Чекан Александр Николаевич : другие произведения.

Грустный Город Рио-Гальегос

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.42*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Колючий зимний ветер почти весь июль разгуливает по Рио-Гальегосу. Он проникает с необъятного бушующего океана, где в белом от пены пространстве мчатся колоссальные волны. Отзвуки чудовищного воя и рёва стихии не достигают тихого печального города Рио-Гальегос. Атлантические призраки закрывают сумеречной пеленой даже солнце, которого в этом городе почти никогда не видно.
  Июльский вечер
  
  Графиня посмотрела влево и прошлась по зале. Графиня запрокинула юную головку и вздохнула. Графиня посмотрела прямо и мигнула кому-то невидимому. Графиня улыбнулась. Графиня взглянула на стенные ходики и тихонько сказала: "тик-так". Графиня прошлась по зале вправо и улыбнулась. Графиня постояла, посмотрела на потолок и задумалась. Графиня прошлась влево, к камину, потрогала пальчиком канделябр и задумалась. Обещали нехорошую погоду. Графиня шагнула и присела на диванчик. Графиня вдруг метнулась ручкой к своему левому ушку, тронула золотую серёжку с бриллиантиком и успокоилась. Графиня поднялась с дивана и устремилась к окошку. Стекло так незаметно - графиня нечаянно сломала ноготочек. Графиня вздохнула и увидела москита в воздухе. Графиня прошлась вправо по зале и стала скучать. Графиня прошлась через всю залу и присела в кресла. Графиня тайком ущипнула свою коленку и покраснела. Графиня позвала котика, но тот не приходил. Графиня поднялась и прошлась влево по зале. Графиня вздрогнула - стало зябко. Графиня подняла с ковра розу и бросила её в камин. Графиня вдруг растерялась. Графиня прошлась вправо по зале и запустила пальцы в волосы. Её локоны метнулись в глаза. Графиня прищурилась и улыбнулась. Графиня стала теребить какие-то нитки в своих платьях. Графиня поглядела вбок и засеменила к окошку. Графиня успокоилась и отошла к диванчику. Графиня удивилась и сделала шажок. Ещё шажок. Графиня вздохнула и улыбнулась. Графиня загрустила. Графиня прошла влево по зале и остановилась. Говорили, что нехороший будет день. Графиня что-то вспомнила, удивилась и улыбнулась. Графиня потрепала манжетик и всхлипнула. Графиня посмотрела на стенку и потревожилась. Графиня присела в кресла и скрестила ручки. Графиня увидела на своём пальчике колечко и загрустила. Графиня поднялась и попробовала успокоиться. Графиня склонила головку и улыбнулась. Графиня прошлась по зале и ей почудилось, что закричала сова. Графиня обомлела. В этот момент во входные двери громко заколотили, а потом кто-то побежал. Графиня бросилась к дверям и, не спрашивая "кто?", стала открывать. Ветер закружил её волосы. Графиня отшатнулась. В полутьме освещённого полнолунием двора было видно, что все розовые кусты поломаны, а ромашки затоптаны. Возле калитки лежал её любимец - котёнок Маркиз - он был задушен. Белоснежные стены её особняка оказались вымазаны золой и дёгтем. А на крылечке, точнее на мраморной площадке перед ним, ещё тёплым и издающим пар человеческим говном были написаны такие слова: "Это Вам за то, что Вы отвергли мою любовь". Графиня читала и плакала.
  
