногда родители снимали квартиру, чтоб быть поближе к работе.
На войну отца не брали, был он инвалидом армии, инвалидность получил во время прохождения воинской службы в 1939-ом году. После контузии трое суток у него из ушёй, горла, носа текла кровь, которую не могли остановить. Домой он приехал с провожатым. Когда отец вернулся из госпиталя, первая жена от него ушла, врачи ей сказали, что дети от него могут быть ненормальными. С моей матерью они всё-таки решились иметь детей, я был первым ребёнком. На время войны инвалидность с него сняли. Работать ему приходилось много, и у него случился рецидив полученного ранее заболевания, и с того времени он стал неработающим пенсионером, но уже инвалидом труда, только в редкие годы ему удавалось работать, когда иногда давали рабочую группу.
Чтоб выжить в военные годы, отец с матерью уезжают жить в деревню к родителям матери. Деревня эта называлась Удельное-Рыкино. Хоть деревни этой давно нет, перед моим взором стоит она как живая, я до сих пор помню каждый дом, каждый кустик, каждое деревце, - ведь здесь прошло моё военное детство, в детской памяти оставалось всё. Это были незабываемые для нашего поколения годы, я только начал тогда познавать окружающую меня действительность. Всё во мне разжигало интерес.
Сменили мы в этой деревне три дома. Отец с матерью всё время работали в колхозе, я их видел редко, отец работал бухгалтером, мать в бригаде. Мы, детвора, были представлены себе, моей нянькой был двоюродный брат, который был старше меня, звали его Юрием. С его именем произошла целая история, позднее он стал Леонидом. Его мать, сестра и брат восприняли это вполне естественно, я же никак не мог привыкнуть к новому имени и до сих он для меня остался Юрием. Его сейчас нет в живых, последние годы жить пришлось ему далеко от дома, в Читинской области. Там он прожил почти всю свою жизнь, когда он служил в армии и подошёл срок демобилизации, ему предложили остаться служить сверхсрочно, он согласился. Потом там женился, появились две дочки и пришлось ему там остаться до конца жизни.
А его история с именем была такова. Когда пришло время выправлять брату паспорт, мать стала искать его свидетельство о рождении, но его нигде не могли найти, стали поднимать церковные книги, тогда всех крестили, в книге он был записан как Леонид. А объяснялось всё просто, родители его никак не могли определится с его именем, крестили Леонидом, а после стали звать Юрием. Прошло достаточно много времени, мать Юрия как-то в чулане и наткнулась на Юрино свидетельство о рождении, - им был покрыт какой-то горшок.
Работы в то время в деревне было много, так как рядом все леса были заняты войсками, которые переформировывались и обучались здесь после боёв, затем отправлялись на фронт, железная дорога находилась за ближайшим лесом. Кормили эти войска соседние деревни. Все окрестные леса и овраги были изрыты окопами и блиндажами, только одни дороги оставались нетронутыми.
В колхозе в то время выращивали почти всю сельскохозяйственную продукцию, необходимую для обеспечения всем необходимым армию, большие площади занимали посевы льна. В Вязниках были предприятия по выпуску брезента, так необходимого на войне. Лён культура очень трудоёмкая, на его обработку выходила вся деревня. Когда цвёл лён все поля преображались, зрелище это было неописуемое, поражавшее моё детское воображение. Это надо было просто видеть. Остались в памяти ещё поля с гречихой, когда она цвела, в воздухе на всю округу разносился запах мёда, а когда его качали, нас было не отогнать, вместе с пчёлами вились рядом и мы, и не зря. Попробовать такую вкуснятину при нашем голодном пайке была большая удача. В деревне взрослых мужчин почти не было, были женщины, старики, подростки и дети. И в это тяжёлое военное время частенько приходилось слышать поющих, идущих на работу и с работы, женщин. Такого мне больше никогда не приходилось наблюдать.
Перед концом войны войска покидали наши окрестные леса целый день, трудно даже представить, сколько солдат мог вместить наш лес. Отлично помню этот день, техника, и солдаты колоннами шли и шли через деревню. Я спрятался под крыльцо, дом этот был у нас третий, и под крыльцом между приступок наблюдал за всем происходящим. Под ложечкой сосало от голода. Через улицу перейти не мог, на другой стороне улицы жил мой дружок, с которым мы часто играли
После войны, распродав с себя одежду, собрав денег по родственникам, родители покупают дом в деревне Барское-Рыкино, которая находилась рядом. Помню, как нас с сестрой на салазках, зимой, закрыв с головой одеялом, везли на новое место жительства в свой дом, который недорого отцу продал его знакомый, который уехал жить в Вязники.
Так в возрасте 37 лет родители обрели свой угол. Отец с матерью последними приехали в эту деревню, отец последним ее и покинул. Матери я лишился в 13 лет. Я до последнего дня поддерживал связь с деревней, навещая отца, да, и сейчас мои думы постоянно о ней, родной деревне, которой тоже уже нет. В деревне была начальная школа, в ней учились дети только двух соседних деревень, учились в две смены.
