Родился я в деревне за год до войны. Впечатления первых лет жизни у меня, естественно, отсутствуют. Но один эпизод из раннего детства всё-таки застрял у меня в памяти.
Это раннее детство, когда я ещё и не ходил. Вспоминаю себя совсем маленьким, комната, почти в её центре стоит моя кроватка, которая сверху накрыта белым прозрачным покрывалом, через это покрывало я вижу окна, задернутые тоже прозрачными занавесками. Считать я в то время, конечно, не умел, но в памяти, до сих пор стоит стена и три окна, через которые в комнату подал свет. На улице за окном ясный солнечный день, в комнате было тоже светло. Тихо. Время года было неизвестно.
В это время родители часто меняли место жительства. Первое время, когда ещё живы были родители, этот маленький эпизод из моей жизни мне совсем не приходил на память, проявляться он стал позднее, это были временные явления. Так что узнать о том, где это происходило, мне после было не у кого. Мать умерла, когда мне ещё не было 14-и лет, после того как мне исполнилось 14 лет, дома я уже не жил.
Вот это были мои первые неясные впечатления о природе, которая была за окном. То есть я в первый раз почувствовал, что за окном существовал другой, неведомый мне мир, мне и предстояло в дальнейшем с ним познакомиться, знакомство это с новым, до сих пор неизвестным, всегда вызывало во мне огромный интерес, который не пропал до сих пор.
Первое знакомство с окружающей меня действительностью было со стороны чувств, эмоций, эти первые впечатления повлияли на всю мою жизнь, помню я их до сих пор.
Мне повезло с тем, что вначале мне пришлось познакомиться с деревенской жизнью. Это особый уклад жизни, жизнь человека у всех на виду, как на ладони и люди ничего не скрывали друг от друга. И в то же время у каждого была своя жизнь, никто ни к кому не лез в душу, но были свои неписаные законы, которые все уважали.
Коллективизм в нас входил с детства, и никто его нам не вбивал в голову. У нас, у детей, была своя среда. Во время войны мы были представлены сами себе, родителям было не до нас, все работали для фронта и мы помогали своим родителям, чем могли.
В нашей местности деревни в основном были небольшие, состоящие из одной улицы, количество домов ограничивалось 3-я или 4-я десятками. Деревни располагались друг от друга близко, общались между собой только пешим ходом но, надо заметить, почти во всех соседних деревнях знали друг друга. Жили очень дружно, хотя иногда бывали междоусобные бои, но они как-то скоро забывались.
В полях, лесах было много птиц, пенье которых сопровождало сельского жителя всё лето. На наших полях тогда вызревала гречиха, освежая все окрестности во время цветения волшебным ароматом, который в тебя, как будто, вливал силы, что говорить о том, когда ты его употреблял внутрь.
После того, как не стало на деревне скотины, поля стали удобряться химическими удобрениями, снизился урожай, не стало разных букашек, попали пчёлы, не стала родиться и гречиха.
Пустыми стали поля, перестали у тебя наl головой петь свои песни жаворонки, пропали и тетерева, ушёл человек из этих мест, и эти места в плен забрало безмолвие.
От бывшей центральной усадьбы совхоза до нашей деревни нет ни одного засаженного чем-то поля. Местные бабушки говорят, что у них где-то один "предприниматель" засеял целое поле, чем бы вы думали, - кабачками!
Наши леса в то время были похожи на парковые зоны, порядок в лесу поддерживало всё население. Лесник был в деревне уважаемой фигурой, значение его в те годы было велико, во время войны у него даже была бронь, его не брали на войну.
Богаты были окрайки лесов тетеревами, которые весной, как только сойдёт снег, токовать стали с раннего утра, под песни тетеревов прошли мои дороги моей молодости, бывало, ради них приходил я в деревню. Встречался я с ними и зимой, когда приезжал в деревню в зимние каникулы, любил я на лыжах объезжать знакомые места.
Особенно любили эти птицы прятаться в ложбинах, куда ветром наметало много свежего мягкого снега. Бывало, едешь, а у тебя из-под лыж, как ракеты, вздымаются вверх эти красивые мощные птицы. Встречались в наших местах и глухари.
Была в нашей деревне и начальная школа, в неё дети ходили только из двух деревень, учились в две смены, столько было детей, и почти у них у всех не было отцов. Особенность этой школы была в том, что учитель одновременно вёл урок сразу 4-ём классам.
В каждой деревне был скотный двор и конюшня, в нашей деревне Барское-Рыкино располагались они в разных концах деревни.