  Чёрный сезон
  
  Счастливо избежав возможной неприятной встречи с легавыми из префектуры, Алехандро-Серхио Каньон прокрался за угол и влез в занавешенную газетой форточку своей хавиры. Осмотрелся. Пусто. Недовольно похромал в комнату - стыренный накануне в аптечной лавке Мордехая пантопон почти попустил. Невыносимо болела жопа, куда Каньон заныкал четырнадцать килограммов кокаина, купленных по случаю очень задёшево. Перемежая скрип и смех, Алехандро-Серхио, приспустил штаны, кальсоны, исподнее, слегка раскорячился и запустил всю пятерню в зудящий анус. Нащупал там петельки и потянул наружу пакет. Задница почти трещала от натуги. Лицо Каньона мучительно сморщилось, и на лбу выступили крупные капли пота. Последнее резкое движение - внушительный кожаный саквояж с громким хлопком, словно пробка шампанского, вылетел из глубокой шахты и шмякнулся на паркет. Облегчённо захохотав, Каньон бросился к драгоценной ноше и разорвал кожуру. По полу волнами разлилось белоснежное озеро первоклассного колумбийского продукта. Каньон, вожделея, ухнул в центр кучи всё своё лицо и мощно заработал обеими ноздрями. Дышалось широко и долго. Скоро после этого Алехандро-Серхио устроился в креслах, закатал рукав мускулистой руки и вмазал в жилы восемь сантиграммов цыганского джанка из Палермо. Уно, дос, трес... йес, пошло, курва, попёрло. Мир теплел. По спине поползли колючие ёжики. Каньон, зажмурившись, довольно почухал роскошные чёрные бакенбарды и застонал. Чтобы обмыть удачный раскумар, Каньон выбухал прямо с горлышка бутылку крепкой баканоры, закусив её добрым пшиком дихлофоса по ноздрям. Не отходя от кассы, Алехандро-Серхио вжарил в левую ягодицу тройку кубов калипсола, а в правую, для справедливости - пятёрку оксибутирата. Дальше - больше. Каньон, поразмышляв, полез в оклеенный шифоном ларец, достал оттуда склянку винта и забодяжил в нём морфия, меря дозняк на глазок. Потом подошла очередь демерола, циклодола, валиума и множества других удивительных деликатесов. Остаток ночи Алехандро-Серхио провёл за томиком стихотворений Антонио Мачадо, без отрыва от кальяна с гашишем. Этот первоклассный хэш ему привёз к Рождеству знакомый русский поручик с Кавказа. Разыгрался аппетит - Каньон попил грибного чайку с мескалиновым повидлом.
  На рассвете в комнату пришёл его сосед и друг, Басилио Эскарабахо в домашнем халате и тапочках.
  - Здравствуй, Алехандро.
  - Привет, че.
  - Что, тоже бессонница?
  - Да так, знаешь ли... Кстати, Бас, а как того хера зовут? Я забыл.
  - Прости, какого хера?
  - Того эмигранта, из Европы. Ну, офицеришка, который жену мою поё*ывает.
  - А! Хорхе. Точно, Хорхе. А что тебе до него за дело?
  - Да так, брат, поеду с ним на пистолетах стреляться. Имею счёты.
  - А вот он тебя убьёт!
  - А не убьёт.
  - Как это? Говорят, со ста шагов бубновый туз бьёт.
  - Нет, че, не убьёт. Я и так убит. Разбит реально, вдребезги, чувак, это капец, это голяк.
  Басилио Эскарабахо ничего не ответил, только задумчиво потёр пальцами жирную небритую шею.
  
  
  Гордиев узел
  
  Однажды в Калькутте, на чемпионате йогов случился такой казус. Йог Броджмохан-баба, приехавший из дремучего Шимульгхата поразил собравшихся, скрутившись в доселе невиданную по сложности асану. Его тощее и гибкое тело превратилось в чудовищное макраме с немыслимым нагромождением сотен брамшкотовых и выбленочных узлов. Подивиться на чудесного мудреца приезжали даже из дальних царств. Но, увы, Броджмохан-баба, как ни пытался, не смог выйти из своей позы. Тогда Великий Раджа посулил мешок золота и орден богини Сарасвати тому умнику, который выручит йога и разгадает его тайну.
  Шли дни, недели и месяцы, но никто не мог изменить ситуацию и освободить Броджмохана-бабу. И когда уже все отчаялись, вдруг из толпы вышел красивый сильный воин из касты кшатриев, который вытащил острую саблю и одним мощным ударом разрубил Броджмохана-бабу на две половинки. Награда нашла своего героя. Памятуя о том, что смерть есть истинное освобождение, Великий Раджа велел написать историю о мудром йоге и находчивом воине золотыми буквами в книгу "Махабхарата".
  