Напротив нашего дома, через дорогу жили две сестры, одна из них работала уборщицей в деревенской школе, вторая сестра вскоре уехала из деревни, поэтому как-то не запомнилась. Была у них кошка, которая, можно сказать, жила на два дома, она часто заходила к нам, мы её привечали, кормили. После отъезда сестры, а та, что осталась, стала жить при школе, дом сломали, похоже, уехавшая сестра его перевезла в другое место.
Однажды утром мы просыпаемся и слышим, как около печки мяучат котята, глядь, а их там целых три лежат рядом с кошкой. По приметам, говорят, первой в новый дом пускают кошку, а к нам кошка пришла сама, да привела ещё своих котят. Она, как мы приехали, заходила к нам в дом, её мы привечали, подкармливали. В деревне не помню, чтоб котят насильно уничтожали, всегда их удавалось пристроить среди жителей своей деревни или соседних деревень. Все друг знали, знали даже то, что у кого-то окотилась кошка и сколько принесла котят. Жили у нас часто две кошки, оставляли мы обычно ещё кота, другие котята долго не задерживались в доме, а коты куда-то обычно пропадали, оправдывая своё название - кот.
Возможно, привела наша кошка своих котят поближе к их отцу, который жил, по всей видимости, в соседних домах; возможно, она вернулась домой, когда в нашем доме не было хозяев, жила она у соседей, когда же в доме появились мы, решила она вернуться домой.
Кошачьих свадеб в то время что-то не наблюдалось. Кошки свою любовь не выставляли на показ, партнёров имели постоянных, уединяясь в огородах и дворах, места в деревне было достаточно для всех.
Дед Углов, сосед, рассказал потом, когда он сторожил деревню, в то время ночью по деревне сторожа ходили с колотушкой, как всю ночь раздавалось мяуканье кошки. Это она переводила котят с конца деревни. Отойдет вперед по тропке, сядет и мяукает, пока котята не подойдут к ней, затем она отходит снова, и это повторялось до тех пор, пока не привела она их всех к нам.
Кошка была просто замечательная, жила она у нас до самой своей смерти. Мать, правда, делала попытку её отвезти подальше от деревни. К концу сенокоса однажды, она взяла её с собой, и оставила за рекой. Через три месяца, осенью, когда и мост через реку на зиму развели, она, на радость нам, пришла. Была она как член семьи, во время обеда всегда терпеливо сидела и ждала, когда покормят и её.
Соседом с другой стороны был у нас дед, по фамилии Борисов, который жил с дочерью, один сын которого с войны не вернулся. Был он летчиком, Героем Советского Союза. Вязниковский район по количеству Героев Советского Союза занимал первое место в стране. В другой половине дома жил оставшийся в живых второй брат, которого на войну не брали, у него, как у железнодорожника, была бронь. Для солдат ушедших на войну, в первую очередь деревня была родиной, где жили их семьи, за них они и отдали свои жизни.
Здесь нельзя обойтись несколькими фразами о деревне, которая для меня была живым организмом, и которая в те времена представляла уникальное явление гармоничного соединения человека и природы. Понятие дома, родины неразрывно связано с той местностью, где ты провел свое детство, отрочество, представлявшей собой продолжение родительского дома, являясь своеобразной средой обитания не только для тебя, но и жителей деревни, твоих односельчан, соседей, сделавшимися тебе роднёй в прямом смысле этого слова. Но всякое бывало между соседями.
Однажды, прибегает соседка Борисова, кричит, что, якобы, сейчас, ваша кошка пролила у неё в чулане молоко. Наша же кошка сидела рядом, и соседка могла убедиться воочию, что её молоко пролила не наша кошка. Однако, дед Борисов, который был заядлым охотником и имел ружьё, стрелял в неё дробью несколько раз, но все как-то обходилось. Кошка зализывала все свои раны и продолжала здравствовать.
Когда дед умер, и крышка гроба стояла у угла его дома, она сидела рядом с крышкой на завалинке. Умерла она от старости, сначала пропала, нашлась же между полениц с дровами. Потомство её продолжало жить с нами, без кошки в деревне было нельзя, она выполняет свою роль, боролась с грызунами, стараясь быть полезной хозяевам. Всегда, когда появлялись котята, учила их ловить мышей.
Во время войны и после, одиноких стариков в деревне не было, все они жили в семьях с дочерьми, снохами и внуками, которые подрастали, многие подростками покидали деревню. Население деревень старело, оставались старики с кошками.
Каждый день старики ждали гостей из соседних городов, куда уехали их родственники. Откуда ждать гостей была в деревне примета, - утром, когда умывалась кошка, смотрели, куда она поворачивалась мордочкой, значит, оттуда надо и ждать гостей. Зимой кошка, как человек, часто сидела у окна и наблюдала за тем, что происходит на деревенской улице. Так она и скрашивала одиночество пожилых людей.