В деревне Удельное-Рыкино скотный двор состоял из множества помещений, в то время на скотном дворе были коровы, овцы, свиньи. Рядом со скотным двором обычно находился пруд, где плавали утки, гуси, по берегу бегали куры. Это сейчас птица постоянно находится в помещении.
В крупных населённых пунктах всегда находился маслозавод.
Поля удобрялись органическими удобрениями, недостатка в которых не было, нужны были только рабочие руки, а после войны их не хватало. И о парадокс, с появление сельскохозяйственной техники сельский житель должен был бы воспрянуть духом, а получилось наоборот, народ из деревень начал разъезжаться.
В окрестности крупных населённых пунктов и деревни были крупнее. Сеть деревень покрывало всю территорию района. С одной стороны района протекала река Клязьма, основные населённые пункты располагались на высоком берегу реки. Весь высокий берег реки изрыт оврагами, которые весной несли свои воды в реку Клязьму, которая пополняла воды реки Оки и Волги. Так получилось по жизни, мне пришлось осваивать берега именно этих трёх лет.
По берегам оврагов и рек располагались населённые пункты. По берегам оврагов деревни были мелкие, на берегах рек были города и крупные посёлки.
Другой характерной чертой нашей местности являются поля, небольшие, изрезанные оврагами. Одним словом эта местность хорошо иллюстрирует пересечённую местность. Характерной чертой этой местности является отсутствие сильных ветров, что благотворно сказывалось на занятии сельским хозяйством. Поля наши славились посевами льна, промышленность ткацкими предприятиями, которые практически равномерно были расположены по всей территории района. Проблем с работой в районе не было, сельские жители занимались разнообразным трудом, совмещая работу на предприятиях с сельскохозяйственными работами.
Территорию района пересекали две трассы - железная дорога Москва - Нижний Новгород и автомобильная дорога. На территории района эти дороги пересекались.
Ткацким предприятиям обеспечить население работой помогала железная дорога. Вокруг этих артерий также располагались населённые пункты. Дед мой по матери был железнодорожным мастером. Отец годы своей трудовой деятельности связал с ткацким производством, мать работала на швейных предприятиях.
Вся эта инфраструктура района зародилась ещё в царской России, в советское время все эти отрасли только бурно развивались.
Дед мой, отец матери, Терентий Никитин, человеком по тем временам был образованным, проработал всю жизнь на железной дороге железнодорожным мастером, по всей видимости, работал, как сейчас говорят, по графику. Умер он в 1940-ом году, когда моя мать была в роддоме.
Жил дед вначале на хуторе между двух деревень, Удельное-Рыкино и Барское- Рыкино, расположенных очень близко друг к другу. Позднее, я пытался найти место, где стоял дом деда, но от него ничего не осталось, по всей видимости, это место заросло лесом, но остался заметным небольшой прудик, вырытый дедом в овражке, на берегу которого и стоял дом. Ходил, будучи взрослым, в эти места я за грибами, в то время поле уже заросло березняком.
Хутор деда располагался рядом с лесом и дорогой, ведущей на железнодорожную станцию, на берегу овражка, который упирался в лес. Похоже, деду достался этот хутор от своего отца, который был крестьянином. О нем я из рассказов почти ничего не помню. Запомнилось то, что он был недюжинной физической силы. Говорили, что однажды, вез он сено, и в гору лошадь не смогла въехать. Он распряг лошадь, взял в руки оглобли, ввез воз, затем запряг снова лошадь и поехал дальше.
У деда с бабкой Анной была большая семья, которая состояла из 12 детей. Чтоб прокормить семью, дед в свободное время от основной работы, занимался сельским хозяйством. Дети, пока не выросли, помогали ему в этом. Пятеро из детей умерли, будучи уже достаточно взрослыми, некоторым было около 20-и лет, после эпидемии скарлатины. Было это незадолго до войны.
В живых остались пятеро братьев и две сестры. Четверо из братьев пошли по стопам деда, все работали на железной дороге. Дядя Саша некоторое время работал на строительстве железной дороги в Китае, за что имел правительственные награды. Жил он в городе Коврове. Другие братья так же работали на Горьковской железной дороге. Один работал в Павлово-Посаде, второй - на станции Мстера, третий - на станции Чулково.
Один из братьев, дядя Коля, старший из братьев, в раннем возрасте уехал в Москву, получил там образование, много лет проработал бухгалтером, где, конкретно, сказать не могу.
Последние годы, перед пенсией, работал главным бухгалтером в министерстве, по-моему, легкой промышленности, под руководством Косыгина. Жил в Москве, имел обычную двух комнатную квартиру в районе метро Текстильщики, вырастил троих дочерей. Одна из дочерей погибла при аварии на нефтеперегонном заводе в Москве.