  
  Три сестры
  
  Три сестры жили на окраине Рио-Гальегоса, снимая отдельный дом со всеми удобствами. Правда, душ был только летний и располагался на дворе - зимой бак замерзал, а жестокая пурга продувала насквозь дырявые доски душевой. Туалета не было и в помине. Топать испражняться приходилось аж за четыре квартала, где за мусорной свалкой была сточная канава. Ночью, однако, пожилые бабы путешествовать туда трусили, опасаясь нежелательной встречи с романтически настроенным пьяным быдлом. Поэтому после захода солнца они ходили в оцинкованное ведро, а выносили его по очереди, что было изложено в графике, вывешенном у них на кухне. По другим поводам дом они не покидали ни разу за свою жизнь.
  Имена сестёр просил не разглашать местный священник из церкви Святого Яго, поэтому озаглавим их 1,2,3. В ненастье они возились на крыше, собирая дождевую воду. 2 держала большой медный таз, потом брала пустой, а наполненный заносили внутрь дома 1 и 3.
  Вдруг они исчезли. Некие люди заявили куда надо. Явившиеся из префектуры два бугая влезли к сёстрам в дом через окно. Дверь оказалась не только закрытой изнутри, но и наглухо заколоченной девятидюймовыми гвоздями. Дом оказался пустым и нежилым - только стены, пол, потолок - никакой мебели, ни единого предмета.
  По городу поползли зловещие слухи. Ползли они больше года, но потихоньку расползлись и растворились.
  
  Подвиг
  
  Дивизия почти год не могла перейти двинуться в наступление. Неприятельский снайпер засел в дзоте с пулемётом и никого не пускал.
  Сержант свистнул - солдат с криком "ура!" побежал. Из дзота раздался выстрел - солдат упал замертво. Сержант дважды свистнул - два солдата с криками "ура!" побежали, но были моментально пристрелены противником.
  Капитан отдал честь и доложил обстановку. Майор отдал честь и провёл рекогносцировку. Шли долгие, тревожные дни. В полевом штабе товарищ генерал собрал штабной комитет для обсуждения стратегии и тактики. Полковник отдал честь и доложил обстановку. Товарищ генерал позвонил в ставку и доложил обстановку товарищу маршалу, который прятался в бомбоубежище от вражеской бомбардировки. Товарищ маршал приказал сохранять спокойствие и держаться до последней капли крови. Он немедленно вылетел на фронт.
  Товарища маршала встретил генерал, отдал ему честь и отправился принимать продовольствие и боеприпасы. Маршал, минуя штаб, промаршировал прямо на передовую и с криком "*б твою мать!" бросился к вражескому дзоту и накрыл своим телом амбразуру. Сотни тысяч пуль вонзились в старое сердце маршала. Блокада была снята. Не приходя в сознание, мужественный герой приказал долго жить в полевом госпитале.
  
  Крабы
  
  Бутылка выпилась быстро. Гарсон, третьим глазом чуя золотой дождь чаевых, носился на бешеном фокстроте, но и он потом не смог вспомнить, кто первым - Лусио или Пабло заказал варёных крабов. Вот только после этого заказа беседа у друзей расклеилась, если не сказать больше - Лусио просто ушёл в себя и в свой алкоголь, а Пабло зациклился на этих проклятых крабах и через каждую минуту требовал официанта для объяснений. Уже и администратор взбесился, выдул пинту текилы и пошёл разбираться, причём там крабы. Но и ему не удалось успокоить Пабло, у которого уже начиналась истерика - он закатывал глаза, завывал и поливал слезами всё вокруг, выкрикивая "крабы!"
  Мало кто заметил, что Лусио походкой матроса поштормил на кухню и что он скоро вернулся. Какое-то он покачался возле столика, а потом резко кинулся на Пабло и всем стал виден длинный острый нож, блеснувший в молниеносном ударе. Пабло вскрикнул и вместе со стулом повалился на спину. Лусио машинально ещё с минуту пырял друга, потом отшвырнул нож назад и отвернулся, подняв к лицу свои окровавленные руки. Пабло задыхался:
  - Что же ты наделал, че? Зачем ты меня порезал?
  - Не знаю, Паблито. Что-то нашло. Не знаю. Это всё крабы!
  - Ты же убил меня.
  - Паблито, я не знаю. Эти проклятые крабы, всё из-за них.
  - Ты что, психопат? Ты истеричка? Я же теперь умру!
  - Я ничего не понимаю. Я не подумал. И эти крабы. Крабы.
  - Нервы лечи, Лусио! Что же ты наделал!!! Признайся, это из-за Аделины?
  Но Лусио не успел ничего сказать - Пабло умер у него на руках и друг не отпустит его до приезда префектуры, которая потом увезёт Лусио в тюрьму, из которой он уже не выйдет до самой смерти.
  