Летом каждый дом полон был гостей, это внуки приезжали из соседних городов. Они с нетерпением ждали летних каникул, приезжали и на зимние каникулы.
Позднее стали появляться и одинокие старики, особенно когда колхозы укрупнили, деревня наша попала в разряд неперспективных, многим предлагали переехать на центральную усадьбу, но они отказывались. Вдовы не покидали дома, живя воспоминаниями о своих мужьях, с которыми они начинали свою счастливую семейную жизнь и погибшим мужьям были верны до конца.
С войны у нас в деревне вернулись 3 мужика. Двое построили себе новые добротные дома, власть для постройки помогала с лесом. Один из них построил дом вместо старого, из которого он ушёл на войну, оставив дома жену и детей. Второй на месте дома, где жили его родственники. Вернулся он домой израненным, с одним лёгким, привёз с собой и жену, медсестру из госпиталя, где лечился. Дома были добротные.
Когда деревня стала разъезжаться, то и они разобрали дома и перевезли их на другое место. Третий участник войны остался жить в своём доме. Был он изранен, подбиты были обе ноги, когда ходил, то хромал. Жил в деревне до последнего дня.
Есть у меня картина в серии 'Моя Малая Родина', написанная в 1990 году, назвал я её "Безмолвие", есть у неё ещё название "Кошка", она последняя четвёртая, посвященная деревне и родительскому дому.
В центе картины, у потухшего очага, уходящего как бы вглубь бугра, на котором детворой проведёно было немало времени, как летом так и зимой, около развевающих на ветру холодных занавесок, на шестке сидит, выгнув спину, кошка, хранительница очага.
Этот образ навеян нашей первой кошкой, которая навечно осталась на картине живой, как символ верности своему дому, даже холодному и разрушенному.
Из чёрной глубины печки, затянутой паутиной, веет холодом. Колорит у картины холодный, цвета серые, и всё изображено на черном фоне. Родительский дом стоит уже покинутый жильцами, крыша местами разрушена, снег покрывает её и возвышающую над ней печную трубу толстым слоем. На углу сруба дома ярко светят красные звёзды, так помечались дома, потерявшие в последнюю войну своих сыновей и мужей. Такие метки были почти на каждом доме. Мужья и сыновья защитили свою страну, но не смогли спасти свои дома. Их дети были мобилизованы в города, создавать технический потенциал своей страны на случай новой угрозы. Но враг оказался коварен, разрушил он нашу страну изнутри, опираясь на перевёртышей, присвоивших победу в последней войне себе.
Над домом нависли снежные облака, ветер свистит в ветвях дерева, склонённого над крышей. Среди ветвей виднеется скворечник, висящий внизу сломанного шеста. Вдали, за заснеженными буграми падающие и наклонённые до земли электрические столбы. Внизу, в центре, разрушенный, как бы предостерегающий, колодец, рядом на земле валяется худая бадья. Между домом и колодцем угадывается дорога, мост разрушен, около него валяется колесо от телеги, потерянное на таких ухабах. С правой стороны под большим развесистым деревом видно кладбище, где покоится не одно поколение предков.
Картину купили из Московского салона 'Марс' в Италию, но это было давно, когда еще процветало салонное искусство. Взаимоотношения тогда между художником и салоном были такие, что лучше и желать не надо было. Я очень быстро стал узнаваем в салоне, но это продолжалось недолго, всегда задавали вопрос о том, что почему не пишу картины больших размеров. А причина была проста, мастерской у меня не было, а в двухкомнатной квартире не развернешься, да и возить картины приходилось одному на поезде.
В это время я ещё работал на производстве в отделе АСУ, был начальником бюро программирования. В голове я постоянно вынашивал идеи своих программ, но часто приходили идеи и художественные, время было такое, окружающая жизнь способствовала этому.
Днем занимался программированием, вечерами и в выходные дни, претворял в жизнь свои художественные замыслы. Когда появлялись работы отвозил на поезде их в московский салон, оборачивался за один день, расходы на дорогу были не ощутимы для семейного бюджета. Длинной дорогой поневоле приходилось задумывать о жизни, и не только о своей, даже можно сказать, больше не о своей. Насмотрелся я тогда на русских умельцев, особенно запомнилась мне по пути в Москву станция Вековка, весь перрон был заполнен работниками Гусь-Хрустального завода, которым заработную плату выдавали изделиями, вот и реализовывали они свою продукцию кто как мог, торговал и стар и млад.
Наблюдать жизнь больше приходилось из окна автобуса, поезда, на остановках и в разных канторах. Москва с каждым днём становилась неузнаваемой, чужой, - это уже была не столица нашей Родины - город Москва. Сейчас же в неё для нас пенсионеров путь закрыт совсем.