Дядя жил скромно, ни дач, ни машин не имел. Единственно, чем пользовался, так это часто выезжал с работниками министерства на курорты. Я у него видел много фотографий, где он сидит в центре рядом с Косыгиным. А так была работа с утра до вечера без выходных.
Был он человеком очень образованным, любил литературу. Когда вышел на пенсию, вставал рано, делал зарядку, затем почти весь день переплетал литературные журналы, подписка на которые у него сохранилась с момента их организации. Не было нескольких номеров, которые не дошли во время войны.
Первый раз приехал я в Москву, когда мне было лет 18, как к ним доехать дядя описал в письме. Дом их находился рядом с метро 'Текстильщики', которого тогда ещё не было, была остановка пригородного поезда, идущего с Курского вокзала. Нашел квартиру, где они жили, быстро.
Дядя не работал, по-моему, был выходной. Отдохнув, повезли меня дядя с тетей показывать Москву, столицу нашей Родины, как тогда говорили. И это действительно было так, столица с радушием встречала приезжающих, человек чувствовал в ней себя свободно.
В это время в Москве проходила какая-то международная выставка, вначале дядя и повез меня туда. Первый раз я познакомился и с метро, дядя дал мне 5 копеек на проезд, сам же в отдельный проход прошел по удостоверению, я заметил, что это была небольшая красная книжечка. А ведь мог он меня провести с собой!
Перед входом на выставку он купил мне билет, сам прошел по удостоверению, это была промышленная выставка, посещение же Третьяковской галереи запомнилось надолго. Позднее, несколько раз приезжал я сюда один. Был дядя человеком добрым, спокойным, улыбчивым.
Запомнилась мне и моя последняя поездка в Москву в 2001-ои году. Впечатление осталось у меня от этой поездки удручающее, русских надписей на улицах не стало, ходил и ездил я по Москве и чувствовал себя бедным родственником, остановиться было негде.
Вокзал производил мрачное впечатление, за мешками и тюками не видно было Москвы, хотелось быстрее покинуть столицу, билеты были дорогие, я ещё работал, но не мог себе позволить их купить, экономил деньги, чтоб сделать операцию на первом глазу. К моему мрачному настроению прибавлялось и то, что я плохо видел, столица была, как в тумане.
Умер дядя 79-и лет, похоронен на Немецком кладбище рядом с дочерью, погибшей во время аварии на заводе. Я был на похоронах, с места его работы никого уже не было. Были только с работы Виктора, мужа Тамары, дочери дяди. Врачи дяде пророчили жить только до 20-и лет, он болен был с детства сахарным диабетом, тогда болезнь была мало изучена. Он очень следил за своим здоровьем, изъездил всю Москву на велосипеде. Часто летом приезжал в деревню, где гостили дочери.
Когда дед Терентий вышел на пенсию, оставшиеся в живых дети, разъехались, хозяйство на хуторе им с бабушкой вести стало трудно. Он попросился в колхоз, в который входили две деревни. Ему разрешили, он перевёз дом в деревню Удельное-Рыкино.
После переезда избрали его председателем колхоза, где он и проработал до самой смерти. А умер он в то время, когда родился я, мать находилась ещё в роддоме. Отец не знал, как сообщить об этом матери. В то время мы жили на квартире в селе Лукново, здесь я и родился.
Мне могут сказать, что, дескать, обещано раскрыть секреты погоды, а нам рассказывают про семейные секреты.
Смысл же моего повествования заключается в том, что я хочу показать, как человеческая деятельность была органически переплетена с природными условиями, в результате чего выигрывали и люди, и природа от этого только радовала человека. Человек хоть и жил в глубинке, не замыкался в себе, коллективность тогда была характерной чертой жизни.
Эта черта не навязывалась человеку, наоборот, вся организации труда и отдыха подстраивалась под эту черту. Да, люди сами для себя всё делали. Была у нас тогда демократия!
Долго об этой демократии у нас в деревне напоминал столб в центре деревни, на который был подвешен кусок рельса, с помощью этого нехитрого инструмента народ созывался на деревенское вече.
Хотя некоторые сейчас утверждают, что тогда был тоталитарный режим, а демократия стала только сейчас!
Большевики ничего не разрушили в этом образе жизни. Бюрократия тогда была минимальной и всегда их деятельность была на виду трудового человека.
Деревня того времени была единым живым организмом, которая дожила до 70-ых годов.
В годы войны после переезда семьи в деревню, стала мать заниматься сельским хозяйством, последние годы она работала дояркой и на этом посту покинула нас. Фермы были разрушены, мужчины у нас в деревне почти все остались на войне, крыши у фермы были худые, окна были разбиты, ветер гулял под крышей. Корм коровам приходилось разносить вручную, работа тяжелая, приходилось работать с открытой головой, простудилась, больная ходила на работу, заменить было некем.