  
  Эсперанса
  
  Много раз Эсперанса оставалась ночевать с Пепе Эстебаном на берегу, но всегда исчезала до восхода, потому, что солнечный свет вредит русалкам. Пепе знал это и знал одну величайшую тайну. Эту тайну ещё в раннем детстве Пепе Эстебану поздно ночью шепнул пробравшийся на асьенду мудрый лис, перед тем как его насмерть забили палками набежавшие пеоны-сторожа, охранявшие кур. И пришёл день, когда Пепе ясно вспомнил каждый кусочек луны, из тех, что отражались в спокойных глазах загнанного лиса. Эсперанса пришла бы только вечером, а вот день. Прошёл дождик. Пепе потянул воздух и стал ждать радугу. Над деревьями скоро могло блеснуть солнце. К Пепе Эстебану подкрадывались тихо, почти бесшумно, со спины. А он знал, что их двое, он не двигался, он понял, что жить ему осталось не более двух часов, а солнце всё терялось за облаками. Подошедшие двое с револьверами в руках недобро переглянулись ("этот? - он, он").
  - Эй! - крикнул бородач в какой-то униформе. - Слезай с камня!
  Пепе Эстебан не отреагировал, но это было не нужно - на него уже накинулись, малыш-толстяк рубанул рукояткой револьвера, снеся в кровь переносицу Пепе. В глазах потемнело, рука тщетно пыталась дотронуться лба.
  Пепе Эстебана убивали жестоко и долго, методично и остервенело, но привыкший к молчанию индеец не произносил ни звука. Бородатый хватал какие-то острые камни и молотил ими Пепе, изо рта и ушей которого хлестала кровь, заливая и глаза и волосы и руки. Его гибель, очевидно, была где-то на перекуре, потому что Пепе никак не умирал, ворочаясь с расквашенным лицом и искалеченным телом, со свистящим хрипом разодранного горла.
  Толстяк откинулся на траву и вытер потный лоб:
  - Потащили к реке, вон, сколько крови натекло!
  И они поволокли Пепе вниз к речке, где разрядили револьверы в его голову. Мёртвое тело бородач с силой толкнул сапогом, и оно сползло в воду, мгновенно превратившись в бесформенное кровавое облако. Посмотрев ещё пару секунд, двое торопливо покинули эту лужайку, негромко ругая, чтобы не молчать, свои измазанные руки.
  
  Мануэль Парада, самоубийца
  
  Мануэль Парада как-то раз осознал, что ему жить надоело. Придумал он застрелиться. Приготовил пистолет с патронами, набил кокаином ноздри и поднялся на второй этаж в пустую комнату. Модную в суицидальной среде прощальную записку он не стал строчить - стыдуха. А вот стаканчик, другой, да и третий кальвадоса как раз в самый раз. Парада прислонил чёрное дуло ко лбу, но тут в дверь вошла его обворожительная Долорес. Увидев сцену, женщина вскрикнула и бросилась выдирать у мужа оружие.
  - Не мешай мне, Лола! - рычал, сопротивляясь, Парада.
  - Отдай! Не делай этого! Маноло! - дрожа и плача боролась за супруга Долорес.
  - Я намерен! Мне жизнь надоела! - крикнул Парада и, ухитрившись, направил оружие к сердцу.
  В последний момент Долорес стукнула по дулу и выстрел прошёл мимо.
  - Лола! - недовольно гаркнул Мануэль Парада и тут они оба услышали позади детский вскрик.
  Обернулись. За спиной Мануэля стояла их шестилетняя дочь Исабель. Шальная пуля попала аккурат ей в грудь. На ночнушке расплылась большая кровавая клякса. Девочка качнулась и замертво упала на пол. Началась ругань, кто виноват. Потом Долорес, крича: "Теперь я не хочу жить!", схватила со стола пистолет и выстрелила себе в грудь и упала. Мануэль Парада от пережитого ужаса и трагедии немедленно желал покончить с собой. Но едва он поднял с пола пистолет, в комнату ворвались вооружённые сотрудники префектуры, которых вызвали на шум бдительные соседи. Увидев пистолет в руках Мануэля, они открыли шквальный огонь, изрешетив и его и всё вокруг.
  Уже на другое утро во всей аргентинской прессе появились заметки подобного содержания: "Озверелый пьяный маньяк пристрелил жену и четверых годовалых дочерей. Оказал вооружённое сопротивление властям. Был ликвидирован на месте".
Оценка: 3.42*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"