Жизнь стала непривычной для нас, во всём виден был бардак, страна скатывалась в пропасть, успешных людей тогда не наблюдалось. Сейчас же явственно проявляется движение в двух направлениях: одни продолжают опускаться всё ниже и ниже, другие подымаются всё выше и выше. Советский средний класс стал уничтожаться на корню, а началось с уничтожения армии, рабочего человека, c сельского человека, освободителя своей страны во время Великой войны. С этого времени и начал я своё повествование. Не будем смешивать эти периоды.
Было это пока до 2-ого января 1992-ого года. Специалисты, вспоминая начало реформ, единодушно сходятся на том, что единственным периодом, когда реформы шли в правильном направлении, был 4-ый квартал 1991-ого года. Да, уже по одному их одобрению можно понять какие это специалисты. У меня от этого периода осталось впечатление мрачное.
Тогда стал подыматься отечественный производитель, именно, с подъёма производства начались тогда реформы, но кому-то это было невыгодно. Сразу после этого часа X, кто-то, я тогда сказал себе, что начинают избавляться от конкурентов. Так оно и вышло. Кто-то искусно направлял реформы в нужном для них направлении, а не для народа, отечественное производство было уничтожено полностью и всё продолжается уничтожаться не успев встать на ноги. В это время я вынужден был крутиться, чтоб как-то свести концы с концами. Многого всего пришлось насмотреться.
II
Живём мы сейчас все только воспоминаниями, долгими зимними вечерами многое приходит на ум. И всегда мысли возвращаются к деревне.
Это у кошки мы можем наблюдать её жизнь только по поступкам, человек же живёт и внутренней жизнью и в отличие от кошки ещё способен выражать своё состояние на бумаге. За долгую жизнь кошка и человек идут по жизни рядом, как партнёры. Последнее время человек, владелец хрущёвки, превратился в хозяина над кошкой.
Будучи ещё молодыми, когда у нас появились дети, жили мы уже в городе Муроме, по настоянию дочерей пытались мы завести в доме котёнка. Я, правда, всегда чувствовал, что городские квартиры плохо скажутся на животных. Они становятся очень зависимыми от человека, а кошка животное свободолюбивое, способное даже само выбирать себе хозяев. В деревне она старается помочь человеку, ловя мышей, ни о какой помощи не помышляя, у неё инстинкт такой. А какие проблемы для неё ходить в туалет в квартире? Так вот наш кот, которого мы взяли большим, этого никак не мог осилить, принося неприятности, как нам, так и соседям.
Я несколько раз делал попытки увезти его в лес, но всё было бесполезно - он возвращался домой. Такая привязанность к дому просто поражала нас. Всегда на память приходила моя первая кошка. Но жизнь с соседями выдвигает свои требования, портить отношения с ними никто не хочет. Вот и пришлось увезти его на пригородном поезде в село Бутылицы, это километров 30 по железной дороге в сторону Москвы, там, у жены были родственники. Было жаль кота, но что делать.
Однако на этом наши попытки завести кошку возобновились, но уже с появлением внуков. Младшая дочь закончила в 1995-ом году физический факультет Горьковского университета, того же что и я, только я в1968-ом году окончил мехмат.
Долгое время после окончания университета она не могла найти работу в Горьком, затем устроилась там в школу, вышла замуж за милиционера, жили они с мужем в общежитии, потом появился внук.
Пришло время после декрета, выходить на работу. Было это в середине года, её место было занято, к этому времени появились проблемы с кадрами в школе, учителя стали лишними. Когда она устраивалась, наоборот, был дефицит учителей, все бросились торговать на рынке. Пришлось ей искать работу в другом месте, нашла работу на автозаводе, специалисты с высшим образованием не требовались, пришлось устраиваться на рабочее место. Работала в 3 смены, муж милиционер, он всё время пропадал на работе. С деньгами появились проблемы, зарплаты в то время задерживали везде.
Одним словом семейная жизнь с появлением ребёнка не сложились. и она вынуждена была с внуком приехать в Муром. Так у нас в это время появился ещё член семьи, кошка. Кошка породистая, ангорка, белая, пушистая. В Горьком её стерилизовали, приехала и она в Муром.
Первое время жили они с нами, квартира у нас небольшая, жилая площадь составляет около 28-и квадратных метров. После того как случился у меня инсульт, ушла дочь с внуком на частную квартиру, теперь платим за квартиру и мы, так как они прописаны у нас, платят за частную квартиру и они.. С них мы денег не берём, так как их у них нет, получала дочь алименты, с бывшим мужем случилось несчастье, целый год, не могла она оформить для внука пособие по потере кормильца.
Не повезло дочери с работой и в Муроме. Все наши трудности с получением высшего образования оказались бесполезными. А всё говорят, что лучшее вложение денег, так это вложение в образование детей. У нас как всегда многие стереотипы не работают. Сейчас работает на заводе мастером, в подчинении около 30-и человек, заработная плата мизерная, еле-еле хватает. Завод когда-то был флагманом оборонки.