За свою жизнь мне пришлось сменить много мест, но в основном это были места расположенные в Вязниковском районе Владимирской области. Места эти славятся своей красотой и количеством героев Советского Союза.
С годами получилось так, что я побывал почти во всех населённых пунктах Вязниковского района. Молодёжь сейчас стала не такая любознательная. Пришлось мне осенью побывать на родине, деревень моих давно уже нет, и молодые ребята даже не знают, что за населённые пункты были рядом с их местожительством.
Однако надо заметить не вся такая молодёжь, в Интернете пришлось мне познакомиться с ребятами, живущими далеко от своей Родины, но очень интересующими историей местности, где они появились на свет. Был очень такому знакомству, и мы нашли даже с ними общих знакомых.
Вязниковский район по количеству Героев Советского Союза занимал первое место в стране.
Дом может быть в любом месте, где есть крыша над головой, Родина же одна и находится только в одном месте, хотя в своей памяти мы держим её всегда, где бы мы ни находились. Для солдат ушедших на войну, в первую очередь, деревня была родиной, где жили их семьи, за них они и отдали свои жизни.
Здесь нельзя обойтись несколькими фразами о деревне, которая для меня была всегда живым организмом, и которая в те времена представляла уникальное явление гармоничного соединения человека и природы. Понятие дома, родины неразрывно связано с той местностью, где ты провел свое детство, отрочество, представлявшей собой продолжение родительского дома, являясь своеобразной средой обитания не только для тебя, но и жителей деревни, твоих односельчан, соседей, сделавшимися тебе роднёй в прямом смысле этого слова.
Сейчас ещё пока душа отдыхает в лесу, только он возвращает тебе чувство дома. Ты рвёшься туда как на встречу со своей молодостью, когда мы видели над собой чистое мирное небо с ласточками и стрижами в вышине, окружали нас тогда богатые и чистые леса, колосившиеся поля и цветущие луга с пасущими на них стадами. Вдали же, всегда тебя ждала родная твоя деревня, твой дом, который принимал тебя любого, давал тебе покой и сон, что в любое время является большим дефицитом. Теперь голова занята совсем другими проблемами и, далеко, не утешительными.
Вспоминаю своё голодное военное детство, лес тогда был для нас единственным кормильцем, как и сейчас. Жаль только вот, грибы многим из нас сейчас употреблять нельзя по состоянию здоровья, но куда денешься, употребляем. Тогда, на всех дорогах и тропинках, которые бережно относились к нашим детским беззащитным голым пяткам, чувствовали мы себя хозяевами. Это была наша родная земля, которую защищали наши деды, отцы и старшие братья, чего нельзя сказать сейчас. Теперь эта земля отдана на разграбление, и мы не смогли её защитить.
Сельские дороги, с сопровождающими их тропинками, и овраги находились в тесном единстве, переплетаясь, друг с другом, как нежные влюбленные. Ласковые тропинки, выбитые детскими мягкими пятками, изгибаясь и петляя, терялись в девственной тишине оврагов, которые, как материнское чрево, укрывали в годы войны невинные детские души, стремящиеся затеряться в зарослях кустов орешника с цветами ландышей вокруг, освежающими и наполняющими своим ароматом эти, пока ещё нетронутые, дебри, с сочной ароматной травой на тенистом дне, сохраняющем прохладу журчащих ручьев от ярких солнечных лучей теплого летнего солнца. Солнечные же склоны одаривали нас облюбованной их земляникой, украшавшей склоны ковром белых цветов и огнем спелых душистых ягод.
Обе артерии, дороги и реки, питающая одна народом, другая водами, как кровеносные сосуды пронизали всю Россию. Всё, что надо влаги для деревни, оставалось в её прудах и оврагах, полях и лесах, остальное же бескорыстно питает реки и озёра, моря и океаны.
Зимой снега, весной вода, этот круговорот в природе, как вечный двигатель, гнал живительную влагу по своим артериям, вокруг которых, как оазисы в пустыне, раскинулись островки человеческой жизни.
Вся моя жизнь связана с этими тропинками, дорогами, оврагами и реками, по мере взросления, я осваивал все новые пространства и берега, вплоть до самой Волги, а жить остановился на берегах Оки.