К нашему дому привыкала кошка долго, вначале всё пряталась за мебелью, потом все-таки привыкла. Порода чувствовалась во всем, очень быстро приучилась ходить в туалет, не требовалось даже выпускать на улицу. Ко мне привыкала всех дольше, но всё-таки привыкла. Мне, честно говоря, всегда её было жалко, я помню мою первую кошку, какую жизнь она вела в деревне. Жизнь этой кошки мне казалась заключением.
Несмотря на то, что она не приносила нам больших хлопот, появились проблемы с её породой, с её пушистостью. Жена в это время работала во Мстёре художницей-надомницей, писала дома миниатюру. Когда устраивалась на работу, все говорили, что она не приживётся, так как слишком был большой перерыв в работе художником. После окончания художественной школы, она проработала на фабрике 'Пролетарское искусство' года два. В 1968-ом году мы поженились, потом ушла она в декрет и не работала она художником-миниатюристом с 1970-ого года по 1991 год. Но вместе мы осилили эту работу. Сказалось то, что я во время учёбы в университете все каникулы работал во Мстёре. После перерыва в год я быстро входил в дело. Здесь эти навыки пригодились. Я, практически, всю жизнь совмещал две такие разные профессии.
Работу я после окончания университета искал долго. Год работал в школе рабочей молодёжи заместителем директора по учебно-воспитательной работе, эту школу я заканчивал сам. Учащиеся школы днём учились в художественной школе, вечером в школе рабочей молодёжи. Проблем с учениками не было, в отличие от подобных школ, где контингент в основном состоял из учащихся, отчисленных из дневной школы. В то время, когда я учился, учениками были взрослые люди, которые по объективным причинам не могли получить среднее образование. Школу я окончил с серебряной медалью, закончил её в 22 года.
Работая в школе, я снимал целый дом, и мы с женой решили взять к себе моих родителей, в деревне которых почти не оставалось домов. Зиму они пережили, отец не мог привыкнуть к такой жизни, раз в месяц он ходил в деревню получать пенсию. Пришла весна, отец затосковал, говорит, вези меня обратно в деревню.
Я нашёл машину, с другом мы погрузили их скромные пожитки и поехали. Последние 3 километра перед деревней мы преодолевали с трудом, снег только сошёл, дороги были сырые и скользкие, колёса машины вязли и буксовали, но всё-таки мы доехали, особенно тяжело преодолевались дороги деревни Плосково. Дом нас встретил заколоченными окнами, сыростью и запустением. Кроме отца в деревне оставались ещё семьи три.
Отца это не пугало, при виде дома он ожил, был ему тогда 61 год, как понимаю его я сейчас, когда тоскую по родительскому дому, которого уже нет. Лет через 5 перевёз я его на центральную усадьбу совхоза, где он купил старенький домик, в нём я доставал головой до потолка, не было тут простора не в доме, не вокруг.
III
В первые же школьные каникулы я нашёл работу в Муроме, на заводе организовали вычислительный центр, требовались программисты. В школе, с моим образованием, мне было не интересно. Со мной, когда я учился на художника, училось несколько ребят из Мурома, вот через них-то я и нашёл работу, теперь мы живём с ними на одном посёлке.
Мой хороший знакомый, который посодействовал мне в поиске работы, знаю его и его жену я с 15-и лет, учился с ними вместе в художественной школе, о жизни пенсионера любил повторять, что старость это плохо, я знал, говорит, давно, но, то что, до такой степени, я, говорит, не предполагал. Слова эти стали уже классикой нашего времени. Нелёгкая доля выпала на наше поколение, особенно в старости.
Пока пишу заметки, у меня самого случился инсульт, у жены моего знакомого ампутировали и вторую ногу, а у него самого было уже шесть инфарктов, а вот седьмого инфаркта его сердце не выдержало, сражался он до последнего. В последний путь проводить своего товарища вышло всё пожилое окрестное население, пережившее тяжелую зиму 2005-ого года. В тишине, в скорбном молчании, с непокрытыми головами стояло оно у гроба, редеть стали ряды родственников, идущих за гробом, затем катафалк, стоящий рядом с подъездом, в сопровождении тех, кто ещё имел силу, увёз нашего товарища на кладбище. Все уехали, а жена его осталась дома. Без слёз такие похороны вспомнить невозможно. Так уходят из жизни последние дети Великой войны, победителем в которой был наш народ.
Хоть мы учились на разных курсах, но судьба меня с ним сводила часто, звали его Владиславом, сколько мы под осенним дождём выбрали картошки, в осенние морозы приходилось ковыряться с голыми руками в мороженой земле - частенько мы с ним стояли на одной борозде. А когда учились, вместе приходилось дежурить в школьной столовой, в наши обязанности входило привозить со склада продукты, чистить картошку, колоть и пилить дрова, с колодца ведрами носить воду, а зимой возить её с речки на санках, во время завтраков, обедов, ужинов подавать на стол, убирать и мыть посуду. У него не было отца, а у меня - матери.
При встречах, всегда вспоминали мы наши поездки на речку, когда мы, как на картине Перова 'Тройка', тянули в гору санки, нагруженные баками с водой.
К моменту устройства на завод я уже умел программировать на 3-ёх вычислительных машинах. На заводе машина была незнакомая, но я освоил её быстро. Через 10 месяцев, как приглашённому специалисту, нам дали двух комнатную квартиру, в которой и живём до сих пор, в то время молодым специалистам квартиры обычно давали на 5-ом этаже. Младшая дочь уже родилась здесь.
Жена в Муроме работала художником оформителем на заводе, пришлось ей переучиваться, работать приходилось с масляными красками, эмалями, что не могло не пройти для здоровья бесследно. Все художники, работавшие на заводе, здоровьем не отличались, почти никого из них не осталось в живых. Жена была вынуждена с завода уволиться и устроиться работать во Мстёре. Кроме красок приходилось писать орнамент золотом, который надо было творить.
Вот здесь-то и помешала нам кошка. В квартире в воздухе постоянно вился пух, который глазом был не виден, но при работе золотом, постоянно прилипал к кистям.
В это время у нас в подъезде было несколько кошек. Летом они были не заметны, выходили гулять на улицу и обитали больше в подвале, где общались с другими кошками. Мы свою кошку не выпускали, была она чистюля, лазание по подвалам было не для неё.
Зимой кошки доставляли жильцам подъезда большие неприятности. Когда хозяева их выпускали на улицу, они думали, что они все свои дела будут делать на улице, но кошки-то домашние, привыкли к теплу. В деревне таких проблем у кошек нет. Так вот эти кошки приучились ходить справлять свои потребности на пятый этаж к нам под двери. Стоило труда заставлять хозяев убирать за ними.
Хозяева кошек постоянно выясняли между собой отношения, никто не хотел убирать за чужой кошкой. Некоторым надоедало, и они избавлялись от кошек. Соседи, чьи коврики облюбовали кошки, что только не делали, чтоб отвадить этих кошек от выбранного ими места. И лили на коврики уксусную эссенцию, и посыпали место рядом хлоркой.
На пятый этаж невозможно было заходить, в квартире нечем стало дышать. Особенно свирепствовала наша соседка, которая работала медсестрой в больнице, она-то и приносила хлорку. Мы все вдруг почувствовали насморк, начал мучить кашель, у кошки на теле появились какие-то язвы. Дочь купила какие-то лекарства, кошку вылечили, с соседкой у нас отношения испортились совсем, особенно со мной.
Меня особенно возмущало использование соседкой хлорки. Когда я работал, в ГО был начальником поста РХН и знаю, как вредна хлорка, поэтому отношения пришлось с соседкой выяснять мне, меня так же возмущало то, что соседка медсестра и должна знать об этом. Соседка женщина своенравная, привыкла к тому, что все соседи побаивались с ней спорить, ведь никто был не застрахован от того, что может попасть в больницу. Одним словом, с тех пор я с ней даже при встрече не здороваюсь, а она со мной. Раньше в деревне из-за кошки с соседями отношения до такой степени не портились, тем более из-за чужой.
Со своей кошкой нам всё равно пришлось расстаться, работать на дому стало невозможно. К дочери в гости приходила подруга с дочкой, которая очень привязалась к нашей кошке и стала упрашивать нас, чтоб мы подарили им нашу кошку. Видя то, что кошка попадёт в надёжные руки, мы согласились. Кошка у них прижилась быстро. Живёт подруга на первом этаже, дочь ходила навещать кошку, говорит, живётся ей у новых хозяев вольготно.
Первый случай в моей жизни, когда так быстро освоилась кошка на новом месте. В деревне кошке везде хорошо, но она привыкает и к хозяевам. В результате у нас в подъезде остались кошки только у тех, кто живёт на первом этаже.
Последней была кошка, жившая на 3-ем этаже. Она оставалась одна, с нижнего этажа кошки не ходили к нам. Правда хозяева делали попытки откреститься от того, что наделала кошка. Сам был свидетелем, до чего были изнежены городские кошки. Как-то пошёл зимой на улицу выбивать палас, выбил, стою, отдыхаю. Смотрю, выходит хозяйка с кошкой, хозяйка пошла в магазин, кошка осталась, села на снег, холодно, стала по очереди трясти ножками, затем мордочкой уткнулась в щель двери, открыла её и шмыгнула в подъезд. Я поднимаюсь к себе на этаж, перед дверью уже тёплая кучка. Но судьба этой кошки не завидная, пришёл как-то к хозяйке сын, был он подвыпивши и не в настроении, кошка подвернулась ему под ногу.
На этом история с кошками ещё не закончилась, жильцам подъезда пришлось столкнуться с ещё одной историей привязанности кошки к своему дому. Случилось это с кошкой жившей на первом этаже. Жили они с хозяйкой вдвоём, хозяйка рано развелась с мужем, одна воспитывала дочь. Дочь выросла, кончила школу, куда-то поступила учиться, там вышла замуж и осталась жить в областном центре. Мать её стала часто болеть, лежать по больницам, чтоб не оставлять кошку одну, попросила она за ней присматривать женщину, которая живёт под нами, вначале она кошку к себе не брала, выводила её гулять и кормила дома. Потом хозяйка кошки решила квартиру продать и уехать жить в областной центр. Однако временно осталась жить на посёлке.