Осваивать эти места приходилось мне одному, как и всем моим друзьям, каждый выбирал себе дорогу сам. Как будто завещал мне освоение новых брегов мой дед, который меня так и не увидел, живший у самых истоков этих рек, терявшихся в лесах, рядом с его хутором и деревней. Есть у этих рек и другие истоки, но это и другие люди, и другие истории. Наверное, тяга к этим местам заложена в меня с генами моих предков. Пока еще свежа память, решил оставить об этих местах свои воспоминания, может быть, используются мои записи и возродятся деревни заново и названия этих деревень появятся опять на картах.
Шли годы, мы взрослели, сменялись зимы и вёсны, и всё продолжалось с начала, пока не накрыла всё это пространство тупая бездушная борозда, проведённая железным плугом цивилизации, да захватила всё это пространство агрессивная полынь, наполняя окрестное пространство своим горьким привкусом.
Под останками оказалась погребённой моя первая школа и моя первая дорога в жизнь, пустырь накрыл их своим покрывалом, так и хочется думать, что это всё временно, распахнётся оно и деревня встанет перед взором как живая. Эту дорогу в жизнь из деревни выбрал я один.
В этой жизни я оказываюсь гонцом, за которым рушатся мосты и деревни, дороги зарастают бурьяном. Эти разрушения приближаются ко мне всё ближе и ближе, наступая на пятки, я уже слышу шум рушащих домов и деревень, - это гибнет уже наша Большая Родина.
Помню, с какой горечью и скорбью провожал я в детстве умерших стариков и семьи, которые покидали деревню, как будто от сердца отрывалось что-то родное, чутким детским нутром предчувствовал я гибель деревни, и вот это событие свершилось.
Полынь стала господствующей 'культурой' на огромных российских просторах. Теперь уже другая музыка стала звучать в душе, - музыка Бетховена, неоконченная симфония Шуберта.
Как крупные реки начинаются с оврагов, своих истоков, затерявшихся в глухих лесах, так и Россия начиналась и процветала своими деревнями с их трудолюбивым талантливым народом, вынесшим на своих плечах не одну войну. Весь облик деревень говорил о богатой истории, уходящей в века древности. Последняя же война оказалась для них непосильной, выстояв и победив, они погибли сами. Не спас людской поток, направляемый из городов, в противовес потоку, уносившему жизненные силы из деревни.
С гибелью деревень мы потеряли человека земледельца, остались только динозавры, доживающие свой век в каменном мешке, пренебрежительно именуемым теперь "хрущёвкой", если повезло адаптироваться в городе. Приходится только с тоской наблюдать обрушивающиеся на городского жителя проблемы, в деревне человек никогда не пасовал перед ними. Все мы вышли из деревни и не стыдимся этого.
Когда я менял место жительства, то всегда я начинал своё знакомство с новым местом с поездок на велосипеде по окрестностям.
Мои воспоминания сегодняшней молодёжи, наверное, непонятны, для нас это воспоминания, ностальгия, для страны это история, которая сейчас настойчиво выравнивается плугом бульдозера, чтоб ни бугорка не осталось от нашего проклятого социалистического прошлого, чтоб нам не хватило денег на скромное надгробие на нашей могилке.
Пришлось мне увидеть современные дороги, ведущие к моей деревне такими, какими они не были даже во время войны, когда все окрестные леса были заняты войсками. Танков тогда было достаточно, но дороги оставались не разбитыми и поля не помятыми. Тогда берегли каждый квадратный метр земли, окрестный пейзаж многие годы оставался неизменным, внушая человеку незыбленность его завоеваний.
Дорога, ведущая к моей деревне, называлась Аракчеевкой. Внутри каждой берёзовой аллеи были глубокие колеи от колес большегрузных тракторов, поросшие полынью выше человеческого роста.
Тракторов сейчас в деревне уже нет, но колеи остались до сих пор, глина до сих пор хранит слепки их следов.
С нависших веток соседних деревьев на голову кидались какие-то насекомые, каких в этих лесах раньше не было. Ими оказались крупные клещи, которых население окрестило - лосиные. Хорошо, что они были крупные и легко обнаруживались, не успев спрятаться в волосах и напиться крови. Выяснилось, что сидят они на ветках и ждут табун коров. Когда не стало моей деревни, в её окрестности стали гонять пастись скот с бывшей центральной усадьбы совхоза.
Сейчас даже клещи покинули наши места, где они нашли новое пристанище для себя, не знаю?
Необъятные наши просторы стали теперь беззащитны перед опустившейся на нас темной силой, уничтожающей на своём пути остатки следов человека на земле, агрессивная молодая поросль отвоёвывает и захватывает всё вокруг. На наших глазах разворачивается вечная борьба природы и человека. Весь остальной мир теперь дышит кислородом, выделяемым полынь-травой, покрывшей пепелища наших русских деревень.