Вот тут-то кошка оказалась перед выбором, и она его сделала - она осталась в нашем доме. Соседка под нами вынуждена была взять её к себе, выходит она гулять, кошка везде неотступно следует за ней, видимо, боится, что останется одна. Похаживать к нам на этаж стала и она, но проблем с уборкой за ней не было, соседка беспрекословно это делала, а мы жители с уважением наблюдаем за этой кошкой, которая покорила нас своей преданностью, и мы прощали ей её слабости. Была она раньше кошкой дикой, чужому погладить себя она не давала, теперь это позволяет делать. Последнее время в нашем подвале появилась ещё пара бездомных кошек, подкармливаем мы их, кто как может. Что кошки, в это время много появилось нищих, особенно детей, которые обычно ходили в выходные дни, когда народ был дома. Сейчас у нас в подъезде живут почти одни пенсионеры, нищие давно сменили свои места, только изредка появляются дети.
История с нашей кошкой закончилась совсем по законам нашего нового времени. Жила она с хозяйкой дружно, но случилось с хозяйкой несчастье, возраст её был приличный, шёл уже 80-ый год, часто стала кружиться голова, и как-то дома она упала, сломала ногу, целую ночь пролежала одна, пока соседи не услыхали крики о помощи. Вызвали скорую помощь, у неё оказался перелом шейки бедра. Ей наложили гипс и на удивление всем жильцам в этот же день её привезли домой, не прописав даже обезболивающих лекарств. Знакомые и родственники её навещали, но через несколько дней она умерла. Кошка за это время очень похудела, бока провалились, хотя соседи её пытались подкармливать. Старая хозяйка кошки тоже заходила к больной соседке, кошка ей даже не давалась гладить себя. Но однажды, говорят, пришла с сумкой и унесла кошку с собой. Как будет развиваться ситуация в дальнейшем, время покажет, но ходят слухи, что её видели около дома.
Однажды поднимаясь по лестнице, я увидел её сидящей на коврике перед дверью квартиры бывшей хозяйки. Была она исхудавшей, вынес я ей молока, она притронулась к нему, сделала только несколько глотков. Выходя следующий раз на улицу, я её уже не видел.
Вот сколько на памяти кошачьих историй, каждая по-своему поучительна. Люди в каком-то смысле как кошки привязываются к тому месту, где долгие годы живут. Я сам крепко привязан невидимыми нитями к тем местам, где прошло моё детство, не забывают эти места и мои односельчане. Было это как в детстве, так и в зрелые годы.
На памяти есть истории, которые и для людей покидающих обжитые места, заканчивались трагически, характерно это для людей пожилых. Далеко ходить за примерами не надо, есть такие примеры и среди наших родственников.
Когда мы переехали в Муром первое время наша старшая дочь жила в селе Бутылицы у тётки жены. Там жили так же две тётки и дядя жены. Ездили мы туда часто, помогали с посадкой и уборкой картофеля сначала старшей тётке, у которой жила маленькой наша дочь, после её смерти помогать мы стали другой тётке.
Ездили мы к ней не один год. Муж тётки не вернулся с войны, замуж второй раз она так и не вышла. Сын у неё вырос, окончил военное училище, и всё время служил вдалеке от матери. Когда вышел на пенсию, квартиру ему дали в Пскове. Ездили мы к тётке долго, с годами здоровье её стало хуже, жить одной в деревне стало трудно.
Местный колхоз приказал долго жить, и здесь постигла землю та же участь, что и везде, её поделили на квадраты, чтоб она зарастала различным сорняком. К старикам, жившим на улице, которая была первая от полей, пришла ещё одна напасть. Во дворы и в погреба жителей стали делать набеги голодные мыши, которые покинули опустевшие поля, за ними в погоню бросились крысы и хорьки, которые поели всех кур, страдала картошка, морковка, кошки перед таким нашествием оказались бессильны и оказались не способными помочь своим хозяевам.
Раньше и тётка держала кур, но всех стариков от этого занятия отучили, по ночам начали свирепствовать двуногие хорьки, которые стали воровать с дворов кур, другой работы в деревне не стало. Что может сделать старушка против этих бугаёв, стукнут по голове, и поминай, как звали. И такие случаи были.
Когда приезжал к тётке сын в отпуск, всегда обещал забрать её к себе, соседи её отговаривали, мы тоже.
Дело было осенью, картошка была выбрана, я привёл ей в порядок огород, дров на зиму у неё запасёно было много. Вся тяжелая работа была сделана, оставалось сходить за водой, в магазин, истопить печку. Но она уже заболела мыслью переехать к сыну. Мы говорили ей, чтоб она вначале съездила к сыну на зиму, и дом продавать не торопилась. Не послушалась нас тётка.
Дом продала и поздней осенью уехала к сыну. Прожила там она не долго, на 8-ое Марта умерла, а в деревне могла бы ещё пожить. Перед смертью она успела написать в деревню подругам письмо, в котором заказывала им не покидать обжитых мест. Есть и другие примеры.
Вспомнилось по этому поводу выступление одного столичного деятеля, который о тяжести жизни пенсионеров в Москве сказал, что, дескать, чего плакаться, ведь сидят пенсионеры на мешке с золотом. Стоит продать квартиру и к их услугам любая квартира в любом городе. Не понимают эти деятели того, что люди на эти квартиры положили всю свою жизнь, и мечтают о том, чтоб именно эти квартиры перешли к детям, внукам, чтоб они жили и помнили о них, а не жили как Иваны, не помнившие родства, не знавшие своих корней.
Я от своих дедов не получил материальных богатств, зато вокруг меня были тогда мои поля, леса, возможность любоваться ими. Теперь всё кругом разрушено, но не ими, дошла очередь и до наших полей и лесов.
Посещая родные места, идешь, бывало, по знакомым тропинкам, смотришь, задумавшись себе под ноги, и какое-то ощущение теплоты окутывает все тело, чувствуешь, что ты приехал домой, это притом, что деревень уже давно нет. И ты, через подошвы ботинок, чувствуешь тепло родной земли, взрастившей тебя на своих заботливых молчаливых руках, только жаль, посещать родные места становится всё труднее и реже.
У нашей власти оказались прагматики, которым такие чувства незнакомы и оказались мы для них лишними в нашей коммунальной России, стали мешаться им под ногами, отвлекая от важного дела повышения их личного благополучия.
Кошка и та прирастает к месту, где она живёт. А здесь люди! Наше поколение особое поколение, которое молодым не понять. Всё наше богатство, которое мы нажили за свою жизнь, сводится к нашим квартирам, на которые косо поглядывает как криминал, так и власть, сколько людей за их счёт улучшило свои жилищные условия. Сам я с 14-и лет мотался по квартирам, только в 31 год получил квартиру. Квартирный вопрос всегда был острым и для большинства жителей, но он решался, конечно, не такими темпами как бы хотелось. Сейчас он для наших детей не решается совсем.
В советское время проблемы работы и жилья были взаимосвязаны, таким образом воспитывались патриоты своей Малой Родины, да и большой тоже, только такие люди были способны на подвиг, современные же перекати-поле такого чувства лишены, так и кажется, что делается это специально - что взять с наёмного работника.
Сейчас власть мечтает о том, чтобы сделать неплатёжеспособными хозяев приглянувшихся им квартир. Но их нельзя выкинуть на улицу, - какая забота и милосердие, а для этого надо иметь другое жильё, похуже, куда бы можно было выселять жильцов. Вот денно и нощно по всей России и пишутся на эту тему законы. - Зачем для народа строить новые дома?
О населении новые русские и не думают, им нужны только рабы для обслуживания их прихотей, говорят, что для этого им хватит и 70-и миллионов, а остальные обречены на умирание. В связи с разразившимся мировым финансовым кризисом, говорят уже и о 50-и миллионах, - приходится сокращать свои потребности нашим работодателям.
Один из новейших представителей их, есть и среди моих знакомых, который вырос на моих глазах, не будем выяснять кто, не суть важно, он так и сказал, что нам, то есть им, для обслуживания надо, чтоб в России было 70 миллионов человек.
Вот в таких-то головах и рождаются завиральные идеи о реформах и её целях, каков результат этих реформ мы испытали на себе и продолжаем испытывать. Эти люди приближены к власти, дверь в её кабинеты открывают ногой, и влияют на принятие важных государственных решений, что очень опасно. Ещё неизвестно чьи планы реализует наш президент и правительство?
На век наших законодателей хватит работы по распределению жилья построенного в советское время, можно заняться и написанием программ по обеспечению каждой семьи квартирой.
Речь всё идёт о 2020-ом годе, чем понравился нашим мечтателям этот год, не знаю, но точно знаю, что к 2020-ому году мы все старики вымрем и проблема обеспечения каждой семьи жильём решится сама собой, только надо регулировать рождаемость, - как бы не родилось детей больше, чем надо, а то на всех квартир не хватит.
Возможно наших внуков ждёт ещё и проблема стерилизации населения. Вот такая радостная перспектива ожидает население обновлённой России, будет не жизнь, а сплошное удовольствие, детей же будут выращивать в пробирках. Такое поколение больше всего будет подходить на роль наёмного работника.
Это не абстрактные мои размышления и фантазии в стиле писателя-фантаста Беляева, это явление нашей русской жизни, достигшей сейчас своего апогея, зародыши которого усматривались и замечались мной давно.
![Безмолвие (Кошка) [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/koschka/koshka.jpg)