Наблюдается прямая связь между изменением климата и гибелью деревень и запустением полей.
С таким выводом я столкнулся давно, когда отец у меня ещё жил в нашей деревне Барское-Рыкино. Мы с сестрой давно деревню покинули, отцу свои 25 соток стало обрабатывать трудно, да, и количество овощей для него с новой женой надо было меньше.
Отец решил отказаться от 10-и соток, сокративши участок под траву и картошку.
Не ускользнуло от внимания следующее наблюдение: картофельный участок стал быстро заболачиваться, видимо, когда его копали, весенняя влага выветривалась, и он оставался сухим, просыхая под солнцем от весенней влаги.
Участок под траву так же начал зарастать сорняком и березкой, становился более сырым, а в воздух, наоборот, стало меньше попадать влаги. Солнце не могло проникнуть вглубь через высокую траву, прогревать грунт и испарять лишнюю влагу.
Здесь наблюдается аналогичная картина, как и с перекапываемой почвой, по всей видимости, когда траву скашивали, солнце так же могло прогревать землю, и влага из земли испарялась, да, и когда сохло сено, повышалась влажность воздуха.
В народе по этому поводу существует даже поверье, гласящее о том, что дождь идёт, не когда его просят, а когда косят.
Во взаимоотношениях между человеком и природой просматривается давно закономерность, которую человек начал использовать с незапамятных времён.
Как только сошёл снег, от яркого весеннего солнца, начинает испаряться влага с полей, лугов и лесов. Образуются облака, которые, набрав силу, выливаются дождём. Влагой глубоко пропитывается земля, прочистив поры, верхний слой начинает просыхать..
Когда почва просохнет и можно в поле заезжать технике, земледелец начинает пахать. Солнце подсушивает верхний слой почвы. Опять появляются облака, на землю выливаются потоки воды, поливая всходы.
На лугах начинает расти трава, подходит время её косить. Раньше сенокосные угодья были сравнимы с размерами пахотных земель. Трава выкашивалась буквально везде, большие площади убирались колхозами и совхозами, остальные выкашивали сельские жители, для косы которых были доступны даже пятачки травы, расположенные в устьях оврагов. Скошенная трава, обнажённые луга и давали пищу для летних дождей.
В лесах и на краях полей всё лето траву поедал скот, пейзаж годами оставался неизменным, так как скотина поедала молодую поросль.
Когда на большей части площадей трава была убрана в стога, и земля отдала свою последнюю влагу, устанавливалась ясная солнечная погода, как по заказу, так как вскоре необходимо надо было убирать зерновые, для созревания которых необходима ясная погода.
Когда были убраны зерновые, поля перепахивались, и опять появлялись местные непродолжительные дожди, которые были необходимы для полива уже посаженных к этому времени озимых. В лесу после дождей появлялись грибы, которые, освободившееся к этому времени деревенское население, начинало заготавливать на зиму.
Потом приходит время выбирать картофель, поля начинает подставлять солнцу свои нижние слои, и опять дожди. Здесь они не всегда бывают полезны, и мешать уборке картофеля, но с другой стороны, землю надо поглубже пролить перед зимними морозами.
Территория страны нашей была большая, времена года наступали со смещением.
Зимой были морозы и солнце было не то, облака заносились к нам из соседних тёплых областей, которые над нами превращались в снег, недостатка снега зимой не было, его, можно сказать, даже было лишку..
Таким образом, в течение всего летнего сезона над всей территорией страны образуется свой микроклимат, такой необходимый нашему земледельцу и так обиженному природой коротким летом.
Народ наш с древних времён приспособился к погоде, сельский человек был наблюдательный, все наблюдения передавались от поколения к поколению. Таким образом, велся своеобразный сельский календарь.
В этом микроклимате скрыта великая целесообразность, покрывающая всю нашу территорию облачность, защищала нас от разрушительных заокеанских циклонов.
А если учесть большие размеры нашей страны, эта облачность защищает всю нашу территорию круглый сельскохозяйственный сезон.
Веками вырабатывалось разумное равновесие между природой и человеком, и я, думаю, 70 миллионов человек российского населения это равновесие не в состоянии будет обеспечить. До этого размера хотят наши новые хозяева довести поголовье нашей страны.
Крупные города только усугубляют экологическое противостояние человека и природы, которая просто не в состоянии переработать результат жизнедеятельности человека, да, в городе меняются нравы и человека, который лучше не становится.
В одном из приездов на родину, решил я пройтись по знакомым местам, в лесу была кругом высоченная трава и полным полно комаров, что как раз и подтверждает точку зрения о заболачивании почвы.
Последнее время взору открывается совсем неприглядная картина, говорящая о развале, о потере своего хозяина, не в силах нашего предпринимателя изменить положение. Единение человека с природой не входит в его планы!
В сельской местности дорог совсем не стало, не то, что на велосипеде, пешком стало невозможно пройти, угадываются только следы заблудившихся машин, и те сорняк старается скрыть от попавших сюда по ошибке ног пешехода, скрывая их от взора под волнами падающих грив сорняка.
Колдобины да ямы украшают когда-то торную дорогу, захватив себе владения на всё лето, даже в сухое время года в глубине этого бурелома хранится сырая непогода, которая так и ждёт случая, чтоб вырваться на свободу.
Правда, теперь у меня всегда стоит перед глазами другая дорога, асфальт к моим деревням, которых давно нет.
История этой дороги просто замечательная. Деревни наши умирать начали давно, отца из деревни на центральную усадьбу совхоза я перевёз в 1976-ом году, в деревне на тот момент оставалось 3 дома, в зиму перед этим отец с женой оставались одни.
В районе наших деревень совхоз устроил летнее пастбище для коров. Вначале коров сюда гоняли каждый день, но коровки-марафонцы, видно, стали меньше доить. Руководство совхоза приняло решение держать здесь коров всё лето, то есть устроили летний лагерь. Дойка к этому времени стала машинная, чтоб возить сюда доильные аппараты и доярок совхоз провёл сюда асфальт. Электрические столбы были ещё живы, устроили наш деревенский колодец, поставили электронасос. Вода у нас была замечательная, такого колодца, как у нас в деревне, я не встречал нигде.
Не долго просуществовало это летнее пастбище! - Началась перестройка. По нашей местности как будто прошёл Мамай, окрестный пейзаж стал неузнаваем.
Как памятник Советской власти остался здесь только асфальт. Электрические столбы пропали, похоже, давно.
Вспоминаю, какая радость была у жителей деревни, когда провели нам электрический свет. В это время я уже в деревню приходил только в гости. Пока учился в школе-семилетке, зимой учить уроки приходилось с керосиновой лампой.
Пишу эти строки, а из динамика приёмника льются победные речи про строительство комплекса в Сочи, за окном только что закончилась пурга, говорят, которая побила рекорд за последние сто лет наблюдений. Мы уж думали, что Новый 2010-ый год будем встречать без снега!
Так и не удалось мне хоть посидеть на бережку оврага, что был невдалеке от нашего дома, с этих горок на лыжах мы катались с друзьями всю зиму.
Сейчас здесь кругом бурьян, непроходимые заросли которого, стали охранять покой нашей Малой Родины. Попытка пройтись по знакомым местам около деревни окончились для меня неудачей, бурьян надёжно охранял свои владения.
Пишу эти строки, а из динамика приёмника льются победные речи о строительстве комплекса в Сочи, за окном только что закончилась пурга, говорят, которая побила рекорд за последние сто лет наблюдений. Мы уж думали, что Новый 2010-ый год будем встречать без снега
В жаркое лето 2010-ого года, хранитель владений моей молодости, бурьян, сыграл, наверное, в судьбе моих родных мест роковую роль, уничтожив последние признаки моей Малой Родины!
Не в этом ли запустении секрет изменения погоды, последнее время воздух весной и летом стал на много суше, а температура выше. Влажный воздух стал к нам проступать только с мощными циклонами, которые разогнать трудно, местная же подпитка влажности стала ничтожна и не может воспрепятствовать распространению этих циклонов.
Как страна стала доступна проникновению в неё мировой преступности и других прелестей цивилизации, так и в вышине над нами постоянно свирепствуют океанские заморские циклоны, являющиеся своеобразным метеорологическим оружием против России, и её огромные масштабы уже не спасают от этого бедствия. На этих просторах так же стали зарождаться ураганы, имеющие уже и русские имена, которые наводят ужас на всё американское побережье.
Вот такое обоюдное взаимодействие стало наблюдаться между нашими континентами. На наших глазах культурные участки начинают дичать, здесь, само собой, напрашивается аналогия и с человеческим обществом.
Какой раз над Россией дуют чужие ветры, но так далеко они никогда ещё не заходили. Циклоны эти носят разрушительный характер, наивно от них ждать пользы нашему земледельцу, враждебность их проявляется во всём. Свои-то дожди были ласковыми и тёплыми, длились они недолго, после них солнце было ярким и успевало, и нагреть и просушить почву, оросить растительность, которая как бы возрождалась к жизни заново, радуя душу и взгляд земледельца.
Как мать журит своего ребёнка, иногда гремели и грозы, после них воздух наполнялся озоном, дышать становилось легко, и ноги сами просились обмыться теплой водой луж, заполняющих все ямки и неровности лужаек. Крупные водоёмы, которые к этому времени успевали обмелеть, заполнялись мягкой водой, пригодной и для полива грядок, и, после того, как она отстоится, для мытья в бане.
Сейчас мы наблюдаем совсем другую картину, которая остро ощущается везде, когда места, давно тобой не посещаемые, при посещении становятся просто неузнаваемыми и мне выросшему в лесах, умеющему ориентироваться в незнакомой обстановке, иногда это сделать становится трудно. Когда-то плодородные поля теперь заняли дикие леса, добраться до которых стоит большого труда. Вокруг этих диких лесов, стали неузнаваемы и поля, по которым невозможно пройти даже пешком, дороги, по которым денно и нощно в любую погоду сновали трактора и машины, скрывает сегодня сорняк, и угадываются они только по колеям.
Заросли поля каким-то новым сорняком, стал преобладать один сорняк и на каждом поле свой. На поля стали наступать заросли борщевика, в некоторых местах они вплотную приблизились к жилищу человека. К осени издали эти растения напоминает солдат, идущих в атаку, особенно такое впечатление усиливалось утром, когда ещё не совсем рассвело. В некоторых местах это растение было готово вступить прямо на трассу, забытых богом российских дорог.
Раньше такого не было, произрастали тогда в соседстве разные травы, сейчас произошла какая-то мутация сорняка, стал он очень и больших размеров. И, немудрено, так как травы не скашиваются, поля не пашутся, всё отдано на откуп матушке-природе, которая на российских полях отрабатывает свои волчьи законы.
Это мы наблюдаем и вокруг себя, живёт и тянется к солнцу теперь одна шпана, рэкетиры и разное мелкое жульё и ворьё, добровольные помощники власти, некоторые из них превратились в настоящих монстров, и вершат нашими судьбами. Не зря мелкое хулиганство, а именно оно направлено против населения, всегда остаётся безнаказанным, законы и власть не хотят защищать копеечный ущерб пострадавших, у которых отбирается последнее. Посадишь эту свору, а их надо кормить, они занимают место в тюрьме, которого и так не хватает для своих врагов.
И над всей этой картиной запустения в вышине грозное синее ясное небо и солнце, нещадно жгущее своими палящими лучами всё вокруг, сорняк же, чтоб спастись от его лучей, сбивается в кучу, организуя непроходимые заросли, в тени которых ни для чего другого жизни нет. Эта картина наглядно показывает на то, что и в человеческом обществе творится что-то неладное. Вспоминая эти места и видя то, что творится здесь сейчас, невольно в голове возникает мысль о том, что, не в чернобыльской ли зоне мы живем, и что об этом нам просто не говорят.
Чтоб как-то сгладить эту мрачную картину, на входе в эту зону, на месте где когда-то был летний пионерский лагерь, вырос женский монастырь, хозяйство которого постоянно расширяется. Женская фигура в длинном до земли чёрном платье очень гармонично вписалась в окружающий мрачный пейзаж.
При каждой экскурсии в данную зону так и кажется что это путешествие в далёкое прошлое, в котором ещё никого нет из ныне живущих. Да, и, как правило, когда идёшь по диким зарослям, окружает тебя одно безмолвие, в котором места живому человеку нет, и чувство тобой от этого овладевает жуткое. - Сгинуть здесь ничего не стоит и от полей такая опасность исходит выше, чем от леса, где хоть иногда ступает нога грибника. Летом ещё не так страшно, ощущение это обостряется глубокой осенью в ненастную погоду, когда ты рыщешь по лесам в поисках серушек и зеленушек.
При возвращении же в "цивилизацию" ты долго ещё не можешь избавиться от этого чувства. - А ведь я помню эти места полными жизни! Жаль, что этого не испытали наши современные политические деятели, которых ты видишь возвратившись из далёкого прошлого включив телевизор. Контраст ты уже начинаешь чувствовать, когда выходишь на оживлённую трассу со спешащими куда-то мерседесами.- Как далеки они от жизни, а это запустение оказывается рядом, рукой подать.
Нет, несмотря на речи политиков, интересы страны их не беспокоят!
Не нашлось ещё предпринимателя, устроившего бы в этой зоне лагерь для экстремалов, любителей острых ощущение, только мы, пенсионеры, укрепляем здесь свою нервную систему, заблудившись и попав сюда.
Вот он готовый Гулаг, Беломорканал совсем рядом, и не надо никаких затрат на длительную пересылку.
Строительство, так популярных у наших правозащитников учреждений, идёт уже давно.